Витьку бросало в холодную дрожь в душном вагоне метро. А поднимаясь по лестнице навстречу ночной свежести бабьего лета, он чувствовал, как спина покрывается горячим потом. В запасе было еще полчаса. Пришлось бродить от одного киоска к другому, изображая заждавшегося любовника под бдительным взглядом ночного мента. Испугавшись расспросов не вовремя, Витька приобрел в киоске пучок несвежих гвоздик в золоченом целлофанчике. Конспирация подействовала - милиционер потерял к нему интерес и занялся беседой с дежурной.
В двадцать три ноль четыре Витька на ватных ногах вышел из стеклянной двери, постоял, выравнивая дыхание, и двинулся к темным домам. Гвоздики полетели в урну.
Он шел по темной улице, поглядывая на часы, и маялся, пытаясь сообразить, обычным ли шагом идет. Ни одного светящегося окна! Жутковато, конечно, но больше уверенности, что не пропустит вывеску.
И все-таки он почти пропустил ее. Краем глаза, почти ухом, заметил вспыхнувшую на секунду прихотливую вязь неоновых трубок в узкой черноте между глухих стен. Сердце стукнуло и остановилось вместе с Витькой. Не закончив шаг, он медленно повернулся к темному провалу, напряженно вцепившись взглядом в тающий свет. Секунда кончилась, вывеска погасла. Держась глазами за черное пространство, в котором пропал знакомый рисунок, Вик взялся потной рукой за рифленое перило. Нащупал ногой ступеньку. Рисунок больше не появлялся. Витька отвел заболевшие глаза и стал спускаться по разбитой лесенке, уговаривая себя, что неоновая вспышка ему не привиделась. Холодное железо высасывало жар из ладони. Неровная стена при каждом шаге толкала его в левое плечо, и на рукав сыпались хлопья старой краски.
В тесном закутке у последней ступеньки он замер, продышался и поискал глазами кнопку звонка на бугристой ржавчине двери. Понимающе кивнул, не найдя ничего. Потянул, испачкав ладонь, и вошел. Все было так, как надо. Он принимал условия игры. И очень волновался. Но успокаиваться не хотел. Перенасыщенная адреналином кровь толкалась в висках, во рту пересохло, ноги подгибались. Ощущений такой силы он не испытывал никогда. Даже прыгая с парашютом. Ну, может, когда первый раз поцеловался. Нет, когда собирался поцеловаться. Но тогда это длилось недолго. А сейчас...
- Эй!- разломив короткое слово непослушным голосом, позвал он, оглядывая большое темное помещение. Из дальней полуоткрытой двери падал желтый свет, размазываясь по захламленным столам и креслам.
Прокашлялся и повторил:
- Эй, есть кто? Я пришел.
Из темного ущелья между столами на свет мягко вспрыгнул большой кот. Оскользнулся на кипе журналов в кресле, но удержался. Недовольно муркнул и стал вылизывать заднюю лапу, поглядывая на Витьку.
"Ща буду разговаривать с котом" - подумал Витька и подавил нервный смешок.
Но чья-то фигура заслонила падающий из двери свет. Кот повернул морду, глаза сверкнули разными огнями - красным и зеленым.
- Заходите, я сейчас включу свет, - раздался знакомый глуховатый голос, - осторожнее, у нас не убрано.
По-комариному зажужжали лампы и вспыхнули, залив комнату без окон мертвой белизной. Витька проморгался и огляделся. Столы, разнокалиберные стулья и кресла. Стеллажи, зеркала, постеры и картины на стенах. Все поверхности завалены журналами, рисунками, раскрытыми книгами, полуразвернутыми чертежами. Между всей этой полиграфией воткнуты чашки с чем-то недопитым, пузырьки, баночки с краской. На самой высокой пирамиде из книжек - павлинье перо, придавленное глиняным черепком.
