Б О Е В : другие произведения.

Кислород

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  LAZEE
  Меня зовут Лэйзи. Что я могу рассказать о себе? Мне двадцать пять лет, рост сто семьдесят три сантиметра. Цвет волос светлый, но блондинкой меня назвать трудно. Волосы до плеч, вьются. Два года назад я зачем-то закончила университет. Даже если предложить мне крупную сумму в долларах (Сто Баксов сейчас бы сказал: "Сто баксов!"), я не вспомню точное название моей специальности. Помню только, что оно как-то связано с ракетными двигателями, а тему моей дипломной работы не выбить из меня и под пытками. Она настолько секретная, что я сама ее не знала. С тех пор я нигде не работала ни дня. Типа, средств к существованию у меня как бы нет. Правда, в прошлом году я от нечего делать снялась в порно-фильме. Точнее, в эпизоде. Черт его знает, зачем я пошла на это. Ладно бы, если б я могла кого-то этим шокировать или удивить - а так ведь действительно: от нечего делать. Не самая лучшая причина, что и говорить. Ничего нового о возможностях своего организма я не узнала, а постоянно этим заниматься - у меня физподготовка не та. Сесть на шпагат я смогу, но сесть на шпагат, практически стоя на голове?! Никаких отрицательных эмоций у меня от этого опыта, впрочем, не осталось - все-таки дело делали хорошо знакомые мне люди, и всей грязи, царящей в этом бизнесе, мне отведать не удалось. Да и занята я была всего в одной сцене. Еще на местном телевидении пару недель шла реклама с моим участием: я там была с голой грудью (сосков не видно), и почти голой задницей (трусики танга). За рекламу мне заплатили двести долларов, порнушка прошла "за спасибо". Вроде бы, мама моя ни того, ни другого не видела - и слава богу.
  Лэйзи - это прозвище появилось у меня лет пять назад. Был период, когда я каждый свой отказ по любому поводу сопровождала словом "лениво". Типа, "Наташка, погнали в казино" - "Не, лениво". Или: "Пойдешь на лекцию по деталям машин?" - "Да ну, лениво". Где-то в то же время я познакомилась с Пилотом. Тогда от него еще за версту несло богатыми родителями, хорошими перспективами и умением обращаться с английским языком. Он-то меня и приложил, сказал: "Это не прозвище, это твоя природа". Не совсем понятно, что именно он имел при этом в виду, но я не уточняла. Сначала так меня звали всего несколько человек: пара подружек и штук пять парней. Теперь же меня зовут по имени только родители и младшая сестра Анечка.
  Я думаю, родители готовили Пилота не меньше, чем в дипломаты. Кинул он родителей, променял хорошие перспективы на дружбу со Способом, Сто Баксов и со мной.
  Сейчас я просыпаюсь. Мне снилось, что меня били. Безо всякого сексуального подтекста, просто били ногами в какой-то подворотне. Ужас.
  Я ненавижу физическую боль, поэтому просыпаюсь чуть ли не в слезах, ощущая каждый полученный при избиении синяк. Из нас не работаю я одна. Я иждивенка. Самый занятый у нас - Способ. Четыре дня в неделю он продает сотовые телефоны, три ночи сторожит оптовые склады. Сто Баксов работает подсобным работником на стадионе. Пилот трудится в какой-то фирме, то ли бухгалтером, то ли экономистом. Должность у него не ахти какая, зарплата тоже, зато он очень гордится тем, что нашел эту работу без помощи родителей. Насколько я знаю, он в любой момент мог бы пойти на повышение, выбить себе зарплату побольше, но не хочет этого делать - боится стать частью Системы. Лет десять назад было модно бояться Системы, сейчас это звучит наивно. Для Пилота любое самостоятельное достижение - этап его личного Крестового похода против воли родителей, как говорит Способ. Он вообще жутко умный, этот Способ. Жаль только, что чокнутый на всю голову. Вообще-то обычно он очень милый, мухи не обидит, знает много такого, о чем другие и не догадываются. Но раза три-четыре в году у него бывают "выпадения". Это означает, что он сходит с ума. В такие моменты с ним лучше не контактировать, даже не заговаривать. Или сидит молчит где-нибудь в углу, или рыдает, запершись в туалете, или орет на всех. По-разному. Длится это когда неделю, когда недели две. В общем, мы терпим. Еще Способ - почти стрейт-эджер. Не пьет, не курит, наркотиков не употребляет. Вообще-то мы все стараемся обходиться без излишеств, чтобы не превратиться в банальный хиппистский сквот (выражение Пилота), но когда появляются деньги, можем позволить себе небольшую пьянку или косячок на троих.
