"Рязанские мадонны" музыка А.Долуханяна, слова А.Поперечного
ПЕРВОЕ МЕСТО НА КОНКУРСЕ "Село Счастливое".
АКУЛИНА
Опять городская ночь подступала к Акулине затихающим шумом улицы и отблеском жёлтого фонаря в окне. На окраине большого и красивого города Красноярска в серой пятиэтажке, в маленькой квартирке не первый год коротала она одинокие ночи. Долгими были эти ночи, а вот годы, как могучие воды Енисея, вроде и неспешно, а быстро утекли. Но даже самая великая река - Время не справилась с сердцем и памятью Акулины. Плакало ночами сердце, заставляя память воскрешать прошлое. И возвращалась Акулина в самое счастливое время своей жизни, которое осталось там, в селе Покровское Ухоловского района Рязанской области.
Почему-то именно по вечерам она чутко прислушивалась к шагам и шорохам в подъезде, и ей казалось, что вот раздастся стук в дверь и войдет, (чего уж?) теперь не молодой солдат. Солдатка, муж которой не вернулся с войны, но так и не ставшая вдовой. Тогда, в далёком сорок третьем году, ждала письмо от мужа, а получила от его сослуживца, писавшего, что видел, как угодил снаряд в то место, где находился Тимофей Винокуров. А через некоторое время пришла казённая бумажка, в которой значилось, что пропал Тимофей Винокуров без вести под Москвой. Но ведь не похоронка! В казённой бумажке так и прописано: " пропал без вести". И она ждала. Всю жизнь ждала. Было ли это её болью, или спасеньем от боли? Не знаю. Но что это любовь не подвластная ни смерти, ни времени, я видела, знаю. А на календаре уже значился тысяча девятьсот семидесятый год, и после войны прошла четверть века, да и самой Акулине вот-вот должно стукнуть шестьдесят, и всё быстрее текла река её времени, пусть! Но мнилось ей в бессонную городскую ночь, как вечерние сумерки спускаются на деревню, как вернувшееся стадо разбредается по стойлам, как струи молока звонко бьют в подойник, и куры утихомириваются на насесте. А потом в вечернем полумраке парни и девушки направляются за околицу.
Там Акулина встретила статного красавца Тимофея. Самые красивые деревенские девушки оказывали ему знаки внимания. Самые завидные семьи не против такого зятя, хотя все в деревне знали, что Тимофей - сирота и на руках у него младший брат.
Невысокая, тоненькая, как тростинка, голубоглазая, с чистой белой кожей и румянцем во всю щёку, с выбивающимися из-под платка чёрными, слегка вьющимися волосами, Акулина только украдкой поглядывала на Тимофея, и беспричинно счастливое состояние окутывало её. Совсем юная, не шла ни в какое сравнение со статными, пышногрудыми девушками, семьи которых жили куда в большем достатке. Тем временем деревенская молва наметила парню невесту. И Акулина бежала вечерами за околицу с замиранием сердца, всякий раз ожидая, что вот сегодня Тимофей пойдёт провожать намеченную деревней избранницу, а там и сватов пошлёт. Только он вечер за вечером уходил с посиделок один и не оказывал особого внимания ни одной из девушек.
Щёки Акулины с каждым днём горели всё сильнее, и тёплый летний вечер не мог остудить жар, который светился в её глазах. Сама того не замечая, она всё чаще и дольше смотрела на Тимофея. Акулина наблюдала веселье старших подруг, и лишь изредка вступала в разговор или подпевала затянутую кем-то песню. А когда все расходились по домам, мечтала, что вот дойдут до её ворот, и все пойдут дальше, а Тимофей останется рядом с ней. От этих мыслей кружилась голова, и Акулина почти не замечала, что творится рядом.
Сумерки становились всё гуще. Темнота растекалась в ветках яблонь у домов, погружая деревню в ночную дрёму. Летние ночи коротки. Встаёт деревенский житель с рассветом и работает до заката. И молодёжь, утомлённая за день, кто парочкой, кто небольшой компанией расходилась по домам.