- Располагайтесь, - высокий мужчина в застиранной серой футболке с глухим воротом, но оборванными рукавами и старых джинсах, подхватил кипу бумаги с кресла и небрежно свалил ее на соседнее. На вид он был чуть постарше Витьки.
- Я только что закончил, клиент ушел минуту назад. Если позволите, я отдохну, пока вы оглядитесь. Кофе?
- Можно, - Витька утонул в расшатанном кресле, и теперь книжные завалы были выше его головы, - как у вас тут! - вытягивая шею, он с любопытством рассматривал мешанину.
- Да это не мое, - из-за двери отозвался мастер, - здесь иногда художники работают. Иллюстрируют книги. Ну и клиент, опять же, я вам говорил. Такой, знаете, попался, никак не мог выбрать. Вот и набросали бумаг-то. Вам с сахаром?
- Да. Я тоже еще не выбрал. Ничего?
- Ну, если вы знаете, чего хотите от жизни, то проблем не будет, - мастер бережно пронес между столами большую чашку и вручил ее Витьке. Витька с удовольствием взял чашку за горячие бока. Пришел кот, потерся, предупреждая, о Витькину ногу, и вспрыгнул к нему на колени. Помесил передними лапами, улегся, упрятав лапы под грудь и задремал. Витька разулыбался, осторожно прихлебывая из чашки поверх кота. Мастер ходил между столами с кружкой кофе, одной рукой беря то раскрытую книгу, то рисунок. Закрывал, ставил на полку, укладывал в стопку на стеллаже. Иногда ерошил темные вьющиеся волосы и доброжелательно поглядывал на Витьку глазами-вишнями.
- Я хоть разомнусь, часов шесть работал, почти не вставая. Допьете, на этой стенке можете посмотреть часть работ. И альбом с фото вот здесь, на столе.
Витька, торопясь, дохлебал кофе и осторожно переместил кота в нагретое кресло. Тот благодарно замурлыкал, не открывая глаз. Мастер отдернул полотняную занавеску, открывая ряд больших снимков, развешанных на стене.
Витька медленно шел вдоль стены, с восхищением разглядывая фотографии. Герои и нелюди, боги и демоны, звери и монстры.... Натюрморты с роскошными бабочками, сидящими на изысканных сосудах прозрачного стекла и чеканного металла.... Непонятные символы и гербы.... Рисунки размером с почтовую марку и вычурные композиции, занимающие всю поверхность руки, бедра, торса. Старинный паровоз с драконьей мордой на чьей-то мускулистой спине. Надписи на знакомых и неизвестных Витьке языках.
Он цеплялся взглядом за каждый снимок, уже с нетерпением ожидая следующего. И одновременно, не имея сил полностью оторваться от уже пройденного. Мастер наблюдал, улыбаясь. Потом сжалившись, предложил:
- Давайте, по-другому сделаем, - протянул руку под стол и щелкнул тумблером. Комната погрузилась в темноту. Остался подсвеченным только снимок, перед которым стоял Витька. Насмотревшись, он сделал шаг влево, свет погас и загорелась подсветка у следующей работы.
- Так лучше?
- Д-да, - отозвался Витька, ощущая в темноте скрытое движение образов, символов и предметов на просмотренных снимках. Правое плечо покрылось мурашками.
Вспыхнул следующий снимок и Витька окаменел, завороженно рассматривая огненную тигриную маску на мужском лице. Полосы пламенели, окаймляя светлые шальные глаза и улыбку-оскал существа, готового на все. Как отражение в стекле, через которое просматривается что-то - можно остановить взгляд на одном, и тут же перевести на другое.
- Это же...
- Гулли Фойл, - подхватил мастер, улыбаясь воспоминанию. Я был рад, что он захотел сделать именно это. Я тоже люблю эту книгу. И этого персонажа.
- Но как же он ходит - с таким лицом? Нет, здорово, конечно! Я хотел сказать, где он, ведь о нем бы все говорили!
