После обеда Ник рассказал своим соплеменникам о наблюдениях старого цыгана.
Генка Федонин сбросил свою холщовую рубаху, согнул руку в локте, с уважением потрогал собственный бицепс, неуверенно посмотрел на Юльку:
- Слушай, дорогая супруга, у меня же раньше ничего похожего не наблюдалось? Ну, в той, прежней жизни?
- Ничего похожего! - улыбнулась та. - Хилым и болезненным ты был у меня, соплёй можно было перешибить. А сейчас плечи широченными стали, другие места значительно подросли..., - глупо и радостно захихикала.
- Кто ещё хочет высказаться? - дождавшись, когда смешки и шуточки стихнут, хмуро спросил Ник. - Только прошу по делу говорить, без всяких глупостей и пошлостей! Дела то у нас с вами - серьёзные...
Воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая только сытым урчанием котёнка, дремлющего на коленях у Платона.
- Мне кажется, что очень глупо спорить с очевидными фактами, - негромко проговорила Санька. - Да, мы стали гораздо сильней, выносливей, жилистей, обросли мускулатурой. Пульс и давление у всех - космонавты обзавидуются, желудки работают - как швейцарские хронометры. Это я вам как дипломированный врач говорю!
- А выводы какие сделаешь, уважаемый доктор? - не унимался Ник. - Только приземлённые выводы, реальные.
- Выводы? Приземлённые и реальные? Надо срочно идти в Алёховщину, уговаривать Пугачёвых переселяться к нам. Помнишь, Никит, как они подкашливали во время нашей последней встречи? И температура у них была повышенной. Не нравится мне это. Если эти странные волны так благотворно влияют на человеческое здоровье, то пусть и Галка с Емельяном вместе с нами живут! Вот он - реальный и конкретный вывод!
На следующий день вместе с Ником в Алёховщину отправились Санька и Генка Федонин.
- Подождите, не торопитесь, надо же все необходимые лекарства взять с собой! - утром немного тормозила Сашенция. - Вот я ещё отолью в этот пузырёк немного настойки багульника и шиповника, она здорово помогает при бронхиальных заболеваниях. А ещё надо сушёной бобровой печени захватить с собой, её то у Пугачёвых точно нет...
В чём дело, Александра? - вмешался Платон. - Вас мучают нехорошие предчувствия?
- Мучают. Предчувствия. Именно что - не хорошие, - созналась Санька. - Кошки скребут на душе. Очень противно скребут, заразы!
Старый цыган нахмурился:
- Тогда поторопитесь, ребятки! И сани для перевозки дров прихватите с собой на всякий случай. Ракетницу возьмите с собой, если всё плохо - тут же ракету запускайте, сразу же! Кто-нибудь из оставшихся постоянно будет наблюдать за той стороной...
На улице неожиданно потеплело, наст подсел и уже местами ломался под ногами, пришлось встать на лыжи. Тем не менее, уже к обеду они добрались до Алёховщины. Навстречу им никто не вышел, кругом царила вязкая зимняя тишина.
- Над трубой дыма нет, - насторожённо отметила Санька. - Нехорошо это, братцы!
У крыльца путники сняли лыжи, воткнули их носками вверх в ближайший сугроб, тщательно отряхнули с валенок налипший снег, торопливо поднялись по высоким ступеням.
- А дверь то заперта! - воскликнул Генка, указывая на короткий брус квадратного сечения, вставленный в массивные бронзовые скобы.
- Открывай - давай, раз уж пришли! Не на улице же мёрзнуть! - велел Ник. - Думаю, что хозяева на нас не обидятся.
Вошли, огляделись, Ник чиркнул зажигалкой и запалил прямоугольный свечной огрызок, обнаруженный на узкой полке рядом с дверным косяком.
- А свеча то - самодельная! Молодцы! - одобрил Генка. - Интересно, что эти умельцы используют вместо воска?
