Суета в полку продолжалась. Кольку отпустили с дедом аж на все выходные. Рядом крутился Чернышов, с опаской поглядывая на командира полка и с преданностью на деда.
-- Товарищ полковник, я в любую минуту по вашему приказанию доставлю вашего внука обратно. Сейчас он с вами поедет, а обратно - я весь в вашем распоряжении.
Обухов зло поглядывал на молодого наглого лейтенанта, раньше него, командира, раскусившего родственные связи этого курсанта:
-- Дирижёр-то, сволочь, не доложил, кого о себе в оркестр взял, и из военкомата не просигналили, паразиты...
Обычно перед новым пополнением целая делегация отцов и дедов обрывает телефоны и атакует кабинет с просьбами или приказами оставить служить их чадо в Ленинграде. А тут - никаких просьб не поступало, и здрасьте вам, внук! Ешьте его с кашей. Подполковник ситуацией явно не владел и злился, а тут ещё и этот лейтенантик наглый, впереди паровоза несётся, видать карьеру решил на курсанте сделать, сволочь.
-- Ладно, что-нибудь придумаем, пока он там, в увольнении гуляет, - решил командир полка и пошёл принять сто грамм боевых.
Дед отвёз Кольку домой. Внук был женат и имел ребёнка, дочку. За это, собственно, и получил отсрочку на год, и служил теперь не со своим годом. Жена с дочкой уехали в другой город к её родителям, пока муж защищает Социалистическую Родину. Внучок сразу в ванную, отмок, руки и ноги обработал стрептоцидом, перевязал, в чистое переоделся, водочки махнул, съел сразу целую курицу и уснул. Оказывается, много ли человеку надо для счастья? Поесть, помыться, поспать и в туалете посидеть. А тепло, простое тепло, сухие носки, тёплая кровать, горячая вода - сказка. А еда? Сидишь спокойно, ешь, и никто у тебя хлеб не отнимает, не торопит, и не надо глотать горячий суп, обжигаясь до самого желудка. Да и просто руки можешь помыть, когда захочешь, а не когда бреешься утром. В общем, столько, оказывается, замечательных, обычных вещей, на которые здесь, на гражданке, просто не обращают внимания. И ещё два года всё это ужасное состояние - не принадлежать себе. Хотя и на гражданке сам себе не принадлежишь, а принадлежишь Богу. Но это другое дело. Тут, как говорится, сам к этому стремишься, если не дурак. А вот быть во власти какого-либо сопливого неграмотного сержанта и полностью от него зависеть - это трудно. Но, видимо, нужно. Вот понял же, что значит дед, и что значит кусок хлеба, и вообще, почём фунт лиха. Вот с такими философскими Колька и уснул. Чернышев слово сдержал, за внуком приехал. Два дня пролетели как во сне. Необъяснимое чувство тревоги, что надо возвращаться, а возвращаться, конечно же, не хотелось, не покидало нашего бойца всё увольнение. Всё сейчас кончится, и через час будешь сидеть в казарме и с Выхватенко общаться. Сейчас сидишь, ни о чём не думаешь, а там, в роте, каждую секунду могут или послать куда-нибудь на тяжёлые работы, или в наряд засунуть. Теперь присягу принял. Будьте любезны нести караульную службу и все прочие обязанности по уставу. Теперь ты солдат, и ответственности на тебе море. А устав, как теперь Колька выяснил, штука хитрая и чем-то на резину смахивает. Можно растянуть в любую сторону, куда тебе выгоднее. Главное, знать его досконально и применять по необходимости. Но очень важно не перегнуть палку с начальством, они этого не любят, и устав не хуже тебя знают. И ещё, как выяснилось, можно солдата просто воспитывать, а можно по уставу. По уставу никто не хочет. Тут можно человека