Беатов Александр Георгиевич : другие произведения.

Техника Безопасности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Техника Безопасности" - Мистическая драма в четырёх частях и одной интермедии.Лучше всякой аннотации к этой пьесе послужит рецензия, которую можно прочесть и фотокопию которой можно увидеть в "Иллюстрированном Приложении", а не на страницах пьесы, куда Автор не смог её загрузить. Эта рецензия принадлежит редакции журнала «Юность», куда Автор предложил эту работу для публикации в прошлом веке. Как и следовало ожидать, ответ из редакции журнала был отрицательным. Естественно, советская цензура восьмидесятых годов не могла допустить публикации произведения, критикующего атмосферу и администрацию «знаменитого» Детского музыкального театра, жупела застойной власти, пронизывающей своей казёнщиной всякое учреждение, в том числе и призванное к культурному развитию и образованию. В пьесе показана типичная для большинства совковых театральных учреждений грызня и склоки за тёплое место под солнцем, особенно среди технического и административного персонала. Образы действующих лиц нарисованы с их реальных прообразов и потому, если и есть некоторое отличие их от реальных лиц, то совсем незначительное. Потому это произведение можно смело считать правдивым и поистине живым слепком с реальности. В то же время не следует смешивать образы с прообразами и судить Автора строго за то, что он списал своих героев, как говорится, «с натуры». Даже свой образ одного из действующих лиц, Автор вывел не прибегая к прикрасам или очернению, поскольку нарисовал его таким, каковым он являлся в то время, когда ему довелось работать в этом учреждении. Поскольку сам автор пока ещё жив, а его действующий в пьесе персонаж – Борисов – погиб, то можно считать, что и всех других действующих лиц не следует идентифицировать с их прообразами, даже если их имена полностью совпадают с реальными. Действие пьесы происходит во времена, когда в Советском Союзе к власти пришёл Андропов. С тех времён минуло почти пол столетия. Эта пьеса долго лежала в ящике. Только сейчас у Автора нашлось время придать её гласности и публикации. В пьесе показан временной срез жизни Детского музыкального театра длиной всего в один день, хотя в реальности, то что описывается протекало на протяжении года или более того. Это сделано лишь для сохранения драматургического правила единства места, времени и действия, а также для развития динамики пьесы. Автор благодарит литературного консультанта журнала «Юность» А. Богословского за его рецензию, которая несмотря на негативное отражение восьмидесятых годов прошлого века, в новом столетии приобретает позитивный характер. Благодарен за его ответ, хотя бы потому, что из другого советского журнала «Театр», куда также была отправлена рукопись на предмет публикации, никакого ответа не последовало совсем. Автор лелеет надежду, что может быть его рукопись до сих пор хранится в архивах журнала «Театр» и что, может быть когда-нибудь, если не истлеет её пожелтевшая бумага, будет извлечена каким-нибудь литературоведом и по-настоящему оценена. Оригинальный вариант пьесы несколько отличался, поскольку Автор подверг свою работу значительной редакции, не меняя сути изложенного. А. Беатов Москва 1988 -- Нью-Йорк 2023 Последняя редакция: 6 июня 2023.

Александр Беатов

ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ

Мистическая драма в четырёх действиях

М О С К В А 1988

Авторская Аннотация

   Лучше всякой аннотации к этой пьесе послужит рецензия, которую можно прочесть и фотокопию которой можно увидеть в "Иллюстрированном Приложении" (к сожалению, в текст фотокопия не загрузилась). Эта рецензия принадлежит редакции журнала "Юность", куда Автор предложил эту работу для публикации в прошлом веке.
   Как и следовало ожидать, ответ из редакции журнала был отрицательным. Естественно, советская цензура восьмидесятых годов не могла допустить публикации произведения, критикующего атмосферу и администрацию "знаменитого" Детского музыкального театра, жупела застойной власти, пронизывающей своей казёнщиной всякое учреждение, в том числе и призванное к культурному развитию и образованию.
   В пьесе показана типичная для большинства совковых театральных учреждений грызня и склоки за тёплое место под солнцем, особенно среди технического и административного персонала.
   Образы действующих лиц нарисованы с их реальных прообразов и потому, если и есть некоторое отличие их от реальных лиц, то совсем незначительное. Потому это произведение можно смело считать правдивым и поистине живым слепком с реальности. В то же время не следует смешивать образы с прообразами и судить Автора строго за то, что он списал своих героев, как говорится, "с натуры". Даже свой образ одного из действующих лиц, Автор вывел не прибегая к прикрасам или очернению, поскольку нарисовал его таким, каковым он являлся в то время, когда ему довелось работать в этом учреждении. Поскольку сам автор пока ещё жив, а его действующий в пьесе персонаж - Борисов - погиб, то можно считать, что и всех других действующих лиц не следует идентифицировать с их прообразами, даже если их имена полностью совпадают с реальными.
   Действие пьесы происходит во времена, когда в Советском Союзе к власти пришёл Андропов. С тех времён минуло почти пол столетия. Эта пьеса долго лежала в ящике. Только сейчас у Автора нашлось время придать её гласности и публикации. В пьесе показан временной срез жизни Детского музыкального театра длиной всего в один день, хотя в реальности, то что описывается протекало на протяжении года или более того. Это сделано лишь для сохранения драматургического правила единства места, времени и действия, а также для развития динамики пьесы.
   Автор благодарит литературного консультанта журнала "Юность" А. Богословского за его рецензию, которая несмотря на негативное отражение восьмидесятых годов прошлого века, в новом столетии приобретает позитивный характер. Благодарен за его ответ, хотя бы потому, что из другого советского журнала "Театр", куда также была отправлена рукопись на предмет публикации, никакого ответа не последовало совсем. Автор лелеет надежду, что может быть его рукопись до сих пор хранится в архивах журнала "Театр" и что, может быть когда-нибудь, если не истлеет её пожелтевшая бумага, будет извлечена каким-нибудь литературоведом и по-настоящему оценена.
   Оригинальный вариант пьесы несколько отличался, поскольку Автор подверг свою работу значительной редакции, не меняя сути изложенного.
  
   А. Беатов
  
   Москва 1988
  
   Нью-Йорк 2023
  

0x01 graphic

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

  -- Апфельбаум Галина Казимировна, инженер, 45 лет.
  --
  -- Арутюнов Александр, молодой человек, кандидат на работу в театре.
  --
  -- Беднарский Дмитрий Андреевич, начальник Отдела службы слаботочного оборудования, военный пенсионер, 55 лет.
  --
  -- Борисов Александр, техник, ответственный за работу микрофонов, друг Ерохина, 27 лет.
  --
  -- Бородин Сергей, инженер-оператор внутри-театрального телевидения, 30 лет.
  --
  -- Домарев Евгений, бывший старший инженер, уволенный из театра, присутствующий в действии пьесы косвенно, 45 лет.
  --
  -- Ерохин Владимир, инженер-звукооператор, друг Борисова, 34 лет.
  
  -- Златкин Лев Борисович, старший инженер-оператор внутри-театрального телевидения, 45 лет.
  
  -- Иванова Людмила, звукооператор, присутствует косвенно, находясь в декретном отпуске, 30 лет.
  
  -- Кузнецов Сергей Сергеевич, инженер-оператор внутри-театрального телевидения, 55 лет.
  
  -- Малец-Ларин Василий Ильич, работник АТС, техник, армейский знакомый Беднарского, военный пенсионер, 55 лет.
  
  -- Панжев Владимир Павлович, инженер, телевизионный мастер, 45 лет.
  
  -- Панин Юрий, техник, ответственный за работу микрофонов, 25 лет.
  
  -- Перель Леонид, старший инженер-звукооператор, 35 лет.
  
  -- Подгорный Вячеслав Иванович, инженер-оператор внутри-театрального телевидения, 45 лет.
  
  -- Попов Юрий Алексеевич, старший инженер АТС и технологической связи театра, 59 лет.
  
  -- Свердлов Михаил Семёнович, старший инженер, заведующий Отдела внутри-театрального телевидения, старый армейский друг Беднарского, военный пенсионер 55 лет.
  
  -- Чижов Сергей, техник АТС, недавно вернувшийся из срочной службы в армии, 22 лет.
  
  -- Майя Николаевна, заведующая профсоюзным комитетом театра, присутствует косвенно..
  
  -- Нина Григорьевна, начальник Отдела Кадров, присутствует косвенно.
  
  -- Помощник режиссёра, Оля, девушка 30 лет. Рабочие сцены, артисты театра.
  
   Не все перечисленные лица играют активную роль в пьесе.
  
   Действие происходит в здании Московского Государственного Детского Музыкального Театра, расположенного напротив Московского Государственного Университета на Ленинских Горах.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

   Поднимается общий занавес. За ним открывается взору другой занавес с изображением здания Московского Детского Музыкального Театра, на крыше которого виден символ "Синей Птицы".
   В течение нескольких минут звучит музыкальная тема из балета Чайковского "Лебединое озеро". Постепенно музыка затихает, занавес с изображением театра тоже поднимается и открывается сцена. На сцене - комната. В комнате: слева -- два письменных стола. Перед столами ряд окон, зашторенных чёрного цвета занавесками. За столами сидят на стульях Борисов и Апфельбаум. Между ними, в кресле расположился Перель. С другой стороны от стола Апфельбаум - пустое кресло. Справа за спинами Борисова и Апфельбаум, у другой стены комнаты, -- шкаф с открытыми полками, на которых -- узкие коробки в вертикальном положении, затем подвешены два блока звуковых усилителей со светящимися лампочками, холодильник, на котором -- выключенный телевизор. Над телевизором - зеркало. Вдали видны две открытые настежь двери: одна, слева, погружена в полумрак звуко-аппаратной комнаты, другая, справа, выводит в коридор, залитый люминесцентным светом.
  
