Рассвет уже был в разгаре, когда первые яркие лучи восходящего солнца проникли в Газель и своим слепящим светом разбудили человека, спящего в машине.
Борис открыл глаза, но вставать не хотелось, еще чувствовалась усталость предыдущих суток. Он позволил себе немного погреться в этих ярких лучах, которые обычно бывают на утро после бушевавшей всю ночь снежной бури.
Полежав так минут десять, он все-таки решился, сел на сидение, нащупал ногами кроссовки, влез в них, не расшнуровывая, и стал собирать импровизированную постель, сооруженную им после изнуряющей гонки от Питера.
Конец марта, а погода словно взбесилась, снег и ветер закружили неимоверную карусель. Стеклоочистители еле справлялись с работой, снимая и снимая налипающий мокрый снег с лобового стекла.
Свет противотуманных фар почти не пробивал белую пелену, окутывающую машину. А наутро - солнечно и тихо - словно было сном, только местами островки тающего снега.
- Н да - пронеслось в голове Бориса: - Еще один такой бросок, и я буду дома. За плечами оставались Тверь и МКАТ, и если не ошибаюсь, я где-то между Москвой и Тулой, почти посередине, прошел больше тысячи километров и это за сутки - можно сказать повезло.
Его размышления прервали хлопнувшие двери стоящего по соседству КАМАЗа - там проснулись и готовились отправиться дальше в путь.
- Нужно и мне тоже поторапливаться, трасса покуда почти пустая, может, успею проскочить пораньше к таможне. Вот только неизвестно, сколько там придется киснуть.
Умылся он быстро, из маленькой канистры, закрыл машину и пошел к кафе, расположенному рядом со стоянкой. Хотя кафе это было бы слишком громко - скорее всего, большая торговая палатка.
Наверное, еще спят, как-никак еще только половина седьмого. Но на удивление, не ожидая его стука, окошечко открылось, и из него выглянула сонного вида девица со слегка размазанным, но достаточно ярким макияжем, его можно было назвать даже боевым.
- Чего желаете?!
- Кофе, что-нибудь перекусить и, девушка, в кофе две ложечки сахара, если можно.
- Да, конечно. - Расплылось в улыбке разукрашенное создание.
Получив свой заказ, он выбрал место под маленьким зонтиком летней площадки, заваленной снегом, закурил и отглотнул из чашки бодрящий напиток.
- Бог мой, неужели я еду домой? Как долго все-таки меня там не было.
Борис уехал из своего дома, города, и из страны (глупо конечно звучит, страна была когда-то одна и большая) около десяти месяцев назад, оставив жену и ребенка. Уехал на "заработки" (если так можно выразиться).
Продал своего старенького сорок первого Москвича, за сколько возьмут, оставил часть денег жене, собрал необходимые вещи, поехал в Питер...
Город встретил его не очень ласково, даже можно сказать неприветливо, точнее не сам город (его Борис любил, он сиял огнями неоновых реклам, приветливый, равнодушный ко всякому приезжающему), а его стражи. Два прыщавых питерских "мента" на станции метро "Площадь Восстания" самым тщательным образом обследовали содержимое его карманов и сумки (обычная практика голодных шакалов).
Выяснив, что Борис забыл декларацию в поезде, они оба просияли и покровительственным тоном предложили ему поделиться теми пятьюстами баксами, которые у него были.
- А то протокол составим и изымем, как незаконно приобретенные, - закончил свою тираду прыщавый прапорщик, поглядывая в замусоленную книжицу, бывшую когда-то Уголовным Кодексом (используемую явно не по назначению).
Спорить не хотелось, да и честно говоря, сил после изнуряющей поездки в поезде не оставалось.
Борис кинул сто баксов на стол, собрал документы, положил в сумку.
- Больше не дам.
По глазам ментов было видно, они и этому счастливы.
Такой поворот событий не только разочаровал Бориса, но и придал ему какие-то силы, еще более укрепив его в правильности своего выбора.
Совершить такой отчаянный шаг, оставить свою тихую, но безденежную жизнь в городке на Украине и поехать искать свою судьбу в "Северной Пальмире".
Поиски жилья, работы заняли все дальнейшее существование. Будни пролетали стрелой, не давая отдышаться от немыслимой скорости, а наступающие выходные наваливались невыносимым одиночеством и тоской.
Борис смог осуществить свою многолетнюю мечту - поступить учиться. Пошел на юридический факультет Гуманитарного университета. В конце концов, жизнь ведь незакончена, а можно сказать только начинается - ощутить себя старцем в двадцать девять лет глупо. К тому же, его оптимизм никогда ему этого не позволил бы. Он всегда был уверен, что, как бы не сложилась ситуация - всегда есть решение, всегда можно начать сначала, если не всю жизнь, то оставшуюся ее часть уже точно.
Так было и сейчас. Борис с невиданным энтузиазмом, просто-таки набрасывался на предоставленную ему работу так, вроде бы это было неслыханное удовольствие, так будто ждал его всю жизнь и не в силах им насладиться.
Основной причиной было то, что он пытался, как можно дольше занять свое время и не думать о семье, оставшейся в Запорожье. О маленькой дочурке Леночке и ее маме - своей жене Анечке, хотя думал и вспоминал о них постоянно.
