Бучинский Владимир Андреевич : другие произведения.

Алмаз Пандоры. Часть1, главы из романа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Алмаз Пандоры
   Эпизод-1
  
  
   Чердак оказался очень хорош, в нетронутой многолетней пыли. Похоже, даже вездесущие мальчишки не облюбовали его в качестве своих тайных "штабов", вдали от пристального внимания родителей. Слуховое окно выходило на противоположный дом, который был совсем без надобности, но оставлял в поле зрения - слева - край следующей многоэтажки, а именно - тот самый подъезд.
   Дверь парадного отлично просматривалась и без оптики, так что, проблем не предвиделось. Дверь он закрыл изнутри, а уходить собирался по заранее заготовленному тросу на тыльной стороне здания.
   Киллер терпеливо лежал без движения уже около часа. Умение ждать - чуть ли не главное на охоте... что там, в горах, что здесь, в каменных джунглях.
   Это было его первое "дело" на гражданке, в непривычных условиях мирного города.
   Подкатил белый лимузин - почему-то, один. Ожидалось три... Открылась задняя дверь и появился клиент - крупный, не старый мужик в сером костюме. Смеясь, он говорил что-то собеседнику, хлопая его по плечу. Идентификация была полной - Гаров, Вадим Гаров.
   Крест прицела упёрся точно в лоб.
   Под шапочкой, возле левого уха, ожил микрофон.
   - Отбой, - сказал нервный, напряжённый голос, - повторяю - заказ аннулирован. Отбой.
   - Да. Понял. Отбой.
   Тёмная фигура отползла от окна и встала на ноги.
   По барабану. Работа оплачена, а там - Заказчику виднее. По барабану.
  
   ***
  
   "Эмбриональные приключения"
  
   Давным-давно... Очень, очень давно...
   Дождь то прекращался, то, как бы одумавшись, начинал сеять с новой силой, наполняя этот опасный, враждебный мир новыми, влажными запахами.
   Солнце не сдавалось, периодически раскалывая серую облачность острыми жёлтыми лучами.
   Дождь был "слепой", как назовут его много-много тысячелетий спустя...
   Нгу подвернула левую ступню. Вчера.
   Подвернула несильно, да и не самое это главное, что с ней произошло за последние сутки, но всё-таки... Поэтому она отстала от группы женщин, направляющихся в глубь леса, и улеглась на тёплый песок возле неширокой, быстрой реки.
   Она была очень молода. Если б Нгу умела считать, то сказала бы, что ей тринадцать Зим. И ещё чуть-чуть...
   Если б умела говорить.
   Её племя было чёрноволосое. Почему ж она так резко отличалась от подруг - рыжая, прямо огненная, выше, да и стройней не только одногодок, но и многих взрослых женщин?
   Странно.
   Ступня ныла. Нгу перекатилась на живот, устроившись поудобнее, и поднесла прямо к глазам узкую ладошку, на которой поблескивал... она не знала, что это. Камень? Но камни - шероховатые, серые. И не прозрачные; лёд? Но почему тогда он не тает? Правда, холодный...
   Многогранный, вспыхивающий в лучах солнца странный кристалл неправильной формы, - большой, с голубиное яйцо! - переливался радугой и манил, притягивал, завораживал. Такого чуда не было ни у кого, даже у громадного, сильного Дара, вожака... да что там Дар! - даже у его жены, злой красавицы Лии! А у неё - есть, вот он, и нашла его Нгу сама, сама! - уже давно, возле страшной Ворчащей Горы, куда ходить без разрешения - нельзя. Там живут могущественные рогатые боги!
   Нельзя... но, если незаметно и быстро...
   А кто может догнать Нгу-Молнию?!
   Никто. И если б вчера не подвернутая нога...
   ...Сначала она решила, что Дар на что-то рассердился. Оскалившись и прищурив глаза, он медленно направился в её сторону через поляну. Нгу попятилась и юркнула за старое огромное дерево, но это не помогло, и через миг они уже мчались по лесу, сквозь заросли папоротника и хвоща, которые она перелетала лёгкой птицей, а огромный тяжёлый Дар проламывал, как страшный пещерный медведь. Ни за что не догнал бы...
   Но за последним кустом оказался овраг, нога скользнула по влажной траве, и Нгу покатилась по склону.
   Дар не упал. Он остановился у края обрыва и с ухмылкой смотрел вниз, на Нгу, которая возилась в густой траве оврага, попискивая от боли в левой ступне.
   Потом прыгнул к ней.
   И ничего-то он на неё и не сердился... Конечно, она с детства видела, как мужчины её племени овладевали женщинами, но с ней, всё-таки, это было впервые, страшновато как-то... но и волнительно. Удушливая волна ожидания ползла вниз, по груди... к животу...
   Дар навалился тяжёлой глыбой.
   Она и не думала сопротивляться. Властная жёсткая рука, никак не тоньше её бедра, скользнула вниз, расталкивая ноги, а левая грудь, практически целиком, оказалась в пасти хрипящего самца. Глаза сами закрылись, она сильно обхватила могучую шею... но Дару что-то было не так, что-то его не устраивало, и он, рыкнув, протащил её спиной по мху чуть влево.
   Острый, большущий шип какой-то ветки, прячущийся в толстом ковре травы, буквально нанизал Нгу на себя, впившись под правую лопатку. Боль была не столько сильной, сколько неожиданной, и вот тут-то она заверещала и начала яростно биться в его руках. От удивления вожак отпрянул, но тут же прижал ещё сильней, загнав шип в спину на всю глубину. Нгу рванулась, как раненая рысь, и в этот момент что-то взорвалось внизу живота... С воплем, из последних сил, она взбрыкнула всем телом, почти вырвалась, и тогда осатаневший Дар резко ударил её куда-то за ухо, закрытое копной рыжих волос.
   Когда очнулась, его уже не было.
   Распластанная на зелёной подстилке мха, по-прежнему, нанизанная, как бабочка, на острую иглу шипа, она смотрела в синий провал неба между ветками платана.
  
