Аннотация: Основано на реальных событиях. Нет уже Любаши в живых. А Нинка бабушкой стала, да и Вовка тоже постарел. Рассказ занял второе место на конкурсе ВНЛ 2021.
Василий Егорович, перекинув через плечо холщовую сумку, по-солдатски шагал весенней улицей сибирского города, и мысленно прикидывал, что делать в первую очередь, а что - во вторую. Выходило, всё надо в первую.
Новенькая кирпичная духэтажка блестела намытыми стёклами окон. В окне первого этажа, в том, что рядом с подъездной дверью, прислонившись лбом к оконному стеклу, его ждала Люба. Он кивнул и вошёл в пахнувший свежей краской подъезд.
- Вася, пора подходит сажать, а я, сам видишь, обезножила. Так нога взялась, так взялась... - и она утиной походкой направилась к кухонному столу. - Вот опять спираль на плитке перегорела.
- Врачи-то что говорят? - спросил, сосредоточенно откручивая мелкую гайку на плитке. - Горит, зараза, только успевай ремонтируй.
- Мазь выписали. Прикладываю.
Василий окинул её взглядом. Высокая, с красивой грудью и тонкой талией, с чёрной гривой кудрявых волос! Эх, если б не хромота! Угораздило ещё в детстве коленку повредить. Так и мучается, с годами всё хуже становится.
- Помогает? - спросил, не отвлекаясь от дела. Ещё замок заедает. Тоже надо успеть.
- Вовка опять температурит. Врача вызывала. Вот рецепт.
- Я схожу в аптеку, Любаша, я схожу. Там в сумке кое-что из продуктов. Ты разбери.
- Нинку в специальную школу отправляют... в интернат. Не может она учиться в нашей... не может... Из дома заберут. Только на выходной отпускать будут.
- Ну... коли не даётся ей учёба, что тут попишешь? Не всем же быть профессорами. А Нинка у нас с виду вон какая! - он закончил с плиткой и принялся за замок.
- Вася... я-то как по тебе стосковалась... как уж... - она всем телом прижалась к его спине. Он выронил отвертку, повернулся к ней...
- Любаша...
- Мам, пап?! Что вы там? - раздалось из спальни.
- Ты лежи, сынок. Лежи. Дверь я ремонтирую... дверь. Вот мать помогает, - задохнулся от нахлынувших чувств, как смог, громче ответил сыну. - Любаша, я вечерком, после второй смены забегу.
- С ночевой?
- Юту предупрежу... Тоже огород ещё не копали. Опять же девчонкам надо новую обувку прикупить. Выросли из старой -то. Значит, через пару дней с ночевой, ну, и мы с тобой утречком пораньше поедем участок вскопаем.
- Так весь-то участок за день не успеть.
- Не последний день живём. Ладно, загляну к Вовке, и пора мне. - И вдруг прикрыл глаза, лицо белее мела сделалось.
- Вася, Васенька, - подхватила его под руки, - я помогу, пойдём приляг.
Василия ещё когда из госпиталя выписывали, то так и сказали, мол, чудо что живой! Сиди теперь на лавочке, солдат, свежим воздухом дыши. Комиссовали.
Местность откуда призывался на то время под оккупацией находилась. Писем от семьи всю войну не получал. Ехать некуда. Здоровья нет. И жить негде. Так и пустила его к себе в каморку при больнице, где сама тогда жила. Мужских рук - раз-два и обчёлся. Предложили работу на заводе. По здоровью - какая ему работа? Но не на шее же у неё сидеть? Вскорости, друг за другом Вовка и Нинка родились. Потом вот эту квартиру выделили. А ранение день ото дня всё туже прижимает.
Не прошло и двух лет, через военкомат письмо получил. Жена написала, что с трудом его отыскала. Переписывались они какое-то время. Люба письма эти не читала. Нет тут ни его, ни её вины. Война виновата. Только не кинул он Любу с двумя мал мала меньше. Но, видела она, болеет Василий душой и о двух дочерях, и о жене, что, хлебнув лиха в войну, сохранила его детей. А ещё через недолгое время приехала Юта с двумя девчонками и всем скарбом. Дом, хозяйство продала и приехала.
"Я, - говорит, -законная жена. И никому своего мужа уступать не собираюсь".
На улице не кинешь. В городе угла свободного нет. Заводы строятся, рабочий люд селить некуда, землянки роют. Так и пришлось больше месяца жить вместе, пока Юта небольшой домик ни купила.
Вот и получились у Василия Егоровича две семьи. И вроде ни гулякой, ни бабником себя не считал, а вот поди ж ты, как судьба повернулась!
Участок они тогда вскопали, а потом и посадить успели и морковь, и свеклу. Лук и картошку тоже. А вот убрать урожай вместе не довелось.
Это была осень. Жёлтые листья устилали двор и всё падали, падали с деревьев, медленно кружась в прозрачном осеннем воздухе.
На похороны Василия Егоровича путь Любаше Юта заказала. Не дождавшись его в договорённое время, Люба, чувствуя неладное, бросилась к его дому.
Возле палисадника остановилась, как вкопанная, и долго смотрела на прислонённую к стене дома крышку гроба. Шагнула было в открытую настежь калитку, но навстречу вышла Юта. В чёрном платье, в чёрном кружевном платке на голове. Белокурая, красивая даже в такую минуту.
- Чего тебе тут? Уходи!
- Пусти хоть детей... - с трудом выдохнула, - с отцом проститься.
- Завтра в два выносим, - и ушла в дом.
Любе уходить бы надо, а ноги будто чугуном налились, с места не сдвинуть. Как вернулась домой, сама не знала. Опомнилась дома в кухне. Сидя на стуле, медленно раскачивалась и выла, задыхаясь от подкатившего к горлу кома. И только потом, темными ночами, научилась бесшумно плакать. Лёжа на спине, чувствовала, как катятся слёзы по щекам, катятся, не принося облегчения.
А время шло. Росли дети. Вовка стал музыкантом. Кто бы подумал? По телевизору показывают. Только вот никак не женится. Посмеивается:
- Успею.
А Нинка замуж вышла. Поваром работает. И детей у неё уже двое да третий ожидается. Муж Нины рукастый. Тёще новую плиту установил, с духовкой. Люба, конечно, зятя поблагодарила, но по вечерам, сидя у кухонного окна, греет себе чай на плитке, так... немножко. Ведь перегорит, кому она доверит эту плитку ремонтировать?