- Это невидимая татуировка. Мы хотели сделать именно то, о чем написал Бестер. Работали долго. И все получилось. У меня всегда все получается.
- То есть, она появляется, когда он разозлится?
- Или испугается. Или обрадуется. Если вы читали, то знаете.
- Да-а! Послушайте, вы гениальный мастер! Почему о вас никто не знает?
- Мне это не нужно. Вы смотрите, смотрите. Время идет.
Через час Витька, упершись взглядом в последнюю страницу альбома, набирался смелости сказать мастеру, что он хочет посмотреть все еще раз.
- Вижу, не выбрали. Но второй раз смотреть бесполезно, - мягко сообщил мастер, - не переживайте, все придет.
- Понимаете, - Витька захлопнул альбом, - все настолько хорошо, что я не могу остановиться на чем-то одном.
- Значит, это все не ваше. Ну, ничего. Попробуем иначе. Вы рассказывайте мне, чего вам хочется больше всего на свете, а я буду делать эскиз.
Мастер сел на стол, утвердил на колене, обтянутом рваной джинсой, потертый альбом и потянулся за сигаретой.
Витька смешался. Его угнетала мысль, что он ничуть не лучше предыдущего клиента, который "все никак не мог определиться". И чего он хочет, в самом деле? Всего и много, как все? Все те, кто не обременен большим несчастьем, пожирающим желания? А так ли он всего этого хочет? И времени нет на раздумья!
И опять мастер уловил ход его мыслей:
- Подумайте о самом главном. Плюньте на все остальное.
- Я хочу, - медленно начал Витька, ощущая себя персонажем дешевого мистического фильма. В голове замелькали деньги, женщины, обольстительные до обморока; деньги; яхты с белыми парусами; студия, сверкающая софитами, деньги, тьфу - бред какой!
- Я хочу женщину, от которой у меня все время будет кружиться голова. Одну женщину! Я хочу летать с ней, - закончил он упавшим голосом. Помолчал секунду, убедился, что сказал именно то, что хотел, и повторил с вызовом:
- Да, я так хочу!
- Молодец! - отозвался мастер, не поднимая головы от альбома. Вьющиеся темные волосы падали ему на глаза. Он набрасывал эскиз, время от времени сдувая прядь с носа, - в вас есть смелость - не дали сбить себя с толку. Сейчас, один готов. Признайтесь, хотели сначала другого захотеть, да? Более растиражированного? Того, чего принято хотеть - эдакий набор плейбоя?
Витька засмеялся. Кыскнул кота и подхватил его на руки. Поглаживая кошачий живот, услышал пальцами и коленями, как завелся под теплой шерстью урчальный моторчик:
- Знаете, я себя чувствую, как в кино. Вы меня кровью расписываться не заставите?
- А вам кажется, что я исполняю желания? Второй готов. Сейчас сделаю третий - и выберете. Ошибаетесь. Это все психология. Вам же теперь с этой картинкой всю жизнь ходить. Вы должны ее любить. Как женщину. Или, как часть себя. Пусть по-разному, то пылко, то спокойно, но любить. Я не отращиваю вам еще одну руку или ногу. Я проявляю то, что в вас. Ну вот, готово.
Мастер соскочил со стола и подал Витьке первый набросок.
Витька разволновался. На листе он увидел бабочку. Черные бархатные крылья были покрыты витражной мозаикой разных отттенков. Черный с изумрудным оттенком, черный с пурпурным отливом, прожилки черного серебра, кайма по краю крыльев цвета старого золота. Витька восхищенно вглядывался в изломанность фрагментов, граница каждого из которых уже была рисунком следующего. Некоторые фрагменты были небрежно подштрихованы более яркими мелками.
- Там будут прозрачные детали, - подсказал мастер. И Витька вдруг прозрел и увидел, какая она вся хрупкая, его бабочка - просвечивает насквозь! А рисунок крыльев сложился в картинку и позволил увидеть нежный профиль, короткий носик, распахнутый глаз, вьющиеся волосы.
