|
|
||
оставить комментарий | ||
Странница
Черный дракон...Двинет фигуру - не дрогнет рука:
В сумерках канет преданный щит -
Стая останется без вожака.
Молния храброе сердце пронзит.
Многие воины лягут в боях,
Истину дети успеют забыть.Вместо богов, сея хаос и страх,
Големы станут судьбы вершить...
Хроники Спящих
глава от Виреля (утрачено)
Пролог
Песчинки стремительно текли сквозь узкую горловину песочных часов. С тихим шорохом обгоняли друг друга, спеша поведать завершившим путь сестрам, что ждать осталось недолго: их становилось все меньше и меньше. И пора уже было привратнику приглядеть за часами, чтоб не пропустить момент, перевернуть, начать отсчет следующего столетия мира - как бывало не раз. Привратник почему-то задерживался. Песчинки обеспокоено шуршали, словно шептали: "Поспеши, поспеши, поспеши...". И уже слышался металлический скрежет тяжелого чешуйчатого тела, все чаще доносились из-за двери жутковатые звуки скребущих по камню когтей... Казалось, запертое в пещере чудовище знало: стоит последней песчинке упасть и время покоя закончится. Привратник спал, убаюканный песнями ветров над снегами гор. Он не слышал предупреждения песчинок, не слышал, как ворочается в темнице зло. Не видел крадущейся тени на пороге привратницкой. Тихо скрипнула дверь. Мягким, бесшумным шагом тень скользнула в теплую комнатушку. Сверкнул нож в мягком сиянии свечи и ударил в спину спящего. Привратник даже не вскрикнул... ...Встревоженный взгляд оторвался от бега песчинок, пробежал по черным камням, метнулся к мертвой привратницкой. Связанная с часами сжалась в дрожащий комочек, словно в предчувствии знакомой боли, и вдруг поняла, что все закончилось: убийца сделал свое дело. Обратной дороги быть не могло. Бледные губы дрогнули, шепча бесполезную просьбу прощения, и ветер подхватил тихий голос, взметнулся ввысь, унося на призрачных крыльях Зов. Она верила, что сумеет вырваться из ловушки. Спустя тысячу лет все должно было закончиться. ...Песчинки продолжали свой путь, их становилось все меньше и меньше.
Глава 1. Кошмары и прелести отпуска
или не спеши, а то успеешь
Тьма - быть в ней - опасность.
Украинский сонник
Тьма. Она клубится вокруг меня, опутывает липкими щупальцами... Качаются темные волны... Моя сущность двигается вместе с ними, с мрачными мелодиями, что тревожно звенят в бесконечной дали. И в то же время страшное спокойствие, отсутствие жизни - невозможность пошевелить ни рукой, ни ногой. Чернота схватила меня, не отпускает, увлекает в призрачные сумерки сознания. Ни капли света, ни лучика... Глаза не могут рассмотреть что-либо в кромешной тьме. Чувствую, как возле меня возникает некто. Он огромен, рядом с ним я похожа на жалкую пылинку, что незримой точкой кружится под черными ветрами. Холодное дыхание пронизывает меня... Чей-то яростный взгляд поглаживает онемевшее от страха тело, стремясь заглянуть в самую душу. Желание увидеть, только оно позволяет рассмотреть громадные чешуйки, поблескивающие сквозь клубы мглы. Длинное тело кажется бесконечным, оно обвивается вокруг, надвигается, и я задыхаюсь от осознания его невероятной тяжести... Где я? Словно в другом мире, странном, совершенно не похожем на бетонные джунгли... И этот печальный голос, на грани слышимости: "Приди..."
- Эй, Ксю, проснись! Пробуждение напоминало отчаянный рывок из темной, засасывающей глубины к далекому свету. Мучительный кошмар неохотно выпустил сознание. Я болезненно поморщилась и открыла глаза, заморгала, ослепленная ярким светом, льющимся в окно. Надо мною склонялась Инка, трясла за плечи, щекоча лицо медно-рыжими прядями. - Ну, наконец-то! - облегченно выдохнула она и выпрямилась, сочувственно улыбаясь. - Что случилось? - я завозилась в постели, борясь с неприятным оцепенением, сковавшим тело. - Да кричала ты, вот что! - воскликнула Инка, пряча тревогу за показным раздражением. - Что, опять кошмар приснился? - Не помню. Я нахмурилась, бесполезно пытаясь поймать ускользающие обрывки сновидения. - А что кричала-то? Инка присела на краешек кровати, тщательно разгладила на коленях юбку, и уже спокойно ответила: - Да чушь какую-то несла... Слушай, Ксю, может тебе все-таки успокоительного на ночь попить, а? Ты меня своими криками уже пугаешь. - Ой, к черту успокоительное, - проворчала я, сворачиваясь клубком. - Вот съезжу к родителям, подышу свежим воздухом, отдохну, и все пройдет. - Счастливая. Мне до отпуска еще полтора месяца пахать, - с легкой завистью вздохнула Инка и, взглянув на часы, затараторила. - Все, Ксю, я побежала - опаздываю! Хорошего тебе отдыха, кушай фрукты, дыши свежим воздухом, в общем - оторвись там за обеих. Кстати, чайник горячий, и я кашу сварила, правильную, не то, что твои эмульгаторы с красителями из пакетика. Разогревай и ешь. Целую! - А ты куда в такую рань? Выходной же, - удивленно спросила я, разглядывая обувающую босоножки подругу в полумраке прихожей. - А у меня важная встреча, - хитро подмигнула Инка, не собираясь вдаваться в подробности. Да в них и не было нужды, я и так знала, куда она спешит: последние дни Инка порхала по квартире в блаженном предвкушении скорого предложения. Видимо сегодня оно и случится, знаменательное событие в Инкиной жизни. Хлопнула дверь. По лестнице, удаляясь, процокали каблучки, и я осталась одна. В наступившей тишине, если к городской квартире вообще применимо слово тишина, слышно было тихое капание подтекающего в кухне крана. Электронные часы показывали десять утра, значит, можно еще поспать. Или встать? Все равно ведь уже не усну. Желание еще немного поваляться победило, я вытянулась в постели и попыталась собраться с мыслями. Что же мне все-таки снилось? Не помню. Только смятая подушка, да чуть влажная простыня, противная на ощупь, безмолвно подтверждали, что сновидение было, мягко сказать, не из приятных. Опять приснилось что-то кошмарное, но вот что - хоть убей, не помню. В памяти сохранились лишь невнятные обрывки: странные башенки на сером горизонте, горные пики под снежными шапками, в небе что-то сверкает и пульсирует, а затем наступает чернота. Колышется, как живая. И голос, тихий, печальный, будто одинокая свирель, зовет