просто уничтожить, и никто тебе слова не скажет, всё законно. В общем, устав - вещь страшная, и, видать мудрые люди его писали. И что там комполка теперь задумал - тоже неизвестно. Может, какую-нибудь поблажку подкинет, хотя вряд ли. Скорее всего, загонит куда подальше от греха, чтобы глаза не мозолил. Только бы не в линейку. Линейка - это обычная рота или батальон не учебного профиля. Там сержанты такой властью не жалованы. Но там есть старослужащие и дедовщина в полном порядке. Неизвестно, что хуже. Хотя от дедов никуда не денешься. Через полгода учебка кончится - сержантом станешь. Но что с этого толку? Всё равно молодой. И с лычками гонять будут не меньше. И ещё духов заставят гонять. Духи - это мальчики для битья у молодых. Ни черпак, ни старик с духами мараться не будут, для этого молодые есть. Они по шее в случае чего и получают, если духи борзеют. В общем, через полгода тоже не сахар, а может ещё и хуже. Не даром говорят: "Трудно только первые два года, а там полегче". Ну, думай, не думай, а в часть пора. Чернышев уже приехал и часы поглядывает. Колька продуктами сумку забил, чтобы сержантов подмазать. А то дома был и ничего не привёз. На КПП-то на десять минут отпускают на свиданку, будь любезен половину передачи сержанту, а то больше не пустит, а тут дома был. Откупаться надо по полной программе. Чернышев опять попытался поговорить в отношении замечательной Социалистической Родины и доблестной Советской армии, но Колька думал о своём и никак не понимал, что он такого натворил, чтобы находиться в этом кошмаре. Но видно кому-то это надо. В часть вернулись быстро. Удивительно, но путь обратно был настолько стремительным, что он стал задумываться над Эйнштейном про теорию относительности. Вот поставят в наряд на сутки, так время просто как останавливается, а кончается увольнение - не догонишь.
Чернышев Кольку дежурному сдал и со счастливым лицом ушёл. Сержанты проверили, "лишнее" конфисковали. Оставили пустую сумку и пачку сигарет. А чтобы жизнь сахаром не казалась, засунули в наряд на кухню. Перед нарядом санинспектор взвод осмотрел, но на Колькины загнившие руки почему-то внимания не обратил. Ну, ладно, целые сутки в воде, но как же с гигиенической стороны? Хлеб и продукты брать такими руками опасно. Но это никого не трогало, и Колька был брошен на чистку картошки. Чистили долго, часов до трёх. Потом мыли полы. Полы в столовой из кафеля, жиром пропитаны за годы, просто каток. Отмыть нереально. Наряд каждый раз жирными тряпками сало растирает равномерно. Со стороны поглядеть - чисто и блестит, а вот ходить опасно. Поскользнулся - и на полу! Хорошо, если в руках ничего нет, а если посуда или кастрюля с супом - просто беда. В общем, всё вокруг скользкое и жирное: и посуда, и пол, и столы. Просто сыр в масле. Полы растёрли, пошли хлеб резать наутро. Колька попал в хлеборезку с ещё одним ленинградским пареньком. Наконец-то земляка увидел. Земляк был тоже замордован, но как-то близко к сердцу это не принимал, относился ко всему философски. Фамилия соответствовала его характеру - Сиротин. Он ни с кем не искал дружбы, хотя если бы такая идея и пришла ему в голову, то вряд ли бы из этого что-нибудь вышло. Узбеки и литовцы кучковались своими кланами, да и их общество не очень-то радовало ни Кольку, ни Сиротина. Оба они были из разных взводов, но Кольку поставили в наряд "в награду" за увольнение, так сказать, внепланово, и они случайно столкнулись в хлеборезке.
