Бондарева Ольга Игоревна : другие произведения.

Часть 2 Глава 1 Орлан над Тардовой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  1 - Орлан над Тардовой -
  
  Верите ли вы в чудеса? Хороший вопрос. Вопрос, ответ на который непременно раскроет душу собеседника. Но мне никто не задаст его. Некому. Поэтому мой ответ никогда не прозвучит.
  
  Мое первое осознанное воспоминание - наполовину бред. Словно в кошмаре, когда тебя окружает мешанина образов, которым ты не можешь подобрать названий, которых не можешь понять, а потому неосознанно боишься.
  В жизни человека есть всего один такой момент, когда его память девственно чиста: момент рождения. Младенец чувствует холод и боль, но еще не ощущает страха: он не знает, что это такое. Ему еще не приходилось бояться, да и его крошечный мозг еще слишком мал и неразвит, чтобы представлять, отчего бывает страшно. Он только подсознательно чувствует перемену, которая создает ему неудобство и он впервые в жизни испытывает растерянность.
  Со мной было иначе. Моя память в тот момент была так же чиста, как у новорожденного, но и физически и умственно я была взрослым, зрелым человеком, способным к восприятию.
  К восприятию, но не осознанию.
  Людям трудно представить, каково это: видеть свет, но не понимать, что это значит. Слышать звуки, но не догадываться, что они в себе таят. Ощущать себя, но лишь как точку в необъятном мареве неведомого, состоящую из одной боли, почти физической боли от собственного бессилия.
  В отличие от младенца я была способна бояться. И мне было страшно. Очень страшно. До тех пор, пока я еще могла это выдерживать.
  
  Следующее пробуждение не было таким мучительным.
  К счастью, потеря памяти, которая всегда сопровождает первое перевоплощение саби, лишает только конкретных, личных воспоминаний. Условные рефлексы, абстрактные понятия и часто даже отвлеченные знания со временем возвращаются. Поэтому мне не было нужды вновь учиться ходить, говорить или заново узнавать свойства предметов и способы их использования. А еще через некоторое время я вспомнила языки, которыми владела прежде, магические приемы, которые некогда применяла, некоторые исторические сведения, которые, верно, когда-то изучала, умение читать и писать, шить, ездить верхом...
  
  О том времени, что впоследствии назвали моим пребыванием в рабстве, у меня сохранились весьма смутные воспоминания.
  Помнится, меня несколько раз покупали и продавали. Уж не могу сказать, что рассчитывал приобрести очередной хозяин, платя за меня деньги ушлому торгашу, но в очень скором времени я вновь оказывалась на невольничьем рынке, поскольку владелец быстро убеждался в том, что как рабыня я ровным счетом ни на что не гожусь.
  Я ничего не умела делать - особенно в первые недели. Или месяцы? Неважно.
  Я не могла работать по дому. Метя пол, я поднимала тучу пыли, в которой задыхались все домочадцы. При попытке мыть посуду часть ее каким-то образом разбивалась, а остальное оказывалось недомытым. Мое рукоделие выглядело как ком спутанных ниток. Когда мне поручали чистить овощи, я срезала почти всю мякоть вместе с кожурой, и вдобавок постоянно орошала их кровью из порезанных пальцев.
  Я не могла работать в поле или огороде. Отличать сорняки от культурного растения я так и не научилась. Подрезая лозы, я, разумеется, обдирала их догола. Собирая плоды, мешала в кучу все подряд, до чего дотягивалась рука.
  И наложницы из меня не получилось, хотя несколько раз меня в этом качестве пытались использовать. Стоило владельцу сцапать меня с определенными намерениями - как из его рук вырывалась крупная сильная птица с длинными когтями и острым загнутым клювом. Очевидно, уложить в постель эту птицу никому не захотелось - поэтому меня вновь волокли на рынок.
  Разумеется, за все это мне здорово попадало, но это было все равно, что заставлять медведя танцевать и сердиться на него за то, что получается плохо: результат побоев был нулевым. В основном потому, что боль тут же заставляла меня невольно перекинуться в орлана и дерзко кружить над растерянным экзекутором с плеткой в руках.
  Улететь совсем мне почему-то не приходило в голову. И вряд ли я при этом задумывалась, что вдали от людей не смогу сама добыть пищу, согреться от холода, или еще о чем-либо практичном. Просто я не знала, что существует иная жизнь помимо богатых домов, полных надменных хозяев, жестоких надсмотрщиков и покорных рабов, и потому не могла к ней стремиться.
  А разум мой в те дни пребывал в каком-то туманном сумраке, словно ослабшая от перенапряжения пружина, и такая черта как любознательность была ему абсолютно чужда.
  Последний хозяин, прельстившийся лживыми речами проныры-торговца, плюнул, и пристроил меня на самую грязную работу: выносить ночные горшки. Наверное, он полагал, что этим унижает непокорную рабыню. Вот только для достижения желаемого эффекта ему следовало потрудиться объяснить мне, что эта работа считается унизительной.
  Да и то у него вряд ли получилось бы. Я не понимала языка, на котором говорили все до единого мои хозяева, - теперь я знаю, что это был саратожский - поэтому ему пришлось бы очень долго и очень странно жестикулировать, чтобы выразить эту мысль.
  Почему-то поговорить со мной на другом языке никто не пытался. В конце концов решили, что я просто слабоумная, и забыли обо мне.
  Вспомнили как-то неожиданно, когда мне совершенно искренне стало казаться, что весь мир состоит из несметного моря вонючих горшков, и только отмывание их позволяет людям существовать на свете - а значит, это и есть мое место в жизни.
  Хозяин мой оказался некоей важной персоной, и однажды придумал занятный способ избавиться от головной боли в моем лице не особенно продешевив, ибо, кажется, заплатил он за меня совсем немало. И возможно, избавиться даже с какой-то выгодой для себя.
  Словом, хозяин, чье имя так и осталось для меня тайной, преподнес никчемную девчонку-птицу в качестве редкого и ценного подарка. Помнится, меня долго везли по пыльным дорогам в наглухо закрытом душном фургоне. По прибытии в какое-то шумное место - только по звукам я могла судить об окружающем мире - искупали в благовониях, намазали какими-то белилами-румянами-сурьмой, нарядили в странную юбку из нанизанных на ниточки бусинок, крепящихся к широкому поясу, что-то вроде ленты на груди, и множество блестящих украшений на шее, на руках, в волосах. Потом завернули в огромный бурый балахон - я еще удивилась, зачем нужны побрякушки и краски, если я упрятана в складки ткани, надежнее, чем за толстую дверь. Однако балахон был нужен лишь для того, чтобы в нужный момент его сдернуть эффектным жестом, предложив очам нового господина.
  Первое, что мне пришло на ум при взгляде на того, кому меня подарили, - он отличается от предыдущих моих хозяев. Прежде все владельцы были для меня на одно лицо: смуглые, с коротко подстриженными волосами и бородами, со следами многочисленных драк на теле, разодетые в пух и прах, увешанные золотом и драгоценными камнями. И все как один смотрели на меня совершенно одинаково: сначала как-то масляно, потом - кисло.
  Этот человек был гладко выбрит и одет гораздо скромнее, во что-то черное с едва заметной серебряной нитью по вороту, и носил всего один крупный перстень на пальце, а на груди - потемневший от времени стальной медальон с непонятными знаками. Его волосы тоже были темными, но длиннее, так что закрывали уши, а на лице ни единого шрама. Человеку могло быть около сорока, но когда он говорил, во рту виднелись настоящие зубы, а не гнилые обломки, как у большинства саратожских хозяев. Он не был великаном, но довольно высок, однако широкие плечи создавали впечатление коренастости.
  При виде меня на его лице отразились смешанные чувства, из которых самым сильным было изумление. Еще - неловкость и невольное неудовольствие, которое он безуспешно пытался спрятать под маской вежливости.
  -Мой друг, - с усилием сказал он моему предыдущему хозяину, который развалился в кресле с торжествующей ухмылкой, - я ценю твою щедрость, но ты же знаешь, что мы не держим рабов, ни мужчин, ни женщин. Поэтому я вынужден отказаться от твоего великодушного дара.
  И тут я с замешательством осознала, что понимаю все до последнего слова. Это была первая фраза, произнесенная разумным существом, которую я поняла без помощи раздраженных жестов и возмущенных воплей со стороны говорящего.
  -Я, разумеется, знаю это, - мой хозяин хитро щурился, поигрывая золотыми подвесками на своем поясе. - Поэтому я никогда не решился бы оскорбить тебя, дорогой лейд Братис, предложив в подарок женщину.
  Он замолчал, занявшись изучением огромного изумруда, а упомянутый лейд Братис разглядывал меня с недоумением и некоторой искрой сочувствия. Я молча и так же открыто смотрела на него, что, вероятно, вызвало в нем интерес: обычно саратожские рабыни не осмеливаются поднимать взгляд.
  -Ибо это вовсе не женщина, - небрежно обронил хозяин, прервав затянувшееся молчание, и вновь вернулся к любованию своими украшениями.
  Не женщина? Я задумалась. Странно. Мне почему-то казалось, что я принадлежу именно к женскому полу, да и жила я обычно на женских половинах домов. Я украдкой покосилась на свое тело. Да нет, на мужское вроде не похоже... Если я правильно помню, чем отличаются мужчины и женщины. Но тогда, судя по выражению лица человека в черном, он тоже это плохо помнит...
  Лейд Братис все-таки не выдержал:
  -Тогда кто же это?
  Мой хозяин щелкнул пальцами, и один из его свиты резко схватил меня, притянув к себе и нашаривая губами мои губы.
  Я уже догадалась, к чему клонит саратожец. И если бы могла контролировать перерождение, в этот момент ни за что не позволила бы себе перекинуться в орлана. Я уже слишком хорошо разобралась в происходящем и вовсе не желала, чтобы меня демонстрировали, словно некую диковинку. К сожалению, подобное мужское внимание было единственным случаем, в котором остановить превращение я не могла. Даже побои я была в силах терпеть - но не это.
  Побрякушки со звоном раскатились по полу, а я, резко взмахнув крыльями, сердито устроилась на потолочной балке. Не видя смысла сохранять облик орлана, вернулась к человеческому - только теперь мое тело не прикрывало даже подобие одежды, которое осталось на полу.
  Лейд Братис потрясенно вскочил, глядя на меня снизу совершенно круглыми глазами.
  -Саби! - выдохнул он, когда дар речи вернулся. - Как тебе удалось...
  Мой хозяин наслаждался произведенным впечатлением.
  -Купил на невольничьем рынке, - честно ответил он. И тут же принялся самозабвенно врать: - Она стоила мне кучу золота, но для тебя, друг мой, я ничего не жалею. Знаю, что тебя не просто привлекают всякие магические штучки, это твоя работа и твоя жизнь. Ну а для меня она всего лишь драгоценная безделушка...
  Ловко, не могла не оценить я. Покупал он меня как обыкновенную, ничем не примечательную рабыню. Необычное же свойство не добавляло мне ценности, а наоборот, лишало всяческой привлекательности в глазах покупателей. А в хозяйстве я была не безделушкой, а обузой - бесполезным ртом, который надо кормить.
  -Так ты принимаешь мой дар, дорогой лейд? - вкрадчиво протянул саратожец.
  -О да, - вырвалось у лейда Братиса. Он все еще не мог оправиться от потрясения, равно как и оторвать от меня взгляд.
  Судя по всему, саратожец остался доволен. Вскоре он завершил визит и откланялся, оставив меня наедине с моим новым хозяином.
  Когда гости удалились, лейд Братис вдруг почувствовал себя неуютно. Его подарок сидел на толстой перекладине под самым потолком и холодно взирал на него с верхотуры, не проявляя никакого желания спуститься.
  Я к тому времени уже поняла, что этот господин не будет обращаться со мной так, как все остальные. Но вот как будет - об этом я не имела понятия.
  Впрочем, спустя несколько минут выяснилось, что он сам этого не представляет. Очевидно, прежде ему не дарили ни женщин, ни саби - что бы это ни означало.
  -Э-э, - неуверенно начал лейд Братис, - наверное, тебе там неудобно. Быть может, изволишь опуститься на пол?
  Я смотрела на него, обдумывая, стоит ли. Но он, вероятно, понял мое молчание иначе. Откашлялся и с трудом выдал совершенно непонятную фразу, немного похожую на лающую речь, с помощью которой общались мои саратожские хозяева. Я невольно улыбнулась. С удовольствием объяснила бы ему, что перевод вовсе ни к чему, но дело в том, что я еще никогда не пробовала говорить. И сомневалась, что получится теперь, ведь прежде я вообще не знала, что способна понимать кого-то.
  Перекинувшись в орлана, я спланировала вниз. Став человеком, выжидающе посмотрела на лейда. Признаюсь, впервые за то время, что я себя помню, почувствовала что-то вроде интереса к тому, что будет дальше.
  А дальше новый хозяин смущенно отвел глаза, поднял с пола "одежду" и протянул мне. Уж не знаю, зачем, но я нацепила юбку-бусы и ленту.
  -Что же мне с тобой делать? - вполголоса вздохнул лейд Братис. Поразмыслил и снова обратился ко мне с набором резких звуков, которые не несли в себе никакой информации.
  Как же дать ему понять, что следует говорить так, как раньше? На языке, который, очевидно, является его родным. Набрав в грудь побольше воздуха, я заговорила. Разумеется, я не могла бы сказать ничего кроме того, что только что слышала:
  -Ч-то же м-н-е с то-бой де-ла-ть, - неуклюже скопировала я.
  -О Бог и Богиня, какой же я болван, - лейд неожиданно хлопнул себя по лбу. - С тобой, верно, совсем недавно все это произошло. Но ты понимаешь дорианский, да?
  Я молчала. Откуда мне знать, что такое "дорианский".
  -Я имею в виду, ты понимаешь, что я говорю сейчас? - поправился он.
  Я кивнула. Кажется, именно так выражают согласие. Но вдруг ощутила беспокойство: неужели я всегда буду тупо смотреть на собеседника, прежде чем ему удастся угадать, что я хотела бы ему сообщить, и тогда согласиться? Наверное, общаться со мной этому человеку будет очень неудобно. Странно, прежде я даже не понимала, чего от меня хотят, но это меня не волновало. А вот сейчас простого понимания без возможности ответить показалось мало.
  -Не волнуйся, - тут лейд Братис легко догадался, что меня тревожит, - скоро ты вспомнишь многое из того, что знала прежде. Будешь говорить не хуже меня, а может, и лучше, - он ободряюще улыбнулся. - А теперь, я думаю, тебе нужно отдохнуть. Слуги покажут комнату, где ты отныне будешь жить. И не бойся, пожалуйста, никого. Никто не станет заставлять тебя работать или... - он замялся, - делать еще что-нибудь. Никто не осмелится наказывать или морить голодом, бить, или не знаю, что еще могли с тобой проделывать в Саратоге.
  Я кивнула, следуя за ним. Я вовсе не боялась. С тех пор, как ко мне вернулась способность владеть своим телом и пере-рождением, я вообще ни разу ничего не испугалась. Даже плетей. Даже похотливых хозяев. И перекинуться в этот момент меня заставлял вовсе не страх. Это происходило просто без участия моей воли.
  -Как тебя зовут? - вдруг спросил лейд.
  Я только покачала головой. Прежние хозяева никак меня не звали, или звали по-разному, смотря как это воспринимать. Наверняка все бранные слова были моими именами, но я не запомнила ни одного - да и вряд ли стоило так именоваться.
  -Тогда выбери себе имя, - предложил он. - Не сейчас, а когда решишь, какое тебе нравится. Но, может быть, со временем мы узнаем, как тебя зовут на самом деле.
  