куда-то... Я села в постели, тряхнула головой, изгоняя навязчивый шепоток, и испуганно подскочила от пронзительной трели мобильного. - Иди ты... - опознав вызывающего, буркнула я и в сердцах отбросила телефон. - Тебя-то мне как раз и не хватало, с утра пораньше. Звонил Ванечка, мой приятель, с недавних пор решивший сменить статус с приятельского на нечто более интимное. Крайне удивленная сменой Ванечкиного настроения, я старалась не обращать внимания на его намеки и ухаживания, давая понять, что он симпатичен мне только как друг. Тогда Ванечка задал откровенный вопрос в лоб, добившись прямо противоположного результата: я стала его избегать и серьезно задумалась над возможностью дружбы между мужчиной и женщиной. Попытки с ним объясниться ни к чему не приводили. В конце концов, придя к выводу, что Ванечка оказался из того разряда мужчин, которые слово "нет" понимают как "да", я окончательно решила поставить точку в этой истории. Телефон не унимался, видимо, Ванечка задался целью взять неприступную цитадель измором. Задорные "Валенки", в другой раз вызывающие довольную улыбку, сейчас действовали на нервы. Инка еще вчера посоветовала внести его номер в черный список, мол, пусть хоть обзвонится. Я с нею согласилась, а вот сделать забыла. За что и поплатилась. "Валенки" то замолкали, как механическая игрушка, в которой закончился завод, то снова набирали силу, словно игрушку реанимировали, повернув ключик. В конце концов, доведенная до белого каления, я схватила телефон и с силой нажала на кнопку отбоя, жалея, что под пальцами не Ванечкина шея. Да уж, как говорится, утро удалось. Кошмар все еще царапал сердце острыми коготками невнятной опасности, еще и этот телефонный звонок. Хоть бы вечер не подкачал, удружил попутчиками, с которыми можно в картишки перекинуться. Удрученно вздохнув, я выбралась из-под простыни, прошлепала к открытой двери балкона, щурясь на яркие блики отраженных окнами солнечных лучей, и оглядела шумную улицу. Даже выходной день не разгрузил московские дороги. Спешащие по своим делам, конечно, архи срочным, водители не желали уступать друг другу, тем более пешеходам, норовящим перебежать улицу в неположенных местах. Да и зебры упорно игнорировались. Истеричные звонки запертых в пробке трамваев, сердитые сигналы автомобилей, вой карет скорой помощи - ежедневная расплата за мой выбор места жительства. Впрочем, на то, чтобы терпеть городской шум у меня были веские причины. Совершив обязательный ритуал чистки зубов и задумчиво постояв под упругими струями душа, я завернулась в полотенце и пошла пить кофе. Растворимый. Не потому, что лень варить, просто не умею. Вечно пропускаю момент, когда он закипает и заливает плиту. Что поделать, к своим неполным двадцати четырем годам я так и не научилась готовить, довольствуюсь полуфабрикатами и бутербродами с колбасой. Чай пью исключительно пакетированный, зато с молоком и без сахара. Как и кофе. И если бы не Инка, помешанная на правильном питании и диетах, глотала бы сейчас те самые эмульгаторы с красителями, то есть кашку из пакетика. Инка, моя подруга и соседка по квартире, вообще не одобряет фастфуд, считая все эти роллтоны и дошираки врагом номер один для желудка и подтянутой фигуры. Я с нею не спорила, лишь послушно кивала в ответ на очередную попытку воззвать к моему здравому смыслу. И продолжала с аппетитом уминать лапшу и картошку быстрого приготовления, удивляя подругу неизменной стройностью. Ну, что сказать в свое оправдание? Фитнес, танцы, ролики, иногда - утренние пробежки успешно помогали бороться с лишними калориями. Впрочем, располнеть мне и без всего этого не грозило, даже если начать усиленно налегать на шоколад и тортики - комплекция такая, не в коня корм, как говорится. Каша выглядела подозрительно, на вкус вообще оказалась несъедобной. Инка, наверное, очень спешила и забыла ее посолить. Или не сделала этого специально: вчера все уши прожужжала, рассказывая о вреде соли и какой-то новой, очищающей диете, по которой первые три дня положено есть пресную рисовую кашу. - Фу, гадость, - скривилась я, выплюнув диетический продукт в мусорное ведро. Уверяя себя, что совсем не голодна и вполне обойдусь чашкой кофе, я отодвинула тарелку подальше и закурила. Да, это вредно, особенно натощак, но так тяжело отказывать себе в маленьком удовольствии! Может, после отпуска соберусь с духом и брошу. Отпуск начинался с сегодняшнего дня, и проведу я его у родителей. Впереди месяц ничегонеделания, встречи со старыми друзьями и одноклассниками. Месяц тишины и покоя - то, что нужно после городского шума и суеты. Мои родители живут в Ростовской области, в маленькой станице, потихоньку умирающей после развала союза. Удрав оттуда в Москву около трех лет назад, я устроилась работать менеджером по продажам в небольшую фирму, торгующую бытовым пластиком. Первое время жила у бабки, отцовой тетки, молодящейся старушенции, требующей называть ее только по имени. Правда, жить с нею в одной квартире то еще испытание, поэтому долго Любу я своим присутствием не мучила. Бабуля искренне не понимала, почему ее заботе я предпочла съемную квартиру. Мне же просто совесть не позволяла даже намекнуть, что терпеть не могу ее пьяные разговоры "за жизнь" и попытки воспитать во мне уважение к старой больной женщине, принимающей "Столичную" в качестве лекарства. Видя, что воспитуемое чадо не желает поддерживать беседу и тем более бежать за добавкой в ближайший магазин, бабка включала телевизор, и начиналась самая потеха: не стесняясь в выражениях, старая "больная" женщина перемывала кости всем, кто имел счастье засветиться на экране. Доставалось и политикам, и актерам. Политикам особенно. Приемы "лекарства" чередовались с недолгими периодами трезвости, и в такие дни я была готова сбежать куда угодно, хоть к черту на кулички, лишь бы не слушать раздраженного бабкиного ворчания, способного и святого из себя вывести. На роль святого я не претендовала, а потому удрала от бабы Любы при первой же возможности, вскладчину с Инкой сняв однушку, выходящую окнами на оживленный проспект. Сигарета, дотлев, обожгла пальцы. Почему это мне вдруг вспомнилась баба