Акулина встала со ствола старой берёзы, когда-то поваленной ветром, отряхнула подол, проверила, не помялся ли он, пока сидела и, поправив кончики платка на голове, направилась к дому. Пройдя, сосем немного, оглянулась, поискала глазами Тимофея и не нашла. В вечерней темноте виднелись только очертания светлых девичьих нарядов. Да изредка доносились обрывки слов, смеха. Дневная усталость давала о себе знать, но молодость, всему наперекор, всё же звучала тихим девичьим смехом.
Возле ворот своего дома Акулина остановилась. Девчата и парни один за другим исчезали в ночи. Она повернулась к калитке и скорее почувствовала, чем увидела: кто-то стоит в нескольких шагах от неё.
-Не пугайся, это я...
Сразу оборвалось и куда-то покатилось сердце. И не то, чтобы она испугалась, а просто мечта неожиданно превратившись в явь, сделала ворота её дома, соседский забор, и всё-всё вокруг неправдашным, ненастоящим. Ей казалось, что это не она, а кто-то другой на её месте. И виделось, и слышалось всё будто бы со стороны.
-Это я, Тимоха, - негромко сказал он и замер. Подождал немного, но, не услышав ответа, решил, что она испугалась, не разглядев его в темноте, шагнул вперёд и оказался почти рядом с ней. Если бы Акулина подняла голову, то, наверное, коснулась бы своим лбом его губ. Она чувствовала его дыхание и, казалось, слышала, как подол платья, отдуваемый лёгким ветерком, задевает его сапоги... И молчала, молчала секунду, минуту... Не помнит сколько...
-Ты не думай, я не в обиду и не для насмешки.
Стоять так дольше было невозможно, и Тимофей отошёл к воротам. Темнота скрывала выражение его лица и глаз. Но голос... Ноги Акулины совсем онемели. Счастливое волнение наполнило её душу, перехватило дыхание.
-Вставать скоро... - она зачем-то развязала и снова завязала платок.
-Ладно... Не против, если я завтра при всех подойду и провожу тебя? - спросил он, вглядываясь в темень и пытаясь разглядеть её лицо. Тишину летней ночи нарушали лишь куры, устроившиеся на насесте.
-Не согласная, значит? - его голос дрогнул.
-Нет, я... я... - наконец выдохнула она, - я киваю...
-Что ж, вставать и мне на заре. Тогда до завтра.
Акулина ещё раз кивнула и прошла мимо Тимофея в калитку.
Говорят, что Бог любит троицу. Так вот эта ночь была первой из трёх самых счастливых в её жизни. Вторая - ночь перед свадьбой. Ожидание счастья. Заботы родительского дома уже позади, а своих ещё нет. И самое большое счастье - ночь после рождения дочери. Когда после всех дневных волнений и болей они с Тимофеем, положив между собой махонький свёрток, старались затаить дыхание, чтобы не разбудить их доченьку. Как коса из трёх прядей, сплелась её жизнь из этих трёх ночей. Сплелась и завязалась в тугой узел. Но в тот летний вечер для Акулины всё только начиналось.
После свадьбы молодые жили у Тимофея. Родительский дом он решил оставить младшему брату, а для своей семьи построить новый.
Посадили большое поле картошки. Заняли под неё весь надел и огород возле дома. Чтоб урожай был хорошим, под каждый корень во время посадки положили навозу. Всё лето Акулина таскала на коромысле воду, поливала, окучивала - и осенью накопали знатный урожай. Было чем кормить скотину и самим кормиться. Ухоженная и сытая корова давала хороший надой. Молоко почти всё продавали, собирая деньги на приобретение стройматериалов для дома.
Сестра Акулины Устинья в это время уже имела четверых детей, мал мала меньше. Жила очень голодно и Тимофей, видя, как переживает Акулина, велел ей каждое утро кувшин молока относить сестре.
Прошла зима. Жили дружно. Брат у Тимофея был работящий, старался во всю, зная, что когда молодые построят себе дом, у него останется родительский. Был Тимофей старше Акулины и в первые же недели совместной жизни обсудил с ней, что дитё им пока заводить рано. Вот построят дом, тогда и рОдят. Акулина согласилась, видя тяжёлую, беспросветную жизнь вечно беременной старшей сестры. Однако по молодости лет и тёмному неведению молодой жены Тимофей сам оберегал её, оберегал любя...
