Несмотря на все Колькины переживания и страхи, дело замяли, но билет не вернули. Да и хрен с ним, с комсомолом. Особой любви к этим красным атрибутам у нашего героя никогда не было. Главное, чтобы в покое оставили. А то с этими особистами шутки плохи. Вымажут в дерьме, как билет комсомольский, век не отмоешься.
Увольнение и холодные сливки сыграли с нашим героем зловещую штуку. Горло заболело невыносимо. Не то, что есть, пить было больно, да ещё подскочила температура. "Фолликулярная ангина", - поставил диагноз фельдшер. Здесь всё-таки был медсанбат, и о здоровье солдат кое-как заботились. Кольку уложили в санчасть и стали колоть бицилином. Через некоторое время воспаление горла спало. Но, откуда ни возьмись, началось воспаление лёгких. Вот уж воистину: где тонко, там и рвётся. "Теперь точно до экзаменов продержат", - рассуждал наш герой, облепленный капельницами и банками. Медсанбат ничего, получше роты, сержантов нет, кормят немного получше. Но присутствие армян и азербайджанцев вносило в этот госпитальный рай свою напряжёнку. Все "блатные" должности занимали азербайджанцы. "Айзеры", как для простоты сократили их русские ребята. Выговаривать эту национальность до конца было утомительно, и не у всех правильно получалось. Взять хотя бы, будущего генсека Михаила Сергеевича, который уже проталкивался Андроповым на самые верха. Так тот выговорить правильно название страны, а тогда ещё республики, так и не смог. Он как-то хитро глотал слог в середине, и слышалось не то Азейбаджан, не то Азибаджан. Повара, фельдшера и прочие должности, которые давали какие-то материальные преимущества, или отводили солдата от его прямых обязанностей, были распределены между этим мусульманским народом. Днём они варили обеды, выдавали продукты и лекарства, а вечером, обкурившись марихуаны, присылаемой в посылках с родины, орали свои песни, подыгрывая на гитаре. Или просто стуча по столу "Ара-вай-вай". И все эти звуки гремели по всему этажу. У Кольки с айзерами на удивление сложились отношения. Армян они не любили, а, узнав, как он вскрыл задницу одному "хачику", прониклись уважением и даже стали приглашать Кольку на свои посиделки. Один раз даже предложили покурить. Но наш герой всегда негативно относился к любым наркотикам, и на предложенное угощение среагировал по-русски: "Да что это за удовольствие?" Заметив у одного на тумбочке большой флакон дорогого одеколона, пошутил: "Вот этого коньячку я бы врезал грамм сто". Айзера переглянулись, на Кольку удивлённо посмотрели и, совершенно обалдевшие, переспросили: "Чего сто грамм? Одеколона, что ли?" Наш герой уже вошёл в азарт, благо отступать было поздно, да и марку терять не хотелось. Армянину операцию сделал, надо и тут лицом в грязь не упасть. " А что, одеколон я очень уважаю, тем более, такой дорогой. Это же не "Шипр" какой-то. Наливай, сколько не жалко!" Айзеры такого чуда ещё не видели, из других палат земляков привели посмотреть, неужели выпьет?
-- На, брат, пей, сколько хочешь!
Колька прикинул, а флакон-то грамм на триста тянет, но отступать было поздно. Как говорится, слово - не воробей. Открыл флакон, и прямо из горлышка, благо оно большое, высадил всё за три глотка. Держитесь, наркоманы паршивые, постоим грудью за нашего брата - пьяницу. Тишина гробовая, слышно, как вода из крана капает. Все рты открыли, на Кольку смотрят, ждут, когда он умирать начнёт, или хотя бы блевать. А он ничего, даже не запил, только конфетку со стола взял, понюхал, и курить пошёл. После этого "подвига" Колькин авторитет ещё больше вырос в глазах азербайджанского землячества. С ним уже стали здороваться совершенно незнакомые люди.
