Аннотация: Глава 9 Чаша терпения романа "Машка проститутка".
Глава 9 Чаша терпения
Поезд прибывал на первый путь. Мария стояла у окна, высматривая на перроне сына и мужа.
- Вон, вон мальчик в синей шапочке, видишь? - теребила стоявшую рядом Алёнку, - это мой сын - Серёжка, а рядом его папа - Сергей Владиславович.
- Вижу я, вижу... - как-то грустно и даже сердито проговорила Алёнка. - Только мой папа - лучше... - и отошла от окна.
- Конечно, твой папа - для тебя самый лучший, а для Серёжки - его папа... - наклонилась к Алёнке. - Ты не скучай. Он обязательно вылечится и приедет за тобой. - В этот момент лязгнули буфера вагонов и поезд остановился.
- Берём вещи и на выход, - заторопилась Мария.
Сын обнял Марию обеими руками за шею и молча сопел уткнувшись ей в плечо. Муж улыбался ласково и приветливо. Марии даже подумалось, что, возможно, зря себя накручивает по поводу Алёнки. Но так и не решилась сказать чья Алёнка дочь, тут же найдя себе оправдание: "Не по дороге же".
- Может уже хватит обниматься... на людях? - Алёнка недовольно подергала за рукав Марию.
- А... это тот самый ребёнок? Помню, помню тот твой звонок. Ты что-то говорила про какую-то сироту... - только теперь обратил на Алёнку внимание Сергей. - Из деревни? Чувствуется. Не скажу, что рад.
- Ну что ты? Это Алёнка и она вовсе не сирота, - запнулась на полуслове Мария.
- Думаю уже завтра ты определишь ребёнка куда следует, - и направился с вещами к стоянке такси.
- Я не сирота! Ясно вам? И не надо меня никуда определять! Мой папа вылечится и за мной приедет! - звонкий голос Алёнки звенел от обиды.
- Алёнка, Алёнушка, не волнуйся, Сергей Владиславович не знал же, что твой папа жив...
- Вот как? - удивился Сергей. - И папа жив, и наверняка мама имеется. Так почему бы эту маму не поискать?
- Серёжа, ну ты же знаешь, я работала в госпитале, от которого рукой подать до линии соприкосновения. А там... - Мария посмотрела на Алёнку... - Алёнушка, твоего папу перевели в самый лучший госпиталь и всё у него будет хорошо! Вот увидишь.
В этот момент возле их дорожных сумок остановилось такси.
- Так, садимся, садимся... - Сергей распахнул дверку машины.
- Хочешь у окна посидеть? - младший Сергей галантно топтался у дверки, пропуская вперёд Алёнку.
- Хочу. А можно? - Алёнка посмотрела на Сергея старшего.
- Хм... хорошо. Садись. Только ничего не трогай, а то вывалишься по дороге.
В этот вечер Мария так и не решилась объяснить мужу чья это дочь.
А утром застала удивительную картину. Свекровь, усадив Алёнку на стул в зале, заплетала ей косы.
- Девочка моя, это же надо- сирота при живых родителях! Не боись, мы своё возьмём!
- А я и не боюсь. Папа вылечится и за мной приедет.
- А мама-то, мама куда твоя запропастилась?
- У неё теперь новая дочка, - ничуть не удивилась вопросу Алёнка. Видимо не первый раз приходилось подобный вопрос слышать.
И свекровь, повернувшись к Марии, спросила:
- Где документы девочки? Буду оформлять опеку. Пенсию и всё другое положенное ей и её опекунам за отца. Там теперь такие условия - ого- го!
- Людмила Ивановна! Спасибо, конечно за заботу, но никакого опекунства оформлять не будем.
- Ну да, так просто себе на шею посадим! Тоже мне, родственница нашлась!
- Я не родственница, я не родственница! Тётя Маша старая... ой! в общем одноклассница моего папы! А про родственницу, - кое-как перевела дыхание Алёнка, - так, когда тётя Маша меня забирала из дома, пришла соседка, ну я ей и соврала, чтобы она чего плохого не подумала, - взахлёб торопилась объяснить ситуацию Алёнка. А договорив, плюхнулась на диван, довольная,
что так ловко всё разъяснила. В дверях с полотенцем в руках эту сцену наблюдал Сергей.
- И как же твоя фамилия, ...э...не родственница?
- Протапова.
- Та-а-ак! - Сергей вытер об полотенце руки, подошёл к Марии и с размаха влепил ей пощёчину! - Вот значит, на какой линии соприкосновения ты была! Как, приятно... соприкасалась?