  Одно из правил нашего сообщества - Посторонних В Дом Не Приводить.
  Мы живем в двухкомнатной квартире на краю города, без телефона, горячей воды и кухонной мебели. Зато платим копейки, что в нашей ситуации, согласитесь, огромный плюс. Другим плюсом является тот факт, что мы живем на последнем этаже, и рядом с дверью в нашу квартиру находится люк на крышу. Крыша абсолютно плоская, в хорошую погоду мы проводим время там. Однажды даже шашлык жарили, в прошлом году в день рожденья Сто Баксов. За стеной у нас живет абсолютно глухая бабка, которой совершенно по фигу, чем мы тут занимаемся.
  В принципе, жизнь у нас достаточно распланированная. По очереди убираемся, по очереди готовим еду. У меня, естественно, двойная норма. Понимаете, это вроде как идея. Философия. Жить в одном доме с теми, кто тебе дорог. Опять же идея Способа. Жить, как живут Apples in Stereo или Fugazi. Простите мне мою эрудицию, но когда живешь под одной крышей с такими музыкально ориентированными персонажами, поневоле начнешь разбираться в объектах их поклонения. А еще я читаю много. Что касается меня, то я вполне могла бы до сих пор обходиться одними Depeche Mode. Но я об этом никому не говорю.
  Другое правило - Не Взрослеть.
  Знаю ли я, какой смысл в моей жизни? Мне так нравится. Просто нравится. Мне приятно общаться в повседневной жизни только с теми людьми, с которыми мне хочется общаться. Наверное, я странная. Да что там странная! Какое там "наверное"! Точно, грохнутая не меньше Способа! Вроде, когда не задумываешься об этом, сама себе кажешься вполне нормальной. Чего ненормального? С ума не схожу, откровенной ереси не несу. Меня даже можно назвать разумной. Знаю, когда можно говорить, когда лучше промолчать. Достаточно здравомыслящая барышня. И как понять, где во всем этом великолепии заложен некий изъян, не позволяющий мне жить так, как обычно живут представительницы моего пола и моего возраста? И что это за изъян? Гормона какого-то не хватает? Гипоталамус увеличенный? Недостатки в дошкольном воспитании? Я сама не знаю. Я не думаю о замужестве. Я не читаю "Cosmopolitan". Я не смотрю "Секс в большом городе". Я не обсуждаю с подружками тактико-технические характеристики моих сексуальных партнеров. Я не озабочена карьерой, детьми, украшениями. Вместо этого я подумываю о том, чтобы постричься под Долорес О"Риордан ранне-среднего периода творчества и перекрасить волосы в зеленый цвет. И совершенно - поймите, совершенно! - не забочусь о будущем.
  Еще одно правило - Мобильные Телефоны Выжигают Мозг.
  Так вот, я по-прежнему просыпаюсь. Точнее, уже проснулась, но не спешу торопиться с выводами. Лежу под одеялом и потягиваюсь. Я живу в одной из комнат, парни - в другой. В принципе, доступ в мою комнату у них открыт. Любой мог бы ночевать и здесь - не в том смысле, что в одной постели со мной - места хватает. Но у них тоже какие-то принципы. Я-то от стеснения давно уже избавилась, все-таки мы вместе живем больше года.
  Каждое утро я не знаю, чем буду заниматься днем. Полежу почитаю, потом приготовлю завтрак. Если будет дождь, точно пойду гулять: очень люблю бродить по улицам под зонтом. Если дождя не будет, все равно прогуляюсь, выпью кофе с пирожным в каком-нибудь кафе, где не очень дорого. Люблю кофе. Даже растворимый. Способу недавно дали зарплату за телефоны, так что наш баланс пока в плюсе (тоже выражение Пилота). Способ называет мои прогулки "квестом за сексом". Скажем так, на девяносто пять процентов он неправ.