- Феечка! - нежно сказал Витька. Мастер улыбнулся.
- Был такой художник - Муха. Да... Смотрите следующий.
На следующем рисунке прямо на него летела чайка. Беспощадные ярко-желтые глаза с черной сердцевиной, разинутый в крике клюв. И над все этим - остро изломанные крылья - как два наточенных кинжала. Черные концы их казались испачканными кровью.
- Ух! - Витька невольно отодвинул рисунок и прищурился, чтобы сбить резкость очертаний.
Казалось, что птица приближается. Атакует. Он обратил внимание, что изображена она чуть сбоку и в повороте. Будто летела мимо, но, увидев его, резко вывернулась, начиная атаку.
- Видите, - сообщил мастер, - она летит на вас, но голова повернута, чтобы можно было хорошо разглядеть глаз. Посмотрите в глазок внимательно...
Витька всмотрелся, пытаясь избавиться от наваждения, - ему казалось, что птица находится в беспрерывном стремительном движении. И увидел, что зрачок - это крошечный силуэт, стройная фигурка в золоте огромного солнечного диска.
"Она выходит из воды" - подумал Витька. "Она ко мне идет!" - его слегка замутило от все усложняющегося движения - полет, поворот, текучесть воды, стремительность женского силуэта с откинутой за спину гривой волос - все перемещалось, оставаясь на месте. Его желудок плавно съехал вниз, вызывая в памяти ощущения детства - большие качели, уносящие в небо.
Он резко перевернул эскиз. Прижал бумагу ладонью. И беспомощно посмотрел на мастера.
Тот покуривал сигарету и смотрел на Виктора с непонятным выражением.
Витька прокашлялся и открыл рот. Мастер приподнял брови удивленно и несколько холодновато спросил:
- Что, будете смотреть третий?
- Если можно... - Витька чувствовал себя гадко, но остановиться не мог. Он ел глазами изнанку третьего эскиза, который мастер небрежно прижал локтем к боку, прикуривая следующую сигарету.
Мастер вздохнул, спрыгнул со стола и заходил по захламленным лабиринтам, продолжая держать рисунок под мышкой. Каждый раз, когда он поворачивался, Витька напрягался, надеясь увидеть хоть что-то на изломанном листе.
- Три желания, - раздумчиво говорил мастер, - три попытки, три дороги, три дочери царя... каким хламом забиты ваши головы! Откуда столько жадности? Вы уверены, что там, где третье, там самое лучшее! Вы думаете, чтО я придержал для себя? Что-то неимоверное! Вас восхитили мои эскизы, так? Но, не покажи я вам третий, вы останетесь разочарованы и будете вечно тосковать по тому, чего недополучили. И все потускнеет, станет ненужным. А я, которого вы сначала приняли за гения, стану для вас злобным садистом, из тех, что насмехаются за вашей спиной, похваляясь, как ловко они обвели вас вокруг пальца.
Витька слушал, чувствуя, как жар заливает шею, уши, лицо. Он опустил голову и ему казалось, что сейчас этот жар, стекая по носу, начнет капать на пол, прожигая линолеум. Тогда он резко поднял лицо и глянул на мастера отчаянными глазами:
- Как вас зовут?
- Что? А, да, мы же не познакомились. Я, обычно, не настаиваю на условностях. Люди приходят ко мне только один раз. Продолжения сотрудничества не бывает.
- Да, я это понял! Поэтому я растерялся! Я должен сделать выбор! Я не могу ошибиться! Вы - шанс, который не повторится ни-ког-да! Поймите! Эх, да ни при чем тут жадность! Я сам фотограф, - образы, цвета, тени, линии - моя профессия. Я восхищен неимоверно. Я в восторге! Но я хочу почувствовать толчок в сердце, понимаете? Вы же вытянули из меня сокровенное, чтобы сделать самый главный рисунок! Я увижу его и сразу узнаю, не сомневайтесь! И, если есть хоть малейшая возможность, я хочу ее использовать!
