Аннотация: "дамская проза"... бррр... с элементами
Туман лиловой вуали превращает лица в огромные сливы. Сливы колышутся, шевелят трещинами ртов, одинаково скалятся в улыбках. Рука мокрая от тысяч поцелуев. Вытереть бы ее о шартан, а лучше опустить в таз с кипятком и держать там так долго, чтобы сошла кожа. В спину жарко дышат факелы - не спасает даже толстая шерсть. Корчу гримасы, всё равно никто не заметит. В углу, сваленные в цветную кучу, сочатся гнилью фрукты - дары южных послов. Восьмой день толпятся у ворот замка рыцари, восьмой день пылает очаг в тронной зале, восьмой день о заре я спускаюсь по лестнице. Спускаюсь медленно, важно, как полагается по ритуалу, чтобы простоять, не шевелясь, до самого заката. Ноги застыли ледяными столбами, судорога уже не страшна - привычна, более того, радостна - вспоминаю, что жива, что ещё не превратилась в деревянный идол с карими пятнами зрачков. Вассалы шумят, толкаются, пахнут густо и тяжело. Витражи окон насмехаются радужным великолепием. Значит, солнце еще не зашло. Слежу за красным бликом. За много лет запомнила: если алая полоска коснется крайней щербины на мозаичной плите, скоро закат.
- Верлейское Герцогство, Прекраснейшая, - их Сиятельство завтракал кровяной колбасой - запах чеснока пробирается сквозь вуаль и заставляет меня сморщиться, - присягает на верность!
Киваю. У герцога новый плащ с вышивкой - вепрь топчет череп дракона. На моём гербе -дракон. Следует запомнить и сделать выводы, как следует запомнить еще сотни и сотни деталей, чтобы потом обдумать и передать Йёле. Впрочем, ей не обязательно знать всё.
- Свободные земли Ругоя из восточных провинций присягают на верность, Прекраснейшая, - лоб щекочет едкий ручеек пота, срывается крошечным водопадом с ресниц, пробивает русло по щекам, стекает за жесткий ворот шартана. Алый мазок луча лениво движется по мрамору. Еще долго... еще очень долго.
***
У Йёле косы до пят, распустит- утонуть можно. У Йёле глаза с изумрудными искорками, щеки гладкие, бледные. Губы Йёле пахнут чёрной смородиной. Не худая, не стройная - веточка. Иёле хочется трогать, щекотать, целовать так, чтобы плеснуло пунцовым в снежную кожу щёк. А голос! Какой у Йёле голос! Найдите барда, чтобы сумел он подобрать нужное слово! Я еще не нашла. Йёле - девочка, Йёле - игрушка, Йёле - хрустальная куколка. В белой сорочке сидит в кресле, болтает босыми пяточками. Йёле можно полюбить лишь за мизинчик на ноге. Незаметно слежу за её отражением в высоком зеркале. Сестричка Йёле, подружка Йёле, любовь моя - Йёле!
- Ваше Величество, вода готова! - вздрагиваю, до сих пор не привыкла к фрейлинам, хотя после исчезновения Лиса прошло уже пять зим. Услышав стук, Йёле исчезает вмиг, словно ласточка : была - и нету. Через секунду в арке маячит фрейлина - напудренная старуха с тяжелым кубком, где плещет янтарем сон. - Эй, сестрёнка! - фрейлина ушла, и я зову Йёле, - хочешь, расскажу, как прошло? - Только недолго, - в голосе Йёле нет любопытства. Ей скучно, тяжело. Птичкам не дано думать, им дано летать. Бедняжка Йёле! Быстро перечисляю ей гостей, вспоминаю обрывки фраз, кусочки интриг.
- Завтра - последний день присяги. Не волнуйся, я выдержу. Лишь только начнется веселье - наступит твоя очередь, - плету я опухшим языком уродливые кружева фраз. - Надену лимонную накидку с перевязью, и еще... , - Йёле лепечет, кружится вокруг медного чана, напевает что-то. Я любуюсь. Я довольна. Йёле -чудо! Осанка, жесты, выпуклость нежной груди. Такой и должна быть Прекраснейшая, такой и должна быть королева. Я, я должна быть такой! Йёле прикрывает за собой дубовые створки. Подхожу к двери, чтобы убедиться... Нет. Ни одной щелки не осталось... Сдираю с головы лиловое, пропахшее гарью и потом, распутываю завязки. Сколько их? Десятки. Под шартаном лён нижней рубахи. И её - долой. Скорее в воду.
***
- Виват! Да здравствует Королева!
