Только в октябре, когда зарядили холодные проливные дожди, превратившие черный, обнаженный лес в подобие жилища водяных на дне речного омута, обитатели Одинокой Башни стали проводить дни дома. Брейн с наслаждением перебирала запасы в кладовых: что-то чистила, солила, сушила, проветривала. А остальные устраивались у пылающего камина в горнице на втором этаже, и старик Легерлей торжественно извлекал три новые книги, добытые Витимом в монастыре тасмелиток. Тяжко, ох тяжко пришлось ему в эти месяцы исполнять свое обещание: ждать, чтобы прочесть их только вместе с юным воспитанником.
-Замечательно, - говорил он, расправляя первую страницу чуть дрожащими от предвкушения удовольствия пальцами. - Дневник некоего лейда Сарагона, капитана галеры "Файоль" с командой из тридцати восьми человек и двумя дюжинами пассажиров, а после - старейшины одного из первых поселений на берегу полуострова Благословенного. Да-да, первая волна переселения! Потрясающе.
Легерлей сиял, пробегая глазами строчки, и не замечал неловкости, возникшей между двумя его молодыми слушателями. Витим, теребя перо, старался не встречаться взглядом с укоряющими глазами Рианнон, цвета которых он сейчас не мог бы различить. Быть вором, даже укравшим не золото, а нечто гораздо более ценное, оказалось значительно труднее, чем представлялось ему до похода в "Северную обитель".
-Ну хорошо, я верну их, - не выдержал парень, когда избегать взгляда Рианнон стало невозможно. - Будущим летом тасмелитки получат назад свои книги, и пусть делают с ними все, что хотят. Но сначала, - поспешил он успокоить Легерлея, у которого отвисла челюсть от этого неожиданного заявления, - я сниму копию со всех трех томов.
-Копия - это не то же самое, что оригинал, - веско сказал старик, прекрасно понимая, какие чувства владеют Витимом, впервые присвоившим чужое. А тут еще и девушка... - Я встречал очень много книг, в которых главное было сокрыто не в написанных словах.
-Не в этом случае, - возразила Рианнон. - Для создания дневников первых поселенцев не использовалась магия, и они ничего не скрывали. Об этом как-то обмолвилась мать Сурима, которая прочла их.
Легерлей еще немного капризно поворчал, но, видя робкие улыбки, которыми обменялись его ученики, очень хорошо осознал, что возвращение книг в монастырь - дело решенное.
Чтение в самом деле было увлекательным и принесло немало приятных минут. С двух томов Витим и Рианнон, которая вызвалась ему помочь, начали снимать копии - благо, чистой бумаги у запасливого книгочея было в достатке. Однако вскоре Витим наткнулся на место, которое ему совсем не понравилось.
-Словно навязчивая идея больного воображения, которой одержимы оказались не только вымершие альмеокриты, но и первые человеческие переселенцы! - возмущался он. - Вы только послушайте, что пишет этот лейд Сарагон:
"Это случилось примерно в полдень восьмого дня третьего месяца лета года десять тысяч девятьсот девяносто восьмого от сотворения времен - то есть через месяц после прибытия нашего на новую землю, названную нами Благословенной. На первый взгляд ничего особенного не произошло...
Стояла знойная тишь. Недалеко, за наспех возведенным палисадом из грубо оструганных бревен, заостренных кверху, лениво накатывалось на раскаленный песок море. Обычно люди, решившие обосноваться на берегу надолго, не разбивают лагерь так близко к полосе прибоя, отдавая себя на произвол первого же шторма. Но не тогда, когда нога человека впервые ступила на этот берег.
Лейд Сарагон отбросил лопату и глубоко вздохнул, давая отдых натруженным мышцам. Он утомленно разогнул обожженную солнцем спину, утирая обильно струящийся пот, и оглядел пустынный горизонт.
Обнесенное частоколом поселение располагалось на вершине невысокого холма, который позволял далеко обозревать окрестности - часовой в башенке всего трех саженей высотой мог видеть все, что делается на три версты вокруг. Воин, несущий стражу, был спокоен: лагерю ничто не угрожало. Впрочем, поселенцы ни разу не столкнулись с настоящей опасностью за прошедший месяц со дня, когда форштевень "Файоль" ткнулся в незнакомый берег и капитан, лейд Сарагон, под громогласные клики команды первым спрыгнул в прибрежное мелководье. Не то, чтобы предводитель маленькой колонии из шестидесяти двух человек был недоволен легкостью, с которой они закрепились на чужом берегу. Но эта тишина и спокойствие тревожили его: окружавшая земля была слишком благодатной, чтобы быть необитаемой, хотя до сих пор разведчики не обнаружили ни следа присутствия разумных существ.
Лейд Сарагон бросил взгляд вниз, на ту часть берега, где лежала на боку вытащенная "Файоль" - зрелище сильной, полностью целой галеры, готовой к плаванию, всегда действовало на него успокаивающе. Кораблю было дано имя по названию родового города Сарагона, и потому он был ему особенно дорог как последний привет из навсегда покинутого отчего дома.
Четырехмесячный переход по Дадрийскому морю сопровождался ненастьем и штормами, расшвырявшими человеческий флот из двадцати шести галер и стоившими жизни четырем гребцам "Файоль". С тех пор команда галеры так ни разу и не заметила на горизонте бело-синего полосатого паруса: лейду Сарагону оставалось лишь гадать, что сталось с остальными кораблями. Погибли ли все они в бушующей пучине или, быть может, пристали к новому берегу где-то в стороне, и однажды люди встретят друзей и собратьев.