   Апфельбаум. (обращаясь к Перелю). Кто бы мог подумать, что эта толстозадая татарка будет играть Синюю Птицу?
   Перель. Ну, что ты, Галина, она своё не упустит...
   Борисов. Бедные дети... Им прививают такую безвкусицу...
   Апфельбаум. В Большом Театре никогда бы не позволили такого безобразия, как здесь!
   Борисов. "Наша Уважаемая Мадам" всё может себе позволить...
   Апфельбаум. А знаете, что наша кадровичка Нина Григорьевна едет с труппой в Италию?
   Перель. Слыхали...
   Апфельбаум. А ты знаешь, Лёнечка, кем она себя оформила?
   Борисов. Кем же?
   Апфельюаум. Рабочим сцены!
   Перель. В самом деле?!
   Борисов. Наверное, не она одна принимает участие в этой авантюре...
   Апфельбаум. Конечно, не только она...
   Борисов. Я же говорю: наша "Мадам" может всё позволить...
   Апфельбаум. Всё, да не всё! Найдётся и на неё управа! Посмотрим, как она теперь, при Андропове, запляшет!
   Борисов. А может быть даже и запоёт? Сама, и прямо со сцены...
   Перель. Она и с ним найдёт общий язык.
   Апфельбаум. Если не нашла его уже раньше, когда была помоложе... Кстати, тебе, Лёнечка, не нужны её мемуары? У меня оказался лишний двухтомник.
   Перель. Нет, Я уже купил, когда у нас распространяли.
   Апфельбаум. А тебе, Сашенька?
   Борисов. С меня хватает видеть её живьём.
   Апфельбаум. Ну, это уж несомненно! Как же она вчера артистов распекала после репетиции! Это надо было видеть! Прямо со сцены. И матом! Ты не слышал? А мы-то ещё, как всегда, записывали её бред для архива. Боже мой! И при этом причислять себя к интеллигенции!
   Перель. Хозяйка!
   Борисов. Медной горы...
   Апфельбаум. Как будто живём не при социализме, а в прошлом веке! С крепостными артистами лучше себя вели!
   Борисов. Сталинская закваска...
   Перель. (Отодвигая штору и вглядываясь в окно). Так... Ну, скоро они там? Ещё только начинают ставить декорации.
   Апфельбаум. А с другой стороны, она ведь и сама пострадала... Откуда эта лояльность, эта преданнность?..
   Борисов. Это - ограниченность, У неё нет иных идеалов, кроме её игрушек - театра, актёров и зрителей - несчастных детей, которым прививаются эти идиотические вкусы...
   Апфельбаум. Что ты имеешь в виду, Саша?
   Борисов. Конечно, эти примитивные представления. (Кивает в сторону зашторенных окон). Эти сусальные вестибюли и фойе с лицемерными улыбками работников Педчасти... Игру актёров, считающимися профессионалами.
   Перель. Саша, не пора ли тебе ставить микрофоны,
   Борисов. Нет ещё. Пусть осветители закончат работать. Иначе мы будем им мешать, когда будем проверять микрофоны на счёт.
   (Перель встаёт и удаляется в полумрак звуко-аппаратной комнаты, откуда вскоре доносится щелчок электромагнитного привода студийного магнитофона, и вслед за ним слышится главная хоровая тема спектакля "Синяя Птица":
   "Тарам - пара.. Тарам - пара..."
   Магнитофон останавливается, переключается на перемотку. Затем снова щёлкает электромагнит прижимного ролика и доносятся нараспев хора слова:
   "Пойдём за Синей птицей... Пойдём за Синей птицей..."
   Борисов вытаскивает из-под стола и открывает портфель "дипломат", достаёт из него бутерброды. Он вынимает из ящика стола чашку и чайник, наливает из него воду, опускает в чашку электрический кипятильник и вставляет его в розетку на стене).
   Борисов. Чайку не желаете, Галя?
   Апфельбаум. Нет, Сашенька...
   (Апфельбаум снимает с трубку местного телефона, набирает номер).
   Апфельбаум. АТС? Это ты, Серёжа? Ну, как у тебя дела?
   (Борисов извлекает из портфеля "Учебник русского языка" и, жуя бутерброд всматривается в книгу, время от времени и делая на полях пометки карандашом).
   Апфельбаум (в телефонную трубку). Правда? А у меня как раз есть лишний экземпляр... Приходи... Когда тебя ждать?.. Во время спектакля?.. Хорошо... Договорились... (Кладёт трубку).
   (В комнату входит Панжев).
   Панжев. Здравствуй, Галочка! Как дела?
   Апфельбаум. Превосходно, Володя! Ты откуда идёшь?
   Панжев. От Беднарского. Просил установить ему в кабинете "Finlux".
   Борисов. А что, финские телевизоры уже пошли в кабинеты к начальникам?
   Панжев. Давно уже! А ты не знал? Нам всего два оставили.
   Апфельбаум. Два?!
   Панжев. Два: по одному на видюшник.
   Апфельбаум. Это к магнитофонам, значит?
   Панжев. Да. Ведь видеомагнитофоны, что используются у нас, работают в системе "Pal".
   Апфельбаум. А отечественные телевизоры не годятся?
   Панжев. Нет, конечно!
   Борисов. А зачем нужна система "Pal" Проворову? Ему, наверное, вы уже установили...
   Панжев. Проворов - всё-таки, директор-распорядитель... И ему, конечно нужна не система "Pal", как таковая, а просто хорошая цветность, которую даёт финская техника.
   Апфельбаум. Наверное, там не только цветность...
   (Панжев садится в кресло, где раньше сидел Перель).
   Панжев, Носишься тут на побегушках, чёрт подери! А всё - коту под хвост!
   Апфельбаум. Володя, а ты - непартийный?
   Панжев. Нет... А что?
   Апфельбаум. Да, Беднарский интересовался...
   Панжев. Почему он сам не спросил,
   Апфельбаум. У него всё вылетает из головы. Он меня спросил почему-то...
   Панжев. А зачем ему это знать?
   Апфельбаум. Так ведь, он партвзносы собирает.
   Панжев. А ты сама-то, Галочка, случаем, ему взносы не сдаёшь?
   Апфельбаум. Что ты! Вот ещё! Я - непартийная.
   Панжев. А почему же ты непартийная?
   Апфельбаум. А почему ты непартийный?
   Панжев. Я-то могу рассказать, почему.
   Апфельбаум. Ну, валяй...
   (Из звуко-аппаратной появляется Перель и садится в другое кресло, рядом со столом Апфельбаум. Борисов выдёргивает из стены вилку кипятильника, заваривает в чашке чай).
   Панжев, Дело было давно, когда я служил. Ты знаешь, где. Однажды наш катер попал в нейтральные воды, и как назло заглох мотор, Течение стало сносить за погранзону. Пользоваться рацией было нельзя. И вот что мы сделали: собрали все свои документы, положили в сейф и потопили. Сейчас смешно вспомнить! А тогда нам было не до шуток.
   Апфельбаум. А что же было дальше?
   Панжев. Нас нашли и отбуксировали обратно.
   Апфельбаум. А кто вас нашёл, наши?
   Панжев. Какое там, наши! Греки какие-то или ещё кто-то. Не помню. Связались с советской береговой службой и отбуксировали. На этом моя служба на границе закончилась. Нас всех долго допрашивали, подозревали в попытке пересечь границу.
   Борисов. Зачем же вы потопили документы?
   Панжев. С испугу, наверное. Кто-то предложил, и все почему-то поддержали. Как будто собрались сдаваться в плен к фашистам! Потопили всё до последней бумажки! Даже фотографии родственников! Это потом и навело на подозрение. Вот так!
   Апфельбаум. Богатая у тебя биография! Ты был тогда уже женат?
   Панжев. Нет. Если бы был, то всё было бы проще: как бы я мог желать удрать заграницу без жены?
   Борисов. И что, были серьёзные последствия?
   (Панжев встаёт. Касается ладонью левой щеки Апфельбаум, отчего она вздрагивает, гладит её, обходя за спиной).
   Панжев. Можно тебя на минутку?
   (Апфельбаум поднимается и выходит вслед за Панжевым в коридор. Перель возвращается в звуко-аппаратную. Борисов вновь обращается к учебнику. Через несколько минут возвращается Апфельбаум. Вслед за ней входит Златкин, усаживается на место Панжева).
   Апфельбаум. Ну, что нового, Лёвушка?
   Златкин. Да вы, наверное, уже все новости знаете!
   Борисов. Я не знаю...
   Златкин. Неужели?!
   Борисов. Меня не было. Я сдавал сессию.
   Апфельбаум. Да, Саша! Ты много пропустил интересного!
   Борисов. Они же, как будто, вас уволили, Лёва!
   Златкин. Не тут-то было!
   Борисов. Так как же тогда?
   Златкин. Сначала, если ты помнишь, я подал заявление в Профком. Ну, ясно, что от Профкома я ничего не добился. Как только вынесли решение, я передал дело в суд.
   Борисов. Так...
   Златкин. Ну. а там разобрались, что к чему... Ведь, здешняя администрация - дурачьё! - грубейшим образом нарушает законы. И никто не замечает. Все считают, что так и должно быть. Эта Нина Григорьевна - вот!.. (Златкин стучит себя по голове кулаком). Уволить человека по сокращению штатов в то время, как у них целые три вакансии!
   Борисов. Н и ну! Теперь вы снова на коне?
   Златкин. Разумеется...
   Борисов. И как рабочая атмосфера вокруг вас после всего этого?
   Златкин. Прежняя. Продолжают травить. Но я им покажу кузькину мать! Не на того нарвались!
   Борисов. Но ведь, теперь, наверное приходится отсиживать "от" и "до"?
   Златкин. Так и раньше приходилось. Правда, теперь я прихожу ровно без пяти минут девять. Ключей мне не дают. Так что я фиксирую у вахтёра время прихода и дожидаюсь начальство.
   Борисов. Да! Тяжко!, конечно! (Пригубливает из чашки заварившийся чай).
   Златкин. Я им не какой-нибудь пьяный Женя Домарев, которого так легко было спихнуть, лишь стоило ему встать им поперёк дороги. Законы надо знать! Уволить человека с работы - почти что невозможное дело, если, конечно, нет прямых нарушений трудового законодательства. Поэтому любая их попытка обречена на провал. Я знаю одного мужика, которого годами не могут уволить с работы. Так, представляешь, у него дома - целый шкаф со скоросшивателями, в которых он хранит различные официальные документы, что он собрал по поводу его увольнения...
   Борисов. Ха-ха! Неужели была охота?!
   Златкин. А что ты смеёшься? Ты бы видел его! Стоит только заговорить с ним на тему увольнения с работы, так он сразу открывает свой шкаф, снимает с полки нужную папку, находит ту или иную бумагу и сразу показывает где, когда и как администрация допустила "прокол". А всё почему это так, что его не могут так просто уволить? А потому, что в администрации никто не будет вникать в каждую мелочь, а потому там некому видеть всю проблему целиком в совокупности её деталей. И потому где-нибудь она и ошибётся. А ты раз! И сразу засёк её промах! Бац - и на карандаш, в папку. Вот потому- то у меня всё. как на ладони. По статистике, в сорока случаях из ста незаконно уволенные вновь восстанавливаются на работе. Вот как!
   Апфельбаум. Так ты, что, Лёва, с ним консультируешься?
   Златкин. Да, конечно! Он в этих вопросах "сечёт" лучше всякого юриста. Каких он только мне вещей не порассказывал!
   Борисов. Наверное. он любит своё дело...
   Златкин. Не то слово! Это больше, чем всякое хобби. Он зашёл в такие глубины своего дела, что администрация просто решила с ним не связываться.
   Апфельбаум. Зачем же он продолжает эту мышиную возню?
   Златкин. Как зачем? Чтобы всегда быть начеку. А вдруг снова захотят уволить? Кроме того, он без этого уже не может жить. К тому же у него время от времени снова вспыхивают конфликты с администрацией.
   Борисов. Да! Глубоко человек завяз, По-моему, это неизлечимо! Я бы просто сам уволился и нашёл другую нормальную работу.
   Апфельбаум. Тяжёлый случай!
   Златкин. А где гарантия, что на другой работе будет иначе? А тут он знает все ходы-выходы, и потому его никогда не уволят так просто! Там такие мощные завязки! У него на администрацию такое досье собрано, что он теперь для них самый ценный работник. Если бы он брал взятки, то был бы миллионером. Но от него даже откупиться не могут.
   Апфельбаум. Теперь, Лёва, как я слышала от Нины Григорьевны, будут сокращать вакансии через Министерство. Так что посоветуйся со своим соратником, как поступают в таких случаях.
   Златкин. Ну и пожалуйста! Пусть сокращают! Только кроме меня претендентов на сокращение будет более, чем достаточно. Сколько людей у нас работает не по специальности, а?
   Апфельбаум. Как сколько? Ты один.
   Златкин, Ну, уж нет! Вот, к примеру, далеко ходить не надо: Борисов учится в МГПИ на филолога, а работает кем? Техником. Раз! Ерохин - по образованию журналист, работает инженером-звукооператором. Два! Сам Беднарский - кто такой? Из большого театра бывший снабженец... Да, если перечислять, столько наберётся, что я окажусь единственным, кто занимает своё место.
   Борисов. Но, однако, Лёва, я-то как раз работаю по специальности! У меня образование - ПТУ. А специальность - радиомонтажник. Самая подходящая!
   Апфельбаум. А твой институт?
   Борисов. Так я же учусь на вечернем! Это - моё личное дело получать такое образование, какое захочу.
   Апфельбаум. Однако, ты берёшь учебный отпуск, чтобы сдавать сессии...
   Борисов. Не более, чем другие берут отгулы на свои нужды в счёт мифической будущей отработки.
   Златкин. Вот-вот. Полное безобразие! Поди-ка уволь меня просто так! Все пострадают!
   Апфельбаум. Из-за тебя, Лев Борисович, теперь мы все должны отсиживать от звонка до звонка!
   Борисов. Это, Галя, называется "издержки производства". Ничего личного... (Прихлёбывает чай).
   Златкин. Не я затеял всю это кампанию...
   Апфельбаум. Как не ты? А кто же? Кстати, Лёва, насчёт специальности... У тебя, кажется, консерваторское образование...
   Златкин. Это что? Значит, выходит по-твоему, я консерватор?.. Ха-ха! (Вздыхает). Кроме Консерватории, Галина, у меня - Высшие Режиссёрские Курсы! И здесь, как говаривал Домарев, "всё тип-топ"! Почему Домарев "полетел"? Потому что был без образования. В наше время без образования не проживёшь!
   Апфельбаум. Так что учись, товарищ Борисов! Изучай "Русский Язык". Быстрее пойдёшь по новой специальности.
   Борисов. А я не уверен, что обязательно стану учителем. А вам. Лев Борисович, скажу, что учиться нужно не обязательно только затем, чтобы получить специальность, а затем, что тот, кто приобрёл навык учиться, может легко обучиться не только в одной области знания, но и в другой.
   Апфельбаум. А Домарев-то "полетел" вовсе не из-за его образования или специальности! В чём надо, он был куда более образован, чем ты, Лев.
   Златкин. Ты имеешь в виду его блядские похождения?
   Апфельбаум. Лёва! Что ты говоришь! Он мне не рассказывал!
   Златкин. Как тебе не знать, Галина? Он же всегда ходил к вам сюда звонить своей шестнадцатилетней крале!
   Апфельбаум. А ты откуда знаешь?
   Златкин. Да, ведь, телефон у нас с вами параллельный. Домарев его сам вывел на усилитель так, что незаметно, когда подключаются и куда идёт прослушка.
   Апыельбаум. В самом деле?! Ну, Домарев - ладно. Но от тебя, Лёва, я не ожидала! Значит и меня ты подслушиваешь?
   Златкин. Тебя - нет, У нас для тебя специальный человек за стенкой телевизоры чинит.
   Апфельбаум. (Заглатывая воздух). Кто?! Володя? Ну. стервец! (Встаёт, начинает ходить по комнате).
   Златкин. Да я пошутил, Галочка! Не он... То есть он... Но он сам по себе... Он-то ничего... Все и таквсй видят и всё знают... Чего там! Ведь свои же люди... Так почему, скажи, ты думаешь, Домарев-то "полетел"?
   (Апфельбаум выходит в коридор. Борисов поднимает трубку городского телефона и слушает с пол-минуты. Затем опускает трубку на аппарат).
   Златкин. Ну, о чём там говорят?
   Борисов. Подгорный кому-то рассказывает о том, что какой-то общий знакомый неожиданно бросил пить, курить и встречаться с друзьями, и что он не может приложить ума, в чём дело.
   Златкин. А ты знаешь, где Галина была на прошлой неделе целые три дня?
   Борисов. Откуда мне знать! Меня не было.
   Златкин. Какой ты недогадливый! Что женщина может успеть сделать ровно за три дня и потом принести в Отдел Кадров больничный лист?
   (Возвращается Апфельбаум).
   Апфельбаум. Между прочим, Лёва, Домаревской крале вовсе не шестнадцать лет.
   Златкин. Ну и что?
   Апфельбаум. Ты не догадываешься, почему он не звонил от вас?
   Златкин. Понятия не имею!
   Апфельбаум. У Домарева, как и у некоторых, рыльце в пушку было здорово испачкано!
   Златкин. Ты имеешь в виду финское теле-оборудование?
   Апфельбаум. И это тоже. Он-то, впрочем, с этого мало, видно, поимел. Задумал удержать в узде других. Думал, сто испугаются его шантажа. Потому и позволял себе отгулы. Его и убрали за это.
   Борисов. За что "за это": за отгулы или прогулы?
   Златкин, За то, что много знал. А прогулы - придирка. Надо было быть полным идиотом, чтобы не оформить официально свой отгул, когда идёт такая грызня!
   Апфельбаум. Он считал себя незаменимым.
   Златкин. Да кто здесь незаменимый? Хоть всех уволь! Придёт Юра Панин, поставит на сцене микрофон, поднимется в звуко-аппаратную, нажмёт на кнопку, введёт усиление, и все будут счастливы, включая зрителей.
   Борисов. Как ни странно, Юра Панин никогда не станет козлом отпущения. И меня здесь тоже только терпят. Если бы не вы, Лёва, то меня давно бы выжили. Но теперь всё внимание перешло на вас. Правда, вот, когда Люда Иванова выйдет из декрета, то возьмёт часть нагрузки на себя. И тогда и вам и мне станет немного спокойнее.
   Апфельбаум. Тебя, Саша, знаешь, почему терпят? Беднарский даёт тебе возможность закончить вуз. Он сам когда-то учился. Поэтому сочувствует.
   Златкин. А за что Люду не любят?
   Апфельбаум. Из-за неё несколько раз были "накладки". Во время спектакля пускала в зал звук с магнитофона на перемотке. Если бы вовремя не ушла в декрет, то давно бы уволили.
   Борисов. Беднарский, и сочувствует? Весьма сентиментально... Хотите, расскажу свой сон? Сегодня приснился.
   Апфельбаум. Давай-давай! Интересно...
   Борисов. Снится мне, будто приходит сюда, в аппаратную, Беднарский, а с ним какой-то незнакомый человек, вроде как новичок, которого он собирается взять сюда на работу. И Беднарский показывает ему всю нашу примитивную технику. Заливается соловьём, как обычно, рассказывает о неслыханных перспективах нашей технической службы в театре... О том, что театр наш единственный во всём мире и абсолютно неповторимый. В общем, порет всю ту же "пургу", что ведущие во вступительном слове перед каждым спектаклем. Тут же рядом оказываются Свердлов, Домарев, Подгорный, Бородин и ещё кто-то. Все, короче, тут столпились. И я в ттом числе...
   И вдруг неожиданно речь Беднарского прерывается. Он поворачивается к Домареву, а у того наготове целая коробка огромных осветительных киловатных ламп. Беднарский всем выдаёт по лампе. И сам, как бы подавая пример, проходит с одной лампой в руке к открытому окну звуко-аппаратной, размахивается и запускает лампу прямо в зал...
   Кто-то выражает сомнение: стоит ли бросать хорошие новые лампы в зал, а кто-то другой замечает, что скоро начинается спектакль, и в зал войдут дети... Но Беднарский слышать ничего не желает, велит всем по очереди бросать лампы в окошко. И все начинают бросать... Доходит очередь и до меня... Бросать мне не хочется, но я всё же бросаю. А Беднарский смотрит на меня укоризненно: "Зачем, мол, и ты тоже бросил? Разве не понял, что это только игра? Они-то мол, бросили, потому что я им разрешил, а ты бросил сам и по-настоящему".
   Затем все уходят из аппаратной. А я выглядываю в окошко и вижу, как уборщицы и билетёры с вениками и совками поспешно собирают стёкла от разбившихся ламп. Но они не успевают всё собрать, потому что открываются двери и в зал вбегают дети, начинают рассаживаться по местам, не обращая внимания на уборщиц и стёкла.
   Вот и весь сон. Что бы он значил?
   Апфельбаум, Ну, это, Сашенька, твоё собственное отношение к Беднарскому так выразилось..
   Златкин. А что? Верное отношение. Беднарский - это кнышевец. Ломай сирень - пуще будет расти!
   Перель (выходя из аппаратной). Кто-кто?
   Златкин. А это ты, Леонид? А я не знал, что и ты здесь! Кнышевец кто? Да герой есть такой у Леонида Леонова. Не читал его?
   Апфельбаум. С таким, Саша отношением к нашему театру, что выразилось в твоём сне, очень может быть, что скоро ты вместе с уборщицами будешь там, внизу, собирать стёкла...
   Златкин. Это, Саша, в лучшем случае. А в худшем - станешь кандидатом на увольнение.
   Апфельбаум. Ну, это всё - глупости! Мы нашего Сашеньку в обиду не дадим! Он у нас ещё поработает. Это всё домаревщина лезет из вашей теле-аппаратной: "чем хуже - тем лучше".
   Златкин. Это что, на меня намёк?
   Апфельбаум. Ну, что ты, Лёва! Ты у нас правдоискатель! Не станешь пакостить и кидать лампы.
   Борисов. (Поднимается из-за стола). Пойду вниз ставить микрофоны.
   Златкин. Ну и мне пора за свои игрушки.
   (Борисов и Златкин исчезают в коридоре с люминесцентным освещением. Перель удаляется в звуко-аппаратную комнату. Апфельбаум, с задумчивым взором, направленным в зашторенные окна продолжает сидеть за своим столом. Звонок местного телефона выводит её из оцепенения. Она поспешно хватает трубку).