  Так я поселилась в доме лейда Братиса. И перестала величать его хозяином, так как однажды, когда овладела речью и обратилась к нему с этим словом, он страшно рассердился, требуя забыть о "хозяине" раз и навсегда. Ладно, мне не жалко. Если уж ты так желаешь - мне в общем, все равно.
  Мне отвели большую, красивую спальню, удобство которой, правда, уступало роскоши покоев саратожских господ. Но зато комната была моей. Взамен ничего не скрывающего наряда там нашлось несколько платьев из тех, что, верно, носили женщины в этой стране - с облегающим корсажем и пышной юбкой. Правда, они были чуть коротковаты и узки в груди - явно с чужого плеча.
  С утра мне подавали завтрак прямо в спальню, где имелся для этого небольшой стол. При желании я могла бы есть прямо в постели, но раз попробовав, отказалась от этого: под переносным столиком оказалось тесно и одно неловкое движение опрокинуло все мне на колени.
  Днем лейда Братиса всегда не было дома, и я была предоставлена сама себе. Обошла дом, который оказался гораздо меньше саратожских: трехэтажным каменным строением с башенками и небольшой террасой на крыше, втиснутый между другими такими же на узкой улице. Позади имелся маленький ухоженный садик, полный ярких цветов с сильными, пьянящими ароматами и стройных деревьев с перистой листвой. Сады в Саратоге были куда значительнее, но совсем неуютными по сравнению с этим.
  Однажды на третьем этаже я обнаружила библиотеку. Заполняющие стены до самого потолка стройные ряды корешков вызвали во мне какой-то туманный отклик и побудили снять с полки один.
  С тех пор мой день был почти полностью заполнен чтением, лишь изредка прерывающимся для обеда, прогулок по саду и тайных полетов над городом. Я отчего-то начала стесняться своего облика орлана и старалась перекидываться тогда, когда меня никто не видит.
  Но порой, просидев несколько часов у льющего свет витражного окна с какой-нибудь книгой, я поднимала взгляд от гладких страниц и решительно отбрасывала том. А потом начинала беспокойно бродить по длинному полутемному залу библиотеки, проводя рукой по книжным полкам, бездумно разглядывая детали тонкой резьбы. Некая смутная тревога, нехватка чего-то очень важного не давала мне оставаться на месте, гнала куда-то. Я выходила на крышу, спускалась в сад, тенью скользила по дому - потом возвращалась назад, так и не отыскав источника этой тревоги, и не осознав ее смысла.
  Я ощущала пустоту внутри себя. Словно в моем теле не было человеческой личности, словно я была лишь оболочкой, под которой нет ничего. Я отчаянно пыталась заполнить эту пустоту, поглощая информацию - но одних сухих слов было недостаточно. Тогда я еще не понимала, но мне жизненно необходимы были впечатления. Настоящие события, произошедшие со мной, а не рассказанные кем-то и прочитанные где-то. Воспоминания, пробуждающие чувства и дающие пищу воображению. В те дни мое воображение спало крепким сном, а в разуме почти не было мыслей - только обрывки образов, судорожно пытавшихся соединиться, сопоставиться, породить нечто новое. Мозг нуждался в работе, но слишком скудные запасы впечатлений не могли удовлетворить его.
  И я вновь металась по тому клочку мира, что был мне доступен. Никто не мог мне помочь, никто не мог даже объяснить, чего мне так не хватает. Только время.
  А время шло, неспешно, но неотвратимо. Оно не могло вернуть мне того, что я некогда в одночасье утратила. Но милостиво позволяло начать все с начала, пройти новый путь, заполнить место потерянной жизни чем-то совсем иным, неизвестным, как будущее любого разумного существа.
  
  Город, в котором я жила, оказался большим и удивительно красивым. Он стоял в дельте широкой реки, впадающей в море, куда по вечерам садилось солнце, расцвечивая прозрачную воду в невероятные цвета. Я обожала кружить над полосой прибоя, где с легким шелестом на желтый песок набегали волны. Я то спускалась почти к самой поверхности воды - так, что порой даже удавалось разглядеть мелькающие в глубине тени рыб и медуз, то взмывала над городом, любуясь прихотливыми дворцами и храмами с бесчисленными башенками, аркадами, зубцами, резным орнаментом, литыми решетками. Большинство домов были каменными: из желтого песчаника, серо-коричневого гранита, темного базальта и даже белого мрамора, но встречались и деревянные, все в ажурных кружевах.
  У самого побережья величаво расположился императорский дворец, утопающий в зелени парков и газонов, яркости цветников. Сверху он напоминал мне одетого в золоченый панцирь краба о шести коротких ножках, хотя, верно, по задумке зодчего, его план должен был повторять сильно вытянутую шестилучевую звезду - основу герба Дориана. С высоты полета орлана были четко различимы две эпохи в истории этого величественного сооружения. Основа - древняя постройка, которую справедливо было бы назвать замком: монументальные, тяжеловесные стены из огромных глыб розово-бурого гранита разной величины, тщательно подогнанных друг к другу; высокие узкие стрельчатые окна с цветными витражами, широченные карнизы, по которым вполне мог бы прогуляться взвод гвардейцев, четыре низкие и толстые башни под незамысловатыми бронзовыми конусообразными крышами. Простота и внушительность, основательность и скрытая мощь, вложенные архитекторами тех веков в свое произведение, были призваны символизировать стабильность и надежность новосозданного государства и его молодой столицы.
  Зато более поздние пристройки, в целом удивительно гармонично вписываясь в первоначальный стиль, разительно отличались от него. Над древним замком был возведены еще шесть стройных, словно иглы башен из бело-розового мрамора, украшенных окнами с золочеными ажурными решетками, позолоченной лепниной, ослепительно сверкающими на солнце куполами. Древний восточный фасад с его подъездными аллеями и необъятным порталом, гигантскими ступенями, огромным аскетическим двором, мощеным истертым за долгие годы булыжником, остался почти нетронут. А к вытянутому западному фасаду замка были пристроены легкомысленные светлые террасы, балконы, балюстрады, шесть павильонов нового дворца, которые, собственно, и превращали лучи звезды в ножки краба. Здесь появилось множество выступов, вознесенных на колонны или стелющихся по земле, неохотно уступая жизненное пространство замку лишь в части старых парадных покоев. И странным образом эти совершенно разные стили не перечеркивали, не затмевали, а оттеняли друг друга. По-прежнему олицетворяющий силу старый замок со спокойным снисхождением к юности разудалого дворца взирал своими разноцветными окнами на буйство живой и непосредственной молодой фантазии. И на берег моря, что плескалось о песок задолго до того, как на нем появился и дворец, и замок, и будет плескаться еще долго после того, как их поглотит беспощадное время...
  Часто я усаживалась где-нибудь высоко, на вершину шпиля или ограждение балкона и подолгу смотрела на море. Что-то просыпалось во мне при взгляде на него, что-то призрачное и неуловимое, но невероятно тревожащее, словно мечта или греза. Ведь я никогда не мечтала и не грезила, и это, наверное, было странно. Разумные существа всегда задумываются о будущем, вспоминают прошлое, ожидают событий, воображают то, что может произойти. Я этого была лишена. Я не помнила ничего настоящего, а образы, почерпнутые из чужих слов, проскальзывали мимо сознания, ничуть не делаясь реальнее от того, что моя ущербная память милостиво дозволяла представить себе все прочитанное с помощью голых, отвлеченных фактов. Они не будили воображение, не томили желанием узнать их ближе.
  Город, дворец, поля за ним, люди на улицах и дорогах - все это я наблюдала, словно картинку, нарисованную на куске холста. Только море казалось близким, словно из глубины моего опустошенного разума пробивалось нечто, чудом не стертое чудовищной катастрофой.
  Однако сколько бы я не разглядывала туманный горизонт, полоску пляжа, белые бурунчики, чаек, парящих над водой, я так и не могла извлечь это нечто на свет.
  Вечером лейд Братис всегда приглашал меня в огромную столовую, где мы ужинали, сидя вдвоем за длинным пустым столом: он - во главе, а я - по правую руку. Мне казалось глупым сидеть в слишком большом помещении, для освещения которого требовались десятки, если не сотни свечей, когда в доме полно маленьких уютных комнаток, но я не спорила.
  Мы беседовали и за ужином, и после, в библиотеке или в гостиной у горящего камина. Сначала говорил только он один, рассказывая о себе, о стране, в которой я оказалась, потом я начала отвечать - и вскоре его обещание исполнилось: я действительно научилась хорошо говорить. Причем выяснилось, что я знаю не только дорианский, но и тавритский язык, хотя и немного хуже. Значит, дорианский все-таки мне родной.
  Лейд Братис действительно был важной особой - Главным придворным магом Дорианской Империи. С утра он работал во дворце, в специально предназначенных для его работы апартаментах. Правда, в подробности своей деятельности он меня никогда не посвящал. Он был вдовцом, имел почти взрослую дочь, которая в настоящее время жила в монастыре - насколько я поняла, вследствие какой-то традиции. Город, который я порой обозревала с высоты птичьего полета, назывался Тардова и был столицей империи. Однако когда лейд принялся рассказывать историю возникновения империи, повествовать о ее географии, о соседях, о принципах государственного устройства, я внезапно поняла, что все это знаю - и часто перебивала, заканчивая за него или даже дополняя рассказ.
  -Я думаю, ты не из крестьян, - пришел к выводу лейд Братис. - Возможно, дочь лейда или состоятельного торговца, причем настолько состоятельного, что он дал дочери хорошее образование. А это сужает круг поисков.
  Я уже привыкла к тому, что он без конца говорит о том, что для меня "было раньше". Сама я ничего об этом не помнила, поэтому слово "прошлое" оставалось для меня пустым звуком. Но ему почему-то хотелось узнать мое прошлое.
  -Зачем? - как-то спросила я. В обществе лейда Братиса я чувствовала себя свободно - он как-то располагал к себе своей открытостью, доброжелательностью. Я старалась платить если не привязанностью, то хотя бы тоже откровенностью.
  -Зачем? - мой вопрос его удивил. - Разве ты не хочешь отыскать своих родных, друзей?
  Я задумалась. Разумеется, значения этих слов были мне известны. Хочу ли я встретить людей, которые, возможно, были мне когда-то дороги, но теперь...
  -Нет, - сказала я честно.
  -Почему?
  Кажется, он не представляет, как можно этого не хотеть. Я молчала. Как объяснить? Сейчас единственным человеком, который имел для меня значение, был он сам. Но я понимала, что если следующий поворот судьбы унесет меня прочь, я легко смирюсь с потерей. И я решила попытаться:
  -Может быть, я их не узнаю. А когда мне покажут - ничего не почувствую. Так зачем привыкать к чужим людям, если я не знаю ничего, что связывало бы нас?
  Лейд Братис пристально смотрел на меня, серьезно взвешивая услышанное.
  -Ты боишься, - наконец сказал он.
  -Разве? - я действительно была изумлена. То, что я испытывала, я не назвала бы страхом. Страх - это когда чувствуешь свою беспомощность перед болью или угрозой. Опасаюсь - может быть. Опасаюсь ощутить раздражение от обязанности общаться с кем-то, выказывать радость, которую не испытываю, изображать любовь, которой нет. Но не боюсь.
  Так я и сказала.
  -Нет-нет, боишься, - не согласился лейд Братис. - Ты не хочешь возвращаться к тому, что уже однажды причинило тебе невыносимую боль. Ты не знаешь, что такое любовь, но уже слишком хорошо знаешь, что такое ненависть - это сохранилось в твоем единственном воспоминании о прошлой жизни.
  Я замотала головой, но он только улыбнулся улыбкой значительно более опытного человека, уверенного в своей правоте и знающего, что время само убедит несогласного вместо него, и сменил тему разговора.
  -Ты уже знаешь, как мне тебя называть?
  Я пожала плечами:
  -Как хочешь.
  -Неужели тебе все равно?
  -Все равно, - подтвердила я.
  -Ну тогда я сам придумаю тебе имя, - он откинулся на спинку стула, внимательно рассматривая меня. Мне показалось, что ему действительно доставит удовольствие дать мне имя. Наконец он сказал: - У тебя удивительные глаза: дымчато-серые с фиолетовым оттенком. Словно редкий горный аметист. Что, если я буду звать тебя Мáгре? Это...
  -По-горски "аметист". Слишком романтично, - фыркнула я. - Такие имена дают рыцари из романов прошлых веков своим дамам сердца. Придумай что-нибудь другое.
  -А мне нравится, - заупрямился он. - Обычное имя тебе никак не подойдет, уж слишком ты необычна. А что касается романтики - разве молодые девушки не должны носить самые красивые имена?
  -А ты уверен, что я - молодая девушка?
  Это действительно был сложный вопрос. Теперь я знала, что перерождение саби несет не только потерю памяти. Оно сказывается на чертах характера и на внешности самым непредсказуемым образом: некоторые остаются почти прежними, а другие меняются до полной неузнаваемости.
  Мое лицо могло принадлежать и двадцатилетней девушке и тридцатилетней женщине. На первый взгляд мне можно было дать двадцать пять, но при этом перерождение могло добавить мне морщин, а могло наоборот разгладить кожу, так что не исключено и сорок. Тем более, если учесть заметную седину в волосах - немного, она могла появиться из-за перерождения, но могла быть и естественной.
  Однако мои колебания сильно позабавили лейда Братиса.
  -А кто же ты по-твоему?
  -Откуда мне знать, - буркнула я, - кто угодно.
  Он рассмеялся. На мой взгляд, вопрос о моем возрасте вовсе не был смешным, поэтому я не могла понять его веселья.
  -Я прежде не замечал за тобой этого женского тщеславия. Но признаю, я рад, что ты начинаешь оживать.
  -При чем тут тщеславие, - разозлилась я, - мне просто не хочется оказаться древней старухой и обнаружить, что через пару лет пора умирать от старости.
  Однако он, похоже, не поверил в то, что я всерьез опасаюсь смерти от старости. И по его лицу продолжала блуждать неуместная широкая усмешка.
  -Тебе уже не удастся убедить меня, что ты сама себе абсолютно безразлична. Может быть, окружающий мир еще мало тревожит тебя, но лишь потому, что ты знаешь его только по книгам или моим рассказам. В действительности, ты просто ничего еще не видела - но подожди. Дай срок, и в тебе пробудится вкус к жизни.
  Ему это почему-то представлялось важным.
  
