|
|
||
Козлов сочиняет стихи.
Вообще-то он стихов никогда не писал. Все недосуг. Сперва школа, потом армия, училище, семья, работа. На работе, ясное дело , не до стихов. А домой придешь усталый, только-только газетку почитать, уроки у Митьки проверить, программу "Время" поглядеть и спать. В выходные тоже дела находились: рыбалка, ремонт, культпоход в театр, а про отпуск и вовсе говорить нечего, сами знаете , как время пролетает. Вот поэтому-то и не писал никогда капитан стихов. Но возможности в себе чувствовал, даже иногда в рифму разговаривал. Вот, например: "Митька русский не учил, снова двойку получил". А то и лучше: "Товарищ Семинард6 вас зовут на семинар". Так что способности у Козлова были.
"Самое главное -- это начать, -- так думал капитан, лежа в темной промозглой камере. -- Начало должно быть таким, чтобы потом за все стихотворение стыдно не было."
Над первой строчкой капитан бился с полчаса, на зато вышла она на славу:
Над Матросской Тишиной -- тишина.
Продолжение родилось почти сразу же:
Над Малаховым курганом -- сны...
"Дальше, -- думал Козлов, -- надо про что-то родное написать."
Будто не было жены, но жена. Переслала мне кусок колбасы...
"Нет, лучше -- ветчины."
При мыслях о еде побежала слюна, и Козлов забраковал этот кусок.
"Во-первых, -- рассудил он, -- про Малахов курган уже что-то было, а во-вторых, что значит "будто не было жены"? Была она, всегда была, сколько себя помню. За одной партой в школе сидели. И ветчину она не присылала, жаль, конечно, ведь в ней пилку для ногтей спрятать можно, но жена и не знает даже, что я здесь, откуда ей знать? Следовательно, и я не могу писать о том, о чем она не знает."
Козлов был приверженцом социалистического реализма, а потому решил начать заново, оставив лишь первую строчку:
Над Матросской Тишиной -- тишина.
Капитан глянул в зарешеченное окошко: темно.
"Ладно, -- подумал он. -- Если бы был день, то я наверняка увидел бы птиц."
И поэтому вторая строчка получилась такой:
А над ней парит табун голубей.
"Хорошо, -- подбодрил себя Козлов. -- Давай дальше. Думаю, немного романтизма реализму не повредит."
Снится мне в тюрьме не дом, не жена, Снится мне далекий город Бомбей.
"Вот это другой разговор," -- капитан удовлетворенно потянулся. Он достал из подкладки пиджака чудом уцелевшую при обыске "Стрелу" и стал разминать ее в пальцах. Спички у Козлова отобрали.
"Ладно, -- утешил он себя. -- Без курева, женщин и водки прожить можно. Без стихов -- труднее."
Капитан уже знал, что второе четверостишие он посвятит Родине.
-- Сми-и-ирно!!! -- гулко и раскатисто донеслось вдруг из тюремного коридора.
Повинуясь многолетней привычке, Козлов соскочил с нар и вытянулся, зажав "Стрелу" в согнутых по Уставу пальцах. Не успело еще смолкнуть в коридоре эхо, как до ушей Козлова долетил сбивчивый рапорт дежурного:
-- Товарищ генерал-майор, во время моего... То есть за время вашего... Ой... Присшествий не приключилось...
-- Не приключилось, говоришь? -- Козлов узнал опереточный бас Скойбеды. -- А на посту кто дрых? Может и приключилось шо, да только ты все проспал! Как фамылия?
-- Я не спал, -- заблеял дежурный.
-- Фамылия?! -- рявкнул Скойбеда.
-- Прапорщик Дундурей.
-- Так вот, товарищ прапорщик, -- Скойбеда сбавил тон. -- Через пять мынут вижу вас сидящим в моей машине внизу. Трое суток аресту за сон на посту и незнание рапорта!
-- За что, товарищ генерал, -- захныкал дежурный.
-- Повторяю: за сон и рапорт. Пятеро суток. Еще вопросы есть?
-- Никак нет.
-- Тогда, товарищ прапорщик, откройте мне камеру под нумером 15 и бегом делать то, шо я казал.