   Апфельбаум. Алло! Да, Дмитрий Андреевич... Собрание?.. Сразу после спектакля?.. В Малом зале?.. (Что-то записывает на календаре). Явка обязательна... Записала. Всех оповещу... Особенно Златкина... Из другой смены?.. Позвоню всем на домашние телефоны... Обязательно!
   (Кладёт трубку. В Дверях появляется Бородин).
   Бородин. Златкин ушёл?
   Апфельбаум. Да. Серёжа.
   Бородин. Чего ему было нужно?
   Апфельбаум. Да, ничего. Всё одно и то же. Надоел со своей тяжбой. Ни о чём другом говорить не может.
   (Из звуко-аппаратной снова раздаются щелчки переключения магнитофона и звуки различных шумовых фонограмм. Затем из зала глухо доносится контрольный счёт, который производит Борисов, проверяя микрофоны на сцене. Бородин подходит к телевизору, включает его и садится в то же кресло, где недавно находился Златкин. На экране телевизора появляется изображение диктора без звука).
   Апфельбаум. Ты о собрании, конечно, уже знаешь?
   Бородин. Не только знаю, но и жду. Мы со Свердловым будем ниспровергать Златкина!
   Апфельбаум. Ну-ну! Посмотрим, как это у вас получится...
   (Из звуко-аппаратной выходит Перель).
   Перель. Привет, Сергей!
   Апфельбаум. Лёня! Звонил Беднарский. После спектакля - обще-театральное собрание в Малом зале. Поголовная обязательная явка.
   Перель. Посвящённая Златкину?
   Бородин. Именно!
   Апфельбаум. Ну, как, Сергей, твой друг Павел, не вернул долг?
   Бородин. Он мне уже давно не друг, ты знаешь. Долг он мне вернёт через суд.
   Апфельбаум. Как же ты сумеешь его привлечь? У тебя есть свидетели, расписка?
   Бородин. Он пойдёт по другой статье или...
   Апфельбаум. Или что?
   Бородин. Или расплатится иначе...
   Апфельбаум. По-моему, ты здесь остался с носом, дружок.
   Бородин. Посмотрим, кто из нас останется и с чем... Ты, наверное, забыла, что он проработал у нас в театре всего несколько месяцев...
   Апфельбаум. Да. Короткая у вас была дружба!
   Бородин. Как ты думаешь, с чьей подачи его уволили?
   Апфельбаум. Честно говоря, я не знаю, Серёжа.
   Бородин. Зато знаю я. Могу лишь тебе напомнить то, кем он числился...
   Апфельбаум. Завхозом, кажется...
   Бородин. То-то и оно, что завхозом!
   Апфельбаум. Да, Сергей! Не в пример тебе, твой бывший дружок обскачет тебя только так! Советую оставить его в покое. Не видать тебе своих деньжат, как собственных ушей!
   Бородин. Представляешь, этот пройдоха пришёл ко мне на днях домой потрепаться о том, о сём... Я, конечно, из вежливости его выслушиваю, а потом спрашиваю, собирается ли он вернуть должок. Он обещает обязательно со мной рассчитаться в ближайшее же время и просит дать ему в долг четвертной. Я, не долго думая, конечно одалживаю. Он уходит, идёт в поликлинику и предъявляет там физическую лицевую травму. Получив там справку, он отправляется в милицию и заявляет, что я, якобы, избил его у себя на квартире, требуя от меня каких-то денег. Меня вызывают в милицию и требуют объяснений. Самое ужасное то, что его видела в подъезде лифтёрша. Он берёт её в качестве свидетеля...
   Апфельбаум. Невероятно! А ты его, действительно, не бил?
   Бородин. Галина! Разве я похож на такого человека?!
   Перель. Так и что? Теперь не ты, а он будет с тобой судиться?
   Бородин. Наверное...
   Апфельбаум. Получается, что в суд первым на тебя подаст он, а не ты.
   Бородин. Какое это имеет значение!
   Апфельбаум. Большое, дружок! Ты будешь обвиняемым, а он истцом. И тот факт, что ты утверждаешь, будто он должен тебе деньги, работает против тебя. Потому что это значит, что у тебя, действительно, был повод его избить. И сколько же он тебе должен денег?
   Бородин. Много. Больше тысячи.
   Апфельбаум. А он скажет, что только двадцать пять рублей, что ты ему одолжил в последний раз. Он обскакал тебя по всем пунктам. Окажется, что ты ему будешь ещё должен за побои.
   Перель. Не понимаю, зачем ты ему одолжил ещё раз, если он тебе не возвращает старый долг!
   Бородин. Я не привык мелочиться в таких делах... Ну, а потом ты не знаешь этого пройдоху! Он умеет пустить пыль в глаза...
   Апфельбаум. Хотя я и не поддерживаю Златкина, тем не менее, вместо того, чтобы с ним враждовать, тебе следовало бы у него проконсультироваться у него. Он бы точно дал тебе дельный совет.
   (В коридоре раздаются чьи-то шаги. Перель кидается к телевизору и выключает его).
   Апфельбаум. Да не бойся, Лёня! Это Борисов возвращается. (Обращается к Бородину): Серёжа, а почему нам не поставят сюда финский телевизор вместо отечественного?
   Бородин. Finlux работает только в системе PAL.
   Перель. А в какой системе он будет работать в кабинетах Проворова и Беднарского?
   (Бородин молча пожимает плечами. Входит Борисов).
   Борисов. (Бородину). Привет, Сергей!
   Бородин. Good morning!
   (Борисов усаживается за свой стол и кладёт перед собой учебник).
   Бородин. Что читаем?
   Борисов. "Русский язык".
   Бородин. Почему не английский?
   Борисов. По-английски мы уже поговорили.
   Бородин. В самом деле? По-моему, пока говорил только я.
   Борисов. What do you want to hear from me?
   Бородин. I would like to know why are you studying Russian if you are working with microphones only?
   Борисов. Because I use Russian microphones and would advise you to learn Finish language to avoid damaging new finish equipment.
   Бородин. Well... So... Then would you like to say few words about our comrade Zlatkin on the today's meeting.?
   Борисов. What meeting?
   Бородин. A mandatory meeting on behalf our comrade Zlatkin. Mr. Zlatkin is going to say on the meeting that many employees in our theater have impropriate to their duty's education.
   Борисов. I would agree with him.
   (Бородин поднимается из кресла. Подходит к телевизору и включает его. На экране медленно вырисовываются чёрно-белые картины какого-то старого фильма).
   Апфельбаум. О чём это вы, братцы толкуете? Опять о Златкине?
   Бородин. Уже не о нём. Кстати: вот какую идею я хочу толкнуть сегодня на собрании до того, как начнут обсуждать Златкина. Представьте себе следующее: открывается занавес. И что бы вы думаете они видят на сцене?
   Борисов. Златкина!
   Бородин. Зрители видят на сцене не артистов, а один большой телевизор.
   Апфельбаум. Ну и что здесь такого?
   Бородин. Через некоторое время под музыкальное сопровождение оркестра к телевизору подходит...
   Борисов. Златкин.
   Бородин. ...артист нашего театра! Он непринуждённо включает телевизор, усаживается в кресло...
   Борисов. И закуривает сигару.
   Бородин. Да, пусть закуривает...
   Апфельбаум. Ты забываешь, дружок, что у нас детский театр...
   Бородин. Я говорю в принципе. Ну, пусть не закуривает, а делает что-нибудь другое.
   Перель. Что же?
   Борисов. Открывает бутылку виски и наливает в бокал.
   Апфельбаум. Что же происходит дальше?
   Бородин. А дальше на экране телевизора появляются сами зрители, видят и узнают самих себя, когда они входили в театр и гуляли по вестибюлю, находились в зале, стояли в перерыве в очереди в буфет... Всё будет зависеть от сценария.
   Перель. И кто же будет автором сценария? А главное телеоператором, который всё это будет снимать и показывать?
   Борисов. Как кто? Конечно Златкин. Ведь он же этим и занимается сейчас!
   Бородин. Опять Златкин! Причём здесь Златкин?!
   Борисов. Да! Нелегко придётся Златкину! Ведь нужно будет вертеть камерой по всему залу, чтобы каждый зритель увидел себя крупным планом! Да ещё фойе, вестибюль и буфет! Придётся вам в теле-аппаратной ставить ещё несколько Finlux'ов и раздувать штат операторов.
   Апфельбаум. Всё прекрасно, Серёжа! Но я не пойму: а для чего это всё нужно?
   Бородин. А для чего нужно всё наше внутри-театральное телевидение, ты понимаешь?
   Апфельбаум. Убей меня Бог - нет!
   Бородин. Ну тогда с тобой всё ясно! (Бородин начинает ходить по комнате взад и вперёд). Как же ты не понимаешь! Ведь это - выход на сцену монитора! Не телевизора, а монитора! Расширение возможности внутри-театрального телевидения путём его вывода на саму сцену! Подъём его от служебной функции до сферы искусства. Телевизор - это уже не реквизит, а, как бы, актёр. Ведь камерой, к которой подключён телевизор, управляет настоящий актёр, мастер и артист своего дела.
   Апфельбаум. Всё это интересно, Сергей, но ты опять забываешь, что наш театр детский. И всё это детьми не будет понято так, как ты это видишь. Кроме того, тебе никто не позволит осуществить твои грандиозные творческие планы по многим причинам...
   Бородин. Это по каким же таким причинам?
   Апфельбаум. Конъюнктурным! Тебя съедят за то, что ты своим, извини, неумытым техническим, рылом смеешь лезть в чистую сферу театрального искусства. Каждый сверчок знай свой шесток. Поучись на примере Златкина, с которым ты воюешь, Он тоже выступил со своим прожектом переорганизации технической службы. Хотел её сокращения - его же первого и сократили.
   Бородин. Я со Златкиным не воюю. Это он воюет со мной и администрацией. И мой проект для администрации может оказаться альтернативным златкинскому. Поэтому и проскочит!
   Борисов. Твой проект потребует ещё большего раздувания штатов, как раз против чего и борется Златкин. В этом ты видишь его альтернативу?
   Апфельбаум. Значит на гребне это волны против Златкина ты и хочешь проскочить!
   Бородин. Вполне возможно...
   (Из коридора доносятся чьи-то шаги. Апфельбаум вскакивает, кидается к шкафу, начинает перебирать коробки с фонограммами. Входят Свердлов и следом за ним - Попов).
   Свердлов. Здравствуйте!
   Попов. Чем занимаемся? Почему дверь на этаж не закрыта? Посторонние могут войти!
   Борисов и Перель (вразнобой). Здравствуйте...
   Свердлов. Тут Златкина случайно нет?
   Бородин. Нет, поскольку тут я.
   Попов. Почему включён телевизор? Скоро начнётся спектакль!
   Апфельбаум. Да вот, нам тут Серёжа Бородин демонстрирует, как телевизор может заменить актёра на сцене и даже стать участником спектакля...
   Бородин. Я тут, Юрий Алексеевич, так сказать, как бы, репетировал своё выступление на собрании...
   Попов. А! Это... Это хорошо... Не забудь, выступить до того, как начнут говорить о Златкине.
   Свердлов. Мы тут, собственно, зашли вот по какому поводу...
   (Бородин медленно подкрадывается к телевизору и выключает его).
   Свердлов. Поскольку времени нет, то я сразу к делу... Вы все уже, наверное, знаете что сразу после утреннего спектакля - собрание. И также все вы знаете, какая нездоровая обстановка сложилась в нашем коллективе, и кто тому виной... Да... Златкин восстановился через суд не потому, что он прав... Да... Администрация театра ошиблась, уволив его, не соблюв,.. не соблюдя... все формальности, к которым он сумел придраться. Этот человек не остановится ни перед чем! Он готов пойти на то, чтобы всем нам стало не по себе... Чтобы мы портили себе свои нервы... Чтобы страдала работа, дети, которые находятся в прямой зависимости от неё... Он пишет письма в различные инстанции, вплоть до КГБ. При этом не останавливается даже перед явной клеветой! Что говорить! Вы сами всё хорошо знаете! Златкин будет и дальше отравлять нам жизнь, если... Если весь наш коллектив решительно не восстанет против него... Короче говоря, необходимо кому-нибудь выступить на сегодняшнем собрании и заявить о своём отношении к Златкину! У меня всё!
   (Свердлов делает шаг назад, оглядывается, смотрит вдаль уходящего коридора).
   Попов. (Выступая на шаг вперёд, занимает место Свердлова). Златкин хочет стать над всеми начальником! Вот его цель: всех сократить, самому занять место начальника и взять со стороны на наши места своих приспешников. Неужели вы это потерпите?
   Апфельбаум. (Борисову). Сашенька, ты не желаешь выступить?
   Борисов. Никогда не выступал со сцены.
   Бородин. Как же ты будешь давать уроки русского языка, когда окончишь свой вуз?
   Борисов. А я не собираюсь стать учителем.
   Свердлов. Как же так? Ведь ты учишься в педагогическом институте!
   Борисов. Я учусь для того, чтобы получить образование и быть грамотным.
   Свердлов. А как же Государство? Ведь оно платит деньги за твоё обучение. А ты занимаешь чьё-то место. Из-за таких, как ты, у нас нехватка учителей в школах!
   Попов. Театр оплачивает тебе учебные отпуска, чтобы ты мог сдавать сессии!
   Борисов. У нас по Конституции каждый советский гражданин пока ещё имеет право на бесплатное образование...
   Попов. Образование, образование... Заладил!
   Бородин. А зачем тебе образование?
   Борисов. А тебе зачем?
   Бородин. Чтобы работать по специальности.
   Борисов. Ты об этом на собрании скажешь. Златкин-то знает, у кого какое образование и занимаемая должность. А у меня - всё тип-топ! У меня специальность: радиомонтажник. Если кто ещё не знает, закончил ПТУ и работал на военном заводе! Мне Златкина нечего бояться!
   Свердлов. Нет, Александр, правда, зачем тебе высшее образование, если ты не собираешься его использовать?
   Борисов. Почему не собираюсь использовать? Я хочу грамотно писать, может быть, когда-нибудь опубликовать свои книги.
   Бородин. (Ухмыляясь)ю Ну-ну! Писатель!
   Апфельбаум. Когда-нибудь, Серёжа, ты вспомнишь с какой знаменитостью вместе работал!
   Свердлов. Ну, так как же насчёт выступления?
   Апфельбаум. Наверное, придётся вам, Михаил Семёнович...
   Попов. Неужели среди всех вас, тут наверху, никого нет?! Как вы не понимаете, что Златкин - всем нам враг! Вы же все грамотные люди!
   Свердлов. Зря. Зря... Златкин всем отравит жизнь.. Начнутся сокращения...
   Апфельбаум. Мы уже привыкли ко всему...
   (Из трансляционного оповещения доносится сигнал от помощника режиссёра. Перель бросается в полумрак аппаратной. Через пол минуты включается магнитофон, который транслирует на весь театр музыкальный перезвон, означающий первый звонок к началу спектакля).
   Свердлов. Ну. Что ж... Пора на рабочие места...
   (Бородин отходит от телевизора и удаляется вслед за Свердловым вдаль коридора. Попов, бормоча что-то со словом "мать", выходит за ними и исчезает за поворотом коридора. Перель выходит из аппаратной, садится в кресло между столами).
   Апфельбаум. Сумасшедший дом какой-то! Особенно этот придурок Бородин! Оказывается он на нас репетировал своё выступление на собрании.
   Перель. Можно подумать, им нечем больше заниматься! Выдумали же этот бред с телевизором на сцене!
   Борисов. Они хотят сделать вид, будто собрание не по поводу Златкина, а совсем по другим вопросам. А Златкина оставят на самый конец.
   Перель. Несомненно, весь спектакль рассчитан на идиотов.
   Борисов. Пойду на сцену подавать микрофоны.
   (Прячет учебник в дипломат и выходит. Апфельбаум выдвигает нижний ящик стола и достаёт вязание).
   Апфельбаум. Ты бы, Лёнечка, от греха подальше закрыл входную дверь коридора на замок. А то в перерыве забегут, как в прошлый раз, дети...
   Перель. И то верно!
   (Перель уходит в коридор. Оттуда доносится звук захлопываемой двери. Через пол минуты он возвращается и усаживается в кресло).
   Апфельбаум. Хотя, ты знаешь, Лёня, Чижов должен придти за книгами...
   Перель. Ну и что? У нас же замок кодовый.
   Апфельбаум. А он кода не знает...
   Перель. Так позвонит - мы и откроем отсюда, дистанционно... Изобретение бедняги Домарева.
   Апфельбаум. А разве это он сконструировал?
   Перель. Да. В самом начале своей карьеры. Хотел показать что может быть полезным и незаменимым.
   Апфельбаум. Нет. Разве он был способен сделать что-либо полезное для других? По-моему он придерживался принципа "чем хуже - тем лучше".
   Перель. Этот принцип у него появился позднее, после того, как ему посулили заплатить за внеплановую работу по оборудованию теле-аппаратной. Вместо отпуска он провкалывал всё лето, чуть ли даже не по выходным дням, и ничего за это не получил.
   Апфельбаум. Всё-таки, свинство со стороны администрации... А как этот замок, Лёнечка, работает? Мы ведь им и не пользовались никогда. Объясни мне, дуре...
   Перель. Очень просто! Когда кто-нибудь подходит к наружной двери и звонит, то у нас здесь, вот из этой коробочки исходит гудок. Тогда ты нажимаешь на эту кнопочку... (Перель нажимает на кнопку). И говоришь: "Кто там?" Затем отпускаешь кнопку и слушаешь, что тебе ответят. Потом, чтобы впустить гостя, нажимаешь на другую кнопку, которая управляет замком. Это такой же прибор, как "Домофон" в подъезде дома.
   Апфельбаум. В моём подъезде такого нет. А как насчёт кода? Можно ли его поменять, если кто-то чужой узнает?
   Перель. А! Вот ты к чему! Будто ты никогда не нажимала на эти кнопки! А зачем ты собираешься поменять код?
   Апфельбаум. Златкина-то, наверняка скоро снова уволят. А может и ещё кого... Надо будет поменять код.
   Перель. Код поменять можно в любое время, даже не выходя из аппаратной. Только Беднарскому нужно сразу сообщить новый код.
   (Раздаётся сигнал из "Домофона").
   Перель. Вот, как раз сейчас и посмотри, как это работает... (Перель нажимает на кнопку "Домофона"). Кто там?
   Слышится голос из "Домофона"
   "Беднарский". Перель нажимает на другую кнопку. Далеко в коридоре раздаётся Щелчок открывающегося замка. Перель скрывается в звуко-аппаратной. Апфельбаум прячет вязание, встаёт, открывает шкаф с фонограммами и начинает их перебирать. Входит Беднарский. Следом за ним - Арутюнов).
   Беднарский. (Не обращая внимания на Апфельбаум). Это звуко-аппаратная. Отсюда производится звукоусиление, подзвучка оркестра, трансляция фонограмм. Вот усилители: по шесть в каждом шкафу. А там сама студия...
   (Проходят в звуко-аппаратную комнату. Оттуда слышны голоса:
   Голос Беднарского. Познакомьтесь. Перель Леонид Леонидович, наш главный звукооператор.
   Голос Арутюнова. Очень приятно,
   Голос Беднарского. А это наш будущий работник Арутюнов Александр.
   Голос Переля: Очень приятно.
   Голос Беднарского. Студия оснащена двумя венгерскими и двумя чешскими магнитофонами... Микшерский пульт. Сколько там, Лёня, входов-то?
   Голос Переля. Восемь входов. Два выхода.
   Голос Беднарского. Теперь пройдём в теле=аппаратную...
   (Выходят поочереди: Беднарский, Арутюнов, Перель. Останавливаются в комнате, где Апфельбаум продолжает перебирать фонограммы.)
   Арутюнов. Дмитрий Андреевич! А какие используются микрофоны?
   Перель. Восемьдесят вторые, восьмидесятые...
   Беднарский (К Апфельбаум). О собрании всех информировали?
   Апфельбаум. Да, Дмитрий Андреевич. Все с нетерпением ждут...
   Беднарскиц. Пусть никто не опаздывает. Проконтролируйте, пожалуйста.
   Апфельбаум. Хорошо, Дмитрий Андреевич.
   Беднарский. ( Косится на телевизор). Опять его сюда поставили?
   Апфельбаум. Это не мы, Дмитрий Андреевич.
   Беднарский. А кто?
   Перель. Наверное, другая смена.
   Беднарский. Кто в другой смене у нас работает?
   Апфельбаум. Ерохин, Петрова, Панин.
   Беднарский. Хорошо бы и им придти на собрание, Позвоните всем домой.
   Апфельбаум. Панину можно, он рядом живёт, и телефон есть. А вот у Ерохина и Петровой телефонов нет...
   Беднгарский. Пусть придёт Панин.(Поворачивается к Арутюнову). Так про что мы говорили?
   Арутюнов. Про микрофоны...
   Беднарский. (Снова к Апфельбаум). А где Борисов?
   Апыфельбаум. На сцене. Следит за микрофонами.
   Беднарский. Добре... (К Арутюнову). Теперь пойдём в звуко-аппаратную... (Оборачивается снова к Апфельбаум). Причешите всё тут... Мусор уберите и... телевизор.
   (Беднарский и Арутюнов уходят. Перель опускается в кресло, демонстрируя усталость.
   Апфельбаум. Опять "ля-ля" разводит. Телевизор ему не понравился!
   Перель. Ещё кого-то нового нанимает...
   Апфельбаум. Это здесь он строит из себя начальника перед новичком. А в кабинете у себя про всё забудет.
   Перель. Трудно ему всех своих сотрудников в узде удерживать...
   Апфельбаум. Сам штаты раздувает...
   Перель. Златкин знает за что уцепиться...
   Апфельбаум. (Набирает номер на городском аппарате, слушает трубку, кладёт на аппарат). У Панина занято. Значит дома...
   (Из репродуктора внутреннего оповещения снова слышится голос помрежа объявляющего второй звонок. Перель кидается в тёмную комнату аппаратной, чтобы включить магнитофон. Следует второй звонок. Перель назад не возвращается. Апфельбаум достаёт из стола вязание и продолжает вязать).

