Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Звонкий ветер странствий 1-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Серия - "Двойник Светлейшего".
  
   Первая книга - "Страж государя" - выходит в сентябре 2009 года в издательстве "Астрель СПб".
   Вторая книга - "Северная война" (рабочее название) - в декабре 2009 года.
  
   Вниманию читателей предлагаются первые три (рабочие) главы третьей книги - "Звонкий ветер странствий" (рабочее название).
  
  
   "Звонкий ветер странствий"
   ("Славная эскапада", "Через шторма и сраженья")
  
  
   От автора
  
   Каково это - прожить шестнадцать лет "в шкуре" Александра Даниловича Меньшикова, Светлейшего Князя Ижерского, царского любимчика, баловня судьбы, одного из богатейших людей России? И вдруг...
   Вдруг, царская немилость, изгнание, полная неизвестность.
   И путь лежит на запад, но - к землям восточным: через ураганы, бури, схватки с пиратами, людоедами и самураями...
   Но, и в конечной точке маршрута путников не ждёт тёплый приём: новые схватки, новые труды праведные, бесконечные...
  
   Автор
  
  
   Глава первая
   И на флаге - чёрная златоглазая кошка...
  
   Наступил июнь 1703 года. Александр Данилович Меньшиков, Светлейший Князь Ижерский, генерал-губернатор Ингрии, Карелии и Эстляндии, кавалер ордена Андрея Первозванного - со звездой и голубой лентой, один из богатейших людей России - откровенно благоденствовал. Дела шли - лучше не бывает: новый город-порт успешно строился, возводились крепкие береговые молы, корабельные верфи, по Финскому заливу плавали русские многопушечные корабли, не подпуская к берегам невского устья шведский флот неугомонного короля Карла Двенадцатого.
   Вернее, по-настоящему Светлейшего Князя звали - Егор Петрович Леонов, был он послан в Петровские времена из далёкого и необозримого Будущего, и ещё в 1687 году "заменил" подлинного Алексашку Меньшикова. То есть, Егор Леонов переместился в самый конец семнадцатого века, а Александр Данилович - в славный 2009 год.
   Возникла вот такая необходимость. Некоторые злонамеренные инопланетные "экспериментаторы" решили отправить в Прошлое своего агента - с задание убить русского царя Петра Первого. Зачем? Да так, ради праздного любопытства: посмотреть, а что будет в этом случае с многострадальной Россией? Какой путь развития выберет русская элита того времени? В каком состоянии Россия, в этом раскладе, подойдёт к рубежу двадцатого века? Сохранится ли, как единое и великое государство, или распадётся - на десяток-другой мелких? Вот тайная международная служба "SV", отстаивающая интересе землян, и решила направить "на место" царского денщика Алексашки Меньшикова опытного военного телохранителя из 2009 года со строгим заданием: бдительно и тщательно охранять царя Петра, не допустить - любой ценой - чтобы ход Истории изменился. Ну, не знали тогда сотрудники "SV", что любое значимое вмешательство в Прошлое каждого конкретного мира - не оказывает никакого воздействия - на Настоящее и Будущее этого же мира. Просто в этом случае рождается мир новый, параллельный, развивающийся самостоятельно.... А, может, и знали. Просто не хотели, чтобы появился этот параллельный мир...
   Какие такие "экспериментаторы" и что ещё за международная служба "SV"?
   Вот как в 2009 году объяснял Егору глава (Координатор) этой службы:
   - Вы в школе изучали биологию? Наблюдали через микроскоп за капелькой воды, наполненной разными микробами? И острой иголкой тыкали в капельку? Очень хорошо! Тогда вы должны правильно понять меня. Представьте себе, что наша с вами древняя и прекрасная планета Земля, вместе со всеми её обитателями, это просто обычная "капля воды, наполненная микробами", - под чьим-то микроскопом. Для нас проходят века, для того, кто сидит за микроскопом, - часы, а может даже - и минуты. И этот неизвестный исследователь, а по факту - многочисленные исследователи, упрямо ставят над бедными "микробами" разные опыты! Какие опыты? Да, самые разные. Например, определённому виду бесконечно глупых обезьян делаются инъекции, способствующие активизации работы головного мозга. Стимулируют и катализируют, выражаясь по научному, процесс естественной эволюции. Время от времени доверчивому человечеству подбрасывают коварные "подарки": колесо, технологию плавки бронзы и железа, письменность, счёты, современную демократию, двигатель внутреннего сгорания, динамит, ядерную бомбу, Интернет....Чтобы придать всему исследовательскому процессу требуемую динамику. Параллельно с этим осуществляются сложные и неоднозначные психологические эксперименты, моделируются различные поведенческие ситуации, провоцируются экстремальные процессы... Допустим, только на минутку, что такие одиозные фигуры, как Александр Македонский, Нерон, Наполеон, Пётр Первый, Емельян Пугачёв, Ленин, Гитлер, Сталин - и многие другие неординарные личности, достаточно серьёзно поменявшие ход развития истории человечества, появились не сами по себе.... Спрашиваете, откуда они тогда взялись? От верблюда. Их ввёли в игру наши "экспериментаторы". Понимаете теперь? "Экспериментаторы", как легко догадаться, не являются жителями нашей планеты. А служба, которую я имею честь предоставлять, как раз и отстаивает интересы "капельки воды, наполненной мирными микробами". Человеческой расой, то бишь. Пресекаем, по мере наших скудных сил, наиболее опасные и изощрённые эксперименты. Вот и вам, господин Леонов, мы предлагаем: оказать одну важную услугу - всему человечеству, так сказать, в целом...
   Что ж цели и задачи у службы "SV" были, безусловно, высоки и благородны, Егор согласился на сотрудничество, подписал пятилетний Контракт и отправился в далёкий 1697 год - времена дремучие, жестокие и кровавые...
   И первые пять лет Егор честно старался максимально честно и дотошно соблюдать все требования Контракта: предотвращал многочисленные покушения на жизнь Петра Первого, организовал действенную охранную структуру, искренне старался, чтобы его действия не нарушили ход Истории.
       Но, по истечению срока Контракта, обратного "замещения" не последовало. Так вот получилось: произошла досадная техническая накладка, и Егор остался в Прошлом. Очень скоро он "обиделся" и начал подозревать, что служба "SV" его пошло обманула и подставила. А тут ещё и Любовь....
       И Егор начинал действовать на "своё усмотрение", всё больше и больше увлекаясь этим процессом, уже ставя перед собой чёткие и конкретные задачи.
   Даже сама мысль о возвращении назад - стала ему глубоко противна.
    Ход Истории изменился: пользуясь своими знаниями, полученными в Будущем, Егору удаётся уговорить царя Петра - в корне поменять всю военную стратегию России, что позволило избежать досадных воинских поражений, которые были в настоящей Истории, даже Питербурх был заложен не на островах Невского устья, а в сорока километров восточнее, там, где в двадцать первом веке находился город Ломоносов...
  
   Итак, наступил июнь 1703 года. Погода стояла достаточно тёплая, но было пасмурно, время от времени из хмурых серых облаков и туч начинал капать ленивый и задумчивый дождик. Поэтому праздничные столы были накрыты не в парке - возле звонкого фонтана, как задумывалось ранее, а на крытой террасе, примыкающей к дому, с которой открывался великолепный вид на Неву, где у новенького каменного причала на речных волнах тихонько покачивались старенький бриг "Король" и годовалый трёхмачтовый фрегат "Александр" - личный генерал-губернаторский корабль Егора, построенный, к тому же, на его собственные деньги.
   Поводов для скромных дружеских посиделок обнаружилось сразу два. Во-первых, необходимо было отметить новоселье: наконец-то была окончательно достроена василеостровская загородная вилла семейства Меньшиковых. А, во-вторых, Егоровой жене Саньке (Шурке, Александре, Сашенции), то есть княгине Меньшиковой Александре Ивановне, исполнялось двадцать шесть лет.
   На Васильевский остров были приглашены и дисциплинированно прибыли только самые близкие: Главный морской инспектор Алёшка Бровкин и его трёхлетняя дочка Лиза, вице-адмирал Людвиг Лаудруп - с женой Гердой и сыном Томасом, младшая сестра Герды Матильда - вместе со своим женихом - подполковником охранной Службы Фролом Ивановым, командир первого батальона Екатерининского полка подполковник Ванька Ухов, комендант Петропавловской крепости полковник Илья Солев, и комендант крепости Шлиссельбург полковник Прохор Погодин - с супругой и пятью детьми.
   А вот генерал-майор Василий Волков приехать не смог, так как во главе с пятнадцатитысячным воинским корпусом находился в Ливонии - готовился брать на шпагу город Митаву. Ждали, что из Москвы приедут и другие дорогие гости: царь Пётр Алексеевич, Екатерина и их малолетняя дочь Елизавета, царевич Алексей, царевна Наталья и князь-кесарь Фёдор Ромодановский. Но, совершенно неожиданно, третьего дня от царя пришло короткое письмо, в котором он извещал, что все московские высокородные особы прибыть не смогут - "по важнецким причинам, про которые будет рассказано отдельно".
   - Какое странное письмо! - обеспокоено удивлялась Санька. - Рука-то точно - Петра Алексеевича, а вот слова - совсем и не его: чужие какие-то, холодные да казённые.... Ты, Саша, часом, ничем не обидел государя?
   - Да что ты такое говоришь? - недовольно передёрнул плечами Егор. - Какое там неудовольствие может быть? Город строиться, флот свободно плавает по всему Балтийскому морю, шведы отогнаны далеко и надёжно, взяты с боем Выборг и Кексгольм...
   - Ну, не знаю, не знаю! - тяжело и неуверенно вздохнула жена. - Предчувствия у меня просто какие-то странные, очень нехорошие...
   До начала праздничной трапезы оставалось ещё больше часа, поэтому все присутствующие разбились на три равноценные группы, каждая из которых занялась своими важными делами.
   Женщины первым делом удалились на кухню: контролировать и подгонять поваров, мучить их бесконечными и противоречащими друг другу советами, по очереди снимать пробы с наиболее важных и ответственных блюд. Выполнив сию важную миссию, благородные дамы дружной стайкой направились внутрь дома: наряжаться и прихорашиваться перед высокими венецианскими зеркалами.
   Дети - во главе с неутомимым и хулиганистым двенадцатилетним Томасом Лаудрупом - с громким визгом носились по аллеям молодого парка, разбрызгивая во все стороны тёплые дождевые лужи. За ними присматривали няньки и денщики - под руководством Николая Ухова, родного дядьки Ваньки Ухова. Старый Николай занимал нынче должность Главного управителя всего этого загородного поместья Меньшиковых.
   А мужчины, дымя своими трубками, собрались вокруг небольшого костерка, лениво горящего в центре идеально круглой, только с утра аккуратно выкошенной травянистой площадки. Некурящий Прохор Погодин, внимательно наблюдавший за детскими играми и забавами, спросил у Егора:
   - Александр Данилович, смотрю, близняшки-то твои здесь, бегают, веселятся. А где же младшенький, Александр Александрович?
   - На Москве остался наш Сашутка, - грустно вздохнув, ответил Егор. - Катеньке и Петруше уже по семь с половиной лет исполнилось, большие уже совсем, самостоятельные. А Шурику только четыре годика, да и болел он сильно по этой весне, простуды замучили мальца. Опять же, тесть мой, Иван Артёмыч Бровкин как-то постарел резко, загрустил совсем. А тут ещё Алёшка свою дочку Лизу забрал в эту поездку. Вот Сашутка и остался с дедом, чтобы старику было не так тоскливо...
   - Александр Данилович! - обратился к нему маркиз-Алёшка, ставший после смерти своей жены Луизы чрезмерно серьёзным и неулыбчивым. - Когда же будем штурмовать Нарвскую крепость? Принято уже решение?
   - Да, братец, к пятнадцатому июлю велено собираться к Нарве. Наши две дивизии подойдут с осадной артиллерией от Питербурха, Пётр Алексеевич с отдельным корпусом подтянется со стороны Пскова. А Волкову Василию велено - после взятия Митавы - заняться Дерптом, то есть Юрьевым, если по-нашему...
   - Господа! - неожиданно вмешался Лаудруп, хорошо освоивший за последние годы русский язык, указывая рукой на Неву. - К причалу швартуется "Апостол Пётр". Я не велел ему этого делать. Сей фрегат должен был сейчас стоять в котлинском порту. Наверное, случилось что-то серьёзное.
   Егор вытащил из-за голенища ботфорта подзорную трубу, навёл в нужном направлении. Действительно, со стороны Финского залива неторопливо подходил "Апостол Пётр" - шестидесяти четырёх пушечный фрегат, недавно спущенный на воду флагман русского военно-морского флота.
   - Что ж, придётся встретить гостей неожиданных! - решил Егор, тщательно выбивая свою курительную трубку о каблук ботфорта.
  
