Хмурый летний день - утром прошел дождь, и трава ещё не просохла; веранда дачного дома. Веранда просторная, роскошная; заполнена разнородными вещами: плетёные стол и стулья, комод, напольные часы с маятником, камин - его давно не топили, дрова сложены в топке, на них валяются конфетные бумажки, в колосники провалилась пробка от шампанского. Тут же, на веранде, стоит шифоньер, в нём посуда, графин, рюмки. На всех предметах след роскоши (в прошлом) и отблеск старческого плюшничества.
За столом сидит мужчина средних лет, смотрит в ноутбук. На нём белый вязаный кардиган, джинсы, тёплые носки. Бородка эспаньолка, длинные волосы. Можно сказать, что это светский лев, но выполненный без излишнего фанатизма. Господь творил его в собственное удовольствие, не особенно стараясь. Палец мужчины ритмично движется по тачпаду. Смотрит внимательно, но механически. Без интереса.
Около дальнего входа веранды появляется человек в шляпе и плаще. На ногах его босоножки, они мокры от росы. В руках кожаный портфель. Портфель почти пуст и поэтому кажется мятым и старым. Человек переминается с ноги на ногу, наконец, победив сомнения, подаёт голос:
- Здравствуйте, Аркадий!
На лице хозяина мелькает удивление, оно сменяется неприязнью, потом лёгким испугом (зачем он здесь?), наконец, лицо разглаживается - добротное воспитание побеждает.
- Добрый день, Фёдор Андреевич. Рад вас видеть. Как вы здесь оказались? Какими судьбами, голубчик?
- Честно сказать... - гость всё ещё стоит на лестничных ступенях.
Хозяин делает знак войти, Фёдор Андреевич Пехов сомневается: "Можно?" Аркадий энергично одобряет: "Ну, разумеется!"
- Честно сказать, у меня к вам дело.
- Дело, - механически повторяет Аркадий. Его палец продолжает свой фрикцион по тачпаду. Спрашивает панибратски: - Хочешь чаю?
Не дожидаясь согласия, подходит к газовой плите, чиркает спичкой, ставит чайник. Трясёт жестяной банкой, слушая, как гремят чаинки. Предполагает:
- По всему судя, дело неотложное? - Не договаривая: "Уж коли ты припёрся".
Аркадий стоит у плиты, руки сложены на груди. Пехов сидит на стуле, вполоборота. Видны мокрые сандалии, носки. Брюки отутюжены, концы потемнели от воды, испачкались в грязи - от станции он шел пешком.
- Я хотел спросить... - Пехов колеблется, - а впрочем... чего уж тут. Спрошу напрямик: Аркадий, вы спите с моей женой?
Брови хозяина взлетают на лоб, он делает вид, что изумлён, буквально ошеломлён - это даёт время подумать. Есть вариант оскорбиться, но... это слишком яркая эмоция. Зачем тратить нервы на этого недотёпу?
- С чего ты это взял, дружище? Что за глупые фантазии? Откуда вообще такие мысли, Фёдор Андреич? Это чушь. - Говорит спокойно, без лишних чувств, охраняя свою нервную систему.
- Вы не ответили.
- Ну хорошо: нет! - лениво усмехается. - Я не сплю с твоей женой. Доволен?
- Отчасти. - Пехов хрустит пальцами. - Только отчасти.
В этот момент свистит чайник, хозяин рад этому звуку, он засыпает в заварочный чайник заварку, добавляет лист малины, клевер, ещё какие-то травы. Явно видно, что это ему нравится - составлять травяной чай. Льёт кипяток и закрывает чайник пышной тряпичной бабой.
- Теперь, старичок, когда мы прояснили суть явления, расскажи, что натолкнуло тебя на столь... грустные мысли? Неужели Вероника дала сему повод?
- Нет-нет! - Пехов чуть волнуется, перебирает пальцами. - Верочка ни словом, ни делом... в общем... ни малейшего повода...
- Тогда что?
- Сон.
- Сон? - "Уж не спятил ли он?"
- Видишь ли, мне регулярно снится сон. Один и тот же болезненный сон. Позволь, я расскажу его? - Валяй! - Снится будто бы я просыпаюсь посреди ночи, протягиваю руку, хочу коснуться её плеча, а рядом - пустота. Рука скользит по простыне и не находит ничего. Я моментально и совершенно просыпаюсь в своём сне, раскрываю глаза, а в комнате темнота полнейшая, чёрная глубокая тьма! Лишь только подсвечена дверь... знаешь, как это бывает - свет из-под двери. Но эта дверь эта чужая! не из нашей спальни! Белая крашеная дверь, какие бывают в деревенских домах или больницах. - Параллельно с рассказом, Пехов "говорит" руками, жестикулирует. - Я встаю, выхожу из комнаты. Движения даются с трудом, словно в комнате не воздух, а вода или, скажем, смола. За дверью оказывается коридор, он тоже тёмный, и только в самом конце - свет.