  Той ночью они снова были вокруг меня. Не люди. Демоны с пустыми, остановившимися глазами, вовсе не меняющими выражение, какой бы злобой, похотью или жаждой убийства не искажались кажущиеся человеческими лица. Снова обнаженную кожу с одной стороны опалял пожар, а с другой обволакивал мертвенный холод. Снова тело рвалось на части, раздираемое болью, а душа изнемогала. Тяжелые сапоги точно так же топтали нежную траву, залитую кровью - трава корчилась, а кровь сворачивалась сгустками от жара и застывала от холода. И жалкий мой, беспомощный всхлип, произносящий чье-то имя, уносится прочь безответным, исчезает в ночи. Затянутое облаками черное небо тяжелым, удушливым одеялом наваливается на меня, словно и звезды и луна отвернули свои лики не в силах вынести этого зрелища - но вдруг оттуда появляется спаситель - и тьма расступается, унося меня прочь.
  Я проснулась от собственного крика. Тело покрывала не кровь, как казалось во сне, а лихорадочный пот. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, внутри все дрожало и замирало от невыносимого ужаса.
  Откуда, почему? Никогда этот кошмар не преследовал меня во сне - только наяву. Когда я точно знала, что больше не беспомощна, что сильные крылья унесут меня по первому желанию, и могла противостоять страху.
  За дверью послышались шаги, голоса. Наверное, я перебудила всех слуг своими истошными воплями, и сейчас сюда нагрянут пять-шесть горничных с заполошными вопросами, округлившимися глазами, стаканами воды и молока, успокоительными отварами.
  Я не могу сейчас никого уверять в том, что все в порядке, не желаю пить всякую дрянь только чтобы отбиться от навязчивых забот, делать вид, будто пришла в себя.
  Вскочив с постели, я чуть ли не пинком распахнула окно и вылетела в сумрак, навстречу розовеющему восходу. Боль перерождения была желанной, очищающей. Возрождающей, как всегда. Ночные демоны не лишили меня этой свободы - чувствовать боль, сотворенную моей собственной волей, а не волей других.
  Заря была слишком радостной, что резко контрастировало с темнотой в моей душе, и я повернула на север. Юг мог посветлеть слишком быстро, а запад все-таки пугал бесконечным пространством моря. Я летела вдоль берега, но рассвет все же нагнал меня.
  И вдруг что-то внутри меня взбунтовалось. Почему я должна бежать? Я свободна! Свободна от всех угроз яви и тем более от мороков сна.
  Я свободна, хотелось мне закричать, но из клюва орлана вырвался только резкий, бунтарский клекот.
  Круто взмыв в воздушных потоках, я повернула на запад, туда, где в сизой дымке расстилалась безбрежная гладь моря.
  Под напором тугих воздушных струй боль и страх стекали с кончиков моих крыльев, словно грязь, смываемая морской волной. Но когда кошмар остался позади, затерялся где-то над голубеющей бездной Кантанского залива, я поняла, что он все же не прошел бесследно. Невольно вновь и вновь я возвращалась мыслями к одному-единственному слову, произнесенному мной в агонии, в бреду, слову, которого я даже не помню, знаю лишь, что это имя.
  Имя. Чье оно? Как так вышло, что в последний миг, разорвавший мою душу и мою жизнь в клочки, я все же думала не о себе? Кто был тот, кто оказался дороже?
  Кто был тот, кого спаситель-орлан заставил забыть?
  И так ли это правильно, как мне представлялось до сих пор?
  
  Я вернулась в Тардову, в то единственное место, которое могла назвать домом, только спустя три недели.
  Сначала, не рассуждая и не думая ни о чем, вопреки здравому смыслу, я рвалась на запад словно одержимая - и верно, такой и была. Конечно, я не сгинула в глубине моря; верно, и в помрачении разума я понимала, что передо мной не седой исполин-океан, а всего лишь большой залив. Я даже не успела как следует выбиться из сил, но уже почувствовала голод и жажду и полностью осознала всю безрассудность моего поступка, когда на горизонте возникли контуры островов. Протумир, самый большой в южных морянских владениях, и остров Короля Набегов, официально принадлежащий Беллевру, но на деле испокон веков служащий пристанищем морских разбойников всех мастей, причем как беллингов, так и людей. Я не стала соваться на голые, изрытые пещерами и гротами скалы меньшего острова, и направилась прямиком на Протумир.
  Спланировав на нависающий над волнами утес, я передохнула и полностью пришла в себя. Однако оказавшись так далеко от Тардовы, я поняла, что возвращаться придется так же долго. К тому же со всей очевидностью представила, какой разнос получу от лейда Братиса, и решила не торопиться.
  Еду пришлось все-таки украсть. Ловить животных или птиц я не умела. А вот прошмыгнуть в открытое окно хижины с плетеными из тростника и обмазанными глиной стенами, где на накрытом к обеду столе красовался овальный хлеб, оказалось легче легкого. Круглые глаза хозяйки, внезапно показавшейся в дверях, превратились в две тарелки.
  -Впервые вижу, чтобы орлы воровали хлеб! - всплеснула она руками, и хотя я не большой знаток беллского языка, поняла ее без труда.
  Я устроилась на лысой вершине холма, откуда открывался превосходный вид на большой город на западном берегу острова. Наверное, Флодис, зажиточный и грозный. Морянский хлеб оказался странным на вкус и явно отдавал водорослями, однако я проглотила половину с огромным удовольствием.
  Флодис был весьма непохож на Тардову, однако в нем присутствовало ощутимое таинственное очарование чужой культуры. Дома были невысоки, в один-два, редко три поверха, с плоскими крышами, толстыми стенами и маленькими окнами для защиты от палящего жара южного солнца. Самые большие и красивые дома, выстроенные из разноцветного камня уступами, ступенчатыми пирамидами, многогранными призмами были построены прямо в волнах моря, в рукотворной бухте, обнесенной удивительной ноздреватой стеной из желто-красного ракушечника и кораллов. Высота этой стены местами поднималась на пять-шесть саженей, а кое-где опускалась почти к самой воде; в толще камня были проделаны ходы, окна и смотровые площадки, арки для небольших проливов, отчего стена казалась возведенной из отлично вызревшего сыра. С внешней стороны бухты к стене были пристроены большие и малые причалы; у многих из них покачивались на волнах огромные корабли и совсем небольшие челны. Там шла суета: крошечные фигурки матросов перегружали товары в лодки, которые затем вплывали в бухту и лавировали между богатыми домами, или выносили прямо на стену, откуда пешком несли в город; некоторые же просто ныряли со своей поклажей в воду.
  На каждом из домов-дворцов в бухте обязательно горделиво возвышалась одна, а то и несколько башенок с круглыми крышами, увенчанные изваяниями. Я разглядела дельфина, вставшего на хвост, воина в похожей на чешую кольчуге с длинным трезубцем в руке, коленопреклоненную фигурку, воздевшую лицо и руки к небесам, тигра, изготовившегося к прыжку. В проливах между домами шумел прибой, носились чайки, изредка проплывали лодки. С верхней террасы на плоской крыше такого дома к соседним были перекинуты легкие мостики, так что создавалось впечатление, что город не возвышается над улицами, а прячется под ними.
  На берегу располагались городские кварталы, где дома местами прижимались друг к другу, как и в Тардове, а кое-где отстояли широко, будто не желали знать соседей. Приглядевшись повнимательней, я рассмотрела блеск воды в широких улицах - это были искусственно прорытые каналы. Амфибии, выбравшиеся на сушу, тем не менее не намеревались удаляться от воды.
  А следом, на дальних от моря окраинах, лепились крошечные хижины-мазанки. По сравнению с трущобами Тардовы они выглядели приличными домами, но, видимо, это были беднейшие кварталы Флодиса. Только последний бедняк мог жить так далеко от прохладной уютной воды, где так замечательно в жаркий полдень.
  Задумчиво жуя хлеб из водорослей и глядя на уныло согнутые белые плечи морянина, что возился в своем пыльном дворике, сыпал корм домашней птице, я почти собственной шкурой ощутила, как ему хочется окунуться в море, сбежать от этой невыносимой сухости, зноя и пыли, висящей в нагретом воздухе.
  Рассмеявшись, я вновь перекинулась в орлана, взлетела над берегом, чуть в стороне от города. Вернувшись в человеческий облик прямо в воздухе, с шумом и брызгами плюхнулась в ласковые зеленые волны, нырнула в глубину. Жаль, что мне так и не удастся увидеть подводную часть Флодиса - по слухам в беллеврских городах она никак не меньше надводной. Но мне сейчас нельзя показываться на глаза разумным, пусть даже и не людям, а морянам. Вечное хладнокровие может изменить амфибиям, если в их исконные владения станет нахально нырять обнаженная женщина-человек.
  Вынырнув на поверхность, я попыталась взлететь - и вдруг забилась в воде, проваливаясь в волны, ставшие вдруг безжалостными водяными горами, перехлестывающими через голову, камнем тянущими ко дну.
  Паника всегда делала меня орланом - вот и сейчас она не хотела отпускать его. Я кричала и металась, колотя по воде мокрыми крыльями и не в силах оторвать от поверхности их свинцовую тяжесть. А в толще воды внезапно мелькнул темный силуэт. Крупная рыба уже заметила попавшую в ловушку глупую птицу, и сейчас ухватит за распластанные по воде перья, утянет в глубину...
  Чудом удалось мне противостоять страху и стать человеком. Волны тут же уменьшились, превратившись в прибрежный прибой, а рыба поняла, что я слишком крупна для того, чтобы сгодиться на обед, и гордо скользнула прочь. До берега было совсем недалеко, но я выбралась на него обессилевшей, словно проплыла несколько верст без остановки.
  -Думай головой, прежде чем что-то сделать, - ожесточенно пропыхтела я самой себе, когда, покачиваясь от усталости, взбиралась вверх по берегу в поисках укрытия на ночь. Счастье еще, что мое трепыхание никто не заметил. Улететь сегодня с острова я определенно не способна.
  Что ж, не все свои проблемы можно решить сделавшись орланом, и в будущем мне придется принимать это во внимание.
  Проводить ночь голышом мне решительно не понравилось. Южный климат Протумира не заставлял страдать от холода, но к утру с моря потянуло прохладой, а такая мягкая трава внезапно сделалась колючей, полной камешков и кусачих насекомых. Орлан со своими плотными теплыми перьями не мог мне помочь: я заметила, что для поддержания облика орлана все-таки требуется определенное усилие. Стоило расслабиться и начать засыпать, как я вновь становилась человеком и снова начинала зябко ворочаться на своем неудобном ложе.
  Утро я встретила невыспавшейся и недовольной собой. Однако все эти происшествия заставили меня принять как раз противоположное напрашивающемуся решению, а именно: не возвращаться в Тардову, а продолжить свое путешествие. Меня поразила мысль: а ведь я крайне мало знаю о самой себе. Понятия не имею о своих возможностях - и об их пределах. И так ничего и не узнаю, если вернусь в гостеприимный, уютный дом лейда Братиса, снова вверив себя его опеке.
  Прежде я никогда не задумывалась о том, но сейчас меня тревожил вопрос, остающийся пока без ответа. Кто я? Нет, не человеческое прошлое интересовало меня - что ушло, исчезло, того не вернешь. Кто я теперь? На что способна и для чего существую.
  Возможно, мне еще не скоро удастся ответить на эти вопросы, но надо же с чего-то начинать. Хотя бы с самого очевидного: что я есть с точки зрения природы, как она отнесется к моему присутствию, не отделенному от нее каменными стенами городов?
  И я продолжила свой путь на запад. Туда, где за морянскими владениями начинались дикие, неприветливые берега, где степи подступали почти к самому морю, где на версты и версты вокруг не встречалось разумных существ.
  В обжитых местностях я всегда воровала еду у крестьян, утешая себя тем, что никто не обижается: зрелище огромного орлана, хватающего со стола сыр, фрукты, жареное мясо или хлеб вызывало восторженные вопли и смех. Ночевать устраивалась неподалеку от селений, и порой удавалось даже стащить себе одеяло. Утром, разумеется, я возвращала его хозяевам, поскольку далеко унести в когтях тяжелую ткань невозможно.
  Однако вскоре берега опустели. Вместо изумрудно-зеленых садов, виноградников, пышных возделанных полей на каменных террасах здесь все чаще встречались песчаные пляжи и поросшие редкой невзрачной травой равнины, простирающиеся насколько хватало взгляда. Широколиственные леса сменились чахлым кустарником, щетинящимся колючками и покрытым серой пылью. Чтобы полакомиться ягодами приходилось оставлять на острых шипах пучки перьев или клочья кожи. Здесь отчетливо ощущалось знойное дыхание расположенной на северо-западе огромной, непреодолимой пустыни Ис-Сара.
  Зато именно здесь, совсем ошалев от скудного рациона плодов скупых, скорчившихся от жары деревьев мне впервые удалось поймать неосторожного суслика. Когда голод допек настолько, что вонзить кривые когти в жирненькую спинку грызуна уже не казалось убийством. А съесть его сырьем, даже держа в руках, а не расклевывая в облике орлана, не представлялось такой уж дикостью.
  Путешествие на запад закончилось на мысе Опасности, когда в самом бесплодном краю, какой только можно себе вообразить, я встретила человека. Странный долговязый всадник двигался мне навстречу, из самого сердца двух встречающихся пустынь: моря горячего песка и насквозь лживого Дадрийского моря, обещающего жизнь, но встречающего соленой, убивающей так же верно, водой. Мне хотелось бы разгадать загадку этого воина, который заметно не страдал ни от жажды, ни от голода, восседал на сытой и здоровой лошади, вез меха вместо фляг пресной воды. И каким-то образом я твердо знала, что однажды получу ответ - но не сейчас. Я подумала, направляясь на восток, что, быть может, истинное значение моего путешествия и есть эта мимолетная встреча.
  