   С борта замершего у причала "Апостола Петра" на пирс были переброшены длинные и крепкие сходни, по которым на берег стали торопливо спускаться солдаты в форме недавно созданной по Указу царя Московской дивизии - в полной боевой амуниции, с новенькими бельгийскими ружьями за плечами. У самого трапа замер - весь из себя гордый и независимый - подполковник Антон Девиер, демонстративно глядя в сторону и презрительно выпячивая вперёд нижнюю губу.
   "Опаньки! Сколько же их, человек сорок пять будет! Однако...", - неприятно удивился внутренний голос. - "Не иначе, совсем плохи дела наши, братец...".
   - Как это прикажите понимать, господин подполковник? - гневно посверкивая своим единственным голубым глазом, глухо и недобро спросил Алёшка Бровкин, обращаясь к Девиеру. - Что молчишь, сукин кот голландский? В морду захотел, гнида худосочная? Я к тебе обращаюсь....
   По сходням забухало грузно и размерено - под тяжестью уверенных шагов, знакомый раскатистый бас властно заявил:
   - Молчать, вице-адмирал Бровкин! У меня дело наиважнейшее, государево!
   На василеостровский берег неторопливо и важно, грозно и многообещающе хмуря свои седые кустистые брови, сошёл сам князь-кесарь Фёдор Ромодановский - начальник царской Тайной Канцелярии.
   - Здравствуй, Фёдор Юрьевич! - вежливо обратился к князю-кесарю Егор. - Проходи к столу, гостем будешь!
   - Извини, Александр Данилович! - невозмутимо прогудел в ответ Ромодановский. - Не в гости я приехал к тебе.... Извини, ещё раз. Указ царский у меня! - небрежно махнул рукой в сторону. - Давай-ка, отойдём на пару слов...
   Князь-кесарь уселся на каменный парапет набережной (уже одна десятая часть береговой линии Васильевского острова была забрана в камень), задумчиво глядя на речные просторы, поведал:
   - Знаешь, Данилыч, а я ведь давно уже подозревал, что ты - не от мира сего. Мне же - по должности моей важной - люди много чего рассказывают о том, что видали да слыхали. Каратэ это твоё, синяя глина, которую ты называл "кембрийкой", уменье откачивать утопленников, картошка и блюда из неё.... Стал я внимательно присматриваться к тебе, и многое мне показалось странным: и речь твоя, и повадки, и поступки - иногда избыточно милосердные. Всё ломал я себе голову: где же та верёвочка, за которую надо дёрнуть, чтобы до конца распутать весь этот тайный клубок? А потом мне охранный офицер из Преображенского дворца поведал одну интересную и занимательную историю. Мол, перед самым своим отъездом на штурм крепости Нотебурга, генерал-губернатор Меньшиков долго беседовал с Яковом Брюсом. И после этой беседы вышел означенный Меньшиков из Брюсовых палат очень-очень задумчивым.... "Ага!", - смекаю. - "Вот же оно...". Подступил я тогда к Петру Алексеевичу, чтобы он отдал мне этого богопротивного Брюса. Государь долго мне отказывал, а потом сдался, отдал.... Только при одном условии: Брюса не пытать и на дыбу не подвешивать. Мол, слабое здоровье у Якова, может не выдержать допросов с пристрастием и помереть. А ещё при этом нашем разговоре вспомнил Пётр Алексеевич об одном странном басурмане по имени Аль-кашар, который томился в заключении по приказу всё того же генерал-губернатора Меньшикова, в дальнем уральском остроге.... Что побледнел-то так, Александр Данилович?
   - Знаешь, Фёдор Юрьевич, мне одно только не понятно, - проговорил Егор помертвевшим голосом. - Ведь всё то, о чём ты сейчас рассказываешь, происходило почти три года назад. Почему же ты только теперь - приехал по мою душу?
   - Не всё так просто! - нахмурился Ромодановский. - Во-первых, с Аль-кашаром. Антошка Девиер, которого послали за этим арабом, по дороге заболел, всю первую зиму провалялся в горячке, руку ещё себе вывихнул - при падении с лошади. Наступила распутица, то, сё.... Потом, когда этого длиннобородого, всё же, доставили в Москву и вздёрнули на дыбу, выяснилось, что наш Аль-кашар по-русски не знает ни единого слова. Да и английский язык его.... Даже Пётр Алексеевич плевался во все стороны. Нашли, конечно же, достаточно быстро толмачей с турецкого языка. Они такого перевели - хоть сразу вешайся! Ладно, месяца через три (иноземца всё это время, почитай, с дыбы и не снимали, то есть - регулярно и планомерно на неё подвешивали), нашли человека, понимающего арабскую речь. Опять началась всякая дурь. Мол, ты, Данилыч, и не Данилыч совсем, а некто Леонов Егор Петрович, посланный к нам сюда из далёкого Будущего.... Иноземные доктора осмотрели тщательно этого басурмана, ознакомились с выдержками из его показаний. Все, как один, твёрдо заверили, что данный человек, безусловно, юродивый.... Что делать дальше? Тебя вызвать в Москву и вздёрнуть на дыбу? Так - что предъявлять? Что, мол, ты из Будущего проник к нам обманным путём, никого не спрашивая? Да...
   - Так у вас же ещё и Брюс был, - напомнил Егор.
   - Брюс, Брюс! - пророкотал низкий бас князя-кесаря. - Толку то.... Не велено его было пытать. Вот он и молчал. Очень плохо было Якову в темнице - без его книг, всяких хитрых штуковин и приборов, но, крепился, молчал, сукин кот.... И вот тогда-то я и догадался обо всём! - Ромодановский сделал многозначительную паузу. - Он многое помнил о тебе, охранитель, но и ты, наверное, знал про него что-то тайное и гадкое! За жизнь свою цеплялся Яшка. Понимал, что если он всё расскажет про тебя, то и ты не будешь молчать. А за ним, похоже, был великий грех, за который есть только одна плата - плаха. Это - в лучшем случае.... Что, я не прав?
   - Прав! - согласился Егор. - Но, давай, Юрьевич, всё же, перейдём к моей скромной персоне. Чего о покойниках рассуждать?
   - Это верно, про покойников-то! - поддержал его Ромодановский. - Им-то, точно, уже ничем не помочь. Сколь не старайся.... Короче, я так рассудил. Если Брюс узнает, что ты безвозвратно погиб, то, наверняка, станет гораздо сговорчивей. Что усмехаешься? Прав я? Одно только плохо, что поздно я додумался про это. Старость, мать её.... Ладно, разыграли ситуацию - по этим, как иноземцы говорят - по нотам. Объявили Якову - так, между делом, что ты, Данилыч погиб. Ну, при штурме всё того же Нотебурга. Мысли-то мои были просты: нет тебя больше, следовательно, и Брюсу нечего опасаться - вскрытия ответной тайны.... Как бы так - я рассуждал. Чего заулыбался-то, одобряешь? Правильно, что одобряешь.... Тут-то вот всё и сложилось - в единую картинку - как ты сам и любишь говорить.... Брюс, надо ему отдать должное, сперва не поверил. Но мы на восточном подмосковном кладбище выстроили твою могилку, Данилыч. Ты уж - извини! Настоящую такую, славную, с памятной табличкой и мраморным памятником: кавалер знатный в шляпе, с бронзовой шпагой в ножнах - на левом боку.... А ещё молоденькую дворянку нашли одну, которая здорово похожа на твою жену, прекрасную Александру Ивановну. Ростом, стройностью, фигурой, волосами серебристыми.... Яков-то к этому времени и слухом сделался слаб, да и зрение его единственного глаза ухудшилось. Ну, всё и прокатило. Встретился Брюс - около твоей, Данилыч, могилы - с твоей же "вдовой", ну, и поверил.... А после этого и рассказал про всё, что знал, более ничего не опасаясь. Главным образом, про фосфорные спички и про французского доктора. Сразу же взяли и господина Карла Жабо, вздёрнули на дыбу.... Сознался он во всём, конечно же. Причём, почти сразу. Как ты подговорил его, ещё в 1695 году, государя обмануть.... Когда об этом доложили Петру Алексеевичу.... Тебе про это лучше и не знать, охранитель! Даже я по этому поводу лишился переднего зуба. Да, и поделом: не досмотрел в своё время.... Очень уж государь убивался и сожалел. Не, это я не про тебя, Данилыч, а про русских баб и девок, которые - по твоей милости - прошли мимо государевой постели.... На этом следствие и закончилось. В горячке Пётр Алексеевич повелел: отрубить всем подлым ворогам головы. Это я про Брюса, Карла Жабо и Аль-кашара. Отрубили, понятное дело.... Теперь по твоей мерзкой персоне. Сперва и тебя государь хотел казнить: четвертовать, предварительно оскопив, ободрав кожу и выколов глаза. А жену твою, прекрасную Александру, отдать на солдатскую жаркую потеху.... А потом, вдруг, передумал. Может, просто пожалел, а, может, и не просто.... Короче. Вот тебе, господин бывший генерал-губернатор Ингрии, Карелии и Эстляндии, письмо от государя, - протянул обычный тёмно-коричневый конверт. - Прочти. Только торопись, охранитель. Время пошло. Тебе уже отплывать скоро. Ничего сейчас не спрашивай, в Указе, который я вскоре оглашу, всё будет сказано. Да и в письме царском, чаю, также...
   Когда Пётр бывал трезвым, то буквы в документах, начертанных его рукой, беспорядочно "плясали" в разные стороны. В крепком же подпитии царский почерк становился косым и убористым. А вот будучи смертельно пьяным, государь неожиданно для всех превращался в искуснейшего каллиграфа.
   "Судя по всему, Пётр начинал писать это послание абсолютно трезвым, а заканчивал, уже пребывая в полноценном пьяном бреду", - отметил внутренний голос.
   "Не ждал я от тебя, Алексашка, такого гадкого обмана!", - писал царь. - "От всех ждал, но, чтоб от тебя.... Мерзавец ты законченный! Пожалел для государя - жены своей.... Что, убыло бы от неё? А скольких утех сладостных я был лишён - по твоей подлой милости? Никогда не прощу! Злыдень ты первейший.... Да, ещё, по поводу золотишка. Ха-ха-ха! Если этот Аль-кашар не соврал, и ты послан к нам из Будущего, то для тебя это - дела пустяшные...".
   "Вот они - Властители! Нельзя им верить никогда!", - от души возмутился внутренний голос. - "Сколько раз тебе, братец, Пётр клялся - в своей братской дружбе? Мол: - "Я твой, Алексашка, вечный должник, век не забуду...". И перед Санькой нашей неоднократно рассыпался - в благодарности бесконечной. А теперь вот - получите и распишитесь.... Да, коротка ты, память царская! Хорошо ещё, что казнить не надумал. С него сталось бы...".
   - Ну, охранитель, всё прочёл? - вкрадчиво спросил Ромодановский. - Тогда пойдём к остальным, я зачитаю Указ государев...
   К причалу, тем временем, уже подошли женщины, облачённые в совершенно невероятные праздничные платья, сверкая драгоценными каменьями своих многочисленных золотых украшений, а дети удивлённо и восторженно разглядывали неподвижно замерзших у кромки воды солдат Московского полка.
   - Дядя Николай! - обратился Егор к Ухову-старшему. - Отведи-ка всех ребятишек в дом, пусть там поиграют. Займи их чем-нибудь интересным. Расскажи, что ли, сказку - про добрых и умных белых медведей...
   Дождавшись, когда старик - в сопровождении нянек и денщиков - уведёт детей, Егор попросил Ромодановского:
   - Дозволь, Фёдор Юрьевич, сперва мне сказать несколько слов народу? Объясниться, так сказать...
   - А что ж, и объяснись! - благодушно кивнул головой князь-кесарь. - Дозволяю!
   Егор снял с головы треуголку, сорвал свой пышный ярко-оранжевый парик и выбросил его в ближайший кустарник, после чего заговорил - громко и чётко:
   - Повиниться я хочу, господа. Вина лежит на мне великая. Немногим более восьми лет назад я обманул государя нашего, Петра Алексеевича. Не захотел я, чтобы царь воспользовался своим правом "первой брачной ночи" - в отношении невесты моей, Александры Ивановны, - внимательно взглянул на испуганную и слегка ошарашенную Саньку. - Вместе с известным вам доктором - Карлом Жабо - мы тогда обманным путём внушили государю, что ему смертельно опасно - вступать в плотские отношения с русскими женщинами. Вот и вся моя вина, господа...
   - Разве это вина? Да только так и надо было! - звонким голосом заявил юный Томас Лаудруп, невесть как умудрившийся избежать опеки старика Ухова, и тут же прикусил язык, получив от матери крепкий подзатыльник.
   - Теперь понятно, почему Пётр Алексеевич зимой 1695 года так безжалостно разогнал свой гарем, составленный из девок дворовых, - негромко пробормотал себе под нос Алёшка Бровкин.
   Ромодановский сделал два шага вперёд, вытащил из-за широкого обшлага камзола сложенный вдвое лист толстой бумаги и непреклонно объявил:
   - Всё, поговорили и хватит! Теперь я говорить буду. Слушайте, голодранцы, Указ царский! Про "Великая Малыя и Белыя..." пропущу, пожалуй. Сразу перехожу к делу, итак: "За подлый обман учинённый - лишить Меньшикова Александра, сына Данилова, всех воинских званий и наград, отписать в казну государеву все его деревеньки, дома и вотчины. Обязать означенного вора Александра Меньшикова - вместе со всем семейством его - отбыть навсегда из России. На его личном фрегате "Александр", не позднее двадцати часов после оглашения ему этого Указа. При дальнейшем появлении на берегах российских - казнить всех Меньшиковых и их прямых потомков - не ведая жалости. С собой семейство злодеев Меньшиковых может взять золото, драгоценности, вещи и людишек - только из загородного поместья василеостровского... ".
   - Как же так, Фёдор Юрьевич? - Санька громко и требовательно перебила князя-кесаря. - На Москве же остался наш сынок, Шурочка. Как же с ним?
   - Зачем, Александра Ивановна, прерываешь меня? - рассерженно нахмурился Ромодановский. - В Указе сказано и про это! Слушайте дальше: "За нанесенную обиду наложить на семейство Меньшиковых достойный штраф - сто пудов чистого золота. Только после выплаты этого штрафа им будет передан младший сын семейства - Александр, сын Александров...".
   - Сыночек мой! - тоненько завыла Санька. - Где же мы возьмём такую гору злата?
   - Успокойся, Саня, немедленно! - Егор впервые за всю их совместную жизнь повысил голос на жену. - Я знаю, где можно то золото достать. Есть на востоке земли дальние, тайные, богатые...
   - Ты правду говоришь? - небесно-голубые глаза супруги, наполненные хрустальными слезами, были огромны и бездонны, таким глазам соврать было невозможно.
   - Клянусь! - твёрдо ответил Егор. - Года за три должны управиться...
   "Понятное дело, призовём на помощь незабвенного Джека Лондона!", - незамедлительно отреагировал внутренний голос. - "Чилкутский перевал, Юкон, многочисленные ручьи, впадающие в эту реку.... Напряжёмся, вспомним лондонский текст, вычислим нужные ручьи, намоем золотишка. Ерунда, прорвёмся!".
   - Уважаемые господа! - вежливо и церемонно обратилась Санька к гостям. - Хочу извиниться, но трапезничать вам придётся без нас, столы уже накрыты.... Хотя, наверное, и вовсе не придётся, ведь и все наши вотчины отошли в царскую казну, видимо, вместе с теми столами. Про это вы у князя-кесаря спросите.... В любом случае - извините покорно! Вынуждена вас покинуть, ибо необходимо срочно заняться сбором вещей. Надо торопиться. Быстрей выплывем, значит, быстрей золото добудем - для выкупа нашего сыночка...
  
