Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Братство Че(1), гл.1-6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Андрей Бондаренко
   Авантюрно сентиментальный роман
  
   "Братство Че"
  
   Книга первая
  
   "Карибская эскапада"
  
  
   Эрнесто Че Гевара
   Во сне ко мне приходит,
   Конечно же - не часто,
   Лишь пару раз - за год.
   На краюшек кровати
   Садится и болтает
   Со мной - о всяком разном,
   Те ночи - напролёт.
   И я - с ним поболтаю,
   И поделюсь - чем надо,
   И анекдотов свежих
   Ему - нарасскажу.
   А он, вздохнув тихонько,
   Ладонь свою положит
   На лоб мне, и прошепчет:
   - Крепись, братишка мой.
   И я креплюсь, стараюсь,
   И жизнь - течёт рекою.
   А если - очень трудно
   В паскудной суете,
   С портрета, что на стенке
   Висит - как себя помню -
   Эрнесто Че Гевара
   Подмигивает мне.
   И мы - прорвёмся, братья!
   И мы - прорвёмся, сёстры!
   А пЭдорасты эти, конечно, не пройдут!
   Всё потому - что где-то
   Эрнесто Че Гевара
   Сидит себе - на Облаке
   И семечки грызёт.
  
  
   Миттельшпиль.
  
   Погоня отстала, а, может, и не было её вовсе - испугались, засранцы, гранат, разбрасываемых мною во все стороны. Понятное дело: за столько то лет спокойной жизни избаловались, отвыкли от реальных боестолкновений. А тут - здрасти-приехали: штук пять, не меньше, жмуриков получили в односчастье, плюсом - гранаты в камышах разрываются регулярно. Приписали, естественно, отошли, затаились. И это, пацаны, только начало! То ли ещё будет! Пришло времечко за подлость и предательство расплачиваться - по полной программе!
   Отошёл к югу километра на три, выждал ещё с часик. По логике военной - стоило бы ещё часа три-четыре выждать, да больно уж неуютно было в этих камышовых зарослях долбанных Сизых Болот: москиты, прочие мошки кровососущие местные одолели нешуточно, а накомарник и химия всякая, этих гадов отпугивающая, в Лагере остались. Да и к своим стоило поторопиться - как бы Мари, как женщина всякая - ждать долго не приученная, не учудила чего.
   Подобрался к самому краешку камышей, осторожно выглянул, осмотрелся.
   Визуально - всё спокойно на Индейском Нагорье, солнышко каменное плато освещает, вокруг - ни души. Вот только - те большие валуны, беспорядочно в отдалении разбросанные, внушают некоторые опасения. С одной стороны - далековато до них, около километра будет, а, с другой - именно там снайпера опытного, с карабином нарезным, оптикой хорошей оснащённым, я и расположил бы.
   Полежал в камышах ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами - где наша не пропадала.
   Метров двадцать и пробежал всего - Взззз! Стрела индейская в правое плечо вошла, пробила его насквозь, с другой стороны наполовину древка высунувшись.
   Больно то как! А, главное, обидно - так лохонуться: всё в даль смотрел, камушки всякие тщательно осматривая, а дозорный где-то в камышах засел, возможно, совсем рядом с моей последней лёжкой. И, ничего с этим не поделать: у нас одна логика, у этих индейцев - совсем другая, прямо противоположная.
   Упал на левый бок, пытаясь автомат с раненного плеча сорвать - не получается, в сторону перекатился, нож из ножен выхватил - поздно, прилетело по затылку чем-то тяжёлым, дальше - темнота, круги фиолетовые.
   Пришёл, вроде, в себя, но глаза сразу открывать не стал, решил сперва к ощущениям организма прислушаться. Правая сторона тела вовсе не ощущается - будто и нет её, пальцы левой руки шевелятся, а вот ноги - похоже, связаны крепко и умело.
   - Спокойно лежи, друг, - произнёс кто-то на ломаном испанском. Голос, похоже, подростку принадлежал, - Всё хорошо. Живым будешь.
   Ладно, поверим. Открыл глаза - лежу, прислонённый к какой-то каменюге, под головой мягкое что-то. Надо же, кто-то заботливый такой попался - сперва по затылку чем-то тяжёлым приложил, а потом под эту гематому подложил мяконькое - чтобы не больно было. Гуманист, однако. Оказалось, что я голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, так, что и рука правая оказалась плотно примотанной к туловищу. Профессионально, ничего не скажешь, и стрелу из раны, очевидно, вытащили. Ноги у щиколоток туго перехвачены крепким кожаным ремнём, ботинки предусмотрительно сняты - босиком по местным каменным россыпям не очень то и побегаешь.
   Ну, и кто же здесь - такой хваткий?
   Господи - стыдно то как!
   Напротив меня, метрах в пяти, сидела на корточках индианка, несомненно - чиго. Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у индейцев этот возраст считается уже весьма почётным - как у нас сороковник.
   Девчонка невозмутимо смотрела на меня своими чёрными глазами и молчала.
   Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть - не впервой.
   После нескольких минут тишины, индианка всё же спросила, тыкая в меня тоненьким указательным пальчиком:
   - Как зовут Того, Кто живёт на твоём плече?
   Хороший вопрос. Совсем не сразу до меня дошло, что это она про татуировку на моём забинтованном плече спрашивает.
   Его зовут, - отвечаю, стараясь говорить неторопливо и внятно, так как и мой испанский совершенством не отличается, - Эрнесто Че Гевара.
   - Правильно, - девица отвечает, головой кивая. Мимолётно улыбнулась даже.
   Ещё помолчали.
   Чувствую, что с таким темпом разговора можно тут целую вечность просидеть, беру инициативу на себя:
   - Почему ты меня не добила? - Спрашиваю.
   На этот раз индианка ответила почти сразу, и минуты не прошло:
   - Полное Солнца назад один белый Человек спас меня, моего отца, моего брата, других чиго - многих. У этого человека на плече тоже Че Гевара жил. Чиго - должники того Человека. У тебя - Че Гевара на плече. Значит, ты - брат тому Человеку. Значит - наш друг. Плохие gringos за тебя много денег обещали. Но, ты - наш друг. Чиго - твои должники. Ты - будешь жить!
  
  
   Глава первая.
   Через Атлантику - играючи.
  
   Яхта называлась - "Кошка", хотя на борту ничего и не было написано.
   Тем не менее - "Кошка", и всё тут.
   Я в этих судах морских: каравеллах, пароходах, бригантинах, клиперах всяких - совсем ничего не понимаю.
   Но, эта яхта была - просто красавицей.
   Длинная - метров семнадцать, узкая, низко посаженная, с мачтой - пропорционально невысокой.
   Борта - белые, с редкими синими полосами. Верхняя половина мачты - сиреневая.
   Та ещё штучка - эстетичная - до совершенства.
   А как ей название её собственное подходило - словами не передать.
   Смотришь на неё со стороны - и что-то такое грациозное, по-настоящему - кошачье, ощущаешь.
   А, когда под всеми парусами, да при работающем, вдобавок, дизеле, волны зелёные рассекает - так и кажется: ещё немного - и прыгнет - в погоне за добычей невидимой.
   За мышью, например, или совсем, наоборот - за китом каким, под лапу подвернувшимся....
   Бывает же Любовь к женщине - с первого взгляда?
   И, здесь - то же самое. Увидал я эту "Кошку" и понял, плыть мне на ней, однозначно - плыть! При любом раскладе.
  
   Команда красавицы этой состояла из четырёх человек.
   Во-первых, доктор Карл Мюллер - владелец яхты, и её Капитан.
   Крепкий ещё, восьмидесятилетний старикан, прошедший огонь, воды и медные трубы, и даже - лагеря для военнопленных в Коми ССР.
   Кажется, визуально - стар и немощен. А, в глаза ему посмотришь - тот ещё Дядя, из настоящих, Волчара непростая, кусачая.
   Далее - Мари, невестка доктора, грустная - до невозможности, молодая ещё совсем женщина, обладательница огромных, печальных голубых глаз и - роскошной гривы пепельных волос.
   Смотришь на неё, и сердце на части - лоскутьями неровными - рвётся, слезами невидимыми - истекая....
   По судовой специальности она - штурман, радист и кок - в одном флаконе.
   Третий по списку - собственно я. Палубный матрос и посудомойка - по совместительству.
   Замыкающий - хмурый, вечно молчащий, норвежец лет пятидесяти - по прозвищу Фьорд. Моторист-дизелист, и вообще - Мастер на все руки.
   Теплым ранним утром вышли из порта Барселоны. На пирсе - с десяток провожающих, жмутся в кучку, несчастны. Я тут же стишок написал про тех бедолаг.
  
   Уходят Корабли....
  
   Уходят корабли -
   В Рассвет - за Край Земли.
   А мы - стоим - похмельны и печальны,
   И понимаем - с грустью изначальной,
   Что навсегда, наверное, прощаясь, -
   За Дальний Край Земли -
   Уходят Корабли.
   Они вернутся.
   Через много лет -
   Те Капитаны - и седы и строги,
   Трофеи сложат - прямо на пороге
   Нас, не найдя, но выполнив обет.
   И, позабыв когда-то обернуться, -
   Они - вернутся.
  
   А мы к их возвращению уже
   Помрём, конечно, - в Лености и Неге.
   В Мечтах - о неожиданном Побеге,
   Помрём - к Их Возвращению - уже....
  
   Пошли на юг, вдоль испанского побережья. Стоял полный штиль, поэтому шли сугубо на дизеле, парусов даже и, не пытаясь поднять. Жара стояла - за сорок. Кошмар, долбанный - на все стороны Света.
   Кальмарову печень - в перехлёст, да - с оттяжкой!
   От безделья - решил я как-то на рассвете рыбки половить.
   Чтобы русский человек в свободное время - рыбки не половил?
   И, не мечтайте, потому, как - не дождётесь вовсе, даже - до морковкиного заговения!
   Спиниг старенький достал, блесёнку нехитрую, с Родины контрабандою вывезенную, прицепил. И, что Вы думаете? За пару часов - штук пять рыбин нехилых - по килограмму каждая - поймал. Красивые такие рыбины, с чешуёй - под серебро старинное.
   Фьорд сказал, что, мол, макрель.
   Чудак, право! Откуда в Средиземном море - макрель? Книжки умные - надо читать.
   Обычная скумбрия, но - красивая!
   Мари из той моей добычи, печально улыбаясь - как всегда, таких разносолов наготовила - язык проглотишь.
   Через без малого трое суток - прошли Гибралтар.
   " Меж Геркулесовых Столбов - лежит моя дорога...."
   Никогда бы не подумал, что эта песня может иметь отношение к моей скромной персоне.
   И. Вообще, Городницкий - молоток! Не соврал совсем, у Столбов, действительно, было много дельфинов. Грели они там спины, или, просто тусовались, - и не важно совсем.
   Вышли в Атлантический океан. Тут ветра - сколько хочешь.
   Пришло время парусов. Опасался я этого слегка - справлюсь ли?
   Ведь - и не обучен этому делу совсем. Даже названия тех парусов - пугали нешуточно:
   большой грот, фок-стаксель, бом-кливер...
   Оказалось - ничего страшного и нет. Современные яхты очень хорошо различными техническими прибамбасами оснащены - всякими лебёдками, тягами гидравлическими. Главное - крепко-накрепко запомнить: когда что - крутить надо, когда на что - нажимать.
   Вообще-то - мы на Барбадос шли. Вдруг выясняется - надо зайти в португальский порт Синиш - затариться солярой, продовольствием, прочим всяким.
   В Барселоне - всё это можно было сделать.
   Но, Карл Мюллер - он же австрияк, хоть и бывший гэдээровец, до мозга костей: если где шиллинг, или по-новому - евроцент можно сэкономить - сэкономить необходимо! В Португалии, как выяснилось, абсолютно всё дешевле на порядок.
   Скалы, скалы, скалы - между ними - жёлтые волны неслабые.
   Как в бухту вошли - непонятно, мотало - как гадов последних....
   Вошли, к причалу встали.
   Фьорд - на борту остался - со своей "Кошкой" мурлыкать, Мари с Доктором в портовую контору отправились - вопросы насущные решать, а я - решил по городку этому прогуляться.
   Твою Мать!!!!
   Вот оно - Средневековье настоящее! Какие дома - смотришь - лет пятьсот каждому в натуре! А дубы пробковые? Каждому - лет по паре тысяч!
   И памятники бронзовые, позеленевшие от времени, - на каждом шагу. Судя по всему - местным Правителям, Мореплавателям, Пиратам, и Прочим - Уважаемым Личностям.....
   Замки всякие - французские, шотландские - дети малые, право!
   Находился, насмотрелся - проголодался.
   В кабачок, старинный до безобразия, зашёл.
   Только расположился, меню (на английском) изучил, бабушка старенькая подходит.
   Ну, очень старенькая: низенькая такая, на костылях, лицо морщинистое - куда там коре этих дубов пробковых. А глаза - молодые, голубые, какие-то - знакомые.
   Тут дело понятное: либо - прогнать сразу в грубой форме, либо - накормить от души и - расспросить. Не был я до этого в Португалии, любопытно стало. Да и праздник сегодня - День Рождения Че Геварры. Кому как, а для нас - Праздник важный.
   Заказал у официанта для бабульки мясо тушёное с овощами, того сего, портвейна бутылочку (и себе - такую же, понятно).
   Замахала бабулька руками: мол, зачем так тратиться - и пива хватит!
   Да, чего уж - русские мы - или где?
   Общались мы с ней, так как я португальского не знал совсем, на странной смеси английского и испанского. Ничего, однако, понимали друг друга.
   Рассказала мне старушка обо всех этих мужичках, памятники которым установленные - были видны из окна нашей таверны.
   Тот же Христофор Колумб, скажем. Сам в Генуе родился, а лучшие годы - в Португалии прожил. Здесь, будучи навигатором искусным, вычислил, что до Индии, если плыть на Запад, ближе получается. Это потом его испанские Фердинанд с Изабеллой к себе переманили..... Но он - португальский, если по честному.
   А, Америго Веспуччи? Да - тоже итальянские корни имел. Но, под чьим флагом долгие годы плавал? Под - португальским!
   Про местных Героев и говорить нечего, одни Имена за себя говорят: Педро Альварес Кабрал, Себастьян дель Коно....
   Последний, и вовсе - Историей обижен нешуточно.
   Считается, что первое кругосветное путешествие совершила экспедиция под руководством Магеллана. А, не так всё было. Сам Магеллан и пол пути не одолел - погиб на Филиппинах, в стычке с местным населением. Дальше дель Коно экспедицию возглавил. А ведь известно, что вторая половина пути гораздо трудней первой! Всё равно забыли о дель Коно, все лавры исторические - Магеллану достались. Несправедливо - всё это!
   Часа три рассказывала мне старушка о Героях, ныне в бронзе отлитых.
   Закрываешь глаза: лязг дамасской стали о бронзовые латы, вой ветра в заштопанных наскоро парусах.....
   Тут мобильник у меня зазвонил - жена из Питера решила проверить: занимается ли мух любимый достойными путешественника делами, или - дурочку легкомысленную валяет всяко разно?
   Поболтали, по-русски с минуту - роуминг в 2002 году очень уж дорогой был.
   Кнопку "отбоя" нажимаю - ба, старушка то моя - вся в слезах.
   - Что случилось, бабушка? - Спрашиваю на уже привычной смеси английского и испанского.
   А она мне и отвечает - на чистом русском, сквозь слёзы:
   - Как это я, дура, сразу не просекла - что ты русский? Портвейн дорогущий нищенке купил ведь!
   Русской бабушка оказалась по рождению, Натальей нарекли когда-то.
   Во время войны, ей тогда лет пятнадцать только и было, в Германию угнали. Потом - Франция, Испания, Португалия.....
   Бабка мне долго о своей жизни рассказывала, я ей - о России нынешней.
   Тут и Мари с доктором подошли, со всеми делами закончив.
   Познакомил я их с бабушкой Натальей, о жизни её рассказал. Расселись за столом, у официанта ещё вина заказали, закусок
   - Господа! - Говорит доктор Мюллер на правах старшего по возрасту, убедившись, что бокалы у всех наполнены, - Сегодня - День Рождения Че! Выпьем же за него! За его - Путь трудный! За Идеалы Светлые! Честь - превыше всего!
   Выпили, помолчали.
   - Слышала я об этом Че Геваре, - старенькая Наталья говорит, - Наверное, хорошим был человеком, раз за людей бедных заступался. Жалко - молодым совсем умер.
   Через какое-то время Мари свой тост сказать решила, встала, глазами блеснув:
   - Я пью - за Братство Че! За всех - кто в нём состоит! За Героев - в боях погибших! - выпила бокал свой до дна, и на стул опустилась, слёзы крупные рукой смахивая.
   - Кто это - "Братство Че"? - бабулька у меня чуть слышно спрашивает.
   - А, это - мы и есть, - также негромко отвечаю.
   Посидела бабушка минуты две спокойно, вилкой задумчиво салат из омаров в своей тарелке ковыряя, и снова - с вопросами:
   - Плывёте то куда, внучок? В Карибию? Надо же! Это значит - Революцию там поднимать будите?
   - Не совсем, - грустно в ответ улыбаюсь, - Революцию там и без нас уже недавно совершили. Товарищ наш там пропал. Вот её муж, - говорю, головой в сторону Мари кивая, - Убили, говорят. Хотим могилу его разыскать, поклонится праху.
   Тихо я говорил, но слух у Мари - острее острого. Повернулась, и прямо глядя мне в глаза, строго так говорит:
   - Ты, Андреас, может, и могилу Его искать будешь, а я - Его самого. Кто-нибудь его мёртвое тело видел? Нет? Вот и помолчи.
   Неудобно получилось, и Мари можно понять, но, если Бернд жив тогда остался - почему
   целый год вестей от него нет? Хотя, конечно, всякое в этой жизни случается......
   А старая Наталья Мари по волосам гладит и нашептывает тихонечко:
   - Ты - верь, деточка. Ты - верь. Будешь верить - найдёшь его обязательно...
   Утром "Кошка" уходила - по расписанию, в смысле - к месту назначения.
   - Не бросай, меня внучок! - Прощалась со мной старая Наталья, - Обратно пойдёте, забеги. Может - возьмёте с собой. Хотя бы до Польши довезите, или - до Финляндии...Дальше - я сама как-нибудь. А, внучок?
   Отчалила яхта, на краю причала - осталась крохотная фигурка в чёрном, машущая в след поочерёдно - то одной, то другой - усталой старческой рукой.....
  
   Белые домики - под красной черепицей.
   Ночью - жарче - чем днём....
   Разве так бывает? Не спится......
   Расскажите, бабушка, о Нём.
   Расскажите - как уплывал без показных проводов,
   Как вернулся - встречен нерадостно...
   О нём, о Путешественнике, без недомолвок.
   Пусть - он итальянец, но - гордость Португалии.....
   А, давайте - выпьем портвейна - настоящего?
   Очень дорого? Я заплачу - не считайте....
   Почему - Вы плачете, бабушка?
   Вы - русская по рождению? Здравствуйте!!!!
  
   Проплыть от Гибралтара до Барбадоса, да ещё при ветре попутном, нехитрое дело - совсем. Однако, вдруг - на юг уходить стали.
   В чём тут дело - устал в догадках теряться, в лоб Капитана спросил.
   Оказалось, что господин Мюллер, не смотря на багаж прожитых лет и седины заслуженные, - мальчишка просто.
   Видите ли, он с самого детства мечтал - экватор пересечь!
   Пересекли экватор, конечно. А, дальше галсами длинными пошли: из стороны в сторону пересекая тот экватор нещадно. Детство голоштанное, блин тропический, полное.....
   Допересекались, на свою голову - налетел таки - Штормяга.
   Южная половина неба - нахмурилась нешуточно, незаметно как-то совсем.
   Наступил полный штиль. Было вот только что солнце, а теперь - где оно?
   Тишина наступила - необычайная. Даже волны остаточные стали абсолютно бесшумно - в борта яхты стучать.
   Духота навалилась - немыслимая. Пот - ручьями потёк.
   Откуда придёт ветер? А это важно: необходимо, чтобы он в корму яхты ударил.
   Иначе - кердык полный, не берущийся.
   Ветер налетел единым порывом. Бом-кливер, стаксель и топселя надулись пузырями, "Кошка" задрожала, и, набирая ход, понеслась на север.
   Капитан Мюллер положил руля под ветер, паруса захлопали - словно салют праздничный.
   Фьорд взобрался на салинг. Минут через пять он стал подавать какие-то знаки руками.
   Что конкретно - непонятно, но смысл угадывался чётко - кранты полные - деревушке задрипанной.
   Оказалось, что попали мы в самое пекло - в самый эпицентр Тропического Урагана, носившего гордое женское имя - Елена.
   Слава Богу, Фьорд успел - с мачты спустится.
   Только что - по ветру шли, со скоростью курьерского поезда, волны легко обгоняя.
   И, вдруг: полное безветрие, а волны гигантские - навстречу нам мчатся.
   Что дальше произошло - в то никто не верит, сколько я ни рассказывал.
   На одной из встречных волн - перевернуло яхту - все-таки.
   Сделала "Кошка" сальто безупречное (или - "петлю Нестерова" - для тех, кто понимает), да и приводнилась мягко, за Волной ушедшей...
   И так, за время Урагана - пять раз было!
   Никто не верит, а - зря.
   Прав был, незабвенный капитан Врунгель:
   - Как Вы судно назовёте - так оно и поплывёт!
   И народная мудрость права также:
   - Кошка - всегда на лапы приземляется.
   А, так же, как практика показывает, и - приводняется!
  
   Кошка - всегда - приземляется на лапы.
   Мяукая, при этом, немножко.
   Какое же это - ёмкое слово, однако -
   - Кошка!
  
   Прошёл Ураган, потрепав нас изрядно.
   Мачта сломана, паруса - в клочья порваны, дизель - на последнем издыхании....
   Огляделись - Земля с юго-запада.
   Подплываем - со скоростью черепахи:
   - Ба, Барбадос! Куда и плыли - собственно. Бывает!
   Отстоялись на Барбадосе с недельку, новую мачту поставили, дальше - поплыли.
   Ещё через сутки - Сан-Анхелино.
   Городишко такой - на Карибском побережье.
   Какая это страна?
   А так ли это - важно?
   Даже не все местные жители на этот вопрос уверенно отвечают.
   Некоторые, безмятежно улыбаясь, отвечают:
   - Да, Карибия, наверное....
  
   Обычно, если Вы находитесь на берегу моря - например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Канберры, - стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо...
   Но так бывает далеко не везде и не всегда.
   Например, здесь, на набережной городка Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете - между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море...
   И никаких фокусов - просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета - линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное....
   Ничего прекрасней на белом свете нет.
   И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы - счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.
   Ну а тот, кто уже стал свидетелем сего Непознанного, покидает сей блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших...
   Вот так всегда - когда не клюет, всегда тянет немного пофилософствовать.
   А кстати, если Вы никогда не рыбачили на Карибском море, и при этом не имеете крепких зачатков ихтиологических знаний, то и не пытайтесь.
   Здесь большинство рыбьего населения - создания крайне ядовитые и вовсе несъедобные, а некоторых и в руки брать не советую - ожог обеспечен.
   Даже я, проживший в этих краях уже целый месяц, предпочитаю ловить только pezo, как их называют местные аборигены, впрочем, я почему-то уверен, что это обычная молодь барракуды, хотя - могу и ошибаться.
   Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и уверенно утонул.
   Подсечка, короткая борьба, и длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белому песку.
   Это уже третья за утро - право, недурно.
   Теперь можно, не торопясь, перекурить.
   Сан-Анхелино наконец проснулся.
   Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам - кто-то по делам, но большинство просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.
   В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз "Кьянти", оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.
   Рыба больше не клевала.
   Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за банановой рощи, что уютно расположилась у меня за спиной.
   Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
   И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом - будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам - линию горизонта.
   Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре - новый тропический день.....
  
   Под Южными Созвездьями.......
  
