Елизавета Андревна Кирхберг, жена немолодого отставника, поутру уговаривала мужа уехать в Ниццу. Николай Григорьевич отчаянно упирался.
-- Какой к чертям курорт, я государя давеча видел! Он о службе намекнул!
-- Так тебя обратно и взяли, а то еще, чего доброго, пошлют обер-полицмейстером в Болгарию, или в Коканд губернатором.
-- Да хоть начальником жандармского округа, Лизонька, хоть на Камчатку, в моём положении от службы не отказываются. Не могу я без работы, захирею скоро.
-- И так уже захирел, не спишь по ночам, коньяк чуть ни весь в доме выпил, -- Елизавета Андреевна всплеснула руками, -- а если и спишь, по три раза с боку на бок переворачиваешься.
-- Не ворчи, мой ангел, коньяку на мой век хватит.
-- ...дочь у тебя невеста, а зашлют в дыру, да еще век себе укоротишь в провинции, где женихов искать будем?
-- Ну, Машка-то в девках не засидится.
-- За проходимца твоего?! Ну уж, Коленька, ты скажешь, не ровня он ей.
У генерала дёрнулся кадык.
-- Лиза, я дураков на службе не держал, а проходимцев тем паче. И чем Алекс тебе не угодил?
-- Гол твой бывший адьютант как сокол, ты хочешь, чтобы Мари на жалование ротмистра жила?
-- Пфуй, сейчас так порохом пахнет, что через пару лет он полковником станет, а ещё лет через пять меня обгонит, если в службу не попаду.
-- А как ты Маше приданое дашь? Что от папиных денег осталось?
-- И осталось, Лизхен, а служить буду -- капиталы удвоятся. Да и связи мои кое-чего стоят. Подумай только, Государь меня помнит!
Любимая дочка опоздала к завтраку. Мари явилась в гарибальдийке, испугав мать почти до обморока. Но отставной жандарм на фрондёрство не посмотрел, выговорил за общение с оккультистским кружком, что собирался вокруг Мирбаха, медиума
великой княгини Александры. Вслед за Машей в дверях показался слуга с утренней почтой и свежими газетами на подносе.
Сверху лежал пакет в сургуче и печатях. Но одинокий лист внутри был скромным и гласил:
Любезнейший Николай Григорьевич!
С получением сего покорнейше прошу Вас
прибыть ко мне в удобное Вам время,
часы моего приёма Вам известны.
Искренне преданный Вам
генерал-лейтенант Шульц
Кирхберг фыркнул.
-- Ну и дела... За три года хоть бы раз вспомнил, старый сыч, а как я Государя повидал, так сразу и "любезнейший" и "искренне преданный". Словно граф Шувалов вернулся, да прямо в свой старый кабинет.
Вечерело. Кабинет бессменного управляющего III отделением генерала Шульца за эти годы совершенно не изменился, добавилось только свечей и ламп, да стёкла очков на утином носу хозяина стали толще. Старый осторожный канцелярист, встав из-за почти пустого стола, внимательно оглядел мундир отставного генерала.
-- Ну-с, Николай Григорьич, на службу рветесь, вижу-с. И вполне возможно-с, только с мундиром рановато-с. Велено на ближайшие месяцы считать вас прикомандированным-с.
У Кирхберга, помимо воли, вытянулось лицо.
-- ...впрочем, облечённым полномочиями и с полным доверием-с. Так что, скажу Вам, неофициально, можете считать себя на службе с сего часа.
-- Понимаю, Ваше превосходительство.
-- А понимаете, так присаживайтесь. Будем работать-с. По косвенным данным, -- Шульц выудил из папки тоненькую тетрадку, -- как-то: обзор австрийской печати, обзор британской печати, и так далее, мы с Вами имеем основания предполагать не просто утечку информации чрезвычайно конфиденциального характера, а действия весьма разветвлённой агентурной сети на юге Империи, в полосе, непосредственно прилегающей к мобилизованным округам, и в них самих.
Носатый привычно отключился от монотонного голоса Шульца, улавливая суть, а не словесный поток.
