Аннотация: Не знаю, в самом деле, как анонсировать... Сказка. Реализм с мистинкой (с) Маленькая повесть - или большой рассказ.
ПОТЕРЯ
Когда на суд безмолвных тайных дум
Я вызываю голоса былого,
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.
Из глаз, не знавших слёз, я слёзы лью
О тех, кого во тьме таит могила,
Ищу любовь погибшую мою
И всё, что в жизни мне казалось мило.
Веду я счёт потерянному мной
И ужасаюсь вновь потере каждой,
И вновь плачу я дорогой ценой
За то, за что платил уже однажды.
Но прошлое я нахожу в тебе
И всё готов простить своей судьбе.
У. Шекспир
Всё, что происходит вне нас - всего лишь зеркало нашего образа мыслей.
Луиза Хей
*****
Инна привычно брела по переходам метро. Некоторые станции мало отличаются друг от друга - полукруглый потолок, светлый мрамор, люминесцентные лампы, скрадывающие время суток.
Гораздо интереснее старые центральные станции, каждая из которых похожа на музей искусства середины ХХ века.
Она уже давно приучила себя не смотреть на проходящих мимо людей и не замечать тесноты. А ведь раньше было гораздо просторнее, и пассажиры старались соблюдать чистоту. Теперь же поездку в метро можно было рассматривать и как необходимое зло, и как возможность побывать в портативном читальном зале - если удавалось сесть в уголок.
На этот раз это удалось, и, заняв своё любимое место в самом дальнем углу вагона поезда, идущего в сторону центра, она погрузилась в чтение "Парфюмера" Патрика Зюскинда. Подумать только, как много информации может дать запах! Им привыкли не то чтобы пренебрегать, но отодвигать не второй план по сравнению со зрительными впечатлениями. И почему такой чудесный дар - улавливать едва ощутимые запахи, доступные даже не каждой охотничьей собаке, - достался маньяку-убийце, неспособному любить и сочувствовать? Или другой вопрос - почему столь одарённый человек не спасся от безумия? Или... талант связан с риском сумасшествия?
На минутку она оторвалась от книги и вспомнила собственную "библиотеку запахов". Оказывается, она помнит их гораздо больше, чем думала. Аромат волос матери, ополоснутых в травяном отваре, по которому она ребёнком узнавала её; бабушкина пудра и обед с куриным супчиком; дедушкин одеколон, сдержанно-незаметный на тёмном кардигане; запах виниловых пластинок, которые отец слушал вместе с братом; собачья шерсть с молочно-кашными нотками, характерными для щенков... Её любимые духи - прозрачное сладкое дуновение. И, наконец, едва уловимый аромат клевера, исходивший от того, кого она считала разумным оставить в покое и забыть.
Разумно было бы также списать все старые вагоны метро и заменить их модерновыми монстрами с невыносимо-ярким светом прямоугольных люминесцентных ламп. Но сколько очарования в тех ставших редкостью поездах, где стены внутри покрыты золотистой рельефной краской, а свет ламп слегка приглушен круглыми плафонами - рассеивателями, напоминающими шляпки грибов! В одном из таких раритетных поездов ехала Инна. Она считала, что ей повезло, и убедилась в этом ещё больше, когда подняла глаза на номер, проставленный старомодным шрифтом над боковой дверью, через которую теоретически можно пройти в соседний вагон:
5 9 6 8
Счастливый!
Этот поезд словно специально приехал за ней из её детства. Более резкий, чем обычно, типичный "запах метро" без примесей амбре человеческого пота и нестиранной одежды воспринимался как глоток чистого воздуха... Этот запах был, как ни странно, одним из её любимых - возможно, потому что от него веяло предвкушением поездки к бабушке, или в гости, или на вокзал, а оттуда - за город. Или к маме на работу, где она могла сидеть мышкой в своём углу и заниматься любимым делом, а именно читать книжки и рисовать.
Брррр! Рядом с ней нагло втиснулся какой-то вонючий тип, явно перепивший накануне. От него несло перегаром и прокисшим "Оливье".
Она снова зарылась в чтение, чтобы хоть как-то абстрагироваться от неприятных ощущений. Тут-то ей стало понятно, за что она не любит современное метро: за вонь. Повествование затягивало и уводило вдаль по серо-бесформенным просторам внутреннего ландшафта гения-нелюдя. Инна не заметила, как дурно пахнущий тип поднялся и пересел, как на его месте оказалась обрызганная дешёвым парфюмом домохозяйка с продуктовой сеткой, и как все остальные пассажиры покинули поезд.
Оторваться от книги её заставила неестественно мягкая остановка. Обычно вагоны качает и дёргает, а тут ей показалось, что она зависла в воздухе.
Одного быстрого взгляда вправо-влево было достаточно, чтобы убедиться: вагон пуст.
Инна продолжала сидеть, но на всякий случай убрала книгу в сумочку. И, как только она это сделала, двери раскрылись. Она встала и, пройдя к выходу, вдруг поняла, что поезд остановился посреди туннеля. Прямо напротив ближайшего к ней выхода находился узкий боковой проход. Скорее всего, это служебный коридор, ведущий в параллельный туннель. Однако о метро ходят разные слухи. Люди говорят и о секретной правительственной системе подземных коммуникаций, и о ходах, прорытых несколько веков назад. В некоторых газетах мелькали статьи, что отдельные коридоры ведут вниз чуть ли не на несколько сотен метров. Туда лучше не ходить даже опытным диггерам, поскольку в этих пещерах обитает нечто, не поддающееся объяснению.
Инне всегда хотелось затесаться в группу диггеров, исследующих подземные ходы. На это, тем не менее, не было времени, а оно требовалось для поиска подобных чудаков, которые не любят чрезмерное внимание общественности.
А теперь у неё есть возможность осуществить свою задумку. Но зато нет ни фонаря, ни подходящей одежды, ни группы поддержки или хотя бы напарника. Кто, в самом деле, предпринимает такие прогулки в лёгких джинсах, водолазке и сапожках на шпильке?
Спрыгивать на пути было бы опасно - не столько даже из-за возможности, что ударит током, сколько из-за высоты. Зонтик не поможет - слишком высоко. Не зная, что предпринять, она всё же сделала пару упражнений для стоп и голеней. Закрыла глаза и... не решилась, но с удивлением обнаружила, что кто-то положил длинную шпалу, мостиком связывающую порог вагона с темнотой внизу.