Однако непогода благосклонно отнеслась к "Файоль": повреждения, полученные во время бури, оказались незначительными и были легко исправлены еще во время плавания. Здесь же, на берегу выяснилось, что штормом сорвало несколько свинцовых пластин с носовой части корабля, и теперь из дыры торчали неопрятные лохмотья войлока. Защита деревянного днища от порчи в воде и червя-древоточца была нарушена, поэтому "Файоль" придется подождать, пока поселенцы отыщут на новом берегу полезные ископаемые и построят кузницу, а это - увы - дело не одного года. Однако галера была готова вновь принять на борт своих пассажиров и команду в случае, если для них возникнет непреодолимая опасность. Никому из людей не хотелось подниматься на тесную просоленную палубу, до тошноты и скрежета зубовного опротивевшую за месяцы путешествия, но лейд Сарагон понимал, что "Файоль" - их единственное спасение в случае, если что-то пойдет не так.
Внутри палисада шла работа: не покладая рук, люди строили крепкие жилища, способные защитить и от стихии, и от нападения хищников или врагов. В центре уже красовался навес, где женщины готовили пищу для всей колонии: сейчас оттуда тянуло весьма аппетитным дымком. Стучали топоры, визжали пилы, в воздухе носились комья отброшенной из-под лопат земли. Утомленные, но воодушевленные люди перебрасывались довольными репликами, веселыми замечаниями.
Внезапно заволновался страж на башне.
-Эй, капитан, - так по морской привычке продолжали именовать Сарагона, - тебе стоит взглянуть.
Лейд взлетел на смотровую площадку, словно за ним гнались бесы. Сердце тревожно ухало, предчувствуя что-то.
Со склона соседнего холма спускались трое. Двоих Сарагон узнал сразу: братья-непоседы, тринадцати и пятнадцати лет отроду, сыновья кормчего. Как ни бушевал их отец, как ни сдвигал грозно брови лейд, ничто не могло удержать пострелят внутри безопасного периметра. Каждый раз мальцам удавалось выскользнуть под шумок, а потом вернуться с чем-то новым: то ли со сведениями об устричной колонии, то ли о ягодном поле, то ли о логове львов.
Сейчас они привели с собой... Нет, Сарагон не решился четко определить, кто это. На первый взгляд - старый сгорбленный человек в грязном рубище, с развевающимися по ветру длинными прядями седых волос и посохом в руке. Но дело в том, что такое предположение казалось невероятным. Откуда мог взяться старик, если в округе на пять десятков верст ни единой живой души? Даже если бы за прошедшее время невдалеке пристал еще один корабль переселенцев - в плаванье шли только молодые и полные сил. А если он из местных аборигенов, то чего ради согбенный старец пересекал бы необитаемые пустоши?
Заметив напряжение предводителя, многие побросали работу и с любопытством высунулись из-за палисада. Некоторые - но не все, с неудовольствием отметил Сарагон - сначала взялись за оружие.
-Эй, смотрите, кого мы привели! - закричал старший мальчик, приблизившись к лагерю. - Впустите нас.
Кто-то двинулся к воротам, намереваясь откинуть засовы. Но внезапно в тишине оглушительно прогремел приказ:
-Нет!
Люди в недоумении обернулись к лейду, который хмуро разглядывал незваного гостя. Его лицо казалось высеченным из камня, глаза не отрывались от приближающейся троицы.
-Но как же так? - раздался ропот. - Там только жалкий старик. И мальчики - наши мальчики!
Из-за спин мужчин на Сарагона смотрела светловолосая молодая женщина, за юбку которой цеплялась прелестная шестилетняя девочка. Но даже укоризна в глазах жены и дочери не поколебала решимости лейда.
-Я сказал "нет"!
Сарагон окинул своих людей пылающим взглядом. Сейчас они куда больше напоминали толпу, чем воинов. Тяжелое плавание сплотило переселенцев, которые выжили, возможно, лишь благодаря тому, что безгранично верили капитану. Но благодатная, безопасная жизнь на берегу уже начала оказывать свое губительное воздействие. Неловко переминаясь на месте, люди переглядывались и пожимали плечами, но оспорить приказ никто не решился.
Тем временем мальчики и незнакомец оказались у самых стен. Вблизи стало заметно, что старик вовсе не старик, а старуха. Но вместо того, чтобы успокоить сомнения Сарагона, этот факт еще больше усилил их.
Когда-то давно, еще ребенком, он услыхал рассказ о таинственном происшествии в одной из глухих деревень в подданстве его отца. Все жители деревни были зверски убиты, но когда лейд отдал приказ искать разбойничью шайку, совершившую страшное преступление, нашелся единственный чудом выживший селянин. Он-то и рассказал, что причиной всему оказался всего один незнакомый бродяга, которого гостеприимно впустили в деревню. Только в полночь все узнали, что приютили кровожадного оборотня - но было уже поздно. Тогда лейд организовал облаву, и оборотня поймали. Но маленький Сарагон, который по чьему-то недосмотру наблюдал сожжение нечистого на костре и видел, как корчащаяся в пламени тварь несколько раз перекидывалась то в зверя, то снова в человека, навсегда запомнил налитые кровью буркалы - алчные до страданий и страха разумных даже в миг смерти.
Внешне Сарагон был спокоен, но в душе внезапно превратился в дрожащего от ужаса ребенка. Потому что если перед ними оборотень, даже сыновей кормчего придется убить, чтобы спасти поселок, ибо они могут уже нести в себе страшную заразу.