   Ромодановский, криво улыбаясь, шепнул Егору:
   - Ну что, Александр Данилович, то есть - Егор Петрович, вдоволь побыл "баловнем судьбы"? Сладко, небось? А теперь ты - изгнанник, бродяга бесправный. Вот, заодно и проверишь, из какого теста - на самом деле - ты слеплен....
   - Извини, Фёдор Юрьевич! - прервал князя-кесаря Егор. - Но мне пора идти собираться. Вон, жена меня уже ждёт, - кивнул головой на Саньку, требовательно поглядывающего на него, и обратился к Ухову-старшему, который уже отвёл детей в дом и вернулся к причалу: - Николай Савич, пойдём со мной, поможешь!
   Втроём они двинулись в сторону виллы (маленького и симпатичного дворца), Егор непроизвольно обернулся: все его гости, обойдя стороной Ромодановского и Девиера, сбились в компактную группу, что-то горячо обсуждая и возбуждённо размахивая руками.
   "А ведь они, наверняка, обсуждают, кому плыть вместе с нами!", - предположил внутренний голос. - "Что ж, в этом непростом походе лишних рук не будет...".
   Егор тронул жену за плечо:
   - Сашенция, ты иди в дом. Пусть горничные начинают носильные вещи собирать и паковать. Главное, не забудь про зимнюю одёжку, все свои драгоценности сложи в большую шкатулку, ордена мои присовокупи. Ну, и деньги собери в одно место. Знаешь ведь, где расположены все мои тайники? Молодец! Потом ступай на кухню, распорядись, чтобы все припасы продовольственные начали перемещать на "Александр".... Да, ещё. Присмотри в доме всяких оригинальных штуковин - с русским колоритом, ну, которые могут сойти за подарки. Мало ли, с какими хорошими людьми мы повстречаемся в этом долгом путешествии.
   - Знаешь, мне почему-то кажется, что и "Король" поплывёт с нами! - нестерпимо сверкая своими - самыми голубыми на этой планете - глазами, заверила его супруга. - Я видела, как Людвиг переглядывался со своей пампушкой Гердой. Кстати, я точно знаю, что они все деньги, зарабатываемые в России, регулярно переправляют в датские и голландские банки...
   - Ну, если так, то пусть продовольствие разделят на две части. Да, и о хмельном не стоит забывать, пусть кухонные мужики всё тащат к причалу, что найдут в винном погребе. Ещё, присмотри, чтобы скоропортящихся продуктов не грузили без меры.
   - А ты, Саша, куда?
   - Мы с Савичем пойдём мужиков отбирать, которые поплывут с нами. - Егор испытывающе посмотрел на Ухова-старшего: - Что, Иван Савич, хочешь ещё раз взглянуть на те земли, к которым ты хаживал вместе Семёном Дежневым и Федотом Поповым?
   - Конечно, хочу! - заверил его седобородый, но ещё крепкий старикан. - А куда, Данилыч, ты конкретно хочешь пойти? На Чукотку? Или - на земли камчатские?
   - Восточнее бери, старинушка, восточнее! - усмехнулся Егор.
   - Неужто - в гости к алеутам узкоглазым?
   - Да, на неё самую, на Аляску...
   В эту пору на Васильевском острове находилось достаточно много крепостных Егоровых крестьян, прибывших из его воронежских деревенек: восемь умельцев краснодеревщиков были задействованы на достройке дома, пять человек ухаживали за молодым садом, ещё полтора десятка каменотёсов трудились на невской набережной.
   Было как раз обеденное время и все работники усердно постукивали деревянными ложками о борта глиняных мисок, рассевшись по обе стороны длинного стола, над которым был установлен навес под красно-коричневой черепичной (в деревне Конау местные крестьяне изготовляли совсем даже неплохую черепицу) крышей. Чуть дальше, под другим, более скромным по своим размерам навесом, за коротким столом обедали пятеро солдат Александровского полка - с пистолетами, запиханными за широкие пояса и широкими солдатскими поясами на боку.
   "Нельзя иначе!", - словно бы оправдываясь, пояснил внутренний голос. - "Без солдатского пригляда молодые и неженатые мужики запросто могут пуститься в бега. Ты, конечно же, братец, у нас барин добрый и либеральный, лишний раз и плетьми выдрать не велишь, да, свобода - штука больно уж заманчивая...".
   - Сидите, сидите! - он махнул рукой и крепостным и солдатам. - А вот приём пищи - прошу временно прекратить! Дело у меня очень срочное, нетерпящее отлагательства. Ну, все готовы выслушать? По делам важным я - завтра на рассвете - отплывая в края дальние. Обратно вернёмся только года через три, может, и через четыре. Дело очень опасное, можно и головы сложить - в тех дальних землях. Поэтому не хочу никого принуждать, нужны добровольцы.... Хочу взять с собой, - задумался на минуту, соображая, сколько ещё человек можно разместить дополнительно в жилых помещениях "Александра" и "Короля", - двенадцать человек. По возвращению, в качестве награды обещаю: Во-первых, подписать вольную, во-вторых, выдать каждому - кто вернётся живым - по тысячи рублей...
   За обоими столами началось оживлённое перешептывание, постепенно перерастающее в бойкий говорок.
   - Барин, а вольную-то подпишешь только на мужиков? - робко спросил пожилой краснодеревщик Пантелей, в волосах и в бороде которого было уже в достатке седых нитей. - Как же быть с семьями?
   - И на жён с детишками выдам вольные! - согласился Егор.
   - А как же внуки?
   - Хорошо, и на внуков - так же!
   Через пять минут выяснилось, что все работники, без единого исключения, готовы отправиться в опасное плавание и побороться за свободу и тысячу рублей - деньги по тем временам для простого люда - просто огромные.
   - Тогда бросайте жребий! - велел Егор. - Савич, присмотри, чтобы всё было по-честному, без мордобития...
   - Господин генерал-губернатор! - обратился к нему молодой и краснощёкий сержант Александровского полка. - А можно и нам поучаствовать в этом деле? Больно уж тоже хочется - постранствовать, мир посмотреть, тысяча рублей - опять же...
   "Что ж, и хорошо обученные солдаты пригодятся! Тем более что в царском указе ясно сказано, мол, можешь с собой взять людишек с Васильевского острова. Там ведь совсем не уточнено - каких конкретно людишек...", - посоветовал внутренний голос и сделал неожиданное предложение: - "Может, стоит по пути зайти в Стокгольм? Попросить у короля Карла (он же к тебе, вроде, неплохо относиться, даже в гости звал) ещё парочку дельных кораблей? А ещё ведь есть Ерик Шлиппенбах. Когда ты перед штурмом Нотебурга выпустил из крепости всех женщин и детей, он что обещал? Мол, о твоём благородном поступке скоро узнает вся Швеция, теперь - ты лично, братец мой, и члены твоей семьи - можете рассчитывать на любую разумную помощь со стороны шведского дворянства...".
   - Ладно, будь по-вашему! - решил Егор. - Возьму с собой пятнадцать крепостных и пятерых служивых. Только, ребятишки, первую неделю плаванья придётся вам потесниться, не обессудьте. А сейчас, после метания жребия, понятное дело, вам придётся немного поработать...
   Ещё через полтора часа, когда на причал начали сносить вещи, продовольственные припасы и подкатывать бочонки с винами и русской медовухой, к Егору подошли Алёшка Бровкин и вице-адмирал Лаудруп.
   - Сэр Александэр! - обратился к Егору Людвиг. - Разрешите вас на несколько слов? Благодарю! Давайте тогда отойдём в сторону...
   Они прошли метров семьдесят вдоль каменной набережной, и присели на деревянной скамейке, выкрашенной в тёмно-синий цвет: Егор по середине, Алёшка и Лаудруп - по краям.
   - Нам с маркизом де Бровки поручено..., - начал датчанин.
   - Кем поручено? - широко улыбаясь, прервал его Егор.
   - Э-э..., вашими друзьями, уважаемый господин генерал-губернатор...
   - Можно, я объясню? - предложил Бровкин, видя, что Лаудруп слегка тушуется и заикается: даже пиратская серьга покачивалась в ухе как-то очень уж неуверенно, да и шрамы, украшавшие его мужественное лицо, смотрелись какими-то смущёнными. - Спасибо! Итак, Данилыч, мы решили отправиться вместе с тобой и домочадцами твоими в земли дальние, текст царского Указа это дозволяет.... Ты ведь не только наш начальник, а, как уже сказал Людвиг, наш друг. Для каждого из нас ты сделал очень многое, никогда не предавал, ну, и всё такое....
   - Что, неужели все решили плыть?
   - Не совсем, - на секунду замялся Алёшка. - Можно, я по порядку? Так вот, во-первых, это я и моя дочка. Про нас мы потом переговорим - наедине. Извини, брат мой датский, но так надо для дела! - печально подмигнул Лаудрупу. - Далее, Людвиг, Гертруда и Томас, Тут всё ясно: Людвиг поведёт "Короля", а Герда моей сестричке, а твоей жене, Данилыч, будет верной подружкой, чтобы наша Александра не заскучала в этих восточных краях.... В-третьих, Ванька Ухов и Илья Солев, ясен пень. Как же без них? Тем более что оба холостые и бездетные.... А вот Прохор Погодин остаётся. Не тащить же ему с собой пятерых детишек и жену, беременную шестым чадом? Ну, вот как-то так, командир!
   - А что Фролка Иванов и его Матильда? - спросил Егор.
   - Вот здесь-то, как раз, совершенно ничего не понятно! - снова подключился к разговору Лаудруп. - Как, любите говорить вы, русские: - "Сплошной туман!". Фрол очень хочет поплыть вместе с нами, а Матти - ни в какую! Говорит, что ей хорошо и в Питербурхе, и никуда она не поедет. Ты же, сэр Александэр, знаешь мою родственницу: красива, разумна, с холодной головой на плечах.... Снежная Королева, одним словом, как ты её любишь величать. Так что, не знаю, до чего они там договорятся...
   Ещё через пять минут датчанин - по извинительному жесту-сигналу Бровкина - поднялся на ноги и покладисто отошёл в сторону.
   - Есть у меня, командир, один план, - обратился Алёшка к Егору. - Рискованный, конечно, да ничего не поделаешь, надо нам обязательно подстраховаться: наш государь, Пётр Алексеевич, будет не из тех людей, которым можно доверять безоговорочно. Сам ведь знаешь, своё царское слово - царь всегда может и обратно забрать, без зазрения совести. Так что, выслушай меня внимательно и не торопись - сразу говорить "Нет!"...
  