(Общий занавес).

Конец Первого Действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

   Поднимается общий занавес. За ним открывается взору другой занавес с изображением здания Московского Детского Музыкального Театра, на крыше которого виден символ "Синей Птицы", а на Театральной площади -- статуя "Бегущей по Волнам".
   В течение нескольких минут звучит та же музыкальная тема из балета Чайковского "Лебединое озеро". Постепенно музыка затихает, занавес с изображением театра тоже поднимается и открывается сцена. На сцене - та же комната, что и в Первом Действии. Борисов снова кипятит и заваривает чай. Перель смотрит телевизор. Апфельбаум разговаривает по телефону).
   Апфельбаум. Ну, Сергей, почему же ты не зашёл за книгами?.. Зайдёшь во время вечернего спектакля?.. Договорились.. (Кладёт трубку).
   Перель. Всё-таки удачно, что сегодня один и тот же спектакль идёт дважды.
   Апфельбаум. Да. Борисову с микрофонами меньше работы.
   Перель. Да и мне легче отбарабанить...
   Апфельбаум. Не говори! А представь, насколько меньше работы рабочим сцены! Почему они всегда так не делают?
   Борисов. Не всегда бывает собрание посвящённое Златкину.
   (Из коридора доносятся чьи-то шаги. Перель быстро выключает телевизор, начинает перебирать в шкафу коробки с фонограммами. Апфельбаум поднимает телефонную трубку, начинает набирать какой-то номер. В дверях появляется Ерохин. Апфельбаум кладёт трубку).
   Ерохин. Здравствуйте!
   Перель. Давно не виделись! (Здоровается за руку с Ерохиным).
   Апфельбаум. О! Володя! Какими судьбами? Как ты вошёл? Дверь должна быть закрыта...
   (Борисов поднимается, подходит к Ерохину и молча здоровается за руку).
   Ерохин. А я код набрал...
   Апфельбаум. А ты почему на собрании не был?
   Ерохин. Каком собрании?
   Перель. Обще-театральном. (Обращаясь к Апфельбаум). Галина, разве ты не дозвонилась до Володи?
   Апфельбаум. У него всё время было занято.
   Ерохин. И что же было на собрании?
   Борисов. На собрании ниспровергали Златкина.
   Ерохин. А разве он ещё жив?
   Апфельбаум. Ещё как! На собрании защищался, как лев.
   Ерохин. Лев - как лев. Ха-ха-ха. Каламбур! Расскажите-ка, что было. Жаль меня не было...
   Борисов. К твоему счастью...
   Ерохин. Это почему?
   Борисов. Пришлось бы голосовать!
   Ерохин. За кого?
   Борисов. Не за, а против.
   Ерохин. Как это?
   Апфельбаум. Против Златкина! Представляешь, Володя, так всё устроили, чтобы весь "трудовой коллектив" театра проголосовал против товарища Златкина, поскольку он, якобы, аморального поведения.
   Ерохин. И все, конечно, проголосовали...
   Борисов. Я не голосовал.
   Апфельбаум. Что ты говоришь? Разве? Я не заметила...
   Борисов. Я не поднял руки ни "за", ни "против", ни когда спросили, кто воздержался. Я не стал играть в их игру. Интересно было смотреть, как разыгрывался заранее спланированный сценарий...
   Перель. Похвально!
   Апфельбаум. Только теперь, Сашенька, жди последствий. А в твоём сне ты, кажется, вместе со всеми бросил лампу...
   Ерохин. Да... Видно, это была ещё и "проверка на лояльность" как говорил Кузнецов. Действительно, удачно, что меня не было!
   Перель. Не скажи! Одного тебя и не было!
   Ерохин. Как так?
   Перель. Так. Панина Галина вызвала по телефону. А Петрова сама пришла. Видно кто-то из её знакомых оповестил.
   Апфельбаум. Я, правда, не стала звонить Ивановой Люде... Зачем человека дёргать из декрета... А ты, знаешь, Володя, как всё было инсценировано! Это надо было видеть!
   Борисов. Да! Сначала обсуждали моральный облик какого-то алкаша-сантехника. Он просил у всех прощения, обещал начать лечиться и даже согласился пойти в ЛТП.
   Апфельбаум. Можно подумать, что театру нужен такой работник!
   Борисов. А затем один артист тоже извинялся перед режиссёром за своё хамское поведение на репетиции и обещал исправиться.
   Апфельбаум. Как будто это у нас редкое явление!
   Перель. Да, на самом деле, побольше хамства бывает со стороны самих режиссёров!
   Борисов. Всё это было нарочно разыграно для того, чтобы напоследок заняться моральным обликом ни кого-нибудь, а Златкина, чтобы он, как и его предшественники стал извиняться и просить прощения.
   Ерохин. Ну, и что же было дальше?
   Борисов. А дальше выступил со сцены сам Проворов. Он обвинял Златкина в клевете на работников театра, осуждал златкинский прожект реконструкции состава технической службы. Златкин же всё выслушал и затем по пунктам полностью опроверг Проворова и даже обвинил его, что с его ведома ушли куда-то налево новые доски со сцены, когда производился ремонт. А потом обвинил его в том, что он преследует его за критику и пытается незаконно уволить.
   Ерохин. Случайно не догадались сделать запись?
   Перель. А ведь надо было! Зря не записали!
   Борисов. Это было бы куда поважнее для архива, чем все записи "Нашей Уважаемой Мадам"!
   Ерохин. Она тоже выступала?
   Апфельбаум. Куда там. Она выше всех наших житейских дрязг. От её лица, выходит, и выступал её муж Проворов.
   Ерохин. Что же было потом?
   Апфельбаум. Потом выступал Свердлов. Говорил что никто из нашей службы не хочет знаться и работать вместе со Златкиным. Под конец ему стало плохо с сердцем и, не дождавшись конца он удалился.
   Ерохин. Ай да Златкин!
   Апфельбаум. И что удивительно: здорово держится! Один против всех!
   Борисов. Бодался телёнок...
   Апфельбаум. В конце вылез на сцену Бородин. Похоже он всё перепутал. Ему надо было раньше выйти. Говорил долго о том, какой Златкин подлец. Вспоминал всякие случаи из их конфликтной трудовой деятельности в театре. Уверял, что больше не может работать с ним вместе. Требовал его увольнения. А под конец вовсе понёс какой-то бред о роли телевизора на сцене как особом виде артистического искусства, заменяющего самого артиста. А суть его прожекта на самом деле в том, чтобы стать альтернативой прожекту Златкина. Златкин, де, ратует за сокращение штатов, тогда как для воплощения идеи Бородина, наоборот, следует увеличить штат телевизионной тех-службы.
   Ерохин. И чем же всё закончилось?
   Апфельбаум. Златкин поднялся со своего места и во всеуслышание стал опровергать доводы Свердлова и Бородина. Проворов не дал ему договорить. Весь "трудовой коллектив" театра проголосовал против Златкина. Вот и всё.
   Борисов. А Златкин после этого воскликнул: "Хотите мир - будет мир. Хотите войну - будет война!"
   Ерохин. Значит, все работники театра неожиданно стали "трудовым коллективом"! Это что-то новое...
   Перель. Если надо, на амбразуру полезут!
   Борисов. На амбразуру?! Не думаю! Попрячутся, как крысы. Потому и взъелись на Златкина, что он всех задел за живое - кормушку попробовал отодвинуть на сантиметр...
   Апфельбаум. Ну, а что? Почему все должны из-за него страдать? Сиди, вот, теперь от звонка до звонка!
   Борисов. На это администрация и рассчитывает. Сама не может его убрать, так возлагает ношу на "трудовой коллектив".
   Ерохин. А я-то хотел было завтра у Дмитрия Андреевича отпроситься! Теперь, видно, не получится...
   Перель. Да, кто теперь знает, что будет...
   Ерохин. Я-то насчёт себя знаю...
   Апфельбаум. Что ты знаешь?
   Ерохин. Увольняться надо.
   Перель. Ну, ты это брось!
   Борисов. Тебе-то с какой стати?
   Ерохин. Надоели все эти склоки. Хочу заняться статьями. А то, действительно, чувствую себя не на своём месте. Поеду в Прибалтику на пол года. Знакомые приглашают. А то чувствую себя здесь, как подневольный. А ведь я журналист, и даже могу не работать...
   Апфельбаум. Ну уж от тебя мы не ждали такого, Володя!
   Перель. Одного не могут уволить, а ты сам бежишь...
   Ерохин. Ничего не могу с собой поделать! Если уж меня что заело - всё! Я, собственно за этим и пришёл сегодня
   Апфельбаум. И когда же ты думаешь уходить?
   Ерохин. А как отпустят! Чем быстрее - тем лучше. В крайнем случае отработаю, как полагается, две недели.
   Борисов. Ну и ну!
   Апфельбаум. Жаль! Нам будет тебя недоставать!
   Ерохин. Ничего! Я буду вас навещать...
   Перель. Все так говорят...
   Апфельбаум. Как же ты будешь навещать, если уезжаешь в Прибалтику?
   Ерохин. Через пол года вернусь... (Подходит к телефону, берёт трубку). Интересно, Беднарский сейчас у себя? (Набирает номер).
   Апфельбаум. Ты что? Уже и Заявление написал?
   Ерохин. Да, написал... Сейчас отнесу...
   Борисов. Следующий черёд, видимо, за мной! Только, не знаю, куда податься.
   Апфельбаум. Уходит, Сашенька, твоя протеже...
   (Входит Кузнецов).
   Кузнецов. Здравствуйте, кого не видел!
   Ерохин. Здравствуйте, Сергей Сергеевич! (Набирает номер). Дмитрий Андреевич?.. Это Ерохин. К вам модно зайти?... Хорошо! Иду!
   Кузнецов. (Борисову). Саша, у тебя можно попросить чайку?
   Борисов. Пожалуйста, Сергей Сергеевич.
   (Кузнецов берёт баночку с чаем и кипятильник. Начинает возиться с чашкой на столе Борисова).
   Ерохин. Пойду. (Уходит).
   (Наступает пауза, которая длится минуты две).
   Борисов. Каков Златкин, а? Свердлова уложил, а сам хоть бы хны! У него ничего не болит после собрания? А, Сергей Сергеевич?
   Кузнецов. Не знаю Я с ним особенно не контактирую. Сидит себе в аппаратной, смотрит телевизор.
   Борисов. А его не обвинят, что он занимается этим в рабочее время?
   Кузнецов. А он его не включал. Это Бородин нарочно включил, а сам ушёл. Потом можно будет сказать, что Златкин смотрел телевизор.
   Борисов. Пойду взгляну, как он. Порасспрошу о впечатлениях.
   Апфельбаум. Со Златкиным теперь опасно водиться, Саша.
   Борисов. А я уже засветился на собрании.
   Апфельбаум. Ну-ну!
   (Борисов уходит).
   Апфельбаум. А ведь, стервец, я видела, не поднял руки!
   Перель. Да. И я видел.
   Кузнецов. Ну, теперь ему не сдобровать!
   Апфельбаум. Мало того, глядя на него, и Доценко опустил руку!
   Перель. Правда? Я не видел...
   Кузнецов. Они оба рядом сидели. Сначала было поднял, но посмотрел на Борисова, и опустил.
   Перель. Значит и он будет в чёрном списке.
   Апфельбаум. Да, видимо, притормозится его рост по службе...
   Кузнецов. Объясните мне, кто такой Доценко и чем занимается.
   Перель. Ремонтирует магнитофоны. Причём, в отличие от нас, работает каждый день.
   Апфельбаум. Между прочим, он самый работящий среди нас. Вечно сидит в своей комнате с паяльником и что-то делает. Даже не видно и не слышно.
   Кузнецов. Первое время и я всё время сидел у разобранного магнитофона и делал вид, что налаживаю его.
   Апфельбаум. Доценко держится дольше вас, Сергей Сергеевич.
   Кузнецов. Как только ему дадут должность инженера, он станет пить чай, как и мы.
   Апфельбаум. Теперь вряд ли это ему светит...
   Кузнецов. А чем должен заниматься Лебедев
   Перель. О! Этот вопрос не из лёгких!
   Апфельбаум. По-видимому этого не знает никто. Даже он сам.
   Перель. Поэтому, наверное, он весь день ходит из кабинета в кабинет...
   Апфельбаум. Даю голову на отсечение, сейчас он точит лясы в кабинете Беднарского.
   Кузнецов. Значит, от него надо держаться подальше. Недаром ему сразу дали старшего инженера.
   Перель. К тому же уволенный в запас старшина.
   Кузнецов. Значит он легко нашёл общий язык с Беднарским.
   Апфельбаум. Я полагаю, он метит на место Попова...
   Кузнецов. В самом деле?
   Перель. Оба одинаково разбираются в технике...
   Кузнецов. Разве Попов разбирается?
   Перель. Я про то и говорю, что оба - ни бельмеса. Значит равноценные кадры.
   Кузнецов. Сколько же в нашей службе человек, никак не пойму?
   Апфельбаум. Больше двадцати точно.
   Кузнецов. Он конечно, голосовал против Златкина...
   Апфельбаум. Что за вопрос!
   (На некоторое время все умолкают).
   Апфельбаум. Ну, я, положим, тоже могла бы не голосовать. Но зачем же рисковать? Я и так еле-еле удерживаюсь на своём месте. А ну. как завалят бумагами? У Беднарского их вагон! Он оттого и забывает про всё на свете, что давно в них утонул. Не увольняться же, как Ерохин!
   Перель. Видимо, Беднарский никому не может доверить своих бумаг! А Ерохин - вольная птица. Недаром журналист. Наверное нашёл работу получше. Не думаю, что он собрался в Прибалтику. Он как-то жаловался, что денег не хватает платить за съёмную квартиру. На что же собрался ехать в Прибалтику, да аж на пол года?
   Кузнецов. А что, разве Ерохин увольняется?
   Апфельбаум. Да. Вот понёс заявление Беднарскому на подпись.
   Перель. Я тоже с трудом удержался на своём месте с приходом Беднарского. Не все, как Златкин, могут бороться в одиночку.
   Апфельбаум. Ты, ведь, один, Лёнечка, уцелел здесь после Зачёсова.
   Перель. Да...
   Кузнецов. А кто такой Зачёсов?
   Апфельбаум. Предшественник Беднарского.
   Кузнецов. Понятно... А меня, честно говоря, задело вот что: почему из-за Златкина должен страдать я? Ему надо - пусть ссорится с администрацией. А я здесь ни при чём! Только что перевели в инженеры... И не мне его защищать! Подумаешь, доски ушли налево! Штат раздули! Какое мне до этого дело!
   Апфельбаум. Да, всё понятно! Что говорить! Все мы хороши! А вот Борисову терять нечего, как пролетарию...
   Кузнецов. Вообще-то я Борисова не понимаю. Вроде, парень с головой. Ему бы сейчас думать, как доучиться, а он идёт на какие-то принципы.
   Перель. Да. Лезет, куда не надо. Что ни говори...
   Апфельбаум. Хочет слишком много демократии, а тут субординация.
   Перель. Ну. почему субординация? Каждый сверчок знай свой шесток.
   Кузнецов. У него семья, а заработок небольшой, В инженеры его вряд ли переведут. А на его теперешнем окладе далеко не уедешь. Так что он неперспективный работник. Да, кроме того, все места-то уже заняты..
   Апфельбаум. Ну, как же все? Вот Ерохинская ставка освобождается. Кто её займёт?
   Перель. Над этим действительно стоит подумать!
   Кузнецов. По крайней мере, не Борисов. Он у Беднарского не в фаворе. Особенно теперь.
   Апфельбаум. Возьмут кого-нибудь со стороны. Или отдадут Куликовой на АТС. Ведь в своё время её муж был старшим инженером АТС, но он подобно Борисову учился в Литературном институте. Вот его и съели из-за того, что работал не по специальности. Однако сейчас он работает ни много ни мало, а в Театре на Таганке! А подсидел его Попов. Беднарский не откажется помочь Куликовской и отдаст ей инженерную ставку Ерохина.
   Кузнецов. Кстати об АТС. А кто такой Чижов?
   Апфельбаум. О! это ставленник самой Дочки! Вот вам и ещё один пример семейственности. Беднарскому его навязали. Вряд ли он его выдвинет Скорее наоборот, сделает всё, чтобы тот сам уволился. На него и Попов жалуется. Мол, работать не хочет.
   Перель. Конечно, никто не захочет работать на побегушках у Попова.