-Кто ты и что тебе здесь нужно? - холодно обратился к старухе лейд, хотя и не рассчитывал получить ответ. Вряд ли эта женщина может знать язык пришельцев из-за моря.
Однако незнакомка внезапно подняла голову и в упор взглянула на Сарагона. На сморщенном, словно печеное яблоко лице, неожиданно яркой синевой горели глаза, смотревшие понимающе и немного насмешливо. И голос женщины вовсе не был похож на старческий.
-А кем ты хочешь, чтобы я была, могучий воин? - звонко сказала она.
Лейд растерялся. Не такого оборота беседы он ожидал.
-Откуда ты знаешь наш язык?
Старуха улыбнулась, но одновременно покачала головой.
-Не очень-то вежливо держать гостя за порогом. Может быть, все-таки пригласишь войти?
Не дождавшись ответа, женщина неспешно подошла к воротам и провела по толстому бревну маленькой сухонькой ладонью. И внезапно казавшийся только что таким надежным заслон затрещал, раскалываясь на щепы, и с грохотом рухнул, подняв тучу пыли и трухи. Толпа ахнула и мгновенно вновь обратилась в воинство: в открывшийся пролом были направлены наконечники стрел, готовых сорваться с тетивы, остро отточенные клинки кривых абордажных сабель, острия копий. Однако старуха не делала больше ни одного угрожающего движения: она уселась на обломок бревна и с наслаждением вытянула ноги, весело глядя на изумленных людей. Только перепуганные мальчишки кинулись к матери, но их никто не осмелился остановить - даже лейд.
Сарагон спрыгнул с башни, шагнул вперед с обнаженным мечом в руке.
-Не переживайте так из-за забора, - сочувственно произнесла старуха. - Вы потрудились на славу, но зря: все равно вам придется искать другое место для лагеря, если желаете жить. Видишь ли, могущественный вождь, - обратилась она к Сарагону, - хозяева здешней земли живут не там, откуда вы ждете нападения, а там, куда обращены ваши спины.
Старуха величественным жестом указала на юг, и многие лица невольно обернулись вслед за сморщенным пальцем. За спинами колонистов плескалось море - море, которое они считали открытым путем к отступлению.
В это время один из воинов нагнулся над руинами ворот, пытаясь отыскать причину катастрофы - и вскрикнул.
-Да они все трухлявые! - лейду сунули в руки кусок дерева, который совсем недавно был крепким смолистым стволом. Сейчас древесина была больше похожа на мягкое, сырое мочало, источенное насекомыми и рассыпающееся в пальцах от времени. Ничего не понимая, Сарагон отшвырнул обломок.
-Может быть, отложите оружие? - миролюбиво поинтересовалась старуха. - Поверьте, если б я хотела причинить вам вред, эти куски железа не остановили бы меня.
Впоследствии, описывая эти события на страницах своего дневника, лейд Сарагон не мог четко сформулировать, почему в тот момент все люди как один поверили старухе. Однако факт остался фактом: с этого дня незнакомка, которая попросила звать ее Матрой, поселилась среди колонистов.
И с этого дня люди начали готовится к перенесению лагеря вглубь суши.
Женщина охотно беседовала с лейдом Сарагоном и любым другим, кто желал что-то узнать или поведать. Она подробно рассказывала о земле, давшей приют переселенцам - сведения, почерпнутые из этих бесед, в дальнейшем не раз выручали колонистов. И жадно расспрашивала о людях - об их родине, об укладе жизни, привычках, склонностях, планах на будущее. Словом, Матра вела себя совершенно так же, как мог бы вести себя одинокий человек - абориген необитаемого острова, которому вторжение чужаков представляется не опасностью вытеснения, а долгожданным избавлением от скуки. Но откровенно говорила она не обо всем.
-Откуда ты все-таки знаешь наш язык? - добивался лейд.
-Кто тебе сказал, что я его знаю? - усмехнулась она как-то в ответ на настойчивые расспросы.
-Но... мы же понимаем друг друга, - растерялся Сарагон.
-Это ничего не значит.
Вот все, что удалось выведать предводителю. Зато о прошлом и будущем Матра не уставала рассказывать.
-Много лет назад эти места захватили моряне, существа-амфибии, выгнав отсюда расу исконных хозяев, к которой принадлежу и я, - непринужденно повествовала старуха долгими вечерами, когда у костра собирались все свободные от вахт и текущих забот обитатели колонии. - Поэтому на берегу оставаться опасно. Вам невероятно повезло, что до сих пор вблизи лагеря не прошел ни один сторожевой корабль: моряне никогда не смирятся с соседством. Эти разумные желают всем обладать сами. Необходимо спешить, - ясные глаза Матры пристально вглядывались в пляшущие языки пламени костра, - я видела, что происходит с теми, кто непозволительно замешкается, заметив в море алые или черные паруса. Морянам не особенно нужна суша - они живут на островах и под водой, но они больше всего боятся, что однажды с ними сотворят то, что они учинили над своими предшественниками. Однако они зря волнуются - сейчас не их черед. Грядет время не их возвышения - и не их падения. Наше место займут не они, а вы, люди. Быть может, когда-нибудь наступит час и для морян, но то мне знать не дано.
Большинству сидевших в круге света от костра бормотание женщины казалось выдумками выжившей из ума старухи, и многие поднимались с мест, отправляясь по своим делам. Но лейд Сарагон воспринимал ее слова иначе. Верный последователь учения Бога и Богини, не верящий в пророчества и судьбу, он вопреки своей природе напряженно слушал, запоминал, а по вечерам лихорадочно записывал все откровения незваной гостьи.