   Погрузка шла большую часть ночи, благо - белой. Только часам к четырём утра будущие путешественники прикорнули ненадолго, но к восьми все снова были уже на ногах, облачившись в удобную походную одежду: Санька и Герда даже - для пользы дела - обрядились в мужские охотничьи костюмы.
   - Великовато, правда, немного! - расстроено вздохнула Сашенция. - Да, ничего, ушьём потом, укоротим.
   Лаудруп, щедро обслюнявив свой указательный палец, поднял его высоко вверх, после чего радостно объявил:
   - Есть слабый юго-восточный ветерок, зюйд-ост, по-морскому! Поставим побольше парусов и пойдём.... Только вот, сэр Александер, - вопросительно посмотрел на Егора, - под каким флагом? Под русским? Так вроде бы, уже нельзя? Опять же, в Балтийском море можно запросто нарваться на шведскую эскадру...
   - Пойдём под моим личным знаменем! - Егор указал рукой на высокую мачту, установленную на северном конце причала, на верхушке которой лениво трепетал на слабом утреннем ветерке странный флаг: чёрная кошка с золотисто-жёлтыми глазами - на нежно-алом фоне.
   Это Егорова жена года два назад заявила, мол: - "Светлейшим Князьям полагается иметь свой герб, девиз и флаг!". Потом сама и придумала - эту чёрную кошку с золотистыми глазами. Под Санькиным надзором, швеи и изготовили это знамя. Методом аппликации, нашив поверх алого полотна ("На фоне утренней зари!", - объяснила супруга), чёрную кошку - с заранее пришитыми хищно-жёлтыми (с вертикальными чёрными зрачками) глазами. А вот вопрос с девизом до сих пор оставался открытым.
   "Надо будет напрячься, вспомнить что-нибудь подходящее из того же Джека Лондона!", - подумал Егор, а вслух выразил определённое сомнение - в собственной же идее:
   - Только вот незадача: кораблей-то у нас два, а флаг - только один...
   - За кого ты меня принимаешь? - всерьёз обиделась Санька. - Я что - плохая хозяйка? Бога побойся, Саша! Конечно же, у меня имеется и второй флаг. Как же иначе? Когда первый - раз в три месяца - отправляется в стирку, то вместо него вывешивают запасной...
   К причалу, грузно переваливаясь с боку на бок, подошёл Фёдор Ромодановский. За ним, приотстав метров на пять-шесть, предупредительно следовал Антошка Девиер - в сопровождении десятка солдат Московской дивизии, остальные её бойцы по-прежнему бдительно застыли у корабельных сходней.
   - Ага, Александр Данилович, смотрю, у тебя попутчики образовались? - непонятно и чуть насмешливо прищурился князь-кесарь, посматривая на Лаудрупа и Бровкина, беззаботно куривших в отдалении свои трубки. - Какими ты шкиперами разжился, аж завидки берут! Во-первых, оба адмиралы. А, во-вторых, оба - вылитые пираты! У датчанина морда вся в шрамах и усищи - как у деревенского таракана, а маркиз одноглаз, с повязкой чёрной, закрывающей пустую глазницу. Блеск! Только вот: на каком основании ты этих, да и прочих особ высокородных, тащишь с собой? По какому такому праву?
   - Указ царский позволяет мне это, - равнодушно пожал плечами Егор. - Все эти персоны на момент зачтения высокого Указа находились на Васильевском острове. Так что, как говорится, извиняйте, господа хорошие, но я нахожусь в своём праве...
   "Ох уж, этот Указ! - недовольно зашептал подозрительный внутренний голос. - "Не похож Пётр Алексеевич на легкомысленного чудака. Ох, не похож! Может, он специально оставил в документе эту лазейку? Зачем? А чёрт его, хитрюгу длинноногого, знает.... Например, решил направить вместе с тобой своего верного шпиона - выведать, куда ты направишься за золотом. А, что? С нашего царя станется! Совсем он не такой простачок, каким обожает претворяться...".
   - Как же так, Фёдор Юрьевич? - зашипел за спиной Ромодановского подполковник Девиер. - Пётр Алексеевич недовольны будут, разгневаются...
   - Пшёл вон, Антошка! - басом рыкнул князь-кесарь. - Отойди, сукин кот, в сторонку и солдат прихвати с собой! Все отойдите, обормоты суетливые! - дождавшись, когда его приказ будет выполнен, печально улыбнулся Егору, проговорил, скорчив добродушную гримасу: - Да, промашка получилась с этим Указом, не доглядели. А, с другой стороны, не мне спорить с царскими словами, не по чину.... Ладно, плывите, гуси-лебеди! Что передать-то Петру Алексеевичу?
   - Передай, Фёдор Юрьевич, что года через три-четыре означенное золото будет обязательно доставлено. Или морем в Питербурх, или сушей - прямо в Москву. Я верю, что государь сдержит своё обещание и отпустит моего мальчика...
   - Сдержит, я прослежу за тем, - пообещал Ромодановский и заинтересованно спросил: - Ты своим-то ещё не рассказывал, что сам будешь - из Будущего? Ну, и не рассказывай. А то ещё решат, что ты сошёл с ума, и разбегутся в разные стороны, от греха подальше.... Ещё вот скажу, вернее, предупрежу. Не стоит языком трепать в Европах - насчёт хитрых таблеток этого француза. Понятно? О сыне помни, бывший Светлейший князь.... Знаешь, Данилыч, - заговорщицки подмигнул Егору. - Я и сам - сплавал бы с тобой, развеялся бы. Да, вот, не гоже государя совсем одного оставлять, не по-честному это.... Что ж, удачи тебе, Странник! Как там это говорится у моряков? Ага, вспомнил. Семь футов вам под килем!
  
   Ещё через два с половиной часа все три корабля вышли в серо-стальные воды Финского залива. "Апостол Пётр" - под Андреевским флагом - чуть отстал, как это и полагается бдительному конвоиру. "Александр" и "Король" шли бок о бок, словно близкие и верные друзья, на их передних мачтах были подняты княжеские флаги Меньшиковых: гордые золотоглазые чёрные кошки - на фоне алой утренней зари...
  
  
   Глава вторая, короткая и очень спокойная
   Стойкие оловянные солдатики в Стокгольме
  
   Трёхмачтовый бриг "Король", заложенный двенадцать лет назад на лондонских верфях, считался уже стареньким. Кроме того, он строился сугубо как торговое судно, поэтому имел вместительные трюмы и был при этом очень широким и внешне неуклюжим, напоминая Егору приземистого английского бульдога.
   - Ничего, зато он очень устойчив на волне и послушен рулю! - беспечно и искренне нахваливал свой бриг Лаудруп, теперь уже и непонятно кто: то ли вице-адмирал, то ли снова обычный капитан. - Правда, пушек маловато - всего-то двенадцать. Да, ничего страшного, Бог, как известно, он помогает смелым ....
   На борт "Короля", кроме самого датчанина, корабельной команды и рядового состава экспедиции, взошли: Гертруда и Томас Лаудрупы, Егор, Санька и их дети, Николай Ухов да молчаливый Фрол Иванов, сразу же удалившийся на корму, откуда и наблюдал за постепенно отстающими от них парусами "Апостола Петра".
   - Что, подполковник, осталась на берегу твоя Матильда? - Егор положил свою руку на широкое плечо Иванова.
   - Почему - на берегу? - подчёркнуто невозмутимо ответил Фролка. - Она поднялась на борт "Апостола Петра". Опираясь на плечо этого..., - чуть слышно скрипнул зубами, - прыща голландского, Антона Девиера.
   - Так оставался бы с ней! Чего с нами-то поплыл, спрашивается? Личное счастье, поверь мне, оно всего дороже...
   - Не, Александр Данилович, ничего бы уже не получилось! Матти, она же очень умная. Сразу сообразила, что я - уже далеко неблестящая партия. Как это почему? Понятно, что сейчас все люди, которые с тобой, Данилыч, водили дружбу, навсегда лишатся всякого карьерного роста. Диалектика, как ты сам любишь говаривать.... Матильда тут же всё смекнула, меня стала избегать и сторониться, а этому Антошке голландскому, наоборот, начала строить глазки.... Так что, может, оно всё и к лучшему. Вдруг, да и встречу в дальних странах свою настоящую любовь...
   Оставив Фролку наедине с его разбитым сердцем, Егор прошёл на капитанский помост и поинтересовался у Лаудрупа:
   - Людвиг, а что ты не поднимаешь своего адмиральского вымпела? Раз командор всего похода, то бишь я, нахожусь на борту этого брига, значит, и твой "Король" является флагманским судном.
   - Честно говоря, российский адмиральский вымпел мне теперь как-то неудобно поднимать, - задумчиво пощипывая свой длинный пиратский ус, сообщил датчанин. - Как не крути, а я в это плавание отправился без одобрения Петра Алексеевича, государя русского. Есть, конечно, у меня и свой личный вымпел. Оставшийся ещё со старых добрых времён. Только вот, рановато его пока поднимать, - улыбнулся неожиданно хищной улыбкой. - Когда выплывем в Атлантику, вот тогда и подниму. Кстати, командор Александэр, мы ведь так и не оговорили предстоящий маршрут. Куда, в конце концов, мы следуем? Дальние восточные земли.... Неужели вы говорили про арабские страны? Или - про Индию? Какие будут промежуточные остановки? - поднял руку вверх. - Извините, мне надо отдать моему помощнику необходимые указания, - перешёл на английский язык: - Енсен, морда медлительная, ты же видишь, что ветер ослаб. Прикажи ещё добавить парусов! Все поднимайте, кроме кливеров...
   Егор нервно потёр ладонью свой лоб. Лаудруп, конечно же, был моряком опытным, плавал в Балтийском, Северном и Средиземных морях, ходил к Исландии и Шпицбергену, посещал Канарские острова и португальский остров Мадейру. Из обрывочных фраз можно было сделать вывод, что в бурные молодые годы он познакомился и с тёплыми водами Карибского моря. Но всё это, даже вместе взятое, было сущей ерундой - перед предстоящим маршрутом. Не испугается ли шкипер, не раздумает ли? Без него всё многократно бы усложнилось...
   - Проходим проливом Ла-Манш, - начал Егор свои скупые объяснения. - Доходим до южной оконечности Португалии, после чего пересекаем Атлантический океан. Далее, вдоль американского побережья идём на юг, огибаем мыс Горн...
   - Ничего себе! - присвистнул Лаудруп. - Потом - что? Пересекаем Тихий океан?
   - Нет, идём вдоль американского берега на север. Пока не упрёмся в полярные льды. Вот там и остановимся, будем добывать золото. Примерно как-то так...
   - Красивый маршрут! - чуть насмешливо одобрил Лаудруп. - Шансов, что останемся в живых, мало совсем. Впрочем.... Золота, говорите, много в тех дальних краях, сэр Александер? Если всё получится, то обратно пойдём тем же маршрутом?
   - Золота там хватит на всех! - уверенно пообещал Егор. - И Шурку выкупить, и ещё останется вдоволь. Разделим по-честному, не сомневайся.... Что потом будем делать? Да, можно будет вернуться обратно, выкупить у царя Петра нашего Шурочку и обосноваться где-нибудь в Европе. А, вдруг, какие-нибудь земли, что встретим по дороге, нам очень понравятся? Тогда один из кораблей доплывёт до русского Охотска, Солев и Иванов сушей отвезут золото в Москву, а потом, уже вместе с Шуриком, вернутся обратно. Ну, и ещё имеется один вариант, о котором я пока не хочу говорить, чтобы не сглазить.... Ладно, потом разберёмся!
   Внимательно посмотрев направо, где по балтийским волнам уверенно продвигался на запад 44-х пушечный "Александр", Лаудруп одобрительно прокомментировал:
   - Молодец, Емельян Тихий, умелый шкипер! Только половину парусов поднял!
   - Почему - только половину? - не понял Егор, приветливо махая рукой Ваньке Ухову и Илье Солеву, стоявшим на капитанском мостике рядом с Емельяном. - Ты сам-то велел Енсену - поднять все паруса, кроме кливеров.
   - Так "Александр" то - фрегат! - пояснил датчанин. - Он длиннее и гораздо уже моего "Короля", поэтому и быстроходнее. Если бы сейчас на "Александре" стояли все паруса, то он для нас смотрелся бы - крохотной точкой на горизонте.... Ясли я правильно понял, сэр Александэр, наша первая остановка будет в порту моего родного Копенгагена? Продовольствия подкупим, оружия, пороха, запасёмся свежей водой...
   - Нет, шкипер, держим курс прямо на город Стокгольм! - огорошил Лаудрупа Егор.
   - Как - на Стокгольм? - брови Людвига неудержимо поползли вверх. - Но, там же шведы! А на подходе к Стокгольму дежурит серьёзная многопушечная эскадра...
   - Ничего, Людвиг, в 1699 году на Митаве я встречался со шведским королём и у меня есть бессрочная путевая охранная грамота за его подписью. При предъявлении этой бумаги все подданные Карла Двенадцатого обязаны незамедлительно сопроводить меня в столицу шведского государства.
   Лёгкий утренний туман окончательно рассеялся, и балтийская водная гладь, покрытая лёгкой рябью, весело искрилась под лучами ласкового июньского солнышка. Подгоняемые лёгким зюйд-остом корабли, обогнув остров Котлин с севера, устремились на запад. На северо-западе из вод залива выступали одиночные голые скалы, над которыми кружили беспокойные белые чайки. За скалами угадывались смутные очертания неизвестного парусника. "Апостол Пётр" резко повернул на юг, к гостеприимному порту Питербурха.
   - Неужели мы больше никогда не увидим России? Как там наш Шурочка? Как мой папенька, Иван Артёмыч, переживёт всё это?- крепко прижимаясь к его плечу, горестно спросила Санька, и Егор почувствовал, как на кисть его правой руки упала крохотная горячая капелька, за ней - вторая...
   Егор бережно обнял жену за нежные плечи, осторожно коснулся губами её светло- льняных, почти платиновых волос.
   - Хорошо, что мой братец Алёшка решил остаться в России! Присмотрит за батюшкой, за младшеньким Гаврюшкой, вообще..., - нервно вздохнула Санька. - Жаль только, что в этой неуклюжей спешке я не успела попрощаться с Лизой, племянницей, поцеловать её на прощанье...
   Поддерживая жену под локоток, Егор помог ей спуститься по короткой лестнице вниз, провёл в кают-компанию, оборудованную на время плавания - по крайней мере, до Стокгольма - под обиталище женско-детской части коллектива экспедиции. Вдоль стен помещения были расставлены и крепко прибиты к доскам пола кровати, в дальнем конце виднелись компактно сложенные многочисленные тюки с одеждой, бельём и посудой, а весь пол был завален различными детскими игрушками.
   На одной из застеленных кроватей юные Петя и Катенька Меньшиковы увлечённо, не обращая на чуть заметную качку никакого внимания, играли в шахматы. Томас Лаудруп внимательно и заинтересованно наблюдал за игрой. А Герда вместе с крепостной девушкой Лушей, взятой в путешествие в качестве общей (ну, не было на корабле лишних мест!) горничной Саньки и Гертруды, разбирали и сортировали разную одежду.
   - Что, попрощались с родимыми берегами? - не отрываясь от дела, спросила Герда и вдруг насторожилась, указывая рукой на дверь крохотного чулана: - Ой, что это? Слышите? Как будто ребёнок плачет....
   Санька быстро подошла к чулану, распахнула дверцу, на мгновение замерла, обернулась и беспомощно посмотрела на Егора:
   - Саша, там - Лиза...
   Плач тут же затих и задорный детский голосок объявил:
   - Конечно, Лиза! Давай, тётя Саня, играть! А ещё я хочу яблочко...
   Петька и Катя, тут же забыв о своих шахматах, бросились к чулану и через несколько секунд вытащили оттуда свою рыженькую двоюродную сестрёнку.
   - Лизок с нами! Ура! - громко и радостно завопил Томас Лаудруп. - Лизок! Вот тебе - яблоко, кушай! Откуда ты здесь объявилась?
   Минут через восемь-десять, когда общий ажиотаж от неожиданной находки пошёл на спад, а дети дружной четвёркой решили заняться карточными играми, Санька отвела его в сторону и потребовала дать объяснения. Гертруда, изнывая от любопытства, тут же присоединилась к своей подруге.
   - Это сам Алёшка предложил! - шёпотом, чтобы не слышали Лушка и дети, объяснил Егор. - Так, мол, будет достовернее, и царь непременно поверит, что маркиз остался в России без злого умысла.... Понимаете?
   - Нет! - хором ответили женщины, глядя на него удивлёнными, широко распахнутыми глазами.
   - Алёшка считает: при таком раскладе царь скорее поверит, что он, Алёшка то есть, решил остаться в России по своей доброй воле. Мол, мы, законченные злодеи, даже его дочку тайно и коварно выкрали и взяли с собой в плавание, а маркиз - из-за своей безграничной любви к государю - не поплыл с нами, вернулся в Москву.
   - Но - зачем? - продолжала недоумевать Санька.
   - Твой брат предупреждает, что нашему царю, как, впрочем, и всем всесильным Властителям, не стоит доверять...
   - Не стоит, согласна! Но, что конкретно вы придумали?
   - Это всё Алёшка, - тихонько вздохнул Егор. - Он же долгие годы проработал в охранной Службе. Вернее, даже в её центральном штабе, который находится в селе Преображенском, в здании, что возведено сразу за царским дворцом. А ещё Лёха считает, что нашего Шурика, скорее всего, будут содержать как раз в западном крыле дворца, где раньше проживал покойный Яков Брюс. Поэтому первая часть плана достаточно проста: выкрасть Сашутку, на его место подбросить труп (извините, дамы, за такие подробности!) маленького мальчика, взятого с ближайшего кладбища, после чего устроить большой пожар, чтобы замести следы...
   - Значит, теперь можно не плыть к этой таинственной Аляске, как вы со стариком Уховым называете эти далёкие земли? - обрадовалась Гертруда. - Можно ведь просто дойти по Балтийскому морю, к примеру, до Копенгагена и там уже дождаться маркиза де Бровки с вашим маленьким сыном?
   Егор извинительно покачал головой:
   - Придётся всё равно - хочется нам этого или нет - плыть к Северной Америке. Князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский - совсем не тот человек, которого стоит недооценивать. Он, наверняка, заподозрит обман и перекроет все дороги, ведущие в Европу. Поэтому Алёшка поручит своим проверенным людям отвезти нашего мальчика куда-нибудь на восток, например, под город Тулу, или ещё восточнее.... Сам же маркиз пристанет - как банный лист - к царю, мол, хочет организовать экспедицию на восток, к городу Охотску...
   - Для чего - экспедицию к Охотску? - перебила его нетерпеливая Санька. - Что он там потерял, в этой глухомани?
   - Официально будет считаться, что дочку, - подмигнул Егор жене. - Ты, часом, звёздочка моя хрустальная, не забыла, что наша Земля - круглая? Вот, вот, забывчивая ты наша.... Короче, официально Алёшка поедет на восток, чтобы там построить крепкие корабли и отбить у нас свою любимую Елизавету. По дороге к Охотску он прихватит и Шурика.... Встретимся уже на Аляске. А там уже и определимся, что делать дальше. Кстати, золотишко нам всем и не помешает - при выстраивании новой жизни....
   - Мир, опять же, посмотрим! - восторженно поддержала мужа любознательная Санька. - Когда ещё представиться такая возможность?
   - Только вот ещё, милые дамы! - нахмурился Егор - Прошу вас про этот план никому не говорить! Вполне возможно, что с нами путешествует и царский соглядатай...
  