  В Тардове я оказалась под вечер. Город вырастал мне навстречу прямо из зеленых волн и сверкал золотом в лучах заходящего солнца. И неожиданно всколыхнувшаяся радость заставила понять, как я скучала. По золоченым куполам дворца-краба, по шумным улицам, по одуряющим ароматам южных цветов в крошечном садике, по уединенной прохладе библиотеки, по тишине моей собственной спальни. И по единственному другу, который есть у меня в этом мире.
  А есть ли еще?
  Эта мысль внезапно оказалась болезненным ударом. О, Бог и Богиня, я не хочу, не хочу терять дружбу лейда Братиса. Я могу прожить в одиночестве, но лишь зная, что кто-то будет рад увидеть меня, если я вернусь. Я больше не хочу оставаться совсем одна. Мой друг и хозяин имеет полное право обидеться на этот сумасбродный побег, но, Бог и Богиня, не отнимайте его у меня!
  Сердце тревожно замирало в груди, когда я кругами снижалась к знакомой площадке на крыше. Сейчас лейд Братис, верно, либо еще работает во дворце, либо возвращается домой. Я останусь на крыше, пока слуги не доложат ему обо мне. И тогда пусть решает, принять меня обратно или прогнать прочь неблагодарную.
  Однако на террасе кто-то стоял. Каким-то образом даже с большой высоты я поняла, что это лейд Братис - и затрепетала. Он тоже увидел меня - и тоже догадался, что это я.
  Что ж, отступать некуда. Камень парапета больно ударил по ногам: наверное, я умудрилась перекинуться еще в воздухе. Пошатнулась, едва не соскользнув вниз, на мостовую - но лейд Братис успел подхватить.
  -Прости, - прошептала я, когда он поставил меня на пол, но почему-то не выпустил из объятий. На его лице было странное выражение.
  -Я боялся, что ты не вернешься, - признался он. - Но пойми, я всего лишь хотел помочь.
  В тот момент я не расслышала виноватых ноток. Все заглушила радость: он все-таки рад меня видеть и прощает мою выходку. И это было настоящим счастьем.
  Закрыв глаза, я приникла к его плечу.
  