   Небо и Море - одного цвета,
   Нет между ними - Горизонта линии......
   Говорите: Здесь всегда - Вечное Лето?
   Плесните-ка - ещё - Мартини.....
   Скорее всего, я тут зависну - надолго.
   Возможно, что - и навсегда....
   Между тропиком Рака - и тропиком Козерога,
   Говорят - медленно летят - года....
   Я - зависну, не думая о хлебе насущном,
   Бананы и кокосы - падают прямо в руки - всегда...
   Сиеста - многочасовая, и Любовь, говорят, места эти посещает -
   Разборчиво, иногда?
   Что ещё надо - чтобы подбить Итоги?
   То ли всей Жизни, то ли - только Её проявлениям частным?
   Вдруг - здесь навсегда останусь, подражая многим,
   Счастливым - в конечном итоге? Или - несчастным?
   Вдруг, год проспав, объевшись цветками лотоса,
   Я вернусь, всё же, в свой Мир - прежний?
   Где метели метут - целый Год - без всяческих вопросов,
   Всё метут, метут - без бонусов - на Надежду.......
   Вернусь - к той девчонке - с глазами серыми,
   Словно, та вода - в знакомом роднике.
   Со словами - на удивленье - несмелыми,
   Что родились негаданно нежданно - в этом тропическом далеке....
   А, вечерами зимними, хмурыми, промозглыми,
   Что сразу наступают - по окончании короткого лета.
   Я буду ей рассказывать - веками нескончаемыми, долгими
   О тех местах, где Небо и Море - одного цвета.................................
  
   А дела наши пока идут нешатко-невалко - не можем нужного человека отыскать. Фьорд с доктором на ближайшие острова на "Кошке" ушли - пропажу искать, Мари в местную Столицу отъехала - справки наводить. А я слоняюсь по Сан-Анхелино и его окрестностям - в свободном поиске.
   Кстати, этот самый Сан-Анхелино - городишко и непростой совсем, о его возникновении настоящая Легенда рассказывает.
   Вот послушайте-ка.
   Эта история произошла лет сто назад, а, может и все сто пятьдесят.
   Карибия тогда только-только обрела независимость.
   Сан-Анхелино назывался как-то по-другому и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшим приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей - пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами и преступниками, скрывавшимся от правосудия стран Большого Мира.
   Белые, вест индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие - в буро-малиновую крапинку.....
   Та ещё публика, живущая весело и беспутно
   А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было - так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира "La Golondrina blanka".
   И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты - высокая, стройная, молоденькая.
   Ухаживает в Миссии за больными, детишек индейских английскому языку обучает, и в посёлке появляется только по крайней необходимости - в галантерейной лавке ниток-иголок купить, да на почту наведаться.
   Звали её - Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что глядя на неё даже у бродячих собак на глазах наворачивались слёзы.
   Говорят, что её жених трагически погиб где-то, вот она от тоски и уехала служить Господу в далёкую Миссию.
   Разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания - цветы разные тропические охапками дарить, самородки золотые через посыльных мальчишек-индейцев предлагать.
   Только не принимала она никаких подарков, да и вообще ни с кем из местных кавалеров даже парой слов не перебросилась - идёт себе, глаза долу опустив, на вопросы и приветствия не отвечая.
   Лопнуло тогда у бродяг терпение. Однажды под вечер, дружной толпой человек в сто, пожаловали они к недотроге в гости.
   Жила мисс Анхелина в глинобитной хижине рядом с Миссией и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы - неизвестные тогда в Карибии, видимо с собой из Штатов черенки привезла.
   Вернее, роза была всего одна - остальные не прижились.
   Выдвинули тогда пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный ультиматум - мол, либо она сама незамедлительно выберет своего избранника, либо всё решит честный жребий. Так ли, иначе - но свадьбе к заходу солнца быть.
   Грустно улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так отвечает, мол, я, конечно, уступаю насилию, а, выбор свой сама сделаю - срежу сейчас свою жёлтую розу и избраннику своему вручу.
   Радостно заволновались женихи, завопили в предвкушении спектакля.
   А девушка взяла у ближайшего к ней примата кинжал острый, осторожно срезала свою розу, тщательно шипы все со стебля удалила, и аккуратно воткнула - розу - себе в волосы, кинжал - себе в сердце. И упала бездыханной.
   Долго стояли бандерлоги над мёртвым телом, стояли и молчали.
   Потом похоронили девушку, над могилой часовню поставили.
   А город нарекли - Сан-Анхелино.
   И стали все и повсюду выращивать жёлтые розы.
   А потом - как-то сама собой родился обычай: если мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце - он ей дарит жёлтую розу.
   Если она согласна - то пристраивает цветок в свою причёску.
   Вот здесь всё и начинается.
   Видимо, дух невинно убиенной Анхелиты так и не нашёл покоя, всё бродит по городку да и вмешивается в дела любовные.
   Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные, то тут же раздаётся хлопок, и виновник впадает в летаргический сон.
   Нет, не навсегда, каждый раз по-разному - видимо - в зависимости от степени нечестности.
   Кто-то десять минут спит, кто-то месяц.
   Ну и с женщинами и девушками, которые цветок без должных на то оснований - то есть, без любви настоящей, принимают, то же самое происходит.
   Бывает, что и оба засыпают. Одна пара полгода проспала - потом одновременно проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, а сейчас ничего - друзья закадычные.
   А бывает, когда девушка в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером, втыкает - над Сан-Анхелино вдруг радуга загорается.
   Это значит, что всё хорошо, и Святая Анхелина этот брак благословляет.
   Правда - красивая Легенда?
  
   Что-то я отвлёкся, однако. Давайте я Вам, раз свободное время образовалось, расскажу лучше о "Братстве Че", о том, как оно создавалась, о его членах основных?
   Рассказ состоит из нескольких разноплановых этюдов и отнюдь не короток, да оно того стоит - чтобы всё дальнейшее правильно воспринималось.
  
  
   Глава вторая, длинная.
   О том, что есть - "Братство Че".
  
   - Лёха -
   Я проснулся в предрассветный час. Было достаточно холодно - солнышко всё ещё дремало где-то, за линией горизонта. Но кромешная тьма уже отступила, вокруг безраздельно царила серая дрожащая мгла. Редкие клочья тумана задумчиво оседали на ветвях деревьев каплями воды. Заброшенный сад казался ужасно древним и таинственным. Где-то рядом шумели волны, ненавязчиво соприкасаясь с каменистым берегом - это старушка-Нева напоминала о своём существовании. И как это меня занесло сюда?
   Так бывает - просыпаешься, и долго не можешь понять - где ты, как попал сюда, зачем?
   А потом, когда память возвращается, закономерно приходит другой, гораздо более важный и трудный вопрос:
   - А что, собственно, дальше то будет?
  
   1980-ый год был богат на события - московская Олимпиада, умер Владимир Семёнович, я окончил школу.
   Выпускной вечер, утреннее похмелье - пора задуматься о поступлении в ВУЗ.
   До пятого класса семья жила в Ленинграде, а потом родители "завербовались на Севера", так что школу я заканчивал на Кольском полуострове, в заштатном посёлке городского типа - папа с мамой уезжать до пенсии с Северов не собирались.
   Как бы там ни было - пора возвращаться на историческую Родину, где остались малогабаритная трёхкомнатная квартира и добрая старенькая бабушка.
   Бабушка встретила внука с распростертыми объятиями, долго вертела во все стороны, приговаривая:
   - А худенький то какой, да и росточком не вышел. А войны то и не было. Что ж так? Это всё Север ваш. Солнца нет, витаминов нет.
   Чего это - "росточком не вышел"? Целых сто шестьдесят три сантиметра. А что худой - так это всё из за спорта - как-никак - чемпион Мурманской области по дзюдо - среди старших юношей, в весе до 48- ми килограммов.
   Бабушка возражений не принимала, и стала один раз в два дня ходить за разливным молоком, к колхозной цистерне, каждое утро появлявшейся возле нашего дома.
   - Пей, внучок, пей молочко. Оно полезное. Глядишь - и подрастёшь ещё немного.
   Внучок не спорил, и молоко пил исправно.
   Куда поступать - особого вопроса не было. Естественно, туда - где пахнет романтикой. В те времена это было очень даже естественно и логично - тем более что представители профессий романтических получали тогда очень даже приличные деньги.
   Любой лётчик, моряк, геолог зарабатывал в разы больше, чем какой-нибудь среднестатистический инженер на столичном предприятии.
   И считалось где-то совершенно обыденным - лет до сорока пяти "половить романтики" где ни будь в краях дальних, денег меж тем заработать, да и осесть ближе к старости в каком-нибудь крупном городе на непыльной должности, а по выходным - свои шесть соток с усердием вспахивать.
   Раньше, чем в других Вузах, экзамены начинались в Макаровке, где готовили мореманов для плаваний в северных морях. А что, профессия как профессия - и денежная, и с романтикой всё в порядке.
   Отвёз документы, написал Заявление о приёме - всё честь по чести.
   Но уже на медкомиссии, к моему огромному удивлению - облом вышел.
   Пожилой доктор - с пышными седыми усами, в белоснежном накрахмаленном халате, щёгольски-небрежно накинутом поверх уставного тельника, быстро опустил меня "с морских просторов на скучную землю":
   - Нет, братишка, задний ход! Не годишься ты для нашего заведения. У тебя в носу важная перегородка сломана. Дрался много, или спорт какой? И то и другое? Молодцом - одобряю! Но с таким носом - у тебя на морском ветру такие сопли польются - только вёдра успевай подставлять. А зачем нашему Флоту прославленному сопливые офицеры?
   Нонсенс получается.
   Да ладно, не огорчайся, не один ты такой. Тут метров пятьсот ближе к Неве - Горный Институт. Все хиляки от нас туда курс держат. Тоже лавочка неплохая. Дерутся только ихние студенты с нашими курсантами, постоянно друг другу пустыми пивными кружками бошки проламливают. Но это так, не со зла. Традиции, брат, понимаешь. Так что - греби в том направлении, и семь футов тебе под килем.
   Я и погрёб.
   Старинное приземистое здание, толстенные колонны, узкие, сильно выщербленные ступени. По разным сторонам от входа - какие-то скульптуры - два покоцанных временем и ветрами мужика обнимают таких же покоцанных девчонок. А что - оригинально.
   На асфальте, рядом с началом лестницы аккуратными метровыми буквами белой краской начертано:
   -Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ ЛГИ!
   А что - мило.
   Значит - нам сюда дорога!
   Тут же выяснилось, что на чистых геологов (РМ) - бешеный конкурс, человек пятнадцать на место. А вот на второстепенных геологов (гидрогеология - РГ, и бурение скважин - РТ) конкурс поменьше, да ещё и по эксперименту поступить можно - если средний балл по аттестату выше, чем "4,5" - то сдаёшь только математику - письменно и устно, если суммарно получаешь девять баллов, то всё - принят.
   Средний балл у меня "4,8", с математикой проблем никогда не было - сдаю документы на РТ, больно уж название будущей профессии красивое:
   "Техника и технология разведки месторождений полезных ископаемых".
   Лихо загнули.
   Через две недели получаю две пятёрки - зачислен без проблем.
   Но декан тут же огорчает - всем, поступившим по эксперименту - добро пожаловать на прополку турнепса, в славный совхоз "Фёдоровское"!
   Покорно едем на турнепс. Бескрайнее поле, покрытое полуметровыми сорняками.
   Получили ржавые тупые ножи - и вперёд, за славой и орденами.
   Все вяло топчутся на месте, только один парнишка, высокий и худой, с непропорционально длинными руками и ногами, резво берётся за дело - и минуты не прошло, как он удалился от основной массы нашего героического отряда метров на пятнадцать - только сорняки в разные стороны летят, будто из под ножей комбайна.
   - Во даёт! - восхищённо удивляется симпатичная девица с экономического факультета.
   - Да это Эртэшник, - лениво цедит её кавалер, в очках - по виду - типичный ботаник, - На РТ каких только чудиков не принимают.
   Ну, раз парнишка свой - тогда подключимся к процессу.
   Становлюсь чуть правее энтузиаста и начинаю пропалывать чёртов овощ, стремясь догнать лидера. Удаётся сделать это только через час, истекая потом, на противоположном краю поля.
   - Лёха-каратист, - тяжело дыша, представляется новый товарищ.
   - Ну, а я тогда - Андрюха-шахматист, - острю я в ответ и пожимаю протянутую потную ладонь, - Кстати, а чего это мы так ломанулись то?
   - Ты что - Джека Лондона не читал, что ли? - искренне удивляется Лёха, - Ну, помнишь в "Смоке и Малыше" - "быстрые долгие переходы и долгие привалы"? Мы то сейчас минут сорок в тенёчке поваляемся, а эти уроды всё это время на солнышке жарится будут. Логично ведь?
   Соглашаюсь, что логика действительно присутствует. Новый знакомый оказывается записным болтуном и законченным романтиком, поступившим в Горный сугубо по идейным соображениям.
   Минут двадцать Лёха треплется о своей любви к путешествиям, о желании объехать весь мир вдоль и поперёк, о каком-то там ветре странствий и тому подобных глупостях. И ещё минут десять - о карате - надо же, действительно оказался каратистом - редкость для тех времён нешуточная.
   - Как ты к футболу, кстати, относишься? - интересуется новый приятель.
   Отвечаю, что, мол, нормально отношусь, как все, только играю не очень, да и редко к тому же.
   - Давай тогда на "Зенит" сходим? Согласен? Ну, тогда давай в субботу на "Петроградке" встречаемся. Не опаздывай. Билеты я заранее куплю.
   В субботу встречаемся ровно в три.
   - Слышь, Лёха, а чего это мы в такую рань состыковались? Футбол то в восемь только?
   - Ну, ты прямо как маленький. А портвейну достать, а выпить-поболтать? - Непритворно удивляется Лёха.
   Мысль о портвейне мне как-то в голову не приходила. Вообще то мы на футбол собирались.
   Приятель быстро о чём-то консультируется с незнакомыми мне пацанами и радостно объявляет:
   - На Зелениной "Агдам" продают. Полетели по быстрому, говорят - достать реально.
   Летим по быстрому. Стоим в очереди, потом лезем без очереди, Лёха успевает заехать кому-то в глаз. Но портвейн достаём - целых три бутылки.
   Интересуюсь - зачем так много.
   - "Агдам" - вино для дам, философски заявляет Лёха, - Три - то, что надо: одну - до матча, другую - в процессе, третью - после. Железная логика?
   Конечно, железная, чего уж там.
   - Давай за мной, тут один парадняк есть - всё культурно сделаем.
   Входим во двор - колодец, поднимаемся под самую крышу - на шестой этаж.
   Откуда-то из-за батареи Лёха достает картонную коробку, открывает крышку.
   В коробке - два стеклянных стаканчика, салфетки, перочинный нож.
   Напарник ловко застилает подоконник салфетками, протирает стаканы, открывает пузатую бутылку с дурно пахнущем напитком, достаёт из кармана сырок "Дружба".
   - Слышь, Лёша, а зачём это всё? Ну, "Агдам" этот, сырок, - решаюсь, наконец, на вопрос.
   - Ну, ты даёшь! - Лёха нешуточно возмущён, - Как бы тебе это объяснить то попроще.
   Ты как к Принципам и Традициям относишься? Положительно? Так вот - всё это - Принципы и Традиции - и сырок - именно "Дружба", и портвейн. Даже стишок такой есть: "Портвейн и "Зенит" - близнецы братья. Кто, нам, пацанам особенно ценен? Мы говорим "Зенит" - подразумеваем портвейн. Мы говорим "портвейн" - подразумеваем..." А, чёрт, забыл. Да неважно - давай - за "Зенит".
   Пьём портвейн - первая порция, как полагается - комом, вторая - соколом. В процессе получаю море информации о мировом и отечественном футболе и о "Зените" и его игроках - в частности.
   - Я за что "Зенит" уважаю? - Разглагольствует немного захмелевший приятель, - Во-первых, за то, что в этой команде, в основном, наши же, питерские пацаны играют, ребята
   с нашего двора - образно выражаясь. Сечёшь? А во-вторых - за Володю Казачонка. Он - боец настоящий, всегда до конца сражается. Выигрываем, или проигрываем - Володя всегда в мыле, как лось педальный по полю бегает, бьётся. Да за него я любому глотку перегрызу! А вообще, у меня мечта есть. Хочу, чтобы в "Зените" только одни питерцы играли, вовсе без приезжих. И чтобы бились бы они все - как Володя, до конца. И не важно совсем - какое место конечное в чемпионате этом команда займёт. Неважно совсем. Главное - чтобы только свои, и чтоб бились! А звёзд иногородних набрать и первые места потом занимать - такого, лично мне, и даром не надо!
   Как нас, дурачков, Эрнесто Че Гевара учит: "Честь - превыше всего!" Честь - понимаешь? Твоя личная Честь, Честь твоих близких, друзей, города твоего, твоей Родины! Всё остальное - бред полный! И, не нужны нам Победы, добытые любой ценой, с нарушением Кодекса Чести. Совсем - не нужны! Согласен со мной? То-то же! Ты что знаешь про Че? Тоже - что все? Ничего, братишка, у меня книг про Него на разных языках - завались! Дам тебе почитать. Не грусти, почитаешь, просветишься, поймёшь - что почём в этой жизни!
   Бутылка кончается, Лёха открывает вторую, достает из-за пазухи плоскую объёмную флягу и переливает туда напиток. Прячет под ремень, одёргивает рубаху, интересуется:
   - Ну, как? Незаметно? А то менты нынче - звери, в миг отнимут.
   Аккуратно протираем подоконник, прячем коробку со вспомогательным инструментом обратно за батарею, и, болтая и травя неприличные анекдоты, перемещаемся на Крестовский остров, но идём не к стадиону, а в глубь парка, где в дупле старого трухлявого дуба прячем третью бутылку.
   А вот, собственно, и футбол. Видно, что на поле делается - откровенно плохо, но на тридцать третьем секторе весело. Все кричат, размахивают руками, извлекают из потайных мест фляжки, бутылки и даже - медицинские грелки, и под одобрительные взгляды друг друга потребляют принесённые напитки.
   Вроде бы - наши выиграли, а вот с каким счётом - уже забылось.
   Дружной радостной толпой, уже в вечерних сумерках, в окружении доблестной милиции, двигаемся прочь от стадиона.
   Мужики дружно скандируют:
   - "Зенит" - бронза звенит!
   - Менты - гордость нации!
   Пьяненькие девицы предпочитают другую кричалку:
   - Я хочу родить ребёнка от Володи Казачонка!
   Милиционеры благостно улыбаются, вежливо помахивая дубинками.
   Незаметно сворачиваем в парк, к заветному тайнику.
   Как открывали бутылку - помню, потом - как отрезало.
   Проснулся уже на рассвете - от холода. Туман оседал на деревьях капельками росы, рядом громко храпел Лёха. Вот и сходили на футбол - интересно, что бабушка скажет?
   Лёха проснулся неожиданно в хорошем настроении, и тут же заявил:
   - Классный был футбол, достойно сходили. А сейчас двинем на Ваську, там с восьми утра точки пивные работать начинают.
   Двинули на Ваську. Приятель идёт впереди и в пол голоса напевает:
   - Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки - только у пивных ларьков...
   У пивного ларька немаленькая очередь мятых мужиков. Но Лёха доходчиво объясняет, что мы - болельщики "Зенита", поэтому нам - без очереди. Первый несогласный тут же получает ногой в ухо - карате - весьма полезная вещь - и пиво уже у нас в руках. Впрочем, пива в кружке - процентов пятьдесят, остальное - чистая ленинградская водопроводная вода, но всё равно - хорошо.
   Немного взбодрясь, двигаемся к метро.
   Лёха, уже во всю глотку, орёт:
   - Моя мать - Революция, мой отец - стакан портвейна....
   Так вот ты какая, жизнь студенческая! Лично мне - нравится.
   Бабушка встретила на удивление спокойно:
   - Пей, внучок, пей молочко. Оно с похмелья - в самый раз будет.
   Внучок и не спорил.
   Пил молоко, и запоем читал книги про Че, добрым Лёхой предоставленные.
  