-Ты уверена, что люди не погибнут? - спросил однажды Сарагон. - Наш старый дом, почти всю нашу родную землю иссушила пустыня, и мы не можем туда вернуться. Но будет ли новая Благословенная земля гостеприимна для нас?
-Ты хочешь знать больше, чем тебе положено, лейд, - лукаво улыбнулась Матра, - но я отвечу. Ибо кто я? Провидец, чьи предостережения никто не слушал, воин, чью силу никто не призвал на помощь. Мое знание оказалось проклятьем для меня, видя путь к спасению, я никому более не могла его указать. Те, кого я мечтала спасти, изгнали меня и избрали свою дорогу - ту, что привела их к гибели. А потому мне уже нечего скрывать и нечего бояться. Самое страшное произошло. Наш мир ушел, и на его место идет ваш. Вы построите на этой земле, Благословенной земле, которую мы называли Землей Лунных Троп, свой дом, ваша цивилизация оттеснит и тех, что еще остались на Великом Материке, и тех, кто придет сюда позже. Но так же, как и мы, вы надменно изгоните своего спасителя в тот час, когда сочтете себя всемогущими. И вслед за тем и вас ждет тьма небытия, ибо это окажется самой ужасной вашей ошибкой.
Матра помолчала. Лейд Сарагон потрясенно смотрел на нее.
-Но я не хочу вашей смерти, - внезапно продолжила старуха тогда, когда ее глаза уже прикрылись набухшими веками, и казалось, что обессилевшая женщина сейчас уснет. - Тебе суждено стать великим правителем, Сарагон, и, быть может, к твоему слову прислушаются далекие потомки. Передай им. Вы знаете, что разумные существа смертны, но не знаете, что смертны и их миры. В тот день, когда люди обретут власть, которую сочтут высочайшей на планете, силу, которую возомнят величайшей из когда-либо ведомых, знание, которое откроет им все тайны, которые они пожелают узнать - тот день станет началом их конца. Демиурги, что населили этот мир разумными, те, кто создал и нас, и вас, не принимают совершенства. Не мне судить, почему. Не желают ли они, чтобы смертные стали им ровней, или это только заблуждение наших величайших монархов, и на самом деле такое предположение смехотворно. Но они наказывают своих расшалившихся детей, и наказывают жестоко. Они ломают основы мира, выдергивают камень краеугольный из основания незыблемой постройки, возведенной гордостью и заносчивостью смертных. Ломают те законы, по которым прежде правили эти легкомысленные существа. А с новыми законами старым хозяевам мира не справиться - и им на смену приходят новые, сильные разумные, которые начинают строить мир с нуля. Однако демиурги не так безжалостны, как может показаться. Уничтожая изжитый, истлевший мир, они оставляют одну - всего одну - открытую дверь в новый. Дают всего один шанс. И вручают его в руки одного-единственного представителя истребляемых существ. Но от него самого, как я уже убедилась, ничего не зависит, зависит все от целого народа. Мой народ оказался недостоин спасения, - голос Матры прервался, и по морщинистым щеками скатились две блестящие слезинки.
-Кто ты? - невольно прошептал Сарагон.
-Я - Изгнанница. Та, кому по нелепому жребию была дана власть спасти своих сородичей. Та, что потерпела сокрушительное поражение, та, что день за днем бессильно смотрела, как приближаются к пропасти мои близкие, и ничего не могла поделать.
В этом месте Витим прервал чтение.
-Ну, как вам все это нравится? - он обвел взглядом слушателей. И Легерлей, и Рианнон, которая тоже обратила внимание на туманные предсказания в древних рукописях, казалось, только сейчас перевели дыхание.
-Это доказывает только то, что альмеокриты верили в Изгнанника, - не очень уверенно начал Легерлей. - По-моему то, что Матра - альмеокритка, достаточно очевидно. Однако хотя она назвала себя Изгнанницей, это ничем не подтверждается. Старуха могла быть просто сумасшедшей колдуньей, странным образом отбившейся от своих и вопреки логике уцелевшей. Ее сбывшееся пророчество великого будущего для людей - не доказательство великого знания. Любой, кто встретил переселенцев, мог сделать один из двух выводов: либо они погибнут, сметенные гневом нынешних хозяев, либо потеснят их, создав свою цивилизацию. Старуха могла просто угадать.
-Что ж, возможно, - кивнул Витим, но в его голосе также не слышалось уверенности.
-Выходит, таинственные альмеокриты выглядели точь-в-точь как люди, - заметила Рианнон.
Однако последующие страницы дневника лейда Сарагона заставили исследователей усомниться и в первом, и во втором своем заключении.
Далее в дневнике следовало описание ошеломляющего сражения между первопоселенцами и морянами, которые все-таки обнаружили их убежище раньше, чем люди успели свернуть лагерь. Команда сторожевого корабля под алым парусом была немногочисленна, поэтому силы оказались почти равными. Отступая вглубь суши, люди обрели преимущество: в безводных холмах амфибии чувствовали себя неуютно, и вскоре прекратили преследование. Однако галера была утрачена безвозвратно, и последний путь к отступлению отрезан.
Новое поселение расположилось в недосягаемости от моря, а вскоре к колонистам присоединилась команда еще двух кораблей переселенцев, уцелевших во время путешествия, и гарнизон новой крепости увеличился втрое. Эти силы позволили отбить новое нападение морян - несмотря на понесенные потери, поселок, названный Файолем, устоял.