   Апфельбаум. Я бы и дня не вынесла сидеть у них там в подвале! Воздуха нет... Всё гудит... Как там Куликова работает - не понимаю!
   Перель. А вспомни, как беременная Миненкова работала?
   Апфельбаум. Что и говорить! Теперь её Чижов заменяет. Вернётся из декрета - Чижова попрут прочь. Может быть и к нам наверх...
   ( Звонит местный телефон).
   Апфельбаум (поднимает трубку). Алло!.. Да, Дмитрий Андреевич!... Борисова?... Он отошёл в теле-аппаратную... Сейчас позову... Хорошо. Он перезвонит.
   Перель. Я схожу за ним. (Срывается и бежит в коридор. Через минуту возвращается вместе с Борисовым).
   Апфельбаум. Сашенька, Беднарский просил тебя позвонить ему.
   (Борисов поднимает трубку и набирает на аппарате номер)ю
   Борисов. Дмитрий Андреевич?.. Вы просили перезвонить... На АТС?.. Почему?.. На сколько?.. Что ж, хорошо... (Кладёт трубку).
   Апфельбаум. Что случилось, Саша?
   Борисов. Проверка на лояльность даёт свои плоды!
   Апфельбаум. Что такое?
   Борисов. С завтрашнего дня "в силу производственной необходимости" отправляют работать на АТС.
   Апфельбаум. Ну, этого следовало ожидать...
   Борисов. Переводить на другую работу сроком на один месяц имеют право... Пока придётся подчиниться...
   (Входит Ерохин).
   Кузнецов. Володя, ты случайно не встречал Лебедева где-нибудь?
   Ерохин. Случайно встречал - в кабинете у Беднарского.
   Апфельбаум. И как он с Беднарским отнёсся к твоему заявлению?
   Ерохин. Отлично! Увольняюсь в один день!
   Перель. О чём же думает Беднарский? Кто будет работать?
   Апфельбаум. Ты! Кто же ещё!
   Перель. Чёрт знает что!
   Ерохин. Там у Беднарского, молодой парень какой-то сидел. Похоже, собирается взять его суда на работу...
   Апфельбаум. Уж не на твоё ли, Володя, место?
   Ерохин. Чего не знаю - того не знаю.
   Борисов. Видимо, на моё.
   Ерохин. Я - на АТС. С завтрашнего дня.
   Ерохин. Наделал делов Златкин!
   Борисов. Это не Златкин. Просто всех как бы облили проявителем. Вот и проступает постепенно изображение. Чему быть того не миновать!
   (Звонит местный телефон).
   Апфельбаум (поднимает трубку). Алло!.. Да, Юрий Алексеевич!.. Борисова?.. Сейчас. (Борисову). Тебя - Попов. (Передаёт трубку Борисову).
   Борисов. Алло!.. Да... Сегодня?... Но Беднарский сказал, что завтра... Ну, хорошо, сейчас приду. (Кладёт трубку). Понеслась! Уже и Попов вцепился! (Обращаясь к Перелю). Так что, Лёня, за микрофонами следи сам. Меня уже перевели приказом на АТС.
   Апфельбаум. Что за пожар? Куда их несёт?
   Кузнецов. Нагнетают атмосферу, чтобы ещё больше ополчить всех против Златкина.
   Перель. Чёрти-что!
   Ерохин. Вовремя я линяю! Пойду к Нине Григорьевне за бегунком. (Уходит).
   (Борисов кладёт в дипломат свой бокал и баночку с чаем. Входит Панин).
   Панин. Добрый вечер!
   Апфельбаум. Беднарский вызвал из дому?
   Панин. Да... Вместо Борисова...
   Апфельбаум. Когда очень нужно, обходится и без моей помощи!
   Борисов. Счастливо оставаться! (Направляется к выходу).
   Панин. Эй, постой, Александр! Ты у меня ещё не сфотографировался на новый профсоюзный билет!
   Борисов. Ты предлагаешь свои услуги?
   Панин. Да. Приходи во время спектакля. Но деньги вперёд!
   Борисов. Надеюсь, не очень дорого?
   Панин. Все мои клиенты довольны: никуда не нужно ходить, стоять в очереди... Получаешь всё готовое...
   Борисов. Договорились. Постараюсь сегодня зайти.
   Апфельбаум. Заходи к нам, Сашенька, обязательно на чай. Вчера звонила Людмилка. Обещала принести торт.
   Панин. Правда? В честь чего?
   Апфельбаум. Её дочке исполнилось два месяца.
   Борисов. Как быстро летит время! А ведь совсем недавно её чуть не затравили за маленький промах!
   Перель. Ничего себе "промах"! Во время спектакля пустить в зал на полной громкости фонограмму на перемотке!
   Апфельбаум. Она вовремя вышла из игры!
   Борисов. Беднарский не ожидал, что она выложит такой козырь с декретом.
   Апфельбаум. Не верится, что наша Людмилка - мать!
   Перель. Причём, мать - одиночка...
   Панин. Почему одиночка?
   Перель. Непонятно, зачем она это сделала?! Неужели из-за работы? Кому она хотела что-то доказать?!
   Апфельбаум. Да брось ты, Лёня. Кому доказывать?! Просто возраст подошёл: сейчас или никогда. Не всю ведь жизнь в одиночку куковать! Вот человек и решился. Не она одна. Я ,ведь, тоже одна своего Димку ращу. Сейчас это становится типическим явлением социальной жизни. У меня другая проблема возникла...
   Перель. Что такое, Галочка?
   Апфельбаум. Ты ведь знаешь, я Димке свою фамилию оставила. А теперь, вот, думаю, зря. В школе дети, поганцы, начинают его дразнить. И это уже в первом классе!
   Перель. Ну! ясное дело! Все мы через это прошли!
   Апфельбаум. Ну, не скажи! В моё время не было такого антисемитизма!
   Перель. Просто ты, Галочка, Женщина. А потому меньше сталкивалась с этим.
   Апфельбаум. Возможно... Но что мне теперь делать? Менять фамилию или школу? Ума не приложу!
   Борисов. Лучше фамилию. Я вам расскажу: В школе я дружил с одним мальчиком. Звали его Лёня Лен. Старшеклассники ненавидели его за то, что он еврей. Дразнили жидом. И что самое страшное - избивали. Причём, это были не одноклассники (наш класс был более-менее нормальный), а старшеклассники. Как сейчас помню, как-то я услышал на перемене, как один из них говорил другому: "Сегодня будем бить еврея!" Я предупредил моего друга о том, что услышал. Но он был парень гордый, не струсил, не стал скрываться. Его подловили за оградой школы, по дороге к дому, сбили очки, отобрали портфель, разбросали по земле учебники, а портфель закинули на крышу трансформаторной будки. Обидно, что я ничем не мог ему помочь. Только потом, когда его оставили в покое, я и кто-то из одноклассников помогли ему найти очки (у него было очень плохое зрение, и без очков он даже не мог сопротивляться и только впустую размахивал кулаками мимо цели). Потом мы доставали с крыши портфель и помогали собрать учебники. Пытался я как-то за него вступиться, но меня оттеснили и готовы были тоже избить. Один их предводитель, Генка Бёрдычкин, и меня держал в страхе. Не раз подлавливал где-нибудь и требовал денег, что родители давали на завтрак. Приходилось откупаться, чтобы не ударил. А самому ударить даже не приходило в голову. Наверное, боялся связываться с хулиганом...
   Кузнецов. Да, Галина, Саша прав. Я на себе испытал немало. Несмотря на то, что фамилия у меня русская.
   Перель. Выходит, что и смена фамилии мало что может изменить...
   Апфельбаум. И в какой же ты, Саша, учился школе? И сколько было детей в классе?
   Борисов. В 521-й. Человек 20, наверное...
   Апфельбаум. С нашей не сравнишь! У нас все 40 будет! Треть из семей алкоголиков!
   Борисов. У вас очень пролетарский район. Имеет смысл перебраться в другой.
   Апфельбаум. Придётся с родителями съезжаться. Они на Метростроевской.
   (Апфельбаум встаёт и выходит в коридор. Из трансляции слышится сигнал помрежа. Перель бросается в аппаратную. Вскоре из зала доносится перезвон звонка. Перель выходит из аппаратной, останавливается в дверях).
   Перель (Панину). Юра! Посмотри микрофоны. Всё ли на месте? Кто знает, что могло случиться после утреннего спектакля! Помнишь, однажды микрофон пропал?
   Борисов. Ну, и я пошёл... в изгнание. (Уходит в коридор).
   (Следом за Борисовым уходит Кузнецов. Панин открывает портфель, достаёт кипятильник, опускает в пустую чашку. Вынимает из портфеля фотоаппарат. Кладёт на стол. Из-за усилительных шкафов вытаскивает микрофонные стойки "журавль" и светильники. Прикручивает их к стойкам. Останавливается у зеркала и долго неспеша причёсывается.
   (Возвращается Апфельбаум).
   Апфельбаум. Ты что, Юра будешь сам себя фотогравировать?
   Панин. Нет. Борисова. А может быть ещё кто-нибудь зайдёт.
   (Выходит в коридор. Перель садится в кресло).
   Перель. Честно говоря, мне не по душе вся эта болтовня Борисова. Хочет показать, какой он благородный, что в ущерб себе дружил с евреем. А на самом деле всем нам, присутствующим, ткнул в лицо: вы тоже, мол, все евреи...
   Апфельбаум. После Златкина на очереди стоит Борисов.
   Перель. Это точно!
   Апфельбаум. Беднарский давно хочет от него избавиться. И вовсе не потому, что он учится в пединституте.
   Перель. А почему?
   Апфельбаум. Это -- после звонка из Прокуратуры.
   Перель. Какого звонка? Почему я не знаю?
   Апфельбаум. А ты был тогда в отпуске. Затем Златкин со своим судом всем заморочил голову. Так что про Борисова все забыли. А дело было так... Сидим мы здесь... И вдруг звонок. Я поднимаю трубку. А там говорят: "Александра Георгиевича Борисова". Я отвечаю: "Сейчас..." И, закрывая микрофон ладонью, говорю Борисову: "Тебя спрашивают по имени-отчеству". Он сразу дёрнулся и шепчет, чтобы я сказала, будто его нет. Я и говорю в трубку, что его нет, мол, куда-то вышел. И тогда мне отвечают, что звонят из Московской Прокуратуры, что никак не могут вызвать Борисова в качестве свидетеля. Я шепчу Сашке: "Из Прокуратуры!" А он только замахал руками. Не успела я положить трубку, он сорвался и убежал. Потом я узнала, что он побежал к Беднарскому оформлять учебный отпуск.
   Перель. Ну и дела!.. И что же потом?
   Апфельбаум. Я потому узнала от Беднарского... Входит, значит Борисов к нему в кабинет, подаёт Заявление на отпуск и справку из института. А отпуск у него должен быть начаться со следующего дня. Беднарский подписывает и отдаёт ему Заявление. И тут звонок: "Борисова Александра Георгиевича..." "Следователь из Прокуратуры..." "А он - здесь..." Беднарский даёт Борисову трубку. Тому деваться некуда. Обещает по телефону явиться. Передаёт трубку Беднарскому. Беднарский обещает следователю сейчас же отпустить Борисова с работы, чтобы он явился в Прокуратуру. Борисов тоже обещает и уходит. Даже в аппаратную не поднимается! Однако, в Прокуратуру не едет.
   На следующий день опять звонят Беднарскому: "Где Борисов? Отпустили ли его вчера с работы?" Беднарский отвечает, что отпустил. "А где он сейчас?" -- "В учебном отпуске..."
   Вот и попался, значит, Борисов. В прокуратуру не явился - значит прогул! Вот и повод для увольнения!
   Но не тут-то было! На следующий день приходит Борисов к прямо к Беднарскому и приносит -- что бы ты думал?
   Перель. Что?!
   Апфельбаум. Справку, в которой написано, что Борисов находился такого-то числа в болезненном состоянии здоровья и не мог работать. На справке штамп психдиспансера! К справке Борисов прилагает больничный лист, открывающийся со следующего дня.
   Перель. Вот оно что!
   Апфельбаум. То-то!
   Перель. Да его ведь, значит, тоже просто так не уволишь!
   Апфельбаум. В том-то и дело! После этого Беднарский только и ищет повода, как к нему придраться. Златкин, правда, отвлекает, как громоотвод, берёт на себя удар...
   Перель. Поэтому-то Борисов и сочувствует Златкину.. Уж не за одно ли они работают?.. А зачем его вызывали в Прокуратуру?
   Апфельбаум. А ты его спроси!
   Перель. Ну, а тебе, он что говорит?
   Апфельбаум. А ничего! Отшучивается. Как с гуся вода. Наверное, он и в Прокуратуру принёс такую же справку и получил отвод как несостоятельный по причине болезни, или ещё как-то так..
   Перель. Наверное, у него мощный блат в психдиспансере... Ведь на психа-то он не похож...
   Апфельбаум. Да что ты! Сейчас много таких. Им получить больничный - раз плюнуть! Стоит пожаловаться на плохое настроение - и всё! Главное -- состоять на учёте.
   Перель. А ведь верно! Он, кажется и в Армии не служил... А что говорит Беднарский?
   Апфельбаум. Говорит, что надо от него избавляться. Неизвестно, что он может вытворить. Следователь ему сказал, что он проходил по какому-то уголовному делу свидетелем и не хотел давать показания.
   Перель. Может быть это связано с кражами у нас в Театре? Помнишь, ещё при Домареве...
   Апфельбаум. Нет. Я так поняла - тут похуже! Беднарский намекнул, что Борисов связан с какими-то религиозниками, или даже диссидентами! Что, мол, за ним давно тянется хвост...
   Перель. В тихом омуте... Вот почему Ерохин сделал ноги! Ведь это Борисов рекомендовал его в Театр?
   Апфельбаум. А причём тут Ерохин?
   Перель. Если Борисов и Ерохин дружат, то, возможно, и Ерохина вызывают в Прокуратуру. И чтобы опустить концы в воду, Ерохин решил на всякий случай заранее слинять...
   Апфельбаум. Теперь, кажется, дело движется к развязке...
   Перель. Вот почему Беднарский не стал задерживать Ерохина на две недели... Ну и лопух же наш Беднарский! А ещё строит из себя многоопытного! Не смог сразу раскусить!
   Апфельбаум. Просто, Лёнечка, он ещё не сталкивался с таким людом...
   Перель. Как и мы с тобой...
   Апфельбаум. А как тебе дружок Беднарского?
   Перель. Свердлов-то?
   Апфельбаум. Он самый: подсидел Доварева!
   Перель. Ну. без Доварева, честно сказать легче дышится...
   Апфельбаум. Неизвестно ещё, как себя проявит Свердлов. Ведь он бывший вояка, как и Беднарский. Вот, ведь, Малец-Ларин, тоже протеже Беднарского, однако, портит ему всю малину...
   Перель. Свердлов уже начинает себя проявлять...
   Апфельбаум. Посмотрим, как он проявит себя в цветомузыке, которую взялся сделать, хотя не смыслит в технике ни бельмеса...
   Перель. Ему бы в тиристорной где-нибудь работать...
   Апфельбаум. Пока Беднарский начальник, он его в обиду не даст. Ведь даже Домарева не пожалел, А ведь тот был его правой рукой!
   (В коридоре щёлкает замок и слышатся приближающиеся шаги).
   Апфельбаум. Это, видимо, Панин... Надо бы код поменять, чтобы Борисов теперь не приходил...
   Перель. Резонно!
   (Входит Панин).
   Апфельбаум. Юра, ты знаешь входной код?
   Панин. Знаю. А что?
   Перель (Переворачивая "домофон" и отвинчивая нижнюю крышку). Сейчас... мы... его... поменяем...
   Апфельбаум. Его не должен знать Борисов и все посторонние. Ты понял?
   Панин. Понял. А какой будет теперь код? (Достаёт из кармана записную книжку).
   Перель. Два-семь-четыре. Ты не против, Галина?
   (Панин записывает).
   Апфельбаум. Какая мне разница!
   (Перель закручивает нижнюю крышку "домофона" и устанавливает его в прежнее положение).
   Апфельбаум. Ты не прозеваешь, Лёня, дать фонограмму? Скоро вторая картира1
   Перель (Спохватившись). Сейчас-сейчас!..
   (Кидается в аппаратную, откуда затем слышится щелчок включившегося магнитофона, и затем звук транслируемой в зал фонограммы - главной хоровой темы спектакля:
   "Тарам - пара... Тарам--пара..."
   Апфельбаум приподнимается над столом и, отодвинув уголок шторы, всматривается через окно на сцену. Панин, поглядывая на зад Апфельбаум, наливает в чашку воду и затем вставляет в розетку вилку кипятильника).

Общий занавес.

(Конец Второго Действия).