Санька подошла к печи, пощупала её бока, со знанием дела заглянула в топку, сильно втянула воздух, недовольно покрутила головой:
- Знаете, такое впечатление, что последний раз эту печь топили двое суток назад, то есть ещё в старом году. Ничего не понимаю! Выглядит данная ситуация примерно так, - Сашенция, явно строя из себя Шерлока Холмса, подошла к обеденному столу, брезгливо понюхала стоящую на нём глиняную миску: - Вечером тридцать первого декабря наши Пугачёвы на совесть протопили печь, потом её, как полагается, "укутали" - выгребли синие и фиолетовые угли, плотно задвинули заслонку. Потом они встретили Новый год, поспали несколько часов. Ранним утром первого января наши друзья проснулись, встали, плотно позавтракали и исчезли - в неизвестном направлении.... Сюда они уже не возвращались, это совершенно точно. И лыжи стоят в сенях, следовательно, пешочком Пугачёвы куда-то удалились. Что странно - вдвойне...
- Подожди! - перебил жену Ник. - Ты что же, хочешь сказать, что они эту ночь провели где-то в лес?
- Откуда же мне знать, где они конкретно ночевали? В лесу, в поле, в бане, в медвежьей берлоге? - возмутилась Санька. - Пока ясно только одно, что не в этой избе...
По прошествии некоторого времени Ник принял решение. Не потому, что разгадал эту странную загадку, а просто потому, что он был командиром, а командиру по должности полагается - решения принимать...
- Значится так, господа-славяне. Гена, давай займись печкой, протопи - как следует, на совесть, в любом случае нам предстоит здесь ночевать. Сашуля, душа моя, приберись тут, подумай хорошенько насчёт ужина.
- А ты?
- Да прогуляюсь по ближайшей округе, присмотрюсь к следам и следочкам, благо в последние дни не было сильных снегопадов. Вдруг, что и прояснится. Вы, братья и сёстры, будьте настороже, на всякий случай оружие под рукой держите...
Следы читались очень хорошо и вели строго на восток - к ближайшему сосновому бору, начинавшемуся в четырёхстах метрах от избы. Ник - с автоматом наперевес, шёл прямо по чётким следам потеряшек, настороженно оглядывался по сторонам и усиленно рассуждал про себя: "Мы же были у них в гостях всего неделю назад. Ни Пугач, ни Галина даже словом не обмолвились, что собираются куда-то. Как же так? Случилось что-то сверхординарное? Почему они ушли без лыж? Наверное, планировали, что очень быстро вернуться домой, а по дороге что-то случилось. Пошли проверять петли и силки? Нет, Пугач всегда охотился по ту сторону Борового ручья, к северу от Алёховщины. Что они забыли на востоке? И зачем ночевать зимой в лесу, когда есть тёплый дом с отличной печью? Как-то всё неожиданно и бестолково получается...
Следы уже запетляли между вековых сосен, когда вдали неожиданно послышались человеческие голоса. Ник отошёл в сторону от следов метров на семьдесят пять, занял удобную позицию за узорчатым сосновым корневищем-выворотнем, пристроил автомат между двумя толстыми корнями, снял его с предохранителя, внутренне приготовился к любым неожиданностям, замер - в ожидании...
Уже через полторы минуты стало ясно: те, кто приближался, звонко и беззаботно выводили какой-то знакомый до боли песенный мотив. Он сорвал с головы войлочную шапку, вслушался. Ага, мужской и женский голоса увлечённо и задушевно выводили в унисон:
Две Души - на Белом Свете,
Больше - никого.
Только месяц ярко светит.
И вокруг - светло.
Две Души - на Свете Белом
Сколько ни зови -
Эхо лишь рисует мелом -
На воде - круги.
Нет ни серебра, ни - злата.
Нет - других планет.
Нет - ни бедных, ни - богатых,
Нищих - тоже - нет.
Да и женщин - нет в помине.
Только вот - одна.
