Аннотация: Последняя глава. Но лазейка оставлена - если роман окажется удачным, можно продолжить. Кто прочитал, отпишитесь,как ваше мнение?
Глава XVII
Пропасть
Провал - даже не провал, а настоящее ущелье - казалось бездонным, нижний край его сводов терялся из виду на глубине ста - ста пятидесяти метров, где сгущались остатки Тумана Бесчувствия, уже не опасные и более похожие на болотные испарения, в воздухе висела не осевшая пыль, которую ежеминутно вновь взвихряли комья земли, осыпающиеся с отвесных стенок, усеянных торчащими корнями растений.
Спускаться было тяжело; раскол мягкой земли - это не горный склон. Доставленные княжеской дружиной канаты, привязанные к толстым деревьям подальше от края, тут же натерли руки до кровавых мозолей, и не было никакой возможности передохнуть, закрепившись на более или менее прочном месте: таких мест просто не существовало. Упираться ногами в земляную стену было практически бесполезно: сырая почва подавалась под ногой, осыпалась, скользила, лишь изредка можно было перевести дух, стоя одной ногой на толстом горизонтальном корне какого-нибудь дерева, но через пятьдесят метров вглубь корни исчезли. Единственной опорой оставалась веревка, за которую приходилось цепляться и руками, и ногами; страховочные тросы, которые постепенно вытравливали оставшиеся сверху рыцари, только мешали, путаясь с основным и цепляясь за торчащие корни.
Неодим чертыхался и громко честил на все лады подворачивающиеся под руки острые камни, сыпавшуюся в рот, глаза и за ворот землю, рыхлые, влажные глинистые склоны, желтую муть внизу и неповоротливых дружинников, неровно и неловко дергающих за веревки. Павел тяжело дышал, с непривычки к подобного рода упражнениям у него едва хватало сил держаться за канат, но он спускался быстрее всех, рывками скользя вдоль троса с риском не суметь остановиться, развив слишком большую скорость, и не слушая увещеваний. Только переодевшаяся в кожаные штаны и куртку Цинтия, деловито перебирая волокна каната, спускалась ловко, как маленькая обезьянка.
Положение усугублялось тем, что они не видели, куда движутся: быть может, за этой пыльной завесой - открытый зев услужливо приготовленных Прохором межпространственных врат, и одно неосторожное движение забросит их туда, откуда искать выход можно будет всю оставшуюся жизнь. А даже если впереди дно, хватит ли длины веревок? Павел, не смея выпустить из рук трос, не имел возможности взяться за Средоточие, а сама Цинтия была не властна над насыщенным чуждым, вершняитским колдовством пространством; лишь соединив усилия с Владиславичем, она приобретала более высокие способности, чем были ей отпущены при создании богом-творцом.
Вскоре трое магов нырнули в туманно-пыльную муть, скрывшись из виду оставшихся наверху, и сами уже не видя ни края обрыва, ни голубого неба. Резко потемнело. Казалось, весь окружающий мир исчез, растворился в этой грязно-желтой мгле, и уже целую вечность они ползут по ненадежным веревкам в этой узкой щели без верха и без дна. Ориентиры исчезли, и не было возможности оценить ни пройденное расстояние, ни, тем более, оставшееся до цели; лишь прошедшее с начала спуска время еще давало какую-то определенность.
Еще полчаса спустя пыльная мгла сгустилась, затрудняя дыхание и вызывая мучительный кашель, засоряя слезящиеся глаза, налипая на покрытые потом тела. Видно теперь было не дальше полутора метров, и они были вынуждены замедлить спуск, опасаясь разбиться о неожиданно начавшие резко выступать неровности стены. Чтобы не потерять друг друга, пришлось время от времени перекликаться, хотя каждое слово глушилось в густой, словно наваристый суп, мгле и сопровождалось приступами удушливого кашля. Вот уже и время не могло помочь в определении своего местонахождения.
Внезапно усилился, приблизился шум падающей воды.
-Держитесь крепче, - кашляя, крикнула Цинтия. - Похоже, нас скоро накроет водопадом.
И верно, продвинувшись еще на пару метров, они ощутили долетающие холодные брызги воды. Канаты предательски намокли, онемевшие, ободранные руки отказывались держать грубые скользкие волокна, с удвоенной безжалостностью врезающиеся в измученные ладони и тут же обагрившиеся свежей кровью.