Люба? Наверное, потому, что она была здесь первым человеком, по-своему заботившимся обо мне. Тряхнув головой, я улыбнулась, напомнила себе, что долгожданный отпуск начался, и лучше думать о приятном, чем вспоминать о бабкиных заскоках. Итак, отпуск начался. Билет был куплен давно, чемодан упакован неделю назад. На всякий случай, я его распаковала и еще раз проверила, все ли взяла. По вполне понятным причинам, вышла из дома за полтора часа до отправления поезда. Не спеша, подавляя непреодолимое желание припустить бегом, дошла до метро, встретившее меня "приветливой" толпой "ароматных" "граждан пассажиров". Духота мгновенно облепила тело влажной вонючей тряпкой, заставив брезгливо поморщиться. Прислонясь к поручню и мельком взглянув на сонных пассажиров с усталым или равнодушным выражением на бледных лицах, я погрузилась в размышления. Странные сны мне снились всегда. Иногда нечто феерично-яркое, сказочное: лазурные башни, возносящиеся в густо-синее, звездное небо, или ночные радуги, по которым я шла к этим башням, не проваливаясь, как бывает только во сне. Но чаще - какая-то бессмыслица, оставляющая мерзкий привкус ужаса на языке. За неделю до отпуска мои сны превратились в один сплошной кошмар, которому я не могла найти объяснения. Происходящее не столько пугало, сколько злило и раздражало. Ладно бы раз-другой, но не еженощно же видеть во сне одно и то же, с незначительными вариациями?! К чему бы это? Инка настаивала на успокоительных, списывая мои кошмары на усталость и тоску по дому, я лишь отмахивалась, собираясь почитать сонник Миллера. Собираться-то собиралась, да так и не собралась, а тем временем жуткая тьма, таящая в себе необъяснимую угрозу, терпеливо ждала ночи.
Казанский вокзал - мой любимейший вокзал в мире, потому что именно с него отправляется поезд, которым я обычно езжу к родителям. Время, словно пришпоренная лошадь, мчится к тому мгновению, когда я устроюсь у окна, и буду смотреть, как проносятся мимо маленькие поселки и города, луга, поля, перелески. В путешествиях на поездах есть своя прелесть и романтика, тем более, когда знаешь, что в конце пути ждут родные люди, ждут всегда, в любое время дня и ночи. Вокзал как всегда бурлил: поезда отправлялись и прибывали, люди встречали и провожали своих близких (и не очень), целовались, обнимались, пожимали руки. Грузчики в замызганной униформе толкали перед собой низкие тележки, перевозя багаж пассажиров, не желающих утруждать себя перетаскиванием тяжелых сумок и чемоданов. Таксисты-частники, окидывая цепкими взглядами прибывших, предлагали избавление от выматывающего нервы путешествия в переполненном общественном транспорте. В толпе юркими щурятами лавировали оборванные цыганята, выпрашивая мелочь. Прохаживались наряды милиции, высматривая "подозрительных лиц". Отыскав свой вагон, я подхватила чемодан за ручку и встала в маленькую очередь, терпеливо дожидаясь пока какой-то пассажир, тащивший на себе кучу коробок и сумок, доберется к отведенному месту и освободит проход. "Вот за что люблю плацкарт, так это за дешевизну билетов. Больше его любить не за что", - брезгливо поморщилась я, проходя мимо кабинки туалета. Вагон приглушенно гудел, как потревоженный улей. Моими соседями по купе оказались милая старушка с внуком-подростком и молодая женщина, говорившая по мобильному телефону. За пятнадцать минут до отправления поезда она успела позвонить пяти своим подругам и в подробностях рассказать каждой, какой редкой сволочью оказался ее кавалер - не пошел провожать, сославшись на очередной футбольный матч. Я ей молча посочувствовала. Бабулька тихонько возилась со своими котомками, выкладывая на столик продукты. Ее внук почти сразу забрался на верхнюю полку и уткнулся в маленький монитор какой-то игрушки, азартно давя на кнопки и досадливо вздыхая, когда проигрывал. В общем, соседи подобрались не слишком общительные, в картишки перекинуться будет не с кем. Ну и ладно, почитаю в свое удовольствие. Наконец, поезд тронулся. Бутылки с напитками, рядком выставленные на столике, судорожно дернулись и зашатались, грозя рухнуть и придавить бабулькин ужин. Я прилипла к окну, за которым медленно плыл вокзал: мы наконец-то отправлялись. Забегали проводницы, проверяя билеты и раздавая белье. Прошла официантка из вагона-ресторана, предлагая напитки и шоколад по цене в два раза выше даже вокзальных. Мужчины, что ехали в соседнем купе, отоварились пивом. Постепенно суета улеглась. Женщина, наговорившись по телефону, стала устраиваться на верхней полке. Пассажиры доставали из сумок продукты, ужинали. За окном плыл огромный багровый шар солнца, неспешно опускаясь за горизонт. Загорались первые робкие звезды. Включили свет, в проходе и приглушенный - чтобы не мешал засыпающим. Кое-откуда уже слышался раскатистый храп. Я с сожалением закрыла книгу - в сумерках особо не почитаешь, а спать пока не хотелось - и вышла в тамбур на перекур. Тамбур напоминал овощ из загадки или пресловутую бочку, куда набилось сельди под завязку. В крохотном помещении клубился сизый дым, лениво вытекая в открытую нараспашку лобовую дверь. Курящие немного потеснились, давая пристроиться у стеночки. Худой, как щепка дядька, с пышными, пожелтевшими от табака усами щелкнул передо мной зажигалкой, наставительно прокомментировав, что такой молодой барышне не стоит портить красоту и здоровье, ведь рожать еще предстоит. Я привычно отшутилась, пропустив мимо ушей фразу о будущем материнстве: уж что-что, а обзаводиться потомством в мои планы пока не входило. Дядька виновато улыбнулся и миролюбиво заметил, что хотел как лучше, у самого дочка моего возраста. Ну, как обычно, попытка наставить на путь истинный. Как будто мне родительских наставлений мало. Отгорели последние проблески заката. Над землей, приняв эстафету дня, величаво всплыла луна, посеребрив проносящийся за окном мир. Я клевала носом, упрямо борясь со сном, и с легкой завистью прислушивалась к сонному дыханию соседей: счастливые, наверняка им снилось что-то безобидное. Не то, что мне. Сон подкрался тихо, будто кот на мягких лапах, клубком свернулся в изголовье, смежил веки. Я даже не заметила, как уснула.