  Я не стремлюсь заводить длительные отношения. В этом плане наша жизнь очень удобна: как только я рассказываю очередному претенденту на мое сердце о том, как я живу, так он сразу куда-то исчезает. А уж когда я ему это расскажу - зависит целиком и полностью от того, насколько он меня устраивает. Обычно моего терпения хватает на пару недель.
  Иногда я не ночую дома. Когда кто-то из нас не ночует дома, он не предупреждает об этом остальных. Как я уже сказала, в квартире у нас телефона нет, мобильных мы тоже не имеем. В этом - еще одна сверхидея. Не иметь сотовых телефонов - это вроде, как не ходить в "Макдональдс". Своего рода протест. А когда не знаешь, где находится отсутствующий, то начинаешь волноваться, придумывать разные варианты.
  Однажды один из моих ухажеров подарил мне телефон. Мы всей компанией игрались с ним почти неделю. Игра состояла в следующем: мы по очереди слушали признания в любви, которыми меня осыпал Косяк (эту кличку придумал Пилот, она основана на сложной ассоциативной цепочке: "часто звонит - телефонный террорист - у какой-то безвестной немецкой группы есть песня "Telefon Terror" - группа называется Spliff - Spliff в переводе с немецкого сленга означает "косяк"). Он мне звонил, я отвечала и передавала телефон ребятам. А они наслаждались теми песнопениями, которыми несчастный Косяк расписывал прелести нашей с ним любви. Пару-тройку дней это было смешно, потом, видимо, Косяк начал повторяться, и мы потеряли к этому интерес. Впоследствии телефон ждала незавидная участь: мы ритуально, с дикими плясками и горловым пением сожгли его на крыше, вознося хвалы Богу Дисконнекта (ўСто Баксов). При этом чуть было не подпалили дом - оказывается, рубероид, которым покрыта наша крыша, просто замечательно горит.
  Наша основа - это, конечно, Способ. Он чаще всех придумывает наши внутренние правила, объяснения смысла нашего существования, идеологии. Я не знаю, почему его так прозвали. Говорят, он сам себе выдумал такое имечко. Сто Баксов утверждает, что он даже и не подозревает, какое у Способа настоящее имя. Я предпочитаю на эту тему отмалчиваться, но я не знаю его имени совершенно точно. Пилот знает - они со Способом знакомы со школы - но молчит. Я удивляюсь, как в одного человека может умещаться столько совершенно различных знаний, нужных и ненужных. Наверное, от этого у него с головой и проблемы.
  Сто Баксов - парень попроще. Без закидонов и без особых отличительных черт (надеюсь, он не обидится). С ним ладить проще всего. Раньше в ответ на каждую просьбу он сначала говорил: "Сто баксов", но потом все равно всё делал бескорыстно. Сейчас эта привычка у него отмерла, но имя осталось - ведь, согласитесь, глупо же менять имя каждый раз, когда что-то в тебе изменяется! Улыбка сходит с его лица только на время "выпадений" Способа - просто чтобы того не раздражать. Таким образом он, типа, сочувствие проявляет. Для нас Сто Баксов - как экватор. Как нулевая отметка на градуснике. Как... Как атом цезия, который за секунду успевает совершить определенное количество колебаний. В общем, он - наш эталон нормальности. Все мы по сравнению с ним немного трехнутые. А он - нормальный, и в то же время - наш.