   Вот такое было "вчера".
   Нгу перевела взгляд с искрящегося камня на руку, потом на левую грудь с огромным сине-бардовым укусом вокруг соска. Ну и пасть у него... хорошо, не откусил.
   Болело - всё. И синяки на шее и запястьях, и торчащий сосок, и внизу, между ног. И под лопаткой. Но больше всего, почему-то, ныла подвёрнутая нога. Вообще - странно, почему многие - да почти все! - женщины её племени с удовольствием принимают мужчин? Она ж видит - с удовольствием! А оказывается - сначала боль в спине, потом - в животе... да и вообще...
   Нгу поднялась с песка и попыталась спрятать своё сокровище в прореху набедренной повязки. Удивительно! Теперь камень был горячий, как уголёк костра. А из его глубин в небо бил острый разноцветный луч!
   Мохнатая шкура лесного барана расслаивалась, образуя то, что через много-много лет назовут "кармашек". Вот только найти его... ага, вот!
   И тут она почувствовала, что на неё кто-то смотрит.
   Пристально оглядела свой берег и зелёный занавес леса - никого. Но взгляд был... она его кожей ощущала, гривой своей рыжей... Вот. Вот он!
   Дар стоял на том берегу реки. Спокойно так стоял, без напряжения... не было ни вчерашнего оскала, ни прищура хищного. А разделял их мутный, неширокий поток - если б посуху, то три-четыре прыжка.
   И Нгу сделала ошибку.
   Зажав в руке так и не спрятанный камень, она понеслась к лесу. Медленно бежала, прихрамывая. А если добыча бежит...
   Позади мгновенно раздался шумный всплеск - вожак бросился в воду.
   Догонит, конечно... с такой ногой не побегаешь! Смысл в другом - вдруг женщины ушли недалеко, дохромать бы до них, а там - Лия, наглая, злая, но - при ней Дар... не очень-то...
   Нет. И не слышно.... Ушли.
   Он догнал её на границе маленькой поляны, после которой лес изменялся - становился густым, непроходимым. В длинном прыжке самец ухватил добычу за волосы, и они покатились к вековым деревьям на противоположном краю поляны. Опыт - великое дело! - подсказывал, что сопротивляться - себе дороже... и, когда вожак, перевернув её на спину, вдавил в траву, Нгу просто закрыла глаза.
   Только всё было не так.
   Дар, ухватив её под левое колено, вдруг резко вскину ногу наверх, себе на плечо, придавив всем телом правую ногу. От неожиданности и боли глаза распахнулись...
   То, что она увидела, было намного страшнее перекошенного судорогой рта и выпученных зрачков вожака.
   С дальнего платана, в затяжном, распластанном прыжке, на дёргающуюся спину Дара падал огромный древесный лев. Жуткая коричнево-полосатая кошка, ночной ужас всего племени - этот монстр не раз воровал детей и подростков, но чтоб на взрослого мужчину, да и посредине дня...
   Резким ударом хищник обрушился на голову вожака, буквально вырвав его из тела Нгу. Зверь и человек покатились в сторону, но обманчивая пушистая лапа с чудовищными когтями успела скользнуть по шее и груди девушки, смертельно распоров плоть.
   Перевёрнутая на правый бок и уткнувшись щекой в залитый кровью мох, она ещё видела, как чудовище потрошит когда-то грозного Дара, вырывая из него куски красного дымящегося мяса. И ещё она видела свою неестественно вывернутую руку, раскрытую ладонь, и выпавший из неё удивительный камень, как никогда прекрасный от сочетания крови и солнца. Разноцветная игла луча, тускнея, исчезала...
   Ей оставались секунды.
   Весь Мир - поляна, лес, пирующий победитель, - заштриховались мелкой сеткой, потом просто свернулись в огромное, идеально чёрное пятно... но в самом его центре, разгораясь диким первозданным пожаром, полыхал Сказочный Камень.
   Через миг костёр стал уменьшаться, превращаясь сначала в звёздочку, потом - в яркую точку.
   Потом она взорвалась.
   Исчезла...
   ...Тьма.
   ***
  
   Давно. Но уже не так, чтоб уж - совсем очень...
  
   Солнцеподобный Гильгамеш был счастлив: сын вернулся овеянный славой, с блистательной победой и сказочной добычей. На ковре перед троном громоздился невероятный курган золотых изделий; кубки и чаши, полные драгоценных камней, тюки редчайших восточных тканей, ковры; инкрустированное бриллиантами и изумрудами старинное оружие. А за стенами дворца ликовали жители богом избранного города Ниппур...
   - Нет, не зря мы заложили новый зиккурат в честь ясноокого Эйлиля! Царь милостиво улыбался восхвалявшим его поэтам, почёсывая за ухом своего любимца, - гепарда Арда... из присутствующей сотни придворных, похоже только один - старый Бахтияр - хранитель царской библиотеки, - выглядел нерадостным, угрюмым и озабоченным. Владыка поманил его божественной дланью:
   - Говори, уважаемый, что может печалить в этот выдающийся для всего народа шумеров, день - тебя, его Учителя?!
   -Я не убеждён, О Великий, - старец указал трясущейся рукой на чашу полную бриллиантов, - но, если мне будет позволено рассмотреть ближе... он поднёс драгоценности к глазам, и в этот момент Ард, выскользнув из-под ласкающей руки, молнией метнулся ему на грудь. Человек и гепард рухнули на ковёр: алмазы разноцветным дождём прыснули по залу...
   Изумлённые слуги - с Ардом, практически домашней кошкой, ничего подобного не случалось, оттащили зверюгу за вышитый бисером ошейник. Учёного библиотекаря подняли, и, убедившись в том, что он не пострадал, усадили на кипу мягких подушек. Но не тут-то было, уже через минуту Бахтияр, пав на колени, ползал по залу, выискивая закатившийся под трон наиболее интересовавший его камень; достал, и стал пристально изучать, что-то возбуждённо бормоча себе в бороду и неодобрительно покачивая головой.
   В почтительном поклоне к старцу осмелился приблизится единственный ученик великомудрого Бахтияра, юный Равиль, и попытался что-то сказать учителю, пожирая взглядом бирюзовое пятно на ладони наставника. Но тот раздражённым движением руки отогнал допустившего вольность вьюношу. Равиль, непокорно сверкнув глазами, смешался с толпой придворных.
   За странным поведением библиотекаря наблюдали десятки глаз. Исключение составлял, пожалуй, только Солнцеподобный. Он был занят разговором с героем страны, любимым сыном.
   Лишь к вечеру следующего дня учёный муж сумел выпросить аудиенцию у высочайшего правителя.
   В назначенное время Бахтияр явился пред Повелителем в сопровождении ученика. Выделено хранителю знаний было четверть часа, однако Солнцеподобный быстро проникся важностью информации, и отпущен был великомудрый с Равилем уже в сгустившиеся сумерки.
   -Да, Могучий, я головой отвечаю. Ошибки быть не может! Это тот самый алмаз, о котором говориться в древних клинописях времён великой жрицы Инанны, которую впоследствии неразумные северяне и воинственные аккадцы, упоминают под именем Иштар...
   - Вот, - старец раскрыл ладонь, на которой лежал крупный, прозрачный, отливающий лёгкой, еле уловимой голубизной кристалл.
   Гильгамеш с опаской дотронулся до холодной блестящей грани, не беря в руки - действительно, как лёд... А вот отец не верил в него, рассказывая мне в детстве, - есть, говорят, такой "проклятый" алмаз, убийца Кесарей. И имя ему - Блик!
   - Да, Великий, но в самых ранних хрониках есть более полное описание: во-первых, это не алмаз... он не поддаётся шлифовке, да и любой обработке! Его не раз пробовали пилить, расколоть... безуспешно! А высокочтимый Зиусудре ещё до Инанны упоминал о Блике, как о каре людской, посланной на землю задолго до решения Высших Богов о Потопе... Пока камень холодный - он приносит удачу... но в какое-то мгновение "Блик", будто рассердившись, резко нагревается и выпускает тонкий разноцветный луч. Это приговор! Хозяин камня гибнет...
   Прошла неделя.
   Гильгамеш слыл правителем не только мудрым, но и практичным, принимающим решения как обдуманно, так и решительно.
   Прибывшие на празднования, по случаю победы над коварными аккадцами, послы соседнего великого города, белокаменного Урука, где сидел двоюродный дядя Солнцеподобного, готовились в обратный путь. На прощальном пиру в знак вечной дружбы, для родственника и повелителя братского города, Гильгамеш приказал изготовить подарок - царский двурогий шлем, обрамлённый изумрудами и бриллиантами... центральное место - во лбу, занимал крупный, слегка голубоватый алмаз. Подарок получился несколько более дорогой, чем того требовал статус; не только Гильгамеша, но и положения городов - побратимов: Ниппура и Урука, на что Солнцеподобному попытался указать его любимый наследник. Отец небрежно взмахнул рукой - пусть великий Мурзакан возрадуется, а заодно, и прочувствует разницу в богатстве и мощи наших тронов!
   На следующий день после отъезда послов повелитель вызвал ухмыляющегося Бахтияра.
   - Ты сделал описание даров?
   - Да, Солнцеподобный! Но о Блике - ни слова!
   - Ты умён, старик. И ещё... уничтожь, пожалуй, и все предыдущие упоминания о нём...
   - Уже, великий!
   - Ну, что ж, теперь остался, кроме меня, только один свидетель...
   Старец посерел и пал на колени, с мольбой протягивая к государю руки, - я нем, как уничтоженная клинопись! Помилуй!
   - Живи, раб, тебе и так осталось всего-ничего...
  