* * *
Массивные двери распахнулись настежь, из них буквально вылетел высокий, грузный мужчина лет шестидесяти, с короткими, седыми волосами, в дорогом деловом костюме. В одной руке он держал кожаный кейс, другой сжимал плащ. На минуту остановившись на мраморных ступенях министерства, мужчина минуты две вглядывался поверх голов находящегося внизу оцепления милиции и стоящей перед ним небольшой группы людей с плакатами, сделал знак рукой - точнее плащем в этой руке, начал спускаться по ступеням вниз. Его догнал слегка лысеющий, но довольно спортивного вида человек и взял за локоть...
- Женя, ты из ума выжил на старости лет?! Такое в глаза, да еще при всех!!! И кому?! Это же скандал - хорошо, что еще журналистов не было.
- Не было?! - спросил Женя.
- А зря..... пусть бы написали, какая бестолковая б... руководит нашим министерством. Это же надо уже два года она чертит какие-то графики, упраздняет и создает немыслимые компании, через которые ведутся расчеты, а работы как не было - так и нет, и деньги из министерства уходят в неизвестной направлении.
Я забыл, когда был у себя в кабинете. Все бестолковые заседания, совещания... Да сколько можно красоваться перед нами? Уже почитай два года, как она в кресле первого вице-премьера по нашему ведомству, а все никак не угомонится, не налюбуется собой. Будто никто не знает, какие подушки ее занесли так высоко!
- Да тише ты, не кричи так громко - проговорил лысеющий мужчина - на нас уже люди смотрят, так разошелся, красный стал как рак вареный, смотри инфаркт второй схлопочешь.
- На, держи валидол. - И они медленно направились вниз по ступеням к уже стоявшему там джипу.
Евгений Васильевич, а именно так звали первого мужчину, был генеральным директором "Днепроэнерго", а второй - его бывший однокашник по Университету Саша, точнее теперь Александр Владимирович, первый зам министра по энергетике.
- Слушай Сань? Я одного не могу понять - они продолжили разговор уже в машине, - ну была Инна протеже Казаревского, когда он был премьером, так ведь он уже как три года в Штатах в тюрьме сидит под следствием. Ну, ты помнишь? Ту историю с наличными на Швейцарской границе. А я все никак в толк не могу взять, кто ее дальше то двигает, как она при нынешнем премьере поддержку нашла? Неужели и этому дала? Так он вроде как молодой, жена американка молодая, чего лезть в старую калошу...
И оба рассмеялись такой шутке.
- Да, Жень, ты, наверное, не помнишь? Вспомни, Казаревский то откуда?
- Из Днепра, как и ... сам знаешь кто. - Евгений запнулся.
- Как и "Сам" - то-то и оно. - Подтвердил Саша. - А ты все, тому дала, этому дала, прям как "сорока ворона".
Она принадлежит к ЕГО клану, а ты все премьер, да премьер...
Они некоторое время сидели молча, смотря друг на друга, словно пытаясь изучить, то ли запомнить.
- Антона они тоже "съели" - сказал Александр.
На лице собеседника промелькнуло удивление, а потом он словно постарел - опустил голову и еле заметно закивал ею.
Антон Игнатьев был третьим членом некогда очень дружной компании студентов - постоянный заводила всех пирушек и сабантуйчиков. Веселый, жизнерадостный, он все время был направлен на то, чтобы как-нибудь взбудоражить, развеселить однообразный быт студенческого общежития, в котором жили трое друзей. Несмотря на закрепившуюся за ним репутацию гуляки и балагура, учился он неплохо, иногда просто с каким-то вдохновением окунался в изучение графиков, функций.
Именно он первым после окончания университета защитился и стал подниматься по служебной лестнице. Сначала небольшими, но очень уверенными шагами.
Поднимался и вел за собой своих собратьев по альма-матер.
И когда произошел развал Союза, он уже был одним из ведущих специалистов в области энергетики, не только на Украине, но и признанным авторитетом в Европе.
Его как-то само собой назначили министром энергетики, и пробыл он на этом посту довольно долго, настолько долго, что знал обоих президентов и не перечесть скольких премьеров.
Сформировав свою команду, он расхлебывал огрехи предшественников и старался удержать на плаву свою отрасль.
Но произошедшие в конце позапрошлого года события не дали завершить начатое.
После его отказа дать согласие на приватизацию, а точнее грабеж отрасли, началось его буквальное преследование. Постоянные статьи в печати, вызовы в прокуратуру сменялись язвительной травлей в стенах парламента. Так продолжалось почти год, его не снимали, он ушел сам - подал в отставку, хотел отдохнуть, но отдыха не вышло, сердце не выдержало.
- Ладно, Сань, я поеду, мне еще кучу дел нужно успеть, тут еще не все договорено, у меня есть, чем эту гадину придавить - не отвертится.
А потом можно и на покой, к сыну в Англию съезжу, он там стажируется после учебы, перееду к родителям в Краснодар, там хорошо и к морю поближе.
- Ты, Женя, поосторожней будь с документами Антона, а то не сносить тебе головы в самом прямом смысле.
* * *
Навстречу мелькали небольшие поселки и, чем больше оставалось их за спиной, тем радостнее и лучше становилось на душе у Бориса, поднималось настроение. Приемник перескакивал с волны на волну и с незначительной подстройкой снова ловил "ХитЭфЭм".
Трасса была незагружена, можно было расслабиться, дать себе насладиться скоростью. Выйдя в правый ряд и мчась сто двадцать километров в час, Борис пытался представить себе свою встречу с женой.