- Свет в конце тоннеля, - негромко уточнаяет Аркадий.
- Что? - не понимает Пехов. - А... да. Очень похоже на свет в конце тоннеля. - Продолжает рассказывать: - Здесь происходит самое важное: по коридору идёт мужчина, он слышит меня и оборачивается. Вернее сказать, начинает оборачиваться. Делает это медленно, слишком медленно. Свет потухает, и я не успеваю разглядеть его лица. Хочется кричать, крикнуть ему, чтоб он повернулся, чтоб подождал, чтоб показался... только звук из горла не выходит - слишком поздно. Да и темнота становится непроглядной.
- И ты решил, что это я? - губы Аркадия саркастически изгибаются: "Гос-споди! Как он убог!"
- Вы были близки, ты и Вера. До встречи со мной. Она говорила, что собиралась за тебя замуж... я подумал... А впрочем, ты прав, это глупость. Зря я приехал.
Аркадий разливает по чашкам чай, встает, подходит к буфету. Из буфета вынимает корзинку с пряниками. Незаметным движением опускает фотографию молодой женщины, что стоит на камине, мгновение подумав, перемещает фотографию в буфет. Для верности. Возвращается к столу.
- Но я не понял при чём тут измена? Какая взаимосвязь?
Пехов пьёт из чашки, ставит её на блюдечко, опускает в чашку пряник. Размоченную мякоть суёт в рот, на уголке рта повисает кусочек.
- На этом сон не заканчивается.
- Да-а?.. Есть продолжение? - Аркадий чуть подтрунивает. - Ха! Вторая, так сказать, серия. И? Я в нетерпении!
Пехов морщит лоб, трёт его: - В этом нет никакой логики, как это бывает во сне. Я вдруг вижу себя... более всего это похоже на берег вечернего моря. Закатное солнце - огромное, жаркое, - опускается в океан. Обнаженная девушка... она сидит, - Пехов пытается показать руками, шевелит пальцами, - не на песке, а на мужчине. Они занимаются любовью. Девушка запрокидывает голову, волосы сыплются на спину, руки обхватывают голову, и она протяжно стонет. Это Вероника, я знаю это точно, я смогу узнать её из тысячи женщин. Я хочу бежать к ней, только ноги мои не слушаются. Всё тело каменеет, вязнет. Я напрягаю мышцы, и чувствую, как панцирь застывает на мне. Только последним усилием воли я разламываю эту коросту. Разламываю и вываливаюсь из сна в физическое пробуждение.
Некоторое время мужчины молча пьют чай. Аркадий подчёркнуто равнодушен, Пехов волнуется, что рассказал сокровенное, бросает на Аркадия краткие взгляды.
- Хорошая рубашка, - говорит Пехов, чтобы что-то сказать. - Английская шерсть. У меня такая же. Погляди.
Аркадий жмёт плечами, мол, мало ли одинаковых рубашек?
- Я не понял, старик, ты ехал, чтоб рассказать мне сон?
- Нет, что ты! - Пехов спохватывается, поднимает с пола портфель, раскрывает, лезет в него рукой. Вынимает маленький чёрный револьвер, наставляет на Аркадия. - Совсем за другим... я приехал. Ты когда-нибудь стрелял в человека?
Аркадий пугается, но старается не показывать этого, делает вид, что всё это понарошку, шутка.
- Конечно! Каждое утро с этого начинаю. Тут неподалёку стоял цыганский табор, так я его, - прищуривается, поднимает руку, стреляет из двух пальцев, - тух-пух! Укокошил! - Пытается засмеяться. - Он у тебя это... настоящий?
- Самый настоящий. Наган. От деда остался. Старый, но в полном порядке.
Аркадий нервничает заметнее.
- Зачем? Нахер ты его привёз?
- Сейчас поймешь, - Пехов взводит боёк. - Выстрелить в человека нетрудно. Совсем нет! - качает головой. - Это только в дешевых фильмах рассказывают про душевные муки. На самом деле, всё проще: микроскопическое, почти незаметное нажатие пальца на скобу и...
Пехов давит на спусковой крючок, револьвер щёлкает, Аркадий вздрагивает. Непроизвольно осматривает себя и глубоко вздыхает. Не обнаружив повреждений, говорит с чувством:
- Ну ты и чудак! На букву мэ!