  
   ***
   Мелькали дни, весна перетекала в лето. Наступил светлый праздник богини Бау. В этот день правители Урука и Ниппура съезжались на традиционную охоту; хозяином выступал могучий Мурзакан. Свита Гильгамеша прибыла в священный город. Однако уже на подступах к дворцу стало ясно, что не всё хорошо в Белокаменном. Их не встречал почётный эскорт, на улицах не шумели восторженные толпы жителей... Только перед Царской Аркой, растянувшись в пыли, рыдали коленопреклонённые плакальщицы. К колеснице Солнцеподобного подошёл верховный жрец центрального храма - зиккурат Энлиля ясноокого. Опустив глаза и теребя край белого хитона, он прошептал горестную весть:
   - сегодня утром наш отец и возлюбленный Повелитель отправился в царство мёртвых...
   История смерти, особенно в приложении к огромному, атлетически скроенному Мурзакану, выглядела просто неправдоподобно: как обычно, ещё затемно, в сопровождении слуги и этого самого жреца, он поднялся по центральной каменной лестнице зиккурата на верхнюю террасу, чтоб встретить первый луч восходящего светила нового дня, и испросить благословения великого Энлиля на предстоящую охоту. Сняв свой новый двурогий шлем, владыка обратил лик на восток... но, вдруг, закатив глаза, схватился за голову, застонал и рухнул, как раненый буйвол, скатившись вниз по гранитным ступеням. Когда к нему подбежали, царь уже не дышал, а голова была неестественно вывернута.
   - Что ж, -промямлил Гильгамеш - видимо, Ясноокий решил, что земной срок владыки Урука подошёл к концу. - А светило -то уже появилось? Первый луч дядя увидел?
   Жрец почему-то стушевался и отвёл глаза, - да, луч... - да, увидел, и не один! Я до сих пор не могу понять, как это... луч солнца скользнул по шлему, и из него навстречу ударил ответный, только тонкий и разноцветный! Странное и необъяснимое знамение...
   Через пять дней безутешный племянник покойного вернулся в родной Ниппур. Вечером он затребовал к себе великомудрого Бахтияра. Однако вместо него пред светлые очи повелителя явился Равиль - лучший ученик, как выяснилось, погибшего библиотекаря... Без всякого разумного объяснения на него повторно напал Ард. Уворачиваясь от клыков обезумевшего гепарда старец рухнул с балкона третьего этажа и сломал шею.
   ***
  
   (Продолжение следует)...
  
   Э-2
   Прошло несколько веков...
  
   ... Шторм обрушился как топор палача, как приговор богов. Только что безжалостное солнце, выжигающее из него последние капли жизни на протяжении всех трёх дней побега, словно провалилось в какую-то небесную трещину. Голубизна над головой за долю секунды перекрасилась в непроглядную черноту, вспарываемую сотнями молний и взрывами грома. Идеальный до сих пор штиль превратился в клокочущее беснование пены и нависающих над убогой лодчонкой смертельных водяных шквалов.
   Он лежал в утробе своей пироги, успев привязать себя к ней попавшимся под руку обрывком какого-то то ли шнура, то ли ремня.
   Это его пока что и спасало... Лодку уже дважды швыряло с одной водяной горы на гребень другой, заставляя кувыркаться в воздухе десятки метров.
   Закрыв глаза, он молил всесильного Энки, - нет, не о спасении, а просто о том, чтоб это безумство как можно быстрей прекратилось.
   И вдруг... небесная твердь, идеальная чернота туч раскололась, пропустив в мир то самое, проклятое им солнце! Ветер явно успокаивался, волны хоть и оставались большими, но становились всё более пологими, уже не шквалами-убийцами.
   К вечеру, на закате, океан опять ласково покачивал лодку с молящимся в ней беглецом.
   А утром следующих суток всё пошло, как и в предыдущие дни...безжалостное солнце, от которого не было спасения нигде, огромные акулы, преследующие утлую лодчонку, в полной уверенности, что добыча, это просто вопрос времени!
   Впрочем, напоминание о шторме было, и такое, что лучше, может быть...
   Из лодки волей провидения, был выброшен единственный, кожаный бурдюк с питьевой водой.
   Ливень.
   Стена, непроницаемая стена воды.
   Третьи сутки, без минутного перерыва, что днём, что ночью, что утром... о, Боги-и-и!!!
   Какое это блаженство! Он пил тугие струи, пытаясь захватить распахнутым ртом как можно больше влаги - всю, всю воду! Весь этот божественный водопад счастья! Он плясал внутри потока, извиваясь, как шаман, кричал что-то восторженное и пил, пил, пил...
  
   Большая вместительная пирога уже несчётное количество дней болталась по необъяснимо тихому океану, который через много, очень много столетий назовут Индийским. Зеленоватое зеркало внизу, голубое марево вверху... Солнце. Нет птиц. Нет облаков. Ничего нет...
   Смерть не приходила.
  
   Несколько раз на горизонте появлялась земля.
   Он хватал обломок весла и кричал, грёб, кричал... а когда снова поднимал глаза, мираж исчезал. Тогда беглец ложился на дно лодки и пил дождь...
   ***
   Неделей раньше...
  
   ... Совершенно неожиданно им приказали прекратить работу. Надсмотрщики, щёлкая короткими бичами, отделили от основной массы толпу голов в триста и погнали наверх, на гребень вала, где передали воинам, пешим и конным. Двое суток их вели на север, пока остров не закончился маленькой лагуной, выходящей в необъятный океан.
   И они опять начали рыть землю. Видимо, была задумана новая крепость, или зиккурат - в честь чужих, непонятных, сложно произносимых богов!
   Он нашёл алмаз в первый же день.
   Спрятать было некуда, пришлось засунуть в рот, за щёку.
   Всё делалось быстро, рефлекторно, не обдумывая и не строя планов. Словно какая-то сила взяла на себя ответственность за поступки и повела, потащила за собой - вперёд, вперёд...
   Чудеса посыпались, словно песок с бархана... камень явно притягивал удачу!
   До конца работ никого не убили.
   Им дали приличный ужин.
   На ночь практически не выставили охрану...
   Подчиняясь воле Богов, а особенно всесильного Энки, он встал и пошёл от костра к берегу - медленно, спокойно, не оглядываясь. У кромки воды стояла пирога... - а чему удивляться? Удивляться-то - чему?!!!
   Плыть надо было строго на север - это он знал и без подсказок свыше. Там была его Родина - большая, изумительная страна. Гораздо, гораздо больше, чем тот остров, где он провёл восемь страшных лет. Да, далеко. Неделя... две. Но Боги знают, что делают... и это подтвердилось! Во-первых, в лодке была вода - немного, бурдючок такой, кожаный, неполный, во-вторых - течение тащило его как на верёвке, привязанной к одинокой пальме родного берега.
   Первые двое суток беглец молился и рассматривал найденное сокровище. В той, прошлой, жизни, он был зажиточный человек, толк в драгоценностях знал. Алмаз, который катался по ладони... - этого просто не могло быть! У него не было цены.
   На пятые сутки камень валялся на дне пироги.
   Счастливчику было не до алмазов - он пил дождь....
  
   ... очнулся от того, что по левой щеке ползла муха.
  
   Сгущался вечер, солнце почти утонуло, а лодка периодически тыкалась носом в прибрежные кусты, покачиваясь на лёгкой волне. Устье реки! Безумец перевалился за борт и начал всасывать в себя, захлёбываясь, чистую пресную воду.
   Всё утро он искал камень. Каждая пядь, каждая щепочка и водоросль с днища была перетёрта в трясущихся пальцах - алмаза не было.
   В очередной - который уже раз! - он забрался в брюхо пироги.
  
