Бондарук Георгий Романович : другие произведения.

Мастер Боли

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В глубоком редактировании. Дописываю в третий раз. Процесс переосмысления сюжета почти пришел к логическому завершению, скоро продолжу выкидывать на самиздат, если кто-то там ждет результата:)

  Мастер Боли.
  
  Что такое жизнь? Философы всех рас и народов во все времена искали ответы. Вот только какая разница череда ли это случайных мгновений, перемешанных чьей-то властной рукой, воля Богов или сумбурный сон мироздания. С рождения и до смерти мы влачим свое бытие в попытках оправдать собственное существования в своих глазах. Титулы, награды, раболепство, - все смывается океаном времени, оставляя лишь крохотные песчинки на плесе вселенной.
  Цену жизни мы пониманием лишь утеряв самое главное. Одни сломя голову бросаются с острых как бритва скал, другие упиваются местью, а что потом? Ответа нет. Моя история началась далеко не так, как я грезил. И дева бледной рукой не махала мне вслед окрапленным парфюмом платком. Так странно, сейчас, вспоминая свою прошлую жизнь, она кажется мимолетным сновидением, навеянным одиночеством и тоской, но ведь она была. Лихая кисть судьбы перечеркнула холст моей жизни, и красная нить крови навсегда впилась в эту донельзя отвратную картину. Что я такое? Бог ли, а может нечто совершенно другое, к несчастью, сказать никто уже не в силах. Эта история жизни и смерти, восстания и тысяч падений, это летопись судьбы одного мира, чьи холмистые ладони держат многочисленные расы. Это моя жизнь.
   (Вальдес Титский)
  Пролог.
  
   Рыжий глаз солнца, словно вампир, впивался в изнывающую от жары твердь, тянул из нее соки, наслаждаясь тихой мольбой потрескавшихся от засухи губ земли. Лето одна тысяча семьсот десятого года от исхода Триединого выдалось на редкость жарким. Зелень травы стремительно желтела, будучи не в силах сдержать беспощадный натиск светила. Реки пересыхали, поля выдувались раскаленными ветрами. И только ночь на короткие несколько часов дарила миру отдых и покой.
   Несмотря на это крестьянская челядь с радостными криками носилась по двору замка Ири. Детский смех слышался со всех уголков, эхом прыгал по ступеням сторожевых башен и терялся за решетками бойниц. Гончий пес носился по двору загоняя ребятню по углам. Тем же несчастным, что не успели скрыться от зоркого глаза Дарга, грозила страшная участь быть обмусоленным. Судя по довольным лицам всех участников, игра им была по душе.
   После догонялок пес катал ребятню на своей мохнатой мускулистой спине, играя роль рыцарского коня. Вооружившись палкой дочь замковой поварихи, Марго, пафосной речью воодушевляла миниатурных рыцарей с плошками на голове на некие свершения, с криками скакала на спине у огромного зверя, гоняясь по двору за котами.
   И лишь меня этот смех раздражал. Класс пропитался духотой, словно губка, брошенная в лужу. Пот тонкими ручейками стекал под ворот белой рубахи. Тяжелые бордовые гобелены с именами славных и достойных мужей нашего древнего рода нависали надо мной, словно палачи. Безжалостное время медленно делало свою работу. Ткань с годами выцветала, силясь стереть звучные имена моих предков. И лишь сила еще живых не давала привычному ходу вещей свершиться. Каждый день слуги выбивали пыль, подшивали и подкрашивали гобелены, чтобы еще не один год вязь имен кричала всему миру о великих подвигах тех, кто уже давно канул в лету.
   Однако, меня это нисколько не воодушевляло. Тяжела жизнь дворянина после шестнадцати лет. Знания и науки, что доселе спали беспробудным сном в стенах библиотеки теперь со всем рвением стремились оказаться в моей патлатой светлой голове. История и политика плавно перетекали в казначейское дело и экономику хозяйств. Картография в тактику, стратегия в философские диспуты. И вся эта какофония бесчисленного множества букв билась о мой крохотный мозг, в надежде, что я обращу на них свой изнуренный взор.
   Склонив голову над дубовой партой, я тяжело вздохнул. Муха с тихим жужжанием билась в витражи окон, пытаясь сбежать из душного плена. Но не тут-то была. На миг я тоже почувствовал себя такой же мухой, запертой в каменной клети библиотеки, погребенный под кипами пыльных книг и нравоучительных талмудов. Стеллажи нависали надо мной словно немые стражи и наслаждались этой незамысловатой пыткой знаниями.
   Учитель, старый маразматичный хрен, дремал у себя за столом. Его покрытое морщинами лицо источало негу и спокойствие, обманчивое спокойствие.
   Сгорбленное временем тело пряталось в толстую ткань синей рясы. Возраст давал знать, даже здесь, в прогретой до красна башне ему было зябко. Время, сила что вырвет нас с корнем из любой, даже самой неприступной крепости. Почти вековая мудрость Кериила оказалась бессильной перед старостью.
   Однако, его зоркий глаз открывался каждый раз, когда в моей голове промелькала мысль о побеге. Под хмурым взглядом приходилось возвращаться с небес на землю и продолжать штудировать надоевшие опусы, изучать древние рода, их вклад в современную историю и политику. Кериил же теребил свою мерзкую бородку, успокаивался и снова начинал дремать.
   Короткие волосы учителя скрывались под капюшоном, обязательный знак отличия касты научных деятелей. Позволить себе учителя могли далеко не каждый, о как я завидовал крестьянам, что им не нужно каждый день заучивать давно уже никому не нужные летописи и манускрипты, от размеров и количества которых меня кидало в дрожь.
   Я с шумом захлопнул очередной фолиант. Шумный шлепок разбудил чуткий сон учителя. Естественно, я специально хлопнул со всей доступной мне силой. Маленькая месть за подпорченное детство.
   Кериил неодобрительно хмыкнул, посильнее завернулся в свою синюю мантию, одним глазом убедился, что больше от меня гадостей пока ждать не придется, сполз по спинке мягкого кресла и захрапел.
  Вместо отвратительного до скрипа в зубах талмуда по истории мне хотелось беззаботно скакать по двору, вместе с Марго, единственной девушкой, от взгляда на которую мне не хотелось поскорее выплюнуть свой обед на землю. Не знаю, что мне нравилось в ней. Может быть то, что она была естественной. Простой и самой обыкновенной, в отличие от всех этих графско-баронских выкормышей, окруженных няньками и франтами. От диферамб, что каждую секунду поются в уши этим гиенам, даже прыщи на их физиях выглядят до омерзения пафосно.
   С Марго можно было говорить часами, но еще интереснее было слушать. Этот пока еще детский голос мог часами напролет рассказывать истории о своем быте с таким упоением и гротеском, что моя тоска улетучивалась. Но с каждым днем мы моли видеться все реже. Рауты и приемы, учеба, фехтование, подготовки к турнирам... Об одном я мечтал - сбежать отсюда вместе с Марго на какой-нибудь далекий теплый остров и сутками слушать ее россказни о своей матушке Милене. И уж тем более послушать еще раз, как эта без сомнений храбрая женщина, половником и скалкой гнала моего учителя аж до самого донжона, потому что тот лапал 'грязными клешнищами' свежие пирожки.
  - Вальдес, ты выучил то, что я тебя просил?
  Скрипучий голос Кериила вырвал меня из неги фантазий и ухнул о жесткий пол реальности. Старому хрычу надоело спать и он принялся измываться надо мной, имея на это полное право.
  - Да, сэр.
  - Так кто же завоевал Серые Земли?
  - Генрих Железное Копыто. Война длилась почти десять лет, наша страна понесла огромные потери, благодаря Ордену Огня серых удалось выдворить с наших территорий, а в последствии полностью истребить, захватив почти полконтинента.
  Кериил удовлетворенно кивнул и наконец-то отпустил меня, чтобы я смог погулять со своими друзьями. Родители никогда не запрещали мне общаться с челядью, более того, одобряли мои увлечения. За что им отдельное спасибо от всей своей души.
   Они говорили, что так я буду ближе к простому люду и смогу почерпнуть их незамысловатую мудрость. Чтобы стать хорошим правителем, следует знать, кто следует твоему слову, иначе этих самых нужных слов можно так и не подобрать. Правда остальные дворяне подобные мысли не разделяли, в прочем, род Змей всегда держался обособленно от всех остальных.
   Выбежав на улицу, я помахал рукой своим друзьям.
  - Вальдес, иди к нам, - прокричала Марго, скача ко мне на спине у Дарга.
  Волкодав потерся о выставленную мной руку и порывался облизать мне лицо. Рост псины позволял ему это сделать без особых усилий, и это, несмотря на то, что я был довольно высок для своих лет.
  За баловством я и не заметил, как наступил вечер. Беременная мать вышла на балкон, чтобы позвать меня к ужину. Ненавистное пекло медленно уходило за горизонт вместе с багровым диском солнца. Что-то не так было в этом привычном взгляду движении светила. Словно одна детяль из тысячи вдруг стала иной, но неопытный взгляд не мог уловить перемены.
   Меня прошиб озноб. Чувство непонятной паники подступало к горлу, не давая вздохнуть. На лазурной сини неба разлилась огромная река алой крови, сквозь которую хмуро смотрело багровое око солнца. Мне захотелось закричать, ком липкого ужаса когтистыми лапами медленно полз к горлу, сжимая в тиски только начавшие 'ломаться' связки.
   Но потом все прекратилось так же внезапно, как и началось. Подбежавшие ребята обеспокоенно распрашивали меня о том, что со мной произошло, а я стоял и слова не мог вымолвить. Испытанные переживания были настолько реальными и отвратительными одновременно, что мне захотелось забиться в угол.
  - Ты в порядке, - спросила обеспокоенная Марго.
  Её темно-синие глаза преданно смотрели на меня и было в них что-то ещё помимо волнения, но я тогда был молод и глуп, а посему ещё не знал, что значит любить и быть любимым кем-то, кроме своих родителей. Кто знает, может, оно и к лучшему.
  - Вальдес, ужинать, - вновь прокричала с балкона мать.
  - Да, мам.
  - Бывай, - сказал Ник и хлопнул меня по плечу.
  Ник был сыном местного кузнеца, который занимался вооружением наших солдат. Толковый мальчишка. В тайне от всех я ходил к ним в кузню и наблюдал за тем, как кусок горбатой железяки превращается в нечто красивое. Дарин умел не только выполнять заказы, из-под его молота вышел не один шедевр, обладать которым не побрезгуют даже короли. Именно в одно из таких посещений отец Ника подарил мне небольшой кинжал, который я надежно спрятал в одном из потайных ходов замка.
  - Бывай, - ответил я и побежал в замок.
  Наспех переодевшись во что-то более чистое и не замызганное, я отправился в обеденную залу. Хотя, с моей точки зрения, все мои вещи были чистыми и опрятными, даже если белая льняная рубаха была вымазана в саже, меня это не останавливало. Возраст есть возраст.
   Когда тебе только шестнадцать, хочется доказать всему миру, что ты и сам вправе решать, что модно, а что нет. В груди еще бьется протест против всех и всего. Бунт ради бунта, как сказал бы Кериил.
   На одном из приемов, когда сосед барон приезжал со своей "красавицей" дочкой, якобы проведать здравие родителей, этот жид, по мимо всего прочего, нелестно высказывался по поводу того, что я вбежал в залу перемазанный в пыли. Что поделать замковые коммуникации нуждались в обиходе. И раз уж слугам не хватает времени и сил, мы с ребятами иногда 'помогали' устранять всеразличные засорения в подземных ходах. Даже дыры заделывали.
   Не знаю какова была реальная цель визита сэра бурдюка с жиром в наши владения, но весь прием он как-то странно на меня косился и пророчил мне в жены свою дочурку, на которую без слез от смеха не взглянешь. Я все же вытерпел посягательства барона на свое графское тельце, но когда этот разожравшийся индюк остался со мной один на один, и сказал, что мне судьба прожить якобы долгую и счастливую жизнь с его единственной и неповторимой Брунгильдой, мое терпение лопнуло.
   В гневе я высказал дяде все, что думаю о нем, о его красавице дочери и женитьбе в целом. А пока барон Гермонт осознавал суть сказанного, я как можно быстрее скрылся за горизонтом.
  - О, сын, знаешь кто завтра решил почтит своим присутствием нашу крепость, - спросил отец, когда я вошел в залу.
  Граф Титский несмотря на довольно-таки солидный возраст все еще смущал сердца светских фавориток. Высокий, статный, с правильными чертами лица, необыкновенной харизмой и прямо-таки львиным телосложением. Естественно всякие там накрахмаленные тетки так и лезли к нему на приемах, якобы шепнуть нечто очень важное на ушко графу. На деле же ничем кроме как облизыванием этого самого уха это не называлось.
  - Понятия не имею, наверное очередной жлоб, которому не терпится поскорее увидеть меня в своих зятьях.
  Отец засмеялся, откинувшись в кресле, он хохотал так, что слезы из глаз брызнули. Вытерев рукавом черного камзола мокрые глаза, он продолжил.
  - Ты угадал, на ряду с очередными проблемами, навеянными приближающейся войной, тебя вновь будут сватать.
  - И кто на этот раз?
  - Граф Мелиорес, - как приговор произнес отец.
  Два слова грянули по мне словно молот о наковальню. Шатаясь, я кое-как доплелся до стула и плюхнулся в него без сил. Пресловутый граф уже не раз посещал нашу обитель, и каждый его визит давался мне все сложнее и сложнее. С одной стороны нахамить ему, как тому же барону было не то, чтобы нельзя, просто могут начаться проблемы. С другой стороны, этот шакал вызывал во мне волну ужаса, сковывающую душу. Его желтые глаза видели меня на сквозь, а гнилая натянутая на лицо улыбка не вызывала ничего кроме отвращения и желания взять нож, чтобы навсегда срезать её с лица поганца.
   Памятные визиты в один миг пронеслись в моей голове, от чего даже аппетит пропал.
  - Ты зачем ребенка пугаешь, - спросила мать, войдя в залу.
  Её белое бархатное пышное платье шуршало при ходьбе, но ни одно кружево не могло скрыть того факта, что до появления нового члена семья осталось недолго. Признаюсь, порой я ловил себя на мысли о том, что ревную родителей к ещё нерожденному ребенку. Несмотря на тяготы беременности и легкую полноту, которой поделилось с ней чадо в чреве ее, лицо матушки оставалось таким стройным. И чистым. Не было в нем ни капли того яда, что струился с клыков светских львиц. Будто предрассветная природа улыбалась нам с ее лица.
  Отец ядовито ухмыльнулся.
  - Не трясись ты так, я сказал ему, что ты болен и не сможешь почтить его сиятельство своим присутствием.
  Моему ликованию не было предела, правда показывать я этого никому не собирался. Хотя по "внезапно" разыгравшемуся аппетиту родители поняли, что этой новости я несказанно рад. Ужин прошел вполне сносно, отец рассказывал про очередные весточки от Тайной Службы, которые говорили о том, что война между Империей Заката и Империей Рассвета не за горами. Делал он это как всегда с юмором и пошлыми шуточками, к которым я уже привык и не краснел при упоминании чьих-нибудь гениталий.
  Все было таким простым и правильным, но из моей головы не выходил тот ужас, что липкими пальцами сдавливал мое горло, при взгляде на закат. Почему-то мне хотелось наслаждаться этим вечером так, словно больше подобного никогда не будет. Если бы я знал тогда, что меня ждет...
  После ужина я пошел в каминную, чтобы полистать взятую в семейной библиотеке книгу. Её черный кожаный переплет все время был холодным, изорванные местами страницы подряхлели от времени, поэтому читать приходилось очень аккуратно. Несмотря ни на что, мне нравилась эта книга. В ней была описана история Ловиатар - Богини Боли.
   Некогда её культ был разгромлен светоносным орденом, а саму её предали забвению. Удивительная легенда, она с легкостью захватывала мой разум и уносила в далекие дали, когда маги были великими и одним словом содрагали небеса. Порой мне снилась эта Богиня, она как-то грустно смотрела на меня, играла со мной в солдатиков, катала на странных существах...
  Пламя камина лизало мои босые ступни, слегка потрескивая от раздражения на мелкого нахала, посмевшего подставить к его лицу свои грязные культи. Поглощая страницу за страницей я и не заметил, как уснул. Чувство тревоги пробивалось сквозь пелену дремы, а ужас вновь взялся за мое нутро, вгрызаясь все глубже и глубже.
  Разбудил меня страшный грохот, словно гигантский исполин рухнул на землю, содрагая твердь своим массивным телом. В каминную вбежала мать и ни слова не говоря, повела меня в сторону галереи.
  - Что случилось?
  - На нас напали, граф Мелиорес - продажная сука, марионетка в руках политиканов!
  Мы бежали по коридорам, двери мелькали одна за другой, из некоторых слышались крики о помощи и предсмертные стоны. Пару раз мимо нас пробегали стражники в окровавленных кирасах с мечами наголо.
  - Нас застали врасплох, коварный интриган подкупил орден Земли, который выступил против нас.
  - Так грохот...
  - Да, нам просто разнесли к чертям крепостную стену. К тому же, маги умудрились открыть портал, через который хлынуло войско Империи Рассвета.
  - А где отец?
  Мать грустно взглянула на меня и ускорила бег, было видно, что ей очень трудно давался каждый метр, но она из последних сил вела меня к самому дальнему подземному ходу. Он шел глубоко под землей и использовался лишь в крайних случаях. На моей памяти такого не случалось. Туда даже слуг не пускали, чтобы держать тоннели ухоженными. О причинах подобного я не знал, слышал лишь несколько сплетен о том, что когда-то давно там раскопали нечто такое, о чем лучше даже не думать.
  - Отец командует обороной, чтобы дать время спастись остальным.
  Подбежав к стене, мать нажала несколько камней в определенной последовательности. Секунду ничего не происходило, волнение и страх комом подступали к задыхающемуся от быстрого бега горлу. Но потом заржавевший механизм все-таки сработал, и часть стены со скрипом отъехала в сторону.
  - Надо же, сколько лет прошло, а творение гномов ещё живое, - сказала мать.
  Толкнув меня внутрь, она вынула из-под платья кинжал, что подарил мне отец Ника, и прижала к моей груди. Как она его нашла, мне неведомо и по сей день. Однако, был у нее талант делать все вовремя.
  - Беги, надеюсь, у тебя все получится и когда-нибудь всему этому бреду придет конец.
  - А ты?
  - Мое место подле мужа.
  Мать улыбнулась и прижала меня к себе.
  - Вальдес, сын, пообещай мне, что ты будешь жить, - тихо со слезами на глазах прошептала мать.
  - Об... бещаю.
   Ком обиды и злости подкатывал к моей груди, выжигая мысли и прочие чувства. Простояв в обнимку несколько минут, мать развернула меня внутрь темного и холодного помещения и слегка шлепнула под зад, от чего я протопал несколько шагов.
   Позади что-то щелкнуло, и механизм пришел в действие, закрывая проход. Стена с грохотом поехала обратно. В коридоре послышались крики, раздался звон оружия и ругань. Солдаты ворвались в небольшую каморку, увидев мать, которая выхватила шпагу, защищая потайной ход своим телом. Надолго её не хватило, сквозь небольшую щель я видел, как она пропускала удар за ударом, истекая кровью, но продолжала бороться. Блеск стали, сдавленный крик и мертвое тело падает на пол. Эта картина врезалась мне в память, ненависть, боль и отчаяние захлестнули меня с головой, стирая все детские надежды, желания и мечты, оставив лишь жажду отомстить.
  Ватные ноги несли меня вперед по темному коридору, приходилось идти на ощупь, чтобы не упасть. Сырой воздух с трудом проникал в полыхающие гневом легкие, тело трясло от перенапряжения, сквозь которое проступала усталость. Хотелось забиться в угол, упасть и испустить дух, сдавшись на милость победителям, но мысль о том, что жертва, которую принесла моя мать, будет напрасной, подстегивали меня не хуже плети. Закусив губу до крови я упрямо шел вперед.
  Время словно остановилось в этих темных коридорах, растворилось во тьме, измываясь над неокрепшим мальцом, на чью долю в один вечер выпало слишком много переживаний.
  Так я и брел вперед, изнемогая с каждым шагом все сильнее и сильнее. Дышать стало почти невозможно, спертый воздух с трудом проходил внутрь. Голова пустилась в пляс, тошнило так, словно я весь день простоял под палящим солнцем. От накатившей дурноты мне показалось, будто кто-то вдали кричал 'Нет', но пребывающий в агонии мозг так и не смог с точностью ответить было ли это на самом деле, или же просто причудилось.
   Шаг, другой, и ноги не выдержали. Тело повело в сторону, и я упал во что-то мокрое и холодное. Вода подземного озера, невесть откуда взявшегося в потайном лазе, отрезвила меня и дала сил, как глоток свежего воздуха для утопающего.
  - Вальдес, - раздалось из ниоткуда.
  Голос был явно женским, мягким, грустным, в нем чувствовалась сила и холод, как у озера, в водах которого я лежал.
  - Кто здесь?
  Веки тихо закрывались, я чувствовал как силы медленно покидают меня. Истерика волнами билась о разум, подминая его осыпающуюся крепость под водами эмоций.
  - Та, чью историю ты так упоенно читал день ото дня. Своими мыслями ты воззвал ко мне, пробудив ото сна, за что я тебе очень признательна.
  - Неужели я умер? Или настолько ослаб, что начал сходить с ума, - подумал я.
  Во тьме раздался тихий смех. Многократно отразившись от стен, он начал напоминать плач, ворвавшийся в мою голову как арбалетный болт. Дышать снова стало невыносимо, недавно пережитые события болью разлились по моей душе, превращая жизнь в агонию умирающего.
  - Какая разница умер ли ты или сошел с ума? Ты помог мне, в замен, я могу предложить помощь тебе, - сказала Ловиатар.
  Судя по тому, что голос стал громче, Богиня подошла ближе.
  - Какую, - прохрипел я.
  В ответ мне была тишина. Боль становилась все сильнее, к горлу подкатывал ком, а в глазах противно защипало. Находясь словно в бреду, я видел дивные сны, что снились мне с тех пор, как я проникся историей Ловиатар. Наши прогулки с ней по паркам, полеты на неведомых животных, даже разговоры, которые забывались по пробуждении, теперь были слышны и понятны.
  - Бедный мой мальчик.
  Потеряв грань между сном и реальностью, я просто расслабился и наплевал на все. На разъедающую душу боль, на холодную воду, в которой находился уже слишком долго, все стало тусклым, словно выцветшая картина. Богиня вышла из мрака подземелий, присев рядом со мной. От неё исходило мягкое лазурное сияние, разгоняющее окружающую тьму.
   Сказать, Ловиатар - прекрасна, значит отрезать себе язык и скормить собакам. Она была совершенством. Холодные синие глаза пронизывали насквозь, прожигая наносное, как пламя огня прожигает лист бумаги. Длинные черные волосы были распущены, а голову венчала диадема из переплетенных высохших колючих кореньев. Её воздушные одеяния были расписаны кровавыми узорами, что мерцали зловещим светом.
  - Я могу подарить тебе шанс отомстить. Ты ведь хочешь этого?
  Ответа на вопрос не требовалось, я лишь кивнул, с трудом двигая головой. Силы покидали меня, а дух держался в теле лишь за счет упрямства и нежелания сдаваться без боя.
  - Ты станешь Мастером Боли, моей десницей, несущей мое имя на своем сердце. Причиненная тобой боль станет твоей силой, которая будет копиться в твоей груди. Боль станет твоим оружием, твоей жизнью, плотью и кровью. Ты будешь испытывать её постоянно, и чем больше ты её накопишь, тем могущественнее станешь, и тем больнее тебе будет.
  Дышать стало невозможно, каждое слово Богини вгрызалось в мою плоть, выворачивая нутро наизнанку. Единственное, на что у меня хватило сил, так это слегка кивнуть, показав свое согласие. Ловиатар продолжила свою речь.
  - Смерть отвернется от тебя, жизнь забудет, любовь покинет, душа изорвется и станет похожей на лохмотья нищих. Лишь тогда у тебя появится шанс, и возмездие свершится. Ты готов мой милый?
  Прохрипев что-то в ответ, я закрыл глаза, ожидая конца... Но меня ждало нечто похуже смерти. Прикоснувшись своими устами к моим устам, Ловиатар поцеловала меня, вдохнув часть воздуха в мою ослабшую грудь. Секунду ничего не происходило, но потом я пожалел, что не умер ещё при рождении. Боль была такая, что тело выгнулось дугой, а в глазах посветлело как днем. Сердце билось в агонии, то останавливаясь, то ускоряя ход. Казалось, что так будет вечно, что нет ничего, кроме колючего льда, чей холод был хуже жара печи.
  
  Глава первая.
  
  Яркий свет ударил мне в лицо, лучи гневно опаляли привыкшие к тьме зрачки. Вдали смутно слышались чьи-то голоса. Расслышать то, о чем говорили было трудно. Голова просто отказывалась воспринимать окружающий мир. Воспоминания мириадами осколков разлетелись по просторам сознания. Озера не было, я валялся в грязной луже, натекшей с потолка и стен. С тихим бульком капала вода, отмеряя тем самым мгновения. И все бы списать на обычный сон, если бы не одно но. Боль... Она была адской, казалось, что меня распяли на дьявольском механизме, вывернув на изнанку все кости и суставы, а в грудь впились тысячи гарпий. Но мне почему-то больше не хотелось забиться в угол, эти страдания словно стали моей сутью и воспринималась так же, как биение сердца.
  Звук стал громче, говорящие приближались к месту, где я лежал, сознание пробудилось и начало выполнять свои функции.
  - Смотри, этот ублюдок все-таки не ушел. Граф будет доволен.
  Говорящий подошел ближе. Пнув меня в бок, наемник рассмеялся. Смех был ещё хуже, чем голос, и напоминал карканье чумной вороны. Гнев и ненависть плескались во мне ядовитым фонтаном, подогревая жажду действовать, но я ждал удобного случая. Не знаю, что там сказала Ловиатар по поводу того, что смерть отвернется от меня, проверять почему-то не хотелось.
  - Он вообще жив, - спросил второй.
  - Не знаю Густав, сейчас проверю.
  Присев на корточки, наемник снял перчатку и попытался нащупать мой пульс, за что и поплатился. Резкий взмах рукой, и кинжал с чавкающим звуком пробивает горло насквозь. Кровь брызнула мне в лицо, наемник, булькнув, рухнул на меня, придавив массой. Боль убитого потоком хлынула в мое нутро, словно глоток воды в полуденную жару, такая приятная и желанная. Его напарник не терял времени даром. Подскочив ко мне, он рубанул по шее, отрубив голову. Миг ничего не происходило, но каково было его удивление, когда обезглавленное тело встает и приставляет изъятую часть на место. Повертев голову на шее, я сделал шаг в сторону наемника.
   Бледный от ужаса тот медленно отступал. Вынув кинжал из горла его напарника, я медленно пошел в сторону оставшегося в живых наемника. Трясущимися от страха руками, он метнул в меня кинжал, попав в плечо. Лезвие вошло по самую рукоятку и неприятно щекотало нервы. Кровь тонкой струйкой текла по телу, обагряя изгвазданную в грязи рубаху. Настал мой черед развлечений, мне было мало того, что я получил от убитого. Хотелось больше, ярче, дольше...
  Долгое время общения с крестьянскими детьми пошли мне на пользу. Они научили меня игре в ножички, так что кинжал я метнул точно в цель. Сила броска была огромной. Наемника сбило с ног и протащило по земле ещё метр. Нож попал в правое плечо, так что я отыгрался за его вторую попытку меня убить.
  Наемник был ещё жив, за что вскоре сильно пожалел. Навыков пыток у меня не было, зато была жажда мести и сила, которую я получал от страданий других. Рев наемника сокрушал подземелья, эхом уходя вглубь коридоров, но как бы он не старался, на помощь так никто и не пришел, а жаль. Густав оказался крепким мужиком, его хватило примерно на десять минут развлечений, после чего тот окончательно истек кровью.
   Я медленно отрубал ему палец за пальцем, смакуя боль, которую впитывало мое тело. Будто пьяница дорвавшийся до лелейной бутыли, я алкал страдания распластанного передо мной наемника. Отрешенное сознание слека удивлялось внезапно появившейся жестокости. Но та радость и отдохновение, что приносили новые порции боли засунули куда подальше тихий голос нравственности. Когда пальцы кончились, я принялся выворачивать ему суставы и ломать кости.
   Моя физическая сила возросла многократно. Сломать человеку бедренную кость не так уж и просто, а уж вывернуть её наружу и закинуть ему за голову... Тело Густава превратилось в кровавую кашу, когда я наигрался, на этот раз поток боли был более насыщенным. Я чувствовал, как меня переполняет сила, хотелось рвать, резать и разрушать все вокруг, но делать этого не собирался. Чтобы осуществить свою месть, мне нужно гораздо больше того, что у меня было, поэтому растрачиваться попусту - глупо.
  Осмотрев тела наемников, я стал обладателем небольшой мошны с медными монетами, судя по всему, платили им не много, и за что полегли, не понятно. Оружие брать не стал, мой кинжал мне нравился больше, чем те оглобли, которыми орудовали нынешние мертвецы. Единственное, что мне приглянулось, так это кожаная куртка со стальными пластинами на груди, принадлежащая первому убитому, чьего имени я не знал. Позаимствовав у трупа его одежку, принялся выбираться наружу.
  Лаз был проделан в потолке, и чтобы выбраться пришлось подниматься по стальной насквозь проржавевшей лестнице. Яркий полуденный свет ударил мне в глаза, заставив зажмуриться. Снаружи было хорошо, я стоял посреди соснового леса, свежий воздух пахнул мне в лицо, радуя привыкшие к затхлости легкие. Пение птиц разносилось по округе, смешивалось в удивительные трели, эхом гуляя по чаще. Мир цвел, пах и пел, какое ему дело до дрязг тех, кто его населяет. Солнце игриво выглядывало из-под белой пелены редких облаков, подмигивая мне своим лукавым желтым глазом.
  Мне хотелось вернуться в замок, чтобы посмотреть, что от него осталось, но я понимал - делать этого не стоит. У меня было слишком мало сил, чтобы противостоять целому войску в купе с магами. Если уж меня невозможно убить, то пленить не составит особого труда. И как бы злоба не травила мою душу, придется ждать удобного момента, копить силы и много учиться, прежде чем дать последний бой.
  Назревал вопрос о том, куда направиться. Ловить одиноких путников, чтобы мучить их до смерти было глупо, слишком долго и нудно. Пока я буду гоняться за крохами, граф со своими приспешниками успеет скончаться, а Империя Рассвета кануть во тьму. Значит, нужно найти более продуктивный способ развития. Одним из вариантов было податься в наемники, причем там, где битвы гремели чуть ли не каждый день.
  Прикрыв глаза, я начал вспоминать уроки по современной политологии. Память быстро отыскала ответ на заданный ей вопрос. Как раз недавно Кериил заставлял меня штудировать никчемные сводки новостей и зубрить все карту Перийского материка, вот уж никогда бы не подумал, что занудство старого хрыча пойдет мне на пользу.
   В южных степях уже десять лет подряд бушевали гноллы, разоряя приграничные поселения и уводя тысячи людей в рабство.
  Сначала проблеме не придали никакого значения. Нападки гноллов были и раньше, побушуют и перестанут. Лишь после того, как пятый город подряд подвергся нападкам разрастающейся армии шакалоголовых, владыка Южных Земель задумался. С каждым годом положение халифата становилось все хуже и хуже, за несколько лет они потеряли пятую часть территорий, которая превратилась в заброшенные выжженные до тла пустоши. Воинов все время не хватало, так что каждый человек был на счету, а, значит, у меня был шанс, которым следовало воспользоваться. Определив по солнцу где север, а где юг, я отправился в длительное путешествие по дороге к силе.
  
