Аннотация: Рассказ о жертве, на которую идут люди затерянного племени ради собственного выживания
Кан вошёл в комнату и опустил за собой меховую завесу. В лицо пахнуло теплом и ароматом сухого жилья.
У очага тихо посапывал старик Адан - отец Кана. Огонь весело потрескивал на раскалённых углях. Сморщенное лицо старика заалело от жара. Тут же с парующим котлом и мисками возилась Мара. Глянула на вернувшегося мужа и стала насыпать нехитрый ужин. Кан кивнул на скрюченного на циновке отца и вопросительно посмотрел на жену. Та лишь передёрнула плечами.
Кан поставил копьё в угол, снял толстую куртку из шкур и опустился рядом с Аданом. Женщина подала миску с душистой похлёбкой и кусок чёрствой лепёшки. Охотник жадно откусил хлеба, отпил из миски, зажмурился от удовольствия. По телу разливалась приятная млость, щёки и руки согревались. На мгновение челюсть свело судорогой, отпустило.
От лёгкого толчка старик проснулся. Он с трудом сел, рассеянно оглядел комнату, сына с невесткой. Прошло немного времени, прежде чем в его взор возвратилась осмысленность. Мара протянула ему дымящуюся чашку. Трясущиеся руки несмело взяли сосуд, на дне которого плескалась мутная жидкость с кусочком отварного овоща, поднесли к беззубому рту.
Кан прекратил есть. Он следил за каждым движением отца, за пляшущей в узловатых пальцах чашкой. В последний момент он решительно остановил Адана, отломил добрую половину своей лепёшки и окунул в его похлёбку. Губы старика растянулись в смущённо-благодарной улыбке.
Когда скудная трапеза закончилась, мужчины примостились поудобнее у открытого пламени. Женщина устроилась поблизости, принялась сшивать старые шкуры в покрывало. Горой выпирал громадный живот; вскорости она ждала рождения ребёнка.
- Как добыча, сынок?
Охотник молчал. Мара недовольно хмыкнула.
- Вся добыча в лесу, - ответила она за мужа. Напоенные презрением слова заставили его виновато отвести взгляд.
- Везде пусто, даже на той стороне Ущелья зверя не видно, - пробормотал он. - Слишком суровая зима.
Старик пожевал губами.
- Помню, мой первенец родился в жестокую зиму, - заговорил он. - Морозы стояли такие, что птицы мёртвыми падали с неба. Телят приходилось держать в доме. Тогда лесной зверь тоже покинул привычные лежбища и пропал. Многие люди не пережили той зимы. Солнце забыло о нас... А Барс, наоборот, вспомнил... Впрочем, Барс всегда помнит о нас...
Адан погрузился в воспоминания. Белки выпуклых глаз поблёскивали из-под полуопущенных век.
- Барс утащил моего старшего сына. Я охотился далеко от дома и не слышал криков Авы, твоей матери. Никто не слышал... Он пролез через хлев и схватил Кая. Вырвал у жены и унёс к себе. - Отец вздрогнул и повернул голову к охотнику. - Он приснился мне. Большой сильный охотник с ожерельем из медвежьих зубов. Его вырастили в стране духов мои родители. Он и все мои мёртвые дети наведали меня ночью. Они звали меня.
Взгляд потускнел, старик вмиг осунулся и отвернулся.
- Не бери близко к сердцу, отец. Ночная тьма приводит пустые кошмары, - попробовал успокоить Кан.
- Это не кошмар, - пробурчал старик. - Я не вдохну больше весеннего воздуха и не увижу зелени на деревьях.
Занавешивающий вход полог откинулся, и в проём втиснулся шаман Элим. Ритуальные бычьи рога на его голове задевали низкий потолок. Дуновение ледяного ветра едва не затушило огонь в очаге, заколебались шкуры на стенах. Мара выронила костяную иглу и уставилась на непрошеного гостя. Кан вскочил.
- Большая ночь надвигается, - вместо приветствия произнёс шаман.
- Не стой на пороге, садись, - пригласил охотник. - Угостить тебя?
Элим раздражённо мотнул припорошенной снегом бородой, но приглашение сесть принял.