Шум, чад, нестерпимый, горький, удушающий. Пир начался давно. Подвыпившие рыцари стучат кружками и распевают песни. Это хорошо. Забудутся распри, зальётся элем родовая вражда. Соперники станут собутыльниками. Шум, чад и вдруг - тишина. Меж столов, сопровождаемая фрейлинами, скользит королева, лучезарная, будто солнце. Блестят смарагды в диадеме, еще ярче сверкают зеленые глаза. Великую честь оказала Прекраснейшая своим вассалам - появилась на пиру с открытым лицом. Теперь будет о чем вспоминать и юным маркизам и седовласым герцогам.
- Королева рада видеть вас, сэр Грэсши? Королева интересуется здоровьем вашей супруги, сэр Бри? Господин виконт, Королева полагает, что у вас великолепный парик..., - Секретарь следует за их величеством, будто пёс на веревочке. Раздает надушенные записочки, толкует взмахи владетельных ладоней и движение губ. Королева внимательна к своим подданным. Ни одного не обделила своей улыбкой. Ни одного из тех, на кого ей было указано. Умница Йёле. Лишь на секунду задержалась возле дальнего помоста, оглянулась растерянно. Не мудрено - место старенького графа из северного захолустья занимал незнакомый юноша. Сидел и, распахнув глаза, глядел - не мог наглядеться на красоту - красоту непорочную, божественную... На несравненную Йёле!
*** Она возвращается уже за полночь. Зеркало дарит мне её взгляд, поворот головы, округлость обнаженного плеча. Сестричка, какое блаженство жить с тобой рядом, дышать твоим запахом, любить тебя. Я наблюдаю, как Йёле быстро раздевается и убегает к себе. Скрипит дверь гардеробной. Остаюсь одна, со вздохом ищу свое отражение там, где только что ликовала безупречность. Нет, никто и никогда не догадается. Лис был единственным, кто видел меня без вуали. Меня, настоящую королеву - не Йёле!
- До завтра, сестрёнка, - хриплю я в пустоту - после болезни говорить почти не могу. Язвы, испестрившие лицо, сожрали меня и изнутри. Если бы не Лис с его терпкими отварами, от которых тошнило по утрам, королевство уже давно бы разрывалось на куски перед пустым троном, перед троном, на который аккуратно, чтобы не помять желтый бархат, всё чаще и чаще опускается Йёле.
***
Их было трое. Лис отбирал их сам, не доверяя никому.
Мне едва минуло пятнадцать, когда он принес в спальню большое серебряное зеркало и забился в угол, чтобы сначала переждать тоскливый вой, а потом отобрать у меня отцовский меч. Потом вышел и объявил придворным, что королева (оказывается, уже скоро три луны как королева - оспа не различает регалий) объявляет траур по батюшке. Пожизненный. И что теперь Прекраснейшая будет открывать лицо лишь в исключительных случаях "...и никогда, увы, никогда не издаст ни звука". Вуаль и жесты, жесты и вуаль.
- Не буду ее снимать! Ни за что! - Без этого нельзя, - поучал Лис, привязывая мои руки к медным прутьям кровати. Боялся оставить на ночь одну, - народ желает лицезреть... Иначе пойдут сплетни, разговоры о подмене, заговоры... Не часто. Хотя бы два раза в год. На солнцестояние и пир после ритуала верноподданничества. Я что-нибудь придумаю, спи, девочка.
Он целовал меня в лоб, искореженный словно деревенский тракт и уходил, оставляя настой на столике у окна. Я выворачивалась, пыталась перегрызть верёвки, умоляла дать мне яду. Под утро засыпала. Как-то осенью он уехал, а затем привёз Иёле. Их было трое. Мои ровесницы или почти ровесницы. Рыжеволосые, зеленоглазые, красивые, голодные... Чёрный мор оставил и их сиротами. Я с любопытством щупала свежие, ровные лбы, трогала густые волосы, рассматривала тощие тела. Они должны были стать мной. Навсегда. Первая Йёле , вторая Йёле, Йёле третья ...
- Девицы будут спать в твоих покоях, в гардеробной, Прекраснейшая. Запомни, знать должны только я и ты. Больше никто. Никогда. - Никогда! - хрипела я в унисон, кривя съеденные заразой губы и улыбаясь вслед своим новым лицам.