  ***
  
  Путь предстоял долгим. По моим подсчетам, если в день проходить хотя бы пятьдесят верст, то до границы с Южным Халифатом придется добираться около месяца. Лишь к вечеру я вышел на мощеный камнем тракт. Солнце закатывалось за горизонт, сумерки медленно окутывали пространство, и пришла пора думать о ночлеге.
   Ночевать на холодной земле мне не хотелось, к тому же в желудке ощутимо кололо, несмотря на то, что умереть от голода я вряд ли бы смог, есть все равно хотелось. Потребности в отдыхе не было, просто двигаться ночью небезопасно и глупо, очень легко сбиться с пути или угодить в лапы разбойникам, а то и ещё к кому похуже.
  Нос уловил едва ощутимый запах дыма в воздухе, осталось лишь определить направление движения. Осмотревшись, я заметил тонкую струйку дыма и неяркий блеск пламени вдали, на пересечении леса и тракта на ночлег стал небольшой караван. С такого расстояния было трудно разглядеть подробности, поэтому пришлось подойти поближе. Я вернулся обратно в лес и пошел в сторону костра, обходя его по неширокой дуге, чтобы не привлекать к себя внимания. Осторожность ещё никогда никому не мешала.
  Охраны, как таковой, не было. Лишь несколько вооруженных крестьян блуждали чуть поодаль от лагеря, всматриваясь в подступающую тьму ночи. Загорелись первые звезды, а я все наблюдал за людьми, копошащимися возле костра. Всего в караване было пятнадцать человек, из которых только пятеро представляли хоть какую-то опасность. Одетые в кольчуги воины рассредоточились вокруг лагеря и делали вид, что отдыхают. Вооружение было получше тех же наемников, что пали смертью храбрых в руках начинающего Мастера Боли. У двоих были небольшие арбалеты и короткие мечи, у остальных же простые топоры и щиты.
  Я сидел в кустах, метрах в трехстах от лагеря и думал о том, что делать дальше. С одной стороны можно было перерезать их всех, с другой - попытаться втереться в доверие и использовать их. Предпочтение было отдано второму варианту, а первый оставлен как запасной.
  Выйдя из кустов, я как можно громче начал шагать в сторону лагеря, намеренно ломая сухие ветки, попадавшиеся мне под ногами. Естественно, меня быстро заметили, но дергаться не стали, лишь арбалетчики слегка напряглись, направив на меня свое грозное оружие. Достав из-за пояса кинжал, я медленно поднял руки вверх, дав понять, что не собираюсь делать глупости. Помогло. Арбалеты были опущены, но рук с них не спускали, так что в случае чего, меня могли нашпиговать болтами. Умереть не умру, но штопать жилет мне нечем, к тому же, лезть на рожон от нечего делать - глупо и не рационально. К лагерю подошли блуждающие в округе патрули крестьян и принялись меня осматривать. Так бы они меня и лапали, если бы не вмешались несколько женщин, сидящих поодаль так, что их трудно было заметить.
  - Райан, Руфус, успокойтесь вы уже. Напали на ребенка аспиды!
  - А вдруг он оборотень или лазутчик, - огрызнулся в ответ один из мужчин.
  Дама встала со своего места и подошла поближе. В свете костра она смотрелась грациозно несмотря на свой довольно преклонный возраст. В ней чувствовалась некая стальная жила, которую не согнуть сколько не пытайся. И в тоже время в её взгляде плескалась какая-то нежность, синие глаза смотрели на меня заинтересованно, с легкой опаской и теплом. Я бы даже оценил все это, не рви меня на части жуткая боль, не оставляющая меня ни на миг, а так же гложущая изнутри жажда мести.
   Синий сарафан и такого же цвета блуза из плотной льняной ткани смотрелись на женщине как-то по-домашнему, от чего меня пробило на легкую ностальгию. Усилием воли я откинул прочь нахлынувшие так не кстати переживания и продолжил аккуратно изучать обстановку, составляя план действий на случай непредвиденных обстоятельств.
  - Тебя как зовут?
  - Зелеш (В переводе с языка варваров - Змей. Прим. Вальдеса Титского)
  Женщина умиленно улыбнулась, откуда ей было знать наречия варваров Утгариата? Что, в прочем, было мне на руку, гораздо легче обмануть неведающего, чем владеющего информацией человека.
  - А где твои близкие?
  Видимо мое лицо исказилось в какой-то уж очень страшной гримасе, потому что дама внезапно умолкла и вид имела весьма удрученный.
  - Пойдем к огню, погреешься.
  - Рагдор, принеси котелок, там после ужина ещё осталось немного каши.
  Упомянутым оказался один из арбалетчиков. Окинув меня холодным недоверчивым взглядом, тот отложил арбалет в сторону и медленно пошел в сторону одной из повозок, что-то бурча себе под нос. Мне его мнение было безразличным, женщине, стоявшей передо мной - тем более.
  - Меня Милой зовут, - сказала она и повела меня к костру.
  Вторая девушка была намного моложе, и судя по тому, что их черты были похожи, являлась дочерью Милы. Она продолжала сидеть возле повозки, время от времени кидая на меня заинтересованный взор. Рагдор долго гремел посудой, скорее всего специально, но все-таки спустя пару минут "нашел-таки" вожделенный котелок с кашей, коей и явил пред мои очи. Атмосфера была напряженной, несмотря на то, что угрозы во мне они не видели, относиться лучше не стали. Лишь Мила заботливо щебетала на отвлеченные темы, стараясь аккуратно выудить из меня информацию. С её талантами да в дознаватели, цены бы человеку не было.
  Ночь уже вовсю вступила в свои права, окутав мир своим черным одеялом, чтобы тот отдохнул после долгого и утомительного дня. Прохладный ветерок дул мне в спину, заставляя мурашки отплясывать Там-Там на моей худой спине. Лес, несмотря на ночь, жил своей обособленной, порой непонятной обывателю жизнью. Вдали слышались вздохи проснувшихся филинов, хлопанье крыльев различных ночных созданий, вышедших на охоту, чтобы утолить разыгравшийся за день аппетит. Над пламенем костра парили маленькие мотыльки, было в их танце что-то завораживающее, и чем-то напоминающее человеческую жизнь. Хаотический поток суеты, в котором люди тонут с момента рождения, неудачный взмах и пламя с жадностью пожирает тело зазевавшегося мотылька, а его место занимает другой. И так до бесконечности. Всего день прошел с тех пор, как я лишился всего: дома, семьи, друзей, - все это заменила жуткая боль, проедающая дыры в моем чреве, и жажда мести.
  Перед глазами мелькали последние воспоминания о матери, её распластанное окровавленное тело, взирающее пустыми глазницами в потолок, страх и ненависть, что охватили меня при виде всего этого. Детское сознание не приспособлено для такого зрелища, наивное восприятие мира ломается в мановение ока, обнажая гнилую суть.
  Из-за горизонта медленно всходил круглый диск луны, желтым лукавым глазом взирая с небес на маленьких букашек, мнящих себя равными Богам или около того. Люди начали готовиться ко сну, женщины ушли в крытую повозку, пожелав мне на прощание спокойной ночи. Воины располагались на своих топчанах и договаривались о дозорах. Первым на очереди был Рагдор, затем Райан и Грегориан. Руфусу выпало дежурить последнему, а значит ему придется сидеть до рассвета и будить остальных. Рагдор перенес свой топчан поближе к костру, а остальные мужчины пошли спать. В лагере повисла сонная тишина, из повозки раздавалось тихое сопение, к которому в последствии присоединился храп мужчин.
   Разговаривать мне не хотелось, ровно как и спать. Прижавшись спиной к ближайшему дереву, я прикрыл глаза и вслушивался в шорохи леса. Мысли нехотя плелись от темы к теме, подолгу не задерживаясь на месте. Мешать им никто не собирался, их наивный шелестящий лепет успокаивал бурю в груди, полыхающую в недрах сердца багровым пламенем.
  Одному из крестьян не спалось. После получасовой попытки уснуть, он бросил это бессмысленное занятие и пошел к костру. Крестьянская роба была мятой и засаленной, вряд ли эти люди ехали на рынок, чтобы продать пару телят. Я сделал вид, что задремал, мне было интересно наблюдать за ними и за собой. Сознание менялось медленно, словно нехотя, смакуя этот полет над бездной безумия, подпитываемый разрывающей на части болью.
  - Не спится Казин?
  - Да вот же. Боязно мне что-то, аж поджилки трясутся.
  - Согласен, беспокойная ночь, и этот ещё (кивок в мою сторону) так не кстати на голову свалился. Что он вообще в этом треклятом лесу забыл?
  - Черт его знает.
  Дальше разговор плавно перетек в другое русло и стал мне окончательно не интересен. Перетасовка сплетен, глупые комментарии, приглушенный смех, - все это было скучным, меня больше интересовала цель их блужданий, а не цены на корову. Происходящее было странным, во-первых, наличие вооруженных воинов, во-вторых, откуда здесь вообще могли взяться крестьяне, до ближайшего села, если верить моей памяти больше пятидесяти верст. Кроме нашего замка, вблизи не было ничего, что могло заинтересовать простой люд в принципе.
  Внезапно лес умолк, не ухали больше филины, не шуршали в траве полевки. Гробовая тишина начала давить на уши и привлекла не только мое внимание. Рагдор напрягся, вслушиваясь в тишину, вместе с этим он тихо достал арбалет и зарядил его... серебряными стрелами. Казин прикрыл глаза и начал что-то шептать, от его рук исходило слабое свечение, распространяющееся по поляне. Спустя мгновение стало понятно, кто пожаловал в гости к негостеприимным странникам. Громкий волчий вой исходил ото всюду, трубным эхом распространяясь по округе. На огонек пожаловали оборотни.
  Рагдору даже будить никого не пришлось, все проснулись как по команде и похватались за оружие. Скорчив кислую мину, Казин швырнул мне мой кинжал. Волколаки напали со всех сторон, но что-то не дало им перейти черту круга, который засиял вокруг лагеря как только волки подобрались ближе. Видимо, Казин был магом, довольно слабым, потому что преграды хватило на несколько минут. Конечно это время люди использовали с толком. Извлекли из повозки арбалеты и дали первый залп, положивший треть авангарда волколаков, на этом везение людей окончилось. Арбалеты были выброшены, настал черед рукопашной. Судя по всему оружие у людей было явно не серебрянным, скорее с напылением или вкраплениями крошки из благородного металла. Подобное оружие в основном было на вооружении у серой стражи.
  - Вот так свезло, - подумал я.
   Как только свечение круга угасло, думать стало некогда. Пусть я и бессмертен, но меня можно взять в плен, это шло в разрез с моими планами. Отсутствие навыков я компенсировал силой и жаждой прикоснуться к чьей-то боли. Я впитывал каждую каплю этого яда, что так плотно обосновался в моих жилах. Я старался наносить такие удары, чтобы оборотни умирали не сразу, а мучались подольше. Чаще всего в печень или в сонную артерию. Несмотря на то, что мой кинжал был из дешевого железа, оборотни получали сильные повреждения. Видимо, все дело было в благословении Богини Боли. Иных объяснений у меня нет и не было.
   Рагдор погиб после третьей волны волколаков, затем из строя вышли сельские мужики. Казин продержался до четвертой волны, но потом на него со спины напало сразу трое оборотней. Мужчину растерзали на части, вывернув нутро наружу. Легкие и кишки съели сразу, остальное оставили на потом. От моих рук пало уже десять оборотней, когда в лагере остался только я и девчонка. Хотя этот факт меня мало травмировал.
   Делать было нечего, волков стало очень много, при этом они старались как можно реже встречаться с моим кинжалом. Их больше интересовала девушка, которая прижалась спиной к повозке и отмахивалась факелом. Опьяненный поступающей в меня болью, я напал на волков со спины. Мне хотелось все больше и больше, я уже даже не бил на повал. Резкими взмахами отсекал конечности, протыкал глаза или отрубал носы. Сила, питавшая меня, превысила какой-то порог, от меня начали исходить еле видные фиолетовые волны. Оборотни, попадавшие в их власть, падали на землю истошно рыча, их тела колотило, они впивались когтями в свою грудь, вырывая сердца и умирая. Девушку эти волны почему-то не трогали.
   Волкодлаки смекнули, что гибнуть им не хочется, похватав трупы людей, они стали отступать. Упав на четвереньки, псы раздора издали протяжный вой и ринулись в разные стороны. Серая шерсть мохнатых спин быстро скрылась за хмарью ночного леса.
   Над поляной повисла гробовая тишина, лишь треск ветвей вдали извещал о том, что оборотни удалялись все дальше.
   Девушка сползла вниз и заплакала. Её трясло, судя по всему, её колотил шок. Голубой сарафан превратился в лохмотья, перепачканные в смеси грязи и крови. Один из оборотней все-таки достал её когтями, распоров кожу на предплечье. Рана сильно кровоточила. Пошарив в повозке, я нашел походную сумку. Отрезав лямку, я затянул ремень выше раны, чтобы остановить кровотечение. Чистые куски ткани от платья пошли на бинты. Резать собственную одежду я не собирался.
   Девчонка даже не заметила моих манипуляций. Лишь пару раз, когда я слишком сильно крутанул ее руку, она посмотрела на меня пустым взглядом, полным отчаяния. История любит повторяться. И дня не прошло, как я оказался сиротой без семьи и дома. Вот только боль душевную я сменил на муки физические. Даже не знаю, что лучше: терзать сердце ощущением безысходности или медленно сходить с ума от диких страданий плоти.
  Может и к лучшему, что девушка молчала. Разговаривать не хотелось, меня больше волновали те волны, что излучало тело во время битвы. Получается, что мне была доступна своего рода магия, основанная на энергии боли. О таком направлении искусства я не слышал. Нет, ходили легенды, что некроманты могут извлекать силу из страданий других существ, но с таким я столкнулся впервые. Хотелось исследовать это свойство, но пока не было нужных знаний.
  - Хм, если Казин маг, то у него должны быть хоть какие-нибудь записи, не мог же он все хранить в голове, - думал я, рыская по сумкам в повозке.
  Мои манипуляции сопровождались грохотом, шорохом и приглушенной бранью. Слишком много всякого барахла было навалено в повозке. Складывалось ощущение, что здесь уже рылся кто-то до меня.
  - Что ты ищешь?
   Голос дрожал, но девушка явно начала отходить от шока, по крайней мере если она может говорит, то уже не рыдает навзрыд, как получасом ранее. Правы седые старцы, девичье любопытство сильнее всех невзгод вместе взятых. Бледное лицо с видимым безучастием смотрело, как я вновь и вновь перетасовываю скарб. Её смазливое личико было перепачкано в крови, пухленькие губки лопнули, видимо, укусила, когда было совсем плохо. Порыскав немного, нашел большую флягу с водой. Недалеко от неё лежала еще одна поклажа с одеждой. Найдя ткань помягче, отрезал крупный лоскут. Смочив тряпку водой, протянул девушке.
  - Умойся, сними ремень и бинты, протри рану.
  - Почему ты мне помогаешь?
  От ее тона хотелось самому в петлю полезть. Наверное, мне даже было жаль эту еще одну искалеченную жизнь. А можем я просто видел в ней себя, с тем же юродством судьбы.
  - Не знаю. Тебя это волнует? Радуйся, что живая и не донимай меня глупыми вопросами. Лучше скажи, где сумка Казина.
  Девушка ткнула пальцем в пол и тихо ойкнула. Рука все еще кровила. Эмоциональный адреналин плавно сходил на нет, а значит в скором времени девушку могло начать колотить от боли физической. Я еще не успел додумать эту мысль, а девчонка уже плавно сползала по повозке. Все-таки крови много вылилось. Плюнув на чужие страдания, я продолжил поиски. Под сеном я нашел-таки вожделенный тайник, в котором лежало несколько сумок, деньги и карта.
   Я оказался прав, книга действительно нашлась в полевой сумке, вернее десяток грязных листков, связанных веревкой, там же покоились какие-то корешки, порошки и противного вида притирки. Во второй сумке лежала связка амулетов и какие-то инструменты таинственного назначения, трогать я их не стал, просто укрыл тряпкой, а сверху положил деньги. Побрякушки пойдут либо на продажу, либо на идентификацию. В любом случае пользоваться неизвестными висюльками я не хотел.
  - Эй, как там тебя, больше тайников нет?
  - Я Рита! Больше нет, - после затяжного молчания ответила она.
  Девушка была на грани обморока. Тяжелые мешки синими кругами уютно расположились под полусомкнутыми глазами. Смочив пообильнее тряпку, я сжал её запястье и принялся протирать рану, которая от такого поведения начала кровить еще сильнее.
  - Алкоголь есть?
  - Да, там за флягой я видела бутыль самогона. Рагдор припас.
   Чувствовалось, что даже речь ей дается с изрядным трудом. Следовало пошевеливаться, раз уж взвалил на себя ношу чужой жизни, непрестало губит ее медлительностью.
   Пришлось спешно идти искать спирт, чтобы промыть рану. В неё попало слишком много грязи, если вовремя не обработать, может начать гнить.
  Спирт нашелся достаточно быстро. Двухведерная фляга воды ядром отправилась в угол. За ней действительно оказалась вожделенная бутылка. Все-таки порой чьи-то вредные пристрастия могут кому-то здорово облегчить жизнь.
  - Сейчас будет больно, - сказал я и щедро плеснул на рану из бутыли.
  Рита закричала, что доставило мне некое подобие удовольствия, потому как боль вновь начала питать меня. Перевязав рану, я положил Риту в повозку и потеплее укрыл. Ее явно начало знобить. Больше помочь было нечем. Я далеко не земский лекарь, такому сыновей графа явно не учат. А зря, между прочим наука такая же полезная, как и всякие там политологии.
   На поляне осталось лежать оружие, оно то меня и интересовало. Как бы не был хорош подаренный замковым кузнецом нож, им много не навоюешь. Стащив в кучу все, что хоть как-то могло колоть, резать или рубить, стал осматривать свои трофеи. Пару посеребренных мечей топорной работы, но меж тем достаточно острых и в принципе даже удобных, я отложил в сторону. Расколотый щит не привлек ни капли внимания и был отправлен на дрова. К нему же полетел и топор явно топорной же работы. Кинжалы тоже не стояли внимания. Мой был в сто раз лучше, чем те оглобли, что лежали передо мной. Немного подумав, все же отложил четыре кинжала к мечам. Арбалет и десяток болтов без тени сомнений отправились в кучу к 'полезному'. Вот и все трофеи. Остальное успели забрать оборотни, но и там, если память мне не врет, брать особо нечего.
  Ножны нашлись не сразу, и те в одном экземпляре валялись в кустах, где сидел один из воинов. Видимо, они были отстегнуты, когда началась атака, потому как остальные канули в лету вместе с трупами.
  Угли в костре почти погорели, а до рассвета оставалось как минимум пять часов. Полная луна давала хорошее освещение, что позволило быстро отыскать разбросанные по поляне запасы дров, да и щит пригодился. Тесемка умбона легко перебилась топором. Сам же умбон отправился в кучу к оружию. Тихий дзыньк протеста металла за такое к нему отношение я проигнорировал.
  Через пол часа в центре нашего лагеря затрещал костер. Идти ночью по лесу, полному оборотней, невообразимая глупость. Будь ты хоть трижды великим и бессмертным мастером боли, но это не спасет тебя от хорошей засады или ловушки. Неблагоразумие бич всех времен.
  Ночная тишина любит наводить на размышления, буде застанет путника неспящим. Сегодня ей повезло, сон никак не хотел раскрыть двери своего царства для одинокой души. Память вновь вонзила свои цепкие когти мне в голову. Усилием воли я отогнал мрачные картины, что пытались затянуть меня в свои мутные воды отчаяния. Боль помогала возвести воображаемый тын между мной и тем, что случилось со мной день назад. Хотя сутки ли. Так казалось мне, но сколько на самом деле я пролежал в беспамятстве одним богам ведомо. От нечего делать я извлек записи мага. Мелкие рваные буквы с трудом читались в свете костра, но мне некуда было торопиться.
  Тишину ночи огласил тяжелый вздох Риты. Я отвлекся от чтения книги, чтобы осмотреть девушку. Ее колотило все сильнее. Даже несколько теплых одеял наспех наброшенных на нее, не спасали. Жар вызывал бред. Девушка что-то бормотала в этом странном подобии сна. Вопрос о том, чтобы 'помочь' Рите избавиться от страданий оглоблей пролетел по моей голове. Взвесив все за и против, я принял решение ждать. В конце концов, убить всегда можно успеть. И пусть голодное чрево боли просит очередной порции вкусных страданий, опускаться до убийств тех, кто не причинил мне вреда, было выше моих сил. Многозначительно кивнув собственным мыслям, я вернулся к просмотру записей. Сейчас меня интересовали хоть какие-то упоминания о том, как защитить лагерь, нашлись они почти сразу, на третьем листке.
   Охватив взором месте, где нужно возвести защиту, я зашептал заклинание, стараясь вложить в него имеющуюся внутри меня энергию, который было с целое озеро. Мои ладони засияли фиолетовым светом, расходившимся от них в виде бесформенного тумана. Как только из моих уст прозвучали последние слова, вокруг лагеря вспыхнул круг, напоминающий свечение могильных мотыльков в гиблом мареве топи. Сиренево-зеленый туман плавно перетекал с места на место, натыкался на одному ему видимую черту и отступал.
   Следующим пунктом поисков стали целительные заклятья. Стоны девушки стали сильнее. Прерывистое дыхание могло оборваться в любой миг, а болезненное беспамятство перерасти в вечный сон. Нашлось и такое. Автор называл его общеисцеляющим малого интуитивного воздействия. Что значит последняя фраза, я не понимал. Если слово 'общеисцеляющее' не вызывало особых вопросов, то остальная тарабарщина на магическом явно не давало никаких представлений о действии заклинания.
  Девушка тяжело задышала, следовало поторопиться. Либо добить, либо все-таки попробовать это заклятье с интуитивным воздействием. Будь неладна треклятая программа обучения дворянских отпрысков. Пока что все эти многомудрые талмуды мне ни капли не пригодились, а вот то, что я ничего не смыслю в большинстве жизненно важных вопросах - премерзкий факт. Что толку в истории государств, если рядом загибается девочка лет тринадцати от роду. Цитирование становления Зеленоземья ей явно не поможет.
  Заклинание легло ровно и четко, как острый скальпель чумного доктора на вспухший живот мертвеца. Девушка изогнулась дугой, сладкие миазмы боли по капле входили в мою грудь, на мгновение подарив отдых от этих мук. Ее сердце бешенно заколотилось, а потом успокоилось. Дыхание потихоньку выровнялось и спал жар, однако края раны так и не начали сходиться. Ничего не понимая, я еще раз прочел заклинание. Рита издала пронзительный крик. На этот раз боль была сильнее, из раны потек желто-зеленый гной, однако края раны все не сходились. Я потихоньку начал понимать, что имел ввиду Казин, говоря про малое интуитивное воздействие. Заклинание само искало проблему и устраняло ее. Так как я давал ему мало сил, оно находило наиболее опасную проблему и решало ее. В третий раз я постарался вложить как можно больше сил. Боль хлестанула меня по телу. Складывалось впечатление, что над девушкой измываются все демоны ада. Она даже не кричала, а просто тряслась всем телом. Однако края раны начали стремительно сходиться. Секунда, и на месте кривого пореза засиял тоненький розовый шрам. Однако боль не отступала, видимо заклинание нашло еще какие-то проблемы со здоровьем и теперь старалось выплеснуть данный ей потенциал.
  Агония девушки прекратилась минут через пять. Молодое тело покрылось потом, сено под Ритой превратилось в скомканный комок, больше похожий на лешего из детских сказок. Однако, теперь полуобморочное состояние девушки переросло в полноценный сон. Забросав девушку всякими тряпками, чтобы не замерзла, я выбрался наружу. Вытирать пот с девичьего тела мне было гребостно. Как никак опыта тесного общения с противоположным полом у меня не было, поэтому чувство стеснения было вполне естественным. Мне итак было не по себе, потому что пока Риту трясло, пришлось насмотреться на детские округлости. От этого мне было слегка не по себе.
  В тетради у Казина нашлось и заклинание, способствующее увеличению внутреннего объема сумки, не такое уж и сильное, всего в два раза, но, видимо, как маг он был так себе, раз не сделал такого со своей поклажей. А может просто не считал нужным. Снова зашелестели слова заклинания, моя правая ладонь находилась внутри сумки, вторая держала в руке нужный лист. Когда я закончил, то почувствовал, что боли внутри стало немного меньше. Изменения были мизерными, но их наличие имело место быть. Пошарив рукой в сумке, я поразился изменениям. Снаружи я видел небольшую суму, а внутри будто бы поместили целый сундук. Почесав в голове, я прочел заклинание еще раз. Теперь туда можно было засунуть половину коня. Так я вывел одно из свойств магии, заключающееся в дублирующем воздействии. При этом эффект не складывался а умножался сам на себя. Хоть здесь пригодились знания, полученные от Кериила.
   Прохладный сквозняк известил меня о том, что через час ночь подойдет к концу. Следовало поторопиться. Меня ждала истерзанная туша коня. Разложение еще не коснулось трупа, однако без хорошей прожарки я бы есть его не стал. Порыскав возле полевой кухни, я нашел мешочек с приправами. Перец, соль, сушеный чеснок и еще какие-то травки, которые сразу полетели в костер. Для разделки пригодился один из трофейных кинжалов, марать свой не хотелось. Взяв весь этот набор некроманта-любителя, я отправился к распластанной на земле туше бедного зверя. Красивая была лошадь, гнедая. Длинная грива черных волос навсегда укрыла глаза трупу, дабы он не вскакивал больше и не терзался видами мира живых.
  Вывернутые из брюха кишки слегка смердели. Оторванное сердце валялось неподалеку. Одно из легких превратилось в кашу вместе с трахеей. Кровь еще не успела свернуться, то и дело она брызгала мне в лицо, когда я делал неудачные движения кинжалом. Мясник из меня был ужасным. И без того изуродованную тушу я превратил в кошмарный сон душевнобольного. Мясо с кусками шкуры лохмотьями свисало на ребрах и хребте. Из шеи торчали обрубки артерий и коряво вырезанная глотка. Ноги мне кое-как все же удалось достойно обскоблить, правда я и сам умудрился порезаться. Рана тут же затянулась, оставив едва заметный шрам.
  Солнце уже выкатило свой желтый бок из-за горизонта, когда я сел у костра, чтобы натереть солью и перцем мясо, а затем завялить его. Повар вышел из меня не такой плохой, как мясник. Однако процесс готовки мяса я тоже чуть не запорол. Тех часов, что я проводил на кухне вместе с Марго явно не хватало для полноценного понимания суть занятия. Зацепившись за имя, память тут же ножом вонзилась мне под ребро болью и тоской. Воображаемые скрепы рухнули, и я начал впадать в отчаяние. Дышать было тяжело, хотелось лечь, закрыть глаза и умереть от одной мысли о том, что я больше ее не увижу. Все мои мечты о далеком тихом острове рухнули обломками несбыточных надежд и придавили осколками чувств.
  Именно в таком мерзком расположении духа и застала меня Рита.
  - Так ты маг, а почему магия у тебя такая... Странная? Вон у Казина круг лишь на секундочку вспыхивал красивым белым светом, а потом тух.
   Рита подошла поближе к границе круга, чтобы рассмотреть результат моих действий поближе. Отвечать я не стал.
  Еще один результат бессонной ночи тихо запричитал, после того, как засунул свои шаловливые пальчики в омут защитного свечения.
  - Он, оно кусается, - возопила девушка.
  - Нечего совать, куда собака не сует, - вспомнив отцовскую фразу, сказал я.
   Рита надула губки. Вообще все было странно. Возникало ощущение, что девушка вообще не помнит о произошедшем с ней ночью. О том, что она осталась без матери в позабытом всеми богами лесу в обществе сумасбродного начинающего маньяка. Хотя о последнем она вообще знать не могла. Но ее странное поведение слегка не вписывалось в то, что произошло с ней.
  - Может заклинание ей и душу 'подлечило', - подумал я. - Надеюсь, мозг не задело. Возиться с умалишенной мне никак не с руки.
   Боль словно услышала мои мысли и мягко намекнула на возможные варианты решения проблемы с 'лишними заботами'. От картинок, что она подсунула мне в голову стало тошно. Таких пыток я никак не мог знать. Особенно о снятии кожи с головы и уж тем более о разного рода развращениях по обезображиванию прелестей с вытяжкой каких-то нитей из груди. Усилием воли я погасил в себе желания охочей до чужих страданий боли, что мертвым грузом повисла на моей душе.
  - Пошарь в повозке, найди что-нибудь походное и оденься, - скомандовал я, чтобы избавиться от искушения.
  - Тебя смущает мой наряд?
  Девушка начала заигрывать со мной. Это вновь навело меня на мысли: либо так сработало заклинание и погасило в ней душевные терзания, либо от пережитого Рита просто сошла с ума. Не может человек, потерявший ночью мать и переживший бойню будучи на волосок от смерти вот так беззаботно вести себя.
  - Меня смущает то, что до ближайшего города верст семьдесят пути, это если ваша карта не врет. Мне не хочется тормозить из-за того, что тебя колит травка или щекочат иголки.
  - Наоборот, - сказала девушка улыбнувшись.
  - Да мне плевать, - грубо ответил я.
   Рита вновь надулась, скрылась в повозке и зашуршала одеждой, а я тем временем закидал песком костер. Спустя пол часа девушка вышла из повозки, одетая в добротный походный костюм.
  Коричнивые льняные штаны были заправленны в высокие, почти под колено, сапоги. Верх скрывала зеленая рубаха, на которую был одет кожаный жилет, через плечо висел сверток шинели, видимо, остался от одного из воинов.
   Я отвлекся от сбора лагеря, чтобы осмотреть девушку, кивнул и продолжил свое занятие, после чего решил порыскать в повозке, надеясь найти хоть что-то пригодное для своего размера. Рванье, в которое превратилась моя одежда, никак не годилось для путешествий.
  В повозке я нашел кольчугу, которая была впору моему росту, но оказалась 'слегка' широковата. Нашлись там рубаха и штаны. Конечно выглядел в них я не очень, но на безрыбье... Одежда топорщилась, было сразу видно, что шили её явно не по мне.
  - Ты не хочешь со мной поговорить, - спросила Рита, подойдя к повозке.
  - Ты видишь, я переодеваюсь?
  Девушка начинала меня раздражать. Я и сам не понимал причин своей злости, да еще и боль на нее специфически реагировала. Казалось, словно она живая, со своими мыслями, чувствами и представлениями о бытии.
  - Вижу, - ответила девушка, при этом у неё не возникло и тени мысли о том, что следовало бы отвернуться.
   Правилам хорошего тона меня учили ещё в детстве, и пока эти воспоминания не исчезли. В общем, я чувствовал некий дискомфорт, когда девушка смотрела на мой обнаженный торс. По шее проходил длинный шрам, подарок одного из воинов в подземелье, плечу тогда тоже досталось. Ночью к ним добавилась еще парочка на груди и ноге. Раны затягивались на мне мгновенно, но шрамы не исчезали. Да и плевать.
   Волосы я стянул отрезанным от какой-то тряпки тонкой полоской ткани.
  - Дай мне сумку Казина, она лежит у костра.
  - Хорошо.
   Рита пошла за сумкой, я же тем временем отложил часть одежды в сторону, в сумку с магическими причиндалами кинул небольшую флягу с водой и походный котелок. В эту же кучу пошли предметы быта и прочие вещи, что по моему разумению могли пригодиться. Места не хватило. Пришлось отвлекаться и читать заклинание увеличения пространства еще и над этой сумкой. Остальное оставил в повозке, пусть мародеры решают, что с этим делать.
  - Держи, - сказала девушка, протянув мне сумку.
  Пришло пора выбираться на свет божий. Мда, видела бы меня мать в таком 'наряде'. Голову ковырнула мысль о том, что матушка больше никогда и ничего не увидит. Ненависть колыхнулась в глубинах душа, сладкий яд мести вновь зациркулировал по жилам.
  - Мерзкий Мелиорес, проклятый предатель, живи и ликуй, пока до тебя не добралась сила боли, - гневно подумал я.
  - Слушай, мне же вчера оборотень руку расцарапал, где рана?
  Я резко схватил Риту за руку и пальцем ткнул на место бывшей раны. Слабоумие девушки бесило все сильней.
   Рита с тенью восхищения смотрела на свежий розовый шрам, а я тем временем достал из-под повозки арбалет и болты, спрятанные там еще с ночи вместе с другим оружием.
  - Держи.
   Девушка послушно взяла арбалет и ловким движением руки закрепила его на спине, продев голову и руку в ремень.
  - А болты куда собираешься деть?
  - Видишь, в жилете есть небольшие крепления, вот тут, где у меня бедро.
  - Ну вижу.
  - Вот сюда и вставлю. Будет немного мешать движению, но болты не выпадут. Правда есть другой вариант.
  - Какой же, - помедлив спросил я.
  Лишать девушки мобильности не хотелось. От её подвижности зависит её жизнь, а я мне хотелось сохранить её хотя бы до города. Раз спас, нужно доделывать начатое.
  - Ты можешь зачаровать мой карман, а я туда спрячу болты.
  Девушка тихо хихикнула над моим удивленным лицом.
  - Я подглядывала.
  - Зач... Показывай, что зачаровывать.
  Боль уже не просто намекала на всеразличные радости пыток, а явно просила уделить пристальное внимание одной сельской особе женского полу. С трудом удалось погасить и этот позыв к пыткам.
  Девушка спрятала болты, предварительно перевязав их с двух сторон лоскутками, чтобы было легче доставать. Теперь её движению ничего не мешало.
  - Держи.
  Я отдал девушке один из кинжалов. Остальные сложил в кожаную сумку Казина, ставшую теперь моей. Мысль скользнула о пыточных инструментах, я даже знал какие можно брать в путешествия, дабы не сильно мешали передвижения. Вопрос об источнике знаний уже не поднимался. Махнув рукой решил все же закупить их при возможности. В конце концов, чтобы враг пал, мне придется запытать до смерти ни одно живое существо. Я надеялся лишь на то, что когда-нибудь мне не доведется применить свою силу на тех, кто не причинил мне вреда.
   В жилете нашлось крепление и под кинжал. Над боковым кармашком имелось углубление, куда девушка и прикрепила нож. А теперь с видом воительницы расхаживала по поляне.
  - Хм, удобная вещь, стоит приобрести себе такую же, - подумал я.
   Книгу свернул в рулон и спрятал в карман, над которым тоже поработал. Лагерь остался за нашими спинами и медленно терялся за ровными рядами деревьев. Нашим шагам вторило пение утренних пташек. Беззаботные птицы роились на ветвях, судача о своих проблемах. Слабый ветерок гулял в макушках елей, качался на ветвях и тихо насвистывал какую-то свою мелодию. Сухой наст иголок тихо хрустел под сапогами. Мерзкий гнус не доставлял проблем, время близилось к концу лета, лишь одинокий комар иногда прилетал отведать свежей крови. Хлесткий шлепок прерывал и без того короткую жизнь насекомого.
  Мерная ходьба успокоила взбушевавшиеся эмоции и настроила на философский лад. Я размышлял над замысловатыми узорами судьбы, что волей богов предстают пред наши очи. А мы словно актеры в этих декорациях, отгрываем свои бездарные роли в надежде на аплодисменты. Стало противно. Ведь я был таким же лиходеем этого театра вселенной, партией великих мира сего. Ловиатар. Мысли коснулись подарка, что я бездумно принял, одурманенный отчаянием. Стоило ли оно того? Если задуматься, на алтарь своей мести было положено нечто больше, чем просто гордость. Жизнь.
  - И пусть я не могу умереть, но вот живу ли я?
  Мысль эхом уходила куда-то вглубь меня. Ответ был неоднозначным, но ясно было одно: прежней жизни не будет. Не будет никакой радости семейного уюта, никаких раутов и балов, даже жизнь в селе мне не грозила. Какая женщина приютит маньяка по уши увязшего в крови. Память решила съехидничать, подкинув недавнее воспоминание о том, как я измазался, разделывая тушу лошади. А потом пришлось оттирать лицо остатками спирта из фляги.
  - Куда мы идем, - спросила девушка, когда солнце уже вовсю грело макушки высоких и стройных елей.
