Аннотация: Центральный рассказ из одноимённого сборника рассказов, написанный в 1975 году.
НЕОКОНЧЕННЫЙ ДНЕВНИК
Марку Твену
1.
Я сижу на крыше и глазею по сторонам. Вот уже третий день я забираюсь сюда, чтобы выкурить трубку и поразмыслить о жизни.
Я смотрю на широкую голубую, с белыми всплёсками, поверхность Миссисипи и думаю: что же здесь хорошего?
Совсем недавно мы жили в Сент-Луисе. Там я всегда знал, чем мне заняться - в городе как-то веселее, а тут - тоска...
По реке мдленно поднимается пароход. Хотя расстояние - большое, его пыхтение слышится отчётливо даже здесь.
Хорошо утром. Свежий воздух. Наверное - от реки.
Я раскуриваю трубку и ложусь на крышу. Крыша - очень покатая, и поэтому можно лёжа обозревать окрестности. Вообще, я люблю находиться где-нибудь наверху и глядеть оттуда.
А всё-таки и здесь не так плохо. Справа - Миссисипи, со всех других сторон - лес.
Ещё совсем рано. Тут невозможно долго спать. Очевидно, от свежего воздуха быстро отдыхаешь за ночь. Ложишься поздно, а просыпаешься рано. И всё для того, чтобы скучать.
Ну, чем же здесь можно заняться? Ничем определённым. За каким дьяволом отец решил забраться в эту дыру? Хотя, вполне понятно. Ему надо лечиться. Здесь, ведь, свежий воздух, "природа"... Или он сбежал от кого-то, чтобы "залечь на дно"?
Вообще-то он - крепкий. Только недавно его здорово избили какие-то идиоты. Вот у него теперь и болят кости и ещё что-то. После этого случая он стал сумрачным. Всё время по утрам гуляет со своей тростью и о чём-то думает. Вот и сейчас, наверное, где-нибудь бродит в саду.
Неневижу, когда не раскуривается трубка! Я задумался, а она - знай своё дело!
Я стал выбивать её о раму чердачной мансарды. Выбиваю, а сам думаю. И мысли всё какие-то мрачные. Ну, что мне делать в этой глуши целое лето?
Я решил отвлечься и стал смотреть на парусник. Отличная яхта. Сразу видно, что её хозяин не поскупился на отделку. Надо бы попросить отца, может быть, он тоже купил бы какую-нибудь яхту?
Ближайший соседний дом отстоит от нашего не ближе, чем за две мили. Где уж с кем познакоиться или подружиться! Пока доедешь, станет не до этого.
Я всё выбивал трубку... Она не поддавалась. Вот всегда так: тебе и без того плохо, а тут ещё эти мелочи не дают житья! Я ударил ею изо всей силы по раме, намереваясь разбить вконец эту идиотскую деревяшку, но она соскользнула и попала по стеклу.
Осколки покатились вниз и зазвенели там, ударяясь обо что-то, как будто им было очень весело. А мне - ничуть! Я порезал палец, из него потекла кровь, а потом задёргало ужасно неприятно...
И тут я услышал стук отцовской трости. Видимо, его привлёк звон стекла.
- Коас! Что ты там делаешь? Да и вообще, как ты там оказался? Там ведь не за что уцепиться! Иди немедленно завтракать!
Когда отец произносит подобные речи, лучше всего не отвечать, а дать ему вылить всё из себя. Как правило, он говорит мало. У него такой характер: говорить только то, что нужно. Интересно, как он думает? Никогда не поверю, что так же.
Но, что поделать! Надо спускаться вниз. Настроение - идиотское. Трубка куда-то делась. Кажется, улетела вместе с друзьями-осколками. Если не найду, то придётся искать подходящую вишнёвый корень и выдалбливать из него новую.
Опять ничего не придумал! А ведь, нужно что-то делать, а то, как привыкнешь, так и будешь, наверное, скучать всю жизнь!
Когда стал лезть в окошко мансарды, здорово треснулся башкой о какую-то ненормальную деревяшку!
2.
Позавтракав, я отправился в сад. Где устроился в кресле-качалке почитать старые журналы. Пришёл отец и отобрал у меня половину, как раз ту, что я не просмотрел. Я не стал ему возражать и начал насвистывать одну заковыристую мелодию. Отец сел напротив меня и, казалось, оставался невозмутимым. Меня это начало бесить, и я решил задать ему какой-нибудь провокационный вопрос.