Совместная жизнь не была для обоих безоблачным путешествием по океанским просторам. Нечастые, но довольно бурные ссоры очень глубокий след оставляли в душе. И, наверное, были моменты, когда он готов был уйти, оставить жену, но проходил день и Борис понимал, что не видит смысла в ссоре и готов извиняться, просить прощения, хотя не так уж был не прав, просто-напросто очень любил свою жену. И сейчас, приближаясь с неумолимой скоростью к дому, он думал, прежде всего, о той радости, которую доставит жене, как медленно с напускной надменностью будет распаковывать подарки.
От мечтаний Бориса оторвал резкий сигнал, раздающийся сзади. Глянув в зеркало заднего вида, он увидел белый джип, который бешено сигналил и моргал фарами. Борис глубже утопил педаль газа, и Газель послушно набрала скорость, обогнав идущий в правом ряду супер Маз, включил правый поворот, и пустил вперед томящийся в нетерпении джип. Тот рванул вперед, безумно набирая скорость, только мелькнуло лицо немолодой блондинки в слегка опущенном окне.
Выехав снова в левый ряд на свободную полосу, Борис осмотрелся, сзади вроде никого, глянул на часы - четыре. Нужно перекусить, до границы часа два, буду на посту под конец смены, таможенники рыскать будут меньше. И инстинктивно поправил молнию на чехле под сидением. Первый раз было конечно страшно везти через границу оружие, но и отправляться без него в такую дорогу тоже.
Кафе было обычное, ничем не примечательное - таких много вдоль трасс. Однако кофе и бутерброды были довольно хороши. Покончив с бутербродами, Борис достал сигареты, закурил, отпил из чашки, и задумался... Мысли в голову шли разные, от мучительных воспоминаний до радужных мечтаний, но все сводилось к мальчишескому романтизму.
- Почему? Вроде, не так уж и мало прожито, и побывать удалось во всевозможных местах, ездить, встречаться с людьми, бывать в разных ситуациях, но все происходит так, что если взглянуть со стороны, обыденно и повседневно, словно покупаешь газету в киоске, не ощущая при этом ни восторгов, ни захватывающей дух романтики приключений, а так хочется...
На губах Бориса расплылась нежная и ласковая улыбка.
Он улыбался своей мальчишеской глупости, и от этого ему стало весело. Его усталость отодвинулась на задний план. Девушка, сидевшая за соседним столиком напротив, приняла улыбку на свой счет и ответила ему тем же. Это еще больше развеселило Бориса, он встал, взял сигареты со стола, подмигнул девушке и направился к машине.
- Ну что ж, если приключений не было, может, они меня ждут дальше или в дороге, или в пути, или может, быть станут дальнейшим украшением зрелости, или даже старости.
Когда машина тронулась с места и выехала на трассу, Борис почти смеялся взбалмошности своих мыслей.
* * *
Евгений Васильевич находился в возбуждении, которое может испытывать только человек, долго находящийся в оцепенении и внезапно, после нечеловеческих усилий сбросил его - державшее годы, мучившее и окунулся в гущу событий.
Он договорился с несколькими журналистами, заехал к одному знакомому следователю Киевской горпрокуратуры, связался с корпунктом НТВ. В его голове уже проносились почти напечатанные заголовки в различных изданиях и анонсы передач, связанных с опубликованием документов, переданных ему когда-то покойным Антоном.
Он представлял, как зашевелится эта помойная яма после всего, что произойдет. Но самое важное - финал, финал может быть таким - наверное, самый отважный политолог и предсказатели не в силах представить.
Евгений Васильевич не торопился, делал все обстоятельно, как привык делать всегда. Он решил закончить текущие дела в министерстве, потом снять деньги в банке и отправиться за документами Антона.
Как ни странно, именно свой дом он выбрал для хранения, вывозить за границу было опасно, а при сложившейся практике обысков в банках, относить туда эту "бомбу" было не разумно.
- Сережа, сейчас едем в банк, закажем деньги и, наверное, на следующей неделе отправимся домой.
- Евгений Васильевич, было бы лучше заказать и охрану.
- Нет, Сереженька, теперь моя охрана только ты, на милицию и на остальных надежды никакой. Все, сейчас быстренько в банк - там уже ждут.
В банке Евгения ждал управляющий - довольно близкий его знакомый.
- Евгений Васильевич, тебе бы охрану заказать, сумма приличная, как никак семьдесят тысяч - в наши дни и за одну тысячную этого могут на тот свет спровадить.
- Да что ты, Ефим Дмитриевич, - улыбнулся Евгений - у меня Сережа покруче "РЕМБО" будет, да и кроме тебя и твоей секретарши никто и знать не будет.
Сергей открыл заднюю дверь перед своим шефом, но Евгений Васильевич сел рядом с ним.
- Я, Сережа, поближе к тебе, сзади как-то укачивает.
Запищал вызов мобильника, Евгений достал его, открыл трубку:
- Ало! Ало! Женя?
- Да, Саша, что случилось?
- Женя, ты один? Рядом есть кто? Говорить сможешь?
- Смогу, смогу, мы с Сережей в гостиницу едем, что там случилось, за тобой что, собаки гоняться?
- Если бы собаки, Женя! Ты слушай, только внимательно и не перебивай, понял?! У меня тут человек есть один очень интересный, они в твоих краях разведку производили и пришли к кое-каким выводам.
- Ну, говори же, не томи.
- Женя, не по телефону, едь ко мне или лучше я к тебе в гостиницу подъеду, скажем, через час, годится?
- Давай, Саша, подъезжай, жду.
Они встретились в уютном люксе Евгения Васильевича.