   - Бур Бурыч и ротмистр Мюллер -
   На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда - когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.
   И вот она - первая лекция. Называется - "Введение в специальность".
   Заранее - ведь Первая Лекция - собираемся возле означенной аудитории, ждём начала.
   Ещё группа чётко разбита на две половинки: вот - местные, ленинградские, а вот - приезжие, "общажные".
   Разная одежда: местные - уже в джинсах - в "настоящих", либо - в болгарских; общажные - либо в школьных брючатах, либо - в широченных, уже года два как вышедших из моды - клешах.
   Разная речь: кто-то громко "окает", кто-то, также громко, демонстративно этого не стесняясь - "акает"; местные - в основном, молчат, изредка негромко и отрывисто переговариваясь о чём-то между собой.
   Пройдёт всего лишь полгода, и всё усреднится, все станут братьями - с общими интересами, предпочтениями в одежде, сленгом.
   А пока - ленинградцы сгруппировались по правую сторону от входа в аудитории, приезжие - по левую.
   Я, если посмотреть так - местный, если эдак - приезжий. Но, поскольку тусуюсь с Лёхой-каратистом, прибиваюсь к ленинградским.
   И, вдруг, ровно по центру разделяющего группировки коридора появляется неожиданная, по-книжному брутальная - фигура.
   Среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять таки - киношного - подбородка.
   Одет - в чёрную классическую тройку, белоснежную рубашку со стоячим воротом, кроме того - шикарный галстук яркой попугайской расцветки и - нестерпимо блестящие, чёрные, явно импортные - туфли. На лацкане пиджака - большой значок с изображением лошади, перепрыгивающей через препятствие, с надписью на иностранном языке.
   - А это что ещё за ферт такой? - достаточно громко, не таясь, спрашивает Лёха, никогда - с момента нашего знакомства - не уличённый в тактичности и трепетности.
   Ферт, оглядевшись по сторонам, и, как будто услыхав Лёхин вопрос, тут же направился в нашу сторону.
   Подойдя практически вплотную, и глядя только на Лёху - сугубо в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака - противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии - начинает показывать знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах - мол, давайте-ка, сообразим на троих.
   Сюрреализм и импрессионизм в одном флаконе - ну никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими ухватками.
   Но, Лёха у нас - кремень, и глазом не моргнув, он тут же, элегантно подхватив меня под локоть, начинает перемещаться в сторону мужского туалета.
   Щёголь неотступно следует за нами.
   В туалете, наш новый брутальный знакомый ловко извлекает из брючного кармана непочатую бутылку коньяка - пять звезд, за две секунды крепкими белоснежными зубами расправляется с пробкой, одним глотком опорожняет ровно треть, занюхивает рукавом, и, протягивая бутылку с оставшимся содержимым Лёхе, представляется - по-русски, но, с заметным акцентом:
   - Бернд Мюллер, серебряный призёр чемпионата ГДР по конкуру, дипломированный спортивный тренер, к Вашим услугам, господа!
   Естественно, Бернд говорил по-русски не всегда правильно - окончания путал, падежи, выражался нецензурно - к месту и не к месту. Но, для простоты повествования и, уважая русский язык, сделаем вид, что этого вовсе не было, пренебрежем - так сказать. Договорились? Тогда - я продолжаю.
   Передавая друг другу бутылку, допиваем коньяк. На безымянном пальце нашего нежданного собутыльника - обручальное кольцо, совсем взрослый, в отличие от нас, значит.
   Поскольку Лёха неожиданно закашлялся, беру нити разговора в свои руки, и спрашиваю иностранного ферта на прямую:
   - Дяденька, а Вас то, как на эти галеры занесло? Чем, собственно, обязаны таким вниманием?
   - Видите ли, мой юный друг, сорока на хвосте принесла - тут вроде заведение нормальное - Принципы и Традиции соблюдаются по полной. А это в наше время - не мало!
   - Не, Мюллер, ты это серьёзно? - Встревает откашлявшийся Лёха, - Про Принципы и Традиции? Ну, тогда ты - брат, и всё такое. Краба держи!
   Бернд поочерёдно пожимает нам руки, и вдруг, прислушавшись к чему - то потустороннему, заявляет:
   - Мужики, а, похоже - дверь в аудиторию уже откупорили. Слышите? А знаете - кто нас сегодня воспитывать будет? Сам Бур Бурыч. Лично. Вообще-то, на самом деле, его зовут - Борис Борисович, но для своих, продвинутых - Бур Бурыч. Лучший бурила Союза, в Антарктиде зимовал бессчетно! Так что - почапали за мной - на первый ряд, не пожалеете.
   Все остальные оказались скромниками, на первом ряду - только наша троица.
   Открывается дверь, и по проходу, между рядами сидящих, вихрем пролетает крепкий мужик в годах с потрёпанным портфелем в руках - только полы расстёгнутого пиджака разлетаются в разные стороны.
   Мужик чем-то неуловимо похож на нашего Мюллера - такой же плотный, челюсть - кувалда, разве что волосы - седые, и лысина на макушке - с небольшой блин размером.
   Знаменитый профессор пробегает в непосредственной близости, и мой нос, уже неплохо разбирающийся в ароматах, свойственным крепким напиткам, однозначно сигнализирует: это - хороший коньяк, по взрослому - хороший, в отличие от того, который мы десять минут назад употребляли без закуски в немытом сортире, просто отличный - звёзд на пятнадцать потянет.
   Бур Бурыч взбирается на трибуну, и, с места в карьер, начинает:
   - Орлы, рад Вас всех видеть. Нашего полка - прибыло. Поздравляю! А куда Вы попали, представляете хоть немного? Знаете - что за Эр Тэ такое? Так вот, первыми словами своей речи, хочу сообщить, что Эр Тэ - это вещь совершенно особенная и где-то даже - неповторимая. Если совсем коротко, то Эр Тэ - это гусары нашего, славного Горного Института. Вот так - и ни больше, и ни меньше. Кстати, а какие Правила гусары
   соблюдают неукоснительно и скрупулезно? Кто ответит?
   Наш новый знакомый тут же тянет руку вверх.
   - Прошу, молодой человек, только - представьтесь с начала.
   - Мюллер, Германская Демократическая Республика, в душе - гусарский ротмистр, - представляется Бернд.
   - Даже так - ротмистр? - Густые профессорские брови со страшным ускорением ползут вверх, - Безусловно - очень приятно, продолжайте.
   Ротмистр спокоен, и где-то даже нагл:
   - Ваш вопрос, уважаемый Борис Борисович, прост до невозможности. И ответ на него давно, ещё со времён Дениса Давыдова, известен широким массам:
   во-первых - это - "гусар гусару - брат";
   во- вторых - "сам пропадай, а товарища - выручай";
   в-третьих - "гусара триппером - не испугать";
   в - четвёртых -....
   - Достаточно, Мюллер, достаточно, - торопливо прерывает Бур Бурыч, - Кстати, а чего это Вы, ротмистр вырядились - словно какая-то штатская штафирка? А?
   - Сугубо из соображений конспирации, мон женераль. Что бы враги гнусные не догадались, - серьезно донельзя отвечает Бернд, преданно тараща на профессора круглые карие глаза.
   - Юморист хренов, а ещё - иностранец, - хмуро морщится Бур Бурыч, - если умный такой - отгадай загадку: "Двести три профессии, не считая вора. Кто это?"
   - Вопрос - говно, экселенц, - браво докладывает разухарившийся ротмистр, - Это, без всякого сомнения - полковник полка гусарского, гадом буду.
   На несколько минут профессор впадает в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достаёт из потрёпанного портфеля маленькую фляжку и подносит её к губам, после чего устало произносит:
   - В смысле философском, Вы - Мюллер, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ. Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не гусаров. А совсем даже - наоборот.
   Представьте, тайга, или тундра какая, и до ближайшего населённого пункта - километров сто, а то - и поболе будет. И вертолёты не летают ни хрена - погода-то нелётная. И стоят пара- тройка буровых на ветру сиротиночками позабытыми. И хлебушек закончился - голодно, и шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние в коллективе. Но план давать то надо - иначе денежков не будет, да и начальство голову отвертит на фиг.
   И вот тогда на арену, под нестерпимый свет софитов выходит он, наш герой главный - Буровой Мастер. Он и хлеба испечёт, и рыбки в речке ближайшей наловит, и на стареньком фрезерном станочке шестерёнку нужную выточит, и паникерам разным - профилактики для - по физиономиям гнусным наваляет. Короче - отец родной для подчинённых, да и только. Если даже кто, не дай Бог, представится - он и похоронит по человечески, молитву, какую никакую над могилкой прочтёт. Ясно Вам, голодранцы, теперь будущее ваше и перспективы на годы ближайшие? Ну, ясен пень, буровой мастер - это только первая ступень карьерная - но важная до чёртиков. А гусарство - это так - для души и комфорта внутреннего. Вот я, например - профессор, доктор технических наук, лауреат премий разных. Но не греют титулы эти. А горжусь главным образом тем, что присвоили мне полярники звание знатное - " Король алхимиков, Князь изобретателей". За что спрашиваете? Тут дело такое. В Антарктиде мы лёд не просто механическим способом бурим, но и плавим также. И чисто технологически для процесса этого спирт чистейший необходим. Но на станциях антарктических начальство, как и везде, в прочем, - умно и коварно. И, дабы пьянства повального не началось - добавляет в спиртягу всякие примеси насквозь ядовитые - дрянь всякую химическую. А каждая новая смена на станцию полярную прибывающая, считает своим долгом за год отведённый, изобрести хотя бы один новый способ спиртоочистки - тем более что и начальство не дремлет, так и норовит новую химию применить. Ну, а изобретателю конкретному - почёт и уважение всеобщее. Я в Антарктиде четыре раза побывал - а способов очистки целых девять изобрёл. Ясно? О чём это бишь я?
   Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях - о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о Принципах и Традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ:
   - Даже Иося Кобзон у нас целый семестр отучился, а потом - то ли Мельпомена его куда-то позвала, то ли с математикой казус какой-то случился. А что касается Главного Принципа, то это просто - всегда и со всеми - деритесь только с открытым забралом. С открытым, и - без стилета за голенищем ботфорта. Ещё вот: к накоплению благ материальных - поосторожней относитесь. Столько ребят классных из-за этого пошлого вещизма - в говнюков законченных превратилось! Если не понятно что - читайте труды Че Гевары, книжки разные о Нём....
   Лекция должна длится полтора часа, но проходит два часа, три, четыре - все, как завороженные, внимают профессору.
   В конце Буб Бурыч - то ли нечаянно вырвалось, то ли совершенно сознательно - произносит - так, якобы - между делом:
   - В мои то студенческие времена у Эртэшников такой ещё Обычай был - первую стипендию коллективно пропивать - с шиком гусарским. Но тогда всё по другому было - и стипендии поменьше, и народ позакаленней и поздоровей.
   По тому, как переглянулись Бернд с Лёхой, я отчётливо понял - семена брошенные упали на почву благодатную - будет дело под Полтавой.
   Через месяц дали первую стипендию, и подавляющее большинство во главе с доблестным ротмистром Мюллером на несколько дней обосновались в общаге - с шиком стипендию пропивать.
   Тут ещё одна странность на поверхность всплыла: оказывается отец нашего ротмистра - герр Карл Мюллер - лично был знаком с Че, и даже был вместе с ним во время последнего боливийского похода, чудом живым остался - был серьёзно ранен в живот за неделю до последнего боя Гевары. Бернд рассказывает - мы восхищённо внимаем, широко раскрыв рты.
   На одного участника приходилось, помимо закусок скромных, но разнообразных - по пятнадцать бутылок портвейна марок и названий различных. Совсем нехило. Честно говоря, справится с таким количеством спиртного - было просто нереально, если бы не бесценная помощь старшекурсников.
   Они благородно помогали бороться с Зелёным Змеем, приносили с собой гитары, песни разные геологические, незнакомые нам ещё тогда, пели душевно:
  
   На камнях, потемневших дочерна,
   В наслоённой веками пыли,
   Кто-то вывел размашистым почерком -
   Я люблю тебя, мой ЛГИ.
  
   Может это - мальчишка взъерошенный,
   Только-только - со школьной скамьи,
   Окрылённый, счастливый восторженный -
   Стал студентом твоим, ЛГИ.
  
   Может это - косички да бантики,
   Да пол неба в огромных глазах,
   Наконец, одолев математику,
   Расписалась на этих камнях.
  
   Может это - мужчина седеющий -
   Вспомнил лучшие годы свои.
   И как робкую, нежную девушку
   Гладил камни твои - ЛГИ.
  
   Многим испытание это оказалось явно не по плечу - я вышел из игры на вторые сутки - поехал домой, к бабушке - молоком отпаиваться, кто-то сошёл с дистанции уже на третьи...
   Но ударная группа коллектива во главе с принципиальным ротмистром - героически сражалась до конца.
   Через неделю Бур Бурыч пригласил всех на внеочередное собрание. Хмуро оглядел собравшихся, и голосом, не сулившим ничего хорошего, начал разбор полётов:
   - Только недоумки понимают всё буквально. Умные люди - всегда взвешивают услышанное и корректируют затем - по обстановке реальной и по силам своим скудном.
   В противном случае - нестыковки сплошные получаются.
   Вот из милиции пришла бумага - медицинский вытрезвитель N 7 уведомляет, что 5-го октября сего года, иностранный студент славного Ленинградского Горного Института - некто Мюллер - был доставлен в означенный вытрезвитель в мертвецки пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь громко орал пьяные матерные частушки. Ротмистр - Ваши комментарии?
   - Не был. Не привлекался. Всё лгут проклятые сатрапы, - не очень уверенно заявляет Бернд.
   - Выгнал я бы тебя ко всем чертям, - мечтательно щурится Бур Бурыч, - Да вот закавыка - из того же учреждения ещё одна бумага пришла. В ней говорится, что всё тот же Мюллер, 6-го октября сего года, был опять же доставлен, опять же - в мертвецки пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь читал вслух поэму "Евгений Онегин" - естественно, в её матерном варианте исполнения. Ротмистр?
   - Отслужу, кровью смою, дайте шанс, - голос Бернда непритворно дрожит.
   - Ты, тварь дрожащая, у меня не кровью, а тонной пота своего это смоешь - на практике производственной, в степях Казахстана, куда загоню я тебя безжалостно, - уже во весь голос орёт профессор, но тут же успокаивается и совершенно спокойно, и даже - где-то задумчиво, продолжает, - За один вытрезвитель - выгнал бы беспощадно. Но два привода за двое суток? Это уже - прецедент. А от прецедента до Легенды - шаг один всего.
   Выгоню к чертям свинячьим героя Легенды - совесть потом замучит. Но с пьянкой, шпана подзаборная, будем заканчивать. Всем в коридор выйти! Там указаний дожидайтесь. А Вы, Мюллер, останьтесь.
   Ротмистр грустно провожает нас взглядом, чуть слышно бормоча себе под нос:
  
   Пошлите же за пивом - денщика!
   Молю Вас, о прекрасные гусары!
   А почему - Вы в серых галифе?
   И для чего Вам - чёрные дубинки?
  
  
   Выходим в коридор, группируемся возле замочной скважины. За дверью - ругань, шум какой-то неясной возни, оханья...
   Минут через десять в коридор вываливается Бернд - одно его ухо имеет рубиновый цвет, и своей формой напоминает гигантский банан, другое - по размерам и форме - вылитая тарелка инопланетян, цвета же - тёмно фиолетового.
   - Это чем же он тебя лупцевал, стулом, что ли? - Заботливо интересуется Лёха.
   - Ну, что ты, - как ни в чем не бывало, отвечает ротмистр, - Разве можно иностранных студентов бить? Так только - за ухо слегка потаскал, сугубо по-отечески.
   Все начинают неуверенно хихикать.
   Бернд неожиданно становиться серьёзным и строгим:
   - А теперь, эскадрон, слушай команду Верховной Ставки - с крепкими напитками завязать, кроме случаев исключительных. В мирное время - разрешается только пиво.
   К исключительные случаям относятся: дни рождения - свои и друзей (включая подруг); свадьбы - свои и друзей, рождение детей - своих и у друзей, похороны - свои и друзей, а также - успешное сдача отдельных экзаменов и сессии в целом, начало производственной практики и её успешное завершение. Всем всё ясно?
   - Да не тупее тупых, - тут же откликается Лёха, - Кстати - о пиве. Тут поблизости - три пивных бара располагается. "Петрополь" - дерьмо полное - там всё время ботаники из Универа тусуются. "Бочонок" - почётное заведения, туда даже иногда пацаны авторитетные заглядывают - Гена Орлов, Миша Бирюков, только маленький он для компании большой. А вот "Гавань" - в самый раз будет - целых два зала, просторно - в
   футбол запросто можно играть. Мореманы из Макаровки там, правда, мазу держат. Но ничего - прорвемся. Ну, что - замётано? Тогда - за мной!
   Дружной весёлой толпой, под неодобрительными взглядами прохожих, двигаемся к "Гавани".
   Впереди - ротмистр, как полагается - верхом.
   На Лёхе, естественно - как на самом здоровом и выносливом
   Вот такие вот педагоги жили в те времена, с решениями нестандартными и сердцами добрыми.
  
   Бур Бурыч умер несколько лет назад.
   На похороны приехало народу - не сосчитать.
   Шли толпой громадной за гробом - малолетки, и сединой уже вдоволь побитые - и рыдали - как детишки неразумные, брошенные взрослыми в тёмной страшной комнате - на произвол беспощадной Судьбы.
  
   - Старый ржавый обрез -
   Ещё пять дней назад - были в Крыму - нежились на солнышке, пили благородные крымские вина, танцевали с девчонками, пели песни у ночных костров.
   А ныне - нудные дожди, слякоть, заброшенная деревушка где-то в самой глубинке Новгородской области - это называется - "поехать на картошку".
   Мудры в те времена были педагоги - контрасты - дело великое. Только дерьма вдоволь нахлебавшись, начинаешь ценить хорошее, беречь его рьяно.
   Из нас сформировали бригаду - тридцать буровиков и пятнадцать девчонок - сборная солянка с других факультетов. Бригадиром Бур Бурыч ротмистра Мюллера назначил - позор вытрезвителя смывать:
   - Там, я слышал, соревнование какое-то будет. Чуть ли не сто бригад из разных Вузов участвовать будут - кто картошки больше соберёт. Так что, ротмистр, без грамоты, или диплома какого-нибудь победного - на глаза мне не показывайся.
   Бернд проникся и развёл такую агитацию - Павка Корчагин позавидовал бы.
   Так вот - доставили нас на двух автобусах до деревни безымянной, лет этак семь полностью обезлюдевшей; на раздолбанном грузовичке гвоздей разных, пил, топоров, цемента, стёкол оконных по доброте душевной подбросили, и дали двое суток на обустройство. Хорошо, что у нас Михась был - единственный коренной деревенский житель на всю банду - из далёкой приволжской деревушки, имевшей нежное поэтическое название - Матызлей. Под его руководством мы три самых крепких на вид избушки в порядок привели - одну для девиц, две - для себя. Стёкла в рамы вставили, двери на петли повесили, печки подмазали, баньку в порядок божеский привели.
   В конце - в колодец залезли и почистили его капитально - вот и с водой чистой полный порядок.
   Вечером Михась всем желающим ещё и лекцию прочёл - про основные принципы правильного "укутывания" печки:
   - Если, на, заслонку раньше времени, закрыть, на, когда угли ещё с синевой, на - угоришь к утру обязательно, на. Закрывать, на, надо только когда уголь розовый, без синевы и черноты, на. Поняли, на? Но, и зевать не надо - позже, чем надо печь укутаешь, на, - к утру она остынет полностью, на, - задубеешь совсем, на. Усекли, на?
   Девицы, естественно, полностью не усекли - побоялись угореть, заслонку закрыли, только когда все угли окончательно потухли, к утру печь остыла - появились первые простуженные.
   На меня тоже свалилась неприятность нешуточная - коварный Мюллер принял волевое решение - назначил меня поваром:
   - Девицы у нас все городские, изнеженные, нет им веры - подведут в самый ответственный момент. Так что, Андрюха - выручай, без хорошей кормежки нам соревнование это паскудное ни за что не выиграть. Как Бур Бурычу в глаза смотреть будем? Да и помощник у тебя будет. Новенький у нас в группе, Попович фамилия, прямо из армии, демобилизовался только что: у него справка - по состоянию здоровья освобождён от тяжёлых работ - к тебе в помощники и приставим.
   Попович оказался здоровенным пройдошистым хохлом из Донецка с совершенно потрясающими усами подковой - а-ля ансамбль "Песняры".
   Помощник из него ещё тот - никак после долгого пребывания в качестве дембеля перестроиться не мог - косил от всего при первой же возможности - глубоко ему армия в подкорку въелась.
   А вот на гитарке поиграть, песни о несчастной и неразделённой любви попеть - милое дело. Девицы к его ногам пачками падали и в штабеля укладывались.
   А ещё Попович был не дурак выпить - желательно на халяву.
   Посмотрел он на мои кухонные расклады, посчитал что-то, покумекал, и говорит:
   - Напрасно ты столько денег переводишь, совсем напрасно. Ведь что в питании самое важное? Калорийность! Вот из чего ты на всю банду борщ готовишь? Говядина на косточке - дорогая. А если бульон для борща из свиной головы варить? И калорий ещё больше будет, и денег на бутылёк сэкономим.
   Сказано - сделано. Мясо, парное молоко и прочие продукты нам каждое утро на лошади привозил Митёк - местный, вечно пьяненький мужичёк средних лет.
   Дали Митьку заказ, через сутки получили свиную голову абсолютно невероятных размеров, и по отдельному заказу Поповича - двадцать банок грибной солянки и две литровых бутылки уксуса.
   - На несколько раз хватит, - радовался рачительный Попович, - Главное, чтобы никто не догадался, а то и побить могут.
   Пока все были в поле - за шесть часов сварили крепкий бульон, а сваренную часть головы тщательно закопали на заднем дворе. Вывалили в кастрюлю с десяток банок солянки, добавили без счёта капусты, картошки, моркови - красиво получилось. Но неприятный запах из кастрюли портил всю картину.
   - Точно, побьют, - грустил Попович.
   Пришлось вылить в борщ литр уксуса - и тут случилось чудо - вкус варева неожиданно изменился в лучшую сторону, даже пикантность какая-то появилась.
   Усталая братва, заявившаяся на обед, справились с полной кастрюлей за считанные минуты, причём, девицы от мальчишек не отставали, и даже - нахваливали и пытались рецепт выведать.
   - Завтра две кастрюли варите, - в конце распорядился Бернд, - Знатная вещь получилась.
   Сколько свиных голов было съедено за этот месяц - не сосчитать, да и мы с Поповичем в накладе не остались. Вот только рецепт заветный мы так никому и не раскрыли - запросто побить могли.
   В воскресенье объявили выходной. Кто-то на рыбалку ломанулся, кто-то отсыпался без задних ног. Мы же с ротмистром решили на всякий случай обследовать чердаки домов - вдруг, что полезное обнаружится, клад какой, или ещё что.
   Чего там только не было: рваные полусгнившие верши, ватники и тулупы всевозможных размеров, старые кирзовые сапоги и многочисленные альбомы с фотографиями.
   Почему люди, уезжая, не взяли фотографии с собой? Или - никто и не уезжал вовсе, просто - перемёрли все от старости?
   Нашлись и вещи, безусловно, могущие пригодится в хозяйстве.
   Мне достался змеевик и несколько сорокалитровых бидонов. Ротмистр же нашёл старый, очень сильно заржавевший обрез.
   Михась с Поповичем тут же залили в бидоны всякой всячины, сдобренной сахаром, - брагу поставили. Ротмистр сел приводить обрез в порядок - разобрал, тщательно смазал каждую деталь, и, даже, отрезав от старого валенка кусок войлока, занялся полировкой.
   - Зачем это Вам, Вашбродие? - Не утерпел любопытный Попович, - хотите, я по этому поводу весёлый анекдот расскажу? Про кота одного?
   - Не стоит, кардинал, право, - откликнулся Бернд, - Есть у меня предчувствие, что этот ствол и пригодиться может, хотя патронов то и нет.
   Как говорится в таких случаях:
   "Предчувствия его не обманули".
   Через неделю заехал к нам Комиссар, ну тот парнишка, который был самым главным по соревнованию этому - всё что-то в своём блокнотике чиркал-пересчитывал.
   И случилась у Комиссара с бригадиром Мюллером нестыковка - не совпадают цифры по собранной картошке, у Комиссара гораздо меньше мешков получается.
   Чуть до драки дело не дошло.
   - Ты, краснопузый у меня за всё ответишь, - орал ротмистр, размахивая кулаками, - Я покажу тебе продразвёрстку по полной программе!
   - Оставьте, Мюллер, ваши кулацкие штучки, - не сдавался Комиссар, - Как Вы с такими выражениями через месяц Ленинский зачёт сдавать собираетесь?
   Так и не договорились ни о чём. Хлопнул Комиссар в сердцах дверью, сел на свой мопед "Верховина" и умчался куда-то.
   А Митёк пьяненький, водитель кобылы, сидит себе на завалинке, и, так, между делом говорит:
   - Там у Поповича бражка подходит. Угостил бы кто меня - может быть, и раскрыл бы страшную тайну - куда картофель испаряется.
   Бернд у Поповича, не смотря на оказанное физическое сопротивление, один бидон с брагой отобрал, да в Митька большую его (то есть - браги) часть и влил.
   Митёк и рассказал всё:
   - Вы когда вечером с поля уходите - ведь не все ведь мешки с картохой с поля вывезти успевают? А когда утром обратно на уборку возвращаетесь - чисто всё уже? Тут дело такое - у председателя нашего родственников - как у дурака фантиков. А некоторые из них даже на рынках разных трудятся - в Боровичах там, в Новгороде. Вот он по ночам иногда туда картоху то и увозит. Была картошечка колхозная - стала частная. Усекли, гусары хреновы?
   Гусары усекли сразу и прочно. Уже через десять минут полувзвод, в пешем порядке, правда, выступил в направлении Правления колхоза.
   Впереди шёл злой ротмистр и хмуро декламировал своё же собственное стихотворение, Че посвящённое:
  
   Песенка весеннего дождя
   Вдруг прервалась, словно умирая.....
   Ей не нужно - злата или рая,
   Ей плевать на нужды бытия.
  
   И всегда, престижности - на зло,
   То поёт, то снова замолкает,
   О деньгах совсем не вспоминает,
   Голосом, как будто - серебро.
  
   О ручьях поёт и о рассветах,
   О любви и детской чистоте.
   Но играют роль свою наветы,
   Модные в гламурной суете.
  
   И поймали Песенку сатрапы,
   И пытают с ночи до утра;
   Почему же ей не надо злата?
   Для чего же, собственно, она?
  
   Табуретом били - как всегда.
   Но молчала Песенка упрямо
   А потом - тихонько умерла,
   Словно - чья-то старенькая мама.
  
   В жизни этой сложной - всё ужасно просто.
   После ночи звёздной - сизая заря.
   Но, зарыли, суки, где-то на погосте
   Песенку Весеннего Дождя.
  
   Путь был не близок - километров пятнадцать с гаком, но чувство неутолённой мести клокотало в гусарской груди почище, чем вулканическая лава в жерле Везувия - в день гибели Помпеи.
   Согласно заранее выработанной диспозиции, основная масса мстителей занялась бескровной нейтрализацией конторских служащих - бухгалтера, бригадира, агронома и прочая. Я же удостоился чести сопровождать ротмистра в самое логово коварного врага.
   Одним могучим пинком ноги Бернд снёс с петель хлипкую дверь председательского кабинета, и, мы смело проследовали внутрь.
   - Это что ещё за фокусы? Вы кто такие? А ну-ка предъявите ваши документы! -
   Медведем взревел председатель Пал Иваныч, мужик отнюдь не хилый.
   Впрочем, тут же и примолк - это ротмистр картинно достал из внутреннего кармана обрез, страшно клацнул хорошо смазанным затвором, и в полной тишине, небрежно, цедя слова сквозь зубы, поинтересовался:
   - Как Вы сказали, уважаемый? Ваши документы? Помнишь, Андрюха, фильм такой - "Рождённая революцией"? А эпизод шикарный - входят два отморозка в кабинет к комиссару, а тот их и спрашивает: "Ваш мандат"? А тот, что повыше, просит своего товарища: "Козырь - наш мандат"?
   Я, конечно, отвечаю, что помню этот эпизод очень даже хорошо.
   - Давайте, гражданин, повторим, - обращается Бернд к опешившему председателю, не сводящего испуганного взгляда с обреза, - Ну, спросите ещё раз: "Ваш мандат, товарищи"? Ну, гнида вороватая, долго я буду ждать?
   - Э...э. Товарищи, а где ваш мандат?
   - Козырь, а наш мандат? - Радостно восклицает ротмистр.
   В точности, как в том известном фильме, я медленно подхожу к председателю и сильно бью последнему между глаз. Мужик отлетает метров на пять и медленно сползает по стене, непритворно закатив глаза.
   - Заставь дурака богу молится, он и председателя замочит, - недовольно ворчит Бернд в мой адрес, старательно поливая голову председателя водой из пузатого графина.
   Пал Иваныч медленно приходит и в себя, и в ту же секунду ощущает под кадыком холодное дуло обреза.
   - Будешь ещё, сука оппортунистическая, воровать картошку студенческую, которая потом, мозолями и спинами усталыми им достаётся? - с пафосом вопрошает ротмистр.
   Председатель тихонечко вертит головой из стороны в сторону, что-то мычит и сучит ногами, обутыми в кирзовые сапоги пятидесятого размера.
   - Ладно, на первый раз - верю, - успокаивается, наконец, ротмистр и отводит дуло обреза в сторону, - А мешки с картошкой украденные - всего двести двадцать штук по сорок килограмм в каждом - вернёшь. В другом месте украдёшь - но, вернёшь! Пошли, Андрюха, отсюда скорей - на свежий воздух, а то похоже, наш вороватый друг обрезаться изволили.
   Уходим с чувством глубочайшего удовлетворения и с верой в высшую справедливость.
   И что же Вы думаете?
   По прошествии месяца наша славная бригада выиграла таки соревнование - и диплом памятный получили, и премию денежную.
   Премию, впрочем, Бернд никому на руки выдавать не стал, мотивируя этот поступок следующей сентенцией:
   - Деньги, заработанные потом и кровью, в боях с грязными супостатами, тратить на меркантильное потребительство пошло и отвратительно. Поэтому - в субботу все встречаемся в "Белой Лошади" - гуляем с шиком гусарским - заработали это право в боях честных. А обрез свой я ресторанным ребятам подарю, у них чего только по стенкам не висит - колёса, сёдла, шпоры, попоны - и обрезу там место найдётся, как-никак - вещь легендарная.
  