- Пап, а почему мы не продадим наш старый кадиляк? Зачем нам два автомобиля? Ведь мы одним, и то редко пользуемся...
Отец не отвечал, продолжая перелистывать страницы журналов.
- Неужели ты не хотел бы заполучить лишних пары тысяч долларов?
- Нет.
- А почему?
- Так нужно.
- А может, будет лучше, если ты подаришь мне эту сумму? Я видел сегодня с крыши яхту... Яхта - первый сорт!
- Коас! Не задавай глупых вопросов. Я не собираюсь продавать свои авто. Даже если этот кадиляк старый, он нам может ещё пригодиться.
Кажется, я вывел его из терпения. Он замолчал, пролестнул несколько страниц и пристально взглянул на меня.
- И почему ты решил, что хозяин той самой яхты непременно пожелает её продать? Да и вообще, зачем нам яхта?
Мне стало совсем скучно. Даже захотелось спать. Отец отложил журналы в сторону и сказал:
- Ты бездельничаешь целыми днями. Ну, чем ты занимаешься? Лазаешь по чердакам! Думаешь, я не знаю, что ты там делаешь?
Он пошарил в кармане, что-то вытащил и бросил мне на колени. Это оказалась моя трубка.
Когда я нагляделся на неё вдосталь, делая вид, что вижу её в первый раз, а потом, ничего не говоря, спрятал ей в своём кармане, отец сказал:
- Возьми лошадь и поезжай куда-нибудь. Надо же тебе знать места, где ты теперь будешь жить и быть хозяином, когда меня нет. Возьми с собой Джима. Пусть он покажет тебе окрестности.
Его кресло подпрыгнуло, он встал, достал часы, взглянул на них и пошёл к дому.
Я вытащил трубку и стал её набивать табаком. Вскоре я обнаружил, что она очень хорошо курится. Очевидно, всё то, что в ней застряло, вылетело в тот момент, когда она, падая, обо что-то там ударилась.
Я задумался над предложением отца. Действительно, может, поездить по окрестностям? Всё лучше, чем сидеть в этом дурацком кресле!
3.
Джим ведает нашим хозяйством. Он - негр, лет тридцати пяти.
Я пошёл его искать и нашёл в другом конце сада. Прислонясь спиной к дереву, он курил.
- Хэлло, Джим! Не хотел бы ты прокатиться со мной по окрестностям?
- По окрестностям? С удовольствием! Но зачем?
- Да, так... Поглазеть... Ты оседлаешь лошадей?
- О'кей...
Моя комната на втором этаже, и, чтобы до неё добраться, необходимо подняться по винтовой лестнице.
В воздухе уже не чувствовалось той свежести, что была утром. Было душно и жарко. Я упал на кровать лицом в подушку. Захотелось спать, а точнее, ничего не захотелось. Но я подумал, что начинаю привыкать к скуке, и заставил себя подняться. Приободрённый таким насильственно-искусственным образом, я заставил себя переодеться и спустился вниз.
В гостиной сидел отец. Перед ним был бокал виски, и он курил сигару. Мне стало завидно. Почему я должен подчиняться ему и куда-то ехать?
Тут я подумал, что было бы неплохо и мне захватить что-нибудь из выпивки, и я направился в столовую.
4.
Был полдень. Мы ехали по дороге, пересекавшей поле и ведущей к реке. Я не люблю ездить по таким дорогам, когда днём на них неимоверное пекло. Проедешь какую-то милю, а уже в горле сухо, и разморило тебя до одури, да и вообще всё так наскучивает сразу вдруг, что даже и обратно ехать нет никакого желания.
Мы добрались до реки, и я решил искупаться. Лошадей оставили наверху, а сами спустились к реке. Джим попросил у меня трубку. Я отдал ему её и всё, что было в карманах, потому что решил купаться не раздеваясь. Потом будет свежее ехать.
Я плавал, а Джим сидел на камне и курил.
Да! Всё-таки здесь красиво! Я плавал, то ложась на спину, то просто так, то плавно работая руками и ногами под водой, преодолевая сопротивление одежды. Всё это время я не переставал смотреть по сторонам и, действительно, по настоящему наслаждаться... Да... Конечно, в городе такого нет...
Здесь - особенная тишина. Иногда только в неё влезает пыхтение парохода. Он такой маленький... Долго, очень долго поднимается по реке, преодолевая её течение...
5.
В лесу было прохладно, пели птицы. Мы нашли уютную поляну, слезли с лошадей и, растянувшись на солнце, закурили.