С этого момента записи лейда Сарагона дышали гордостью и надеждой. Колония развивалась, и когда через год к берегу Благословенного полуострова пристали новые галеры, полные людей, их встретили надежные укрепления и гостеприимный кров.
Все это время старая Матра жила в Файоле, не делая попыток уйти и не желая большего, чем рассказывать детям странные сказки, которые почти все взрослые слушали с усмешкой. Старуха казалась кем-то вроде местной чудачки, смешной и безобидной. Она никогда больше не пользовалась колдовством, так напугавшим первую колонию, не лезла ни в чьи дела, не давала ненужных советов и никому не мешала. Только лейд Сарагон порой, когда дела поселения не занимали его время, любил беседовать с ней, но даже на него теперь ее слова не производили того впечатления, как в первые дни. Хотя описание одной беседы показалось чтецам не лишенным интереса.
-Ты как-то упомянула, что вы называли свою землю Землей Лунных Троп, - сказал лейд Сарагон. - Почему так?
Они сидели вдвоем на крыльце первого дома лейда.
Старая Матра вынула изо рта глиняную трубку и выпустила облачко дыма - привычку к курению высушенных табачных листьев она позаимствовала у людей, хотя всегда заявляла, что это бесов дым, отговаривая молодежь от курения.
-Кто же может с точностью объяснить старинные названия? - сказала она, подняв голову к ночному небу, на которое величественно всходила полная, золотистая луна. - Но у нас есть... была старая легенда о том, что всех разумных боги провели в этот мир по небесным, лунным и звездным тропам. Великий Материк, на котором мы сейчас находимся, назывался Землей Лунных Троп. На юге, знали мы, есть материк поменьше, и его именем было Земля Звездных Троп - оттуда пришли вы. А далеко на востоке, за Океаном, таким огромным, что даже нет ему иного названия, лежит совсем небольшая Земля Небесных Троп. Трудно сказать, в чем разница между всеми этими "тропами", но легенда гласит, что разумные прошли именно разными путями, оттого и сила у каждого народа своя, почерпнута из каждой тропы, которую они преодолели. Тропы явились их испытанием и их спасением, ибо старую их землю сожгло солнце. Солнце взглянуло однажды на мир, в котором разумные жили рядом и были похожи друг на друга, но без конца ссорились и убивали себя, а заодно и землю, их породившую. И солнце приняло решение уничтожить неизлечимо больной мир, чтобы не допустить распространения заразы. Оно разожгло тысячи тысяч негасимых костров, пожирающих умирающую землю пядь за пядью, но дало разумным шанс. Многие ступили на Тропы, но немногие прошли их до конца. Те же, что прошли, пламенем звезд, холодом луны, бездной небес очистились от скверны и заселили этот, новый, чистый мир. Однако спустя какое-то время разумные вновь извлекли на свет свою болезнь и принялись истреблять друг друга с неменьшей жестокостью. Тогда-то солнце и обратило свое пылающее око на нас, и повелело: "Пусть каждый народ по очереди проходит новое испытание, испытание властью. Этим разумным будет дано все - а я посмотрю, как они распорядятся своими дарами. Если они не сумеют использовать их во благо, а вновь возьмутся за зло, я погублю весь их род до последнего существа, а место их займет следующий народ. И так до тех пор, пока не найдутся разумные, достойные жить. Или пока население этих земель не исчезнет так же, как появилось".
Лейда Сарагона потрясла эта легенда, рассказанная несколько бессвязно, но таившая в себе мощный, глубокий смысл. Он никогда не слышал ничего подобного раньше, но ощутил силу, сокрытую в этих неправдоподобных словах. Ну правда, как разумные могут путешествовать небесными, лунными и звездными тропами? Как их сокрушительная сила могла войти в их слабые тела, насытить их и разделить на разные расы? Однако что-то не давало лейду просто посмеяться над старой легендой умершего народа, и этот невозможный образ запал глубоко в душу.
Впоследствии дела по управлению растущей колонией заняли внимание лейда Сарагона, отделив от нереальных тайн, имеющих мало практической пользы кроме возможности отвлечься от бесконечных забот. Единственной верной спутницей Матры неожиданно стала старшая дочь лейда - Алетти. Сарагон подозревал, что Алетти почерпнула из этого общения больше, чем просто сказки, но не вмешивался, хотя сам не мог бы объяснить, почему.
Матра умерла спустя одиннадцать лет после первой встречи с людьми. И описание ее кончины заставили чтецов содрогнуться.
Сарагон въехал во двор крепости, осадив взмыленного коня. Да, это была настоящая крепость, а не жалкий палисад - каменные стены толщиной в два аршина и пяти саженей высотой, четыре башенки по углам и большой, удобный донжон внутри. Прочные хозяйственные постройки, просторные дома для воинов и их семей, ломящиеся от запасов погреба. Но главное - светлые, радостные лица. Изобилие, которое встретило колонистов на новых берегах, отчаянно защищали непримиримые моряне, но их жестокие набеги, неся потери, только объединяли людей.
Стоило Сарагону спешиться, как к нему подскочил десятилетний мальчик - из тех, кто родился уже здесь, на Благословенной земле.
-Лейдин Алетти просит тебя к дому старой Матры, мой лейд, - протараторил ребенок, уводя коня.