Осенью картошку продавать не стали, а, перебрав и просушив, спустили в подпол, рассчитывая весной продать дороже. Так оно и вышло. Ещё и Устинье не одно ведро унесли. На деньги собранные от продажи молока и картошки, закупили необходимый материал и летом начали строительство. Вывели стены, поставили стропила, закрыли крышу. Но досок чтобы настелить пол не хватило, а деньги кончились. Поэтому пол остался земляной. И всё равно Акулина была несказанно счастлива. Оба мечтали, что подкопят денег и на следующий год настелют пол в своем доме! В это время выяснилось, что Акулина понесла. Свою беременную жену Тимофей старательно оберегал, и всё было нормально. Оба мечтали, как на будущий год переедут жить в свой дом.
Подошёл срок, и у них родилась дочь. Миновала третья счастливая ночь Акулины. Девочка росла розовощёкой и весёлой. Вот уже и детские волосики можно собрать в небольшие косички и Акулина вплетает в них атласные ленты. Однако человек предполагает, а Бог располагает. Тимофея призвали на срочную службу. Часть их стояла недалеко, и, выспросив разрешение, он изредка, отмахав не одну версту, прибегал в деревню, чтобы помочь Акулине. Нравы в деревне строгие и, чтобы не жить в одном доме с молодым и холостым деверем и не наделать по деревне разговоров, она перешла жить в недостроенный дом.
Непокрытый ли земляной пол виной или так на роду написано, только девочка заболела.
С рассветом Акулина стояла у крыльца правления колхоза. Наконец появился председатель.
- Егор Савыч, дите болеет, мне бы подводу, али лошаденку. В райцентр к доктору надо. Помоги, не откажи солдатке.
Председатель снял картуз, почесал голову:
-Ты свою сопливую самодельшену катать по райцентру будешь. А тут в хозяйстве дел невпроворот. Нет подводы и лошади нет.
-Егор Савыч, горит ребёнок, боюсь не сдюжит.
Председатель поднялся на крыльцо правления, глянул сверху на Акулину:
-И не стой над душой. Сказано, нет, значит - нет!
Оставив дочку на Устинью, Акулина, сбивая ноги в кровь, бежала в райцентр. Там был медпункт. Условившись, что врач приедет на попутной подводе, не отдыхая, тем же ходом бросилась назад. Врач приехал на следующий день, выписал лекарства. Сказал, что дело серьёзное, и он на днях наведается с какой-нибудь попуткой. Акулина собрала все свои сбережения и вместе с врачом вернулась в райцентр. Купила выписанные лекарства и опять пешком бежала домой. Третий, четвёртый, пятый день... Жар не спадал. Потное, малиновое от высокой температуры личико дочери таяло на глазах. Приехавший врач выписал другие лекарства и сказал, что достать их, наверное, она не сможет. Но Акулина всё-таки купила эти таблетки!
Тимофей получил письмо жены, написанное печатными буквами. Акулина окончила только два класса приходской школы. Жена писала, что дочь болеет, лекарства не помогают: "Как быть? Присоветуй!" И столько было боли в каждой неровной букве, в каждой кривой строчке! Но командир и слушать не стал. Не мужичье это дело с детскими соплями валандаться. Только не было для Тимофея такой мировой проблемы, которая бы стала ему дороже этих двух людей - жены и маленькой дочки. На попутке, на подводе, пешком, добравшись до райцентра, побежал в медпункт. Врач сказал, что теперь как Бог даст.
-Где взяла твоя Акулина таблетки, которые я выписал без всякой надежды, что их можно достать, не знаю...
Не дослушав врача, Тимофей выскочил во двор. Поняв, что надеяться на попутный транспорт не приходится, зашагал по просёлку, прося об одном: "Спаси и помилуй". Еды у него с собой никакой не было, денег тоже и, чувствуя, что шаг его становится всё мельче, Тимофей поднял лицо к небу: "Господи, попутку бы, али подводу..."
Пыльная просёлочная дорога бесконечной лентой уходила к горизонту. Тимофей всё шагал и шагал. И когда добрая половина пути была уже позади, а солнце перевалило за полдень, за спиной послышался скрип деревянных колёс и стук лошадиных копыт об утрамбованный просёлок. Не веря своим ушам, не оглядываясь на приближающиеся звуки, Тимофей посторонился на обочину. Телега, запряжённая тощей клячей, обогнала его и, проехав несколько метров, остановилась.