-- Поскольку вам доводилось работать в контакте с представителями Военного министерства, и в нашей среде вы, Николай Григорьевич, пользуетесь заслуженным уважением, то, даже не уточняя вашего статуса, вам окажут всяческое содействие и споспешествование. Кроме того, вам придаются офицеры Корпуса, которые будут, независимо от вас, вести расследование в конкретных пунктах.
Генерал-майор, наконец, добрался до истины.
-- Спугнуть голубчиков хотите, ваше превосходительство? А что именно известно, почему на юге?
Пожевав губами, Шульц поправил очки и продолжил голосом плохого пономаря.
-- По оперативным разработкам информация не могла просочиться в Австрию из обеих столиц. Вам необходимо обратить внимание на подозрительные сообщения с юга, но район действия обозначить сложно. Вам придётся пройти частым гребнем в области Войска Донского, и обязательно посетить узловые станции и порты Харьков, Таганрог, Одессу и Кишинёв.
-- Я полагаю, Ваше превосходительство, Государя в Крыму охраняют благонадёжные лица, но на строящемся железнодорожном узле в Николаеве посмотреть не мешает.
-- Именно-с, Николай Григорьевич, именно-с. Зрите, так сказать, в корень-с. Слава Богу, есть кому смотреть, но ваш незамутнённый взгляд может потребоваться и в Крыму. Проедьте севастопольской веткой хотя бы до Джанкоя, а будет надобно, то и далее... Вот, извольте-с, -- Шульц протянул визави лист из папки, -- эта дезинформация должна подойти вам как приманка.
-- Распоряжением товарища военного министра вам придаются князь Козловский, майор Берсенев и ваш добрый знакомец, -- Шульц сделал эффектную паузу, -- полковник Рингер. Список сотрудников нашего учреждения пока уточняется. А агентов вам подберёт Кириллов. Вот уж кто рад вам будет, Николай Григорьевич. Не смею вас задерживать-с.
Носатому осталось только встать и старой, ещё гусарской привычке щёлкнуть каблуками.
Глава вторая
Секретные дела
Суббота, 28 января 1878
#
...
Приличная публика озиралась на товарный вагон, прицепленный к скорому севастопольскому поезду. На его стенке белой краской каллиграфическим почерком было выведено "Государственный преступник". Вокруг вагона стояли вооружённые новейшими, редкими даже на фронте винтовками Бердана моряки Гвардейского экипажа. Тонкие стволы качались в направлении любого вызывающего подозрение человека. Но приближаться к вагону или заговаривать с конвоем дураков не было.
Среди прочей публики на перроне был и вновь помолодевший генерал-майор фон Кирхберг.
-- Поглядите-ка, Василий Фридрихович. Мичман-то, похоже, от либерализма избавился. И гвардейцев нагнал, как на похороны племянника. Кого же это они везут, да ещё и в Севастополь, на Балтике рей не хватает, что ли?
Рингер услышал негромкий, смутно знакомый по офицерскому клубу голос:
-- Адресат груза кавторанг Диков Иван Михайлович, Севастополь, минные склады Черноморского флота. Необходимо обеспечить строжайший надзор и высочайшую безопасность, чтобы не получилось, как с беднягой Шпаковским на испытаниях его
самодвижущейся мины.
-- Что за чертовщина? -- мелькнуло у него.
Рядом с севастопольским стоял поезд на Одессу. Скромный замыкающий вагон не охранялся, на борту вагона была меловая, полустёршаяся уже надпись "Товарищество братьев Нобель. Грузы господина Линдзея, Одесса".
...
Глава третья
Царьград
Воскресенье, 29 января 1878
Стамбул
...Дмитрий Иваншин усмехнулся.
-- Ну вот, свершилось. Русский офицер зачерпнул воды из Золотого Рога.
-- Начало хорошее, вот только что дальше будет? Этой войне конец, мы все живы, -- произнёс Сергей Гонвельт, -- а вот когда следующая?