Сарагон хотел было сначала подняться к себе, принять ванну и переодеться после долгой скачки, но что-то не позволило ему медлить. Вообще, подумал он, когда дело касается старухи, слишком много побудительных мотивов к тем или иным поступкам он вынужден называть "чем-то", не находя иного слова.
Старая Матра жила в крошечной избе с соломенной крышей в самом дальнем углу двора. Лейд редко бывал там: по большей части старуха сама приходила в общий зал, когда появлялась охота поговорить или поесть. Но Алетти была частой гостьей одинокой хижины.
Нагнув голову, лейд шагнул под низкую притолоку, и сразу почувствовал неладное.
Матра лежала на старом тюфяке, служившем ей ложем, и это был первый случай, когда Сарагон видел старую женщину в постели. Перед ней на коленях стояла Алетти, протирая виски и лоб больной тряпицей, смоченной в одном из тех странных отваров, которые вечно варила старуха, и крепко держа ее иссохшую руку.
Дочь не подняла глаз на Сарагона, но он не заметил этого: его внимание было приковано в телу последней из предшественников людей на этой земле. Матра была еще жива, но лейд сразу понял, что ей недолго осталось. Он опустился на колени возле ложа, бок о бок с дочерью.
Лицо старухи напоминало обтянутый кожей череп, беззубый рот провалился, а всегда ясные голубые глаза превратились в бесцветные бельма. Сарагон вздрогнул, но не посмел отпрянуть.
-А вот и ты, лейд, - вдруг произнесла Матра слабым, но отчетливым голосом, - я рада, что мне удалось дождаться тебя. Теперь слушай и не перебивай, ибо я боюсь не успеть сказать все, что должна. Я буду говорить с тобой от имени всего моего народа. Мое - наше время истекло. Но верь, мы не держим зла на вас, тех, что заняли наше место. И мы хотим помочь вам - о да, сейчас, находясь у грани, я четко слышу волю моих собратьев! Они наконец-то поняли свою ошибку и желают - каждой душой желают, чтобы вы не повторили ее, - старуха закашлялась, но перевела дух и продолжала говорить. - Мы уходим. Но мы остаемся. Так решили не только мы - вы согласились с этим. Часть нас останется в вас. Не спеши, лейд, ты скоро узнаешь, о чем я, - она вынуждена была снова остановиться, чтобы отдышаться. Сарагон видел, что Матра волнуется все больше и больше и хотел попросить ее помолчать - все равно ее слова казались ему если не бредом, то очередной малопонятной сказкой. Но снова не осмелился. - Зерно Изгнанника - спасителя - все еще хранится во мне. В моей воле отдать его вам, людям. Однажды и вас настигнет угасание, и у вас родится Изгнанник. Но то, что оказалось не под силу одинокой искре, быть может, удастся двум соединенным - два всегда было счастливым числом для творений природы. Только двое могут произвести на свет новую жизнь - никак не один! - старуха уже почти кричала, ее дребезжащий голос вновь стал сильным и молодым. - Так знай же, лейд, вам отпущено немного, совсем немного, чуть более тысячи лет. И тогда ваша судьба решится, - внезапно голос старой Матры сорвался, перейдя в неразборчивое бормотание. Сарагон с трудом расслышал ее последние слова: - Я отдала свое зерно Алетти. Ваш Изгнанник появится на свет в правящей семье - позаботься лейд, чтобы это был ее потомок. Это ваша единственная надежда.
При упоминании Алетти лейд Сарагон заволновался. На протяжении всей речи старухи девушка сидела почти неподвижно, не поднимая головы, и сейчас отец ощутил неясную тревогу.
-Алетти, - позвал он, но Матра внезапно приподнялась на постели, схватила его за руку и сжала со странной силой, глядя своими незрячими глазами, казалось, прямо в душу:
-И последнее, лейд. Когда я умру, иссякнет сила, которая поддерживает мой облик в привычном для вас виде. Поклянись, что настоящее мое лицо и тело останется тайной для всех остальных людей, кроме вас двоих. Похорони меня сам, ничем не отмечай могилу, и никогда никому не рассказывай о том, что увидишь. Поклянись!
Сарагон невольно поморщился от боли: сведенные костлявые пальцы старухи оставили синяки на его предплечье. Однако он твердо поклялся выполнить ее волю.
Словно только этого и дожидаясь, старуха откинулась на подушки. И внезапно преобразилась.
Как ни готов был к такому обороту дел Сарагон, тут он утратил выдержку. Вскрикнув, он вскочил на ноги, с ужасом глядя на тело той, что еще недавно была привычной и безвредной старой рассказчицей всяческих небылиц.
Он рванул за руку неподвижную дочь, по-прежнему склонявшуюся над мертвым телом, прижал к себе в инстинктивном желании защитить. Но увидев ее лицо, вскрикнул еще громче. Прежде карие, глаза девушки сейчас горели ярко-синим, горячим пламенем.
Сарагон выполнил свое обещание - никто не узнал, как на самом деле выглядела последняя альмеокритка. А Алетти с тех пор изменилась, сильно изменилась, хотя никто кроме самых близких не замечал этого. Она осталась юной девушкой, но порой самым старым и уважаемым членам новой общины казалось, что в ней поселилась мудрость и опыт, которые никогда не собрать одному человеку. Словно бы в самом деле дух исчезнувшей расы воплотился в девушке, которая осторожно сберегла его и тайно передала потомкам.
-Род правителей Дориана в самом деле происходит от лейда Сарагона, - потрясенно прошептала Рианнон, когда последняя страница дневника была перевернута. - Вернее, от его старшей дочери Алетти. Я помню.