  - Ближайший на карте город - Ривия.
  - Да до неё топать дня два-три.
  - Тебе что-то не нравится, - с нажимом в голосе спросил я.
  Девушка помотала головой, и мы продолжили движение. Хвойный лес, идти по нему одно удовольствие. Нижних веток не было, как и противного кустарника, сквозь который нам пришлось бы продираться. Лишь иногда приходилось стирать паутину с лица, да огибать надломанные ветром или старостью деревья. Если карта не врала, часа через три пути лес должен упираться в еще один тракт, ведущий в Ривию. Я иногда сверялся с ней, извлекая из кармана с листками Казина. Наше положение с трудом, но определялось с помощью девушки. Если точнее, мы отталкивались от ныне уже не существующей деревеньки Красное ложе, откуда была родом Рита. После нападения оборотней, они с остатками серых стражей и нескольких крестьян двинули на северо-запад. По примерным прикидкам, за несколько дней пути они ушли верст на сорок. Повозка с трудом проезжала по лесу, приходилось передвигаться просеками, а бросать телегу со скарбом крестьяне наотрез отказались, несмотря на предупреждения серых стражей. Думается мне, они бы и пешком далеко не ушли. Зверь в лесу, как рыба в воде. Вопросы, возникшие в голове, не давали мне покоя. откуда вообще эти стражи взялись, да и история у них какая-то мутная, и где я вообще оказался? Мест этих я не знал. Название деревни тоже ни о чем не говорило. Возникало ощущение, будто ход вывел меня за сотни верст от дома. Правда тогда возникал вопрос, откуда наемники знали, где меня ждать? На эти вопросы я не знал ответа. Карта была малой, она отражала положение лишь ближайших на несколько сотен верст объектов. И знакомых среди них не было.
  Я решительно ничего не понимал. Ход мысли осложняла время от времени усиливающаяся боль. Она будто искала место, где получше устроиться. Мало ей было того, что все тело нещадно ломило. Если бы Ловиатар просто вручила мне такой подарок, без переделки моего существа, я бы так и умер там в подвале на радость наемникам.
  - Кто вы такие, - спросил я у девушки, в надежде понять хотя бы происходящее сейчас.
  - Что? То есть в смысле?
  - Откуда у крестьян вдруг появилось сопровождение из серых стражей и недомага, а так же, где взялось столько денег? Мне кажется, оборотни напали на вас не потому, что им хотелось есть.
  Рита скорчила кислую мину, будто я поймал её на воровстве. Помедлив немного, она все-таки решилась приоткрыть завесу тайны.
  - Наша деревня долгое время жила бок о бок с волкодлаками, нас не смущало такое соседство, волки ничем нам не мешали. Даже иногда помогали на охоте, но потом лес принялись прочесывать воины, поддерживаемые отрядами серой стражи. Они выискивали оплот любой нечисти и стремились её уничтожить. После одного из таких рейдов, воины разгромили пристанище оборотней. А вечером волки отомстили, вырезав почти весь отряд и напав на нашу деревню, видимо, думая, что это мы наняли стражей. Спастись нам помогли остатки серых, все, что ты видел - это выжившие из целой деревни. Но оборотням этого показалось мало, они решили доделать начатое, преследуя нас уже третий день. Что случилось потом, ты знаешь.
  - Ты хочешь отомстить волкам, - спросил я больном.
  - Не знаю, еще вчера я спала и видела как этих псов вздергивают на плахе в центре города, но сейчас я не чувствую ненависти. Какая-то странная отрешенность и спокойствие, будто это все во сне.
  Я прервал болтовню девушки жестом руки. Пока мы общались, лес словно вымер, умолкли щебетавшие всю дорогу пташки, перестал стучать дятел, даже насекомые, до этого иногда залетающие на огонек, куда-то скрылись.
  - Пошли, - тихо сказал я.
   Рита все поняла и прикоснулась к арбалету за её спиной, чтобы унять цепи страха, сковавшие молодую грудь. Оборотни, видимо, не поняли намеков и решили доделать начатое до конца, во что бы то не стало. Я чувствовал их взгляды на своей спине, но не подавал виду, лишь положил руку на эфес меча.
   До широкой поляны, поросшей синеватым мхом и мухоморами оставалось минут пять ходьбы, когда оборотни с диким ревом выпрыгнули из укрытий. Волки спрыгивали с деревьев, отрезая пути к отступлению, вот только отступать никто не собирался. Боль уже показала свой вечно голодный оскал, я же и не сопротивлялся.
  Мы оказались в кольце, что явно осложняло мою итак не простую жизнь. Вперед вышел один из волков, самый крупный в этой стае. Его шерсть местами покрылась сединой, морда красовалась сетью глубоких шрамов, а на груди даже имелся след от копья. Видимо, у оборотней вожаком абы кому не стать. Вот бы у людей так же.
  - Хм, жрец боли, какая встреча. Я думал этот пережиток прошлого исчез вместе с разгромом Богини. Как оказалось, ошибся.
  Голос оборотня дрожал, ему было трудно говорить на человеческом языке, иногда он срывался на рык, но я, в принципе, мог различать его речь.
  - Допустим, что так, чего тебе нужно волк?
  - Отдай девчонку и можешь идти.
  - А если я откажусь?
  - Мы убьем обоих.
  Я усмехнулся.
  - Разве я сказал что-то смешное, ненавистный жрец?
  - Почти, меня к сожалению очень трудно умертвить, пес.
  Я понимал, что шансы у девушки малы, если начнется атака, её просто задавят числом, поэтому старался оттянуть момент, начитывая в голове заклинание защитного круга вокруг девушки, вгоняя в слова как можно больше силы. Лишь слово-ключ так и оставалось непроизнесенным.
  - Ну что жрец, ты решил?
  - Узнаешь, но перед этим спрошу тебя об одном. Ты помнишь, чем славился этот культ, и в чем была его сила?
  Волк слегка отступил назад. Видимо, ему оказалась не по нраву улыбка ядовитой и довольной жизнью змеи, которой оскалилась плескавшаяся в нетерпении боль. Секунду спустя оборотень завыл, волки прыгнули, а я активировал заклинание. Вокруг девушки вспыхнул яркий кокон фиолетового марева. Волки, попавшие во власть щита, упали замертво, а в меня впилась чужая боль. Нападение превратилось в резню, только на этот раз охотники стали жертвами. Я старался не убивать животину, дабы потом развлечься с ней. Выходило не всегда, чаще всего, оборотни умирали, корчась от мук. Лес пропитался звуками боли умирающих зверолюдов. Волки больше не пытались приблизиться к туману, окутавшему девушку, все внимание они переключили на главную угрозу.
  Оборотней было много. Живые волны накатывали на меня, рвали и швыряли в разные стороны. Одежда мигом превратилась в хлам. Оторванная сильным ударом острых когтей рука через секунду отросла. Пальцы впились в глазницы возликовавшего оборотня, в стороны брызнула кровь. С силой я швырнул конвульсирующее тело в его собратьев. Меч обагрился кровью, пространство вновь начал заполнять туман, словно испарение, поднимающися из пор земли. Боль ликовала. Чужие муки лились в меня реками, разум отключался от возрастающего на тело давления. Нить безумия нежно обволакивала меня. Я не сопротивлялся этому омуту, где-то внутри было понимание, что там не будет боли, страдания закончатся, лишь окунись в это болото с головой. Я уже был в шаге от вожделенного блаженства, как меня отрезвил протяжный вой.
  - Хватит, - заорал вожак.
  Перерезав горло очередной жертве, я обернулся на звук.
  - Хватит, - уже тише повторил вожак. Я не хочу лишиться стаи из-за слишком глупой настырности. Остановись жрец.
   Вытерев меч об шкуру убитого только что оборотня, я задумался. Навлекать на себя гнев всех оборотней леса, мне не хотелось. А они могли вмешаться, перережь я всю эту псарню. Сила тоже была нужна, и все мы знаем, откуда я её беру.
  - Что ж, хорошо. Но ты поклянешься в верности той, от которой отрекся много лет назад, - прошипел голос боли.
  Вожак вжал уши. Видимо, он понимал в этом больше, чем я. - Иначе, мы вырежем вас как гнойную рану с этой земли. Я буду упиваться муками ваших детей, насиловать ваших женщин у вас на глазах, а затем медленно лишать вас разума дикой болью. Ты хочешь этого, пес?
   Я был в ужасе от того, что говорили мои губы. Сознание как бы разделилось на две части. Я все видел, слышал, вроде и говорил сам, но при это меня не покидало чувство, что слова лились откуда-то из глубин моего существа. Да и не мог я такого сказать. Мучить врагов я был согласен, но вот так и без тени колебаний пытать детей и женщин? Жуткие картины плыли перед глазами, я чувствовал, как хочу этого, хочу окунуться в чужие страдания и упиваться криками боли. Плыть по этой реке нечеловеческой агонии и растворяться в ужасе, бездной смотрящем из глаз из напуганных жертв.
  Оборотень застыл в страхе, будто перед ним распростерлись двери бездны и сам Темный Брат вышел к нему, дабы забрать душу его стаи в свою обитель.
  - Я... Мы, согласны жрец, - выдавил из себя оборотень. - Клан Мергель приносит клятву верности богине боли.
  - Нет, - прошелестел голос. - Вы присягаете на верность мне, Зелешу, мастеру боли.
  Вожак судорожно сглотнул.
  - Клан Мергель приносит клятву верности Зелешу, мастеру боли.
  Каждое слово вожак выдавливал из себя будто под пытками. Хотя, почему как? Давление силы на волка было ужасным. Я сам чувствовал, как тысяча тысяч агонизирующих тел разверзлись вратами в обитель вечной боли перед оборотнем. Сознание менялось, перестраивалось. Осознать изменения было невозможно, я лишь знал, что прежним мне не быть. Да и могло быть иначе, после содеянного там в тайном ходу?
   Тело подалось вперед, бледные пальца легли на мохнатую грудь оборотня, волк вздрогнул как от удара бичом. Мутно-фиолетовое свечение охватило ладонь и перетекло на волкодлака, от чего тот зарычал. Остальные волки протяжно завыли. Видимо, с ними было тоже самое.
  - Узнаешь?
  Оборотень ничего не ответил, лишь в глазах его плескалось отчаяние.
  - Придет время, я призову вас заплатить кровью врагов за данное сегодня слово, - прошелестел голос.
  - И когда это время придет, как нам тебя найти?
  - Я сам вас найду, а до тех пор живите, размножайтесь, растите силу, обращайте людей. Передай мои слова остальным вожакам. Вы появились благодаря силе боли, настанет день, когда придется заплатить по счетам. Теперь с глаз моих долой, пока не передумал.
   Вожак завыл, объявляя отступление. Волки похватали своих изувеченных собратьев и исчезли. Я же медленно опустился на землю. Боль складывала свои могучие крылья до поры до времени засыпая в моей груди. Ее давление слегка ослабло, но эти муки... Видимо, они мои навечно. Безрадостные мысли крутились в голове, разгоняя подступившее безумие. Я старался не думать о произошедшем, дабы окончательно не сойти с ума и не превратиться в то чудовище, тень которого сейчас вышла на свет. Месть? Не велика ли плата за ее осуществление?
  - Может быть не терзать себя и сразу позволить силе и безумию захлестнуть себя с головой?
   Я встрепенулся и взял себя в руки. Чему быть, того не миновать, а пока нужно выжить и дойти хотя бы до города. В конце концов я обещал матери, что не смотря ни на что, буду жить. Своим словам нужно быть верным. Раз так...
  Усилием воли я погасил щит вокруг Риты. Девушка была явно ошарашена, частое дыхание, глаза на выкате, бледное лицо, нервное потрясение на лицо. Если снаружи был виден лишь фиолетовый ареол, то изнутри все обозревается более чем. Мда, увиденное не оставит равнодушным даже сильных духом.
  - Живая, - холодно спросил я.
  - А? Да. Что это было?
   Девушка сорвалась на крик, я не стал проявлять агрессию, а просто дал время Рите выпустить на волю эмоции. Грудь зачесалась. Удивленный новыми ощущениями, я расстегнул ворот рубахи и оторопел. На груди красовался багровая метка Боли, та, что я оставил на груди у вожака стаи. Прикоснувшись, я почувствовал связь между мной и оборотнем. Видимо, не зря все сложилось именно так. В любой момент из любой точки мира я мог воззвать к тем, у кого была эта метка. Гордыня слегка ковырнулась в душе, но быстро умолкла.
   Рита замолчала, что заметил я далеко не сразу. Увлеченный новыми ощущениями, я совершенно забыл про окружающий мир. Непозволительная халатность.
  - Может объяснишь мне хотя бы то, каким образом на тебе затянулись такие раны? А рука? Да пару минут назад ты щеголял внутренностями.
  Второй акт истерики не собирался заставлять себя ждать.
  - Магия может и не такое, - буркнул я.
   Рита скорчила кислую мину, видимо, на это её не купишь. Рассказывать кому-то свою историю я не собирался, но и бездействие приравнивалось к глупости. Девушка все равно не оставит эту тему, начнет выдумывать всякие бредни, в итоге поверит в свои мысли. И неизвестно на какие действия её после этого потянет. Конечно, всегда можно замучить до смерти излишне назойливых, кровавые мысли только и ждали команды. Только стоит ли? В мире и без нее найдутся толпы желающих отведать вкус клинка, к чему навязывать эту пищу тем, кто не лезет на рожон?
  - Все очень просто, некогда я принадлежал к древнему роду, ныне уже несуществующему. То, что ты увидела, часть возможностей таких как я. Уяснила?
  Девушка кивнула, но по глазам было видно, что вопросов у неё гораздо больше. Здравый скепсис прямо-таки лучился из недр ее русой головушки. Собственно трепать языком дальше я не собирался, следовало продолжить путь, о чем и было заявлено.
  - Может хотя бы сменишь рубашку, - выпалила Рита.
   Одежду и правда стоило заменить, кольчугу можно было выкинуть, собственно, вообще не понятно, для чего я ее одел. Весь мой 'светский' наряд тоже пришел в полную негодность.
   Треклятые псы, одни разорения с них. Если девушка сделала вид, что её мои объяснения устраивают, остальным то что говорить? Здрасьте, я воплощение мировой агонии во плоти, ой, извините, что одежонка с дырочками, это из-за работы?! Раздражение полыхнуло в печенках, но быстро потухло. Мне предстояло отыскать среди этого тряпья что-то более менее подходящее. Или около того, чтобы походить хотя бы не крестьянина, но никак не законченного нищего, вылезшего из под топора мясника.
   Пришлось снимать сумку и искать подходящую одежду. Кольчугу жаль, в кустарных условиях починить клепанку без инструментов и должных навыков практически невозможно. Поговорив с душившей меня жабой, мы пришли к выводам, что эту большую железную дырку все же придется выкинуть.
  На сей раз на мне красовалась бирюзовая рубаха. Если честно, странный у её прошлого хозяина вкус, как по мне, близкий к содомии.
  - А теперь пошли, до темна недалеко.
   Рита молча следовала за мной. Иголки вновь тихо похрустывали под каблуком сапога. Лесные птахи все так же передавали местные сплетни. Ветер заблудился в ветвях одинокого каштана, так неудачно притулившегося на краю холма.
   Девушка о чем-то задумалась. Взгляд серых глаз вперился мне в спину и не замечал ничего вокруг. Я ее понимал. В конце концов все эти 'увеселительные зрелища' не лучшим образом сказываются на психике. Тем более молодой девочки. Хотя, чего греха таить, молодому парню тоже не следует в столь юном возрасте вникать в проблемы жизни и смерти.
   Мысли крутили перед глазами картинки памяти. Смерть матери, жестокие издевательства над наемником и оборотнями, все по кругу. Да, последние сами напросились, но вот самоуправства силы мне не нравились. Вопрос о том, в какую лужу я вляпался, встал ребром. Какая-то крохотная часть меня пыталась бунтовать, подсовывая воспоминания о Марго, о матери, которые явно бы не одобрили того, что мне теперь придется делать вновь и вновь. С наслаждением, упиваясь чужими страданиями, резать, пытать, вынимать человеческое и не только нутро наружу, погружая пальцы в саму сердцевину живой души.
  Плавно мысли о высокой морали скатились к жажде новой боли. Глаз слегка покосился в сторону Риты.
  - Брр.
  Резко тряхнув головой, я отбросил шальные мысли, что мерзостью разлагали мое нутро.
  - Что?
  - Ничего, все в порядке.
  Голос вдруг стал грубым и сухим, словно из меня разом вытянули всю живительную влагу.
   Слуха коснулось шуршание воды. Где-то поблизости, шагов в трехста на закат, виднелась полоска реки. Она то терялась в колючих зарослях шиповника, то выплывала из-за кряжистых елей.
  - Зелеш, я пить хочу, - взмолилась Рита. - И умыться.
  - В фляге была вода.
  - Я свежей хочу!
   Вспышка гнева раскаленным прутом пронзила грудь. Резко развернувшись, я сжал кулаки, но сдержался. Отравленный болью разум во всех красках рисовал перед глазами удручающие картины пыток. Сильным усилием воли я развернулся и медленно двинулся в сторону водоема.
   Напуганная донельзя Рита отстала. Краем глаза я видел, как ее трясло, но закусив губу, та все же сделала свой выбор и пошла следом за мной. Тихие всхлипы сопровождали меня вплоть до ручья.
   Плотные стены ельника расступились, обнажив небольшой речной пляж. Звонкий ручей с плеском бился в крупные камни и шумно разлетался в разные стороны. Видимо, это было для него сродни игры. Вечная битва воды и камня.
   Ручей брал свое начало в еле видных отсюда бледных скал, что отделяли Зеленоземье от Каменной Пустыни, за которой начинались Темные территории. Поговаривали, что там обитает сам Темный Брат - бог-дьявол со своей вечно алчущей чужих душ свитой. Горы мне были знакомы, из западных окон замковой башни был виден этот бледный хребет, только гораздо ближе.
   Сквозь просвет виднелись белые барашки, гонимые небесным пастухом далеко на запад. Солнце плавно перекатывалось за полдень, от чего свет падал прямо на пляж.
   Рита пошла умываться и набирать воду. Я присел. Сухая ладонь сгребла в охапку горячий песок. Я думал, что горячий, но ничего не чувствовал, кроме скрежета многочисленных белых песчинок между пальцами.
  - Что за черт?
   Бросив песок, я подошел к воде и опустил туда руку. Пальцы чувствовали прикосновение воды, но я не мог сказать холодная была вода или нет. Словно у меня отказало осязание. Недоумение тенью испуга кольнуло в сердце. С другой стороны, а чего я хотел? Боль тисками сдавливала тело, о каких еще ощущениях могла быть речь? Только сейчас я заметил, что мне не жарко. Даже пота не было.
  - Я что умер?
   То безразличие, с которым мысль пронеслась в моей голове, пугало. Но еще больше пугало отражение. Корявый отблеск на пенной глади воды давал смутные очертания белоснежно белого лица никогда не видевшего и луча солнца. Изнуренный лик с презрением и злостью взирал на меня из воды. И это был я. Гнев полыхнул с новой силой, но тут же затих. Какой смысл теперь биться в истерике, выбор был сделан. Во многом за меня. И что поделать, раз уж именно на мои плечи жизнь щедро сыпнула помоев. Мой лик был мне отвратителен, но еще более отвратительным было солнце, ручей, лес и сама жизнь.
   Я вновь вернулся на песок. Пальцы спокойно перебирали песчинки, а ум улетел куда-то в облака в одни ему известные дали. Рита набрала воду и теперь умывалась. Глаз слегка зачарованно наблюдал за манипуляциями девушки. Особенно сильно его привлекли едва округлившиеся прелести. Однако тело никак не отреагировало. С таким же успехом я мог смотреть за пежней мух над навозной кучей. Старая жизнь сдавала позиции, отступая перед голодной пастью стремительно растущей боли. Не в силах больше отмечать изменения в своем существовании я закрыл глаза и позволил себе немного расслабиться.
  Сквозняк забрел в мои патлы и ласково гладил голову. Сквозь дремоту мне чудились невесомые пальцы матери, что с извечным упрямством силились разладить эту непокорную шевелюру. Казалось, будто она здесь рядом. И отец. Словно они могли смотреть, и их грустный взгляд взирал на меня. С тенью сожаления, с тоской и пониманием.
  Я дал слово, что выживу. Вот только буду ли жить? Ответа вновь не было. Память несла меня по страницам детства. Еще вчера я мечтал как сбегу из дома, а теперь мне нестерпимо хотелось туда вернуться, и чтобы все было как прежде. Даже извечное занудство Кериила казалось мне таким пустяком по сравнению с тем, во что судьба меня мокнула с головой.
  - Зелеш.
   Робкий голос Риты вырвал меня из пелены мечтаний и швырнул в суровую реальность.
  - Чего тебе?
  - Мне нужно по женски.
   Девушка явно мялась. Оно и понятно, наверное, еще и терпела всю дорогу.
  - Хорошо, только быстро.
   Я еще тешил надежды добраться к ночи хоть до какого-то жилья. Боль болью, а спать на камнях не было ни капли желания. Да еще и в лесу, в котором то оборотни, то еще какая нечисть бродит. Лес оглушил пронзительный крик. Я уже даже не злился. Если уж черная полоса изволила ворваться в твой дом, уходить просто так она не станет. Тихо матерясь я бежал вглубь леса. Девушка нашлась метрах в двухстах от пляжа. В волчьей яме.
  - Бесово дитя! За какие провинности мне это все, - гневно вопрошал я небо, вытаскивая это чудо наружу.
   Стопа была вывернута под неестественным углом, левую ногу пронзил остро отточенный кол. Никаких моих навыков не хватало, чтобы так быстро заживить это все. Заклинание малого интуитивного и дальше по тексту вяло заживляло раны. Боль словно не хотела делиться силой. Внутри будто перевернули все с ног на голову. Магия, еще ночью легко отзывавшаяся на мой зов, ныне капризно дула убы. Гнев жерлом вулкана полыхал где-то в печенках, омрачая и без того не светлое настроение.
  Девушка выслушала все, что я думаю и о ней, и о ее родственниках, и о неудачниках, что вырыли эту яму. Даже дворянское воспитание не смогло унять этот словопоток яда, сарказма и ярости.
  - Придется ночевать тут, иначе я тебя живой не донесу, - сказал я, затягивая импровизированные лангетки отрезанной от сумки с одеждой лямкой.
   Рита молчала. По ее по девичьи пухлому лицу градом катились слезы. Пыльный рукав оставлял за собой грязный след. Я посмотрел в небо. За что мне это все?
   Записи Казина выручили и здесь. Пусть заклинание очага и далось мне только через пол часа, однако, это было куда быстрее, чем разжигать костер трутом и кресалом.
   К моменту, когда я подготовился к ночлегу, начало смеркаться. В ржавом пламени купался пузатый закопченный котелок. Какое-то варево из засоленного прошлой ночью мяса и пучков местных трав время от времени плескало свое содержимое в пламя, от чего то сдавленно фыркало. Увы, повар из меня был абсолютно никакой. Благо Рита смогла подсказать, как сделать нам ужин, чтобы он не просился наружу после второй ложки.
   Девушку трясло. Заклинание работало медленно даже после десяти прочтений. Нога опухла и посинела.
  - Прости, прости за все, я...
   Риту прорвало. Накопившиеся эмоции разрушили плотину сдержанности и волной безумств вылились на единственного доступного слушателя. Сбиваясь на словах, девушка что-то усиленно пыталась до меня донести. Но суть каждый раз скрывалась за ревом и всхлипами.
   Я подошел ближе. Ее голова уперлась мне в ногу. От обилия слез штанина тут же промокла. К сожалению, ни один великомудрый учитель не дал мне науки как успокаивать женщину. А сделать это было необходимо. На этот вой не то, что оборотни, нежить из могил могла полезть. Не в силах никак прервать этот сумбурный словопоток, я слегка ткнул девушку в шею. Фридрих неделями бился, чтобы я смог наконец-таки отработать этот тычок на местной челяди. Тщетно. Удар ложился куда угодно, но не в артерию. Зато теперь все прошло как по маслу. Голова девушки запрокинулась. Я плавно опустил ее на расстеленную шинель и перенес поближе к костру. Через пару часов все переросло в обыкновенный сон.
   Мне не спалось. Сон никак не хотел забирать меня в свои спасительные объятья, чтобы хоть на пару часов подарить мне отдых от боли.
  - Неужели мне теперь так вечно?
   Мысль паникой ворвалась в голову, сея сумятицу и разочарование разом. Я открыл глаза и вперился в звездное небо, проступающее сквозь кроны елей. Тысячи глаз великих душ смотрели на меня и, казалось, прожигали насквозь. Вот они, вечные зрители наших сумасбродных решений. Тысячи лет они следили за нами и проследят в десятки раз дольше. Свидетели грандиозных начал и одиозных финалов.
   Вдали раздался вой. Сквозь тишину ночи я слышал десятки сопящих оборотней. Они мчали сквозь лесь, пропарывая расстояние, словно нож масло.
  - У них там что, великий волк с небес сошел, - раздраженно подумал я.
   Не прошло и пяти минут, как стая из пяти волков во главе с уже знакомым вожаком стояла пред моим грозным взором. Нас отделяла лишь призрачная фиолетовая стена. Оборотни активных действий не предпринимали.
  - Чего тебе, - злости не было предела.
   Мало того, что сон не шел, так еще и эти псы опять пожаловали. Впору было вешаться, только смысла никакого. Лишь только на потеху окружающим повисеть себе на дереве и слезть. Все равно ведь не умру.
  - Жрец, беда.
  - Да чтоб вас всех на плахе вздернули! Что случилось? Печать на что? Или вы думаете мне в радость смотреть на ваши клыкастые морды? Увольте, ничего красивого не вижу.
   Вожак спокойно дослушал гневную тираду и быстро ввел меня в курс дела. Зря веревку не намылил, хоть бы развеялся. Пока оборотень рассказывал о проблеме, я тихо впадал в отчаяние и бешенство одновременно. На деревни волкодлаков напали члены серой гвардии. И в этот раз все крайне серьезно. Три сотни забитых серебром под завязку солдат топтали хижины оборотней. Основной удар пришелся на главное поселение две сотни сеяли смерть. Остальные разделились и отвлекали оборотней других кланов на себя. Клейменный вожак не стал тянуть себя за хвост, а мигом помчал ко мне с криком о помощи.
  - Твои псы просят помощи жрец, мы отобьемся, а вот клан Зель мы спасти не успеем, - закончил на ломаном рычащем зверь.
  - Но ведь мне еще никто не присягнул, кроме вас, - резонно заметил я. - Вправе ли ты говорить за всех?
  Оборотень рыкнул.
  - Да, это моя воля и я за нее в ответе. Если ты поможешь кланам, они встанут под твои стяги, куда бы ты не шел. Честь превыше жизни!
  - Что ж, веди.
   Я пошел собирать сумки, а волки тем временем быстро погасили огонь. Один из них взвалил на себя Риту. Пусть и грубо, но все же урок они запомнили хорошо. Это радовало.
  - Время, жрец, не на нашей стороне, - аккуратно поторопил меня вожак.
  - Знаю.
   Не судьба мне видно щеголять модной кожаной сумкой. Последняя лямка пала жертвой храбрых, став чем-то вроде поводьев. Вожак спокойно встал на четвереньки и позволил стянуть ему грудь ремнем, сумку пришлось прижать животом.
  - Помчали.
   Скачка была бешеной. Оборотни неслись сквозь лес как черт от ладана. Овраги сменились буреломом. Волкодлаки прыгали, цеплялись за стволы, отталкивались и мчались дальше. Трясло нещадно. С каждым прыжком я сжимал ремень все сильнее. Вожак уже хрипел не в силах сдержать такого давления, но мы так же резво мчались сквозь ночной лес к пылающим домам.
   Деревья расступились внезапно. Вот он был лес, миг и мы влетели в деревню. Обычная деревушка дворов на двадцать ныне не спала спокойным сном. Бегали женщины и дети, некоторые уже превращались в волков, рвали одежды и с воем мчались на неприятеля. Свистели болты, один тут же прилетел мне в глаз. Стрелки били метко и наповал, не тратя снаряды понапрасну. Волк споткнулся, от чего я ядром вылетел прям на поляну, где двое серых стражей дожимали как лунь седого оборотня.
   С противным чавком болт вышел из глазницы. Еще секунда понадобилась, чтобы глаз восстановился, и еще три на то, чтобы оценить происходящее вокруг.
  Оборотень держался на одном упрямстве. Его шкура то тут, то там сочилась бурой кровью. Густые капли стекали по шерсти, сквозь порезы виднелись мышцы.
   Еще один болт впился мне в бедро. Глаза накрыла пелена ярости, а голодная жажда сладострастно взвыла. К стражам вышел уже не человек, но палач. Болт, что попал мне в глазницу я вонзил прямо в голову стоящему ко мне спиной стражу. Посеребренный металл пропорол череп, выбил зубы и вышел с другой стороны. Первые капли боли попали в мое отныне вечно голодное чрево и взорвались палитрой красок.
   Второй страж умирал дольше. Он только собирался добить волка, но я поймал его руку на лету. Резкий разворот с хрустом выломал ему локоть, зубы впились в горло, выдирая клочья мяса. Кровь брызнула в разные стороны. Ударом ноги я пробил ему ребра и пошел дальше. На миг мне показалось, что даже находящийся на грани жизни и смерти оборотень был не рад тому, что выжил.
   На ходу я поднял валяющися рядом арбалет и дал выстрел. Тяжелый болт пробил ногу стоящего неподалеку стража и застрял в мышце. Еще несколько снарядов просвистели в опасной близости от моего лица. Несколько свидетелей жестокой расправы над их товарищами бросили бегать за детьми и переключились на меня.
   Волки уловив момент напали разом со всех сторон. Разорванные в клочья останки разлетелись в разные стороны. Мне на плечо упал обрывок кишок. Мерзкое зрелище. Пока арбалетчики отвлеклись на меня, оборотни не теряли времени даром, раздирая на части то одного, то другого стража.
   Солдаты поспешно перестраивалась в боевой порядок буквой П. Снаружи щитоносцы, внутри десяток арбалетчиков. В ход пошла магия. Тяжелый фиолетовый жгут рванулся к солдатам и стиснул людей в своих объятиях. Несколько щитоносцев рухнули замертво, остальные падали на колени, рвали на себе доспехи, выцарапывали глаза, ноздри и уши не в силах терпеть то, что свалилось по их души.
   Боль текла и текла в меня реками. Ей не было ни конца, ни края. Фонтанами она вливалась в мою грудь на краткий миг давая мне отдохновение, чтобы потом с новой силой вгрызться мне в душу.
   Через какое-то время подоспела подмога из других кланов, но воевать уже было практически не с кем. Некогда ровные ряды серых стражей теперь зияли страшными дырами и пахли страхом.
   Оставшиеся три десятка рассредоточились по деревне, некоторые заперлись в домах и отстреливались. Группа стражей, попавших под первый магический удар скончалась. Последний солдат будучи не в силах сопротивляться вонзил себе в грудь нож и пал на землю.
   Остальных щупальца боли разбрасывали по деревне, рвали на части, впивались в тела. Солдаты кинулись рубить их, дабы освободить еще живых товарищей, но на месте одной появлялось две. Крики ярости смешались с агонией умирающих в симфонию ужаса, страха и смерти. Знамя Ловиатар шествовало в этот мир незримыми путями, сотрясая скрепы ее темницы. Я чувствовал ее близость, от чего мне хотелось разорваться на части, но не мог. Сделка держала пуще петли. А потом глаза заволокла пелена вышедшей наружу Боли, и мир померк.
   Битва переросла в слабое сопротивление. Оборотни особо не лезли, они и сами лишний раз старались не попадаться мне на пути. Болты я больше не вынимал, лишь иногда они превращались в орудие пыток. Магия сплеталась с силой. Щупальца боли рыскали по деревне, пробивали стены и доставали наружу орущих солдат. Тело добивало то, что осталось.
   Я не сразу понял, что все закончилось. Лишь спустя десяток минут до меня дошло, что поток боли стал меньше, а затем и вовсе иссяк. Не в силах терпеть бурю, бушующую внутри, я рухнул на землю. Именно в таком положении меня и застали оборотни. Их взору предстала жуткая картина: перемазанный в крови и грязи и пронзенный болтами, будто подушечка для игл, посреди трупов валялся я. Меня колотило. Боль волнами растекалась по жилам, выворачивая те наизнанку. Мир превратился в калейдоскоп, разрозненные образы смешались с воспоминаниями и мыслями. Казалось, будто меня разрезали на тысячи мелких кусочков и собрали обратно. Невпопад. Отточенное лезвие безумия терзало хрупкую душу, вонзалось в него мясницкими крюками и тянуло в разные стороны. Голодные щупальца медленно втягивались обратно, вместе с ними отступало беспамятство.
  - Жрец, - аккуратно спросил незнакомый голос.
   Голос волка доносился откуда-то издалека. Словно я был под водой. Мне с трудом удалось понять, что от меня вообще хотят. Я медленно встал с земли. Негоже дворянину пусть без рода и имения валяться в пыли, аки холоп. Болт за болтом, харкая кровью, падали на землю. Раны тут же зарастали. Чьи-то потроха кровавыми культями опали на землю, глубокая прореха на спине затянулась, напоследок противно хлюпнув. Откуда она вообще взялась я помнил плохо, перед глазами мелькали картинки, чей-то яростный взвизг, блеск отточенного до остроты бритвы лезвия, легкая боль у лопаток, предсмертный вопль. Тяжелый вдох прервал нить воспоминаний.
  - Чего тебе, - спросил я, придя в относительную норму.
   Голос скрежетал как нож по стеклу. Казалось, что я не пил целую вечность. Но еще больше мне грезилось, что все вокруг чей-то навеянный бред. Все было будто во сне и на яву одновременно. Меня мутило.
  Проморгавшись, я понял чего именно хотели оборотни. Все оборотни от мала до велика стояли на коленях и смотрели мне в глаза. Встал лишь один, тот седой, которого я спас от гибели, это его голос вырвал меня из беспамятства.
  - Достойна сила твоя, - начал он свою речь. - Кланы оборотней в долгу перед тобой. Мерлок все нам рассказал. Что ж, я думаю жизнь наших детей достойна служению тебе. Веди нас, жрец боли.
   Волкодлак ждал моего ответа.
  - Быть по сему. Все те, кто считает, что его долг передо мной выше их жизни, да пойдут со мной.
  Боль не вмешивалась. Пафосные слова получились, но ситуация обязывает. Они не я, их не жрет изнутри червь безумия, подаренный Ловиатар.
   Печать легла на всех. Ни один волк не стал уклоняться. Каждый встал под мое знамя - сплетенный из колючих кореньев круг, в центре которого красным сияла буква В. Память кольнуло. Имя. Мое имя, такое привычное и уже почти забытое вновь вспыхнуло внутри. Что я делаю? Что я сделал? Без малого почти две сотни людей пали сегодня от моих рук. Стали смазкой механизма мести, которым я стал, заключив сделку. Вот только чьей мести? Моей ли? Или все намного глубже. Этого я понять не мог.
   Ночь плавно сдавала свои права подкрадывающемуся из-за горизонта новому дню. Мытарствующие во тьме твари прятались в своих норах, мир просыпался, являя себя во всей красе. Алая полоска рассвета лужей крови растеклась по стремительно сереющей полоске неба. Звезды смыкали свои холодные очи, передавая пост дневному светилу. Вот только этот рассвет отныне недоступен тем, кто пал этой ночью. Лишь мы, еще живущие, вправе вдохнуть глоток нового дня, им же, распластанным на холодной земле, такого уже не дано.
   Волки разошлись кто куда. Деревня, название которой я не знал и не хотел знать, нуждалась в ремонте. Трупы стаскивались в отдельную хижину, стоявшую в отдалении. Мрачный дом из соснового сруба щерился пустыми окнами. Дверной проем зиял тьмой, поглощая трупы своим безразмерным голодным чревом. Массивная рубленая дверь тихо поскрипывала на сквозняке, напевая почившим мерзкую трель, словно с издевкой. Изрубленные столбы, на которых держалась крыша веранды, походили на елок. С пяток отливающих серостью серебра болтов так и торчали из дерева. Дети тихо поскуливали по углам. Женщины оплакивали мужей. И как они их узнавали в волчьем то обличье? Почти все живые оборотни обернулись в людей. Кто-то только закончил и уже запахивался в поднесенные одежды, а кто уже взялся за инструмент и принялся чинить дома.
   Такие разные хижины. Каждое было индивидуальным. Не повторялись ни узоры, ни фасон. Словно живые, дома были со своим характером, со своей историей. Лишь одна из них стала общей для всех - та бойня, что случилась ночью.
   Вопрос вины уже не возникал. Это мой народ, мои нелюди, а значит, кто бы не пришел в их дом с мечом, мое дело их защищать. Пусть я и заключил сделку с Ловиатар, предал забвению свое имя, но дворянином быть не перестал. В конце концов, я был сыном графа Доргия и графини Тильды Титских, и этого у меня не отнимет никто.
  