Инна вгляделась в узкий коридор и увидела фигуру, с головы до ног закутанную в золотистый плащ с капюшоном. Некто в плаще неторопливо взмахнул рукой, и девушка поняла, что её призывают следовать вглубь коридора.
В желудке образовался колючий холодный ком, сердце вдруг начало колотиться так, будто она пробежала километровый кросс.
Она может забиться в угол вагона и ждать, пока поезд снова тронется. Золотой Плащ не будет её преследовать - это она каким-то чутьём поняла. Его территория - подземелье, но никак не места предполагаемого столпотворения. Кстати, о чутье... Быть может, стоит принюхаться и по запаху понять, что ей сулит прогулка по тёмным туннелям. Надо же как-то использовать знания из книг, пусть это не более чем фантазия автора.
Эта мысль ей понравилась. Инна подумала, что, раз заработал творческий подход к решению задачи - идти или не идти в неизвестность - значит, она взяла себя в руки и не допустит паники.
Ступив на ближний к ней конец шпалы, она выглянула из вагона и втянула воздух.
Фигура в плаще стояла неподвижно. Инна была рада, что её не торопят.
Она ожидала услышать тот самый запах пыли и смолы, характерный для метро. Но теперь одного резковатого аромата недостаточно. Ей нужно было ещё что-то, что убедило бы в необходимости предпринять опасную прогулку.
И она уловила это сладковатое дуновение клевера, так похожее на свои любимые духи, только гораздо лучше - тёплое, родное.
Иногда решение не нужно принимать - оно приходит само. И такое решение - самое правильное.
Спуск по шпале потребовал некоторой ловкости, но она справилась, ни разу не оступившись. Страх сменился почти предвкушением, и ей придавала сил характерная дрожь - предвестник удивительных перемен в жизни. Тело стало лёгким и послушным, как у балерины на сцене, забывшей о своих прошлых травмах.
Очутившись на насыпи, она тут же почувствовала холод, идущий от земли, как будто спустилась на дно могилы.
Двери поезда закрылись, и лежавшая на самом краю шпала не была им помехой. Когда вагоны стали медленно плыть, постепенно разгоняясь, она со стуком упала рядом с путями. Вот остались только два габаритных огня сзади, и поезд исчез, уполз, как червь в толщу чернозёма.
Бояться поздно.
Инна не боялась темноты, однако было бы неприятно продвигаться вперёд наощупь. На своё обоняние рассчитывать всерьёз не приходилось - она же не Гренуй. Всегда проще иметь дело с опасностью, если точно знаешь, что она собой представляет. То есть если её видишь. Так уж устроено сознание современного человека. Зрительные образы на восемьдесят процентов определяют восприятие и оценку любого явления, с которым приходится сталкиваться. Инна не была исключением, однако считала своё мироощущение более тонким, и не без причины. Она могла, по невнимательности, как считали её родственники и начальник, проглядеть нужный ориентир на месте встречи и не заметить в толпе знакомого, зато всегда могла бы сказать, какого цвета музыка, которую она слушает, или вкус блюда, которое пробует. Цветами обладали запахи, имена, номера телефонов - всё, что в так называемом нормальном восприятии по определению окрашено быть не может. Те же номера телефонов и имена она запоминала не как набор знаков, а как расплывчатые радужные пятна разной конфигурации с преобладанием тех или иных основных цветов. Своё собственное имя Инна представляла тёплым жёлто-оранжевым, как косые лучи заходящего солнца на кирпичных стенах домов старых кварталов Лондона. Первая буква всегда задаёт основной тон. Её "И", как правило, представало в воображении резковатым сочетанием контрастных красно-жёлтых тонов ближе к лимонным. Но за счёт двойной оранжевой "н", приподнимавшей звучание, как крутой декоративный мостик над ручьём, имя становилось почти прозрачным. Это впечатление закреплялось единственным ахроматическим хамелеоном алфавита - буквой "а". Серебристо-серая, как пузырёк воздуха, летящий к поверхности воды, она делала имя похожим на лазерную иллюзию паутины из солнечных лучей. Обычно первая буква алфавита, являясь как будто официальным его представителем в строгом костюме, меняла свою окраску от ослепительно-белого до тёмно-серого, изредка окрашиваясь в кроваво-багровые оттенки. В её же имени она произносилась как лёгкий выдох, и красок несла в себе не больше, чем чистый воздух.
Итак, своё имя Инна видела как сюрреалистический сплав огня и воды, почти узор из преломлённого солнечного света на дне реки. В книге одного из современных эзотериков она вычитала его значение - "бурлящий поток". Жизнь её, тем не менее, нельзя было назвать бурной. Все эмоции, интересные мысли текли внутри, как подземная река.
Запомнила она и цветовую гамму номера вагона:
5 - тёмное индиго с переливами фиолетового;
9 - шоколад с вкраплениями золотого;
6 - алый с вишнёвым;
8 - зелёный, как трава в августе.
Удивительно, как столько мыслей может проноситься в голове в один момент. На бумаге они уж точно заняли бы целую страницу, если не больше. Странные у неё ассоциативные цепочки, напоминающие, скорее, кружево или кельтский узор. Почему она думает о цветах своего имени и накопившихся проблемах, когда как нужно сконцентрироваться и понять, что происходит? Нетривиальная ситуация, а она погрузилась в себя.
И тут Инна поняла, зачем был нужен этот экскурс в лабиринты своей личности.
Золотистый плащ на фигуре в туннеле переливался цветами её имени, точь-в-точь.
Она сделала шаг вперёд и удивилась: редко ей приходилось что-либо делать, не обдумав все плюсы и минусы. Да и, к тому же, темнота рассеивалась. В руке незнакомца (или незнакомки?) в плаще появился старинный фонарь, оплетённый кованой ажурной решёткой в виде лабиринта с закруглёнными углами.
Провожатый, не проронив ни слова, начал двигаться вглубь коридора, уловив внутренним чутьём, что девушка последует за ним. Чутьё, разумеется, не обмануло обитателя подземелья: страх проходит, когда появляется ясность и принимается некое решение. Инна решила идти, а потому ей стало любопытно, чем закончится эта прогулка по местам, не предназначенным для пассажиров метро.