-- Дрянь водица, дерьмом отдаёт, да и дует здесь, как в степи, даром, что холмы повсюду, -- одетый штатским подполковник Куропаткин не скрывал раздражения.
-- Да ну вас, Алексей Николаевич, -- Гонвельт, с улыбкой от уха до уха, отхлебнул из шедшей по кругу фляжки, запил водой из котелка, -- вечно вам не угодишь. Смотрите, Царьград -- вот он. Красивые всё же места, да и турки не такие уж звери.
-- Эх, Серж, разве ж можно азиатам верить? Нынче он тебе улыбается, халвой угощает, а через час ятаганом пырнёт.
-- Ну ятаганов, положим, не видно, а вот штыки на каждом углу. Глядите, сколько патрулей...
-- Нет, господа, всё-таки турки от войны устали, да и рады, должно быть, радёшеньки, что война так кончилась, -- Иваншин описал круг руками, -- город наши не жгут, лавок не грабят. Что ни говори, даже худой мир лучше...
-- Не мир пока, Дмитрий Валентинович, перемирие...
-- Ну а покуда перемирие, а часы увольнения быстротечны, на что порекомендуете взглянуть, господин историк? Стамбул у наших ног.
-- Не Стамбул, Пера. Стамбул на той стороне бухты. Вот там бы сейчас побродить, в Топкапы заглянуть, в старый дворец то есть. Четыреста лет уже султанской резиденции. Или в Фанар завернуть, обедню отстоять в патриархии.
-- Ой, скажете тоже, даст Бог, в Москве отстоим. Топкапы это, конечно, интересно, но вот карте последней лет двадцать пять, -- в Гонвельте взыграл топограф, -- подновить бы.
-- Ага, подновишь тут, гляди, как османы зыркают. В Стамбул-то сам и не попасть, разве что на лодке, и огрести потом...
-- Н-да... Странно, господа офицеры, патрулей что-то уж слишком много.
-- Так ведь где-то здесь неподалёку строится султанская резиденция, дворец Йылдыз, звезда то бишь... Эх, всё-таки зря мы драгомана* с собой не взяли.
-- Неужто с турком не объяснимся? Вон, хоть с тем офицером, явно фронтовик... И армяшка что с ним сластями торгует, может, он по-русски разумеет?
* Драгоман -- переводчик.
Немолодой на вид армянский торговец с тёмными кругами под глазами давно уже буравил взглядом лица русских. Засахаренные фрукты, кишмиш да халва нескольких сортов составляли нехитрый набор яств. А рядом с лоточником переминались с ноги на ногу двое рослых аскеров или, скорее, муширов*, то ли приценивающихся, то ли просто дурака валяющих.
-- Ежли мне память не изменяет, у мусульман выходной в пятницу, -- сказал Гонвельт, -- но, видимо, выпустили и их на русских поглядеть.
-- Ассалям алейкум, ага, -- произнёс Иваншин с заметным французским акцентом.
-- Салам, -- буркнул офицер, не скрывая раздражения.
-- Компрене-ву, -- Дмитрий Валентинович перешёл на более известный ему язык, -- мы русские офицеры, хотели бы найти каик**, покататься по бухте. Да вы понимаете ли по-французски?
-- "Неверные собаки, дошли до Стамбула и не выучили наш язык, да поразит вас меч Пророка, -- пробурчал по-турецки офицер и перешёл на французский, -- прекрасно понимаю, глаза б мои на вас не глядели.
-- Что угодно победоносным воинам белого царя? -- немного нараспев, но на заметно лучшем французском заговорил торговец. -- Семь сортов лучшей халвы, инжир по-дамасски, урюк, кишмиш, окажите честь скромному торговцу Меджидянцу. Офицер неожиданно сник, а два мордатых мушира, напротив, расправили плечи, словно готовясь к драке.
Гонвельт большим пальцем незаметно взвёл курок верного револьвера, а Иваншин, ничего не замечая, подошёл к лотку и, загораживая линию огня, долго выбирал, чего бы прикупить. В итоге ему приглянулся здоровенный кусок ароматной
кунжутной халвы и, не торгуясь, Дмитрий протянул серебряный рубль с профилем государя императора. Торговец, взвесил в руке монету, попробовал на зуб, и отсчитал кучку мелкой серебряной монеты на сдачу. Кучка была больше заплаченного рубля, что несказанно удивило нашего историка.