Он замолчал. Снова опустил голову. И заставил себя сказать:
- Если я не почувствую, я не буду делать татуировку вообще, обещаю.
Слова упали на истертый линолеум смятыми бумажками. После минутной тишины Витька поднял голову. И растерялся, натолкнувшись на взгляд, полный сожаления и понимания.
Мастер покачивал головой и медленно сминал так и не увиденный эскиз. Вздохнул, отбросил бумажный комок и, оторвав странный свой взгляд от витькиных отчаянных глаз, двинулся к стене с занавеской.
Подойдя, осмотрел старый шкаф, из тех, что бабушки называют "шифоньерчиками", примерился и ухватился с одной стороны.
- Идите сюда, помогите мне отодвинуть его от стены.
Витька подхватился, с готовностью ухватился за обшарпанную фанеру. Вдвоем они, пыхтя, отодвинули ветерана от стены.
Витька выпрямился, потирая поясницу, и посмотрел на большой лист белой бумаги, небрежно прикнопленный к стенке.
- Сейчас, сейчас... - Мастер отколупывал кнопки, складывая их в ладонь. Лист зашуршал, свернулся верхней частью и отвалился. Витька застыл, пожирая глазами открывшийся фотопортрет, намертво приклеенный к старой стене.
Это было черно-белое изображение. Спиной к зрителю сидела обнаженная девушка. Только что сидела ягодицами на пятках и, вот, собралась вставать. Плавно изогнув спину с цепочкой оттененных позвонков, она опиралась пальцами правой руки в пол - просто так, легонько и без напряжения. В правую же сторону была чуть наклонена голова - прямые черные волосы, едва доходящие до плеч, нежными иглами показывали направление наклона. Округлые ягодицы, уже приподнявшись над ступнями, слегка напряжены. И ступни с пальчиками, трогательно косолапо повернутыми в центр кадра, слегка ассиметрично смотрящие друг на друга. И узкие пяточки, на черно-белом снимке казавшиеся темнее, чем остальная кожа ("она же сидела на них" - с невыразимой нежностью подумал Вик, - "они темно-розовые"). Левая рука модели, показывая в сторону нежно-острым локотком, пальцами касалась левого уха, слегка взъерошив в этом месте волосы.
Съедая глазами снимок, каким-то слоем сознания падая в глубину отчаяния (за шкафом, не новый, нет ее, нет! Я не смогу до нее дотронуться никогда!), Вик не сразу заметил татуировку. Какое тату, если только что он увидел свою женщину!
Множество женщин пытаются уговорить мужчин в сладкий момент после сладкого оргазма - я твоя женщина! И многие мужчины, отчаявшись и ощущая неумолимое течение времени - песок меж растопыренных пальцев (а что я смогу через пять-десять-пятнадцать лет?), кивают головой в душной темноте, насыщенной испарениями джунглей - да! Не забыв уточнить про себя - ну, наверное, да....
А сейчас Вик упал глазами в эти линии, оттенки, полутона - без всякого "наверное".
Это было то, что напыщенно выделяют большой буквой, жирным курсивом - кто как может, короче. Вик знал, что сможет жить дальше и не зачахнет, конечно. Но одновременно он знал, что никакие послеоргазменные "я - твоя" не обманут его с этого мгновения. И понимание того, что он мгновенно узнает свою женщину, не сомневаясь, среди сотен и тысяч фэйков, наполнило его страдальческой гордостью и восторгом. Ведь было и страдание от осознания того, что это может и не случиться. Вику предстояла жизнь без иллюзий. С открытыми глазами. Но с возможностью увидеть больше, чем кто-либо.
- Ну? - суховато поинтересовался мастер, и у Вика в голове возник мгновенный образ ухватывающего за крыло, чтобы грубо прервать полет в самом начале.