Дробью застучали сапоги по бетонному полу, и в замке козловской камеры заходил ключ. Капитан все еще стоял по стойке "смирно", не зная радоваться ему или наоборот.
Открылась тяжелая дверь, и на пороге показался Скойбеда в парадной шинели. Густые брови его были насуплены.
-- Товарищ генерал-майор, -- высунулся из-за спины его дежурный.
-- Ну? -- Скойбеда не шевелился.
-- Разрешите обратиться?
-- Ну?
Дежурный, протиснувшись между косяком и Скойбедой, забежал во фронт:
-- С праздником вас, товарищ генерал-майор!
-- Ура! -- гаркнул было Скойбеда, но вовремя остановился. Его лицо потеплело, брови несколько расправились.
-- Спасибо, сынок, -- он похлопал дежурного по щеке. -- Подхалимов терпеть ненавижу, а вот тебя, сынок, прощу. Ради светлой даты. Беги, занимайся своим делом.
-- Есть! -- дежурный прошмыгнул у Скойбеды под рукой и исчез в коридоре.
Скойбеда и Козлов остались вдвоем. На лоб генерала вновь спустились тучи, Козлов решил их разогнать.
-- С семидесятой годовщиной вас, -- пробормотал, улыбаясь, он.
Скойбеда молчал. Козлов растерялся. Он разжал кулак и посмотрел на свою измятую "Стрелу".
-- Что это там? -- мрачно спросил Скойбеда.
-- Да вот, -- капитан протянул ракрытую ладонь. -- Спичечки не будет?
-- Будут тебе спичечки, будут тебе яичечки! Что, доигрался, Козел!
Козлов побледнел.
-- Валерий Михайлович... -- начал он.
-- Я тебе не Михалыч! -- прорычвл генерал.
-- Товарищ генерал-майор, это ошибка!
-- Ошибка, говоришь? -- Скойбеда прошел вглубь камеры и остановился у рукомойника. -- И шо оружие без моего ведома на задание взял, тоже ошибка? И шо пол-Москвы академиков переловил? И шо народному депутату по твоей милости два зуба выбили, это шо?! За ошибки надо отвечать. Собирайся!
-- Куда? -- у Козлова ныло сердце.
-- На кудыкину гору, ха-а-а-а... Собирайся, я сказал.
Козлов взял свой плащ, служивший в камере подушкой, и пробормотал:
-- Я готов.
-- Не слышу, -- оттопырил ухо Скойбеда.
-- Я готов.
-- Не слышу?!
-- Я готов!!!
Они пошли к выходу: капитан впереди, Скойбеда сзади. Прошли мимо соседних камер, мимо вытянувшегося в струну прапорщика Дундурея, мимо штрафного изолятора. На выходе Скойбеда расписался в каком-то журнале, и дав Козлову пинка, вытолкнул на темную предутреннюю улицу. У ворот тюрьмы стоял защитного цвета газик. Увидев генерала, из машины выскочил шофер-казах, ефрейтор внутренних войск, и засуетился, открывая дверь.
-- Залазь! -- Сккойбеда указал Козлову на заднее сиденье, сам сел рядом с водителем.
-- Поехали, Жапузанов, -- кивнул он казаху.
-- Куда, товарищ генераль?
-- На губу! -- Скойбеда рукой указал направление.
Газик тронулся. Козлова знобило, не то от холода, не то от страха. Скойбеда посмотрел на часы:
-- Четверть семого, мне еще сегодня парад принимать. Жми, Жапузанов!
-- Куда,товарищ генераль?
-- На губу, твою мать! -- выругался Скобеда и, повернувшись к Козлову, проговорил:
-- Посидишь у меня там, милок, подумаешь, может, уму-разуму наберешься.
Вдруг Козлова ожгло:
--Товарищ генерал-майор!
-- Че орешь? -- Скойбеда вздрогнул.
-- Товарищ генерал-майор, это очень важно, а я чуть не забыл. Надо срочно связаться с полковником Семинардом.
-- Говно твой Семинард, -- Скойбеда широко зевнул. -- Выкладывай мне.