Страх. Снова страх, уже привычный. Опутывает тело холодными, липкими щупальцами. "Ксения... Бояться нельзя... Бояться - верная смерть..." "Нельзя бояться..." "Нельзя... ...бояться... ...поддаться страху... ...значит, проиграть..." Тихие слова, повторяющие мои мысли, не помогают справиться с ужасом, от которого противно сосет под ложечкой. Раньше я никогда не боялась темноты. Никогда... Теперь все изменилось. Тьма, удушающая, лишающая воли, и чей-то пристальный взгляд, проникающий в самую душу. Едва уловимо колышется густой, как черная патока, воздух. Испуганно оглядываюсь, но не успеваю увидеть кого-то, кто медленно, словно что-то выжидая, подбирается ближе и ближе... Леденящая волна злобы пустила по коже колючие мурашки. Нельзя бояться... "Что я сделала тебе? Почему ты преследуешь меня?!." Глухое рычание в ответ, стремительное движение и...
Задыхаясь от ужаса, я резко села и едва не свалилась с полки. Огляделась, не сразу сообразив, где нахожусь. Поезд. Постукивают колеса на стыках рельсов. За окном ночь. В проходе горит дежурный свет, слышно сонное дыхание пассажиров. Я еду домой, к родителям. И мне снова приснился кошмар. Цепляясь за поручни, я поплелась в тамбур. Тело тряслось мелкой противной дрожью, словно то, что приснилось, успело, чиркнуло по сердцу когтистыми лапами. Ввалившись в крошечный туалет, я умылась и уставилась на свое отражение в забрызганном зеркале: бледное, осунувшееся лицо, расширенные зрачки почти полностью поглотили зеленую радужку, и глаза кажутся такими же черными, как та тьма, что мне снилась. - Это сон, это только сон... Вот дрянь! Приснится же такое... - зябко потирая плечи, пробормотала я и вышла в тамбур. - Хорошо, хоть не заорала, весь поезд поставила бы на уши. Закурила, с опаской поглядывая в темноту за окном. Сон все не отпускал, смешался с тенями, притаился, прячась в них, и слабый свет тусклой лампочки не в силах был его прогнать. Казалось, явь стала неотделимой от кошмара, и тварь из мрака только и ждет удобного момента, чтобы завершить начатое. Пронзительный рев сигнала идущего навстречу поезда заставил меня подпрыгнуть чуть ли не до потолка. Зажигалка выпрыгнула из дрожащих пальцев и, подскакивая, откатилась к двери. С трудом подавив испуганный вопль, я бросилась ее поднимать. "Да, права Инка, пора начинать пить валерьянку". Резкий звук привел меня в чувство. В душе поднялась волна раздражения на все надуманные страхи. Я будто окончательно проснулась, вырвалась из липкой паутины страха. Сон потерял надо мной всякую власть, но надолго ли? До рассвета еще далеко, и кто знает, не повторится ли он снова? Дважды за одну ночь - это уже перебор, никакие нервы не выдержат. Вернувшись на место, я долго лежала с открытыми глазами, боясь засыпать, и мрачно размышляла, слушая перестук колес: "Что за черт? Опять тот же сон, к чему бы? Что за тварь мне снится?.." Как ни напрягалась, а вспомнить, кто таился во мраке, я так и не смогла.
Мои родители, как и все нормальные родители, борются с моей вредной привычкой всеми силами. Но их сил, видимо, не достаточно, потому что я всегда побеждаю их в спорах, касающихся курения. Вот и сейчас, расцеловавшись с отцом и передав ему чемодан, я полезла за сигаретами, игнорируя недовольный взгляд. Ну, что поделать, не готова я бросить курить вот так, без причины! Тем более, когда такое табачное изобилие вокруг. - Все травишься, - поморщился отец, укладывая чемодан в багажник. - Угу. - Что - угу? Ты же девушка, от тебя духами пахнуть должно, а не табачищем разить за километр! Бросай уже! - Обязательно, - послушно кивнула я, забираясь в машину. - Брошу, причем в самое ближайшее время. И улыбнулась, невинно хлопая ресницами. Отец, неодобрительно качая головой, только вздохнул и включил зажигание. Маленькая битва в борьбе с табакокурением снова окончилась в мою пользу. Прилипнув носом к автомобильному окну, я жадно рассматривала проплывающие мимо выцветшие заборы, за которыми прятались яблоневые и вишневые сады. Вдалеке мелькнула потемневшая от времени шиферная крыша клуба. Стайка загорелых ребятишек, оседлав забор, с любопытством рассматривала проезжающую машину. Здесь ничто не изменилось, и для детворы до сих пор единственными забавами остаются игра в казаки-разбойники, футбол на вытоптанной до пыли полянке перед старым зданием клуба, да лазанье по соседским садам, когда в них созревают яблоки. Я улыбнулась, вспомнив, что и сама с удовольствием гоняла с соседскими мальчишками в футбол, лазала по заборам и деревьям, ничуть не уступая им в ловкости. Вспомнила, как ругалась до смерти перепуганная мама, поймав меня на крыше соседского сарая, куда я забралась, чтобы дотянуться до самых сочных, вызревших вишен. Красавицы куклы и пухлощекие пупсы напрасно ждали свою хозяйку: им я предпочитала подвижные игры. Дома ждала мама и накрытый по случаю моего прибытия праздничный стол. В общем-то, стол как стол, ничем особенным не отличался, просто на нем выставлено все самое вкусненькое, то, что я больше всего люблю. Начались расспросы о работе, хватает ли мне средств, и не хочу ли я обратно, под мамкино с папкой крыло. Как это обычно и бывает с любящими родителями - зондирование почвы перед атакой. Атака последовала сразу, стоило неосторожно посетовать на дороговизну жилья в Москве. Начались уговоры вернуться домой, что и тут мы неплохо живем, не хуже других во всяком случае. Я удрученно вздохнула, не зная, как перевести разговор в безопасное русло. Возвращаться домой никак не входило в мои планы, но признаваться родителям в том, что сбежала из родной станицы