  
  СТО БАКСОВ
  Я олух. Я отдаю себе в этом отчет и, более того, никогда этого не скрываю. Ни перед кем. Я олух абсолютный, восхитительный в своей абсолютности. Еще никуда и никогда я не приходил вовремя и в нужной комплектации. Я даже в школу каждый день опаздывал. Родители поставили на мне крест. Учителя поставили на мне крест. Девушки поставили на мне крест и изобразили неприличный знак в придачу. Еще бы - я не успевал ни на одно свидание. С этим надо было что-то делать, и я сделал. Я перестал договариваться о встречах, строить планы, назначать свидания. Я нашел работу, на которую я смог бы приходить когда получится. Попытался просто жить и получать от жизни удовольствие, не завися от временных рамок. Наконец, встретил Способа, Пая и Лэйзи. С ними я почувствовал себя законченным, если вы понимаете, что я имею в виду. Словно до встречи с ними я был не доделан до конца, недостроен, недононошен, недорожден. Я понимаю, что фиг я найду других людей, которые были бы мне настолько близки, настолько бы мне подходили. Иногда я боюсь, что я сам не слишком к ним подхожу. Они такие... интеллектуальные, что ли. Я олух, а у них у каждого своя твердо выстроенная жизненная позиция. Даже у Лэйзи. Вроде бы, с ней у меня больше общего. Ну, казалось бы, живет девчонка, ни о чем не парится, нигде не работает. Но не все так с ней просто. Она могла бы выйти на улицу и за десять минут женить на себе любой баул с купюрами - ну видная она у нас деваха, ничего не скажешь. Но она этого осмысленно не делает. Заметьте: ОСМЫСЛЕННО. Вот это ключевое слово - осмысленность. Это то, чего у меня нет. Я просто живу. Нельзя сказать, что меня это напрягает, но порой мне кажется, что из нас четверых, случись что, у меня наименьшее количество шансов хоть как-то устроиться в жизни. Жизни такие, как я не нужны. Ребята - другое дело. Умница Способ со своим оригинальным образом мышления, Пай, недостойный сын своих родителей, манерный как группа Pulp в полном составе, Лэйзи, которой я просто восхищаюсь... Наверное, каждый из нас чуть-чуть влюблен в Лэйзи. Не настолько, чтобы желать большего, а вот так немножечко. Самую капельку, что добавляет какого-то очарования нашей дружбе. Конечно, когда она не ночует дома, никого из нас не гложет ревность, но... Я надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.
  Все мы с прибабахами. Каждый из нас, и все вместе как единое целое мы тоже с прибабахами. Хотите знать, как я познакомился со Способом и Паем? Кстати, я один зову его Паем, остальные - Пилотом. Мне больше нравится на английский манер - Пайлот. Сокращенно - Пай.
  Очередное правило: Не Строй Планов.
  Ну, вот, знакомство.
  Я работаю на стадионе. Это та самая подходящая мне работа. Работа, мягко говоря, не умственная. Подай - принеси, прибей - отогни, ну, и так далее. Иногда на каре постригаю траву на футбольном поле. На другом каре рисую разметку на поле и на дорожках. После футбольных матчей или каких-то соревнований участвую в приведении территории в порядок. И вот однажды во время футбола хожу за ограждением, от нечего делать (мне футбол по барабану) зырю на зрителей. А зрителей немного совсем, матч какой-то левый. И сидят два кадра, таких каких-то, непростых - издалека видно. И сидят они так, что сразу отличаются от остальных зрителей. А чем отличаются - сразу фиг поймешь. Я подхожу ближе, пытаюсь понять, в чем дело. Подошел уже близко совсем, метров пять осталось, и тут до меня доходит: футбол-то они не смотрят! То есть игроки на поле бегают, мяч туда-сюда летает, а они за всем этим не следят совершенно. Разговаривают о чем-то, плеер у них, наушники по одному уху на каждого. Во, думаю, свои люди. Иду дальше и совершенно случайно спотыкаюсь и падаю перед этой парочкой мордой вниз прямо на угол бетонного бортика, даже руки раскинуть не успел. И за долю секунды до соприкосновения моего носа с бортиком между ними что-то вклинивается. У меня искры из глаз, больно - жуть! Лежу носом на чьем-то ботинке, насколько можно разобрать. Кое-как на корточки становлюсь, пытаюсь в себя придти, поднимаю голову, а передо мной один из этих парней стоит и говорит:
  - Ты извини, что я ногу вытянул. На бетон больнее было бы, поверь мне.
  И второй говорит:
  - Пиво будешь?
  Я не нашел ничего лучшего, чем спросить:
  - Чего слушаете?
  - Radiohead, - ответил один из них.