Было хорошо. Ветер шумел листьями и тянул ко сну. Я захотел побыть один и решил отослать Джима домой.
- Джим, ты случайно не хотел бы составить мне компанию? - Я достал из сумки бутылку виски, что прихватил перед отъездом.
- О! Я никогда не отказываюсь в подобных случаях!
- Джим! Я ужасный балбес! Потому что не догадался прихватить с собой что-нибудь из закуски... А без этого я не смогу... Ты не сгоняешь домой, а? Тут, ведь, недалеко... А я пока здесь поваляюсь после купанья...
- Ну, что ж? Идёт! Только... нам бы ещё такую бутылочку...
- Я взял эту в столовой. Знаешь, где ящик с разным барахлом? Там есть вторая. Я их давно припрятал, ещё с той самой пирушки, когда к нам приезжал мистер Грааль со своим семейством. Только, будь поосторожней, чтобы никто тебя не заметил!
- Хорошо! Я быстро!
6.
Я растянулся под деревом. Оно давало небольшую тень. Джим уехал, и сразу всё стало по-другому.
Мне было очень хорошо одному. Птицы так и заливались. Один, я слушал их... Ветер дышал временами... При каждом его слабом порыве деревья шевелились, будто благодарные влаге, что он приносил для них в добровольной услуге от щедрой на благодать Миссисипи, а я глубоко вдыхал его воздух.
Я закрыл глаза, но как будто этого вовсе не сделал: всё равно сквозь веки я продолжал видеть солнце и - меняющую силу его света листву.
Травинка щекотала где-то в волосах, но мне не хотелось шевелиться, чтобы убрать её.
Наконец, я не стерпел и примял рукой траву.
Было так хорошо лежать здесь! Я решил ездить сюда каждый день.
Солнце грело веки. Только чего-то одного мне не хватало...
Трава. Как сладко она пахнет! Как бы было прекрасно, если... Чего же мне не хватает? Чего?
А здесь хорошо... Очень хорошо...
7.
Солнце. Оно было какое-то особенное в этот день. Всё - как во сне... Я вошёл в лес. Там было прохладно. Это - его окраина, и потому он - не густой. Я даже замечаю тропинку и иду по ней. О чём я думаю? Ни о чём. Мне хорошо.
Я выхожу на поляну. Наверное ещё одна. В центре, под молодой берёзкой, на пеньке, сидит очаровательная девочка. У пенька - спинка из коры. У девочки - длинные волосы. Они спадают на плечи и закручиваются на концах. Она надевает туфельку, положив ногу на ногу. На ней простое платье. Видимо, она шла куда-то, увидела пенёк и решила отдохнуть.
Девочка закинула назад голову и покрутила ею, расправляя волосы. Они спрыгнули с её плечь и застыли. Она закрыла глаза.
Вдруг она оборачивается и смотрит на меня. Она молча смотрит на меня и ждёт, что я скажу.
Я подхожу к ней - она вскакивает, хватается обеими руками за ствол берёзки.
Я беру её за руки и притягиваю к себе. Она такая слабенькая, лёгкая... Её ладони соскальзывают со ствола, и берёзка оказывается между нами. Я держу её за плечи, обнимаю вместе с пачкающим белым стволом и прижимаюсь щекой к её щеке.
И уже нет берёзы. Мы лежим в высокой траве, и я целую её. Я так ласков с ней, что она тает. Она становится всё меньше и меньше и, наконец, исчезает...
Я просыпаюсь. Я лежу, уткнувшись лицом в траву, которая шевелится, щекочет. Солнце соскользнуло с листвы и пригрело мне щёку. Во рту пересохло.
8.
Прискакал Джим. Я был под впечатлением сна и поэтому неразговорчив.
Джим расстелил передо мной какую-то тряпку и, не переставая о чём-то болтать, начал выкладывать на неё провизию.
Меня разрывала тоска. Я взглянул на бутылку. От солнца он светилась изнутри приятным золотым цветом.
И тут мне захотелось напиться. Напиться так, чтобы стало невозможно соображать.
Я свернул пробку. Джим нарочито радостно вздрогнул и подвинул две жестяные кружки. Я наполнил их почти до самых краёв...
9.
На следуюший день я проснулся поздно, и с головной болью. Я вспомнил, что мы просидели на поляне до вечера, пели какие-то дурацкие песни, а потом каким-то образом добрались до дома. Никогда раньше я так сильно не напивался. Не представляю, как мы уговорили целую бутылку!