Однако еще несколько метров вниз, сжав зубы, сдерживая стоны - и оказалось, что все предыдущие тяготы - всего лишь семечки. Ибо в этот момент на них обрушилась ревущая, не дающая дышать, колотящая стена воды, падающая с высоты не менее двухсот метров. Это была только небольшая струя, отделенная каким-то выступом от основного потока, но и ее хватило, чтобы обессиленные тела сдались на милость стихии, выпустив канаты, и если бы не страховочные тросы, все трое рухнули бы вниз, туда, где с грохотом разбивалась о далекое дно вода.
Обвязанные вокруг талии веревки резко натянулись, не дав людям пролететь и пяти метров, но позволив им наглотаться воды. Отданные на волю грохочущему водопаду, безнадежно потеряв основные канаты, они бешено раскачивались на своих тросах, как куклы на ниточках, не поднимаясь и не опускаясь, ударяясь о ставшие ближе друг к другу стены ущелья, ныряя в грязные пенистые струи, будучи не в силах удержаться за скользкие глинистые склоны.
Приблизившись к раскачивающемуся на своей веревке Павлу, Неодим извернулся, и ухватил его за ногу:
-Нет смысла так висеть, раз мы все равно не можем двигаться, - закричал он, стараясь перекрыть рев водопада и отплевываясь от попадающей в рот воды. - Вынимай Средоточие! Надо подниматься и попробовать как-то иначе.
Павел опустил голову к Неодиму, и тот прочел в его взгляде непреклонную решимость.
-Стены стали ближе, - крикнул Павел, - значит дно уже недалеко. К тому же - слышишь, какой звук? - вода падает не на голую землю, а в воду.
-Что ты хочешь делать? - в ужасе заорал колдун, но было поздно.
Резко оттолкнув удерживающую руку Неодима, Павел взмахнул над головой коротким клинком - страховочный трос лопнул, и парень мгновенно скрылся внизу, среди мутных падающих струй.
-Ненормальный, - проворчал Неодим, вытягивая свой кинжал, - послал же Всевышний такого безрассудного князя. Могу себе представить будущее несчастного Червонгорода. Эй, Цинтия, ты видела?
-Видела, - хладнокровно ответила та, усердно пиля свой трос.
Глубоко вздохнув и обреченно закрыв глаза, Неодим быстро рубанул по веревке. Сердце ухнуло куда-то в пятки, крик замер в горле, но падение длилось всего несколько секунд, а на дне ущелья и впрямь оказалось уже достаточное количество воды. С силой взмахнув руками, Неодим легко вынырнул на поверхность целым и невредимым.
В паре саженей от него плескалась Цинтия, но Павла нигде не было видно, что, впрочем, не удивляло: летевшие во все стороны грязные брызги среди густого полумрака еще больше затрудняли видимость.
Кричать смысла не имело: здесь, у подножия, водопад перекричит все и вся. Даже с находящейся рядом Цинтией объясниться можно было только жестами, но кое-как колдун и девочка поняли друг друга: Неодим поплыл в одну сторону, Цинтия - в другую. Однако скоро девочка-Средоточие догнала его: с запада дорогу преграждала сплошная, непреодолимая стена воды.
Павел обнаружился всего через двадцать метров к востоку. Здесь по северной стене ущелья проходил относительно ровный, горизонтальный выступ из залегающего на глубине и расколотого силой колдовства пласта известняка, на который и пытался взобраться, вяло карабкаясь по осыпающемуся краю, будущий князь Червонгорода. Вздохнувший с облегчением Неодим и обрадованный друзьям Павел первым делом подсадили на уступ Цинтию, затем колдун помог забраться Павлу, и наконец туда с превеликим трудом, оскальзываясь и рискуя свалиться обратно, втащили его самого.
Обессиленные путники, хватая ртом живительный воздух, рухнули на жесткий известняк, показавшийся райским ложем. Казалось, пошевелиться они смогут не раньше, чем назавтра, но не прошло и четверти часа, как неугомонный Павел уже был на ногах.
-Там, за поворотом, порог расширяется, - затормошил он лежащего пластом Неодима, указывая на излом расщелины, ширина которой здесь, внизу, не превышала трех метров, - и кажется, по нему легко можно пройти. Надо спешить, пока вода не поднялась еще больше и не затопила выступ.
Цинтия тут же вскочила, а колдун застонал, протестуя. Но вдруг ему пришло в голову: впереди не только ловушка для наследника Средоточия, расставленная монстром-полукровкой. Впереди то, что, возможно, укажет на местонахождение Наташи, сероглазой девушки из "погасшего" мира. А что, если бы Прохор решил сделать своей заложницей Меланию? Его словно подбросило неведомой силой, каменной усталости как не бывало.