Несколько поворотов... Инна всегда плохо запоминала дорогу, и это сейчас не казалось ей главным, хотя заблудиться без проводника ничего не стоило бы. Она почему-то знала, что ей нет нужды помнить, в какой именно коридор они следуют и как не потеряться на обратном пути, если придётся бежать или брести в одиночку. Она даже не обратила внимания на фактуру того, что служило полом в туннеле. Была ли это россыпь мелких камней, или ровное земляное покрытие? Ноги не чувствовали ничего особенного, кроме лёгкого уклона. Уровень туннеля постепенно понижался.
Они вышли к подземной реке. Свет фонаря, не ограниченный более узкими коридорами, плавно разлился по широкому гроту. Стены и высокий потолок сложены каменными глыбами, и никаких больше проводов. Инна так и не отследила момент перехода обычного метро в старинные катакомбы. Зато она доверяла своим ощущениям: несмотря на сверхразвитое зрительное воображение, она не видела будущего в привычном понимании, зато чувствовала его телом. Если при встрече с новым человеком у неё всё внутри сжималось, а на плечи давила тяжесть, как будто её визави уже взвалил на них свои проблемы или авторитет - она чётко знала: надо держаться подальше от этого субъекта, что бы он ни говорил и как бы прилично ни выглядел. Кстати, подобные личности никогда не издавали приятного естественного запаха, даже если пользовались дорогой туалетной водой. В лучшем случае они не пахли ничем.
Почему-то молчаливый попутчик Инны совершенно не вызывал у неё подозрений. Или, было бы корректно сказать по-другому: девушка понимала, что никто просто так не предложит пройтись по подземке, одевшись, как карнавальная фигура. Однако она знала наверняка, что ей нечего опасаться разбойного нападения с целью грабежа и других неприятностей криминального характера. Непонимание им тоже не грозило - уже как минимум четверть часа они общались без слов и намёка на неловкость по причине несоблюдения социального ритуала знакомства. Её тело стало совсем лёгким, а где-то пониже горла, в области, где плечи сходятся с линией декольте, возникла спокойная пустота. Не пронзительная, а мягкая и очищенная от всего лишнего. И... густо-голубая, как небо.
Инна ощутила себя попавшей если не в сказку, то в компьютерную игру "Алиса в стране чудес". В игре девочка была уже не викторианской бабочкой, а готической летучей мышкой, умеющей метать ножи и демонстрировать акробатические трюки. Пышная юбка смотрелась уже по-иному в сочетании с чёрным бантиком на талии, заколотым крупной брошью в виде черепа. Полосатые гольфы уступили место высоким сапогам на шнуровке из тех, что носят готы. Похожие сапоги были и на Инне - поклоннице мрачных панков, которые творили на сцене что хотели, позволяли себе крамольные высказывания на интервью и при этом зарабатывали на виллы талантом, который, видимо, часто идёт рука об руку с бунтарским поведением.
И вот, зачем-то она оказалась в стране чудес, совсем не похожей на райские кущи, а её провожатый вовсе не вызывал ассоциаций с чеширским котом хотя бы потому что Инна - Алиса так ни разу и не увидела не то чтобы улыбки, а даже кусочка лица, скрытого в недрах капюшона. Она не ожидала, что её сейчас осыплют дарами из нижнего мира. Даже если так - то какими они могут быть? Скорее всего, ей подкинут некую задачу для решения. Почему именно ей? Может быть, потому что именно её жизненный опыт необходим обитателям подземки? Тогда как они узнали о ней так много и подстроили всё таким образом, чтобы она зачиталась на нужном перегоне? Интересно, что им от неё нужно? В бескорыстных фей она уже давно не верила.
К реке вёл пологий песчаный спуск около трёх метров шириной. Вода не только не была прозрачной, но казалась фиолетово-чёрной, как содержимое чернильницы.
Спутник Инны подошёл к самой кромке воды и поднял фонарь вверх на вытянутой руке. Постоял несколько секунд в позе статуи Свободы и поставил светильник на землю с явным намерением дождаться кого-то или чего-то.
Девушка огляделась. Река текла слева направо, совсем как представляемая историками линейная лента времени. Слева широкий грот сужался настолько, что в пещерах получил бы статус шкуродёра - теоретически в него с трудом мог бы протиснуться человек, ползущий по-пластунски. Подземная речушка в этом месте бурлила, как огромный зажатый со всех сторон ручей, а как только появлялась возможность разлиться по всей ширине русла, успокаивалась, становилась чинно-невозмутимой. Спокойно и степенно, как оперная певица за кулисами, она исчезала за правым поворотом.
"Как это похоже на меня!" - подумала Инна, - "Когда обстоятельства зажимают в тиски, начинаю злиться и беспокоиться, забыв, что скоро рельеф изменится, и я снова буду собой без усилий".
Из-за правого поворота выплыла пустая лодка и мягко причалила к берегу. Девушка не поверила своим глазам. Разве может судно, которым никто не управляет, плыть против течения? Та самая, "ненормальная" часть мозга подсказывала, что да, может, и вместо того, чтобы удивляться подобным явлениям, пора бы научиться улучшать жизнь с их помощью. Но рацио чувствовало себя обманутым не то трюкачеством, не то вбиваемыми в голову со школьной скамьи ограничениями. Он никогда до конца не знает, кому верить, бедный разум. Менеджер человеческого тела, он будет суетиться, пока его не приучишь к чему-то нетривиальному.
Укутанный в золотые одежды проводник взялся одной рукой за борт лодки, а другую, ту, в которой держал фонарь, приподнял над головой, явно ожидая, чтобы Инна села в челнок.
Девушку охватил последний приступ сомнения, похожий, скорее, на апатию и усталость, словно она прошагала не двадцать минут, а целый день без привала. Ей захотелось расстелить на насыпи свой плащ и прикорнуть здесь, в углу, в двух метрах от реки - только чтобы её не будили. Но бдительности она, тем не менее, не теряла и обратила внимание на руки проводника, скрытые от взглядов перчатками в тон плащу. Они неожиданно показались ей изящными, почти миниатюрными, да и сам провожатый, невзирая на пропорциональное сложение, был почти одного с ней роста, а высокой Инна себя бы не назвала.
Маленькие руки оказались, к тому же, сильными: создавалось впечатление, что их обладателю ничего не стоит управляться с довольно массивными вёслами.