   Но, забыл Бернд простую истину - долог и непредсказуем путь к последнему причалу, и всякого на этом пути ещё может случиться.
  
   Славно в "Белой Лошади" посидели. Для тех, кто не знает - ресторанов разнообразных и дорогущих в Ленинграде в 1981-ом было - до бесу.
   А пивной ресторан с ценами приемлемыми - всего один - "Белая Лошадь".
   А меню какое: шесть сортов пива разливного - вещь для тех времён - неслыханная; а названия блюд - "Щи по-гусарски", "Колбаска-гриль по-славянски", например?
   Попасть в такое заведение - куда как непросто, очередь за месяц занимать приходилось.
   Но ротмистр у нас - не просто так чувак - а серебряный призёр ГДР по конной выездке, с самим Ростоцким-младшим за руку здоровается. Поэтому - пускают нашу банду по первому свистку, и обслуживают по высшему разряду.
   Но, конец вечера был испорчен безнадёжно.
   Выяснилось, что Бернд обрез - вещь раритетную и легендарную, в подарок ресторану предназначавшуюся, забыл в деревне безымянной, под койкой своей - в портфеле потрёпанном.
   Что делать? Решили горячку не пороть, а проблему возникшую решать не спеша, комплексно, с выдумкой нетривиальной.
   Почему, собственно говоря, не встретить очередной Новый Год в этой самой деревушке, всеми позабытой? Заодно - и обрез заберём. А год то наступающий, тем более, счастливым намечался. Помните, у Андрея Вознесенского:
   "Девятнадцать - восемьдесят два - по идее - счастливый номер"?
   Решили единогласно - поедем непременно.
   Но вот наступает тридцатое декабря - день отъезда, и на Московский вокзал, к отправляющемуся поезду, приходят всего трое - я, Генка Банкин, и Надежда с РГ.
   У остальных - уважительные причины: К Бернду жена приехала, наполовину - француженка, на половину - полька, зовут Мари; у Михася - родственники на праздники в Ленинград пожаловали, к Ленке - жених из лётного училища на побывку прибыл, у Лёхи - соревнования по каратэ, ну, и тому подобное....
   С одной стороны плохо - распался дружный коллектив под напором бытовых заморочек, с другой - некоторые задачи мобильным группам и решать проще, чем громоздким соединениям войсковым - азбука полевая.
   Выезжаем, по юношеской наивности, налегке, планируя затариться необходимым провиантом и всем прочим - на месте назначения.
   Но утром 31-го на крохотной железнодорожной станции, то бишь - перевалочном пункте - хоть шаром покати. С громадным трудом достаём пять банок тушёнки, килограмм коричневых развесных макарон, две буханки хлеба, шмат сала и бутылку вермута. Причём, не нашего - крепкого дешёвого, а импортного, незнакомого, дорогущего - Martini называется.
   Уже находясь на низком старте, неожиданно встречаем старого знакомого "по картошке" - Митька, приснопамятного водителя кобылы.
   - Ребята, родные! Каким ветром к нам? А тут к вечеру по радио - минус тридцать два обещают! - Митёк, как всегда, немного пьян и очень много радушен.
   Узнав о наших планах, Митёк тут же становится непривычно серьёзным:
   - Не, до Места (даже он, местный старожил, уже напрочь забыл название деревни) вам так просто не дойти - километров семь - наезженная дорога, а дальше - все десять - целина нетронутая, снегу по пояс, без снегоступов, или лыж каких - труба.
   Митёк выдаёт нам три пары снегоступов:
   - Вот, классная вещь - осиновые. Бабка ещё плела - лет тридцать тому назад. В те времена зимой у нас все на таких ходили.
   Вещь действительно оказалась классной и незаменимой. Если бы не снегоступы эти осиновые - встречать бы нам Новый 1982-ой Год в чистом поле, или, что вероятней - в лесу дремучим.
   А так, ничего - уже к семи вечера к деревне безымянной - месту вожделенному - благополучно добрались.
   Добраться то добрались, но устали, как кони педальные. А здесь совсем не до отдыха: изба промёрзла до невозможности, баньку по самую макушку снегом занесло, колодец без воды - вымерзла вся - до последней капли.
   Первым делом - нашли обрез, и завернули его в рваную тряпку, найденную тут же. Вторым - напилили по быстрому в прок дров, баньку от снега разгребли, раскочегарили. Надюху к данному объекту приставили - снег в котёл подсыпать неустанно, дровишки в печку подбрасывать - очень уж хотелось Новый Год встретить с соблюдением всех Традиций - с банькой, жарко натопленной, в частности.
   А сами избушкой занялись - окна старым полиэтиленом утеплили, дверь подправили, подмели в комнатах, печь вычистили, огонь в ней - максимально жаркий - развели. Надежда в бане первая погрелась, и отправилась стол праздничный накрывать.
   А времени уже - без двадцати двенадцать. Но и мы с Банкиным успели друг друга чуть-чуть, Принципов ради, вениками похлестать.
   Сели за стол без трёх минут, вермута иностранного хлебнули, поздравили друг друга с Наступающим. И такая усталость вдруг навалилась - прямо за столом все и уснули.
   Проснулся я часа через два - дрова в печи уже догорали, похолодало значимо. Ребят растолкал, спать отправил, а сам остался при печи в качестве истопника - свежие порции дров раз в двадцать минут подбрасывать.
   Сижу себе тихонечко, за огнём присматриваю, о том - о сём думаю.
   И вдруг слышу - за дверью входной кто-то жалостливо так скулит, а может даже - и плачет. Открываю дверь - а на пороге собака лежит, здоровая, но худая - скелет сквозь кожу просвечивает. И такими глазами жалостливыми на меня смотрит - душа на изнанку выворачивается.
   Затащил собаку в избу, около печки пристроил, возле морды щербатую тарелку с тушёнкой примостил Минут двадцать она только дрожала всем своим худым тельцем, и смотрела на меня безотрывно. Потом начала жадно есть. Съела одну предложенную порцию тушёнки, вторую, пол краюхи хлеба.
   Потом, видимо, раскалённая печка стала припекать ей бок, собака приподнялась.
   Тут и выяснилось, что лап у неё в наличии - всего три, а на месте четвертой - короткий коричневый обрубок, покрытый подтаявшей ледяной коркой.
   С культи, видимо давно ещё загноившейся, в тепле закапали крупные капли чёрного гноя, воздух наполнился нехорошим больничным ароматом.
   Мои товарищи от вони той тут же проснулись. Надежда занялась собакой - стала обрабатывать её запущенную рану йодом - единственным лекарственным препаратом, бывшем в наличии.
   Генка же, оставшись не при делах, и, понимая, что в этом амбре уснуть невозможно, достал обрез, разобрал, и стал тщательно смазывать его составные части тушёночным жиром - за неимением лучшего.
   Я даже не стал спрашивать - зачем.
   Если у ротмистра были не обманувшие нас всех предчувствия, то почему у Генки таковых быть не может?
   За окнами заметно посветлело, близился рассвет, бедная собака, наконец, уснула.
   Втроём вышли на крыльцо. На востоке, в серых небесах, сливаясь с линией горизонта, затеплилась тонкая розовая нитка.
   На той стороне озера, над трубами домов обитаемой деревни стали подниматься редкие дымы. Было очень холодно, минус тридцать пять, не меньше - деревья ближнего к нам леса были одеты в совершенно невероятные - пышные, белоснежные шубы.
   Хорошо то как!
   Генка, глядя куда-то вверх, ни к селу, ни к городу, вдруг выдал:
  
   Тоненькая розовая нитка,
   На востоке, в тёмных небесах,
   Теплится, как робкая улыбка -
   На карминных, маленьких губах.
  
   Вдруг, над озером раздался громкий петушиный крик;
  -- Ку-ка - ре - ку - ку!
   Знаете, я потом много раз интересовался у людей знающих - "К чему это - когда в первое утро Нового Года, в страшный мороз - громко кричит петух?" И ни кто мне членораздельно так и не ответил, даже цыганки многознающие только плечами неопределённо пожимали и как-то странно, исподволь, посматривали.
   Утром, ближе к одиннадцати, к нам в гости неожиданно припёрся Митёк.
   С Новым Годом, босота! Поздравляю! - Размахивая на пороге бутылкой самогона, орал Митёк, и вдруг, осёкся, неуклюже опускаясь на пол.
   - Жучка, Жученька! Ты жива, девочка моя! - причитал Митёк, неуклюже ползя в сторону проснувшейся от шума собаки, и из глаз его неожиданно закапали крупные, совершенно тверёзые слёзы. Собака, радостно скуля, поползла к нему на встречу.
   - Понимаете, ребятки, - рассказывал Митёк полчаса спустя, гладя смирно сидящую на его коленях собаку, - Жучка у нас на скотном дворе жила. Очень хорошая собака, ласковая. Но невзлюбил её наш председатель, Пал Иваныч. Сперва побил сапогами сильно, а потом, с месяц назад - и вовсе, из берданы картечью в неё пальнул. Я уже подумал - всё, конец Жучке. Ан нет! Молодцы вы, ребята, спасли собаку! Это, не иначе, промысел божий привёл вас сюда.
   А Жучку я с собой заберу. Нынче нет уже Пал Иваныча - свобода у нас полная. Да нет, не убивал его ни кто. Наоборот - забрали нашего председателя на повышение, в область. Он теперь в Новгороде третьим Секретарём Обкома служить будет, вот как! А что, правильное решение. Пал то Иваныч - мужик политически очень даже подкованный. Да вы и сами с ним по осени работали - знаете, значит.
   Это точно, работали - знаем.
   - Кстати, - говорит Митёк, - Вспомнил - чего к вам пёрся то - метель нешуточная надвигается, пора вам, ребятишки сваливать отсюда. Да какие ещё, к такой-то матери, прогнозы. У меня организм чует - когда после выпивки хорошей похмелье мягкое, только поташнивает чуток - тогда погода хорошая будет, а когда крутит всего, продыху нет - это погани всякой ждать надо - ветер ли ураганный, ливень с грозой, метель ли на неделю. А сегодня с самого утра - крутит, так что - давайте с якоря сниматься.
   Снимаемся с якоря, гребём к станции, Жучку по очереди несём.
   Попрощались - со слезами, сели в поезд.
   В поезде тоскливо - холод, теснота, тусклые жёлтые сумерки. На какой-то маленькой станции подсаживаются два дембеля, следующие в родные пенаты.
   Сперва ведут себя прилично, скромников из себя строят, отличников боевой и политической подготовки. Потом покупают у проводницы водочки, выпивают, и, начинается - мат на мате, мат сверху, и мат - помимо.
   Встаю, и по-хорошему объясняю - с нами дама, поэтому ругаться матом - нельзя, и, более того - последствия, они и для дембелей - последствия.
   - Ты чё, гнида малолетняя? - Вопрошает тот, что похилее, - Пик-пик-пик, и ещё - пик-пик-пик. Ты сейчаза у нас узнаешь - что есть дембельская любовь. И - пик-пик-пик.
   - Да что вы, братья, - вмешивается Генка Банкин, расшнуровывая рюкзак, - Всё, собственно - путём. Сейчас и презент вам, бравым, организуем шементом.
   - Так то лучше, - откликается более здоровый дембель, - Дедушки подарки уважают, глядишь и простят вашу наглость. Пик-пик-пик.
   Генка, явно подражая ротмистру Мюллеру, не торопясь, извлекает из рюкзака тяжёленький свёрток, разворачивает тряпицу, извлекает обрез, звонко передёргивает хорошо смазанный затвор.
   Через минуту - дембелей и след простыл.
  
   Бернд обрезу был рад несказанно, всё в словах благодарных рассыпался.
   А, узнав, что данный предмет нас и в дороге обратной выручил нешуточно, вообще в философский экстаз впал:
   - Прав был старикашка Шекспир - весь мир один сплошной Театр. Но сколько каждому из нас спектаклей отмерено - не дано знать. А когда бенефис будет - тем более. Вот обрез - железяка старая, на первый взгляд - бесполезная полностью. А вот надо же - и в спектаклях жизненных роли важные играет. А нам то, что тогда от жизни этой ждать?
   Отнёс ротмистр обрез в "Белую Лошадь", там его торжественно на стену повесили, прямо под портретом Че Гевары.
   Захожу я как-то года три назад в "Лошадку" - нет обреза. Портрет Че - на месте висит, а обрез отсутствует. Стал спрашивать - никто ничего не знает, старый персонал давно уже уволился.
   Видно наш друг железный опять в каком-то спектакле задействован - лишь бы в руках правильных, добрых.
  
   Вот так и зарождалось Братство Че. Потом и со стариком Карлом Мюллером познакомились, по комсомольской линии на Кубе побывали.....
   Сколько сейчас человек в Братстве состоит - никто и не знает. Некоторые из его Зачинателей - по всему свету разъехались, и там новые ячейки создают самостоятельно.
   Генка Банкин - в Новую Зеландию отбыл, Толстый Витька - в Черногорию, а Михась вообще номер отколол - Святым Человеком заделался, где-то в сибирских лесах Скит собственный основал.
   С кем-то связь сохранилась, с кем-то - нет. Человек двести бойцов наберётся, наверное. Но узнать своих - легче лёгкого - по татуировке светло зелёной, на плече располагающейся: улыбающийся Че, в лихо заломленном берете, сжимает в руках автомат Калашникова.
   По делам ещё можно узнать: если, к примеру, Стена Берлинская рушиться, или американский самолёт-невидимка в небе Сербии сбивается неожиданно - знать без Наших не обошлось. Вот недавно в одном городке сибирском несколько коттеджей местных богатеев, в недавнем прошлом - Депутатов, сгорело начисто - не иначе Михась к этому свою Длань Святую приложил....
  
   С исчезновением Бернда так получилось. Обратились к нашей ячейке за помощью братья из Гринписа: необходимо было одно корыто, радиоактивными отходами заполненное, что около побережья Австралии тусовалось, попортить слегка. В смысле - подорвать немного, чтобы не затонуло - ни в коем случае, а так.....
   Как бы лучше объяснить? Ну, короче, шуму наделать побольше, чтобы пресса подключилась, рассказала бы мировой общественности об отходах этих самых, смертоносных. Задачка - как задачка, и не такие решать доводилось. Только собрались в Австралию вылетать, бац, - Бернд с аппендицитом в больницу слёг. Дело то не терпит, без Бернда отправились, впятером: я, старый Мюллер, Мари, Фьёрд и Лёха-каратист. Подорвали то судёнышко - как просили зелёные, шуму понаделали, да, вот только, ноги унести не успели. Арестовали, судили, всем дали по пятнадцать месяцев тюремного заключения, а Лёшке - на три месяца больше - за сопротивление при задержании австралийским полицейским.
   Бернд из больнице вышел, а мы в тюряге уже паримся.
   Чего его в Карибию понесло? То ли - со скуки, то ли - виновным себя чувствовал, что на свободе остался?
   В Карибии тогда некая неслабая заварушка происходила: повстанцы в очередной раз решили от партизанской войны отказаться и перейти к целенаправленным военным действиям. Собрали несколько тысяч местных оборванцев, вооружили, да и двинулись двумя паралельными колоннами на Столицу. И Бернд - с ними.
   Далее - всё пошло и отвратительно, до боли зубной. Военные, неплохо обученные американскими инструкторами, восставших рассеяли без особых хлопот, применив артиллерию и миномёты. Большинство из в живых оставшихся - в джунгли улизнули, кому не повезло - в плен попали. А Бернд, возглавив остатки боеспособных сил, ещё с месяц сопротивление правительственным войскам оказывал, кружа по предгорной части страны. В конце концов, последний отряд, состоящий из шестидесяти бойцов, половина из которых - раненые, нашёл приют у каких-то местных золотоискателей, многие годы стоящих стационарным лагерем на Индейском Нагорье. Хозяева помогли отступающим лекарствами и продовольствием, разместили в укромной горной лощине, обещали полную безопасность. А, затем по подлому предали - сдали со всеми потрохами преследователям.
   Войска окружили лощину со всех сторон и открыли шквальный огонь на поражение, пленных брать даже не пытались. Мы в тюрьме австралийской по телевизору наблюдали, как трупы в машины грузовые загружали. Бернда среди погибших не видел, врать не буду, но шансов выжить в этой мясорубки было - минимум.
   Вышли из тюрьмы, а в Карибии всё же диктатуру свергли, сатрапов всех - кого расстреляли, кого - арестовали, не успели мы за Бернда его дело завершить. Даже - жалко.
   А бабушке Наталье я тогда, в Селише, соврал, конечно. Не в могиле Бернда дело, просто очень надо с теми золотоискателями-предателями посчитаться. Ну - очень.
   Сели на "Кошку" - и, вперёд.
   Даже Лёху ждать не стали, выйдет - догонит.....
  
  
   Глава третья.
   Истории, услышанные в таверне "La Golondrina blanka*".
   * - Белая ласточка.
  
   За массивным, сработанным из мореного дуба, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин. Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
   И словно вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, как будто сама по себе, словно живя собственной жизнью, старинная каталонская баллада:
  
   "Былой отваги времена
   Уходят тихо прочь.
   Мелеет времени река,
   И на пустые берега
   Пришла Хозяйка-Ночь".
  
   Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны.....
  
   Я отправился в ванную комнату и срочно сунул голову под струю холодной воды.
   Дело в том, что я после третьей-четвертой рюмки горячительного начинаю воспринимать действительность в несколько иллюзорном, можно даже сказать - в совершенно романтическом виде.
   В чем тут дело - загадка природы. Но последняя рюмка виски была именно четвертой.
   Наспех стряхнув капельки воды с волос, я вернулся в обеденный зал.
   Гоблин, как и ожидалось, был вовсе и не гоблин, а даже наоборот - представительный и солидный мужчина преклонных лет.
   Естественно, господин этот вовсе не икал и из стороны в сторону не раскачивался, а сидел за столом чинно и благородно, зажав в руке фужер с белым сухим вином.
   Что касается наличия или отсутствия ушей, то установить это прямо сейчас было крайне проблематично - из-за роскошной гривы седых волос, ниспадавшей на плечи сеньора.
   А вот сам трактир, крепкий дубовый стол и каталонская баллада являлись непреложными реалиями.
   Молоденькая мулатка, томно полу закрыв глаза, самозабвенно выводила:
  
   "И никого со мной в ночи.
   Кругом - лишь сизый дым.
   И в мире больше нет причин
   Остаться молодым".
  
   На завтрак сегодня, как всегда собрались в "La Golondrina blanka", славный такой трактирчик - pulperia - по-местному. Внутреннее убранство, может быть, европейским дизайнерским канонам и не соответствует, зато - кухня, какая!
   И, сегодня - предложенные нам блюда - были выше всяческих похвал.
   На закуску - рагу из виноградных улиток, крабового мяса и авокадо, основное блюдо - тушеная баранина, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, на десерт - многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же - местное апельсиновое вино, пахучее и терпкое - в неограниченных количествах.
   Сегодня за нашим столиком, кроме постоянной команды: меня, доктора Мюллера и фрау Мари (Фьорд, будучи замшелым мореманом, "Кошку" любимую покидать отказывался - наотрез), присутствовал и четвёртый персонаж. Гость - желанный и неожиданный одновременно. Звали его - "Капитан Зорго". Он и действительно - был капитаном шхуны "Невеста ста ветров". Шхуна эта - старое совсем корыто, не чета нашей "Кошке", но по волнам бегает ещё, катает туристов толстопузых - до островов и обратно.
   Сам Зорго - мужчина за пятьдесят. Роста - ниже среднего, толст, широк и неповоротлив, одет в поношенный сюртук старинного фасона. Рыжая лопата-борода. На месте правого глаза - черная повязка, в левом ухе - массивная серебреная серьга, на боку - огромный тесак непонятного предназначения. Пират такой классический - одним словом.
   Целый месяц мы безуспешно шатались по Сан-Анхелино и его окрестностям - искали следы Бернда, или, хотя бы людей, могущих правильное направление тех поисков указать.
   И, все наши собеседники твердили одно, словно бы сговорились: "Ищите Капитана Зорго. Только он сможет помочь. Он тогда с вашим Берндом в одном отряде состоял". Стали Капитана искать - нет его ни где, как будто под землю провалился, или, что верней, прячется от нас.
   Оказалось, что не прятался, а "присматривался" - что мы за люди, за тех ли - себя выдаём. Наконец, решился таки к нам подойти. Уже целый час сидит с нами за столиком, и, смущённо на Мари поглядывая, рассказывает, время от времени серебряную чарку с чёрным ромом - проглатывая, махом единым.
   Вот и сейчас, Зорго, не торопясь, наполнил свою чарку ещё раз, выпил, крякнул, и заговорил - негромко и солидно, как и подобает бесстрашному морскому волку:
   - Не любят у нас в Карибии те события вспоминать. Считается, что у нас сейчас Революция победила, и нынче - Демократия кругом. Только не так это совсем. Революция то эта - бархатная была: поняли ребята из Корпораций Транснациональных, что Хунта эта военная народ на восстания разнообразные провоцирует, а это, в свою очередь, Бизнесу Серьёзному - помеха, да и поменяли Режим. Косметический ремонт сделали, так сказать. По сути, для народа простого ничего не изменилось - та же бедность беспросветная, а по форме - всё пристойно: демократия, пусть и формально, место быть имеет. Вот так вот оно. И мнение усиленно в сознание масс вбивается усердно: Хунта - это очень плохо, но, и бунтовщики разные, за оружие берущиеся, также - очень плохо. Вот Парламент, Выборы - это правильно очень, хорошо. А то, что Депутаты все эти - Корпорациями с потрохами куплены, про это говорить не принято вовсе.
   - Извините, Капитан, - мягко перебила Мари нашего нового знакомого, - Но, что же тогда, всё же, с Берндом произошло?
   - Да, конечно, - Зорго опять стушевался под печальным взглядом огромных голубых глаз Мари, и покраснел - как мальчишка, - Меня тогда ранило серьёзно, потом - в плен попал, до этого "бархатного водевиля" - в тюрьме просидел. Не успел я тогда Бернда предупредить - что к тому Индейскому Нагорью приближаться нельзя. Лет сорок тому назад там месторождение золота обнаружили, или чего другого ценного - не знаю, право. Через некоторое время какие-то американцы все те земли у Местных Властей то ли выкупили, то ли на них - Концессию оформили. Толком - никто не знает. Что характерно - Режимы у нас в Карибии меняются постоянно, но Индейское это Нагорье - табу для всех, никто, даже военные, не пытаются те давнишние договорённости пересмотреть. А американцев тех все так и называют - Хозяева.....
  
   Вдруг, где-то рядом с входной дверью, раздался негромкий женский полу крик - полу вздох.
   Я обернулся - около барной стойки обнаружилась прекрасная барышня - в длинном, отороченном тончайшими кружевами платье. Барышня показывала изящным пальчиком на пол и тихонечко повизгивала. У её ног лежала опрокинутая розовая корзина изящной работы. Из корзинки на пол неуклюже выбрался симпатичный чёрный котёнок. Барышня
   пошатнулась и, вскинув руки над головой, изящно соскользнула на руки седого джентльмена, оказавшегося поблизости.
   Смиренно прошу прощения и искренне раскаиваюсь - произошла досадная накладка.
   Это всё - алкоголь проклятый!
   Попробую ещё раз.
   Вдруг, где-то рядом с входной дверью, раздался дикий, оглушительный визг - так визжать может только черная местная свинья под ножом бурхо - вест-индийского негра.
   Визг разрастался и креп. Все пригнулись к столу, обхватив голову руками.
   Я обернулся - около барной стойки обнаружилась сеньорита Розана, хозяйка нашей pulperia, особа бегемотообразная, грубая и крайне неряшливая.
   Почтенная трактирщица, выкатив свои коровьи глаза на пол-лица, указывала своим достаточно грязным пальцем - сосиской на пол и выла всё громче и громче.
   У её ног лежала большая старая корзина из бурого камыша. Из корзины на пол неуклюже выполз чёрный котёнок, за ним ещё один, ещё...Боже, сколько же их! Сеньорита Розана пошатнулась, и с немыслимым грохотом опрокинулась на пол. В баре звякнули тарелки, несколько стаканов, упав со стойки, звонко разбились, разбросав осколки в разные стороны.
   Клиенты и трактирные слуги тут же бросились к упавшей. Шум, гам, суета, неразбериха.
   В дверях показались головы зевак, привлечённых непрекращающимся ни на секунду, воем прекрасной доньи Розаны.
   Успокоилось всё, впрочем, достаточно быстро - минут через пятнадцать.
  