Легерлей и Витим переглянулись.
-Послушайте, но ведь это ничего особенного не значит, - запротестовал Витим. - Нет вообще никаких доказательств необычной силы старухи кроме того, что глаза Алетти стали синими.
-Не забывай о том, что она одиннадцать лет притворялась человеком, - напомнил Легерлей. - Поддерживать иллюзию и во сне, и в усталости, и в истощении - это многое означает.
-Допустим. Она могучая колдунья. Но это не значит, что ее пророчества - правда!
-Ты что же, не желаешь даже задуматься? - удивилась Рианнон. - Принадлежишь к тем, кто, возможно, без рассуждений изгонит единственного спасителя?
Витим вздохнул.
-Я просто не хочу хвататься за то, что слишком неопределенно, - буркнул он. - Мы очень мало знаем. Я считаю, что следует разузнать побольше, прежде чем верить и делать выводы. И еще, - сказал он другим тоном. - Действительно ли старуха говорила о тысяче с небольшим лет. Если лейд Сарагон все услышал правильно, то это где-то очень скоро.
-Если не уже, - вдруг медленно произнесла Рианнон. - Вспомните. Старая альмеокритка говорила о власти, силе и знании, которые обретут наши правители. Не идет ли речь о дорианском императоре? Может ли кто-то из вас назвать хоть что-то, что способно ограничить власть, силу и знание императора? Так, чтобы что-то, чего он пожелал, не досталось ему?
Легерлей кашлянул.
-Если дошедшие до меня слухи верны, - осторожно сказал он, - то у императора Рагнара всего один наследник. Попытки императрицы родить еще ребенка ни к чему не привели.
Рианнон неопределенно качнула головой.
-Может быть, это и препятствие к абсолютному могуществу. Но может быть и нет. Император волен был взять другую жену, но не захотел этого. А один сын у него есть. По-моему, тут нельзя ничего заявить определенно.
-Впрочем, что это мы ломаем головы? - воскликнул Витим. - Ни император Рагнар, ни принц Ильгар не могут быть названы Изгнанниками. Ведь для этого они должны быть откуда-то изгнаны, я не прав? Только в этом случае их предостережений не стали бы слушать.
-Это может быть еще впереди, - задумчиво промычал Легерлей. - А может, речь идет о ком-то другом.
Витим отрицательно помотал головой.
-Нет, о другом не может. Изгнанник должен родиться в правящем роду.
-Но правящий род очень разветвлен, - заметила Рианнон. - Половина тардовского двора имеет связь с правящей династией, и немало представителей аристократии других государств также.
-А что, - вдруг развеселился Витим, - раз так, ты вполне можешь оказаться нашей Изгнанницей.
Рианнон рассмеялась:
-Я никак не могу. Видишь ли, как раз наш род не имеет связи с лейдом Сарагоном. Поверь, генеалогическое древо - это первое, что изучает юный отпрыск знатного семейства. Мы пошли из третьей волны переселенцев, которые, если знаешь, затеяли противостояние с первыми двумя, и таки образом оказались отделены от них.
-Жаль, - протянул Витим, глядя на нее исподлобья. - Если б ты взялась меня спасать, клянусь, я бы не стал возражать.
Рианнон снова рассмеялась, неожиданно для себя залившись краской.
-Такое отношение несерьезно, - проворчал Легерлей, и ученики поспешно изобразили живейшее внимание.
Старик откашлялся и продолжал, высказывая мысль, которой сам не очень хотел верить, но уж больно настойчиво она приходила на ум:
-Я ничего не хочу утверждать, но... Возможно, законы нашего мира уже трещат по швам. У вас, мои юные друзья, слишком малый жизненный путь, чтобы вы могли заметить изменения, но по-моему, они уже идут. Во-первых, погода. Она меняется странным, непредсказуемым образом. Зимы, особенно здесь, на севере - нелегкое испытание для людей. Сколько умирает за зиму младенцев, сколько слабых не дотягивают до весны? В тех же Двенадцати Хуторах. Лето каждый год разное - то жуткая засуха, то бесконечные дожди, то внезапный град; хороших урожаев крестьянам не дождаться. Дичи в лесах куда меньше, чем во времена моей молодости, и не думайте, будто я по старости преувеличиваю: даже вам с Брейн не каждый день удается загнать зверя, а некогда я легко отыскивал добычу, хотя охотник из меня и сорок лет назад был почти никакой. Не веришь - спроси у Брейн, она наверняка подтвердит. А хищники, нечисть? Когда это в горах водились такие твари, как те пауки-гиганты, которых ты, Витим, так живописал? Когда это полувампиры сбивались в стаи чтобы охотиться на разумных? Нечистые живут очень долго и обычно производят на свет потомство крайне редко; если раз в сто лет встретишь полувампира - и то сомнительно.
-И началось все это около двадцати лет назад, может, чуть больше. Думается, с того года, когда император Рагнар вступил на престол - в том же году родился принц Ильгар - или, может быть, со следующего, но никак не позже.
Перо, которое Рианнон вертела в пальцах, внезапно сломалось с резким хрустом, да так, что все подпрыгнули.