   - Эй, чумазый, задница твоя тощая! - а ну, вылезай! - голос гортанный, молодой и насмешливый. Из всего сказанного, ясно было только "Эй!" и интонация - язык совершенно незнаком.
   Возле воды стояли два всадника... молодые, загорелые, черноволосые. Какие-то неизвестные доспехи... Мечи - короткие, обоюдоострые... расцветка странная...
   - Что уставился, пёс старый? Золото прячешь?
   - Да брось его... поехали. Видишь - дурак бездомный.
   - Дурак... а прячет что?
   Ни слова не понятно, ни слова. А что-то надо же отвечать!
   - Воины! Пожалейте несчастного... я... - он начал жалобно говорить о жестокой судьбе скитальца. Рассказал, откуда родом, упоминая, кроме страны, общепринятые названия крупных городов и известные в том, его мире, имена правителей.
   Монолог не перебивали, но и никак не реагировали. Похоже, эти два олуха впервые слышат, понятные каждому мальцу в его стране слова.
   Потом тот, что помоложе, глядя на товарища и криво усмехаясь, сделал общенародный, вненациональный жест: покрутил грязным пальцем у виска.
   Лошади переминались точёными ногами, всхрапывали. Всадники с изумлением слушали чужую речь, напоминавшую им птичье щебетание.
   - Я ж говорил тебе - убогий... Поехали!
   - Ну-у... да, похоже. А, может, возьмём, покажем Урсу, пусть решает?
   - Делать ему больше... смотри, смотри, Марас!!!
   В этот миг солнце плеснуло последней вспышкой, и с высоты боевого коня открылось чарующее зрелище - из утробы чуть наклонённой пироги, вспыхнув, ударил тонкий разноцветный луч невиданной красоты.
   Марас уже слетел с седла, но сумасшедший безумец оказался шустрее. Он, подвывая, выцарапывал из щели в днище что-то... что-то...
   Молодой воин отшвырнул дурака в воду, и тогда чужеземец кинулся ему в горло.
   Сверкнул меч....
  
   ...Через час в небольшой лагерь - три костра, один шатёр - влетел на хрипящей кобыле разъярённый всадник.
   - Урс! - крикнул он главарю шайки, - Урс! - и добавил, опустив лицо, - погиб Марас... его зарубили пятеро солдат, - рука махнула в противоположную от моря сторону - там, за городом...
   Ватага всполошилась. Солдаты - это серьёзно! Седлали коней, скатывали шатёр, повелительно кричал атаман, зыркая по сторонам шальным глазом.
   Не суетился только лихой разбойничек, принесший дурную весть. Внимательно осмотревшись, он, будто по нужде, отошёл к высоким густым кустам. Глупость, конечно, но ничего с собой поделать не мог... Присев на корточки, вытащил из потайного кармана широкого походного пояса своё сокровище.
   - Да, - шептали серые от пыли губы, - да, Марас... зачем он тебе? Зачем? А поделить - так не делится же... не делится!
   Алмаз грел твёрдую шершавую ладонь и соглашался - ну, не делится, не делится.
  
   ...Прошла неделя.
   Четыре бандита копали могилу - на вершине небольшого холма, прямо у кромки густого буша. Атаман неотрывно смотрел на изуродованное лицо покойника - надо же, две стрелы, одновременно, по одной на каждый глаз. И - от кого?! Из кучки толстопузых купчишек... да откуда у них вообще арбалеты взялись!!!
   Яма была готова.
   Один из могильщиков, молодой кучерявый, - подошёл к телу, постоял, подумал, и начал стаскивать с мертвеца грубый кожаный пояс.
   - На память! - Подёргал его, пробуя на прочность. - Хорош.
   - Нет, - сказал Урс, - так не годится. Брось.
   - Чего это? - Разбойник оскалился, но не сильно, с опаской...
   В это время оставшаяся троица завернула покойника в длинный серый плащ и, взявшись за его концы, опустила тело в могилу.
   - Чего-чего... талисман. Они с Марасом были как братья! Это от Мараса. Подарок.
   Кудрявый помялся, хмыкнул, и, с явным сожалением, бросил пояс в яму.
   Засыпали.
  
   ***
   (Продолжение следует) ...
  
   Э-3
   Февраль 1774-го...
  
   Угрюмый, неразговорчивый по жизни, Адольф Винбланд скрипел пером на шатком, самодельном столике возле окна. Запасы бумаги подходили к концу. А труд летописца тех удивительных событий, в которые ввергла его насмешница - Фортуна, находился ещё в самом начале, и судя по всему, конца-краю ему не было, ибо рядом с таким человеком, как барон Бенёвский, нельзя быть уверенным не то что в будущих зигзагах судьбы, но и в ближайшем, скажем, завтрашнем утре...
   На пальму за окном уселась небольшая стайка красно-синих попугаев, и загалдела, ничуть не хуже переругавшихся сорок в его родном Хельсинборге. Хотя, если сказать правду, то шведских сорок он не слышал уже лет восемь. Так что речь может идти только о российских, а точнее о камчатских птицах.
   - ЗдоровО! - зашёл Ванька Устюжанинов, загоревший до черноты, скоро от мальгаша не отличишь...
   - Скрипишь всё, перья изводишь?
   - Иди, бога ради, - хотя, - что там... барон ничего нового не затеял?
   - Ты эту иронию брось! - в глазах русского, при упоминании патрона появился восхищённый блеск; Бенёвский - великий человек, не нам чета... всё что делает, - правильно! - Он вышел, и Винбланд увидел в окно, как Ванька побрёл через невысокий папоротник в сторону то ли стройки, то ли прилепившегося к навесу рабочих лазарету, всё более расширяющемуся под прессом малярии, и прочих неведомых европейцам хворей.
   Устюжанинов вышел на берег достаточно широкого, быстрого потока, пробившего себе путь через густые заросли тамаринда. В них шуршала и возилась мелкая местная живность. Красавица Манингури несла свои воды с запада на восток, где и впадала в безбрежный океан. Он полюбовался рекой, пожал плечами, отвечая на какие-то свои мысли, и решительно развернулся в сторону лазарета.
  
   ... Ван Брокенен умирал. Это было видно по запавшим глазницам, вытянувшемуся лицу и тяжёлому, прерывистому дыханию. Верный друг, и толковый мастеровой; взявший на себя основные хлопоты по обустройству сначала их лагеря, а потом, проникнувшись громадьём планов вездесущего губернатора, и закладке столицы будущего государства.
   - Сядь, - показал он глазами подошедшему Устюжанинову. - пришла безносая за мной, отбегался, минуты остались... Покаяться хочу! Ты не пастор, Ванька, но всё же душа христианская, сын, говорил, священника...
   - Попутал меня лукавый, на последних днях грешного пути земного. Вот! - Он вывернул скелетоподобную руку из лохмотьев наброшенной сверху ветоши. - Туземцы копали на стройке Луисбурга, или Тананариве, как они промеж собой называют. Отрыли... И знал же, что осталось мне - всего ничего, только всё равно, - не смог... Решил припрятать!
   Пальцы разжались, и на край плетённой из лианы койки, выпал крупный, прозрачно-голубоватый кристалл.
   Алмаз - не алмаз, Ванька не был силён в драгоценностях...
   - Отдай барону! - Еле шелестел губами умирающий. - В благодарность за то, что помираю свободным, не кандальником презренным в снегах камчатских. Бенёвский найдёт, как распорядится...
   Тело дёрнулось в судороге, но застывший взгляд так и остался прикованным к бирюзовому пятну рядом со скрюченной кистью руки.
   ***
  