-- Товарищ генерал-майор, -- капитан говорил скороговоркой, отчего смысл половины слов невозможно было уловить. -- Прошлой ночью... Я прошлой ночью видел Фрайера, который Свинья... Про которого говорил Евлампий, который полковник Бабель.
-- Да что ты мелешь? -- наморщил лоб Скойбеда. -- Который, не который... Что ты видел?
Козлов набрал побольше воздуха и выпалил:
-- Я видел двойника Ленина.
-- Опять двойники? -- побагровел Скойбеда. -- Отставить двойников! Мало вам с Семинардом скандала с академиками! В двух газетах ужо, мать их ити, материал прошел! Щас не 37-й год, чтоб все по-людски. Разрешили им гласность на свою голову!
-- Но, товарищ генерал, -- умояюще шептал Козлов. -- Это же и вправду Фрайер, он и говорил-то не по-нашему.
-- Во-во, -- Скойбеда откинулся на сидении. -- Только международного скандала нам и не хватало. Все, Козлов, на губе теперь двойников ловить будешь. А я постараюсь, чтоб и этот Семинард твой гребанный туда же попал. В одну камеру.
-- Но товарищ...
-- Рот закрой! -- посоветовал Скойбеда.
Козлов так и сделал. Генерал же закурил сигарету с золотым мундштуком, стряхивая пепел прямо себе под ноги. Водитель молча крутил баранку.
-- А ты шо такой хмурый, Жапузанов? -- обратился к нему Скойбеда. -- Дедовщина замучила? Дедовщины у нас нет.
-- Не, товарищ генераль, -- мотнул головой Жапузанов. -- Не выспался просто, дежурный рано разбудиль, сон досмотреть не даль, а я во сне мама видель.
-- Сон -- это хорошо, -- согласился Скойбеда. -- Мне вот тут давеча такой сон снился, похлеще любого детектива. Снилось, будто меня агенты иностранной разведки похитили. Привезли они меня на свою дачу и давай спытать, как, мол, в Мавзолей Ленина проникнуть. Ну, я им, ясное дело, говорю: режьте, мол, меня на куски, ничего не скажу, ха-а-а...
Скойбеда замолчал, выпуская дым в форточку.
-- А дальше что быль, товарищ генераль? -- спросил водитель.
-- Дальше?.. -- Скойбеда чуть смутился. -- Ты, Жапузанов, давай за дорогой смотри. Дальше... Что дальше... Обезвредил я их, кочнечно, и сдал на Лубянку, такие вот сны бывают.
Козлов тоже вспомнил свой давешний сон про Скойбеду, но промолчал.
-- Приехаль, товарищ генераль, -- Жапузанов затормозил у сурового здания с решетками на окнах. Скойбеда с удивительной для своей комплекции легкостья выпрыгнул из машины и открыл заднюю дверь:
-- Вылазь, Козел, да побыстрее, у меня времени в обрез.
Капитан подчинился. Огляделся: вокруг ни души, только-только начинает светать, на небе бледными искорками догорают звезды.
-- Ну, чего застопорился, сказано: швидче шевелись!
Скойбеда стоял широко расставив ноги, полы его шинели быди распахнуты...
И тут на Козлова нашло. Он вспомнил, как в детстве играли они на пустыре в футбол, вспомнил, как хорошо получались у него удары по мячу слета... Он смотрел на то место, где сходились воедино масластые ноги генерала:
"Вот он, мяч только бы не промахнуться."
Капитан прицелился, закрыв один глаз.
-- Ты шо это, спятил? -- забеспокоился Скойбеда.
Козлов воровато зыркнул на Жапузанова: тот сидел за рулем и, казалось, спал, и, размахнувшись, с правой ударил генерала острым носом туфли между ног, метя попасть тугим мячом прямо в "девятку".
-- А-а-а-а! -- Скойбеда взмахнул руками и осел на кузов газика.
Козлов бросился бежать.
-- Стреляй, Жапузанов! -- услышал он рев генерала. -- Стреляй, уйдет!
-- Куда, товарищ генераль?
-- А, чурбан тупорылый! -- послышался глухой удар и жалобный крик Жапузанова. Козлов растворился в сумерках зарождавшегося утра.
|