Бондарь Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Технические аспекты бытовой магии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О необычном вокруг


   Технические аспекты бытовой магии.
   Повесть.
   Пролог
   Когда мне на глаза попадается книга о магии (как правило - в черной или темно-синей обложке, с непременной пентаграммой и обязательной отсылкой в тексте к тайнам Каббалы и масонским ложам) я улыбаюсь. Мне становится смешно: одни люди пытаются заработать на невежестве других - первые потому что не умеют ничего больше, кроме как сочинять подобные нелепицы и переписывать друг у друга ныне бессмысленные ритуалы и заклинания, а вторые легко в это верят, потому что не приучены правильно и последовательно думать, и готовы принять на веру любую глупость, только бы она объясняла непонятное или хотя бы давала иллюзию понимания сути вещей и явлений. Мне, столкнувшемуся с самой настоящей, с самой неподдельной магией - в ее первичном, самом сильном проявлении - вместе с тем становится грустно, потому что я-то точно знаю, что абсолютное большинство из тех, кто "изучает" эти магические руководства, никогда не смогут увидеть и, тем более, осмыслить проявления настоящей магии. Они так и будут в исступлении рисовать круги и звезды на полу и стенах, сжигать тонны черных свечей, до одури разговаривать со своим отражением в зеркале и совершать такое количество странных поступков, что направь они свою энергию в нужное русло, человечество давно освоило бы и Марс и Венеру.
   Та магия, что способна на самом деле дать владеющему ею необыкновенную силу: двигать горы, осушать озера и реки, воспламенять камни, умение наделять предметы необыкновенными свойствами - вроде ковра-самолета или шапки-невидимки (а я теперь знаю точно, что они есть) - так вот, эта магия не нуждается ни в ритуалах, ни в жертвах младенцев или черных котов, ни в запоминании каббалистических знаков. Более того, все эти упражнения, описанные в тысячах книг с утомительно однообразными названиями: "Магия черная", "Магия белая", "Практическое руководство по магии", "Оккультизм и магия", "Магия и оккультизм", "Оккультизм и практика белой магии" - все они только уводят пытливые умы в сторону от осмысления истинного волшебства. Но не по чему-либо злому умыслу оно специально делается недоступным - нет, никаких запретов и тайн для человека истинная магия не несет - а по той простой причине, что люди нередко, часто, почти всегда, принимают видимую сторону какого-либо действия за само действие.
   Может ли стать любой человек магом? Теперь я знаю, что может. Станет ли? Нет! Теперь я знаю, что такой шанс предоставляется единицам. Магия дается смертному не по праву рождения, не по праву посвящения, а только лишь благодаря трудолюбию, острому подвижному разуму и способности усваивать огромные массивы информации.
   История, что произошла со мной несколько лет назад, показала мне истинное лицо магов и колдунов, живущих среди нас. Она случилась неожиданно и многое во мне изменила. И теперь я готов рассказать о ней всем, у кого найдется досуг прочитать следующие четыре сотни страниц.
   Глава 1. Неожиданный подарок на день рождения.
   Свой тридцатый день рождения я не собирался отмечать вообще. Кому какое дело - сколько оборотов вокруг Солнца я успел совершить вместе с нашей развеселой планетой? Тридцать-сорок-сто... никакой разницы для мироздания в этих числах не было. Даже для вездесущей статистики никакого интереса мой возраст не представлял - ведь я всего лишь один из многих миллионов разумных особей, родившихся тридцать лет назад в определенной точке пространства и времени, и добравшихся сквозь годы до нынешнего положения во Вселенной. Я говорю о том, что мы все, живущие здесь и сейчас, несемся сквозь космос в какие-то неопределенные дали, с каждым мгновением оказываясь все дальше от точки старта этого бесцельного путешествия. Галактика несется со скоростью пятьсот километров в секунду, солнечная система крутится вокруг нее с вдвое меньшей скоростью, Земля вращается, ускоряясь и замедляясь, но все же удерживая скорость около отметки в тридцать километров за ту же самую секунду. Строго говоря, планета крутится вовсе не вокруг Солнца, а совершает сложное трехмерное движение по лихой спирали, хитро закрученной вокруг траектории движения нашей звезды.
   Лично у меня такая круговерть вызывает постоянную тошноту на протяжении всей моей жизни. Это трудно представить, и кажется неправдоподобным такое постоянное движение сразу во всех направлениях, особенно когда оглядываешься вокруг и видишь, что все дома, дороги, ложки-вилки и табуретки остаются ровно на тех же местах, которые занимали и вчера, и неделю, и год назад. Но это мнимое постоянство просто еще одна система отсчета - самая близкая и самая незначительная, а мы все-таки движемся, и движемся гораздо быстрее, чем возможно это себе представить. И как бы мы не старались, влиять на это перемещение практически невозможно. Просто сидя за столом и поедая вкусную куриную грудку, я оказываюсь в той же точке пространства, где минуту назад бушевали потоки магмы. Их место занимают океанские глубины в тот момент, когда я обгладываю особенно вкусную косточку, и еще через полчаса, когда я решу испить чаю, точка пространства, в которой я начал свой обед, окажется совершенно пустой, и, скорее всего, уже никогда ничем не заполнится.
   Мы движемся, мы постоянно движемся куда-то независимо от нашего желания. И так же как наши сознательные перемещения в удобной, но такой маленькой системе координат - планета Земля или и того меньше - вокруг дома и работы, имеют очень малое влияние на наше общее положение в пространстве относительно.... да хотя бы относительно ближайшей звезды, так и наши действия в этой жизни, хоть и кажутся нам чем-то значительным, на самом деле не несут с собой сколько-нибудь заметных изменений, вызванных нашей волей, желанием или разумом. Тот, кого вселенское перемещение несет в некую точку пространства, где должна оказаться вокзальная помойка через десять лет, никогда не сможет возникнуть на борту собственной яхты через те же десять лет. Потому что вектора бомжа и той яхты, о которой он мечтал в детстве параллельны сейчас и расходятся, пользуясь всеми преимуществами риманова пространства, в будущем. Мы сильны лишь менять свое субъективное отношение к этим силам - поддаться им и получать удовольствие от скольжения по времени, а может, напротив, сопротивляться изо всех сил и чувствовать себя хозяином жизни. Кто-то назовет это судьбой, другие скажут - игра вероятностей, третьи станут искать в этом проявления божественного провидения, но, по-моему, это всего лишь небесная механика, которая гораздо сильнее любой придуманной абстракции вроде Бога.
   И когда ты однажды вдруг понимаешь, чтО тебе назначено в этой жизни - на самом деле именно в этот момент ты ступаешь на зыбкую тропу заблуждений и догадок. Потому что именно теперь ты станешь оказываться в таких местах и в столь неурочное время, что будь в тебе по-настоящему хоть немного здравого смысла - ты бы скорее предпочел прожить свой век беззаботным кроликом, чем каждую минуту ясно осознавать невозможность что-либо изменить в своем будущем, оказываясь связанным тысячей расчетов, обещаний и ожиданий. Как только ты обретаешь материальную цель, тебе приходится принимать сотни решений для ее воплощения, каждое из которых тебе диктуется не только твоими поступками, но в гораздо большей степени тем, что происходит вокруг тебя. Ты становишься орудием, заложником, инструментом этой небесной механики, и вынужден постоянно ей подчиняться, отбросив в сторону сиюминутные желания, которые только и делают тебя человеком. И вот у тебя машина-квартира-свой бизнес и... пустота, имитация жизни, псевдоуспех. Эти постоянно исполняющиеся цели, потакающие твоему материальному началу, вовсе не дают стабильности и не выводят тебя на уровень понимания происходящего. Скорее, наоборот - чем их больше и чем чаще их приходится достигать, тем сложнее оставаться разумным человеком и тем проще стать тем бездушным автоматом-исполнителем чужой воли во имя достижения своих, по большому счету ненужных, целей. Но даже тогда не приходит понимание, что наш разум ограничен отовсюду - снизу инстинктами и страстями, а сверху непониманием истинных мотивов происходящего. А если уж дело обстоит так - не все ли равно, в каком состоянии ничего не понимать? Что мычащая корова не понимает зачем нужна квантовая механика, что самый разумный компьютер. Только лишь тот, кто ставит перед собой нематериальную цель - понять - только он способен найти ответы на бессмысленные для большинства вопросы.
   Такие взгляды трудно принять на веру, но когда при детальном размышлении понимание снисходит на тебя - становится безразлично все. Что с тобою было и что будет - это не твоя забота, свою роль ты обязательно выполнишь, если согласишься или, может быть, откажешься следовать по намеченному кем-то пути, это все равно будет не твой выбор. От твоего решения ничего не зависит. Быть может, это безразличие и имели в виду авторы "Бхагават-Гиты" и других камасутр, говоря о разрыве сансары - вечной цепи перерождений? Не знаю. Но мне на самом деле с некоторых пор многое стало безразлично. И теперь, когда я избавился от личного отношения к предметам и явлениям, мне иногда кажется, что я понимаю, зачем это все нужно. Конечно, на самом деле это тоже лишь иллюзия - майя, но иногда и иллюзия дает для осознания происходящего больше фактов, чем самый материальный и понятный научный эксперимент.
   Словом, в голове моей в то время царил сущий бардак, от которого хотелось иногда выть, но не вылось - ведь мне же все было безразлично.
   Все это я рассказывал Степанычу не единожды, и каждый раз в его глазах появлялось выражение, которое на человеческий язык можно было перевести так:
   - Каких грибов ты наелся, парень, что тебя так несет?
   Степаныч был старшим смены и иногда подвозил меня после дежурства к дому - мы жили в одном районе. Было ему уже сильно под пятьдесят, лет тридцать из которых он провел за баранкой самых разных машин. Возил и больших начальников в лимузинах, и лук в грязных колхозных таратайках, и всегда считал себя деловым и битым жизнью мужиком, стопроцентно разбирающимся в том, что нужно человеку, а что можно отбросить. Судя по всему, моя жизнь в его глазах и была тем, что можно без сомнений "отбросить". Но при этом он относился ко мне по-отечески снисходительно и добро, и всячески старался оправдать мое существование моими же будущими успехами, наставляя каждые три дня - когда выпадала наша смена - как и что нужно делать правильно, а что не нужно делать вообще. Вот, например, в его мировоззрении думать о чем-то нематериальном и иррациональном не нужно было вообще. Никогда. Потому что "вредно". Впрочем, и это меня совершенно не беспокоило.
   Вот и сейчас, почесав в лысеющем затылке жестким, темным от въевшегося масла, пальцем, он склонился над журналом, и, внося в графу "сдал" кривые крючочки-автографы, авторитетно заявил:
   - Ерунда все это. Говорить ты научился, а делать что-то полезное - нет. Так и детей никогда не заведешь, потому что тебе все равно. Бабу бы тебе, чтоб мозги вправила.
   Его традиционное пожелание завести "ядреную бабу" во избежание закипания мозгов я уже не воспринимал всерьез и даже не отшучивался. Но всегда улыбался, живо представляя себе реакцию "ядреной бабы" на ту философию, что я изложу ей после первого фужера шампанского на первом же свидании. Впрочем, когда припирало - а от этого никуда не деться, я ведь все ж пока еще живой - я прятал свое мировоззрение в самый дальний закоулок памяти и становился на некоторое время вполне "нормальным" парнем, имевшим некоторый успех у женского пола. Хватало этого титанического усилия над собой примерно на сутки, а потом с непреклонностью и постоянством навязчивого дежавю происходило одно и то же: а ты меня любишь? а когда мы поженимся? и еще десяток повторяющихся вопросов.... Голоса менялись, интонации и содержание - нет. Утомительное однообразие этого действа опять погружало меня в "печальные размышления о безысходности сущего". Вызывало тошноту и апатию, и я начинал прислушиваться к пробуждающимся голосам в голове. "Беги, беги отсюда, теряя тапки!" - говорили мне голоса, и игнорировать их настойчивые требования было невозможно.
   - А день рождения нужно справить, - продолжал Степаныч. - Как это - тридцатник не отметить? Я, помню, так накушался на свое тридцатилетие, что меня даже в трезвяк брать отказались - побоялись, что умру у них там от отравления. Слышь, вот у меня доча говорит, что у нее на новой работе подруга есть, одинокая, красивая, умная. С ребенком, правда, но он еще маленький. Хочешь, я поговорю?
   - О чем? - Не то чтобы я совсем не понимал, к чему он клонит, но все же предпочитал не думать за других, потому что прежде неоднократно ошибался, ожидая от людей того, чего они вовсе не хотели ни говорить, ни делать.
   - Ну, чтоб они с Юлькой тебя поздравили?
   Его "доча" - Юлька, была толстой смешливой коротышкой, которая, казалось, знает русский язык в объеме не больше пары сотен слов и десятка нелитературных идиом. Когда наши дороги вдруг пересекались, я ей даже немного завидовал, ведь она наверняка давно выпала из цепи перерождений и теперь ее карма была свежа и чиста как холодная роса летним утром, мокша состоялась. Никогда от сороконожки Вселенная не станет требовать достижения нирваны и выполнения дхармы. Я знал все, что она скажет до последнего предлога лет на пятьдесят вперед - если, конечно, ей столько отмеряно. А если вместе с ней еще будет и подружка, хотя бы вполовину столь же одаренная, как "доча" Степаныча, то на следующую смену мне точно не выйти по причине наступления уголовной ответственности за преждевременное упокоение двух практически безобидных существ.
   - Не, Степаныч, пусть они своими делами занимаются, я придумал на рыбалку съездить.
   - Ку-у-уда? - удивился он. - С рыбами днюху справлять?
   - С русалками.
   - С русалками? Интересно. А где?
   - На озера поеду, говорят, там карпов в прошлом году хозяин запустил, а теперь по полторы штуки в день места на берегу продает.
   - На Теплые? - Я кивнул. - Далеко. - Степаныч на секунду задумался. - Это ж сто семьдесят верст в одну сторону!
   - Ну да, зато в будний день нет никого. Чистый воздух, солнышко, песчаный берег, вода плещется, поплавок на волне прыгает, тень от удочки ползет вслед за солнышком, комарье жужжит, лепота, одним словом.
   - На удочку? - Лоб Степаныча избороздили складки, долженствующие означать высшую степень сомнения в моей адекватности, потому что сам он ловил рыбу исключительно в сети, за что не единожды был наказан суровыми дядьками из Рыбной Инспекции. - Какой смысл? Триста пятьдесят километров - это тридцать пять литров бензика. Да еще жрачка. И там еще полторы штуки за место. Намаешься, а толку чуть. Сколько ты тех карпов выловишь? Пять кило, шесть? В магазин сходи - те же карпы, тока в три раза дешевле обойдутся.
   На самом деле еще полчаса назад не собирался я ни на какую рыбалку, но теперь, после того как мне прочитали очередную лекцию на тему "бытовая экономика", мне безудержно захотелось оказаться на том самом берегу, где сияло солнце и прыгал на волне поплавок. Поэтому я изобразил на лице презрение к столь низменным оценкам полезности благородного рыбоужения и сказал:
   - Не понять тебе, Степаныч, романтики. Никогда. Потому что примитивен твой быт и первобытны стремленья. Не всё в мире измеряется копейкой.
   - Не всё, - сразу согласился старший смены, - не всё, но рыба - копейкой. Ну, если, конечно, это не сом пяти метров длины. Вот такого зверя - да, не копейкой мерять нужно. Рублями! А лучше баксами.
   Он довольно рассмеялся, а я подумал, что если бы мне на удочку попался описанный им сом - неизвестно кто из нас кого и чем измерял бы.
   - Ладно, Степаныч, поеду я. Мне еще за удочками в гараж заезжать. - Продолжать этот разговор мне больше не хотелось, потому что минут через пять он все равно сведется к необходимости иметь в хозяйстве "ядреную бабу".
   - Так ты это серьезно? Про рыбалку в день рождения?
   - Ну а что? По-моему, самое оно - делать в свой день рождения не то что хочется другим, а то, чего хочу я! Хороший подарок. Не?
   - Не, ну твое дело, конечно, - Степаныч захлопнул журнал и встал. - Только если вдруг передумаешь - набери меня, Юлька говорила, что сегодня с этой Танькой в театр собирались. Там какая-то премьера комедийная. А, вот это, вспомнил! "Лысая певица"! Смешно, наверное. Вот и был бы повод для знакомства.
   - Пусть девы приобщаются к прекрасному. - Хоть мне и было чертовски интересно, какие такие впечатления могут вынести две прямоходящие устрицы из жизни Смитов и Мартенов в изложении Ионеску, но жертвовать двумя часами ради этого сомнительного знания мне совершенно не хотелось. - Я не люблю театр. Даже самый экзотический. Даже бунраку, даже кабуки, не говоря уже о всякой абсурдистике.
   - Ну как знаешь, - немного обиделся Степаныч. - Тебе не угодишь.
   - Спасибо, Степаныч, в другой раз обязательно свожу их. Как только будут ставить историю про мистера Годо, так и свожу. А сегодня на рыб посмотрю. Может, тебе пару карасей привезу. Или лещей.
   - Ехай уже. Смотри на смену не опаздывай.
   - Так три дня еще до смены!
   - Если рыба пойдет, то не заметишь. Мы со сватом как-то на неделю поехали, а вернулись через две. Ладно, бывай.
   Я на самом деле добрался до гаража, собрал в мешок снасти - словно зомби, ведомый чужой волей, заправил машину и поехал на Теплые озера. Остановившись через два часа у придорожной чебуречной, я вспомнил, что дома остался некормленый кот Шарик и что сегодня собирался зайти за деньгами сосед, которому я остался должен еще с прошлой недели. У кота телефона не было, а значит, рассудил я, ему придется посидеть денек на жесткой диете, а вот Виталику я позвонил и перенес встречу на следующее утро. Если бы знал, что уже никогда не вернусь, я бы непременно попросил его забрать Шарика или хотя бы выпустить животное во двор, но в тот час я еще серьезно рассчитывал встретить ночь на старом диване перед трещащим телевизором.
   Глава 2. На берегу Аркадского озера.
   Сверток на проселочную дорогу, бегущую вдоль полей к Теплым озерам, мне показали два бравых сельских гаишника. По-моему, они до смерти надоели друг другу и останавливали редких проезжающих только для того чтобы развлечься. Я остановился сам. Дождался, когда они отпустят проржавевшую "девятку" с копной накошенного сена на крышном багажнике и поздоровался.