Вот так, провалявшись три недели, он был выписан в часть, с обязательным наблюдением у пульмонолога. Что-то в лёгких, наверное, не долечили, как всегда, а ответственность, на всякий случай, подстраховали контролем. Колька в роту пришёл - никто его не дёргает, не пристаёт. Наверное, слухи о его "геройстве" и сюда дошли. А неизвестно, что это с айзерами корешится? Может, теперь в случае чего, придётся с ними дело иметь? А этого никто не хотел.
Потихоньку полугодие подходило к концу. Приближались экзамены, и Бос готовился домой. Его так раскормили за последние полгода, что дембельскую парадную форму было не подобрать ни в одной дивизии. При росте два и полноте шестьдесят два - это было проблематично. Оставалось или идти домой "по гражданке", или худеть. Но худеть Бос не успевал, и совет старослужащих принял решение расставить клиньями самую большую парадную форму, которую удастся обнаружить в Вооружённых силах. Кое-как Боса одели, но застегнуть пуговицы на кителе не представлялось никакой возможности. Решили ремнём перетянуть. Как-нибудь доедет до дома. Только фуражку и ботинки оставались верными Босу до конца.
А вот экзамены для Кольки и его товарищей представляли непонятную процедуру. Они же полиграфисты, а не медики. Но никто не собирался спрашивать у них патогенез заболеваний и проверять умение делать уколы. Их просто отправили в типографию и пустили обратно в роту, когда уже всё кончилось, и гордые молдаване нашивали себе на погоны сержантские лычки. Как они сдавали экзамены, для Кольки и его друзей так и осталось тайной за семью печатями. Если раньше им приходилось вместе присутствовать на политзанятиях, то Колькиному удивлению человеческой тупости не было предела. Если молдаванина вызывали к доске и просили показать на карте СССР столицу нашей Родины Москву, то тот это делать отказывался наотрез. А при повторном, уже приказном порядке, молдаванин залезал указкой чуть ли не на Филлипины или Африку. Но даже в этой тупой среде был самый тупой молдаванин по фамилии Пуркарь. Не зная толком молдавского языка, по-русски он не понимал вообще. Офицеры просто не знали как с ним общаться. Пуркарь всем улыбался и молчал. Его поставили кочегаром на весь период обучения. Появившись перед экзаменами, его еле-еле заставили отмыться и привести себя в человеческий вид. Но учебка есть учебка. Положено выпустить сержантов-медиков - выпустим. Правда, Пуркарю сержанта не дали, а вот ефрейтора он всё-таки получил. И ходил гордый, даже разговаривать по-другому стал.
Двух "духов", которые служили с Колькой и Шамилем, быстренько отправили на Кубу, а им на замену, видимо, по большому блату, прислали айзера Колькиного призыва. Кольку и Шамиля после учебки определили в комендантскую роту. Здесь проходили службу водители командиров подразделений, повара и все блатные специалисты, в том числе и типография. Комендантская рота представляла из себя обычную линейную часть, но "духов" там, естественно, не было, поэтому Колька с Шамилем опять становились самыми молодыми. Все наряды их, уборка расположения и, конечно, Колькин любимый туалет. Приказ пришёл, и Кольку с Шамилем перевели из "духов" в молодые, т.е. огрели по заднице шесть раз ремнём, и вся любовь. Сашку отходили двенадцать, и он стал черпаком. Бос уехал. Остальные стали стариками. В общем, перемены произошли. Гонять стали поменьше, но свободы надо было ждать ещё полгода. Хотя свободой это можно было назвать с большой натяжкой. Пригнали в типографию новых "духов", и Кольке с Шамилем надо было и их ещё гонять. Но ни у того, ни у другого особо желания издеваться над ними не было, и им опять стало попадать от стариков. У Сашки был закончен техникум, и по закону он имел право после года службы подать заявление с просьбой оставить его на сверхсрочную на пять лет. Ему автоматически присваивалось звание прапорщика, и он становился каким-нибудь начальником столовой или вещевого склада. Так он и сделал, оставив "стариков" один на один, прервав звено цепи структуры армейских подчинений, помимо званий.