Лодка плыла, на этот раз, по течению. Они проделали путь всего за несколько минут и подошли к противоположному берегу. Ширина реки оставалась неизменной всё время переправы - не больше десяти метров. На том берегу их ждал причал, сколоченный из специальных пород дерева, менее подверженных разрушительному действию воды.
Инна боролась со сном, коварно отключавшим в первую очередь именно волевые центры, - те самые, с помощью которых можно уговорить себя не спать некоторое время. Странное состояние - сегодня она выспалась и не была загружена организационной работой.
Инна полезла в сумочку за приготовленной на крайний случай банкой Ред Булла, но провожатый мягко взял её за руку и покачал головой. Рука в длинной перчатке была тёплой, прикосновение не показалось грубым и неприятным. Довольно странно - иногда обычные люди вызывали у неё брезгливую дрожь: хотелось по-кошачьи отдёрнуть руку. А этот неизвестный (или неизвестная) почему-то вызывает доверие.
"Надеюсь, это не признак стокгольмского синдрома", - подумала она и решила держать ушки на макушке.
Ей хотелось сказать, что она засыпает, или вымолвить какую-нибудь ещё малозначительную ерунду - лишь бы разговорить Харона, не берущего денег за перевоз через реку мёртвых. Молчание начинало её тяготить. Но она всё же не сказала ни слова. Тишина может быть неловкой на светской вечеринке, здесь же можно было плюнуть на правила этикета, если они мешают быть собой. Как, впрочем, и везде, только тут сам бог велел... если он, конечно, может проникать взором в подземелье.
Они причалили к деревянному доку. Он не превышал трёх метров в длину, а по бокам возвышалось два вертикальных бруса метровой высоты - видимо, продолжения свай, на которых держались доки.
Провожатый взял верёвку, свёрнутую в аккуратные кольца на корме, и обмотал вокруг ближнего к нему бруса, закрепив узлом.
Инна заметила такую же верёвку в носовой части лодки и повторила действия попутчика. Он легко поклонился, вышел из лодки и протянул ей руку. Инна заметила, что проводник был обут в длинные сапоги, зашнурованные до колен, но без каблука, чтобы ступать бесшумно. Однако, как ни странно, выглядело это изящно и стильно.
На дне лодки остался фонарь. Инна передала его провожатому прежде, чем ступила на пристань.
"Что-то я слишком вежлива", - подумала она, - "Некоторые считают это проявлением слабости. Но у меня есть и запасной выход" - и незаметно нащупала в кармане брюк маленький сувенирный ножичек, приобретённый в одном из переулков старой Праги. На самом деле это было два крохотных кинжала в одном футляре, и даже если холодное оружие длиной не больше пальца, оно всё равно может послужить для самозащиты.
Инна знала, что только крайняя необходимость может заставить её нанести кому-то увечье, и, тем не менее, наличие аварийного варианта придаёт хотя бы минимум уверенности.
Они снова ушли в глубь петляющих коридоров, но на этот раз путь оказался не таким долгим. Это давно уже не был знакомый метрополитен. Проходы казались буквально прорубленными в известняковых породах и наверняка насчитывали много веков.
Наконец, попутчики вышли к широкому гроту, значительно более просторному, чем тот, который возвышался над рекой.
Сопровождающий отошёл на несколько шагов в сторону, щёлкнул чуть слышно выключатель, и Инна обнаружила себя стоящей в центре танцплощадки, но какой!
Всё вокруг играло бликами света, отражённого как минимум в тысяче кусков разбитых зеркал, вмонтированных в пол, стены и потолок этого подземного холла.
В зеркалах отражались тысячи крохотных Инн, одетых в чёрные и золотые плащи... Стоп, минуточку. И золотые тоже?
Стоило труда заставить себя оглянуться. Давно известно, что встреча со своим двойником предвещает скорую смерть. Конечно, буддийские мудрецы считают, что для начала новой и счастливой жизни нужно умереть, хотя бы символически. Но это меньше всего успокаивает, когда сталкиваешься лицом к лицу с тем, чего боишься, потому что не понимаешь.
Инна всё же взяла себя в руки и, подавив дрожь, повернулась и взглянула в глаза двойнику. Она не ощутила угрозы. Абсолютно нейтральное отношение.
До чего же странно смотреть на себя со стороны и не знать, что твоё "второе я" сделает в следующий момент!
-Кто ты и откуда? - спросила девушка.
Вместо ответа её спутница снова пригласила следовать за ней, так и не проронив ни слова.
В глубине зеркального зала белым прямоугольником выделялась дверь. Обычная, деревянная, покрытая краской молочного оттенка.
У Инны она тут же вызвала ассоциацию с популярной песней прошлого - одной из её любимых. Там были такие слова:
В нарисованных джунглях нельзя заблудиться,
И не съест никого нарисованный зверь,
Только верю я, верю, я верю, что может открыться
Эта белая дверь.
Другая девушка отошла в сторону, пропуская Инну вперёд.
Дверь достаточно было слегка толкнуть, и она открылась тихо, без скрипа.
Помещение, в котором они оказались, напоминало заброшенную библиотеку с множеством стеллажей с полупустыми полками.
Однако на полках лежали не только книги. Все предметы показались Инне знакомыми. В тусклом желтоватом освещении, контрастировавшем с ослепительным светом зеркального зала, ей трудно было сразу приглядеться к предметам, но она уловила запах. Так пахнут старые дома, где никто долго не жил. Слегка сыровато-трухлявый оттенок не был неприятным, - он оттенял лёгкий медово-травяной аромат, исходивший от длинной цветастой юбки, висевшей на спинке запылившегося стула.
Инна узнала эту юбку. Её носила мама, когда много лет назад они с Инной и её отцом ездили на короткий летний отпуск родителей в деревню.
Девушка сама не заметила, как взяла юбку в руки и приложила к себе. Как новая! А ведь мама говорила, что юбка осталась в шкафу старого дома, который давно продан, и её наверняка съели мыши...
На ближайшем стеллаже соседствовали расписная щётка для волос, оставленная несколько лет назад в раздевалке танцкласса, и несколько книг и журналов, которые Инна когда-то давала кому-то почитать, но их не вернули.
Она прошла чуть дальше.
Ключи, зонтики, серёжки и колечки, даже деньги...
Бутылка воды, забытая в магазине на прошлой неделе.
Ночная рубашка, оставленная в гостиничном номере в Альпах десяток лет назад.