Идти оказалось не намного проще, чем спускаться по скользкому канату или плыть в бурном, насыщенном водоворотами потоке, который через некоторое время превратился в полное раскисшей почвы, непроходимое болото. Изломанный известняковый порог то расширялся, бугрясь острыми краями, то сужался, почти исчезая, и перебираться приходилось распластавшись по песчано-глинистой стене и держась едва ли не зубами за воздух, то коварно обламывался под ногой, подмытый снизу водой, и каждый раз приходилось чудом балансировать на нескольких сантиметрах прочной опоры, пока шедший рядом не ухитрялся подхватить товарища перед самым падением. Даже невесомая Цинтия, легко прыгающая с уступа на уступ, показала себя надежной поддержкой: ее тонкие детские ручки мертвой хваткой цепляли воротник или руку друга и оказывали существенную помощь, когда требовалось вновь втащить упавшего на твердое место.
К тому же за поворотом расщелины вновь сгустилась прибитая было водяной взвесью пыль. Пришлось в который уже раз оторвать от мокрой одежды тряпку и прикрывать нос и рот, что, разумеется, не облегчало продвижения.
Никто точно не сказал бы, сколько они двигались так, задыхаясь, напрягая все силы, помогая друг другу: счет времени был потерян где-то на третьем или четвертом обрыве, а ущелье все тянулось и тянулось. Казалось, пройдены уже километры и километры, хотя на деле они не преодолели и пятисот метров, когда впереди наметилось нечто вроде развилки: основное, более низкое ответвление ущелья поворачивало к северо-востоку, уводя с собой топкое глинистое болото, а на противоположном берегу, к юго-востоку, в склон вдавалась темная, шириной не более полутора метров, расщелина, своды которой полностью сходились где-то высоко над головой.
Шедший впереди Павел уже прошел было мимо, когда вдруг так резко остановился, что Неодим наткнулся на него, чуть не столкнув в трясину.
-Надо заглянуть туда, - пробормотал Павел, пока чертыхающийся колдун втаскивал его обратно.
-Вряд ли там что-то будет. То, что падает сверху, не может угодить в запертую щель, - усомнился Неодим.
Он морщился от одной мысли о необходимости лезть в топкую грязь. Повторить так потрясший Рому колдовской прыжок представлялось слишком рискованным: в пробитой вершняитским заклинанием пропасти было много очагов остаточной напряженности содрогающегося от омерзения и возмущения Эфира, способных создать непреодолимые помехи, а то и вовсе разрушить направленность сил. Свалиться в болото с высоты прыжка, да еще после завязанных в путаный узелок чувств и мыслей от сломанного заклинания - уж лучше ползком, на пузе. А поскольку будущий повелитель Княжества явно не намеревался пропускать щель, а упорство в полной мере унаследовал от Владиславичей, колдун с очередным тяжким вздохом взялся налаживать переправу.
Прогулявшись вперед и назад, они собрали немного обломанных и чудом не зацепившихся нигде во время падения веток, слегка подрыли песчаный склон, набросав в грязь песка, но больше не рискнули, опасаясь, что неукрепленная стена обрушится им на головы. Связали небольшую веревку из предусмотрительно не выброшенных обрывков страховочных тросов.
Лучше не описывать в подробностях эту переправу. Достаточно упомянуть, что длилась она почти час, что выпущенной первой, как самой легкой, Цинтии пришлось несколько раз возвращаться, едва не затянутой топкой трясиной, и выбирать новый путь, что двинувшегося вторым Павла рыдающая от напряжения Цинтия неизвестно как вытянула на кочку уже тогда, когда его голова почти погрузилась в болото, а Неодим прыгнул следом без всякой страховки, что потом сидящий на этой кочке Павел двадцать раз бросал тонущему колдуну конец страховки, пока тот наконец не зацепился кончиками пальцев, и оба, усталые до изнеможения, поддерживая друг друга выбрались на противоположный берег. Давно утратившая свое хладнокровие Цинтия, плача, без разбору целовала обоих, и все трое, покрытые толстым слоем грязи с ног до головы, смеялись и стонали, и хлопали друг друга по плечам, стараясь не думать о том, как придется перебираться обратно.