   - Любят в Сан-Анхелино такие вот шуточки, с мистикой всяческой связанные, - Охотно пояснил повеселевший Зорго, - В приметы и поверья различные здесь верят практически все, верят искренне и фанатично. А чёрный кот - это явно не к добру - это даже ребёнку известно. Вот и решил кто-то над доньей Розаной подшутить - надо заметить, шутка получилась отменная, о таких знатных шутках потом долгие годы рассказывают. Это - Джедди, конечно, голову на отсечение даю! Славный парнишка растёт.
   - Итак, уважаемый Зорго, - это Мари опять к Капитану обращается, взглядом своим его гипнотизируя - как удав кролика, - Вы до этого Индейского Нагорья - проводите?
   - Проводить то - провожу, криво усмехается Капитан, - Всё я понимаю - предателям отомстить - святое дело! Да непросто здесь всё. Нагорье это представляет из себя узкий овал, сильно вытянутый с востока на запад. С севера Нагорье граничит с каменистыми безымянными равнинами, с Юга - с Сизыми Болотами. С севера - не подойти незамеченными: колючая проволока, сигнальные натяжки, мины противопехотные - в три ряда, через каждые пятьсот метров - вышки сторожевые. С юга - вовсе не подойти, эти Сизые Болота - вовсе непроходимы, по крайней мере - для белого человека. Бесполезно туда ходить - всё равно не вернёшься. Исстари так повелось, не нам и переиначивать. И, не надо так на меня смотреть - с усмешкой, будто я чудак какой, или - трус чудаковатый.
   Только индейцы-чиго по тем болотам разгуливают - словно по проспекту, булыжниками мощёному. Да не жалуют чиго - белых, правда - за редкими исключениями. Вон, посмотрите - Джедди идёт, ну, тот, который эту штуку с чёрными котятами разыграл. Присмотритесь к нему, он то точно - к Индейскому Нагорью отношение имеет!
   Посмотрели в сторону указанную. Там, Площадь пересекая, мальчишка лет двенадцати шёл, не совсем обычный мальчишка. Присмотрелись. Чёрные кучерявые волосы, а из под них уши видны - здоровенные, круглые, лимонного цвета, бурой шёрсткой покрытые. И фигура какая-то неуклюжая, походка - словно медвежонок панда ковыляет. На груди у парнишки - медальон здоровенный золотой висит, килограмма на полтора, а то - и поболе. На плече - кот огромный сидит, и хвостом длиннющим - мостовую обметает.
   Да - странная парочка. А тут ещё, навстречу мальчишке женщина средних лет выходит - высокая, статная, красивая, одетая совсем не по здешней моде. Кота погладила, мальчишку - в щёку поцеловала, за руку взяла. Дальше - уже вместе пошли, не торопясь и о чём-то оживлённо переговариваясь.
   А Зорго продолжает:
   - Что хотите - обо мне думайте. Но, соваться в Сизые Болота без опытного проводника чиго - самоубийство верное!.
   Замолчал Капитан, ещё одну чарку выпил - дабы волнение погасить.
   После молчания минутного, спрашиваю Зорго:
   - И где же такого проводника нам достать??
   - Где достать? криво усмехается Капитан, - По Сизым Болотам никто из наших никогда не ходил, не говоря уже про Нагорье. Вам с Джедди этим поговорить надо, к нему чиго почему-то с уважением относятся. Да и к его матери приёмной - сеньоре Саре Монтелеон. Это семейство всегда над чиго какую-то мистическую власть имело. Сейчас сеньора Сара единственная - Монтелеон, остальные все - погибли безвременно. Давайте, я вас - с ним сведу, а? Может, и согласятся.....
   Капитан закурил и крепко задумался, пуская в потолок идеально круглые кольца дыма.
   - Расскажите, пожалуйста, нам про сеньору Сару, про - Джедди, да - и про кота, - негромко попросила Мари.
   Зорго задумчиво потёр переносицу:
   - Как Вы понимаете, не всем события я был свидетелем непосредственным - море, оно ужасно много времени отнимает. Так что - в основном перескажу, что мне когда-то друзья рассказывали. Слушай те внимательно, вдруг пригодиться....
  
   - Тропическая математика -
   О том, как сеньора Сара Монтелеон осчастливила Сан-Анхелино своим многолетним присутствием, Вам расскажет любая местная picarilla, спросив за эту услугу совсем даже недорого - рюмку-другую местного aguardiente и маленький урок "настоящего" английского для своего попугая.
   История прекрасная и страшно романтичная, а суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, - это чашка кофе chigos, выпитая под черную карибскую sigaros в нужном месте, в нужное время и в правильной Компании.
   Итак, незадолго до Рождественских Праздников, мисс Сара Тина Хадсон, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры Высшей Математики Университета города Нью-Йорка, грядущее светило точных наук, красавица и умница, чинно сидела в кондитерской "Пятая Авеню", что располагается на одноименной нью-йоркской улице, за чашкой жидкой бурды, которая по какой-то жуткой ошибке именовалась "кофе", и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
   В те времена, в так называемой интеллектуальной среде, это считалось достаточно модным и почетным занятием.
   Да и размер премии, обещанной каким-то толстосумом за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
   В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась дверь кондитерской, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
   Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а его милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его испанском или вест индийском происхождении.
   Это был никто иной, как Симон Монтелеон, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Ватерлоо", перевозившего особо стратегически важные для Карибии товары - бананы, апельсины и лимоны, коренной житель славного города Сан-Анхелино.
   Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по чашечке вышеупомянутого светло-коричневого несладкого напитка.
   Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется "кофе", моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
   Расстегнув долгополый походный сюртук, выхватил из-за широкого кожаного пояса весьма внушительный абордажный тесак и приставил его к горлу несчастного хозяина кондитерской, требуя объяснить смысл этой несмешной шутки.
   После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный дон Симон решил простить глупого gringo и даже, достав из бездонного кармана своего сюртука изящную жестянку с неким ингредиентом, приготовил на кухонном примусе для всех желающих ковшик настоящего chigos.
   К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
   Но мисс Сара Хадсон осталась сидеть на прежнем месте.
   Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего недавнего собеседника, но ничуть не испугана - ведь общеизвестно, что испугать шотландскую леди гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
   - Милая Сара, - чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк, - Отведайте, пожалуйста, благородного chigos с карибских плантаций. В его вкусе - вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза - и Вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой, стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны, беспокойные, никогда не засыпающие джунгли, и море, Великое Карибское Море, Море Морей...
   О мисс Сара, как жаль, что я не родился поэтом.
   Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Симон Монтелеон продолжил:
   - А если Вы, в перерывах между глотками chigos сделаете несколько затяжек этой черной карибской sigaros, то перед Вами могут открыться многие тайны мироздания....
   И тут произошло неожиданное.
   Изысканная, элегантная, по последней моде одетая нью-йоркская леди сделала маленький глоток chigos, и, поставив на столик свою чашечку, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно выхватила из пальцев оцепеневшего капитана sigaros и сделала глубокую профессиональную затяжку.
   Результат превзошел все ожидания.
   Глаза мисс Сары Хадсон широко распахнулись и засияли словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:
   - Эврика! Эврика! Эврика!
   Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала из кондитерской.
   Дон Симон только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа - в свидетели своей полной невиновности в происшедшем.
   Как говорят в Сан-Анхелино охотники: "В чем ошибся ягуар уже не важно, важно, что кролик все-таки убежал".
   А Сару Тину Хадсон просто посетило озарение, она неожиданно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое неожиданное открытие.
   К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Лондон мистеру Джону Тревору, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в одном из тамошних Университетов.
   Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского, уснула сном ангела.
   Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность - за ночь решение теоремы напрочь Сарой Хадсон было забыто, и виной всему, по ее мнению был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о морских разбойниках, несметных сокровищах, зарытых в глубоких пещерах, об обезьянах, тапирах, аллигаторах и прочих глупых разностях.
   Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность - ведь решение было у Джона Тревора, который через месяц должен был прибыть в Нью-Йорк для официального предложения руки и сердца.
   Месяц прошел как один день.
   И вот долгожданная встреча любящих сердец.
   - Джон, Джон! - взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав смокинга своей будущей половинки, - Правда же мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей. Правда?
   - Дорогая Сара, - несколько озадаченно проговорил сэр Джон, неодобрительно посверкивая стеклышком монокля, - Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право...
   Стоп, Джон Тревол, - безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались грозовые нотки, - Оставь свое мнение при себе. А мне - отдай, немедленно, отдай МОЕ решение. И - отдай немедленно.
   - Но дорогая, - ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, - Я искренне подумал, что это твоя рождественская шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и.....
   - Короче говоря, - пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, - Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил?
   - Ну, конечно, я...,- это были его последние слова в этом диалоге.
   Вы знаете, что такое настоящий гнев?
   Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?
   Если Вы не встречались с по-настоящему разгневанной шотландской леди - Вы не знаете о гневе ничего.
   Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с сэра Джона его черный котелок; после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его монокль; после третьего...- впрочем, будем милосердны - кровожадность ныне не в почете.
   После этого инцидента о свадьбе и речи быть не могло.
   Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.
   Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней - в Нью-Йорке, этом великолепном Мегаполисе, где, казалось бы, есть все, везде и всегда, невозможно было
   достать ни chigos, ни sigaros. А как без этих волшебных помощников вспомнить секрет решения Великой Теоремы?
   Проблема разрешилась как-то сама собой.
   Села мисс Сара Тина Хадсон на первый же фруктовый пароход и отправилась в экзотическое путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Сан-Анхелино, что расположился где-то между тропиком Рака и тропиком Козерога.
   Дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми.
   Увидела молоденькая жительница Нью-Йорка великое Чудо слияния Неба и Моря в Единую Сущность, да и забыла и о теореме Ферма, да и вообще обо всех и всяческих теоремах.
   А, кроме того, вышла замуж за морского бродягу Симона Монтелеона, который, к несчастью, лет тринадцать тому назад сгинул где-то на просторах Карибского моря - не вернулся старенький пароход "Ватерлоо" в порт приписки.
   Как рассказывают местные старожилы, в тот момент, когда наречённая вдевала в свою свадебную причёску жёлтую розу, над Сан-Анхелино появилась шикарная многоцветная радуга, досель и после этого - невиданная....
   Детей у них не было, но сеньора Сара Монтелеон не вернулась в Большой Мир, живет себе в маленьком белом домике под красной черепицей, ухаживает за крохотным апельсиновым садом, и каждое утро выходит на городскую набережную - все ждет своего двухметрового верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.
   За это все жители нашего городка ее безмерно любят и уважают.
  
   Зорго опрокинул в себя ещё одну чарку рома.
   - Что касается мальчишки и кота. Про появление Джедди мне рассказал один знакомый капитан - по прозванию Большой Сид, он лично был свидетелем того.
  
   - Джедди и Маркиз - или о том, как рождаются Революции и Карнавалы -
   Джедди подбросили к порогу дома семейства Монтелеон лет двенадцать тому назад, как раз через год после того, как дон Диего затерялся где-то в морских лабиринтах.
   За окнами царила чёрная-чёрная ночь, самая чёрная из всех ночей, какие доводилось видеть капитану Сиду в своей жизни.
   Бушевала гроза - бешенная и страшная, полная миллионами молний и воя сумасшедшего ветра, дувшего с Дальних Гор.
   В дверь постучали, и, одновременно с этим, где-то совсем рядом раздался странный долгий звук - то ли зов охотничьего рога, то ли плач трубы джазового музыканта.
   Зарядив, на всякий случай, старинное фамильное ружьё крупной картечью и предварительно взведя оба тугих курка, отважная сеньора Сара Монтелеон резко распахнула дверь.
   Сверкнула яркая молния, и в её свете предстала странная картина - около каменных ступеней крыльца стояла кованая колыбель непонятного чёрного металла изысканной тонкой работы - почему-то, с первого взгляда, было понятно, что вещь эта старинная, а вернее - очень и очень древняя.
   В колыбели лежало нечто, завёрнутое в серую, дурно пахнущую шкуру непонятного зверя, и жалобно стонало-всхлипывало.
   Когда, чуть позже - уже в столовой, сеньора Сара осторожно развернула мокрую шкуру, капитан Большой Сид - карибский шкипер, старый бесстрашный морской бродяга, повидавший всего и всякого, гостивший в ту пору на берегу по причине пулевого ранения в правое плечо, испуганно подпрыгнул, ударился головой о низкую потолочную балку и отчаянно заикал.
   К слову сказать, окончательно пришёл в себя капитан не раньше, чем через час, употребив для этого адекватное количество универсального лекарства моряков всех стан и народов, а именно - пинты две-три чёрного ямайского рома.
   Я давно уже заметил, что порой самые бесстрашные герои, могут испытывать порой чувство страха - и именно безмерное удивление виной тому.
   А тут было чему удивляться: на серо-серебристой мохнатой "пелёнке" лежал младенец мужского пола, (что было установлено однозначно) - крохотное, морщинистое, но достаточно упитанное тельце с ярко-оранжевой кожей, равномерно покрытой тёмно-русой шёрсткой - включая ступни кривых шестипалых ножек и ладони толстеньких коротких (но все же, хвала Создателю - пятипалых) ручонок; абсолютно гладкое круглое личико с широким улыбающимся ротиком, полным жёлтых острых зубов (ну, никак не "зубиков"); огромные, вполне разумные, если не сказать большего, тёмно-фиолетовые глаза; и главное - совершенно круглые, непропорционально большие - в нашем обычном понимании - жёлто-лимонные уши.
   Зрелище, конечно, было ещё то, но, как говорится, человек тем и отличается от животных, что ко всему, даже к самому необычному и необъяснимому, привыкает достаточно быстро.
   Так вот, жители Сан-Анхелино к такому креативному виду Джедди привыкли уже года через три-четыре после его неожиданного появления.
   Изменился он с тех пор несильно, разве что подрос немного - вплоть до полутораметровой отметки, да шёрстка стала чуть погуще, да уши чуть пропорциональней смотреться стали - растут, наверное, всё же медленнее, чем другие части тела. Вот только - никак не соглашается обувь надевать, всюду босиком бегает. Из чего у него подошвы? Непонятно, право, говорят - на них тоже шёрстка растёт знатная.
   Некоторые умники считают, что по своему происхождению Джедди - обычный хоббит.
   Ну, из тех, что так увлекательно описал мистер Дж. Р.Р.Толкинен.
   А что, эта гипотеза ни сколько не хуже, чем рассуждения (тоже имеющие место быть) о домовых, троллях, инопланетянах и обезьянах.
   Как бы там не было, парнишка он шустрый и добрый, все в городке его любят.
   Да и способностями Джедди не обделён - легко болтает по-английски и по-испански, читает всё подряд, логикой не обделён.
   А слух у него, обоняние, острота зрения - любой индейский охотник за аллигаторами позавидует. Да и как же иначе - чистокровное дитя природы, судя по всему.
   Колыбельку и шкуру сеньора Сара показывает всем многочисленным гостям дома семейства Монтелеон.
   Но никто из этих уважаемых личностей - ни скитальцы морей, ни кладоискатели и рудознатцы, ни учёные-путешественники, ни, даже - могучие вожди индейских племён - не смогли помочь в разрешении этой тайны - до сих пор название металла, из которого изготовлена колыбель, не установлено, как не опознано и животное, носившее некогда необычную серо-серебристую шкуру.
   Ну, а здоровенный камышовый кот по прозвищу Маркиз, появился года два назад, уже при мне.
   Дело было так.
   В один погожий летний денёк нагрянула в Сан-Анхелино La Expidicion.
   La Expidicion - это четверо толстых и смешных иностранцев - то ли немцев, то ли каких-то там ещё шведов или бельгийцев. Все четверо одеты в короткие штанишки ("шорты" - называются), чёрные высокие ботинки со шнуровкой, плотные брезентовые зелёные куртки и белые пробковые шлемы - такого в этих краях ещё никто не видел, поэтом популярность La Expidicion в Сан-Анхелино была необычайной - бело-лимоно-жёлто-буро-чёрная толпа зевак следовала за странными иностранцами по пятам.
   Необычен был и багаж пришельцев - кроме многочисленных баулов и чемоданов - около сотни больших металлических клеток с очень толстыми поперечными прутьями и крепкими запорами.
   Долго в городке экспедиционеры не задержались - не торгуясь, скупили всех имеющихся в наличие мулов, разнообразное продовольствие и снаряжение, наняли в качестве проводников и помощников на-все-руки дюжину местных бездельников, - и отбыл, сей немалый караван - только для перевозки клеток потребовалось более сорока мулов - в джунгли - в неизвестном направлении, с неизвестной целью.
   Прошёл месяц, в течение которого все жители Сан-Анхелино изнывали от любопытства - для чего же всё-таки loko gringo отправились в джунгли? Уж больно клетки имели внушительный вид - явно предназначались не для попугаев или иных пернатых пленников.
   И вот свершилось. По улице Гроба Господня, центральной улице городка, выступала странная процессия - усталые и явно испуганные мулы, нервно тряся ушастыми головами, везли клетки, в которых сидели, лежали и стояли дикие камышовые коты и кошки - совсем ещё котята и здоровенные матёрые особи, полосатые и одномастно-бурые, вопящие на все лады и гордо молчавшие, презрительно сплёвывающие по сторонам.
   - Valgame dios! - Многоголосо выдохнула удивлённая толпа любопытных, не готовая определить сразу своё отношение к происходящему.
   Дикие камышовые коты (да, впрочем, и кошки) - создания достаточно злобные и нелюдимые. Но всё же, здесь их уважали - обитали они в самых болотистых местах джунглей, не привлекающих людей, жили очень скрытно, никогда не появлялись в человеческих поселениях, но, зато, и никогда не воровали из охотничьих капканов кроликов и перепёлок - а ведь даже ягуары такой лёгкоё добычей не брезговали.
   Короче говоря, камышовых котов воспринимали как пусть и нелюбимых, но всё же достойных соседей, и поскольку попадались они на глаза достаточно не часто - то и как некую редкую достопримечательность джунглей, о которой принято рассказывать всякие байки и небылицы за дружескими посиделками.
   И тут - сотни этих "достопримечательностей" - в клетках чужеземцев, за крепкими запорами.
   Заволновались горожане, заспорили.
   И уже через час Выборные, во главе с самим Comandante,уверенно вошли в холл отеля
   "El Nacional", где квартировала La Expidicion, дабы потребовать однозначных объяснений.
   Многочисленные сторонники правдоискателей, уже, на всякий случай и согласно местному обычаю, наспех вооружённые - кто кухонным ножом, кто булыжником, выдранным из мостовой, рассредоточились по ближайшим улочкам и застыли в нетерпеливом ожидании.
   Народы, рождённые под тропическими созвездьями, всегда склонны к поиску правды, а если эти поиски ещё и сопряжены с возможностью "побряцать оружием" - то и удовольствие можно получить двойное.
   Однако, на этот раз - сорвалось.
   Минут через десять Comandante задумчиво вышел из отеля, забрался на пустующий постамент памятника Великому Диктатору - сам памятник был сброшен с постамента много-много лет назад во времена какой-то давнишней, уже всеми позабытой Революции, - и объявил всем собравшимся:
   -Уважаемые граждане Сан-Анхелино! Я, Comandante Педро Гонзалес, подтверждаю, что
   La Expidicion, руководителем которой является уважаемый профессор Бруно, действует строго в рамках Лицензии, выданной в Столице и подписанной секретарём самого El Senor Presidente. Эта Лицензия разрешает профессору Бруно отловить в джунглях сколь угодно много диких камышовых котов и кошек, которые беспошлинно и безприпятственно могут быть вывезены за пределы Республики, так как должны в дальнейшем, - назидательно поднятый вверх палец, - Послужить благородным целям на благо всего человечества - а именно, являться, я бы сказал, подопытными единицами при проведении профессором Бруно важных медицинских опытов по созданию чудодейственной вакцины практически ото всех болезней. Поэтому, учитывая законность действий La Expidicion и осознавая особую значимость опытов уважаемого дона Профессора, военные власти Республики - в моём лице - берут La Expidicion под свою охрану, и полувзвод солдат будет выставлен на охрану имущества уважаемых господ незамедлительно! Инцидент - полностью исчерпан! Прошу, настоятельно прошу уважаемых сограждан разойтись по домам! Viva El Senor Presidente!
   "Большая бумага" в мирное время, пока не предвидится очередная Революция, или какая-нибудь иная заварушка, для жителей тропических стран - авторитет непререкаемый.
   Медленно и уныло расходились несостоявшиеся защитники дикой природы - кто домой, кто в ближайшую pulperia - дабы стаканчиком-другим поправить испорченное настроение, вставляя попутно булыжники в пустые гнёзда мостовой.
   И только Джедди не успокоился. Уверенно вошёл он в здание Суда (скромную хижину из терракотового местного кирпича, крытую пальмовыми листьями) - как раз был день приёма от населения прошений и жалоб, - и обратился к Судье - дону Сезару Мерри - старому грузному негру, мирно дремавшему в одиночестве и прохладе, с просьбой неожиданной и дерзкой, а именно - возбудить судебное преследование в отношении профессора Бруно и секретаря самогоEl Senor Presidente.
   - Уважаемый сеньор Судья, - настойчиво вещал Джедди, - Даже любой ребёнок в Сан-Анхелино знает, что медицинские опыты gringo ставят на мышах и собаках. Причём здесь камышовые коты? Здесь явный обман и мошенничество. Даже последняя обезьяна из джунглей понимает - los gatos пойдут либо на шубы белым женщинам, либо там ещё на что - кто этих gringo разберёт.
   Судья морщился, хмуро очищая спелый банан.
   Джедди не унимался:
   - Я считаю, что дон секретарь El Senor Presidente явно взял взятку - очень большую взятку! - бедный Судья Мерри чуть не поперхнулся бананом, - И доказательство тому - тот факт, что вывоз los gatos осуществляется беспошлинно! Дон Мерри! Вы меня знаете -
   я всю Конституцию Республики наизусть знаю, Законы многие прочёл. Нет там такого положения, что бы вывозить за границу что-либо беспошлинно! Нет! Чем хотите - клянусь! Наложите на момент расследования арест на los gatos, иначе завтра их уже увезут!
   Судья откашлялся, помолчал минуты две-три, и, глядя на юного бунтаря грустными глазами, имевшими цвет горького французского шоколада, неторопливо произнёс:
   - Право, Джедди, не горячись. Ты ведь мальчик умный, Конституцию и Законы читаешь.
   Значит, должен знать, что "большая бумага"- Судья многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки, - Это, брат, "большая бумага". Не могу я, дружок, арестовать твоих los gatos, права не имею. Запрос в Верховный Суд могу направить, дня за два он до Столицы дойдёт - рассмотрят его за месяц-другой, своё решение сообщат. Когда ты говоришь, La Expidicion отбывает в свои земли северные? Завтра? Ну вот, сам видишь - Судья извинительно развёл руки в стороны и многозначительно замолчал.
   Уныло повесив свою ушастую голову на грудь, сгорбившись, Джедди медленно двинулся к выходу - случилось то, что всегда случается, когда безрассудный юношеский максимализм встречается с грубыми реалиями взрослой жизни, втиснутой в узкий сюртук Правил, Законов и Уложений, перетянутый к тому же жёстким поясом Предписаний и Инструкций.
   - Постой же, юный несмышлёныш, - пробулькал меж тем старый негр, - Вернись сейчас же.
   Когда Джедди снова подошёл к нему, просительно заглядывая в глаза, словно бездомная собака, которой показалось, что и у неё - несчастной и всеми брошенной, вдруг появился Добрый Хозяин, который предлагает ей на вечные времена тёплую подстилку у двери (с внутренней стороны, конечно,) и миску с вкусными мясными объедками - каждый вечер, Судья произнёс голосом ясным и строгим:
   - А теперь, мальчик, ты возьмешь бумагу и перо, и изложишь всё то, что говорил раньше - причём, постарайся написать обо всём как можно подробнее и грамотнее. Ведь ты, - здесь Судья неожиданно по-доброму улыбнулся, - и Конституцию читал, и Законы разные знаешь. А после этого сходишь в ближайшую харчевню - только в хорошую, дорогую, - и приведешь трёх солидных граждан нашей Республики, которые согласились бы стать твоими Свидетелями-Поручителями, - смотри, чтобы они хоть грамоту знали.
   - Но ведь Вы же сами сказали, дон Мерри, что времени не хватает, что ничего уже не исправить, - здесь глаза Джедди недоверчиво и недобро прищурились, - Неужели Вы решили немного поиграть в бюрократию и на всякий случай прикрыть свой..., - тут мальчишка невольно запнулся - откровенно грубить старшим он научен не был, воспитание не то, - Ну,...ну,.., сами знаете, что - от возможных в будущем неприятностей?
   И тогда старый, заслуженный Судья дон Сезар Мерри сказал Чеканную Фразу, доказывающую, что и среди Судей встречаются иногда далеко неглупые люди.
   Глядя величественно и строго в глаза юного наглеца, он произнёс:
   - Юность глупа и безрассудна. Она вольна делать беспочвенные предположения, менять суждения, совершать исправимые, или неисправимые никогда, ошибки... Бог ей судья. Но старость, если это, конечно, мудрая, а не впавшая в маразм старость - ошибаться права не имеет. Никогда. Она обязана точно знать всё наперёд. Иди, дружок, делай, что велено.
   И, Джедди сделал то, что велено было - написал подробнейшее, на шести страницах, Прошение на имя самого El Senor Presidente, сбегал во всё ту же "La Golondrina blanko" и привёл с собой трёх, безусловно безупречных Свидетелей - Поручителей: милейшего и тишайшего капитана Большого Сида, гостившего на берегу по случаю пулевого ранения в левое, на этот раз, плечо; дона Сильвестра Кастро - в прошлом наглого и беззастенчивого контрабандиста, а ныне - уважаемого начальника городской таможни; и, наконец, мистера Джека Рида - Председателя Правления банка "Честные Деньги" - в далёком-далёком прошлом, специалиста по вскрытию бронированных ящиков самого различного назначения.
   Эти уважаемые джентльмены без колебаний и раздумий торжественно заверили своими подписями - как своё полное согласие с Прошением Джедди, так и сам факт подачи сего Прошения Судье дону Сезару Мерри в означенный день от Рождества Христова.
   Мудр и прозорлив был Судья Мерри - пригодилось это всё, и очень и очень скоро.
   Вечером этого же дня взял Джерри у мистера Джона Рида чемоданчик с некими инструментами, сохранёнными уважаемым банкиром сугубо в качестве сувениров, глядя изредка на которые так приятно было повспоминать дни бурной молодости. И, пользуясь тем, что охранники, приставленные Comandante к гостинице "El Nacional", беспечно ушли праздновать именины капитана Большого Сида - больно уж настойчиво капитан приглашал, беспрепятственно вскрыл хлипкие двери гостиничного склада, где хранились клетки с полосатыми пленниками, открыл все запоры - да и выпустил кошачью братию на все четыре стороны.
   И сошло бы, возможно, всё Джедди с рук, да вот только коты, оказавшись на воле, подняли невообразимый вой. Это они пели гимн Свободе - единственному и поэтому бесценному Достоянию кошачьей нации, - людям, погрязшим в своих мелких стремлениях к золоту, особнякам, модным машинам, власти и прочей дребедени, уже нипочём и никогда не понять, что такое она есть - Свобода, и какова её ценность.
   Как бы там ни было, на все эти оглушительные вопли немедленно прибежали представители власти, да и "повязали" Джедди, как говорится, "с поличным".
   Посидел он недельку в каталажке - а там уже и суд - не принято в Сан-Анхелино всякие там долгие расследования: попался, посидел-подумал - пожалуйте в суд, дабы участь свою узнать.
   Дело это вызвало в Сан-Анхелино интерес самый, что ни наесть повышенный.
   Поскольку здание Суда чисто физически не смогло бы вместить всех честных горожан, пожелавших принять участие в Слушаниях, местные власти обустроили на одном из заброшенных пляжей специальную площадку - для Судьи Мерри была возведена из дорогущей импортной фанеры вполне достойная трибуна; для подсудимого смастерили широкую скамью из толстых пальмовых досок и глинистого местного кирпича, зрители же были вынуждены довольствоваться хлипкими ящиками из той же пальмовой древесины, служащими в другое время по своему прямому назначению - для перевозки в северные страны разнообразных тропических фруктов.
   Злые языки утверждали потом, что кое-кто из местных чиновников весьма даже неплохо "погрел руки", списав на обустройство сего выездного Заседания Суда кругленькую сумму из казённых средств.
   Само же Заседание прошло просто бесподобно - как утверждают некоторые местные патриоты, его описание в дальнейшем даже вошло в некоторые иностранные учебники, по которым в далёких странах обучают прыщавых юношей высокому искусству "юриспруденции".
   Достопочтимый Судья Мерри выслушал потерпевшую сторону в лице почтенного профессора Бруно, походившего в этот момент на рассерженного торговца-менялу, которому подлые туземцы вместо обещанного изумруда в двадцать карат (за последний, кстати, уже по честному было уплачено десятью крупными жемчужинами, изготовленными из качественной чешуи сельди) - подло всучили кусок шлифованного бутылочного стекла.
   Опросил свидетелей-зевак, не спавших в ту памятную ночь по самым различным причинам, и стражей порядка, принимавших непосредственное участие в задержании опасного преступника.
   Глубоко задумался, перебирая своими толстыми пальцами некие бумаги, бумажки и бумажонки, не торопясь, закурил толстенную сигару, откашлялся, и, голосом Бога, изгоняющего слабовольного Адама и беспутную его подругу Еву из благословенного Рая, произнёс:
   - Высокому Суду всё ясно. На лицо грубое и циничное преступление, нанёсшее значительный урон собственности как лично дона Бруно, так и всей уважаемой La Expidicion в целом.
   Глухой ропот непонимания пронёсся над толпой - большинство собравшихся целиком и полностью были на стороне Джедди, одобряя его поступок. Да и вообще: Джедди - свой, Судья - свой, los gatos - свои, а La Expidicion - люди здесь чужие, поэтому подразумевалось, что и Процесс судебный пойдёт по другому, с акцентом на юный возраст подсудимого и его вполне простительное непонимание - по молодости лет - таких важнейших понятий, как "неприкосновенность частной собственности", "финансовые убытки", "недополученная прибыль" и пр.
   Видимо, уловив настроение толпы, прозорливый дон Мерри продолжал:
   Особенно мою грусть вызывает тот факт, что это беспримерное преступление совершил человек молодой, и даже - юный, - слушатели стихли и насторожились, - До каких пор, я вас спрашиваю, молодёжь будет наплевательски относится к нашим фундаментальным ценностям? Не пора ли дать этим анархическим настроениям достойный, жесткий отпор? - Вопрошал Судья.
   - Кстати, - это он уже обратился к секретарю Заседания, вялому молодому человеку с лицом цвета недозрелого лимона, - Я настоятельно прошу записывать все мои слова скрупулезно и точно, дабы в случае жалоб одной из сторон на мои действия и решения, вышестоящий Суд мог бы в кратчайший срок разобрать эти жалобы беспристрастно и справедливо, - судья закрепил эту свою просьбу могучим ударом специального судейского молотка по чугунной сковородке.
   В наступившей после этого тишине, дон Мерри продолжил:
   - Учитывая все вышеназванные особенности этого необычного преступления, я рассмотрел возможность применения в этом случае наказания, предусмотренного 6-ой Статьёй 7-го Уложения Кодекса Республики. А именно, - нацепив на свой мясистый нос пенсне и взяв в руки соответствующую бумагу, Судья процитировал, - " В отношении лиц, совершивших на территории Республики с особым цинизмом преступления в отношении к общественным Устоям, повлёкшие за собой нанесение значительного материального, либо финансового урона частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, - - пауза, которую выдержал старый дон Сезар была бесконечна - все великие актёры, как старой школы, так и современные выскочки, отдыхают, - В виде каторжных работ от 20-ти до 50-ти лет - на усмотрение Судебных Властей Республики.
   Вздох негодования вознёсся над белыми песками заброшенного пляжа, эхом отразился от голубой глади моря, пронёсся над банановыми рощами и апельсиновыми садами, и затих где-то вдали - над незримой границей между влажными беспечными джунглями и хвойными лесами Предгорий.
   На смену вздоху пришли вопли, крики и проклятия.
   Именно так под Южным Крестом и начинаются Революции, главным катализатором которых всегда выступает Её Величество Вопиющая Несправедливость - именно Вопиющая, Наглая, Бессмысленная - потому, зачастую, и искусственная, умело созданная специально обученными людьми для решения локальных проблем, возникающих иногда среди участников Большого Бизнеса.
   - Молчать, висельники! - надрывался Судья, непрерывно стуча своим молотком в сковородку, - Молчать, уродцы грязные!
   Бросив бесполезный молоток, старик выхватил из кармана мантии старый добрый кольт 45-го калибра с перламутровой рукояткой и открыл беглую стрельбу поверх голов недовольных.
   Наведя столь координальным образом относительный порядок, судья продолжил, всё ещё напрягая голос, так как ропот и перешептывания всё ещё причудливо перемещались неким эфирным облаком между рядами зрителей:
   - Повторяю для идиотов. Я рассматривал, - сказано очень акцентировано, дальше - ещё одна гениальная пауза, - Такую ...э-э возможность. Но, - ещё один раз в полной звенящей тишине всё актёры мира были безжалостно посрамлены, - Всплыли дополнительные обстоятельства, которые заставляют посмотреть на это дело с иной точки зрения.
   Противно скрипя, по песку задвигались пустые фруктовые ящики под нетерпеливыми задами внимательных слушателей.
   Уже никуда не торопясь, грассируя и откровенно наслаждаясь происходящим, мудрый Судья Мерри, всеобщий любимец как до, так и после освещаемых событий, не торопясь, зачитал окончательно заинтригованной публике уже упомянутое ранее Прошение Джедди в адрес El Senor Presidente, заверенное надлежащим образом подписями трёх весьма уважаемых граждан Сан-Анхелино.
   - И вот теперь, уже окончательно учитывая все обстоятельства этого крайне запутанного дела, я принимаю Решение, - голос Судьи сорвался на фальцет от осознания всей исторической важности Момента, - Перед Вами, господа мои, не какой-то там юный беспринципный el anarchist , решивший нанести Обществу оскорбление, поправ основополагающие Устои. Нет, перед Вами - юный el patriota, перешедший в своём стремлении отстоять финансовые интересы своей Родины, некие Границы Закона. Да, наша Конституция не позволяет - и я это скрупулезно проверил - беспошлинно вывозить за пределы страны её природные богатства. Но Закон - есть Закон, и даже из самых благих намерений нарушать его безнаказанно нельзя никому.
   Одобрительное хмыканье и ехидные хлопки из партера, галёрка и ложи по понятным причинам отсутствуют.
   - Поэтому, в данном случае, я склонен применить к подсудимому наказание, предусмотренное 24-ой Статьёй Особого Уложения Кодекса Республики, - профессор Бруно, почуяв неладное, тихо и незаметно для окружающих, стал отступать в сторону городка.
   - А именно, - публика уже откровенно скалилась, предчувствуя Торжество Справедливости - прекрасный повод устроить грандиозную попойку со всеми вытекающими, - " В отношении лиц, деятельность которых на территории Республики, безусловно, была направлена на благо Республики - во всех проявлениях этого понятия, - монотонно продолжал Судья, - Но, ввиду излишней старательности и непродуманности действий, привела к значительному материальному, либо финансовому урону частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, - в этот раз пауза не удалась - жидкие аплодисменты и скабрезные выкрики превратили серьезную классическую пьесу в не менее классический водевиль, - В виде штрафа в 100 реалов (стоимость двух корзин апельсинов), либо в виде двухнедельного заключения в муниципальной тюрьме - на усмотрение Судебных Властей Республики.
   Мир взорвался от восторженных воплей - вот так под Южным Крестом и рождаются Карнавалы - первые лет двадцать все ещё помнят, по какой причине именно в этот день года происходит Карнавал, лет через пятьдесят появляются две-три противоречащие друг другу версии, а лет через сто - во избежании трений и споров, карнавалу присваивается имя какого-нибудь Святого.
  