   - Чего тебе? - почесывая круглое брюхо, спросил младший лейтенант. Его мышиная тужурка уже обзавелась темными разводами на боках, а погоны вслед за ослабленным воротником съехали куда-то на спину.
   - Добрый день, лейтенант, - я всегда стараюсь быть вежливым со всеми. - Где-то здесь поворот на Теплые озера должен быть?
   - На Теплые-та? Ага, есть такие. А ты там чего забыл? А? - Гаишник лениво зевнул.
   Прежде, чем я успел что-то сказать, из машины выбрался его напарник. Этот сержант выглядел гораздо стройнее. Он замер у открытой двери, внимательно прислушиваясь к нашему разговору.
   - Здравствуйте! - Я поздоровался и с ним. В ответ он даже не кивнул.
   - Вот, порыбалить хотел, - объяснил я свой интерес лейтенанту.
   - На удочку? - он презрительно скривил лицо, но взгляд его при этом быстро скользнул по моей машине. Я тоже повернулся и посмотрел на неё. Машина как машина. Он тоже не увидел ничего необычного, и еще раз почесав свое объемное брюхо, объяснил: - Три километра еще проедешь, а потом будет съезд с дороги направо. Там первые метров тридцать асфальт, потом проселочная. Увидишь.
   - Указатель, - произнес сержант.
   - Чего, Семен? - Переспросил лейтенант. - А, да. Там указатель поставили на прошлой неделе. Кемпинг. Не промахнешься.
   - Спасибо, - я повернулся, собираясь продолжить свой путь, но, не успел я сделать и десяти шагов, как лейтенант вспомнил, что он на посту.
   - Эй!
   Я обернулся.
   - Ты, это... Если уж сам остановился, документы на машину и права предъяви, - подходя, он протягивал свою пухлую ладошку. - И страховку.
   - В машине, сейчас принесу.
   - Давай, ага.
   Пока я бегал за правами и обратно, его напарник остановил какой-то старый "Опель" и прошел мимо меня, успев бегло осмотреть салон моей машины. Не найдя ничего подозрительного, он ушел дальше, к молодому парнишке, что выбрался из-за руля древнего "Кадетта Е".
   Листая мои документы, лейтенант смешно шевелил мокрыми губами, потом поднял голову:
   - Чего, день рождения сегодня?
   - Ну да, командир, так получилось, - я улыбнулся как можно дружелюбнее.
   - Поздравляю.
   Он протянул мне документы и спросил:
   - В день рождения на рыбалку? Оригинально. Ну, чего тогда? Хорошего тебе улова, ну и вообще не кашлять.
   - Спасибо, - почему-то было приятно слышать даже такие скомканные поздравления от неведомого гаишника.
   - Ладно, езжай, мне работать нужно. - Он повернулся к дороге, всем видом показывая, что моей свободе более никто не препятствует. - Разговоры, конечно, хорошо, но мне бы деньгами.
   - Не все деньгами меряется, - заметил ему подходящий напарник, укладывая в карман тысячную купюру.
   - Ага, еще шириной просвета на погоне и количеством меди в яйцах! - Сострил лейтенант. - Вон ко мне дневная выручка крадется. Подозрительная какая-то.
   Он указал жезлом на дорогу, по которой приближался какой-то блестящий лаком и хромом внедорожник.
   Я еще хотел спросить - к кому мне на озерах обратиться? Но подумал, что если уж там есть организованное место для рыбалки, то и люди должны быть. У них и спрошу. Да и лейтенант уже был занят - останавливал "подозрительную" машину.
   Указатель оказался ближе, и чрезвычайно пыльная проселочная дорога привела меня к утоптанной площадке с несколькими развалюхами.
   Строительный вагончик, в котором размещалась "администрация клуба рыболовов" - именно так было написано красной краской на его синем боку - в лице владельца озера Сергея Матвеевича Берга и его двенадцатилетнего сына Макса, был прилично побит длинной насыщенной жизнью: гнутые полозья проржавели насквозь, а крыша в некоторых местах оказалась до неприличия дырява. Сквозь эти дыры падали прямые, параллельные столбы света, внутри которых кружились невесомые пылинки.
   - Заблудился? - Из темноты вагончика послышался сильный, спокойный голос. - Заходи, здесь до трассы недалеко, сейчас карту найду, покажу.
   - Не, начальник, - ответил я, входя в заваленный рыболовными снастями и бумагой "офис". - Я за рыбой приехал.
   - Вот и славно, ёшкин кот! - Из-за стола выбрался мужик лет сорока, в камуфляжных штанах и черной майке-безрукавке. Он протянул мне крепкую, очень твердую и абсолютно сухую ладонь и представился: - Берг. Сергей Берг. Здесь чаще заблудившиеся бывают, чем рыбаки. Но мы с Максом не жалуемся, нам и тех немногих, что сюда из города добираются, хватает. Да и пригляду за ними меньше нужно.
   - А местные селяне? Не ездят?
   - Дык ведь первый год весь воевал: никак понять не могли, что озера и рыба в них теперь не халявные, а денег стоят, ёшкин кот! А как поняли - ездить перестали. Да и откуда у них деньги на рыбалку-то?
   - И правда, - согласился я. - А сколько стоит порыбалить?
   - Один день - две тысячи, два дня - три с половиной, а на неделю останешься - по штуке в день сговоримся. С нас уха из твоей рыбы, если сам варить не умеешь, двести граммов на ночь, место под крышей, прокат снастей, если нужно. Олл инклюзед, короче. С тебя - пойманная рыба для ухи, деньги и соблюдение "Правил Клуба", - он показал пальцем на пыльный стенд с пожелтевшим ватманом за лопнувшим стеклом. - Без меня не бухать, костры, где попало - не жечь, сетями, толом и прочей дрянью не баловаться, даже когда меня нет. Между озерами на машине не ездить, нечего мне рыбу пугать, ёшкин кот. Для этого у меня вон пять аппаратов есть.
   Проследив за его загорелым пальцем в сторону единственного окна, я обнаружил местную "автоколонну". Под тенистым навесом стояли пять электромобильчиков. Точно такие же частенько показывали в кино про хорошую жизнь - на полях для гольфа. Ну или очень похожие.
   - Да я на один день всего. - Я сказал это не очень уверенно, потому что местечко мне на самом деле понравилось.
   - А чего так? У нас хорошо, спокойно. От города отдохнуть - самое оно! Недалеко, а все же глухомань дремучая.
   - День рождения у меня сегодня, - оправдался я. - А завтра очередной трудовой будень. Некогда вообще.
   - И сколько теперь тебе?
   - Тридцать, - с некоторой гордостью сообщил я ему.
   - Большой уже! - Ухмыльнулся Сергей. - Пошли-ка со мной, ёшкин кот. Не каждый день у меня люди день рождения справляют. Как додумался до этого?
   - Да, в общем-то, случайно вышло. Утром еще не собирался. А напарник по смене предложил с дочкой его и ее подружкой отметить это дело походом в театр. Вот и пришлось придумывать срочное полезное и нужное дело.
   - Это ты верно придумал. Лучше отдыхать, чем напрягаться.
   Разговаривая о всякой такой ерунде, мы вышли из вагончика, и Берг показал рукой:
   - Вон там я баньку на берегу поставил, после ухи здорово расслабляет. А вот с той стороны Второго озера ключ из земли бьет. Вода - чистая, хрустальная, четыре градуса! Мы только ее и пьем. Макс вечером поедет, канистры притащит. А вон туда посмотри, на Аркадском озере, правее, видишь? Там мне Кузьмич с племянниками новые мостки поставил, удачно получилось. И место там Максом прикормленное. Я вообще не очень приветствую, когда клиенты туда вылезают, но коль уж у тебя сегодня юбилей - пользуйся!
   Три озера, или, скорее, большие пруды от подземных родников, были и впрямь хороши: вытянутые причудливыми кляксами вдоль ленты соснового леса, чистые, с расставленными на берегах небольшими щитовыми домиками для отдыхающих, соединенные желтоватой лентой проселочной дороги, они больше всего походили на пейзажи Курицына или Янова, только выполненные в натуральную величину. Постоянный комариный гул, обычный в таких местах, поутих, и стало слышно, как где-то далеко долбится в дерево трудяга-дятел, а о берег ближнего - Аркадского - озера, как его назвал Берг, шлепает мелкая волна.
   И я, жадно озираясь в указанных Сергеем направлениях, на самом деле озадачился: не остаться ли здесь на несколько дней?
   В задумчивости я достал из кармана телефон, но Берг, презрительно хмыкнув, сообщил:
   - Не, не работает это здесь. Говорю же, у нас здесь совсем глушь. Я вон пару лет назад пытался спутниковый телефон завести, но уж больно дорогое удовольствие. Я пока столько не зарабатываю, ёшкин кот. Если позвонить захочется - в деревню нужно ехать. Макс покажет. Он здесь все перелески уже облазил, по любой тропке с закрытыми глазами пройдет. Вот еще еду научится стряпать худо-бедно и совсем взрослый мужичок будет.
   - А хозяйка есть? - На самом деле мне это было неинтересно, да и слегка запущенный вид "клуба" говорил об обратном.
   - Баба что ли? Не-е-е, этого добра мне здесь не нужно, ядрена кочерыжка! От своей еле избавился. - С неожиданной злостью сообщил Берг. - По сорок лет кобыле, а туда же: любовь, внимание. Загуляла дура. Два года судился: сначала развод, потом дележ имущества, потом определение местожительства Макса. Он-то сразу сказал, что с ней и ее новым васьком не будет жить, но суды у нас знаешь же какие?
   - Она же мать?
   - Во, точно так! "Онажемать", ёшкин кот! А Макс через это "онажемать" заикаться начал, пока определяли с кем он останется. Хорошо парню десять исполнилось - право самому решать появилось. А ей что? Сука. Еще и на алименты на меня подала, представляешь! Ну да у меня не разбежишься. Хрен ей на рыло, а не деньги! Пусть васёк расстарается, ёшкин кот! А я пас, мне хватило этой любви неземной. Еле развестись успел, как она залетела от этого... А потом и васька ее бросил. Пропал. Видать, прошла та самая волшебная любовь, когда просек, что ни квартиры, ни гаража не обломится. Еще хорошо, что на меня их ублюдка не повесили, как по закону положено, ёшкин кот!
   - Что положено?
   - Ну, если у бабы ребенок родится в триста дней после развода, его автоматом на бывшего мужа вешают. Доказывай потом, что не твое, ёшкин кот! Не знал?
   - Да как-то уберег Господь.
   - Ну вот - знай теперь. - Сергей рассмеялся. - А вообще, ерунда это все! Пощупай, воздух здесь какой! Он же густой как кисель, аж резать ножом можно! Решайся, остаешься?
   - Мне позвонить нужно обязательно. - Я уже был готов согласиться.
   - Кто ж не дает? Макс вернется и съездитезавтра. Вон, кстати, не он ли пылит?
   На дороге, по которой я добрался до его хозяйства, к нам приближалась какая-то машина. Легковая, а точнее не разобрать: в поднятой туче только поблескивало лобовое стекло.
   - Быстро несется, ёшкин... Не, это не Макс, - Заключил Берг. И добавил: - Макс поосторожнее. Мал еще - так гонять. Тогда, выходит, ко мне еще один клиент едет, селяне-то с другой стороны едут. Прям аншлаг сегодня. Видишь, все сюда, а ты отсюда собрался.
   - Ладно, - я кивнул. - Убедил, хозяин, останусь на три дня. Только позвонить обязательно нужно.
   - Вот и хорошо! Завтра съездите с Максом в деревню, отзвонишься. Не пожалеешь. На тебе ключ, - в мозолистой ладони хозяина блеснула металлом короткая пластина. - Вон возле мостков две избушки стоят, занимай пока левую, размещайся. Там не прибрано, но уж не обессудь - мне этой фигней заниматься некогда, да и Максу тоже. Вещи можно на электрокаре отвезти, вон тот, зеленый "Фридом" бери, он точно на ходу. Ключ зажигания в кармашке на боку сиденья пассажира. Потом, как устроишься, подходи, оформим бумаги. А я пока гостя встречу.
   Я прошел к "гаражу", отыскал ключ зажигания, немного посоображал, как завести электромобиль, против ожидания быстро завел и потихоньку поехал к своей машине перегрузить снасти - единственное, что было у меня из багажа. Я бы, конечно, дотащил бы это все до домика и пешком - невелик груз, но коль уж выпала возможность покататься на этой смешной машинке, то зачем отказываться?
   А пока я разбирался с "Фридомом", на стоянку возле вагончика Бергов встал серебристый "Ниссан-Патруль" с широкими бордовыми полосами вдоль бортов. Из него выбрался седой дядька возраста Степаныча, и даже чем-то на него похожий. Высокий, худой, немного сутулый, одет он был в широченные шорты, многокарманную безрукавку поверх сетчатой майки, а на голову, едва выбравшись из-за руля, он водрузил широкополую соломенную шляпу - настоящий капелюх с Батькивщины. Прям как в кино "Свадьба в Малиновке". Последним штрихом стали солнцезащитные очки с отдающими зеленцой круглыми стеклами.
   Я как раз подъехал к стоянке, а Сергей все еще изображал статую самому себе возле неказистого "офиса".
   - Здорово, кто здесь за начальника? - Поинтересовался гость.
   Я показал подбородком на Берга:
   - Они с сыном. И вам не хворать.
   - Как здесь с рыбой? - Опять спросил седой. - Водится?
   - Не знаю, - честно сознался я, пожав плечами. - Не знаю, сам полчаса назад приехал, но хозяин обещает что-то необыкновенное. Меня Антоном зовут.
   - А! Хорошо. А меня Аристархом Семенычем. Прибытковым. Твоя машина? - Он показал пальцем на мой КИА-Сид.
   - Ага, - я подтвердил его догадку и открыл багажник, чтобы перегрузиться на кару.
   - Пойду с хозяином поручкаюсь, - зачем-то сообщил мне Прибытков. - А то что-то он уже нервничает. Притопывает ножкой от нетерпения.
   Перегрузившись, я подъехал к ним, беседующим у вагончика.
   -... вот я и говорю, - вещал Сергей, - одного дня, чтоб понять весь кайф, маловато будет. Дня три, лучше неделю. Рыба здесь, ёшкин кот, хорошая, сам развожу. Картоха, морковка, лук там, лаврушка, перец, все есть в деревне, Макс ездит раз в три дня обязательно. И сегодня поехал.
   - А водка у тебя, Сережа, какая? - В голосе Прибыткова звучал почти профессиональный интерес.
   - А водка у меня, Аристарх Семеныч, вкусная, - улыбнулся Берг. - Никто еще не жаловался. Да на таком воздухе хоть денатурат пей - все впрок! Неделю тому приезжал вице-мэр. Уж на что привередлив, а и тот хвалил. Да вот и сосед ваш будущий то же самое скажет.
   - Воздух чистый, - согласился я. - Однако, устраиваться поеду.
   - Однако, езжай, голубчик, - одобрил мою мысль Аристарх Семеныч. - А вот скажите, Сережа, если я на недельку остановлюсь, можно ли так сделать, чтобы....
   Дальше я не расслышал, потому что развернулся и устремился на жужжащей электродвигателем машинке к своему временному жилищу.
   Когда я разместился в отведенном мне бунгало и вновь собрался съездить до "офиса", на стоянке обнаружилась еще одна машина - древний ЛуАЗ. Я успел подумать, что это прибыл еще один рыбак, но очень быстро понял, что ошибся - из вагончика Бергов на площадку выскочила тонкая фигурка подростка. Похоже, это и был тот самый Макс, из-за которого Берг судился с бывшей женой.
   Так и оказалось. Мальчишка буркнул себе под нос короткое "здрасьте" и шмыгнул мимо меня в одно из хлипких строений возле "автоколонны". Из темного проема донеслись звуки лязганья железяк.
   В "офисе" оказалось пусто, а Сергей обнаружился на берегу Второго озера, изображающий любительскую пантомиму на тему "ну ваще много всего, ёшкин кот!" С благосклонностью взиравший на эту самодеятельность Аристарх Семеныч, казалось, уже был на все согласен. Он то надевал на нос свои темные очки, то снимал их и вкладывал в карман, словом, не знал, как прервать поток нескончаемого берговского красноречия. До меня доносились обрывки фраз, сбиваемые поднявшимся ветерком, и было ясно, что Сергей очень увлекся.
   Вдруг Сергей замолчал, словно наткнулся на какое-то препятствие, и уставился на собеседника, а Прибытков повернулся к нему спиной и неспешно побрел в мою сторону. Только спустя секунд десять, как будто опомнившись (по-моему, он даже подпрыгнул на месте), Сергей побежал вслед своему клиенту.
   И эту часть разговора я уже слышал:
   - ... Семеныч, простите, что-то так чихнуть захотелось, ёшкин кот!
   - Бывает, Сережа, бывает, - рассеянно отвечал Прибытков, приседая на берегу. - Тут же наверняка пассаты-муссоны, на морях-то твоих дуют? Вот и надуло.
   - Да какие там пассаты? - Переспросил удивленный Берг. - Не было их здесь отродясь!
   - Шучу это я, Сережа, - Семеныч поднялся и снова пошел ко мне. Теперь на нем не было очков и дурацкой шляпы, и я увидел немного водянистые глаза слегка навыкате, полуприкрытые веками, широкие, но не густые брови, крупный нос и лысую макушку. - Вон уже и Антоша вас ждет. Давайте мне ключи, да я тоже пойду жильем обзаводиться.
   - Сейчас, сейчас.
   Берг пробежал мимо меня и вернулся так быстро, что ни я, ни Прибытков еще не успели сказать друг другу ни слова.
   - Вот! Вам же с телевизором надо?! Это вон на третьем озере видите серый домик с верандой? Вот в него и заселяйтесь.
   Аристарх Семеныч на таком же "Фридоме", какой уже был у меня, поехал осматривать жилище, а мы с хозяином занялись соблюдением бюрократических процедур.
   Договор аренды помещения оказался едва ли не самописной бумагой о намереньях: ни тебе цены, ни сроков, ни ответственности, ни меры ответственности - сплошная декларация, а не серьезный документ. От моего замечания (как думалось мне - едкого) Сергей просто отмахнулся:
   - Да куда ты денешься? Порешаем, если чо вдруг не так пойдет.
   И сразу, без паузы, спросил:
   - Как тебе Семеныч?
   - Семеныч как Семеныч, - я пожал плечами. - А что не так?
   - Да мутный он какой-то: "да, Сереженька, конечно, Сереженька, непременно, Сереженька", - он очень похоже передразнил Прибыткова. - А сам все время по сторонам озирается, будто облавы какой ждет, ёшкин кот!