После получасового отдыха, с трудом отчистив корку подсыхающей глины хотя бы с лица, троица двинулась вглубь щели, которая, как ни странно, изгибаясь и петляя тянулась довольно далеко. За первым же поворотом, отрезавшим их от открытого разлома, мрак сгустился до кромешной тьмы. Тут уже выручила Цинтия, которая захватила с собой сырую ветку и легко превратила ее в факел.
Сквозь туманящую разум усталость Неодим вспомнил свою бесшабашную радость, когда удалось зажечь канделябр без Центра магии. Девочке-Средоточию, похоже, после всего пережитого, потребовалось не меньше сил, чтобы заставить загореться мокрую палку, и ее радостное удовлетворение было никак не меньшим. Он вдруг подумал, что перегрызет глотку любому, кто скажет, что Цинтия, живое Средоточие - не человек.
Стенки щели сужались, осыпаясь, нависали все ниже над головой, превращаясь в непрочную земляную пещеру. И вдруг, когда они завернули за очередной поворот, все непрошенные мысли исчезли без следа.
Всего шагах в пяти, медленно вращаясь, словно жемчужно-белый зев смерча, висели межпространственные врата. Их противоположный выход был так далеко, что даже не было того темного портала, как в прежде виденных Павлом вратах, где виднелось Княжество: здесь цель перемещения было не разглядеть даже в спрессованной, неизмеряемой привычными тремя измерениями изнанке межпространства. Но главное было не в этом.
На голых камнях, в шаге от широко распахнутой пасти врат, лежала девушка. Глаза Наташи были закрыты, голова беспомощно откинута, руки даже в бессознательном состоянии цеплялись за сыпучий песок, пытаясь удержаться здесь, в этом мире...
Павел бросился к ней, подхватил на руки:
-Она жива, жива!
Заклинание телепортации оружия удалось, иначе, таща тяжелый клинок Неодим давно вынужден был бы его бросить. Выхватив меч, он настороженно замер, вслушиваясь и вглядываясь в темноту: колдун давно не верил в чудеса. Если девушка здесь, значит, здесь и ловушка. Но Цинтия мягко положила ладонь на его локоть:
-Не бойся, Прохор ушел, он нам не угрожает.
-Ушел, бросив ту, за кем наследник Средоточия пойдет на край света? Не может быть, - прохрипел Неодим.
-Он ее и не бросал, - взволнованно ответила девочка, - но опять слишком понадеялся на свои силы: рассчитал силу удара, чтобы Наташу забросило во врата, и кинулся следом. Но... Я все думала, на что же рассчитывал умирающий князь, противопоставляя возрожденной энергии Прохора скудные остатки своей? Да полукровка смел бы одним дуновением сотню таких как он! Но Всеслав не стал пытаться остановить лавину листом бумаги, он... всего лишь толкнул творящего заклинание под локоть. Чуть-чуть, понимаешь? Отдал последние силы на то, чтобы спасти ее. И спас! Этот слабый толчок заставил Прохора немного промахнуться.
Потрясенный, Неодим опустил меч.
-Ты уверена?.. - и вдруг, без видимой связи. - Боже, какой я был глупец, когда решил, что Владиславичи слабы и не заслуживают своего трона...
Прерывисто вздохнув, Наташа открыла глаза - и встретилась с обеспокоенным взглядом черных глаз Павла Владиславича, законного князя Червонгорода.
-Я никуда тебя не отпущу, слышишь? - прошептал он. - Хочешь, я отдам Средоточие Мелании и вернусь вместе с тобой?
-Куда тебе от твоего Княжества, князь, - улыбнулась девушка. - Лучше возьми меня с собой.
Когда из открытых врат возникло это существо, не заметила даже Цинтия. В твари не было магии: наверное, это просто дикое животное, которое случайно забрело в оставленную открытой дверь, как медведь забирается в амбар, не запертый нерадивым хозяином.
Так или иначе все произошло, не имеет значения. Но для людей, уже решивших, что опасность позади, появление существа оказалось неожиданностью. А что бы ни происходило в крошечном мозгу, тварь сочла первейшей своей задачей уничтожение попавшихся на глаза созданий.
Неодим едва успел поднять меч, как на нем с лязгом сомкнулись громадные зубы. Тварь мотнула головой - и меч отлетел в сторону, воткнувшись в размокшую глину шагах в двадцати от владельца. Поэтому следующий бросок, наплевав на опасность вляпаться в остаточные эманации колдовства Прохора, пришлось отражать наспех слепленным огненным шаром. Сгусток огня врезался в волосатую морду - и существо, хрипло взревев, отскочило назад, насколько позволяла узкая щель внутри разлома.
