Озорные домовые селятся в домах с открытыми галереями. Тут вместо душных, замурованных подъездов - балкончики с беговыми перилами, где можно подурачиться с обувью или поплеваться на соседей. А люди и знать не знают, что "чертовщина" никакая не "чертовщина", а "домовятина". Фантазия домовых на голову их выше. Не успели выйти из моды связанные шнурки на ботинках, кнопки и клей, как выдумали поддельных мышей и пауков. Переставленная мебель, пропавшие сережки и вставные челюсти, кофе на бумаге и вечно теряющиеся ключи - домовые не ведают усталости. Когда же вконец растерянные недочесанные жильцы расходятся по делам, домовые возвращают всё на места, чтобы люди ругали не их, а утро. Галереи заполняются нежащимися на солнце хвастунами. Маленькие домовята учатся искусству глумления и умиляют взрослых практическими упражнениями. Так резвится дом изо дня в день.
Нельзя сказать, что домовые не любят людей, но "люди забыли, кто хозяин. Стоит вслушаться в слова "земляне" и "домовые" и разница очевидна. Раньше люди работали на земле и о домовых помнили. Подкармливали. Углы не выметали. Таким людям и не вредили, разве что изредка, для профилактики. А нынешним - намекаешь, намекаешь и без толку. Тяжела жизнь домовика - ни почета, ни уважения", - ворчит старшее поколение, свесив ноги с балкона нижнего этажа.
Но одним родителям-домовым не до судачеств - их сын не пакостит. Краснеют они, наказывают, а он ни в какую. Разгадка проста - Ромка влюблён. Влюблен в девочку с самым красивым балконом напротив желтой двери. В платьица с кружевами, в легкую поступь и в догадку про домовиков. Он помогает Жене - на видном месте оказываются нужные вещи, утюг не остаётся включенным. А она. Она, отыскав что-то, говорит - "Спасибо!" и хвастает своим добрым домовиком. Ни один человек не замечает их. А Женька вот знает и всё тут.
Есть у Ромки мечта - чтобы она увидела. Каждый день он, одинокий, садится на перила галереи и представляет, что закат возьмет в руки кисточку и разукрасит его так ярко, чтобы Женька смогла разглядеть. Но закат всё медлит, а желтая дверь сзади уже предсказывает рассвет. По соседним же перилам выплясывают твист, снуют с этажа на этаж, и ставят подножки проходящим мимо. Кажется, каждый сантиметр дома живёт, и вот вот перила отвесят подзатыльник расшалившимся домовым.
А после люди ложатся спать, будя храпом воображение домовых. Вот посапывает Маша, а её домовой вытаскивает молоко из холодильника: летом оно быстро скисает. За стенкой ворочается Иван Сергеевич, а его тапочки отползают с точно рассчитанного места приземления ног. Сверху раздается богатырский храп Семена Семеновича, а на его белоснежную рубашку медленно капает протекающая ручка. И только у Женьки неаккуратно брошенный свитер расправляется на стуле. Утром галереи приветствуют солнце звуками спотыкания, проклятиями и опаздывающим стуком ботинок с обрезанными шнурками.
Видя зарождающуюся скуку соседей и расправленные дочерью свитера, родители Женьки купили флейту. С того дня по балконам галерей вслед за непоседливыми домовятами носятся квакающие, рычащие, ушераздирающие звуки золотистого инструмента. Домовые загрустили - и как они не додумались до подобных концертов! А жильцы не жалуются - привыкли. Только тонкие перекрытия на высоких звуках передергивает. Женька переживает. Не хочется ей ни квакать, ни ворчать. В её полных слез глазах Ромка увидел своё отражение и исчез.
С того вечера в одном из музыкальных магазинов города по ночам сама по себе просыпается флейта, и покупателей стало больше.
Яркая палитра заката отражалась в золоте флейты. Сидя на поручне, Женя поправляла колышущееся от ветра лимонное платье и прощалась с флейтой. Вдруг воздух зашептал: "Попробуй ещё раз".
Флейта квакнула, но воздух сказал - плавнее, и немного подтолкнул палец. Из флейты поплыла мелодия. Заполнила галереи, заволокла двор. Жильцы заворожено наблюдали.
Флейта замолкла. Женя улыбнулась говорящему воздуху, наклонила голову. На перилах сидел, пуская значком солнечные зайчики, маленький человечек. "Так это ты мне всегда помогал?" - спросила Женька. Ромка покраснел и кивнул. "Я знала, а никто не верил, - весело проговорила Женька, - хочешь жить у меня?" Домовенок засиял.
Женька достала с полки большую коробку, сделала в ней комнатки и Ромка начал обустраивать собственный дом. Никто, кроме Жени его не видел, и Женька боялась, что коробку могут выкинут. Но семья переехала, а коробка всё ещё была с ней. И флейта тоже с ней.
Оставшиеся домовые переругались и нашептывали по ночам на ухо архитектору, жившему в четвертой квартире на третьем этаже, что надо делать подъезды. Семен Семенович подумал, подумал и согласился. Теперь домовые ютятся на лестницах и видят солнце из окон квартир, в которых даже почти не проказничают.