Аннотация: Некоторые войны длятся так долго, что лучше позабыть кто твой враг...
На холме сидов, прямо над входом в сиддин, обнаружилась виселица. Мороз похоже, высушил три тела Перворожденных ши, до костей. - Высушил так, что слабый ветерок, который не мог поднять поземку, раскачивал их легко, как старые тряпки.
Сихинар разглядывал ряд повешенных из вересковых кустов, у подножия холма и размышлял, стоит ли подыматься к ним по голому заснеженному склону.
Сахинару были нужны сапоги.
Он чувствовал тлеющий запах мороженого жирового воска, ломких волос и выделанной кожи. И запах пеньковой веревки. И нежный аромат дубравы всегда сопровождавший Дневных. Забытый запах. Белесое полуденное небо над виселицей слепило. Чуткие ночные глаза видели только раскачивающиеся тени, - сквозь вертикальные прорези в двух серебряных монетах привязанных к голове...
Есть ли на ком-то из этих, повешенных за шею пока не умер какая-ни-есть обувь? Плохо видно, слепит...
Сахинар оглянулся назад, - затянутое льдом болото сливалось с темнеющим у горизонта небом, где-то совсем близко...
Откуда они все здесь взялись?
Собак и воя рогов людских облавщиков так и не слышно... Пришлось перейти зимнюю топь чтобы уйти от погони. Видно не рискнули пресечь хрупкий лед омута.
...Сигнальные стрелы с воем рассекали воздух, по льду рядом с ним хватая за ноги, неслись тяжелые собаки и подтаявший лед, в пол пальца толщиной, волной прогибался под скользящими ступнями, - но не успевал проломиться... - Его подняли утром, ревел рог, а он был уставший и полуслепой... Босой. Пришлось бросить все, уходить на западную сторону болота. Не думал что придется дойти по зиме до самого Западного сиддина, - и наткнуться тут на Дневных...
Правда, все они болтаются на одной веревке.
Сихинар втянул воздух. Ши. Дневные. Мертвые.
Давно я здесь не был...
Что ж, придется унижать себя, обворовывая дальних родственничков...Хотя мертвым все равно, кто обирает их трупы.
Но нужно ли ждать темноты?
Сахинар переступая застывшими ступнями в обмотках, прошел по занесенной снегом брусчатке подъезда к круглому отверстию в основании холма, обрамленному полусбитой каменной вязью и склонившись, заглянул внутрь.
В сиддине окрестные крестьяне, похоже, устроили свалку костей.
Западный сиддин, это все что осталось от Корх Мурана - штрекового города ночных сидов. Болотные оконца мерцали подо льдом, над вершинами его подземных башен. Болотные огни горели над выступившими из толщи воды менгирами ...
-Отец тепла, я не достойный путник, прими под своды, окажи благодеяние...
Он вступил под древний холм, стащил с глаз, на шею ремень с прорезанными монетами.
Наступила быстрая алая полутьма, ласковая к уставшим глазам.
Открыта была только первая камера сиддина, прочие были недоступны и дух оживлявший эти стены здесь больше не жил...
Cудя по следам, камеру посещали собаки, - кости животных были очищены.
Он сел у дальней стены, где кости были самыми старыми, скрестил ноги, растирая обмороженные пальцы ног, пытался гнать едва теплую кровь в ступни.
Люди голышом, на таком морозе, околевали. Если он давал им такую возможность...
...Война началась совершенно неожиданно. Отряд людского герцога Сетисара, тогда еще безродного кондотьери, появился в канун праздника Черной Луны, когда все путники священны, если не сходят с торной дороги. Даже если путники, это: пятьсот пехотинцев, четыреста арбалетчиков с сотней тяжелой кавалерии и стая собак натасканных в охоте на двуногих.
Сахинар участвовал в той злополучной церемонии, которая чуть позже, была названа пиром Высоколобых Черепов. Он был одним из знаменосцев в пятидесятитысячной толпе, безоружной и погруженной в себя. Настолько погруженной, что начатая гостями резня, не сразу вывела ее из божественного полусна. Конунг Ночных пал одним из первых, пал его сын и брат и жена и дочери и внуки и правнуки обоих полов. Той ночью пало двадцать тысяч сидов и только пятьсот человек. Утром резня продолжилась. Полуслепые жены и дети сидов уже не могли оказать сопротивления, - воины пали на Пиру. Раненный в горло человеческим копьем, Сахинар сполз в подземелья Корх Мурана, затянутые дымом пожаров наверху. Лунным утром он поднялся на вершину Большого Холма. Ступеньку за ступенькой, пятьсот шагов вверх. - Штреки были забиты обгорелыми трупами и обломками обрушенных лифтов.