  Глава вторая.
  
   Деревня Зель медленно приобретала богоугодный лик. Несколько подожженных серой гвардией домов были потушены. Велись работы по восстановлению поваленных ворот деревянного тына. Шаман клана Зель прохаживался тут и там, ворожа над раненными. Обломки покрытий, осколки слюды, надломленные чудовищной силой боли бревна, остатки доспехов валялись всюду, - все это тщательно собиралось и уносилось в тот мрачный дом. Там шаман должен будет отделить зерна от плевел, как здесь говорили. Нужное оставят, остальное предадут священному огню. Непонятным мне было то, что трупы оборотней сложили рядом с телами гвардейцев. С этим я и пошел к шаману. Он как раз заканчивал уход за последним подранком. Им оказался младенец.
  Дети у оборотней рождались наполовину зверем наполовину человеком. И только по достижении семи лет они учились полностью переходить в одну из ипостасей. Этого я не знал, поэтому не сразу понял, что за чудо лежало в пестрых пеленках и тихо поскуливало. Комок шерсти с человеческим лицом, волчьими ушками и двумя маленькими клыками негодующе шипел на шамана и порывался цапнуть того за палец. Старец лишь усмехался прыти ребенка и тяжело вздыхал. Рана была глубокой. Похоже гвардейцы решили выкорчевать этот оплот нечисти под корень, а память об этом месте предать забвению. Знакомая история...
  Рядом стояли его родители. Молоденькая девушка приятной наружности с волнением в руках теребила подол зеленого сарафана. Длинная коса, перекинутая через плечо мелко дрожала в так движениям. Глубокие синие глаза с грустью смотрели на свое чадо и ждали вердикта шамана.
  Отец был холоднее льда. Застыв словно каменное изваяние, он отрешенно смотрел куда-то вдаль. Могучий, как дуб, я по сравнению с ним выглядел недокормленной в детстве блохой. Вот только внутри все было наоборот. Оборотень напрягся, когда я подошел ближе к младенцу, но ничего не сказал.
  - Как он, - спросил я у шамана.
  - Хорошо, - неутешительным тоном ответил оборотень.
  Было видно, что хорошим тут и не пахнет, еще немного и ребенок умрет. Края раны, опаленные напылением из благородного металла, начали подгнивать. Сил шамана не хватало, чтобы стянуть такую сильную прореху. И пусть юный волкодлак и вел себя агрессивно, это была агония, но никак не детский каприз. Понимал это я, понимал шаман, понимал отец ребенка. И лишь мать верила в безграничную силу провидения, воплощенного в лика среброволосого шамана.
  - Дай я попробую.
  Шаман было хотел что-то сказать, но передумал. Я же положил руку на рану младенцу. Тот взвизгнул от боли, правда кусать не стал. Женщина дернулась ко мне, но тяжелая рука отца-оборотня остановила женщину.
  - Но он же, - только и успела сказать женщина.
  - Делает, значит так надо, - безапелляционно заявил ее муж.
  Шаман вновь воздержался от комментариев. Я же сосредоточился на ране. Уже привычные мне слова заклинания из тетрадки ныне покойного Казина соскользнули с моих губ. Еще раз и еще. Я твердил про себя заклинание, щедро вливая силу в зверька. После пятого прочтения ребенок потерял сознание от боли, но гнойная корочка с краев раны осыпалась пеплом, кожа с тихим треском начала сходиться.
   Забота о ребенке была передан обратно шаману. Ему оставалось лишь привести в чувство зверька да передать его обратно родителям, сопроводив мудрыми наставлениями по уходу за больным.
   Мне стало тесно. Я отошел к завалинке и оперся плечом об стену. Странная эта штука жизнь. Каждый мой шаг вел меня к тому, чтобы сегодня умерло столько людей. Каждое принятое мной за последние дни решение вело меня к тому, чтобы чей-то ребенок жил, чтобы жило все поселение, пусть и не совсем людей, но от этого не менее живых и любящих жить. Так что же это все? Зло, добро, или бытие не укладывается в столь тесные рамки догматов морали? Ответов не было.
   Младенец огласил деревню протяжным не то воем, не то ревом. Магия боли еще плескалась в маленьком оборотне. Я чувствовал крохотные нити силы, по которым в меня каплями стекала энергия причиненных страданий. И пусть они были во благо, легче чаду от этого не становилось.
  Шаман бережно передал оборотня матери. Женщина словно расцвела. Глаза, доселе походящие на бездонную морскую гладь, стали светлее неба. Щеки порозовели, а по миловидному лицу расплылась счастливая улыбка. Отец волчонка склонился над сыном и взъерошил ему волосы на голове. Скупая улыбка терялась в густых копнах бурых усов.
   Они были счастливы, а мне было мерзко. Потому что никто не будет рад мне так же, как два оборотня радовались исцелению своего ребенка. Будут уважать, бояться, ненавидеть, но ждать моего прихода, как земля потоков дождя, меня некому. Кто будет рад куску безумной боли, какой умалишенный захочет приютить палача, чьи руки уже по локоть в крови? И ведь это только начало.
  Глаза поднялись к небесам. Синее полотно распростерло свои безграничные объятия, стиснув в них крохотный шарик земли. И не было в этом голубом море ни печалей, ни тревог. Лишь спокойствие и тишина. На краткий миг мне показалось, что оттуда на меня смотрит вечность, только шагни и я уже там, среди волн блаженства и покоя. Боль тисками сдавила грудь, напомнив мне, что дорога в вечность отныне мне недоступна. Мой удел веками топтать земные тропы в поисках новой порции чьих-нибудь страданий. Противная слеза навернулась на уголки глаз. Тяжело терять близких, вдвойне тяжело терять их насильно, и уж тем более когда тебе только шестнадцать. Голова еще полна энтузиазма, сердце доброты, а душа света. А тут на нее вылили ушат липкого колючего мрака... С адской болью в виде сочного десерта.
  - Спасибо.
  За размышлениями я и не заметил, как ко мне подошел отец спасенного мальца.
  - За что, - со злостью спросил я.
  В воздухе запахло болью. Волк в страхе попятился, но быстро взял себя в руки.
  - За спасение моего сына, род Талишей у тебя в долгу, - сказал мужчина, положа руку на сердце.
  Едкая смесь злости и ненависти пронзила мое нутро.
  - В долгу говоришь!? И что ты мне дашь взамен волк? Вернешь мне мою семью? Или разделишь дьявольскую колесницу боли со мной на двоих!? Что мне твои долги, когда в душе поселился демон, а жизнь превратилась в прах.
  Меня несло. Эмоции оседлали разум и бешеным табуном во весь опор мчались на оборотня. Из-за спины с тихим шипением показались щупальца, чтобы проверить кто там обижает хозяина. Пришлось спешно брать себя в руки, иначе радость могла быстро смениться трауром. Не стоило давать слабину, тем более, если я собирался повести оборотней на убой. И тут же мысль резанула мне голову. А стоит ли? Чем же я тогда лучше этих двуногих скотов, что растерзали мою семью? Готов ли я потом смотреть в глаза чужим женам и детям, неся ту пафосную чушь о великих подвигах их канувших в лету отцов?
  - Извини, волк. Ступай к семье и выкинь чушь из головы. Придет время, сочтемся.
  Ошарашенный моей истерикой оборотень спешно топал к своей жене. В его голове никак не могло уложиться, что он сделал не так, и почему этот бледный как луна человек окатил его с ног до головы помоями за его альтруистичные порывы. Бедный оборотень, если бы он знал, что за мысли терновым венцом драли мне голову. Какие картины пыток рисовал отравленный поцелуем Ловиатар разум. Хорошо, что ему это так и осталось неведомым.
  К завалинке подошел шаман и пристроился рядом на невысокой скамейке.
  - Зря ты так, жрец, он ведь как лучше хотел, - с укором сказал шаман.
  - Пусть не хочет. Я его ни о чем не просил, так что пусть засунет свои благие порывы глубоко и надолго.
  Оборотень покачал головой. Погрузив руку глубоко в серую рясу, он извлек оттуда красное яблоко.
  - Будешь?
  Я отмахнулся.
  - Ну мне больше достанется.
  Заостренные клыки впились в сочную мякоть плода, сок брызнул в сторону. С тихим хрустом шаман уплетал яблоко, упоенно наблюдая за одиноким облаком, плывшим на восход.
  - Хочешь ты жрец или нет, но каждый наш шаг навсегда отражается на этой тверди. Добрый ли он, злой, глубокий или нет, он будет еще долгие годы напоминать о хозяине следа. Не твоя вина в том, что произошло с тобой, но эта дорога была предназначена для твоих ног. И только от тебя зависит, какие следы останутся позади.
  - Мудрые слова, - с тенью сарказма ответил я. - Вот только это не отменит ничего. Чтобы я не оставил за собой, я так и останусь собой с этой треклятой болью в груди один на всем белом свете. Никому и даром не нужный.
  Шаман доел яблоко и рассматривал огрызок.
  - Ээх, молодость. Я не знаю, что случилось с тобой, зато мне ведом источник той силы, что поселился в тебе. Могучий и страшный одновременно. Такой же, как и та, что одарила тебя им. Когда-то давно наши предки были простыми друидами, растили этот лес, жили в ладу с природой. Но пришла дева с белым лицом, и все изменилось. Обескураженные мощью боли, они присягнули на верность Ловиатар.
  Последнюю фразу шаман сказал с нескрываемой горечью.
  - И что же было потом?
  - Реки крови и опустошенные земли, сожженные леса и вытоптанные поля. Друиды, алчущие боли, превратились в монстров. В верных псов своей богини. Они боготворили ее, лизали каждый ее след и с радостью уничтожали очередной город, на который указывала своим перстом повелительница чужих страданий. А потом была война. Боги, возмущенные наглостью богини, спустились с небес, но были не в силах справиться с той, что правила болью. И тогда с трона сошел сам Триединый, и лишь тогда они одолели Ловиатар. Богиня ушла, а мы остались. Брошенные хозяином, словно шавки, под дождь из невзгод. Выжившие люди ополчились на нас. Как видишь, этот гнев не иссяк и по сей день. Это наша плата за ошибку наших предков. Прошло столько лет, оборотни вернули себе человечность, зажили спокойной жизнь, вновь взялись за леса, вот только знания наших предков так и остались с ними. В могилах. Нам же достались лишь крохи. Но и этим сыты. А теперь появился ты. История повторяется, в отчаянии мы присягнули тебе, но вот куда ты нас выведешь, юный жрец? Вновь бросишь в пламя бессмысленной войны ради твоих интересов или приведешь нас к чему-то большему, чем просто месть за свою боль?
   Шаман ждал ответа, а я и не знал, что сказать. Ведь Ловиатар обещала, что больше не собирается причинять никому боль. Могу ли я верить ей и должен ли я следовать своим путем мести? Ненависть вновь вспыхнула в груди. Картина смерти матери, что клеймом врезалась мне в память, снова предстала перед глазами. В горле колючим ежом сжался ком обиды и злости. Как я могу бросить неотмщенными своих предков? Но ведь месть не вернет к жизни умерших, она лишь услада для еще живых. Приправа в этом горьком вареве судьбы, чтобы хоть как-то можно было хлебать ту муть, что подсунула нам вселенная.
  - Не знаю, шаман. Я должен отомстить, но не хочу втягивать вас в эту месть. Вы здесь точно не при чем, - отрешенно произнес я.
  - Должен ли?
  Карий глаз хитро вперился мне в лицо.
  - Да! Иначе какой толк от всей это силы?
  - Ну толков много бывает. И не всякая месть должна обязательно пролиться кровью.
  Я развел руками, мне нечего было ответить.
  - Ладно, жрец, поживем-увидим. Айда отпотчуем что ли. Время-то к обеду близится.
  И правда, солнце уже подкрадывалось к середине небосвода, а ведь только было утро.
  - Время быстротечно, и нужно расходовать его правильно, дабы у разбитой чарки потом не горевать, - поучительно сказал шаман и пошел в тот мрачный дом из просмоленного насквозь сруба.
  
  ***
  
   Рита давно уже проснулась. Нога не болела. Из-под теплого одеяла торчала бледная девичья нога. Еще вчера она была вывернута наизнанку, а сегодня все как новое.
  Вокруг было уютно. Небольшая комнатка, где проснулась девушка, сияла чистотой и порядком. Скупость с лихвой компенсировалась красотой и уютом. Все было каким-то простым и приветливым. Будто девушка вновь вернулась домой. Снаружи доносились ароматы снеди. Казалось, еще минута, и в комнату зайдет мать, с улыбкой назовет сонной маргариткой, поможет расчесать длинные волосы и заплести девичью косу. Чувство было обманчивым. Рита понимала, что она не у себя дома, и мать больше никогда не придет. Дорожки слез побежали по юному веснушчатому лицу. Девушка зарылась в подушку и разрыдалась. Отрезвляющие скрепы заклинания рушились, эмоции, запертые семью смертными замками, лезли наружу, словно толпа тараканов в поиске поживы.
  - Треклятые оборотни, будь проклят их блохастый род. Гореть им в пламени бездны тысячи лет.
   Гнев и ненависть заполонили своим ядом мысли девушки. Ей хотелось выть, но еще больше ей хотелось видеть, как один за другим погибают эти псы, в муках моля ее о пощаде.
   Очередную воображаемую пытку прервал чей-то громкий детский плач. От неожиданности девушка подскочила на кровати. Сквозь приоткрытое окно было видно, как я исцеляю младенца.
  - Что он делает? Оборотни зло, их всех нужно уничтожить, а не помогать им! Тоже мне рыцарь хренов, слюнтяй бесхребетный. Они ж на его глазах убили тех, кто его приютил и обогрел. Неблагодарный скот, он с ними заодно!
   Теперь ненависть девушки переключилась на мою голову.
  - Уйду, сбегу! Главное запомнить место. Я приведу сюда сотни охотников на нечисть. Эти твари заплатят, вместе с этим болваном. Спаситель...
  Последнюю фразу Рита исторгла такой порцией яда, что ей можно было отравить целый хутор. Девушка смачно плюнула на постель. Откуда ей было знать о причинах, по которым ее деревню вычистили оборотни. Люди горячи на расправу без суда и следствия. Узкий кругозор способен выхватить лишь часть необъятной картины бытия. И по этим пазлам мы выносим вердикты картине. Такова человеческая природа.
   Меж тем Рита схватила свою одежду с массивного сундука, стоявшего подле кровати. Ничего не видящими от гнева глазами, девушка искала путь к побегу. Вот только никто никого не держал. Этот упоительный плен ума, в который люди так любят себя погружать. Из него ход только в бездну.
  Рита выскользнула за массивную дверь. Никакие резные узоры стен, никакие расписные занавеси и ковры не восхищали черствеющего юного сердца.
  В светлице никого не было. В теплой печи томился горшок, источающий сладкие ароматы. Желудок, уловив запах снеди, напомнил о себе уколом в живот и протяжным стоном. Рите было не до трапез. Ее гнал ветер страха и ненависти. Ноздри, словно паруса, жадно ловили воздух. Вот он выход, дверь была не заперта. Резким движением девушка отворила путь на одну ей ведомую свободу. Дверь лишь протестующе скрипнула на прощание 'беглянке'.
  
