Аннотация: Когда трагичное и обычное, житейское, рука об руку идут.
За долгие годы работы в должности участкового Иван Федорович всякого насмотрелся. Бывает, случается такое, что в страшном сне не привидится, а нервы у людей не железные. Да и сами люди иногда такие загадки преподносят, куда там ваша мистика. Но чтоб такое!
- Иван Федорович, у меня по стене кафель трещиной ползёт!
- Уважаемая Анна Петровны, это вам в управляющую компанию. Или к кому другому, кто разбирается в это деле. А я всё больше по части правонарушений!
- А я о чём? Кафель-то не сам по себе "ползёт"! Вы не спешите, вы выслушайте! А то ведь я и пожаловаться на вас... э... куда следует могу. Мол, не прислушиваетесь к сигналам граждан! Не принимаете мер! И пойдёте с государева оклада на вольные хлеба!
- Анна Петровна, да что ж это такое? Вы никак запугиваете меня?
- Я? Вас? Вот... - и распахнула плащ. - Смотрите, никакого оружия в помине нет! Я к вам с информацией!
-О кафеле? - Уже мягче поинтересовался участковый, убедившись, что оружие под плащом совсем другого плана.
-Тьфу на вас! При чём тут кафель?
- У-ё...ё... карный бабай! Давайте по порядку.
- Значит так... - женщина встала, выглянула за дверь и только потом начала свой рассказ. - У нас в доме...печатают деньги.
- Г... где?
- А вот вы и узнайте - где?
- С чего вы взяли?
- Я же вам сколько толдычу? Трещина по кафелю ползет!
- Ну? - Иван Фёдорович вытер платком вспотевший лоб.
- Дом у нас старый, стены толстые, подвалы глубокие. Раньше у нас там на каждую квартиру по стайке было... это же никуда бегать не надо: ни за картошкой, ни за огурчиками... опять же...
- Анна Петровна?
- А?
- Вы забыли?
- Чего это я забыла? Вы, товарищ офицер, не перебивайте. Так вот... опять же самогоночка... и, заметьте, ни одна собака... э... простите, милиционер, в самую борьбу с самогоноварением не находили!
- Ну?
- Вот что с вами делать? Перебиваете на каждом слове?
- Ну?
- Тьфу! Значит так! Печатный станок работает, стена трясётся, от этой тряски по стене ползёт трещина.
- Полная чушь!
- Ага? А чего это тогда стена только по ночам трясётся? Когда в доме все угомонятся?
- Вам не спится, вот и мерещится... всякое...
- Да? А вы проверьте! Кафель то мне не за напечатанные, а с собственные заработанные восстанавливать! Так что ничего мне не мерещится!
Следующую ночь Иван Федорович провёл в квартире Анны Петровны. Вечером она настряпала румяных и пышных пирожков. Одинокому Ивану Фёдоровичу не часто выпадало такое удовольствие, и он, не заметив как, съел столько, что ему казалось, будто последний пирожок застрял в пищеводе, упираясь в туго набитый желудок. Анна Петровна мирно смотрела какой-то сериал. Она вздыхала, шмыгала носом и промокала белым платочком глаза, чем неописуемо злила объевшегося Ивана Федоровича. "Угостила бы двумя, тремя штуками, но зачем выставлять целый тазик?" - возмущался про себя участковый.
От тяжести в желудке, от жуткого сериала, от того что он сидит в чужой квартире, где ни сесть ни лечь в свободной позе, ему хотелось хлопнуть с размаху дверью и перепрыгивая через ступени, кинуться бежать! И когда уже никакого терпения не осталось, Анна Петровна подняла вверх указательный палец.
- Вот, началось!
- Я ничего не чувствую.
- Пошли на кухню.
На кухне подошла к стене, приложила руку.
- Щупай.
Иван Федорович дёрнулся, но тоже приложил руку к кафелю и точно, почувствовал вибрацию.
- А ещё вот, смотрите, - и сдвинула вплотную друг с другом на полочке, прикреплённой к стене, два хрустальных фужера.
- Ну, что?
Едва уловимый звон хрусталя повис в ночной тишине.
Ткнула пальцем в кафельную стену.
- Вон, вон! Видите? - А там и в самом деле по кафелю вилась тонкая трещина!
- И от этой вибрации она постоянно увеличивается! Ну что, скажите мне на милость, могут делать у нас в подвале, что так дрожат стены?
- Так может это и не в подвале?