- Сейчас, - неопределенно пробормотал Вик, давая себе команду собраться с мыслями. И увидел.
Татуировка занимала всю спину. С правого плеча к позвоночнику стекало прихотливо орнаментированное тулово, чтобы, мускулисто изогнувшись посреди спины, окантовать сбоку левую ягодицу и, под ней, сужаясь, уйти в пространство между нежными бедрами. Завороженно следя глазами за изгибами рисунка, додумывая те части, которые пришлись на живот и грудь (здесь Вику стало просто нехорошо), Вик опустил взгляд на левую ногу модели и увидел ожидаемое окончание рисунка - узкий хвост, захлестнувший тонкую щиколотку.
- Они смотрят друг на друга, - шершавым голосом сообщил мастер. И Вик с яростной ревностью понял, что тот тоже не может просто смотреть на снимок. Может, поэтому, он задвинут шкафом и закрыт всякой ерундой?
- Ее голова лежит... на левой груди. И, когда она опускает глаза, их взгляды встречаются. И она гладит себя... по узкой голове, ощущая сухую гладкость разрисованной кожи. Она и она...
- Хватит, - сказал Вик, стараясь, чтобы голос его отличался от голоса мастера, - да, я вижу, да, это - мое.
Оба помолчали, собираясь с духом, чтобы перейти на обыденные рельсы обсуждения деталей. Мастер кашлянул.
- Подержите кнопки, - он ссыпал Витьке в ладонь прохладные колючки и завозился с упавшим на пол листом.
Потом он прикнопливал непослушный лист, скребя пальцами по Витькиной ладони. Лист сворачивался и тыкал мастера углом в лицо.
Потом они вдвоем задвинули на место шкаф. И мастер увел Витьку в маленькую комнатушку с медицинским креслом, застеленным белым полотном.
- Снимайте брюки, садитесь, - отрывисто сообщил он из угла, склонившись над раковиной умывальника.
Витька, хоть и удивился несколько, но не возражал. Он был уверен, что теперь-то все будет сделано, как надо. И был спокоен. И с любопытством разглядывал небольшой столик, татуировочную машинку на подставке и вереницу крошечных скляночек с цветными чернилами.
Мастер вернулся от умывальника уже в хорошем расположении духа. О чем бы он до этого не думал, сейчас, похоже, он выкинул из головы все мучительные мысли. Усевшись напротив, он взялся руками в тонких латексных перчатках за Витькину ногу и утвердил ее перед собой.
- Конечно, то что вы увидели - всего лишь толчок в заданном направлении. Я не буду мучить вас, разрисовывая все тело. Мы сделаем небольшую змейку, надо только правильно выбрать место. Будут возражения - говорите.
Он держал ногу сильными ладонями, слегка поворачивая ее перед собой. Взялся за ступню, согнул ее, подвигал, наблюдая за движением сухожилий и связок. Потянулся за фломастером и уверенными движениями повел линию, объясняя:
- Видите, самый кончик хвоста здесь, от пальцев. Затем через подъем, чуть наискосок - выше косточки выходим на внешнюю сторону икры. Если смотреть сзади, то на икре будет самое широкое место туловища змеи. По диагонали змейка пересечет икру и уйдет, сужаясь, на внутреннюю сторону. И здесь, на передней части - голова. Не так , - он оторвал фломастер и показал над кожей движение вверх, - чтобы не создавать излишней симметрии, а либо вниз головка будет смотреть, либо почти в сторону и самую малость вверх.
- Да, - сказал Витька, вспомнив слова мастера о взгляде глаза в глаза девушки и змеи, - если нельзя совсем вверх, то лучше самую малость вверх.
Мастер поднял голову, посмотрел темными глазами на Витьку и улыбнулся:
- Не переживайте. Все будет.
- Я понял.
- Тогда гляньте в зеркало, как это будет смотреться. И начнем.