Всё в целости и сохранности, и не было ни одной вещи, которую бы Инна не узнала. Ничего чужого.
Каждая, абсолютно каждая вещица, обнаруженная в этой странной подземной комнате, принадлежала когда-то ей, но была в своё время потеряна. Некоторые предметы вызывали почти детскую радость, поскольку их потеря была крайне неприятна. Инна чуть не расплакалась, найдя лебединое перо, которое когда-то выловила для неё из пруда покойная бабушка, и которое потом сломала одноклассница. С маминой же юбкой она не расставалась, повесив её на плечо, как полотенце.
-Что же это, - индивидуальное бюро находок? - спросила Инна свою молчаливую спутницу. - И как я должна буду отблагодарить тебя, если смогу что-нибудь вынести отсюда?
Ответа она уже не ждала, но тут двойник впервые заговорил. Голос оказался очень похож на её собственный, только взрослее, глубже и увереннее. Совершенно нормальный голос, очень приятный и звучащий естественно, а не как из колодца, что можно было бы ожидать от существа из потустороннего мира.
-Здесь ты найдёшь всё, что когда-либо теряла, - сказала Девушка в золотом плаще, - но вынести сможешь только что-то одно.
-Тогда я выбираю это, - ответила Инна без колебаний, снимая с плеча мамину юбку.
-Не торопись, - остановила её обитательница подземелья, - Ты ещё не всё видела.
Они дошли до конца помещения и оказались перед очередной закрытой дверью, - тоже белой, но с молотком в виде кольца в пасти медного льва. Эта дверь была выше и даже на глаз тяжелее первой.
Сердце девушки забилось, потому что уж очень она напоминала вход в бывшую квартиру её семьи в старинном доме в одном из центральных районов города. Глубоко вздохнув, она протянула руку к молотку и постучала...
До неё донёсся лёгкий запах воска, которым с помощью полотёра наводили блеск на паркет, и перца, фаршированного сыром.
Дверь неторопливо открылась, показав длинный коридор той самой квартиры, в которую она не заходила уже полтора десятка лет. Блестящий паркетный пол, тускловатое освещение, тишина.
Инна решительно переступила через порог. Видение не исчезло.
Казалось, что в доме никого нет, но что-то подсказывало, что это не так.
Девушка вбежала в первую же комнату, оказавшуюся пустой. Соседей не было, мебели тоже.
Она подошла к окну и увидела знакомую улицу, услышала гул транспорта. Только, к её удивлению, здание напротив дома, уже давно построенное, оказалось наполовину незаконченным, - как раз как тогда, когда они съезжали с квартиры. Инна обратила внимание на автомобили - все они словно вернулись из середины восьмидесятых. Ни одной современной модели.
Задумчиво девушка вышла из комнаты и прошлась по коридору, заглядывая во все пустые комнаты, в которых когда-то жили соседи. На кухне в углу сушились разноцветные восковые свечи. В ванной на стене висело всё то же полукруглое зеркало.
Инна вернулась обратно к единственной комнате, в которую ещё не зашла - той, где в далёком прошлом жили они с родителями.
У двери её ждал двойник, терпеливо наблюдая за её удивлением.
Прежде, чем взяться за потемневшую медную ручку с набалдашником, Инна снова задала свой вопрос близнецу:
-Скажи мне, какова будет цена за то, что я заберу? Судя по тому, что я могу здесь найти, она огромна.
Двойник усмехнулся.
-Плата, которая меня устроит - это твой правильный выбор, - был ответ.
Собравшись с духом, Инна открыла дверь.
В гостиной, освещённой шестью лампами-"свечами" по периметру старинной медной люстры в форме колеса, за накрытым столом сидели люди.
На столе девушка заметила те самые фаршированные перцы, аромат которых учуяла ещё в коридоре, а также красное вино, гранаты и борщ, разлитый по тарелкам.
Она чувствовала на себе взгляды собравшихся и догадывалась, кто они, но только усилием воли заставила себя посмотреть им в глаза. Она не ошиблась.
В следующий момент Инна спешила навстречу этим людям, которые встали из-за стола, чтобы поприветствовать её. Это были её бабушка, дед, прабабушка, дядя, близкая подруга семьи и учитель по естествознанию. Все они давно умерли.
Инна обнялась с родственниками и друзьями. Все они не только не казались воздушными, но и на самом деле являлись настоящими, живыми. Иллюзия оказалась полной, даже слишком настоящей, чтобы в неё нельзя было поверить.
После слов приветствия наступил момент правды, и все лица посерьёзнели. Вот тут-то девушка поняла, что только что чуть не упустила важную, хоть и непонятную деталь.
Близкие рады были видеть не только её, но и двойника тоже! Золотую спутницу Инны так же обнимали и говорили ей тёплые слова. Более того, на близняшку смотрели, как на старую подругу, которая лишь на минуту покинула собравшихся.
Возникшее молчание первой нарушила бабушка.
-Спасибо, внученька, что на могилку к нам с дедушкой приходишь, - сказала она.
-Да ладно, бабушка, - смутилась Инна, - это бывает не так часто.
-Всё равно мы видим и слышим тебя, знаем твои радости и печали, - включился в разговор дед. Как давно Инна его не слышала! Она с детства помнила этот "улыбающийся" голос.
-Мы были бы рады пригласить тебя за стол вместе с нами, - продолжил дед, - Но ты знаешь, что тогда тебе пришлось бы остаться здесь насовсем.
Девушка знала, что еда красного цвета в мифологии некоторых народов считается пищей мёртвых. И, даже независимо от этого, она ощущала, что не следует ничего есть здесь. Она не сомневалась, что это очень вкусно. Однако какой учёный взялся бы объяснить, как возможно то, что происходит с ней сейчас? И тем более, что станет с её физической оболочкой после потусторонней трапезы?
-Я могу хотя бы присесть с вами за стол, как будто...- она подбирала нужные слова, - Будто всё как обычно?
-Инночка, дорогая, конечно садись, что же ты стоишь, - заговорила прабабушка, и со свойственным ей проворством попыталась подвинуть своей любимице стул, но её опередили дядя и учитель.
Для другой Инны тоже нашлось место за столом.
После короткого молчания дед разлил вино по бокалам, а Инна нашлась и всё-таки достала из сумочки банку ред-булла. Это было встречено дружным смехом.