   Я оглянулся вслед упылившему к своему домику Аристарху Семеновичу. Его маленькая фигурка едва виднелась у замершего на берегу озерка кара.
   - Мужик как мужик. Чего не так-то?
   - Да понимаешь, Антоха, я здесь на всяких насмотрелся... Не нравится он мне! Вот не нравится, ёшкин кот, и всё!
   - Ну не червонец он, всем нравиться не должен. И не баба. Забей. Через пару дней уедет.
   - На неделю снял. И еще вроде как продлевать собирался, - Сергей сплюнул на сухую землю. - Если "все спокойно будет".
   - Оплатил?
   Берг кивнул и насупился.
   - Не все деньгами меряется!
   Эту фразу я слышал уже третий раз за день и меня она порядком достала.
   - Точно, еще содержанием меди в яйцах, - повторил я шутку лейтенанта.
   - Сечешь! - Берг одобрительно усмехнулся. - Ладно, ты давай начинай отдыхать, а я тоже делом займусь.
   Мой временный приют оказался щитовым домиком в двадцать квадратных метров с парой окон и просторной верандой. В целом неплохо, если не считать дополнительно оплачиваемой опцией мерзкую сухую пыль, равномерным полусантиметровым слоем покрывавшую все горизонтальные поверхности: от умывальника до панцирной сетки на кровати.
   Я засучил рукава и принялся наводить образцовый порядок. Воду таскал из озера, на самом деле оказавшуюся какой-то непостижимо... легкой, что ли? Стоило обрызгать ею лицо - и словно и не дежурил всю ночь, глаз не смыкая. Эффект был ощутимым, не как от перепитого кофе.
   Через час в комнатке стало гораздо свежее. И только теперь я задумался - зачем я здесь оказался?
   Никогда и никто прежде не смог бы меня упрекнуть в излишней любви к рыбалке. Потому что не было её вовсе, этой любви. Ну, побывал два раза подростком на подобных мероприятиях, устроенных какими-то дальними родственниками. Ну, остались от отца снасти, занимающие полгаража. Но не мое это, не мое. Я и при наличии справочника карпа от сазана не отличу. И из всех "челюстноротых позвоночных" - как было написано на одном из плакатов в вагончике Берга - могу достоверно опознать лишь камбалу, ската и акулу. Впрочем, насчет двух последних имелись определенные сомнения.
   Так что мне предстояло очень многому научиться в ближайшие пару дней.
  
   Глава 3. Не в Аркадии Аркадское озеро.
  
   Не знаю про преимущества вечернего или утреннего клева - мне это глубоко по барабану - но к девяти часам пополудни я выловил около полудюжины килограммовых рыбин. Неопознанных пород (по причине вопиющего невежества опознавателя), но одинаково скользких и упрямых - они лупили меня по рукам почем зря своими хвостами, норовили тяпнуть за пальцы и вообще производили впечатление не очень умных существ: поймали тебя, рыба, сиди в ведре, не трепыхайся! Раньше нужно было трепыхаться, когда червяков дармовых сожрать придумала.
   Некоторое время вокруг меня молчаливо крутился Макс. Мое бросающееся в глаза неумение обращаться с удочкой и рыбами он не комментировал, только иногда выпучивал глаза и тряс головой - верный признак, что я где-то накосячил. Впрочем, когда я пару раз при нем выдернул из воды серебристые извивающиеся в воздухе тела, он пожал плечами, изобразил лицом непонимание, и столь же тихо как возник, так и пропал где-то между сосен.
   Ну и пусть. Будет кто-то посолидней рядом - обязательно спрошу, что я делаю не так, а учиться чему-то у малознакомого сопляка... Нет, не стану. Такой вот я закомплексованный идиот. Впрочем, подозреваю, если бы речь шла о чем-то действительно важном - можно было бы и Макса в учителя записать, но рыбалка это не вопрос выживания. По крайней мере сейчас. А, значит, гордость дороже.
   На соседнем озере время от времени что-то доставал из воды Прибытков, и делал это гораздо чаще, чем я, чем еще сильнее заставлял меня сомневаться в моих успехах.
   Ровно в девять ко мне подъехал Берг-старший на одном из своих электрических драндулетов.
   - С уловом тебя, Антоха, ёшкин кот!
   Я неспешно собрал свои удочки, добычу и складной стульчик, и сошел к нему с мостков.
   - Хороших рыб взял, - Сергей заглянул в мое ведро. - Макс мне сказал, что ты вообще ни на что не годный рыбак, но удачливый чувак, а ты вон посмотри - ничего так, хорошо надергал. Сам справишься с рыбами? Или профессионалов пустишь пообщаться с этими красавицами?
   - Уху варить?
   - Конечно, ёшкин кот! Тут, у тебя в ведре щук нет, пара судаков да язи, желания исполнять никто не станет. А я уху тебе знатную забацаю! С мелочью - ее вон Семеныч надергал, с яичком, с водочкой и головешкой, с щавельком - все как положено! Слющай, палчыкы аближешь, да! - Он причмокнул губами, а я успел подумать, что ему, живущему здесь постоянно, эта уха должна бы уже поперек горла стоять. - Заодно юбилей твой отметим. Навсегда запомнишь. А?
   - Хорошее дело, - согласился я, - а где?
   - Подходи через часок к гаражу. Там на задах, у меня место специальное, с защитой от комарья. Ну, помидоры посажены, свистулька, ромашки сушеные.. Сейчас уже скоро понялетят упыри, ёшкин кот. - Сергей посмотрел в сторону леса и почесал щеку. - Так что давай, подходи через часок, а лучше через полтора.
   Через час, переодевшись в рубаху с длинными рукавами и сменив шорты на джинсы, я оседлал зеленого электрического коня и покатился праздновать свое тридцатилетие.
   Берг мог бы и не говорить, где происходит его кулинарное колдовство - столб прозрачного, едва различимого дыма, поднимающийся вертикально вверх, указывал его точную дислокацию не хуже рекламного щита.
   - А, вот и именинник, - осклабился Сергей, стоило мне завернуть за гараж. - Прахады, дарахой, садыс удобно, э! Будэм рибку на охонь дэржат, вкусни балык-шурпа дэлит! Палцы держы крепка, а то съещь савсэм, да!
   Акцент у него получался забавный - что-то малоросско-среднеазиатско-кавказское, неопознаваемое. Так мог бы говорить узбек, в браке с грузинкой проживший полжизни на берегах Желони. Но поскольку в природе такого недоразумения не встретишь - искусственность резала слух.
   Хозяин "Клуба рыболовов" стоял над сложенным из желтого кирпича очагом, на котором побулькивало весьма пахучее варево.
   - Готово уже? - Я кивнул на накрытый стол под навесом из марли.
   - Еще полчасика, ёшкин кот, - сообщил Сергей, с хлюпаньем и свистом прихлебывая из ложки. - Почти готово. Сейчас дойдет ушица и тогда за уши вас не оттащишь!
   Я прошел к столу, за которым уже сидел Семеныч и в свете одинокой лампы читал газету "Аргументы и факты".
   - Добрый вечер.
   - А? А, Антон, здравствуйте, здравствуйте. - Прибытков отложил газету. - Я вам тут подарок приготовил.
   Он наклонился к земле и поднял из-за скамейки, на которой сидел, совершенно шикарное удилище. Уж на сколько я в этом не соображаю, но и олуху вроде меня было видно, что в его руках - Инструмент. Именно так - с большой буквы. Неубиваемый, вечный и практичный, до невозможности удобный.
   - Шимано Гиперлуп. Владей, рыбак! - Аристарх Семеныч протянул мне подарок, и приятная по ощущению рукоятка ткнулась мне в ладонь. - Для новичка самое оно!
   - Хорошая штука! - Из-за моей спины сообщил мне очевидное Берг. - Завтра испытаешь.
   - Мне бы с утра в деревню ? - Напомнил я свое условие гостеприимному хозяину.
   - Да позвонишь ты! Макс! - Берг крикнул куда-то в сторону и из-за гаража немедленно показалось загорелое лицо юного лоботряса. - Завтра поутру, пока Машка в правлении будет, свози Антоху в деревню. Понял?
   - Угу, во сколько? - Голос у тощего мальчишки оказался неожиданно густым и низким.
   - Во сколько? - Переспросил у меня Сергей.
   - Ну, чтоб успеть пока Машка не пропала. - Я понятия не имел кто такая Машка, но сообразил, что доступ к телефону открывает именно она.
   - Слышал, ёшкин кот?
   - Слышал, - отозвался Макс и скрылся за стеной.
   - Ну вот и все. Завтра отзвонишься. А сейчас по маленькой!
   Под деревянным столом из досок-сороковок нашелся мелкий холодильник, из которого усилиями хозяина появилась запотевшая бутылка водки с предусмотрительно удаленной этикеткой.
   - С Днем Рождения! - По этот тост Берга в наши пустые утробы скользнула ледяная жидкость.
   - Это что за водка? - Подозрительно поинтересовался Прибытков. - Послевкусия совсем не ощущается.
   - Хорошая водка, - Сергей заговорщицки подмигнул нам и налил еще по одной. - Здоровья тебе, Антоха, мозгов и интересную работу, ёшкин кот! А больше мужчине ничего и не нужно!
   - Так ли? - Опрокинув стопку, вместо закуски спросил Аристарх Семенович.
   - Только так. - Убежденно отрезал Берг, вытирая рот ладонью. - А бабы-дети-семья-любовь - это все будет обязательно. И не один раз. И будет и пропадет и забудется и снова будет. Если сохранишь здоровье, мозги и работу, от которой душа поет. Мужчина реализуется в созидательных достижениях. А баба - в деторождении и семье. И плохо, когда эти роли смешиваются и путаются. Получается форменная херня: разводы, неполноценные, инфантильные дети и прочие прелести современности. Как у меня.
   - Верно. Все верно. - Прибытков вынул из кармана трубку, кисет и разложил все это на столе, приступая к таинству табакокурения. - Что там с ухой?
   - Готова уже! - Сергей бросился к котелку.
   Раздалось громкое "П-ш-ш-ш" - словно кто-то залил огонь водой, и запах ухи настойчиво вломился в ноздри.
   Только сейчас я успел посмотреть на стол, ломившийся от разнообразной зелени и овощей: не было только черного цвета, все остальное - красное, желтое, зеленое, синее, фиолетовое, розовое, всякое присутствовало.
   - Ну вот, сегодня на особицу ушица удалась! - Похвастался Сергей, водружая на стол закопченный котел. - Макс, иди сюда!
   Мы сидели вчетвером и пили вкусную берговскую водку. Вернее, пили втроем, а Макс булькал каким-то брусничным морсом. Еще утром эти люди мне были незнакомы, а теперь я слушал их здравицы и наставления и мне это нравилось. Даже Макс что-то пожелал, скомкано и потупив глаза, но несколько слов сказал.
   Уха и впрямь оказалась необыкновенно вкусной - может быть, в Берге трагически погиб шеф-повар приличного московского ресторана, а может такие свойства она приобрела из-за специфичного окружения? Все эти чистейшие озера, сосны, воздух, густая и вязкая водка... На самом деле незабываемо и теперь мне есть с чем сравнивать все мои будущие рыбалки.
   - Ты, Антоха, главное, помни! Никакой слабости перед бабой проявлять нельзя! Она как собака - добрая, послушная, ласковая, пока знает, что у нее есть хозяин. И ты расслабляешься, потому что начинаешь верить в эту доброту. И вот тут-то и происходит превращение домашней болонки в озверевшего бультерьера - она чувствует, что никаких вожжей на ней нет, а бывший хозяин перестал быть вожаком стаи. И тогда она набросится на тебя! А поскольку знает все твои слабые места - ты же их сам показал - тяпнет именно туда и будет тебе очень больно! - Между тостами Берг постоянно скатывался на одну тему. Видно, не отболело еще. - Все эти песни про "не уделял внимания, я достойна большего, ты меня не любишь, а я хочу любви..." - это все бабские способы тебя завиноватить. Навесить на тебя несуществующие грехи. Ведь все просто: вот он я! Либо люби меня, либо иди в задницу! Так? Таких как ты, дурра, на этой планете, слава Богу, больше трех миллиардов, выбор богатый! Так ради чего я буду за тобой, стерва, бегать? Хочешь любовника на четвертом десятке лет - да за милую душу! Но только не рассчитывай, что ваши с ним кувыркания я стану оплачивать! Я не буду рогатым кошельком ни для одной суки! Ну, так я говорю?
   - Тихо, парни, - вдруг подобравшись, громко потребовал Прибытков, до этого благостно потягивавший свою трубку и почти не принимавший участия в нашем пьяном разговоре.
   Мы замолчали, а он закрыл глаза и замер, то ли вслушиваясь, то ли вглядываясь в опустившуюся ночь.
   - Сережа, Антон, берите Макса и уходите. - В его голосе отчетливо звякнул металл. - Здесь сейчас станет очень опасно. Потом все объясню.
   Видимо, у Берга-старшего был нюх на неприятности, поскольку я вдруг оказался на ногах, вздернутый его крепкой рукой, а следом за мной он выдернул из-за стола и сына.
   - Куда?
   - За озера, Сережа, за озера, - Прибытков постучал трубкой о скамейку, избавляясь от тлеющего табака. - Через пару часов приходите. Думаю, все образуется.
   Сергей стартанул очень резво, вцепившись в воротник максовой куртехи. Он бежал, буквально на весу неся сына, и приговаривал при этом:
   - Говорил я тебе, Антоха, не чисто с этим Семенычем что-то! Говорил! Вот тебе и на!
   Заслушавшись его откровениями, я не вовремя разинул рот и налетел на что-то валявшееся на земле - звезды мелькнули перед глазами и я очень чувствительно приложился лбом об открытую дверь сарая. По-видимому, в отключке я был недолго; когда я перевернулся на спину, сквозь марлевые стены все еще был различим силуэт Прибыткова. Он сидел ровно, выпрямив спину и сложив руки на столе. Я попытался встать, но в ноге что-то щелкнуло, и она подвернулась, надежно укладывая меня на землю. Я не успел даже выругаться, когда вдруг перед моими глазами буквально из воздуха материализовалась фигура человека. Он стоял ко мне спиной, но я чувствовал исходящую от него опасность. Такое чувство бывает, когда на вечерней прогулке вдруг натыкаешься на молоденькую девочку с каким-нибудь страшенным псом вроде добермана. Формально тварь под присмотром, но тебе понятно, что если эта зверюга вдруг пожелает тебя съесть - у ее хозяйки нет никаких шансов удержать бестию.
   Не было в нем чего-то особенного - голубые джинсы, остроносые туфли, седые волосы, резинкой собранные в хвост на затылке. Вполне обычный дядька.
   Он не оглянулся. Он стоял и смотрел на Прибыткова, а тот поднялся на ноги и сделал приглашающий жест. И в ту же секунду марлевый полог порывом ветра закинулся на крышу. На незнакомца это не произвело никакого впечатления, а я окаменел. Потому что этот порыв ветра был единственным за весь вечер! Очень к месту.
   Дальнейшее происходило на моих глазах, и выглядело чертовски натурально, но к той действительности, к которой я уже успел привыкнуть за тридцать лет жизни - не имело ровно никакого отношения.
   - Агриппа. - В голосе Прибыткова отчетливо слышалось удовлетворение, какое бывает у человека, вдруг нашедшего подтверждение своим смутным догадкам.
   Агриппа шагнул к нашему столу, вокруг которого все еще витали непередаваемо аппетитные запахи, щекочущие ноздри и провоцирующие обильную слюну. Он не обратил ровно никакого внимания на наше небогатое, но содержательное застолье - одним неуловимым движением он воспарил над тарелками и ложками, и, беззвучно опустился на струганные доски. Я готов был бы поручиться, что кто-то вознес его вверх и плавно опустил на стол, но ничего и никого, что могло бы помочь ему рядом не наблюдалось.
   - Лев, - мягкий баритон пришельца звучал совершенно не по-русски. Он уселся на корточки, сровнявшись по высоте с Семенычем.
   Он сказал еще что-то, как мне показалось, на французском - отрывисто промяукал пару фраз и замер, вглядываясь в лицо моего знакомого.
   Прибытков и Агриппа - на мой вкус совершенно дурацкое имя, но бывает и хуже - безмолвно смотрели друг на друга, а я на них, и эта сцена тянулась и тянулась. В воздухе пахнуло озоном и повеяло холодом. Выглядело это так, словно эти двое решили померяться взглядами - кто первый моргнет. Только какое-то смутное чувство подсказывало мне, что все гораздо сложнее и что на моих глазах сейчас происходит нечто такое, чему у меня нет разумного объяснения.
   И вдруг Семеныч исчез, а на том месте, где он только что был, что-то вспыхнуло, разбилось на тысячи искр и раздался громкий хлопок, вызвавший прозрачный смерчик из травинок и мелкого мусора. А Прибытков обнаружился в пяти шагах по другую сторону стола - он опять неподвижно стоял и смотрел на своего гостя.
   - Генрих, скажи мне, - Прибытков казался слегка рассеянным, - чего тебе не сидится мирно? Чего ты хочешь?
   Генрих или Агриппа - я уже не был уверен, что четко расслышал первое его имя - широко улыбнулся и опять прощебетал что-то на французском. Может быть, Прибытков и понимал о чем разговор, но я-то слышал эту речь только в песнях Жана Ферра и Эдит Пиаф. Ну еще немножко от Дассена, Азнавура и Матье, но этого было явно мало для овладения языком.
   - Нет, Корнелиус, - Господи, он когда-нибудь определится с именем своего знакомца?! - Я не брал твои рукописи. Возвращайся.
   В этот раз Корнелиус-Агриппа-Генрих закатил пространный монолог на несколько минут, такой длинный, что я успел сесть удобно, опереться спиной на какую-то удобную жлыгу и вообще, почувствовал себя настоящим театралом, пред которым разворачивается неведомое действо. А Корнелиус все говорил и говорил и я вдруг заметил, что мне становится плохо видно беседующую парочку. Я посмотрел на лампочку - ее спираль едва-едва тлела красным. Мне стало так интересно, что же будет дальше, что я рискнул подобраться ближе.
   На четвереньках, широко раскрыв глаза, чтобы ничего не упустить из виду, я потихоньку начал подбираться ближе.
   Может быть, кого-то другого я и смог бы обмануть, но не собеседника нашего Семеныча - он обернулся, и мне показалось, что его глаза зажглись зелеными искрами - много-много-много борной кислоты и медного купороса. Едва уловимый жест рукой я все же различил, но мне это не помогло.