   Карнавалы - и - Революции...
   Суть - одно...
   Под Созвездьями южными
   Всё - смешно...
   Революции - и - Карнавалы,
   Остальное - беда....
   Но, плывут по морям - Каравеллы,
   Лишь - туда...
   Где, лишь скучно - станет под южными
   Под Созвездьями теми - всегда
   Карнавалы и Революции
   Начинаются - навсегда.....
  
   "Карнавал Святого Джедди, Покровителя диких камышовых котов" - чем плохо?
   Ну, так вот, пока Джедди две недели отдыхал в местной тюрьме, - Сан-Анхелино гулял от души на зависть всем соседним городам, городкам и прочим поселениям.
   Прелесть ситуации заключалась в следующем - хотя Джедди и был главным героем этой истории, сиделось ему в тюрьме сперва довольно-таки тоскливо - одиноко и даже голодно, - в связи с всеобщим весельем, об узнике все, включая тюремщиков, просто-напросто забыли.
   И вот, где-то через сутки после водворения незадачливого борца за справедливость в то место, от которого никому не стоит зарекаться, когда голод уже давал знать о себе самым недвусмысленным образом, - смерть от жажды несчастному не грозила - в уголке его камеры из земляного пола бил крохотный родник, беспрерывно наполняя маленькую каменную чашу живительной влагой, - в вентиляционном штреке, питающим камеру свежим воздухом, раздался странный шум - скрежет от соприкосновения чего-то острого с каменной кладкой, отчаянное фырканье, усталые тяжёлые вздохи.
   Где-то через минуту из вентиляционного отверстия в потолке выпал, ловко приземляясь на все четыре лапы, здоровенный камышовый котище, держащий в зубах жареную куропатку, очевидно, где-то ловко позаимствованную.
   Неожиданный гость, приветственно проурчав что-то неопределённое, грациозно проследовал к кровати, на уголке которой восседал Джедди, и аккуратно положил принесённый провиант на грязную тюремную подушку.
   - Мр-р-р, - деликатно, с чувством собственного достоинства, заявил кот, недвусмысленно двигая лапой аппетитную куропатку к оголодавшему мальчишке, - Мр-р-р - Мяу.
   Разночтений быть не могло - благодарный спасённый принёс своему спасителю, заключённому злыми людьми в узилище и обречённому на голодную смерть, скромный, но спасительный, подарок.
   Последующие дни заключения друзья провели вместе - выбраться коту обратно - в виду его солидного веса - по вертикальному штреку не представлялось возможным.
   Слава Богу, о Джерри очень скоро вспомнили, и недостатка в продовольствии больше не было. Когда надзиратели приносили в камеру еду - кот, к тому времени уже получивший за свои аристократические манеры и врождённую деликатность прозвище "Маркиз", скромно прятался под кровать.
   Поэтому, в час назначенный, разномастная толпа встречающих была нешуточно удивлена - освобождённых оказалось двое - на плече Джедди, переступившего тюремный порог, преспокойно сидел, свешивая свой длиннющий хвост чуть ли не до земли и презрительно щуря на зевак зелёные глазища, здоровенный полосатый котище.
   Вопрос о дальнейшей судьбе кота вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности - непреложных атрибутов La Casa desente, любезно предложила Маркизу пройти в её комнату на собеседование. Через непродолжительное время, донья Сара - с Маркизом на руках, прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне сей кот является полноправным членом семьи, и более того - находится под её личным патронажем, и горе тому, кто попытается обидеть её воспитанника.
   Клянусь честью, но глаза наглого котяры - а я тоже удостоился чести наблюдать за этим торжественным событием - откровенно смеялись, а пушистые усы топорщила хитрющая улыбка.
   Примерно через месяц Маркиз неожиданно исчез. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление - верные спутники любой незваной разлуки.
   Но ничего страшного и невозвратного не произошло.
   Не закончилось ещё и трёх полных циклов преображения Луны, как кот снова уже сидел на пороге дома семейства Монтелеон, а на его шее - на массивной цепочке, висел внушительный золотой медальон, испещрённой по краям непонятными древними письменами. А в центре медальона был искусно выгравирован цветок розы - понятно, что жёлтой - раз на золоте.
   Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки - Маркиз нагнул свою массивную голову, стряхнул золотое украшение на каменные плиты и лапой ловко подвинул подарок к ногам опешившего Джедди.
   Ну и кто после этого скажет, что кошки создания неразумные, в гордыне своей позабывшие, что есть такое - благодарность?
   Открыть медальон - а внутренняя пустота чётко простукивалась - до сих пор не удалось, как, впрочем, и прочитать письмена на нём, хотя Чабес - индеец из какого-то горного племени, уверяет, что видел похожие значки, высеченные на древней каменной пирамиде, спрятанной где-то в самом сердце джунглей.
  
  
   Глава четвёртая.
   Древние письмена.
  
   На следующее утро Зорго заявился на завтрак в "La Golondrina blanka" в дурном настроении, мрачнее грозовой тучи. Вяло ковыряясь в салате из акульих плавников, черепашьих яиц и разнообразной тропической зелени, хмуро пробурчал:
   - Тут, такое дело. Повстречался я вчера с Джедди. Нормально в начале всё было, вроде. Поболтали о глупостях разных: о кладах старинных, об ураганах тропических. А, потом, как только я разговор на Индейское Нагорье перевёл - вскочил Джедди как ужаленный и - дёру дал. А, котяра его - в другую сторону припустил. Ищи их теперь - до мангового заговенья. Плохо как - всё получилось.
   Несколько минут над столом висела тишина, нарушаемая только звяканьем вилок-ложек о фарфоровую посуду.
   Наконец доктор Мюллер решился на вопрос:
   - Уважаемый Капитан, но, должны же существовать разные варианты, обходные манёвры всякие, так сказать?
   - Есть один вариант, он же манёвр, - произнёс Зорго, наливая себе полный фужер апельсинового вина, - Джедди до невозможности хочется узнать - что же на его медальоне написано? Он за раскрытие этой тайны - на многое готов. Считается, что ни кто до сих пор не расшифровал эти письмена. Но, не так это. Есть один человек, дон Аугусто Романо - и - Гарсия, так вот - он точно всё знает. При мне это было. Сеньора Сара ему листок показала, где значки те были переписаны. Он минуту на них посмотрел, да и говорит - мол: "Ничего разобрать не могу". Но, я то видел - как его глаза блеснули - всего лишь на миг. Интересовался я потом у него, почему он обманул сеньору. Отвечает, улыбаясь, мол: "Меньше знаешь - легче спишь" - и всё в таком духе. Поэтому, бартер знатный можем организовать: дон Аугусто - Джедди про содержание текста того поведает, а мальчишка - за это - вас к Нагорью Индейскому отведёт. Сам - или индейцев чиго попросит. Ну, как мой план?
   - А, этот дон Аугусто - он кто? - Интересуюсь, - И почему - он нам помогать будет?
   Прежде, чем ответить, Капитан долго чесал в затылке, вздыхал тяжело, собираясь с мыслями. Наконец, набрав полную грудь воздуха, выдал на одном дыхании - словно текст заученный докладывал:
   - Сеньор Аугусто Романо ("Гарсия" - в память о побратиме погибшем) - личность в Карибии весьма известная, и даже - легендарная. Общеизвестно, что он родился в далекой России, в семье богатой и знатной, и звался он тогда как-то иначе - что-то похожее на "Андре Романофф". Несмотря на знатность и богатство, дон Аугусто увлекся революционными идеями, что и под тропическими созвездьями - совсем не редкость. Революция в России победила, но, вместо обещанного царства Добра и Справедливости начался какой-то кровавый водевиль, конца и края которому было не видно. И, разочарованный дон Аугусто уехал - куда глаза глядят. Объехал полмира. В Уругвае опять помогал свергнуть какого-то кровавого диктатора. Как водится, тирана свергли. Но, как-то очень быстро Главный Революционер, в свою очередь, превратился в кровавого монстра, объявившего охоту, в первую очередь, на ближайших сподвижников. Дон Романо бежал, оказался в Чили, где опять воевал, на стороне местных индейцев, конечно; был серьезно ранен, лишился левой руки. После чего решил всерьез покончить с революционными идеалами, и направил свою энергию в мирное русло, посвятив несколько лет своей жизни благородному делу уголовного сыска. Дослужился до поста Главного Комиссара уголовной полиции в Каракасе, однако поймал за руку кого-то не того - молва утверждает, двоюродного племянника местного премьер-министра, и, вынужден был уйти в отставку. Дон Романо не очень то и расстроился - и, поменял свой жизненный путь в очередной раз. Увлекся историей наших благословенных мест - историей Южной и Центральной Америк, всерьез занялся археологией. Сегодня он слывет очень крупным специалистом в этих областях. А, его коллекция разных там местных раритетов исторических - считается одной из лучших в мире.
   Отдышавшись и осушив очередной бокал местного вина, Капитан пояснил:
   - Это так про дона Аугусто в одном журнале столичном написали, а я - запомнил.
   - Всё это очень мило, - задумчиво проговорила Мари, - Но, всё-таки, почему Вы так уверены, что он согласится нам помочь?
   - Я не уверен до конца, - ответил Зорго, - Но существуют, по крайней мере, три повода надеяться, что дело выгорит. Во-первых, лет десять назад я оказал дону Аугусто одну значимую услугу. Какую - не буду уточнять, но, на сегодня, он - мой должник. Во- вторых, Вы же Андреас - русский? Вот, сеньору очень трудно будет отказать соотечественнику. И, в-третьих, дон Романо всегда считался тонким ценителем женской красоты, - Капитан многозначительно посмотрел на Мари.
   - Что??? - Мари, вне себя от гнева, вскочила на ноги, машинально схватив со стола столовый нож, - мне даже показалось, что где-то рядом сверкнули две голубые молнии.
   - Успокойтесь, ради Бога! - испуганно забормотал Зорго, - Вы совсем не так меня поняли! Сеньору Аугусто - на днях исполнилось девяносто восемь лет. И, вообще, он уже две недели - как в местной больнице лежит, после очередного инфаркта. Я имел в виду -улыбайтесь ему почаще, да - понежней. Вот - и всё.
   Мари устало опустилась на стул, все остальные - вздохнули с облегчением.
  
   После завтрака отправились в больницу, благо в Сан-Анхелино - всё рядом находится. Дон Аугусто выглядел совсем неважно, хотя и бодрился - перед симпатичной женщиной. Узнав, что я из России, обрадовался несказанно, минут сорок с расспросами всякими приставал. Потом, вспомнив о вежливости, поинтересовался, не сможет ли быть нам - чем полезен.
   Изложил Зорго коротко суть нашей проблемы. Обратился с просьбой - помочь. Я к той просьбе присоединился, доктор Мюллер.
   Мари после всех попросила, отдельно, - загадочно, из под ресниц длиннющих, на старого сеньора посматривая своими глазищами голубыми, огромными.
   - Да, друзья мои, - дон Аугусто говорит, - Давненько на меня так женщины не смотрели.
   Прямо - как в том стихотворении старинном:
  
   Лукавый взгляд, из под густых ресниц -
   Удар - из-за угла.
   Не мне - тот взгляд предназначался.
   И, знаешь ты сама:
   Сейчас умрут - те миллионы людей, зверей и птиц,
   Которым мог предназначаться - тот взгляд - из под ресниц!
  
   - Потешили старика, право! Ну, что ж - послезавтра меня из больницы этой выписывают. К пяти вечера - прошу Вас в гости ко мне пожаловать. За Джедди - я отдельно пошлю. Думаю, решим все вопросы - к всеобщему удовольствию. Вот только.... Зорго - ты же обещал мне на День Рождения стишок пиратский подарить? Мне как раз в коллекции тысячного пиратского стишка, или песни, не хватает. Так что - изволь! Иначе разговора не будет.
   Вышли из больницы - Зорго задумчив и мрачен. Ничего - поможем, конечно.
  