Тихо дремлет у камина,
Нежности - полна.
Две Души на Белом Свете,
Больше - никого.
Да ещё - Бродяга-ветер,
Что стучит в стекло.
Ник выбрался из-за своего корневища, отряхнул снег с колен, перевёл планку предохранителя в нейтральное положение, забросил автомат за спину, выбрался обратно на тропу, громко и заливисто заухал белой полярной совой - условным сигналом, о котором они договорились с Емельяном во время недавних поиском Петра Нестеренко, похищенного неизвестными злоумышленниками.
Недисциплинированный Пугач ухать в ответ не стал, вместо этого громко заорал на весь лес:
- Командир, вот так сюрприз, ёлочки зелёные! Какими судьбами здесь? Где ты прячешься, морда фээсбэшная?
Громко высморкавшись с досады на ближайшую сосёнку, Ник быстро надёргал бересты с ближайшей берёзы, наломал сухих нижних веток с окружающих его сосен, оперативно развёл небольшой, но яркий костёр.
Емельян, ловко передвигая ноги, оснащённые неуклюжими снегоступами, и опираясь на солидную рогатину, шёл первым. За его плечами угадывался огромный рюкзак, на плечи была наброшена бурая шкура, под правой подмышкой болталась массивная медвежья голова - с оскаленной пастью, украшенной крупными жёлтыми клыками. За Пугачом - след в след, бодро ковыляла Галина с Калашниковым на груди: рюкзака за её спиной не наблюдалось, но на плечах располагалась пушистая шкура - но уже палевого цвета, а под левой подмышкой просматривалась ещё одна медвежья голова, пасть которой, правда, была оснащена более мелкими, молочно-белыми клыками.
Галина, отогревая озябшие ладони над пламенем костра, посмотрела на Ника с искренней приязнью:
- Вот за что, командир, я тебя люблю, так это за то, что ты всегда вовремя появляешься. Раз, и костёр жаркий, о котором я уже целый час мечтала, загорелся - как по мановению волшебной палочки. Чудеса, да и только! Спасибо тебе!
- Не стоит благодарности, грейтесь, друзья! - улыбнулся Ник. - Расскажите лучше, где сами пропадали. Почему не взяли лыжи с собой? Где провели ночь? А то мы уже начали беспокоиться: приходим - никого нет дома, дверь заперта на запор, лыжи в сенях, печка холодная. Так что вас позвало в поход?
Емельян весело подмигнул жене (пусть и гражданской), и начал, чуть смущаясь, объяснять:
- Детство глупое взыграло, если коротко. Понимаешь, командир, встретили Новый год, а никакого удовольствия не получили: скучно как-то, за окнами темно, на душе у обоих - тоскливо и пасмурно. Вот с утра и решили - немного развеяться...
- Маленький пикничок на природе надумали организовать, - скромно объяснила Галка.
- Вот-вот, обычный пикник! - подхватил Пугач. - Только с ночёвкой и небольшой охотой. Берлоги то я заранее присмотрел. Вот - взяли пару неплохих мишек. Знаешь, Никита Андреевич, мы тут с супругой настропалились неплохие свечи мастерить: смешиваешь барсучий жир с перебродившей медвежьей желчью, добавляешь треть толчёного гипса, - получается отличный заменитель воска! Фитилёк же обычный, волосяной, плетёный...
- Видали ваши свечи, видали. Квадратные в сечении, да? Генка сразу засёк, завидовать начал. Надо будет перенять это ваше изобретение. А на этих мишек - много патронов извели? Я к тому, что может, свечи и не стоят этой игры...
- Стоят, стоят! - совершенно серьёзно заверила Галина, утвердительно тряхнув своей платиновой чёлкой. - Ни одного патрона мы не потратили, ни единой пули!
- Как так???