   Ветер - час от часа - крепчал. Старенький "Король", словно подвыпивший мужик, начал раскачиваться с одного борта на другой, скрипя и постанывая при этом тоненько и жалобно. Багровое вечернее солнце спряталось в сизые грозовые тучи, появившиеся невесть откуда.
   - Енсен, морда ленивая! Живо убрать топселя! - прикрываясь рукавом своего камзола от брызг забортной воды, скомандовал на английском Лаудруп. - У грота и стакселей взять рифы! Концы крепить тщательно, без слабины! - спокойным голосом пояснил Егору. - До Стокгольма осталось миль пятнадцать-семнадцать. По такому ветру, да на ночь глядя, не будем рисковать. Встанем на траверсе гавани рядов со шведскими сторожевыми фрегатами. А в порт зайдём уже завтра, если ветер стихнет, да разрешение получим надлежащее...
   На капитанском мостике (или, всё же, на помосте?) появился Томас Лаудруп, сильно и требовательно постучал Егора по спине, строгим и непреклонным голосом ("В свою матушку Герду пошёл!", - отметил внутренний голос), сообщил:
   - Дядя Саша! Вам непременно надо спуститься вниз, в кают-компанию! Непременно и незамедлительно!
   Егор, скользя ладонями обеих рук по стенкам коридора, добрался до двери кают-компании, громко, чтобы заглушить скрипы и стоны, издаваемые всеми деревянными элементами и деталями "Короля", постучал.
   - Войдите! - разрешил ему властный и спокойный голос Гертруды.
   В кают-компании царил вязкий полумрак, с которым упорно и настойчиво боролись два масляных фонаря, оснащённых стеклянными колпаками. Санька обессилено откинулась в широком кожаном кресле, ножки которого были намертво приколочены к деревянному полу. Глаза жены были крепко закрыты, голова обессилено моталась из стороны в сторону, побелевшие кисти рук отчаянно сжимали резные подлокотники кресла. Из дальней части помещения раздавались странные булькающие звуки: это, забившись в угол и крепко сжимая в своих руках медный тазик, хрипло и безостановочно блевала Лушка. Герда же держалась на удивление спокойно, тихонько покачивая на руках уснувшую Лизу Бровкину.
   Егор повернул голову в другую сторону, высматривая в этом полумраке своих детей.
   Катенька жалобно скорчилась на узкой кровати, плотно завернувшись в одеяло, из-под которого высовывалось её испуганное личико, вернее - создавалось такое впечатление - только остренький носик и огромные, голубые, очень сильно испуганные глазёнки.
   - Папочка, мне очень страшно! - отчаянно выдохнула дочка. - Очень страшно! Мы что же, скоро утонем? Тётя Герда говорит, что нет. Но, кораблик так стонет и плачет, жалуется, что очень сильно устал, что не может больше.... Папочка мы не утонем?
   - Нет, конечно же, родная! - заверил Егор, целуя девочку в бледный лобик.
   На второй кровати, стоящей у противоположной стены узкого помещения, сидел, сложив ноги по-турецки, его сын Петруша. Мальчик даже не раздевался, всё также был облачён в модный охотничий костюмчик, выписанный Санькой из Амстердама. Петька, закрыв глаза, раскачивался из стороны в сторону, его светло-русые, почти платиновые волосы ("И этот - копия своей мамы!", - высказался внутренний голос) были растрёпаны, подбородок предательски дрожал, по щеке медленно ползла одинокая слезинка.
   - Что же теперь делать? - жалобно спросил Егор у толстушки Герды, которая единственная из присутствующих в кают-компании выглядела неунывающей и здоровой.
   - Как это что? - удивилась датчанка, чёрные волосы которой даже в этой непростой ситуации были уложены в идеальную причёску, а щёки - как и всегда - украшены бодрым румянцем. - Разве Томас не сказал? Вот же забывчивый пострелёнок, весь в отца! Дети просят, чтобы им рассказали сказку. Я пробовала, да они говорят, что всё не то, мол, только их папа умеет сказки хорошо рассказывать. Вот и рассказывай, сэр Александэр! И я послушаю заодно...
   - Сказку? - оживился Петруша и широко распахнул свои ярко-васильковые "Санькины" глаза. - Да, папочка, расскажи, пожалуйста!
   - Расскажи! - тоненьким голосом поддержала брата Катя.
   Егор очень часто, почти каждый вечер, когда ночевал дома, рассказывал своим детям на ночь сказки. Причём, те сказки, которые он слышал и запомнил в своём двадцать первом веке, других-то не знал. С одной стороны, это было неправильно. А, с другой, какая разница, если покойный Аль-кашар не соврал, и мир уже разделился на два параллельных, не зависящих друг от друга? В его вечернем репертуаре были братья Гримм, Ганс Христиан Андерсен, Астрид Линдгрен и даже Александр Грин.
   В этот раз он рассказал детям (и Гертруде Лаудруп, которая слушала с не наигранным интересом, чуть приоткрыв от удивления свой крошечный рот), сказку о "Стойком оловянном солдатике". Только вот концовку он изменил - самым бессовестным образом. В его варианте оловянный солдат и бумажная балерина героически спаслись из жаркого пламени, поженились, и у них родились дети-близняшки: маленький бумажный солдатик и крохотная оловянная балеринка...
   Результат получился совершенно неожиданным. Дочка, выбравшись из-под одеяла, села на своей кровати и торжественно объявила:
   - Папа, я всё поняла: оловянные солдатики - это мы! Ты, мама, я, Петрушка, тётя Герда, Томас, все остальные, кто плывёт с нами...
   - Верно! - твёрдо поддержал сестру Петька. - Стойкие и непобедимые оловянные солдатики! Мы всё выдержим, не утонем в море, не сгорим в огне и победим!
   - Хорошо, чтобы так всё и было, - тихонько вздохнула Герда, после чего уверенно добавила: - Так всё и будет! Потому, что детскими устами - говорит само Проведение...
   К шведской эскадре, стоящей на якорях на траверсе стокгольмской гавани, "Король" и "Александр" - друг за другом - подошли под зарифлёнными парусами уже на самом закате, когда на Балтийское море уже начал опускаться полупрозрачный плащ ночного тёмно-сиреневого сумрака. Корабли синхронно отдали якоря, и уже через пять-шесть минут послушно замерли, остановившись между двумя шведскими фрегатами, чьи тёмные силуэты угадывались совсем недалеко.
   - Здесь очень хорошее и замечательное дно! - довольно усмехнулся датчанин. - Якоря забирают грунт - прямо мгновенно...
   По приказу Лаудрупа в марсовую корзину ловко забрался матрос с ярким масляным фонарём в руке, пламя которого было тщательно прикрыто стеклянным колпаком. Фонарь начал странно мигать, очевидно, моряк - через строго определённые промежутки времени - прикрывал его полой своего сюртука.
   " Это не азбука Морзе!", - тут же доложил многоопытный внутренний голос. - "Хотя, принцип построения этих сигналов аналогичен".
   Через некоторое время на мачте шведского фрегата замигали ответные огоньки.
   - Ну, вот и определились! - известил Лаудруп. - Нам велят оставаться на месте. Завтра, если позволит погода, к "Королю" подойдёт шлюпка с важным офицером, который выслушает нашу просьбу.
   На следующий день офицер, поднявшийся на борт брига уже после обеда, когда ветер значимо стих, а мерзкие свинцовые тучи исчезли без следа, действительно был важным - до полной и окончательной невозможности: толстый, вальяжный, разодетый в пух и прах, с широченной сине-жёлтой треуголкой на голове, и в традиционных ярко-жёлтых ботфортах на ногах. Презрительно надув щёки, и глядя поверх голов встретивших его матросов во главе с Енсеном, швед величественно прошествовал на капитанский мостик и, брезгливо выпятив вперёд свою нижнюю губу, громким и трескучим голосом, на шведском языке, естественно, поинтересовался причинами, заставившими два этих судна - под странными и неизвестными флагами - так близко подойти к славному городу Стокгольму, где ко всем иностранцам принято относиться крайне подозрительно.
   В ответ на эту негостеприимную тираду Лаудруп только низко и почтительно поклонился, после чего протянул нелюбезному офицерику скромный пергаментный свиток. Швед, усмехнувшись нарочито легкомысленно, медленно и небрежно развернул пергамент и быстро пробежал по нему глазами, замер на несколько секунд, прочёл текст уже гораздо более внимательно и вдумчиво, после чего громко сглотнул слюну и, растерянно бегая своими чуть испуганными поросячьими глазками по лицам присутствующих, почтительно поинтересовался - на очень дурном английском языке:
   - Кто из вас, господа, является благородным сэром Александэром?
   Егор, положив правую ладонь на золотой эфес своей шпаги, молча сделал полшага вперёд, небрежно кивнул головой. Швед мгновенно сорвал с головы треуголку и, выставив вперёд правую ногу, принялся подметать своей шляпой палубу "Короля". Только минуты через три он скромно поинтересовался - чем может служить высокородному и доблестному кавалеру, чьё благородное имя известно всей Швеции.
   - Мы приплыли в гости к знаменитому шведскому королю Карлу, по его собственному приглашению! - важно известил Егор. - Во-первых, мы бы хотели незамедлительно войти в стокгольмскую гавань и отдать якоря у достойного причала. Во-вторых, - достал из-за обшлага небольшой светло-коричневый конверт, - необходимо срочно передать это моё послание королю Карлу.
   Офицер благоговейно и трепетно принял конверт из рук дорогого гостя и заверил, что все пожелания высокородного сэра будут выполнены.
   - Но, надеюсь, что король Карл находится в Стокгольме? - запоздало поинтересовался Егор. - И ещё, где сейчас пребывает славный генерал Ерик Шлиппенбах?
   - Генерал Шлиппенбах сейчас сопровождает, как ему и положено, своего государя. А непревзойденный и отважнейший Карл Двенадцатый занят единственным достойным для монарха делом. Естественно, не считая войны и любовных утех...
   Когда швед уже спускался по штормтрапу в свою шлюпку, Санька дёрнула Егора за рукав камзола и нетерпеливо спросила:
   - Послушай, Саша, но я так и не поняла, где сейчас находится этот Карлус? Что это за занятие такое, "достойное монархов"?
   - Я полагаю, что это - медвежья охота, - предположил Егор и не ошибся.
  