Только Колька наладил отношения с Хохлом, подкинув ему пару рулонов бумвенила (переплётного материала), Шеф выписал Кольке командировку на два дня в Ленинград. Тот привёз для типографии золотую фольгу для тиснения и множество всевозможных вензелей и рамочек, чем ещё больше завоевал доверие руководства. И вдруг Хохол тоже решил стать прапорщиком. Техникума у него закончено не было, а существовала школа прапорщиков, куда можно было пойти учиться после года службы, или после полутора лет. Вот Хохол и подал документы. Но, не забыв полученную взятку и сохраняя на будущее хорошие отношения, наговорил кучу хвалебных слов Шефу относительно Кольки. Редактор подумал, подумал, а ведь и, правда, кроме Кольки и Шамиля профессиональных полиграфистов не оставалось. Оставив на дагестанца наборный участок, он доверил Кольке переплётный цех и офсетную машинку. А тут ещё и Клёвый перепился в самоходе и попался патрулю всё одно к одному. Его на губе повоспитывали и на север отправили. На всякий случай, подальше от дома. И печатный цех тоже перешёл к нашему герою. Бывает же такое! Нет, нет ни шиша, и вдруг алтын. Буквально за неделю Колька вырос по положению. А тут ещё дембеля из комендантской роты пристали, альбом дембельский сделать. Ну, так, по-хорошему пристали, что отказать себе дороже. Колька сперепугу такой альбом сделал, что солдатик заорал: "Ой, простыню мне быстрее!" Альбом в простынку завернул, и дышать на него боится. В роту принёс, показал - все отпали. Посыпались заказы. Колька в наряды не ходит, полы не моет - некогда! Всё альбомы клеит и клеит. В увольнение - пожалуйста. На поверку не пришёл - пожалуйста. Лишь бы к дембелю успел. А он и не торопился. Картон нарезал - наклеил, и сидит одеколон попивает. Понравился одеколон нашему герою. Купить просто, он в солдатском ларьке семьдесят копеек стоит. Никто и не спросит: чего это солдатик каждый день покупает? Единственное неудобство - так это туалет. Туалет в штабе один. Туда и комдив ходит, и дежурные по штабу, и редакция. А наш Колька как утром сходит по малой нужде, так в сортире целый день одеколонное амбре. Уж больно сильно пахнет дешевый одеколон. На Кубу тоже одеколон переправляют с новой партией молодых. Там за флакончик одеколона можно на всю ночь кубинскую красавицу арендовать. Бедная страна, но чемодан Кольке не доверяют, ключи у Шамиля. Колька нет-нет, да на пару пузырьков разведёт мусульманина раз в неделю. Шамиль поворчит, но даст. Добрый парень. Потом с получки сам купит, доложит и ждёт, когда наш пьяница опять к нему подъедет. Колька приучил Шамиля к салу, и правоверный мусульманин теперь за кусок сала с чесноком, готов был Родину продать. Ну, прямо как Хохол. Наш солдатик всем родным объявил, что в передаче кроме сала ничего теперь в армии не разрешают. И получал посылки исключительно сального направления. Шамиль теперь как кот ходил вокруг Кольки, держа в кармане пару флаконов, используя любой случай для товарообмена. Жить стало лучше, жить стало веселее. Одно немного портило общую картину подъёма - это командир комендантской роты гвардии старший прапорщик Пайщик. Это был довольно сурового вида дядька, воевавший ещё в Великую Отечественную войну. Как он сам внушительно объяснял своё место в армии: "В дивизии есть два старика: я и комдив, все остальные солдаты Советской армии". С дедовщиной он боролся серьёзно. В роте никто не осмеливался бриться наголо, отмечая сто дней до приказа. Парадную форму готовили в двух экземплярах: одну выйти из части, другую ехать домой. Если Пайщик видел ушитые галифе, сапоги почти с дамским каблуком, аксельбанты и прочий набор дембельской мишуры, он безжалостно хватал ножницы и варварским способом уничтожал титанический труд владельца "мундира". Мало