Заходила ночью муза, наследила на столе,
Отпечаталась помадой на фамильном хрустале.
Расписалась на постели следом вымокшей спины,
Поцелуями на теле, ощущением вины,
Коньяком в моем бокале, запахом чужих духов,
И отсутствием моральных и этических оков.
Волосами на подушке и утерянным бельем
Пустотою в ощущеньях и бумажнике моем.
Ворохом стихотворений, дымом женских сигарет
Ощущением паденья груза всех прошедших лет.
Творческим огнем и спазмом, стонами в глухой ночи...
В пробужденье позднем, праздном...
Милая, ну не кричи...
Муза - это наважденье... здесь измены вовсе нет...
Не загул, а посещенье...
Не постель, а лишь общенье...
Не разврат, а акт священный...
Акт стихов моих творенья...
Ну а материальный след...
Это только свыше знаки, чудом явленные нам.
И не надо озираться в поисках по сторонам.
Ах, какие к черту бабы - все в астрале, все во вне...
Так я объяснял на утро муки творчества жене.