Росли в поле две берёзы, видные из далека. Берёзы лениво шумели. В колосьях вокруг будто бы было тихо, только ветер, подхватывая пыльцу, с шорохом гнал её волнами от края по обе стороны дороги.
По белой пыли, вперёд к закату шла женщина. Неуклюже переступая босыми ногами, она не торопилась, поглядывала в поле. Крикнула хрипнувшим вдруг голосом: "Василёк!" Женщина была в косынке, плотно повязанной на голове, а шерстяная зелёная кофточка как-то неловко обтягивала её совсем не стройную фигуру. Женщина несла в руке запыленные босоножки, и они при каждом её шаге путались в свободном подоле, порхавшем над коленками. Она остановилась и крикнула строго и слегка капризно: "Василько!" и из колосьев донёсся ответный голосок: "Зараз приду!"
Позади на дороге взревел мотор мотоцикла. Услышав его, женщина не оборачиваясь, боязливо и осторожно сошла с дороги, хотя и так стояла на самой обочине. Рёв приблизился, но мотоциклист не проехал мимо, а заглушил мотор, подняв пыль, облоко которой унесло в поле. Женщина ухватилась за колосья.
- Послушайте, тётенька, - крикнул ей весело мотоциклист и она оглянулась.
Парень обознался. Наверно, закат слепил глаза и обманывал этот седой покой вокруг, а испуганная женщина, которую он принял за тётку, оказалась совсем юной. На тонком её, словно от обиды, побледневшем лице, замерло выражение сердитого страха, какой бывает у роженицы. Левую руку она держала на сильно выступающем животе, на котором едва, одной пуговицей, застёгивалась кофточка.
- Ох, ты! - мотоциклист снял шлем.
Он смутился и нахмурился, глядя на беременную, словно боясь её обидеть. Он рассмеялся и смотрел изумлённо. Молодую женщину его растерянность рассмешила, она успокоилась и смотрела уже с интересом. Парень выглядел отъявленным неформалом, таких в этих местах в то время видели только по телевизору. Он тряхнул волосами, стянутыми в хвост.
- Чего смеёшься? - спросил он, тоже улыбаясь.
-Таких кудрей не у всякой дивчины будут. Куда отрастил?
Она стала выбираться на дорогу. Парень соскочил с мотоцикла и помог ей. Из колосьев, до тех пор, наверное, таившийся, высунулся мальчишка лет пяти, в одной руке он держал чёрную палку, в другой мял букетик васильков. Замахнувшись палкой, мальчик крикнул:
- Пусти, пусти мамку!
Мотоциклист расхохотался:
- Это что такое за малое?
- Я большой, мне папка сказал.
- А где же папка? - глянул он на молодую женщину.
Та помолчала, и не ответила, пожав плечами.
Глядя на мамку мальчишка быстро успокоился, бросил гнилую корягу, сам выбрался на дорогу и принялся разглядывать мотоцикл, блестевший чёрными боками. Машина чуть накренилась рулем, и было в ней что-то неусмирённое бычье.
Парень спросил, но не мальчика:
- Так вы к папке идёте или от него - он, усмехаясь, хотел заглянуть ей в глаза.
Но женщина молчала, ласково потрепала она волосы мальчику, протянувшему ей синенькие, как и его глаза, цветочки-василёчки.
Она будто задумалась рассеянно ненадолго, оглянулась и вдруг лицо её от какой-то странной боли просияло лёгкой улыбкой. Она ухватилась за живот обеими руками, бросив в пыль босоножки. Охнула, повела спиной, но тут же и успокоилась. Сняла косынку и поправила волосы. Лицо у неё порозовело. Спросила:
- Чего хотел то, когда тёткой кликнул? - не удержалась и хохотнула, увидев, как растерялся парень: он не ожидал такого мгновенного приступа. "Не бойся, не рожаю ещё!" - сказала она.
Тот поднял ей босоножки, спросил:
- Мне до Озадовки. Правильно еду?
- Правильно, сами туда идём. К бабушке. Василько!
Мальчишка тем временем пытался вскарабкаться в седло мотоцикла и чуть было не повалился с ним. Парень подхватил машину и усадил пацана за руль.
Помолчали. Оба смотрели друг на друга и отводили глаза.
Он спросил вдруг изменившимся голосом:
- Разве ты не узнала меня?
- От чего же, Гриша, узнала, - она улыбнулась, - сразу узнала.
Она с нежностью вдруг коснулась его лица и закрыла ладонью щёку, иссечённую горькой складкой, будто вспоминая его прежним.
- Валя, Валя... - говорил Гриша, задевая улыбкой её пальцы.
Она остановила его рукой, оцарапавшись о застёжки на его потёртой кожаной куртке.
- Какой ты стал, Гриша... Давно не показывался, мама моя рада будет...
Мальчик от восторга кричал что-то, Гриша посмотрел на него с грустью, но Валя поняла это по-своему, или захотела понять так, сказала: "Да вот, успела", - и поковыляла дальше по дороге.
Было от чего-то хорошо, закат налился всеми своими красками, стало тихо. Валя сказала, остановившись:
- Постой. Уже вечер, земля стынет. Обуться надо, Вась, помоги.
Она бросила босоножки на мягкую пыль и обулась. Взялась за руль, чтобы не упасть, пока мальчик застёгивал ей на ногах ремешки. Гриша хотел поддержать её, но Валентина не разрешила.
- Я всегда хотел написать тебе, - говорил он, - а потом уже понимал, что опоздал. Да и что я мог написать, жаловаться не хотелось...
За поворотом показалось родное им обоим село, из которого Гриша давно, шестнадцати лет уехал неведомо куда и зачем.
- Я знал, что возвращаться некуда. Но почему-то решил, что, может быть... Глупо, да?
- Не знаю я, - Валя улыбнулась, - а ведь я ведь любила тебя. Влюблялась каждый раз, когда уже сил не было ненавидеть. Тебе так надо было?
- Я всё понимаю... Всё могло бы быть и по-другому...
- Отпусти меня, Гриша... Гриша. Смешно мне с животом обниматься...
Он отпустил её, потому что мальчик как-то уж очень серьёзно глядел на них. Валя спросила:
- Как ты жил, что было с тобой?
- Всего не расскажешь.
Валя только сейчас заметил грубые шрамы на его запястьях, задрала ему другой рукав. Гриша кивнул:
- Да, кололся, вены резал. Но я завязал. А было невмоготу. Лупил головой о стенку. Такой вот был кайф!
Гриша замолчал, пытаясь подавить охватившее его отчаяние или же наоборот, желая выразить его со всей силой невыразимых слов. Ему казалось, что пришёл конец всему, оставались только последние слова:
- Валя! Я думал о тебе всегда, только это и могло держать...
Валентина стояла, опершись о мотоцикл, и не сводила с Гриши глаз.
- Я бы умер... - порывисто сказал, было, он, но неожиданно и громко гаркнула ворона, севшая рядом на землю и Гриша, будто ему велели, замолчал.
Дальше они шли молча, даже Василёк заговорить не решался.
Гриша проводил Валю с сыном к селу, до первого огорода и попрощался. Валя произнесла напоследок:
- Вот тебе... на память о нас... - протянула ему стебелёк с васильковой звездочкой.
Он спрятал цветок за пазухой Он всё понял и так. Развернул машину, оседлал её и умчался прочь от Озадовки, в которой, теперь даже если кто-то и был, то никто не ждал. Валя держала за руку прыгавшего у её ног Василька и, затосковавши, глядела на дорогу, долго пылившую в поле.