На верху, плюясь кровью, он огляделся.
Люди уже отступили в укрепленный лагерь. Сиддины дымились как угасающие вулканы. На пепелище собирались уцелевшие.
После этого война продолжалась еще десять лет.
"Великий" - меч ночных конунгов, был утерян. Но это не удержало выжившие семьи от борьбы за его Честь.
Дом Сахинара был разграблен и сожжен. Чести у него уже не было, он безучастно, наблюдал за поединками. Свежая армия людей пришла на помощь поредевшей дружине теперь уже герцога Сетисара - как раз, когда новый конунг наконец поднял из-за отсутствия Великого, меч своего Дома. Двести лучших детей сидов остались лежать за его спиной на поле Чести.
Утром люди взяли и сожгли Корх Муран еще раз. К полуночи, понеся серьезные потери, отступили. Новый конунг пал.
О чести сидов говорить было более некому...
Дни становились короткими и дождливыми. Ясных ночей и дней без присмотра Посвященных Ночи, стало меньше чем пасмурных, зима наступила на месяц раньше.
Ветры, ранее отклоняемые Дневными в сторону, приносили арктический холод. Сражающиеся стороны страдали от голода.
Сахинар в отряде пращечников выбивал людских фуражиров и вырезал лесорубов.
Земля глубоко промерзла - весной ничего не взошло. Теплый и благодатный край, который не давал спать людям в их голодных берлогах, за проливом, пропал.
Но люди остались.
Слухи принесенные птицами, говорили о том, что Дневные попались так же и в ту же ловушку. Их оттеснили со старых мест к горам, а леса вырубили.
Второй герцог Сетисар, сын первого, - Завоевателя, покончил с неумирающим Корх Мураном. Он перегородил дамбой реку Касарис и за один чудовищный день и страшную ночь, подземный город был затоплен...
Сахинар, с маленькой группой спасшихся, скитался в лесах вокруг озера еще год. Они вылавливали из воды нетленные трупы и устраивали для них огненные погребения из хаток новоселов. Всех его спутников перебили той зимой, - мороз, голод и ополчение человеческих поселенцев...
Сахинар остался один.
Через два года болото бывшее Корх Мураном затянуло тростниками. И Сахинар скрылся в них. Пять лет в подряд, он убивал герцогских вестовых проезжавших по верхней дороге. Он пережил восемь облав. Каждое лето болото запаливали, обстреливая тростники зажжеными стрелами.
На двадцатом году от Пира Высоколобых, поздним зимним вечером, он остановил порожний соляной обоз. Там было двадцать человек. Он убил почти всех обозников, но последний, коренастый в летах мужик, загораживал павшего на лед сына и кричал: - Пощади! За что мальчонку то?! Его-ж на свете тогда не было! Не убивай! Сына, сыночку! Отпусти,- меня возьми! Серебро эльфийское, вот, забери! Отпусти сыночку...
Сахинар спустил трупы под лед. Геммы Дневных с Оком Творца он с боку проточил почти до другого края. Их он использовал, чтобы защищать глаза днем...
С тех пор он убивал только тех, кто забредал к нему на островок, где в выгоревшем стволе еще живого лунного древа, он выложил камнем стены своей хижины. Кровлей ему служили опавшие за десятилетия листья. Он ел лягушек и корни осоки. Потом на болоте завелась болотная птица. Рыбы он не ловил. Только подкармливал...
Иногда, на другой стороне протоки, у его островка появлялись человеческие дети, - они дрожащими руками выдергивали из ила стебли турбкоствола и уносились к безопасному берегу. Однообразные звуки извлекаемые из флейт, которые они делали, заставляли его морщится.
На плоском, с остатками резьбы камне, недалеко от затопленного поля Чести, на полпути от его островка до берега он находил оставленные лепешки,пушистые плоды широколиста...
...А сегодняшнюю облаву он совсем не ждал. Ее вели имперские войска, и они очень верно вышли к его дому. - Решили наконец покончить с ним? А ведь думалось, что людей не хватит на то, чтобы помнить о чем-то пятьдесят лет. Кто же это не смог меня забыть?...