не в поисках лучшей доли и уж подавно и не с целью удачно выйти замуж, я тем более не собиралась. Стоило подумать о своем холостяцком положении, как родители и этот пункт подробно и всесторонне осветили, пытаясь убедить меня вернуться на историческую родину, к корням. Внуков им, видите ли, понянчить хочется! - Годы-то прибавляются, а ты все в девках... - И в тридцать замуж выходят, а мне еще и двадцати четырех не исполнилось, так что успею, - решительно перебила я маму и нахмурилась, прекрасно понимая, к чему идет разговор. Мама обиженно поджала губы и ненадолго замолчала. Переглянулась с отцом и укоризненно спросила, подтвердив мои опасения: - Может, хватит уже от Митьки прятаться? Ведь со школьной скамьи парень по тебе сохнет! - Да хоть с детского сада! Не нравится он мне, понимаешь? Не нра-вит-ся! - мгновенно ощетинившись, по слогам повторила я. - О господи, да чем же он тебе не угодил? - искренне недоумевая, воскликнул отец. - Да всем. - Ну, а конкретно? - Пап, как ты не понимаешь? Всем, значит, всем! - А если хорошенько подумать? Хороший парень, ни косой, ни кривой, работящий... - Да что ж такое-то? - возмутилась я, потеряв терпение. - Не успела приехать - здрасьте вам, пожалуйте замуж! Повисшую неловкую паузу прервал требовательный кошачий мяв. - Тьфу, ты, прорва ненасытная! - выругался отец. - Все равно, Митя парень хороший, - продолжая настаивать на своем, проворчала мама. - Спрашивал тут недавно, где ты сейчас... - Надеюсь, ты ему не сказала? - похолодев, настороженно спросила я. - Нет, а надо было! - Мама! - Что - мама? Такой парень, видный, серьезный! Работает у фермера, Коли Волкова, зарабатывает прилично. Участок купил, дом строить собирается, потом жениться. Вот партия! - Мам, а почему ты меня Коле не сосватаешь? Что ж так - работнику фермера? Может, я за самого фермера не прочь выйти, - усмехнулась я. - Так Коля уже женат! - живо отозвалась она, обрадованная возможностью пересказать мне станичные новости. - И дети есть, двойняшки, в прошлом году родила Даша. Ты ее знаешь, она в параллельном классе училась. - Знаю. На качелях качались летом, пока их не закрыли и не раскурочили. Жалко качели, единственная радость детворе во всей станице была, и той лишили, - поддакнула я, хватаясь за возможность прекратить неприятный разговор. - А, еще пляж разбомбили, когда газ тянули, помнишь? Мы туда по вечерам купаться ходили, когда вы с папкой с работы возвращались. - Да, пляж хороший был, дно песчаное, чистое, - вздохнул отец, спихивая вспрыгнувшую на колени кошку. - Я там как-то мыло утопил, ловить пытался, да куда там, скользкое же. - А помнишь, как ты меня на спине катал? Так здорово было! - Так ты маленькая была, сейчас уже не покатаешь - вымахала девица выше мамы с папой! - засмеялся отец. - Да ладно! Мне до тебя еще расти и расти, - улыбнулась я и облегченно перевела дух. Похоже, опасность миновала: родители на какое-то время забыли о внуках и Митьке, чтоб ему провалиться! Что касается роста, тут я удалась ни в отца и ни в мать - нормальный средний рост. Косяки, в отличие от отца, головой не задеваю. А вот мама у меня маленькая и пухленькая, не зря ее отец булочкой всю жизнь называет. Она и пироги печет такие, что язык проглотить можно, такая вкуснотища. Мама вообще вкусно готовит, я в этом отношении (и, видимо, не только в этом) совсем не в нее пошла. Яичница единственное блюдо, что мне удается состряпать, не устроив пожара. Увы, на большее, как оказалось, я не способна. Мама очень даже в курсе отсутствия у дочери кулинарного таланта, и всегда страшно переживает по поводу того, чем я питаюсь, живя вне отчего дома. Вот и сейчас, подкладывая очередной фаршированный перчик, она парирует мои протесты: - Ешь, опять ребра с позвоночником торчат! Не девушка, а скелет ходячий! - Ем, - отвечаю с набитым ртом, безуспешно пытаясь потихоньку скормить кошке заботливо подложенный кусок курицы. Мама поймала меня за этим преступлением, кусок был перехвачен у самой кошачьей морды и положен обратно в тарелку. - Мама! В меня уже не лезет, куда ты еще курицу подкладываешь? - А ты штаны расстегни, чтоб помещалось, а то утянулась вся, как в корсет! - усмехнулся отец, неодобрительно разглядывая мою одежду. - Нормальные штаны, - возразила я, поправляя тесные брючки, грозящие перерезать меня в области талии пополам. Да уж, от родительской кормежки скоро я ни в одну вещь не влезу. Надо сбегать из дома к знакомым и друзьям, иначе закормят насмерть. - Спасибо, ма, па! Я к Ленке сбегаю, проведаю. Ее Никитос, наверное, уже ходить начал, хочу посмотреть на его первые шаги, - протараторила я, поспешно выходя из-за стола. - Ну вот, опять пять минут с родителями посидела, толком не поела, и к друзьям сбегает, - проворчала мама, недовольно сводя брови к тонкой переносице. Я улыбнулась, обняла ее и поцеловала в макушку. - Мам, я постараюсь прийти домой до того как вы ляжете спать, чай попьем, поболтаем о том, о сем. - Так мы тебе и поверили, - недоверчиво покачал головой отец, накрыв ладонью мамину руку, нервно мнущую салфетку. Заметив этот жест, я невольно улыбнулась, испытывая щемящее чувство нежности к ним обоим: ведь они женаты около двадцати пяти лет, и бывало всякое, а вот смогли, сохранили свою любовь. Может и мне однажды повезет встретить того, кому не страшно будет довериться? Поймав себя на этой мысли, я поморщилась и упрямо тряхнула головой. Нет, я не имею ничего против серьезных отношений, просто пока не готова связать себя узами брака. Успею еще. Сначала мир посмотрю, найду свое место под солнцем, а там видно будет.