-- Странно что-то, сдача больше цены.
-- Ай, не волнуйтесь, молодой человек, здесь монета старая, в ней серебро плохое. Разве будет старый торговец торговать себе в убыток? -- Армянин улыбнулся русскому офицеру, и подмигнул, скосив глаз. Муширы почему-то расступились. Торговец же продолжил разговор с выгодными клиентами.
-- Что хотите видеть в Истанбуле? Наверно, дворец, или даже гарем падишаха?
-- Да аллах с ним, с гаремом, пусть туда султан ходит, нам бы в баню.
-- А правду говорят, что ваши генералы не сегодня-завтра возьмут Царьград?
-- Чепуха, -- безапелляционно заявил Гонвельт, так и не убравший руку из кармана.
-- Всё в руках Аллаха, -- отозвался торговец и неожиданно смутился.
-- Меджидянц-ага мусульманин?
-- Здесь, в Турции, всё в руках Аллаха. А баня там, ближе к "Сладким водам"*3, каики на берегу, -- торговец махнул рукой вправо и начал быстро укладывать товар в корзину.
* Аскер -- солдат, мушир -- сержант.
** Каик -- гребная прогулочная лодка.
*3 Долма Бахче -- река в черте Стамбула, дословно "Сладкие воды".
Часа через полтора хождения и направо, и налево, и кругами по пригороду Иваншин взмолился:
-- Господи, да кого же ты нам ниспослал, Сусанина, что ли? Вот уж и взаправду, послал в баню, а мы всё идём и никак не найдём. Одно хорошо, халва вкусная.
-- М-да, всё же интересно, -- сказал Куропаткин, упарившийся от долгого похода по холмистому району, и это несмотря на январскую прохладу, -- кто был этот Меджидянц?
-- Скорее всего, Алексей Николаевич, какой-то переодетый полицейский чин, -- ответил Гонвельт, периодически сверяющийся и правящий старую карту, -- видать, подобрались мы к новому дворцу, вот он нас ненавязчиво и отослал... Фамилия странновата, Меджидянц... получается армянин благородных кровей, но сын турка Меджида, так что ли?.. у турок-то фамилии нет. Ладно, у Иордаки спросим в штабе.
-- У Иордаки так у Иордаки, -- отозвался Куропаткин, -- только, пожалуйста, вы, Серж, и вы, Дмитрий, называйте меня по имени, а то как-то неловко, я же годами младше.
Никифор Ахиллесович Иордаки, прикомандированный к штабу скобелевского отряда переводчиком уроженец Стамбула, услышав рассказ Гонвельта, схватился за остатки седых волос на голове.
-- Батюшки, влезли... Да ведь это, похоже, сам Бедрос-ага и был.
-- Какой Бедрос-ага?
-- Абдул-Гамид, сын Абдул-Меджида. Знаете ли, молодые люди, подобно Наполеону Третьему, некогда ставшему главным надсмотрщиком за своими возлюбленными подданными, лучшим шпионом султана Абдул-Гамида является он сам.
Глаза молодых офицеров выросли до размеров уплаченного за халву рубля.
-- Это был султан? А мы его за замаскировавшегося полицейского приняли...
-- Переодетыми бывают и султаны. Такие фокусы здесь практикуют ещё со времён Мехмеда II Фатиха. Ваше счастье, что вы его не признали. Охранники бы вас, господа, там же и положили. Это ж надо так нарваться,.. а тут ещё Михаил Дмитрич по сералям вояжирует...
Теперь у молодых офицеров отвисли челюсти.
-- Да ну?! Как же вы его отпустили?..
-- Только отобедали и кофе выпили, засел было отец-командир с начштаба за бумаги, вдруг является здоровенный турок, то есть не турок, евнух, причём черный как сапог, и на прекрасном французском, господа, подчёркиваю, на прекрасном французском просит Ак-пашу навестить одну высокопоставленную даму.
