У Петрова была страсть- искать себя. Он выбирал в жизни разные дороги. Одна из таких дорог привела Петрова на завод. И на тот завод, который не в столичном городе. И не в какой-нибудь отдел: главного там технолога, или главного механика, или главного, тем паче, бухгалтера. Нет. Не туда он пошел, где можно посидеть и попить чай. Чаю он уже напился. И более чаю не хотел. Пошел он в народ. Иначе говоря, в производственный цех. И производил цех не ситро, не колбасу, а автомобильные шины. И народ там был простой и чумазый. Поскольку, не смотря на вытяжную вентиляцию, в воздухе висел мощный смог мелкой резиновой пыли.
Из Петрова получился хороший мастер. В скором времени он даже перевыполнил план. И начальник цеха Холин с лицом, желтым то ли от резиновой пыли, то ли от вчера излишне выпитого, объявил ему благодарность. Благодарность была приятна. Но еще более приятным было то,что рабочие звали его, молодого человека, по отчеству- "Петрович". И он их звал уважительно. И старался, чтобы у них всегда были заготовки и чтобы не простаивали они и, чтобы получали свои наивысше возможные триста двадцать рублей. Он впервые в жизни почувствовал себя взрослым мужчиной. И ему показалось, что он нашел настоящее дело.
Цех, где работал Петров чем-то походил на Ад. Так же жарко и так же воняет серой и резиной. Но те люди, которые работали в цехе, быстро привыкали и к шуму, и к треску, и к жАру, и к плохому освещению. Работа затягивала. И затягивала так, что забывалось все на свете, кроме нее. И у Петрова первоначальный период ужаса давно прошел, он освоился и носился в своем синем халате туда-сюда, словно маленький, но необходимый челночек. Он связывал все ниточки, веревочки, канаты, находил общий язык,договаривался, решал, обещал, запрещал, подбадривал, сочувствовал, сетовал. Кроме того, делал то, что мастер делать не должен- поднимал, таскал, возил, бежал, платил... И производственный процесс, как говорится, шел.
На втором часу смены, пробегая мимо вальцовщика Ивана Буркова, он неожиданно остановился и насторожился. Что-то ему не понравилось. Иван Бурков был огромен, необычайно силен, бирюковат, но безотказен, как машина. Вот и сейчас он легко управлялся с вальцами, срезая ровные полоски резины и аккуратно укладывая их на тележку. И, тем не менее, что-то было не так и это что-то очень не понравилось Петрову.
"Как дела, Петрович?- окликнул его, проезжающий по бетонному полу цеха на электорокаре Федор Иваныч. Он тоже остановился и стал внимательно наблюдать Буркова.
"Что скажешь, Федор Иваныч?- обратился Петров к старшему товарищу.
"Подшофе. Немного подшофе.- он постоял минутку и добавил,- Умеренно." И укатил, как ни в чем не бывало.
У Петрова волосы дыбом встали.
"Караул!- подумал он про себя,- влип почем зря!."
...Представьте себе старинную стиральную машину, где стиранное белье отжимается, проходя через пару вращающихся резиновых валиков. Заводские вальцы напоминают это старое устройство для отжима белья. Только вместо белья- куски сырой резины, а вместо резиновых валиков огромные, как у асфальтоукладчика стальные катки с жутким грохотом вращающиеся навстречу друг другу. Короче говоря- адская мясорубка. В которую не дай бог попасть. А пьяный человек- как пить дать- может. Даже, если не пьяный, а чуть выпивши. А Бурков, как говорит Иваныч, под умеренным шофе.
Петров продолжал наблюдать. Все его внимание было сосредоточенно на руках вальцовщика, которые стали чуть не успевать. Нож тоже брал резину не сразу, а с миллисекундным запозданием. Вследствие этого, правая рука находилась выше положенного. Не критично выше, но все выше и выше. Стальные вальцы отсвечивали в свете ярких ламп и Петрову стала казаться, что он смотрит не на рабочую машину, а на вращающуюся пластинку и от этого вращения вкупе с сосредоточением он слегка одурел. Вздрогнув, он отвел глаза и что было мочи крикнул:
"Бурков! Кой чорт Вы надрались, как сапожник! Выключайте шарманку! Кранты!" И показал скрещенные руки.
Бурков прислушался, махнул рукой и продолжил свое смертоубийственное занятие.
"А ну, выключай! Что я тебе говорю, сейчас же выключай!"
Вальцовщик на секунду оторвался от вальцев, выставил нож, всем своим видом показывая, что так просто он не сдастся.
Тут снова подкатил Федор Иваныч.
""И что собираешься делать?,- поинтересовался он.
"Что делать? Диспетчеру завода буду звонить. Ты же гляди, он вот-вот в вальцы залезет! И себя угробит и я за него в тюрьму пойду."
"Погоди, Петрович! Чуток погоди! Диспетчеру звонить- скандал будет. Влепят тебе на полную катушку, что пьяного вальцовщика к работе допустил. Погоди пять минут. С ребятами посоветуюсь."
Сказал и укатил на своем кАре.
Через четверть часа возвращается с девочкой лет четырнадцати. Худенькой, бледной, с белым хвостиком.
"Дело такое, Петрович. Это- Аля. Она у нас в О.Т.К. работает. Она дочка Буркова и, говорят, он одну ее и слушает. Поговори с ней."
" Все!- обреченно подумал Петров.- Никакой нет надежды. Кого мне Федор Иваныч привел?"
"Тебя как зовут, девочка?- спрашиваю.
"Аля"- отвечает она тихим голоском.
"А сколько же тебе, Аля, лет?"
"Шестнадцать"
Ты в О.Т.К. работаешь?
"Да"
"И как тебе? Нравится?"
"Нравится"
"Это ведь твой папа?"
"Папка"
"И как он с тобой? Вообще..."
"Он меня любит"
"А ты его?"
"И я его люблю".
"Он тебя не обижает?"
"Нет! Что Вы! Он никого не обижает."
"Да?- с удивлением протянул Петров.
Он посмотрел затравленно на девочку, на вальцовщика, вдохнул глубоко и решил.
"А ты могла бы сейчас с ним поговорить? Или, может, не хочешь..."
"Конечно, могу!- улыбнулась Аля.
"Хорошо. Слушай меня, девочка. Ты должна ему кое-что сказать. Во-первых, попроси его выключить вальцы. Он выпивши. И я не знаю послушает ли он. Скажи ему пусть идет спать в раздевалку. Мы его не накажем. Никто ничего не узнает. Я обещаю. Ты, ведь, мне веришь?"
"Верю"
"Ну, иди. С богом!"
...Многие из Вас, наверное, видели В Клубе кинопутешественников кадры из индийского зоопарка. Маленький мальчик на веревочке ведет за собой огромного послушного его воле слона. Эта картина повторилась и здесь. Аля, взяв своей ладошкой огромную ладонь отца, вела его прямым ходом в раздевалку. Иван шел виновато, понуро опустив голову.
"...На столе О.Т.К. Аля старательно перебирала резиновые прокладки, откладывая хорошие в одну сторону, а бракованные в другую.
Петров подошел к ней и так захотелось ему приобнять это хрупкое, почти невесомое существо, что он еле удержался. Со слезами на глазах Петров сказал:
"Ты мне здорово помогла, Аля! И папе своему помогла! Ты, Аля, - отличная,замечательная девочка!"