Моя подруга, еще со школьной скамьи, Ленка, жила в другом конце станицы. Пока я туда дотопала, мои белые кроссовки покрылись толстым слоем серой пыли. По опыту я знала, что отмыть ее будет очень сложно. Если вообще возможно. Хана обувке. Ленка встретила меня радостным визгом, повисла на шее, расцеловала в щеки, сыпля вопросами, на которые я не успевала отвечать. - Ну-ка, ну-ка, покажись, - крутя меня из стороны в сторону, восхищенно улыбалась Ленка. - Ой, ну, красотка! Держись, станица: столичная штучка приехала! А что это ты с волосами сделала? Где твои дивные локоны? - Разгладила, - польщено засмеялась я, с удовольствием проводя по волосам рукой. - Надоело это уродство. - Ну и зря. Тут кучу средств тратишь, химией волосы жжешь, чтобы волосы не лежали прилизанной паклей, а ты природную красоту уродством считаешь. - А давай махнемся? - подмигнула я. - Тебе мои кудряшки, мне - твои гладкие. - Шутница, - хмыкнула Ленка и замерла, прислушиваясь. - Кажется, моему чаду наскучило самостоятельно себя развлекать. На пороге с громким ревом показался ее годовалый сынишка Никита, тот самый Никитос, чьи первые шаги стали предлогом к побегу из отчего дома. Малыш, брошенный в комнате в полном одиночестве среди игрушек, нашел самый действенный способ обратить на себя внимание - орал как сирена, прерываясь только чтобы вдохнуть. Ленка подхватила его на руки, заворковала, приговаривая, что мужчины не плачут, а он ведь маленький мужчина. Я только улыбнулась на эти увещевания. Плачут мужчины, еще как плачут. Надо только знать на какую мозоль давить, чтобы увидеть скупые мужские слезы. Правда, сама я никогда не экспериментировала, это у моей соседки по квартире, Инки, просто талант доводить своих ухажеров до истерического состояния со всеми вытекающими. Постепенно Никитос успокоился, обратил внимание на гостью, и я протянула к нему руки, предлагая оставить мамкины объятия и пойти на ручки к тете. Он улыбнулся, демонстрируя четыре зуба, и потянулся ко мне. Малыш оказался тяжеленьким, я охнула, приседая и перехватывая его поудобней. - Да-да, тетя Ксюша, кушаем мы хорошо,- засмеялась подруга, жестом предлагая войти в дом. - Ты как обычно, на пару недель и снова удерешь? - На месяц, - пропыхтела я, поднимаясь по ступенькам. - Если выдержу, конечно. - Угу, - хитро улыбнулась подруга, ставя на плиту чайник. - Митька, кстати, все еще свободен, но надолго ли? Свято место пусто не бывает, гляди, уведут. - Ой, да на здоровье, вздохну с облегчением! Хоть домой буду приезжать без страха на него напороться, - поморщилась я, чувствуя, как стремительно портится настроение. - Значит, так и не передумала? - И ты туда же? - иронично взглянув на подругу, усмехнулась я. - Мне родители битый час его нахваливали, теперь ты! - Ладно, не кипятись, - примирительно заговорила Ленка. - Ты бы хоть посмотрела, от чего отказываешься. Сколько лет вы не виделись? - Какая разница, Лен, сколько лет мы не виделись? Вряд ли теперь я что-то новое для себя открою. Может, он и возмужал, а вот повзрослел - вряд ли. Что-то мне подсказывает, что Митька ничего не забыл и остался таким же прилипалой, каким был в школе. - Ксюш, ты ведь всегда нравилась ему, и чувство, похоже, со временем лишь крепчает, - усмехнулась подруга. - Ты ведь его первая девушка, такое не забывают... - Лен, не напоминай, а? - не выдержав, взорвалась я. - Извини, извини, - забирая у меня хнычущего малыша, пробормотала подруга. - Я одного понять не могу: как тебя угораздило, ты же его терпеть не можешь? - Лен, ну что ты пристала? Как да почему... Как будто сама не помнишь, как оно было: шампанского перебрала, расслабилась и... все. - Угу... А поутру они проснулись, - кивнув, задумчиво процитировала Ленка. - Веселенький выпускной получился, есть, что вспомнить. - Лен! - Все, уже умолкаю! - поспешила заверить Ленка и, тут же нарушила обещание. - Ксюш, так может он чувствует себя обязанным? Ну, после всего случившегося? - Лен, мне плевать, что он там чувствует! Достаточно того, что я так не чувствую и хочу, чтобы он обо всем забыл и оставил меня в покое. - Хм... Ладно, забыли. Ты извини, я как лучше хотела. - Да ерунда, - улыбнулась я. - Дай малыша-то подержать, я больше не буду орать, честно. - И все-таки тебе домой вернуться надо, - передавая мне Никиту, заявила Ленка. - Ты какой-то дерганой стала, нервной, я тебя такой и не видела никогда. - Это от усталости, Лен, - оправдывалась я, чувствуя себя виноватой за вспышку раздражения. - Доработалась, кошмары уже снятся. Ничего, отдохну, и все пройдет. - А хочешь, я на гуще тебе погадаю? Посмотрим, откуда у твоих кошмаров ноги растут, - с готовностью предложила Ленка, вскакивая с табурета. - Ой, не надо! - поспешила отказаться я. - Опять сто дорог нагадаешь. - Ну, как знаешь. Дважды предлагать не буду, - обиделась Ленка. - Посмотрели бы, судьба тебе за Митьку выйти или кто-то еще на горизонте появится. - Ты опять? - засмеялась я. - А что? Из наших ты одна еще не замужем, а пора бы! - Лен, давай я как-нибудь сама решу, когда мне под венец пойти, хорошо? - улыбнулась я и, решив сменить щекотливую тему, поинтересовалась: - А где твой Женька, на сутках сегодня, что ли? - Да, попросили подменить. Он через сутки неделю уже работает, - кивнула подруга. - У Тимохи, его сменщика, жена родила, вот и приходится подменять. Тактический ход сработал как надо: Ленка мгновенно переключилась с моих проблем на свои, но тут же огорошила меня, заявив, что вечером мы пойдем на дискотеку. - А Женька не будет против? - с сомнением глядя на подругу, спросила я. - Пусть только попробует быть против, я ему живо припомню прошлогодний недельный загул! - недобро усмехнулась Ленка, подливая мне чаю. - С какой стати он должен быть против? Ко мне приехала подруга, которую я вижу от силы пару раз в году. С тобой можно! Мы расхохотались. Никитос, напуганный нашим бурным проявлением эмоций, решил, что вел себя прилично достаточно долго, и разревелся. Ленка подхватила его из моих рук, засюсюкала, покачивая. И вовремя - малыш обмочил штанишки, а заодно и Ленкино платье, отомстив нам, бессердечным, за свой испуг.