Марии вдруг, на мгновение вместо лица мужа показалось перекошенное злобой лицо Василия и рухнула она не на чистый пол, а как тогда - на грязный асфальт.
- Я же говорила! Говорила! Проститутка! Какая Мария Владимировна?! Машка - проститутка - была, ей и осталась! - выпалила свекровь.
Мария торопливо собирала сына. Алёнкины вещи ещё стояли не распакованные. Хотя всех вещей - хозяйственная сумка её бабушки.
Ранее утро. Деловито спешат люди, торопится транспорт. А в тот раз... в тот раз был поздний вечер, и она с сыном добиралась к тёте Люде. Теперь с ней двое детей и пощёчина полученная при них от мужа ни за что! Да сколько же можно? Дежавю какое-то сама себе организовала! Опять же свалится к тёте Люде теперь с двумя детьми! А там и так её братик Гошка живёт.
- А почему мой брат живёт не со мной? Почему? - спрашивала сама себя. - Потому что я живу в чужом доме! В чужом!! - и сама не замечала, что рассуждает вслух.
- У нас в деревне сосед Прошин за тётей Валей с топором бегал. Слава Богу, не догнал, - как-то очень по-взрослому вздохнула Алёнка.
- Нельзя так, понимаешь? Нельзя! - как нельзя, чего нельзя, объяснить толком ребёнку Мария не могла. Но для себя решила - так дальше жить точно нельзя!
Сын молча шагал рядом.
Алёнку надо было определять в школу. Из документов: свидетельство о рождении и справка из госпиталя, где её папа находился на излечении. И Мария очень волновалась, что придётся доказывать, почему при ней чужой ребёнок. Но опять, как тогда с комнатой, помог участковый. Отправил в госпиталь запрос и получил подтверждение. Ну и в школе хорошо знали многодетную семью Дороховых, да и свою лучшую ученицу Машеньку Артемьеву не забывали.
Для Алёнки эта была первая перемена в её новой школе. Она вышла из класса, и не зная куда деться, пошла по коридору.
- Ай! - кто-то дёрнул её за косичку. Она оглянулась, кто бы это мог быть? И услышала:
- Ты что? У неё же тут четыре брата учатся. Костей не соберём... после уроков, - пояснял один мальчишка другому.
- А я и сама не без рук! - и ухватила предполагаемого обидчика за чуб!
От материи Алёнки не было ни слуху, ни духу.
- И слава Богу! Вот уж Димка оклемается... - рассуждала тётя Люда, - да знаю я, знаю! Без ног, конечно, тяжко, но без ног это не без головы! Так я о чём?
- Про Димку, - улыбнулась Мария, помешивая поварёшкой кашу в пятилитровой кастрюле. - Раньше, вроде кастрюля была поменьше.
- Кастрюля была поменьше, так и едоки - помельче. Узнаёшь? - и Мария увидела ту самую вешалку, которую когда-то соорудил для её школьной формы Георгий Фёдорович.
- Цела... - улыбалась Мария.
- Не просто цела, а пригодилась... Алёнке. Так вот про Димку... тут перевод пришёл. На наш адрес, но на твоё имя. От него.
На работе Сергей вёл себя так, будто всё в их семье было прекрасно и замечательно. Вот и в этот раз заглянул в ординаторскую:
- Маша, пошли на обед. А то у меня совсем мало времени!
Мария оглянулась. В кабинете никого кроме неё. Но если это не показное поведение перед посторонними людьми, тогда что? Пощёчина, оскорбления - это всё как бы не в счёт?
- Нет, спасибо. Я уже пообедала.
- Ну как хочешь, - подошел к окну, потоптался по кабинету, - пойду один, пожую... чего-нибудь...
У меня ни одной рубашки чистой. Да, ладно. Главное тебе хорошо живётся ...
Что спорить с Сергеем, или как-то объясняться - себе дороже, это она уже поняла, и что надо бы подавать на развод тоже понимала. Но, вот решиться никак не могла. Чего ждала, на что надеялась? Сама не знала. Опять же, то была одинокая, а теперь того хуже, станет "разведёнкой". И пойдут пересуды: мол, Сергей не пьёт, даже не курит, всё в дом, всё в дом, образованный, красивый, аккуратный... Ясно она что-то набедокурила... От такой лучше держаться подальше.
А ещё отчего-то было жалко Сергея. При каждой встрече он пояснял, какую лапшу Доширак ел сегодня на ужин.
- Оно конечно, на каждый роток не накинешь платок, - рассуждала тётя Люда, - но... может попробуешь помириться? Ломать не строить - душа не болит.