Ну, Михаил Дмитриевич надраил было пуговицы до блеска, бакенбарды надушил и расправил, сапоги Стёпка-денщик ему наваксил, а негр-то его и просит, чтобы оделся поскромнее, дабы внимания не привлекать, дескать, честь дамы и всё такое прочее.
-- Хороша же у них честь, евнуха за генералом посылать.
-- Что вы хотите, господа, эмансипация по-турецки; в общем, накинул наш Белый Генерал трофейную шинелишку и отправился в гарем. Слава богу, граф Келлер за начштаба, за ним две пятёрки пластунов отправил, хоть знаем, где он; вытащат.
Тем временем Михаил Дмитриевич Скобелев кейфовал под гостеприимной кровлей дворца покойного визиря. Напротив него на кушетке сидела стройная дама в европеизированном турецком наряде с крошечной чашечкой кофе в руках. Общаясь на французском, международном языке любви, к некоторому своему огорчению, Ак-паша быстро понял, что вызвал у своей хозяйки отнюдь не амурный интерес, и с трудом скрывал свою заинтригованность. Дама оказалась ни много ни мало, внучкой Махмуда II и двоюродной сестрой султана, дочерью и вдовой великих визирей. Кроме того, Сение Султан была просто очаровательна, несмотря на бальзаковский уже возраст*.
-- ...Если об этом разговоре узнают, я наверняка погибну, такова судьба. Но могут задушить и султана Мурада.
-- Бывшего султана, вы хотите сказать, ваше... высочество?
-- Законного султана Османской империи.
-- Но ведь он смещен с престола, как неизлечимо больной?
-- Это неправда, и в это никто не верит, из тех, кто его знает...
Вернувшийся почти на закате Скобелев поднял по тревоге свой штаб и вызвал казачий полк.
-- Господа, как мне стало известно из неопровержимых источников, в пятнадцати верстах от нас, на берегу Босфора во дворце Чираган содержится под стражей свергнутый султан Мурад V, старший брат Абдул-Гамида. Стамбул переполнен беженцами и возможно, что уже в ближайшие часы кучка фанатиков попытается захватить его, дабы вновь провозгласить султаном. Моя...мои конфиденты считают, что это провокация, которая позволит нынешнему султану окончательно устранить брата. Наша задача -- сорвать эти планы. Сейчас надо связаться с отрядом Струкова. В Ставку сообщить не раньше, чем через час-полтора, иначе там замаринуют аж до тех пор, пока его высочество главнокомандующий с Числовой** не посоветуется. Выступаем с наступлением темноты, в авангарде есаул Кольцов с двумя конными сотнями и пластунами. Сергей Владимирович, отправляйтесь с ними, необходимо срочно и скрытно разведать вокруг дворца местность и дороги. Имейте в виду, сразу за Чираганом -- парк Йылдыз, в нём строится новая резиденция султана, поэтому без команды не стрелять. С Богом!
Темнело по-южному быстро. Снова задул пронизывающий ветер с Чёрного моря. Мелкий снежок не ложился на землю, таял в гривах лошадей. Гонвельт, натянув башлык, сгорбился в седле, стараясь не отставать от невозмутимого есаула. Казачьи кони шли тяжёлой рысью, с пластунами за седлом. За час отмахали десять вёрст по холмам, пересекли речку, потом другую. Проводник, давешний чёрный евнух, сидя на породистом вороном скакуне, указал на какую-то дорожку, ведущую к северу, мимо каких-то заброшенных то ли дач, то ли загородных особняков, поди разбери, что там у них, нехристей. После поворота на восток из-за туч вынырнул растущий месяц, и Сергей вытащил часы. Ни черта не было видно, но, по-видимому, они небыстро, но и неброско двигались уже около полутора часов. Евнух показал на юг, на далёкие холмы, заросшие лесом.
-- Киоск*** Йылдыз.
Есаул молча указал нагайкой вправо и лошади пошли шагом.