К вечеру у Ленки собрались все наши подруги. Готовясь к вечернему гулянию, девчонки тараторили, перебивая друг друга, пересказывая мне последние станичные сплетни: кто женился, кто развелся, у кого дети родились, кого поймали на измене, причем с поличным. Самые свежие новости - телевидение отдыхает. Я не могла похвастаться какими-то сплетнями. Новостей, что их заинтересуют, у меня тоже не было, а потому просто слушала, удивляясь, откуда только берутся все эти пикантные подробности. Незапланированный девичник плавно сменился вечерним гуляньем. Пришла тетя Таня, Ленкина мать, посидеть с Никитой. Девчонки, прихорашиваясь, крутились перед зеркалом. Я кое-как отмыла кроссовки, заранее зная, что пока доберусь до местного клуба, они снова покроются пылью. Ну что ж, я сделал все, чтобы выглядеть прилично. Музыку, разрывающую ночную тишину, укрывшую станицу, было слышно за пару кварталов. По огороженной железной решеткой танцплощадке метались разноцветные лучи самодельной светомузыки, выхватывая из полумрака прыгающие фигуры парней и девчонок. Мы отоварились билетиками у юного парнишки-билетера и вошли внутрь. С площадки то и дело выходили и снова заходили обратно, как он при такой текучке отслеживал обилеченных гостей, одному ему было известно. Может, знал каждого в лицо? Опасаясь напороться на Митьку, я не спешила присоединиться к танцующим подругам. Прошлась, с опаской поглядывая по сторонам, вдоль решетки, сделала полный круг по периметру площадки и облюбовала скамью, прячущуюся за пышными кустами, надеясь, что тут меня уж точно не заметят. Танцевали больше девчонки, зазывно поглядывая на парней, больше занятых разговорами и поглощением пива. Взглядом отыскав подруг, я усмехнулась, наблюдая, как Ленка крутит головой, бесполезно ища меня в толпе. После дискотеки она обязательно устроит мне головомойку, но это будет потом, а пока... Внезапно вокруг меня разлилась странная тишина, выдавила грохот музыки за грань слышимости. Воздух, словно перед грозой, наполнился тревожным ожиданием. Перед глазами поплыли радужные круги, сливаясь в один большой мыльный пузырь. Я удивленно уставилась на него и похолодела, услышав тихий звук: хорошо знакомую по кошмарам песню одинокой свирели. Звук приближался, становясь громче. В печальную мелодию вплетался чей-то молящий шепот: "Странник... Приди..." Кошмар, презрев законы сна и яви, неотвратимо вторгался в мир реальности. Звуки дискотеки нехотя таяли, удалялись, их уже едва можно было различить в набравшей силу песне свирели. Безликий шепот раздавался, казалось, со всех сторон, ввинчивался в уши, оглушал, а мыльный пузырь вдруг вытянулся, расстелился под ногами радужной тропинкой из моих снов, приглашая пуститься в путь... Куда?! Чьи-то ладони легли мне на плечи, и наваждение развеялось. Взвизгнув, я резко обернулась и уставилась в смеющиеся Митькины глаза. - Ёлки, ты меня напугал! - наорала я на него, вскочив со скамьи. - Извини, я не хотел, - как ни в чем небывало улыбнулся Митька, усаживая меня обратно и устраиваясь рядом. Ужас перед необъяснимым явлением на какое-то время выбил меня из колеи. Я боролась с лишающей воли паникой, стараясь не зареветь от страха. Испытывая невероятное облегчение от того, что все уже позади, с трудом подавила в себе желание броситься Митьке на шею. Все-таки, остатков здравого смысла хватило, чтобы понять: ему только повод дай, и все, можно вообще забыть дорогу домой. Вместо этого я изо всех сил вцепилась в скамью, чувствуя, как в ладони впиваются острые кусочки облупившейся краски. "Может, я задремала? - растеряно подумала я. - Устала с дороги, в поезде почти не спала - вот и результат... Да, похоже, так и есть". Кивнув своим мыслям, я перевела дух и с легким любопытством покосилась на Митьку. Да, за те годы, что я его не видела (а, сколько лет я его не видела?!) из нескладного паренька Митька превратился в настоящего красавца: вытянулся, став выше меня на голову, раздался в плечах, а солнце тщательно позолотило смуглую кожу, под которой бугрились крепкие мышцы. От поклонниц, надо думать, нет отбоя. Отодвинувшись подальше, на самый край скамьи, я тоскливо посмотрела в сторону выхода. Попалась, красна девица. Впрочем, сама виновата: не поддалась бы Ленкиным уговорам, не пришлось сейчас придумывать, как от него удрать. Пока я занималась самоедством, Митька придвинулся ближе и тихонько кашлянул, привлекая к себе внимание. - Привет, - угрюмо буркнула я, избегая встречаться с ним взглядом. - Ну, привет, пропажа, - улыбнулся Митька и попытался меня обнять. - Ты как, совсем вернулась? - Угу, - непонятно зачем соврала я, оттолкнув его руки. - Что, правда? - обрадовался Митька. - Кривда, - усмехнулась я. Митька замолчал, придвинулся ближе и неуверенно спросил: - Ксюш, может, хватит уже? Возвращайся. Я участок купил под дом, работаю у Волкова... Стоило ему сказать про участок, Волкова и дом, и мое терпение лопнуло: - Ага! Участки мы, значит, покупаем! Дома строить планируем! Все такие положительные, что просто умереть - не встать! И при этом родителей моих не забываем окучивать, чтоб привыкали к будущему зятю. Расспрашиваем их, где это нареченную носит! - вскочив со скамьи, напустилась я на Митьку. - Что ты пристал, как банный лист? Я тебе что-то обещала, или чувство вины уснуть не дает? Так успокойся, не в каменном веке живем! Митька молча кусал губы. Видимо, нашу встречу он представлял совсем по-другому, надеялся, что время сгладило между нами острые углы, да не тут-то было. Не слишком расторопный диджей запаздывал со следующей песней, и в образовавшейся паузе едва слышно прозвучал удрученный Митькин голос: - Ксюш, давай поговорим. Мы столько не виделись, а ты кидаешься на меня, как мегера... - Что?! - зло прищурилась я. - Хам! Чудом удержавшись, чтобы не влепить ему пощечину, я резко развернулась