Я снова залез на крышу и раскурил свою трубку. Нужно было обдумать, что делать дальше. Я долго глядел по сторонам, но никак не мог придумать хорошего местечка, куда бы съездить ещё. Я вспомнил вчерашнюю поляну. Вспомнил сон. И мне снова захотелось поехать туда.
Я спустился в свою комнату и плюхнулся в кровать. До чего было тоскливо! Вчерашняя пьянка мне ещё больше разбередила душу. Ещё этот Джим! Правда, он хороший парень, хотя и негр, но всё равно... Можно было бы его угостить, но пить с ним, как с лучшим другом, и делиться о сокровенном... Нет! Какой же я идиот! Пьяный идиот! Ах, если бы у меня был хороший друг!.. Мы бы ходиили с ним на охоту, сделали бы парусник и плавали по реке... Да, чего только не сделаешь с настоящим другом! Но где он?..
Мне уже шестнадцать... Я помню, когда был маленьким...
Кажется это было совсем недавно... Тогда мы приехали в Сент-Луис из Англии. Это было примерно десять лет назад. Десять лет! Хотя я не старик ещё, но чувствую, как стремительно бежит время... Когда-нибудь я вспомню сегодняшний день и скажу, плохо выговаривая беззубым ртом с холодными губами: "Time is flying so fast..."
Шестнадцать лет! А у меня ещё нет ни одного настоящего друга! Были товарищи, хорошие, плохие... С одним дружил, с другим ссорился, а потом мирился... И всё-таки, нет у меня настоящих друзей!
Я знаю, что не выгляжу уродом. Но и девушки у меня не было и нет. Мои сокашники как-то умели с ними разговаривать. Я же - нет. Я - скучный. Я люблю молчать. Девчонки этого не любят - сколько раз убеждался...
Помню, я всё пытался говорить... Она смеялась. Смеялась скучным усталым смехом. Я что-то спросил, а он не ответила. Помолчала, а потом говорит, чтобы я больше с ней не встречался, и что я ей вообще неинтересен...
Я помню, что продолжал ещё улыбаться, как дурак, пока она шла и не свернула за угол здания.
Дома я долго плакал. Я плакал молча, боясь, чтобы меня кто-нибудь не услышал. Я вообще не люблю выявлять свои чувства. Может быть в этом моя проблема? А слёзы тогда текли сами собой, и я глотал их, и мне даже было приятно это...
Никто из моих приятелей-сокашников не был мне интересен. Один слишком циничен, другой - эгоист, третий откровенный подонок, четвёртый - гад, а пятый - слизняк...
В Сент-Луисе хоть было веселее с этими подлецами. И странно, почему никто из них, кроме одного, ни разу не дал мне по морде? Наверное, считали меня другом, равным себе...
Тогда, наверное, и я тоже - такой же подлец, как они!..
И зачем я вчера напился с Джимом? Конечно, он нормальный парень. И ни за что не выдаст меня, как те подонки из Сент-Луиса...
10.
Завтрак я давно пропустил. Я вышел только к обеду. Мы сидели на терассе. Мать с неохотой ковырялась в салате. Я доедал куриную ногу. Отец потягивал вино и что-то рассматривал в газете. Вскоре ему это надоело.
- Что мы собираемся делать? - сказал он.
Я подумал, что он спрашивает меня и хотел было ответить что-то неопределённое, но меня опередила мать.
Она допила остававшееся в её бокале виски и сказала:
- Ты должен ехать за девочкой.
- Но ты же знаешь, Кэт, у меня дела в Чикаго!
- Придётся пожертвовать выгодой. Бедняжка лишилась отца и матери. Живёт у чужих людей...
- Но. Кэт! Почему мы? Почему я?
- Да, в конце концов! Чья это племянница? Твоя или моя? Дядя! Ничего себе! Хорош родственник! Поедешь в Чикаго, а на обратном пути завернёшь в Буффало и привезёшь девочку сюда!
Отец хотел что-то возразить, но промолчал, только отшвырнул от себя газету.
Он достал из коробки сигару и закурил.
Я улучшил момент и спросил, что случилось.
- Умерла твоя тётя, Коас. Ты, наверное, о ней и не слыхал. Это сестра твоего отца, с которой он с давних времён в ссоре из-за наследства их матери. У неё осталась дочь. Попробуй теперь сказать своему отцу, что он поступает не по-христиански! Что он тебе ответит? Девочке всего тринадцать лет. Полусиротка никогда не видела отца, а тут ещё новое горе! Какие-то "самаритяне" приютили её, чтобы прибрать всё добро, а теперь грозят выбросить её на улицу, если никто не заплатит им за их расходы.