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  
   (Поднимается общий занавес. На сцене - комната АТС с люминесцентным освещением. В конце комнаты - металлический шкаф, Автоматический Телефонный Коммутатор, из которого постоянно доносятся щелчки реле. Вдоль стен расположены другие шкафы, меньших размеров, один из которых громко гудит с частотой 50-ти герц. Справа - дверь, ведущая в другую комнату, из которой виден полуразобранный остов микшерного пульта звуко-управления. В середине комнаты за письменным столом сидит Чижов и читает журнал "Иностранная литература". Открывается дверь, находящаяся в левой стене. Появляется Борисов).
   Борисов. Привет, Сергей!
   Чижов. Привет!
   Борисов. Что читаешь?
   Чижов. Стивена Кинга. "Мёртвая зона". Читал?
   Борисов. Нет. У нас наверху особенно не почитаешь. Постоянная говорильня.
   Чижов. Интересная вещь! Про одного парапсихолога.
   Борисов. Это сейчас в моде.
   Чижов. Интересно, что это входит в литературу.
   Борисов. Я сейчас другим озабочен... Ты знаешь, что меня перевели работать сюда?
   Чижов. Нет...
   (Борисов опускает на пол дипломат и садится на стул, расположенный с другой стороны стола).
   Борисов. Ты здесь один?
   Чижов. Да, как видишь...
   Борисов. А Куликова работает в другой смене?
   Чижов. Да. Мы работаем через день, как и вы там, наверху. Она - с Миненковой, а я с Мальцом.
   Борисов. Попов не собирается придти?
   Чижов. А мне какое до него дело?
   Борисов. Он должен мне объяснить, что к чему.
   Чижов. Позвони к нему в кабинет...
   (Открывается дверь. Входит Малец-Ларин).
   Малец-Ларин. Борисов не приходил? (Видит Борисова). А! Ты уже здесь! Попов поручил мне тебя проинструктировать.
   Борисов. Здравствуйте, Василий Ильич!
   Малец-Ларин. Здоровеньки-булы!
   Борисов. Давайте, Василий Ильич, объясняйте, что тут к чему.
   Малец-Ларин. А Чижов, что делает? Почему до сих пор не проинструктировал товарища Борисова?
   Чижов. Это не входит в круг моих обязанностей.
   Малец-Ларин. А что, думаешь это входит в мой круг?
   Чижов. Наверное. входит...
   (Малец-Ларин проходит дальше в комнату, оглядывается по сторонам).
   Малец-Ларин. Так... С чего бы, это, начать?.. (Смотрит на шкаф АТС). Вот это видишь? Это - АТС.
   (Показывает пальцем на шкаф).
   Чижов. Тут, Василий Ильич, в этих комнатах везде АТС.
   Малец-Ларин. А это тогда что?
   Чижов. Понятия не имею!
   Малец-Ларин. Это - самое главное из всех АТС!
   Борисов. Тогда понятно!
   Чижов. А мне ничего не понятно. Сколько тут работаю, никак не пойму, зачем нужен этот шкаф!
   Малец-Ларин. (Кричит). Серёжа!! Ты мне мешаешь работать! Мне поручено объяснить товарищу Борисову, как работает АТС!
   Борисов. Как она работает я знаю. А вы мне покажите, что и где надо включать. Объясните порядок всех манипуляций.
   Малец Ларин. (Поворачиваясь к другим шкафам). Вот этот ящик, который гудит, надо включать по очереди с другим, таким же, который не гудит. Видишь, рядом?
   Борисов. А зачем?
   Малец-Ларин. Как зачем? Чтобы работало!
   Борисов. А для чего он нужен?
   Чижов. Чтобы гудеть!
   Малец-Ларин. Сам ты "гудеть"! Без него вся АТС не сможет работать!
   Борисов. А может быть лучше включить другой, который не гудит?
   Малец-Ларин. Он тоже загудит. Но его нужно включать вечером, на ночь.
   Борисов. Так тут же никого не будет ночью!
   Малец-Ларин. В театре будут дежурные сторожа, пожарники, электрики, сантехники. Они должны иметь связь.
   Борисов. А я думал, что здесь хотя бы ночью бывает покой! Неужели они не могут обойтись городским телефоном? Сколько же тут людей ночью? И что они все делают?
   Чижов. Водку пьют на троих и в домино играют...
   Малец-Ларин. Не знаю, что делают. Надо переключать! Так заведено.
   Чижов. А зачем их переключать, Василий Ильич? Пусть бы работали сразу оба...
   Малец-Ларин. Сразу оба - нельзя! Сгорят, и тогда всё перестанет работать.
   Чижов. Вот было бы здорово!
   Малец-Ларин. Серёжа! А ты отнёс радиомикрофоны осветителям?
   Чижов. Нет.
   Малец-Ларин. Так ведь спектакль скоро начинается!
   Чижов. Ну и что?
   Малец-Ларин. Как так "ну и что"?! Где они? Я пойду сам!
   Чижов. А они с утреннего спектакля у осветителей остались.
   Малец-Ларин. А надо было проверить!
   Чижов. На утреннем спектакли уже проверились не раз.
   Малец-Ларин. На, Серёжа! Всё Попову про тебя доложу!
   Чижов. Докладывайте! Не на фронте!
   Малец-Ларин. (Борисову). Пошли, Серёжа, я тебе покажу, кому надо было микрофоны отдать.
   Чижов. Его зовут Сашей.
   Борисов. Я Попова жду. Не могу никуда идти. Малец-Ларин. Так он же мне поручил с тобой заниматься.
   Борисов. Он старший инженер. Я подчиняюсь только ему.
   Малец-Ларин. Но ведь он мне поручил!
   Чижов. И мне тоже поручил!
   Борисов. А я сейчас ему позвоню. Пусть сам скажет. (Поднимает трубку телефона).
   (Малец-Ларин молча выходит из комнаты. Борисов кладёт трубку).
   Чижов. Побежал к Попову доносить.
   Борисов. Пусть знает себе место. Он такой же по должности, как и мы. (Садится на стул). Наверху склоки... Внизу тоже склоки... Прямо, какая-то боязнь молчания! Всех так и несёт!..
   Чижов. Да-ка я сам позвоню, пока он не дошёл...
   (Набирает номер. При этом в шкафу начинают щёлкать реле).
   Чижов, (В трубку). Юрий Алексеевич?.. Тут, вот, Борисов пришёл. А Малец-Ларин ему не смог ничего толком объяснить. Может быть, вы зайдёте и проинструктируете его?.. Я?.. А я сам плохо понимаю. Вы бы нам обоим заодно всё объяснили, что нужно делать... Заняты?.. А когда освободитесь?.. А где вас можно найти, если что?.. У пожарников?.. Вы сегодня у них дежурите?.. Всю ночь?.. А когда блоки питания нужно переключать?.. Ночью?.. Тогда, может быть вы и переключите?.. Придёте?.. Хорошо! Заходите! Покажите, как переключать. (Кладёт трубку).
   Чижов. Пьяный в дупелину!
   Борисов. Как?!
   Чижов. Так!
   Борисов. То-то я его никогда не вижу по вечерам! Случайно, он не с главным инженером пьёт?
   Чижов. А что, и Артамонов тоже пьёт?
   Борисов. Разве не знаешь? Ведь он даже лечился недавно. Целых три месяца! Не заметил его отсутствия?
   Чижов. Мне отсюда, снизу, честно говоря плохо видно то, что творится наверху. Да и мало волнует!
   Борисов. А я, вот, про Попова как-то не догадывался. Сегодня перед собранием был у нас в звуко=аппаратной ещё трезвым. Значит и Галина не знает, а то бы все знали, как про Артамонова...
   Чижов. Скоро он сюда заявится. Увидишь разницу. Он для пенсии тянет двойной оклад. Поэтому и работает по совместительству у пожарников.
   Борисов. А я ничего об этом не слышал...
   Чижов. Так ведь об этом не трезвонят. Узнают попрут из зависти.
   Борисов. А что он часто поддаёт, что ты сечёшь его пьяным даже по телефону?
   Чижов. Часто?! Да каждый раз. Ты погоди! Вот мы похохмим, когда он сюда заглянет! Можно такое с ним разыгрывать! Не то, что с Лариным!
   Борисов. Но Ларин-то был трезвым!
   Чижов. Сегодня, вроде бы как ещё да... Хотя, мне кажется, они пьют на пару. Только не знаю, вместе или порознь.
   Борисов. Насколько я понимаю, скорее порознь.
   Чижов. Наверное. иногда и вместе пьют. Ларин говорил, что Попов предлагает ему, как бы по дружбе, уволиться...
   Борисов. Как это уволиться, и ещё по дружбе?!
   Чижов. Он предлагает Ларину занять ставку зама администратора. Но для этого, якобы, надо сначала уволиться.
   Борисов. Вот как! Видно, Попов блефует. Такой и должности, похоже, нет!
   Чижов. Попов хочет выжить Ларина, только почему?
   Борисов. Наверное Ларин стучит Беднарскому на Попова.
   Чижов. Точно!
   Борисов. Ларин и на тебя стучит, надо полагать...
   Чижов. Стучит... Причём и Беднарскому и Попову вместе.
   (Звонит телефон. Чижов поднимает трубку).
   Чижов. Да?.. Включить трансляцию?.. А её Ларин уже включал... Не слышно?.. Ах, да! Он только что приходил и зачем-то выключил... Говорит, сильно гудит... Не знаю, Дмитрий Андреевич!... Наверное перепутал, потому что забыл, что включал... Борисова?.. Борисов давно здесь... Ждёт Попова... Хорошо... Что смогу - покажу... Мы теперь будем с ним работать вместе?.. А Ларин?.. Увольняется?! (В сторону -- Борисову). Вот здорово... (В трубку). Хорошо, Дмитрий Андреевич!.. Уже включаю!
   (Кладёт трубку. Подходит к усилителям, с надписью "ТУ-100", включает тумблеры. Постепенно комнату наполняет транслируемый шум зрительного зала).
   Чижов. Ты прав. Одурачили Ларина!
   Борисов. Не думал, что я со своим статусом кого-нибудь подсижу...
   Чижов. Да, фактически ты идёшь на его место...
   Борисов. От перемены мест слагаемых сумма не меняется.
   Чижов. Сегодня днём я был свидетелем, как какая-то бывшая жена или любовница Беднарского пыталась прорваться через вахту. Кричала, что уволит его, чем-то ещё грозила. Вахтёры, видно, знали её в лицо и не пустили. Наверное, не в первый раз. Иначе бы проскочила.
   Борисов. Тёмная фигура наш начальник. Бородин в шутку зовёт его Бермудским...
   (Входит Малец-Ларин).
   Малец-Ларин. Почему-то не работает радиомикрофон. Надо заменить батарейку.
   Чижов. Там не батарейка, а аккумулятор.
   Малец-Ларин. Где запасные? Поменяй!
   Чижов. Зачем?
   Малец-Ларин. Не работает! Скорее! Уже был третий звонок!
   (Чижов берёт радиомикрофон, включает, начинает считать и дуть. В динамике одного из усилителей слышен его голос: "Раз-два-три... Пфу-у... пфу-у").
   Малец-Ларин. Не может быть! Дай!
   (Берёт радиомикрофон, пробует считать сам. Из усилителя слышен его голос: "Раз-два-три..." Затем торопливо уходит).
   Борисов. Похоже, что уже пьян...
   Чижов. Да... Не понимает, что к чему. Хотя и трезвый такой же.
   Борисов. Он нарочно принял валерьянки, чтобы не пахло спиртным. Заметил?
   Чижов. Да. Чем-то аптечным от него воняло.
   (Из динамика усилителя доносится счёт Мальца-Ларина, транслируемый из-за кулис сцены. Чижов убирает на усилителе громкость).
   Борисов. У вас тут чай есть где попить?
   Чижов. А вон - в той комнате, на пульте. (Показывает на дверь справа). Я, пожалуй, тоже попью.
   Уходят в другую комнату так, что обоих видно через проём двери).
   Борисов. Ты будешь сдавать "Технику безопасности" послезавтра?
   Чижов. Нет.
   Борисов. А вроде бы всех обязали...
   Чижов. А я на всех плевал!
   (В комнату тихо входит Малец-Ларин и, прячась за шкафами АТС , подслушивает.
   Борисов. Эта "Техника безопасности" -- на самом деле повод ещё раз придраться к неугодным, если не сдашь.
   Чижов. Я всё равно не учил...
   Борисов. Бери больничный...
   Чижов. А как возьмёшь, если не болен?
   Борисов. Очень просто. За пол часа перед посещением врача нужно капнуть в нос казеинового клея. Весь соплями изойдёшь!
   Чижов. Правда? Ха-ха! Я не знал... Точно! Так и сделаю! Может, получится... А то, не ровен час, уволят.
   Борисов. Ну, так просто не уволят. Видишь, как Златкин дерётся!
   Чижов. Я не хочу портить себе нервы, как он. Пожалуй, сейчас и попробую капнуть. А потом пойду в наш медпункт. Хотя бы сегодня отпустят с работы. Заодно и проверю, как действует.
   Борисов. А у тебя есть клей?
   Чижов. Да, кажется был в той комнату в столе. Сейчас принесу.
   (Малец-Ларин, прячась за шкафами, чтобы его не было видно, приседает на корточки. Чижов входит в комнату АТС и роется в письменном столе. Находит тюбик с клеем и возвращается).
   Чижов. Чем бы закапать? Нужна пипетка.
   (Малец-Ларин выпрямляется и тихо уходит из комнаты).
   Борисов. Кембриком. Есть у вас здесь "хлорка"?
   Чижов. Что это за "хлорка"?
   Борисов. Хлорвиниловая трубка. Должна быть у "Каскадовцев". Они ведь в этой комнате работают над сборкой нового пульта?
   Чижов. Верно! Сейчас поищем... (Уходит в глубину комнаты так, что его не видно).
   Борисов. Да. ещё, по-моему, нужно разбавить клей водой, чтобы был чуть пожиже...
   (Голос Чижова: "Вот есть трубка какая-то... Появляется).
   Чижов. Пойду в сортир за водой...
   Борисов. Набери заодно для чая.
   (Чижов вытаскивает откуда-то пол-литровую стеклянную банку. Уходит. Борисов возвращается в комнату АТС, садится за стол и, закрыв глаза, опускает голову, подложив под лицо ладони. Две минуты спустя раздаётся телефонный звонок. Борисов вздрагивает, выпрямляясь подбрасывает голову, снимает трубку).
   Борисов. Алло!.. Чижова нет. Он вышел... Хорошо... Я передам... Я - ничего, осваиваюсь... (Слушает некое продолжительное время). Я ничему Чижова не учу... Наоборот... Симулировать болезнь?.. Что вы, Дмитрий Андреевич! Я на него не влияю... Спросите его сами... Клей?.. Какой клей? Зачем?... А что вы знаете?... Мы ни о чём таком не говорили. Разве только о Ларине... Хорошо, Дмитрий Андреевич... Я передам.
   (Кладёт трубку. Медленно поднимается, идёт в другую комнату. Останавливается, облокотившись плечом о дверной косяк. Постояв так с минуту, возвращается в комнату АТС, обходит вокруг шкафов, останавливается около усилителей трансляции и вводит усиление. Из динамика слышна фонограмма главной хоровой темы спектакля, которую воспроизводят из звуко-аппаратной:
   "Тарам - пара... Тарам - пара..."
   Затем слышна симфоническая музыка спектакля. Некоторое время Борисов продолжает стоять неподвижно. Входит Чижов, проходит мимо Борисова в другую комнату и ставит на пульт банку с водой).
   Борисов. Звонил Беднарский...
   Чижов. (Одновременно с Борисовым). Ты представляешь?!
   Борисов. Он всё знает про клей!
   Чижов. Да, я знаю...
   Борисов. Ты что, был у него?
   Чижов. Да. Меня Ларин встретил у сортира и повёл к Беднарскому. Сказал, что срочно вызывает на ковёр. Пришёл я в его кабинет. Беднарский мне говорит, что вот, мол, Ларин жалуется на моб плохую работу. Я ему говорю, что Ларин сам не работает, а если и работает, то так, что делает всё наоборот, как нужно. Заставляет меня быть у него на побегушках. Сейчас, говорю, ему взбредёт в голову одно, потом другое. И что ни то, ни другое оказывается потом не нужным. А нужное совсем забывается. Например, говорю, сегодня, вместо того, чтобы включить, он наоборот выключил трансляцию и усилитель радиомикрофонов. А потом сам же бегал и никак не мог понять, почему не работают радиомикрофоны. Хотел менять в них аккумуляторы.
   (Борисов смеётся).
   Чижов. (Продолжает). А Ларин тут вспылил и начал говорить, что он, де, всё делает, как нужно, а трансляцию, якобы, нарочно выключил я. Но ему, мол, теперь всё равно, и вот - его заявление на увольнение с визой Попова.
   Борисов. А что Беднарский?
   Чижов. Сидит, ухмыляется. Мы долго ещё препирались с Лариным, пока Беднарский не сказал мне про тебя. Мол, что ты нарочно меня провоцируешь закосить - налить в нос клей. Откуда он мог узнать? Ты же не мог...
   Борисов. Нет, конечно.. Сам не пойму, как он мог узнать. Как только ты ушёл, позвонил Беднарский и сказал, что я учу тебя, как симулировать болезнь. Я сам был удивлён, как он всё узнал! Даже конкретно - про клей! Я, конечно, ему ни в чём не сознался.
   Чижов. Неужели это Ларин как-то подслушал и успел так быстро обернуться?
   Борисов. Странно! Больно уж всё быстро произошло... И чем же закончился разговор?
   Чижов. Так вот! Самое интересное дальше! Беднарский стал меня распекать, конечно, в мягкой форме, как бы по-отечески А в конце сказал конкретно, чтобы лимбо я исправлялся, либо увольнялся.
   Борисов. При Ларине?
   Чижов. Да.
   Борисов. Он не имеет права так давить. Это нарушение закона!
   Чижов. Хрен с ним! Слушай дальше... Так вот, я в ответ говорю: хотите, Дмитрий Андреевич, смешаю все ваши карты? Он так и оторопел! Умолк сразу же и слушает. Меня, говорю, вы так просто не уволите, но я могу сделать так, что оке-кто тоже не захочет увольняться. Беднарский сверкнул глазами на меня, а потом на Ларина, и говорит, что общение с Борисовым мне явно идёт не на пользу. Однако, говорит, поживём - увидим, не будем друг ко другу в претензии. Потом стал плести что-то про Златкина, что он не хочет, дескать, увольняться, и потому я, будто бы не понимаю всех с ним обстоятельств... В общем, замкнул всё на Златкине, чтобы Ларин не просёк, на что я намекнул. Велел идти на рабочее место, сказал своё любимое "добре" и даже пожал мне руку. Я прямо обалдел от такой резкой перемены!
   Борисов. Да! Здорово ты его подсёк! Вовремя выложил козырь! Выходит уволить Ларина ему важнее, чем тебя.
   Чижов. Утешительно... Однако, как же он узнал про клей?
   Борисов. Я вот что подумал... А что если где-нибудь здесь установлен микрофон?
   Чижов. Тс-с...
   (Прикладывает палец ко рту).
   Борисов. (Шёпотом). Не иначе как микрофон...
   Чижов. Давай поищем!
   (Начинают молча искать. Через несколько минут, делая немые знаки, переходят в другую комнату).
   Борисов. (В полголоса). Ничего не видно
   Чижов. (в пол голоса). Наверное, где-нибудь встроен.
   Борисов. (В полголоса). Я слышал, что почти во всех больших учреждениях есть такая дверь, куда никто никогда не входит крому работников Первого отдела.
   Чижов. (В полголоса). А кто у нас из Первого отдела?
   Борисов. (В полголоса). Как кто? Беднарский. Он сам не раз хвастал, что раньше будто бы работал в КГБ.
   Чижов. (В полголоса). Если работал раньше, то и сейчас работает.
   Борисов. (В полголоса). Теперь и не поговорить! Хотя и уверенности нет, что где-то тут микрофон...
   (Возвращаются в главную комнату АТС).
   Чижов. (Нормальным голосом). А, плевать!
   Борисов. (Нормальным голосом). Да. Верно! Что, собственно, он узнает нового?!
   Чижов. Жаль, что с больничным ничего не получится теперь...
   Борисов. Да, обошли суки! Придётся тебе сдавать "Технику безопасности"...
   Чижов. Давай поставим чай, что ли? Достаёт кипятильник и опускает его в банку с водой.
   (Входит Попов).
   Попов. Ну, что, яботники? Опять кипятите воду? Скойко можно повтоять: Кипятийник -- это пожайо-опасный пьибой. Пойзоваться им на пьоизводстве запъещается! Сейожа! Ты понимаешь, что я говойю?
   Чижов. (Выходит из другой комнаты). Не совсем, Юрий Алексеевич. (Борисову в полголоса). Ещё один еврей пришёл, и к тому же пьяный...
   Попов. От него же может всё вспыхнуть! (Выдёргивает из розетки вилку кипятильника).
   Чижов. Вы бы, Юрий Алексеевич, лучше с нами чайку попили...
   Попов. Спасибо, Сейожа. Я на яботе. В дхугой яз...
   Чижов. Не уважаете, Юрий Алексеевич! Брезгуете...
   Попов. Что ты говойишь, Сейожа!
   Чижов. Наверное потому, что я еврей...
   Попов. Нет! Сейожа! Нет! Я евъеев уважаю! Евъеи здесь ни пьи чём... Я и сам тоже... А вот яботать надо лучше! То-то!
   Чижов. А вы, Юрий Алексеевич, научите. А то Ларин сегодня товарищу Борисову пытался объяснить, как работает АТС, и ничего толком не сумел.
   Попов. Эх, Сейожа! Наше поколение воевало... Мы все не доедали... Тойко чтобы вы все ясли и учиись...
   (Борисов делает шаг к Попову. Попов отступает от Борисова на шаг и заходит за стол).
   Попов. Пьявда, мне служить не пьисьёсь...
   Чижов. Что пришить, Юрий Алексеевич?
   Попов. Я не воевал...
   Чижов. (Делая шаг по направлению к Попову. Это почему же? Все воевали, а вы -- нет...
   Попов. (отступая на шаг в сторону от Чижова). А потому! Я бый единственным коймийцем. Все мои бьятья усьи на фьонт, а мне сказали: "Оставайся, Юйя, бейеги мать!"
   Чижов. А я, Юрий Алексеевич, служил не границе!
   Попов. Я знаю, Сейожа... Ты говорил...
   Чижов. А вы знаете, Юрий Алексеевич, как у нас солдаты гибли?
   Попов. Как, Сейожа?
   Чижов. На посту! Пошлют в дозор... Ляжешь в ямку... И не смей поднять носа! Лежи неподвижно с карабином. Через четыре часа приходят менять -- а ты уже закоченел насмерть. Так что пальцы отламывали, чтобы карабин освободить. Он ведь казённый!
   Попов. Что ж ты хочешь, Сейожа... Война!
   Чижов. Какая к чёрту война? Это сейчас! В мирное время! Всего пол года назад!
   Попов. Пой года назад?.. Что ты мне ясказываешь! У нас сейчас такая техника!
   Чижов. Техника стала такая, что без собаки прибор может вести по следу. Я знаю... Сам ходил на границе... А вот человека никто в грош не ставит. Ни в армии, ни здесь!
   Попов. Ну, что ты, Сейожа! Сейчас появьяются совъеменные АаТэеСы -- ейектъйонные...
   Борисов. Юрий Алексеевич, а зачем нужен этот блок питания на стене? Больно сильно он гудит!
   Попов. Гудит -- значит яботает. От него вся АТС яботает. Ты знаешь, скойко я повидал на своём веку АТС, начиная с йучных до совэеменных йеейных?!
   Чижов. Чьих?
   Попов. Йеейных!
   (Чижов пытается подойти к Попову поближе, но тот от него отходит).
   Попов. Я двадцать йет пья... (Икает).
   Чижов. Что?
   Попов. Я двадцать йет пья...(Снова икает) пьяйаботай на АТС. И ещё по сигнайизациям... Бывало, уходит напайник в отпуск и говойит: "Ты за меня пья... (икает) пьяйаботай Юйа!" И я яботай и за него и за себя... И ничего -- спьявьяйся. Все системы изучил!
   Чижов. Вы присаживайтесь, Юрий Алексеевич! (Подходит к нему ближе) Я вам сейчас чайку сделаю...
   Попов. (Отходит от Чижова). Нет, я не хочу. Мне надо идти к пожайникам.
   Чижов. Юрий Алексеевич! А сегодня у нас чуть накладка не произошла!
   Попов. Как?!
   Чижов. Малец-Ларин вместо того, чтобы включить, наоборот, выключил трансляцию.
   Попов. Да, я знаю. С кем не бывает. А ты съеди! Заметий? Мойдец! Значит можешь яботать!
   Чижов. Это не я. Это Беднарский заметил!
   Попов. (Кашляет). Кхе-кхе... Надо увойнять войя! Довеий целый литъх технического спийта -- ни хъена не осталось! Вот и вей после этого йудям!
   Чижов. Юрий Алексеевич, я забыл вам сказать... Ведь вас Дмитрий Андреевич искал. Очень, говорил, вы ему нужны зачем-то. Может быть, как раз по поводу Ларина. Я не так давно видел его в кабинете Беднарского. Похоже, что Ларин сам увольняется.
   Попов. Сейожа! А почему ты не на сцене? Скойко йаз говойил, что во въемя спектакля надо быть на сцене! Что если что-нибудь случится? Идите сейчас же оба на сцену. Покажи Бойисову, что там нужно дейять. А я буду звонить Беднахскому... Что ему ещё понадобилось, чёйт его дейи?!
   (Борисов и Чижов выходят из комнаты АТС. Следом за ними -- Попов).
  