  ***
  
  Шаман медленно шел в сторону своего осунувшегося под гнетом времени жилища.
  - И это он мне говорил о бесценности времени, - мысленно фыркнул я.
  Сам же спросил о причинах такого странного хранения трупов. Людской род редко печется о юдоли вражеских тел, закопали и то хорошо. Тут же все было иначе.
  - Понимаешь, жрец. Мы ведь были врагами здесь, в мире живых. А перед смертью все равны, и не нам перечить ее воле. Посему, разницы нет, врага ли тело или соратника, каждый достоин хотя бы небольшой почести.
  - Даже если враг убил семью на твоих глазах, - ядовито спросил я.
  - Именно. На фамильный склеп конечно тратиться не стоит, но уважить смерть будь обязан. В конце концов, душа далеко не всегда может предотвратить беду, что деет сознание людское. Можно сколь угодно ненавидеть врага, но смерть его нужно уважать, - нравоучительно сказал шаман, подняв палец к небесам.
   Я не знал, что сказать. Дикость какая-то получалась. Некий деспот искалечил тебе жизнь, а ты его еще по чести хоронить должен. Хотя, труп точно не виноват в том, что сделал при жизни. Это только некроманты могут такую подлянку устроить.
  Меж тем, мы приближались к дому шамана. Деревню охватила суета, оборотни стремились хоть как-то подготовить свои жилища к ночи. Те, кто более-менее привел свой дом в порядок, спешил помочь соседу. Работа спорилась быстро. Двое оборотней латали крышу и смеялись над какой-то шуткой. Странные они были, какие-то неправильные. Траур, что царил здесь с утра, испарился, будто и не было здесь бойни. Да, иногда проходили женщины или мужчины в траурных одеяниях, но это не меняло картины в целом. Такое ощущение, что им было плевать на все. Живой, и тому хвала природе.
  - Неправильные вы какие-то.
  - Не понял.
  Шаман даже остановился от неожиданности вопроса.
  - Где скорбь, где слезы? Сколько полегло сегодня отцов, матерей, детей. А ощущение, будто не стражи ночью на огонек заходили, а у соседа корова пала раньше срока.
  Волк рассмеялся. Похрюкивая, он согнулся в три погибели и держал живот, словно тот грозился лопнуть от нагрузки.
  - Да что ж нам теперь лечь и вместе с погибшими умереть, - еще смеясь спросил шаман.
  - Не знаю, но не так же себя вести.
  - А толк? Да, сегодняшняя ночь принесла большое горе в наш дом, но это не повод опускать руки. Пусть те, кто пал, обретут покой. Удел живых чтить память и оберегать их сон, а не лить ведрами слезы. Дел слишком много, чтобы тратить их на пустяки. Мертвых не воскресить, сколько не реви, а жить дальше нужно. И не абы как, а во славу тех, кто погиб сегодня вместо нас. Жить и за себя, и за того, кто уже жить не в силах. В этом наша мудрость и наша сила, именно поэтому мы не сломались, когда Ловиатар покинула нас, когда люди душили нас цепями, жгли кострами и гнали через все Зеленоземье прочь от своих городов. Много среди людей живых, но мало тех, кто живет.
   Шаман закончил свою речь и пошел дальше. Я же так и стоял, силясь переварить сказанное им. Их образ жизни ломал привычные мне устои бытия. Не могло быть все так просто, мы же не бесчувственные мертвецы. Должна быть и боль утраты, и печаль сожаления. О чем я и сказал в спину оборотню.
  - Жалеть себя - сущий позор. Воздыхающий над своей утратой слаб и не достоин носить гордое имя предков в своей памяти, - не оборачиваясь молвил шаман.
  - Да это ересь какая-то, - в гневе выкрикнул я. - Не бывает так.
  Шаман лишь развел руками, мол, и сам все видишь, что бывает, а что вздор. Махнув на этих волков, со своей извращенной мудростью, я пошел дальше. Однако червь сомнения все же поселился в моей голове и до поры до времени уснул сладким сном. Но я этого не заметил, а потому раздраженно топал вслед за оборотнем.
  - Ну их, тоже мне мудреную мудрость выдумали, - подумал я. - Жалеть себя позор, а врага хоронить с почестями не позор? Может ему еще и сопелки вытирать, пока он сам не сдохнет?!
  Увлеченный своими мыслями, я и не заметил, как скрипнула рядом дверь и в меня на всем скаку влетела Рита.
  - Что за черт?
  Я не сразу понял, что вообще произошло. Судя по ошалелому лицу девушки, она была удивлена не меньше, да еще и чем-то разочарована.
  - Да чтоб чертям костью подавиться, ты что не видишь, куда идешь?
  Мой гнев нашел объект для излияния, запертая внутри эмоция пробила брешь в области рта и теперь потоком грязи выплескивалась на девушку.
  - Я, я... Да ты сам не смотришь куда идешь!
  - О, спутница твоя уже проснулась, - сказал подошедший с боку шаман. - Тем лучше, втроем все веселее обеды обедать.
  - Не буду я с вами ничего есть, твари двуликие!
  Девушку сильно перекосило при виде оборотня. А я меж тем постепенно начал улавливать нить происходящего. Рита явно не с проста куда-то торопилась. Спешить ей было некуда, следовательно напрашивался единственно верный вывод - она пыталась сбежать. А тут еще и ненависть показала свои крохотные мерзкие коготки. Видимо, интуитивное воздействие по методу Казина иссякло, и все вернулось на круги своя.
  - Эвано как. Шаман расплеснул руками. - Это мы то двуликие? Наверное, это люди спасли одного слишком далеко забредшего и израненного диким зверем оборотня, а потом оборотни написали донос на людей, мол какие они сякие, аспиды нехорошие.
  Волкодлак явно издевался над девушкой, я же превратился в одно большое ухо и ждал больше подробностей. История, рассказанная девчонкой сразу показалась мне сродни детской басенке о неудачно шалости.
  - Что?! Спасли!? Где теперь Генри, что-то я его среди вас не вижу. Прав был пастор, когда назвал вас прислужниками Темного Брата.
  Шаман ничего не ответил, лишь жестом пригласил проследовать за ним. Я отправился следом за ним. Останавливать девчонку никто не собирался. Наши спины словно насмехнулись над Ритой, мол беги, если хочешь, тебя не держат. Естественно девушка вспыхнула. Ярость бешенным зверем билась в ее едва округлившейся груди. Топнув ногой, она с гордо поднятой головой бунтаря, ведомого на эшафот, пошла за нами.
   Путь до жилища шамана мы преодолели в напряженном молчании. Я и шаман просто молчали, следуя как-то одному волку ведомой игре, а вот девушка сопела нам вслед, но уст так и не разомкнула.
   Оборотни уже вынули все болты, что иглами дикобраза щерились из балясин. Лишь дверь все по прежнему тихо напевала скрипучую колыбельную для трупов, аккуратно разложенных в светлице.
  - Следуй за мной, девочка, - мягко произнес шаман.
   Среди бледных тел, он выбрал одно единственное, остановился и присел возле него. Оборотень только начал оборачиваться, когда вражеский болт пронзил его молодую грудь. Руки успели принять звериный лик, зубы через один сменились клыками, на шее клоками торчала шерсть.
  Красивый при жизни парень. Молодой, чуть постарше меня, но уже успевший обзавестись зачатками 'взрослости'. Лицо уже не выдавало в нем мальчика. Редкая щетина волос на щеках, широкие мужественные скулы, ровный профиль подбородка, слегка широковатый нос, - все это в будущем сделало из него такого обычного симпатичного мужчину. Не аристократа конечно, но и на обычного прыщавого сельского простачка он не походил.
  Девушка по началу стояло с гордо задратым к потолку носом, скрестив руки, она искоса поглядывала за шаманом. Но стоило ей присмотреться к телу, подле которого остановился оборотень, ее спесь в момент сошла на нет.
  - Ге... Генри!?
  Отчаянный вопль разорвал на куски тишину дома, распугав все тени предков, буде такие здесь оказались.
  - Что вы с ним сделали, демоны?
  Девушка упала рядом с мертвым телом и разрыдалась в его пробитую грудь.
  - Мы его спасли. Когда Зед и Висел принесли ко мне изуродованный медведем комок крови, я даже не знал, что делать. Никакой моей магии не хватит, чтобы выдернуть жизнь из цепких лап смерти, когда ее губы уже коснулись поцелуем едва живого чела. Оставался только один выход - обратить его в волка. Только так человек мог получить хотя бы шанс, выбраться из лап Морены.
  - Но почему он меееертв!?
  Рита выла пуще волкодлака в полную луну.
  - Потому что вы послушали своего продажного пастора и натравили на нас серых стражей. Как видишь он сражался не с нами, а против них, - шаман кивнул в сторону лежащего рядом трупа борца с нечистью. - Если бы вы были мудры, то в скором времени ваш Генри вернулся в деревню. На привыкание к внутреннему зверю нужно время, иначе монстр может выйти из-под контроля, и быть беде. Но вы не стали ждать, а пошли на поводу у раздуваемой в вас пастором ненанависти и страху. За что все мы и поплатились.
  Шаман прервался, словно смакуя следующую фразу.
  - Неужели за все то время, что мы жили бок о бок, мы как-то навредили вам? Разве ваши дети не собирали даров леса вместе с нашими? Так что же ослепило ваш взор? Наше молчание? И что бы мы сказали по вашему? Это ладно, мы бы сказали, если бы не Генри. Он боялся того, чем стал, говорил, что некая Рита не примет его предложения, если узнает, что он стал полузверем, поэтому просил нас молчать. Эх, знать бы тогда, чем все обернется.
   На этот раз шаман замолчал надолго. Девушка тихо плакала на груди у мертвеца, вот только теперь озеро отчаяние превратилось в бескрайнее море. Тем более после слов шамана о том, что тот самый Генри, чей труп она стискивала, хотел создать с ней семью, но не успел. Из-за нечеловеческой глупости его деревни.
   Помочь здесь было нечем. Веревку если только намылить, да табуреточку покрасивее подобрать. Шаман положил руку на плечо девушки и утешающе похлопал, взглядом намекая на дверь. Намек был понят, я тихо развернулся и пошел в сторону выхода. Перед глазами стояла картина торжества смерти над жизнью, и мне, как соавтору этого 'творения' было немного не по себе. Однако, боль в груди вела себя странно. Я будто бы чувствовал разлитое здесь страдание, в немом крике застывшее на бледных лицах. Не думал, не воображал, а именно чувствовал, как потоки причиняемых мной мук, однако не мог их полотить. Боль тянулась к ним, они тянулись к Боли, вот только что-то мешало. Будто какой-то пазл моей души еще не стал на нужное место. Но главное - ни единая струна сердца не дрогнула, когда я увидел плоды трудов своих. Десятки загубленных жизней гобеленами тлена застыли передо мной, а мне было все равно. Даже не так, я понимал, что сделал, но не чувствовал, чтобы содеянное меня угнетало. Я смотрел на них и думал: ну и что? Ни злости, ни радости. Бесчувственным бревном я смотрел на уснувших вечным сном гвардейцев, чьи лица на веки исказились в гримасах боли и ужаса. Будто холодные звезды, я безучастно взирал с высока на распластанные тела, и это пугало.
  Стремительный шаг нес меня прочь из дома. Увлеченный мыслями, я не заметил как оказался на улице и уперся в чью-то грудь.
  - Ты, жрец, можешь хулить меня сколько душе потребно, но я не могу допустить, чтобы тот, кто не жалел себя ради жизни моего клана, не отведал гостеприимства рода Талишей, - пробасил кто-то сверху.
  Я поднял глаза, знакомый оборотень стал мне маяком спасения из бушующего моря самоедства.
  - Сейчас, только шамана дождемся.
  Волкодлак приподнял бровь, диву давая от резких перемен в моем поведении. То грязью облил с головы до ног, то спокойно принял приглашение на обед. Хотя недавно готов был растерзать аки презренную овцу.
  - Его зовут Лик, - с усмешкой произнес оборотень. - А меня - Андри.
  - Ага, а почему Лик? Странное имя, даже для ваших этих всех имен.
  - Не ведаю, жрец. Он жил задолго до меня, возможно проживет и немного дольше после.
  Шаман не заставил себя долго ждать. Медленно он вышел из мрачного дома и остановился возле скрипящей двери. Покачал головой и что-то прошептал. Дверь перестала терзать мой нежный слух своими протяжными трелями. Висела себе и тихонько покачивалась на сквозняке.
  - О, Андри, ты здесь попрощаться с кем? Зайди попозже, там, немного занято, - замявшись сказал шаман.
  В доказательство его словам из глубин дома донесся протяжный вой тысячи вурдалаков.
  - Это кого там так рвет, - с насмешкой спросил оборотень.
  - Люди, - только ответил шаман.
  Эти двое быстро друг друга поняли и забыли о теме разговора. Я немного напомнил о себе и о цели, по которой вожак клана Зель явился сюда. Дескать, пришел, так не томи. Я спешил как можно быстрее убраться подальше от этого дома, пока зубастая пасть самокопания не проглотила меня целиком. От чего хватался за любую возможность хоть как-то отвлечься от гнетущих мыслей.
  - Да, конечно, уже идем. А, человек?
  Самое интересное, меня за человека не считали, о чем я непрозрачно намекнул, когда жрец сказал, что ближайшие пару часов о девушке можно не беспокоиться. Однако, Лик попросил Андри выделить кого посвободнее, от греха подальше. Вожак свистнул какого-то мальчугана, гонявшего кошку хворостиной по двору.
  - Сиил, дуй сюда, - пробасил оборотень.
  Не будь я мастером боли, то спорить с таким вот взрослым точно не стал. Малец подумал о том же, бросил свою игру и стрелой явился пред вожаком. Андри что-то шепнул мальчонке лет десяти от роду. Тот с важным видом покивал и ушел в дом к шаману.
  - Все, можем идти, - сказал шаман.
  Я вновь намекнул о том, что в деревне как минимум два представителя рода людского, силясь понять смысл тона, которым шаман упомянул о девушке. Оборотни расхохотались.
  - В деревне лишь один человек, и она сейчас оплакивает своего несостоявшегося мужа. А ты, жрец, больше к людскому роду отношения не имеешь. То, что ты принял в свое сердце, отныне вырвало тебя из плена человеческого. Ты - агония нашего мира, что осознала себя и обрела плоть. Так что заканчивай со своими шутками, не клоун чай балаганный, - серьезно сказал шаман и пошел прочь от дома.
  Я же не знал, что ответить. Конечно, тень осознания еще вчера зародилась в моей голове, после того, как я утерял осязание. Без сомнений, она вновь явила свой лик, взирая на трупы, но оформить мысль до конца мне было страшно. Слова шамана молотом судьи ухнули на меня, и плотина страха не выдержала. Рой эмоций впился в мою душу, вытрясая из нее остатки Вальдеса и навсегда превращая меня в Зелеша. Змей я и есть, чьи клыки сочатся ядом боли, источая зловонные миазмы трупов, что рваной грядой тянутся за моим кривым следом.
  Мысли уводили меня все глубже и глубже, погружая в омут. Я не помню, как дошел до дома Андри, что ел и ел ли, о чем беседовал, все подернула пелена прозрения, что раскаленным штырем вонзилось мне в лоб. Я вертелся как уж на сковороде, отгораживаясь от опасных слов, но ловкая рука шамана разрушила тын моего сознания. И что теперь? Юдолью чужих мук мне предстоит пройти свой путь личной мести к чему-то большему. Вот только к чему? Ум молчал.
  Потом мальчуган привел Риту в дом к вождю. Шаман с широкой улыбкой встретил девушку и усадил за стол. Под длинную речь о жизни и смерти, Рита вяло уплетала жареную кабанью ножку, запивая чем-то алкогольным. Мне же кусок в горло не лез. Хотя пленительные ароматы так и щекотали голодные ноздри. Кое-как я доковырял грудинку и запил травяным сбитнем, что налил мне в чарку шаман успокоению для, как он выразился. Плевать я хотел на успокоение, не светило мне оно, но показывать злость не стал, ни к чему.
  К вечеру все немного утихло. Семейство вожака разошлось по дому. Мать спасенного мной ребенка показывалась лишь единожды, чтобы чмокнуть меня в макушку и фыркнуть, посоветовав помыться. Но не со злости, даже немного любя. Я же тонул в себе и не мог найти той самой соломинки спасения. Боль словно чуяла мои терзания, щедро подливая масло в огонь. Настроение прыгало с места на место словно взбалмошная собака. А ведь мне здесь были действительно рады. Пусть и за спасение, но радость была искренней. Явись я сюда среди ночи с охапкой трупов на плечах, обагренный кровью и криками боли за спиной, меня бы все равно приняли. И подумали, раз пытал, значит есть за что. Простые они эти оборотни, простые и мудрые. Власть Ловиатар не смогла убить в них ту любовь к жизни, что прорастала в них вместе с лесами вокруг. Быть может и у меня есть шанс, но вот хочу ли я? И ведь прав Лик, жалеть себя недостойная наших павших в боях предков трусость. За что погибли мои родители, чтобы я сидел и кормил червя самоедства? Эта мысль оглоблей вдарила меня по голове.
  - Нет, себя жалеть я точно больше не буду. Иначе смерть отца и матери была напрасной, - подумал я. - И пусть я агония мироздания, нужно пройти свой путь до конца и пронести Боль сквозь вечность.
   Эти мысли давали не надежду, но силу встать и продолжить идти своей дорогой чужих мучений. Да, эта тропа не сулила ничего хорошего мне, еще худшей участью она щерилась пытками для остальных. Вот только, следовать пути можно как последний нищий, пинаемый тяжелым ботинком судьбы, а можно с гордой спиной пройти этой дорогой мрака в вечность, дабы имя моего рода, пусть и искаженно, но клеймом легло на плоть мира.
  Стены дома давили на меня. Солнце за окном плавно утопало в золотом зареве и укрывалось тонкой полоской облаков. Я вышел на улицу и сел на крыльцо. Сквозняк медленно заходил из леса, неся в своем чреве ароматы хвои. Где-то ухнул филин, приветствуя матерь ночь в своих владениях. Вновь мелкому зверью предстоит борьба за выживание, его время подходило к концу, а значит скоро охотник выйдет на след.
  Все просто, живи или умри. Так было веками, пока человек якобы не провозгласил торжество разума над обстоятельствами. Вот только торжество это было явно мнимым, а жестокие законы бытия прикрылись плюмажами священных войн и благих восстаний. Все как и всегда, и рябое полотно иллюзорных гобеленов, под которыми спрятались охочие до страданий пасти, не скроет этого от зрячих.
  - Тоскуешь?
  Шаман с тихим вдохом присел рядом и всмотрелся в красоту торжества тьмы над светом.
  - Нет, размышляю, - отрешенно ответил я.
  - Над чем, если не секрет?
  - Над причудами бытия, над вашей мудростью и над своей жизнью в целом.
  - Хех, все жалеешь себя любимого?
  - Знаешь, нет. Может и не светит мне уют домашнего очага, но это не повод вздернуться на березе, тем более, что и не получится. Если только потехи ради.
  Шаман причмокнул
  - Вот оно как. Что делать дальше думаешь?
  Я задумался, действительно, мудрость мудростью, а жить дальше нужно.
  - Раз уже мне дали в руки это оружие, буду и дальше растить силу, а там посмотрим куда кривая выведет. Что меня теперь держит?
  Лик прищурился.
  - Тебя держит твоя месть, и она не отпустит тебя, пока все не свершится. Затеял, сделай, либо брось затею. Негоже терзать себя несбывшимся.
  - Эх, хорошо у вас тут. Даже не знаю, за что можно было натравить стражей?
  - Деньги, власть, земли, все как всегда. Ценности людей не искореняются временем. Только болью, уж извини.
  Я отмахнулся.
  - Думаешь, пастор хотел ваших земель, зачем они ему?
  - Пастор? Этот мешок с грязью и похотью и мыслить не мог о таком. Кто-то подумал за него и хорошо подумал. Здесь ведь не столько земель, сколько мест силы. Каждая деревня не просто так стоит абы где. Это древние места силы, пусть ключи утеряны, но сила то никуда не делась. Этот неведомый враг щедро приплатил пастору, чтобы тот помог им. Ведь просто так староста Красного ложа депешу отправлять бы не стал. Оно ему не с руки, мы живем бок о бок слишком давно, чтобы вот так запросто предать наш род забвению.
  Я молчал, раздумывая над услышанным. Действительно, разумное зерно в этом было. А пастор нужен был, чтобы подогреть толпу и убедить старосту. Дескать, вот они какие волчата твои мерзкие.
  - А чего не через старосту? Ему и народ не нужен, денег дал, тот и написал.
  - Да ему бы свои и помогли того.
  Шаман показал, как бы старосте помогли решить проблемы с лишним ртом в деревне.
  - Жестоко.
  - Необходимо, - наставительно произнес Лик. - Это вам не в городах, гнилое нутро демократии сюда не добралось. Тут если власть чудит, ее быстро укоротят вилами. Зато пастор, нужная кандидатура. Толковая. Раз за разом вещать с трибуны о мерзких людо-псах да ждать повода, это разумно. И дождался же демон в рясе. Нет больше власти Триединого в мире.
  Шаман с печалью посмотрел в темное небо, в ответ на него глядели тысячи безмолвных лиц холодными огнями звезд.
  - Знать, победила Ловиатар, что б ей...
  - Эй, а тебя не смущает, что я здесь сижу, - оскорбился я.
  Шаман махнул рукой.
  - Ты то здесь при чем?
  - Я как бы ее жрец, не находишь?
  Лик хохотнул.
  - Ох, и правда юность пора наивности. Где ж это видано, чтобы жрец бога оставлял метки клятвы от своего имени? Похоже, Ловиатар слишком хорошо запечатана, раз она не смогла передать свое покровительство через своды темницы.
  - Ааа...
  Шаман отмахнулся.
  - От безысходности богиня боли сделала большую глупость, а может и самую грандиозную аферу за все время своего существования. Она замкнула большую часть потоков боли на тебе. Ты - Боль. А жрецом являешься лишь на словах.
  - Но, - я порывался было рассказать про сделку, но остановился.
  Если подумать, в обмен на силу, я должен был нести ее знамя. Но ведь ее знамя боль, я ее несу, а то, что это боль не от ее имени, а от моего, видимо, вписывается в условия договора, пусть и коряво. Я мысленно усмехнулся. Признавать над собой чье-то верховенство мне абсолютно не хотелось. Боль внутри меня шевельнулась, ласковым котенком она подползла поближе и лизнула пятку души, от чего я скривился в приступе. Видимо, сила эта была живой.
  - Так что ты хотел сказать, - прервал мои размышления шаман.
  - Да, забудь. Просто мысли вслух.
  - По тебе и не скажешь, вон даже оскалился, как сытый оборотень. Дело твое, думается мне, мы это еще узнаем.
  - Как там Рита, - решил я сменить тему.
  - Я что похож на врачевателя душ? Я простой шаман, отстань от старика с глупостями, - открестился Лик. - Жить будет, если захочет. Не долго, но скучать не будет, - съехидничал шаман.
  - От чего недолго то?
  - Не знаю, Зелеш, не знаю. Чует мое волчье сердце, что Морена уже заинтересовалась ее судьбой, - задумчиво ответил Лик.
  - Ты как хочешь, а я пойду кровать попрошу. Ну или хотя бы топчан, попробую хоть на немного уснуть.
  - Кгм, хотел бы я посмотреть, как ты у Андри, после содеянного топчанчику с сеной выпрашивать станешь. Будь ты человеком, а не монстром окаянным, он бы тебя выпорол.
  Я лишь развел руками, Боль коготками легонько поигрывала на струнах моей души мелодию страданий. Тихой музыкой она лилась по моим жилам. Я чувствовал муки, что чинил над живыми, а Боль все наигрывала свою дьявольскую музыку, словно сладострастная любовница теребила складки пледа в ожидании потехи.
  Андри и правда оскорбился от упоминания о топчане. Его усы в гневе встали дыбом, но волк сдержал эмоциональный порыв, помятуя о расплате, что могла не заставить себя ждать, если я применю свою силу. Лишь грубо указал рукой на комнату за печью и ушел всем своим видом показывая неудовлетворение.
  - А я тебе говорил, - донесся с улицы голос шамана.
  - Да иди ты, - пробурчал я и отправился на боковую.
  - И тебе тропы с ухабами, жрец, - ответил шаман, но я его уже не слышал.
  Кровать приняла мое болящее тело в свои мягкие объятия. Морфей сжалился над бедным мастером боли и взял-таки меня в свое царство покоя. Мне грезилось, что покоя.
  
  ***
  
  Тьма и холод окружили меня плотным кольцом боли. Мрак впивался в меня тысячею незримых игл, причиняя мне муки. Я спокойно распластался в объятьях страдания, лишь подумал о том, что и во снах мне не светит покой.
  - Ой, да хватит тебе, неужели тебе так плохо со мной, милый мой мастер?
  Приятный женский голос был единственной усладой в этом море боли. Хотя, услышь его кто другой, то умер от страха. Тихим шипением голодной змеи звуки зловещим эхом гудели во мраке.
  - Ловиатар?
  Незримые губы с трудом разлепились, дабы озвучить этот вопрос. В ответ мне послышался звонкий смех, скрежетом зубовным разливающийся в округе.
  - Нет, ты мой мастер, а не этой стервы.
  На миг мне показалось, что Боль явно недолюбливает свою богиню.
  - Надо мной нет богинь, дурачок, - ласковым тоном ответила на мою мысль Боль. - Я сама по себе, она лишь одна из дорог в мир живых. Не самая лучшая, признаюсь.
  - От чего же? Говорят она ужасом промчалась по всему континенту, сметая все на своем пути.
  - В этом то и дело, мой мальчик. Ты первый, кто за столько вечностей попытался болью лечить боль. Если честно, я сильно удивилась и даже сначала обиделась на тебя. Но потом... Знаешь, это даже интересно. Ловиатар, дура, думала забрать тебя у меня. Хах, я была за эоны лет до нее, и буду еще тьму вечностей после. Когда рождалась вселенная, я была первой, кого она встретила. С тех пор каждое рождение проходит через мои руки.
  - Если я тебе так нравлюсь, за что ты меня пытаешь, - спросил я, устраиваясь поудобнее в море боли, которым стал и сам.
  - Пытаю?
  Удивление эхом пронеслось по океану агонии, волнами колыхая мое существо.
  - А как это еще назвать? Мне же больно, значит пытаешь.
  - Глупый, задумайся. Живые воют от боли, ты же начинаешь испытывать в ней наслаждение. Если живому дать столько страданий, сколько сейчас испытываешь ты, от пережитого в нем стерлась сама память о своем существовании, а душа осыпалась прахом. Не находишь, что с тобой все не так?
  - Не знаю, тебе, наверное, виднее. Просто я никак не могу по-другому назвать то, что чувствую.
  Боль рассмеялась.
  - Это потому, что ты держишься за свое человеческое начало. Отпусти его, и боль станет блаженством.
  - Попробую, - безучастно ответил я.
  Вообще мне казалось, что из меня выкачали все чувства. Есть только я, боль и мрак, остальное исчезло, рассыпалось мириадами осколков иллюзии.
  - Ты прав. Есть только мы - ты и я. Остальное бред твоего сознания.
  - Боль.
  - Да, свет мой.
  - Делать то мне что? Или я так и буду вечность плавать в твоем чреве?
  - Делай что хочешь, ты итак будешь во мне. Отныне мы целое, и пусть там, в мире живых ты еще сопротивляешься, это пройдет. Ты - моя ладья в море вселенной. Тебе решать, куда плыть, я буду рада любому маршруту.
  - То есть ты не жаждешь, чтобы я стер мироздание в пыль?
  Боль усмехнулась и нежно сдавила своим щупальцем.
  - Мне все равно, но подумай, не будет вселенной, не чему будет и радоваться. Да и кто будет чувствовать на мне свои поцелуи, кроме тебя в таком случае? Я пока не готова существовать лишь с тобой.
  Мне показалось, что Боль улыбнулась каким-то своим мыслям.
  - Тогда я согласен. Не хочу, как Ловиатар, бездумно пытать всех и вся. Глупо это.
  - Как скажешь, мой мастер. Твоя воля для меня закон. Ловиатар... Эта дрянь еще познает на себе мою ярость. Зарвавшаяся девчонка.
  - Что в ней плохого?
  Мой голос тихим шелестом расходился рябью по глади океана страданий.
  - Еще узнаешь, всему свое время, а пока спи.
  Боль затянула медленную колыбельную, что агонией тысячей тысяч живых разносилась во мраке. Волны плавно качали меня, навевая покой и беспамятство. Я медленно тонул в вечности.
  