Нужно выходить из сиддина, иначе можно околеть еще до того как солнце сядет. За сидинном, помнится, должны быть развалины Доброго приюта у Шести дорог...Покопаться там? Может, найдется кожа для пращи. Или попытаться украсть на фермах? Берег теперь малознакомый, - все изменилось за столько-то лет...
Снаружи, на своде холма, прогромыхали резкие для его ушей шаги по скрипучему снегу.
Сахинар встал, натянул на глаза повязку с монетами, доковыляв до выхода осмотрелся. Под виселицей на вершине холма появился человек. Судя по звукам, он пилил веревку достаточно тупым ножом.
Запах у него знакомый...
Сахинар выбрался на снег и неслышно побрел вверх по склону
...Перворожденная ши, с обрезком веревки на шее, лежала в снегу. В зеленной узорчатой одежде с капюшоном, в резных деревянных сандалиях на узких ступнях...Почти сразу же на нее сверху упал еще один труп.
Последним было тело высокой седой ши. Сандалии на ней, были как раз подходящего размера.
Человек в рясе, сиганул с бревна виселицы в истоптанный снег, упал набок. Капюшон слетел, стала видна выбритая тонзура.
-Сатано...-прошипел малый.
Потом понялся, встал над телами, близоруко склонился над ними и вздохнул:
-Хомо домини люпус эст, позорный. Препокойтесь с миром страждущие...
-Привет, Игнатий,- ответил Сахинар.
...Сахинар ворочая тело, стащил балахон. У Дневной под ним был только сакгар - чресельная подвязка. Сахинар развязал кожаные шнурки ее сандалий. Да, теплее в них не будет.
Интересно, как их взяли? Видно, что не в бою.
Он натянул через голову балахон и завязал шнурки сандалий поверх опорок на которые пустил рукава своего дублета.
Игнатий был нищенствующим братом. Он водил дружбу со всяким людом, подзаборной шушерой, братками с имперской дороги. Игнатий как-то выводил из болота заблудшую в тумане овцу, - малахольного сынка кузнеца Россоха и столкнулся с сидом нос к носу.
А Сахинар знал его с самого рождения. На запах и слух. Он помнил, как тот родился в овине неподалеку. Как верещал, вдохнув летний, наполненный стрекотом воздух. Он был первый, с кем Сахинар заговорил за два десятка лет...
-Все по болотам прячешься. В могилах, просто вампир какой, как не создание божье. Гонят теперь тебя, как оленя. - Клода Марочника зачем убил? Он был честный браконьер, оставлял твою долю. Просто людоед, какой...
-Я не людоед. Это ты брат в пост угрей вкушаешь, тех которые нетленную плоть со дна болота объедают...
-Господь с тобой,- пятьдесят лет прошло. И люди не ловили рыбу лет двадцать.
-И не будут еще столько же.
-Так жене Марочника и сказать?
-Ты добрый Игнатий. Сам думай, что ей сказать...
-Она тебя с детства знает. А он ей дудки с твоего болота таскал! Марочника, бейлиф Сарвус все равно бы вздернул - не сейчас, так через год. Да только то власть цезаря, а ты живую душу сгубил, не говорю про твою собственную...
- Мне дела нет ни до Марочника, ни до цезаря. Не раздражай меня. И души у меня нет.
-Так Собор был в прошлом году, - озадачено произнес Игнатий.- Порешили, что есть у эльфов души.
-Как неожиданно...
-Зря ты Марочника убил. Потому сдали тебя людишки. Нет им веры тебе больше. Из Эстгорма приехал вельможа, людей привел, указ императорский, Сарвус ему дорогу то и указал...Хоть он местный, да против цезаря-то как? Загонят они тебя. Своих нельзя было трогать...
Марочника он зарезал за то, что тот, посмел топить в заповедной трясине плод исторгнутый раньше срока девицей, порченной малым еще на празднике Урожая. Все кричал: "Да ты что? Ты брось! Мы-ж свои!" - Все не верил ...
Давно ли, своими стали? Сахинар помнил их дедов утопленных им как котят. Свои...
-Что за эльфы? Кто их вздернул?
-Эдд Редкозубый. Он тутошний бейлиф. Стал недавно. Старый в кружке утонул...Бандит он, с Сарвусом не сравнить...
-За что вздернул?