Ещё около получаса езды, и послышался шум моря. Кольцов негромко сказал:
-- Вот он, Боспор. Станичники, спешиться. Чираган где-то тут.
* В то время считавшийся где-то после тридцати лет.
** Екатерина Числова -- балерина и актриса Императорских театров, давняя любовница и мать нескольких детей великого князя Николая Николаевича-старшего.
*** дворец (тур.).
По дорогам вокруг дворца пробирались цепочками, ведя коней в поводу сквозь заросли. Громадное здание, похожее на огромный кремовый торт, медленно выплыло во всёй своей красе из прибрежной дымки, окутывающей кипарисовые и самшитовые рощицы. Есаул только цокнул языком, поражаясь размерам загородной резиденции султана. Два этажа на высоком цоколе, поверху балюстрада, по которой между факелами медленно перемещались тени часовых. Попробуй тут, подберись скрытно, предательский месяц то и дело выглядывает из-за туч.
Как и всякому курильщику в минуту опасности, Сергею ужасно хотелось разок затянуться, хоть бы жуковским табачищем. Дабы не соблазниться, он отвязал кисет и высыпал из кармана даже табачную пыль. Кольцов, грызя холодную трубку, поднёс к глазам подзорную трубу. Гонвельту казалось, что перед дворцом они торчат как на ладони, но оглянувшись, он увидел позади только вестового. Лошади тоже исчезли, совершенно беззвучно.
-- Ну черти, ну казачки...
"Днём было жарко, а сейчас -- ух-х, подмораживает. До рассвета ещё часов девять, и где ж это наши? Интересно, а чего это тени двигаться перестали?"
Прошло минут пять, и есаул легонько ткнул штабного.
-- Ну, ваше бла-ародие, можно и поспать. Дворец окружен, муха не пролетит. Вон, уже и пушки к пристани подтащили, так что и на лодках турки не подойдут, Миха-ал, -- "казачий майор" смачно зевнул, -- Дмитрич дело знает.
-- Ну тогда отойдём, -- согласился Сергей, -- хоть за ближние кипарисы.
Гонвельт, подмерзая в седле на подведённой снова лошади, боролся со сном.
Задремывая, как ему казалось, на минуту-другую, и периодически открывая глаза, он не видел никаких перемен вокруг, разве что месяц пропал.
-- Странно, вроде и тучи ушли, а месяца нет.
-- Так ведь, ваше благородие, -- неслышно подошёл вестовой, -- третий час ночи.
-- Как третий? А где наши?
-- Туточки. Вы, ваше благородие, вовремя проснулись, вас как раз енарал кличет. Он супротив ворот.
Сергей, спешившись, пробирался среди подмёрзших кустов, удивляясь, как много кругом солдат и казаков сидит совершенно беззвучно, не курят и даже, казалось, не дышат. Вон казаки, вон там стрелки. Артиллеристы на берегу -- и тех даже не слышно, а ведь до дворца рукой подать. Скобелева Гонвельт нашёл расположившимся шагах в ста от ворот, в крошечном сарайчике. Молодой генерал выслушивал произносимые шёпотом последние донесения и также негромко отдавал распоряжения.
-- Телеграф?
Вдали на той же дороге, по которой прибыли русские, дважды мигнул потайной фонарь.
-- Вот, ваше превосходительство, срубили.
-- Штабной горнист здесь? Куропаткин, Гонвельт, Иордаки -- за мной.
Скобелев и остальные размашисто перекрестились, и пять человек отправились к дворцу.
-- Комендант дворца Нури-паша в Стамбуле. Впрочем, он не так опасен, как Саад-бей, начальник внутренней охраны. Если что, он наверняка может приказать задушить Мурада. Поэтому его нужно вывести из игры первым, желательно без стрельбы. В гарнизоне должны быть офицеры, сочуствующие Мураду. Ещё опасны евнухи, ну это ладно, это забота нашего проводника, там двое им подкуплены. Артиллеристам дан приказ стрелять холостым через э-э, -- Скобелев глянул на часы, -- двенадцать минут. Ну вот и ворота, труби, буди османов!