того, он мог задержать дембелизацию и виновный, увольнявшийся в октябре, мог запросто придти домой, как шутили в роте, "под ёлочку". Несколько раз Колька наблюдал картину проверки ремней. По негласному дембельскому уставу, "дух" мог носить ремень из кожзаменителя, (деревянный). Молодой тоже, "черпак", получивший по заднему месту двенадцать раз, награждался кожаным ремнём, и уже ходил в нём до ста дней. А "дед" отслаивал от кожзаменителя все слоя, оставляя один, почти бумажный, и ходил с ним уже до дембеля. На дембель он, как правило, уходил в белом парадном ремне. Но только не у Пайщика в роте. Внезапно нагрянув на вечернюю поверку, он конфисковывал все кожаные ремни и безжалостно рвал бумажные "дедовские" прямо на животах у тех, так как по уставу кожаный ремень полагался только курсантам училищ, а не солдатам. Много раз он прямо в строю расшивал "черпаков" и "стариков", приводя тех в трепет и напуская панический страх. И петь. Петь должны были все и громко. Обычно идя в столовую или в баню, рота орала свою любимую: "Прожектор шарит осторожно по пригорку", но пели, как и положено, молодые. Но на этот призыв молодых набегало немного, человек десять, и спеть так, чтобы складывалось впечатление, что поёт рота, было трудно. Колька, Шамиль и остальные орали благим матом как могли, но старого прапорщика обмануть было сложно. Заметив подлог, он остановил роту, вывел молодых из строя и отправил на обед отдельным взводом. Всех остальных отправил на плац и заставил учиться громко петь, вместо обеда. Можно было представить себе злость старослужащих, вместо еды орущих, что они уже который месяц не снимают гимнастёрку и не расстёгивают ремень. Молодым, конечно, попало всем, кроме Кольки. Его уже не трогали, альбом - дело святое.
Хохол отбыл в свою школу прапорщиков, и вакансия заместителя начальника типографии и место прикомандированного в хозвзводе медико-санитароного батальона осталась свободной. Колька и Шамиль должны были разыграть между собой это хлебное место. Всё дело в том, что хозвзвод, как таковой, был далеко от командира и ему было глубоко наплевать на прикомандированных солдат, работающих в типографии. Казалось, что он о них вспоминает только когда они демобилизуются, или оформляют характеристики и получают очередные звания. На вечерние поверки они, как правило, не ходили и ночевали в типографии. Одним словом, лафа, не то, что комендантская рота - подъём, отбой, наряды и Пайщик. Колька вовремя подъехал к редактору, и шеф дал добро на Колькин перевод. Пока Шамиль раздумывал, как потактичней объяснить прапорщику "Пацану" про перевод, редактор набрал номер Пайщика и сообщил, что Колька откомандировывается в хозвзвод, приказ начальника штаба дивизии. Пайщик ответил: "Есть откомандировать!" И Кольку ждёт.
Колька бегом в канцелярию, документы на руки получил и, конечно же, ни в какой взвод не пошёл. Всё в карман спрятал, будь, что будет. И, как нарочно, ни шеф, ни Пайщик даже не соизволили проверить встал на учёт в строевую часть наш герой или нет. И стал Колька в списках не значиться. Нет его ни в одном списке. Сидит целый день в типографии, еду "духи" готовят. Вечером офицеры по домам разъедутся. Он подождёт полчасика, и на автобусе до Ленинграда. В штабе писарь знакомый, они вместе вечерами одеколон дуют. Нашлёпал Кольке командировочных удостоверений в Питер, целую кучу. Только фамилию вписывай, и чеши домой. В общем, обнаглел наш солдатик до невозможности. Живёт, практически, дома, в армию как на работу ходит. Ну и стариков, конечно, не забывает. Одному струны новые, другому - порножурнал - все довольны. Но вдруг опять с лёгкими беда: поднялась температура, и Кольку опять в медсанбат положили. А через неделю и вообще в госпиталь в Ленинград перевели.