   Утром Егор вышел прогуляться на палубу брига, стоявшего на якорях возле стокгольмской набережной, всего в полукилометре от величественного здания королевского дворца, где, начиная с 13-го века, проживали шведские короли, королевы и члены их семей. Между каменными домами тянулись многовековые дубовые и берёзовые аллеи, змеились узкие и широкие мостовые, сложенные из дикого камня.
   Вся набережная около королевского дворца была усеяна группками простолюдинов, с увлеченьем удивших грубыми рыболовными снастями крупную морскую форель.
   - Странно, что подлый люд так близко подпускают к дворцу, - поделился Егор своими наблюдениями с Лаудрупом, дымящим рядом с ним своей фарфоровой курительной трубкой. - Вдвойне странно, но и солдат не видно поблизости. Неосторожно это как-то, так недалеко и до греха. Ну, в том плане, что простолюдины могут стащить что-нибудь...
   - Не, здесь как-то не принято, как в России, воровать всё подряд, что плохо лежит, - невозмутимо ответил Людвиг. - А рыбу шведы здесь ловят - в строгом соответствии с законом. Правила в этой стране одна очень знаменитая королева по имени Кристина. Славная такая воительница, отважная до полного безумия, но, при этом, ещё и достаточно мудрая. Редкий такой сплав.... Вот она-то и даровала своим верным подданным исключительное право: бесплатно и беспрепятственно ловить рыбу во всех водоёмах страны - без всяких исключений.
   Сразу после завтрака у сходен "Короля", переброшенных на дубовый настил причала шведской столицы, остановились две кареты с запряжёнными в них высокими и мосластыми лошадками. Рядом нетерпеливо приплясывали злые чёрные кони десяти широкоплечих шведских драгун. Из передней кареты на мостовую неуклюже, тощим задом вперёд, выбрался седобородый господин, слегка похожий на Дон Кихота - в исполнении великого актёра Черкасова.
   - Сам благородный Ерик Шлиппенбах почтил нас своим вниманием! - объявил Егор, поднимаясь на ноги. - Готовьтесь, барышни, этот господин ужасно и хронически говорлив и молчать не умеет совершенно! И, как назло, неплохо освоил английский язык...
   В этот раз старый генерал был одет не в стальные латы, в которых он щеголял во время штурма Нотебурга, а в обычные чёрные одежды, отороченные местами тёмно-фиолетовыми кружевами. Тем не менее, он всё равно смотрелся ужасно солидно и благородно.
   Встреча произошла непосредственно на корабельных сходнях и сопровождалась - в полном соответствии с этикетом - взаимными поклонами, скачками, маханьем шляп.
   "Ты, братец, главное - не оступись!", - заботливо советовал насмешливый внутренний голос. - "Позора потом не оберёшься, шведские рыбаки сдохнут от смеха...".
   Но, обошлось. Оказавшись на борту "Короля", Шлиппенбах незамедлительно и планомерно атаковал Саньку и Гертруду, минут двадцать расточая длинные и цветастые комплименты, часть которых, впрочем, досталось и адмиралу Лаудрупу, который - не без толики удивления - узнал о своих неисчислимых достоинствах. Покончив с этими старомодными церемониями, генерал известил Егора:
   - Дорогой сэр Александэр, наш доблестный король Карл прислал за вами карету! Мой повелитель помнит о вас, мало того, он, естественно, осведомлён и о вашем рыцарском поступке - во время русского штурма крепости Нотебурга. Король хочет лично выразить вам свою благодарность.... Прошу вас, сэр Александэр, проследовать в карету! Кого вы можете взять с собой? Да, кого угодно! Наши кареты очень просторны, ибо король Карл, как это и положено настоящему рыцарю, гостеприимный и хлебосольный хозяин...
   Перед отъездом Егор подарил Шлиппенбаху картину маслом - "Русские войска штурмуют шведскую крепость Ниеншанц", рисованную Сашенцией - с его же слов. Генерал долго и восторженно ухал, безостановочно благодарил Саньку, неустанно любуясь при этом верхним правым углом картины, в котором он сам - в блестящих стальных латах, с развивающейся по ветру седой бородой - грозно размахивал своей длинной шпагой на полуразрушенных крепостных стенах.
   Дождавшись, когда швед выдохнется, Егор спросил:
   - Как вы думаете, генерал, если я подарю королю Карлу русскую рогатину - для медвежьей охоты, это будет прилично?
   - Более чем! - заверил его Шлиппенбах. - Просто отличный подарок! Его величество будет в полном и бесконечном восторге.
   - А нет ли у шведского короля - сердечного увлечения? - поинтересовалась предусмотрительная Сашенция. - Я имею в виду особу женского пола, которую тоже будет прилично - презентовать скромным подарком?
   - Есть, конечно же! - с непонятными интонациями в голосе и, странно блестя глазами, ответил старый генерал. - Что ей подарить? Не знаю, право! Уж такая нестандартная персона, взбалмошная, легкомысленная...
   - Ничего страшного! - заверила Санька. - Мы с Гердой Лаудруп и сами - штучки непростые. Подберём...
  
   Егор, направляясь к каретам, нёс в своей правой руке медвежью рогатину. Знатная была вещь: сами "рога" стальные, а ручка бронзовая, полая внутри, чтобы само орудие не получилось чрезмерно тяжёлым, на торце ручки - круглая бронзовая нашлёпка для надёжного упора. Эту рогатину Егору подарили крестьяне невской деревни Фроловщина на его генерал-губернаторские именины.
   Он шёл по корабельным сходням и думал: - "Вообще-то, передаривать подарки - дело скользкое, как утверждает народная мудрость. Мол, плохая примета. Да ладно, авось, пронесёт...".
  
  
   Глава третья
   Шведское упрямство и плохая примета
   (Особенности русско-шведской охоты на медведей)
  
   В первую карету уселись мужчины: Ерик Шлиппенбах, Егор, а также Людвиг и Томас Лаудрупы. Во второй карете следовали Санька и Луиза - в сопровождении всех детей, включая трёхлетнюю Лизу Бровкину. Пять драгун размеренно трусили впереди карет, ещё пять замыкали колонну.
   - Куда мы направляемся, генерал? - спросил Егор. - Разве, не в королевский дворец?
   - Король с самого детства не любит своего дворца! - с нотками гордости в голосе ответил старый неисправимый романтик. - Он предпочитает заброшенные и неухоженные рыцарские замки, грубые охотничьи домики, походные биваки у жарких армейских костров.... Сейчас мы направляемся в знаменитый Кунгсерский лес, где выстроен неплохой бревенчатый замок.
   Егор с интересов рассматривал Стокгольм, неторопливо и величественно мелькавший за окошками кареты. Длинные аллеи и обширные скверы, каменные дома, улочки, расходящиеся - в разные стороны - прямыми лучами от королевского дворца. Над узкими булыжными мостовыми таинственно нависали, приглушая дневной свет, старинные, массивные и коренастые дома.
   - Эта часть города очень древняя, - пояснил Шлиппенбах. - Она называется - Гамла Стан...
   - Очень красиво! - согласился со шведом Лаудруп, ранее уже посещавший Стокгольм. - И очень чисто. Прямо-таки, неправдоподобно чисто...
   Кунгсерский лес оказался великолепным бором, в котором - между пышными белыми мхами - задумчиво шумели на ветру шикарные корабельные сосны. Над весёлым водопадом, с грохотом низвергающимся в глубокое ущелье, возвышался симпатичный бревенчатый дом, вернее, некое подобие рыцарского замка - с многочисленными башенками и бойницами.
   Не доезжая до замка метров шестьсот пятьдесят, кареты остановились: здесь просёлочная дорога резко обрывалась, дальше гостям предстояло идти уже пешком - по достаточно узкой, но хорошо натоптанной тропе. Возле высокого крыльца размещались просторные железные клетки, в которых угрожающе порыкивали пятеро разномастных медвежат.
   - Ой, мишки! - звонко закричала Катенька. - Папа, можно их погладить?
   - Нельзя! - строго ответил Егор, на руках которого дремала маленькая Лиза Бровкина, утомившаяся в пути. - Зверь - всегда зверь, даже если ещё и маленький. Руку откусит в одно мгновенье, а ты даже и не заметишь.
   - Ну, тогда и ладно! - покладисто согласилась дочка. - Обойдём их сторонкой...
   Со стен столового зала на вновь прибывших путешественников смотрели своими печальными стеклянными глазами головы благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов. В камине, не смотря на летнее время, лениво потрескивал яркий огонь, на многочисленных полках и полочках красовались искусно сработанные чучела самых разных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей, тетеревов...
   - Красивые какие! - непосредственный Петька ловко залез на высокий табурет и принялся с интересом ощупывать чучело большой полярной совы.
   А Томас Лаудруп тут же бросился к дальней стене, густо увешанной разнообразным холодным и огнестрельным оружием, и вытащил из ножен, украшенных драгоценными камнями, кривую арабскую саблю, чей клинок отливал благородной синевой.
   - Дети, прекратите немедленно! - рассерженной гусыней зашипела на английском языке Гертруда. - Мальчики из приличных семей так себя не ведут...
   - Ведут, ведут! Ещё как - ведут! - насмешливо заверил всех ломкий басок, и из боковой двери показался король Карл - под ручку с ослепительной черноволосой красавицей, разодетой по последней парижской моде.
   Шведский король за прошедшие годы - с момента их памятной встречи на Митаве - почти не изменился. Всё тот же потрёпанный серо-зелёный кафтан, застёгнутый на все пуговицы до самой шеи, которая была плотно обмотана белым широким шарфом, ноги Карла были обуты в легендарные (уже - легендарные!), ярко-жёлтые кожаные ботфорты. А вот женщина, стоящая рядом с этим непрезентабельным юношей, очень напоминавшим Егору царя Петра в юности, была просто восхитительна: стройная, высокая, с гордой, очень длинной белоснежной шеей, а глаза - тёмно-зелёные, с ярко выраженной развратинкой. Такие глаза способны свести с ума кого угодно, и принцев, и нищих...
   "Роковая женщина, мать её растак!", - высказался высокоморальный внутренний голос. - "Я таким ненадёжным и опасным особам - головы бы сразу рубил, без суда и следствия. Ничего хорошего от них никогда не дождёшься: одни только неприятности, каверзы и безжалостно разбитые мужские сердца...".
   Прекрасную госпожу звали - графиня Аврора Кенигсмарк, и об её неземной красоте и откровенно авантюрных наклонностях знала вся Европа, а глупые и романтически настроенные трубадуры - вроде старого Ерика Шлиппенбаха - даже слагали про графиню душещипательные и восторженные баллады.
   Сашенция презентовала графине русский летний сарафан, расшитый разноцветными
   узорами и розовым речным жемчугом из северных вологодских и архангельских рек.
   - О, какая чудная вещица! - воскликнула прекрасная Аврора, прикидывая сарафан к своим точёным белоснежным плечам и многозначительно поглядывая на Карла чуть затуманенными глазами. - Мой король, я думаю, что эта одежда будет просто незаменима - в нашей спальне. Особенно, если по подолу сделать парочку пикантных разрезов...
   Егор непроизвольно усмехнулся, заметив, как пунцово и смущённо покраснела Санька: сметливая графиня достаточно верно угадала одну из важнейших функций этой детали женского туалета. А вот шведскому королю было не до всякой ерунды: он с увлечением, не обращая на окружающих никакого внимания, рассматривал подаренную ему русскую рогатину, взвешивая её в руке и с вожделением поглядывая на чучело медведя, замершее в дальнем углу зала на задних лапах.
   Наконец, Карл не выдержал и почтительно обратился к Егору:
   - Сэр Александэр, не продемонстрируете ли, как надо правильно обращаться с этой хитрой штуковиной? Я много слышал об этом русском способе охоты на медведей, но теперь несколько теряюсь.... В чём тут смысл? Ну, не метать же в медведя эту рогатину?
   - С удовольствием объясню, государь! - ответил Егор, забрал из рук короля рогатину и неторопливо подошёл к чучелу медведя.
   Опыт хождения на медведей с рогатинами у него был скромный и небогатый: всего два раза он составлял компанию Николаю и Ивану Уховым в этом опасном виде охоты, да и сам при этом стоял только на подстраховке - с надёжным ружьём в руках, но, всё же, в теоретической части он был подкован неплохо.
   Егор пристроил на своём животе бронзовую нашлёпку, приставил "рога" к груди чучела и приступил к подробным объяснениям, послушать которые тут же захотели все персоны, находящиеся в столовом зале:
   - Зимой, как всем вам известно, медведи крепко спят в своих берлогах. Первым делом надо отыскать такую берлогу и, при помощи длинных палок, выгнать зверя наружу. Медведь при этом впадает в сильнейшую ярость и от этого сразу встаёт на дыбы, ну, как вот это чучело...
   - Страшный такой! - скорчила испуганную гримаску маленькая Катенька.
   - Ерунда! - успокоил сестру Петька. - Вона, у папеньки рогатина какая, железная и надёжная.
   Откашлявшись, Егор продолжил:
   - Итак, медведь выбрался на свежий воздух и встал на задние лапы.... В этот момент охотник должен вот так упереть древко рогатины, а её острые "рога" воткнуть зверю в грудь. При этом надо, чтобы за спиной храброго охотника находилась надёжная опора: толстый ствол дерева, например, или просто - вертикальная скала. Ну, в общем, и всё...
   - Как - всё? - не понял Карл. - А кто же убивает медведя?
   - Никто его не убивает, - терпеливо объяснил Егор. - Он сам умирает - от потери крови. Охотник, опираясь спиной на скалу, держит зверя на рогатине. Медведь, ничего не понимая, пытается достать человека, напирает вперёд, всё глубже нанизываясь на острые "рога".... Вот, через час-другой зверь и умирает - от потери крови.
   - Очень мужественно - так долго держать разъярённого зверя на этой русской рогатине, неотрывно глядя при этом в его дикие глаза! - восторженно заявила прекрасная графиня Кенигсмарк. - Наверняка, при этом испытываешь совершенно невероятные ощущения...
   "Вот-вот, а я что говорил?", - недовольно заныл дальновидный внутренний голос. - "Ничего хорошего не стоит ждать от этих роковых красоток, они только провоцировать мастерицы - на всякие вредные глупости.... Головы им рубить, не ведая жалости! И все дела...".
   Шведский король задумался на минутку, после чего разродился чередой заинтересованных вопросов:
   - Можно ли летом ходить на медведя с рогатиной? Бывает ли, что погибает сам охотник? Принято ли в России, чтобы охотника страховали его друзья, оснащённые надёжными ружьями?
   "Будь осторожней со словами, братец!", - заботливо посоветовал осторожный и наблюдательный внутренний голос. - "Очень похоже, что наш шведский шалопай всерьёз заинтересовался этим опасным мероприятием. Как бы не приключилось беды...".
   Егор надел на свою физиономию маску нешуточной озабоченности и, обеспокоено покачивая головой, начал отвечать, учитывая очерёдность прозвучавших вопросов:
   - Летом, ваше величество, охотиться с рогатиной на медведя невозможно. Как заставить зверя встать на дыбы? Далее, охотники иногда погибают. Медведи, они же очень тяжёлые, древко рогатины иногда не выдерживает и ломается. Соответственно, после этого сами понимаете, что происходит.... Подстраховка с ружьями? Конечно, это надо делать в обязательном порядке, и рука может дрогнуть, да и нога неожиданно поехать, поскользнувшись.... Только полностью сумасшедшие отказываются от страховки. Они, в основном, и погибают...
   - Что ж, я всё понял, спасибо! - пожал своими узкими плечами шведский король, нежно проведя рукой по бронзовому древку подаренной ему рогатины, заметил вскользь: - У этого оружия - рукоятка не сломается.... Как медведя заставить летом встать на задние лапы? Тут надо подумать...
  