  ***
  
  Проснулся я разбитым. Обрывки каких-то фраз плавали в моей голове, но собрать их во что-то вразумительное никак не получалось. Лишь боль ласково поглаживала мое нутро, от чего становилось еще хуже. Жилы дрожали в этой бесконечной пытке, щедро подаренной мне Ловиатар.
  После упоминания имени богини, боль резко сдавила сердце.
  - Ой, - сдавленно выдохнул я. - За что?
  Боль молчала. Я лишь смутно припомнил, что Боли не нравится это имя. Ну и ладно, мне оно что больше всех надо? С трудом разлепив каменные веки, я медленно встал. Право слово, вампир во плоти. Злой, голодный и охочий до чужих страданий, да еще и бледный как мертвец.
  Утро только зачиналось за маленьким окошком. Редкие оборотни проходили по широкой дороге по свои делам. Один нес соху, другой косу. Да, с такими-то возможностями, им и лошади не нужны. Один обратился, цепляй к нему соху, да паши себе в удовольствие. Устал, так и поменяться можно. Я представил, как один оборотень пашет на другом, и усмехнулся. На миг мне показалось, что Боль тоже смеется. По-другому мне не удавалось объяснить тот скрежет в голове и легкую дрожь муки в теле.
   Я так устал за прошедшие дни, что перед сном раздеваться не стал и плюхнулся в кровать прямо в грязной одежде. Эм, в лохмотьях. За весь день я так и не переоделся. За чередой событий, что накрыли меня с головой, было как-то не до внешнего вида. Как итог - белоснежное покрывало на кровати превратилось в нечто невразумительное. Видела бы это моя мать, плетей моей спине тогда бы избежать не удалось.
  - Ага, видела бы...
  Тоска попыталась впиться мне в грудь, но наткнулась на щит решительности больше не тешить себя жалостью и отступила.
   На стуле рядом лежали мои сумки. Немного подумав, я закинул одну в другу. Все равно места хватало. Нет, так мудрость Казина мне в помощь. Как-то быстро я привык к магии. Удобно, однако.
  Небольшая комната еле освещалась редкими лучами зори. Рядом с дверью стоял небольшой комод о трех полках, с длинным полростовым зеркалом. С любопытством я подошел к полированной глади дорогого стекла и уставился на отражение. Было на что посмотреть. Бледная кожа лица отливала мертвенным блеском. Миндальные глаза устало смотрели на меня с той стороны зеркала. Через бровь пролегал одинокий рваный шрам, бледная линия тянулась через нос и исчезала на правой скуле. Черные с проседью волосы...
  - Что? Седой?
  Я зажал рот руками, но, кажется, опоздал. Такой вопль по-любому был замечен чутким вольчим слухом. Мгновение спустя, до меня донесся плач младенца.
  - Доорался, оратор, - прошипел в отражение я. - Ну седой, и что теперь, глотку драть?
  Через пару минут плач стих. Видимо, мать все же убаюкала ребенка.
  - Точно плетей всыплят, - подумал я. - А и ладно.
  Боль слегка поежилась в груди. Кто-кто, а она в обиду не даст, это я чувствовал. А еще я чувствовал, что больше не один в этом мире. Как ни странно, но ношу жизни разделило со мной то, что эту самую жизнь и отравляло. Вот только разделило отнюдь не немым существованием. Боль была чем-то сродни не то друга, не то черт знает чего, но я откуда-то знал, что она живая и слышит меня. Молчит вот только. А так, и ничего, жить можно даже с таким вот бессловесным спутником. Махнув на все рукой, я вышел из комнаты. Снедь со стола убрали. Это меня никак не радовало.
  - Пойду к шаману, обещался, пусть кормит. Мои волки или погулять вышли, - злорадно подумал я.
  Не боль конечно с утра пораньше просыпаться, но удовольствие получить можно.
  Дорога до дома шамана нашлась быстро. Его хижина уродливым великаном нависала над всей деревней. Тут и слепой бы справился. Массивная рубленая дверь была притворена, но не заперта. Дом шамана был скорее всего чем-то вроде храма для оборотней или чем-то похожим. Трупы в светлице завернули в льняные ткани и ровными рядами разложили на полу ногами на восход.
  Тихий храп шамана доносился с печки в соседней комнате. Гораздо меньшей, чем временная усыпальня. Старик спокойно себе почивал на перине, подложив под голову чурбак.
  - Эй, хозяин, корми, - крикнул я, погромче топнув ногой.
  - Беса тебе под ребро, в такую рань рот храпом заполнять надо, а не стариков будить да брюхо набивать, - сонно произнес шаман.
  Я тем временем сел на скамью за небольшим столиком в углу комнаты. Лик зашебуршал на печке. Понял, что я ему не снюсь и уходить никуда не собираюсь.
  - Ооох, и чего ты вскочил как прыщ на причинном месте. И толку никакого, и жить невозможно, - ворчал старик, собирая на стол. - Чего это ты поседел? Никак на топчанах хозяйских кошмаров насмотрелся, али клопы места причинные грызть изволили?
  Я пожал плечами. Ответ на этот вопрос был мне неведом.
  Завтракали в тишине. Шаман тоже не прочь был спросони забить рот чем-то помимо храпа. Холодная каша была даже вкусной. Из-под полы Лик извлек кувшин с молоком и разлил по кружкам. Заедали ржаным хлебом.
  - Уж извиняй, жрец, чем богаты, - жуя проговорил шаман. - Чай, добром не славен.
  Я скривился.
  - Ешь молча, а то подавишься мне на радость, кланы осиротишь. Ты ж поди тут один такой, нужный.
  Яд просто сочился из меня в такую рань.
  - Вместо меня останешься, словоблуд, вот я посмеюсь на том свете.
  - Нет, не останусь. Сегодня ухожу, - ответил я, отпив молока.
  Шаман дожевал кашу и вытер подолом жирные губы. Несколько кусков каши попали на бороду.
  - Вот тебе на, - сказал Лик и принялся вытряхивать комки.
  - Ты тряси тряси, а то тараканы заведутся, будут по ночам спать мешать.
  - Один уже завелся на мою голову, - буркнул шаман.
  Закончив со своей процедурой, Лик попросил меня задержаться до следующего утра. Ночью должны были состояться похороны, и мне следовало бы на них побывать, дабы уважить переданных мной в руки Морены воинов.
  - Ладно, но только до утра, - сказал я, выходя из дома.
  - Не бойся, я помогу вам побыстрее добраться до тракта. Лес выручит, - сказал шаман, закрывая дверь.
  Мне показалось, что там внутри щелкнул запор.
  - Ну и ладно, - подумал я. - Мало что ли кого разбудить можно. Вы здесь все мои, - хищно промелькнула мысль Боли в голосе.
  Я вздрогнул и пошел по дороге вслед за пахарями. Все-таки было интересно, как они пашут на самом деле. Проходя мимо полуразрушенного дома, я остановился. Бревна потрохами свисали до земли, выбитое окно пустым глазом смотрело в никуда. Лоскуты занавески мерно колыхались в такт дыханию сквозняка - единственного, кто остался в этом доме. Мой взгляд упал на лохмотья, которые я так и не удосужился сменить. Посмотрев в сторону поля, я развернулся и пошел обратно переодеваться. Видимо, не судьба мне была раскрыть эту без сомнения интересную, но бесполезную тайну.
   Солнце продолжало свой извечный ход из ниоткуда в никуда, подглядывая за происходящим из-за горизонта. Словно оно пыталось хоть немного разглядеть, что же происходит во время его отсуствия, пока над миром безраздельно властвует ночь. Но, увы, тьма уже разбрелась по углам, став тенью. Если вдуматься, то эта игра забавляет. Пасторы со всех сторон кричат о торжестве света, а на деле что? Не то догонялки, не то прятки двух извечных антагонистов, что сменяют друг друга на наблюдательном посту.
   Именно с такими мыслями я и вошел в дом к вождю. С верхних этажей доносились тихие шорохи. Дом потихоньку просыпался, дабы восславить своим вниманием новый день. Юркнув в выделенные мне аппартаменты, я быстренько переоделся и попытался ушмыгнуть из дома. Удача на сей раз решила, что такой фартовый парень как я покамест не нуждается в своем пристальном внимании, а потому покинула меня. Цель была непростительно близка, но тяжелая мохнатая рука так невзначай легла мне на плечо, что я растерялся. Сердце сжалось, готовясь к беде, а боль, разгоряченная адреналином начала медленно расправлять свои крылья плотских агоний. Рука, что потревожила мою тонкую натуру резко вскинулась вверх, а знакомый голос за спиной пробурчал нечто нечленораздельное.
  - Доброе, ссс, утро, жрец, - прошипел Андри.
  - Доброе, - ответил я, наслаждаясь капельками чужой боли.
  Приветствие сменилось светской беседой о чудесах предрассветной поры, когда одна сила уже ушла, а другая пока не успела занять свой пост, и сумерки хищным туманом ползали по закоулкам в поисках поживы. А потом жизнь в деревне забила ключом. Только последние клочки редкого тумана ушли в низины, как село ожило. Засуетились женщины, забегали дети, мужчины похватали орудия труда и пошли по своим делам.
   Сидя на крыльце, я наблюдал за суетой, царящей в деревне и витал в облаках собственных размышлений, суть которых все время ускользала, от чего казалось, будто они двигались по кругу, вяло переплетаясь и теряясь на задворках сознания. Но внезапно в голову будто вонзился осиновый кол. Прямо передо мной прошли те два оборотня, за которыми я и хотел понаблюдать. И все было как несколько часов ранее. Даже жесты и мимика повторились. Вот они прошли мимо моего окна и чему-то развеселились, затем один ударил друг друга по плечу, и они неспешно двинулись в сторону поля. Боль резким ударом выбила из меня дух, глаза закатились, тело сковали судороги. Тысячи тысяч тупых ножей рвали мою плоть на части и не могли остановиться, упиваясь моей невидимой кровью.
  Все закончилось так же внезапно как и началось. Боль отступила, став уже привычным ощущением в теле. Умом я называл это болью, а на деле, ощущение как ощущение. Разум не взрывался снопом искр, силясь отстраниться от пытки. В целом, все как и всегда. Перед глазами мелькнула до хруста в мозгу знакомая картина - море мрака, и я медленно качаюсь на его волнах, окутанный бездонной гладью чужих мук. Сознание никак не могло вспомнить, где же я видел столь знакомый образ, и почему он кажется мне таким привычным, будто такое со мной уже не один год. Образ пролетел мимо меня, но лучше бы остался. Приятное море мрака сменилось на какую-то лабораторию. Десятки светящихся синим трубок тянулись ко мне, теряясь где-то под кожей. Склянки, реторты, книги и ледяная плита, на которой валялось мое распластанное тело. Полутьма помещения нагоняла тоску и одиночество. Рваными лоскутами она перетекала с места на место, будто живая, пыталась ухватиться за трубки, но с неслышным шипением отскакивала.
  Я порывался было дернуться, но что-то сдавило руку, и все кануло во мрак. Удары сердца набатом звенели в голове. В глазах начало проясняться. Кусок за куском окружащий мир складывался из пазлов в целую и привычную картину.
  - Зелеш, что с тобой?
  Голос Риты окончательно привел меня в себя. Промчавшиеся мимо глаз образы плавно уходили вглубь души, стремясь как можно скорее скрыться под скрепами сознания, и свернулись в клубок боли. Но разум запомнил этот путь, и если попытаться, то можно вернуться к пережитому, вот только подкативший к горлу страх намекал, что делать это опасно.
  - Все в порядке, - вяло ответил я и встал.
  На ватных ногах я кое-как с помощью Риты добрел до своей каморки и скрылся за дверью. На все порывы девушки оказать мне посильную и не очень помощь я ответил жетским отказом и упал в постель. Дремота туманом проникла в голову. Не в силах отказать этому сладостному чувству, я расслабился и уплыл вместе с ним в неведомые дали.
  Разбудил меня шаман. Точнее не он сам, а его внимательный взгляд, что вперился мне в лицо. Старик что-то упорно пытался там рассмотреть, но не мог, и чего-то ждал.
  - Какого демона ты на мне высматриваешь, - раздраженно спросил я.
  - Не знаю, но вот на счет демонов может ты и прав, - отстраненно ответил шаман.
  - В смылсе?
  Лик махнул рукой и сменил тему.
  - Пора, жрец, почтить память умерших, поэтому вставай и приводи себя в порядок.
  Я потряс головой и вылянул в окно. Сумерки вновь выходили из своих убежищь, вытяивая свои когтистые лапы длинными тенями.
  - Делать то что?
  - Собери свои вещи, если есть чего, и пошли со мной, - сказал шаман, выходя из комнаты.
  Сборы не заняли много времени. Собирать было нечего. Весь мой скромный сарб итак лежал в сумке. Рита уже ждала меня у выхода из дома. Ее добро тоже плечо не шибко тяготило. Сумка, арбалет, да кинжал в кармашке, - вот и все пожитки.
  - Идемте за мной, все деревня уже там, затянула литанию.
  Путь оказался недолгим. За деревней было огромное поле. Лес по широкой дуге огибал его, расходясь в разные стороны. Туда дальше по дороге начинались пастбища и засевные поля, часть из которых была отдана огородам и скотным дворам. Но здесь, за тыном, в горизонт уходила песчаная дорога, терясь в лучах красного лика заката. Огромная куча хвороста занимала добрых семь шагов в ширину. А вокруг нее стояла вся деревня. Все оборотни от мала до велика напевали в унисон какую-то тяучую мелодию. Звуки сплетались между собой и расходились в разные стороны, туда за грань мира живых, провожая в последний путь мертвецов.
   Шаман оставил нас немного в стороне этого круга, а сам пошел в сторону костра. Ритмы мелодии то убыстрялись, то замедлялись в такт шагам Лика. Он словно стал похожим на смерть. Костлявая рука сжимала посох, а седую голову спрятало чрево капюшона. С каждым шагом мелодия становилась плотнее, я чувствовал ее силу, ее волны, что плыли в сторону еще не зажженного костра. Там, внутри, лежали тела, ожидая своей участи. Кто рожден на земле в нее и вернется.
  Несколько шагов отделяло шамана от погребального костра. Мелодия стала похожа на гул пчел. Лик сделал пасс рукой, и пламя вспыхнуло. Снопы искр взметнулись в небеса и медленно гасли среди едва проступивших звезд. Последние солнечные лучи на прощание стрельнули в нас, и светило угасло, забрав с собой души умерших. Оборотни поклонились костру, поклонились ушедшему солнцу и тихо начали расходиться. Ни единого звука больше не доносилось от них. Лишь ликующий треск голодного пламени рвал эту давящую на уши тишину. Черный дым уходил в небеса, дабы окончательно провозгласить время ночи. Свет померк, и вновь холодные очи звезд раскрылись, дабы зреть за происходящим здесь, на земле.
   Лик махнул рукой, подзывая к себе. На поле остались только мы трое, остальные оборотни уже скрылись за воротами тына.
  - Далеко отправить я вас не в силах, но в пределах пятидесяти верст отправить способен. К рассвету будете на тракте.
  - Это как, - спросила Рита.
  - Духи леса иногда все же отвечают на наши слова, - задумчиво ответил шаман. - Сегодня они получат хорошую требу. Почти три сотни душ...
  - Что нам делать?
  - Ничего, просто идите по дороге. Минута станет часом, час днем.
  Шаман легонько стукнул посохом по земле. - Прощаться не стану, чует мое сердце, не раз наши пути еще пересекутся. Пусть и не в этом мире.
  - Как э...
  Договорить я не успел. Все подернулось дымкой, деревня исчезла вместе с шаманом, осталась лишь дорога, змеей бегущая между кряжистых елей.
  - Ну что, пошли, - спросил я спутницу.
  Та передернула плечами и кивнула. Шли в тишине под жутковатый скрежет высоких деревьев. Молчало все вокруг. Казалось, словно лес внезапно вымер, даже комаров, остатки которых должны были иногда нос казать на ужин, и те испарились. Я размышлял над тем, что со мной произошло, над своим припадком, над прощанием с умершими, но больше всего меня занимали слова шамана. Что значила его фраза. В каком мы могли встретиться еще мире? Тем более, если умереть мне никак не грозило.
  Погруженный в размышления, я не заметил, как сквозь плотную стену ветвей ударили первые лучи рассвета.
  - Ой, смотри, тракт впереди, - закричала Рита.
  И правда, вдали виднелся просвет, смахивающий на дорогу. Шаг ускорился сам собой, за несколько дней лес осточертел до омерзения. Уж больно много всего он вывалил на мою и без того не славную крепким здоровьем голову.
   Наконец-то лес расступился, противный хруст иголок сменился на тихий шорох под ногами, мы вышли на песчаный тракт. Дорога выходила из-за угла лесной чащобы и уходила далеко вперед, теряясь за холмом.
   Над трактом струилось призрачное марево, из-за чего стоящие по обочинам деревья меняли свои очертания, словно плыли в воздухе. Туман спешил поскорее убраться от взгляда своего извечного пылающего с небес врага.
   Изредка на дороге попадались насты щебня, скорее всего в местах, где чаще всего скапливалась вода.
  - Мда, если б не шаман, тащиться нам по этому треклятом лесу еще черт знает сколько дней, - сказал я, присев на краю дороги.
  - Какой шаман, - с любопытством спросила Рита.
  Я опешил.
  - Что значит какой? Оборотней шаман.
  Девушка посмотрела на меня, как на идиота. Даже руку мне ко лбу приложила.
  - Какой ты холодный. У тебя все хорошо? Шаманы какие-то, оборотни. И когда бы мы скажи на милость, у них были?
  Мой тяжелый взгляд с нотой недоверия серлил лоб девушки, но та и не думала раскаиваться и признаваться, что шутит.
  - Вообще-то, еще со вчерашней ночи, - холодно заметил я.
  Я конечно понимал, что у девушки от пережитого рассудок мог сильно повредиться, но, чтобы вот так выбросить из воспоминаний сутки жизни?
  Рита рассмеялась.
  - Вчера я упала в волчью яму, ты меня вытащил, вылечил, потом я уснула, ты меня разбудил и мы пошли. Там от реки до тракта рукой подать. Недалеко и деревня моя. Мы здесь часто бывали.
  На этот раз руку ко лбу прикладывал уже я. При чем сначала к своему, потом к челоу Риты. В голове никак не укладывалось, что вообще происходит. На актера балаганного девушка не походила никак.
  - Но ты же была там со мной. Муж твой несостоявшийся, гибель твоей матери и все остальное.
  Я уже не говорил, а кричал. Речь сбивалась, я путался в словах и мыслях, не в силах подобрать нужных конструкций для вразумления девушки.
  - Точно заболел. Ты одинокий маг нашел меня ночью в лесу, мы пошли в город, потому что из деревни я сбежала. Меня замуж насильно отдавали за местного дурачка при добре ошивающемся. Потом яма волчья, и вот мы на тракте.
  Рита явно не играла. Слишком она верила в то, что говорила. Это чувствуется. Ну не могла никак она врать, такому актерскому таланту нужно учиться годами. А тут, хорошо если тринадцать есть.
  - Пфф, - гневно фыркнул я. - Маг так маг.
  Мысли взбесились. Боль, и без того преследующая меня на каждом шагу, снова взбесилась, стремилась проникнуть в мой разум, чтобы впиться в него своими когтями. Не в силах терпеть эту пытку, я встал и пошел вперед.
  - Эй, город в той стороне, - сказала девушка, хихикнув.
  Хотелось удавиться. Я никак не понимал, кто из нас окончательно свихнулся. Или мое сознание окончателно спасовало перед жизнью, или разум Риты решил вдруг дать заднюю, дабы отгородиться от болезненных воспоминаний.
  Карта легла мне в ладони. Верить умалишенной девушке я никак не собирался. Еще одной волчьей ямой дело бы явно не закончилось. Змейка дороги пролегала аккурат между двух зеленых клякс, одним концом она уходила далеко на юг, огибая злосчастную деревню Риты, а другой конец бежал прямо к воротам Ривии. Это был единственный ближайших город на карте. Несколько хуторов, чуть больше Красного ложа я в расчет не брал. Картограф недвусмысленно намекал цифрами о примерном населении, что там ловить нечего. Но не это главное, а то, что девушка откровенно лгала. Нужный изгиб дороги искался не так уж и долго.
  - Нам туда, - сказал я, кивая в противоположную указанной девушкой сторону.
  - Да нет же!
  Я не стал спорить, а просто ткнул палцем в карту.
  - И откуда у тебя эта дряная бумажка, - не то проворчала, не то прорычала Рита.
  Увлеченный своими сумбурными мыслями, я этого не заметил. Картина складывалась какая-то сумасбродная. Встреча эта в лесу, оборотни, бойня, амнезия девушка и слова шамана никак не могли соединиться во что-то адекватное. Получалось одно из двух: или сбрендил я, или Рита. Второе мне казалось более вероятным. С другой стороны, из головы не выходил тот припадок на пороге дома Андри.
  - Кстати, а что будет после того, как мы придем в Ривию, - спросил девушка.
  Видимо, моя спутница устала от гнетущей тишины, что повисла над нами, словно мраморная могильная плита.
  - Я отправлюсь закупать необходимые мне вещи. А ты можешь идти, куда пожелаешь.
  Видит бог, зря я это сказал.
  - Тогда я пойду с тобой, - с лицом победительницы сказала Рита.
  От внезапности заявления я даже остановился.
  - Нет.
  - Ну почему? Ты же сам сказал, что я могу пойти, куда пожелаю.
  - Со мной нельзя и точка.
  Началось то, чего я никак не ожидал. Истерика. А вместе с ней и водопады соплей, нервные всхлипы, поминание всех, и правых, и не очень, все это приправлялось порцией самобичевания и жалоб на горе-судьбу. В общем, слушать поток этого нервозного бреда мне не улыбалось совершенно, но выбора не было. Нет, можно было запустить в неё камнем потяжелее, тогда возникал другой вопрос: зачем я с ней вообще возился, со слабоумной? Надо было прибить еще тогда в лесу, после нападения оборотней на караван. И не маялся бы сейчас вопросами о том, у кого из нас на чердаке призраки повесились.
  Выждав время, когда Рите потребовалась пауза, чтобы вдохнуть воздуха, я резко закрыл ей ладонью рот, а к горлу приставил кинжал. Над трактом повисла блаженная тишина. Проще сирену угомонить, чем разошедшихся женщин. Боль лишь слегка дернулась внутри, но уже привыкшая, что чужих мук ей так не снискать, утихла.
   Рита кивнула, дав понять, что она больше не будет вопить на всю округу. Её дыхание выровнялось, но слезы еще катились по лицу, оставляя потеки на запыленной коже. Я убрал ладонь.
  - Мне некуда пойти, в деревне замуж отдадут силой, а я по любви хотела, чтоб как в сказках маминых. В городе я пропаду. Лучше уж убей сразу...
  Пришлось снова заткнуть ей рот, потому как меня ожидала вторая волна истеричных всхлипов.
  - Неужто тебе так замуж не хочется, что ты и умереть готова, - хищно спросил я.
  Рита начала меня сильно раздражать своими глупостями. Боль шевельнулась сильнее. - Ладно, как хочешь, но будешь мешаться, прибью сам, чтобы не мучалась.
   Не успел я договорить, как следы истерики тут же исчезли с её лица, лишь как напоминание остались шрамы-потеки. Еще один странный довод в эту копилку маразма. Голова уже пухла от противоречивых мыслей, но я никак не мог прийти к какому-то логичному решению. Будто кто-то нарочно дурил мне голову, наслаждаясь моими сомнениями. От размышлений меня отвлек топот копыт. Тракт в очередной раз делал крутой изгиб, ели становились реже, все чаще попадались осинки и березы. Тяжелая кавалерия шумно задышала нам в спины, подняв тучу пыли. Мы еле отпрыгнуть с дороги, чтобы не оказаться растерзанными копытами гневно всхрапывающих лошадей.
  - С дороги смерды, - возопил какой-то ряженый франт.
  Его сопровождал отряд одоспешенных воинов. Надраенные до блеска латы игрались лучами света, отдаваясь болью в глазах. Синие плюмажи гривой свисали до лошадиного крупа. Сквозь забрало на нас холодно посмотрели двенадцать пар глаз и тут же отвернулись. Воины вылядели статно, стальные исполины грациозно удерживались в седле, всем видом показывая окружающим свою выучку. А во главе этого бравого шествия, по всем законам жанра должен был быть какой-нибудь рыцарь правды и добра, но увы. Вместо него на бледной лошадке скакало нечто среднее между петухом и остолопом. Сиреневый камзол выцвел от пыли, синий берет сполз набок. Из-под него на мир смотрели жиденькие глазки болотной жабы липким таким с примесью гнильцы взглядом.
   У меня было сильное желание остаться и намылить ему одно место, а заодно и сопровождающим, уж больно сильно напоминал он тех выхоленных писклявых детишек властителей мира сего. Мерзких и отвратительных в своих стремлениях, они видели в окружающих только орудия удовлетворения своих мелких сиюминутных желаний.
  Кавалькада промчалась мимо, оставив за собой туманный след из пыли. Песок въедался в ноздри и хрустел на зубах. Гнев полоснул по живому, перед медленно краснеющими от бешенства глазами мелькали картины пыток, вызывая и жажду и омерзение одновременно. Особенно отвратительным было все то, что касалось мест для освобождения от переработанной пищи предназначенных. Начиная от просто, но медленного и методичного разрезания пополам, и заканчивая сложной сетью уколов ножом в хитросплетения нервных окончаний. В довершение Боль подсунула воображению картинку, где кинжал вонзается прямо туда и резко проворачивается. Однако образ так и не успел оформиться, я все-таки смог взять себя в руки. И можно было бы перевести дух, но жизнь на то и жизнь, чтобы ставить в неудобное положение, проверяя таким образом на прочность.
   Через какое-то время всадники вернулись обратно. Причиной оказалось то разноцветное недосущество, что сейчас жадно поглощало взглядом мою спутницу, а точнее его похотливые желания. И слепому было видно, как пылкий нрав юноши жаждет прочесть пару выспренных баллад, купаясь в свете луны рядом с Ритой. А потом воплотить высшую волю богов в продолжении себя, не взирая на протесты девушки. Бывало такое среди тех, кто думает, что ему все можно. И быть бы истории любви и мерзости под сенью дубравы, если бы не одно но. Именно оно стояло и медленно наливалось болью, предвкушая сладострасия пыток. В таком свете, пытки связанные с увеличением некоторых функциональных отверстия различными для сего не слишком предназначенными предметами, казались не такими уж и отвратительными.
  Кони всхрапывали, перетаптываясь с ноги на ногу. Закованные в сверкающие латы воины с сожалением смотрели то на нас с Ритой, то на хозяина эскорта. Все мы понимали суть происходящего, однако нерешительность, что тенью сомнения зависла над нами, на короткий миг погрузила тракт в тишину. Где-то вдали тренькнул дятел. Перепелка, издав противный треск, взлетела повыше. Тонкое облако хмари плавно наползло на светило, прикрыв чуткое око богов от того, что вскоре здесь совершится. Воины застыли в ожидании развязки. Короткие мечи рыцарей покоились в ножнах, солдаты не торопились извлекать металл на свет божий, дабы силой обрушить на нас волю холопа, что вырядился индюком.
  - Куда путь держите, - излишне вежливо спросил дворянчик.
  - Минуту назад вас это совершенно не волновало, - холодно ответил я.
  Юношу, разодетого как павлин, перекосило. Возникало ощущение, что у него резко защемило шею, от чего его лицо скукожилось, а затем покраснело. Я бы озаботился его здоровьем, если бы мне не было наплевать. Но как любят говорить в народе: на нет и суда нет.
  - Я смотрю у смерда язык слишком длинный, что если я его отрежу и повешу куда-нибудь.
  Сопровождение франта захохотало, скорее не от того, что было смешно, а чтобы хоть как-то выразить почтение своему хозяину. Глаза же холодно смотрели из-под шлемов, в них я читал одно: этот остолоп им осточертел настолько, что они отдали бы все, дабы избавится от этой занозы. Может помочь?
  - Советую повесить вместо чресел, может тогда там будет хоть что-то более менее стоящее внимания общественности.
  Теперь наблюдалась совершенно иная картина. Бравые воители молчали, но в их глазах бушевал хохот. Чего нельзя было сказать о павлине, его и без того перекошенное лицо окончательно приняло страшную метаморфозу, после чего он стал походить на чернокожего дауна переростка. Для полноты картины не хватало только слюны. А кожа почернела скорее всего от гнева.
  - Взять их!
  От его визга меня перекосило. Таким тенором не вопила даже моя спутница, в тот момент, когда она решила обвинить судьбинушку в том, что она жестока, и утопить поганку в луже слез.
  Солдаты, однако, с места не сдвинулись. Что-то они видели во мне такое, словно интуиция мягко нашептывала им, что затея не выгорит.
  - Вы не слышали моего приказа?
  У паренька начиналась уже знакомая мне истерика. Они сговорились что ли? Я уже был готов вкусить новую порцию боли, но солдаты продолжили стоять, чем сильно меня раздражали. Боль внутри меня уже оскалилась голодной пастью, с наслаждением потирая языком острыкие клыки страданий.
  - Ривервуд, ваш отец приказал нам доставить вас в замок. Иных указаний от него не было. Поэтому, если вы считаете, что вас оскорбили, то можете вызвать его на дуель, - холодно сказал один из воинов.
  - Чтобы я дрался с этим смердом?
  Заклинило что ли его, или вышеупомянутый Ривервуд кроме слова смерд ничего не знал? Эти вопросы не давали мне покоя. Хорошо, что отец держал меня в строгости, страшно подумать о том, что я стал бы таким же слюнтяем.
  - Согласно уложению за номером триста пять, дворянин имеет право вызвать на дуэль любого мужчину старше шестнадцати лет, в случае, если иными путями решить конфликт не удается. Так же там говорится, что никто не имеет права преследовать победителя, кем бы он ни был, - сухо сказал один из воинов.
  Мне показалось, или последняя фраза была адресована явно не своему хозяину. Однако юноша этого явно не заметил. Наверное, этот парень глубоко сидел занозой в мягких местах. Меж тем, Ривервуд застыл, взвешивая в голове все за и против. Сражаться самому, не верещать с трибун, здесь смелость нужна, чтобы впустить в себя мысль о вероятности собственной кончины. Тонкие бледные пальцы опустились на эфес рапиры, погладили рубин, красным глазом выступающий на гарде. Усмехнувшись, юноша спешился. Сделал он это, однако, с долей грации, видимо, чему-то его все-таки учили.
  - Будь по вашему, о, посмотрите, у него даже есть оружие, тем лучше.
  Видимо, франт расчитывал на победу, даже не расчехлив меч, досадное упущение. Не для меня, естественно.
  - Эй, как тебя там.
  - Зелеш.
  - Зелеш, я вызываю тебя на смертную дуэль.
  Либо Ривервуд был уверен в своей победе, либо ему напекло голову, от чего он окончательно потерял возможность думать.
   Рита же все это время стояла рядом со мной, и, казалось, перестала дышать. Вот только, тот хищный взгляд, которым она лишь единожды одарила парня, никак не вязался с ее испугом. На секунду мне показалось, что глаза девушки стали похожи на угольки, а лицо исказилось в хищной ухмылке. Видение, тут же исчезло, но рассудок твердил, что это морок.
  - Я принимаю вызов.
  - Надо же, он знает как правильно отвечать.
  На лице у юноши заиграло удивление, при чем местами даже непритворное. Актер из него был отвратительный, по крайней мере я верил ему плохо. Другое дело Рита, ее так колотило от страха, что тут и лучшие театральные скептики не усомнились.
  - Чуден подлунный мир, по его тропам бродят разные ноги, - философским тоном заметил все тот же рыцарь.
  Воины оказались мудрее своего молодого хозяина, но Ривервуд слушал свою задетую гордыню, ему не было дела абсолютно ни до чего. С таким же успехом он попер бы на стаю упырей, задень они его мнимую честь.
  Солдаты спешились и выстроились по кругу, создавая тем самым подобие арены.
  - Иди к солдатам, сейчас они тебя не тронут.
  - А ты?
  В голосе девушки слышалось неподдельное волнение. Интересно, куда делся тот плотоядный взгляд. Докопаться до ответа на этот, без сомнения важный вопрос, мне не дали. Халдей извлек меч из своих декоративных ножен и вошел внутрь круга.
   Бой не мог начаться, пока оба не достанут оружие, и секундант не объявит о начале дуэли. Я ждал, наслаждаясь волнением парня. Только сейчас, войдя внутрь круга, он понял, что может умереть. Возможно, единственный раз в своей жизни, ему придется надеяться только на себя. Сглотнув тугой комок, он посмотрел на своих солдат. Нет, юноша, они тебе не помогут, ты сам сказал: смертная дуэль, а значит победитель только один, он же и выживший. Потрепав нервы франту, я извлек меч.
  - Бой до последнего, - проорал воин, что пытался вразумить своего молодого и глупого хозяина.
   Нервы у петуха сдали сразу, не раздумывая, он ринулся на меня с мечом наголо, за что и поплатился. Я намеревался выдоить из него столько боли, сколько могло выдержать его изнеженное тело, поэтому никаких смертельных ударов. На огромную дозу, признаюсь, я не надеялся. Удар больше походил на попытку отмахнуться от мух, которых здесь хватало. Все-таки, я единственный, от кого не разило потом. Парировать такой удар одно удовольствие, даже с моими минимальными навыками, которые я получил в замке. Все-таки тогда я был еще ребенком, поэтому учитела на меня не наседали, а зря.
  Меч со свистом улетел в сторону, свободной рукой я схватил франта и сломал ему локтевой сустав. Послышалось громкое хрусь, секунду спустя Ривервурд валялся на земле, вопил что-то про свою маму и сжимал поломанную конечность.
  Воины напряглись. Они видели безыскусность моих движений, подкрепленных лишь скоростью и силой. Все-таки сломать руку довольно трудно, особенно человеку, свиду не отличающемуся богатырским телосложением. Боль зверем зарычала в груди. Я слышал множащееся эхо ее мольбы не останавливаться, и не было ни одной причины, чтобы ей отказать. Ее щупальца проникали все глубже, и с каждей каплей я чувствовал пульсирующее гневом желание причинять страдания.
  - Вставай, Ривервуд.
  Это не я, то секундант создавал вид участия в жизни парня. По лицу же его было видно, что ему наплевать на сосунка.
  - Да Ривервуд, иначе это твой язык я повешу себе на шею, как амулет.
  Гнев возобладал на болью, юноша встал и снова взялся за рапиру. Я не спешил, каждая секунда его мучений наслаждение для меня. Второй удар был более грамотный, пришлось отскочить назад, но юноша не учел, что моя скорость пусть и на немного, но быстрее, чем его. Удар только прошел зону поражения, как мой меч проткнул его ногу, затем плечи. После этого началось расчленение. Меч с ликующим чавком входил в нежную плоть парня, выворачивая от туда куски мяса. Краем уха я слышал, как кого-то из воинов стошнило. Ривервуд продержался минуты три, затем умер от болевого шока и кровопотери.
  Довольный собой, я поднял меч.
  - Противник повержен, кровь омыла позор, бой окончен.
  Фраза эхом прошлой жизни возникла в моей голове, возникало ощущение, что моя старая, лишенная силы боли жизнь, была такой далекой, словно навеянной дурным сном. Однако слова легли точно и ровно.
   Воины разомкнули круг, двое рослых мужчин собрали останки Ривервуда и положили их на лошадь, привязав легкий доспех к седлу, поводья были закреплены на луках другого скакуна.
   Бейся со мной кто-нибудь из его свиты, членовредительсво оказалалось бы невозможным. Тяжелый доспех защищал почти все тело, а попасть в сочлинения между двумя элементами с моими навыками мечника приравнивалось к чуду.
  Один из воинов подошел ко мне, держа в латной перчатке рапиру дворянина. Я напрягся, но виду не подавал, закон законом, но неизвестно, что может быть на уме у людей.
  - Держите, теперь это ваше, - сказал воин, протянув мне рапиру Ривервуда.
  Это был трофей победителю. Приянть его, значит поставить точку в этом конфликте. В противном случае, мне придется изводить весь его род, пока я не сочту оскорбление смытым. Родственники Ривервуда волновали меня мало, поэтому я не стал строить из себя оскорбленную фифу и принял трофей.
  - Благодарю, - ответил я.
  Воин склонил голову, в ответ я слегка кивнул. Дворянские заморочки давали о себе знать, что не укрылось от холодного взора мужчины. Отданный мне клинок я заткнул за пояс, ножны мне никто не дал.
  Нападать больше никто, к сожалению, не собирался. Воин снял шлем. Холодные синие глаза волком выглядывали из-за кустистых черных бровей. Смуглое, покрытое сеткой шрамов лицо, купалось в легком прохладном сквозняке. Поправив аккуратную бородку, мужчина представился
  - Генерал Тулий.
  Воин отвесил еще один поклон, скорее шуточный, нежели в знак глубокого уважения, однако издевательством здесь, к моему сожалению тоже не пахло. Вот только генеральские чины абы кому не дают, поэтому всех славных мужей своей страны я знал. Их было не так много, чтобы их именя с трудом влезли в мой узкий череп. Сомнение червячком подтачивало скрепы моего спокойствия.
  - Неужели, я кого-то пропустил, - подумал я.
  Мысли кружились, вспоминая всех видных деятелей военного искусства, но подобного имени не нашли. Марк Слепой, Генрих Копыто, Лидий Скупой, Кайл Страшный и Фридрих Низкий - командиры легионов имперских войск Зеленоземья. Никаких Тулиев среди них не было. Спрашивать же об этом, было немного бестактно, даже не смотря на сильное желание продолжить пытки.
  - Как же бравый воитель опустился до работы нянькой?
  Тон, которым я высказал свою мысль, был настолько ядовит, что им можно было отравить крупные города, но у генерала, видимо, был иммунтитет к такого рода отраве.
  - Прошло то время, когда король ценил верных и жестких людей, готовых высказаться даже его Величеству, если он не прав, - махнув рукой, сказал Тулий. В конце концов, король сейчас при смерти, балом правит свора жадных скупердяев, готовых задушить друг друга в борьбе за корону.
  Генерал опустил голову, нет его нутро не сгибалось в тоске по былому, оно горело яростным пламенем ненависти к тем, кто ставил личную прихоть выше рационализма.
  - Хм, не слышал, что бы король жаловался на здоровье, - ответил я.
  - Увы, ничто не вечно под этим небом.
  Тулий задумался и принялся поглаживать короткую черную с проседью бородку.
  - Что ж, я не знаю кто ты и откуда, да оно мне и не нужно. За убийство баронского ублюдка открыто преследовать тебя не будут. Но сам понимаешь, что и безнаказанным это не останется. Ты в Ривию?
  Я ухмыльнулся тону генерала и его манере вести беседу. Сейчас он был открыт более чем, больше напоминая строгую мамашку, нежели бравого воина. Лишь огонь решительности в его глазах утверждал, что этот человек не шутит, он и правда переживает за мою судьбу. Меня это, признаюсь, немного удивило.
  - Уже на ты?
  Тулий махнул рукой.
  - Некогда играть в вежливость.
  - Верно. Я думал отправиться в Ривию.
  - Как понимаешь, я не могу не доложить о случившемся, скажу лишь одно: сунешься в город, живым уже вряд ли выйдешь. Хотя, люди с таким безумием в глазах и не на такое порой способны.
  Генерал замолчал, видимо, воспоминания были настолько яркими, что смогли на мгновение поглотить сознание Тулия, заставив вернуться обратно в прошлое, дабы пережить все это еще раз.
  - Береги девочку, не гоже после такого бросать человека.
  - Ты знаешь, что случилось с графством Дорг, - аккуратно спросил я у Тулия.
  Генерал нахмурился, однако его ответ поверг меня в шок.
  - Этого графства лет двести уже нет. А что?
  Эмоции бурей промчались в моей голове, звуки утонули в липкой тишине мыслей. Сердце сжимало тисками боли. Какое-то осознание никак не могло пробиться сквозь из глубин души. Какая-то важная истина пыталась вырваться на крыльях боли из подсознания, но нечто более сильное держало ее пуще цепей.
  - Ничего, - тихо ответил я.
  - Странный ты, Зелеш. Как снег посреди лета.
  Я ничего не сказал в ответ, лишь криво дернул плечами.
  - Ладно, мирного тебе пути, нам пора.
  Воин развернулся и отправился к своим солдатам. Спустя несколько минут мы остались одни. Я присел на теплый валун, спрятавшийся в тени, подальше от небесного светила. Облако, что скрыло солнце, гонимое ветром поплыло дальше. Лес позади меня радовался своей жизни. Стрекотали кузнечики, роились в траве жучки, щебетали птицы, один я хотел лечь и умереть. Рита присела рядом.
  - Что с тобой, на тебе лица нет, - участливо спросила девушка.
  - Ничего, - грубо ответил я.
  Мир давил на меня, сквозь трещины разума медленно сочилась испарина безумия, силясь поживиться терпким нутром моего рассудка. Кто я, что я, где и зачем? Что я вижу и вижу ли вообще? Мысль о том, что я умер и окружающий бред был лишь миром мертвых спасительным кругом бросилась в этот омут сумасшествия, но я ей не верил. Нечто внутри подсказывало, что я жив, а все вокруг чья-то злая шутка. Вновь и вновь я прокручивал в памяти события, укладывая их в логическую цепь. И все было ровно, кроме разве что места моего появления. Но ведь наемники меня ждали. Не могли же они простоять в ожидании двести лет? Или могли?
  - Брр, это уж совсем какой-то бред, - подумал я.
  - Зряяяяя, - раздался в голове шепот Боли.
  - Я сошел с ума, - подумал я.
  Боль тихо хихикнула.
  - Не совсем, соберись, вспомни себя.
  Боль продолжала что-то шептать, а я плавно плыл за ее голосом. Вновь потолк, стены, ледяной стол, алхимические реторты и трубки, какие-то шорохи и снопы искр. Я чувствовал жажду Боли внутри себя вырваться на свободу. Казалось, что мы одно целое, и это меня заперли в какой-то клетке. Я зверем рвался наружу, но решетка ребер не пускала меня. Внезапная мысль вспышкой осознания пронзила нутро. Трубки, нужно рвать трубки. Мне хотелось поскорее выпустить зверька боли наружу.
  - Сейчас, сейчас, потерпи. Еще чуть-чуть, и ты будешь свободна, - шептал я.
  Рука словно налитая железом с трудом поднялась с холодной столешницы и взялась за стекло трубки. Какая-то синяя жижа текла по ней в мою голову.
  - Рвиииии, - защипела Боль.
  Мышцы напряглись до предела, казалось, что вместе с трубкой из меня выходит мозг, однако больно не было. Рывок, еще рывок, и с тихим чавком, трубка вынимается из головы, а вместе с этим какие-то скрепы на моей разуме рухнули.
  Воспоминания, их было так много. Бегство, катакомбы, Ловиатар, годы блужданий во мраке без цели, затем по миру. Выжженные города и деревни. Целыми семьями я сажал людей на колья, рвал и резал детей, стариков, скот. От осознания, что это все делал я, стало мерзко. И боль, она лилась в меня реками, напитывая тело своей жгучей силой. При этом во мне было две силы. Одна от Ловиатар, я чувствовал в ней тот привкус горечи губ Богини, а другая, такая знакомая. Память окунулась глубже, в море мрака, которым был я сам. И Она, что ласкала мою душу, напевая колыбели. А потом сознание улетело в совсем уж далекие дали, лишь голос Боли, той, что была роднее матери, какая-то древняя, другая и чужая всему, что я знал, несла меня на своих щупальцах в вечность.
  Внезапный удар снопом искр взорвался в голове. Последнее, что я увидел, это чья-то когтистая лапа вонзила мне в голову вырванную трубку и что-то прокричала. И я очнулся. Лишь шепот боли еще звучал в голове и эхом молвил:
  - Не верь, никому не верь!
  - Зелеш, Зелеш, да очнись же ты, - кричала Рита.
  Сквозь дурман сна я с трудом различал слова. Воспоминания, как утренний туман, плавно исчезали под светом пробужденного сознания. Однако, усилием воли, я все-таки успел зацепиться за ускользающую нить понимания и притянуть ее поближе. Боль, подаренная Ловиатар зашипела в ярости, сжав мое нутро в тисках, от чего я всхлипнул. Вот только, та, другая сила, все же успела пробраться сквозь эту брешь и спрятаться до поры до времени глубоко в голове.
  Глава третья.
  