- Извини. Глупо получилось. - Пауза. - Ты должен будешь меня убить.
- С удовольствием!
- Спасибо. Ты очень меня обяжешь.
Пьют чай, молчат. "Что за наказание? - Аркадий заглядывает в кружку в поисках ответа. - Когда же он, наконец, уйдёт?"
- Ты хочешь знать почему? - говорит Пехов. - Я застраховался на двести пятьдесят тысяч долларов. Страховая компания должна быть уверена, что это убийство. Иначе они не заплатят.
Пауза. Аркадий обдумывает услышанное, оно нравится ему всё меньше. Пехов продолжает:
- Ты, естественно, спросишь, почему я решился на этот шаг. Во-первых, я - банкрот. Жизнь с красивой женщиной дорога.
- Не каждому она по карману, - соглашается Аркадий.
- Страховка это исправит. Я, как мужчина, выполню свой долг перед женой и перед своей семьёй. Во-вторых, у меня диагностировали рак мозга. Через полгода моя жизнь не будет стоить ломаного гроша.
Пехов вынимает из кармана платок, вытирает лоб, шею. Точно такой же платок вынимает Аркадий, вытирает вспотевшие ладони, мнёт платок, швыряет на стол. Вскакивает, произносит с чувством:
- Ты идиот? Или придуряешься?
Ванная комната, круглое зеркало. Половина лица Аркадия намылена, вторая уже побрита. В руке опасная бритва. Позолоченное лезвие, костяная инкрустированная рукоять. Аркадий вытирает с лезвия пену, беседует сам с собой (говорит, распаляясь всё сильнее):
- А что он вообще такое? Что он есть? Личность? Человек? Дрожащая тварь? Кто может дать ответ?
Подумать только, сколько сразу исправляется ошибок! Мои ошибки: признаю, я был горд, высокомерен, я жаждал женщин и приключений. Поэтому я ошибся, не распознал в Веронике (ударение на "о") свою любовь. Свою истинную любовь. Однако в этом есть и её вина, она слишком торопила события, давила на меня. Немедленно хотела свадьбы, а для мужчины это трудно. Трудно подавить свои сомнения... А эта её мстительность? Вспыльчивость? Этот вздор женского ветреного характера?
А Пехов? Разве он без греха? Ведь он же видел, что его не любят! Не-лю-бят! Понимал это вполне отчётливо, но переубедил себя, обманул, создал иллюзию и заставил себя в неё поверить! Разве это не ошибка? Эта тройная его ложь над самим собой? Знал, понимал, но обманул себя! Сейчас его подсознание жаждет свободы, пытается скинуть иллюзию, показывает ему сны, но и теперь Пехов не хочет открыть глаза - видит в этих снах только подсказку в измене. И тут он хочет обмануть себя! Жалкий человечишка! Как он боится оказаться на свободе!
При том, иной мерзавец за всю свою жизнь не сделает столько хорошего, сколь этот самоубийца свершит одним своим поступком. А в том, что он самоубийца нет сомнений! Что с того, что я нажму на курок? Ведь это он, его воспалённый мозг жаждет освобожденья, и значит, я иду ему на помощь! Как эскулап, отсекающий загнившую ступню... Способствую его исцелению, как врач у ложа тяжелобольного. Отсюда следует, что я помогаю жизни, пусть даже удаляя жизнь ненужную. Естественно, если смотреть на круг, не вникая в мелочи. С небесных позиций.
Аркадий подносит бритву к щеке, плавно ведёт. Монолог его удовлетворил - рука не дрожит.
- Кашенька! - доносится из комнаты женский голос. Голос низкий и приятный. Волнующий.- Мне сказали, приезжал Фёдор Андреевич? Зачем? Он про нас знает? Что-то подозревает?
Аркадий шипит от боли, на его щеке появляется кровавая полоска. Он смотрит на рану и говорит себе:
- Чёрт с ним... стрельну. Всё же чертовски приятный будет свадебный подарок... двести пятьдесят штук.
Капля крови падает на белый фарфор, растекается красивым пятном.
Квартира Пехова. Зал. Телевизор валяется на полу, вещи разбросаны, из ящиков вывалено содержимое. Пехов в домашнем халате, тапочках, возится на паркете, что-то трёт наждачной бумагой, сдувает пыль. Звонок в дверь - появляется Аркадий. Он возбуждён, однако держит себя в руках.