и рванула к выходу. Ленка неуверенно шагнула мне навстречу, но я от нее отмахнулась, заподозрив, что подруга намеренно затащила меня на дискотеку, чтобы подстроить встречу с Митькой. Уже за воротами танцплощадки Митька меня догнал, схватил за руку и развернул к себе: - Куда ты, глупая, одна идти собралась? У нас волки за окраиной ходить стали, порвут ведь. - Не порвут, испугаются! Я сейчас такая злая, что ко мне ни один волк в трезвом уме не подойдет! - вырывая руку из его руки, огрызнулась я. - Да не кипятись, давай провожу, раз уж ты домой собралась. Оно спокойней будет, - уговаривал Митька, не отпуская меня. - А я не хочу, чтобы ты меня провожал, тем более, если это успокоит твою совесть. Отпусти руку, мужлан, мне больно! - разозлилась я, пытаясь расцепить его пальцы. Но Митька не только не отпустил руку, он вообще притянул меня к себе. Прижал, пресекая бесплодные попытки освободиться, едва ли вообще заметив мое сопротивление. - Ааа! - заорала я, не зная, что еще можно сделать, чтобы он отстал. Рот я закрыла, только когда Митька попытался меня поцеловать. Завертела головой, отчаянно вырываясь, уткнулась лбом в его грудь и хорошенько надавила, страшно боясь свернуть себе шею. Попытка его боднуть удалась на славу. Митька скорей от неожиданности разжал руки, и я немедленно воспользовалась моментом. Вырвалась и припустила к дому с такой скоростью, какой от себя никак не ожидала, радуясь, что обула кроссовки, а не модные босоножки на каблуках. А ведь была мысль блеснуть модной вещицей в местном обществе! До дома оставалось не так уж далеко, всего один квартал. Топот за спиной раздавался все ближе, придавая мне живости. "Интересно, кто первым выйдет на финишную прямую? По-моему, я скоро выдохнусь... Спасибо моей вредной привычке!" - зло подумала я и поднажала, зная, что за поворотом будет пригорок, с которого бежать легче, а там и до дома рукой подать. Добежать до ворот, захлопнуть перед Митькиным носом железную калитку и задвинуть засов - что может быть проще! - Ксюша! Да погоди ты, не беги! Не буду я тебя целовать, обещаю! Остановись! Тут опасно! - кричал за спиной Митька, гораздо ближе, чем мне бы хотелось. Я влетела в поворот, чудом в него вписавшись. Рядом мелькнул каменный забор, низко нависшая яблоневая ветка чиркнула по плечу, бархатистые листья мазнули щеку. Я зажмурилась, втянула голову в плечи, и похолодела, сообразив, что только что едва не лишилась глаза. Сразу за поворотом начинался спуск. "Ура, почти добежала!" И тут мое ликование круто обломалось - Митька все-таки меня догнал. Схватил в охапку, ловко перехватив занесенную для оплеухи руку. - Что же ты творишь, дурочка? Я ведь не шутил на счет волков. Ты только прислушайся, - тихо заговорил Митька. Он даже не запыхался, зато мое сердце стучало где-то в горле, готовое лопнуть. Беспомощно барахтаясь в его руках, я все еще надеялась вырваться и дать деру. - Пусти, дурак! - отчаянно вырываясь, вскрикнула я. - И не вешай мне лапшу на уши, нет тут никаких волков! - Отпущу, обязательно, - пообещал Митька, ничуть не ослабив хватку. - Только провожу. Зря ты про лапшу, такими вещами разве шутят? Да перестань ты дергаться, сама послушай и поймешь, что я не вру! Убежденность, с которой он говорил, невольно заставила меня притихнуть и прислушаться к ночным голосам. Звуки дискотеки остались где-то в стороне. Кое-где во дворах лаяли собаки, с реки доносился подхваченный теплым ветерком лягушачий концерт. В траве исполнял соло кузнечик, слышалось пьяное пение (кому-то было гораздо лучше, чем мне сейчас!). Как будто ничего такого необычного, привычные звуки. Но тут, со стороны недалекого леса, раздался глухой вой, жутковатый и в то же время проникновенный, берущий за душу. Я затряслась, вжимаясь в Митьку спиной, съежилась, стараясь стать маленькой и незаметной: от страха кому угодно на руки прыгнешь! Митька, не будь дурак, тут же воспользовался ситуацией: крепче прижав меня к себе, успокаивающе погладил мои плечи, коснулся губами щеки, и я мгновенно напряглась, готовая дать отпор. Волки волками, а повторять опыт выпускного бала я не собиралась. Митька словно понял, что от быстроты его действий зависит, сорвет он мой поцелуй или останется так, несолоно хлебавши. Развернув меня к себе лицом, он прижался к моим губам, жестко, не позволяя отстраниться. Я только пискнула, замотала головой и попыталась вырваться из его крепких объятий. Дернулась раз-другой - бесполезно. Проще было гору с места сдвинуть, чем вырваться из его хватки. Не придумав ничего лучшего, я ударила его по ноге, теперь уже жалея, что на мне кроссовки, а не босоножки - удар каблуком получился бы ощутимей. Но и этого оказалось вполне достаточно: Митька, охнув больше от неожиданности, сколько от боли, разжал руки, и я, что было сил толкнула его в грудь, вырвалась и припустила вниз по улице. Под горку бежать было легко. Я мчалась к дому как птица, только что крыльев за спиной не хватало, и, решив срезать угол, свернула на узкую, едва видимую во тьме тропинку. Подошвы кроссовок предательски заскользили по поникшим стеблям тимофеевки. Я раскинула руки, пытаясь сохранить равновесие, а в следующее мгновение ласточкой взмыла над тропой, запутавшись в плетях вездесущего вьюнка. Приземление оказалось жестким. Перед глазами замелькали разноцветные огни, слились, превращаясь в радужную тропинку. Вспыхнувшая в ободранных ладонях тупая боль, горячо пульсируя, растекалась по сжавшемуся в жалкий комочек телу. Я замерла, ошарашенная падением, и с удивлением поняла, что проваливаюсь в темноту беспамятства. "Черт, мне только в обморок упасть не хватало для полного счастья..." - пронеслось в затухающем сознании. Последнее, что я услышала, прежде чем отключиться и, как говорил один мой знакомый, уйти в нирвану, был Митькин удивленный возглас: - Радуга?..
|