Ночную тишину разорвал резкий звук трубы. По балюстраде заметались тени. Факелы на крыше разгорелись ярче. У ворот из сторожевой будки высыпались заспанные аскеры. У ворот загорелись новые огни. Горнист повторил сигнал. Теперь уже огни появились и во дворце, через огромные окна это было прекрасно видно.
Наконец, хлопнула дверь дворца, и по ступеням мраморной лестницы проворно сбежал, прихрамывая и ругаясь по-турецки на чём свет стоит, невысокий крепко сбитый офицер лет тридцати, несмотря на позднюю ночь, с иголочки одетый.
Никифор Ахиллесович, зябко поёживаясь, переводил, пропуская слишком уж изысканные ругательства.
-- Кого здесь шайтан принёс на мою голову в три часа ночи..? Дворец ... не проходной двор! Представьтесь.., или я открою огонь! -- всё это произносилось турецким офицером очень быстро и с любезным выражением на лице.
Скобелев поправил белую как снег перчатку, неторопливо поднес руку к виску и заговорил по-французски:
-- Имею честь говорить с полковником Саад-беем, начальником охраны дворца?
-- Non. -- Турок также перешёл на язык Вольтера и Бонапарта, -- je suis Camal-bey, le capitain vice-commandant du palace. Merde, ?
Скобелев, неплохо размовляющий и на жаргоне, прекрасно понял офицера.
-- Bon soire, messieur Camal-bey. Nouri-pachat -- en Istanbul? Я полномочный представитель русского командования. Мы не нашли Нури-пашу в городе. Вызовите тогда начальника охраны, у меня срочное сообщение чрезвычайной важности.
-- Bon nuit... Неужели нельзя подождать до рассвета? И потом, что вы делаете вооружёнными за линией перемирия?
-- Никак нет, подождать нельзя, дело идёт о жизни и смерти бывшего султана.
-- Вы своим появлением не сильно облегчили ему жизнь. Я отвечаю за гарнизон, могу сказать, что будет делать внутренняя охрана, но чёрные евнухи никому из нас не подчиняются и могут оборвать нить жизни бедняги Мурада в любой миг.
-- Месье Камаль-бей, мятежники на подходе. Они могут в любой момент атаковать дворец. Ни смерть Мурада, ни восстановление его на троне равно не отвечают интересам русского командования, потому я имею честь предложить вам следущее: во-первых, мои войска займут оборону вокруг дворца; во-вторых, ваши составят внутренний ярус обороны; и в-третьих, вы и ваши люди сами нейтрализуете возможных палачей.
Если русское командование получит гарантию, что жизни принца Мурада ничего не угрожает, то мы окажем вам всяческую помощь. В противном случае...
Раздался грохот пушки.
Камаль-бей инстинктивно присел. В полной тишине прошло едва ли не несколько минут.
-- Это холостой, -- продожил Скобелев, -- я просто даю знать своему командованию о ведении переговоров. Но имею инструкцию через полчаса открыть огонь боевыми в случае невыполнения моих требований.
Камаль-бей вдруг увидел, что за спиной маленькой кучки русских офицеров как из-под земли возникли по меньшей мере несколько сот русских же солдат.
-- К тому времени душонка этого несчастного пьяницы Мурада покинет обременяющий её труп.
-- Возможно, моя тоже, как и наверняка ваша, -- парировал Скобелев,-- как у вас говорят -- кысмет.
-- Ну что ж, -- турок отступил на шаг и салютовал, -- каждый выполнит свой долг.
Скобелев улыбнулся.
-- Вы ведь фронтовой офицер, Камаль-бей?
-- Да. Воевал с сербами, потом с вашими под Плевной. После ранения оказался здесь.
-- Мы могли бы встретиться под Плевной. На котором приступе вас ранило?
-- На третьем... Эти проклятые румынские штуцера... Хвала Аллаху, жив остался.
-- Неужели вы, боевой офицер, хотите войти в историю как палач султана Мурада?
-- Кысмет, вы сами сказали, кысмет, что наши желания пред волею Аллаха...