-Э-э, да на дворе у лесоруба Камчала, девка пропала, мачеха ее заходится, говорит, в лес посылала за хворостом, да та так и сгинула...
-Так может, в лесу надо было искать?
-Да собирались... так видишь эльфы вот они, чего искать-то... Это-ж эльфки почитай одни, а у них деток-то не бывает.
-Признались?
-Да не...хоть и били их еще как.
-Так может, зря?
-Бог судья, уж больно народишко осерчал. А Эдд и рад постараться, для общины-то...
-Как ши сюда занесло?
-Говорили, что посланники, грамоты несли...
-Чьи? К кому?
- Своей королевы. А к кому... да к тебе.
Да?
-Это Эдда-то и добило. Он тебя терпеть не может.
А, очень Нежный Эдд.
Эдд Скорый На Руку.
-Я тут, решил снять их, да прикопать покуда Эдд пьянствует. Имущество их все никак пропить не может... Землю-то долбить тяжко будет. Что и делать не знаю.
-Пусть их. Им здесь, на холме, хорошо будет...Не зачем их тревожить...
- Да. Чисто как падаль. Слушай Сид, тогда идем отсюда. Идем ко мне. В келье отогреешься, околеем-то, на морозе. Там и решим что дальше.
Сахинар подумал и сказал:
-Что-ж, пойдем...
Они пошли вниз с холма. Санихар зажмурившись, накинул капюшон, и ухватившись за плечо Игнатия побрел за ним. Двое слепоглазых.
-Интересно, кто это может писать мне через пятьдесят лет?
-Вот уж, не знаю,- сказал Игнатий. - Места у нас дикие, а Эдд с грамотеями на одном поле срать не сядет. Свитков их он не прочел, у отхожей стенки кинул и прочее барахлишко, что пропить нельзя...
Некоторое время шли молча. Сахинар морщился на свет сквозь монеты.
-Знаешь братец, сведи-ка меня туда.
-Не дури. Эдд тебя порешит. Не посмотрит что земляки. Не любит он дюже гордых. И эльфов.
-Я не эльф.
-Один хрен, все вы белоглазые...
-Не бойся, не порешит.
-Я не за тебя боюсь. Тебе-то что? Ты заговоренный.
-Не бойся. На тебя тоже хватит.
- Смотри Сид, убьют меня - без ног будешь дальше по вечности прыгать...
В стенах древнего, даже для Сахинара, приюта у Шести Дорог, оказалась теперь человеческая корчма крытая соломой вместо спаленной в войну замысловатой крыши. В корчме, как раз и пил с приспешниками Эдд Редкозубый.
-Третий день не напьются, - пробормотал Игнатий. - Корчмарь его дядя. Все они тут...
Каменная стена приюта выходившая на дорогу, была когда-то вывалена полностью и теперь заменена бревенчатым срубом с кривым крылечком, под жалким навесом прогнувшимся под тяжестью давнего снега. А выпавший камень, пошел на низкую стену, оградившую двор корчмы от большой дороги.
Сахинар ступил во двор.
-Показывай где...
В корчме, прямо под окном, заорали:
-Ага! Можешь звать свою корчму теперь, - "Три Эльфа На Пеньке!"
Веселый Эдд...
Помойка была за стеной, рядом с пустой конюшней.
-Вот здесь.
Куски горелого пергамента, ремней заплечных сумок, куски битой деревянной посуды с резьбой на тему Вечной любви,- среди расколотых собаками костей, золы из печи, меж гнилой ветошью, протухшей козлиной шкурой, ржавыми обломками гвоздей из подков, мороженым калом и льдинами мочи из ночного ведра. А в стороне у загаженной поленицы из бревна торчит сломанная коса.
Нет, не коса...
Грохнула дверь корчмы и громкий голос пригнал сквозь мороз запах пива и горячего сала.
-А вы, мать небесная, кто за люди?
-Здравствуй Великий, - произнес Сахинар и преклонил колени перед свалкой.
-Вы там че копошитесь?
Игнатий что-то быстро говорил в ответ. Что-то не очень правдоподобное...
-Он че? - Блажной?
Великий тяжко перенес прошедшие годы. Лезвие было сточено наполовину грубым крупнозернистым оселком, каким крестьяне точат серпы. В треснувшей рукояти зияли ямки от выломанной яшмовой инкрустации. Капли золота украшавшие клинок отсутствовали. Руны из мифрила, когда-то вплавленные между лезвий, были вырваны. Остались жеваные раны. Судя по длине и форме царапин, им рубили лес. Все эти пятьдесят лет.
