..Улица называлась Урицкого. Потом ее, невесть почему, переименовали и она стала улицей Чайковского. Какое отношение улица имела к знаменитому композитору никто не знал. На ней мы обычно играли в наши незамысловатые игры: выбитка, жестка, чижик. На улице( всего-то в ней было триста шагов) находился хлебный магазин. Одно время хлеб в нем продавали по маленьким листочкам с печатью и подписью. Листочки назывались карточками. Хлеб привозили к определенному часу и задолго до него, затемно, собиралась толпа народу. Ждали терпеливо и разбирали быстро. Хлеб был еще теплым и очень вкусным. Черный хлеб. Стоил он 1 руб. 30 коп.,а после реформы шестьдесят первого года стал стоить 13 коп. Иногда привозили Орловский. Особенный хлеб. Он был вкусен необычайно. Ни до, ни после, вкуснее этого хлеба я не едал. Стоил он на три копейки дороже. Те мальчишки, у которых сохранились выигранные в денежные игры медяки, в шестьдесят первом неожиданно обогатились. Вдесятеро. Иногда они с важным видом покупали вскладчину буханку хлеба и с жадностью ее съедали. Улица была заасфальтирована, но асфальт потихоньку обрастал выбоинами. После дождя по обочинам дороги скапливались огромные лужи. Мы лазили по ним, босоногие, почти по колено в жирной черноземной грязи. Вечером, иногда удавалось покурить. Однажды мне дали курнуть окурок "Памира", плотных, твердых сигарет, на пачке которых была изображена небезызвестная гора. Чаще же- доставали где-то (я не знаю где) махорку в пачках из грязного цвета бумаги. Сворачивали из клочков бумаги самокрутки и курили. Дело было важное и небезопасное. Могли застукать. Хотя Чайковского- была улица, но машины по ней не ездили. Разве, что два-три раза в день. Если машина проезжала вечером, на стенах домов можно было видеть причудливые движущиеся тени тополей. Однажды, уже под вечер, вдруг, из тумана возникло диво дивное: "Волга". Машина, которую никто из нас, кроме как на картинках, не видел. Мы как раз носились по лужам, а "Волга" поравнялась с нами и остановилась. Из нее вышел человек в чистом двубортном пиджаке и в огромной соломенной шляпе. Увидев меня, он широко распахнул дверь и поманил пальцем: "Садись". Только тут я узнал необычного мужчину. Это был дядя Женя. Мой дядя. Из Саратова. Ноги мои были в грязи, я замешкался перед порожком, но дядя Женя, посмотрев вниз, царственным жестом распахнул дверцу: "Садись!" Я провалился в мягкие сиденья. Подсвеченная в темноте дуга спидометра и колеблющаяся туда сюда стрелка изумили меня. Похоже было на невиданную волшебную игрушку...