  Конечно, любовь к Radiohead - не бог весть какой эксклюзив. Бывали времена, когда можно было с высотного здания плевать на толпу и попадать прямо в любителей Radiohead. Но сейчас те времена прошли, остались только проверенные временем фанаты. Мне это тоже сразу понравилось. Ну, и разговорились как-то. Оказывается, они пошли на футбол, чтобы быть в толпе физически, но совершенно не в толпе ментально. Чтобы не раствориться в "царской водке" обезличенности, точнее, чтобы вырабатывать, или поддерживать в себе это качество - не растворяться в общей массе, не усредняться. Вот как. А под конец разговора предложили в следующий раз и мне присоединиться, раз меня это так заинтересовало. Я говорю: понимаете, я и так здесь стабильно раз в неделю не растворяюсь, к тому же, такая фигня, я ни с кем ни о чем не договариваюсь, поскольку я олух и обещаний не держу. Но вот при случае позвонить могу по факту и забиться. А они говорят: а у нас телефонов нет, куда бы ты мог позвонить. После этих фраз сразу стало понятно, что мы вроде как братья по разуму.
  Мой вклад в нашу компанию - что-то около четырехсот аудиокассет с абсолютно разной музыкой, от Cosmicbaby до Thornium. Их никто не слушает, поскольку время аудиокассет прошло.
  
  ПИЛОТ
  Время аудиокассет прошло.
  Я знаю, что нужно человеку для счастья. Слышите? Абсолютно точно знаю.
  Итак, нормальному человеку для постижения среднестатистического счастья необходимо:
  а) Удобное кресло. Именно кресло, и именно удобное. Удобный диван не подойдет, я проверял. Кресло с нужным уклоном спинки, с таким уклоном, который бы наилучшим образом подходил бы вашей фигуре. Нужной мягкости. Чтобы ничего не давило. Опускаешься в него, и если закрыть глаза, то кажется, будто ты сидишь на облаке. Такие кресла бывают, но век их недолог. Ловите момент.
  б) Состояние сытости. Причем сытость должна быть не переполняющей желудок. Никакой тяжести. Главный момент в такой сытости - это чтобы она была достигнута за счет очень вкусных продуктов. Не манной кашей и мюсли вы должны быть сыты, а, к примеру, жареной форелью, мидиями или легким бисквитным тортом, пропитанным настоящим коньяком.
  в) Абсолютное отсутствие в радиусе километра людей и посторонних звуков. Этот пункт создает отличное ощущение спокойствия. Мухобойка прилагается.
  г) Музыка! Тут уж каждый выбирает сам. Я выбираю Buckethead, Madder Rose и Red House Painters.
  Вот, собственно, и все. Садитесь в кресло, устраиваетесь поудобнее, включайте музыку и закрывайте глаза. Держите меня за ноги, у меня атараксия.
  Живи Своей Башкой.
  Вообще-то, у меня сегодня жутко неудачный день. С утра меня по полной отсандалил начальник. Типа, вчера я что-то куда-то не отправил по факсу. А он мне ни черта не говорил! С памятью у меня пока все нормально! В общем, не по заслугам, но получил. Не заладилось и дальше. Бывают такие дни, когда все валится из рук. Не доделал одно. Совершенно не сделал другое. Перед обедом меня разобрал кашель, спустя пять минут мучений откашлялся кусок мокроты. Необходимо было его срочно куда-нибудь сплюнуть, но оказалось, что мусорное ведро с утра на место не вернула уборщица. Переться в уборную через коридор со ртом, наполненным слюной, было не очень-то удобно. Я огляделся в поисках спасительного решения. Ответ был очевиден: окно. Однако, здесь было не все просто. В моем окне открывалась только узкая форточка над воздухозаборником кондиционера. И именно под этой форточкой располагался мой компьютерный стол. Стол был без колесиков.
  Делать нечего, я пододвинул свой стул к окну, встал на него и, согнувшись знаком вопроса, попытался высунуть голову в форточку. Слюна во рту плескалась уже где-то в районе мозжечка. Просунуть голову удалось, только полностью наклонив ее параллельно полу. Наконец я смог очистить свой рот. Выплюнув, я подался назад, и тут оказалось, что голова застряла. Вот черт. Я подергался, но в лоб решить проблему не удалось. Я стоял и представлял, что увидит любой вошедший в мой кабинет. Нужно было что-то делать. Я понял, что нужно звонить. Но как?! Задницей?