-Тимоха, що ли?
Тимофей смотрел в знакомое лицо деревенского соседа и не верил своим глазам.
-Садись, що ли!
Мужик поёрзал на подводе, будто стараясь уступить ему место. Тимофей устроился с краю, и конские копыта опять застучали о просёлок. Какое-то время ехали молча.
-Тебя отпустили али как? - к Тимофею повернулось загорелое до черноты, всё изрезанное морщинами, лицо возницы.
-Али как.
Тимофей посмотрел на мужика и вдруг понял, что ничего он у него про своих не спросит. И вообще, ему самое главное успеть добраться, а там он их защитит. Он им поможет. Да, конечно, одна Кулинка, а уж вместе-то они справятся. От чего защитит, с чем справится, до чего добраться? Он и сам не знал.
-Я третьего дня из деревни, ну тады у вас по хозяйству Устишка справлялась. Знать, твоя неотлучно при девке. Да, ты особливо не убивайся. Может, ещё обойдётся. Ну, а ежели воля божья, то ваше дело молодое, так что и не будешь знать, куды от энтих детишек деваться.
Тимофей не отвечал. Он мысленно погонял лошадь: "Пошла, милая, пошла-а-а..."
Начинало вечереть, когда, громыхая на ухабах и колдобинах, телега въехала в деревню. Тимофей соскочил на онемевшие ноги, натянул поглубже пилотку, кивнул вознице и, почти бегом направился к своему дому.
Во дворе никого не было. Стадо ещё не вернулось, и загон для коровы был пуст. Две курицы, ухватив одного червяка, тащили его в разные стороны. Ноги подкосились. Тяжёлое предчувствие навалилось на плечи чёрным мохнатым комом. Он медленно опустился на ступеньки крыльца, прислушиваясь в тщетной надежде услышать детский топоток или смех, или хотя бы плач, но в доме стояла тишина.
Тимофей поднялся, одёрнул гимнастёрку, двумя руками поправил пилотку и открыл дверь.
В переднем углу, возле иконы горела лампада. На дощатом столе стоял гранёный стакан воды, прикрытый ломтиком хлеба. Легкий запах ладана кружил в избе, выбиваясь наружу. Этот едва уловимый запах и придавил его к ступеням крыльца.
Рядом со столом, на табурете сидела маленькая, сгорбленная фигура. На скрипнувшую дверь она повернулась, подняла голову, и Тимофей увидел бледное, без единой кровинки лицо. В сумраке комнаты глаза казались синими до черноты. Чёрная юбка складками стекала на земляной пол, тёмный платок, обрамлявший это лицо, завершал картину. Лицо дрогнуло, исказилось и слёзы одна за другой покатились по щекам, догоняя друг друга и солёными каплями падая с подбородка.
Тимофей гладил её голову, плечи и чувствовал, как бьётся под руками в беззвучных рыданиях самое дорогое и теперь единственное существо. Ком сдавил горло.
Разделённое горе легче. Оно никуда не делось, но жизнь продолжалась. Окинув мужа взглядом, Акулина увидела покрытое слоем дорожной пыли лицо. Значит, пешком не один десяток вёрст отмахал. Да и котомки за плечами не было.
-Счас, печь затоплю, воды в чугуне согрею - умоешься. А уж баню завтра истопим. Тебе назад-то когда?
-Я свою пайку старшине отдал. Так он меня на эти дни прикрыл. Будто у него на работах я. Так что с рассветом назад. Только... - Язык не поворачивался сказать, что вот только на могилку к дочери сходит.
-Ну, что ж, с утра и сходим. Может, что по-своему поправишь.
Акулина смотрела на мужа и понимала, что ни вчера, ни сегодня маковой росинки у него во рту не было. Пайку отдал старшине, а деньги, откуда у солдата? И этот покрытый дорожной пылью, пропахший солдатским потом, голодный и предельно уставший человек - её защита, её надежда, её жизнь и любовь.
Она засуетилась у стола. Поставила чугунок с картошкой в мундире, в чашку положила квашеной капусты, солёных огурцов, развернула белёное холстяное полотенце, вышитое по краям красным и чёрным крестом, отрезала от каравая пласт хлеба.