"За встречу!" - произнесли все хором, и каждый пригубил свой напиток, только девушке показалось, что её двойняшка не пьёт.
Отпив глоток энергетического коктейля, Инна предложила всем попробовать, и никто не отказался. Несмотря на пару критических замечаний о вкусе смеси (от прабабушки) и её небезопасных ингредиентах (от учителя) все были рады попробовать земную газировку, хоть и не подали вида. Умершие явно тосковали по своей жизни здесь, которая кажется нам, пока живым, такой нелепой, и, по правде говоря, глупых ситуаций хоть отбавляй.
Чтобы заполнить паузу, девушка спросила, можно ли поставить музыку. Конечно, никто не знал, сколько времени было им всем отпущено на эту встречу, все волновались и не знали, о чём говорить, и только, не отрываясь, смотрели и смотрели друг на друга: Инна - на близких, а они - на неё. Двойник же переводил взгляд со своей земной товарки на остальных участников сцены и обратно, и что-то подсказывало Инне, что её копия сдерживает глубоко запрятанное волнение.
На просьбу нежданной гостьи откликнулся дядя, бывший большим меломаном. Он отошёл к этажерке со своей гордостью - коллекцией классической музыки, танго и рок-н-ролла на виниловых пластинках и с согласия всех собравшихся поставил Элвиса Пресли на старомодной "вертушке" из тех, что теперь считаются раритетом.
Тем временем подруга семьи расспрашивала Инну о её личной жизни, а учитель - о достижениях в работе.
И вот тут у девушки слёзы подкатили к глазам: ни в том, ни в другом она не могла похвастаться большими успехами. Так странно это - никогда не плакать, когда кто-то умирает и не смочь сдержаться, когда речь идёт не о самых серьёзных проблемах.
От неё всегда уходили те, кого она любила, а быть с нелюбимым ей не хотелось.
Что же касалось карьеры, то затянувшееся написание диссертации по навязанной теме превратилось в кошмар. Это отнимало много времени и не позволяло в полную силу работать и быть финансово независимой. То же, что делалось для души - рисование музыки в цветах - не приносило успеха, хоть она выкладывала свои работы на сайтах любителей творчества, и они получили пару одобрительных отзывов. Но ни одного серьёзного предложения организовать выставку ей не поступило.
Короче, как сказали бы её нелюбимые философы, жизнь зашла в экзистенциальный тупик.
Инна как можно более кратко и спокойно изложила свою ситуацию и выразила надежду на её улучшение. Можно было и приврать, но она не решилась.
Вопреки её опасениям, собеседники не только не сделали замечаний по поводу возможной нерадивости или недостаточной женской хитрости девушки, но напротив, обратили её внимание на то, как многое уже достигнуто и скольких неприятностей удалось избежать.
-Вы верите в жизненные уроки? - спросила Инна профессора, ушедшего из жизни совсем молодым.
Он покачал головой и ответил:
-Я верю в теорию вероятности. И в то, что, пройдя все трудности, являющиеся всего-навсего проявлением разрушающего хаоса, ты не допустишь энтропию в свою жизнь и состоишься как человек.
-Присоединяюсь! - уверенным голосом произнесла подруга семьи и добавила: "Дорогая моя девочка, бери ответственность за отношения с любимыми на себя. Так будет легче. Делай что-то в пределах того, что тебе доступно, и не расстраивайся, если что-то от тебя не зависит. Но уж если зависит - не упускай!"
-Спасибо... - Инна одновременно обняла их обоих. Учитель, видимо, к подобному не привык, но даже отошедшие в мир иной люди остаются людьми. Девушка знала, что они ей тоже благодарны за теплоту.
Дядя поставил другую пластинку. На этот раз танго.
Инна вспомнила, как они с бабушкой в шутку танцевали за год до того, как её не стало, и с позволения деда вывела её на паркет.
Дедушка же достал свою балалайку и... стал подыгрывать записи, да так лихо, что можно было бы выступать с сольными концертами. Танго на балалайке! Где ещё такое услышишь...
Обе женщины - юная и пожилая, живая и умершая, начали танец. Никто из них специально не обучался правильному его исполнению, но там, где не хватало техники, выручал кураж.
Когда музыка стихла, обе танцовщицы поклонились друг другу и вернулись к столу.
Сидевшая рядом с Инной прабабушка достала из широкого кармана фартука книжку с картинками и стихами, которую девушка тут же узнала и попросила почитать вслух. Конечно, сейчас она не только читала литературу на нескольких языках, но и сама писала научные статьи, однако разве можно упустить шанс ещё раз послушать, как тебе читает детскую книгу прабабушка?
Казалось, ещё немного, - и её, как в детстве, сморит сон. Но близняшка держала ухо востро и тут же напомнила, что им пора.
-Куда? - вырвалось у клюющей носом Инны. Ей уже начинало казаться, что всё теперь так и будет, что никуда не нужно спешить.
-Увидишь, - не раскрывала карт собеседница.
-А я вернусь сюда? И как скоро?
-Да... В своё время, - был ответ.
Нехотя девушка встала из-за стола. Она не знала, что делать, прощаться или говорить, что сейчас вернётся.
-Я рада вас видеть... Очень рада, - только и сказала она.
Близкие и друзья обняли её на прощание, и с комом в горле Инна последовала за двойником по направлению к чёрному ходу. Она уж было подумала о том, чтобы сбежать, вернуться и, пока никто ничего не понял, быстренько съесть ложку борща, но тут из-за закрытой двери в конце коридора раздался собачий лай.
Спутница в золотом плаще повернула ключ в замке, и обе девушки оказались на лестнице, где их встретила лохматая дворняга.
-Каштанка! - воскликнула Инна. Конечно, она помнила собаку, которую они нашли, когда ей не было и шести лет. Потом её пришлось отдать в связи с переездом...
Собака виляла хвостом, скулила и подпрыгивала от радости. Девушка потрепала заросшую спину, и секунду спустя Каштанка мчалась вниз по лестнице, лаем приглашая следовать за собой.