   В положенное время, минута в минуту, прибыли в особнячок дона Аугусто. Ничего себе - особнячок, симпатичный такой - с колоннами мраморными. Перед домом - сад ухоженный, даже не сад - а парк английский, классический. Рядом с входом в дом - пруд с кувшинками розовыми и фиолетовыми, рядом с прудом - дворецкий с бакенбардами роскошными, разодетый - что ёлка та новогодняя.
   Да, и компания наша приоделась - в честь визита важного. Капитан Зорго - саблю длинную, в ножнах деревянных, на перевязи кожаной поверх сюртука набросил, доктор Мюллер - бабочку на шею прицепил, я - бескозырку с надписью "Варяг" надел, а Мари - в такое платье нарядилась - словами не описать.
   - Вас уже ждут, господа уважаемые! Проходите - на второй этаж! - Дворецкий - ёлка вещает.
   По лестнице старинной, из горного бука сработанной, поднимаемся в зал для приёма гостей. Сеньор Аугусто возлежит на огромной кровати, размещённой в небольшом эркере, у открытого окна. Из окна открывается изумительный вид на море, синеющее вдали сквозь ветки деревьев.
   - Ну вот, господа, видите - со мной всё в порядке. И, волновались вы все абсолютно напрасно, - старый сеньор поворочался, поудобнее устраиваясь среди многочисленных белоснежных подушек, - Я вполне ещё здоров для своих лет. Жаль только, собственный юбилей пришлось провести в больнице.
   По правде говоря, дон Аугусто выглядел не очень - бледное изможденное лицо, усталые глаза в красных прожилках. Что же Вы хотите - такой сильный сердечный приступ в девяносто восемь лет - это совсем даже не шутка.
   Рядом с кроватью, за небольшим, изысканно сервированным столом, размещался Джедди, тоже - разодетый в пух и прах, правда - как всегда босиком, недоверчиво посверкивая на нас своими фиолетовыми глазами. Судя по всему, он уже знал о предстоящей сделке, хотя бы - в общих чертах.
   На каминной полке возлежал кот Маркиз, демонстративно смотрящий в окно, громко постукивая своим шикарным хвостом по каминной решётке.
   После цветистых взаимных приветствий, хозяин радушно пригласил нас к столу - отведать скромную трапезу.
   Минут тридцать все непринуждённо ели и пили, провозглашая нехитрые тосты за здоровье всех присутствующих, и - за удивительную красоту - единственной за этим столом - дамы.
   Дон Аугусто явно устал, торопливо налил в медицинскую мензурку из высокой бутыли остро пахнущий настой валерианы, выпил единым махом - словно как в молодости - стакан рома.
   - Давай, Джедди, зови Томаса! - Старик от нетерпения поперхнулся, и несколько капель настоя потекли по его подбородку, оставляя неровные подтёки.
   Томас, старый вест-индийский негр, служивший у сеньора кем-то вроде дворецкого и няньки одновременно, медленно и величественно вкатил в спальню журнальный столик на колёсах.
   Столик был завален свертками, пакетами, книгами, открытками и коробками различных форм и размеров.
   - Это, масса Аугусто, пока Вы в больнице лежали, Вам тут на день рождения разные почтенные сеньоры и сеньориты изволили прислать подарки, - улыбаясь, произнес старый слуга. Уж он то знал, что для старика подарки, особенно в больших количествах - лучшее лекарство от всех болезней.
   Я стал помогать дону Аугусто разворачивать и сортировать многочисленные презенты.
   Чего тут только не было - старинные, позеленевшие от времени шпаги и стилеты, морские раковины различных размеров, искусно выполненные модели парусных судов, морские карты, испещренные непонятными разноцветными значками - старик в этих местах слыл самым ярым коллекционером всего необычного, особенно, так или иначе связанного с морем.
   Вдруг, одна из коробок, стоявшая на самом краю столика, странно вздрогнула, качнулась из стороны в сторону, и вновь замерла.
   - Осторожно, Андреас, там кто-то живой! - Азартно выкрикнул дон Аугусто, - Вскрывайте её скорей!
   С помощью первого подвернувшегося под руку кинжала я освободил крышку коробки от сургучной нашлепки и осторожно потряс коробку над столом.
   Неожиданно крышка коробки отошла в сторону, и на ворох подарков звонко шлепнулся маленький чёрный котёнок.
   Он ловко приземлился на все четыре лапы, встряхнулся и злобно зашипел.
   Оглядевшись по сторонам, котенок уставился на старика своими немигающими зелеными глазищами.
   - А это - от нас подарок, - радостно произнёс Джедди, - Её зовут - "Ночь".
   - М-рррр - важно произнёс Маркиз.
   Пришёл черёд и нам свои подарки делать. Доктор Мюллер подарил немецкий штык-нож, я - две банки русской тушёнки, Мари - томик стихов Гёте, а Зорго...
   Капитан, волнуясь и краснея, вышел на середину комнаты, и умоляюще глядя на меня, мол - "если что - подсказывай", громко и размеренно прочёл:
  
   Пиратский Сон.
  
   И шум морской волны - как грохот Барабана.
   И чайки резкий вскрик - как глас иной Трубы.
   И чёрный флаг вдали - знакомого Корсара -
   Маячит - приближением Беды.
  
   А значит - все наверх!
   И ставить быстро - кливер.
   Рубите якоря, и курсом - на восход!
   И часа не пройдёт,
   Как наш весёлый клипер
   В туманных лабиринтах - пропадёт.
  
   Прощай же, навсегда - девчонка из Таверны.
   И грусти кутерьму - уж разбудил Прибой.
   Превратностям Судьбы - я всё-таки - не внемлю...
   Налей стаканчик рома - шустрый Бой!
  
   И будет всё - лишь так,
   Лишь так - и не иначе!
   Свобода - ты Сестра, одних со мной Кровей!
   Но вот -..... окончен Сон, и...... Дождик...... - тихо плачет
   На стёклах...... тесной Камеры..... моей....
  
   В конце прочтения, от полноты чувств, Капитан даже слегка прослезился - своим единственным глазом.
   - Браво, Мой друг! - воскликнул дон Аугусто, - Принято - в зачёт. Джедди, не в службу, а в дружбу, перенеси сей опус вон в ту толстенную тетрадь. Есть - тысячный пиратский стих! Ура!
   Минут через двадцать, наконец-то, перешли к делу. Сперва Мари, заметно волнуясь, рассказала о Бернде, потом Зорго поведал - всё, что знал об этом деле.
   - Ну, что, Джедди, - ласково спросил дон Аугусто, - Всё ещё хочешь знать - что на твоём медальоне написано?
   Мальчишка лишь головой кивнул, хмуро уставившись в пол.
   - Тогда так сделаем, - задумчиво проговорил старый сеньор, - Я сейчас тебе этот текст переведу, а ты за это дашь Слово, что проводишь этих сеньоров к Индейскому Нагорью - через Сизые Болота. Договорились?
   - Даю Слово! - Громко ответил Джедди, с вызовом поочерёдно оглядев всех присутствующих, снял со своей шеи тяжеленный медальон и бережно вручил его дону Аугусто.
   Старик с минуту смотрел на вычурные значки, на цветок розы, выгравированный под текстом, затем откашлялся, прищурил левый глаз и торжественно произнес:
  
   "Черный снег. Хрустальные слезы.
   Хрустальные слезы на черном снегу.
   Но это еще не конец, нет.
   Мир еще осязаем. И слышна еще печальная свирель.
   Но вот хрустальные капли мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль.
   Светлая музыка стихает.
   Остается только черный снег.
   И звенящая тишина".
  
   Некоторое время все молчали, затем Джедди нерешительно спросил:
   - И, что это значит?
   - А, это, мой мальчик, старинная молитва хоббитанская, её во время похорон произносят, перед тем, как бросить на гроб - первый ком земли, - прозвучал неожиданный ответ.
   - Хоббитанская?
   - Да, дружок, хоббитанская.
   - А, жёлтая роза, она - для чего? - не унимался мальчишка.
   - Жёлтая Роза - Символ Атлантиды. Там, - дон Аугусто мечтательно прищурил глаза и отвернулся к окну, - Все - жёлтые розы выращивали...
   Джедди удовлетворённо кивнул, поклонился, и пошёл к выходу, Кот Маркиз бесшумно соскочил с каминной полки и неторопливо прошествовал вслед за хозяином.
   Мы же только непонимающе переглянулись. Какая, ещё - Атлантида, к такой-то матери? Это что - шутка, розыгрыш, старческий бред? Что - это?
   Попытались у старика выяснить, да, дон Аугусто тут же ушёл от вопросов, сказал, что устал очень, пожелал нам Удачи, да и попросил верного Томаса - проводить гостей дорогих....
  
  
   Глава пятая.
   Наш фрегат - давно уже на рейде.
  
   Фрегат здесь, конечно, совсем не причём. Предстоящая дорога сугубо по суше пролегала. Просто, песня такая матросская есть, которую петь принято - перед выходом в море, в Поход Дальний.
  
   Наш фрегат давно уже на рейде,
   Спорит он с прибрежною волною.
   Эй, налейте, сволочи налейте -
   Или вы поссоритесь со мною.
  
   Сорок тысяч бед за нами следом
   Бродят - словно верная охрана.
   Плюньте, кто на дно пойдёт последним -
   В пенистую морду Океана.......
  
   Эх, хозяйка, что же ты - хозяйка?
   Выпей с нами - мы сегодня платим.
   Отчего же вечером, хозяйка,
   На тебе - особенное платье?
  
   Не смотри так больно и тревожно,
   Не буди в душе моей усталость.
   Это совершенно невозможно -
   Даже до рассвета не останусь.
  
   Смит-Вессон, калибра тридцать восемь,
   Верный до последней перестрелки,
   Если мы о чём ни будь и просим -
   Это - чтоб подохнуть не у стенки.
  
   Прозвучало эхо, эхо, эхо....
   Эй вы, чайки-дурочки, не плачьте.
   Это - задыхается от смеха
   Море, обнимающее мачты....
  
   Наш фрегат давно уже на рейде,
   Спорит он с прибрежною волною.
   Эй, налейте, сволочи налейте -
   Или вы поссоритесь со мною.
  
   Дорога дальняя - нам совсем скоро предстояла. А то, что "сорок тысяч бед" нас там поджидают - сомнений никаких и не было. Так что - правильная песенка, точно по теме.
  
   Утром, ко времени завтрака, в "La Golondrina blanka" Джедди явился, с Маркизом на плече. С Зорго - за руку поздоровался, нам же - только кивнул, но, достаточно вежливо, без следов видимой вражды. Одет он сегодня был по европейской моде, даже галстук цветастый на шею повесил, чёрные кудри тщательно расчёсаны - видимо при помощи какого-то геля, причём, таким образом, что его большие жёлто-лимонные уши оказались практически скрыты. Даже на ногах - резиновые тапочки-"вьетнамки".
   От завтрака отказался, дождался, когда все поедят и приступят к традиционному кофе, и, сразу перешёл к делу:
   - Сеньоры и сеньора! Если Вы действительно хотите попасть на Индейское Нагорье, то следует поторопиться. Время года сейчас - самое идеальное. Весенние ураганы и прочие тайфуны - прошли, Сезон проливных дождей - только через месяц начнётся. Самое время - выступать. Промедлим недели на полторы - пиши пропало, низа что не пройдём - горные ручьи и речки из берегов выйдут, обвалы в ущельях начнутся, оползни всякие. Да и Сизые Болота - вовсе непроходимыми станут.
   - Конечно же! - Мари восклицает, челкой своей платиновой азартно мотнув, - Мы - готовы. Давайте, прямо завтра - и тронемся!
   Джедди только усмехнулся грустно, а Капитан от услышанного и вовсе - кофе своим поперхнулся. Даже Маркиз что-то такое, явно неодобрительное, промурлыкал.
   Откашлявшись, Зорго вежливо - когда он разговаривал с Мари - становился до неприличия вежлив, даже - почти совсем не походил на забубённого пирата, - проговорил:
   - Извините, милая фрау Мари, но всё не так просто. Путь вам предстоит долгий, опасный. Необходимо амуницию нужную приобрести, одежду, оружие, продовольствие, да - и многое другое. Джедди, ты же, наверняка, всё уже продумал, давай - излагай свой план.
   - Вы ведь в отеле "El Nacional" остановились? - Начал мальчишка, явно польщённый словами Капитана, преданно поглядывая на Мари, которая на всех представителей мужской половины человечества неизменно производила неизгладимое впечатление, - Первым делом, придётся Вам оттуда съехать. Далее - необходимо домик маленький снять. Обязательно - чтобы забор крепкий был, конюшня просторная, склад небольшой - но, с крепкой дверью. Народец здесь у нас вороватый - предосторожности не помешают. Вот на этой Базе - и начнём наши сборы. Времени у нас на это - дней пять, максимум шесть.
   На том и порешили. Разбились на группы и отправились на поиски подходящей недвижимости.
   К обеду все собрались в таверне. Новостей положительных ни у кого не было, подходящего под Базу помещения с первого наскока найти не удалось. А, время то - поджимает, цейтнот, право.
   - Я так и думал, - Джедди говорит, - Придётся мою матушку приёмную, сеньору Сару Монтелеон просить слёзно - приютить авантюристов несчастных.
   Отправились к дому семейства Монтелеон. Крепкий высокий забор, за забором - небольшой домик с белыми стенами, под красной черепичной крышей, в окружении апельсиновых деревьев.
   Сеньора Сара вышла нам на встречу, как будто уже ждала гостей неожиданных.
   Поздоровались, познакомились, поговорили о делах наших, попросили - помощь посильную оказать.
   Хозяйка оказалась очень красивой женщиной, не смотря на свои без малого пятьдесят - гордая осанка, грива роскошных чёрных волос, взгляд - словно два светлячка зелёных.
   Очень приятной женщиной сеньора Монтелеон оказалась. Предоставила в наше распоряжение небольшой флигелек на три комнаты, соединённый с домом короткой галереей, ключи от конюшни и крепкого сарайчика отдала.
   Вечером, за ужином скромным, планы на будущее обсуждали.
   - До Индейского Нагорья, - Джедди рассуждает, - Километров семьдесят - если по прямой, а, с учётом всех загогулин местного рельефа, - все сто двадцать будет. Конечно, не пешком пойдём, транспорт четырёхногий - да с копытами и подковами - нужен. Но, всё равно, туда - дней шесть-семь, обратно - столько же, да и по Нагорью тому - какое-то время странствовать будите. Я с Вами - только до Нагорья Индейского, и, тут же - назад. Как уговаривались. Короче говоря, надо Вам - на месяц настраиваться. В смысле - запас продовольствия, исходя из этого срока, надо рассчитывать. Котелки нужны, вилки-ложки, кружки-тарелки, палатки брезентовые, мешки спальные, одежда тёплая тоже пригодится - примерно сутки по горному ущелью идти будем - там ночью холодно - вода в котелке замерзает, сетки москитные нужны, химия всякая - от насекомых кровососущих. Это я только начал перечислять - чего надо. И, одной пятой - не назвал.
   Короче говоря, до полуночи засиделись, списки необходимого составляя.
   Следующие трое суток в хлопотах нешуточных прошли. Первым делом, купили возок дорожный на широченных резиновых колёсах, с лошадкой бойкой в придачу. Во-первых, - весь остальной скарб купленный, - на Базу доставлять. Во- вторых, именно в этом возке Мари, Джедди и Маркиз в путешествие и отправятся, там же и груз ценный поедет - оружие и боеприпасы.
   Мужчинам - мне и доктору Мюллеру, двух низкорослых коней местной породы приобрели. И, для полного комплекта - десять мулов: восемь - для перевозки продовольствия, два - для двух индейцев-чиго, нанятых в качестве проводников и помощников.
   С этими "помощниками" всё как-то странно получилось. В их лагерь, что в километре от Сан-Анхелино располагался, вчетвером отправились: я, Капитан Зорго, Джедди и сеньора Сара - собственной персоной. Дорога всё в гору шла, по насыпи каменистой, и, мальчишка - босой как всегда, отстал минут на пять, ну, и сеньора Сара - с ним за компанию. Подошли мы с Зорго к лагерю индейскому, на встречу их вождь вышел, в сопровождении свиты. Капитан тут же рассказал о нашей нужде: "Мол, требуется два "шерпа", караван небольшой сопроводить до Индейского Нагорья - через Сизые Болота".
   Вождь, всем лицом дрогнув, руками замахал, залопотал гневно: "Мол, уходите, белые придурки! Ишь, - чего выдумали! Совсем - с ума посходили! Нельзя - в те места ходить! Никому, и - никогда!".
   Тут и сеньора Сара с Джедди подошли. Вождь на его медальон взглянул, побледнел - как та простыня в пяти-звездной гостинице, на лице его - тут же капельки пота выступили. Перед сеньорой Сарой - на одно колено опустился.
   - Да, конечно, - говорит, - Дам Вам людей - сколько требуется.
   Да, непросто всё с этим медальоном, совсем - непросто.
   Выбрали двух самых здоровенных парней, по-испански понимающих. Велели завтра по утру - к дому Монтелеонов прибыть. С амуницией и полной боевой готовностью к путешествию дальнему.
   Пока мы всеми этими делами занимались, Мари с сеньорой Сарой успели в местных лавках всё остальное, необходимое в Походе, закупить. С обеда до вечера продовольствие и прочее на возке нашем на Базу доставляли, весь склад, до самой крыши, забили напрочь.
   Напоследок, оружия всякого накупили: револьверов - пять штук, три винчестера, ружьё помповое, автомат Калашникова, патронов - несколько коробок картонных, гранат - дюжину, и, для завершения натюрморта - ящик с мачете. Джедди настаивал, что мачете должно быть много, мол - очень они в пути пригодятся.
   Утром следующего дня поручили прибывшим индейцам-помощникам - груз в тюки походные упаковывать, а сами - полным составом, к дону Аугусто отправились: попрощаться, советы последние выслушать.
   Старик уже ходил вовсю, на трость массивную опираясь.
   Пошли через парк - в сторону пляжа, к морю, которое в минуты раздумий и расставаний никогда никому не мешает - разными глупостями.
   Постояли над обрывом, что грозно нависал над пляжем, поглазели - на дали морские.
   Над морем стояла лёгкая дымка - сиреневая и печальная. Над пляжем лёгкими истребителями носились неугомонные стрижи.
   Дон Аугусто, стоящий на самом краюшке обрыва, обернулся и внимательно оглядел наш бесстрашный Отряд. Зорго, засмущавшись, отошёл в сторону. Хотелось ему с нами отправится - да, шхуну не на кого было оставить.
   - Удачи Вам, ребятки! - Промолвил старик, - Жаль, не смогу компанию вам составить. Стар слишком. В тех местах я был почти сорок лет тому назад. Незабываемые впечатления. Извините, подробней рассказать не могу - Слово давал. Одно скажу - будьте осторожней. Тридцать лет назад я по второму разу решил те места посетить. Не получилось. Земли, через которые путь туда лежит - частными оказались. Охрана, собаки - еле ноги унесли. А всё потому, что не ждали такого - открыто ехали, не таясь. Так что вы уж - поосторожней, тишком.
   Дон Аугусто жестом попросил меня отойти в сторону.
   - Андреас, береги Мари! Если опасность нешуточную почувствуешь - уводи её сразу оттуда. Не послушается - ногу прострели, да и волоки в Сан-Анхелино. Очень красивая женщина, нельзя такой - погибать. Нельзя!
   Вечером сеньора Сара Монтелеон часто вздыхала, изредка бросая на Джедди тревожные взгляды. Тяжело это - провожать любимого ребёнка, пусть - и приёмного.
   Тем более, зная, что предстоит ему путь трудный и опасный.
   Сами собой мне в голову стишки глупые полезли.
  
   Перед - Дорогой....
  
   И, когда - ни будь - будет Рассвет.
   Где - ни будь, может быть - для.....
   И какой - ни будь, там - Пересвет
   В путь отправится - зря...
   Он пройдёт - через много стран
   Где другая совсем - Заря.
   И легко - проплывёт Океан,
   Зря...
   И вернётся - в Родительский Дом
   Где-нибудь - в конце октября.
   И кладбищенский пёс под окном
   Лишь пролает: "Зря"!
   Я - всё знаю, но - ухожу.
   Не держи, ради Бога, меня.
   На дорожку - с тобой посижу.
   Эти слёзы - зря....
  
   Вот и всё. Пора, знать, в дорогу, пора!
   Наш фрегат - давно уже на рейде!
  
  
   Глава шестая.
   Походные будни авантюристов.
  