Александр был крайне возбужден полученной новостью, и по нему было видно, что ему очень не терпится поделиться ею, видно этот час дался ему с огромным трудом. Он выпалил, чуть ли не с порога:
- Женя, ты знаешь, в твоем районе, там, на юге, точнее как говорил этот геодезист, или сейсмолог, точно не помню, в общем, что бы коротко и понятно. На южном окончании Киевского гранитного щита, наблюдается какое-то напряжение и изменение в нижних слоях грунта и еще там кое-что, но все в терминах, которые запомнит только специалист. Все сводится к тому, что может произойти подвижка почвы, землетрясение или, ну это конечно маловероятно, даже разломы. Определить где, когда, практически невозможно, но по замирениям это напряжение возрастает с довольно большим нарастанием, и можно сказать, достигнуть пика может к лету, но предсказать точно практически невозможно. - Саша замолчал.
И еще, предвестником могут быть незначительные толчки силой в один два балла.
- Озадачил ты меня, Саша. Можно сказать, оглушил. Так! - Евгений Васильевич встал и стал прохаживаться по номеру, словно маятник.
- В этом месте расположен "Днепрогэс" - там, как ты знаешь, один шлюз на ремонте, еще с девяностого года - ворот нет, стоят заградительные боны. Ситуация, я думаю, не смертельная, но чтоб она не переросла в катастрофу, нужны деньги.
- Так что, не было бы счастья, так несчастье помогло.
- Ты вот что, Сань, устрой мне встречу с министром, может, денег вытрясем на ремонт - нашей фирме это не потянуть, да и город, навряд ли, не осилит.
* * *
Надежды Бориса на быстрое прохождение таможни улетучились, как только он подъехал к ней. Впрочем, до самой таможни было около километра, расстояние небольшое, но колонна грузовиков, выстроенная в два ряда и перекрывавшая всю трассу, могла похоронить любые надежды.
Выбравшись на встречную полосу, Борис смог добраться лишь до середины колонны, дальше дорогу разделяли бетонные блоки, нырнув между фурами, он заглушил двигатель и вышел на улицу.
Погода начинала портиться, и небо заволакивали свинцовые тучи, первые порывы ветра принесли с собой крупные хлопья снега.
Пройдя вперед, он увидел группу людей, стоящих в стороне от машин, которые о чем-то оживленно беседовали.
- Привет, мужики - обратился к ним Борис, - давно ждем?
- Да почти с самого утра, пускают в час по чайной ложке, а сейчас начнет темнеть, так нас дальнобоев вообще пускать не будут, у них порядок такой - фуры только днем. Это снова все бумажки переписывать на завтрашнее число.
Борис направился от группы людей к вагончикам, стоящим вдоль КП. Нужно было заполнить декларацию и все другие документы.
* * *
То, что происходило в кабинете вице-премьера Инны, можно было назвать извержением вулкана на отдельно взятом острове.
С тех пор, как задержали Казаревского, и начались следственные действия по его делу, когда вскрывались все новые факты финансовых махинаций, все усилия Инны были направлены на то, чтобы если не замять скандал, то хотя бы выгородить себя. Ее уже не интересовала преданность и обязательства перед своим кланом, нужно было спасать себя любимую, а остальные катились бы они куда угодно, хоть к чертовой бабушке. Выплыл скандал с исчезновением журналиста, начинаются разбирательства о газе и нефти с русскими, что это за собой повлечет?
Но, главное, главное, что "сам" вдруг потерял всякий интерес к ее планам и перестал оказывать ей любую помощь, словно не был знаком с ней.
Что за этим могло последовать, понять мог даже ребенок. Те документы, которые на нее имелись в прокуратуре, она видела и была с ними знакома. Они могли сулить большие неприятности, но не более, а вот то, о чем сегодня говорил этот выскочка, Инна не видела и даже не предполагала что в них, что ей может угрожать и только ли ей, а если не только ей?
Она поняла, что выплыви еще хоть один факт ее деятельности, он там наверху не остановится ни перед чем для того, чтоб оборвать эту опасную связующую нить. Так же как это было с Казаревским, правда, тому повезло, он смог укрыться в тюрьме в Штатах, а ее, ее могут просто убрать как Гангадзе, или устроить автокатастрофу, как...
И вдруг в голове родилась спасительная мысль...
Люди, сидевшие в кабинете Инны, стали свидетелями внезапно возникшей перемены в лице своей "патронессы" из мрачного и скованного яростью лица, оно как в кино перевоплотилось и стало не жестким, а жестоким с какой-то дьявольской усмешкой.
- Итак! - обратилась она к присутствующим. - Нужно, что бы те СМИ, которые мы еще как то можем контролировать, поддержали движение "Украина с другим президентом", нужно напечатать часть того, что мы знаем и народ увидел, как я поддерживаю борьбу этого движения и хочу вывести всех наших силовиков на чистую воду, но главное, господа, не переусердствуйте. И еще свяжитесь с зам Генерального прокурора и посоветуйте вызвать меня на допрос или вообще арестовать меня. Но сделать это нужно только после публикаций моих заявлений относительно журналиста и о моей оппозиции к президенту - ничто так не нравиться народу, как мученики, брошенные в застенки за свое вольнодумие.
Ведь ни у кого не возникнет после этого даже мысли связывать мое имя с финансовыми махинациями - дело примет политический оборот, главное, побольше страждущих у ворот тюрьмы, и больше журналистов, только нужных.
А теперь, господа, за работу - свою игру нужно обыграть как можно чище.