Только теперь появилась возможность как следует рассмотреть нового противника - и ужаснуться.
-Господи, - придушенно выдохнула Наташа, пытаясь подняться на нетвердые еще ноги и убежать.
Ростом тварь достигала метров двух, а в длину имела все четыре. У нее было восемь конечностей: на шести из них она прочно стояла на вязкой почве, а двумя передними сейчас терла обожженную пасть. И эти две лапы были в полтора раза длиннее остальных, а заканчивались устрашающими клешнями. Толстое тело существа покрывал хитиновый панцирь, местами поросший клочковатой шерстью. Круглая голова производила впечатление обтесанного валуна, водруженного на плечи без помощи шеи, только валун этот был снабжен маленькими глазками, над которыми нависали бронированные складки хитина, и мощной, выдвинутой вперед челюстью с крупными желтыми клыками. В целом это напоминало помесь скорпиона и волосатого бегемота.
Неодим успел только подобрать оружие и отругать себя за ротозейство: лишь у него, единственного из присутствующих, имеется опыт обращения с вратами, и он должен был знать, чем чревато промедление с закрытием. Цинтия - не в счет. Ведь Средоточие привыкло повиноваться, и принятие решений для него пока еще более сложная задача, чем создание полноценного фрагмента мира.
Естественно, обычный огненный шар причинил твари не больше вреда, чем комариный укус, разве что привел в ярость. Тряхнув башкой в последний раз, она подняла свои клешни и вновь с низким вибрирующим рыком бросилась в атаку.
На подготовку настоящего боевого заклинания времени не было. Огонь больше не смущал животное.
"Вода?" - только и пришло Павлу в голову, пока он старался оттеснить Наташу с Цинтией подальше от бесновавшегося чудовища.
Волшебник все же из него еще был слабоватый. Получалось не очень ловко, но основную идею воплотить удалось: земля под ногами твари начала стремительно разбухать от прорвавшихся снизу ключей. И хотя устойчивость у зверя наверняка была потрясающей - это при шести-то опорных конечностях - лапы начали проскальзывать на каждом шагу, а густая длинная шерсть наматывала на себя комья глины. Тут уже обилие ног стало не преимуществом, а недостатком: существо вязло с каждым шагом. Конечно, это не могло остановить тварь, но продвижение сильно замедлилось. Отступавшему Неодиму уже не составляло большого труда отбивать тянущиеся клешни - он был значительно легче и не проваливался в раскисшую почву так, как монстр.
Однако слишком долго пятиться невозможно: расщелина не так уж и глубока, а сразу за ней целая река жидкой грязи. Хорошо бы скинуть туда тварь, тогда она точно потонет. Но как?
В распоряжении колдуна Неодима был опыт - не зря же он несколько лет подряд причинял чувствительные неприятности Владиславичам. Но весь этот опыт по большей части касался сражения с войском, а не зверем неизвестного происхождения, и не в ближнем бою, когда нет времени на размышления и создание заклинания. Поэтому серебряные молнии, которые он швырял в тварь, навязанные воображению не таким уж давним и довольно близким знакомством с электричеством, лишь злили ее. Тем более что Неодим никак не мог решить, куда лучше направлять удары, где у этого существа уязвимое место. Тело заковано в роговой панцирь, шеи нет, глаза спрятаны под толстыми наростами, а лап слишком много, чтобы можно было пытаться обездвижить нападавшего, перебив одну или две...
Но видимо, тварь сочла, что слишком долго возится с умерщвлением законной добычи - а может, ее раздражала грязь - но неожиданно она воткнула свои клешни в землю, и пользуясь ими как костылями, одним мощным толчком всех шести ног прыгнула прямо на машущего мечом человечка. Неодим попробовал отскочить назад, но теперь скользкая глина подвела его: нога поехала, и он грохнулся на спину. Чудовище падало прямо на него, и колдун встретил его всем, что сумел сделать за доли секунды.
Зверюга подмяла под себя Неодима, издав оглушительный рев боли, но, казалось, ничуть не пострадав.
За спиной Павла остались две безоружные девушки. Сейчас он не думал о могуществе Цинтии - он понимал, что без его воли Средоточие не сможет сражаться. Она ведь ребенок и беспомощна без твердой родительской руки.
Как глупо было бы сейчас, победив мага-полукровку, погибнуть от клыков безмозглой твари...