От одного вида еды у Тимофея в животе громко заурчало. Голод с новой силой напомнил о себе. Однако он поднялся с лавки и попросил: "Слей на руки".
Акулина перекинула через плечо полотенце, опустила в ведро ковш, и они вышли во двор. Холодная вода смывала дорожную пыль, принося облегчение душе и телу. Боль утраты смешивалась с ощущением домашнего тепла и заботы.
Акулина собрала его вещи.
-На-ко вот портки чистые, казённую одёжу в порядок произведу. Больно грязна. А то до завтра не успеет высохнуть.
-Ты-то вечерять будешь? - Тимофею жаль было терять каждую минуту. И Акулина так же дорожила этим временем.
-Я в доме простирну, покель ты ешь.
Вернулось стадо. Акулина подоила корову, поставила перед Тимофеем крынку тёплого парного молока. Не переливая в кружку, Тимофей пил, Акулина стояла рядом, и он ощущал возле своего плеча её дыхание и хотел только одного - чтоб мгновенье это продолжалось вечно.
Ночь наступила тёмная, безветренная. На небе ни звёздочки. Всё тучами заволокло. Дождя тоже не было. Тучи тянулись от горизонта до горизонта, чёрные, высокие. Намаявшись за последние дни, прижавшись друг к другу так, что и водой не разольёшь, оба уснули.
Акулина проснулась первая. Перевернула другой стороной одежду Тимофея, сушившуюся на натопленной печи. Напоила корову и выгнала в стадо. Когда вернулась в дом, Тимофей стоял уже одетый.
-Пора, а то признают дезертиром.
-С кладбища-то зайдём ещё домой? - всё понимая, Акулина всей душой ещё пыталась отдалить минуту расставания.
-Нет, вишь солнце уже высоко, а идти сама знаешь сколько.
Акулина подошла к висевшему на стене зеркалу в прямоугольной деревянной рамке, сняла прикрывающую его тряпицу. Провела гребёнкой по волосам, повязала на голову вчерашний платок, и они вышли из дома. Шли рядом, прикасаясь друг к другу руками.
На маленьком холмике ещё не просохла утренняя роса, и суглинок казался розоватым в лучах восходящего солнца. Акулина стояла, скрестив на груди руки, и, не мигая, смотрела на мужа, склонившегося над могилкой дочери, на соседние кресты и могильные холмики, так, будто старалась запомнить на всю жизнь и это место, и это утро. Взгляд заволокла пелена и сквозь эту пелену она увидела, как Тимофей развязал собранную ею котомку, достал нож, отойдя немного в сторону, нарезал пласты дерна, аккуратно обложив им могилку дочери. Потом одёрнул гимнастёрку, снял пилотку, перекрестился: "Прости отца своего, не смог тебя уберечь". Акулина моргнула, пелена солёными каплями покатилась по щекам. Тимофей развернулся и зашагал прочь, стараясь скрыть от жены нахлынувшие слёзы.
Акулина шла следом. За погостом они сравнялись.
-Я тебя провожу чуток.
На развилке, между дорогами на погост и деревенскую околицу, Тимофей остановился, взял её за плечи, поцёловал в щёку, лоб, нос, (платок давно сбился), крепко прижал к своей груди.
-Иди назад, я вслед погляжу. А то буду душой болеть, как ты дошла. И жди, я скоро вернусь. Уж к половине срока подходит. Дослужу и вернусь.
Это была весна сорокового года.
Акулина ждала. Ждала, когда рыла окопы под Москвой, надеясь, что может хоть так помогает своему Тимохе. Ждала, когда возвращались односельчане с той страшной войны. А после войны обошла пешком и объехала то на телеге деревенской, то на попутке, все братские и одиночные могилы, где, судя по письму сослуживца, погиб Тимофей. Не нашла. И значит, оставалась надежда. И она ждала. А когда судьба забросила её в далёкий сибирский город Красноярск, дом свой, построенный её мужем Тимофеем Винокуровым в деревне Покровское Ухоловского района Рязанской области продавать не стала. Вот, вернётся хозяин, где жить будут?
Стоит ли теперь этот дом на прежнем месте? Не знаю. Но прошло с той войны много лет. И теперь... наверное встретилась Акулина со своим Тимофеем, потому что это наша жизнь конечна, а любовь... это дар Божий, который каждому даётся по силе его.