   Что-то бесконечно сильное вдруг подняло меня в воздух, тряхнуло и шлепнуло о землю так умело и мощно, что я чуть было не заорал в голос. И я бы заорал, но в рот набились пыль и земля и все, что из меня вырвалось - невнятный хрип и немного грязной слюны.
   - Генрих, не нужно так. Он вообще посторонний.
   Лежа ничком я ощутил легкий порыв сквозняка, а подняв голову, увидел опускающиеся передо мной ноги в остроносых туфлях.
   - Стой, Генрих!! - Это было последнее, что я услышал, потому что вдруг отключились все мои органы - слух, зрение, обоняние, осязание, да и все остальные чувства, коих, говорят, ровно тридцать три, включая чувство времени, равновесия и температуры, покинули мое сознание вслед за основными.
   Я словно оказался мухой в янтаре - ни шевельнуться, ни сказать, ни вздохнуть. Сплошная серая марь вокруг и ничего более.
  
   Глава 4. Шестов.
  
   Если вам когда-нибудь доводилось просыпаться на лекции или на важном уроке после пяти минут чуткого и глубокого сна, то вы сможете понять то недоумение, что охватило меня, когда я вновь ощутил себя в сознании. Я все помнил: где я нахожусь, зачем я сюда приехал, что делал и к чему готовился. Помнил, но все равно не мог сориентироваться: окружающий меня пейзаж удивительным образом изменился, оставив постройки, пруды и рощу на прежних местах, но окрасив все странной смесью радужных цветов, никак не желающих сливаться в одно целое. Это сложно описать и совсем невероятно увидеть, но зрелище показалось мне завораживающим и волшебным.
   Я, словно патентованный идиот, сидел на пятой точке и пускал слюни по подбородку, силясь запомнить буйство полыхающего света. Проще всего было бы сравнить происходящее с какой-нибудь картиной с намалеванным на полотне сельским пейзажем, помещенной в самый центр ночного клуба: блики огней, разноцветные прожектора, бьющие светом с самых неожиданных углов, странные тени и полутона, порой исчезающие в ритмичных вспышках стробоскопа - все это делало простенькую картинку яркой, разнообразной и фантастически неземной.
   Прибытков уже не был за столом - он вместе с многоименным гостем обнаружился у синего (я знал, что он синий, хотя тогда не поручился бы за верность цветового определения) вагончика "администрации". Могло бы показаться, что между ними, отстоящими друг от друга на добрую дюжину шагов, идет какой-то напряженный разговор: они морщились, что-то выкрикивали, шипели друг на друга и иногда размахивали руками.
   Я поднялся и неспешно побрел к ним - какая-то непонятная усталость навалилась на мои плечи и сковала ноги. Вроде бы не так много мы выпили за ухой, чтобы сказался эффект опьянения, но другого объяснения этой усталости я не нашел.
   Шагов через двадцать до меня стали доноситься разборчивые звуки - Агриппа Корнелиус что-то вещал на латыни - одна из моих бывших подружек училась в мединституте, и звучание всех этих моминум-доминус-гибискусов были мне хорошо знакомо. А Аристарх Семеныч в тон оппоненту отвечал на какой-то странной версии немецкого - так сначала мне показалось, а в следующее мгновение я понял, что это идиш!
   Никогда бы не взялся судить, о чем они так мило беседуют - в иных языках и интонации обманчивы, думаешь, что вот сейчас-сейчас тебе в морду дадут, а иностранец всего лишь выражает свое восхищение.
   Однако в это время Прибытков как-то страшно захрипел и, если бы не оказавшаяся за спиной стенка синего вагона - он бы точно грохнулся на землю. И Агриппа это почувствовал! Он как-то неуловимо быстро оказался возле моего знакомца, подхватил его костлявой ладонью под подбородок и зашипел в самое лицо Семеныча.
   Потом он оглянулся, показал Прибыткову на меня пальцем и встал. А со мной случилась странная, неприятная штука, как говорят пьяницы: "поднялась вдруг земля, да как даст мне по морде!". И опять какое-то время выпало из моей жизни.
   - ... вставай, вставай, Антон, нам нужно ехать. - Бубнил над головой Прибытков, а по вискам и затылку сновали его твердые пальцы.
   - Не-а, - мне хотелось спать и совсем не хотелось никуда ехать.
   Но Прибытков считал иначе.
   - Или ты встанешь сам, или мне придется тебя тащить за собой, Антон. Но пойдешь ты в любом случае. Только в последнем не рассчитывай на мое доброе к тебе отношение.
   Не то чтобы я испугался, но сопротивляться ему в простой, в общем-то, просьбе, показалось мне глупым и каким-то детским выражением противоречия из принципа. Неконструктивно.
   Я, с помощью Прибыткова, встал на ноги. Меня здорово мутило и тело сотрясала легкая дрожь, какая всегда преследовала меня в мою бытность студентом - перед экзаменами от недосыпания. Я осмотрелся, иногда встряхивая головой, чтобы вернуть на место текущий перед глазами слева на право знакомый пейзаж. В небе уже висела глубокая ночь, освещавшаяся звездами, ущербной луной и небольшим пожаром со стороны автостоянки. Мой КИА-Сид задорно потрескивал облезающей краской, распространяя вокруг себя смрад и густой черный дым. Я как-то не сразу осознал, что машины теперь у меня нет. Стоял и смотрел на дымящий остов своей любимицы, не соображая, что этот черный скелет и та серая красавица, на которой я сюда приехал - одно и то же. Но когда понимание свалилось на меня, я резко обернулся к Семенычу:
   - А?
   - Я компенсирую, Антон, - Прибытков был сама невозмутимость.
   Как можно компенсировать такую потерю? Любая другая машина будет другая! А я привык к этой! Мысль о какой-то компенсации показалась мне вопиющей дикостью и средневековым бредом. Но что я мог сказать - хочу эту? Я, конечно, хочу эту, но я не психопат и не истеричка. Этой больше не будет.
   Я покачал головой, выражая сомнение в полноте возможной компенсации:
   - Это вряд ли. Если только не придумаете подарить мне какой-нибудь "Майбах" или "Бугатти" - чтоб крыша слетела всерьез и надолго.
   - Я компенсирую, - повторил, загадочно усмехаясь, Прибытков. - Все будет хорошо.
   Мы не попрощались с Бергом и его сыном. Они честно выполнили команду Прибыткова - ушли так далеко, что докричаться до них не удалось. Аристарх Семеныч положил на стол в своем домике четыре сотни баксов, и мы уехали, даже не собрав толком мои вещи, которых и осталось-то: три удочки, раскладная лопатка для добывания червей и куртка с документами - моими и на сгоревшую машину.
   Мы уже ехали примерно полчаса, когда до меня дошло, что я не понимаю, зачем и куда мы едем. Я чувствовал себя уже достаточно хорошо и поэтому, собрав все накопившееся недоумение, спросил у деловито вертящего баранку Прибыткова:
   - Аристарх Семеныч, куда мы мчимся?
   - Что, Антон? - Он то ли не расслышал, то ли сделал вид, что сильно сосредоточен на ночной дороге.
   - Я спрашиваю, куда мы едем? Почему в другую сторону от города?
   - Вот ты о чем! Мы едем в Москву, Антон, там дальше. Куда, я пока еще не знаю.
   Смешной человек. Зачем мне в Москву?
   - Я не могу, Аристарх Семеныч. Мне на дежурство нужно выходить через три дня.
   - Да брось. Какое дежурство? Теперь ты со мной побудешь.
   Я решительно не понимал, чего от меня хотят. Зачем и почему? Тысячи вопросов скопились в мозгах и я терялся, не в силах выделить для озвучивания главный.
   - Ты, наверное, хочешь знать, почему я решил, что ты согласишься со мной ехать? Почему не интересуюсь твоим мнением? - Невинно спросил меня Прибытков, сворачивая на обочину и плавно останавливаясь. Он посмотрел на светящиеся зелеными цифрами часы на приборной панели. - Что ж часок у нас есть. Кое-что я тебе расскажу, чтоб унять твое дерзкое юношеское любопытство.
   Мы сидели в его "Ниссане" замершем на обочине, окруженные темным лесом, в котором чудилась какая-то мистическая жуть. Лицо Прибыткова, освещенное тусклым светом бортовых приборов и индикаторов, сделалось задумчивым.
   - Ну, стало быть, Антон, для меня это все началось в двадцатом году. Тысяча девятьсот, разумеется. Я в тот год вместе с Аннушкой решил покинуть Киев. Мой путь лежал в Париж, где к тому времени собралось очень много прежних наших знакомцев по Петербургу, Москве, Киеву. Все, кто не принял новой власти и не считал возможным даже просто мирно жить с нею. Ребячество, конечно. Человек сам делает себе нужное и достойное его окружение, в котором живет при любой власти, при любых внешних обстоятельствах. И противостоять этому может тоже только сам человек. Но тогда такой побег казался единственно правильным и надежным способом найти свой мир, оказаться в том пруду, где живут одни караси и вовсе нет щук.
   - В одна тысяча девятьсот двадцатом? - Переспросил я, когда он прервался чтобы перевести дух. - Вы меня разыгрываете? Я похож на идиота?
   Прибытков молча достал с заднего сиденья бутылку минералки, хлебнул пару глотков и невозмутимо сообщил:
   - Ну да, чуть меньше сотни лет назад. - Он улыбнулся. - Тебя не удивила способность Агриппы к телекинезу, но приводит в изумление всего лишь несоответствие моего внешнего вида и возраста? Странные мы существа - люди. Думаем штампами и легко принимаем на веру навязанное чужое мнение. Ничего не изменилось за сто лет. Ладно, начну, тогда, пожалуй, еще с более ранних времен.
   - Не с той самой сингулярности, с которой началась Вселенная?
   - Нет, Антоша, что ты! - Мне показалось, что он искренне удивился моему предположению. - Начну с рождения. Родился я несколько раньше тех лет, от которых собирался начать свое объяснение. В шестьдесят шестом году. Одна тысяча восемьсот шестьдесят шестом. В Киеве. И при рождении нарекли меня славным в нашем народе именем Иегуда. Иегуда Лейб Шварцман - таково мое настоящее имя. Я рос, учился, жил, путешествовал. Ничего особенного не происходило почти сорок лет. Только что женитьба на Аннушке. Да, и еще я обзавелся вторым именем, ставшим мне дороже первого. Я стал Львом Исааковичем Шестовым. Не слышал?
   Я покопался в памяти, одновременно соображая, что может быть замечательного в произнесенном имени? Ничего не обнаружив, я честно сознался:
   - Первый раз слышу. Лев Шестов. Еврей. Нет, ничего нет на вас в моей картотеке. Писатель какой-нибудь вроде Якова Фихмана?
   - Писатель? Ну да, Антон. И писатель тоже. Только я всегда был достаточно далек от сионизма. Поэтому и женился вопреки воле отца на православной и жил с фамилией Шестов. Я больший русский, чем иные Ивановы, Антон. Но мне не стоит, наверное, оправдываться?
   - За что?
   - Вот и я думаю, что не за что. Итак, определенная известность пришла ко мне по выходу моего первого труда. "Шекспир и его критик Брандес". К тому времени я считался уже серьезным ученым. Философия, мать всех наук. Она оказалась настолько интересной и захватывающей, что я работал сутками, неделями, не отвлекаясь на всякие мелочи вроде собственного здоровья. И когда мне казалось, что я вот-вот уже готов ухватить за хвост то самое главное, ради чего не сплю и не ем, как приходилось прерываться - то расшатанная нервная система не позволяла сделать последний шаг, а иной раз приходилось возвращаться в семью, чтобы поправить дела в отцовском предприятии. Он стремительно старел, а передать дело никому не мог: на моих младших братьях природа отдохнула, оставив им способность говорить и лишив их здравого смысла.
   - Это все чертовски трогательно, - я опять влез в короткую паузу, - но какое отношение ко всему этому имею я? И как мне все-таки вас называть?
   - Называй, как привык. Я и сам уже привык. Аристарх Семенович... Есть в этом что-то эпохальное, что ли... А до тебя сейчас доберемся.
   Он еще раз глотнул теплой минералки и продолжил:
   - Постепенно в моем сознании складывалась стройная система. Я начинал понимать, что и для чего нужно в этом мире. При этом я старался поменьше опираться на опыт своих учителей, чтобы не стать жертвой тех же ошибок и заблуждений, который настигли их. Конечно, я читал, знал и помнил их труды - ведь незачем изобретать велосипед, но овладев ремеслом изобретателя, стоит задуматься о чем-то новом! Я шел вперед. Я размышлял, думал, сопоставлял, придумывал вопросы и находил ответы. Я издал несколько книг и обо мне заговорили. Сначала как о забавной диковине, потом как о чем-то достойном всеобщего внимания. Обычная суета. Но сам я понимал, что направление, в котором движутся мои размышления, куда-то ведет меня. Уже не я придумываю вопросы, а они сами находят меня, заставляют думать и совершать открытия. И вот мы подошли к тем самым двадцатым годам и Парижу.
   - Все равно не понимаю.
   - Терпение, мой друг, терпение. Так уж получилось, что в поисках истины мысль моя дошла до самых-самых основ - до философских учений Парменида, Ксенофана, Плотина...
   - Кто это? - В любом практически институте или университете философия - наука сопутствующая основным и редко кто задумывается о ней иначе чем через призму "сдать или не сдать? - вот в чем вопрос". Не удивительно, что называемые Прибытковым имена были мне неизвестны.
   - Вот они, суровые реалии действительности, - показушный удрученный вздох его был удивительно натурален. Или не был показушным. - Мы знаем многое ни о чем и не знаем ничего о многом.
   - Что? Какая-то запутанная формула.
   - Забей! Так сейчас говорят?
   - Ну да.
   - Вместе с трудами этих достойных мужей, открывших для людей инструментарий познания и логики на заре времен, - мне показалось, что он читает лекцию, но останавливать его я не стал, - я добрался до целой плеяды мыслителей из разных эпох, народов и религий. Святой Бернар, Бонавентура, Иоганн Экхарт, оба Фомы - Аквинский и Кемпийский, Лютер, Паскаль, Спиноза, Кьеркегор, их было много. Все писали об одном и том же, разными языками, спорили друг с другом, критиковали, ругались. Придумывали классификации, которые лишь еще больше запутывали дело, пытались найти тонкости, упущенные предшественниками, и попадали в те же сети заблуждений, что и многие до них. Я шел к своей истине, все меньше и меньше доверяя им. И однажды я дозрел до нее.
   - До истины?
   - В тридцать пятом году. Осенью. Вернее, поздним летом. Мои лекции в Сорбонне еще не начались, но я уже готовился к ним. Возвращаясь домой из Национальной библиотеки, я наткнулся на человека, назойливо предлагавшего всем вокруг купить у него чудо-перстень с камнем, который мог зажечь сигару.
   - Оптика какая-то сложная?
   - Оптика? Нет, Антон. Никакой оптики. Оптика не позволит ничего зажечь в отсутствии света. Просто магия. Я купил у него этот перстень. И изучал его до полуночи. И вот здесь на меня обрушилось понимание всего, к чему я так долго шел. А на следующее утро я стал... волшебником.
   - Чего?
   Ни за чтобы не поверил, что столь серьезный дядька может так - без малейшего намека на розыгрыш - рассуждать о какой-то магии.
   Но Прибытков постарался быть убедительным - он вытянул перед собой руку и достал из воздуха дымящуюся чашку с растворимым кофе.
   - Здорово, - я даже пару раз вяло хлопнул в ладоши. - А Копперфильд сквозь стены ходит.
   - Молодец. Талантливый парень, - одобрил своего соплеменника Семеныч. - Однако вот так не может.
   Он вышел из машины, обошел ее кругом и, остановившись у края леса, на оглянулся. Я опустил стекло.
   - Чего сидишь, выходи, иди ко мне.
   Я не успел ничего сделать, как закрытая дверь распахнулась, а я, мягко подхваченный неведомой силой, почти мгновенно - даже немного закружилась голова - оказался перед Шестовым-Прибытковым.
   - Полетаем? - Он улыбнулся мне и воспарил к вершинам сосен.
   И я недолго удивлялся этому - вослед ему я вознесся туда же, выпучив глаза и боязливо озираясь вокруг.
   Я уже упоминал, что боюсь высоты? Нет? Ну так я ее боюсь. Не так, как боятся жеманные барышни: картинно закатывая глазки, радостно повизгивают, ожидая одобрения со стороны романтично настроенных юношей, втащивших красоток на крышу четырехэтажки полюбоваться закатом. Нет, не так. Я боюсь высоты до остановки дыхания и прекращения сердцебиения. Так уже бывало многократно - стоит мне влезть куда-нибудь выше десятка метров над землей и начинается мое страшное горе: я быстро зеленею, мне не хватает воздуха, я начинаю хлопать губами как рыба на берегу, а потом теряю сознание. Если к этому моменту я ни на чем не лежу, то дело может кончиться совсем плохо. Как-то раз довелось упасть с нефтеналивной цистерны, куда занесла меня проклятущая алчность в поисках способа быстрого обогащения. Предполагалось, что я с бригадой неведомых мне дотоле алкоголиков проведу антикоррозийную обработку металла. Мне потом рассказали, что я летел беззвучно и красиво: без ненужных судорожных подергиваний конечностями - четко и отработанно, будто выполняя привычное упражнение. Спасло меня лишь то, что следом за мной по лестнице поднимались еще два таких же жадных до денег "маляра". Я упал на них - последовательно - сначала на одного, потом мы уже вместе на другого. И вместо предполагаемых заработков мы втроем провели все лето на соседних койках в районной больнице.
   Поэтому, если Семеныч и хотел показать мне нечто удивительное - он явно ошибся с первым ходом. Не знаю, насколько художественно я падал в этот раз. Оценить мои таланты я сам не могу по известным причинам. Но, думаю, все обошлось, потому что, хоть из глаз моих и пропали серые стволы сосен, и их место заняла туманная темнота с сотнями мелких блесток, она быстро развеялась, а боль так и не пришла. Видимо, Прибытков все-таки сообразил что-то и мягко опустил меня на исходящую теплым паром землю.
   - Антон, Антон, Антон... - он пошлепывал ладонью по моим щекам и я не мог произнести ничего внятного, пока не сообразил открыть глаза. - Ну, слава Богу!
   Это уже становится какой-то неприличной традицией: всего за несколько часов я дважды потерял сознание! И оба раза после применения ... необычных способностей Семеныча и его коллеги.