-Абсолютное могущество принадлежит не Рагнару! - взволнованно выкрикнула девушка. - А его отцу, старому императору Виризету! Послушайте. Нам часто рассказывали: старик Виризет был правителем чрезвычайно крутого, деспотичного нрава. Он по внезапной прихоти издавал указы, которые притесняли степняков, живущих на территории Дорианской империи. Он объявил войну морянскому Беллевру под предлогом какой-то мелкой стычки на спорных территориях на берегах Кантанского залива. Произошло крупное морское сражение, где победил человеческий флот, и был заключен неблагоприятный для Беллевра договор - но только потому, что Виризету больше нечего было требовать от морян, а устраивать кровопролитную войну за другие территории ему не захотелось. Кроме того, его внимание оказалось отвлечено санкрийскими племенами, которые на свою беду учинили набег на большой торговый караван из Лавардена, и Виризет поспешил разделаться с разбойниками. Санкрийские орды были почти истреблены: только нескольким племенам удалось скрыться в Саратоге, который уцелел лишь благодаря тому, что тогдашний его правитель был по-собачьи предан дорианскому императору. Гордый Таврит все время его правления не поднимал головы, горцы носа не казали из своих скал. Под конец жизни Виризет взялся за Кларию, намереваясь вернуть в лоно церкви Бога и Богини, и ему это почти удалось. Несмотря на ноты недовольства из Ахеме, император с точностью до последней буквы соблюдал Договор Пятого Критерия: не предпринимать никаких насильственных деяний к последователям Ахра. Однако все человеческие государства, и даже Таврит, трясясь от страха перед императором, подчинились, когда Виризет объявил прекращение всех торговых отношений с Кларией. Несмотря на плодородие приозерной земли, там нет ни леса, ни полезных ископаемых. Люди внезапно лишились древесины, железа, камня, угля, стекла, соли, многих предметов обихода, которые выменивались на продукты и ткани Кларии. Брук уже слал униженные просьбы об уступках со стороны Дориана взамен на разрешение постройки нескольких церквей, но Виризет с презрением объявил ультиматум: запрещение Ахра и всеобщее принятие Бога и Богини - и полная свобода торговли. Неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы не внезапная смерть императора.
-Погоди, - вмешался Легерлей в страстную речь. - Виризет умер. А значит, сейчас среди людей нет абсолютного могущества.
Рианнон затрясла головой:
-Теперь я больше чем уверена: его абсолютное могущество было прервано некой силой свыше. Выслушайте то, что я скажу. Это известно далеко не всем. О смерти императора было официально объявлено следующее: пожар, приключившийся в одном из залов королевского дворца в Понтинике, когда Виризет находился там с визитом. Однако несколько лет назад в доме моего отца побывал придворный Понтиники, который сообщил совсем другие подробности: пожар, унесший жизнь императора, случился вовсе не во дворце, а в подземельях Королевского Архива, там, где магами и учеными проводились самые рискованные эксперименты. И тут возникает вопрос: что могло заставить грузного, немощного восьмидесятитрехлетнего императора совершить долгое и утомительное путешествие в Лаварден, а затем забраться в подземелья, где могла возникнуть опасность для его здоровья и даже жизни?
Рианнон внимательно посмотрела на недоумевающего Легерлея и на Витима, в глазах которого вдруг появилась искра догадки.
-Тот человек, я, к сожалению, не помню имени, но, по-моему, он уже умер - так вот, он вполголоса, на ухо, назвал отцу предположение, которого придерживаются многие в Понтинике. Однако отец не поверил, и потом со смехом громогласно рассказывал своим друзьям, поэтому я и слышала. Придворный полагал, что некоторые маги открыли секрет если не бессмертия, то по меньшей мере продления жизни. Король Лавардена в то время был достаточно молод чтобы не видеть смысла рисковать, подвергая себя непроверенным чарам, однако Виризету было почти нечего терять. Потом в экспериментальных залах случился пожар, да такой, что не осталось в живых никого из тех, кто спустился туда - только горстки пепла. Таким образом, что бы не обнаружили лаварденские маги, секрет был утерян, а король Лунгар благоразумно не распространялся, что понадобилось старому императору в его Архиве.
В маленькой круглой комнате башни воцарилась напряженная тишина, только слышно было, как потрескивает в камине огонь.
-Что ж, это не лишено логики, - сдавленно согласился Легерлей. - Если наше предположение верно, то закат нашего мира начался...
-Двадцать восьмого апреля две тысячи шестьдесят шестого года.
-Значит, примерно в это время должен был родиться Изгнанник, - Легерлей не любил делать необдуманных выводов, но слова сами просились на язык.
-Тогда это - принц Ильгар, - подтвердила Рианнон. - Он родился шестого июля - через два с небольшим месяца.
-А через несколько дней после смерти Виризета императрица Лотария упала с лошади, что не позволило ей впоследствии родить Рагнару других детей, - вдруг добавил Витим.
Легерлей и Рианнон уставились на него.
-Я слышал как-то сплетню в Вейнаре, - пояснил парень. - Чего только не придумают люди, основываясь на самом простом совпадении. Но теперь мне не кажется, что это совпадение случайно.
Старый книгочей откинулся на спинку кресла.
-Все наши выводы - это только предположения, - пожевав губами, сказал он. - Мне кажется, единственное, что способно подтвердить их - это если принц Ильгар окажется изгнан, но сейчас это представляется невероятным - с чего бы Рагнару, любящему отцу, разумному правителю, да и вообще уравновешенному человеку, изгонять своего единственного наследника?
Ответа на этот вопрос никто не сумел придумать. Поэтому решено было оставить в покое пророчества погибшей цивилизации и досужие домыслы об Изгнаннике.
Витим даже не подозревал, как долго ему суждено не вспоминать об этом.
А за окном свирепо завывал ураган, заливая окно мутными потоками холодных осенних дождей.