И Неодим - тот, кого привык бояться и ненавидеть - тот, кто уже несколько раз спасал жизнь... Где-то под грудой этой бронированной плоти, если еще жив.
И Наташа. Та, что теперь стала неотъемлемой частью его самого. Любовь? На взгляд Павла это слишком бледное слово, неспособное выразить глубину той внутренней взаимосвязи, которая возникла между ними за несколько коротких дней. Существование по отдельности теперь немыслимо для них, как странно было бы предполагать, что могут жить две разделенные части одного человека.
Так что же? Держа в руках божественную силу, доставшуюся ему по невероятному стечению обстоятельств - он не сможет защитить всех, кто ему дорог?
Зверь рычал и выл, продолжая вязнуть в глине, а Павел закрыл глаза, сжимая камешек-Средоточие. Вот они, эти нити силы. На самом деле, он чувствовал их всегда - ведь дело не в Заклятии Торжества Справедливости. Дело в том, что Средоточие само стремилось к законному владельцу, и оказалось у него в руках прежде, чем сработало чужое волшебство. А значит, можно собрать их воедино, связать в узел, затянуть, переместить узел в ладонь. И выбросить вперед.
В узком разломе земли полыхнуло обжигающее солнце. Рев ударил по ушам словно чугунный молот, и слабые человеческие крики потонули в громоподобном грохоте освобожденной мощи Центра магии, а слабые человеческие глаза ослепли от проникающей даже под зажмуренные веки вспышки пламени.
Людей расшвыряло, словно тряпичных кукол - при том, что удар был направлен вовсе не на них. Стенки глинистой пещеры запеклись как огромный керамический горшок, а чудовище... просто испарилось, оставив на земле немного обгорелых кусков панциря.
Чей-то кашель разрушил наступившую тишину. Заполнивший расщелину черный дым плавал слоями и, словно в форточку, понемногу втягивался в до сих пор открытые межпространственные врата. Наверное, с той стороны это выглядит крайне странно.
-Вот это да, - раздался голос Неодима после недолгой паузы. - Ты, парень, еще бы против роя мошкары три сотни лучников выставлял...
-А ты там вообще живой?
-Абсолютно, - колдун выдрал из глины сперва одну руку, потом другую, потом по очереди ноги и голову, и только тогда сумел приподняться. На земле остался глубокий отпечаток человеческого тела.
Наташа бросилась к Павлу, повисла, прижалась всем телом.
Цинтия засмеялась, сидя в грязи едва не по пояс.
-Ой, надо тебе еще учиться, Павел Владиславич. С таким низким КПД на моей памяти еще не работал ни один владелец Центра магии.
Павел смутился.
-А я и не возражаю. Но главное-то сделано. Тварь больше не беспокоит. А ты, Неодим, вообще бы помалкивал. Надо было самому разобраться - тоже мне, злой колдун. Со зверем управиться не может.
Но Неодим не обиделся:
-Виноват, - хохотнул он, тщетно пытаясь отскрести глину от кольчуги и одежды. - Учту на будущее.
Они молча смотрели, как медленно, словно бы неохотно сходятся края межпространственных врат, закрывая вход в мир, где спрятался потерпевший поражение полукровка Прохор. Преследовать его ни у кого не было ни сил, ни желания. Что он будет делать дальше? Смирившись, одиноко доживать свой век? Или готовить новое вторжение?
Да какая разница? Княжество более не беззащитно. Средоточие в руках того, кому досталось по праву первородства, и Прохору не на что больше рассчитывать.
Наташа подумала, что его судьба достойна жалости: он родился вечным изгнанником, не нужным в мирах вершняитов и незваным в мирах богов. Вершняитка-мать жила лишь прошлым своим могуществом, не обращая особого внимания на сына - очередную свою ошибку - была сломлена поражением и вечной, бессильной ненавистью. И, вероятно, не их право решать, жить или умереть тому, кто возжаждал возвыситься из последних изгоев - кто из нас никогда не желал недозволенного, кто однажды не бросался в пропасть очертя голову?
Он мог избрать иной путь - ведь Владислав тоже был полукровкой с непростой судьбой, но употребил свои доставшиеся от бога-Отца силы не на попытки отнять построенное кем-то царство, а на созидание своего собственного.
Закрывалась дорога через бездонную пропасть, отделяющая один из миров, созданных богами, от миров их противоположностей, вершняитов. И никто более не желал проложить вновь эту дорогу...
![[]](/img/b/bondarewa_o_i/prawoperworodstwaglawa917/71030049.jpg)