Ещё в медсанбате Колька отпустил усы. Усы молодым носить нельзя, не положено по сроку службы. Но в медсанбате кому какое дело? Все в пижамах. Так в госпиталь с усами и привезли. Переодели в пижаму. Поглядел на себя в зеркало: ну, прямо дембель. Волосы тоже отрасли немного. Сделал наглое лицо, ногой дверь открыл в палату: "Здорово, болящие, кто тут у вас старший?" Солдаты немного ошалели от такого напора. Видать, крутой "дед" пожаловал, и давай представляться. Из всей солдатской палаты (а лежало здесь человек сорок), Колька выбрал двух серьёзных ребят. Один айзер, Намик зовут, второй русский прибалт по фамилии Таран. Намик уже давно дома должен быть. Полтора года отслужил, кому-то в "бубен" дал, получил два года дисбата. Отсидел, а полгода же надо отслужить! Дисциплинарный батальон в срок службы не защитывается. Служить, естественно, не охота, какими-то путями в госпиталь попал, и сидит здесь дембель, водку пьёт. Таран тоже наслужился. То ли правда болен, то ли под комисацию косит - не поймёшь. Старшина, конечно, тоже паренёк с норовом, но против этих двух слабак. Отслужил, никак, неделю, поймал воспаление, и вот уже почти полтора года сидит в госпитале. Стучит начальнику отделения, да за порядком смотрит. Хорошо устроился. Колька сразу "дедом" представился, на выпивку сгоношил, надо же познакомиться. Таран парень ушлый, Колька правильно выбор сделал. Ключи от всех кабинетов сделал, и у начальника отделения спирт ворует из сейфа каждую ночь. Выпили, закусили, познакомились. Принесли гитару, Колька спел. Скорешились, одним словом. Колька так в роль вошёл, что он "дед", что в первый же день набил рожу старшине. Все обалдели, но заступаться за стукача никто не посмел. Авторитет пополз стремительно вверх. Через несколько один старик, довольно мерзкий тип, не то татарин, не то осетин, стал права качать. Его не любили, но связываться не хотели. Дело дошло до Кольки. Взлетевший на недосягаемую высоту, наш солдатик, порвав на груди майку, как доцент в "Джентльменах удачи", наехал на татарина. Тот сдрейфил и достал нож. Все с нетерпением ждали развязки. По блатному закону: достал нож - бей! Махать и угрожать ножом последнее дело. Колька это знал, и на этом сыграл. Скинув куртку и обмотав вокруг руки, он с угрожающим видом пошёл на татарина. Ударить ножом безоружного, не простое дело. На это наш герой и рассчитывал. Доля секунды, и татарин сник и опустил лезвие ножа. Для Кольки этого было достаточно, чтобы сильнейшим ударом кулака сломать ему переносицу. Кровь брызнула фонтаном. Уронив нож, парень стал зажимать нос руками. И в этот момент получил два серьёзных удара. Один по печени, а второй между ног. Поединок был завершён при полной победе Кольки. Намик до армии сидел в тюрьме, и Колькиными разборками остался доволен. Он ему открыто предложил дружбу. Колькино положение усиливалось с каждым днём. А тут ещё и начальник отделения попросил отпечатать таблички на кабинеты и всякую ерунду, вроде, визитных карточек и рецептов.
-- Товарищ полковник, для этого мне надо в часть вернуться.
-- Так кто же против? Гражданка есть?
-- Есть.
-- Вот и валяй на неделю, я прикрою. Постараешься на совесть, мы что-нибудь придумаем насчёт комисации. Если что, денег найдёшь?
-- Не вопрос.
-- Тогда вперёд.
Колька переоделся и в Осиновую рощу. Пробрался с заднего хода, и к шефу.:
-- Товарищ майор, надо для госпиталя отпечатать.
Шеф понял и возражать не стал. Только поинтересовался, когда Колька выпишется, а то Шамиль уже еле ходит. Вся работа на нём.
-- Скоро, товарищ майор, скоро. Вот только заказ сделаю, несколько дней полежу и вернусь.