- Да, нет же, Кэт! Они не собираются так поступать. Они же сами нашли нас и написали это письмо. Сюзет живёт у них всего-то каких-то два месяца. Разве могут быть большие расходы за такое время?
- В любом случае, ты поедешь и привезёшь несчастного ребёнка сюда! - Мать приподняла свой пустой бокал и стукнула им о стол.
- Хорошо, Кэт. Я устал с тобой спорить. Потому что это - бесполезно. Сейчас, даже не докурив, я сяду в этот чёртов автомобиль и отправлюсь в гнилое Буффало!
Отец встал, бросил сигару в чашку с недопитым кофе и вышел.
11.
Неожиданная новость взволновала меня. Как это здорово, что у меня есть сестра! Мысль о том, что в мою скучную жизнь войдёт новизна, радовала. Я был счастлив, как, наверное, заключённый, который просидел в камере-одиночке двадцать лет, и вдруг узнал, что через день-два ему впервые разрешат выйти на прогулку.
Главное, я хотел, чтобы она была, ну, хотя бы немножко не такая, как все. А вдруг она окажется какой-нибудь уродиной? Или капризной и визгливой до чёртиков? Вдруг она ещё совсем маленькая? Ведь ей ещё всего тринадцать лет. Хотя в Сент-Луисе я был влюблён в девочку, котороой было двенадцать.
Я раскурил трубку. Мысли всё бегали, и я здорово волновался. Я вообще-то люблю курить, когда волнуюсь.
А ведь я, как пить дать, покажусь ей балбесом. Я же неинтересный. Придётся как-то и о чём-то с ней разговаривать, а я буду стесняться. Тем более, если она окажется хорошенькой. Как же мне быть? Надо перестать быть таким задумчивым идиотом. Хотя вряд ли что у меня получится. Ведь, себя не переделаешь!
А ну! Как получится - так и получится! Поймёт - значит поймёт, нет - так и не надо!
Так я размышлял и строил догадки насчёт кузины, сидя на горбунке крыши, пока у меня от всего этого не разболелась башка.
Я увидел отца. Он сел в автомобиль, громыхнув дверцей. Я докурил, выбил трубку и спустился вниз, чтобы от нечего делать побродить по саду. Это мне быстро наскучило и я забрался обратно на чердак читать книгу. Книга была интересная, и я убил вечер.
12.
Не буду описывать, как томился я всю неделю, рисуя в воображении образ моей кузины.
Накануне её приезда мне пришла мысль, что я зря так переживаю. Наверняка моя сестрица окажется писклявой и длинной уродиной в очках.
О! Я бы тогда не выдержал и расхохотался. Она сочла бы меня невоспитанным, но была бы неправа. Ведь, я бы смеялся над собой...
Зачем я жду её такую, какую мне хочется? А какую мне хочется? Я, ведь, и сам не знаю. Она уже есть такая, какая есть. И ничто её не изменит. Приедет моя кузина, и никто больше...
А вдруг, она - ангел? Вдруг, она - прелестнейшее существо?
Нет! Не буду мечтать Иначе она окажется совсем не такой. Всегда так: когда чего-то очень хочешь - получается всё наоборот.
Не успел я проснуться на восьмой день, как почувствовал радость от того, что отец должен вернуться и привезти кузину. Открыв глаза, я как раз услышал скрип тормозов и сразу засуетился. Нужно было одеться и привести себя в порядок. Я стал искать джинсы. Они, как назло, не попадались на глаза. Потом я всё-таки нашёл их и тогда, с трудом попадая ногами в штанины, оделся.
Наконец, я выбежал из комнаты, вмиг пролетел через всю лестницу. Времени для меня не было. Я не чувствовал его под вихрем мыслей. Пронёсся через гостиную, оказался в прихожей - сердце замерло - я открыл дверь - выбежал на крыльцо и - чуть не столкнулся с отцом...
Он держал за руку девочку. Я сразу понял, что она - моя сестра, и ужасно обрадовался. Я остановился и не знал, что мне делать. Ведь, я же говорил, что робею, когда вижу какую-нибудь хорошенькую девочку.
Девочка удивлённо взглянула не меня своими большими глазами, смущённо улыбнулась, наклонив голову вперёд.
На ней было дорожное платье зелёного цвета и соломенная шляпка с вплетёнными голубыми лентами и большим красным цветком.