-- И всё же, мой друг, вы решитесь стать палачом? Помните судьбу убийц Селима III?
-- Мураду далеко до Селима Обновителя. Да и где теперь новый Мустафа-паша Байрактар*?
-- Боюсь, что ближе, чем мы оба этого хотим. Так союзники мы или враги, решайтесь, Камаль-бей.
-- Но всё же я хотел бы знать, с кем имею честь?
-- Простите, впопыхах не представился. Генерал-лейтенант Скобелев-второй.
У невозмутимого на вид до сей поры турка дрогнуло лицо.
-- ...Ак-паша?..
-- О да, мой друг, кысмет, -- по-приятельски улыбнулся Скобелев.
* Селим III пытался провести в Турции модернизацию и был свергнут в результате переворота. Один из его сподвижников, Мустафа-паша Байрактар, попытался восстановить его на троне, а после его смерти отомстил убийцам.
К дворцу по дороге вдоль моря, бешено настёгивая взмыленного коня, мчался одинокий всадник. Его сопровождаюие безнадёжно отстали. Грузный наездник так и не заметил, что на самом деле их умело отсекло внешнее кольцо казачьих пикетов.
Подскакав к воротам, верховой неожиданно увидел добрую сотню нацеленных на него винтовок, и едва не свалился с коня. Впрочем, его предупредительно поддержали выехавшие из-за высоких кустов казаки.
-- Mon Dieu, кого я вижу, -- Скобелев рассмеялся, -- уж не ли сам Нури-паша собственной персоной?!
Старый паша всё-таки слез с коня, задыхаясь. Правой рукой он судорожно хватался за эфес сабли, а левой не менее судорожно вытирал лоб здоровенным, подстать пузу платком.
-- Oui... Я несчастный Нури-паша, утративший всякий разум... Во имя Аллаха, скажите, что здесь происходит?
Скобелев взял старика под руку.
-- Слава Богу, ваше превосходительство, вы поспели вовремя, дабы предотвратить непоправимое. Рад привествовать вас, генерал. Камаль-бей, помогите же своему командиру.
Турецкий офицер дал знак, и калитка раскрылась. Скобелев, провожая пашу, просочился за калитку с Иордаки и доброй полудюжиной офицеров.
-- Вынесите хотя бы стулья, надо же уважать пожилого человека. Еще минут десять у нас есть, пока пушки молчат.
Нури-паша только оторопело вертел головой. Неожиданно он набрал воздуху в легкие и рявкнул:
-- СААД-БЕЙ!
В окне второго этажа над входом дёрнулась занавеска.
-- Саад, сын поганой шлюхи и собачей стаи, -- взревел паша по-турецки, ещё грознее и громче, словно матёрый медведь, -- вылазь немедленно, или я прикажу кормить тебя свининой, покуда ты не сдохнешь!
Занавеска снова шевельнулась. За ней мелькнула какая-то усатая физиономия.
Лицо старого паши залилось багрянцем. Камаль-бей приказал туркам выполнить желание гостя.
Подали стулья. Скобелев заботливо усадил пашу на самый удобный, присел на табурет по правую руку от него, боковым зрением охватывая и калитку, и дворцовые двери.
"Во дворце не меньше трехсот солдат, дюжина черных евнухов, которые могут исполнить роль палачей, и трусоватый и потому вдвойне опасный Саад-бей", -- вспомнил он рассказ Сение Султан, -- "ну что ж, добавим неразберихи в осаждённую крепость, раскол в их рядах нам не помешает... Пока точно не ясно, где сейчас Мурад, нет смысла ломиться во дворец, а вот убедиться, что он жив -- надо, иначе вся операция теряет смысл, как и твоя, Мишель, карьера..."
Скобелев мысленно трижды перекрестился, и продолжил виртуозно маневрировать словами.
-- У вас есть связь? Отбили бы телеграмму визирю, разузнать, в чём же дело.
Камаль-бей отрицательно покачал головой.
-- Нет связи.
-- Ну так пошлите гонцов, разумеется, мы их пропустим.