   Я уже совсем пришел в себя, успел даже ощупать ребра, и с языка немедленно сорвался заготовленный вопрос:
   - Семеныч, а Агриппа твой - это кто?
   Поднимая меня, он громко сопел и ответил только убедившись, что я прочно стою на своих ногах и его помощь больше не требуется. Он сказал:
   - Агриппа? Агриппа гений. Агриппа может все.
   - Информативно, - я оценил полноту предоставленных мне сведений.
   - Агриппа Неттисгеймский, урожденный Генрих Корнелиус, великий гуманист, пересмешник, философ, алхимик, врач, богослов и прочая, прочая, прочая. Современники считали его чернокнижником, и все ошибались. Было время, он вообще отрицал магию. Да и сейчас отрицает, называя наши... э... способности как угодно, но только не магией. Он даже подвел под это своеобразную платформу, но, признаться, пытаясь ознакомиться с основными постулатами, я сломал себе несколько любимых извилин в мозгу, стараясь запомнить всех этих "дев златых под красной тинктурой, альбедо-негредо-рубедо...". Бесполезное занятие. Но вернемся к нашим баранам. И вот, когда я понял, в тридцать пятом году, какими силами вдруг овладел - появился Агриппа. Он сказал, что "Великое Делание" не остается незамеченным посвященными. И именно ему поручено провести новичка по всем открывшимся путям. Мне кажется, он единственный из стариков, кому еще как-то интересна жизнь. Остальные уже много лет не показываются миру. Один только вечный Агриппа всегда готов следовать вслед за временем, принимая его вызовы.
   - Он старый?
   - Лет пятьсот есть. А то и больше. Хороший, на самом деле, человек. Но всегда сам по себе. Как и я. Как все мы.
   Я хмыкнул мысленно - чтоб не обидеть Прибыткова сомнением. Но он все равно как-то странно на меня покосился. Я так считаю, что рассказывать-то можно все, что угодно. Паспорт у Агриппы я почему-то забыл спросить. И хотя после сегодняшнего вечера кое-что стало выглядеть по-новому, поверить в пятисотлетнего человека я еще не был готов.
   - И что ему нужно, этому хорошему человеку?
   Аристарх Семенович открыл передо мной дверцу джипа и помог умоститься в кресле.
   -Пустяки, сущая безделица. Какая-то тетрадь. Вернее, вполне конкретная тетрадь, но ты о ней ничего не знаешь и мои пояснения только еще больше тебя запутают.
   Он обошел машину сзади и уселся на водительское место, завел двигатель и машина мягко тронулась с обочины.
   - Хорошенькое дело, - я счел момент удачным, чтобы выразить недоумение. - А я-то здесь при чем?
   - А тебя, Антон, уважаемый Генрих Корнелиус Агриппа назначил быть посредником при передаче ему этой тетради. Вернее даже посредником-хранителем.
   -Чего? - Вот совсем не хотелось мне быть никаким посредником, а тем более хранителем.
   - Сейчас попытаюсь объяснить в понятных тебе терминах. Представь себе огромный алмаз.
   - Как "Орлов"?
   Прибытков усмехнулся:
   - Больше, много больше. Но насколько больше - никто не знает. И о его существовании извещены только ювелиры. Всего лишь несколько ювелиров, которые могут понять его ценность, отколоть кусок перед тем как показать остальным - ведь никто не знает, каким он был изначально, спрятать, в конце концов. Понимаешь?
   - Пока да, - и в самом деле, чего здесь было не понять?
   - Замечательно, Антон! Тогда продолжаем. И вот такой ювелир, единственный, точно знавший, где этот камень лежит, берегущий его на черный день, узнает, что один из его предполагаемых конкурентов - это я - алмаз все-таки добыл. Однако прямых улик нет. Только старый рваный ботинок того самого размера и фасона, что носил конкурент, был найден рядом с тайником.
   - Да понятно. Не нужно было прибегать к столь сложным аллегориям, не совсем уж я дурной.
   Аристарх Семенович эдак добро скосил глаза в мою сторону - прямо дедушка родной, да и только!
   - Агриппа считает эту тетрадь своей. Хотя не он ее написал. Он даже никогда не владел ею! Но он первым добрался до тайника, в котором она лежала. И не стал ее брать. Поставил что-то вроде тревожной кнопки, которая и сработала пару недель назад.
   - Но вас там не было?
   - Нет, конечно!
   - И теперь он хочет пропажу вернуть?
   - Совершенно верно. Но не только. Он хочет вернуть пропажу целиком.
   - И что же это значит?
   - Никто из посвященных не должен видеть ее содержимое. А тот, кто уже увидел - должен умереть. Это его настоятельное требование и поэтому нужен ты. Для того, чтобы моя или еще чья-нибудь злая воля не пожелала завладеть знанием. Когда мы ее найдем, ты будешь ее хранить, и ты передашь ее Агриппе.
   - Несложно. А почему никто не должен видеть?
   - Какая-то тайна. - Прибытков ответил мне не сразу. - Генрих вещал мне что-то про хаос и конец света. Я ничего толком не понял. Словом, как сейчас говорят - спасти мир и бла-бла-бла...все вот такое.
   Мне показалось, что бывший минуту назад совершенно искренним, Прибытков в этот раз не захотел говорить правду.
   - Спасать мир - это занятие для настоящих американских героев из комиксов. Вряд ли у меня что-то выйдет.
   - Хорошо сказал, - Аристарх Семенович повеселел. - Но и мы не лыком шиты. К тому же, в этот раз роль Человека-Летучей Мыши я возьму на себя. А ты будешь всего лишь билетным кассиром на спектакле.
   - А почему Агриппа сам этим не займется?
   Он не ответил.
   Мы ехали уже довольно долго и небо сзади - на востоке - начало потихоньку алеть. И лес остался далеко позади, теперь наша дорога петляла между невысоких холмов, поросших густой травой. Я смотрел в окно на мелькающие тени, а думал почему-то о своем несчастном коте Шарике, оставшемся в полном одиночестве в закрытой квартире.
   - Сколько времени займут наши поиски?
   Семеныч сделал в воздухе неопределенный жест кистью руки.
   - Замечательно. - Я вздохнул. - Сдохнет Шарик.
   - Собака?
   - Кот.
   - Имя придумал, чтоб другие коты боялись?
   - Нет. Просто он очень пушистый. Когда был маленький и пах молоком - сворачивался и становился шариком. Назвал вот.
   И мы опять на какое-то время замолчали. Я, кажется, даже немного уснул. А проснулся с новым вопросом:
   - Это что же, - сказал я, - каждый-любой может стать волшебником, ну или там, магом?
   Прибытков пожевал губами и ответил в свойственной его народу манере:
   - Почему ты так решил?
   - Ну не знаю. Как-то просто у вас получилось: думал-размышлял, издавал книжки, читал лекции, а потом - хрясь! И уже волшебник!
   Аристарх Семеныч засмеялся, сначала мелким дробным смешком, а потом, распаляясь, захохотал в полный голос. Я не понимал такой реакции на свой вопрос. Вроде бы ничего смешного я не спросил.
   Отсмеявшись, он вытер левой рукой уголки губ, еще раз приложился к минералке и только после этого решил снизойти до ответа:
   - Понимаешь ли, Антон, если я рассказал так незатейливо и тебе показался мой путь простым, то ты ошибся. Если бы все было так просто - такие как я разгуливали бы табунами! А много ли ты знаешь настоящих магов?
   Я задумался.
   - Ну, Папюс, Джон Ди, Распутин, наверное. Еще этот...тамплиер, магистр Жак Моле. Калиостро, Сен-Жермен, розенкрейцеры, масоны и жрецы вуду, Блаватская, шаманы чукотские, - мне тоже почему-то стало смешно, - Гарри Поттер, наконец! "Битва экстрасенсов" по телеку. Да навалом их! Просто нашествие какое-то.
   - Ясно, все флаги будут в гости к нам. И многие из них летают над соснами? - Равнодушно осведомился Прибытков.
   - Над соснами? Не знаю. Гарри Поттер разве что. Но он из книжки детской. Не в счет. Зато граф Калиостро людей омолаживал, зубы выращивал, золото утраивал. Граф Сен-Жермен опять же.
   - Сен-Жермен и есть Агриппа, - усмехнулся Семеныч. - Иногда и великим нужно развлечься. А остальные - мошенники. Или не дошедшие до понимания. Взять, к примеру, Джона Ди. Он был по-своему гениален. Он знал все, что мог знать человек его времени. Его среди нас нет. Таких было много, кто не успел, промахнулся... Или Оккам, Уильям. Второго такого умника планета еще не знала. Логика безупречна, идеи божественны. Это он научил людей понимать, что предмет или существо и его имя не имеют никакой сакральной связи. Камень останется камнем, назови его хоть булыжником, хоть подушкой. И его нет среди нас. Папюс - просто мелкий мошенник, долгое время обретавшийся при Аверроэсе в качестве доверенного компаньона. Своей непоколебимой уверенностью, что все делает правильно для познания мира, он довел бедного араба до белого каления и вынудил удалиться от мира на много лет, чтобы не попасться на глаза своему усердному помощнику. Я знал немного этого восторженного фанатика. Он приезжал в Россию. Когда он уже был сам по себе. Смешной человек был Жерар. Увлеченный. Он думал, что повторение дурацких ритуалов, способно дать ему ту силу, которой обладал Аверроэс. Любил всякую мишуру и считал, что совсем скоро станет Богом. Или дьяволом. Ему было плевать. Только сила, которой он так и не получил, имела для него значение. Лучше бы продолжал людей лечить.
   К моему большому сожалению, вся эта публика, о которой мне рассказывал Прибытков, была мне знакома только по десятку кинофильмов вроде того, где Абдулов с Фарадой пели песенку про "Уно моменто". Может быть, еще несколько случайно прочитанных в метро статей в "желтых" газетах. И никакого мнения о предмете у меня просто не было. Я чувствовал огромную лакуну в своих познаниях относительно этой ... эзотерики, но все эти карты Таро, магические алфавиты, пентаграммы и руны казались мне такой неперспективной галиматьей, что тратить на них свое время мне никогда не хотелось.
   Я чувствовал, что ответами на мои немногие вопросы Семеныч лишь слегка приоткрывает мне ту действительность, в которой живет, но все случилось так для меня неожиданно и я оказался настолько не готов к столкновению с его "магией", что просто не знал, о чем еще можно спросить его, чтобы хоть немножко прояснить для себя ситуацию.
   Пока же оставалось лишь смириться с тем, что мы куда-то едем... Кстати, почему смириться?!
   - Семеныч, а если я откажусь быть посредником?
   - ... продвинулся чуть дальше, пользуясь теми крохами, что достались ему от почитателей Айыы. Что? - Обычно невозмутимый Прибытков, мне показалось, опешил. Он закончил обгон старенькой "Лады-четверки" и поинтересовался: - Как это?
   - Ну вот сейчас скажу: останавливай, Аристарх Семеныч, пойду-ка я домой. Что случится?
   - Вот ты о чем. Нет, Антоша, не выйдет. Старый немец предусмотрел твой отказ. Ты теперь привязан ко мне прочнее, чем однояйцевый близнец. Пока, Антоша, ты помогаешь мне, пока мы вместе делаем это дело - у тебя все хорошо. Но если ты, не закончив поручение, решишь уйти -станет плохо. Я не знаю, каким образом это реализовано Генрихом и в чем будет заключаться это "плохо", но поверь мне - мало не покажется. Элементали не спят никогда.
   - Кто не спит?
   - Охрана твоя не спит. Генрихом приставленная.
   Я оглянулся на заднее сидение и никого не обнаружил. Сообразив, что имею дело с "волшебниками", понимающе хрюкнул, но на всякий случай спросил:
   - И где же она?
   - Вокруг, - просто ответил Семеныч.
   - Люди в шапках-невидимках?
   - Элементали, - еще раз непонятно пояснил Прибытков.
   - А это еще кто?
   - Инструменты, духи, энергетические поля - называй как угодно. Мы их зовем элементалями.
   - Понятно все. Спасибо, что разъяснил, Семеныч, а то я-то все знаю, только вот про элементалей упустил из виду. - Думаю, издевки в интонации я напустил немало, потому что Прибытков в очередной раз тяжко вздохнул, собираясь с мыслями, и сказал:
   - Вон, смотри в поле. Видишь дерево? Сейчас оно сгорит.
   Я посмотрел направо и полусухая береза, стоявшая над огромной лужей, вспыхнула, словно облитая бензином. Видимо, температура была очень высока, потому что все дерево буквально в пару секунд осыпалось на землю черным пеплом.
   - Видел?
   - Как вы узнали, что оно сгорит? Вы видите будущее?
   Нет, ну скажите мне, а чем еще можно объяснить эту демонстрацию?
   - Будущее? - Прибытков покачал головой. - Не-е-е, будущего никто не видит.
   - А как же тогда?
   - Я же тебе, Антон, говорил, что я волшебник?
   - Так это вы?
   - Ну, если быть предельно точным, а ради этого дерево и сгорело, то сделал это не я, а элементаль. А вот уже элементаль создал я. И сейчас просто активировал ее в нужной точке пространства.
   - Как это? Без заклинаний, пассов, пентаграмм и вызова нечистых духов?
   - Антон, - по поджавшимся губам видно было, что, несмотря на весь педагогический опыт Льва Шестова, моему спутнику порядком надоели мои не самые умные вопросы, - я же пытался тебе объяснить, что вся эта атрибутика только для шарлатанов. Когда ты видишь все эти черные свечи, бубнеж на псевдолатыни или еще на каком-нибудь вавилонско-эламском наречии, волшебные палочки и вспышки магния - будь уверен, в лучшем случае тебе покажут фокус.
   - Не понимаю ничего. А в чем тогда заключается магия?
   Он задумался надолго. Мы обогнали еще несколько попутных машин и только после этого он ответил:
   - Коли уж мы оказались вместе, я объясню тебе все. Только давай не на ходу, хорошо? Через часок будет придорожная забегаловка с чудесным лагманом, там и поговорим. А пока продумай вопросы, на которые бы хотел получить ответы, хорошо?
   Это он здорово сообразил! Хорошо-то хорошо, но как? Представьте себе, что вам кто-то пытается объяснить на пальцах электротехнику. Нет, не так. Представьте себя неандертальцем, увидевшим, как молния ударила в скалу и отколола здоровенный ее кусок. Какие вопросы могут у вас возникнуть, если вы ничего не знаете ни об атмосферном электричестве, ни о зарядах... да вообще ничего ни о чем таком? Вы ничего не знаете, и поэтому вопросов будет мало: как не оказаться на месте скалы, как воспользоваться этим событием и что скажет об этом главный шаман? Все. Все остальные вопросы требуют мало-мальского знания о предмете или будут бестолковы, не дав никакой информации о явлении. К примеру, можно спросить - как отреагировала рыба в реке по ту сторону долины на эту молнию? Даст ли вам самый подробный ответ на этот вопрос хоть что-нибудь, что поможет понять природу молнии? Нет. И я не хотел выглядеть в глазах Прибыткова полным идиотом, спрашивая о подобных нелепицах.
   Поэтому оставшийся до остановки час - даже чуть-чуть больше - я думал.
  
   Глава 5. Как это делается.
  
   "Уйгурская кухня" расположилась в двухэтажном щитовом домике, похожем на те, что обычно возводятся на дачных участках. И огорожена с трех сторон она была таким же узнаваемым забором из тонкой рейки. Четвертой стороной все это великолепие выходило на дорогу.
   Сразу у крыльца стоял длинный мангал под непрочным навесом из дырявого зеленого ондулина, брошенного на узловатые жерди. Шашлычник, обнаружившийся за ним, протяжно зевал и почесывал волосатой рукой небритую щеку. На вид ему было лет сорок, и в лице было что-то восточное. Возле него крутились три беспородных собачонки, безмолвно таращившиеся на лежащие перед дядькой шампуры с сырым еще шашлыком, прикрытым дюралевым подносом. На другом конце мангала трепетал аккуратный язычок пламени.
   Чуть поодаль, слева от мангала, располагалась деревянная резная беседка с тремя пластиковыми белыми кривыми столами в окружении столь же кривых, но уже разноцветных стульев.
   Утро уже наступило, было еще свежо, но уже чувствовалось, что день будет едва ли не жарче прошедшего.
   - Здравствуй, Ильшат! Как радуют тебя успехи твоих детей? Как проводит свои дни твой мудрый отец?
   Прибытков вежливо склонил голову, приветствуя хозяина заведения.
   Шашлычник в ответ протянул обе руки:
   - Исенмесез, Аристарх-абый! - Голос у него оказался с легкой хрипотцой, будто был он простужен.
   - Живы-живы, - улыбнулся Прибытков. - Лагман давно делали?
   - Вчера делали, абый. Хороший опять получился. У меня всегда обычно хороший получается иногда. Тебе как обычно сделать? Лагман, шашлык, кыстыбый, чабан-салат, чай зеленый и водку сто пятьдесят?
   - Верно, Ильшат. Только два раза. Я сегодня с другом! - Семеныч положил руку на мое плечо.
   - Слушай, абый, давно хотел узнать, как ты так делаешь? Пьешь водку и за руль садишься? Совсем не боишься ничего?
   - Я тайное слово знаю, Ильшат, - отшутился Прибытков. - Скажу его и трезвый делаюсь.
   - А зачем тогда пьешь, абый?
   - Вкусно. Да и привык. Не могу без нее наесться.
   - Обманываешь ты меня, Аристарх, - резюмировал шашлычник. - Он меня всегда обманывает. - Пожаловался он мне. - Думает, я маленький совсем. А у меня уже внуки скоро в школу пойдут.
   Его жалоба вызвала очередную улыбку у Прибыткова.
   - Не внуки делают человека стариком, Ильшат. А лень и безделье.
   - Вот сейчас хорошо говоришь, абый. Правильно. Ладно, веди своего друга на задний двор, туда все принесу.
   Аристарх Семеныч показал мне рукой направление направо от здания.
   - Туда иди, Антон, а я в туалет заскочу.
   Пока он бродил, я успел помыть руки и лицо у архаичного умывальника над эмалированным ведром, устроиться на деревянном топчане за неудобным низким столиком и немного оглядеться. Ничего особенного, только пыль с дороги от проезжающих машин в тарелки не летит.
   Если бы не мой странный попутчик, то после бессонной ночи я непременно здесь бы и уснул, но ему удалось разбудить во мне свирепое любопытство, жаждущее получить ответы на все здесь и сейчас. Я протер глаза.