Всё отпечатал, отвёз. Начальник доволен, на комисацию намекает. Колька обнаглел окончательно. Водку пьёт, по ночам песни под гитару орёт, днём отлёживается. И так целыми днями. В отделении пульмонологии не только солдаты, но и офицеры лежат. Правда, все в пижамах. Поди, определи кто есть кто. Во время очередного застолья, а из солдатской палаты Колька перебрался в генеральскую, с холодильником и телевизором, он явно не рассчитал свои силы и здорово закосел. Потянуло на подвиги. Выйдя в фойе, он увидел, как больные смотрят какое-то кино по телевизору:
-- Стоп, товарищи. Сейчас же футбол, "Зенит" играет. А ну, переключить программу!
-- Товарищ солдат, ведите себя соответственно. Если перебрали, идите спать. Завтра о вашем поведении будет доложено начальнику отделения.
-- Что? Молчать! Кто это сказал? Шаг вперёд!
Кольку понесло. Полгода получать тумаки и бояться слово сказать в своё оправдание, а теперь беспредельная свобода и авторитет сыграли с нашим героем злую шутку на нетрезвую голову. Какой-то очкарик небольшого роста, в большом больничном халате пытался призвать к порядку разбушевавшегося пьяного солдата, но не рассчитал свои силы. Схватив раздражённого мужика за шиворот, Колька просто как куклу оттащил его в туалет и макнул пару раз головой в унитаз, дёрнув при этом ручку слива воды. Вернувшись после этого в холл, продолжая держать за шиворот борца за справедливость, Колька поинтересовался, не желает ли кто-нибудь повторить водные процедуры? Перепуганные офицеры вызвали госпитальный патруль, который стал делать попытки арестовать разбушевавшегося солдата, но это оказалось непросто. Вывернувшись из больничного халата, Колька рванул по коридору отделения, но навстречу уже бежали вызванные для подкрепления солдаты. Нашего героя скрутили, раздели до трусов и накрепко привязали к кровати в горизонтальном положении, до прихода начальника отделения.
Проснулся Колька от дикой жажды. В палате никого, кроме "духа" дневального, который мыл пол.
Дневальный молча разделся и развязал Кольку. Руки и ноги затекли, и понадобилось время, чтобы они опять начали слушаться хозяина. Выйдя в курилку, он увидел основную массу своих приятелей, наперебой кинувшихся рассказывать о его вчерашних геройствах.
-- Представляешь, кого ты в унитаз засунул?
-- Кого?
-- Капитана, начальника гарнизонной гауптвахты!
-- Врёшь!
-- Сейчас наш придёт (имелся в виду начальник отделения), он тебе лучше всё расскажет.
Колька чуть не заплакал от досады. Ну, надо так вляпаться. Только жизнь наладилась. Мог бы и домой совсем скоро придти. А что теперь? Дисбат, пришивай погоны вверх ногами и два года ужаса.
Приехал начальник. Было воскресенье, выходной день. Его вызвали на службу по поводу ЧП.
-- Зайди ко мне, паразит, - только и буркнул он на ходу.
-- Товарищ полковник, я больше не буду.
-- Иди, гад, я тебе сейчас покажу не буду!
Они зашли в кабинет. Шеф зло посмотрел на Кольку и начал свой монолог, который заготовил по дороге:
-- Товарищ полковник...
-- Молчать! Не перебивать! Мало того, что у меня уже в среду в сейфе вместо спирта чистая вода, а ведь каждый понедельник получаем двадцать литров. И мне приходится пить какую-то фигню. (Тарана выписали, и он передал ключи Кольке).
-- Отмычки на стол!
-- Пожалуйста., - Колька понимал, что сопротивляться бесполезно, и остаётся только скулить и просить о пощаде, что он и намеревался сделать после разноса начальства.
-- Я не одни выходные не могу спокойно провести дома, только и жду звонка об очередном ЧП. Ты знаешь, кого ты окунул в очко?
-- Нет, - соврал Колька.
-- Начальника комендатуры Ленинградского военного округа.
-- А говорили начальника гауптвахты.
