В этот вечер отец заявился домой не один, а с Викки Лилкольном и полностью трезвым, что исключало предстоящие ему обычные заботы, ибо с Викки он на крогхенов, угрожающих городу, не ходил, но был связан прежде - делами, о коих не принято распространяться.
- Вот, выпей за мое здоровье, - сказал отец, наливая четырнадцатилетнему Хельгу впервые в жизни стаканчик мирнавского. - Сегодня разрешаю.
"С чего бы это?" - подумал Хельг и не спеша выцедил стаканчик, ощущая приятное медовое послевкусие
- Теперь все поворачивается так, что либо мы, либо они. Шериф не пошевелится, ибо он заодно со свей их шайкой.
Про кого же они говорили, думалось Хельгу? Шайка в городе, с которой был заодно шериф наблюдалась всего одна: четверо молодцов Ганвара, и город они терроризировали дай Бог каждому (как и отец Хельга, тогда еще двадцатипятилетний Стром, прежде чем развязаться с бандой и уйти в Чистильщики). Так неужели Викки с отцом желают идти вдвоем на пятерых вооруженных до зубов головорезов? Может, привлекут кого-то еще, о ком Хельгу знать необязательно? Нет, они пойдут вдвоем, и их убьют, а я останусь совершенно один. Мысль была ясной и четкой, однако столь же ясно и четко Хельг знал: переубедить отца невозможно, если уж решил что, сделает.
- Жди меня три дня, бросил Стром сыну, будто бы и не прощаясь перед опасным походом. А потом возьми мое старое ружье и уходи - здесь искать пропитание бессмысленно. Иди в город, покрутись там, пара рабочих рук кому-нибудь да пригодятся. Ружье, если захочешь, продай - тебя оно пока что все равно не прокормит
Вот и все завещание отца - подумал Хельг и в ответ не сказал ничего. А Стром и Викки, стараясь не хлопать дверью, вышли в нарождающуюся ночь.