   Карл Двенадцатый был насквозь прагматичным молодым человеком. Слегка грубоватым, консервативным, полностью чуждым сентиментальности и не имеющим никакого представления о хороших манерах и условностях, принятых в высшем обществе. Да и само понятие "высшего общества" понималось этим юнцом достаточно своеобразно. Если ты - до желудочных колик - любишь войну и обожаешь медвежью охоту, и при этом у тебя ещё водятся деньги, которые ты не жалеешь для своего короля, то ты и есть - "высшее общество", в не зависимости от происхождения и наличия в организме мужицкой подлой крови...
   Поэтому сразу после краткой процедуры взаимных представлений и лекции об особенностях национальной русской охоты на медведей, шведский король тут же перешёл к делу, заявив:
   - Сэр Александэр! Я безумно рад видеть вас лично, членов вашей семьи, и ваших друзей. Ну, и всё такое.... Только со временем у меня туго: вечером мы выезжаем на глухариные тока, которые в этом году очень сильно припозднились. Задумчивый вечерний закат, нежный утренний рассвет, древние прекрасные птицы, бьющиеся на смерть.... Вы меня, надеюсь, понимаете? Просто отлично! Так вот, до обеда остаётся ещё порядка двух часов, и мы успеем поговорить о делах. Тем более что я не люблю говорить во время трапезы о серьёзных вещах. Да и к разносолам и всяким экзотическим блюдам я полностью равнодушен. На войне питаюсь только свежими овощами, запивая их чистой ключевой водой. А на охоте могу предложить гостям только мясо дичи, убитой мной, запеченное и зажаренное над огнём и углями, да крепкое шведское пиво. Настоящему воину всякие современные утончённые излишества совершенно ни к чему.... На чём я, простите, остановился? Ах, да! Вы же, сэр Александэр, не станете меня уверять, что прибыли в Стокгольм только ради праздного любопытства? Тут мне доложили, что на мачтах ваших кораблей подняты отнюдь не русские официальные флаги, а это понимающему человеку говорит о многом.... Кстати, кто придумал такие замечательные знамёна? Я имею в виду этих симпатичных, золотоглазых чёрных кошек?
   - Моя жена, княгиня Александра! - ответил Егор и тут же поправился. - То есть, уже бывшая княгиня....
   - Полноте, бывших княгинь не бывает! - Карл склонился в почтительном полупоклоне перед Санькой. - Отнять княжеское достоинство, я имею в виду - настоящее, природное княжеское достоинство, не по силам никому.... Княгиня, примите мои уверения - в самом искреннем почтении! - тут же позабыл о Саньке и продолжил свой разговор с Егором: - Предлагаю немедленно разделиться на две группы. Женщины и дети останутся в доме - в обществе моей прекрасной и взбалмошной Авроры. Здесь много всяких игрушек: ножи, сабли, пистолеты, мушкеты, чучела.... Кроме того, в самой дальней комнате стоят клетки со всякой разностью: ужи, шустрый хорёк, барсучата, лисята, щеглы, скворцы, старенький филин. Короче говоря, детям будет нескучно. А дамы будут заняты разговорами о последних веяниях моды, моя Аврора расскажет свежие и пикантные сплетни из жизни европейских королевских дворов.... Мы же, мужчины, немного прогуляемся по свежему воздуху, поболтаем о серьёзных мужских делах. Вы не против, господа?
   - Государь, извините меня! - неожиданно вмешался в беседу Томас Лаудруп, всё ещё не выпускавший из своих рук арабскую саблю. - Но, к какой из групп отношусь я? Мне буквально на днях исполняется тринадцать лет...
   - Тринадцать лет? - переспросил шведский король. - Это уже очень солидный возраст! В тринадцать лет я уже убил своего десятого медведя.... Тебя ведь Томасом зовут? Ты, Томас, уже, безусловно, являешься мужчиной и можешь пойти вместе с нами. Кстати, эту саблю дамасской стали можешь забрать себе. Дарю! Только смотри, не порежься! А то у твоей матушки, мадам Гертруды, такие глаза.... Боюсь, что она большая мастерица - устраивать славные головомойки...
   Отойдя от бревенчатого замка километра на полтора, они вышли на овальную полянку, щедро поросшую белым мхом. На середине поляны располагался прямоугольный, грубо сколоченный стол, по периметру которого были расставлены такие же грубо сколоченные скамейки и табуреты.
   - Добро пожаловать, друзья, в мой "лесной кабинет"! Присаживайтесь, господа, будьте как дома! - вежливо и добродушно махнул левой рукой Карл, опираясь правой на дарёную медвежью рогатину, которую зачем-то прихватил с собой. - За этим столом мною было подписано множество важных бумаг. Например, о переустройстве работы шведского Сената, об объявлении войны подлой Дании.... Давайте, сэр Александэр, рассказывайте о вашем деле, не стесняйтесь!
   Егор начал излагать свою просьбу, стараясь выражаться максимально осторожно и обтекаемо:
   - Да, государь, я впал в немилость у царя Петра и теперь вынужден странствовать по миру под своим собственным флагом. Так получилось...
   - Надеюсь, что эта ваша немилость не связана с нарушением кодекса рыцарской чести? - тут же хмуро поинтересовался Ерик Шлиппенбах, взволнованно поглаживая свою длинную седую бороду.
   - Могу поклясться господом Богом нашим, что моя честь не запятнана! - негромко произнёс Егор.
   - Даже наоборот! - неожиданно заявил юный Томас Лаудруп. - Сер Александэр защищал честь своей супруги...
   - Ни слова больше! - повысил свой голос Егор. - Некоторые вещи не предназначены - для широкого оповещения. Тем более что у царя Петра остался в заложниках мой младший сын, Александр.
   - Вот даже как! - задумчиво прищурился шведский король. - Тогда мы с генералом Шлиппенбахом поумерим своё любопытство.... Излагайте просто и доходчиво, уважаемый сэр Александэр, чем мы можем вам помочь. В разумных пределах, естественно.
   - Для того чтобы мне вернули сына, я должен внести в царскую казну сто пудов чистого золота, - сообщил Егор. - Поэтому я, вместе с верными друзьями, следую в дальние восточные земли, богатые золотоносным песком. Вот, собственно, и всё, если коротко. Но, путь очень дальний, нам нужны дополнительные корабли. И для возможных сражений с коварными морскими разбойниками, и для перевозки всех грузов, которые будут нам необходимы в дальнейшем.
   - Восточные земли? - уточнил Карл. - Извините, любезный сэр Александер, но я несилён в географии. Вы сейчас говорите об Индии?
   - Не совсем. Конечная точка нашего маршрута лежит несколько восточнее и достаточно севернее...
   - Хватит, хватит! - невесело усмехнулся Карл. - Не морочьте мне голову. Все эти сказки про то, что наша Земля круглая, а если плыть на запад, то непременно приплывёшь в восточные земли.... Избавьте меня от этих заумностей, я всё равно ничего не пойму! Итак, сколько надёжных морских посудин вам требуется?
   - Нам будет достаточно двух новых многопушечных кораблей, - скромно потупившись, известил Егор. - Понятное дело, что полностью укомплектованных опытными командами, с необходимыми продовольственными и огневыми припасами. Ещё нужны надёжные кирки и лопаты, топоры, пилы, бронзовые и железные гвозди, походные кузни, тёплая зимняя одежда, оконные стёкла.... В России мы были вынуждены собираться в страшной спешке и многого важного не захватили с собой.
   - Не загружайте, ради Бога, меня ненужными подробностями! Что за оказанную помощь получит шведская государственная корона?
   - Золото, государь! Сто пудов отходит царю Петру. Всё, что удастся добыть сверху, я предлагаю разделить на три равные части: треть мне и моим людям, другая - тем, кто будет плыть на двух ваших судах, остальное - в вашу казну...
   - Не в мою, а в государственную! - гордо вскинув голову вверх, педантично уточнил Карл. - Пусть будет по-вашему, я ненавижу торговаться! - вопросительно посмотрел на Ерика Шлиппенбаха.
   - Я буду безмерно счастлив, государь, если вы разрешите мне сопровождать доблестного сэра Александэра в этой славной эскападе! - вскочив со своего места и прижав ладони рук к груди, заверил старый генерал.
   - Что думаешь по кораблям?
   - Предлагаю задействовать 64-х пушечный фрегат "Орёл", и 22-х пушечную бригантину "Кристину"!
   - А почему - не два фрегата?
   - "Кристина" очень быстроходна, государь! - объяснил Шлиппенбах. - В таких опасных делах скорость иногда бывает важней огневой мощи! Опять же, на этих судах шкиперами ходят мои родные племянники - Фруде и Ганс.
   После двухминутного раздумья Карл велел:
   - Пергамент, перо и чернила!
   Шлиппенбах торопливо раскрыл чёрную кожаную сумку, висевшую на его плече, сноровисто разместил на столе перед королём всё просимое.
   Карл писал торопливо, разбрызгивая во все стороны кляксы, высунув от усердия на сторону свой розовый язык. Закончив, он ещё раз перечёл написанный текст и неожиданно заявил:
   - А все эти бумаги я подпишу только после медвежьей охоты!
   - Г-государь, к-как же так..., - опешил Егор.
   - Нельзя никогда спорить с королём, - настойчиво зашептал ему в ухо генерал Шлиппенбах. - Карл - настоящий швед. А шведское упрямство - самое упрямое упрямство во всём мире...
  
