* * *


По тучам не ходил,
но высмотрел, как там
расчерчен графикою перистой земли
полёт промокших крыл
бессвязно моросил,
тонул в свинцовой взвешенной пыли, 

и не было во мне
ни слов, ни кутерьмы
желаний, ничего привычного с утра,
когда ещё во сне
во влажные умы
стихи приходят звуками двора 

и шестигранными,
не слепленными в ткань
обычных хлопьев брызгами - хрусталь
наполнил воздух,
и любая грань
не долетая, капала в асфальт, 

ломалась, расцветала от тепла
как серый не ко времени бутон.
Земля на горизонте расцвела
горами,
нарядившись в полутон 
свинцово-белого.

Внимательный зрачок
обычно умирает раньше всех
доверчиво попавшись на крючок
молчания,
подняв себя на смех 

любым пейзажем, ежедневных сцен
комичностью, размеренностью - ведь
в его душе
нет ни одной из тем,
которой бы снаружи рассмотреть 

не удалось молчанию. 
Внутри
всё та же непогода, шерстяной
колючий свитер, шелестящий при
любом движении, как озеро волной, 

как воздух шелестит, себя губя,
заболевая, кашляя, дождём
как мысли шелестящие, 
тебя
припомнив, захотят побыть вдвоём 

в прохладной комнате,
проснуться в темноте,
одеться не спеша, открыть глаза,
взглянуть на циферблат
и встать в хвосте
огромной очереди, выстроенной за 

необъяснимыми событиями, что
случаются,
когда промозглый снег
пронизывает тонкое пальто
и тает каплями пониже синих век, 

сощуренных от времени. Такой
пейзаж всегда - от лета до весны.
Укутан мокрой ржавою листвой
он здесь живёт и навевает сны, 

он возвращает пагоды богам,
и если кто-то молится, стихи
молитв кропает тенью по углам,
не донося до бога, до строки: 

сейчас сказал, а ручки под рукой
не оказалось - вот и хорошо,
вот и они отправились домой,
не воплотившись в вязь усталых строк, 

не оскорбив присутствием своим
молчания, похожего на звон,
в котором мир похож на синий дым,
в котором мир так умиротворён, 

что невозможно различить теперь
ни шепотка, ни шороха в ушах,
лишь изредка поскрипывает дверь
входная, за которой, чуть дыша 

гуляют сквозняки, дурманят слух
и вслух напоминают октябрю
что уходить пора, что воздух глух
к молчанию, что я заговорю 

как только скроется из виду материк
под белым снегом, и ночную даль
озвучит шелестом никчёмных белых книг,
и выстудит никчёмную печаль 

степной дорогой - если посмотреть
в дороге сквозь стекло, то различишь
как фонари дрожащие, гореть
устав под саванами заметённых крыш, 

начнут покачиваясь, мерно танцевать
причуды ветра, поднимаясь ввысь 
и ты тогда не бойся засыпать,
но засыпая, всё же улыбнись.

[17 окт 2000 ]