- Не скажите. Я тоже сначала подумала, что кто-то ремонт делает. Ну и несущую стену снести собрался. Пошла в управляющую компанию. А там мне говорят, никто ничего у нас не сносит в доме. И вообще, это трамваи создают такой шум. А я говорю: какой шум? Жуткая вибрация! А они мне: вы одна живёте? Да, - говорю. "Так, - говорят, - заведите собаку!" А я не могу завести собаку! У меня породистая кошка! Вот! И вообще, причём тут собака, когда стена вибрирует? Но с тех пор стена днём и вечером вибрировать перестала. А ночью так и дрожит! Может, что в дымоходе... вибрирует?
- В каком дымоходе? - Сел, где стоял Иван Федорович. Хорошо, что стоял возле кухонного стула.
- Так раньше-то в нашем доме печи на кухне были. На них и готовили всей секцией. Это уж потом все квартиры получили, разъехались. Ну и печи... кто снёс, а кто нет. Вот и у нас снесли. Я тоже не всегда одна жила. Как раз на дымоходе кафель-то и трескается.
Факт оставался фактом. Стена действительно вибрировала и трещина на кафеле увеличивалась, а ещё тонкий, едва уловимый в ночной тишине звон хрусталя плыл по кухне.
- И что, это только у вас... творится?
- Снизу магазин сделали. Там хоть затрясись - не услышат. За стеной молодёжь - там по другой причине всё... трясётся. А сверху - Васька - пьяница. У него вся семья трясётся, когда он поддатый вечером возвращается. Вот и выходит, что услышать эту вибрацию могу только я. У меня-то тишь да гладь, пока внук Ванька с практики не вернулся.
- Так он что не с родителями живёт, а с вами?
- Ну, вообще-то считается - с родителями. Но нам с ним вдвоём без них способнее. Я роман дописываю - Ванька научный консультант. Ну и он диплом готовит, я материалы подбираю, опять же печатаю на чистовую.
- Н... да. Бабушки пошли...
- Вы от темы, Иван Федорович, не увиливайте. Как быть со станком-то?
- Э-э-эх? Грамотная женщина и туда же!
- Куда это туда же?
- Да что это вам шутки что ли - деньги печатать?
- А кафель что, шутки ради трещиной ползёт? И вообще - убьют меня, будите знать!
- Вас-то за что?
- Ох, ещё форменный участковый! За то, что раскрыла их! Вам донесла!
- Давайте так: вот вам моя визитка, если что... звоните сразу. - Посмотрел на недовольное, расстроенное лицо Анны Петровны: - Я это дело так не оставлю. Но для серьёзного расследования требуется время. Согласны? Ну а вы пока больше ни с кем об этой трещине не говорите.
И уже было собрался выходить из квартиры, даже ботинки обул и зашнуровал, как вдруг его кольнуло:
- Так говорите, днём и вечером вибрировать перестало, как в управляющую компанию сходили?
- Ну да. Только по ночам... ползёт трещина, - отчего-то еле слышно прошептала женщина.
- У вас фонарик есть? Хотя нет. Не надо. Оставайтесь дома, закройтесь. И никому не открывайте, пока я не вернусь.
- И как долго?
- Не знаю. Как получится.
- А... если плохо получиться?
- Тьфу, на вас! Ждите! - И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Прохладный ночной воздух залез в рукава, за шиворот. Иван Федорович осмотрелся. На улице ни души. Все нормальные люди спят, и только он ищет: отчего дрожит стена в доме... очень даже интересной женщины? А утром, между прочим, на работу.
- У-e-ёкарный бабай! - И, съёжившись, пошёл обходить дом. - Если кто-нибудь где-нибудь что-нибудь (тьфу! тьфу!) промышляет, то не в темноте же? Значит, увижу свет. - Рассудил участковый и двинулся за угол. Шёл, согнувшись в три погибели, вглядываясь в подвальные окна, которые в борьбе за безопасность заварили металлическими листами, но по настоятельной просьбе жильцов, прорезали посерёдке круглые отверстия, чтобы кошачье население в морозы могло приходить на ночлег.
Завершив "круг почёта", уселся на лавочке. "Ни в одном окошке ни зги ни видать. Но стена-то трясётся!" - подумал так, и пошёл по второму кругу. Теперь заглядывал и в окна первого этажа. Опять ничего.
Анна Петровна встретила его вопрошающим молчанием.
- Ничего... - развёл руки в стороны. - Утро вечера мудренее. Пойду-ка я домой.
Иди было недалеко, и Иван Фёдорович направился пешочком. Возле своего подъезда оглянулся на дом Анны Петровны.
- Ёкарный бабай! Только чёрта не хватает!
На подсвеченном городскими фонарями небе, выделялась массивная кирпичная труба, пристроенная к дому Анны Петровны, и из этой трубы в прохладном ночном воздухе вился то ли дымок, то ли просто тёплый воздух.
"Это ж когда печки в квартирах убрали, то в доме запустили общедомовую котельную! И только через десять лет, когда ТЭЦ построили и дом подключили к городской сети, котельную забросили. И забыли!" - вспомнил участковый.