  Значительно позже я узнала о тех усилиях, которые лейд Братис затратил, чтобы отыскать мое прошлое. И лишь случайно проведала о результатах, ибо они были неутешительны. Наверное, они повергли бы меня в отчаяние, если б я напряженно ждала вестей.
  Однажды, когда подали ужин, в столовую неожиданно ворвался высокий толстяк. Он был одет в красивый камзол, распахнутый на толстом животе, короткие штаны, чулки и туфли с бантами. Полное лицо, все в бисеринках пота, украшала широчайшая улыбка.
  -Друг мой, - заорал он с порога, - я решил забежать к тебе на ужин.
  По-моему, он очень правильно отзывался о своей манере передвижения: этот человек не ходил, а бегал, несмотря на свою солидную комплекцию.
  Лейд Братис вскочил с места, делая нетерпеливые жесты слуге, чтобы принес еще один прибор.
  -Весьма рад, - отозвался он гораздо сдержаннее, но я поняла, что он не лукавит: визит толстяка действительно доставил радость. - Прошу знакомиться, это лейд Патри, мой хороший друг, - кивнул он мне. - А это лейдин Магре.
  Я присела в почтительном реверансе, а толстяк насмешливо поклонился:
  -Лейдин? Магре? Впрочем, пусть будет так.
  Ясно, что означает эта насмешка, но я хранила полное спокойствие. А лейду Братису, кажется, совсем не понравилось мнение его друга обо мне. Однако он не успел ничего возразить.
  -Я слышал, ты развернул бурную деятельность, - громогласно начал гость, придирчиво следя за действиями слуги, который наполнял его тарелку. - Разослал кучу шпионов, которые пропахали носом все самые грязные дыры Саратога, общаешься с ничтожнейшими людишками, отбросами среди разбойников и торговцев рабами. Поговаривают, даже чудишь с какими-то магическими экспериментами - и все для того, чтобы узнать о той резне в Шальте? Так лучше бы спросил меня, - он наконец приступил к еде, но не перестал говорить, умудряясь одновременно запихивать в рот огромные куски и извергать из себя поток слов. - В Эльи у меня в то время находился брат, ты же знаешь, и я услышал всю историю в подробностях.
  Лейд Патри смотрел в тарелку, поэтому не замечал знаков, которые делал ему хозяин дома. А я заметила, и пришла к выводу, что каким-то образом все сказанное касается меня. Только когда гость на мгновение умолк чтобы отхлебнуть добрый глоток вина, лейду Братису удалось вставить слово.
  -Мы поговорим об этом позже, Патри, - сказал он с нажимом.
  -А, брось, - лейд Патри махнул куриной ножкой, с которой во все стороны полетели капли жира, - это грязная история, и, конечно, расскажи я ее при дворе, на меня многие косились бы. Но, полагаю, здесь нет кисейных? - он мельком взглянул на меня, нисколько не сомневаясь, что ничто из охарактеризованного словом "грязный" меня не смутит. - Так вот, крестьянский бунт - дело кровавое. Зима выдалась голодной, а Шальта всегда отличалась буйным нравом, еще со времен Гамара и Шаммаса. В три деревни нагрянули орды какого-то сброда, вроде и санкры там были, и саратожцы, и дорианские разбойники - у нас их тоже пруд пруди, что бы там ни заявлял Эндорас. Так вот, они как-то подбили голодных крестьян на бунт и напали на замок лейда Калорли. Вырезали всю семью, слуг, преданных воинов, разграбили замок и вдобавок подожгли. Словом, осталась груда камней. Эхо молвы князь Шальты, конечно, постарался заглушить: кому приятно сознавать, что холопы своих господ убивают направо и налево. Однако лейды Шальты и Палемина набирают дружины, и правильно делают, скажу я тебе. Это только у нас Дитрем верещит, что ничего подобного не допустит, и все, развесив уши, ему благоговейно внимают. А он Рудный тракт очистить не может, разбойничьи шайки плодятся как кролики!
  Он бы еще долго так разглагольствовал, если бы вдруг не поднял взгляд на своего друга.
  Лейд Братис был цвета мела, а его руки сжимали серебряный нож так, что тот уже утратил свои идеально прямые контуры. Я вяло ковырялась в тарелке, тщательно разрезая кусочек мяса на мелкие крошки, и размышляла, чего это он так переживает. Неужели разрушение замка в далекой Шальте имеет ко мне какое-то отношение? Ну а даже если и так, что с того?
  -Братис, что это с тобой?
  Но тот смотрел на меня. Я пожала плечами и небрежно улыбнулась.
  -У лейда Калорли были три дочери, верно? - наконец выдавил он.
  -Да, - лейд Патри даже перестал есть, - Марле было четырнадцать, Андрии девятнадцать, а Гвинет двадцать четыре.
  Воцарилось молчание. Наверное, лейд Братис просто не знал, что еще сказать. Поэтому я решила вмешаться.
  -Как ты думаешь, лейд Братис, - задумчиво сказала я, - мне может быть девятнадцать? Скорее, двадцать четыре, да? Вряд ли четырнадцать.
  Он дернулся, как будто я его ударила. Может, мой тон был излишне холоден? Я ведь вовсе не обвиняла. А лейд Патри выпучил глаза и обернулся к другу за разъяснением.
  -Это ничего не значит, - с усилием проговорил лейд Братис, - ты можешь не быть дочерью лейда Калорли.
  -Могу, - легко согласилась я. - Перестань принимать все это так близко к сердцу. Мне правда безразлично, кем я была.
  -Тебе не безразлично! - рявкнул он так, что я даже вздрогнула. Впервые лейд Братис повысил на меня голос, и не скажу, чтобы это мне понравилось. Он глубоко вздохнул. - Прости. Таких вестей правда лучше не знать.
  -Позволено мне будет осведомиться, что здесь происходит? - взорвался лейд Патри.
  Я аккуратно отодвинула тарелку, поднялась и сделала глубочайший реверанс, сохраняя милую улыбку. Потом так же молча вышла, тщательно закрыв дверь.
  Однако оказавшись в коридоре, я метнулась к окну за углом и распахнула ставни. Рванула на груди платье, мельком удивившись, как легко удалось разорвать толстый бархат и шнуровку, - и, взмахнув крыльями, выскользнула в темноту.
  Я добралась до открытого окна столовой в считанные секунды. Ставня угрожающе скрипнула под весом орлана, но вы-держала.
  Насколько я поняла, в это время в оставленной мной комнате молчали. Но лейд Патри, по-видимому, не отличался избытком терпения.
  -Кто эта женщина? - он спрашивал с интонацией человека, имеющего право задавать вопросы. Мне даже стало интересно, кто он такой.
  -Это я и пытался выяснить.
  В голосе лейда Братиса сквозила усталость. И разочарование. Он, наверное, считает, что я лгу, говоря о своем равнодушии.
  Возможно, он и прав. Иначе разве я так спешила бы подслушать их разговор?
  -А что же она сама тебе говорит? - лейд Патри непременно хотел докопаться до сути.
  -Ты разве не слышал?
  Ему вроде бы не очень хочется рассказывать. Но и молчать уже тяжело.
  -Перестань ходить вокруг да около! Я слишком хорошо тебя знаю, Братис. Твой интерес к этой женщине гораздо больше, чем к обычной любовнице.
  -Она мне не любовница! - разозлился лейд Братис. - Она... мой подарок, - он хмыкнул, успокоившись так же быстро, как и вскипел.
  -Да? И кто же преподнес тебе такое счастье?
  -Один саратожский вельможный мерзавец. Ты знаешь, Рагнар непременно хочет дружить с Саратогом, по крайней мере, пока не разберется с беспорядками внутри страны. Поэтому приходится расшаркиваться с этими "послами", которые так и норовят выкинуть что-нибудь такое, чтобы спровоцировать возмущение и вынудить нарушить договор. Когда я увидел "подарок", мне хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. Однако собака хорошо знал, что делал, - лейд Братис помедлил, словно собираясь с духом. - Она саби.
  -Ого! - его приятель даже присвистнул. - Я и не знал, что они еще встречаются.
  -Я думаю, при нынешнем разгуле насилия саби будут появляться все чаще.
  -Братис, я не очень хорошо разбираюсь в этом, я ведь канцлер, клерк. Всякие магические штучки для меня - филькина грамота. Как будто, саби - это человек, способный по своему желанию превращаться в животное? Вроде оборотня.
  Лейд Братис невесело усмехнулся.
  -Не совсем. Оборотень - кровожадная нечисть, а зараза, убивающая мозг и пробуждающая жажду крови, передается при укусе или царапанье жертвы. Саби - это обыкновенное разумное существо; способность становиться саби передается по наследству. Но человек может прожить всю жизнь и так и не обрести возможности перерождаться. Инициация происходит в случае, когда носитель подвергается сильнейшему насильственному воздействию, причем не обязательно физическому. Насколько я понимаю, главное здесь - чувство собственной беспомощности. Обычные люди в такой ситуации сходят с ума или умирают, поскольку не находят пути для преодоления этой беспомощности. А другие, те, в чьей крови присутствует саби, тянутся прочь из своего беспомощного тела - по крайней мере, так утверждают книги. Если в этот миг им на глаза попадается иное существо, любое иное кроме человека, сущность саби берет верх. Она лепит тело владельца по образцу, который видят глаза, полностью уничтожая предыдущую личность. С этих пор человек теряет личную память, часто меняется внешность, характер, привычки. Саби приобретает возможность сопротивляться насилию, он больше не беззащитен, он может перекинуться в спасительное существо в любой момент, но взамен этого он теряет себя как человека.
  На некоторое время вновь воцарилась тишина.
  -И в кого же перекидывается эта... Магре? - теперь голос лейда Патри не был ни насмешливым, ни требовательным. Он даже казался потрясенным.
  -В орлана.
  -Это огромная хищная птица, да? Она что же... - он зашептал, но я расслышала. Наверное, сейчас гость испытывал детское любопытство, и немного смущался этого. Но совсем немного, - ловит мышей и ест их сырьем, вместе со шкурой? Или кроликов? Я не очень хорошо знаю, чем питается орлан.
  Лейд Братис рассмеялся:
  -Насколько я знаю, она питается только в образе человека, и тогда ее рацион ничем не отличается от моего. Но если тебе интересно, спроси у нее сам. Думаю, на этот вопрос она ответит так, что любопытство иссякнет.
  Лейд Патри хмыкнул:
  -Своевольная, да? Те несколько слов, что она произнесла за столом, могли бы прожечь дырку в стене. Ладно, а почему ты решил, что она имеет отношение к лейду Калорли?
  -Ничего не могу заявить определенно, - вздохнул лейд Братис. - Много разрозненных фактов. Прежде всего, она сама. В прошлом кто-то позаботился о том, чтобы дать ей хорошее образование. География, арифметика, история, причем даже эпоха Заселения и кое-что из истории древней альмеокритской цивилизации. Ее родной язык - дорианский, но также неплохо знает тавритский.
  -Несомненно, дочь лейда из Палемина или Шальты, - согласился лейд Патри. - Только там все поголовно учат тавритский. Впрочем, может быть и Лаварден. Многие одержимые ученые Королевского Архива дают своим детям странное образование. А еще есть Клария. Я стараюсь быть объективным.
  -Я рассуждал так же. Однако Лаварден - южная страна. А Магре не знает, к примеру, названий многих растений, которые растут на юге. Клария отпадает - Магре знает суть религии Ахра только в общих чертах, как и все мы. Она никак не может быть ее адептом.
  -Хорошо, а как насчет Дориана, например, Араклион? Это недалеко от Таврита, и там тоже могли изучать этот язык, - очевидно, лейд Патри не на шутку увлекся моей судьбой. - И там тоже были беспорядки. Хотя я не припомню, чтобы бесследно исчезали знатные девушки... но могу выяснить.
  -Я уже выяснял. На севере Дориана в течение последних шести месяцев не пропадали лейдин подходящего возраста, а с Магре все это произошло никак не раньше. Ко мне она попала еще даже не умея говорить. К тому же саратожский торговец невольниками, которому я отсыпал немалую сумму, указал на Шальту. Конечно, тех, кто продал ему девушку, он не помнит, не знает, не видел - а как же иначе. Черт я ними, я не собираюсь искать конкретных разбойников в море таких же. Главное то, что они упоминали север Шальты.
  -Тогда действительно. Только Калорли... Слушай, что если такое произошло не с одной девушкой? Что если все три сестры, или еще кто-нибудь из семьи...
  -Все может быть. Но я не стал бы на это надеяться. Первое перерождение - это не так-то просто. Нужно время, а у многих его может просто не оказаться.
  -Ты прав. Что же, ты думаешь, это старшая, Гвинет?
  -А вот этого я не знаю. И магия ничуть не помогла. Все, от чего я мог отталкиваться, это от ее воспоминаний - видишь ли, последнее мгновение перед перерождением часто сохраняется в памяти. Но то, что она помнит - это пожар и людей, похожих на солдат - но вольные бродяги саратога часто смахивают на регулярную дружину. Все остальное - боль, кровь и смерть. Не хотел бы я снова проникнуть в ее воспоминания... - голос лейда Братиса дрогнул.
  Так вот оно что! Это был не просто сон, и за мой побег ответственна не только я. Вот почему его голос звучал так виновато, еще бы! Но я простила его за то, что без моего ведома залез в мои мысли. Он сполна заплатил за это.
  -Поэтому я и хочу найти кого-то из Шальты, кого-то, кто знал дочерей Калорли, - продолжал лейд Братис.
  -А вот в этом тебе вряд ли улыбнется удача, - удрученно заметил лейд Патри. - Калорли обеднел в последние годы, как и многие мелкопоместные вельможи, и не только Шальты. Поэтому в свет он дочерей не вывозил. А домочадцы, которые хорошо знали девушек, погибли вместе с замком. Разве что случайный гость, который задержал взгляд на хорошенькой мордашке - а тут, скажу я тебе, приятель, есть на что посмотреть.
  Есть на что посмотреть? Это он что, обо мне? Вдруг захотелось вернуться в свою комнату и заглянуть в зеркало. Прежде я не оценивала себя с точки зрения красоты, но мысль о том, что я привлекательна, оказалась неожиданно приятной. Может быть, лейд Братис прав, и я действительно начинаю оживать?
  -Что ж, - в столовой жалобно скрипнул стул, из чего я сделала вывод, что лейд Патри встал из-за стола, - мне пора. Признаться, твоя саби меня порядком заинтересовала, и если не возражаешь, я заглянул бы еще. Хотелось бы с ней познакомиться, а то в этот раз как-то неудобно получилось.
  -Разумеется.
  -Буду расспрашивать, - пообещал лейд Патри, - глядишь, и найдем кого-нибудь... Слушай! - вдруг перебил он сам себя и вновь плюхнулся на стул. - Я ведь пришел говорить совсем о другом, да твоя... лейдин Магре отвлекла. По городу ходят престранные слухи. Поговаривают, будто все эти бедствия, что так, скопом, свалились на наши головы - вовсе не случайность. А результат деятельности разумных.
  -Да? - голос лейда Братиса был полон пренебрежения. - Я тоже слышал что-то о мировом заговоре. И кто же, скажи на милость, насылает на Великий материк засухи и ливни? Я, глава магов Дорианской империи, заявляю, что нет на свете силы, которая могла бы так управлять погодой, или, по крайней мере, таковая мне неизвестна. Кроме, разумеется, Бога и Богини. Ежели в последнее время где-то и возникла такая сила, и, что самое удивительное, обратила свой могущественный взор на нас, смертных, то искать ее в Тардове просто смешно. Власть над мировой тканью такого уровня не рождается спонтанно, из ничего, она всегда - закономерное следствие вполне определенных предпосылок, и потому ее не так уж сложно отследить, проконтролировать. Ты можешь, конечно, напомнить мне о Танаджаре. Я знал о его существовании, но к сожалению, превращение мага в темного колдуна пока еще слишком сложно зафиксировать на расстоянии. Но поверь, сейчас дело не в темной магии. Демоны никогда не действуют тонко, с прицелом на далекое будущее. Добравшись до человеческой души, они получают свое здесь и сейчас, хищный туман - типичный пример. Они не умеют плести интриги - увы, это изобретение самых обыкновенных, смертных разумных существ.
  -Верю, верю! - возопил лейд Патри, и я живо представила, как он энергично замахал руками. - Я полностью полагаюсь на твой авторитет в области магии, не надо с таким пафосом забрасывать меня аргументами. Но речь идет не о погоде. Я слышал - и признаться, при зрелом размышлении не могу этого исключить, - что кто-то очень ловко воспользовался капризами природы. Видишь ли, во время стихийного бедствия поведение разумных может последовать по двум разным путям. Первый - они могут сплотиться против общего горя и сообща преодолевать трудности, понимая, что их сила в единстве. Тогда стихия будет побеждена, как это произошло во времена Переселения. Второй - они могут разделиться, и каждый будет стремиться урвать кусок для себя, заботясь только о себе. Именно на развилке огромную роль играет правитель. Сможет ли он объединить своих подданных, или лишенные поддержки монарха существа превратятся в разбойников, мародеров, грабителей.
  -Ты хочешь сказать, - медленно произнес лейд Братис, - что Рагнар не справился?
  -Я не хочу этого говорить, - резко возразил его приятель. А я мысленно продолжила недосказанную фразу: "но придется". - Возможно, время упущено, но не только... не столько по его вине, - лейд Патри замялся. - Императрица Лотария тяжело больна, причем болезнь обострилась именно сейчас, а привязанность Рагнара к жене вовсе не тайна. Дальше смотри: последние два десятка лет не слишком благодатны для Дориана, но люди справлялись, даже как-то привыкли. Только нынешний год оказался так страшен, однако... Я, конечно, ничего не хочу утверждать, но тебе никогда не казалось, что засилье разбоя началось едва ли не раньше, чем наступили тяжелые времена?
  Некоторое время до меня доносилось только тяжелое дыхание оратора, потом послышался задумчивый голос лейда Братиса.
  -Я не слишком близок к государственной деятельности, ты знаешь, я скорее теоретик, чем практик. Однако даже то, что я слышал... По всем прогнозам голодное время должно было наступить лишь к весне, в крайнем случае к середине зимы...
  -Правильно, черт подери! А ты сам знаешь, что творилось осенью. Избиение торговых караванов, волнения в Саратоге, в Санкрийских горах, крестьянские бунты - и кстати, твоя Магре живейший тому пример. Все произошло так, как будто некто решил не оставить Рагнару ни единого шанса переломить ход беспорядков. Они начались тогда, когда мы никак не могли их ожидать, когда запасы императорских складов еще рассылались нуждающимся, и когда были все надежды пережить зиму спокойно. Рагнар, обеспокоенный здоровьем Лотарии, слишком поздно осознал опасность - и вот результат. Это слишком, слишком похоже на тщательно продуманный и блистательно реализованный план. Пустить панику в народ, отвлекая внимание правителя...
  -Ты бы поосторожнее, Патри, - слегка осадил его лейд Братис, - эти слова попахивают изменой.
  -Вот уж если кто изменник, то не я, - фыркнул тот. - К счастью, с нашим императором можно не опасаться ложного доноса. Что-что, а обвинять без твердых доказательств он не станет, а уж тем более за речи патриота.
  -Я тоже всегда в это верил, - возразил лейд Братис, - но времена неспокойные. И если заговор действительно существует, то его корни - в Тардове, причем достаточно близко к престолу, чтобы заговорщики могли рассчитывать на выгоды от промахов Рагнара.
  -И кому же все это может быть выгодно? - этот вопрос был задан таким прерывистым свистящим шепотом, что я едва разобрала.
  -Боюсь, мы не вправе выдвигать предположения, - твердо сказал лейд Братис, - сейчас не время и не место. Не будучи уверенными, что заговор существует, нельзя даже мысленно произносить имена - помни о том, что может найтись существо, для которого наши мысли не окажутся тайной.
  -Да понимаю я, понимаю! Но нельзя же сидеть сложа руки. Глупо бороться с последствиями болезни вместо того, чтобы лечить причину.
  -А что еще мы можем? Единственное, что я могу посоветовать - это держать уши раскрытыми, а рот закрытым, причем покрепче. И бороться с последствиями. Будущее покажет.
  -Ты осторожничаешь? - в голосе лейда Патри вдруг проснулось немалое удивление. - Ты ли это, приятель? Разве это тот, кто сместил своего предшественника, блестяще развенчав его теорию с каким-то мудреным названием и предложив взамен другую, высмеял Эндораса с его диким проектом по реформированию армии, когда даже Дитрем пасовал, рассорился с владыкой Фародом, когда тот носился с идеей подчинить магов церкви...
  -Ну хватит. Все это действительно могло принести немало неприятностей, но это были всего лишь неизбежные трения. А не подозрения в измене императору.
  -Ты прав, конечно, я не спорю...
  Голоса отдалились - мужчины вышли из столовой. Я спрыгнула со ставни и, тяжело взмахивая крыльями, начала подниматься вверх.
  