Когда в кабинете остались только трое - охранник Михаил и Петр Алексеевич - Инна поднялась с кресла, прошлась по кабинету и тихо, почти полушепотом произнесла:
- Те документы, которые принадлежали Игнатьеву, а теперь находятся у этого кляузника, Евгения Васильевича, должны быть у меня или, в крайнем случае, должны быть уничтожены, иначе все задуманное мной - впрочем, вы сами понимаете. Так что, нужно все сделать так, что бы все выглядело очень пристойно.
Петр переглянулся с Михаилом, они прекрасно поняли, о чем идет речь - молча вышли из кабинета. Инна осталась одна...
* * *
Придется снова ночевать в машине. Какой-то очередной умник из "чинов" таможни решил, что не следует пускать грузовики через "КП" таможни ночью - вдруг провезут что-нибудь такое, хотя всем было ясно - "такое" провозят и днем, причем, совершенно не заботясь о том, что бы укрыть, просто нужно платить. Чем больше дал, тем больше провез и весь расклад ясен. Правда, бывали случаи, когда нужно было кого-нибудь поймать для отчета для "братьев меньших" из дальнего зарубежья. Увидят, как боремся, авось кредит подкинут воинам рубежей, а по большей мере ловили по неопытности и зелености. Подойдет какой-нибудь юнец из новеньких, которого офицер не успел приструнить и полезет в ненужное место - подымет шум, тут уж как говорится "деваться некуда".
Принцип "за Державу обидно" был похоронен вместе с той державой, за которую было обидно. Бери, неси, хватай, стало в голову стола и ничего не попишешь - не схватишь - нечего будет на этот стол поставить.
Такие размышления бродили в голове Бориса - устал уже сидеть на таможне. Ужасно хотелось нажать на педаль газа и рвануть с места, до дома осталось каких-то четыреста верст, вроде бы садись и гони, гони, там тебя ждут, тоскуют, любят, готовы задушить в объятьях, ан нет, доблестная таможня на страже своих интересов. Вдруг ночью ты провезешь чего-то и не поделишься - нельзя.
Борис достал термос, отлил кофе в пластиковый стаканчик, поставил на панель приборов и стал готовить постель.
Из соседней фуры вылез мужичок лет сорока пяти, подошел к Газели и постучал:
- Слышь, браток, у тебя сигареты есть? Я куплю, а то с напарником все выкурили, а где сейчас искать не знаю.
Борис достал из бардачка пачку, открыл дверь и протянул мужику. Тот суетливо стал рыться в карманах, ища деньги.
- Сколько с меня?
- Да брось ты! Будешь еще тут мне деньги искать, ты оставь их, еще пригодятся, неизвестно сколько торчать.
Мужик явно смутился, не ожидая такого поворота.
- Так может к нам, дернем по сотке, спать неохота, ехать нескоро, до утра далеко, еще отоспишься.
Борис прикинул, что сидеть в компании, да еще в теплом "Volvo" намного приятнее, чем через каждые полчаса греть свою Газель.
Взяв еще пару пачек сигарет из бардачка, закрыл машину и залез в соседнюю фуру.
Водил звали Андрей и Серега, оба были примерно одного и того же возраста откатали не одну тысячу верст.
Разложив закуску и достав две бутылки коньяка, ребята, не вытерпев, закурили:
- Мы уже четвертый час без курева - уши пухнут, не думали, что так долго проторчим на таможне, не запаслись.
- Зато, я смотрю, кучеряво живете, коньяк, да еще и солидный.
- Да это в Москву перли, целую фуру - не одной бутылки не разбили, вот хозяин и отстегнул ящик - теперь жируем, да и в мороз коньяк первое дело согревает.
Когда вторая бутылка подходила к концу, Борис распрощался с ребятами и пошел к себе спать. Утром снова нужно возиться с бумагами и пытаться проехать как можно раньше.
Утро выдалось солнечным, тихим, лишь вдалеке был слышен звон колоколов.
Душу окутало некое томление, предвещающее нечто приятное и радостное, отчего стало легко и весело, казалось, кровь в жилах просто взбурлила, призывая к действию, к решающему рывку, словно пилот Формулы один, копивший энергию силы воли на старте, что бы в решающий момент утопить педаль газа до полика, оставляя далеко позади конкурентов, свои печали, невзгоды и рвущийся вперед к своей мечте, своей победе.
Борис одним рывком встал, обулся, включил зажигание и завел двигатель. Достал канистру с водой и вылез на улицу. Было очень хорошо умываться, легкий морозец приятно бодрил.
Оформление бумаг прошло быстро, почти без задержек и через полчаса Борис подъехал к первому погранпосту, пограничники были уставшие и измотанные, ждали лишь свою смену, поэтому провели формальный осмотр, заглянув за тент и бегло оглядев салон, поставили штамп и пропустили на таможенный терминал.
Прохождение таможни заняло не более двадцати минут.
- Декларация,
- Паспорт,
- Права и документы на машину.
Двадцать баксов ускорили процесс и вот от дома отделяет семь часов.
Колеса крутятся, уже отмеряя Украинские километры.
Через семь часов я смогу обнять и расцеловать своих любимых и родных, жену и дочку, увидеть отца и мать. Никогда еще не приходилось так долго быть без семьи, долгими вечерами, рассматривая единственную фотографию жены и дочери, представлять встречу и вот от этой встречи отделяет не бог весть сколько.
Борис свернул на окружную, которая лишь вскользь проходила по Харькову.
Проехал мимо авто рынка, на который одно время ездил торговать.
Толи показалось, у ларьков с авто косметикой и маслами стоял белый джип Чирокки, который обгонял его еще в России.