- А вот так, - наигранно лениво, явно бравируя, широко зевнул Емельян и пальцем показал на рогатину, небрежно прислонённую к толстому стволу сосны. - Эта штуковина пригодилась. Первого косолапого я на рогатине минут тридцать продержал, а Галчонок с Калашниковым страховали меня. Потом медведь ослабел от потери крови, Галка и добила его кинжалом.
- Второго я сама держала на рогатине! - гордо заявила Галина (формально - Быстрова, Пугачёва - по факту). - Ничего трудного, даже не устала толком! Правда, мой то мишка помельче был, чем у Емели. У него то - матёрый, а мне обычный трёхлетка достался. Ты, командир, ещё про лыжи спрашивал? Не, мы сейчас всё больше пользуемся снегоступами, удобная вещь. Я их сплела по чертежам, что обнаружила в "Инструкциях" нашего профессора Петрова. За три вечера и сплела. Можно было и в два уложиться, если бы всякие разные не приставали со своими глупостями...
"И вы, дурики, всерьёз беспокоились о здоровье этих живорезов?" - возмутился внутренний голос.
Уже вечером, после сытного ужина, узнав о причине, приведшей пещерных славян в Алёховщину, супруги Пугачёвы долго и весело хохотали. Впрочем, насмеявшись вволю, Емельян быстро посерьёзнел:
- Вообще-то, в славах этого бывшего етти присутствуют зёрна истины. Только я думаю, что данные хитрые волны доходят и до нашей деревушки. В меньшей степени, естественно, но доходят. Так что мы с женой тоже - славяне могучие и непобедимые. Вон, медведей пачками кладём! А вот насморк, кашель, температура - это всё присутствует, врать не буду. Да, скорее всего, из-за удалённости Алёховщины от облучателя. Так что, придётся, всё же, нам переселится к вам в пещеру. Но без всякой спешке. Во-первых, не хочется вас стеснять. Во-вторых, нам здесь вольготно живётся, как говорится, для медового месяца зрители не требуются.... А где-нибудь в начале марта месяца и переберёмся, пусть последние два месяца беременности Галчонок побудет под надзором опытного доктора...
В повседневных делах и заботах как-то незаметно пролетел январь, две трети февраля канули в Лету. Хорошо отлаженный механизм - это вам не жидкий кисель из картофельных очистков. График работ - с указанием персоналий Ник составлял на две недели вперёд, поэтому каждый боец заранее знал и своё место, и свой манёвр. Впрочем, перечень работ был совсем и невелик: заготовка и доставка дров, регулярная чистка и топка печи, обеспечение хозяйства питьевой и технической водой, приготовление пищи, проверка охотничьих петель и силков, надзор за правильным хранением съестных припасов, протопка бани, мытьё посуды, стирка белья и одежды, починка одежды и обуви, ремонтные работы в жилых и рабочих помещениях, одноразовые столярные и слесарные работы, лёгкая и капитальная уборка в пещере, очистка от снега наружных площадок и троп. А ещё два-три раза в неделю Ник отправлял под землю поисковые партии, состоящие из двух человек и одного кота. Старый Платон и котёнок Аркаша были неизменными членами каждого спуска, а вот третий участник каждый раз был разным. Со временем все члены племени - хоть по одному разу, но прошлись по подземному лабиринту, и совершенно по праву считали себя опытными спелеологами.
Подземные исследования тоже велись не абы как, а выстраивались в соответствие со строгими логическими построениями. За их отправную точку был взят штрек, из которого в тот памятный день выбрался тогда ещё безымянный бело-чёрный котёнок. Каждая партия исследователей продвигалась всё дальше и дальше под землю, оставляя на стенах коридоров и штреков условные знаки. Блокнот, найденный в планшете у одного из новгородских отморозков, регулярно пополнялся новыми подробными планами и схемами. Смущало только одно: если до выхода на поверхность было километров шестьдесят-семьдесят, то его поиск мог затянуться, а весна уже была не за горами, следовательно, и роды, а с грудными младенцами было бы очень несподручно - совершать под землёй длинные и долгие переходы...