Общий занавес.

  

(Конец Третьего действия).

ИНТЕРМЕДИЯ

   (Поднимается общий занавес. Открывается вид на сцену: вид из кулисного полумрака, через полупрозрачный интермедийный занавес которого видны двигающиеся тени актёров на сцене, где идёт спектакль "Синяя Птица". Слева фигура помрежа. Далее, правее - рабочие сцены, артисты, ожидающие своего выхода. Слышится их громкий шёпот).
   Помреж (к рабочим и артистам). Да, тише, вы! Сколько можно!
   (Появляются Борисов и Чижов. Останавливаются в стороне от всех, в тёмном углу, рядом с реквизитом - деревянными кубами метрового размера. Борисов снимает один куб с другого и садится на него. Чижов располагается на другом кубе).
   Борисов. Так вот... Я могу взять больничный в любой момент. И Беднарский это знает. Он понимает и то, что меня не так-то просто уволить!
   Чижов. Погоди! А что ты говоришь, когда просишь больничный? Как тебе его дают?
   Борисов. Очень просто. Жалуюсь на плохое самочувствие: депрессия, бессонница... Жалуюсь, что на работе заставляют выполнять чужие обязанности, перетаскивать ящики, грузить... То есть, как оно и бывает иногда на самом деле.
   Чижов. Понятно. А давно ты на учёте?
   Борисов. Давно. Я потому и в армии не служил, что попал на учёт. Но больничные беру лишь в крайнем случае, когда начинают "прижимать" на работе.
   Чижов. Так ты на самом деле болен, хоть немного, или закосил в своё время от армии?
   Борисов. Как тебе сказать? И то, и другое. Конечно, в армии служить я не хотел, и поэтому пошёл однажды к психиатру и пожаловался на самочувствие. Я тогда на заводе работал и учился на Подготовительных курсах МГУ. В шесть подъём, в одиннадцать вечера - дома. Вот и перегрелся, Да, честно говоря, Кто не болен? Одни больше, другие меньше... Одни клинически, если стоят на учёте или лежат в больнице. Другие--так, сами того не знают. Трудно провести границу...
   Чижов. Ясно. Ну, а дальше? Рассказывай!..
   Борисов. Так вот: приходу я как-то раз к психиатру. А она 9психиатр) меня спрашивает, не знаю ли я такую Майю Николаевну, которая тоже мол, работает в нашем театре?.. Как же, говорю, знаю: освобождённый профсоюзный работник театра. А врач мне и говорит, что она, мол, тоже её знает, и, что, хорошо бы мне с Майей Николаевной познакомиться получше. Тогда она, может быть, походатайствует через профсоюз, чтобы меня на работе не перегружали...
   Чижов. Ну, а ты что?
   Борисов. Я, конечно, выразил согласие, но к Майе не пошёл, сам понимаешь, почему.
   Чижов. Не понимаю...
   Борисов. Что же можно ожидать от Профсоюза? Ведь Майя напрочь повязана с Администрацией одной верёвкой. А потому жди потом только гадостей с обеих сторон.
   Чижов. Это верно!
   Борисов. Так вот... Я-то к ней не пошёл. Но, видно, врачиха ей обо мне сообщила. И Майя сама вызвала меня однажды к себе в кабинет и сделала внушение: что я, мол, плохо работаю, на меня, якобы, поступают жалобы, и что она защищать меня перед Администрацией не собирается... И что, напротив, советует мне поскорее увольняться и найти работу по специальности...
   Чижов. Ну. а ты что ей ответил?
   Борисов. А я сказал, что не против того, чтобы работать по своей второй будущей специальности. Пусть, дескать, она мне поможет и устроит в нашу театральную Педчасть.
   Чижов. Ха-ха!
   Борисов. Ну, на этом разговор и кончился. Правда, недавно опять: как-то мы встретились случайно в буфете, так она отвела меня в сторонку и, как бы по-дружески, порекомендовала мне поскорее увольняться, поскольку у нас, будто бы, намечается большое сокращение, под которое я неминуемо попаду.
   Чижов. А что же ей-то от тебя нужно? Это же дело Отдела Кадров...
   Борисов. А вот что: Я полагаю, что она сама состоит на учёте в том же диспансере и у того же психиатра, что я!
   Чижов. Значит, она боится тебя! Как бы ты ни стукнул кому про неё...
   Борисов. Да, боится, что могу ей всю карьеру испортить. Поэтом вместо того, чтобы защищать меня перед Администрацией, она помогает, чтобы меня поскорее уволили.
   Чижов. Вот тебе и "Профсоюзы - школа коммунизма!"
   Борисов. А я тут одну хохму придумал для Майи... Ха-ха!.. У меня мать работает кассиром в магазине. И вот, она дважды одалживала какой-то пьяни денег под паспорт. Деньги не вернули, и паспорта никто не потребовал. Мать не знала, что с ними делать, и я взял их, чтобы подбросить Майе в ящик, что на двери её кабинета. Пошли подбросим?!
   Чижов. А что, они у тебя с собой?
   Борисов. Конечно! Хотел до собрания подложить, да забыл...
   Чижов. Дай посмотреть!
   Борисов. Пошли к свету!
   (Чижов и Борисов подходят к дежурной лампочке. Борисов вытаскивает из внутреннего кармана два затёртых донельзя паспорта, отдаёт один Чижову).
   Чижов. (Открывает один паспорт). Ха-ха-ха! Ну и рожа!
   Борисов. Посмотри в конце: там сказано, что ещё и алиментщик!
   Чижов. Хороший будет подарочек Майе.
   Борисов. Ты второй посмотри!
   (Обмениваются паспортами).
   Чижов. Да! И этот не хуже!
   Борисов. Пусть этот будет твой.
   Чижов. А что, если нас застукают с ними?
   Борисов. Придётся выдавать себя за их владельцев!
   Чижов. Смеёшься!
   Борисов. Самое интересное то, что Майя не будет знать, что с ними делать. А вдруг, подумает, это какая-нибудь провокация, и потом спросят? И получится, что ей их нельзя ни выбросить, и хранить тоже небезопасно: откуда, мол, они у неё? Начнёт по театру владельцев искать, перебирать по фамилиям всех сантехников, пойдёт в Отдел Кадров узнавать...
   Чижов (на ходу). Ты не будешь против, если мы сначала поднимемся в звуко-аппаратную?
   Борисов (на ходу). Ты хочешь один паспорт туда подбросить?
   Чижов (на ходу). Мне Кайзеровна обещала книги...
   Борисов (на ходу). А. да. Я слышал. Мне тоже туда надо: у Панина сфотографироваться. Давай поднимемся на лифте.
   Чижов. (Останавливаясь). На каком лифте?
   Борисов. (Останавливаясь). А ты не знаешь? Есть такой служебный лифт. На нём можно подняться прямо со сцены к механикам под самый потолок, там пройти по колосникам, выйти на крышу. Ну а с крыши - в коридор и -- в звуко-аппаратную. Они всегда держат дверь на крышу открытой.
   (Борисов и Чижов уходят в глубину сцены, и скрываются в темноте).
  