***
Зима, другая... Иногда мне было любопытно, что думают Йёле обо мне. Лис запретил мне разговаривать с девушками - "запомни, только ты и я". Согбенный краснолицый старичок и странная, немая фигура, упрятанная в тёмную ткань... и Йёле. Нам приходилось сталкиваться почти каждый день. По утрам Лис выпускал их из гардеробной. Пока он выгребал нечистоты, девушки ели. Быстро, давясь, бросая на меня испуганные взгляды. Стесняясь, брали с собой кувшин воды и фруктов и плотно прикрывали дверь. Лис гремел ключами. Потом я уходила, скользила привидением по залам, кивала придворным, встречала чудно разодетых послов. Молчала. Ладонь вверх - их Величества согласны, ладонь вниз - их Величества не согласны, ребром - их Величества удаляются на обдумывание. Войны, заговоры, восстания, покушения... Казни. Ладонь вниз -нельзя помиловать! Тысячи свитков, испещренных мыслями их Величества. Я научилась писать очень быстро. Лис всегда находился рядом. Лекаришка Лис. Советник Лис. Единственный мой друг и собеседник. Он провожал меня вечером в покои, чтобы снова выпустить "праздничных королев" на свободу. Через решетку кружев я ловила его липкие взгляды на их бёдрах и плечах. Злилась!
- Я знаю, ты - тоже изменник. Ты травишь меня еженощно. Готовишь новую королеву! Это не трудно. Я знаю! Кто из них? Кто? Признавайся! Ты поддался соблазну, негодяй! Предатель!
- Ваше Величество, - он укоризненно качал бородёнкой, присаживался на краешек одеяла, гладил меня по спине, - не надо Ваше Величество. Не плачь, девочка.
- Мне не плохо! Я не хочу так... Я хочу быть такой, такой... , - всхлипывая я проглатывала слова, они застревали между шрамов у меня на горле и сердце, - такой, как Йёле!
*** Иногда ночью Лис выводил их на балкон. Они выбирались туда, скрючившись, пряча рыжие макушки. Сидели, прижавшись к мрамору колонн, дышали ненасытно, раздувая точёные ноздри. Подставляли тонкие ладони дождю, ласкали губами лепестки шиповника. Нетерпеливо ждали дня, когда одна из них, облачённая в шелка и драгоценности, пройдет по гулким коридорам Замка, чтобы очаровать и покорить подданных своей королевской прелестью - моей прелестью. Йёле первая, Йёле вторая, Йёле третья. Лис продумал всё, вплоть до невероятного аппетита Прекраснейшей, вызванного жестоким недугом, забыл лишь, что это - не перчатки, которые можно выбирать под цвет туфелек... Им безумно хотелось жить, примерять украшения и ленты, хохотать, бегать по двору, перемигиваться с юношами, любить... Я знаю. Мне тоже хотелось. Но мне мешала вуаль. Йёле не мешало ничто, разве что замки на дверях и страх перед запретом Лиса. А это такой пустяк! Им было столько же сколько и мне - восемнадцать, может чуть меньше.
Йёле первую я застала в библиотеке, где она целовалась с пажом. "Как ей удалось выскользнуть?" - недоумевал Лис, когда я примчалась к нему, задыхаясь и размахивая руками в плотных перчатках.
Оставшиеся вжались в угол, словно мыши, когда Лис втаскивал тех двоих за ноги. Сначала пажа, а потом Йёле первую..., лицом вниз. Коса зацепилась за косяк и голова нелепо дергалась, когда Лис дергал труп за пятки.
- Зачем, Лис, зачем? - трясла я его за тощие плечи, - Она не виновата! Зачем?
Лис молчал, отдирая с камзола мои пальцы. На золотом шитье бурые пятна почти не выделялись.
Йёле вторая - хохотушка, немного полная. "Ваше Величество округлились", - хихикали фрейлины, щекоча лён простыни, которой мне приходилось обматываться несколько месяцев вплоть до праздника солнцестояния, чтобы оправдать высокую грудь и нежную припухлость подбородка. Пир удался. Королева поражала цветущим великолепием!
"Как он смотрел... Ты бы знала, как он смотрел!" - они сидели на подушках, грустные вторая и другая Йёле. Я расковыряла щель почти на уровне пола, мне были видны их только ноги, животы. Я знала, о ком идет речь. Светлобородый, голубоглазый, с гордым именем из древнего рода... Я знала. Корзина фиалок под дверью спальни каждое утро, предназначавшаяся не мне... Шорох под балконом и лунный отблеск на чьём то эфесе. Статс-дамы, замолкающие при моём появлении. Лис, вынимающий грязный комок соцветий из-под моей подушки.
- Лис, мне жаль ее. Слышишь! Она влюблена, я понимаю - это так горько, - слёзы жгли кожу, скапливались в уродливых ямках маленькими озёрцами, - Лис, сделай же что нибудь!
"Как он смотрел на меня!", - Йёле Вторая вздрогнула, когда дверь гардеробной распахнулась...
Я била Лиса сильно, норовила попасть кулаком по толстому носу в крапинах угрей. Лис уворачивался, прикрывал голову, не отвечал. Голова второй Йёле, накрытая шитой золотом скатертью стояла на туалетном столике. Всё остальное Лис закопал.