Суток за пять до конца февраля Ник и Платон решили сходить на рыбалку на Чёрное озеро. Вернее, это не они так решили, а Санька. Как-то вечером, ни с того, ни с сего, она вдруг раскапризничалась:
- Надоела эта вяленая и солёная рыба! Свежей очень хочется. С каким удовольствием я бы сейчас поглодала жареного карасика! Если бы ты знал, Никита! Каждую косточку бы обсосала. Вот, уже слюна закапала! Никита? Хочу карасика, обжаренного до золотистой корочки! Никита!!!
Естественно, что прямо на следующее утро пойти за рыбой не получилось: надо было и снасти настроить, и с наживкой разобраться, не говоря уже про то, что надо было придумать, чем в промёрзшем насквозь мху долбить отверстия нужных размеров. Беременной Сашенции до всех этих мелочей никакого дела не было, во время завтрака устроила настоящую истерику, отказалась есть вчерашнюю тушёную репу с белыми грибами, расплакалась и заперлась в бане.
Пришлось форсировать сборы и незамедлительно выдвигаться за заказанными деликатесами. На улице стояла плюсовая температура, размокший снег противно чавкал под снегоступами (работящий Сеня Браун оперативно сплёл, узнав про Галкин успех), старый цыган запыхался после первого же километра и часто останавливался, чтобы перевести дух.
Вследствие всего этого, добрались до нужного места только к двум часам дня. Ник, прихваченной с собой лопатой, ловко разбросал в стороны снег, радостно улыбнулся:
- Вот что значит - верный славянский глаз! Видишь, дядя Платон, эту чёрную выемку? Это моя осенняя "лунка"! Представляешь, с первого раза вышел на старое место!
- Молодец! - скупо похвалил старик и обеспокоено посмотрел на небо. - Чего это они разлетались сегодня, Никита Андреевич?
Ник задрал голову вверх: действительно, в прямой видимости обнаружилось три беспилотника, плавно перемещавшихся в разные стороны. Легкомысленно пожав плечами (мол, не до ерунды нынче, рыбу ловить надо!), он, с помощью топора и толстого бронзового стержня, рядом со своей старой "лункой" пробил две новые: одну для себя, другую - для цыгана, смахнул со лба пот, радушно махнул рукой:
- Давай, шеро-бароно, располагайся! У нас на всё про всё - часа три, потом начнёт темнеть. Нужно за это время поймать хоть с пяток карасей. Вот тебе удочка, давай свою ладонь, я тебе отсыплю немного короедов - успел наковырять в берёзовых дровах. Так, ещё подожди минутку: у меня тут с собой чуток позавчерашней просяной каши есть, я её сейчас сыпану по "лункам". Какая никакая, а прикормка...
Только через пятнадцать минут сторожок из длинного лосиного волоса чуть дрогнул, Ник незамедлительно подсёк. Вытащенный карасик весил грамм двести, и по сравнению с осенними трофеями выглядел натуральным мальком.
- Ничего, отличная добыча! - лукаво и весело подмигнул Ник цыгану. - Во-первых, конец февраля - самое неподходящее время для рыбной ловли. А, во-вторых, именно при жарке мелкой рыбы и образуется она - толстая золотистая корочка. Санька должна быть довольна! Пусть наслаждается своей корочкой и косточки обсасывает...
Карасик, второй, третий, дело спорилось. Наконец и Платон вытащил свою первую рыбёшку - трехсотграммового линя, переливающегося на зимнем солнышке всеми цветами радуги.
- Какая неземная красота! - совершенно по-детски восхитился старик. - Никогда не видел ничего подобного! - он бросил пойманного линя в общую рыбную кучку, опустил мормышку со свежим короедом в "лунку", бросил удочку на снег, неуверенно затоптался на месте.