  Лейд Братис отыскал меня на крыше. Я сидела на узком парапете, обхватив руками колени и смотрела в сторону моря. Луна еще не добралась до западной половины небосвода, поэтому воду я лишь угадывала, но мне нравилось думать, что я вижу колышущиеся волны. Ветер холодил губы и лицо, слегка теребил волосы, которые окутывали мое тело лучше тяжелой и душной одежды.
  -Ты подслушала наш разговор, - сказал он, не вопрошая, а утверждая. Однако в его тоне я не уловила ни обвинения, ни сознания своей вины.
  Мне не хотелось отвечать, хотелось просто посидеть в одиночестве над темной бездной ночного города, чей мрак изредка рассеивался тусклыми уличными фонарями и огнями проезжающих экипажей, и чья тишина почти не нарушалась приглушенными ленивыми голосами да робким цокотом подков по мостовой. Но я зачем-то ответила, правда, так и не обернувшись.
  -Как ты догадался?
  -Ты не потрудилась спрятать платье. Кстати, зачем ты его разорвала?
  -Оно меня душило. Чье оно?
  -Аники. Моей дочери.
  -Она будет недовольна, что я так жестоко поступила с ее платьем? Она вообще не против, что я ношу ее вещи?
  -Я не спрашивал, если ты об этом. Но Аника вряд ли заметит пропажу, у нее, наверное, полсотни туалетов.
  -Зря ты так думаешь. Как-то я прислуживала даме, у которой были три комнаты, забитые нарядами, но она помнила каждый и мгновенно устраивала истерику, если горничная не успевала постирать или отгладить и вовремя вернуть на место хоть один...
  Весь этот разговор не интересовал ни его, ни меня, но мы продолжали бессодержательную болтовню, словно боялись заговорить о чем-то значительном. Я догадывалась, что его мысли заняты вещами куда более важными, чем мои наряды, и неожиданно это задело меня. Впервые мой мир слегка, краем, нечаянно соприкоснулся с его миром, бесконечно далеким, непонятным, значительно более сложным, чем мой, и эта мысль наполнила меня печалью. Не знаю, чего я хотела бы сильнее: проникнуть в него дальше или отдалиться обратно, в свой пустынный мир и никогда больше не покидать.
  -Не думаю, чтобы Аника рассердилась от утраты платья, но ты права - я давно должен был пригласить для тебя портниху.
  -Оказывается, я клонила к этому? - я принужденно рассмеялась, хотя особого веселья не ощущала. - На самом деле я вообще могу обходиться без одежды, так что не беспокойся.
  Продолжая посмеиваться, я спустила ноги с парапета и наклонилась над улицей, но лейд Братис вдруг нервно схватил меня за руку:
  -Слушай, слезь оттуда. Здесь высоко.
  -Я не упаду, - я удивилась. Смешно бояться, что птица разобьется, сорвавшись с крыши.
  -Все равно слезай. Я не могу спокойно смотреть, как ты нависаешь над улицей. А что, если кто-то увидит?
  -Ну и что? - я вцепилась в ограду террасы и не двигалась. На самом деле мне уже не хотелось сидеть на холодном мраморе, и спорила я из чистого упрямства. Он без конца распоряжается мною: что мне делать, чего не делать, что надевать, где не сидеть. Он даже забирается мне в мозги, не удосужившись спросить моего на то согласия. Да кто он такой, в конце-то концов?
  -А то, - лейд Братис выговаривал мне, словно ребенку, - ты благородная дама, и со временем займешь надлежащее место в обществе. Вряд ли тебе будет приятно, если один из новых знакомых в светском салоне вдруг вспомнит, что видел тебя сидящей голышом на крыше.
  -Место в обществе? - я так растерялась, что позволила стащить себя с парапета. При этом шаловливый ветер подхватил пряди волос, скрывающих тело, и перекинул через плечо, а взгляд лейда Братиса ненароком скользнул по открывшемуся зрелищу. И я увидела, как его лицо внезапно дрогнуло, губы сжались, а сам он выпустил мою руку и резко отвернулся.
  -Завтра будет швея, - сказал он прерывающимся голосом. Я не слышала такого выражения прежде, и решила, что он отчего-то зол, - но сегодня тебе придется надеть что-нибудь из гардероба Аники, или кого хочешь, если ее наряды тебя не устраивают...
  -Да не собираюсь я больше портить вещей, не бойся. И можешь не отворачиваться, мне все равно, правда.
  -В самом деле? - рявкнул он, и не подумав повернуться, зато еще больше разозлился. - А мне нет!
  Лейд Братис сорвался с места и исчез прежде, чем я успела спросить, что он имеет в виду.
  Я задумчиво откинула волосы с лица. Сама я никогда не ощущала своей наготы. Я отличалась от всех жителей этого мира, и казалось, что это отличие отделяет меня от них вернее, чем самая плотная одежда, чем даже самая толстая стена. Оно не просто давало защиту, оно окутывало меня невидимым плащом, который струился за мной длинным шлейфом, где бы я ни была. Я настолько привыкла к нему, что было так странно и непонятно, как это другие не видят, не чувствуют его.
  
  В последующие дни с лейдом Патри у меня, признаться, отношения сложились не очень. Он сразу не понравился мне своей бесцеремонной манерой ведения беседы, и я не понимала, почему лейд Братис питает к нему такие теплые чувства. Может быть, свою роль сыграла и ревность, я готова это признать. Раньше все внимание лейда Братиса было посвящено мне, а теперь к нам зачастил этот шумный, потный толстяк со своими дурацкими навязчивыми вопросами.
  При новой встрече он первым делом поинтересовался у меня, а каково это, быть саби. Я посоветовала отправиться в припортовой кабак, полный пьяных матросов, и начать громко перечислять преимущества морян как мореходов над людьми. Тогда он получит живейшее впечатление.
  Однако вместо того, чтобы обидеться или хотя бы смутиться, лейд Патри оглушительно захохотал, оценив шутку, и продолжал расспросы. Орлан - хищная птица. Так испытываю ли я в образе орлана желание поймать добычу и добраться до еще живой плоти? Да, конечно. Но только в одном-единственном случае: когда вижу некоего крупного важного человека в золоченом камзоле. Тогда я чувствую непреодолимое хищное желание клюнуть его в темечко.
  Но даже эта откровенная грубость, от которой лейд Братис сдвинул брови и извинился перед приятелем, казалось, только позабавила любопытного толстяка. А каково мое отношение к другим орланам, скажем, к самцам? Обожаю сбиваться в стаи, ответила я. Особенно это приятно в Саратоге и Тардове, где орланы не водятся. На моей памяти я после перерождения еще не встречала ни одного орлана, но что касается самцов, полагаю, они безусловно привлекательнее подобных же особей рода человеческого. В основном потому, что никогда не лезут с настырными вопросами и не позволяют такого своим друзьям.
  Внутренне я кипела от ярости, и даже в большей степени негодовала на лейда Братиса, который помалкивает вместо того, чтобы взашей прогнать толстяка, но внешне оставалась холодно-спокойной, отвечая преувеличенно любезным тоном.
  Выслушав ответы, лейд Патри еще больше развеселился.
  -Я начинаю верить, что она справится даже с очаровательной лейдин Шантарой.
  Я догадалась, что это похвала, но благодарности не ощутила.
  -Не пойму, зачем мне с ней справляться, кем бы она не была, - сердито проворчала я.
  
  Судя по всему, лейд Братис и лейд Патри всерьез вознамерились сделать из меня светскую даму. И я уже подозревала, что ими движет. Двое умудренных опытом, утомленных повседневной рутиной государственных деятелей нашли во мне нечто новое, необычное, способное развлечь, и с энтузиазмом забавлялись с новой игрушкой.
  Я сидела в своей спальне за туалетным столиком и разглядывала свое отражение в зеркале, ощущая, как во мне волнами поднимается раздражение. Давно пора спуститься, но я была не в силах подняться с места. Может, когда-то я и носила все это, но сейчас вряд ли чувствовала бы себя хуже в церемонных одеяниях морянских маниталес, жрецов воды, состоящих из ракушек, кораллов и камней. На мне было тяжелое шелковое платье с десятком пышных юбок. Голова уже начинала ныть от тяжести модной прически со множеством шпилек, бисера, цветов и лент, которую служанка сооружала битых два часа, в ушах болтались здоровенные серьги, а запястья оттягивали браслеты. Глупо. Одно перерождение - и все эти труды насмарку.
  Я привыкла к свободе, к вольному ветру, развевающему волосы, упруго обтекающему тело. И сейчас более чем когда-либо видела себя куклой, паяцем на веревочках. Особенно гадко было то, что меня заставили выкрасить волосы в рыжевато-каштановый - "наиболее близкий" - цвет, чтобы скрыть седину, а я покорно подчинилась.
  -Ты еще не готова? - лейд Братис ворвался в комнату. - Нам давно пора быть во дворце.
  Я взглянула на него в зеркало, рассеянно дергая тесемки на корсаже в тщетных попытках ослабить шнуровку.
  -Зачем это вообще надо? - протянула я, удрученно убеждаясь, что дышать полной грудью мне в этот вечер не суждено.
  -О нет, только не сейчас! Магре, у нас нет времени на твои приступы упрямства. Ты знатная лейдин по рождению, и все это принадлежит тебе. Слушай, - он вдруг сбился с наставительного тона и озабоченно окинул меня взглядом, - по-моему декольте на этом платье великовато. И почему ты не надела ожерелье, сколько можно копаться? Давай, быстро переодевайся, я подожду за дверью.
  Вот теперь я взбунтовалась. Ну точь-в-точь строгий папаша, который распекает неразумную дочь.
  -Ну уж нет! - выкрикнула я, топнув ногой. - Во-первых, все вечерние платья, которые, между прочим, ты заставил меня заказать, имеют модный глубокий вырез, так что мне не во что переодеваться кроме ночной сорочки. А во-вторых, я не собираюсь носить ни глухой ворот, ни украшения на шее. Я уже однажды перекинулась в таком наряде, с меня хватит. Не желаю задохнуться под грудой одежды или сломать шею под тяжестью цепей и булыжников, которых вы скромно именуете ожерельями, ясно?
  -А вот этого делать не следует, - посуровел лейд Братис. - Совершенно ни к чему демонстрировать обществу ни твои крылья, ни твое обнаженное тело. Вряд ли ты сможешь стать уважаемой лейдин, если будешь летать по залам. Да и вообще, если хоть один слух о твоей природе просочится в светские салоны, тебя перестанут считать человеком.
  -Ну и что, собственно? - я уперла руки в бока и не намеревалась сдаваться. - Я не понимаю, ты что хочешь из меня сделать? Я саби, и ничто этого не изменит! Желаешь, чтобы я перестала менять облик, загнала орлана куда-нибудь подальше, подавляла его в себе? Не выйдет. Дело даже не в том, что я не всегда могу удерживать орлана. Он - не моя прихоть, а мое спасение! Он был дан мне судьбой чтобы защититься от мира, поэтому не пытайся впихнуть меня назад в рамки нежной и хрупкой лейдин. Пока у меня есть орлан, я свободна, так не отнимай у меня эту свободу. Тем более что у тебя ничего не выйдет. Да и у меня, даже если я подчинюсь твоим желаниям изгнать из меня саби!
  Я тяжело дышала, вцепившись руками в край столика. Наши взгляды скрестились, словно клинки. Я готова была драться, но лейд Братис не собирался заставлять меня следовать своей воле. Он хотел, чтобы я приняла новую жизнь добровольно, поэтому отступил.
  -Хорошо, - поклонившись, сухо сказал он. - Не смею больше беспокоить.
  Он повернулся чтобы уйти, но я, приготовившаяся к сопротивлению, вдруг почувствовала разочарование. И смущение. Он так долго готовился к тому, чтобы ввести меня в общество, полагая, что делает благо, хотя вовсе не был обязан заботиться обо мне. Я оказалась неблагодарной.
  -Подожди, лейд Братис, - я вскочила и помчалась следом. - Я попытаюсь. Только не ругай, если не получится.
  Он улыбнулся и предложил мне руку.
  