   Он отложил перо и перечитал последний лист рукописи. - Да, их сумасшедший, не вписывающийся ни в какие рамки логики побег из кандалов камчатской каторги, на лихо угнанном купеческом галиоте "Святой Пётр, в мае 1771года, с последующим "хождением" по японским островам, посещением Макао и, - далее, на зафрактованных двух фрегатах, через Индийский океан, вплоть до Бретани.
   Нет, по большому счёту, швед был полностью согласен если не с величием, то точно с незаурядностью Морица - Августа.
   Просто, чересчур уж разные типы характеров. Холерик-авантюрист Бенёвский и он, угрюмый реалист. Как только дал уговорить себя на эту новую авантюру дружища Морица там, в Париже?! Ведь всё уже, добрались в Европу, судьба хранила и в штормы, и от шпаг с мушкетами... Что ещё ему было надо?!
   Вернувшись к самому первому листу, задумался: - стоит ли вписать эпизод их знакомства с мятежным бароном в Сибири, ещё на этапе; два сторонника независимости Польши, рыцари Барской конфедерации, пленённые войсками Российской императрицы, и сосланные Екатериной на Камчатку.
   В довечную каторгу...
   - Нет, тихо сказал себе Адольф. - Чепуха! Не существенно.
   Но кто ж мог предположить?! Что во Франции неугомонный барон доберётся до самого Людовика 15-го, и так очарует Бурбона рассказами о волшебном острове Мадагаскар, что монарх сам предложит сладкоречивому авантюристу средства, корабль, и флаг Франции, для колонизации сказочного острова на юго-востоке Африки?!
   И вот, - пожалуйста, уже второй год - личный секретарь-летописец беспокойного славянина. То ли поляка, то ли венгра. А теперь уже и не губернатора, а, надо понимать, короля?! На прошлой неделе решением великих вождей 62-х племён, барон избран новым "Ампан-сакабе" - верховным правителем Мадагаскара! Неисповедимы пути...
   - Патрон вернулся? - это опять Ванька, слуга и сподвижник Бенёвского с первых дней Камчатского бунта.
   - Нет! Да он верно, заночует там, на плато, у мальгашей!
   - Угу, - Устюжанинов направился в свою лачугу.
   -Иван! - Окликнул приятеля швед. - Может, это, зайдёшь, шахматишки расставим?
   - М...м, ну, давай...
   В шахматы на острове кроме них, играл один человек, - барон. Но сражаться с ним было себе дороже. Ещё в Европе Мориц-Август слыл одним из лучших шахматистов своего времени. Был даже известен "мат Бенёвского - в четыре хода".
   Тропическая ночь, как обычно, мгновенно проглотив нерешительные сумерки, обрушилась на лагерь первопроходцев.
   - Тео умер. - сказал Устюжанинов, усаживаясь за доску.
   - Кто?
   - Теодор. Ван Брекенен.
   Швед поднял глаза к тростниковому потолку. Болезни, при отсутствии в местных джунглях серьёзных хищников и полном дружелюбии туземцев, были единственной причиной смерти среди колонизаторов. Но их хватало с головой; хоронили каждую неделю, часто не одного.
   Винбланд двинул слона. В принципе, он играл лучше, и Ваньке как правило, приходилось туго.
   Из мрака джунглей раздался отчаянный крик птицы, хлопанье крыльев.
   - Фосса, - без интереса буркнул русский.
   - Да, вышла на охоту.
   Оба знали эту небольшую полосатую кошку, местный аналог европейской рыси.
   - Днями должен быть фрегат с Иль-де-Франс, Маврикия. Они в Париж ладятся...
   - Угу, подтвердил Устюжанинов. - слышь, - он неожиданно оторвался от шахмат. - А ты это, в брильянтах разбираешься?
   Швед безразлично пожал плечами. - Да было, от матушки оставалось, видел. Так сестрица лапу наложила... - А что? Здесь, я знаю точно, ни черта, ни золота, ни...
   Ванька полез в карман, и равнодушно выложил на стол бирюзовый кристалл. Тео перед смертью отдал, мальгаши при стройке откопали... Сказал, барону, от него!
   Винбланд склонив набок голову, с прищуром смотрел на камень. Чисто по-русски полез чесать затылок.
   - Это не бриллиант, выдохнул через минуту. Это алмаз. Пока не обработан, - алмаз. Только большущий, я думал, таких не бывает!
   Иван пошёл ладьёй.
   - Шах! Мгновенно отреагировал Адольф.
   - А мы...
   - Мат! Через пару минут объявил швед.
   - Ещё! Затребовал проигравший.
   Хозяин скривился, - завтра, спать хочу... Сухо потрескивала, мигая, лучина.
   - Угу, - согласился русский, сунул алмаз в карман, и приятели разошлись.
   Ближе к полдню следующего дня в лагерь неспешно въехали четыре всадника, - по количеству имеющихся на острове лошадей. Кони были привезены европейцами, в виду полного отсутствия их в естественной фауне райского острова.
   Губернатор Мадагаскара Мориц-Август Бенёвский, в парадном офицерском мундире и треуголке, как и положено, возглавлял крохотную кавалькаду.
   Это был крупный, приятный на вид мужчина, с породистым аристократическим лицом, и неувядающей смешинкой в бесшабашных серых глазах.
   Полтора десятка подданных, из числа моряков бывшей команды "Маркизы де Марбеф", встречали начальство восторженными криками. Барон жестами ответил на приветствия, и спешившись, направился в свою резиденцию - самое крупное из тростниковых бунгало, зримо возвышающееся над остальным лагерем.
   - Шарль, воды! - Бросил он на ходу, поднимаясь по грубо сколоченной лестнице к двери. Слуга метнулся за господином. - Что нового? - барон уже сидел в плетённом кресле, вытянув длинные, в ботфортах ноги.
   Шарль хмыкнул, и отвёл глаза, - Ван Брокенен умер. Отмучился, под вечер.
   Губернатор вздохнул. Столько дел, а народа не хватает. Особенно мастерового.
   - Да, кстати, что это Ваньки не видно?
   - Нет, с Устюжаниновым всё в порядке, вчера весь день на площадке крутился, принимал лес, глину, руководил!
   - Лады, секретаря кликни!
   Появился Винбланд, как за дверью стоял.
   - Сядь. Что Иль-де-Франс, корабль снаряжает?
   - Да, днями будет.
   - Слушай, я передумал. Остаюсь. Пойдёшь с ними в Версаль. Депешу свезёшь. Осторожен только будь! Наместник Маврикия, каналья, мне козни строит, чернит перед Парижем, сколь в состоянии...
   - Как прикажете, патрон! - Глаза шведа сверкнули довольством.
   - Хорошо. Иди. Сыщи мне, всё же Ваньку, где его только лемуры носят?!
   Не прошло и получаса, как лагерь гудел растревоженным ульем.
   Устюжанинова нашли в собственной койке, в запёкшейся крови, с перерезанным от уха до уха горлом. Здесь же, под столом, валялось орудие убийства, его личный, кривой казацкий нож. Следов борьбы в лачуге не наблюдалось.
   Это была первая насильственная смерть в среде колонистов.
   - А я всегда говорил, что наш барон слишком доверчив, и водить дружбу с этими хитрыми туземными рожами нельзя! - Шумел Леклерк, штурман "Маркизы...".
   Его не любили, но в данном вопросе соглашались. Конечно, мальгаши, а то кто же?! Да и зачем? Что с него было взять?!
   - Кто видел покойного последним? - Строго вопрошал Бенёвский собравшийся у крыльца народ. Бродяги пожимали плечами.
   - Я, - сказал секретарь. - Мы под конец сумерек играли в шахматы; одну партию. Ванька проиграл, и пошёл к себе, спать.
  