Но это все равно был один из сыновей кузнеца Равного Творцу. Клинок из рода Великих. Меч конунга, как теперь ни смешно ...
-Слышь!? Ты че? Баба на сносях?
Капюшон слетел с головы Сахинара.
-И вправду, баба...
Сахинар осторожно, нежно, освободил лезвие Великого из соснового бревна и повернулся.
Потный, лохматый мужик, полуодетый латник из окружной стражи, открыв рот, смотрел на него. Игнатий молчал.
-Не баба,- произнес мужик, отступая спиной назад в корчму. - Эй, народ! А ну глятте что к нам принесло!
Ватага выпихнула его, как протиснувшееся в проем огромное волосатое тело. Сахинар шагнул от Игнатия в сторону. Будет в себе, сбежит...
-Да это-ж сидские монеты!
-Ты что-же, из могилы вылез?
-Да он-же, вроде помер?
-Висельник.
-Тварь могильная!
-Вали его!
-Монеты хватай!
-Это-ж мой лучиночный нож! Куда поволок?! А-ну стой!
Сахинар развернулся и легко, словно кем-то подхваченный, перемахнул низкую стену, полетел в наступающую с болота темноту.
Ватага с гыканьем бежала следом.
Справа гасло пятно солнца.
Обмороженные ноги подворачивались. У края болота Сахинар угодил в сугроб и пал подняв комья снега. Ватажники заревели. Сахинар выбросился на лед, перекатился на ноги и заскользил на деревяшках сандалий от берега.
На ходу присев, развернулся и заскользил спиной вперед, к ватажникам лицом.
Те растянулись, - но первые из них уже оскальзывались и скакали, удерживаясь на льду. Сахинар оттолкнулся, скользя над окном затянутого ледком омута. Тот, рыжий мужик, бежал впереди, размахивая топором, тяжело бухая по льду - и когда Сахинар улыбнулся ему, все понял.
Но остановится не успел. Лед проломился под ним и мужик мгновенно исчез. Плеснула вода разбитым льдом...
Село солнце. Упала тьма.
Двое стражников Эдда, оббегали полынью с двух сторон.
Изящно прогнувшись под замах алебарды, он как в танце развел руки. Из раскрытого бедра стражника вместе с криком взлетела кровь. Подъезжая ко второму, Сахинар скрестил руки и Великий оказавшись с другой стороны, прошел через кожаную байдану и грудь человека. Тот запрокинулся, взлетая в воздух и грохнулся на спину. Волна крови прокатилась по льду вслед за скользящим телом.
Сахинар остановился и развел руки - капли полетели с лезвия в снег.
Эддова ватага, приближавшаяся полукругом, встала. Восемь человек тяжело дышат, пар валит...
Темный сид стоял перед ними, в крови, глаза сине мерцали, лезвие в его руке порхало неуловимо, ненавязчиво, изыскано, как трепетание веера. Мерцало вокруг изгибающейся кисти, пока темный не спеша, размышлял.
Потом подо льдом побежали синие болотные огни. Из полыньи они выскакивали на воздух, подкатились, закружились вокруг головы сида, вдоль рук, скрутили спирали вокруг лезвия, которое тот неожиданно направил на людей.
От стрелы Мангуса сид уклонился. В поклоне сид взял лезвие в зубы. Выдернул одной рукой из под зарубленного разрезанный ремень. А другой рукой поднял из проруби кусок льда.
Мангус наложил вторую стрелу.
И тут налетели болотные огни.
Магнус выстрелил сквозь их перекрещенные пути, зная что не попал. А праща заряженная куском льда уже с воем раскрутилась.
Магнус вытащил третью стрелу. Эдд заорал: - Стреляй!- Кусок льда прилетел из темноты и разлетелся в пыль об голову Магнуса. Захрипев, с разбитой переносицей, Магнус пал. Забитые снежной крошкой глаза невидели ничего.
Темный сид с треском разомкнул примерзшие к лезвию зубы, опустил меч острием в снег и шагнул. Еще раз. Вдоль строя.
Ватага разворачивалась вслед за ним.
Лезвие мерзко скрипя, оставляло в снегу вслед за сидом узкую щель.
Никто не рисковал поднять упавший лук.