   Выстроившись в цепочку, они продвигались на запад по узкой и извилистой тропе. Первым - с рогатиной на плече - гордо вышагивал шведский король.
   Неожиданно в нос ударил острый и невыносимый запах, вернее, гнилостная вонь с ярко выраженными трупными нотками. Впереди замаячил чёрный прямоугольный провал, выложенный по периметру толстыми дубовыми досками. За провалом виднелась непрезентабельная бревенчатая избушка.
   "Не иначе, как медвежья яма!", - предположил сообразительный внутренний голос. - "Что-то похожее Саня Бушков описывал - в одной из своих нетленок...".
   Карл достал из кармана своего потёртого серо-зелёного камзола маленький свисток, резким движением поднёс к своим узким губам, дунул. Звук получился неожиданно чистым и громким. Через несколько секунд широко распахнулась дверь избушки, и оттуда торопливо выскочили два высоченных и широкоплечих субъекта, судя по их одежде, состоящие в должностях егерей. А из-за толстых сосен - один за другим - вышли десять хмурых мужчин, облаченных в неприметные костюмы обычных стокгольмских обывателей. Только вот у каждого мужичка в руках было по пистолету.
   "Телохранители, понятное дело!", - уверенно пояснил внутренний голос. - "А ты, братец, всё удивлялся, почему это Карл так беспечен и не окружён толпой верных слуг, вооружённых до самых зубов...".
   Шведский король отвёл в сторону своих егерей и охранников, принялся давать им какие-то пространные указания, размахивая во все стороны своими длинными руками.
   Егор, Ерик Шлиппенбах, Людвиг и Томас Лаудрупы по тропе, выйдя к бревенчатой избушке, подошли к провалу, пересекли дощатый помост и осторожно заглянули вниз.
   Яма была квадратной - метров тридцать на тридцать, но не очень глубокой - метров шесть-семь, не больше. На дне виднелись многочисленные, беспорядочно разбросанные кости, брёвна и толстые берёзовые чурбаки, изгрызенные во многих местах.
   - Как же воняет сильно! - возмутился Томас Лаудруп, прикрывая нос рукавом своего камзола. - У них тут что, свалка мусора? Или - мыловарня? - громко завизжав, мальчишка отпрыгнул в сторону.
   Это из овальной норы-берлоги, вырытой в одной из стенок ямы, неожиданно вылез, плотоядно посматривая на неожиданных гостей, облезлый, светло-бурый матёрый медведь. Зверь нахально облизывался, демонстрируя свои жёлтые кривые клыки, и недобро щурился, тихонько позванивая железной цепью. Но, вёл себя косолапый гигант достаточно спокойно, не рычал и не бросался.
   Цепь, прикреплённая к бронзовому ошейнику на шее зверя, была достаточно длинной: она змеилась кольцами по дну ямы, после чего поднималась наверх, оборачиваясь вокруг здоровенного гранитного валуна.
   - Король решил поохотиться на медведя с помощью русской рогатины? - восторженно спросил Томас Лаудруп, вернувшийся, преодолев свой страх, к краю провала. - Это же.... Это же - просто великолепно! Он - отчаянный смельчак!
   "Скорее уж - отчаянный глупец!", - подумал про себя Егор. - "Отчаянный шведский упрямец...".
   Карл Двенадцатый, за которым следовал дюжий егерь - со свёрнутой верёвочной лестнице на плече, подошёл к ним с другой стороны, чуть смущённо улыбнувшись, веско сообщил, ласково поглаживая бронзовое древко рогатины:
   - Я решил убить медведя. Прямо сейчас, с помощью русской рогатины, и этим всё сказано.... Возражать мне - не советую! А на дыбы этот мишка встанет, я вам обещаю.... Что ещё? Никакой подстраховки не будет. Ибо, это не честно: у противников должны быть равные шансы на победу.... У вас, господа, ведь нет при себе огнестрельного оружия? Вот и славно! И мои охранники получили строгий королевский приказ: самим не пользоваться пистолетами и никому их не отдавать - в течение часа.... Посмотрим, о каких незабываемых чувствах говорила моя прекрасная и высокоумная Аврора...
   С этими словами шведский король громко щёлкнул пальцами левой руки, свободной от древка рогатины. Тут же на одной из боковых сторон провала, с той, где находился гранитный валун, вокруг которого была обмотана и закреплена железная медвежья цепь, показался другой егерь, на плечах которого находилась тушка молодой косули, подстреленной несколько часов назад. Егерь подошёл к самому краю ямы, примерился и с громким уханьем сбросил мёртвую косулю вниз.
   Медведь, довольно и радостно рыкнув, устремился к свежему мясу, неуклюже перепрыгивая через кольца собственной железной цепи, оказавшиеся на его дороге. Через полминуты громко залязгали могучие челюсти, послышались неприятные звуки, сопровождающие разрывание тушки косули на составные части...
   - Ну вот, охота и началась, господа! - громко и радостно объявил Карл. - Прошу всех не вмешиваться в её течение и дожидаться полного окончания! - с этими словами он, изобразив в воздухе пальцами некие условные размашистые жесты, пошёл обходить медвежью яму по периметру, устремляясь в сторону стены - противоположной той, где медведь приступил к внеочередной трапезе. Егерь с верёвочной лестницей на плече припустил за своим королём...
   К валуну, вокруг которого была обмотана цепь, подошли десять неприметных, но очень широкоплечих личностей. Охранники шведского короля сбросили на белый мох сюртуки, рядом аккуратно сложили свои пистолеты, закатали рукава светло-серых рубах и, пользуясь тем, что медведь был занят своей кровавой трапезой и ни на что не обращал внимания, принялись быстро и старательно выбирать наверх звенья цепи.
   Егор обернулся и посмотрел в сторону избушки. К перилам низенького крыльца был прислонён охотничий арбалет - самого солидного и внушающего доверия вида. Рядом с крыльцом, на траве, лежал колчан со стрелами.
   - Уважаемый генерал! - Егор ткнул указательным пальцем в сторону арбалета. - Если я правильно расслышал, то король запретил и нам, и своим охранникам, пользоваться огнестрельным оружием? Ведь речи же не было - о луках, ножах и арбалетах?
   Шлиппенбах внимательно посмотрел в указанном направлении, сразу всё понял, и после десяти секундного раздумья сообщил своё веское мнение:
   - Считаю, что если заряженный арбалет будет находиться в умелых руках, то это никоим образом не будет считаться нарушением королевского приказа. Только не надо - во избежание неприятностей - держать его на виду.
   - Сэр Александэр! - оживился Лаудруп. - Доверьте это оружие мне! Имею, знаете ли, богатый опыт...
   Дождавшись от Егора разрешающего кивка, датчанин метнулся к крыльцу, взял арбалет в руки, внимательно осмотрел, знакомясь с особенностями конструкции, ловко взвёл затвор и вставил в направляющий паз длинную стрелу.
   - Стрелять только по моей команде! - приказал Егор вернувшемуся Лаудрупу.
   - В какую часть тела зверя целится?
   - Бей в глаз! Тут же перезаряжай арбалет и стреляй во второй.
   Послышался громкий и размеренный треск: это с противоположной от медведя стены провала вниз была сброшена верёвочная лестница. Медведь, сразу же позабыв про свою недоеденную косулю, испуганно шарахнулся в сторону, обернулся и тут же замер от удивления, наблюдая, как в его вонючую яму, уверенно перебирая каблуками своих ярко-жёлтых ботфорт по горизонтальным брускам верёвочной лестницы, спускается узкоплечий и щуплый человечек.
   Карл неуклюже соскочил на землю, небрежно разметал ногой в разные стороны кучу разномастных костей, чуть слышно свистнул. Тут же егерь спустил на верёвке вниз рогатину. Шведский король ловко развязал узел, взял рогатину двумя руками, примерился, прислоняясь спиной к стене медвежьей тюрьмы, занял боевую позицию, с презрением посмотрел на зверя, после чего выдал громкую и длинную тираду на шведском языке.
   - Ругается, - невозмутимо пояснил Ерик Шлиппенбах. - Поминает матушку этого медведя, его папу, дедушку и бабушку...
   - Понятное дело, - пробормотал Лаудруп, пряча за спиной заряженный арбалет.
   Медведь, наконец, осознав, что всё это происходит на самом деле, восторженно рыкнул и бросился вперёд, но уже всего через несколько метров остановился и упал на землю - как подкошенный. Это натянувшаяся короткая цепь, удерживая десятью дюжими слугами короля, не позволила ему продолжить путь к новой добыче. Зверь неуклюже ворочался на земле, жалобно подвывая и повизгивая от досады и разочарования.
   Карл снова громко закричал по-шведски, нетерпеливо размахивая рогатиной, обращаясь на этот раз к своим охранникам.
   - Велит потихоньку стравливать цепь, - пояснил старый генерал.
   Косолапый - метр за метром - начал приближаться к шведскому королю, остановившись только примерно в пяти метрах от него. Последовала новая порция команд и указаний.
   - Его величество подсказывает слугам - как заставить зверя встать на дыбы, - Шлиппенбах дисциплинированно продолжил исполнять обязанности переводчика.
   Следуя указаниям своего короля, охранники стали дружно и равномерно дёргать за цепь, очень сильно досаждая этим медведю, который злобно рычал и поочерёдно махал передними лапами в сторону своих упорных мучителей.
   Только через семь-восемь минут мишка, словно бы поняв, что от него хотят эти подлые люди, встал на задние лапы и выпрямился, демонстрируя всем зрителям свой более чем двухметровый рост.
   - Какой он большой! - испуганно выдохнул Томас Лаудруп. - Бедный король, туго ему придётся...
   Медведь, неуклюже переставляя свои мощные задние лапы по земле, двинулся вперёд, и уже через несколько шагов его грудь встретилась с двумя острыми железными концами рогатины, управляемой худыми, но достаточно сильными руками Карла Двенадцатого. Раздался яростный рёв, полный боли, гнева и лютой ненависти. Томас Лаудруп зажал свои уши ладонями рук, присел на корточки, отвернулся в сторону и крепко зажмурил глаза...
   Это противостояние длилось уже более двадцати пяти минут. Рёв зверя не затихал ни на мгновение, делаясь всё более низким и иногда переходя в глухие хрипы и жалобные стоны. По светло-бурой груди медведя, в которую "рога" оружия погрузились уже на добрые четырнадцать-шестнадцать сантиметров, текли ручейки тёмно-красной крови, а бледное лицо шведского короля - в свою очередь - покрылось ярко-розовыми пятнами, на его лбу выступили крупные капли пота, глаза странно округлились и почти не мигали.
   Неожиданно в голове Егора ненастроенной скрипкой запиликало проснувшееся чувство опасности, а внутренний голос заблажил: " Бронзовая рукоять гнётся! Гнётся, гадом буду!".
   Рядом отчаянно, с непередаваемым ужасом охнул седобородый Ерик Шлиппенбах.
   - Стреляй! Людвиг, стреляй! - обернувшись к Лаудрупу, завопил Егор.
   Звонко просвистела-прожужжала арбалетная стрела. Рёв медведя тут же сменился протяжным воем, полный высокими пронзительными переливами. Генерал Шлиппенбах со всех ног бросился к охранникам, держащим цепь, на ходу отдавая громкие приказания по-шведски.
   Во время выстрела медведь находился к ним практически в профиль, поэтому стрела, пущенная верной рукой датского шкипера, войдя в один глаз зверя, вышла - на три-четыре сантиметра - из другого. От неожиданности и дикой боли косолапый непроизвольно отшатнулся, ещё через секунду грузно опустился на пятую точку и, влекомый железной цепью, стал отдаляться от шведского короля: это широкоплечие охранники, к которым присоединился Ерик Шлиппенбах, упирались изо всех своих сил. Карл тут же выронил рогатину - с погнутой рукоятью - из своих рук, и впал, устало прикрыв глаза, в странное оцепенение.
   Егор немедленно побежал к месту, откуда Карл спустился в медвежью яму, отчаянно крича на ходу:
   - Государь, наверх! Прочь из ямы! Срочно - прочь!
   Карл Двенадцатый, наконец, очнулся и бросился к верёвочной лестнице, ухватился дрожащими руками за горизонтальную планку, неуклюже полез наверх.
   - Стреляйте! - раздался за спиной Егора звонкий голосок Томаса Лаудрупа. - У вас же пистолеты...
   Медведь, из глазниц которого текла какая-то мутно-зеленоватая жидкость, уже, конечно же, ничего не видел, но, очевидно, по долетавшим звукам догадался, что происходит. Осознание факта, что смертельный враг уходит от него живым и невредимым, вызвало очередной приступ ярости и придало зверю новые силы.
   Косолапый снова рванулся вперёд - на стук каблуков ботфорт об бруски верёвочной лестницы. Неожиданно бронзовый ошейник, обнимающий толстую шею зверя, раскололся на две половинки, цепь отлетела далеко в сторону, охранники - вместе с генералом Шлиппенбахом - повалились на землю...
   Вот уже Карл совсем рядом.
   - Руку, государь! - отчаянно молил Егор, больше уже ничего не видя и не слыша вокруг - Руку!
   Вот уже узкая ладонь шведского короля крепко зажата в его ладони. Еще две-три секунды и...
   В этот мгновение медведь, освободившись от своих оков, рванул передней лапой за нижнее звено верёвочной лестницы, и та - с мерзким свистом - улетела вниз. Король, отчаянно мотая ногами в своих ярко-жёлтых ботфортах, повис над звериной ямой, отчаянно вопя что-то по-шведски...
   Откуда-то появился усатый егерь, свесился над провалом, ловко ухватился за вторую руку короля. Совместными усилиями они вытащили Карла Двенадцатого на дубовые доски настила...
   На лице шведского государя застыла маска смертельного ужаса, в глазах плескалось тёмное и вязкое безумие. Один ярко-жёлтый (легендарный!) ботфорт бесследно пропал, второй был разодран острыми звериными когтями, из длинных прорех сочилась алая (а, вовсе и не голубая!) королевская кровь.
   "Эге, а мишка-то оказался тоже очень упрямым!", - скрупулёзно отметил внутренний голос. - "Тоже шведского происхождения, как никак...".
   Слыша топот подбегающих ног других подданных шведской короны, Егор оставил Карла на попечение усатого егеря, а сам подошёл к краю провала и заглянул вниз.
   Медведь, утробно воя, катался по земле в предсмертной агонии, из его головы и груди торчали обломки как минимум четырёх стрел, что свидетельствовало о том, что Людвиг Лаудруп времени даром не терял.
  
   Минут через десять-двенадцать, опорожнив до дна пять-шесть объёмистых фляг с крепким шведским пивом, висящих на поясах своих охранников, Карл полностью пришёл в себя и - на удивление спокойным голосом - заявил:
   - А моя взбалмошная Аврора, как всегда, оказалась права! Ощущения, действительно, невероятные, а впечатления - незабываемые...
   Егор отвёл в сторону Ерика Шлиппенбаха и поинтересовался:
   - Генерал, а почему, когда медведь освободился от ошейника и цепи, охранники не начали палить по зверю из пистолетов? Тридцать метров - расстояние вполне даже комфортное, да и пистолетов-то было десять штук. Несколько пуль, наверняка, достигли бы цели.
   Шлиппенбах только невозмутимо пожал плечами и совершенно серьёзно отметил:
   - Наш государь отдал недвусмысленный приказ: в течение часа не пользоваться огнестрельным оружием. Мы, шведы, мало того, что очень упрямы, так ещё и очень дисциплинированны...
   Ещё через полчаса все участники этой необычной охоты вернулись в королевский "лесной кабинет", расселись по своим прежним местам.
   - Я - человек слова! - пафосно заявил Карл, макая гусиное перо в чернильницу. - Более того, я ещё и щедр - по отношению к тем, кто спас мне жизнь. Поэтому все эти лопаты, топоры и прочее, необходимое для вашей экспедиции за золотом, будет оплачено из шведской казны.
  
   Карл торопливо подписал несколько пергаментных листов, после чего поинтересовался у Егора:
   - Где, любезный сэр Александэр, вы планируете сделать первую остановку? В Копенгагене? В Лондоне?
   - В Плимуте, ваше величество! - ответил за Егора Лаудруп.
   - Да? И за чем же? - непонимающе нахмурился шведский король.
   - Нам ведь предстоит идти по морям, где полным полно пиратов, - буднично пояснил датчанин. - Необходимо навести справки, уточнить кое-что. А знаменитые портовые кабачки Плимута - самое подходящее место для этого, там знают всё и про всех...
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"