- Как твой отец, хозяин? - спросил он. - Здоровье не возвратилось к нему?
С тех пор, как Солнце скрыло свой лик за покровом из серых осенних туч, Адан упал на ноги и больше не мог ходить и стоять.
- По-прежнему, - нехотя выдавил Кан. - Нужно, чтобы Солнце обратило на него благодатный взор. Весной лучи прогонят духов болезни, и отец снова будет ходить.
Шаман неотрывно смотрел на пляшущие языки пламени.
- Солнце прогневалось на людей за их грехи. Мы не почитаем его подобающими жертвами, потому оно возжелало нашей гибели. Зима лишит нас пищи, мы ослабнем и заснём, и наши тела пожрёт Барс. - Элим приблизил к огню широкие покоробленные ладони. - Ничто не спасёт. Только Солнце. Оно растопит снега, согреет землю. Вырастет трава для стад, заколосятся хлеба. - Когтистые пальцы внезапно сжались в кулаки. - Ничего не будет, если не умилостивить Небесного Владыку достойной жертвой.
Охотник побледнел.
- Надо отправить посла к Солнечному Камню, - продолжал шаман. - Пусть он принесёт Великую Жертву и попросит Солнце не оставлять людей. Скоро наступит время Решения - жить человеческому роду или нет. Время самой длинной ночи в году. Небесный Владыка решит, пощадить нас и увеличить день или уничтожить и продлить ночь. Ты пойдёшь послом и принесёшь жертву на Солнечном Камне, Кан. Твой отец станет ею. Отправишься на рассвете. Перед тем зайдёшь ко мне, я научу тебя правилам жертвоприношения.
Наутро Кан приготовил по велению Элима большую вязанку хвороста и прочную клеть. На рассвете он разбудил отца, связал ему руки и посадил в клетку. Сверху он прикрепил хворост. Затем взвалил ношу на спину, привязал верёвками к плечам и груди и двинулся в путь. Дорожным посохом и оружием ему служило верное копьё.
Клубящиеся облака неслись по небу. Словно небесные горы и холмы, движимые невидимой десницей могучего Ветра, они бугрились и набегали друг на друга. Сквозь них проникал тусклый свет блистательных солнечных лучей. Сыпал мягкий пушистый снег. Низенькие деревца пригибались под непомерной тяжестью, будто кланялись скорбному путнику. Стройные красавицы-ели в белых шубах гордо встречали его. Их не сломила зима; ни снег, ни ветер, ни мороз не согнули их прямых стволов. Они возвышались над редкими хилыми деревьями, что осмелились пустить корни на горном склоне. Вчерашний наст хрустел под ногами. Крошечная деревня давно скрылась из виду за рябящей светлой стеной.
Сначала охотник проваливался в снег по щиколотку, потом по колено. В конце концов, он стал раздвигать снежную толщу мощными рывками и не пытался выбраться на хрупкий наст.
- Хорошо сегодня! - подал голос Адан. - Снег дарит тепло. Снежные зимы обычно теплее сухих. Помню, однажды случилась очень снежная зима. Ты ещё ходить не научился. Навалило два людских роста. Деревню выкапывали. А весной обозлились духи Горы и послали оползень. Дома разрушило, деревню отстраивали на новом месте. Я сильный был, помогал строить.
Старик говорил долго. Вспоминал былое, размышлял вслух о днях минувшей молодости. Пересчитывал ушедших в Страну духов родичей, друзей, просто знакомых. Кан обливался потом, стискивал зубы и двигался вперёд. Следующий шаг давался труднее предыдущего. Клеть оттягивала назад, мешала. Значительные усилия тратил охотник на сохранение равновесия.
- Ты не знаешь, далеко ли до Солнечного Камня, отец?
Адан растерянно умолк.
- Не знаю, где мы, - сказал он. - Последний раз ходил к нему перед твоим рождением. Относил мать. Отдохни, сынок. Ты устал.
Кан не останавливался.
- Как хоть выглядит Камень?