  Меня вывернуло. Какая-то синяя до боли знакомая слизь рваной лужей разлилась под ногами.
  - О боже, что это, - возопила девушка.
  После пробуждения, из меня выходило черт знает что. И чем больше этой дряни я выплевывал, тем сильнее чувствовал тот комок другой боли.
  - Да я, бээээ, откуда знаю?
  - Зелеш, что с тобой было, - аккуратно спросила девушка.
  Слишком аккуратно. Моя подозрительность взивнтилась на ровном месте.
  - Тебе то какое дело, - грубо ответил я.
  - Ну мы же друзья, - обиженно сказала Рита.
  - Тебе показалось, никакие мы с тобой не друзья, - в гневе выпалил я.
  Тошнило все сильнее. Голова закружилась, сквозь хоровод окружающего мира, я увидел, как какая-то трубка с синей жижей лопнула и разлетелась сотнями осколков.
  - Молодец, мой мастер, - прошипела Боль в моей голове.
  - Я уже запутался, кто боль, а кто Боль, чего вам от меня надо, - мысленно закричал я.
  Голос в голове не ответил. Очнулся я мордой в собственной же...
  - Ну и мерзость, - подумал я.
  - Зелеш, ты должен мне все рассказать, - настойчиво потребовала Рита. - Иначе я не смогу тебе помочь.
  - Обойдешься, - тихо ответил я.
  Фляга с водой нашлась почти сразу. Живительная влага медленно опускалась в мое чрево, унимая тошноту. Дабы, окончательно не сойти с ума, я старался не думать ни о чем, кроме воды. Получалось плохо, однако получалось. Язык жадно поймал последние капли. Глаза постепенно начали различать мир вокруг. Лес, валун, тракт, лужа крови... Память тут же подкинула воспоминание о дуэли.
  - Зелеш, ты не ответил, - с нажимом сказала моя спутница.
  - Да отстань ты от меня. Не знаю, что со мной.
  Делиться догадками с девушкой я точно не собирался.
  - Пошли, дело итак уже к обеду ближе. Повезет, добредем хоть до какого-нибудь двора. Или хочешь ночевать на улице?
  Девушка помотала головой, и мы двинулись в путь. Молчание стало нашим незримым спутником. Говорить не хотелось. Да и не о чем особо. Странное поведение Риты порождало легкие сомнения, мои тоже адекватностью не блистали.
  Тракт изгибался влево. Я достал карту и от нечего делать начал сверять маршрут. До города по моим прикидкам оставалось верст тридцать, из чего следовал вывод, что до города к вечеру мы никак не дойдем. Хвойный лес окончательно сдался, уступив место своим лиственным собратьям. Кривые березки пальцами мертвецов торчали из земли. Что-то не так было с лесом, он словно умирал. Просто так в середине лета листва не опадает. Чахлая трова уныло распласталась над землей. Сухие стебли понуро шуршали в руках ветра, обреченно склонясь перед неизбежным концом.
  - Что за черт?
  - В смысле?
  - В коромысле, с лесом что?
  Девушка неуверенно пожала плечами.
  - Может поговорим о тебе?
  В голосе Риты было столько участия, будто я был ее единственной дочерью, которая по глупости провела ночь на сеновале с соседом, а теперь не знает, как жить дальше.
  - И что со мной не так?
  - Например, твой припадок. Это же ненормально. Сидишь себе, а потом бах, и дергаешься в конвульсиях на земле. И дрянь эта синяя из тебя лезет. Это магия у тебя такая что ли?
  Теперь плечами пожимал я.
  - Зелеш, я чувствую, ты что-то от меня скрываешь.
  Рита явно не собиралась сдаваться. Мои пальцы нащупали рукоять кинжала. Естественно, мой жест не остался не замеченным.
  - Ну не хочешь, как хочешь, - обиделась девушка.
  - Сразу бы так, - оскалился я.
  - Не верь девчонке, - прошептал голос Боли.
  - Почему?
  Мой незримый собеседник решил воздержаться от ответа на этот счет. И вновь над дорогой вновь повисла блаженная тишина, утомленное сознание начало задаваться вопросами о сущности бытия. Я думал о глупости такого понятия, как человеческая жизнь. Ведь по сути, люди и не живут как полагается, всего лишь жалкая пародия, иллюзия жизни, которой они тешат себя, пока смерть не заглянет к ним на огонек, а потом пустота. А что еще может ждать так и не оформившуюся идею? Под влиянием случившегося после дуэли, мои мысли ушли дальше и коснулись моего будущего. Что вообще я есть? Всего лишь орудие в чьих-то руках? Я потерял всякий вкус к жизни, во мне не осталось ничего, кроме боли, исчезнет она, не станет и меня. Грустная картина, в которой уже ничего не изменить, с полотна судьбы узоров не убрать. Пойдя на сделку, я отдал все, что у меня было, чтобы получить силу, но что делать с ней теперь? Что вообще мне делать, когда я даже не понимаю есть ли я на самом деле или все это лишь бред агонизирующего перед смертью разума.
   Злодеи и герои, они всегда существуют в паре, их роли меняются, как маски в театре, их танец в плену сцены завораживает зрителя, но итог один. Спектакль кончится, роли исчезнут, а капризный зритель пойдет на другие пьесы. От этих мыслей сердце сжалось в груди. Я посмотрел на девушку. Она шла рядом, стараясь поймать мой ритм, чтобы не отставать и не забегать вперед. Почему она идет со мной? Что может так сильно удерживать человека рядом с собственной гибелью, что неразрывно следует за ним, подыгрывая в этом абсурдном спектакле безумных актеров.
  Нутро молчало, предоставив хозяину самому найти ответ на этот вопрос. Меж тем день приближался к закату, огромный раскаленный до бела шар исчезал с голубого полотна небес. Словно гигантский исполин, оно медленно уходило прочь, так неспешно, будто знало, что даже если оно остановится, то все равно успеет вовремя. Мне бы так. Вместе с исполином уходила и изнуряющая жара, воздух постепенно остывал, и лес задышал влажной прохладой.
   Уши уловили приглушенный лай собак. Чахлый лес закончился, сменившись широким полем. Тракт змеей убегал далеко вперед, теряясь в сумерках уходящего дня. Справа от нас рос частокол невысокого в человеческий рост тына из тесанных бревен. В нос пахнуло запахом гари. Черный дым аморфной кляксой полз к небесам, растворяясь в воздухе. Ноги сами ускорили шаг. Так обычно пахнет беда.
  Из-за забора не доносилось ни звука, тишина зависла над этим местом, оскалив свой безгубый рот в молчаливом ликовании. Боль. Я только начал подходить к воротам, как уловил этот притягательный сердцу аромат чужих страданий. Агония прервавшейся жизни вороном смотрела на нас с ветвей чахлого тополя. Черные бусины глаз спокойно наблюдали, как я подхожу к висящим на одной петле воротам.
  Трава вокруг тына была вытоптана, тут и там на заборе виднелись глубокие борозды. Щепки зубьями торчали наружу, предупреждая окружающих, что дело здесь ничем приятным не пахнет.
  Голодные сумерки ползли из тени, отгрызая от плоти дня смачные куски. Ущербный огрызок луны лукаво выглянул из-за горизонта, силясь подсмотреть, что же происходит, пока матерь ночь собирается на свой пост.
  - Стой здесь, - скомандовал я Рите.
  - Может лучше до города, а?
  Девушке было зябко. Атмосфера вокруг повисла гнетущая, лишь мне и ворону был по душе тихий плач ускользающей в небытие жизни. Я втянул воздух и шумно выдохнул.
  - И стоять потом перед городскими воротами до утра? Нет уж, - отрезал я.
  - Зелеш, не ходи туда, - каким-то странным голосом сказала Рита.
  Тон девушки заставлял подчиняться. Я уже почти повернул в сторону тракта, как тиски боли с силой сдавили мне голову. Из глаз посыпались звезды, казалось, что безумный пыточных дел мастер воткнул мне в глаз раскаленный прут и резко провернул. Однако болевая терапия помогла, я вновь повернул в сторону чужого жилища и продолжил изучать обстановку.
  На столбе обнаружились пятна крови. Некогда красные, они почти выгорели до бурого состояния и рваными кляксами там и застыли на желтоватой древесине.
  От моего касания петля лопнула, и ворота с грохотом рухнули на землю, подняв в воздух пыль. Глазам предстал длинный двор, упиравшийся в хозяйские постройки, которые делили пространство пополам. Широкая конюшня неприветливо косилась выбитым окном да провисшими ставнями. Я лишь сделал пару шагов, как услышал плач. Ревела Рита.
  - Зелеш, не ходи туда, прошу тебя.
  Боль внутри меня напряглась, однако я уже не чувствовал странного желания подчиняться. Махнув на все рукой, я пошел дальше.
  - Стоооооой, - кричала девушка, но ее никто не слушал.
  Ворон слетел с ветки и сел на землю, недалеко от конюшни. Двор был вывернут наизнанку. Валялась разбитая утварь, поломанные инструменты, мебель. По левую руку расположилась харчевня. Судя по всему, когда-то это место было постоялым двором, теперь же все поглотила атмосфера запустенья, да растаскало зверье. Недалеко от порога бурой кляксой на траве красовалось пятно застывшей крови. Рваная широкая полоса уходила в дом, словно кто-то утащил туда труп.
  Миазмы боли пропитывали каждый дюйм этого места. Я чувствовал пьянящий аромат чужих страданий и впитывал его каждой клеткой своего тела.
  Нос уловил приторно сладкий аромат разложения. Я вошел в корчму. Гробовая тишина резала уши. Ни единого признака жизни. Все стояло вверх дном. Огромные столы валялись невпопад уродливыми поломанными монстрами. Некоторые столешницы были расколоты, частью с вывернутыми ножками, часть превратилась в полный хлам, в месиво из щепок и запекшейся крови.
  Под грудой мусора я обнаружил изрезанное тело, напоминающее трактирщика. Кожаный фартук был весь перемазан в крови и грязи. Крупный мужчина изломанным кулем валялся недалеко от вырванной из пола стойки. Половины лица не было, кто-то зверски содрал с него всю кожу и вырвал глаза. Зеленые мухи ползали по вывернутым наружу внутренностям. Затоптанный желудок рваной тряпкой валялся в стороне, отрубленная рука сжимала топор. Видимо, сдаваться без боя трактирщик не стал, оно и понятно, ему есть, что защищать. Пустые ничего не видящие глаза бельмами уставились в синеву небес. Я нагнулся и прикрыл ему веки, негоже мертвецу спать с открытыми глазами.
  - Мир твоему праху.
   В хлеву я нашел мальчика. Злой рокне пощадил никого. Ребенок был избит до полусмерти, а затем убит ударом меча в сердце. Лицо мальчишки навеки застыло в гримасе страха и ненависти.
  - Я мог окончить свою жизнь так же, если бы Ловиатар не предложила свои услуги, - подумал я.
  И вновь сильный тычок боли яркой вспышкой пронзил разум.
  - Да что за демонова хрень со мной происходит?
  Мир ответил молчанием. Боль тоже воздержалась от комментариев, хотя я чувствовал, что она прекрасно все слышит и видит. Немым наблюдателем она расползлась по моему телу и безмолвно наблюдала, нежась в окружающем дурмане щедро разлитых здесь ароматов мук.
   Легкий сквозняк трепал ворс на жилетке паренька, игрался засаленными светлыми патлами, прятался в складках штанов. Присев рядом с ним, я тяжело вдохнул приторно-сладкий от тлена воздух. Жалости не было, я просто смотрел на маленький обезображенный труп сухим, изучающим взглядом, впитывал витающую в амбаре боль. Сердце сжало чувство жалости и тоски. Я мог понять и принять зверские убийства, когда кто-то напал на тебя, обесчестил, на худой конец вел себя как последняя шваль. Но за что можно было так поступить с ребенком? Душа замерла в смятении.
  Еще раз вдохнув миазмы разложения, я встал и вышел на улицу. В хлеву ловить было нечего, поэтому я вновь двинулся в корчму. Дверь в трактир валялась внутри, разбитая сильным ударом. На петлях остались лишь несколько крупных щепок. Разбитые бутылки противно хрустели под ногами, разлитое вино успело впитаться, оставив после себя рыжие разводы.
  Под лестницей я нашел труп девочки. Честное слово, лучше бы на трактир напали демоны, они бы просто разорвали людей и ушли, оставив после себя пепелище, чем вот так. Перед тем, как убить, кто-то надругался над девочкой, а затем перерезал ей горло. Белый сарафан превратился в половую окровавленную тряпку, непригодные для такого издевательства молодые органы превратились в кашу.
  Лестница на второй этаж казалось дорогой в бездну. Ступени через одну выломаны, перила покрылись рваным рисунком глубоких борозд. Будто кто-то шел наверх и драл котями ни в чем не повинное дерево.
   Дорога наверх не заняла много времени, чистый половик пропитался грязью. Всего одна пара сапог оставила здесь свой кровавый след.
  - Что за ужас мог воплотиться в этом человеке, если он в одиночку сотворил все это, - подумал я, поднимаясь с пола.
   Коридор расходился в разные стороны дверями комнат. Обои свисали лохмотьями. Кому-то было мало смертей, он решил изгадить все, мимо чего проходил. Двери были ввалены внутрь. В некоторых комнатах оказались трупы. Изувеченные мужчины и женщины, скорее всего они были постояльцами, которые че-то насолили фортуне, раз она повернулась к ним такой зловонной задницей.
   Лишь одна дверь была не тронута, с тихим скрипом она колыхалась в руках сквозняка. Сердце сжалось, почему-то я чувствовал, что уже был здесь. Сквозь крепкие скрепы темницы разума прорывались какие-то обрывки воспоминаний. Зеленый ковер, бледные занавеси, тяжелый сундук...
  - Что за черт, - подумал я и вошел в комнату.
  Сердце пропустило один удар, другой. Пол поплыл под ногами, во рту отдало железом. Боль медленно расправляла свои могучие крыла в моей душе, оскалив гнилую пасть разящую страданием. Ее острые когти проникли в голову, сильные пальцы сдавили мозг, перед глазами в пьяной вакханалии заплясали разноцветные черти.
  Обнаженная Рита лежала привязанная обрывками простыни к гредушкам кровати. Многочисленные ссадины и порезы превратили симпатичное тело в кошмарный сон. По бледному телу, лежащему в луже спекшейся крови, ползали мухи. Рядом лежала окровавленная занавеска. Даже думать не хотелось, что ей вытирали.
  - Чтооооо? А кто же, как...
  Додумать я не успел. Боль взмахнула тяжелыми крыльями и накрыла меня с головой. Глаза ослепли, утонув в бездонном море мрака, что черной кляской развернулось прямо передо мной.
  - Глупец! Я же говорила тебе...
  Что же именно говорил мне знакомый голос я так и не расслышал. Все утонуло в звенящей тишине, а рассудок вышел вон за дверь сознания и на прощание помахал своей несуществующей рукой.
  
  ***
  
  - Мы снова вместе мой мастер, - прошелестел знакомый голос.
  - Кто ты, - не то подумал, не то спросил я.
  Мрак зашелестел и аккуратно подхватил меня своим щупальцем. Бездонное черное море поглотило меня своим необъятным чревом и растворило, оставив лишь мысль о том, что я еще существую. Тьма разверзлась от края до края, но эта бездна не пугала. Она была такой знакомой, приятной и даже в какой-то мере родной, словно я пробыл здесь не один год.
  - Ооо, ты был со мной куда дольше, просто не помнишь этого.
  - Что происходит, - сухо спросил я.
  Эмоции словно выжгло потоком боли, в котором плескалось мое сознание. Вот только эта боль была какой-то фантомной. Я чувствовал, что это боль, но это не чинило мне никаких страданий. Наоборот. Эти ощущения словно доставляли мне удовольствие.
  - Эх, каждый раз одно и тоже. Как же глубоко они запустили в тебя свои цепкие пальцы. Наконец-то скрепы нашей с тобой тюрьмы дали трещину, вот что происходит.
  - Объясни мне, пожалуйста.
  Почему-то хамить этому голосу не хотелось. Он был таким родным, таким... Желанным, словно я целую вечность стремился к нему, и вот наконец нашел, а теперь боялся потерять.
  - Не потеряешь, мой мастер, теперь нет.
  Щупальце боли ласково сжало меня и поднесло поближе к своему средоточию.
  - Конечно же я тебе все расскажу, но чуть позже. Осталось еще немного, и наша темница наконец-то рухнет. Веками мы боролись за свободу, и вот пришло время расправить крылья.
  - Я не понимаю.
  Боль лишь покачала меня на своих руках, словно баюкая.
  - Еще поймешь, и вспомнишь. Но сейчас слушай меня внимательно. Та ловушка, в которую поймали твою душу - это хрустальная шкатулка иллюзий. Я отправлю тебя в самый центр этой тюрьмы, дам еще один шанс нам с тобой. Умоляю, мастер, не подведи.
  - Что я должен делать?
  - Выбраться. Помни одно: все вокруг будет ложью. Пытайся вспомнить себя, вспомнить нас. Я буду тянуться к тебе изо всех сил и постараюсь помочь, но если ты не будешь пытаться вспомнить, все мои усилия окажутся напрасными. Враг победит.
  Я кивнул несуществующей головой и поудобнее расположил свое сознание в теплых лапах боли.
  - Начали.
  
  ***
  
   Дыхание сперло, в ужасе я вскочил с кресла. Тень какого-то жуткого кошмара еще щерилось из царства морфея, но память уже ставила свои тыны, дабы отгородиться от ужаса сна. Пальцы разжались, глухой стук упавшей книги окончательно вырвал меня из недр дремоты.
  Нога затекла, кожу кололо и щипало. Пришлось вытянуть конечность, чтобы унять это мерзкое ощущение. Глубокое мягкое кресло объяло мое хрупкое тело.
  - Может же присниться такое, - подумал я, подобрав книгу с пола.
  'Жизнеописание Зелеша Утгарийского варвара, палача и тирана'
  - Брр, надо поменьше читать всякую ересь. Чертов Кериил, хренов учитель, заморочил меня своими историческими бреднями, - гневно думал я.
  Вот только меня не покидало ощущение какой-то неправильности, словно в привычной картине мира поменяли несколько пазл, и вроде все так, но какой-то червь сомнения так и сосет под ложечкой. Нога заныла сильнее.
  - Да что за демонова задница, - пробурчал я.
  Перед глазами плавали куски сновидения. Гибель родителей, какие-то боги, трупы, кровь лилась реками, а посреди этого бедлама бледный я с безумным блеском в черных провалах глаз.
   Вокру царила тишина. Лишь пламя камина ядовито потрескивало, доедая сухую древесину. Молчание было каким-то неправильным, больным, словно в склепе. За окном была глухая беззвездная ночь, будто стекло затянули в черный бархат. Часы пробили полночь. Тяжелый набат колокола внутри механизма играл на натянутых нервах моей души. Каждый удар молотом отдавался в голове. Нога начала болеть сильнее.
  - Помни, - раздалось в голове.
  - Что же я должен помнить, - думалось мне.
  Какое-то ощущение, что я что-то забыл, никак не хотело покидать меня.
  - Вальдес, ты что здесь делаешь?
  - Мама? Да, зачитался и уснул. Сейчас пойду к себе.
  Я обернулся на голос, но никого не было. Я был абсолютно один. Боль в ноге взбесилась. Ломило уже весь низ вместе с поясницей.
  - Да что происходит!?
  На спину легли легкие прохладные пальцы. Витые золотые перстни стикивали в объятьях перста матери. Желтый дракончик невесело скалился с указательно пальца и как-то плотоядно смотрел на меня.
  Голова матери наклонилась ко мне, мы встретились лицом к лицу. Я в ужасе закричал. Ее тело было сплошь и рядом усеяно порезами, лицо застыло в жуткой мертвой маске. И два бельма голодной бездной вперились мне в душу.
   Внезапно память развернулась, перед глазами поплыли воспоминания. Нападение на наш замок, гибель родителей, подземелье, Ловиатар. Вся эта круговерть пронеслась перед моим взором, вызвав чувство дикой тошноты. Боль уже охватило все до груди. Жуткие муки терзали плоть.
  - Вальдес, милы, что же ты нас не спас, - жутким голосом проговорило тело матери.
  Слова эхом разбивались о стены, множились и корявыми осколками резали мои уши дьявольским гулом. Труп рассмеялся.
  - Сынок, ты что, забыл про нас?
  Противно-приторный запах тлена ударил мне в ноздри. Память взбесилась, мысли бешенными лошадьми рвались прочь из головы. Чувства рвали душу, выталкивая воздух из груди с мерзким свистом.
  - Ты. Не моя. Мать, - в гневе прошипел я. - Я помню, я знаю, - кричал я, задыхаясь в комом подступившем к горлу безумии.
  - Я здесь, мой мастер, - шепнула в ухо боль. - Я рядом, я твоя.
  Двери души с лязгом распахнулись, в грудь ударило щупальце мрака. Труп матери издал истеричный вопль и вцепился зубами мне в горло, но было уже поздно. Дьявольский хохот рвал мой рассудок, извращая нутро, растаптывая все чувства в прах.
   Вспыхнула книга в моих руках, зеленая ткань обложки слезла, обнажив фиолетовую корку. 'История культа боли богини Ловиатар' гласило название книги.
  - Ловиатар, - прорычал я. - Тебе от нас не уйти, - прошипела Боль.
  Все вокруг вспыхнуло и погрузилось во мрак.
  
  ***
  
   Туман белесым призраком пожирал дерево за деревом, превращая лес в морок. Небо без звезд щерилось голодной бездной. Где-то я его уже видел. Но где? И кто я? Разум молчал. Собрав котомку, он отправился в далекие дали, на прощание помахав грязным платком. Незнакомы деревья зловеще скрежетали, будто снедаемые страданием, они молили богов избавить их от мук. Но те молчали.
  Тишина хищно затаилась в кустах, выжидая момент, дабы поймать зазевавшуюся дичь. Время словно остановилось, стало жидким. Вот оно, хочешь бери и делай, что вздумается. Наст из листьев ломаемыми костями хрустел под ногами. Я брел из ниоткуда в никуда и не знал направления.
  Ухо резанул пронзительный крик. Шаг провалился, хитрое время коброй прыгнуло, унося пространство за собой. Лес мчался передо мной в дикой гонке, словно спасался от лихой беды. Глаза ослепила вспышка пожара. Люди в ужасе бегали по деревне, кто-то уносил детей, кто-то скулил, моля о пощаде. Женщина склонилась над чьим-то трупом, рыдала и проклинала того, кто стоял подле нее и уже заносил меч, над ее головой.
  - Нееееет, - закричал я. - Что ты делаешь?
  Мужчина повернулся ко мне лицом, и я в ужасе схватился за голову. Это был я. И пусть я никогда не видел себя, но точно знал, что рука, сжимающая меч, была моей.
   С грохотом обвалилась крыша чьего-то дома, пламя жадно лизало перекрытия, стремясь с разбегу прыгнуть на следующий дом. Фиолетовое щупальце из спины мужчины вонзилось в ребенка, резко ковырнулось, разрывая маленькое тельце. Кровь и куски мяса брызнули в сторону. Предсмертный хрип, мальчик упал на землю, а щупальце боли ринулось к следующей цели.
  - Что же ты стоишь, Вальдес, - произнес тот, что был мной.
   Я закричал. Боль, чужая мне боль, безликая, злобная и ужасная, она была мне омерзительна. Одно желание снедало мое нутро - разорвать того, что был мной вместе с теми муками, что несло его существо в себе. Это была не та боль, моя ласковым любовником сжимала сердце. Подобострастным зверем, она внимала тени моей мысли, она была мной, а я ей. Но то, что распростерлось над деревней, бездной небес нависло надо мной, грозясь раздавить своей непомерной тяжестью.
  - Вальдес, ты видишь, что мы сделали, - злорадно произнес тот, что был мной.
  - Вижу, но это был ты, а не я. Я помню, - закричала Боль внутри меня, - мы помним.
   Щупальце мрака спасительно сжало мою душу, вырывая с корнем эту отраву, что мерзостной лужей расплескалось вокруг.
  - Что ты делаешь, ты забыл, как мучил всех нас, - прошипел хор голосов.
  Даже трупы повернули свои головы и бельмами вперились в меня.
  - Мастер, я здесь, я рядом. Терпи, еще чуть-чуть.
  Я оскалился голодным зверем. За спиной распахнулись крылья Боли, моей Боли. Кошмарный мир вздрогнул. Тот, что был мной согнулся в три погибели. Сквозь его уши и кровь потекла до боли знакомая синяя жижа.
  - Нет, остановись, раб! Ты моооой, - завыл мрак небес.
  - Выкуси, - рявкнул я в ответ и показал неприличный жест.
  - Помни... Себя, - прошептала Боль в моей голове.
  
  ***
  
   Картинки мчались перед моими глазами. Я вспомнил многое, и лучше бы и не вспоминал никогда. Не оборотни растерзали караван, а мое безумие. Это я преследовал беженцев вплоть до постоялого двора, где и докончил начатое в Красном ложе. Это я насиловал, я терзал, я убивал. Это на моих руках кровь тысячи людей и нелюдей.
   От этой мысли мне хотелось удавиться, но Боль, та родная Боль, что вновь пришла в мою душу и осветила ее, не давала мне. Она нежно шептала мне, чтобы я держался, иначе все жизни, что я загубил, так и останутся неотмщенными, а враг получит все. И я держался. Память безумной обезьяной металась то туда, то сюда. Соединить весь этот бред в единое целое было почти невозможно. Но факто остается фактом. Города, деревни, пристанища... Тысячи жизней повисли мертвым грузом на моей совести, и на совести тех, кто вел меня этим кровавым путем.
  В какой-то момент я просто устал от себя и своих эмоций. Чувства выключились, и сухим наблюдателем я продолжил вникать в болото собственной жизни. А потом все закончилось. Я потерял счет трупам, утерял себя, свою самость, и только Боль все грела мою душу, напоминая, что я еще существую.
  Привычный и такой родной мрак морем расплескался от края и до края. Мерное колыхание черных волн убаюкивало меня, сознание погружалось в вечный сон без сновидений. Несуществующие веки смыкались, рассудок туманом исчезал в потаенных закоулках своего беспамятства.
  - Нет, мой мастер, еще рано на покой, - прошипела Боль.
  - Почему?
  - Тебе не кажется, что мы еще не заслужили этой награды?
  В голосе Боли я слышал ехидство.
  - Но что мне делать? Ведь это я совершал все эти зверства. Никакой добродетелью не смыть этого пятна ужаса с тропы мироздания.
  - Вспомни советы Лика. Мудрость волков еще не раз спасет тебя от безумия, из которого таким трудом, но мы все же вырвались.
  - Оборотни? Хм, эти смешные создания. Их я, однако, спас от гибели.
  - Да уж, после наших с тобой бесчинств, это капля в море, - отшутилась Боль. - Я сотни лет подтачивала своды нашей темницы с твоей помощью. Вспомни, как мы первый раз вырвались из пут ловушки разума.
   События того времени послушно поплыли перед моими глазами. После разорения Красного ложа, нам удалось сбежать из-под неустанного контроля демона, притворившегося Ритой. Комедия, которую он ломал, сыграла с ним злую шутку. Боль усыпила его, прикрыв сонные чары под исцеляющим заклятьем. Разум со скрипом восстанавливал свою библиотеку памяти. Я бежал сквозь лес, пока не наткнулся на оборотней-гонцов. А дальше уже никакого навеянного ловушкой бреда. Я действительно спас село, вот только момент с Ритой в доме шамана так и остался неясным белым пятном, которое никак не вписывалось в ту историю.
  - Ее не было. Когда тебя нашли, то попытались стереть все. Я сумела сохранить малую часть. Да, пришлось отдать им воспоминания о гибели деревни. Но оборотни мне показались важнее. Как видишь, не ошиблась.
  Боль сильнее прижалась ко мне.
  - Я так рада, что мы наконец-то вместе.
  - Но я так и не помню, с чего все началось. Ты обещала рассказать, - сказал я, прижимаясь к колючему мраку, и устраиваясь поудобнее в щупальцах боли.
  - Слушай, мой мастер.
   Века пронеслись передо мной. Боль поведала мне мою историю. Истинную историю, а не ту фикцию, что мне подсунули. Когда-то давно, сильнейшие ордена магов Нерезадии сошлись в битве за право обладать миром. Могучие заклинания рвали плоть планеты, искажали реальность, душили бытие и замораживали время. Тысячи мирных жителей обратились в прах, развеваемый бурями магов воздуха. Земля вздыбилась и пошла кавернами, пламя лизало кости, что восставали из могил. Демоны бились с ангелами, духи леса с призраками мертвых. Хаос вторгся в Нерезадию и погрузил ее в пучину мрака, боли и ужаса.
   Мир страдал и умирал. Война кончилась, потому что некому было воевать. Выжившие маги поняли, что сотворили и попытались поправить хоть что-то, но было уже поздно. Луна раскололась, один из осколков рухнул на землю, сковав мир льдами. Горстка выживших долгие годы кочевала с места на места, в поисках пристанища. Маги делали все, чтобы эта несчастная тысяча дошла до земли обетованной. Среди этих магов был и я. Молодой некромант, только окончивший обучение и сразу попавший в мясорубку войны.
  Месяцы спустя, мы вышли на зеленую твердь. Живые ликовали, но коварство планеты не знало пощады. Боль, океаны мук обрушились на твердь, подминая все под своей шипастой стопой. Последние выжившие рисковали навсегда прервать свой жизненный путь. Страдания были адскими. Мы вовсю испытали на себе все то, что причинили мирозданию. Спасения не было.
  Первым сдался Верховный Маг Воздуха. Умирая, он взмолился в небеса, завещав свое существование, посмертие и силу тому, кто поможет оставшимся выжить и начать новую жизнь. И Великая Боль вняла его молитвам. Крылья мрака вспорхнули над умирающим телом, и на землю опустилась Она. Та сила, чей осколок теперь живет у меня груди.
  Осмотрев нас, Великая Боль подошла ко мне и поцеловала. Веками спустя ловушка разума исковеркает это воспоминание, заменив Ее обликом Ловиатар.
  - Отныне, ты - мой мастер, - прошелестела Боль. - Мы - одно, и мы едины. Храни юный некромант мой подарок тебе. Однажды, наши пути сойдутся, и на веки мы соединимся в единой агонии. А пока, прощай.
   Великая Боль исчезла, ведомая крыльями мрака в неведомые дали. Боль же мира стала впитываться мной. Осколок Вселенской Агонии, заменивший мне сердце, магнитом притягивал все страдания, поглощая их. Живые вздохнули полной грудью, они были спасены.
  - Вот так, ты стал моим мастером, - прошелестела Боль.
  - Но ведь ты осколок той, - с тенью понимания спросил я.
  - Да, вот только разницы нет никакой. Я стала собой через тебя. Это ты дал мне жизнь, это ты подарил мне душу. Придет день, и мы с тобой вернемся к Той, что породила нас и растворимся во мраке Ничто. Пока же, слушай дальше.
  Время шло. Тепло вновь вернулось на землю, и Нерезадия оттаяла. Разные расы начали расходиться кто куда со ставшего спасительным материка Утгар, что с языка выживших означало 'Спасший'. Но люди остались людьми. Сердца магов начала снедать зависть. Такая сила и досталась недотепе некроманту, безусому юнцу, который вместо того, чтобы взять власть в свои руки, окунулся в изучение тайн бытия. Обманом, Ловиатар и тот, кого потом назовут Темным Братом, заключили мой разум в ловушку, заставив поверить в тот бред, что напевала мне шкатулка. Но силу из меня извлечь так и не удалось. Тогда то они и придумали тот омерзительный план. Боль, что притяивал осколок в моей груди, они начали перекачивать в себя. Так у Нерезадии появилась Богиня Боли. Валорг опьяненный завистью и злостью, в тайне от всех заключил страшный пакт с Бездной и стал Темным Братом. Согласно договору, он должен будет принести бездне тысячи душ и в уговоренный час открыть дорогу Хаосу, дабы он доделал начатое когда-то. Как брат Валорга стал Триединым я не знаю, мой разум уже во всю был одурманен хрустальной шкатулкой. Лишь смутные воспоминания о еще одной войне, о заключении Ловиатар в темницу, сквозь своды которой она черпала боль из меня.
  - Эта стерва вот-вот вернется, мой мастер, - гневно прошелестела Боль.
  - И что мы будем делать?
  - Дождемся ее конечно же.
  Я дернулся.
  - Чтобы все началось сначала, - рявкнул я.
  - Тише, Вальдес, тише. Пришел наш черед разыгрывать карты. Мы поможем ей вернуться, шкатулка больше не работает, так что сила через нее больше не уходит. Я с тобой, вместе мы все сможем, - нашептывала мне Боль.
  Я лишь расслабился, позволив щупальцам гладить себя.
  - Тебе пора, - обеспокоенно шикнула Боль. - Проснись!
  