   Встали в полной темноте, до рассвета оставалось ещё часа два. Оделись - в походную полувоенную одежду защитного цвета, навьючили на мулов поклажу - при свете свечей и светильников масляных.
   - Обязательно нужно в первый день до Круглых Холмов дойти, - объявил ещё два дня назад Джедди, - До Холмов - только джунгли и болота, нельзя там на ночлег останавливаться, если конечно, среди нас самоубийц нет.
   Построились в походный порядок, когда уже засерело кругом, а на востоке появилась тоненькая-тоненькая розовая нитка.
   Сеньора Сара подошла к каждому, держась левой рукой за старинную ладанку, что висела на её шее, пожелала Удачи, Маркиза за ухом почесала, Джедди поцеловала в щёку, сказав ему на ухо несколько слов, и, отошла к воротам, украдкой смахнув слезу.
   Всё, тронулись.
   Впереди индеец Хосе на муле, за ним возок с Джедди, Мари и Маркизом, далее - все остальные, доктор Мюллер замыкающий.
   Первые два километра ехали по хорошей грунтовой дороге. По сторонам - кофейные плантации, апельсиновые и банановые рощи.
   Взошло солнце, впереди показалась тёмно-зелёная стена - джунгли.
   По джунглям передвигаться можно только там, где вырублены просеки. Причём, эти просеки, желательно хотя бы раз в два месяца - дополнительно очищать, беспощадно вырубая мачете молодые ростки тропических быстрорастущих растений.
   Мы ехали - по Главной Просеке, ведущей к Столице, и поэтому, поддерживаемой практически в идеальном состоянии. Передвигались с вполне приличной скоростью, лично я даже определённое удовольствие от этой поездки получал.
   Смущала только какая-то нездоровая тишина, стоящая вокруг, изредка нарушаемая резкими криками павианов, резвящихся где-то в глубине зарослей. Один раз, со страшным шумом, Просеку пересекла огромная стая зелёных попугайчиков. Да ещё - змеи иногда проползали в непосредственной близости от копыт коня.
   Часа через три, повинуясь жесту Джедди, свернули на узенькую второстепенную просеку, отходившую от Главной строго на север. Хосе, ехавший первым, слез с мула, перепоручив его заботам своего напарника Хорхе, следившего за остальными мулами, и, достав мачете, пошёл вперед - расчищая остальным путь.
   Скорость передвижения снизилась до минимума, через десять минут сделали краткую остановку - для быстрого завтрака (или, уже - обеда?), и короткого совещания.
   - Дальше эта просека ещё больше заросла, - обрадовал Джедди. Так что, впереди должны двое идти, мачете орудуя. Установим сейчас график, и будем каждые пятнадцать минут меняться. До болот совсем уже не далеко - километра два, часа за четыре должны добраться. Вперёд, господа!
   Не успели тронуться. Страшный визг со всех сторон раздался, откуда-то сверху ветки толстенные и плоды растений неизвестных полетели. Мне толстая шишка фиолетовая прямо в голову попала. Больно то как!
   Это павианы-мародёры решили поживиться, чем полезным. Один малый, здоровенный такой, килограммов на сто, вожак - видно, прямо на спину мулу гружённому прыгнул, И. давай тюк с продовольствием зубами рвать. Мул тяжести такой не выдержал, конечно, завалился на бок.
   Пришлось первый бой принимать. Славно так постреляли - от души.
   Убрались мародёры, не соло нахлебавшись, оглашая джунгли возмущённым воем, оставив на просеке четыре мёртвые тушки.
   Отдышались, мула пострадавшего насилу успокоили, поклажу в порядок привели.
   Что характерно, на Маркиза вся эта кутерьма со стрельбой никакого впечатления не произвела. Сидит себе на крыше возка - умывается невозмутимо.
   Смотрю, Хорхе, ловко так, у одной из подстреленных обезьян голову отрезал, в кусок ткани брезентовой завернул, да в мешок наплечный и спрятал.
   - Обезьяний мозг, на костре запечённый, - Джедди говорит, - Для населения местного - лакомство изысканное.
   Бывает, конечно, чего уж там. И не такое - видали.
   Продолжили путь наш нелёгкий.
   За четыре часа джунгли эти преодолеть - не получилось, все пять угрохали. Вышли к болоту уставшие, мокрые от пота - до последней нитки. Так старались, что мачете тупились, несколько раз менять пришлось на новые. Отдохнуть надо бы, да - куда там! Только на край болота вышли - москиты налетели - тучей жуткой. Побрызгали на мулов химии нужной из баллончиков, накомарники на себя напялили, да какой тут отдых, когда вокруг миллиарды гадов кровососущих жужжит, и так и норовит кусок голого тела найти.
   Дальше пошли, через болото это грёбанное. Слава Богу, что сейчас не Сезон дождей, подсохло болото знатно, только местами - лужи небольшие, грязью ультрамариновой наполненные. Возок хоть и на колёсах резиновых широченных, но, всё же, изредка застревал в этой грязи. Приходилось спешиваться, и всем списочным составом выталкивать его на сухое место, неустанно подкладывая под колёса сухие ветки и сучья, заранее прихваченные с собой рачительными индейцами.
   Уже в ранних сумерках, усталые - до полного отупения, выбрались на самый первый из Круглых Холмов. Эти Холмы представляют собой каменистое плоскогорье, скупо покрытое невысоким кустарником, напоминающим наши заросли ракитника - где-нибудь в долине маленькой речушки Средней полосы России.
   Отошли с километр, стараясь максимально удалится от туч москитов. На берегу крохотного ручейка торопливо разбили лагерь, установили две брезентовые палатки, разожгли костёр. В чугунном котелке вскипятили воду, поужинали мясными консервами с хлебом. Хорше и Хосе отошли от основного лагеря в сторону, метров на пятьдесят, развели свой небольшой костерок, палатку ставить не стали, ограничились парой одеял, постеленных на гладкие камни, за день нагретые солнцем. Понятное дело - не хотят ни с кем мозгами обезьяньими делится, жадины.
   Мари - страшно усталая, но безумно симпатичная в своём камуфляжном наряде защитного цвета, тоже до палатки не дошла - уснула прямо около костра, пристроив свою платиновую голову на спине у Маркиза, с которым за время пути успела подружиться.
   Огромный кот довольно заурчал, не отводя своих огромных глаз от сиреневых углей костра.
   Все улеглись спать, оставив у костра дежурного. Первую половину ночи по очереди дежурили индейцы, за ними - доктор Мюллер, потом - Джедди, мне достались утренние предрассветные часы. Мари, как единственная дама, была от обязанностей ночного сторожа освобождена.
   Проснулся я сам, минут за двадцать до назначенного времени. Выбрался из палатки, наскоро умылся ледяной водой из ручья, монотонно звенящего в ночи.
   Ночь выдалась тёплой и безветренной, над головой висели яркие, неправдоподобно крупные звёзды. Поглядел на небо - нет, Созвездья все - совсем незнакомые.
   Подошёл к костру, уселся рядом с Джедди, который задумчиво ворошил угли костра металлическим прутом, предназначенным для приготовления на нём мяса - местным аналогом нашего шампура. По другую сторону костра, старательно укутанная в одеяло, беззаботно спала Мари, всё также используя Маркиза - в качестве подушки.
   Помолчали. Минут через пять я закурил, и спросил мальчишку, непринуждённо так, как будто - между прочим:
   - Послушай, а как ты обычно к Индейскому Нагорью добираешься? Тоже - мулов покупаешь, продовольствием - затариваешься?
   - Я и был там только - один раз, - после минутного молчания ответил Джедди, - Пригласили познакомиться, до Сизых Болот довезли, дорогу дальше показали. Могилу своих родителей настоящих - увидел там, с Большим Человеком пообщался. Больше - не спрашивай ни о чём. Ничего не скажу, не моя - эта Тайна.
   Пришёл рассвет, до общего подъёма я успел, благо снасти необходимые - всегда с собой, форели в ручье наловить. Мари первой проснулась, рыбу почистила, пожарила - на сковороде походной. Проснулись все остальные, дела свои утренние переделали, позавтракали, лагерь свернули.
   Через пару часов - снова в путь тронулись. Некоторое время вольготно, по сравнению с джунглями и болотами, ехалось. А потом - в ад настоящий попали: солнышко начало припекать, камни плоскогорья нагрелись нешуточно - пришла жара убийственная. Все до трусов (Мари - до купальника) разделись, но, не помогало это - пот ручьями тёк.
   Бедные мулы еле тащились, опустив головы к земле, их бока надувались - как мыльные пузыри, и тут же опадали - с пугающей цикличностью, в так сердцам, бьющимся в бешеном темпе.
   Хорошо ещё - Хорхе вход в пещеру в горном склоне высмотрел. Подъехали - большая пещера, просторная, прохладная - подарок Судьбы - если коротко. Зажгли масляный светильник - конца и края пещеры не видно.
   Заехали все внутрь, разместились вольготно, прохладе радуясь. Отдохнули, перекусили, решили пещеру получше осмотреть.
   Ещё пару светильников зажгли. Обнаружилось, что пещера состоит из огромного зала: шириной метров десять, длиной - метров сто, до верхней кровли - метров пять; и, двух узких коридоров, отходящих от дальней стенки пещеры, ведущих - в неизвестность.
   Всё пространство у дальней стенки пещеры, там, где начинались эти ходы, было завалено крупными и мелкими костями животных.
   - Однако, - прошептал Джедди, вороша босой ногой в груде костей, - тут даже кости тапира имеются.
   - А, кто это - тапир? - Робко спросила Мари, испуганно оглядывая пол и стены пещеры.
   - Трудно объяснить, - глубокомысленно промолвил наш юный проводник, - Это животное такое, похожее повадками чем-то на дикого кабана, но - не кабан вовсе. Главное, что оно - килограмм восемьдесят весит, следовательно, тот, кто его съел - тоже по размерам приличным должен быть.
   Рядом о чём-то залопотали индейцы, тыкая пальцами куда-то в потолок.
   Там, на тёмно-синих сталактитах, многочисленными гроздьями, головами вниз, свисали гигантские летучие мыши.
   Судя по тому, как Хорхе плотоядно облизнулся, местное население и этих тварей считает деликатесом изысканным. Хосе достал из-за пазухи самодельную пращу, подобрал с пола круглый камень, вставил в кожаную нашлёпку, раскрутил своё нехитрое оружие. Раз - и упитанная летучая мышь смачно шлёпнулась на каменный пол пещеры.
   Это он совсем напрасно сделал.
   Остальные летучие мыши тут же сорвались со своих спальный мест, бестолково заметались по пещере, подняв невообразимый шум: они визжали, стонали, кричали, и, даже - мерзко хохотали. Зажав уши, мы незамедлительно ретировались к остальной части отряда, поближе к выходу.
   Минут через десять крылатые твари успокоились, и, вернулись ко сну.
   Однако тишина установилась ненадолго. Кого-то мыши беспокойные - своими воплями, всё же, разбудили. Из правого подземного коридора, отходящего от дальней стены подземелья, вдруг донёсся неясный шум, недовольное грозное ворчание, а, потом - тяжёлые глухие шлепки, как будто кто-то большой и грузный неторопливо шлёпал громоздкими лапами по каменному полу.
   Индейцы, вопя нечто нечленораздельное, проворно кинулись к выходу, остальные незамедлительно схватились за оружие, защелкали затворы, доктор Мюллер направил в дальний угол пещеры луч мощного аккумуляторного фонаря, которым он до сих пор не пользовался - берёг на крайний случай.
   Сперва на дальней стенке появилась бесформенная тень с четырьмя конечностями, потом, где-то через минуту, из чёрного проёма показалось трёхметровое существо, обросшее густой чёрной шерстью, в свете фонаря блеснули белоснежные клыки, устрашающих размеров, раздался утробный рык.
   Ещё через секунду у меня заложило уши от частых выстрелов, пещеру заволокло пороховым дымом. Все стреляли - пока обоймы не закончились, Мари быстро перезарядила свой револьвер и попыталась продолжить стрельбу в слепую, да доктор Мюллер помешал, отобрав оружие из рук воительницы.
   Вывели испуганных лошадей и мулов, передали их на попечение индейцев, подозванных с помощью энергичных жестов с дальнего холма. Хорхе и Хосе тряслись мелкой дрожью, но Джедди ослушаться не посмели, подошли почти сразу, кланяясь и бормоча что-то себе под нос.
   Дождались, пока дым от выстрелов окончательно рассеется, и, с оружием наготове, освещая путь всеми имеющимися в наличие приборами и приспособлениями, осторожно вошли в пещеру. Пытались Мари снаружи, вместе с индейцами, оставить, да куда уж там, попробуй такую - удержи!
   На пол дороги от дальней стены к выходу из подземелья, на каменном полу, в огромной лужи крови, лежало нечто, продырявленное не одним десятком пуль. Меткие мы, всё-таки, стрелки!
   Убедившись, что неведомый враг мёртв окончательно, перевернули мёртвое тело, осветили - со всех сторон. Да, доложу Вам, та ещё картинка! Век не забуду!
   - В первую минуту я решил - что это - снежный человек, - доктор Мюллер говорит, передёргиваясь от брезгливости, - А теперь вижу, что ошибался. Во-первых, клыки эти острые - сантиметров двенадцать длиной. Во-вторых, уши - почти слоновьи, разве что - чуть поменьше. И, в третьих, снежные люди - по моему разумению, конечно, высокие, но - пропорционально сложенные. Этот же - больно уж широкоплеч и приземист, поперёк себя шире, право.
   Воздух в пещере как-то вдруг стал затхлым и зловонным, поторопились к выходу, на свежий воздух.
   Отдышавшись немного, все вопросительно уставились на Джедди, словно - объяснений требуя.
   Мальчишка, конечно, поломался для приличия, но, всё же, пошёл навстречу, решил таки - ситуацию прояснить:
   - Ладно, удовлетворю ваше нездоровое любопытство. Но, давайте договоримся на берегу: я - называю вещи своими именами, а вы - вопросов дальнейших не задавая, быстро на мулах поклажу поправляете, места - согласно походному расписанию - занимаете, и - в путь. Договорились?
   Все молча покивали головами, неохотно соглашаясь с таким раскладом.
   - Тогда - значится так, - Джедди говорит, - Объясняю только один раз, но - доходчиво и ёмко. Этот чудик - элементарный тролль. Здесь такие встречаются - иногда. Всё ясно? Какие ещё вопросы - вы же обещали! Как говорит незабвенный Капитан Зорго: "Вопросы - отставить! Все - на мачты! Паруса - ставить!".
   Остальная часть пути прошла практически без происшествий. Три дня передвигались по всякой разности: горы и горушки, овраги, густые хвойные леса, переправы через горные речки и ручьи, живность всякая....
   Красивые здесь, всё же места, если, конечно, усталостью пренебречь.
   Джунгли, беспокойные, или, наоборот - таинственно молчащие; голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой; стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны.......
   Утром шестого дня, по чуть заметной тропинке спустились в ущелье Девяти Самородков.
   Красивейшее место: ущелье неширокое совсем, по бокам каменные россыпи разноцветные, такое впечатление, что в детскую игрушку "калейдоскоп" попал нечаянно.
   Проехали по ущелью, заметно поднимаясь вверх, пару километров - тропу речка бурная, текущая по перпендикулярному ущелью, пересекает. И моста не построить - нет никаких деревьев вблизи, камни одни разноцветные. Что делать прикажите? Тут то индейцы наши, Хорхе и Хосе, и доказали свою полезность, о которой Зорго нам в Сан-Анхелино толковал: предложили канал отводной вырыть, благо рельеф ущелья этому способствовал.
   Часов за пять, кирками и лопатами усердно работая, выкопали тот канал.
   Вскрыли потом тоненькую перемычку, и потекла река в сторону, туда - откуда мы пришли.
   Под вечер - вышли к Сизым Болотам.
   Бескрайние заросли фиолетовых и сиреневых камышей, редкие зеркальца серой воды, за камышами, в прямой видимости - серые покатые горы, неприветливые и угрюмые.
   - Вот и пришли почти, - Джедди говорит устало, пот со лба смахивая, и на те серые горы рукой показывая, - Вот оно - Индейское Нагорье. До него километров двенадцать будет - рукой подать. Вот только возок тут бросить придётся, на нём через камыши - совсем никак.
   Грустная такая эта ночная стоянка получилась. Костёр, помня наставления дона Аугусто, разжигать не стали, поужинали всухомятку.
   Молчали - господа записные авантюристы, понимая, что завтрашний день может быть богат - на нешуточные пакости и неожиданности.
   Как для всех вместе, так и для отдельных индивидуумов - в частности.
  
   Ожиданье. Звёзды. Тишина.
   И никто - друг с другом - не общается.
   Будто, каждый - сам с собой - прощается.......
   Ожиданье. Звёзды. Тишина.
   И, молитву - я читаю вдруг:
   "Те грехи мне, Господи, прости!
   И, молю, и - молят все вокруг:
   Эту Смерть, о, Боже, пронеси!
   И, пускай - вернутся все - живые.
   Слышишь??? Все!!!!! Иначе - грош цена
   И Тебе, и - прочим - еже с ними!".......
   Ожиданье. Звёзды. Тишина.
  
  
   Сизые Болота - паскуднейшее место этой Планеты.
   Издали, на закате - очень даже ничего смотрится, даже красиво: сиреневые, розовые, фиолетовые камыши переплетаются в причудливых разноцветных узорах, там и тут в камышовых зарослях проглядывают небольшие, идеально круглые озёра, наполненные водой серых и тёмно фиолетовых оттенков, заходящее солнце неожиданно меняет цветовые гаммы пейзажа - будто фокус какой показывая.
   Днём же - всё иначе совсем. Камыши оказались неожиданно высокими, прямо рощи настоящие: вначале, на краю Болот - метра два с половиной в высоту, потом - всё выше и выше.
   Въехали в эти рощи, и, сразу, - словно потерялись. Вокруг темно и душно, что впереди - загадка сплошная. Стаи москитов и прочих насекомых налетели, пришлось опять накомарники доставать, химию из баллончиков ярких - щедро распылять вокруг.
   Только плохо это помогало: итак вокруг темно, так ещё накомарники густо гадами разноразмерными залеплены. Куда идти, спрашивается?
   Джедди, всё же молодец - компас захватить с собой догадался, а так бы - и не пройти эти Сизые Болота - ни в жисть.
   Жара страшная, пот ручьями течёт, миазмы всяческие - со всех сторон, змеи постоянно под ногами мешаются, жуть - полная.
   Да, и строго по компасу идти ни как не получалось - больно уж густо по зарослям были рассыпаны эти озёра и просто - большие лужи: с водой вонючей, берегами - топкими и ненадёжными. Из-за этого, с лошадей и мулов пришлось почти сразу же слезть и тащить их за собой - на длинных специальных кожаных ремешках.
   В одном месте путь отряда пересёк странный след, как будто кто-то проехал на огромном мотоцикле с очень широкими колёсами. Оставив своего коня на попечение доктора Мюллера, я подошёл к нашему юному проводнику, Мари, естественно, последовала за мной, ведь любопытство - отличительная черта женщин.
   - Ничего необычного, - глухо, сквозь свой накомарник, пробурчал Джедди, - обычная анаконда. Только - большая очень. Но, не стоит беспокоиться. Анаконды - особые существа, с философской точки зрения. Днём - они всех боятся и прячутся целенаправленно, ночью - все остальные пред ними трепещут, прячась - безрезультатно. Ничего страшного - к ночи то мы, уже точно, выберемся из этих Болот.
   Нешуточно обеспокоенные этим заявлением, все члены отряда заработали ногами с утроенным усердием.
   Двенадцать километров пройти всего то и надо было, пусть, с учётом зигзагообразного пути, все семнадцать - всё равно - рукой подать, казалось.
   Одиннадцать часов шли, уже на закате - выбрались на каменистую почву Индейского Нагорья. Огляделись - вдоль границы Сизых Болот с Индейским Нагорьем тропа широкая, нахоженная извивается - в обе стороны.
   Посмотрел Джедди на часы и говорит:
   - По этой тропе, три раза в сутки, дозор вооружённый проходит. До очередного - два часа осталось. Так что надо поторопиться, вон по тому распадку пойдём, километров шесть -
   там и заночуем. Хорхе на своего мула уселся, встал во главе нашего каравана, и бодро затрусил в указанном направлении. А, Джедди с Хосе замыкающими идут, задом пятясь.
   Наломали камышей, подобие веников уборочных из них сделали, тщательно следы заметают, благо и следов то на камнях почти не остаётся. Перестраховывается мальчишка, или действительно - всё так серьёзно?
   В темноте уже, на ночлег остановились, под скалой громадной, рядом с родником крошечным. Костёр, конечно, не стали разжигать, завернулись в одеяло и в брезент палаток, часовых выставили.
   Утром Джедди всех разбудил и попрощался.
   - Я своё обещанье сдержал, - говорит, - До Нагорья вас довёл. За сим, прощаюсь, дальше - вы уж сами. Поселение здешних Хозяев - к востоку от этого места, километрах в десяти. Ведите себя тихо и незаметно. Мой вам совет: пару суток понаблюдайте по-тихому, да и - сваливайте к дому. Дорогу то - запомнили? Молодцы! Ещё: если ли хотите побольше информации получить - языка берите. Местные тут себя уверенно чувствуют, от той беспечности иногда и по одному разгуливают. Пленного захватили, дальше без сантиментов вовсе - пытать качественно. Хорхе и Хосе его быстро разговорят, свои индейские штучки применяя. Информацию получили, языка тут же прикончили и закопали тщательно. Потом - дёру без промедления. Всё ясно?
   Какой добрый мальчик - Джедди то наш оказался! Просто - диву даёшься, гуманист - да и только.
   Попрощался Джедди со всеми, да и отбыл обратно, рюкзак продовольствием нагрузив знатно. Причём, пешком - лошадку, из возка выпряженную, благородно нам оставив.
   Провели небольшое совещание, решили, что времени терять не следует. Доктор Мюллер с индейцами оставался лагерь сторожить и ближайшие окрестности осматривать, мы же с Мари выдвигались на разведку - конечно же, на восток, к предполагаемому поселению местных жителей.
   Сменили тяжеленные ботинки военного образца на лёгкие кроссовки, вооружились до зубов, да и тронулись, с Божьей помощью, налегке.
   Тишком, максимально соблюдая осторожность, через час вышли на берег неширокой реки. На берегу, метрах в ста от нас, какой-то охламон рубку удил. Обычный совсем парнишка, молоденький совсем: в шортах защитного цвета, по пояс голый, грива немытых сальных волос, бородёнка реденькая, автомат в отдалении на берегу брошен.
   Посмотрели с Мари друг на друга - последний совет Джедди, о языке запытанном до смерти, сразу на ум пришёл. Я только плечами неопределённо пожал, мол: "А чьего мужа мы здесь разыскиваем? Твоего? Вот - и решай сама".
   Вздохнула Мари тяжело, взгляд в сторону отвела, и пошла первой в сторону - обходя того рыболова незадачливого.
   За первым же поворотом перешли речку вброд, выбрались на противоположный берег, от холода трясясь, вода то - ледяная.
   Ещё через час, никого не встретив, к обитаемым местам вышли.
   Засели в кустарнике, что густо склон обрыва невысокого облепил. Под обрывом - несколько хижин разномастных, из подручных материалов слепленных, вперемешку с палатками брезентовыми. Чуть дальше, на отшибе, в непосредственной близости от хвойной рощицы, располагались два вполне современных, сборно-щитовых домика, явно - фабричного изготовления. Перед домиками - ровная площадка с брезентовым навесом над ней, под навесом - массивный стол и несколько стульев, на столе - в беспорядке разбросаны какие-то бумаги.
   - Смотри-ка, Андреас, - говорит Мари, передавая мне мощный бинокль, - Если с этого обрыва спускаться, всё время вправо забирая, как раз в ту рощицу и попадём. А от её края до домиков - метров десять всего. Пошли, попробуем, а? Опять же - собак сторожевых нигде не видно.
   - В теории - запросто можно, - осторожно отвечаю, - Только вот - зачем? Что мы там - делать то будем?
   - Во-первых, - Мари объясняет, глазами азартно блестя, - Можно просто под кустиком затаится и подождать, вдруг из домика кто-нибудь выйдет - посмотрим на этих Хозяев в близи. Во-вторых, вдруг - несколько человек выйдут, разговор между собой заведут - послушаем. В-третьих, если никто вовсе не выйдет - бумаги со стола мощно стащить - на всякий случай: почитаем, вдруг и поймём что-нибудь.
   Трудно с такой аргументацией было спорить, спустились с обрыва, леском тихонечко к тем строениям подобрались. Слава Богу, рассмотрел вовремя тоненькую металлическую проволоку, натянутую в сантиметрах пятнадцати над землёй, в густой траве, метров за десять от того места, где лес заканчивался. Интересно, а что произойдёт, если задеть эту проволоку: рванёт нещадно, или просто - сирена завоет? Не так уж и беззаботны эти Хозяева, берегутся всё же. Аккуратно перешагнули через проволоку, в кустах орешника залегли, ждём.
   Минут через двадцать - двое мужчин из домика, что чуть поменьше, вышли.
   Видные такие мужички. Один - на профессора университетского похож: высокий - под два метра, пожилой уже, худой, в огромных старомодных очках, одет в шорты и футболку. Но что-то во взгляде его, в движениях плавных грациозных, было такое - хищное и уверенное, сразу становилось понятно: он здесь и есть - самый главный. Второй вышедший - ростом пониже, но крепко сбитый, коротко стриженный, одет в полувоенное хаки, в высокие ботинки со шнуровкой, - вылитый капрал зелёных беретов из дешевого американского боевика.
   Встали у стола, в бумаги уставились, перебирая их неторопливо.
   - Ну, вот, - Профессор говорит, - Дошли, всё-таки, до третьего горизонта. Только чиго эти - те ещё работники. Ленивые - да и мрут - как мухи осенью. Нормальные работники нужны. Что скажете, Кью?
   - Что тут скажешь, - Капрал отвечает, глубокомысленно левую бровь почёсывая, - Надо бы людишек ещё - приволочь откуда-нибудь.
   Профессор недовольно поморщился:
   - Приволочь..... Нет сейчас кадров для этого, сам ведь знаешь - Эстебан только через две недели обещался - подкинуть что-нибудь подходящее.
   Несколько минут под тентом стояла тишина - собеседники внимательно изучали корреспонденцию.
   Переглянулись мы с Мари непонимающе: в чём тут дело? Где та собака зарыта? Ничего непонятно, хоть - убей!
   - Вот кстати, - неожиданно воскликнул Кью, - Гудвин пишет: опять этот Бернд Мюллер сбежать пытался. Замок на кандалах как-то разомкнул, двоим охранникам - головы проломил, еле поймали - через сутки.
   Мари тут же напряглась и потянулась к наплечной кобуре, еле руку её успел перехватить.
   - Ох уж этот Бернд, - криво усмехнулся Профессор, - Неугомонный какой, право. Пусть уж переведёт всё - и, в расход незамедлительно. Так Гудвину и отпиши. А сейчас -
   пойдём-ка, потолкуем ещё раз с нашим пленным, глядишь - скажет на этот раз - что полезного.
   Оставив все бумаги на столе, парочка отправилась ко второму домику, где и скрылась, предварительно отперев громадный замок.
   Секунд через двадцать после этого, от неожиданности полной я ничем помешать и не сумел, Мари выскочила из нашего укрытия, подбежала к столу и начала ловко распихивать кипы бумаг в загодя раскрытый кожаный планшет. Ещё минута, и она опять - рядом со мной:
   - Всё, Андреас, ходу!
   Побежали, через лес, огибая поселение Хозяев, держа направление к нашему лагерю.
   Минут через семь сзади раздался чей-то громкий призывный крик, беспорядочно захлопали выстрелы.
   Конечно же, обнаружили наглую кражу - плохо дело совсем: больно уж рано, можем не успеть уйти.
   Где-то в километре от лагеря, перед неширокой горной лощиной, я остановился, предварительно крепко схватив Мари, бежавшую впереди, за рукав куртки:
   - Слушай меня внимательно. Поднимаешь всех, и по той лощине - дальше уходите. И следы всякие - уничтожьте тщательно. Пусть индейцы займутся. Я их тут задержу ненадолго, и, догоню вас. Всё ясно?
   Хотела мне Мари что-то возразить, да передумала: тряхнула согласно своей чёлкой платиновой, посмотрела виновато глазищами своими голубыми, попыталась сказать что-то, да не смогла - дышала после бега быстрого - как лошадка загнанная, только рукой махнула и к лагерю трусцой отправилась.
   Поднялся я по каменистой россыпи наверх, на скалу, что над входом в ту лощину располагалась, метров сто по гребню вдоль лощины прошёл, место подходящее выбрал, залёг, автомат перед собой положил, два рожка запасных, три гранаты, с собой прихваченные, пот со лба смахнул, отдышался, закурил.
   Даже сигарету до половины выкурить не успел - оглоеды показались. Штук восемь, примерно, все вооружены до зубов, бегут по лощине друг за другом, отрывисто переговариваясь, впереди всех - капрал Кью, собственной персоной.
   Неосторожно это они - так кучно бежали, совсем даже - напрасно. Мне до них метров тридцать было, не больше, сверху все видны - как на ладони.
   Как только со мной поравнялись - все три гранаты, по очереди, россыпью - чтобы всех накрыть, метнул. Через пару минут пыль рассеялась - не надо правки автоматной вовсе, если кто и ранен только - всё равно больше неопасен, пусть уж живёт.
   Автомат с рожками запасными прихватил, и, припустил к Сизым Болотам, скупо постреливая время от времени - чтобы след козлы драные не потеряли.
  
   Продолжение следует.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"