Чёрная лестница, как её называли, была увидена Инной впервые, так как в детстве выходить туда не приходилось. Она была тогда ещё слишком мала, чтобы выносить мусор во двор. Но лестница, несмотря на это, всё равно казалась знакомой: стены, до половины высоты закрашенные зелёной краской и побеленные до потолка, кое-где закопчённые, поцарапанные, исписанные второпях сделанными памятными заметками со всякой бессмыслицей наподобие поздравления с Новым годом... а вот и надпись "СЛАВА КПСС!" Девушка вспомнила, как однажды на кухне соседка, вытирая тарелку о фартук, доходивший до щиколоток небритых ног, говорила, что их дальний родственник-метростроевец, пока занимал комнату недавно выселенного алкоголика, обнаружил в матраце клопов и, недолго думая, насобирал их, сколько смог, в банку из-под майонеза. После чего вышел на чёрную лестницу и использовал их в качестве чернил для политического лозунга. В темноте надпись светилась. Не одному заблудшему домохозяину она указала путь наверх, а её автору вскоре выделили собственную комнату.
Инна даже огорчилась, что время суток выдалось светлое, иначе можно было бы в полной мере полюбоваться делом рук смелого для своего времени юмориста.
Но собака продолжала бежать к выходу, до которого оставалось не больше, чем два пролёта. За ней трудно было поспевать без риска запнуться и самым глупым образом упасть с лестницы.
Кажется, у двойника возникли те же самые мысли, так как близняшка аккуратно ступала, подбирая полы плаща - совсем как Инна! Даже спешка была на время забыта.
Пытаясь вспомнить, как выглядит чёрный ход со двора, ставшего привычным за время прогулок с родителями, девушка предвкушала, как увидит на углу старый молочный магазин, на месте которого недавно открыли кофейню, и серые лепные балконы, ещё не успевшие обвалиться.
Но вместо этого она увидела зелёную лужайку, начинавшуюся сразу за двойными массивными дверьми, приоткрытыми по случаю жаркого летнего дня. Каштанка уже неслась вперёд, навстречу доносившемуся откуда-то слева лаю, который, по памяти Инны, скорее всего, мог издавать фокстерьер. Однако удивилась она вовсе не газону, подступившему к зданию, а тому, что двойник не хочет его покидать.
Ступив на траву, она оглянулась и увидела Золотую Девушку стоящей за стеклом двери того самого цвета, который дети в шутку называют серо-буро-малиновым. Цвет этот, для которого в английском языке есть изящное слово "maroon", всегда нравился Инне и ассоциировался с прошлым, настолько далёким, что оно кажется многовековой древностью. Теперь он старинной рамой верхней части дверного косяка по пояс обрамлял фигуру провожатой, казавшуюся привидением из викторианской эпохи.
Привидение взмахнуло рукой на прощание, грустно улыбаясь. Инна хотела было вернуться назад и спросить близнеца о причине такого решения, но её копия покачала головой и показала вперёд. Жест этот, хоть и не слишком экспрессивный, не вызывал сомнений, что стоит посмотреть в указанном направлении, прямо сейчас.
Девушка могла себе представить, что сейчас увидит, но это казалось слишком невероятным. Перед ней, по правую и левую руку, на равном расстоянии друг от друга, стояли одноэтажные бревенчатые здания двух конюшен. От них её отделяло всего два десятка метров. Инна продолжала не верить своим глазам даже когда в окошке правого строения появилась лошадиная морда с белым пятнышком на лбу, но ноги сами понесли её по направлению к буланой подруге детства.
Однако Инна не понимала, как её новая знакомая может оставаться там, за закрытыми дверьми, если здесь лето в полном разгаре, стрекочут кузнечики и пахнет нагретой солнцем травой. То, что был совершён нереальный, следуя логике вещей, переход в пространстве-времени, её совсем не удивляло. Наоборот, чуть ли не впервые в жизни всё становилось на свои места. Так называемый реализм всегда казался ей сродни убогости и узости мышления.
Инна сделала было несколько шагов по направлению к конюшне, но обернулась, чтобы позвать двойника. И поняла, что звать некого: родной с первых лет пейзаж приобрёл свой первоначальный вид. Там, откуда она только что вышла, не было никакого старинного серого здания с барельефами. Вместо него, как всегда, стоял колодец с "журавлём". Это напомнило знаменитый рисунок Эшера: только что ей казалось, что она спускается вниз по лестнице, что на самом деле являлось подъёмом из подземных глубин. А разве нет? И что такое "на самом деле"?
Она подошла ближе и увидела два ведра, стоящие рядом. Взялась за цепь, тянущуюся к привязанному третьему ведру, и заглянула внутрь.
Этот колодец был самым глубоким из всех, что она видела. Казалось, что даже упасть туда смертельно опасно: сначала шла бревенчатая кладка, уходящая на десяток метров под землю, потом стенки выкладывались металлическим листом и так шли вглубь примерно на столько же, пока не достигали далёкого кружка из блестящей поверхности воды.
Девушка вспомнила, что, наклонившись над колодцем спиной и глядя на воду в зеркало, можно увидеть будущее. Она достала из сумочки зеркальце и, преодолевая страх, прогнулась назад, насколько позволяло равновесие. Вот она поймала маленький водный круг и, стараясь не выпускать его из поля зрения, стала смотреть.
Игра света и тени на металлических стенках, лёгкая рябь на поверхности подземного источника сначала не показывали никаких картин. Потом стали, словно меняться местами, сплавляясь в костёр из маленьких вспышек. Одна из них напомнила фотовспышку, дополненную всплеском воды, и девушке показалось, что она видит фотографию в своих любимых коричневых ретро-тонах: семья на фоне дома. Видение длилось всего несколько секунд, но она хорошо его разглядела и узнала: мужчина в клетчатой рубашке и женщина с длинными волосами, рядом дети, мальчики и девочки. Невозможно было не заметить, как все друг друга любят, особенно те двое. Фото как будто светилось изнутри. Она не смогла бы описать ни выражение лиц, ни позы тех, кого видела на снимке, но ни малейшая деталь не вызывала раздражения. Всё как надо, и никак иначе: то, как глава семьи обнимает жену и смотрит в камеру смеющимися добрыми глазами, и то, как женщина совершенно не старается что-то изобразить и кому-то понравиться, потому что в своём мире она и так королева, и, наконец, то, насколько дети желанны и любимы родителями, как они уверены в своих способностях той бессознательной уверенностью, которой из книг не научишься - она даётся изначально...
Инна захлопнула зеркальце и заплакала. Она видела это раньше. Единственным утешением может быть то, что её воображение - неплохой фотохудожник. Фото как иллюзия, и не более того. Всё кончилось, не начавшись. Такого больше не будет и быть не может.