  Взглянуть на город снизу, из глубины скованных камнем улиц, оказалось весьма интересно. То, что я видела с высоты, пролетая над крышами, выглядело совсем иначе.
  Меня представили светскому обществу Тардовы как лейдин Магре, девушку из благородной семьи Шальты, которая в результате несчастного случая потеряла память - не вдаваясь в детали. Не все благосклонно изволили считать меня лейдин, тем более что я живу в доме далеко не старого вдовца, но большинство приняло вымышленную историю. Наверняка лейду Братису и лейду Патри пришлось изрядно потрудиться, чтобы скептики умерили свои сомнения, или, по крайней мере, не высказывали их вслух. Но, разумеется, в то время я еще не догадывалась, какую силу представляет дружба главного мага двора и канцлера, и сколько придворных недовольны тем влиянием, которое с каждым днем приобретали эти двое...
  Покои, в которых проходил прием, находились в новой, дворцовой части и состояли из двух огромных залов - столовой и бальной - и примыкающих к ним галерей, комнаток и балконов с множеством укромных уголков. Все в бело-розовых тонах с позолотой, освещенное тысячами свечей, выглядело очень мило. Мне представили не меньше сотни гостей, но я вряд ли удержала в памяти и десяток имен. Потом лейд Братис удалился вместе со своим закадычным другом-канцлером, предоставив мне "развлекаться так, как это соответствует моему юному возрасту".
  К моему изумлению, для меня не составило труда дежурно улыбаться, отвечать банальностями на банальности и даже лгать в ответ на вопросы обо мне. Слова легко соскакивали с языка, не оставляя следа ни в душе, ни в разуме. Я не чувствовала раздражения, которого опасалась, но и не испытывала удовольствия от своего нахождения в кругу знатнейших лейдов и лейдин, их внимания и светского общения, на которое надеялся лейд Братис.
  И в этом было нечто странно знакомое. Что-то далекое, как эхо из прошлой жизни. Не столько толпы людей и бессмысленная болтовня, сколько это ощущение моей чуждости в них, отделенности неким непреодолимым препятствием. Я словно уже была здесь, или в каком-то очень похожем месте, но точно так же, как и сейчас, не могла погрузиться в этот мир высшего света...
  В душе исподволь нарастала паника.
  Неужели я всю жизнь занимаю чужое место?
  Поспешно покинув нескольких девушек и молодых людей, которые приставали с вопросами, я почти выбежала на балкон, пытаясь справиться головокружением. Грудь тяжело вздымалась в тесноте корсажа, по телу пробегала дрожь. Нет, нельзя, нельзя! Желание взлететь было таким сильным, что я до крови закусила губу и вонзила ногти в ладони, изо всех сил удерживая орлана. Я вжалась в какую-то нишу, спрятавшись в тень. Не хватало, чтобы кто-нибудь увидел этот приступ конвульсий. Лейд Братис будет разочарован, если я выдам себя в первый же вечер. Хотя бы ради него стоит постараться.
  Но что же все это означает? Неужели однажды я смогу вспомнить свое прошлое?
  И неужели лейд Братис прав, и прошлое действительно не потеряло надо мной своей власти?
  Неожиданно послышались шаги, и я поспешно отпрянула глубже в тень ниши со статуей прекрасной девушки-русалки. Невысокий плотный господин в парадном мундире императорской гвардии прошагал мимо, не заметив, что у морской девы появилась компаньонка, и оперся о балюстраду. Вот уж некстати! Теперь придется прятаться, пока он не уйдет.
  Через мгновение хлопнула балконная дверь, и к человеку на балконе почти бегом присоединился еще один. Это был стройный юноша с золотистыми волосами, красиво отливающими в свете луны, на полголовы возвышающийся над гвардейцем. Его порывистые манеры и прерывающийся голос выдавали крайнее волнение и крайнюю молодость:
  -Я рад, что ты дождался меня, Дитрем.
  -О чем ты хотел поговорить со мной, мой лейд? - в голосе старшего, несмотря на почтительное обращение, слышалось утомление и не слишком тщательно скрываемое недовольство.
  Так, Дитрем - начальник императорской гвардии, это я помню. Ни много, ни мало. К кому же он может обращаться "мой лейд"? Неужели, принц Ильгар? Нет, по-моему, тот крупнее и старше, я уже видела его сегодня издали. Император и наследный принц появились на приеме всего на несколько минут, в знак почтения, а потом удалились, ведь императрица все еще больна... А-а, кажется, знаю. Андамар, племянник императора, сын его сестры Саттиль.
  -Завтра лейдин Триала отправляется в Гайнор. А ее родители могут выделить только дюжину воинов охраны. Я хочу, чтобы ты отрядил хотя бы еще столько же гвардейцев для сопровождения, - юный кронлейд говорил повелительно, но в его голосе не хватало уверенности, что собеседник подчинится.
  Лейд Дитрем шумно выдохнул.
  -Дорога в Гайнор безопасна, - процедил он сквозь сжатые зубы. - Одной дюжины стражников вполне достаточно.
  -Кому как не тебе знать, что сейчас нет безопасных дорог! - Андамар почувствовал сопротивление и тут же нервно повысил голос.
  -Тебе пора бы понять, мой лейд, что есть куда более опасные дороги, где и в самом деле требуется присутствие гвардейцев. А также не стоит забывать, что и Тардову нельзя оставить совсем без гарнизона, - военачальник из последних сил укрощал раздражение, даже мне это было понятно.
  -Не следует поучать меня! - юный кронлейд немедленно вышел из себя. - Дочь лейдин Первой Хранительницы - слишком заманчивая добыча, и ее нельзя оставлять без охраны. Ты понимаешь, чем грозит тебе вероятное похищение, если мой дядя узнает, как ты отказался выделить нескольких гвардейцев для ее защиты?
  -Только не надо меня пугать, - окончательно рассвирепел лейд Дитрем. - Твоей невесте ровным счетом ничего не угрожает, мой лейд, я выразился достаточно ясно?
  -Я приказываю тебе! - отчаянно крикнул Андамар вдогонку уходящему военачальнику.
  -Рискну напомнить: я подчиняюсь только императору Рагнару, - рявкнул тот в ответ, даже не обернувшись.
  Племянник императора остался один и расстроенно забегал по балкону.
  -Изменник, подлый предатель! Практически отдал знатную лейдин в руки разбойников, никто не воспрепятствует ни потребовать выкуп, ни убить, - шипел он, но мне казалось, от обиды, а не от гнева. Похоже, кронлейд сейчас расплачется, как ребенок. - Не удивлюсь, если это ты стоишь за готовящимся заговором! - закричал он в темноту, а потом бросился следом.
  Заинтригованная, я и думать забыла о собственных проблемах. Интересно, кто прав? Действительно ли Андамар - избалованный капризный юноша, как отнесся к нему лейд Дитрем. Или военачальник и впрямь подыгрывает возможным разбойникам, ведь дочь лейдин Киннелл в самом деле могла бы стать важным заложником, попади она в нужные руки.
  А вот это я, кажется, смогу выяснить. Лейд Братис должен узнать, можно ли доверять начальнику гвардии.
  Но сначала пришлось вернуться в бальную залу, расточая медовые улыбки и благосклонно принимая напыщенные комплименты. Я почти не замечала лиц, а смысл произносимых фраз ускользал сразу же, как только они срывались с языка. Я почти извелась от ожидания, когда лейд Братис наконец появился рядом и объявил, что можно ехать домой.
  Именно в этот момент рядом как из под земли возник молодой человек, разглядывавший меня с радостным изумлением.
  -Лейдин Далия, ты ли это! Счастлив увидеть тебя вновь спустя - сколько же? Три года?
  И я, и лейд Братис, и несколько окружающих кавалеров и дам с живым любопытством уставились на него.
  -Боюсь, ты обознался, - неуверенно сказала я, потому что он явно ожидал ответа. Но, похоже, не такого.
  -Как? Разве ты не лейдин Далия из Заитана? Я Джарод, мы были хорошими друзьями в твой прошлый визит в Тардову.
  Я покачала головой.
  -Лейдин не помнит своего прошлого, с ней произошел несчастный случай, - наперебой загомонили придворные сплетники, спеша поведать забавную историю.
  -Мы попытаемся выяснить правду, - пообещал лейд Братис. Уж не знаю кому: лейду Джароду, мне или светскому обществу.
  Наверное, он был несколько изумлен прытью, с которой я попрощалась и выскочила из залы. Но даже в такой спешке я заметила, какими заинтересованными взглядами проводили нас завсегдатаи светских салонов.
  -Не буду даже спрашивать, весело ли ты провела время, - со вздохом сказал лейд Братис в карете. - Твое отступление больше походило на бегство.
  -Ошибаешься, - усмехнулась я. - На самом деле я ни капли не жалею, что побывала здесь. Но как ты думаешь, я могу оказаться этой лейдин Далией?
  Он задумчиво потер пальцем подбородок.
  -Не припомню, чтобы слышал о волнениях в Палемине, но в остальном... Не исключено. Завтра я свяжусь с Заитаном, если лейдин по имени Далия существует и живет там, мы вскоре будем это знать.
  