   - Ну что, Антоша, - Прибытков тоже остановился у ведра и намылил руки. - Надумал правильные вопросы?
   - Да где там, - отмахнулся я. - Рассказывайте уж как есть.
   - Ладно, постараюсь без лишних подробностей, чтоб не засорять мозг, - он вытер руки бумажным полотенцем и уселся на край топчана. - Итак, что же такое настоящая магия? Полагаю, в первую очередь, тебя интересует именно это?
   - Ну да, хотелось бы иметь представление.
   - С одной стороны это просто. Но давай начнем с аналогий. Представь себя дикарем.
   - Час назад начал представлять, - сообщил я. - По-моему, даже сжился с образом.
   - Сейчас я введу тебя в лоно цивилизации, Антон. Вот представь, что тебе показали венский стул - с резными ножками, красной обивкой, весь такой воздушный и в то же время прочный.
   - Представил. И что?
   - Разве в глазах дикаря это не чудо? Безусловно, чудо. И изготовивший сие чудо - поистине великий шаман! Однако, если поручить дикарю сделать нечто подобное, можно ли ожидать появления второго венского стула когда-нибудь? Вряд ли. Потому что для изготовления этого простого предмета нужно подготовить древесину, сделать множество инструментов, которыми потом будем обрабатывать дерево, соткать ткань, свить пружины, сварить лак, клей и много-много-много всего остального попутного. Словом, для нашего дикаря, чтобы сделать чудо, нужно, как минимум, точно представлять себе, как оно устроено, не так ли?
   Никогда о таком не задумывался, но, наверное, он был прав. Я молчал, ожидая дальнейших откровений.
   - Вот в общем смысле я и есть тот мастер, который изготовил стул, а ты тот дикарь, который его увидел.
   - Это понятно, Аристарх Семеныч. Неясно другое - как вы стали мастером и почему это дано не всем?
   - На этот счет существует несколько теорий. Точно не знает никто. Я расскажу тебе самую, на мой взгляд, правдоподобную. Ага, а вот и лагман поспел!
   Пока тощая чернявая девица лет семнадцати накрывала на столик, Прибытков поцокивал языком и закатывал глаза, восхищаясь ароматами и видом. Последними звякнули друг о друга выложенные на скатерть вилки и ложки.
   - Ашларыгыз тэмле булсын, - радостно сказала официантка.
   - Спасибо, девочка, - поблагодарил ее мой спутник. - Ступай, скажи отцу, что сегодня все выглядит великолепно. Думаю, и вкусно также как всегда.
   - Спасибо, абый, я передам.
   Она быстрыми шагами ушла в дом.
   - Мы остановились на теориях. - Прихлебывая горячий лагман, начал беседу Прибытков. - Что же нужно дикарю, чтобы сделать венский стул? А нужно ему четкое представление о том, как все устроено и как сделаны элементы этого стула. И набор инструментов. Только тогда у него есть неплохие шансы после сотни неудачных попыток сделать что-то похожее. Или, переходя к магии и остальным высоким материям - когда человек постигает устройство мироздания, он начинает понимать, что нужно делать, чтобы влиять на действительность нефизическим воздействием. Он обзаводится умением создавать элементали - простейшие инструменты изменения реальности - те самые лобзики и рубанки, которые помогут придать деревяшке верный изгиб, чтобы она стала ножкой стула. Духи, энергетические сгустки, локальные электромагнитные поля - называй это как хочешь, на самом деле они ни одно, ни другое, ни третье. Боюсь, даже мои пояснения сейчас не смогут открыть тебе их настоящую природу.
   - Подождите-ка, Лев Исаакович! - Мне показалось, что сейчас со мной беседует больше Шестов, чем Прибытков. - Как это мог Агриппа познать мир? Да он понятия не имел о квантах, фотонах, спинах и прочих всяких суперструнах!
   - Ты молодец, Антоша! - Сообщил мне очевидное (для меня) Прибытков. - Зришь в корень. И вот здесь есть интересный момент. Для понимания устройства мироздания достаточно знать о нем все, что знают люди в твоем времени.
   Я чуть не поперхнулся длинной лапшой.
   - Я отреагировал примерно так же, когда сообразил, что со мной случилось. - Протягивая мне салфетку, сообщил Семеныч. Или Исаакович? - Но все оказалось еще страннее, чем мне представлялось поначалу. Вселенная меняется. И меняют ее представления людей о ней. Я знаю, звучит странно, но поверь мне, Антон, так все и обстоит на самом деле. Я живу уже полторы сотни лет и с некоторых пор вижу, как физически меняется мир с возникновением новых знаний о нем. Эдакий Уроборос. Мы живем, познаем природу, копим знания, строим предположения и догадки, и ими меняем белый свет, который, изменяясь сам, дает нам новые точки для построения новой реальности.
   Голова моя как-то отказывалась уложить в память подобный бред, и я счел нужным этот факт озвучить:
   - На самом деле? Как это может быть?
   - Вот так. - Шестов промокнул губы лавашем. - Когда люди думали, что мир держится на трех китах, плавающих в мировом океане, дело так и обстояло. Ровно на трех китах все и держалось. Когда Ньютон открыл свои законы, физические тела стали вести себя сообразно им.
   - А раньше?
   - А раньше этих законов не было, и вещи вели себя согласно представлениям аристотелевой физики. За здоровье! - Он выпил рюмку водки.
   Ложка выпала из моей руки.
   - Вот так просто? Как так может быть? - Опешив от его откровений, я начал повторяться.
   - Что же в этом простого? Все системы усложняются и усложняются. Как говорил незабвенный Козьма Прутков - нельзя объять необъятное. Раньше физика нашего мира была проще и подобных мне, умеющих с нею обращаться, было больше. Теперь для понимания всего сущего нужно иметь совершенно непотребный объем знаний. Новых магов-волшебников нет уже лет пятьдесят. Да и старые стали потихоньку развоплощаться.
   Он доел остатки своего лагмана и опрокинул в себя вторую рюмку с водкой.
   Все равно в его версии что-то не стыковалось. Минуту подумав, я нашел эту нестыковку!
   - Не сходится! Это у европейской цивилизации есть квантовая физика и теория струн вкупе с неоплатонизмом и гегельянством. А люди с Паппуа-Новой Гвинеи все еще живут на спине огромной рыбы под стеклянным небосводом!
   - Немножко технически неверно, но я уловил твою мысль, Антоша. Где же шашлык? Пора бы уже. На самом деле в той части, которая соответствует изменившемуся миру, вселенная папуасов такая же как и наша, А вот та, которая устарела - она стала сказкой, легендой, мифом.
   - То есть ни один папуас, оставаясь в рамках своих представлений о мире, не сможет стать магом?
   - Не сможет, Антоша, не сможет. Даже если научится ходить на ушах! Он волен хоть половину жизни протаскать на голове маску самого страшного духа и проплясать втору половину под грохот тамтамов у самого заколдованного огня, но магом он не станет. Для этого нужно ехать в Йель, Кэмбридж или Сорбонну и много-много-много работать.
   В эту секунду дверь открылась, и теперь уже сам Ильшат вынес долгожданный шашлык.
   - Как будто в воду смотрел, абый, что ты приедешь! У брата вчера барашку взял, молодого, жирного. Вот правый его бок сегодня на шашлык отправил. Самый вкусный, какой бывает. На левом боку барашка лежать любит - там мясо плотное, лежалое. А правый бок все время к солнышку повернут - теплый, нежный бок. Такой вкусный, скушаешь и все плохое навсегда забудешь!
   - Спасибо, хозяин! - Ответил Прибытков, и потянул носом, - как пахнет! Ты лучший шашлычник, Ильшат, на этой дороге до самой Казани!
   - Нет, Аристарх. Уже нет, не лучший.
   - С чего взял?
   - Э, не спрашивай! Кушай шашлык!
   Следом за Ильшатом вышла его дочь, водрузившая на стол большущую тарелку с нарезанными овощами - видимо, тот самый чабан-салат.
   - Зачем ты так говоришь, Ильшат? Если я могу помочь, скажи! - Прибытков изобразил суровую решимость.
   - Придется уехать мне с этой дороги, абый. Помнишь, как двадцать лет назад всякие бандиты по дорогам ездили, трудовым людям - отцу моему и дяде - абзыю Фариту Атнабекову говорили: плати деньги, мужик, я тебя защищать стану?
   - Прошли давно такие времена.
   - Видишь, наверное, куда-то далеко уезжали такие бандиты, теперь снова вернулись. Опять приезжали, говорят, теперь я им денег должен.
   - За что? - Прибытков не забывал о шашлыке, и прихлебывал его зеленым чаем.
   А шашлык действительно был самым вкусным из тех, что мне довелось отведать.
   - За то, что отец не платил, абзый Фарит Халилович не платил, вообще здесь им никто не платил, понимаешь, да?
   - А сам-то ты что думаешь?
   - Э, Аристарх-абый, какая разница, что Ильшат думает, а? Либо можно платить или нет. А я не могу платить, мне для сына нужно калым собрать, дочка выросла, учить нужно. Не хочу я, чтобы они тоже как я всю жизнь у дороги простояли. Правильно не хочу?
   - Правильно, Ильшат. Как твоего вымогателя зовут?
   - Рустам его зовут, сына бешеной суки! Ахметзянов Рустам. Он своих шакалят посылал ко мне. Один еще Марьям хотел хватать за...
   - Подожди-ка.
   Прибытков вытер руки, достал из кармашка мобильный телефон, нашел номер в записной книжке, вызвал, и, выждав какое-то время, радостно заговорил:
   - Здравствуй, дорогой, узнал старого? Да-да-да, а я-то как рад! Нет-нет, ну что ты? Не мог я тебя забыть! Конечно... Ну мы же договаривались... Обещаю тебе, Рустам. Как только буду в ваших краях. Чего звоню? А! Ты знаешь такого Рустама Ахметзянова? Тезка твой, да. Бандит, точно. Такой бандит! Ильшата помнишь? Да, на дороге. Шашлык-машлык, все такое... Да, я вот сейчас у него. И знаешь, что говорит мне Ильшат? Говорит, что Рустам своих людей присылал и денег... Что? Нет, зачем его в тюрьму сажать? Сломай ногу и руку, оторви голову и достаточно! Ха-ха.. Правильно. Нет! Просто пусть больше никогда не хочет денег Ильшата и другим скажет - у Ильшата чужих денег нет! Хоп, хоп, старый! Я у тебя как всегда в долгу. Скоро приеду. В этом году точно приеду.
   Он выключил телефон и положил его обратно.
   - Все, Ильшат. Никто больше у тебя денег не попросит. Даже налоговая инспекция забудет сюда дорогу.
   - С кем ты говорил, Аристарх-абый?
   - С Рустамчиком. Он у вас главный.
   - С Рустамом Нургалиевичем?
   - Точно, Ильшат! Как думаешь, сможет помочь?
   - Э? Правду говоришь?
   - Ильшат... - Прибытков окрасил слово укоризненной интонацией.
   - Все-все-все! Я знаю, если абый говорит - так и есть! Шашлык, лагман - мой подарок.
   Он убежал так быстро, словно боялся спугнуть свою удачу.
   - Ну вот, - удовлетворенно заметил Прибытков. - Хорошее дело сделано, день прожит не зря.
   - Это на самом деле был президент Татарстана?
   Я смотрел прямо в глаза улыбающегося Семеныча и ждал, когда он ответит, чтобы сказать, что совершенно не верю в такое его знакомство.
   - Нет, конечно! Зачем он мне сдался? Сколько их было и будет, этих президентов? И что, с каждым я должен быть знаком? Недостойны они того. Там вообще никого не было. На том конце разговора.
   Своим ответом он ввел меня в непродолжительный ступор.
   Я доел хваленый шашлык, почти не чувствуя его вкуса, запил его пиалой терпкого чая и только после этого собрался с мыслями и задал следующий вопрос:
   - А как же тогда?
   Прибытков усмехнулся и подмигнул мне:
   - Хорошо всё, просто отлично. Пока вы думали, что я говорил, я создавал примитивную элементаль, которая не позволит ребятам Рустама вспомнить, зачем они сюда приезжали. И Рустам забудет навсегда об Ильшате. И налоговые инспектора. И пожарники. И санитары, если ты об этом. Вообще никто и никогда здесь не сможет потребовать у него деньги. А Ильшат пусть думает, что его защищает самый высокий покровитель - заодно уверенности прибавится.
   - Вот так просто? Раз - и забыли?
   - Ну да, - пожал плечами Прибытков. - А чего еще-то мудрить? Не убивать же их? Или, думаешь, стоит здесь постоянный пост наблюдения организовать и как только появятся - натравить на них дракона? Извини, я так не делаю.
   С каждым часом нашего знакомства он обрушивал на меня что-то новенькое. Пора бы уже, наверное, и привыкнуть, но у меня почему-то не получалось.
   А Прибытков тем временем еще раз наполнил наши пиалы и хлебнув из своей обжигающего чаю, заметил:
   - Вот примерно так все и обстоит. У тебя, Антон, наверняка созрел вопрос - по какому принципу трансформируется бытие после человеческих открытий?
   - Ну вообще-то да, созрел. - Я не стал уклоняться от очевидного.
   - Здесь, насколько я понимаю, все просто: работает принцип наименьших энергетических затрат. У шарообразной Земли куда меньше потребная энергетика содержания на единицу площади, чем у плоского блина на трех китах под хрустальной сферой. Если очередное открытие ведет к уменьшению этих затрат - оно реализуется, к увеличению - оказывается заблуждением. Понятно?
   - Понятно, но подождите, Аристарх Семеныч, - что-то не сходилось в его построениях. - Если я все правильно понял, то чем моложе маг, тем он сильнее? Ведь его знания и умения куда обширнее и точнее, чем у тех, что были прежде?
   - Не совсем так, Антон. Потому что каждый, кто овладел знанием, обязательно сразу начинает задумываться о бессмертии. И получив его, вдохновляется на новые поиски истины. А потом - никто не запрещает нам узнавать новое и применять наработки потомков - это во-первых. Да, иногда возникают новые концепции, которые невозможно понять даже очень одаренному человеку - вроде Копенгагенской интерпретации квантовой механики. Я в свое время голову сломал, пытаясь осмыслить эту теорию! Разговаривал и с Бором и с Гейзенбергом, но, подобно Эйнштейну, так и остался при мнении, что Луна должна существовать независимо от того, смотрю я на нее или нет. Куда больше мне импонировала многомировая интерпретация квантовой механики, однако то, что непроверяемо - то неосуществимо в рамках нашей Вселенной. Ну и пусть! Даже в этом случае за мной остается мой проверенный инструментарий, мои уже созданные элементали, которые будут служить до тех пор, пока не появится подтвержденная теория о невозможности их существования, и пока я не уверую в нее. И это во-вторых. Понятно?
   Я не решался пить чай, увлеченный его объяснениями, боясь отвлечься и упустить что-то важное. И у меня уже созрел следующий вопрос:
   - А где хранятся эти ваши элементали?
   Прибытков еще раз хлебнул из пиалы и развел руками:
   - Активированные делают работу, неактивированные - не существуют физически. Вернее, существуют, но только в виде информации о себе - в моей памяти. Когда требуется их помощь, я их попросту создаю.
   - И как они работают? Вы создаете элементаль и говорите ей: сделай мне кофе-глясе?
   Прибытков беззвучно засмеялся - потому что в этот момент еще раз хлебнул из своей пиалы. Он с трудом проглотил чай и расхохотался в голос:
   - Да бог с тобой, Антон! Насмешил старого. - Он перевел дух и уже серьезно заметил: - Вот у тебя есть рубанок. Если ты скажешь ему - Эй, рубанок, ну-ка сделай доску гладкой! Он бросится исполнять твое задание?
   Я смотрел на него, ожидая продолжения и на всякий случай покачал головой, соглашаясь, что пресловутый рубанок так и останется лежать на верстаке, какие бы таратунские пляски над ним я не устраивал.
   - Ну вот видишь. Чтоб рубанок что-то сделал - нужны, как минимум, умелые руки и доска. Так?
   - Так.
   - Пойми, Антон, когда я вдруг достаю из воздуха стакан с содовой - я запускаю в действие целый сонм элементалей. Это как... программирование. Да, пожалуй. Очень похоже. Чтоб создать картинку на экране монитора, нажатием на иконку программы ты приводишь в действие целую прорву всяких микрокоманд, инструкций, приложений и всяких макросов или как там это называется? Так? Пользователю, которым я стану после создания этой программы, достаточно видеть саму иконку, чтобы нажав на нее ожидать исполнения своих запросов. А пока ее нет, мне, как программисту самого глубокого уровня знания, создавшему этот продукт как программу взаимодействия моих элементалей, требуется знать и понимать все: от того сколько электронов потребуется для организации двух кусочков сахара до того, в каком месте взять воду для содовой. И только сложив вместе эти мои знания и работу элементалей, которые не могут думать за меня - они только выполняют инструкции, я получу готовый к эксплуатации продукт. Сложно это все, наверное, для тебя, да? - Сочувствие его было насквозь фальшивым.
   - Непросто.
   - Я понимаю. Поначалу каждый из нас частенько создавал нечто такое, чем и пользоваться-то было опасно. Да ты встречал, наверное, в литературе или в кино упоминания о всяких полтергейстах, самовоспламенениях всего и вся, включая людей, о привидениях, аномальных зонах и другой подобной мистике?
   - Это элементали? - Его объяснение всякой сверхъестественной чертовщины было неожиданным.
   - Иногда. Но чаще это негодные к эксплуатации программы взаимодействия элементалей. Первый блин, как всегда, комом. Некоторые маги создают по неопытности такие комплексы, которые не могут потом отключить - вот он и шляется по миру, творя черт знает что! Пока его не встретит более знающий маг, способный без вреда для себя и окружающих выключить зациклившуюся программу. Ты наелся?
   - А? - Сказать, что я был ошарашен, значило бы очень сильно преуменьшить степень моего потрясения. - Да-да, конечно. Спасибо.
   - Тогда допивай чай - да и поехали, мы и так уже порядком подзастряли здесь.
   Я сидел в машине еще минут десять, пока прощались Прибытков и Ильшат: с уверениями в вечном ожидании следующей встречи, с проникновенными словами о всемерном уважении друг друга, о ниспослании небесами здоровья семьям и близким и еще много-много-много всяких других хороших пожеланий.
   Потом мы поехали, а я уснул.
  
   Глава 6. Тайник.