Конец Интермедии.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

   (Сразу после Интермедии поднимается интермедийный занавес, открывает всю сцену. На сцене снова комната звуко-аппаратной. Апфельбаум за своим столом вяжет на спицах. На краю стола лежит двухтомник мемуаров Н.И. Сац. Рядом, в кресле - Перель. Смотрит в экран телевизора. За другим столом - Панин, с паяльником, ремонтирует штекер микрофонного кабеля. Из-зала доносится музыка спектакля. Симметрично по комнате за спиной Панина расставлены две микрофонные стойки с прикреплёнными плафонами, направленными на стул, расположенный в центре. За ним, на стене - растянута белая простыня-экран).
   Апфельбаум. Не пойму, с чего это у меня каждый раз под конец дня разламывается голова?!
   Перель. У меня, честно говоря, тоже в голове какой-то вакуум...
   Панин. Воздух тяжёлый из зала. Вентиляция не справляется. Вот и тянет через нас, коридор и на крышу.
   Апфельбаум. Пожалуй, надо бы закрыть на крышу дверь.
   Перель. Да. Пора. Скоро спектакль всё равно кончится.
   (Поднимается, снимает с гвоздика на стене ключ и выходит в коридор. Через минуту возвращается, вешает ключ на место и снова усаживается в кресло. Входит Подгорный).
   Подгорный. Что у вас тут такое? (Кивает на стойки с плафонами и на простыню на стене).
   Апфельбаум. Это, Славочка, Юра Панин приготовился фотографировать всех, кто придёт, на новый профсоюзный билет. Мы уже снялись. А ты? Не желаешь?
   Подгорный. Нет. Зачем дверь на крышу закрыли?
   Апфельбаум. Скоро спектакль кончится...
   Подгорный. Ну и что?
   Апфельбаум. Чтобы не забыть потом.
   Подгорный. А я думал, чтобы нам, в теле-аппаратной, стало меньше хватать воздуха.
   Апфельбаум. Конечно, Слава, я тебе сочувствую. У вас там такая плохая вентиляция! Что и говорить! Однако, все вы ходите курить в коридор. И весь дым сквозняком тянет сюда!
   Подгорный. Этого не может быть! Наоборот, его тянет на крышу!
   Апфельбаум. Давай проверим!
   Подгорный. А кто вам мешает закрывать свою дверь?
   Апфельбаум. Мы лучше закроем дверь на крышу. Потому что и у нас вентиляция не-ахти какая!
   Подгорный. Что ты говоришь?! Отдайте мне ключ!
   Апфельбаум. Только через Беднарского! Можешь ему позвонить, Он тебе скажет, что эту дверь вообще нельзя открывать. Ты забыл, как недавно нас обокрали? И всё потому, что кто-то забыл закрыть дверь на крышу.
   Подгорный. А мне он говорил, что во время спектакля эта дверь должна быть всегда открыта!
   Перель. Я такого не слышал, Слава!
   Апфельбаум. И я!
   Подгорный. Эта дверь - пожарный выход. Не верите - позвоните Попову. Он вам объяснит!
   Перель. Вряд ли он сможет что-либо вообще объяснить в это время...
   Апфельбаум. Я подчиняюсь только Беднарскому!
   Подгорный. А ты знаешь, что Попов ещё работает в пожарной охране?
   Апфельбаум. Знаю! Только вряд ли он тебе поможет сейчас..
   Подгорный. Это почему же?!
   Апфельбаум. А потому, что Попов тоже подчиняется Беднарскому!
   Подгорный. Ну, хорошо! Я вам ещё покажу кузькину мать! (Уходит, хлопая дверью).
   Перель. Идиот! (Встаёт, открывает дверь в коридор).
   Апфельбаум (кричит). Своей дверью хлопай!!
   Перель. Тише, Галина! Ведь спектакль же ещё идёт!
   Апфельбаум. Ипохондрик! На месте Беднарского я бы давно его отправила работать на АТС! А то занимаются там у себя не весть чем!
   Перель. Как же "невесть чем"! Каталогизируют записи Высоцкого. Причём. С подачи Беднарского.
   Апфельбаум. Какое отношение имеет Высоцкий к Детскому театру? Неужели для этого закупили иностранное оборудование?
   Перель. Да! Они уже все головки на "TEAKах" запилили...
   Апфельбаум. А ты помнишь, Лёнечка, как Златкин вызвал обэхэесника, и тот Подгорного на месте застукал? Он сидел в тот момент наушниках и перегонял Высоцкого "буратиной"...
   Перель. Ну и что же изменилось? Он же всё равно сидит целыми днями и делает то же самое...
   Апфельбаум. Да, Беднарский, видимо, прикрывает их всех своим телом.
   Панин. Наверное, подмазали...
   Перель. А ты знаешь, как однажды обэхэезник в бухгалтерию наведался?
   Апфельбаум. Нет. А что?
   Перель. Ничего. Его оттуда увезли на Скорой помощи. И больше туда никто не приходил.
   Апфельбаум. Неужели?!
   Перель. Мы можем только гадать, что там происходит.
   (Из коридора слышатся удары в дверь с крыши).
   Перель. Кто это ещё там?
   (Встаёт, выключает телевизор и направляется в коридор. Апфельбаум прячет в стол вязание и идёт ему вслед. Через минуту оба возвращаются вместе с Подгорным).
   Подгорный. Ну, что я вам говорил? Не надо было закрывать! Кто это был?
   Апфельбаум. Это были Борисов и Чижов. Нечего им здесь шастать через крышу. Обойдут, как полагается, вокруг.
   Подгорный. Через фойе?
   Апфельбаум. Конечно.
   Подгорный. Так ведь там сейчас будет целая толчея детей! Спектакль-то вот-вот кончается.
   Апфельбаум. Да. Надо было им открыть. Теперь мне придётся задержаться из-за Чижова.
   Перель. Ничего! Зато в следующий раз не пойдут через крышу.
   (Подгорный уходит).
   Апфельбаум. Проныра! Лезет, куда не нужно! (Садится в кресло). Отчего же у меня так разламывается голова?! (Прижимает ладони к вискам). Ты, Лёня, поменял код на замке?
   Перель. Да.
   Апфельбаум. Какой он теперь? Я забыла...
   Перель. Дав - семь - четыре.
   Панин. А что, Борисов у нас больше работать не будет?
   Апфельбаум. Видимо, нет, Юра...
   Панин. Так ведь его, вроде, только на месяц перевели...
   Апфельбаум. Я думаю так, Юра, что он месяц-то там поработает и либо там останется, либо уволится. Потому что сюда на его место завтра придёт новый человек.
   Панин. К нам, сюда? Кто же это?
   Апфельбаум. Есть такой. Тоже Сашей зовут. По фамилии Арутюнов.
   (По трансляции слышится голос помрежа, который несколько раз в подряд объявляет:
   "Внимание! Всем работникам театра оставаться на своих рабочих местах до особого распоряжения!")
   Перель. Что случилось?!
   Апфельбаум. Сейчас узнаю... Хватает телефонную трубку местного телефона и набирает номер). Алло! Оля? Что случилось? Почему оставаться на своих местах?.. Да?.. Надо же!.. И кто?.. Хорошо... (Кладёт трубку).
   Апфельбаум. В служебном лифте разбились какие-то два алкаша!
   Перель. Что?!
   Панин. Не может быть!
   Перель? Уж не Попов ли с Лариным?
   Панин. Насмерть?
   Апфельбаум. Говорят, что вроде насмерть...
   Перель. Как же это случилось?
   Апфельбаум. Я откуда знаю?! Приказано оставаться на местах, никуда не выходить, никого не впускать и ждать дальнейших распоряжений...
   Перель. Пойду в теле-аппаратную, скажу...
   Апфельбаум. Нельзя выходить! Сиди! Я им позвоню.
   Панин. А почему нельзя?
   Апфельбаум. Наверное, будут вести расследование, как всё случилось... Будут выяснять, не причастен ли к делу Юра Панин...
   (Звонит местный телефон. Апфельбаум поднимает трубку на первом звонке).
   Апфельбаум. Да!.. Да, Дмитрий Андреевич!... Борисова и Чижова у нас нет!.. Вообще-то они должны к нам скоро зайти... Что?!.. Борисов и Чижов?.. (Визгливо): Кошмар!!!.. Но, почему?... Оля помреж сказала, какие-то алкаши... По паспортам?.. Странно... А вы их сами-то видели?.. Хорошо... Подождём...
   (Кладёт трубку. Несколько секунд стоит тишина. Вдруг из зала доносится шум аплодисментов).
   Апфельбаум. Беднарскому кто-то сказал, что разбились Чижов и Борисов.
   Перель. Серьёзно?!
   Панин. А почему сказали, что алкаши?
   Апфельбаум. У них в карманах нашли какие-то паспорта, по которым выходит, что будто бы это не они... Сама ничего не понимаю!
   Перель. Какая-то галиматья!
   Апфельбаум. Мало ли что кто-то сказал Беднарскому! Сам-то он их не видел. А мы ведь только что разговаривали с ними через дверь...
   Перель. Послушай! А как они попали на крышу? Разве только на служебном лифте!
   Апфельбаум. Не дай Бог! (Хватает трубку местного телефона, набирает номер). Алло! Оля, скажи: установлено, кто разбился?.. Правда?.. Ты уверена?.. А какой это лифт? Не тот ли, что ведёт на крышу?.. Кошмар! (Кладёт трубку).
   Перель. Ну?
   Апфельбаум. Говорит, что они...
   Перель. А лифт?
   Апфельбаум. Тот самый...
   Панин. Выходит, они пошли обратно, чтобы пройти к нам вокруг через фойе... Стали спускаться на лифте и...
   Апфельбаум. Что теперь будет?! Ведь они шли к нам!
   Перель. Надо было открыть им дверь...
   Апфельбаум. Не надо было, Лёнька, тебе её запирать!
   Перель. Мне?! Это ты, Галина, захотела!
   Апфельбаум. Подгорный оказался прав... Может быть, пойти, открыть?
   Перель. Нет. Теперь поздно. Подгорный всё видел. Начнут допрашивать... Всё выяснят, как было...
   Апфельбаум. Что мне говорить про книги? Боже мой!
   Перель. При чём здесь книги?
   Апфельбаум. Чижов шёл ко мне за книгами...
   Перель. А Борисов зачем шёл?
   Панин. Ко мне фотографироваться.
   Перель. Советую тебе, Юра, поскорее свернуть своё фотоателье.
   (Входят Подгорный, Бородин, Златкин, Панжев, Кузнецов).
   Подгорный. Ну, что, Галина Каземировна, будем говорить теперь про дверь на крышу?
   Апфельбаум. Я не знаю! Это кошмар какой-то! Прямо не верится!
   (Апфельбаум хватает трубку местного телефона, лихорадочно набирает номер, слушает гудки, кладёт трубку).
   Апфельбаум. Беднарского на месте нет.
   (По трансляции слышен голос помрежа, которая снова несколько раз объявляет:
   "Внимание! Всем работникам театра оставаться на своих рабочих местах до особого распоряжения!"
   Кузнецов усаживается на свободное кресло).
   Златкин. Галя, позвони помрежу. Она, наверное, знает все новости.
   Перель. Звонила только что.
   Панжев. Ещё раз позвони.
   Апфельбаум. (Снова набирает номер). Алло! Оля!.. Ну, что нового?...(Пауза. Апфельбаум слушает, что ей говорят в ответ. Кладёт трубку).
   Подгорный. Ну, что?
   Апфельбаум. Она их видела. Их уже вытащили из лифта.
   Кузнецов. И где они сейчас?
   Апфельбаум. Радом с лифтом. Положили прямо на полу. Ждут милицию и скорую помощь.
   Бородин. Похоже, придётся сегодня надолго всем тут задержаться!
   Кузнецов. Что-то с сердцем! Есть у кого-нибудь валидол?
   Апфельбаум. У меня есть! (Достаёт из стола таблетки. Даёт одну Кузнецову, другую кладёт себе в рот).
   Перель. Кажется, в холодильнике был "Корвалол".
   Кузнецов. (Держась правой рукой за сердце). Лёня! Пожалуйста, сорок капель!
   Подгорный (Златкину). Вот тебе и две вакансии сразу открылись!
   Златкин. Скоро ещё откроются...
   Апфельбаум. Что теперь будет...
   Кузнецов. Страшнее смерти не будет ничего...
   (Раздаётся гудок вызова на "Домофоне").
   Апфельбаум. Кто это?
   Перель. Надо нажать кнопку!
   Апфельбаум. Но ведь не велено никого впускать...
   Перель. Но спросить-то, кто это, можно! (Сам подходит к "Домофону", нажимает на кнопку, наклоняется к микрофону "Домофона"). Кто там? (Отпускает кнопку. Из "Домофона слышится голос:
   "Это мы! Открывайте!").
   Перель. (Снова нажимая и удерживая кнопку). Кто "мы"? Сюда нельзя входить! (Отпускает кнопку. Из "Домофона слышится другой голос:
   "Это я - Чижов. Мне Галина Казимировна книги обещала").
   Перель. (Нажимая кнопку). Это ты, Серёжа? А где Борисов? (Отпускает кнопку).
   Тот же голос:
   "Да, это - я! Борисов - со мной!"
   Другой голос. "Я - здесь!"
   Апфельбаум. Ничего не понимаю! Лёня! Спроси, что хочет Борисов. А вдруг это не они?
   Бородиню Ошибка! Погиб кто-то другой. В темноте не разобрали...
   Златкин. Открывай скорее! Сейчас всё узнаем!
   Кузнецов. Слава Богу!
   Апфельбаум. Но ведь всё равно кто-то погиб! Это ужасно!
   (Перель нажимает кнопку открывания замка. Все присутствующие поворачиваются лицом к входной двери. Через несколько секунд из коридора слышатся приближающиеся шаги. Неожиданно вспыхивают плафоны на микрофонных стойках, оставляя на простыне-экране тени присутствующих. И затем гаснут вместе с общим светом. В наступившей темноте раздаются одновременно крики и возгласы).
   Апфельбаум. (Визжит). И-и!!!
   Перель. Эй! Что за шутки?! Юра!
   Кузнецов. (Стонет). А-а! А-а! А-а!
   Подгорный. Кто это?!
   Бородин. (Усмехается). Э-э-э...
   Панин. (Смеётся). Ха-ха-ха!
   Панжев. Включите свет!.. Вашу... мать!..
   (Все умолкают. Наступает тишина).
   Перель. Галина! Позвони в тиристорную. Спроси, что случилось.
   Апфельбаум. Телефон не работает. В трубке нет гудка.
   Бородин. (Кричит). Эй, Борисов! Хватит шутить! Can you hear me?!
   Панжев. Пойду на разведку...
   Подгорный. Почему не работает аварийное освещение?!
   Кузнецов. Мне плохо с сердцем! Зовите врача!
   Апфельбаум. Лёня! Дай же Кузнецову, наконец, валокордина!
   Перель. Сейчас...
   (Из коридора доносится голос Панжева:
   "Эй! Есть тут кто-нибудь?!"
   Его шаги удаляются. Доносится хлопанье входной двери. Затем шаги возвращаются).
   Панжев. (Вернувшись в комнату). Дверь закрыта! Никого в коридоре нет!
   Панин. Чудеса в решете! Ха-ха!
   Златкин. В зале, похоже, есть свет! Надо открыть шторы. Спектакль уже давно закончился.
   (Кто-то начинает отодвигать шторы. Постепенно в комнате устанавливается полумрак, в котором оказываются различимы: Кузнецов сидит в кресле, держа руку на сердце. Все остальные стоят. Перель направляется в звуко-аппаратную. При входе поворачивает выключатель на стене. В звуко-аппаратной зажигается слабый свет).
   Перель. А здесь работает!
   Бородин. Значит есть ток!
   Панжев. Нужно передёрнуть автоматы на щитке!
   (Подгорный подходит к электрощитку. Начинает переключать предохранители. Постепенно везде включается свет. Начинают гудеть шкафы с усилителями звука).
   Кузнецов.(Кричит, показывая левой рукой на простыню-экран). Смотрите! А-а!
   (Все устремляют свои лица на простыню, на которой - неподвижные тени, похожие на профили Чижова и Борисова. Наступает тишина).
   Апфельбаум. Этого не может быть!
   Бородин. Панин, это твои штучки?
   Панин. Нет...
   Кузнецов. Кто же это?..
   Здаткин. Интересно, как это могло получиться?
   Подгорный. Значит, они здесь были?..
   Кузнецов. Кто "они"?
   Златкин. Но ведь простыня - не фотобумага!
   Апфельбаум. Мистика!
   Перель. Так живы они, чёрт побери, или нет?!
   Панин. Может, это были не они?
   Перель. А кто?
   Бородин. Кто-то пошутил...
   Златкин. Домарев вернулся...
   Апфельбаум. Чёрный юмор!
   Кузнецов. Может быть, все живы, и ничего не случилось?..
   Апфельбаум. Хорошо бы..
   Панжев. А все уверены, что голоса из "Домофона" были их?
   Кузнецов. Голос Борисова я узнал...
   Апфельбаум. Да, это были их голоса!
   Перель. И я думаю, что их, хотя сначала не понял сразу...
   Подгорный. Их голоса! Наверное погиб кто-то другой.
   Перель. Галя, попробуй ещё раз позвонить Беднарскому.
   Бородин. Позвони через город.
   Апфельбаум. (Снимает трубку городского аппарата). Работает! (Набирает номер).
   Кузнецов. Всё же, чьи это тени? (Продолжает смотреть на простыню).
   Апфельбаум. Алло! Дмитрий Андреевич!.. Это были точно они?.. Вы не ошиблись?.. Сами видели тела?.. Непонятно!.. Дело в том, что у нас произвольно выключился свет, причём после того, как Чижов и Борисов просили открыть им дверь из фойе... (Пауза. Слушает...). Но это было уже после того, как объявили о их смерти!.. Мы все здесь в недоумении... Не только я... Что?.. Лечиться?.. Кому?.. Мне?.. Я вам голову не морочу! Вы спросите всех! Вот они, и мы, и все телевизионщики, здесь в звуко-аппаратной. Все слышали из "Домофона" голоса Чижова и Борисова. Потом Лёня их впустил, открыв дверь из фойе... А потом вырубились автоматы и погас свет... Да! Сами собой!.. Чудес-то не бывает!.. (Пауза. Слушает...). Они что, ещё там лежат?.. (Кузнецов тяжело вздыхает). А милиция?.. А Скорая?.. Ждать?.. Так чего же нам ждать?!. (Вешает трубку).
   Апфельбаум. Говорит, что погибли они, и что ошибки в этом нет.
   Златкин. Пойду сам посмотрю на них!
   Апфельбаум. Лёва! Но Беднарский сказал...
   Златкин. "Беднарский сказал"! Кто он такой? Прокурор что ли? Мой рабочий день уже закончился. Если задержусь, то потом обвинят, что задержался! (Уходит).
   Панжев. Пойду в теле-аппаратную. Что-то здесь душно.
   Подгорный. Да, не мешает курнуть... (Уходит вслед за Панжевым).
   Апфельбаум. (Вскрикивает). Где мои книги?!
   Бородин. Какие книги?
   Апфельбаум. Двухтомник для Чижова! Они всё время лежали здесь, на столе!
   Бородин. Опять начались кражи!
   (Все кроме Кузнецова, начинают осматриваться по сторонам в поисках книг. Выдвигают ящики столов, осматривают шкаф с фонограммами, открывают холодильник. Постепенно успокаиваются, рассаживаются: кто в кресла, кто на стульях).
   Перель. Они не могли никуда деться сами собой! Кто-то взял!
   Панин. Кто-то пошутил!
   Перель. Какие теперь могут быть шутки!
   Бородин. Златкин! Больше некому!
   Панин. (Вскрикивает). Смотрите! (Показывает на запасную лампу для его плафонов, лежащую на его столе).
   Перель. Что такое?!
   Кузнецов. (Задыхаясь). Сама?.. Горит?..
   Бородин. Здесь, наверное, радиация...
   Апфельбаум. Смотрите!.. Стала ярче!..
   (Лампа вспыхивает и резко гаснет).
   Панин. (Берёт лампу со стола и смотрит на свет). Перегорела!
   (Наступает тишина, которая через некоторое время нарушается приближающимися из коридора шагами).
   Кузнецов. Мне плохо! Сердце!.. (Сгибается в кресле. Все смотрят в проём двери, в котором вырисовывается фигура Беднарского).
  

Общий занавес.

КОНЕЦ

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

2

  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"