- Догонялся, масло понадобилось?!
Хотя, возможно, это не он.
* * *
Из источников, известных только ей, Инна знала всю подноготную историю с исчезновением журналиста, но в силу некоторых причин, не спешила делиться ею с окружающими. И теперь она решила, что попытается разыграть эту карту, как можно выгоднее для себя.
Подумать только, жил, был себе журналист в меру талантливый, в меру независимый, но захотел он сыграть роль спасителя нации и примкнул к оппозиции, которая искала пути для устранения Президента - причем не просто искала, а стремилась разыграть драму похлеще, чем с Моникой. А тут он. Напечатал он несколько колких статей, выпустил пару злободневных репортажей - обратили внимание - слегка. Кто теперь не ругает правительство - разве что дурак, и оно само.
Но его вдруг не стало, а противники Президента стали трубить на каждом углу, заказали мол, правдоруба и не кто-нибудь, а "сам". Вот и повод для того, что бы "сам" в отставку пошел. Не пойдет?! Так все организуем, честь по чести "слушанье свидетелей в Раде" и опознания, благо органы показывать не надо.
А то, видишь ли, не в ту сторону засматриваться стал - Москва вдруг роднее Вашингтона стала. Вот и закрутилось колесо - благо спецы есть.
Раздался резкий звонок. Инна вздрогнула от неожиданности.
- Да! Я слушаю. Евгений Иванович, Вам передали мою просьбу? Да, нужно встретиться и все обговорить. Хорошо, до встречи.
Теперь все должно будет продвигаться по плану, по ее Инниному плану, мастером на которые она была, не зря же обратил на нее внимание Казаревский.
Однако, кое-кто тоже имел свои замыслы, и решение заключить под стражу Инну было с ней не согласовано.
Поэтому, когда Инна Вениаминовна возвращалась со встречи, которая упомянута выше, ее встретили и предложили проехать для дачи показаний. Так как это было только в планах - такой поворот событий вызвал у нее растерянность и озабоченность, что на экранах телевизоров в информационных выпусках смотрелось так, как и должно было выглядеть
А дальше заработал уже давно отлаженный механизм. Выступления, митинги, интервью. Женщины преклонного возраста у ворот тюрьмы с плакатами и конечно же на 8 марта шествие разномастной колонны мужчин с цветами и плакатами, которые прямо-таки мечтают поздравить с женским днем дорогую "главную даму" страны - по совместительству являющуюся великомученицей.
* * *
События, разворачивающиеся на Олимпе в Киеве, немного ошеломили видавшего виды Евгения Васильевича, и он решил, что на некоторое время нужно несколько переждать. Вся эта шумиха вокруг Инны, ее арест возымели обратный эффект, теперь документы, которыми он располагал, просто не восприняли бы всерьез или посчитали бы клеветой - серьезной проверкой содержащегося там материала никто бы не занимался. Главная же головная боль со шлюзами на "Первенце пятилеток" оставалась.
Установленные металлические боны просто чудом удерживали натиск воды верхнего водохранилища и уж неизвестно чьими молитвами пережили пусть небольшое, но все-таки землетрясение. По расчетам, в бонах оставалось не более полутора процентов прочности. Они попросту сгнили, и со всех щелей хлестала вода.
Ремонт шлюза начался в эпоху перестройки, и, как это у нас водится, превратился в долгострой.
У города на это не хватало средств, а деньги Днепроэнерго уходили в Киев, и в результате неизвестно куда девались. Так что, ремонт шлюза находился в замороженном состоянии уже одиннадцатый год.
Выколачивание средств у Евгения Васильевича заняло почти месяц. Он так этим увлекся, что все остальное отошло на другой план. И только по вечерам, просматривая в своем номере газеты и слушая "новости", он все больше приходил к первой мысли, пришедшей ему в голову после ареста Инны, "это спланированная акция", как уголовник, пытающийся скрыть крупное преступление, идет с повинной в милицию, кается в том, что вытянул кошелек в трамвае, так и в этом случае было видно, арест - это ширма, за которую прячут очень большой конфуз. Тем более, с чего бы вдруг все так резко стали менять хозяев. Эти то что, вдруг показались неперспективными?
И, что совсем в голову не укладывалось, как это молодчики из УНА УНСО идут в одних колоннах с коммунистами и не бьют друг другу свои милые лица - идиллия, да и только.
Спектакль разворачивался с неимоверной силой, в эту чудовищную пляску включались все новые и новые лица, по личным, а может еще каким-то причинам пытающиеся извлечь из него дивиденды в свою пользу.
Они, словно миражи, возникали в СМИ и через некоторое время ускользали, словно растворяясь. Толпы народа бродили по Крещатику, что бы посмотреть на палаточные городки, а потом, когда эти городки взялись сносить, все те же толпы рвались еще раз, для закрепления увиденного, рискуя быть огретыми дубиной славного "Беркута". Журналисты, взахлеб, распинались репортажами о свободе слова, коррупции и ни кому невдомек было, что первая давно умерла, а вторая живет и процветает с легкой подачи тех же журналистов.
Человек, попавший в эти дни в Киев, мог подумать, что находится сразу в двух мирах, один из которых скучный, серый, занятый лишь тем, что бы выжить, заработать на хлеб насущный, а другой, другой готовый затопить всех и все изрыгаемой из себя желчью, хулой, бравурными разоблачениями. Говоря словами классика то, что творилось в Киеве, иначе как "пиром во время чумы" было бы трудно назвать.
Просидев некоторое время в КПЗ, Инна стала вести активную агитацию, передавая свои заявления через адвоката.