- Убийца! Прикажу четвертовать! - Лис ухитрился схватить меня за запястья и повалить на пол. От него знакомо пахло травами.
***
Этого не следовало делать, но мне было так одиноко... И ей тоже - Йёле третьей, самой красивой, самой нежной, самой близкой... Лис подцепил зимнюю лихорадку и мы остались вдвоём. Ладонью вверх, ладонью вниз и ребром. Каждое утро и вечер. Она начала первой.
- Ты ведь не немая, правда?
Ладонь вверх...
- Поговори со мной, пожалуйста.
Ладонь вниз.
- У меня никого кроме тебя нет. Поговори со мной. Я очень несчастна!
Я стащила ее с кресла и сильно толкнула ..., и еще раз, и ещё. Иёле не сопротивлялась. Мягкая, легкая, словно набитый пухом тюфяк ... Глупая! Разве она могла понимать значение слова "несчастна". Разве можно быть несчастной с её лицом, её ресницами, её голосом! Несчастна! Всю ночь мы плакали. Йёле - громко и навзрыд, и я, запихнув в гниющую синеву рта жгут простыни. Утренняя заря принесла с собой понимание и любовь. И тогда я распахнула скрипящие створки и обняла мою Йёле. Через много зим одиночества королева нашла свою сестру, свою половину, сжигаемую похожей страстью. Изо всех сил мечтала я стать Йёле, изо всех сил мечтала Йёле стать мной. Обе мы алкали любви, нежности. Если бы можно было растворить наши тела в тигеле, а затем выплавить единое...
- Я люблю тебя, люблю - задыхалась я глухим кашлем. Мои запястья тонули в черной бездне её груди, пальцы касались липких лохмотьев кожи, выскребали нечистоты из взрезанного чрева. Как прекрасна Йёле, как нежна! Теперь мы всегда будем рядом.
***
Когда вернулся Лис, исхудавший и старый, мы не стали прятаться. Зачем?
- У меня есть сестра, - приставала я к Лису, - посмотри, какая она красавица! - У меня есть сестра, - вторила Йёле, - я люблю её!
Лис хмурился, протягивал мне кувшин с терпким варевом, отряхивал комья грязи с башмаков.
Лис исчез перед солнцестоянием. В то утро Йёле уже надела церемониальную мантию и прикрепляла к меди кудрей золото диадемы. Я радовалась блеску в зеленых глазах, румянцу на бледном лице. Я так гордилась моей Йёле!
- Не надо, - Лис выхватил из её рук корону и зашептал страшно, будто обезумев, - ей не надо ходить! Пусть сегодня к вассалам выйдет королева. Это ничего, что вуаль... Это ничего, привыкнут...
Йеле испугалась. Я кожей чувствовала её ужас, недоумение. И тогда ярость залила меня до самой макушки.
- Вон! - хрип надсаживал глотку, - Как ты смеешь? Да ты ревнуешь! Не хочешь, чтобы её блеском любовались другие. Алчный старец! Вон! Пошел вон!
Лис больше не вернулся. Я с удивлением разглядывала лопнувшие мозоли на ладонях.
***
Если прищуриться, то солнце продирается сквозь дымку вуали радужными стрелами. Красиво! Ненавижу свою кружевную темницу! Вырваться бы наружу...
- Ты проснулась? - створки гардеробной кое-где облупились, - ты здесь?
Впускаю утро в узенькую комнату без окон. Пыль щекочет нос, раздражает незаживающие язвы.
- Йёле?
Сестрёнки еще нет. Немного сержусь на то, что капризница оставила свою королеву одну. Но я знаю, Йёле вернется. Я подхожу к серебряному тазику с водой. Откидываю лиловый тюль, наклоняюсь низко.
- Йёле!... Тебе пора!
И она возвращается. Как всегда. Я знаю, стоит лишь хорошенько позвать, и она придет, моя Йёле. Йёле - девочка, Йёле - игрушка, Йёле - хрустальная куколка. Прийдет, чтобы я смогла узнать, как это - быть красавицей! Чтобы мой народ помнил, как невыносимо прекрасна его королева!
***
- Боги, нашей страной правит безумное чудовище, - прошептал юноша не в силах отвести глаз от изуродованного лица.
- Виват!
- Говорят, недуг совсем помутил её разум... Королевство в беде, - шитый золотом вепрь яростно топчет череп дракона, - Народ негодует.
- Виват!
Великую честь оказала Прекраснейшая своим вассалам - появилась на пиру с открытым лицом. Алщучими взглядами провожают Йёле рыцари, чернеют от зависти дамы. Плывет между столов Йёле, несравненная Йёле!