- Вот же, это ж надо? Ну, молодому бы было простительно. А я-то, я-то, старый хрен! Ведь на моих глазах все происходило! - ругнулся вслух.
Иван Фёдорович стоял у своего подъезда и не знал то ли назад бежать, то ли отложить назавтра? С одной стороны, всё равно теперь не уснёт, с другой - один ночью... нет, надо организовать всё как положено. И шагнул в подъезд. Не успела за ним захлопнуться железная дверь, как в кармане зазвонил телефон.
- Иван Фёдорович, там, в двери кто-то ключом возится, от... отмыкают...
- Бегу назад, уже бегу! - И на ходу, набирая номер дежурки, кричал на весь подъезд:
- Это участковый Федотов. Ты Михалыч? Отправляй кого-нибудь по адресу Рабочая 6 - 27. Срочно, Михалыч. Дежурка на выезде? Охринел! Там девчонку убьют! Какая тебе разница, какую! Только твоя машина? Отправляй! Кого в машину? Чёрта лысого!
Подбегая к дому Анны Петровны, только что, как та собака, не высунув язык, еще издали увидел патрульную машину. Подумал: "Повезло. Где-то рядом проезжали! Жмот Михалыч свою пожалел". То ли от пробежки, то ли от волнения, пальцы попадали не в те цифры кодового замка, и только с третьего раза дверь лязгнула и открылась. Толкнул двери квартиры Анны Петровны:
- Анна Петровна?
- Тут я, тут! Только теперь отомкнуть не могу.
- С вами всё в порядке?
- Со мной - да, а вот... - дослушать Иван Фёдорович не успел. Сверху по лестнице раздалось:
- Стой! Баран! Стой, стрелять буду! - гулко отдалось в подъезде. Дальше послышался звон разбитого стекла: - А чтоб тебя, идиот! - И по лестнице забухали шаги. Иван Фёдорович прижался к двери. Из оружия только длинный дверной ключ. Выхватил его из кармана. Мимо с автоматом в руках, прыгал через ступени ППСник:
- Вы кто?
- Участковый. Это я просил прислать вас...
- Ну как же без нас? Спасибочки! - на ходу съехидничал ППСник. - Злодей выпрыгнул в окно верхнего этажа. Айда вниз.
У подъезда на чёрной земле лежал парень. Рядом с открытой дверкой машины стоял второй ППСник и звонил по телефону:
- Скорая?
Иван Фёдорович наклонился присматриваясь:
- Вроде живой, - пощупал пульс. - Звони! Звони! - Увидел расплывающееся из-под головы бордовое пятно. - Эх, молодо - зелено! Чего прыгал? Так это же... ёкарный бабай!
- Земля мягкая. Клумба тут. Этаж не сказать, чтобы высокий. С четвёртого летел. Да и не кулём, а сгруппировался, - рассудил ППСник. - Так вы его что, знаете?
- Можно и так сказать. Он недавно срок отбыл... незначительный. Ну и у меня на учёт встал.
- Не повезло ему. Та клумба кирпичиками огорожена. Похоже на один из них головой угодил.
И закричал в телефон:
- Скорая? Едите? Город пустой! Ночь! Долго, говорю, едите!
- Михалыч? Группу отправляй. Парень из окна... выпрыгнул. Пока не знаю что. Скорая приедет, будет видно. Девчонка? Какая девчонка? А-а-а! Счас узнаю. - Направился в подъезд Иван Фёдорович.
За дверями квартиры Анны Петровны стояла тишина.
- Анна Петровна? - поскрёбся в дверь.
- Вы, Иван Фёдорович?
- Открывайте, не бойтесь.
- Так не могу.
- Вы не ранены? У вас всё в порядке?
- Какой в порядке? Мне теперь что, тут пожизненно оставаться? На окнах решётки. Дверь железная. А в замке чайная ложка торчит!
- Так накой чёрт ложку-то...
- Так чтоб не отомкнули! Уж лучше дверей и ложки лишиться, чем жизни! - неслось из квартиры.
Скорая ещё не успела отъехать, как во дворе показалась неясная тень.
- Кто там? - окликнул Иван Федорович.
- А что тут ходить запрещено? - Тенью оказалась молодая девушка.
- А вы к кому?
Но вопрос повис в воздухе:
- Коля!!! А-а-а!!! Коля! - Кинулась к носилкам.
- Отойдите, не мешайте!
- Он живой? Что с ним?
- Пока скорее жив... чем мёртв. Но если будите мешать... - пожал плечами медик.
- Я с вами!