   ***
   - Нет, - сказал Адольф, и допил вторую пинту. Эль был неплох, но безусловно уступал тому, чем потчевал своего пассажира капитан де Варг, на борту спешащего к берегам Франции "Фридланда".
   - Нет, закончил он мысль. Хватит с меня экзотики. Судьба и так, наигралась, что кошка мышью! А мне ведь не 20, да и не тридцать уже! Думаю осесть здесь, купить домишко; жениться, пожалуй, и заняться описанием моих скитаний по волнам Истории нашего сумасшедшего века.
   Собеседник понимающе кивал головой.
   - Вот, только камешки кое-какие продать надо, что достались мне за время путешествий по краям тропическим, да снегам сибирским.
   - Так это не проблема, я могу свести тебя с мэтром Коше, главным поставщиком двора её королевского величества Марии-Антуанетты.
   - Пожалуй, - протянул Винбланд; - со мной, уже правда, пытался связаться агент Ван дер Виллигена, голландского ювелира, но я в этих делах ничего не понимаю, и боюсь попасть на мошенников!
   - Сделаем! - моя кузина знакома с женой мэтра Коше...
   Приятели затребовали ещё эля.
   ***
  
   Себастиан Коше был раздражён. Вся его кипучая деятельность и усилия угодить Марии - Антуанетте, находили живой отклик её величества, но разбивались о редкую скаредность венценосного супруга. Сегодня, к тому же, по настоятельной просьбе жены, он вынужден принять некоего, никому неизвестного Адольфа Винбланда, желающего продать свои сокровища...
   Вот уже с полчаса он рассматривал десяток средне-мелких камней, не представляющих для него никакого интереса.
   - Это всё, сударь? - Увы, уважаемый, попробуйте обратиться к э-э... я могу порекомендовать вам...
   - Нет, мэтр, вот ещё экземпляр! - посетитель достал небольшой кожаный кисет, явно непредназначенный для хранения драгоценностей.
   Ювелир развязал шнурок и замер. Ещё в юности, подмастерьем, ему довелось видеть знаменитый 115 каратный, "синий алмаз Тавернье", доставленный ко двору Версаля из Голконды, и превращенный впоследствии, в уникальный бриллиант "Голубой француз".
   - Да-а, протянул Себастиан, заикаясь, - эт-то пожалуй... - он помнил, что "Тавернье" был куплен Королём -Солнце за 220.000 ливров. Камень, который сейчас держал в руках, был если не больше, то уж никак не меньше.
   - Я могу предложить вам 70, нет, 90 тысяч. Но только после того, как его увидит её величество! - Завтра я буду в Версале. Возможно, удастся показать и королю! Вечером буду Вас ждать!
   - Непременно, - заверил мэтра посетитель.
   Когда Винбланд ушёл, ювелир ещё долго сидел в кресле, задумчиво грызя кончик подвернувшегося под руку пера. Да, - думал он, - Королю-Солнце синий алмаз счастья не принёс. - Посмотрим, как будут обстоять дела у внука...
   Мэтр аккуратно завязал кисет, встал, и пошёл к жене, показать редчайший кристалл, который по её протекции принёс странный швед.
   ...До казни Людовика16-го на площади Революции, под ножом гильотины 21 января 1793, было ещё почти восемь лет, но этого мэтр Коше знать не мог!
  
   ***
   Ворвавшись в мир после многотысячных лет заключения, камень начал резвиться. Он с лёгкостью менял не только хозяев, оставляя за собой кровавый след, но и страны, континенты. У него не имелось ни официальной истории, ни документации, подтверждающей права собственности. Всё это было похоже на судьбу юного, прекрасного бастарда, превосходящего умом и красотой - всех, но который никогда не станет принцем крови.
   Проклятие тысячелетий, висящее над его хозяевами, работало безотказно. Сначала он приносил удачу, но через некоторое время, почему-то резко нагреваясь, испускал яркий луч, являвшийся предвестником смерти очередного владельца...
   Несколько раз его пытались обработать, превратив в один из крупнейших бриллиантов, увы, все попытки заканчивались для ювелиров фатально!
   За неповторимый луч, периодически рождающийся в недрах кристалла, он повторно обрёл имя "Блик". Камень пропадал на десятилетия, оседая в сейфе нового "счастливца", но обязательно вырывался на волю, громко заявляя о себе кровью и скандалом.
   Рушились Империи, гибли тираны и их приспешники... А зачастую в жернова рокового камня влетала и мелкая, случайная сошка.
   Дважды мистический алмаз добирался до России - сначала с Наполеоновским войском, в карете бесстрашного Мюрата, повторно летом 1945-го, с эшелонами маршала Победы, найдя пристанище в шкатулке Великой Певицы; страна, правда, называлась уже СССР...
   ... Никто не знал о Нгу. Никто не слышал о Мурзакане, Урсе и Ваньке Устюжанинове, верном сподвижнике барона Бенёвского, губернатора райского острова Мадагаскар...
   ***
   (Продолжение следует)...
  
   Э-4
   Екатеринбург, 1918 г.
   Май нынче выдался какой-то... не весенний, что ли. По летнему пыльный, и не радостный. Нервно-азартный, шумный,- это да, но не весёлый!
   Митинг на фабрике Злоказовых уже терял первичный накал, главные крикуны своё отработали и смешались с однотонной, колышущейся массой работяг.
   Александр Дмитриевич Авдеев тоже закончил свою речь и, спрыгнув со станины древнего токарного станка, покрутил головой; увидел, как сгруппировавшись по трое-пятеро, народ потянулся через ворота, явно в сторону трактира.
   - Венька! - заорал он размахивая руками, смешно подпрыгивая, потому что ростом не вышел, и "Файка" Сафонов мог просто не углядеть его поверх голов сгрудившегося пролетариата. - Стой, подожди, дело есть! Погутарим, потом догоним, я с вами!
   Вениамин развернулся и разгребая толпу мосластыми руками, двинулся к приятелю.
   - Ну, чего? И так уже за полдень, пошли! У меня после вчерашнего это... - он повёл мутным, неопохмелённым глазом. Но Сашка дёрнул его за рукав, оттаскивая в сторону от лишних ушей.
   - Да успеем, дурында ты такая, не у тебя одного... слушай, сюда! Заработать хочешь?! - Четыре сотни, на ровном месте! - Авдеев лихорадочно зашептал, ухватив приятеля за ухо, и подтащив его вплотную к губам.
   - Да ты чо! Верно?
   - Я тебе говорю... меня сам Белобородов уполномочил!
   - Ну?! - А Голощёкин?
   - Что Голощёкин, не знаю... Филипп Исаевич со мной не говорил, тебе, убогому, Белобородова мало?!
   Файка опустил голову. - Так, и что теперь?
   - 12 парней ещё надо! Проверенных, надёжных. Из наших, Злоказовских! Внутри будем стоять. Внешняя цепь уже набрана, из этих... Сысертьских. Тоже надёжные хлопцы, рабочая кость!
   - Кого думаешь?
   - Стёпку обязательно; и этого, как его...не русского, Варлама!
   - Да русский он, русский!
   Обсуждая животрепещущую тему, приятели двинулись за фабричные ворота.
   - Я чего не пойму, Митрич... - опережая на шаг, и преданно заглядывая в глаза, скороговоркой бормотал Файка. - Они ж тут с апреля? Так кто за ними сейчас глядит?
   - Я ж тебе толкую, ненадёжный народ, из бывших, да и нерусских много... Латыши эти, чухонцы... Вот Исаич и дал приказ Белобородову, а тот меня привлёк, знает сущность мою пролетарскую! Возьмись, грит, товарищ!
   К вечеру все переговоры были закончены, и необходимые 14 кандидатур с нетерпением ждали рёв сигнального горна, призывающего к исполнению возложенной на них самой Историей чрезвычайной миссии. И, безусловно, защите интересов новой, зарождающейся жизни!
  