Все складывалось как нельзя лучше, каждый шаг, который предпринимал Президент, был только на пользу ей и ее новым соратникам.
И когда в начале апреля ее выпустили, она с искренним чувством перед журналистами пообещала расквитаться и впервые назвала своего бывшего шефа, Президента своим противником.
События, последующие за этим ее задержанием прямо на больничной койке, могли принести ей чуть ли не на блюдечке, если не пост Президента, то, по крайней мере, пост премьер-министра с тем условием, что нынешний обладатель выполнит условия своей супруги и станет Президентом. От выше указанных перспектив закружилась голова. И свое второе явление перед журналистами Инна была в полуобморочном состоянии, а те, наблюдая за ней, сделали свой вывод: "сатрапы пытали бедную панну".
Так начался второй этап эпопеи - и всем уже было глубоко наплевать на убитого или исчезнувшего журналиста, да и причем он тут, ведь какие лица начинаю переброску грязью, в кого ком попадет точнее и больше изгадит. А к истокам не принято возвращаться.
Но одно Инна помнила точно, то, чего она не знает, может ей навредить и поэтому нужно найти документы, о которых намекнул Евгений Васильевич, любыми, даже самыми "популярными" способами. Теперь, когда она на гребне волны, ее это не коснется, а если коснется, то простят или забудут любой грех.
Закончив дела в министерстве и получив подтверждения о переводе денег на ремонт "Днепрогэса" (хоть и неполную сумму, а лишь ее часть) Евгений Васильевич посвятил оставшийся в его распоряжении день улаживанию своих личных дел.
Проехался по магазинам, полагая, что прибудет домой в пятницу вечером, а дома шаром покати. Не будешь же снова дергать Сережу в субботу для езды по магазинам, его и так дома заждались. Два месяца уже в Киеве живет, небось, невеста уже заждалась?!
Снова заехал в банк снял свои деньги со счета, только уже без спешки, как в прошлый раз.
Ефим Дмитриевич встретил его, как и подобает управляющему, пусть не самым крупным, но и не маленьким банком. В светлом и просторном кабинете.
- Евгений Васильевич, Вы хотя бы доллар на счету оставьте, чтоб его не закрывать, а то в прошлый раз мне пришлось бухгалтера своего чуть ли не на коленях упрашивать, оберегая Вас от бумажной волокиты. Вы же мне через часа три после открытия отзвонились и сказали об изменении своих планов.
- Да, Ефим Дмитриевич, мне тогда вернуться пришлось, чуть ли не от "Борисполя", министр срочно вызвал.
- Надеюсь удачно?!
- Да вроде бы.
- Это главное, а то ведь примета есть, сами знаете.
- Ну тебя, Ефим, не накаркай.
Ефим Дмитриевич коротко сплюнул через плечо три раза и постучал по крышке стола.
- Суеверный же ты мужик, Ефим, как тебе только банк доверили?!
- А может, потому и доверили, что суеверный.
Ну, Евгений Васильевич, давай на посошок, за легкую дорожку.
Ефим Дмитриевич встал из-за стола, достал из, встроенного в нишу, бара коньяк, две рюмки и тарелочку с порезанным лимоном.
- Как в старые добрые времена?
- Ничего не поделаешь, привычка еще с того времени осталась!
После такого трогательного прощания Евгений Васильевич отправился в гостиницу собирать вещи, а Сереже выдал денег и отправил по магазинам - негоже молодому человеку после долгой командировки к родным и невесте без подарков являться.
- Ты только долго не задерживайся, отдохнуть еще нужно завтра раненько выедем.
Как вернешься, зайди ко мне в номер, если там не будет, я в баре внизу буду. Ну, давай, езжай. Магазины закроются.
* * *
Утро следующего дня было ветреным и хмурым, срывался мелкий дождь, грозивший перейти в снег.
Евгений Васильевич покурил, затушил окурок сигареты в пепельнице, взял кейс, перекинул через руку кожаный плащ и вышел из номера. Отдав ключи портье, поблагодарил милых девушек за внимание, подошел к ожидавшему его Сереже.
- Евгений Васильевич, я все вещи сложил, можем ехать.
- Дождь в дорогу, вроде добрая примета, а, Сереж?
- Не знаю, я вообще то в приметы не верю, Евгений Васильевич.
- Я признаться тоже не верю, а вообще то бог его знает...
Поехали, что ли... как говорится, спасибо этому дому, поедем к другому.
Темно-серый джип Тойота отъехал от крыльца гостиницы и стал выбираться из города по еще только просыпающимся улицам Киева.
* * *
Покинув Харьков, Газель Бориса, словно протискиваясь в бесконечной толпе машин, прорвалась к Мерефе.
По своему уже давно заведенному распорядку он остановился у одного из чистеньких и ухоженных домиков и трижды посигналил.
Жизнь в этом маленьком пригороде Харькова была сосредоточена вокруг трассы Москва-Симферополь, и почти все жители поселка зарабатывали себе на жизнь, кормя работающих на ней или же просто проезжающих. Те, кто часто ездил, имели свои постоянные места для обеда или ужина, завтрака. Стоило машине остановиться у обочины из дворика дома и посигналить, выходил хозяин, или хозяйка или выбегал ребенок, а за ним следовала милая старушка, и через каких-нибудь пятнадцать минут салон машины наполнялся ароматом добротно приготовленной домашней пищи - это вам не "Макдональс" - здесь все было чисто, аккуратно, с наилучшими пожеланиями в дорогу. Каждый водитель имел свой излюбленный дворик, и время не играло никакой роли ни днем, ни ночью, в привычном месте вас радостно встречали, как давнего друга, порой, не зная даже имени, могла болтать о чем угодно. Жители этого поселка жили трассой, а трасса жили ими, их радушием, умением, опьяняющим ароматом чебуреков, пирожков, кофе, чая и всего, чего только душа пожелала.