Пехов:
- Всё готово. Я изобразил ограбление, гвоздодёром поломал дверной косяк... шмотки разбросал. Выглядит вполне натурально. - Подаёт Аркадию мешок. - Здесь ценные вещи. Золото, столовое серебро, украшения Вероники.
- Оружие утопишь в реке. Сразу после убийства. Как можно скорее. Это прямая улика.
Аркадий не берёт револьвер, демонстративно прячет руки за спину:
- А моё алиби?
- Очень просто, я напишу на полу, что это был не ты. Кровью напишу.
Аркадий берёт револьвер, зачем-то смотрит в дуло.
- Это как-то... нелепо. Обычно пишут имя убийцы, а не список непричастных... Нет, это не годится. Этим ты только привлечешь ко мне внимание.
- Что ты предлагаешь?
- Ну я не знаю...
- Подумай, у тебя ещё есть пара минут.
- Постой, раз так, то я отказываюсь! Сидеть пятнадцать лет из-за твоей прихоти мне не резон.
- Прихоти? - Пехов понижает голос, бледнеет. - Ах ты, сукин сын! Ты трахал мою жену, врал мне в лицо, притворялся другом! Посмеивался за моей спиной, считал меня идиотом! Скажешь нет?
- Что ты несёшь?
- Я нанял частного детектива, он сделал снимки!
Пехов вынимает пачку фотографий, швыряет Аркадию.
- Их тоже забери, мерзавец! Кстати, на револьвере теперь твои отпечатки, так что я могу воспользоваться им...
Аркадий чертыхается, пытается вытереть ручку револьвера полой пиджака, Пехов бросается на него. Завязывается потасовка - неловкая возня. Мужчины елозят на полу, слышится звук рвущейся ткани, глухие удары, стоны.
Через несколько минут они расползаются, тяжело дыша и бросая друг на друга свирепые взгляды. Аркадий ощупывает глаз.
- Ты у меня в руках! Будешь делать, что я скажу, - говорит Пехов.
- Скотина! Сволочь! Чтоб ты сдох!
- Именно этим мы сейчас и занимаемся, если ты забыл.
- Шантажист! Гнида!
- Очень хорошо, ты прекрасно завёлся... теперь стреляй! Прижми подушку и стреляй!
Аркадий подхватывает подушку, решительно стреляет через неё. Звук получается совсем тихий, бытовой. Пехов бледнеет, хватается за бок. Через пальцы сочится кровь.
- Как больно! Мама! - В его глазах появляется ужас.
Аркадий смотрит холодно, спокойно. Его более занимает тот факт, что он смог - рука не дрогнула. Он глядит на револьвер, вытягивает вперёд руку - она каменная. В душе - пустота и решимость: "Что теперь?"
Пехов опускается на четвереньки, пальцем пишет буквы. Аркадий заглядывает через плечо: "Это не Кобяков".
- Что за... Теперь точно затаскают, - цедит Аркадий. - Твою мать, во что я вляпался! - Пехову: - Сделай "не" пожирнее. Или напиши по-другому, перефразируй, чтобы алиби было очевиднее...
- Как ты себе это представляешь? - Пехов поднимает глаза. - Подыхает человек, лежит на полу, мочится под себя и предлагает художественные варианты? Так, что ли? Ничего, мерзавец, за четверть миллиона потерпишь общение с полицией!
Пехов стонет, ложится на пол. Он похож на издыхающего пса. Аркадий поднимает пистолет, прицеливается.
- Погоди! - просит Пехов. - У меня есть последний вопрос: она меня любила? Хоть один день? Хоть минуту?
- Какое это теперь имеет значение?
- Имеет!
- Думаю, что нет. Просто мы сильно поругались, она убежала, решила меня наказать, - говоря это, Аркадий поднимает пистолет, стреляет.
Голова Пехова падает на пол (звук, будто хлопнули ладонью по тыкве), рука безвольно откатывается в сторону. Аркадий облегчённо вздыхает (худшее уже позади), оглядывается. Суёт пистолет за пояс, проверяет, чтобы его не было видно. Нагибается, щупает на шее Пехова пульс. Пульса нет. Собирает с пола фотографии, суёт их в спортивную сумку, туда же отправляет мешок с ценностями. Ещё раз оглядывается, уходит.
Пехов остаётся в комнате один. Поза его живописна: он будто бежит по пляжу, навстречу закату, подпрыгивает и кому-то приветливо машет рукой. Лужица крови увеличивается, растекается по полу. Она жива: находит углубление в паркете, стремится заполнить эту ложбинку. Буквы "Это не" исчезают, их затягивает кровью, на паркете остаётся только фамилия: "Кобяков". Буква "о" похожа на смайлик.