До чего она была очаровательна! Волосы опускались на её плечи и рассыпались. Одна их прядь была за спиной девочки, две другие падали вперёд. Правый локон касался чудной тряпичной розы, приколотой к платью.
Она была ниже меня на пол-головы. Выражение её глаз говорило о далёкой печали и горе. Но это нужно было увидеть. Её глаза как бы боялись обжечься - девочка застенчиво отворачивалась, боясь встретиться со мной взглядом. Она была худенькая и стройная, как, наверное, ласточка или мотылёк. От прохлады утра на её щёчках выступил румянец, хотя, впрочем, это могло быть от смущения. Ветер с реки слегка шевелил её волосы - они сбивались и снова занимали прежнее, такое для них подходящее положение.
- Это Коас, - сказал отец, нагибаясь к ней. Девочка сделала книксен и снова наклонила головку, продолжая улыбаться и смущаться.
Я ответил лёгким поклоном и отошёл в сторону, освобождая проход.
Был солнечный день. Мне не хотелось умываться после сна, как это бывает, когда некогда.
13.
Отец уехал куда-то по делам, которые ему пришлось отложить из-за моей кузины. А мать в сопровождении Джима отправилась на соседнюю ферму к миссис Грааль, чтобы обсудить последние новости, без чего обе женщины не могли прожить и дня.
Мы с кузиной сидели в саду за летним столиком и ели дыню. После продолжительных расспросов, которыми моя мать замучала Сюзи, я боялся её о чём-либо спрашивать. Мы не успели ещё сказать друг другу и слова, а только сидели и украдкой поглядывали друг на друга.
Дыня оказалась спелой и потому вкусной. Мы её довольно скоро всю съели. Теперь, когда было нечего делать, я почувствовал себя в идиотском положении. Нужно было, наконец, что-то сказать, а я никак не мог придумать, что.
Мы посмотрели друг на друга и почему-то одновременно оба улыбнулись.
- Моя мама, верно, замучала вас своими дурацкими расспросами?
- Нет! Совсем нет! Ведь нужно же ей знать обо мне всё. А как же иначе?
- Она итак уже знала вполне достаточно, чтобы расспрашивать обо всём в день приезда. Вы, наверное, устали, и вам хотелось бы отдохнуть с дороги. Хотите, я покажу вашу комнату?
- Ваша мама уже показала, - Сюзи робко улыбнулась, а затем добавила: - Но вы проводите меня туда?
До чего она мне нравилась! Сразу после этих двух фраз лёд растаял, и мне захотелось с ней о чём-нибудь поболтать, так запросто, как с хорошо знакомым человеком. Главное, чтобы никто не мешал.
Мы пришли в её комнату и остановились у окна.
- Вы знаете, это очень хорошо, что вы теперь будете здесь жить. Давайте подружимся. Обычно между братом и сестрой не бывает настоящей дружбы. Поэтому давайте забудем, что мы родственники. Согласны ли вы?
- Конечно, Коас! У меня никогда не было ни друга, ни подруги.
- А у меня были только приятели. И теперь они все далеко, в Сент-Луисе. Я ведь тоже тут совсем недавно...
Мы здорово разговорились. Я никогда так не разговаривал с девчонками. Сюзи умела хорошо поддерживать разговор, и с ней было интересно болтать о чём бы то ни было. Правда, она всё время меня стеснялась, но и я тоже.
Окно выходило в сад, так же, как и моё по соседству с этой комнатой. Мы разговаривали и, когда было неудобно долго смотреть друг на друга, мы отворачивали свои глаза к окну.
Здесь раньше везде был лес. И поэтому наш дом окружают старые лесные деревья. Фруктовых деревьев очень мало. Прямо перед окном - пирамидальный тополь. До нас тут жил какой-то испанец. Под старость он то ли спился, то ли куда-то переехал. А мой отец не растерялся и купил его ферму. Здесь хороший лес. Он тянется на восток и неизвестно, где кончается. Говорят, что там, в глуши, живут индейцы...
Я рассказывал сестре о нашем округе всё, что знал и что просто приходило мне в голову. Мы уже перестали бояться друг друга, и было такое ощущение, будто давно знакомы.
Стемнело. Слышалось, как Джим с кем-то разговаривает. Разобрать слов было нельзя, но по интонациям его голоса я понял, что он пьян. Там, где есть река, всегда особенная атмосфера звуков.
- Сюзи, ты умеешь ездить на лошади?
- Нет. А ты?
- Умею. Я научу тебя. Здесь очень красивые места. Особенно у реки. Поехали завтра с утра?