   ***
   За 2-е недели до митинга...
   С утра явно собирался дождь. Небо затянула однородная лиловая пелена, не пропускающая вниз, на угрюмый город, ни одного луча апрельского солнца. Но он так и не пошёл.
   Столицу Урала била нервная, крупная дрожь. Многотысячная людская лавина из горожан и жителей окрестных деревень заполонила центральные улицы, уверено продвигаясь в направлении вокзала. Чёрная река гудела, как растревоженный улей.
   В 8-40, практически без опоздания, на станцию Екатеринбург вкатился возмутитель спокойствия, обычный поезд из Тобольска. Состав доставил к назначенному месту исторического трибунала отрёкшегося императора и его семью.
   Возбуждённая толпа требовала предъявить им Николая Кровавого, вместе с женой, ненавистной Аликс; выкрикивая угрозы, и отчаянно напирая на выставленный заградительный заслон.
   - Выведите Романовых, я плюну ему в рожу!!! - Надсаживался молодой истеричный голос в самом центре человеческого круговорота.
   При всей хаотичности воплей и шатания масс, всё же создавалось впечатление, что некое организующее руководство всем этим гудящим ульем было! Агрессивный люд всё ближе и ближе подбирался к вагонам. Дело дошло до того, что комендант поезда выставил вдоль перрона вооружённое оцепление, продемонстрировав готовые к работе пулемёты...
   Не помогло даже это; пришлось состав срочно перегнать на резервную станцию "Екатеринбург -2", и уже оттуда, в открытом автомобиле, под охраной грузовика набитого солдатами, царственные арестанты направились к своему очередному месту содержания. Им новая власть выбрала дом инженера Ипатьева, на время реквизированный, исходя из соображения революционной целесообразности...
   Хозяин - тёзка царя, был в отъезде, поэтому личные вещи его и домочадцев, просто снесли в одну комнату, закрыв и опечатав дверь.
   С этого момента "ипатьевский" особняк, с лёгкой руки пролетарских властей и, согласно веяния времени, получил название "ДОН" - дом особого назначения.
   ***
   - Ники! - Александра Фёдоровна обернулась к мужу, во время прогулки по внутреннему садику их узилища, раз в день разрешённой тюремщиками. - Мне Терентий сказал, что в ближайшее время ожидается смена всей внутренней охраны.
   Царь пожал плечами. - Ты, душа моя, ждёшь чего-то лучшего? - Николай саркастически хмыкнул.
   - Да Бог с тобой, - Аликс скривила губы.
   Уже на следующий день в коттедже появились незнакомые лица. Сидельцам был представлен новый комендант Дома Особого Назначения, - Авдеев Александр Дмитриевич! Солдатская гимнастёрка, коричневые шаровары, на боку казацкая шашка. Его команда разительно отличалась от предыдущих надсмотрщиков, среди которых имелось много латышских стрелков и даже бывших, разжалованных офицеров.
   Вновь прибывшие к военным явно никакого отношения не имели. Их пролетарское происхождение и фабрично-заводское отношение к кровопийцам трудового народа с первых минут не оставляло сомнений, что в жизни царственных особ началась новая, гораздо более тёмная полоса.
   - Вот, - прошептала бывшая императрица всея Великая, Белая, и так далее... когда во время обеда между ней и мужем втиснулись двое революционных бойцов, причём один из них, русый молодой парняга с недокуренной папироской в углу рта. Второй, с явно азиатскими генами, сразу ухватил пальцами две котлеты из общей кастрюли, и потащил к себе на тарелку.
   Тихо охнула великая княжна Мария.
   Мать подошла к ней. - Я тебе рассказывала, что Наш Друг в последнюю встречу, в августе 14-го, предвидел возможный крах дома Романовых, но всё же надеясь на лучшее, преподнёс нам уникальный оберег, полученный в дар от Гермогена, ещё в девятом году.
   - Да, я помню, странный необработанный алмаз, чуть голубоватый, очень крупный... А он здесь, с тобой?
   - Да, в аптечке, с лекарствами. Надо верить! Старец и с того света, не оставит нас без своей благодати.
   Прошло два дня. Гайки продолжали закручиваться. Стало запрещено открывать для проветривания закрашенные белой краской окна их комнат. Потом сократилось до 20 минут время ежедневной прогулки.
   Стражи, осознав свою безнаказанность, становились всё более хамоватей и беспардоннее. Стали пропадать мелкие личные вещи.
   Впрочем, не все вели себя откровенно по- скотски. Патлатый, вечно расхристанный Степан Клещеев, во-первых никогда не участвовал в пьянках Митрича с Сафоновым и ещё парочкой "Буревестников Революции" в комендантской, на первом этаже сумрачного особняка. Во-вторых, всё больше молчал. Правда, был замечен в склонности к наскальной живописи, и увековечиванию собственной фамилии на коридорных панелях второго этажа.
   Но это уже дело такое, позыв творческой души, в сочетании с эксклюзивным воспитанием...
   - Я не могу, папА, - со слезой в голосе жаловалась Мария. - Этот ужасный Файка каждый раз тащится за мной следом, когда я иду в туалет. Стоит под дверью, и похоже даже подглядывает.
   - Что делать, Мари... такая уж у них планида, наблюдать, как мы справляем малую нужду! - Отец погладил дочь по щеке.
   Эти слова, по всей видимости, дошли до бравого Авдеева, потому что за обедом следующего дня, пытаясь ухватить кастрюлю с супом, он как бы невзначай, ударил Николая в лицо локтём. Пробурчал что-то невразумительное и отвернул в сторону плоскую прыщеватую физиономию.
   Тем же вечером Аликс сообщила мужу, что у неё из ридикюля пропали жемчуга. Но главный, сокрушающий удар ждал Александру Федоровну, когда она открыла свою аптечку, в поисках чего-нибудь от головной боли.
   Картонная коробочка из-под таблеток от мигрени, в которой был спрятан бесценный дар старца Григория, оказалась пуста. Голубой алмаз, призванный охранять её семью испарился! ИСЧЕЗ...
   ***
   Вторая половина июля всё того-же 1918-го.
   Встретились они случайно. И, понятно, свернули в ближайший кабак.
   - Да, протянул Венька и хлопнул стопарь, от удовольствия шмыгнув крупным, обсиженным веснушками носом, - Были однако ж времена... Ну, давай помянем раба божьего, какая-никакая, а православная душа, да и бабы его...
   Выпили.
   - Но здорово, что нас так вовремя сменили! - Стёпка взлохматил и без того непокорные патлы. Хрустнул огурцом. - Однако, дурачьё вы, всё ж, с Митричем твоим. Что толку, что гоняли Николашку, да девок его щемили. Ну, ладно, Авдеев хоть внукам сможет хвастаться, что было дело, царю-батюшке в рожу заехал! - Ха! - он заржал высоким фальцетом.
   - Так, - нахмурился Файка, - Хорошо, мы - дураки, а ты - что?
   - Я... да там же рыжевья, брюликов, и других побрякушек, прямо под ногами валялось... Помнишь царица хай подняла, жемчуга сгинули? Хочешь посмотреть? - Выпившего Клещеева несло на гребне алкогольного вихря.
   - А то... Только не думай, что ты один такой хитро-хлопнутый!
   Они допили остатки, и пошли к Степану. Жил тот совсем рядом, после смерти матери - один. В деревянной маленькой пристройке сбоку двухэтажного домика.
   По дороге он наставлял туповатого Веньку. - Валить отсюда надо, нечего здесь делать! Время нынче такое, только успевай. Но - туда надо, в Питер, Москву, здесь - болото"!
   ... Жемчуг впечатления не произвёл. - Да, колье, браслеты, нити какие-то, непонятно как и куда цепляются... Махонькие белые шарики... Так и сказал. Утёр нос начинающему трезветь умнику!
   - Ой-ёй, подумать можно, что у тебя что-то повесомей есть!
   - Нет. У меня - нет. - И заёрзал задницей по плохо струганной лавке. - А вот у Авдеича есть. Хвалился, тоже с бражки... Камень чудной, брюлик -не брюлик. Здоровенный.