Из домика, стоявшего под огромным белодревником, вышла девушка лет 16 и подошла к машине:
- Здравствуйте.
- Здравствуй, милая, а бабушка где?
- Бабушка отдыхает, устала, много было людей ночью.
- Дай-ка мне ваших чебуреков штук шесть кофе, только покрепче, хорошо?
- Хорошо, только подождите минут десять, я только жарить чебуреки поставила.
- Ладно, давай тогда кофе, а потом еще сделаешь, после того как перекушу.
Борис сразу рассчитался и вышел из машины, ожидая свой заказ
Подумать только, кажется еще недавно, каких-то три года назад бегала девчушка подросток, помогая бабушке, а теперь красавица - пройдет с годик, от женихов отбоя не будет.
Перекусив, Борис с ощутимой легкостью и приподнятым настроением двинулся дальше.
Теперь только не прозевать поворот на скоростную, а там, через час - полтора, Днепропетровск.
Перед въездом в Днепр его снова обогнал белый джип. Борис узнал его, но что-то в нем было непривычное, что-то изменилось, но вот что именно, Борис не смог понять, но эта перемена вызвала у него какое то неуловимое чувство тревоги.
Было шесть часов вечера, час пик, уже спуск под мост и набережная были довольно загружены, и из Днепра Борис выехал только через полтора часа, наступали легкие сумерки.
Перед постом ГАИ Борис сбросил скорость, но на посту никого не оказалось, и Газель снова стала послушно набирать обороты. Мимо промчался на большой скорости джип Тойота, а следом почти с интервалом в три минуты старый знакомый белый Чироки.
- Устроили гонки - пронеслось в голове Бориса, а вообще трасса пустая - она всегда почти пустая, даже днем, асфальт гладкий, не разбитый, можно и погонять.
Начался долгий подъем, Борис перешел на четвертую скорость и включил габариты. То, что он увидел, выехав на холм, заставило его резко сбросить скорость, волосы на голове пришли в движение, а правая рука как- то сама собой, повинуясь инстинктам, стала медленно расстегивать чехол под сиденьем.
Темно-серая Тойота... стояла, уткнувшись мордой в кювет, лишь задними колесами оставаясь на обочине дороги, темный двухвостый след горелой резины тянулся метров на пятьдесят. На краю обочины стоял белый Чироки, трое его пассажиров подошли к Тойоте, один из них вытянул руку в направлении машины, и там где она оканчивалась, появилась маленькая вспышка, затем другая. Тут люди заметили приближающуюся Газель и двое из них направились к дороге. Один поднял руку, предлагая остановиться, другой, он как бы держался рукой за сердце, второй указывал на Тойоту с задранным кверху задом.
Борис был как во сне, казалось, ноги и руки слишком медленно выполняют команды мозга - от людей его отделяло не более семидесяти метров, пытаться набрать скорость не имело смысла, они поймут, что он видел и очень быстро догонят на джипе, попробовать ударить бампером - бессмысленно, есть третий и не исключено, что в джипе еще и водитель. Он стал медленно останавливаться, выжал сцепление, включил первую скорость, пистолет достал из чехла, передернул затвор, вгоняя патрон в патронник, и положил оружие на колени, левой рукой открыл окно.
Стоящие на дороге увидели, что машина остановилась метрах в семи от них, и направились к ней.
Тот, который был ближе к Борису, был одет в форму капитана милиции, на нем не было только фуражки, второй, оставаясь чуть сзади, был в костюме с очень непримечательной внешностью.
Капитан подбежал к открытому окну дверцы Бориса, пытаясь ее открыть, он буквально кричал, что у них авария, нужна помощь, и Борис должен выйти из машины. Второй стал напротив, и рука, державшаяся за сердце, пошла наружу. В голове Бориса, словно вспышка молнии, пронеслась мысль - "пистолет".
А капитан уже тянулся рукой к ключам, ему было неудобно, но он так был в себе уверен. Его отбросил резкий лающий выстрел ТТ, и в тот же момент двигатель Газели завыл, доходя до максимальный оборотов, одновременно нога, державшая сцепление, резко оставила педаль и второй, стоявший в двух метрах перед Газелью, человек, не успев прицелиться, был отброшен мощнейшим ударом в кювет.
Борис остановил машину, не глуша двигатель, выпрыгнул из кабины и присел, пытаясь рассмотреть где же находится третий, тот, пользуясь тем, что находился в не поле зрения Бориса, зашел сзади по правому борту Газели, но то, что произошло с его сообщниками, явно выбило его из колеи, и человек бросился к белому джипу, наугад, не оглядываясь, не зная, где может быть водитель Газели. Борис привстал и навел пистолет на удаляющуюся фигуру и вдруг понял, что это была девушка, которая показывала язык, когда белый джип обгонял его еще в России. Секундная задержка, водительская дверца джипа открылась, высунулся человек и не прицеливаясь выстрелил в сторону Бориса. Выстрелы были рассчитаны на то, что бы отвлечь внимание. Стрелявшему это удалось, и девушка уже прыгнула в машину. Та рванулась с места, как ракета, развивая всю мощь двигателя.