- Что, шеро-бароно, хочешь сказать мне что-то важное? - спросил Ник, не оборачиваясь и не переставая потряхивать своим удильником. - Говори, не стесняйся, старина!
- Красивая у тебя жена, Никита Андреевич! - неожиданно заявил Платон.
- Полностью согласен с тобой, очень красивая...
Помолчали, наконец, старый цыган решился продолжить:
- Только вот, очень сосредоточенная, будто знает чрезмерно много.... И очень беспокоится из-за этого...
- Можно поподробней?
- Поподробней? - грустно усмехнулся Платон. - Если бы я знал.... Только ощущаю всякие флюиды, так сказать, не более.... Александра - женщина очень решительная и цельная, всегда идёт до конца. А сейчас она сомневается. Вернее, не сомневается, а опасается. За судьбу будущего ребёнка, за тебя, Никита, за вашу любовь. Понимаешь?
Ник ловко вытащил "из-подо мха" ещё одного карасика, внимательно посмотрел на цыгана:
- Не ты первый, шеро-бароно, заводишь со мной этот разговор. Да я и сам чувствую - нечто. Может, мне стоит попробовать - поговорить с Санькой по душам? Вопросы ей позадовать лобовые?
- Не стоит! - отрицательно помотал головой Платон. - Я же сказал: твоя жена - очень цельная натура. Навязчивые вопросы не приведут ни к чему хорошему: она тут же, как улитка, спрячется в свою раковину, замкнётся. Не её эта тайна, она Слово давала - молчать как рыба. Но намерения у твоей жены - благие и благородные. В нужный, урочный час - она сама расскажет обо всём. Когда молчать уже будет нельзя...
Карасик, седьмой, восьмой, девятый...
Неожиданно Платон стал собираться к дому.
- Что с тобой шеро-бароно? - спросил Ник. - Ещё целый час можно рыбачить, да и клевать стало по-человечески, рыба крупная подошла. Посмотри, последний карась уже потянет грамм на восемьсот! Или плохо чувствуешь себя?
Цыган успокаивающе улыбнулся:
- Да нормально всё, Никита Андреевич! Просто не хочу висеть у тебя гирями на ногах: лыжник то из меня аховый. Пойду себе потихоньку, прихвачу с собой пойманную рыбу, рябины немного наберу, если снегири ещё не всю склевали. Морожена рябина - в компоте хороша, если, конечно, её в меру добавлять...
Заскрипели о подтаявший снег лыжи, Платон медленно побрёл по направлению к пещере. Ник вяло тряс своей удочкой, поигрывая мормышкой у самого дна, но рыболовный азарт уже окончательно прошёл: он размышлял о словах старого цыгана, пытаясь найти в них какой-то скрытый смысл, спрятанный, такое впечатление, где-то под самым носом...
Последовала очередная поклёвка, Ник машинально подсёк, с радостью почувствовав, как в глубине, на том конце лески, ходит кругами очень крупная рыба...
Неожиданно уши заложило от какого-то странного звука: то ли от громкого разбойничьего посвиста, то ли - от визгливого волчьего воя. Он обернулся: тёмная фигурка в ста пятидесяти метрах - это Платон, над его головой висит яркий "солнечный зайчик" - это беспилотник, от беспилотника вниз быстро двигается, визуально ускоряясь, белая полоса, это...
Отбросив удочку в сторону, Ник бросился на снег, обхватив голову руками. Раздался сильный взрыв. Выждав три секунды, Ник вскочил на ноги и побежал в сторону, где ещё совсем недавно виднелась спина цыгана. На четвёртом шаге провалился почти по пояс в рыхлый снег, вернулся, торопливо нацепил лыжи...
Платон лежал на спине, раскидав руки в стороны. Лежал на самом краю свежей глубокой воронки, чей диаметр, на первый взгляд, превышал пять метров.
- Как ты шеро-бароно? - тихонько спросил Ник, осторожно подсовывая свою руку под лохматую голову старика. - Ты держись! Сейчас я тебя отнесу в пещеру. Там Санька, она быстро поставит тебя на ноги...