  
   Когда я проснулся от того, что на каком-то ухабе громко клацнули мои зубы - уже вечерело. Прибытков, напевая в полголоса что-то среднее между "Марсельезой" и "Травиатой" крутил баранку, умело маневрирую в плотном городском потоке. На одном из пролетевших мимо домов я прочитал название улицы: "ш. Энтузиастов".
   - Где это мы, Семеныч? - сладко потягиваясь, спросил я своего спутника.
   - В белокаменной, Антоша, в белокаменной!
   Я огляделся вокруг: множество машин с московскими номерами - 77, 177 - не оставляли сомнений в его словах. Я посмотрел на часы и посчитал в уме: их минуло пять с того момента, когда я сел в пассажирское кресло у лагманной Ильшата.
   - Семеныч, а... как?.. - Я на самом деле не понимал, как такое возможно - преодолеть две тысячи километров за пять часов? - Две тысячи...
   - А! Вот ты о чем волнуешься! Ерунда это. - Он выглянул в окошко и рявкнул на кого-то, замешкавшегося на светофоре: - Глаза разуй, придурок!
   Потом посмотрел на меня и сказал, подмигивая, как о чем-то само собой разумеющемся:
   - Волшебник я или где?
   - И все же? Телепортация?
   - Телепортация? Нет, что ты! - Он, показалось мне, удивился. - Телепортация невозможна.
   - Даже для вас?
   - Тем более для нас.
   Я смотрел в окно, и читал таблички на домах. Шоссе Энтузиастов осталось далеко позади и теперь мы стояли у светофора на перекрестке Николоямской улицы и еще какой-то, оставшейся для меня неизвестной - я не увидел указателей с ее названием.
   - Почему для вас невозможна телепортация? - Сам я, как уже часто случалось в последнее время, не смог найти ответа.
   - Антон, ну просто же все. Телепортация - мгновенное перемещение физического тела в заданную точку из исходной. Так?
   - Ну так.
   - Чтобы иметь возможность совершить сие действие, нужно тело, координаты начальной точки и координаты конечной - это обязательные условия. Причем нужны абсолютные координаты какой-то общей системы отсчета. Потому что все остальные системы - слишком взаимозависимы или их свойства могут чрезвычайно разниться. Так?
   - Допустим. И что?
   - Как можно быть уверенным в том, что в конечной точке созданы подходящие условия для перемещения? Что она не находится на глубине ста километров в мантии звезды в момент перемещения? В ее доступности можно быть уверенным, только пребывая в этой самой конечной точке. А быть одновременно в двух местах одно физическое, а тем более биологическое тело не может. Но тогда твоя посылка будет отправлена "на деревню дедушке". И получается, что такая посылка никакая не телепортация, а простое уничтожение ресурса. Да и причинно-следственные связи для мгновенных перемещений могут искажаться, а это уже просто бред свинячей кобылы или уж во всяком случае - нарушение общей теории относительности, на которой пока что держится мир. Сложно это все. Просто знай: телепортация невозможна. А вот быстрые перемещения - вполне нам по силам. Но не близкие к скорости света, чтоб не вызвать нарушение целостности перемещаемого объекта. Вот когда я достаю из воздуха газету - я делаю это не мгновенно, хоть и достаточно быстро. Понятно?
   Если б я сказал, что мне стало понятно - я бы соврал. Но, наверное, мне стоило немного размыслить, прежде чем продолжать свои расспросы.
   А между тем мы уже выехали на Петровку. Где-то здесь должно было стоять известное всей стране здание ГУВД по городу Москве. Четная сторона улицы мелькала как раз за моим окном, и я сосредоточился, не желая пропустить знакомый по кинофильмам дом с колоннами.
   Однако Прибытков остановился раньше - рядом с высокой колокольней из красного кирпича.
   - Пошли, Антон, погуляем.
   Однако, не сделав и тридцати шагов, он остановился и задрал голову вверх. Мы стояли у высоких старинных ворот какой-то московской церквушки, а над головами звенели колокола: не знаю, был ли этот звон малиновым, но был он одновременно громок, красив и нежен.
   - Что это за церковь? - Спросил я спутника.
   - Не церковь, - поправил меня Прибытков, - а монастырь. Высоко-Петровский. Один из старейших в Москве. Пошли.
   Он двинулся во двор монастыря, а я послушно поплелся следом, вертя головой во все стороны сразу.
   Мне всегда нравилось осматривать архитектурные ансамбли прежних времен - была в них красота и утонченность, что ли - при всей возможной монументальности - утраченная нынешним поколением архитекторов. Разве может какой-то небоскреб, стадион, кинотеатр сравниться с петербургским Исаакием? Или со Спасом на Крови? С Троице-Сергиевой лаврой? Смоленским или нижегородским Кремлем? С Петергофом? С Царицынскими павильонами? С очарованием Кусково? Нет, какой бы ни был небоскреб высоты, красоты и стиля - он остается зданием, в которое навсегда впечатана идея победившего прагматизма: здание красиво ровно настолько, насколько это необходимо для выполнения его функций. Тот же новый Храм Христа Спасителя никак не выглядит соперником куда более простым храмам - просто еще один большой помпезный дом из обработанного камня. Хотя, конечно, самом деле, многое из того, что мы видим ныне - позднейший новодел, скучный и совершенно неинтересный. Как те колоннады "тысячелетних эллинских или романских" храмов, что показывают туристам в Турции: отовсюду торчит арматура, кое-как залитая не очень качественным бетоном. Иллюстрация древности - и не более того.
   Но те церкви, что оказались во дворе Высоко-Петровского монастыря на самом деле были очень старыми - навскидку лет четыреста-пятьсот. И хоть и была видна местами новейшая кладка и штукатурка по ней, и окраска этих зданий делалась новомодными фасадными красками - акриловыми, силиконовыми или плиолитовыми; все одно - оставались они теми же самыми постройками, что видели перед собой наши далекие предки. С кривой линией уровня и "пляшущими" плоскостями, с обилием лжеколонн, призванных эту кривизну нивелировать, с исшарканными миллионами подошв ступенями и очень приблизительными вертикалями, с массивными металлическими петлями для пятиметровых воротных створок, оставаясь при этом прочными, крепкими и непередаваемо очаровательными.
   Я мог часами ходить вокруг подобных церквей-колоколен-башен, придирчиво осматривая каждую трещинку, каждую выщерблину, каждый сломанный кирпич. И никогда не уставал.
   Семеныч, между тем, часто крестясь, потащил меня сначала вокруг Сбора Святителя Петра - как явствовало из таблички на красно-рыжем боку здания, датированном концом семнадцатого века. И собор этот показался мне слишком правильным для своего возраста - наверняка перестраивался. Затем мы спустились вниз - к церкви Петра и Павла, откуда я с удивлением увидел стоящее рядом посольство Алжира, увенчанное грандиозным гребешком какой-то сверхантенны, похожей на почерневший скелет страшенной рыбины.
   Прибытков вытягивал руки в разные стороны, шевелил пальцами, словно хотел что-то нащупать в теплом московском воздухе. На носатом его лице появилось выражение крайнего недоумения.
   - Что-то не так? - Спросил я, предчувствуя ответ.
   И он вновь меня удивил:
   - Нет, Антоша, все правильно, все ровно так, как и должно быть. Тайник под трапезной действительно вскрыт. Агриппа не ошибся.
   Я огляделся в поисках названного помещения.
   - Да вот, под церковью Сергия Радонежского, - указал подбородком Прибытков. - Там трапезная для братии и прихожан. Тайник вскрыт. И следы совсем нехорошие. Действительно выглядят как мои. Прав был Агриппа, бросившись меня разыскивать. Тысячу раз прав. Только вот ума не приложу - кто же это наследил?
   - И что теперь?
   - Теперь мы дождемся ночи и посмотрим тайник изнутри - он не пустой, но что там такое, я не понимаю.
   Мы недолго побродили по вечерней Москве: вдоль череды бульваров - Петровского, Рождественского, Сретенского и Чистопрудного - по переполненным людьми дорожкам в тени разросшихся деревьев. Вернулись обратно, немного устав от мелькающих лиц и машин. Несмотря на свои почти сто пятьдесят лет и бессонную предыдущую ночь, Прибытков оставался относительно бодр и свеж. Я же мог бродить по таким местам бесконечно. Но все когда-то кончается, и нам тоже пришлось вернуться. Перекусили в какой-то забегаловке и, пару часов отдохнув в машине, в полночь собрались на вылазку.
   Семеныч пообещал, что нас никто не увидит, даже если сильно захочет и я был на этот счет почти спокоен, но все равно было как-то не по себе, ведь еще никогда мне не доводилось проникать ночью, подобно вору, на закрытую и наверняка охраняемую территорию. Мы пробрались в монастырь со стороны Крапивенского переулка - развернувшаяся там стройка оказалась на руку, даже не пришлось скрываться. Я едва успел прихватить какую-то пластиковую жлыгу - вдруг придется отбиваться от братьев-монасей? Порядком испачкавшись в кирпичной пыли и угодив пару раз в рулоны утеплителя, я все же вслед за Семенычем перелез через ворота во внутренний двор монастыря - между Нарышкинскими палатами и Церковью Преподобного Сергея Радонежского.
   Стояла теплая безлунная ночь, и хоть и горели нечастые огни в окнах соборов, было непривычно темно. Семеныч, едва различимый в этой темноте благодаря светлой рубахе, направился куда-то вправо и я, боясь потерять его из виду, скользнул за ним. Я старался быть бесшумным и малозаметным, но ежесекундно оступаясь, сводил к нулю все свои старания. Прибытков, часто оглядываясь, едва слышно смеялся над моими потугами изобразить Сэма Фишера.
   Как и обещал Семеныч, нас никто не увидел и не услышал пока мы пробирались к стрельчатой арке справа под собором. Ступив под нее, я отметил необыкновенную мягкость земли и спросил напарника:
   - Семеныч, а чего земля такая мягкая? Копали недавно?
   - Копали? - Он хмыкнул в ответ, и ответил непонятно: - Курили!
   А затем Прибытков еле слышно щелкнул пальцами и низко над землей на пару секунд загорелся маленький огонек, света которого едва хватило на то, чтобы осветить плотный ковер окурков, укрывший землю.
   - Откуда здесь это? - возмутился я, искренне полагавший, что в монастырях курить нельзя.
   - Спроси у настоятеля, чего у меня-то спрашиваешь? - Сварливо ответил Семеныч. - Пошли-ка дальше.
   Мы прошли сквозь проход и оказались с той стороны собора, где в подвальных помещениях располагались трапезные. Но вместо того, чтобы повернуть по дорожке налево, мы спустились в глубокий ров, где нашлись остатки старой кирпичной кладки.
   - Стоять! - Скомандовал нам Семеныч, вглядываясь во что-то, мне пока невидимое. - Это здесь. Подвинься чуть. Вот так, да..
   Я оказался за его спиной и из-за плеча смотрел, как, послушный воле Льва Шестова, невидимой рукой поднимается пласт черной земли, обнажая старинные камни. Затем и камни, разваливаясь как детальки конструктора "Лего", взмыли вверх, открывая ведущую вниз лестницу из прогнивших деревяшек. Меня непреодолимо потянуло вниз разыгравшееся любопытство, я вытянул шею и едва не столкнул компаньона.
   - Подожди немножко, Антон, - попросил меня Прибытков. - Здесь может быть глубоко.
   Он что-то бормотал с полминуты, а потом двинулся вниз, показав мне ладонью знак следовать за собой.
   Я шагнул на ступени, и они приятно спружинили. Ночь, конечно, искажала зрительное восприятие, но я все равно готов был поклясться, что ноги мои зависали ровно в паре сантиметров над имеющимися перекладинами лестницы - меня будто что-то удерживало, не давая ступить на побитые временем и плесенью деревяшки.
   Семеныч спустился уже метра на три и прямо под ним вдруг заскользил слабый источник света - как фосфоресцирующий мячик для тенниса. Этого освещения нам вполне хватило, чтоб не споткнуться и не сверзиться в темнеющий провал.
   Я считал ступени, тыкал в стены своей жлыгой, и, после тридцать седьмой перекладины, вслед за своим проводником, ступил на горизонтальную поверхность.
   Где-то впереди слышалась редкая капель, воздух был сырой и холодный, слегка колеблющийся, спертый, словно из древнего склепа.
   - Какой идиот мог хранить здесь тетради? - Шепотом спросил я. - Любая бумага за полгода сгниет в труху!
   - Агриппа, - просто ответил Семеныч. - Только он не идиот. Если вокруг сырость, плесень и смрад - трудно ожидать наличие тайника.
   - Ну да! - Его объяснение показалось мне каким-то детским, что ли? - Мы как долбанные диггеры в этой дыре. Тоже ищем бесплатных приключений на наши тощие зады.
   - Антон, посмотри-ка, - не обращая внимания на мой скулеж, попросил Прибытков. - Видишь дрожащее марево?
   Я глянул через его плечо: наш фонарик разгорелся достаточно ярко, чтобы я и вправду смог увидеть едва заметное подрагивание, похожее на текущие струи теплого воздуха, что хорошо заметны в солнечный день на полупрозрачной тени от окна.
   - Ага, вижу. Что это?
   - Не знаю еще. Сейчас посмотрим.
   Он протянул руку к обнаруженной аномалии, и в тот же миг вокруг него беззвучно полыхнуло зеленым пламенем. По стенам хода заметались корявые тени, а заинтересовавшее нас дрожание воздуха вдруг обернулось огромным черным псом, рычащим столь низко, утробно, что сделалось не по себе. Его зубастая красная пасть, клацнувшая перед самым носом Прибыткова, была огромна! Какой-то иррациональный, необъяснимый страх охватил меня, волосы на руках и ногах поднялись дыбом, спина взмокла, и стало еще холодней - едва не свело судорогой пальцы. Мне захотелось развернуться и броситься наутек, но Семеныч как-то сообразил ухватить меня за руку и остановил мое неосознанное движение. Я едва не шлепнулся вниз - в маслянистую зловонную лужу, над которой стоял секунду назад.
   Пес припал к земле и продолжал тревожно рычать, обещая быструю расправу любому, кто пересечет невидимую черту, перед которой сейчас замер Прибытков.
   - Ч-что это такое? - Я нашел в себе силы задать вертящийся на языке вопрос. - Фантом, приведение, иллюзия?
   - Иллюзия? - Семеныч выглядел озадаченным, но не испуганным. - Нет, братец, эта зверюга разберет нас по косточкам, если мы двинемся вперед или назад. Хорошая ловушка.
   - И ч-что теперь?
   - Теперь посмотрим, как она устроена и развеем ее.
   Он определенно не видел трудностей и я успокоился, преисполнившись верой, что Прибытков все разрулит.
   - Однако, Агриппа-сука даже не предупредил. А ведь мог бы. Ладно, припомню я ему этот финт. Подожди пока, Антон.
   Спустя полчаса страшный пес вдруг тревожно заскулил и стал стремительно уменьшаться в размерах и таять как снеговик на солнцепеке, превращаясь в еле различимую тень.
   - Что-то как-то неубедительно: собака, - пробормотал я.
   - Да? Разве? А что было бы убедительно?
   Я задумался. Перебрал несколько вариантов: дракон, глухая стена, Хищник, огонь, Чужой, восстающие из самого Ада мертвецы - злобный пес был не лучше и не хуже других.
   - Иди за мной, - велел Прибытков.
   Его спина перекрывала мне половину тоннеля, но кое-что я все-таки видел.
   Прибытков смахнул паутину: еще падая рваными лоскутами ее части стали обращаться в мерзких скорпионов, таявших в воздухе, не успев достигнуть земли.
   - Теперь проще, - обернувшись, сообщил Аристарх Семеныч. - Знаю, из чего он свои образы лепит. Не отставай!
   Мы прошли-пробрались-проползли еще метров сто и остановились у стены из тесаного известняка, в зеленых разводах, соплях плесени, с неглубокой нишей в самом ее центре, украшенной барельефом с затейливой резьбой, прикрытой дырявыми ставнями.
   - Пришли, - зачем-то произнес Прибытков. - Вот он, тайник Агриппы. Открывай, Антон, это поручено тебе.
   Я напрягся и заволновался. Не каждый день приходится вскрывать древние тайники с жуткими тайнами.
   - Даже замка никакого нет?
   - А зачем? Если уж человек сюда добрался - неужели его остановят какие-то замки?
   - Верно, - трудно не согласиться с очевидным.
   - Не бойся, - подбодрил Семеныч, - я все контролирую.
   Если бы я верил всем "контролирующим" - мой гниющий трупик уже бы давно доедали червяки. Я осторожно, даже боязливо - помня о давешней псине - обследовал нишу, истыкав ее прихваченным прутом: никакой реакции. Решив, что сделал все для своей безопасности, я коснулся рукой резной дверцы и потянул ее на себя.
   Вопреки ожиданиям не произошло ничего ужасающего или хотя бы примечательного. Дверца просто скрипнула ржавыми петлями и, перекосившись, открылась. Ниша была пуста - ни ларцов, ни тетрадей. Даже пыли не было.
   - Ну вот готово, - сообщил я Семенычу. - Пусто.
   - Это мне еще Агриппа сказал, что здесь пусто, - усмехнулся Прибытков. - Подвинь-ка свою корму!
   Я отступил чуть в сторону, и Аристарх Семеныч тщательно обнюхал все детали тайника.
   - Чисто вынули. - Вынес он свой вердикт. - Только мои следы. Если бы не знал, что меня здесь не было, никогда бы не поверил, что это был кто-то другой.
   - Что за следы?
   - У каждого из нас свой индивидуальный почерк создания комплексов элементалей, - пояснил мне спутник. - И за каждым из нас, если специально не убирать, тянется свой энергетический ... хвост или шлейф, след. Когда-то, скрывая это место, Агриппа разместил здесь что-то вроде сканера, который этот шлейф копирует и по требованию воссоздает. И по всему выходит, а я это теперь ясно вижу, что след - мой. Или похожий настолько, что отличить невозможно. Но так не бывает, это как отпечатки пальцев или форма ушей, стало быть - мой.
   - И что теперь? - Мне показалось, что мы прочно застряли в тупике. Во всех смыслах - в тупике под землей и в тупике в наших поисках.
   - Теперь? Теперь поищем того, кто мог создать нечто подобное или воспользоваться чем-то из моего арсенала. Достаточно было здесь просто показать пару созданных мной элементалей, очистившись от своих - и вот уже все следы пойдут в мою сторону.
   - Ничего не понял.
