В окно было видно старую кирпичную двухэтажку и двор, в котором теснились небольшие деревянные строения, жильцы между собой называли их "стайки". А ещё проглядывал между домами кусок синего неба и солнце, которого хоть и не было видно, но оно здорово пригревало через оконное стекло. Колька стоял спиной к окну, и даже через рубаху чувствовал его горячие лучи. А впрочем, жарко ему было не только от весеннего солнышка. Напротив его и так близко, что он чувствовал запах её волос и тепло её тела, стояла Люська. Ну это она раньше, когда вместе по крышам стаек бегали, была Люська, а теперь... в зелёных глазах он ясно видел жёлтые чёрточки, а на губы даже смотреть боялся. Зашел же к Серёжке, Люськиному брату и вот, на тебе, его нет дома. Ну нет и не надо, ушел бы, ан нет... И как это его угораздило?
Сначала его губы коснулись её волос, потом он почувствовал у себя на груди её ладони, потом... потом вспоминается только запах её губ, они пахли молоком и ванильной булочкой, всё остальное тонуло в сладком мареве онемевших колен и стучавшей в висках крови. Уже стоя в дверях, брякнул что-то нечленораздельное и ушел на ватных ногах. Хоть и было это давно, лет пять тому назад, ещё до аварии на дороге, из-за которой Колька пашет теперь на этой стройке, а Люська осталась там, в далёком детстве, однако память бережно хранила и без спроса выдавала, запах Люськиных волос и ванильной булочки, которой пахли её губы.
-Тьфу! Чёрт! - Николай, шагавший последним в строю условно-освобожденных возвращающихся из рабочей зоны в жилую, запнулся за что-то на ровном месте и чуть не растянулся.
- Гляди под ноги. Совсем разморило? - буркнул Василий, помогая ему удержать равновесие.
-Да-а, - неопределённо хмыкнул Николай и поднял глаза к небу, а там... солнце сияло как сумасшедшее, как тогда... и опять пригревало спину так, что он явственно почувствовал запах молока и ванильных булочек.
-Под ноги смотри, а не по сторонам лупай! - озлился Василий, когда он опять наткнулся на его спину, и уже беззлобно добавил, - ишь ты, как весеннее солнышко молодых по темечку бьёт.
Николай уж было хотел что-нибудь буркнуть в ответ, но взгляд его упал на калитку дома, мимо которого они проходили, а там... там стояла в красном шёлковом халатике черноволосая женщина:
- Не поможете водички в дом принести? - и улыбнулась так, что Николай невольно шагнул в её сторону.
- Ладно, помощничек, шагай. Но чтоб к отбою - как штык! Усёк? - старший в группе мужик не вредный, но чтоб так раздобрился, тоже, наверно, солнышко пригрело.
Через неделю Николай выводил огрубевшими на стройке пальцами буквы заявления, мол, прошу разрешить проживание у жены.
Солнце уже село, вечерняя прохлада приносила с собой запах полыни и остывающего песка, так пахли волосы у черноволосой Санны, и глаза у нее были чёрные, бездонные, с раскосым разрезом, а вместо жёлтых чёрточек отражался в них лунный свет.
Николай зажмурил глаза: "Ну почему, почему, мы любим одних, а женимся на других? Я это в книжке вычитал? Или сам придумал?" - подумал он. Потом дописал заявление, потянул носом степной воздух: " Ну и что? Всё как у всех", - и понёс заявление начальству.