- Погоди, Никита! - прервал его цыган и усмехнулся: - а козлы то наши небесные - промазали! Попади ракета куда целились, от меня ничего бы не осталось. Так, одни ошмётки.... Ладно, слушай сюда мальчик. Не спорь! Вот выслушаешь меня, а потом уже и неси - куда хочешь.... Первым делом, сними с моей шеи цепочку, на ней ещё иконка висит эмалевая, в золотом окладе.... Снял? Молодец, себе возьми! Не спорь, дальше слушай! Когда выберетесь из этого кошмара - скрытно следуйте, например, на товарняках, до станции Назия. Это уже под Петербургом, совсем недалеко от Ладожского озера.... Не перебивай! Там найдёшь цыганский хутор. За старшего там - цыган Петря, он мой названный брат. Покажешь ему эту иконку, расскажешь всё. Петря подскажет тебе - что делать дальше, поможет....
Платона похоронили на следующий день, в отдалённом боковом штреке, где нашлась подходящая подземная ниша, заглублённая в каменный пол на добрые восемьдесят сантиметров. Опустили в это углубление тело, аккуратно заложили диким камнем, образовав невысокий холмик.
Генка Федонин предлагал воспользоваться плитами из Янтарной Комнаты, а поверх плит ещё положить золотой трёхкилограммовый крест, обнаруженный в одном из сундуков, но Ник сразу отверг эту идею:
- Рано или поздно кто-нибудь набредёт на это роскошество и разроет могилу, думая, что под янтарём спрятан клад. Наш Платон прожил беспокойную жизнь, пусть хоть после смерти - обретёт покой...
Больше всех смерть старого цыгана повлияла на Саньку: похудела вся, почернела, глаза отводила в сторону, всё молчала. Только иногда принималась безостановочно бормотать себе под нос:
- Это всё из-за меня! Это я виновата! Рыбки захотелось, дуре набитой, эгоистичной...
Наконец, Ник не выдержал, и голосом, не терпящим возражений, пригласил жену на прогулку. Потом, сообразив, что вести откровенные разговоры совершенно не безопасно, кардинально поменял маршрут - на подземный. Довёл покорную и молчаливую Саньку до янтарной комнаты, усадил на один из сундуков, положил ей руки на плечи, нежно поцеловал в щёку, заглянул в глаза:
- Дорогая, пойми, ты здесь совершенно ни причём! Они всё равно убили бы Платона, ни в тот день, так на следующий, или - через неделю...
- Почему? За что?
- Умным он был очень. Догадывался о многом, мог сорвать все их планы. Вот и решили - не рисковать. Как учил товарищ Сталин: "Нет человека - нет проблем". Так что, ты здесь ни причём. Или - почти ни причём...
- Что Платон говорил про меня? - неожиданно спросила Санька, ладонью смахивая с глаз непрошенную слезу. - Только честно ответь, ничего не скрывая!
- Честно? Хорошо - будь по-твоему. Говорил, что ты натура очень цельная, всегда идёшь до конца, не сворачивая на полдороги.
- А ещё что?
- Что знаешь какую-то тайну, которая тяготит тебя. Что ты опасаешься за ребёнка, который скоро должен родиться, за меня, за нашу любовь.
- Ещё?
- Что бесполезно тебя расспрашивать об этой тайне, потому что ты поклялась молчать. Но, когда наступит нужный, урочный час, ты сама мне расскажешь всё.
После затянувшегося молчания Санька позвала - словно издалека:
- Никита!
- Я здесь, любимая.
- Ты меня любишь? Веришь мне?
- Конечно, люблю! И - верю!
- Тогда ведь ты - подождёшь этого, как говорил Платон, урочного часа?
- Подожду.
- Поцелуй меня, Никит.... Ты не будешь против, если мы нашего сына назовём Платоном?