У земляка, за время прохождения курсов молодого бойца, неприятностей было не меньше, чем у Кольки. И если наш герой постоянно мыл сортир, то Сиротин не удостоился даже такой чести. Он с самого начала был откомандирован в свинарник. На территории части была мини свиноферма. Сало и жир, которые выращивались там, шли в солдатскую столовую, а мясо - командиру полка и его подчинённым. Тушёнка же, полагавшаяся в скудном солдатском рационе, благодаря этому салу и жиру, уходила начальнику столовой и начальнику продовольственного склада. И они уже решали: кому из офицерского корпуса дать и сколько. Остатки продавались населению. Тушёнка, если помнит читатель, в восьмидесятых годах, была дефицитным продуктом, и в магазинах свободно не продавалась. Да и хорошее мясо купить можно было только на рынке в Ленинграде или в Москве. А вся страна, которая, по идее, это мясо выращивала, покупать его ездила именно в эти города. Колька жил на Сенной улице в центре Ленинграда, там раньше был автовокзал. Начиная с пятницы и до воскресенья в близлежащие магазины было не войти. Люди из Новгорода и Пскова сметали с прилавков всё. В эти дни Колька, если ему было надо сходить за колбасой, ездил в другой район. У дома было ничего не купить.
Так вот, философствуя в обществе свиней, Сиротин был счастлив. Подумаешь, дышать нечем и весь в дерьме! Зато ни сержантов, ни нарядов. Однако и у него случались неприятности. Заснув рядом с поросятами, он проворонил шапку. Какая-то наглая свинья, по всей видимости, не разделяя теорию Канта, сожрала его головной убор. Серьёзное воинское преступление - потеря казённого имущества. Шапка, конечно, не знамя, но наказать философа было как-то необходимо. И его отправили в роту. Сиротин, похоже, по национальности, был еврей и к свиньям относился соответственно. Но теперь, после такой подлости, крыл всё свинство по полной программе. И ничего кроме мести хрюкающему подразделению не желал.
Кольке тоже было что рассказать. И однополчане до утра проговорили, нарезая хлеб и разбирая превратности судьбы. Выхватенко приставать перестал, но злобу затаил и ждал удобного случая рассчитаться. Пошла курсантская жизнь, и Колька уже добрался до ответственного этапа: обкатка танком. Вроде, ничего такого страшного эта процедура не представляла. Но психологически не все были готовы к этому мероприятию. Особенно узбеки. Они в своих кишлаках кроме ослов никаких транспортных средств не знали, а тут танк! Приходи глядеть! Всё упражнение состояло из трёх позиций. Первая : сидишь в окопе, на тебя едет танк, пригибаешься, танк проходит над тобой. Вторая : отсекаешь из автомата пехоту противника, идущую за танком, и третья : кидаешь вслед вражеской машине пару гранат и всё. Зачёт сдан. И началось! Кто героически встречал танк автоматным огнём и забрасывал его гранатами. Многие дети гор умудрились после гранат запустить в танк и автоматом. И когда гусеницы машины исковеркали один автомат, комбат не выдержал и прекратил этот фарс. Колька, правда, не испугался. Он больше переживал, что в окопе была вода, и валяться в луже особого желания не было. На улице декабрь месяц, ходи потом весь день мокрый.. но скорее от невнимательности, а не от страха тоже малость спутал. Пехоту отсекать не стал, а все патроны из автомата выпустил вслед за гранатами, пытаясь расстрелять танк.
Через некоторое время их начали обучать вождению боевых машин пехоты, и Колька стал бесстрашно валить деревья по дороге на танкодром. Неизвестно, чем бы кончилась его карьера в должности водителя-механика, если бы в один прекрасный день его не вызвали к старшине роты. Получив чью-то здоровенную шинель и парадную форму, он был порадован следующим сообщением. Командование приняло решение сделать из Кольки гранатомётчика, т.е. перевести его из роты водителей-механиков в роту, где готовили командиров отделений гранатомётных расчётов по АГС-17, новейшему оружию Вооружённых сил. Честь большая, а, главное, какое доверие и уважение, не сойти бы с ума от счастья. Прибыл в роту. Тут полегче. Чурок почти нет, но прибалтов хватает. Никак красных латышских стрелков забыть не могут, хоть и Ленина давно нет. Пришлось знакомиться с внуками лесных братьев. Командир роту построил и начал объяснять, почему к ним прибывает пополнение из других рот. Оказывается, сначала набрали как везде чурка на чурке, но потом опомнились. Оружие-то новейшее, секретное, как его доверишь этим басмачам? Они с автоматом-то разобраться не в состоянии, а тут гранатомёт. Перебьют на стрельбах своих и чужих, решили не рисковать. Тем более, что на днях один урюк на секретном танке Т-80 пропал с танкодрома, и его полдня искали. Пока он не вышел на связь.