- Увидишь. Его даровало нам Солнце, чтобы приносить жертвы. Камень лежит на вершине Горы испокон веков. Шаман говорит, Небесный Владыка отгородил Гору от других земель Ущельем ради нашего спасения и в тот год подарил нам Солнечный Камень. Из-за Ущелья лесные племена не погнались за нами. Элим рассказал, почему мы приносим старых родителей в жертву Солнцу? Мы постоянно голодаем. Старики немощны, от них мало пользы. В особо голодные годы необходима Великая Жертва.
Клеть рухнула в снег. Охотник обернулся к Адану.
- Почему родителей относим именно мы, сыновья, а не шаман? Ведь шаман общается с духами! - вскричал он.
- Так заведено предками, - ответил отец. Поведение Кана слегка ошеломило его. - Уносит тот, в чьём доме живут родители. Мои отец и мать жили в моём доме, и я унёс обоих. Я жил в твоём доме, и меня уносишь ты.
- А шаман? Он бездетен, кто уносит его?
- Ты молод, не знаешь многого. Состарившись, шаман назначает преемника. Оба они поднимаются на вершину, и старого приносит в жертву на Солнечном Камне молодой. Прежде он должен отнести туда родителей.
Охотник обессилено сел. Горячее дыхание превращалось на морозе в густой пар.
- Я не хочу тебя нести к Солнечному Камню. Не хочу...
Снежинки неслышно ложились на промёрзший наст. Тишина окутывала Гору. Плотная, почти осязаемая тишина. Её нарушало тяжёлое дыхание.
- Тебе повезло, сынок. - Голос отца звучал неестественно громко в тиши. Он едва заметно дрожал. - Аву забрал Барс, и тебе достался один я. Ты не испытаешь моих мук. Тяжелее всего уносить мать... Пора расплачиваться. Я ждал этого. Не печалься, мне будет хорошо в Стране духов. Там мои родичи, жена, дети. Ты тоже присоединишься к нам. Надеюсь, не скоро...
Во второй половине дня разбушевались озорные духи Ветра. С воем проносились они по ущельям и достигали вершины, визжали и хохотали, бросали в разгорячённое лицо Кана острые снежные иглы. Завьюжила метель, замела следы, спрятала дорогу. Охотник прикрывался воротником и упрямо шёл вверх; благо, слой снега уменьшился, наст здесь, на высоте, был твёрдым, постоянно обдуваемым горными ветрами. Изматывал крутой подъём, ступни скользили по обманчивой мерзлоте. Холод пролезал в щели одежды и покалывал кожу. Щёки и борода покрылись тонкой ледяной коркой. Дышалось с трудом. Кан ничего не видел вокруг, он нащупывал подъём и так продвигался дальше. Он оказался на узком карнизе над бездонным обрывом.
- Барс! - испуганно вскрикнул старик.
Охотник резко развернулся на звук, успел заметить неуловимую длинную тень и ощутил необычную лёгкость за спиной. Верёвка лопнула, хворост рассыпался, клетка потянула Кана вниз, он поскользнулся, не удержался и съехал к обрыву. На ходу он воткнул копьё в мерзлоту. Обсидиановый наконечник процарапал глубокую борозду, скольжение прекратилось на самом краю. Клетка повисла на уцелевшей запасной верёвке над пропастью. Кан держал одной рукой верёвку, второй копьё и пытался найти опору ногам. Ничего не найдя, он полностью положился на оружие и потащил клетку наверх. Наконечник угрожающе скрипел во льду. Синие жилы вздулись на лбу и шее охотника, он застонал. Клетка зацепилась и замерла. Человек тянул изо всех сил, лёд трещал, в висках застучали молоты. Клеть не поддавалась.
- Отец, - прокричал в пургу Кан. - Сможешь вылезти из клетки?
Спустя несколько мучительных мгновений донёсся затухающий ответ:
- Нет, сынок, ты чересчур крепко завязал узлы...
Охотник заскрежетал зубами от злости. Отдышался и рванул верёвку. Послышался хруст прутьев, сломанная клетка полетела в сизую бездну. Внутри оборвалось, сердце перестало биться. Тяжесть осталась. На краю обрыва показался старик, отчаянно цепляющийся за верёвку.