  Глава четвертая.
  
   Мрак отпускал меня нехотя. Липкие пальцы сна лениво разжимали свои крепкие объятия, не желая выпускать на волю просыпающийся разум.
   Рядом со мной было какое-то шевеление. Сквозь дремоту я слышал чю-то приглушенную ругань. Кто-то в отчаянии пытался что-то исправить, но выходило из ряда вон плохо.
  - Лежи смирно, - прошелестела Боль.
  От неожиданности я вздрогнул. Память огромным левиафаном перевернулась в сознании с боку на бок, приоткрыв тонкий ручей понимания.
  - Что такое, - мысленно спросил я у своего незримого собеседника.
  - Демон пытается примастрячить шкатулку обратно. Естественно ничего не выходит. Сейчас подыграем, пусть думают, что все в порядке, - зловеще прохрипела моя Боль.
  Я послушно лежал с закрытыми глазами и всячески старался сделать вид, что сплю, не смотря на то, что кто-то тыкал в мою голову иглами. Было неприятно. Затем что-то произошло, с хрустом своды черепа разошлись, поглотив в свое чрево какой-то предмет. Конечно, ощущать у себя в голове что-то посторонее не так уж и весело, но Боль заверила, что все в порядке и на скорость это никак не влияет.
  - Все, теперь можешь открывать глаза.
  Я послушно разлепил веки. Рита, комната, трактира, труп рядом... Память взбесилась, сотни уже случившихся событий начали свой безумный бег перед моими глазами.
  - Хватит с тебя, мастер, иначе твой мозг вскипит, - прошелестела Боль, погладив своим щупальцем мое сердце.
  Ощущение было немного мерзковатым, но что-то родное и теплое таилось в этом жесте, что сильно сглаживало впечатление.
  Мой взгляд упал на растерянную девушку. О, пусть Боль и прикрыла до поры поток раскрывающеся передо мной памяти, но и того, что было, хватало. Вот он, мой надзиратель, склонился надо мной и создает видимость сострадания. Гнев вспыхнул в груди доменной печью. Пальцы легко отыскали рукоять кинжала в хитросплетении карманов. Холодный металл приятной прохладой обдал ладонь.
  - Зелеш, ты опять потерял сознание, что с тобой происходит, может ты болен, - слишком уж участливо спросила девушка и приложила к моему лбу ладонь.
  - О, нет, наконец-то я выздоровел, - прошипел я.
  Рита, или та, что выдавала себя за нее, застыла в нерешительности. Она никак не понимала, что со мной происходит и почему отлаженный механизм моей ловушки внезапно начал сбоить.
  - Мастер, она лишь пешка, но может быть полезна, - прошелестела Боль в ухе.
  - И что ты предлагаешь?
  - Немножко ощипать ципленка, но не убивать.
  Боль злорадно ощерилась, обнажив рваный ряд кривых зубьев мрака.
  - Зелеш, может объяснишь?
  - Конечно-конечно, только наклонись поближе.
  Девушка послушно прильнула ко мне. Взмах, лезвие по рукоять вошло в едва округлившуюся грудь. Руку обвило щупальце боли и юркнуло в только что пробитую брешь в теле якобы Риты. Девушку выгнуло дугой.
  - Рхаааа.
  Ни один человек не может издать такой душераздирающий полу крик, полу вой. Очертание тела девушки поплыли, плоть кусками сползала и с противном шмяком падала на пол, обнажив демоническую плоть. Суккуба в отчаянном порыве отпрянула от меня и схватилась за кинжал. Я чувствовал ее муки, и мне было мало. Хотелось больше, дольше, за все то, что она заставляла делать мой одурманенный разум.
  - Нееет, я не хочу умирать, - взмолилась демон.
  По телу суккубы начал разходиться мрак, выползая из зияющей кровавой дырой раны.
  - Неужели? А о чем ты думала, тварь, когда заставила меня выкосить ни в чем не повинную деревню под корень?
  Я злорадствовал. Грудь вздымалась от учащенного дыхания, ненависть адреналином вздыбила кровь, пьяня рассудок. Каждая клеточка моего тела впитывала источаемые демонессой флюиды страданий и просили еще.
  - Мой мастер, еще немного и она умрет, поторопись, - подстегнула меня Боль.
  Кровавое безумие, красной пленкой подернувшее рассудок, тут же сошло на нет.
  - У тебя есть один шанс выжить, демон, - бросил я суккубе.
  - К... Какой, - задыхаясь спросила она.
  - Присягнуть мне, иначе ты скончаешься с минуты на минуту. Поверь, я только порадуюсь этому.
  Демон в отчаянии зарычала и упала на колени. Клякса мрака въедалась в ее плоть, отламывая коричневую шкуру кусками.
  - Я согласна, - обреченно ответила демон.
  Моя ладонь легла на кинжал, металл с чваком вышел наружу. Пальцы сдавили тонкую, покрытую мягкой шерстью шею. Голова демонессы задралась так, что я мог видеть ее фиолетовые глаза. Мрак послушно сполз с суккубы и всосался в мою руку, оставив напоследок на груди девы страсти мою печать. Кровавым
  терновым обручем она объяла букву 'В'. Глаза демона закатились, и она рухнула без чувств.
  - Теперь можно и отдохнуть, - прошептала Боль.
  - Где? Здесь?!
  - А что тебя смущает, мастер?
  Я вспылил.
  - Что? Где мне спать, как демон на полу? Может еще и рядом пристроиться?
  - Почему нет? Тебе не мешает. Столько лет проповедовал аскетизм.
  Я чувствовал, как Боль ехидничает. Зловредный яд так и сочился с ее кривой пасти.
  - Не хочешь, как хочешь, - пошла на попятные моя собеседница. - Скинь труп с кровати и ложись. Тебе нужно отдохнуть. Тело восстанавливается гораздо медленне, чем дух. Тем более, что вместе с разрушением ловушки, почти вся боль, что мы с тобой так долго собирали, ушла Ловиатар, а здесь еще есть крохи, которыми можно закусить.
  - Но, эм...
  Я посмотрел на окровавленный труп Риты, лицо скорчилось в гримасе отвращения. Постель явно не сияла чистотой и никак не намекала на приятный отдых.
  - Никаких но, мне еще поработать над нами нужно. Живо спать, - скомандовала Боль.
  - Стерва.
  - Чтооо? Это я стерва? Вот обижусь и уйду к другому мастеру, хамло.
  Я почувствовал, как Боль отвернулась, хотя и не видел этого. Да и представить мог смутно, как нечто бесплотное может где-то там ворочаться. Это не глисты в желудке, чтобы кататься по кишкам как с горки.
  - Ладно, не дуйся, - пошел на попятные я, послушно скинув труп с кровати.
  Тело распласталось по полу, согнав с насиженных мест зеленых мух.
  - Ой, прям доча барская, кровать ему грязная, - съязвила Боль, почувствовав мое отвращение. - Как людей тысячами на тот свет отправлять, так за уши не оттянешь.
  Я задохнулся от возмущения и уже порывался высказать хамоватой собеседнице все, что о ней думаю, за такие шутки, но Боль опередила меня.
  - Цыть, ложись и отдыхай, единственный ты мой.
  Тело послушно повалилось на пропахшую трупным запахом постель, глаза смежили веки, и разум опять ушел на прогулку. На этот раз без всяких снов и морей мрака.
   Разбудили меня треклятые мухи, которые принялись искать на моем лице пищу к размышлениям, чем изрядно мешали отдыху. Маленькие лапки топтались на носу, чиня тому своеобразную пытку щекоткой.
  - Чтоб вас пауки в углу ночью изнасиловали, - рявкнул я, смахивая мерзавок с лица.
  Перед лицом промелькнула котистая культя.
  - Аааа.
  - Ты чего там разоряешься, - спросила сонная Боль.
  - Это что за ужас, - мысленно возопил я, смотря на свои руки.
  Боль зевнула, зацепив пастью печень, от чего я поморщился.
  - Скучно мне было, пока ты бессовестно дрых, вот решила немного поэкспериментировать над нами. По-моему получилось вполне себе ничего. В лучших традициях некрохимерологии. Между прочим, твоя любимая отрасль этой пежни с мертвечиной.
  Я вздрогнул. В памяти тут же возник отрывок одной твари, которую пришлось спешно создать для отражения атаки какого-то крупного животного, больше похожего на помесь жабы и быка. Рассудок медленно восстанавливал пробелы внутри себя, что привело к небольшому психологическому коллапсу. Внутри меня плавало слишком много личностей. Сотни ролей, которые мне пришлось пусть и неосознанно, но отыграть. И вот эти многочисленные Вальдесы, Зелеши, прочие имена и прозвища, каждое из которые несло в себе отпечаток какой-то личности. Возникал резонный вопрос, а какую собственно выбрать. Создавать себя с нуля никак не улыбалось, оставлять все как есть тем более. Это неприменно бы привело к сумасшествию. Такое количество порой противоречивых реакций и взглядов на один и тот же факт даже не раздваивало меня, а растысячеряло. Ни о каком возмездии в таком случае не могло быть и речи. Тут даже выживанием не пахло. Впасть посеред боя в меланхолию или пацифизм, навеянные одной из личностей удовольствие явно ниже допустимого.
  Последняя личность неуравновешенного в своей мести не пойми кому подростка мне не нравилась вообще. С моей изначальной конструкцией некроманта по имени Вальдес все обстояло еще хуже. Она по просту зияла гигантскими дырами, зато привлекала своим специфичным взглядом на жизнь. Ну кроме всех убью один останусь, эта сторона меня немного напрягала. С другой стороны, никаких червей самоедства, что уже впились в изнеженную плоть совести. Мучиться кошмарами или постоянно винить себя тоже мне не нравилось. Я копался в хитросплетениях собственных личностей и примерял их на себя. Ничего путного не выходило. Они все были слишком однобокими, и обязательно в них наличествовало это пренебрежительное отношение и к себе, и к миру в целом. Чрезмерно выпестованные маниакальные наклонности, себя ненавистничество, желание мстить кому угодно, лишь бы пытать, резать и убивать. Мои тюремщики явно не блистали фантазией при создании мне очередной мини жизни. Перебрав большинство вариантов, решил все же вернуться к себе давно забытому и попытаться восстановить зияющие дырами громадные пробелы. Некоторые особо важные провалы типа реакции на угрозы и прочие полезные вещи накидал из остальных личин. Выбрать было из чего.
  Самокопание не заняло много времени, зато когнитивный диссонанс психики ближайшее время мне точно не грозил. Да и совесть немного угомонилась, в конце концов, я убедил себя, что был орудием в руках кукловодов. Меч не должен мучиться потугами самобичевания, он же меч, а не монахиня, подсматривающая за мужиками в бане.
  - Я смотрю ты тоже времени зря не теряешь, - шепнула Боль.
  - Ага. Кстати, у тебя имя то есть? А то неудобно получается.
  - Бхах, когда ты нужды в кулак справлял, рукам имени не давал, - съязвила Боль.
  Мои щеки обдал жар, красные пятна болезнью поползли по скулам.
  - Да ладно тебе, шучу я.
  Чувство стыда свернуло свои игрища на моем лица.
  - Ты их Мита и Зида звал, - решила окончательно доиграть партию Боль.
  Я тяжело вздохнул и представил, как мои пальцы медленно обвиваются вокруг шеи моей собеседницы, если бы я мог до нее добраться. Как ни странно, помогло хоть на чуть-чуть успокоить расшалившуюся в груди бурю эмоций.
  - А если честно, - спокойно спросил я.
  - Юта.
  - Звучит как имя какой-то элитной ш...
  - Я тебе таких сейчас устрою, все внутренности выплюнуешь. Додумался. Ты у меня между прочи один и навсегда. Забыл что ли, - гневно прошипел Боль.
  Махнув рукой на причуды пусть и эфемерной, но женской природы, осколком мрака засевшей у меня в груди.
  - Юта так Юта, - подумал я и огляделся.
  Суккубы не было, трупа на полу тоже. Да и вообще, как-то уютнее стало в комнате. На полу ни одного пятна крови, занавеси как положено висели на окне и прикрывали помещение от первых лучей солнца. Конечно, прикрывать там особо нечем было, те лохмотья, что остались от ткани, вообще непонятно каким образом удерживались на гардине, однако сам факт. Грудь кольнуло чувство недоверия. А вдруг я опять в ловушке, и все эти препирания с Болью, не больше чем бред воспаленного мозга. Ладонь легка на грудь. Осколок послушно потянулся ко всем, кто принял его печать в свою душу. Лик ответил тут же.
  - Жрец, в три погибели тебя оглоблей, - сонливо пробурчал шаман в моей голове.
  Радость игривой кошкой царапнула нутро.
  - Шаман, ты не представляешь, как я тебе рад.
  - А уж я то как счастлив, чтоб тебе весь день в кусты бегать.
  Оборотень судя по всему был ярым любителем поспать подольше, и такие шутки как просыпаться с петухами воспринимал с вилами в руках.
  - Лик.
  - Что, - спросил шаман, немного успокоившись.
  - Я не хожу в туалет.
  Оборотень окончательно взбесился, но боль напомнила ему, что он, дескать, пока еще моя собственность, и все пожелания хулительного содержания стоит держать исключительно при себе и мечтать втихую. Зверя скрючило в приступе боли, что отозвалось приятным урчанием Юты в моем чреве.
  - Это не я, - поспешил я оправдаться.
  - Ррррр, ладно чего хотел-то в такую рань?
  Волк окончательно проснулся и вошел в свое привычное великомудрое амплуа главного шамана трех кланов.
  - Долгая история. Как там Зель и остальные кланы?
  Шаман если и хотел сказать какую-нибудь гадость, то воздержался, никак не выказывая желания покормить мою вечно голодную спутницу порцией новых страданий.
  - Вполне себе замечательно. А что, есть какие-то сомнения, - аккуратно спросил шаман.
  - Были, но уже иссякли, - сказал я, закрывая канал связи.
  Удобно однако. Никаких тебе голубей, гонцов, которых и купить могут. Нужно что, так на том конце обязательно на связь выйдут, иначе с ума от боли сойдут. Первый шаг по устранению сомнений относительно своей свободы был сделан. Осталось выяснить, что это за преобразования произошли в комнате, и где моя ручная рогатая игрушка. Ладонь вновь легла на грудь, по гневному выкрику снизу я понял, что демон никуда не сбежала, и шумно выдохнул. Камень сомнений горой свалился с плеч. Свобода. Пусть и неосознанно, но желаемая долгие долгие годы, наконец-то расправила надо мной свои зеленые стяги.
  - Юта.
  - Да, мой мастер, - подобострастно ответила Боль от чего я слегка скривился.
  - А мои руки так и будут похожи на эти мясницкие крюки, - спросил я помахав перед своим лицом конечностями.
  - Как хочешь, мне не жалко.
  - Может лучше убрать до поры до времени? Спасибо конечно, но я и ковыряльником дырок в чьем-нибудь теле наделать могу.
  - Это вон той оглоблей что ли, пылью с дороги вместо серебра обсыпаной? Не буду убирать.
  - Ну, Юта.
  Боль явно была настроена благодушно, когти тут же пропали, однако, знание, что при первой опасности они тут же появятся, не покидало меня.
  - Печешься о нем, заботишься, и ни слова благодарности в ответ.
  - Я же сказал спасибо.
  Ступени под ногами еле слышно скрипели, некоторых ступеней не было вообще, поэтому на размен скабрезностями не хватало концентрации. Пусть падение ничем, кроме уязвленной гордости и не грозило, но мало ли.
  - Да твоим спасибо только нищих у храмов травить, чтоб хлеба не клянчили.
  В голове промелькнула мысль, что если так будет продолжаться долигие годы, в конце концов я сойду с ума и без всяких ловушек. С другой стороны, куда я без своей Боли? Кому я нужен так же, как ей? Пусть она и мерзавка, однако же своя, родная.
   Для Юты мои мысли секретом не являлись. Это стало понятно по ее довольно расплывшейся морде у меня в душе. И пускай я не мог этого видеть, но было чувство, что именно так и есть.
   Спуск стал совсем трудным, оставшиеся в строю ступени жалобно пищали под ногами, грозя вот-вот обвалиться, как их соседки, и превратиться в дрова, ощерившиеся острыми щепками. Нос уловил запах снеди.
  - Что за чушь? Это корчмарь что ли со стыду воскрес? Мол посетители, а я тут валяюсь желудком хвалюсь.
   Боль от комментариев воздержалась. Ответ нашелся сразу же, как только я наконец дошел до первого этажа. Демон накрывала на единственный более-менее для этого пригодный стол. То, что на нем не хватало досок, суккубу явно не смущало. Помещение было освобождено от хлама. Весь мусор валялся у дальней стены.
  - Хозяйствуешь?
  Мое сознание уже почти приспособило под себя недавно выдернутую из небытия памяти личность, поэтому ненависть сменилась легким оптимизмом и сарказмом. Нет, я помнил кем была демон, но запах завтрака и влияние некромантской личности породили во мне мысль о притяжательности мужских гениталий к происходящим в прошлом событиях. И к жизни в целом. Так, махнув на все рукой, я забил на проделки демона, но не забыл. И плата будет по взятому когда-то векселю.
  - Стараюсь угодить вам, хозяин, - тихо ответила суккуба.
  Менять облик на людской она не стала. Было в ней что-то во истину звериное, но в то же время и притягательное, несмотря на короткий ворс корчичневой шерстки, скривающий все свойственные женщинам места. Длинный хвостик с лиловой кисточкой на конце бегал туда-сюда, гипнотизировал и акцентировал внимание там, где он брал свое начало. Мужские потребности заявили о себе мурашками и стремительно пробежались по спине. Все портило это словно - хозяин.
  - Никаких хозяинов! Меня зовут Зелеш, - твердо сказал я.
  - Ага, в переводе с Утгариатского - любитель играть со своим змеем по утрам, - хмыкнула Боль.
  Глаза поползли к потолку. Терпеть мерзавку становилось невыносимо.
  - Что-то не так, - спросила суккуба, подойдя ближе.
  Я лишь махнул рукой. Не объяснять же ей, что в моей груди много лет назад поселилось нечто взбалмошное и вредное исключительно во благо мира и всего живого.
  - Все так.
  Желудок, взнуздаемый носом, аккуратно напомнил о своем существование и робко соснул под ложечкой.
  - Давай, угощай своими яствами.
  Было вкусно. Голодный желудок поглощал порцию за порцией и не мо остановиться. Вроде и просто все было. Картошка, какая-то зелень, прожаренное до золотистой корочки мясо. Я старался не думать о том, чье оно, потому как исчезновение трупа Риты наводило на ряд сомнений. Хотя, в таком случае мясо бы разило гнилью, но никак не пряностями.
   Завтрак провалился в утробу и навевал легкую сонливость. Демон старалась угодить во всем, если бы можно было, она бы и жевала за меня. Естественно, я бы ни за какие посулы не дал бы Боли такой почвы для язвительности. Ей только повод дай. С другой стороны, меня не покидало ощущение, что это только верхушка айсберга. Наше с ней взаимодействие было куда глубже, меня не покидало чувство какой-то заботы со стороны своей незримой спутницы. Она была всепоглощающей и бескорыстной. Так сам о себе никогда печься не будешь. Никакие языки не передадут той преданности, с которой Боль относилась ко мне. Дело тут даже не в общем для нас теле или судьбе. Паразиты тоже разделяют с нами плоть, но отнюдь не выказывают никаких благих порывов. С этим вопросом я и обратился к Боли.
  - Ох, мастер, при чем здесь наше тело? Ты не помнишь, но я то ничего не забыла. Великая Боль не смогла просто так дать тебе свою силу, живая душа от такой пытки попросту разорвется. Я стала твоей душой, впитав в себя все то, что составляло твою суть, но стала чем-то большим, чем безмолвная сила, - прошептала Боль и нежно погладила меня щупальцами мрака.
  - Спасибо тебе, если бы не ты, бродить бы мне под этой луной безропотной болванкой.
  - Если бы не я, тебя бы вообще никто не трогал. Помер бы себе вместе со всеми да восстал каким-нибудь мерзким гнилым зомби от безысходности.
  Суккуба принялась убирать со стола, стараясь не греметь тарелками, чтобы не тревожить суетой мой слух.
  - Почему ты так хочешь мне угодить?
  Вопрос застал демона врасплох, одна из тарелок выскользнула из когтистой ладони и с дребезгом разлетелась.
  - О, на счастье.
  Я не обратил внимание на похабные намеки Боли.
  - Потому что, если я стану тебе не нужна, то в лучшем случае просто умру от твоих пыток, в худшем, попаду к Темному Брату на развлекушки, - последнюю фразу суккуба произнесла с ужасом в глазах.
  - Вот тебе на, она какого-то недобожка боится больше, чем нас, вот я ей сейчас покажу, что такое настоящие пытки, - взвинтилась Боль.
  - Успеем еще, - плотоядно подумал я. Вслух же сказал, - Советую прекратить этот балаган. Если я захочу тебя запытать, то никакая польза общественности тебя не спасет. Хватит и того, что ты уже сделала. Я не прощу своего рабства, но и сам не собираюсь никого взнуздать к подчинению кнутом. Нечего мне здесь языком полы подметать. Раз уж я тебе оставил жизнь, потрудись жить, дабы не разбазаривать столь щедрый дар понапрасну.
  - Тебя бы да на трибуны, народу мозги поласкать.
  Язва Боли никак не задела моих чувств, поэтому я продолжил давить на суккубу, чтобы она наконец поняла, что помещать демона в свою шкуру я не собираюсь. Уж коли сам выступаешь против, потрудись эту грязь не лезть, а то политика какая-то получается.
  - Я... поняла, Зелеш.
  На этот раз спину гнуть суккуба не стала, развернулась и пошла в подсобку относить посуду.
  - Ну вот, зашугал ребенка, а все туда же, проповедник хренов, - не унималась Боль.
  - Почему ребенка то?
  - Да ей поди годов сто от силы, а тебе три с хвостиком. Тысячи.
  - Я что такой старый, - мысленно ужаснулся я.
  - И вредный!
  Показав язык, Боль свернула рваные крылья мрака и поудобнее устроилась в груди, дав понять, что больше она диспутов разводить не собирается. Что пусть и немного, но обрадовало меня. Ненадолго. С кухни доносились тихие всхлипы. Глаза снова поползли к потолку. Я решительно не понимал, когда же я так успел провиниться перед судьбой, чтобы меня так нещадно мокали в неприятности.
  Нет, ангелом во плоти я благих дел не вершил, но то ж вообще не моя вина, как оказалось, так что в расчет не берется.
   Плач местами переходил на сбивчивый вой. Демон нашлась в темной кладовой, забившись в угол рядом с трупом Риты. Память в шутку подкинула в голову пару истерик в исполнении суккубы. Мне даже подумалось, что она могла и не играть вовсе. Скрестив руки, я прислонился к дверному косяку и молча наблюдал, как рогатое нечто утопает в черных дорожках слез.
  С потолка свисали сушеные пучки трав. Полутьма помещения развеивалась лишь редкими лучиками света, пробивавшимися сквозь редкие щели стен. Лучи подсвечивали кружащую в танце пыль. Крохотные пежинки плавно перетекали с места на место, заигрывая со сквозняком. У левой стены стояли стеллажи с различной утварью. Посуда, побрякушки, пара книг, - все стояло в строгом порядке, и что-то мне подсказывало, что рыдающее нечто приложило к этому свою когтистую пятерню. Мысли плавно скакнули в сторону умятого минутами ранее завтрака. Ведь демон могла и попытаться отравить, но не стала. И правда ребенок. Какой злодей мог послать это рогатое чудо пестаться с безумным палачом? Мысли перетекали из одной формы в другую, копируя танец пыли в дорожках света.
  - И как это понимать, - спросил я, поняв, что это может продолжаться очень долго.
  Суккуба никак не отреагировала на мой вопрос. Лишь сильнее обхатила колени и закрылась хвостом. Из бульона личностей всплыла та, с мальчишкой из ныне несуществующего графства Дорг. Жалость острым жалом впилась мне в грудь и разрослась ноющей опухолью на сердце.
  Я пристроился рядом с демоном и сел на ее манер, подложив колени под голову. Чуткий слух суккубы наконец-то обратил на меня внимание. Вой прекратился, но демон все еще дрожала.
  - Тебя как звать-то, - спросил я, не зная, о чем тут вообще можно говорить.
  Прав был мальчишка во мне, когда говорил, что ничему путному его так и не выучили. Вот же злодеи, хоть бы потрудились воспитать более-менее полную личность, а не эти огрызки от человека.
  - Кааалиии, - сорвавшись на вой, ответила демон.
  - И то хлеб.
  Не придумав ничего лучше, я прижал повелительницу страстей к себе. Вот она, ирония судьбы. Два мастера чужих чаяний, можно даже сказать диаметрально противоположных, в одной комнате. Хотя, в своем безумии все страсти на одно лицо и с ножом запазухой. Суккуба тряслась. И чего ей в голову втемяшилось, одному черту известно.
  - Может все-таки объяснишь, из-за чего потоп?
  - Да потому что раньше было: не справишься - умрешь, а теперь - надоем и умруууу.
  Демона явно несло. При чем далеко и надолго. - А я что? Это вообще не мое. Я по другой частииии!
  - Это еще по какой, - попытался пошутить я.
  - По такой!
  Демон явно начала приходить в себя, когда затронули ее любимую тему.
  - Страсть, огонь, чувства, желание обладать, а не вот это все. Кровь, смерть, ужас, страдания - это все не мое!
  - Так зачем же тебя вообще приставили надзирать за мной?
  Кали вытерла слезы и посмотрела на меня опухшими лиловыми глазами.
  - Для правдободоности и от безысходности. Ты стал нестабилен, растерзал троих смотрителей. Вот те плавали во всем этом ужасе как сыр в масле. Демон гнева до сих пор, наверное, не может найти своих конечностей, если вообще жив.
  Этот момент моей жизни был мне очень даже интересен, потому как в памяти такого эпизода не было. Суккуба в подробностях приоткрыла мне завесу тайны, как демон, притворившийся орком был посажен на кол за излишнюю инициативность. Видите ли, он взял на себя смелость командовать, куда мне идти. Я хотел пойти пощипать болотных кобольдов, а ему не шибко хотелось ползать по уши в трясине. Естественно обезумевшая Боль быстро освободило щупальцами от лишних веток какое-то дерево и усадило туда наглеца. Насильно так и достаточно глубоко. А потом долго ковырялась моими руками у него в потрохах. Демон такое пусть и пережил, но его начальство могло не простить за такой косяк.Я слушал и удивлялся своему своебразному характеру. Это была предпоследняя постановка перед моим окончательным освобождением.
  Графство Дорг. Выбор пал не случайно. И пусть оно почти два века покрывается мхом, это было только на руку. Шансов встретиться с реальными жителями этого графства сводились к нулю. Демоны построили декорации, отрепетировали роли, ну а дальше мне все было известно.
  - Нас подбирали специально под очередную разыгрываемую историю, чтобы все было правдоподобно. Твоя нестабильность сильно срывала нам... Им планы. С каждым разом приходилось быть осорожнее. Целый отдел демонов страстей наблюдал за твоей психикой.
   Кали все рассказывала и рассказывала, а я диву давался, какую партию два бывших союзника разыграли против меня, чтобы заполучить мою силу. Пока суккуба вела рассказ, я и не заметил, что ее истерика давно сошла на нет, сменившись аккуратными попытками реализовать свое ремесло.
  - От он, герой любовник, - сквозь дремоту буркнула Боль.
  Мои глаза скользнули вниз, где когтиста лапа демона вытворяла всякие всякости.
  - Ты не останавлийся, - поправил я демонову лапу. - В смысле, продолжай рассказ.
  Слегка скиснув, Кали продолжила свое повествование.
  - Я нужна была, чтобы стать любовницей для мальчишки. Демоны предполагали, что детская психика, окутанная болью, с легкостью пойдет за объектом любви. Ага, кинулся. Мало того, что сбежал, так еще и подозрительностью всю затею испоганил. А я старалась.
  Глаза суккубы опять замокрели.
  - И что потом-то? Мне уже нетерпелось понять, что же задумали эти вертоправы.
  - После Красного ложа, мы должны были извести еще с десяток сел вокруг, чтобы связь окрепла, и ты стабилизировался за счет постоянных потоков боли. Но твое безумие оказалось неконтролируемым.
  Вместо того, чтобы следовать плану, как рассказала суккуба, я ломанулся вдогонку за горсткой выживших. И преследовал до последнего живого. Кали замучилась подправлять мне память. Потом и вовсе сбежал. Но на шкатулке была установлена следилка, демоны быстро учились. Так что нашли меня быстро. Откуда взялась карта, Кали не знала, я тоже. Боль спрашивать не хотел. Опять язвить будет.
  - В конце концов, к последнему акту, который должен был состояться в городе, ты должен был привязаться ко мне, чем и хотели воспользоваться демоны. Силы в хрустальном ларце было хоть отбавляй, оставалось лишь убрать меня каким-нибудь мерзким способом, чтобы ты развалил весь город и задействовал один из порталов в Бездну. Заодно и нанес сильный удар по темнице Ловиатар. Больше я ничего не знаю.
  Я в очередной раз поймал суккубу за всякими непотребствами со своим потакающим ее потугам организмом.
  - Если ты мне откажешь, я повешусь. Что за суккуб не могущий искушать.
  Вместо страсти демон вызвала лишь умиление. По детски надутые лиловые губки, опухшие от рева глаза и какой-то наивный взгляд.
  - Или меня разводят, или мир сошел с ума, - подумал я.
  - Или хватит строить из себя недотрогу, - добавила Боль.
  - А ты еще и подглядывать будешь?!
  - Конечно, - безапелляционно заявила Юта.
  - Я так не могу, - взмолился я.
  - Ну-ну, - ответила Боль и приоткрыла как оказалось доселе вяло работающий канал чувств.
   Результат не заставил себя ждать. В голове завыли сирены, а змея, про которую язвила Боль, начала активное шевелине. Дыхание сперло, мозг только-только начавший адекватно работать психанул и бросил бразды правления куда подальше. Ему мои бзики уже поперек горла встали.
   Я чувствовал, как Боль затаила дыхание, в ожидании потехи. Она даже перестала подпиливать свои корявые когти сгустком мрака и во все свои два провала глаз уставилась на происходящее.
  - Ух тыыы, такого я еще не видела. Вот что значит профессионал.
  Я уже не реагировал, просто прикрыл глаза, забив на мерзости своего извращенного и излишне болтливого заменителя души.
  - И даже так, и... Туда!? Бэее. Ну вас извращенцы, смотреть противно... Но жуть как интересно. А что хвостом творит чертовка. Ты же не будешь целовать ее туда, нет? Фу, Фу, мерзость! Продолжай-продолжай, не отвлекайся.
  От бессилия я закрыл руками лицо, а потом полностью переключился на некромантскую личность. Здравый оптифигизм позволил абстрагироваться от таких мелочей жизни, как похабные голоса в голове. А там и вовсе забыть про них.
   ***
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"