- У тебя хорошая обувь Эдд,- произнес темный.
- Хрен тебе!- Выкрикнул сдавленно Эдд. - Так сдохнешь!
-А я ведь слышал, как ты родился Эдд. Тридцать лет назад. Твоя мать была шлюхой.
-Хрен!
-Зачем ты вздернул перворожденных ши, а Эдд? Что они тебе сказали? Чего они тебе не дали?
-Я тебя раньше убью!
-Теперь, уже нет...
Сид улыбаясь шел вдоль их строя, пугая сияющими впотьмах глазами и колеблющимся от поднявшегося ветра силуэтом. Белые волосы метались, болотные огни обгоняли его и отставали...
Сид замыкал вокруг них огромный круг.
Когда Эдд понял в чем дело и закричал: - Все прочь из круга!- Уже было поздно. Лед просел, вода хлынула под ноги воинов.
Эдд выскочил из захлестнувшей колени ледяной воды, на край полыньи, в которой с воплями, скрывались товарищи. Мокрое древко брошенной алебарды оказалось под рукой. Молча, он кинулся вперед, размахнув алебарду, опустил лезвие на голову сида.
Алебарда, свистнув в стылом воздухе, врезалась в лед. Брызнули осколки.
Над ухом Эдда кто-то произнес:
-Сдохни, человечина...
Вопили в бурлящей воде стражнички. Отрубленные кисти примерзали к краю полыньи.
Зазвучавший с берега рог сообщил Сахинару что бежать уже поздно. Цепь факелов перегородила берег. Облава его нагнала...
...Сахинар снял с Эдда роскошные, кожаные, в узорах сапоги. Вот только он не смог снять с распухших ног сандалии Дневной. Промерзлые ремешки глубоко ушли в разбухшую посиневшую плоть. Он размышлял, что будет если разрезать их лезвием - и решил что не стоит. Сапоги он бросил под стену.
Круг каменной кладки торчал из льда разрушенными зубьями. Высота стены колебалась от пояса до двух ростов, толщиной в локоть. Семь шагов поперек. Все что осталось от Западной сторожевой башни Корх Мурана. Семь ее нижних этажей, скрывались в толще болотного ила, под льдом.
Сахинар, тяжело таскал булыжники от берега к кругу кладки. Вершина затопленной башни торчала над поверхностью. Он, используя ее как фундамент, выкладывал стену из кривых разноразмерных булыжников. Прочно и на долго - в духе Ночных. Еще одно укрепление...
Попробуйте, достаньте меня...
Таскал камни, пока не обессилел вконец.
Огни облавы покачивались на берегу. Появились они почти сразу после того как Сахинар зарезал Эдда. Гудел рог, метались факелы, лошади ржали. Обкладывали.
Ног он не чувствовал. Сил тоже.
Ползти по снегу милю и бежать потом от собак? Ну, зачем же...
Он расставил три алебарды внутри башни,- чтоб были под рукой, - сложил горкой куски льда. Воткнул в снег пяток стрел, лук положил на сухие камни. Все - делать больше нечего.
Даже бессмертные должны умирать - иначе тяжесть жестокой памяти убивает будущее...Чьим бы оно нибыло...
А над болотом зазвучал рог.
Сахинар утром уже слышал этот тембр...
Молодой человек с факелом, обходя трупы, приблизился достаточно близко что-бы крикнуть:
-Приветствую, перворожденный! Трудно было вас догнать! Идущий мимо просит о лепте высокого внимания, да не будет он обеспокоен.
Он что? Этот дурак рассчитывает на охранную силу, формулы гостеприимства? Это после пира Высоколобых Черепов?
-Меня звать Ротарик, я постельничий принца Максимилоя. Может, зажжем огонь, согреем вина?
Сахинар молчал, разглядывая блестящего придворного утопшего по колено в грязном снегу.
Горячее вино.
-Зажигай, - ответил Сахинар.- Грей. Пить будешь со мной. Первый.
-Как скажет перворожденный!
Двое оруженосцев, в простеганных камзолах, с гербами, видимо принца, бодро поднесли два походных, раскладных стула, винную жаровню, серебряный фиал работы Дневных. В нем, в оливковом масле, плавал горящий пеньковый фитиль. Кусочки теплого сандала инкрустированные в серебро издавали тонкий аромат уносимый порывами ветра.
Внутренность башни озарилась... и преобразилась. - Сахинар спрятал глаза под монетами с чеканным оком.
