Вспоминая школу, я не могу сказать , что делаю это с замиранием сердца. Счастливым детством я обязан не ей. Но рассказать о школе для полноты картины, видимо надо.
Начальные классы помнятся слабо. Первая учительница, которая должна была бы поразить мое воображение, его не поразила. Ничем она мне не запомнилась и даже имя отчество ее быстро вылетело из памяти. Ничего плохого о ней не скажу, но и хорошее не вспоминается. Помню, что в нашем парке наламывали счетные палочки поровнее, помню как играли на переменках в перья. Надо было так поддеть перышко противника своим пером, чтобы перышко противника взлетело. И если падало оно на выпуклую поверхность ты выигрывал, а если на вогнутую проигрывал. Еще помню, что мел в руке крошился и не всегда можно было написать хорошо буквы на доске, еще помню, что чернильницы, которые носили в специальных мешочках иногда в портфеле протекали и пачкали все на свете. Помню, что учиться писать было тяжело. Чистописание был трудный предмет. Нужно было выдерживать нажим, наклон буквы, вывести овалы и окружности правильно и красиво. А ручка не слушалась, брызгала чернилами и ставила на странице жирные кляксы. И подбодрить учительница нас не могла, ибо сама была кислая, впору нам самим ее подбадривать.
В классе была круглолицая девочка, которая в школу приходила в шубке и в шапке с помпончиком. Была она симпатичная и я на нее засматривался. Хотя подходить к ней стеснялся.
Надо сказать, что стеснительность, несвобода в общении была свойственна большинству учеников. Так воспитывались в семьях, так воспитывала школа, общество и советские книжки.
Мы только глазели да мечтали, может и девчонки так.
Если мы перескочим сразу, например, в пятый класс то станет интересней. Мы подрастем, чуть осмелеем, оживимся, станем соображать и интересоваться. Интересоваться кто чем. Одни ребята ловили сеткой птиц, другие здоровски играли в ножички, третьи собирали спичечные этикетки, девчонки собирали цветастые пуговицы, играли на переменах в классики, в штандарт, переписывали себе в заветные тетрадочки душещипательные стишки. Особенно был популярен Эдуард Асадов.
Хотя мне он не нравился даже в те ранние годы. Я уже читал и Есенина, и К. Симонова и А. Блока.
Но вернемся к школе. Расскажу вам про учителя химии
Нашего химика зовут Александр Николаевич. И учитель он нетипичный. Росту небольшого, почти вовсе лысый с легким пушком на голове, худой сутулый и одетый в светло коричневый пиджак, который ему явно велик. Выражение лица его- смиренно жалкое. А ученики такие вещи нюхом чуют. "Ага!- думают они,- у этого можно и побаловаться". Ученики не знают, что смирение учителя объясняется просто- Александр Иваныч добрый человек, но любит выпить. И, он, вследствии того, чувствует свою вину. А с учениками так нельзя. Нельзя чувствовать свою вину и одновременно преподавать в школе. Надо уж выбрать что-то одно. Или то или это. Но Александр Иваныч данного обстоятельства не понимает.
Шум на его уроках стоит невообразимый. Александр Иваныч делает вид, что шум ему не мешает, рассказывает таблицу Менделеева тихим голосом. А мы шумим. Отрываемся, как сказали бы нынешние школьники.
Объяснение таблицы Менделеева он сокращает и начинает читать поэму Твардовского Василий Теркин. Он знает ее, эту огромную поэму, наизусть и читает нам.И поначалу мы слушаем с интересом. Но через пару минут начинаем кричать опять. А тут уже и звонок звонит.
Жалко нашего учителя, ни в чем он не виноват, а мучается. Но и с учеников взятки гладки.
Результат-по окончании школы мы выпускаемся в области химии совершенными невеждами.
А вот- математика. Совсем другое дело. Как никак- царица наук. И если на химию, как на предмет и директор, и завуч смотрят сквозь пальцы, то к математике отношению совершенно другое. К математике испытывается пиетет. На математику брошены лучшие силы. И Александр Иванычей в ней нет. Тут царит строгость, требовательность и компетентность.
И наша математичка- не исключение. У нее на забалуешь. Хотя, надо заметить, она не зверь. И даже неплохой человек. Живой. Если бы не знать, что она математичка, можно было бы глядеть на нее даже и с удовольствием. Полненькая, розовощекая, подвижная и улыбаться умеет.
Мы с ней знакомы хорошо. Она бывает у нас в гостях и дружна с моей бабушкой. И иногда заходит к нам в гости со своими пышными, как две капли воды на нее похожими дочерьми. Но в классе она делает вид, что мы не знакомы. И я делаю вид, что ее на знаю. Математика- хороший предмет, это вам не химия, какая-нибудь.
Математика мне по душе. Особенно люблю решать задачки. Они так устроены, что сами не получаются и надо голову поломать, чтобы получилось. И я с удовольствием ломаю над ними голову не только в классе, но даже и дома.
Хотя на дом нам задают совсем простенькие легонькие задачи, которые никакого упорства от тебя не требует. И я, бывает, сам нахожу в задачнике, что посложней и поинтересней.
Когда мы уходим на летние каникулы, нам выдают учебники на будущий год. В августе месяце я начинаю скучать без школы и, особенно, без математики. Для развлечения, решаю задачки. Одни у меня получаются, а другие нет. Но я утешаю себя тем, что слишком забежал вперед и, когда мы пойдем в школу, наша математичка все мне разъяснит.