- Я ни в чём не виновата. С чего мне идти с повинной?
- А ты не с повинной, просто объясни, как всё получилось... Ну не дурак же, должен понять.
- Мне так даже лучше. Для всех я замужем, а его рядом нет.
- Всю жизнь одинокой - какая радость?
- Я так замужем нажилась, что пусть хоть арабский шейх с предложением пожалует - не пойду.
- Ну сын то у тебя не от арабского шейха, - вздохнула тётя Люда.
Вечер стоял тихий, тёплый. Даже створку окна распахнули настежь. Мария проверяла у мальчишек уроки, Алёнка первая закончила с уроками, и устроившись на табуретке, раскрашивала на картинке теремок. Тётя Люда наглаживала рубашки и вздыхала, что вот купить бы нейлоновые, их гладить не надо. Но дороговато, а вырастут из этих дорогих рубашек - глазом моргнуть не успеешь. Георгий Федорович осматривал ботинки мальчишек.
- Георгий, твой ботинок каши просит. Как же ты сподобился наполовину подошву оторвать?
- Да не пинал я в этих ботинках мяч! Не пинал! Об... об камень... запнулся... там у дверей лежит... - оправдывался Гоша младший.
В дверь вежливо постучали и вошёл Сергей.
- Здравствуйте. Пойдём подышим воздухом? - кивнул Марии. Она накинула телогрейку тёти Люды и вышла следом за Сергеем. Устроились на лавочке, той самой что напротив окна в темноте пряталась.
- Неужели ты не понимаешь, что портишь жизнь сыну? В каких условиях ребёнок живёт?
- Я в этих условиях не плохо выросла...
- Ну да, даже кликуха есть - Машка - проститутка!
- Если ты меня оскорблять пришёл, то разговора не получится! И нет у меня никакой клички! Я не собака!
- Ну не с потолка же её моя мама взяла? Говорит, слышала, как две соседки на лавочке твою персону обсуждали. Одно имя мама даже запомнила - Евдокия... э... толи Макаровна, то ли Марковна...
- Понятно. Это те самые подружки, что за домом в старом нужнике тонули. Марковна она, Евдокия Марковна. Она на меня даже заявление участковому писала.
- Вот видишь! Значит, точно - не придумала мама. Всё вылезают и вылезают твои старые грешки!
- Какие грешки? Её тогда чуть за клевету не привлекли. Я пожалела, пожилая она уже, заявление писать не стала.
- Маша, ну съездила, виновата... я бы на твоём месте в ногах у меня валялся, прощения просил...
- Я ни в чём не виновата. Не за что мне прощения просить!
- Конечно не виновата, это не ты к нему рванула, он приехал! И потом, неужели не понимаешь, как ты мешаешь этим людям? Мало того, что у них своих трое, ты своего братца им на шею повесила, а теперь ещё двоих удружила. Тебя как, советь не мучает? Шестеро детей! Ты в состоянии здраво посмотреть на ситуацию? У нашего сына отдельная комната, у нас с тобой тоже все условия... а ты... Эгоистка. Не о себе, так о людях, тебя приютивших подумай...
Голос Сергея звучал то мягко, то требовательно. А Мария заливалась слезами, не в силах ничего сказать. Ведь всё так и есть, там у сына отдельная комната, а здесь мальчишки "вальтом" спят, чтобы ей место освободить. И не вытерпев такого напора, бросилась в подъезд. В комнату, где находилась вся семья, заходить не стала, куда с зарёванным лицом? В соседней комнате зарылась носом в подушку на кровати Алёнки.
- Машуня, Маша? - в комнату скорее прокралась, чем вошла тётя Люда. - Оно это... окно было открыто, лавочка напротив... ну я подслушала. Прости, но... это... Машуня, разводись. Григорий Федорович так и сказал: места всем хватит!
Мария, села и обняв тётю Люду, уткнулось в её мягкое, тёплое плечо.
- Во-первых, это твоя комната. Во-вторых, ты сама зарабатываешь, да и Димка присылает для Алёнки. А у Гоши - пенсия за потерю кормильца.
- Сколько той пенсии? Я же всё понимаю... Целый детский сад. Всех обстирать, накормить... Прав, Сергей! Прав! - заливалась слезами Мария.
- Ну хватит! Успокаивайся. Я тебе валерьянки накапаю. А дурацкие мысли из головы выбрось. Дурака послушаешь - сама дура будешь!
- Сергей не дурак, - хлюпала носом Мария.
- Ну да, похуже будет... - гладила Марию по спине тётя Люда. - Умный стервец опаснее любого дурака.