Они сели на стулья друг против друга и Ротарик пил первый из горячего медного кубка. Он обвел глазами приготовленную к обороне башню и улыбнулся.
Есть повод для веселья?
На коленях Ротарика лежал кожаный футляр с тисненными соколами ши - для придворной корреспонденции, запечатанный красной печатью с лентой.
-Что это?..
-Послание для вас. Призыв к примирению. Вашей королевы Галадрие.
-Я не знаю такой королевы...
-Здесь все написано...
-Я не читаю Дневные руны.
Ротарик помолчав, развернул свиток. Потом сказал, - Я прочитаю вам.
"... Дорогой родич, ты жив, если читаешь эти строки... Я не знаю тебя и твоего имени и твоего рода. Но прими с любовью мое послание. Война окончилась тридцать лет назад. Люди уже и не помнят ее...."
Письмо было очень милым, добрым и наивным. Маленькая королева. Милая, красивая, юная, людская погремушка...
-А перворожденные ши на том холме?
-Жертвы бунта распоясавшейся черни. Уже наказанный. Вами. Эдд Редкозубый был и стал отборнейшей падалью. Новый бейлиф Шести дорог вам будет многим обязан. Банда Эдда успела накуролесить в этом графстве. Буквально вечером, зарезали нищего брата у корчмы.
"Это я его зарезал...".
-Так что, Император дарует вам прощение за ваши ...подвиги. Вы можете вернуться в Княжество.
-Куда?
-В ваше королевство. В земли эльфов у Лесных гор. Принцесса эльфов Галадрие уже как пятнадцать лет имперская княгиня. Сейчас она в столице, участвует в сейме. Она и поручила мне передать вам это послание. А вас трудно было найти. Бейлиф Сарвус очень мне помог, он передает вам поклоны...
-Это значит?..
-Вы можете оставить свою войну, вложить меч в ножны, - Ротарик кивнул на Великий на коленях Сахинара. - И присоединится к своему народу в покое.
-Мой народ там, под болотом, любезный кавалер, - светски оскалил зубы Сахинар. - Люди герцога Сетисара, - не нынешнего, а его деда, - отвели воду этой реки и затопили наш город. Все мертвы. Все на дне... А для меня это было вчера...Мне некуда идти. Я не хочу никуда идти.
-Я знаю, вы великий воин, - с серьезным лицом Ротарик наклонился к Сахинару. - Ваше благородство восхищает, а верность долгу вызывает ужас. Вас ставят в пример оруженосцам и принцам. Никто не вел войну дольше чем вы. Никто не сомневается, что остановить вас трудно, ваш сюзерен мертв и вы не присягали и ни чем не должны новой королеве. Но мой принц, мой господин, просит вас прислушаться и оставить прошлое в памяти. Вам окажут все надлежащие почести и Император желает почтить вас аудиенцией в своей резиденции.
-Я не знаю вашего принца
-А он вас знает, Сид с Монетами. Вас многие знают,- мезингеры все время напоминают. И есть притча о вас в орденском кодексе. Об уплатившем Перевозчику вперед. У моего принца есть монета с Оком. И у моего отца.
Эти дурени не подозревают, что это свет меня слепит. Забавно...
Ротарик сцепив пальцы, добавил убежденно: - Просто никто не успел сказать вам, что война кончилась...
Как все просто. У людей...
-Император готов принять вашу присягу. Для него будет честью возвысить рыцаря известного нечловеческой верностью. И простить вам все...
...Сахинар стащил с шеи ремень с прорезанными монетами из серебра Дневных. И привязал их к голове Игнатия. Игатий уже окоченел. Тело его он столкнул в прорубь. С хрустом проломив ледок, Игнатий ушел в пар, в черную воду, под лед.
-Век твой минул, какой бы он ни был длинный и ты возвратился туда, откуда пришел. Там встретят тебя, там дадут тебе приют и голоса предшествующих, расскажут тебе обо всем...
Считай, я убил тебя. Руками Эдда, но убил. И похоже на то, что попрыгаю теперь по вечности без ног...
-Сир,- произнес лекарь за спиной.- У нас все готово. Не было бы поздно...
-Не терпится отпилить мне ноги?
-Мне не терпится отвезти вас в Княжество живым. Передать в руки куда искуснее моих. Я боюсь, вы умрете. Никогда не видел подобного...