   - Антон, пошли отсюда. - Прибытков направился к выходу, и мне пришлось последовать за ним. - Понимаешь, Антон, время от времени появляются в окружении каждого мага очень внимательные люди. Вроде Элифаса Леви или того же Папюса. Смотрят, запоминают, подбирают упавшее. Они оба прекрасно понимали, с чем имеют дело, и пытались на этом заработать. И старания их, нужно отметить, были в какой-то мере успешны. Я хоть и сказал, что Жерар был мошенником, но кое-что у него все-таки было. Аверроэс ведь старую школу представлял, а они без соответствующего сложного ритуала редко когда что-то конструируют. Это они вроде как концентрируются. Вот и случалось иногда, что Аверроэс создает свою волжбу, чертит всякие пентаграммы, закорючки, придумывает звуковые триггеры для запуска последовательности взаимодействия элементалей - труднопроизносимую тарабарщину на смеси арабского, латыни и греческого, а Папюс все старательно за ним документирует. И спустя какое-то время сам пытается воспроизвести действия "учителя". Итогом частенько случался запуск созданных Аверроэсом комплексов. Чего-нибудь несложного: Поискового Демона, например - так называется программа для быстрого нахождения утерянной вещи. Или еще чего-то подобного. Представь себе глаза обывателей, пред которыми наш Жерар произносит заклинание, рисует затейливые фигуры и знаки, и вдруг!.. Хрясь-шмяк! - из воздуха сваливается на стол утерянный год назад перстень!
   - Н-дя, - я задумался: наверное, и в самом деле это должно было выглядеть очень убедительно.
   - И вот наберет такой внимательный "ученичок", - продолжал Прибытков, выбираясь из провала во двор монастыря, - десяток-другой примеров подобного барахла, да и являет народу "чудеса". Публика дивится-дивится, шушукается по углам, а потом привыкает, начинает потихоньку верить в сверхъестественное. Масоны-магические-ордена-посвященные тридцать-пятой ступени, эзотерика. А ничего этого нет, одна только физика и философия. Ведь само слово "маг" - это всего лишь "мудрый" - на каком-то из ближневосточных древних языков. И ничего больше.
   Свежий ночной воздух, хлынувший в мои легкие, оказался наполненным тысячью разных запахов, возбудивших во мне неожиданную эйфорию: стало вдруг весело.
   - Тогда, Семеныч, самым известным волшебником должен был бы стать Ньютон.
   - Наверное, - Прибытков задумался на секунду и покачал головой: - Нет, для этого он был слишком набожен и никогда бы не поверил, что может творить "чудеса". Счел бы это происками нечистого, да и вообще...
   Он недолго постоял над спуском, следя за тем, как созданные его желанием элементали приводят эту часть монастырского двора в тот же вид, что был до нас.
   Прежним путем - сквозь арку, через стриженный газон и закрытые ворота - мы выбрались на Крапивенскую. Снова испачкались в строительной пыли, попали под начавшийся дождь, но в машине Семеныч одним движением руки убрал с нас следы путешествия.
   Он сидел, ухватив баранку обеими руками, и смотрел на стекающие по лобовому стеклу струи воды. Я не хотел ему мешать и тоже молчал.
   Говорят, что Москва не спит никогда. Наверное, это не спит та Москва, что сверкает огнями Тверской, гремит Третьим транспортным кольцом или МКАДом. Петровка вокруг монастыря спала.
   Не знаю, сколько времени он думал - я уснул.
  
   Глава 7. Соглашение.
  
   - Просыпайся, Антон, - сквозь сон донеслись слова Семеныча. - Достаточно уже выспался.
   Я потянулся, и уставшее за ночь тело заныло - автомобильное сиденье не самая лучшая постель в любом возрасте. Морщась недовольно, я вылез из машины, помахал руками, поприседал, попрыгал на месте и побоксировал с тенью на стене дома, чем вызвал удивление пока еще редких прохожих. Вымыл лицо минеральной водой из бутылки и вернулся к Семенычу.
   - Куда теперь? - Я полагал, что за ночь он отыскал решение, а мне теперь следует просто быть рядом.
   - Теперь нужно звонить.
   - Кому?
   - Пока ты дрых, я поговорил с Агриппой.
   - По телефону? - Мне показалась забавной мысль, что древний маг может носить какую-нибудь "Мотороллу" или "Нокию".
   - Нет, наш друг не любит телефоны - боится однажды забыть, как пятьсот лет обходился без них.
   - Телепатия?
   - Шутишь? Антон, мы, конечно, не рядовые граждане, но пойми, что некоторые вещи нам неподвластны так же как и простым смертным. Мы не владеем телепортацией, телепатией, временем.
   Странно, а мне как раз показалось, что они могут все. О чем я и сообщил Прибыткову.
   - Ты заблуждаешься, - ответил Семеныч. - Мы можем догадываться, о чем думает человек: для любого, прожившего сотню-другую лет это не проблема. Выражение лица, мускульная моторика, взгляд и обстоятельства вокруг человека дают почти исчерпывающую информацию о его мыслях. Но это не телепатия. Даже не эмпатия. Я не читаю букв и слов в твоем мозгу, я просто знаю круг твоих интересов и тревог, чтобы с высокой вероятностью понимать ход твоих мыслей. Это как если долго играть в шахматы с одним человеком - постепенно будешь знать наперед все его ходы и уловки.
   - Психология, значит...
   - Не совсем, - опять поправил меня Прибытков. - Вернее, не только она.
   - И про время я не понял...
   - Мы не властны над временем. Мы не знаем, что случится через год, и не можем вернуться на двадцать лет назад кроме как в своей памяти. Нет подходящей теории о времени. Никто не знает, что такое время. Такая же загадка как Бог.
   - Ясно. Тогда как вы с ним поговорили?
   - Он был здесь. Вернее, один из его вторичных демонов. Специальная сборка полей, примерно выполняющая функцию радиоприемника и передатчика. - Прибытков усмехнулся. - Полудуплекс.
   - Ну да, правда, чего это я? Все проще простого: "вторичный демон-полудуплекс". Делов-то! И что Агриппа?
   - Ну, если опустить все междометия и ласковые слова в мой адрес, то он: во-первых, этого и ожидал, во-вторых - не доволен, в-третьих - помочь ничем не может. Или не хочет. Мне думается, он попросту перекладывает на меня ответственность за то, что может случиться из-за этой кражи. Но все-таки выудить у него кое-что о тетради удалось. Это пергаменты Адонирама.
   - Кого? - Где-то я такое имя слышал, но как не напрягал свою память, вспомнить не получалось.
   - Адонирам, старейший из познавших. Строитель храма Соломона. Хирам Абиф, сын вдовы Тирянина. Идол современного масонства.
   О, Господи, час от часу не легче! Теперь еще какие-то масоны.
   - И чем он знаменит, твой Адонирам?
   - Проще сказать, чем он не знаменит. Слышал же о царе Соломоне? Самом мудром правителе из всех бывших и будущих? Говорят, с ним разговаривал Бог. Однажды он задумал построить храм, которому бы не было равных нигде и никогда. И статус мудрейшего позволял ему на это надеяться - ведь, возьмись за строительство он сам - любому другому было бы трудно его превзойти. Но Соломон был еще мудрее и поручил свой Храм Адонираму - главному фискалу древнего Израиля. За несколько лет до того ювелир, архитектор, кожевенник, торговец, кузнец, плотник Хирам подарил своему царю кольцо, известное нам как Соломоново. На котором были написаны слова, навсегда укротившие монарший гнев: "Все пройдет". Соломон оценил подарок и, когда пришла пора строить храм, именно сын Тирянина был назначен главным архитектором. Нужно ли говорить, что царь не ошибся?
   - Замечательно! - Воистину, за три тысячи лет ничего не изменилось. - У нас тоже мебельщиков назначают министрами обороны, а переводчикам с португальского отдают под руку топливно-энергетические комплексы. И какое отношение это имеет к нам?
   Прибытков рассмеялся над моим сравнением.
   - Ну да, ну да. Только дело вот в чем: если с Соломоном Бог просто говорил, то Адонираму он якобы передал свои знания. Поэтому в тетради может быть все что угодно! Начиная от какой-нибудь бесконечно устаревшей ерунды вроде способов гадания на вареных бараньих внутренностях и заканчивая... Боюсь даже представить чем заканчивая.
   Я вторые сутки пребывал в объятиях какого-то горячечного бреда - с колдунами, магами, подземными тайниками, а теперь еще и библейские святоши на мою голову свалились. Не хватало только фей и племен Дану, встающих из океана под руку с Ктулху. Я уже не сомневался, что когда история эта закончится, мне придется наведаться к психиатру.
   Все это было так, и все равно я почему-то свято верил в слова Семеныча.
   - Он жив? Адонирам ваш?
   - Был жив, - Прибытков пошевелил губами, припоминая что-то, о чем давно успел забыть, - лет пятьдесят назад. Агриппа сейчас как раз его и ищет.
   - Чего ж он понаписал всякого? Неосторожный какой-то дядька.
   - Ты, верно, шутишь, Антон? - Семеныч завел двигатель, и мы неспешно покатились под горку. - Представляешь массив информации в мозгу человека возрастом в три тысячи лет? Конечно, самое важное он просто обязан где-то записать! Успокаивает одно: обычно такие вещи очень хорошо шифруются. Фестский диск, например, объясняющий для посвященного создание погодных аномалий: круглогодичное лето или наоборот - постоянный дождь. К нему даже ключ для дешифровки нашли - секиру из Арколахори, но вся беда в том, что и сам ключ - такой же шифр, запертый еще одним ключом. Впрочем, даже если собрать все шифры, то тот, кто не знает всего остального - хотя бы как сделать простейшую элементаль - тот ничего не поймет. Да и если бы понял, не сработает это знание - мир с тех пор много раз изменился. Причины дождя стали другими, причины лета... Вот и представь: так хранили знания за тысячу лет до Хирама. Представляю его способ шифрования. Так что, кто бы ни украл тетрадь, а воспользоваться информацией сразу ему вряд ли удастся.
   - Это радует, - я сказал это просто ради того, чтобы что-то сказать. - Ты говорил, что Адонирам старейший? Тогда кто делал этот ... диск, который старше старешего на тысячу лет?
   - Старейший из живущих. - Поправил меня Прибытков. - В этом есть разница. И до старейшего были мудрые. Их даже было много. Один греческий Олимп чего стоит - целый хутор чудотворцев. Я же тебе говорил: чем проще был мир, тем больше было понявших его.
   - И куда же они все делись? - В каждом утверждении Семеныча мне открывались новые грани мироздания.
   - Не знаю точно, а врать не хочу. Да и никто не знает. Но есть одна теория. Не моя, Парацельса.
   - И этот из ваших?
   - Из чьих же еще быть человеку, возрождающему сожженные цветы из пепла и делающего золото так же легко, как ты фигу?
   - И в чем его теория?
   - Представь себе, что ты отличный мастер, скажем, по железу. Даже выдающийся. Весь смысл твоей жизни - ковать, плавить, гнуть, клепать. И делать это отлично, лучше всех. Ты живешь сто лет, двести, пятьсот, а потом вдруг - раз! И однажды утром просыпаешься без рук, ног, наковальни, мехов. Нет ничего! И ты не можешь сделать больше ни паршивого гвоздя, ни ножа, ни подковы? Захочешь ли ты жить дальше и осваивать ремесло ткача?
   - Вряд ли. Скорее повешусь.
   - Ну вот и они ушли по этой причине. Потеряли силу, а компенсировать потерю оказалось нечем. Но это все лирика.
   Он о чем-то задумался, когда остановился на светофоре. И тронулся только после того как сзади кто-то особо невоздержанный начал сигналить - нервно, продолжительно, словно от того, что ряд машин двинется на пару секунд раньше, зависит чья-то жизнь.
   - И куда теперь мы направляемся?
   Мне и в самом деле этот момент был непонятен. Следов чужака мы не нашли, пергаменты не обнаружили. Куда теперь ехал Семеныч?
   - Если чего-то не знаешь или не можешь решить - спроси у Мо-Цзы. - Пробормотал Прибытков, не отводя глаз от оживленного перекрестка.
   - Так затейливо меня послали в первый раз.
   Он хмыкнул.
   - Китаец ныне живет в Вароше. В Фамагусте. Это на Кипре. Придется навестить деда.
   Вароша-мароша, Фамагуста-шмагуста..... Что-то знакомое почудилось мне в этих названиях. А потом вспомнилось!
   - Вот же! - Я хлопнул себя по лбу. - Это закрытый квартал в городе Фамагуста! Я в какой-то книжке читал. Туда никого не пускают уже лет тридцать... или сорок. Говорят, даже журналистов иногда расстреливают, если вдруг там найдут!
   - А по какой причине? - Невозмутимо поинтересовался Семеныч.
   Я пожал плечами, потому что действительно ничего не знал о причинах. Да, насколько я помнил - никто о них не знал. А турки, закрывшие территорию квартала, огородившие его колючей проволокой и понавтыкавшие всюду постов, угрюмо молчали.
   - Мне-то откуда знать? Не я же закрыл.
   - Ну да, ну да, - Семеныч покивал головой, - зачем тебе это знание? Ты же не любопытный. А причина проста - это место нравится Мо-Цзы. И хоть старикан и провозгласил в свое время всеобщую любовь главным божеством, но сам почему-то предпочитает любить всех из уединенного места. И приплачивает туркам за охрану своего покоя.
   Я задумался. Ни о каком Мо-Цзы я никогда не слышал. Все мои познания в китайской истории и философии ограничивались несколькими именами: Цинь Шихуанди, Конфуций, Лао Цзы, Сунь Цзы, Великий Кормчий Мао и почему-то Пу Сунлин. Все.
   Однако, если Шестов говорит, что нужно навестить этого китайца - почему бы этого не сделать? Вот только как? Разумеется, никакого загранпаспорта у меня с собой не было - к чему он на Теплых озерах посреди родной страны? Об этом я и сказал Семенычу.
   - Ерунда, - отмахнулся он. - У меня тоже нет. И не было никогда. В Варошу тебя все равно ни с каким паспортом не пустят.
   - А тогда как?
   - Как обычно. Нам ли привыкать плевать на цивилизационные условности вроде государственных границ и всяких прочих препон и рогаток? Завтра будем у старика. Кстати, нужно в магазин заехать - одежды прикупить соответствующей кипрскому лету. Ч-ч-черт!
   Я не заметил (потому что глазел на идущих по тротуарам москвичек - очень хорошеньких в большинстве) гаишника, выскочившего едва ли не на середину проспекта. Но Прибытков был внимателен. Он припарковался по знаком "Остановка запрещена" и вывалился из салона на встречу подходящему инспектору.
   Я еще некоторое время наблюдал за спешащими на работу девушками и пара из них мне даже вполне приветливо улыбнулись. Потом мне это занятие наскучило, и я поглядел в зеркало заднего вида, смело выкрутив его в свою сторону.
   И то, что я увидел меня озадачило: инспектор, полоскавший мозги Семенычу был совершенно неотличим от того пыхтящего толстяка, что стоял вчера на дороге к Теплым озерам в паре тысяч километров отсюда! Младший лейтенант остановился у задней оси джипа и там слушал объяснения моего спутника. Он лениво перебирал бумаги, переданные ему Прибытковым (если хоть одна из них - я четко видел - была бы страховкой, техпаспортом или еще чем-то, имеющим отношение к автотранспорту - я бы съел свои тапочки). Аристарх Семеныч ему что-то эмоционально рассказывал, а толстяк, надув губы, слушал.
   Я приоткрыл окно и до меня донеслось:
   -... Джордано Бруно предоставил ректору Оксфордского университета свою рекомендацию. Он написал так: " Филотео, что значит - Друг Бога, Джордано Бруно Ноланец, доктор самой изощренной теологии, профессор самой чистой и безвредной магии, известный в лучших академиях Европы, признанный и с почетом принимаемый философ, всюду у себя дома, кроме как у варваров и черни, пробудитель спящих душ, усмиритель наглого и упрямого невежества, провозвестник всеобщего человеколюбия, предпочитающий итальянское не более, нежели британское, скорее мужчина, чем женщина, в клобуке скорее, чем в короне, одетый скорее в тогу, чем облеченный в доспехи, в монашеском капюшоне скорее, чем без оного, нет человека с более мирными помыслами, более обходительного, более верного, более полезного; он не смотрит на помазание главы, на начертание креста на лбу, на омытые руки, на обрезание, но (коли человека можно познать по его лицу) на образованность ума и души. Он ненавистен распространителям глупости и лицемерам, но взыскан честными и усердными, и его гению самые знатные рукоплескали".
   Вероятно, прочитав это представительное резюме, ректор, изрядно повеселился, но на работу наглеца и фантазера взял. Только вот поскольку кафедры "самой чистой и безвредной магии" в Оксфорде с самого основания не имелось, Бруно получил должность ординарного профессора философии. Но уже через полгода беднягу выкинули из университета с формулировкой:
"Более смелый, чем разумный, он поднялся на кафедру нашего лучшего и прославленнейшего университета, засучив рукава, как жонглер, и, наговорив кучу вещей о центре, круге и окружности, пытался обосновать мнение Коперника, что Земля вертится, а небеса неподвижны, тогда как на самом деле скорее кружилась его собственная голова"...
   Зачем понадобилась эта история толстяку - мне оставалось только догадываться.
   Я вышел из машины, обошел ее сзади и сразу наткнулся на недовольный взгляд Прибыткова. Пожав плечами, я вернулся обратно. Спустя минут пять вернулся и Семеныч.
   - Странные в Москве инспектора, - пожаловался он, - совершенно не поддаются внушению. Пока нормальные документы ему не сделал - все морду кривил. Я перед ним только па-де-де из Марлезонского балета не исполнил - все тщетно! "Предъявите-предъявите!" Хотел уже развоплотить жирдяя, однако, человеколюбие и гуманизм взяли верх.
   - Это не московский мент, - уточнил я.
   - Что? - выкручивая руль, переспросил Семеныч.
   - Мент с Теплых озер.
   - Что?! - Еще раз спросил Прибытков, но теперь в его голосе звучало удивление.
   - Я с ним разговаривал вчера на пути к хозяйству Бергов.
   - И?
   - Да без всяких "и?" - просто разговаривал.
   - Обознался, - подмигнул мне Семеныч. - Так бывает, они вообще все на одно лицо.
   - Младший лейтенант, чернильное пятно слева на воротнике, звездочка на погоне, на левом, кверху ногами, верхняя пуговица не такая как другие - желтая. И слегка шепелявит.
   Когда я говорил про звездочку - мы уже тормозили и перестраивались в левый ряд для разворота.
  
  

Оценка: 6.80*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"