-- Вишка, вишка, я шестой, разреши обгон.
-- Какой обгон? Где ты, бабай?
С большим трудом нашли километров за сто от полигона. Чешет узбек-танкист на секретном танке с реактивным двигателем по Выборгской трассе и хочет автобус "Интурист" с финнами обогнать. Ну, те глаза выпучили, что делать? Давай улепётывать! А тот не отстаёт, движок-то как у ракеты. Он по лесной дороге сто двадцать выжать может, а по асфальту только свист идёт. Еле-еле поймали. А доверь им этот АГС? Забросают гранатами весь гарнизон! Так что, для обучения отобрали ленинградцев и прибалтов. А где же ленинградцев взять? Если и есть, так одни "блатные", вроде Кольки. Так и то немного. Вот так наш водитель и стал гранатомётчиком. Барабанщиком он уже побывал. Колька даже задумался, а не готовят ли его для какого-нибудь важного государственного задания? И для этой цели обучают всем военным наукам? Тогда ладно, можно потерпеть, раз такое серьёзное дело. Сказали бы сразу, чего темнить-то? Но на всякий случай, ротный задал вопрос:
-- Художники есть?
Колька, никогда ни кисточки, ни пера плакатного в руках не державший, выкрикнул: "Я"! и шаг вперёд из строя сделал. Всё же, рисовать, прикинул, не с автоматом бегать. Его, на удивление, без всяких проверок, отвели в каптёрку, где уже сидело пять художников, которые все вместе пытались нарисовать какой-то агитплакат.
-- Заходи, художником будешь, - услышал он, наконец, родную речь.
Ребята подобрались неплохие. Художников среди них явно не было, но компания была талантливая. Один директор универсама, другой - заведующий отделом магазина "Радиотехника". Остальные скромно помалкивали, но, видать, на гражданке связи имели и ротному гешефты делали. Колька сразу почувствовал себя в своей компании и вспомнил про книги.
-- Наш человек, - определился сразу директор универсама, - а рисовать-то умеешь?
-- Нет.
-- Да ладно, не волнуйся, вшестером как-нибудь нарисуем, главное ротному угодить. Ты кроме книг, что ещё можешь?
-- Ну, записи там всякие. Одесситы, Северный, Высоцкий.
-- Нормально, подходит. Я ротному доложу, организуем скоро тебе командировочку домой.
-- А, ещё один художник, - дверь каптёрки резко открылась, и на пороге возник франтоватого вида прапорщик, как потом выяснилось, старшина роты.
-- Товарищ прапорщик, это по приказу ротного, все вопросы к нему, - сразу выскочил вперёд "директор".
-- Вот, гады, шланги, я до вас доберусь. В прошлом выпуске один художник был, так он и рисовать всё успевал, и на все занятия бегал. А вы тут окопались, сволочи, в наряды не ходите, от занятий отлыниваете и ничего толком нарисовать не можете. Так вам ещё одного гада в помощь прислали. Доберусь я до вас! - старшина громко хлопнул дверью и ушёл.
-- Во, пристал, кусок поганый, - перевёл дух "директор", - ну, ничего, я ротному настучу сегодня после отбоя. Он его опять на место поставит.
Колька вспомнил Выхватенко и решил особо не выделяться в этом творческом коллективе, пусть "директор" воюет со старшиной, а я помочу, целее буду. Надо будет, и этому прапорюге книг подкину, не жалко, лишь бы не трогали.