Она стала опускать ведро вниз, перебирая цепь руками. Чем ближе оно подходило к воде, тем ниже опускался "клюв" большого деревянного журавля, к которому оно было привязано. Наконец, плюх! - и она смогла дотянуться до бревна, которое в нерабочем состоянии гордо смотрело ввысь.
-Вот что значит "журавль в руках", - подумала она.- Даже если это - конец сказки, на синицу я его не променяю.
Она наполнила оба ведра и направилась к конюшне. Теперь окошко не казалось таким высоким.
-Привет, Звёздочка, - сказала Инна и погладила лошадь. Сейчас у неё не было с собой чёрного хлеба с солью, как раньше, но, заглянув в сумочку, она обнаружила шоколадку. Лошадке лакомство понравилось, но половину девушка оставила для обитателя соседней конюшни.
Обходя строение слева, она, как и ожидала, увидела старый дом. Покосившееся крыльцо, рядом с которым белеет ствол берёзы, и сразу бросается в глаза голубой умывальник, так и не выцветший за все годы на солнце. У крыльца Каштанка играет с соседским фокстерьером, но самих соседей не видно...
-...И не надо, - подумала Инна.
К дому она подойдёт позже, а сперва надо напоить лошадь.
Дверь конюшни оказалась незапертой. Звёздочка, увидев, что к ней пришли, развернулась в стойле и сразу же сунула морду в ведро. Конюх, видимо, опять забыл поменять ей воду.
Девушка обняла лошадь, уткнула голову в приятно пахнущий сеном бок и закрыла глаза.
Через минуту она уже шла к соседней постройке, оставив дверь незапертой. Звёздочка не заставила себя уговаривать и тут же оказалась снаружи, на лугу. Она всё делала неторопливо, как бы между прочим, но Инна знала, что это умное животное, которое любит жить красиво.
Как бы подтверждая её мысль, кобыла направилась к большому участку на поляне, на котором не росла трава, зато в избытке лежал чистый речной песок желтовато-серого цвета. Возможно, когда-то протекавшая по соседству речка была гораздо шире и мощнее, или равнинно-овражную местность вместо сосновых лесов покрывали моря... Ещё мгновение - и лошадь валялась в песке, радуясь, как могут только животные и дети. На солнце сверкали её подковы.
Из соседней конюшни уже доносилось нетерпеливое ржание. Изнутри в дверь били копытом.
-Глупенький, она открывается не в ту сторону, - сказала девушка. Ведро она поставила снаружи, зная, что зверь не захочет находиться в стойле ни одной лишней секунды. Налегла на дверь...
Рыжий коренастый конь, однако, не заспешил наружу, узнав, кто к нему пришёл. Он приветственно фыркнул и потянулся к Инне в сумочку за шоколадкой, которую тут же получил.
-Здравствуй, Кобчик.
Он попросил добавки, тыкаясь мордой в Иннино плечо и чуть не сбивая её с ног, но она знала, что он никогда ей не навредит, даже если она сделает как тогда, когда ей было пять лет...
-Побежали! - она хлопнула в ладоши и понеслась по поляне во весь дух, стараясь не увязнуть в песке и не запутаться в траве каблуками. За спиной сразу же раздался стук копыт, а плечо обдавало горячее дыхание.
Так они сделали круг и остановились у крыльца.
-Иди пей, разбойник, - сказала она, потрепав его по холке.
Становилось жарко. Инна сняла свою чёрную водолазку и повязала её вокруг талии. К счастью, она привыкла одеваться многослойно, и за майку-тельняшку ей не было стыдно даже перед своим прошлым.
На крыльце она увидела брошенный запылившийся сачок с дыркой на самом верху марлевого конуса. Насмешливая и резвая бабочка павлиний глаз, в просторечии крапивница, села рядом с дыркой, через которую, возможно, именно она вылетела больше двадцати пяти лет назад.
Инна взяла в руку сачок, но бабочка, хотя и принадлежала к породе пугливых, не улетала, пока девушка не загадала желание, словно это была божья коровка.
-Всё равно это страна потерянного прошлого, так что ничего не сбудется, - заключила она и вошла в дом.
Запахи мёда, молока и старины, перемешанные с приятной прохладой, обволокли её. В темноте она не сразу разглядела скромную обстановку. Справа старая кровать с металлическими шариками, украшавшими изголовье, слева печь, а за ней - детский уголок и мамин платяной шкаф, посередине - обеденный стол со стульями.
Инна пошарила рукой в потайном уголке за печью и нашла маленький мешочек. Вытащила. Развернула. Набор смешных бочонков - лото и карты. Когда-то её семья собиралась вечерами за столом, чтобы поужинать и сыграть, развлечься неспешной беседой. Тогда она была ещё очень мала, чтобы тоже участвовать, но ей очень понравились карты масти червей. Красные сердечки казались объёмными и мягкими, как подушечки.
Она выдвинула из-за стола один из стульев, села и вытащила наугад карту, выложила на стол рубашкой вверх. Зажгла две свечи, стоявшие в розетках для варенья не меньше полутора десятков лет. Перевернула карту...
Девятка червей.
Мир смеётся над ней, даже параллельный.
Инна ещё раз оглядела комнату. В этом доме прошли самые счастливые дни её детства, наполненные каким-то сказочным ощущением. Ничего особенного здесь не было, но, чтобы понять многие важные вещи, нужно читать между строк.
Она встала, задула свечи и вышла на крыльцо.
Там её ожидал Кобчик, опирающийся плечом на перила и уже стоящий передними копытами на верхней ступеньке.
Она знала, куда ей теперь идти... хотя есть идея!
Она поставила рядом с перилами табурет, и, стараясь не смахнуть умывальник, взобралась на перекладину, а оттуда - на спину коню.
Ни о каком седле не было и речи, об уздечке - тоже. Инна и так не слишком уверенно ездила верхом, поэтому понимала, что рискует. Но казалось, что Кобчик давно ждал свою всадницу, и она не боялась.
Она ухватилась обеими руками за его гриву, жгуче-чёрную, несмотря на рыжую масть. Волос оказался густым и жёстким как проволока.
Конь не возражал.
Девушка тронула пятками его бока и закрыла глаза, ожидая, что через секунду её сбросят. Но лошадь пошла быстрым шагом в сторону двора.