Наш городок- маленький. Но школа у нас большая. Учеников в ней много. Так много, что занятия ведутся в две смены, а одно время даже думали перейти на три. Хотя никто не представлял ,как бы это могло выглядеть.
Слава богу, не перешли. Но классов много. Кроме "А" и" Б". есть и "В" и "Г". Поутру рабочие спешат на комбинат на смену, а школьники змейкой тянутся к длинному двухэтажному зданию нашей школы. Рабочие спешат на работу, а ребятишки в школу, которая для них такая же работа. Потому, что учеба- дело серьезное. И учителя- народ серьезный. И строгий. Они говорят громко, отчетливо, а если что- ставят двойки в дневник, вызывают родителей. А, иногда, самых отъявленных ведут на расправу в кабинет директора.
Ученики слушают, мотают на ус, но сказать, что им это дело нравится, что оно им по душе- нельзя.
Учителя не считают нужным делать уроки интересными и увлекательными. Такие идеи в голову им не приходят. Они добросовестны, последовательны, объективны, не заводят любимчиков и не имеют изгоев. Но и только.
Учителя в городе народ уважаемый. С ними советуются, на них смотрят, их слушают.
Но пытаясь вспомнить школьные годы и в них уроки сами по себе, я не могу вспомнить почти ничего отрадного, волнующего, увлекающего.
Впрочем, несколько светлых воспоминаний есть. В девятом классе, на время, нашу учительницу английского заменяла другая, более молодая и привлекательная женщина. Как она выделялась на фоне наших строгих дам и еще более строгих мужчин! Она улыбалась , шутила,глядела нам в глаза и говорила живым человеческим языком. А не вещала. Тогда я впервые почувствовал, что атмосфера на уроке не обязательно должна быть тяжелой. Она может быть легкой, как перышко. Иногда, учительница задавала нам вопросы, которые прямо до урока касательства не имели. Как-то она спросила у меня, кто мой любимый писатель. А я говорю- Достоевский. А она говорит- Да? А я отвечаю- Да. Она говорит -Удивительно. А я молчу. А что же я ей скажу. А она говорит, что ей нравится Паустовский. И язык у него замечательный. Я молчу, подавленный столь откровенным разговором. Ну, она меня и оставила в покое. Вскоре она от нас ушла.
Был еще один случай, который я помню. И тоже связанный с подменой. Это была литература.
Я тогда много читал и такого, что мне еще и рано было читать. А учительница литературы сразу не понравилась мне. И знать она свой предмет не знала, и с нас спрашивала строго. Однажды я ей заметил ей, что Н.В. Гоголь никак не мог встретиться с Некрасовым в пятьдесят третьем году, поскольку к этому времени уже умер. А она возьми и выгони меня из класса. С тех пор ставила мне только две отметки- единицы и пятерки. Причем, единиц было гораздо больше. И вот она ушла. А пришла другая. Среднего возраста, седая подтянутая женщина с горящими голубыми глазами. Она была необычайно увлечена литературой и урок вела прямо-таки страстно, чем несколько пугала учеников. Меня она сразу раскусила и, нередко, забыв про класс, мы с ней рассуждали по поводу Родиона Романыча Раскольникова. Как-то она попросила, чтобы мы, каждый из нас, рассказал ей наизусть одно стихотворение, которое ему нравится и которое он хорошо помнит. И я ей Есенина "Отговорила роща золотая..." прочитал. И она удивилась, весьма. А потом, иногда, на уроке так увлечется, так увлечется, а потом вдруг остановится, замолчит, задумается. Ни с того ни с сего подымет меня и говорит- читай, дескать, Есенина. Я и читаю. Мне она нравилась. Была она необычная и не похожа на наших.
Потом и она ушла.
И больше уже живых учителей я не встречал.
Учительница литературы и учительница английского языка. Они были у нас, как две залетные птички. Прилетели на миг и улетели.
Хотелось бы вспомнить еще один эпизод. Снова урок литературы. Но учительница другая. Не та, которая ставила единицы и не та, у которой голубые глаза горели,а, выходит, уже третья. И она мне вовсе не запомнилась. Как будто тряпкой с доски прилежный дежурный все стер. Только помню, что она нас не трогала. Кто-то ее и слушал, а кто-то, как и я, своими делами занимался.
Это был шестой класс, начало его, осень. Я сидел на предпоследней парте у окна и, скучая, посматривал, как залетные воробьи клевали в школьном дворе спелую рябину. Солнышко светило мягко и нежарко. И я позавидовал воробьям. Потом, от нечего делать, открыл новый учебник литературы и стал его листать. После портрета Некрасова и его "Кому на Руси жить хорошо", меленькими черными буквами(так выделялся в книге необязательный, дополнительный материал) рассказывалось о поэте Александре Блоке и приведено одно его стихотворение.
"..Вагоны шли привычной линией,
Подрагивали и скрипели.
Молчали желтые и синие,
В зеленых плакали и пели.
Вставали сонные за стеклами
И обводили ровным взглядом
Платформу, сад с кустами блеклыми,
Ее, жандарма с нею рядом.
Лишь раз гусар рукой небрежной,
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною,
Скользнул и поезд вдаль умчало....
Строчки показались мне совершенно удивительными. Ничего похожего я не
встречал. Я читал, читал и перечитывал и все мне было мало. Когда зазвенел звонок я помнил эти строфы наизусть. Что-то притягивающее, магическое было в этом чередование гласных "а","о", "е" Я шел из школы, не разбирая дороги и повторяя про себя "Лишь раз гусар рукой небрежной..."