-- А, значит, в курсе? Так вот, он не просто "шишка", он ещё и женат на дочке генерала из Главного политуправления. Ну, что, рад?
-- Помогите, товарищ полковник, на воле останусь - век помнить буду и комисации не надо.
-- Во наглец! Да ты об этом и думать забудь! Ладно, я с ним поговорю, у тебя, кажется, тоже родственники военные?
-- Да, дед...
-- Да знаю, я, знаю. Завтра потихоньку я тебя выпишу в часть, и чтобы к двенадцати часам духу твоего здесь не было. А через недельки три, когда всё утихнет, я тебя опять положу и что-нибудь придумаем.
-- Спасибо, товарищ полковник, век помнить буду.
-- Всё, иди. Видеть тебя больше не могу.
Колька пулей вылетел из кабинета.
-- Николай, к тебе гости, - обрадовал Намик.
-- Где?
-- Да вон, на скамейке, какой-то сверчок сидит.(сверчок - сверхсрочник)
Колька вышел в сад:
-- Привет, Мишка!
-- Здорово, хулиган, наслышаны о твоих геройствах.
Хохол приехал повидаться. Наверное, в школе прапорщиков с увольнительным было попроще, хотя он везде бы нашёл лазейку. Хохол он и в Африке Хохол.
-- Да вот, натворил вчера глупостей. Спирт сгубил.
-- И как отмажешься?
-- Не знаю, обещали помочь.
-- Я к тебе тоже с неприятными новостями.
-- А у тебя-то что?
-- Ты порно - журналы привозил Вовке?
-- Да.
-- Так вот, был шмон из политотдела. Нашли баб голых и ещё кое-что.
-- Что?
-- Да твои тетради полуфабрикатов из типографии.
Колька несколько раз привозил непереплетённые книги для офицеров.
-- Понимаешь, Вовка твой журнал перефоторгафировал, и фотки в казарме продавал. Вот кто-то и стукнул, что в типографии порноцех. В общем, шухер до небес. Вовка раскололся, что ты привёз. Понимаешь, какая история?
-- Да, со всех сторон прижали.
-- Не дрейфь. Вовку скоро после губы тоже на север отправят, вслед за Клеевым. Тебе бы отсидеться здесь, пока шухер не кончится.
-- Не получится. Завтра сваливать надо в часть.
-- А ты где сейчас прописан?
-- Нигде.
-- Как это?
Колька вкратце рассказал Хохлу о воём подвешенном состоянии.
-- Так что ж тут думать? Поезжай домой и сиди, пока шухер не кончится. А там Вовку отправят. А если тебя вызовут и спросят, скажешь: наговор, поклёп и т.д.
-- Как это домой?
-- Да так. Шеф-то откуда знает, выписали тебя или нет? А в хозвзводе о тебе и не слышали.
-- Верно.
-- Вот, отсидишься дома, а я тебе сообщу, когда можно будет приезжать.
-- Ну, Мишка, спасибо, я твой должник.
-- Да ничего, сочтёмся. Ты пока дома сидишь, в Лениздат бы сходил, книг натырил. Мне ротному надо и замполиту тоже.
-- Мишка, о чём разговор? Да я тебе чемодан книг привезу. Главное, прикрой меня у шефа. Замётано?
-- Замётано.
-- А как там в школе? Жить можно?
-- Да трудно, конечно. Гоняют хуже, чем в учебке. Но если к командиру ключ подобрать, жить можно. Ты давай тут сё улаживай, а там я тебе подсоблю, в случае, если надумаешь в школе отсидеться до дембеля. У тебя же скоро год?
-- Да, скоро я "черпак".
-- Вот, а в школу и после года можно на одиннадцать месяцев. Готовят на старшин рот и командиров хозвзводов.
-- Правда поможешь?
-- Ну. Ты мне, я тебе.
-- Лады. Тогда я жду звонка.
Друзья расстались с неплохой перспективой для обоих. Один дома отсидится до приказа, другой - книг офицерам привезёт. Офицеры тоже книги любят.
На следующий день наш хулиган был выписан в часть, и со спокойной душой поехал домой.