- Отец!
Кан осторожно потянул верёвку, за ней на лёд вскарабкался Адан. Освободившийся от груза охотник обрёл необходимую устойчивость и смог встать. Он наклонился к старику. Тот расширенными от ужаса глазами смотрел куда-то за Кана, губы беззвучно шептали единственное слово.
"Барс".
В десяти шагах от людей приготовился к прыжку пятнистый зверь. Впалые бока свидетельствовали о голоде, морда носила следы недавней драки с сильным соперником. Человек смело выступил ему навстречу. Охотник издал низкий предупреждающий рык, выставил перед собой копьё. Барс не двинулся с места, но переменил позу. Он надеялся застать добычу врасплох, а сейчас думал, нападать либо убираться. Зверь недовольно зарычал, обнажил клыки. Вдруг о круглую желтоглазую голову разбился крупный снежный ком. Зверь обиженно заворчал и метнулся в сероватую мглу вечерней метели.
- Драный кот, - нервно засмеялся старик. - Никогда не угадаешь, как себя поведёт. Снежка испугался...
- Метко бросил, отец, - улыбнулся Кан.
- Трусливый заяц! Запомни, сынок: если зверь не напал, когда ты раскрыл его засаду, его можно прогнать. Храбрый Барс уже прыгнул бы. Ох, трухнул я... Недалеко от вершины есть пещера. Там переночуем.
Охотник быстро собрал хворост, перекинул тощее старческое тело через плечо и поковылял далее.
На пещеру Кан набрёл к темноте. Её вход щелью чернел на светлом фоне. Внутри было сухо и гораздо теплее, чем снаружи. Размеры позволяли только сидеть и лежать. Маленькие язычки пламени затрепетали на ветках, слабые, как и люди, вызвавшие их к жизни. Охотник расстелил хворост на полу, уложил отца и лёг сам. Старика била дрожь, он не разговаривал.
- Ты заболел, отец?
Адан не отвечал. Он стучал зубами и твердил про себя о холоде и Барсе, приходящем по ночам.
Костерок еле разгонял сгустившуюся тьму.
- Не будет Великой Жертвы - не будет жизни, - повторил на ночь Кан слова шамана и уснул.
Проснулся он от шороха. Огонь доедал остатки веток. Ко входу полз старик. Он отталкивался от пола свободными руками. Кан ловко ухватил отца за ногу.
- Куда собрался, на ночь глядя?
Захрипел и закашлялся Адан, перевернулся на спину. Сын подтащил старика поближе к огню, подбросил хворосту.
- Страшно, сынок, - просипел отец. Воспалённые веки часто моргали. - Страшно умирать. Ох, страшно. Может, покинешь меня здесь? Не надо к Камню, брось здесь... Ветки оставь и уходи.
Комок подкатил к горлу.
- Спасибо тебе за всё, сынок. И прости. Не вспоминай плохо.
- Ничего. - Трудно говорить. - И тебе спасибо, отец. За жизнь спасибо.
Шаман сказал, с близкими всегда нелегко расставаться, даже если знаешь, что встретишься с ними потом. И ещё сказал, что Барс пожрёт мир, если не принести Великую Жертву. Вспыхнет огонь - значит, принята жертва, ещё год разрешено существовать миру. С Солнечного Камня старики возносятся в небо к Небесному Владыке, а Барс пленит духов похищенных им людей.
Домой вернулся Кан на третий день. Лицо его потемнело, полный неизбывной печали взгляд переходил с одного человека на другого. Будто бы он искал что-то или кого-то. Люди радовались его возвращению, а пуще - Солнцу, появившемуся из-за туч и прогнавшему безжалостный мороз. Большая ночь миновала.
На пороге встретила мужа Мара. Она смеялась, брала за руку и вела в дом. У очага в колыбельке из деревянных прутьев пищал младенец.
- Смотри, какой богатырь! - похвалилась молодая мать. - Могучим вырастет! Высоким и сильным! Сможет медведя на плечах принести!
Кан безучастно смотрел на ребёнка. Он вырастет сильным. Путь до Солнечного Камня будет для него коротким, а ноша лёгкой.