Иван Фёдорович, придержал девушку. Скорая уехала. Возле дверей комнаты Анны Петровны копался сонный слесарь, чертыхаясь сквозь зубы:
- Ну, мужики по пьяни лампочки в рот суют, бывает. Но что такое должно в голову бабе стукнуть, чтобы чайную ложку ручкой в замочную скважину запихнуть?
Когда же, наконец, дверь открылась, по подъезду поплыл изумительный запах домашних пирожков.
- Да вот, подумала: бьётесь тут у меня под дверями всем скопом полночи. Проголодались, поди? А я всё равно под замком, тесто оставалось, вот и пока суть да дело напекла. Кушайте.
- Анна Петровна, а почему не ключ, а ложку? - с опаской спросил Иван Федорович, показывая пальцем на развороченный замок.
- Кино смотреть надо! Ключ либо выпихнут, либо повернут за бородку, да им и откроют! - И поджав губы, с укоризной посмотрела на недогадливого мужика.
Девушку звали Людмила Кирякова.
- Мы с Колькой со школы дружили. А тут, два года назад его посадили за... да не за что, в общем-то. - Она швыргула носом, размазала кухонным полотенцем Анны Петровны тушь на ресницах, и продолжила рассказывать.
- Я ждала его. Родителям сказала, что в армию забрали. Ну... так его мама просила. Она очень хотела, что бы у нас всё хорошо было. А работает в управляющей компании техником. Отца у Кольки нет. После тюрьмы на работу никуда кроме как грузчиком на базар, не берут. А мы пожениться хотим... Ну и ему друг, он там... в тюрьме с ним познакомился, предложил способ заработать много и быстро. А для этого нужно было помещение, такое... чтобы никто не видел и не знал, что там делается. Вот Колькина мать и показала нам эту котельную. Колька сказал ей, что нанял китайцев с рынка, хочет нашить поддельных спортивных костюмов и продать на том же рынке. А как на квартиру заработает, то сразу всё производство и свернёт.
Но ведь он же не сказал... - захлебывалась слезами и соплями Людмила, - что никакие это не костюмы. Его знакомый наладил производство... какой-то дури. Тут помещение подходящее - бывшая котельная. Окошек нет, вход с улицы. Замок на дверях для бутафории. А так внутренний врезали, ключом отмыкаем. Там труба, вентиляцию установили быстро. Колькиной маме сказали, что от налоговой прячемся.
А тут Анна Петровна пришла в управляющую компанию и давай выяснять, отчего это у неё стена трясётся. Колькина мать в крик. Хватит, мол! Завязывайте со своими костюмами. А то опять в тюрьму угодит! А его знакомый ни в какую. Тут я Анну Петровну увидела, когда она из милиции выходила. Вот Колька и решил припугнуть её, чтобы... не жаловалась ... ну, будто не слышит, что вентилятор работает. Ведь никто кроме неё и правда не слышит!
- Так сейчас его "друг" там? - Оперативник поднялся со стула.
- Куда ж ему деться? Я дверь дернула. А она на замке. Колька вышел и замкнул за собой. Он же должен был вернуться. Значит там и сидит... кашу варит.
- Да, заварили вы, девушка, кашу! Как расхлёбывать будите?
- Главное, чтобы Колька жив остался. Можно позвонить в больницу?
Иван Фёдорович кивнул. Говорил и глядел на Людку.
- Алло? Да, тот самый, что выпал из окна. Что? Жив? - Людка промокнула полотенцем глаза, даже попыталась вытереть размазанную тушь.
- Ну, слава Богу, - Иван Федорович тоже собрался вздохнуть с облегчением. - Что? Что вы говорите? Ка... какой овощ? Лучше бы... - увидел, как побледнело лицо девушки. - Кому лучше бы? Ему и его родным? Что такое вы говорите?
С той ночи прошло больше месяца. Иван Фёдорович по достоинству оценил пироги Анны Петровны. И теперь вопрос стоял о том, что внуку Ванечке либо придётся потесниться, либо переехать к родителям.
"Друга" Кольки арестовали. Людку отпустили на подписку о невыезде. Всё-таки была в курсе дела. Да и не только. А вот Колька заплатил самую большую цену. Он остался жив, но как врачи говорили, лучше бы помер. И это правда. Потому что Кольки-то как такового и не было. А был некто, кто ни есть, ни пить и вообще ничего не мог. Но самое страшное, он даже не знал, что жив. Хотя... разве это жизнь? И есть ли такие материальные блага, которые стоят таких жертв?
Если бы Людка могла вернуть всё назад... если бы могла. А пока она могла помогать Колькиной матери. Ждала, когда дело передадут в суд, и читала бесконечные статьи в интернете, выискивая хоть малую возможность помочь Кольке, всё-таки их будущему ребёнку нужен папа, а не "овощ".