  Ужинать я не стала, сославшись на усталость. Лейд Братис немного огорчился, но не стал спорить. Хотя, думаю, он догадывался: чтобы утомить меня, нужно нечто большее, чем пустопорожняя болтовня. Возможно, он решил, что я волнуюсь из-за того, что появился шанс выяснить мое прошлое? На самом деле меня мало заботило, какое из имен правильно: Гвинет, Андрия или Далия...
  Я знала, где живет начальник гвардии, по дороге во дворец лейд Братис показал мне его дом. Разумеется, успех не обязан был ожидать меня именно этой ночью: лейд Дитрем мог остаться во дворце, мог отправиться кутить, мог по прибытии домой сразу же завалиться спать, мог навестить содержанку - если верить слухам, таковые имелись у каждого мало-мальски значимого в обществе мужчины.
  Правда, мне не приходилось слышать о наличии любовницы у лейда Братиса... Эта мысль ненадолго отвлекла от первоочередной цели. Поразмыслив, я пришло к выводу, что если у моего хозяина и есть любовница, то мне очень не хотелось бы с ней знакомиться. А еще я припомнила горящие глаза тех, кто видел, как мы с лейдом Братисом уходили домой. Наверное, по Тардове уже поползли свежие сплетни...
  Я захихикала, что в исполнении орлана звучало весьма странно.
  Что тут сказать: мне все-таки повезло. Лейд Дитрем был дома и занимался делами. Я издалека заметила неярко освещенные окна во втором этаже. Половина из которых была распахнута по случаю вечерней духоты.
  Начальник императорской гвардии в одиночестве сидел за столом, заваленном свитками. Его темная с проседью шевелюра была взлохмачена, шелковая белая рубаха расстегнута до пояса, открывая волосатую грудь, а парадный мундир валялся прямо на полу. Он выглядел несколько неряшливо, но гораздо естественнее, чем во дворце.
  Лейд Дитрем хмуро читал письмо. Дойдя до конца, судорожно скомкал и швырнул через весь кабинет к противоположной стене, где уже белели несколько кусков пергамента. Порывисто откинулся в жестком деревянном кресле без привычных бархатных подушечек, вытянул ноги и закрыл глаза. Его руки стискивали подлокотники, а тонкие губы были так плотно сжаты, что почти исчезли.
  Сидя на ставне, я рассматривала кабинет. Книги на полках, на столиках, на стульях, одна стена полностью завешена картами, поверх которых небрежно наколоты другие. На пюпитрах для секретарей горы пергамента, перьев, разномастных чернильниц. Всего пара канделябров с оплывающими свечами в самых неожиданных местах. А под самым потолком, на верхних полках - головы животных, чучела птиц, змей и ящериц, даже большая рыбина с растопыренными плавниками. Вот как, значит благородный лейд - охотник?!
  -Эй, кто там! - лейд Дитрем вскочил, подбежал к двери и высунулся в коридор. - Подать вина, живо!
  Когда он вернулся на место, в коллекции трофеев появился новый экземпляр. Я чрезвычайно удобно устроилась между пыльной уткой и лосиной головой с развесистыми рогами.
  Высокий сухопарый слуга, одетый во все черное, неспешно вступил в комнату, неся поднос с высоким графином и кучей свитков.
  -Ваше вино и вечерняя почта, мой лейд, - с достоинством объявил он.
  Лейд застонал и схватил графин, раздраженно смахнув опечатанные разноцветным сургучом свитки в кучу таких же.
  В этот момент в кабинет ворвался еще один персонаж, едва не сбив с ног невозмутимого слугу. Мне он показался двойником военачальника: столь же невысок и порывист в движениях, гвардейский мундир так же жмет в плечах и мощной шее, густые жесткие волосы так же непокорно лезут в глаза, и лишь спустя несколько мгновении я поняла, что вновь прибывший значительно моложе.
  -Ты опять пьешь в одиночестве, отец, - жизнерадостно воскликнул он, плюхнулся на стул для посетителей и вытянул ноги, бессознательно в точности копируя жест отца. - Как же мне надоели эти колодки!
  Пока он энергично дрыгал ногами, скидывая сапоги, дергал ремни стального нагрудника с чеканным драконом на плече и пуговицы мундира, лейд Дитрем плеснул изрядные порции вина в два бокала.
  -Как прошло дежурство?
  -Как обычно, - его сын пожал плечами, оглядывая беспорядок, и отхлебнул сразу полбокала. - Ни в море, ни на суше не замечено ничего угрожающего. Так что это ты нынче не в духе? Мать говорит, изволил-таки выбраться на сегодняшний прием. В этом все дело?
  Лейд Дитрем выразительно хмыкнул, доливая в оба бокала.
  -А ты как думаешь, Фестáн? Но все оказалось куда хуже, чем можно было ожидать.
  -Вот как? - Фестан вдруг вскочил и прошлепал босиком прямо к полке, где сидела я. - У тебя новое приобретение?
  Я в ужасе замерла: он смотрел прямо на меня.
  -Где?
  -Да вот. Белоплечий орлан, да? Красавец, - мучитель склонил голову набок, оценивая мои вытаращенные от страха глаза, стиснутый клюв, встопорщенные перья. - И у кого поднялась рука на такое совершенное создание!
  -А-а, я и не заметил. Наверное, Хоис приволок. С тех пор как меня угораздило тридцать лет назад приколотить на стену оленью и кабанью головы - только чтобы не обидеть покойного Виризета, который настоял на той дурацкой охоте - мой дворецкий превратил кабинет в чулан, набитый мертвыми тварями.
  Интересно, этого лейда Дитрема только сегодня все раздражает, или он всегда зол?
  Фестан наконец оставил меня в покое и снова бросился на стул.
  -Так что случилось? Светские мероприятия тебя всегда бесят, но не настолько, чтобы пить, запершись в кабинете.
  -Да ничего нового, хватит задавать глупые вопросы! - взревел лейд Дитрем, грохнув графином об стол. Выплеснувшееся вино брызнуло на помятые свитки. Он сгреб могучей ручищей пяток и потряс перед лицом сына: - Вот, видишь, сколько их! А написано одно и то же: пришли гвардейцев, выдели охрану, отряди подмогу! Не вспомню ни города, ни села, ни заставы, ни крепости в Дориане, которые не требовали бы помощи.
  Красный от ярости военачальник с отвращением отшвырнул как прочитанные, так и не распечатанные письма, откопал свой бокал и жадно глотнул.
  -Успокойся, отец, это ведь всегда происходит...
  -Вот именно! - он со стуком поставил бокал на столешницу, вскочил и нервно зашагал из угла в угол, потрясая кулачищами. - Ямада трепещет от страха перед санкрами, Вейнар - перед горцами, Араклион - перед тавритами, Гайнор - перед морянами, хотя чертовы амфибии - единственные, кто преспокойно занимается своими делами, но что ж не потрепетать за компанию! А Переправа, проклятая Переправа! После хищных туманов, пожравших зимой все население, там такое запустение, что только крысы да мародеры плодятся без удержу. Без сильного гарнизона Переправа вымрет, и связь с Севером империи будет полностью потеряна, а это шахты, леса, северные порты, даже тот окаянный женский монастырь. Ты знаешь, что в Тардове осталась едва четверть обычного гарнизона?
  -Четверть? - вздрогнул Фестан. - А Рагнар знает об этом?
  -Само собой, ты за болвана меня держишь? Он распорядился о расширенном наборе рекрутов, но это мало чем поможет. Обучение настоящих солдат - дело не одного дня, а отправлять на горячие заставы зеленых новобранцев - все равно что самолично закапывать их в землю. А никому не интересно, что гвардия не бесконечна. И этот мальчишка Андамар со своей Триалой, которой вздумалось прогуляться в Гайнор. Так и хотелось стукнуть его по голове, чтобы вышибить романтическое обожание и заставить воспользоваться мозгами! Всем этим дуреющим со скуки лейдам и лейдин наплевать, что Тардова беззащитна как младенец, что каждый солдат на счету. И что любой проклятый пират, собери он эскадру из десяти-двенадцати галер, сможет безнаказанно высадиться в императорском саду, разграбить город и невозбранно раствориться в океане прежде, чем прекрасные дамы придут в себя от обморока на руках храбрых кавалеров, только и способных обмахивать возлюбленных надушенными платочками!
  -Перестань, отец, не кричи так, - попытался успокоить его Фестан. - Я уверен, что Рагнар правильно понимает ситуацию...
  -Рагнар! Да он - единственный, кто хоть что-то понимает, но у императора хватает своих забот. Спасибо ему хотя бы на том, что не вмешивается в дела армии, предоставляя мне свободу действий. Чего никак нельзя сказать о его красавчике-зяте и юном племяннике. Андамару едва стукнуло семнадцать, а он уже целиком во власти Пятого критерия, это я еще могу понять. Но Эндорас! Когда-нибудь я размажу этого чванливого франта по стенке, если он не прекратит отдавать приказы моим командирам, весь эффект которых только в том, что они носятся как обезглавленные куры вместо того, чтобы заниматься делом.
  -А по-моему, все же стоит успокоиться, не то тебя хватит удар, - перебил Фестан. Он встал на пути отца, заставив его остановиться, такой же широкий и мощный, как осадная башня. - Нельзя так бесноваться только из-за того, что чья-то глупость превосходит твое понимание. Прибереги силы, у нас и без того хватает поводов для беспокойства.
  -Спасибо, сынок, утешил, - фыркнул лейд Дитрем, постепенно остывая. - Кстати, глупости я боюсь куда больше, чем расчетливого коварства. Даже предательство можно предугадать, вычислить, и вовремя остеречься. Но невозможно предсказать благие намерения излишне самоуверенного и суетливого невежды.
  Фестан решительно отобрал бокал, каким-то таинственным образом вновь оказавшийся в руке отца.
  -Ты это уже не раз говорил, я все помню. А теперь пошли спать, ты уже здорово набрался.
  -Смейся, смейся над старым отцом, - донеслось уже из коридора. - Посмеюсь я над тобой, когда на твои плечи ляжет моя ответственность.
  На полу остались два мундира, пара сапог, узорчатый нагрудник и разбросанные свитки.
  Наконец-то мне удалось спрыгнуть со шкафа и с наслаждением потянуться. Все мышцы затекли от неподвижности, к тому же на полке чудовищная пыль. Очевидно, слуги полагают, что в кабинете все равно не навести порядок, так стоит ли стараться?
  Руками удобнее рыться в документах, чем когтистыми лапами, так что я уселась в хозяйское кресло в человеческом облике. Так, что у нас тут? Донесения. Южная застава: саратожцы беспокойны, но положение дел пока можно назвать вооруженным миром. Были стычки, которые можно было бы принять за провокации, но саратожская сторона отнеслась к ним так же отрицательно - по крайней мере на словах. Неплохо бы получить подкрепление. Гренаринская застава: был крупный набег, пострадали три деревни, но дальнейшие действия санкров пресечены отрядом гвардейцев, вовремя откликнувшимся на просьбу о помощи. Много раненых, есть убитые, срочно требуется подкрепление. Переправа: исчез купеческий караван, найдено только место кровавого побоища. Очевидно, действовали разбойники. Не хватает людей для патрулирования. Северная застава: крестьянские волнения. Участились случаи пропажи хуторян и рудокопов. Слухи о нелегальных копях достигли таких размеров, что им нельзя не верить. Требуются еще люди, чтобы хотя бы приступить к обследованию горных распадков или деньги для найма агентов и последующего пресечения беззаконий. Кипа полных паники писем от землевладельцев, в чьих вотчинах шалят банды. Ага, вот и Гайнорская застава: моряне весьма пренебрежительно относятся к соглашению о прибрежных водах, их парусники так и шныряют в виду берега, но больше никаких угрожающих действий не предпринимают. Первое донесение, которое не заканчивается просьбой о подкреплении.
  Что ж, по крайней мере, военачальник не солгал. Лейдин Триала, кто бы она ни была, обойдется дюжиной воинов охраны.
  -Кто ты такая? И что здесь делаешь? - эти изумленные слова прозвучали, словно гром среди ясного неба.
  Я вскочила из-за стола, в ужасе прижав ладони к щекам. Это ж надо так увлечься чтением чужих писем, что напрочь забыть об опасности! А сын военачальника по-прежнему разгуливал босиком, поэтому я не услышала шагов. Он уже успел подойти к столу с явным намерением выволочь любопытную служанку и потребовать у дворецкого ее немедленного увольнения, но разглядев обнаженное тело, так и застыл на месте с отвисшей челюстью.
  Вот тут-то медлить я не стала. Обежав стол с другой стороны, я шмыгнула в дверь, потом за угол, а потом - в первое попавшееся открытое окно. Уф!
  Остается только надеяться, что Фестан, поглощенный зрелищем моего тела, не успел разглядеть лица. Не хотелось бы быть узнанной на каком-нибудь рауте.
  Но как же он был смешон, тараща глаза! Я затряслась от смеха, в результате чего упустила воздушный поток и кувыркнулась самым нелепым образом. От чего стало еще смешнее.
  
  За завтраком лейд Братис пристал с расспросами.
  -Как тебе понравился императорский прием?
  -Очень, - начала я, но прикусила язык. Впервые мне пришло в голову, что мой покровитель может не одобрить само-вольного проникновения в чужой дом. Поэтому я начала издалека. - А кто такая лейдин Триала?
  -Младшая дочь лейдин Киннелл, Первой Хранительницы. Ходят слухи, что она выйдет замуж за племянника императора, но Андамар слишком юн для женитьбы. К тому же, кажется, Триала старше его года на четыре, так что кронлейдин Саттиль не спешит отдавать приказ о начале церемонии применения Закона Чистоты Рода. А что, ты познакомилась с ней?
  -Нет. Но случайно услышала один разговор, - я по возможности красочно живописала пылкий спор юного кронлейда и военачальника. Лучше изложить свои побудительные мотивы сейчас, в спокойной обстановке, чем оправдываться потом, когда меня не станут слушать.
  Лейд Братис выслушал меня с заметным интересом и задумался.
  -Тебя привлек этот разговор в связи с подслушанной беседой между мною и Патри.
  -Ты догадлив, мой лейд, - призналась я.
  -И к какому же ты пришла выводу? Дитрем намеренно игнорирует возможную угрозу?
  Я опасливо взглянула на лейда Братиса. Нет, не смеется. Он и в самом деле хочет знать мое мнение.
  -Я не осмелилась делать выводы, не проверив факты, - виновато пробормотала я.
  -Что-что?!
  Вот так и началась моя странная служба, хотя в тот момент я об этом еще не подозревала.
  А через два дня разъяснилась история с лейдин Далией. Человек, которого лейд Братис просил разузнать о ней в Заитане, прислал исчерпывающий доклад. Такая дама действительно есть, ей двадцать лет, и она благополучно проживает в роскошном доме своего отца, одного из богатейших лейдов Палемина, а три года назад гостила вместе с отцом в тардовском дворце. Доверенное лицо лейда Братиса лично встречал указанную лейдин не далее как неделю тому назад и заверял в ее полном здравии и твердой памяти. Присланный из Заитана портрет поставил точку в этой путанице: лейдин Далия действительно была похожа на меня, но выглядела немного моложе, чуть полнее, и, разумеется, без седины в волосах...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"