   - Ты, Клещ, книжки про Холмса читал? Так у него есть там, тоже - камень, обалденный такой, голубой... ой, забыл! "Кальбурген" ... нет! - Карбункул!
   Степан смотрел на приятеля открыв рот. Он никак не мог подозревать, что это мосластое несчастье ещё и что-то читает.
   -Ладно, - сказал наконец. - Где держит этот свой "карбункул", - знаешь? Не дома ж, под матрацем...
   - Нет, у Ташки, девахи своей, в кадушке с огурцами, показывал.
   - Ну, что, бродяга, в Питер со мной дёрнешь?
   Венька закивал, часто, как китайский болванчик. - Тогда, браток, держи, - он протянул руку. Только камень этот, Митрича, обязательно брать надо, Всенепременно.
   Степан Клещеев, известный в определённых кругах как, ясное дело, Клещ, сидел в одиночестве на пустынном берегу Исети, делящей Екатеринбург на западную и восточную части, и смолил папиросы, одну за одной.
   Во-первых, он был недоволен собой за то, что вчера под стопку "поплыл", и хвастанул Веньке, которого в друзьях вообще-то, не держал, жемчугами Аликс. С другой стороны, он никогда бы не узнал про уникальный камень, стыренный Сашкой Авдеевым у той же царёвой жёнки. Он откинулся назад, на траву, приподнявшись на локте.
   Вздохнув, наблюдал, как солнце тонет в реке. Да, ничего не происходит случайно, а если и происходит, то, как правило, совершенно случайно!
   Клещ представлял собой очень сложный, малохарактерный для своего времени и города продукт.
   Откровенно уличное воспитание одного из самых криминогенных районов, и без того приблатнённого пролетарского города, с детства натыкалось на влияние тогда ещё живого отца, учителя церковно - приходской школы, которую и сам Стёпка закончил с завидным блеском.
   Со временем, правда, уральская вольница стала побеждать, да и папаня-то уже... Теперь Клещ был вполне состоявшийся урка среднего пошиба, с претензией на более высокий статус. Да, до "Ивана", как тогда называли уголовных авторитетов, будущих "воров в законе", было ещё очень далеко.
   Но и года-то, года какие? Нет почитай, и тридцати; была б голова, а она, похоже, варит!
   ***
   - Эгей! - с пригорка к месту встречи спускался Сафонов, привычно размахивая длинными, обезьяньими руками.
   Придурок, лениво подумал Стёпка, поднимаясь с травы. Но здоровый же, лосина, такой и пригодится может...
   Подельники отправились в Мельковку, окраинный район города. Клещ своими глазами хотел увидеть место, где Авдеич схоронил сокровище.
   - Ташка, - баба вдовья. Живёт сама, - "сдавал" бывшего друга - начальника Файка. - Бедовая, лет 30, Митрич с ней уже пару годков крутит. - Вот, - он мотнул головой в сторону полуразвалившейся хибары за невысоким забором.
   - Угу, - Клещ внимательно осмотрел соседские домишки, не оставив без внимания здоровенного лохматого кобеля, вольно блуждающего по узкому, удлинённому подворью. Пошарив в переброшенной через плечо котомке, он швырнул псу кость с остатками мяса.
   - Всё. - Стёпка развернулся и зашагал в сторону города. Камень он не видел никогда, но Венькино сравнение с известным карбункулом, будоражило и закрепляло мысль о необходимости проведения решительного "экса", как замысловато называли обычный гоп-стоп "товарищи" из различных расплодившихся партий.
   - Сегодня, - процедил он внезапно присмиревшему Файке. - И знай, ежели где слажаешь, уши отрежу, как говорил Атос... - читал? - Венька отрицательно замотал головой.
   - Ничего, просто поверь. Отрежу!
   ... Пришли, как и положено в "волчий час", ближе к трём утра. Полная луна заливала серебром подворье. Клещ озираясь, опёрся локтём о край калитки. К нему тут же метнулся пёс, но в тишине, без лая. Стёпка перебросил во двор заготовленный кус мяса, и внешне страшный страж, тоже оказавшийся продажной шкурой, с упоением зачавкал подношением.
   - Кутёнок деревенский, прошептал Степан, и засунул назад, за пояс, наган. Оказывается, он был готов к любому повороту событий.
   Зашли в калитку, Файка кивнул на прижавшийся справа сарай, метнулся к дубовой кадке и запустил в неё руки по самые локти. Подельник стоял рядом, молча ожидая результата.
   - Что, сучата грязнозадые, говнюки подлючие! Руки, паскуды, Руки!!!
   Кисть Клеща замерла на пол дороги к нагану. Сафонов просто завалился набок, скользнув по бочке, и, похоже нырнул в обморок.
   В дверях залитый лунным светом, в одних шароварах стоял Авдеев, поигрывая направленным на грабителей обрезом. За ним угадывалась женская фигура, тоже в одной рубашке, явно прямиком из постели.
   - Это ищем? - продолжая издеваться, он вертел в левой руке какую-то банку, похожую на консерву. Лунный свет не давал рассмотреть лучше.
   - Митрич... - заныл очухавшийся Файка.
   - Молчи, падла, ты Иуда, ваще пасть не открывай!
   - Авдеич, - встрял Клещ, судорожно ища выход из ситуации.
   И в этот момент, ещё раз доказав свою предательскую сущность, заскулил из-за спины бывшего коменданта дожравший свою пайку лохматый псевдо-страж.
   Тот автоматически дёрнулся на звук, и Клещ выхватил наган. Его хлопок утонул в грохоте обреза.
   - А-а!!! - на одной ноте заорал Венька.
   Авдеев рухнул молча, будто куль с песком. Пуля первый раз стрелявшего из нагана Клеща, волей судьбы угодила ему точно в сердце. Загадочная жестянка откатилась прямо к дёргающимся ногам не перестающего орать Файки.
   Стёпка поднял её. Это действительно была пустая консервная банка, из-под щей с мясом и каши, выпуска 1902года, полностью залитая застывшим свечным воском. Он сунул её в котомку, поднял валявшийся обрез, передёрнул затвор и без секунды сомнения разрядил в грудь Софонова, чем прекратил не только вопли, но и страдания подельничка; вложил оружие в остывающие руки Александра Дмитриевича, и тут, каким-то звериным чутьём, уловив движение в проёме двери, отпрыгнул в сторону. Мимо его плеча просвистел здоровенный топор-колун.
   - А-а-а! - Белое пятно в ночной рубахе неслось на него, выставив перед собой острые крестьянские вилы. - Убивцы!!! - верещала обезумевшая Ташка, распарывая тишину ночи. Зацепившийся за пояс револьвер не вытаскивался.
   И всё же он успел... Стрелял до тех пор, пока не закончились патроны.
   Мельковская слобода безусловно пробуждалась. Их военные действия подняли на ноги сначала честных псов, потом и их хозяев. В районе трактира Кибардина, шевелился припозднившийся ещё с вечера пьющий народишко. Вот, именно мимо них, Стёпка бестелесной тенью прошмыгнул в направлении вокзала.
   Впрочем, стрельба на Мельковке была делом не таким уж редким.
   Дома, не снимая сапог, он рухнул на расхристанную постель, но минут через пять уже сидел за столом, вертя в руках трофей.
   В конце концов, все его действия этой ночью были импульсивные, и в результате могли обернуться полным пшиком.
   Только расковыряв застывший воск, выцарапав из него заветный голубоватый кристалл, он убедился, что отметился тремя своими первыми жмурами не зря.
   Дальше действовал продуманно и энергично, как будто не было бессонной сумасшедшей ночи. Камень был надёжно зашит за подкладку старенькой фабричной куртки. Сбегал в лавку, прикупил новый картуз, рубаху и сапоги. Пересчитал наличность, проверил документы, и не закрывая дверь, отправился в новую жизнь, на вокзал.
   Передумал, заскочил в ближайший трактир, где плотно пообедал щами, под единственную стопочку водки. Всё. Теперь он был готов.
  
   ***
   (Продолжение следует) ...
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"