  Я встал на одну ногу, вторую кое-как закинул на стол - было жутко неудобно - и подтянул к себе телефон. Потом попробовал дотянуться до него рукой. Черта с два! Не хватало каких-то десяти сантиметров. Спустя пару минут мне удалось просунуть под телефонный аппарат носок ботинка. Я резко дернул ногой, телефон подлетел и я попытался его поймать. Телефонную трубку поймал, сам телефон грохнулся на пол. От резкого движения посыпались искры из глаз, я чуть не рыдал от боли и обиды. Несмотря на боль, я подтащил за провод телефонный аппарат. К счастью, при падении ничего жизненно важного не разбилось, телефон работал. Я набрал номер и кое-как просунул трубку в форточку.
  - Серега, ты не мог бы прямо сейчас зайти ко мне?
  - Слушай, - раздалось в трубке. - У меня тут сейчас запара, обед накрывается, давай чуть попозже заскочу, а?
  - Нет, - твердо сказал я. - Если ты зайдешь чуть попозже, я получу хронический ревматизм на всю жизнь.
  Это его заинтересовало.
  - Слушай, - заверещал я, чувствуя, что собеседник вот-вот нажмет отбой, - Только дверь сразу закрой изнутри. Я тут в щепетильной ситуации!
  На другом конце линии раздался смех.
  Очень скоро я услышал тот же смех уже из кабинета. Из телефона я бы ничего уже не услышал, ибо выронил трубку в окно, пытаясь вернуть на место. Хорошо, что Серега сидит в соседнем кабинете. Сначала он походил вокруг, примериваясь, как бы пнуть поудобнее. Потом поинтересовался, в какую сторону меня извлекать, внутрь или наружу. Потом назвал происходящее "ситуация "мечта педераста". Мне было не смешно. Вслед за этим он просто схватил меня за карманы брюк и как следует дернул. Моя бедная голова взорвалась. Боль на секунду ослепила меня и, вдобавок ко всему, я свалился со стула.
  - Твою мать! - заорал я. - Что у меня с ушами? Я их не чувствую! Ты чё творишь, сволочь? Блин, ну не так же это надо было делать!
  - Да ладно, - махнул рукой Серега. - это все равно, что лейкопластырь с волос отдирать.
  Так сказал, как будто каждый день своих коллег из подобной ситуации выручает. И ушел. Весь обед и еще полчаса я просидел в закрытой комнате, зажав голову руками. Боль была труднопереносимой и совершенно не желала проходить. Я сидел и тихо матерился. Потом открыл замок, прикрыл дверь, сел на место и продолжил материться. Меня уже не пугало, что кто-то может войти. От боли я вообще одурел. Под вечер позвонили родители и все окончательно испортили. Наследника им, видите ли, подавай. Мама, папа, ну почему мы не можем жить по-другому, а? Почему мы не можем ничего друг от друга не хотеть и не ожидать? Почему вы все время что-то для меня делали, ожидая, что я отплачу вам тем же? Почему каждый ваш шаг, каждое ваше действие - это повод, чтобы напомнить мне о том, как много вы для меня сделали? Да вам достаточно было просто меня родить - и хватит! Мне от вас больше ничего не нужно! Совсем ничего, поймите! Мама! Папа! Вы не глухие, образованные, разумные люди. Какого ж черта вы не слышите, не понимаете самого близкого вам человека? Я же не хомяк, черт возьми!
  Разговор растянулся почти на полчаса. Дверь в мой кабинет была открыта, вся контора прилежно слушала и делала вид, будто работает. Я вот щас домой свинчу, а они будут надо мной смеяться. Фиг с вами, ребята и девчонки!
  Дома дела обстояли не лучше. Лэйзи не было, жратвы тоже. Пережевывающий бутерброд Сто Баксов за компьютером вяло пытался разобраться в тонкостях программы Sound Forge. Я прошелся по квартире. Заглянул в кастрюли. В холодильник. В ванную - чисто руки помыть. Ванная комната меня удивила. Словно из недр слива вырвался смерч и как следует прошелся по помещению.
  - Слышь, Сто, а почему в ванной зеркало разбито? - поинтересовался я.
  - Способ разбил.
  - За что же он его так?
  - Наверное, что-то в отражении не понравилось. Он сначала минут пятнадцать на него орал "Сука!", а потом взял и шарахнул по нему моей электрической бритвой. Бренные осколки бритвы ты можешь обнаружить в мусорном ведре. Если захочешь, - иногда Сто Баксов бывает велеречив настолько, что хочется ходить за ним с записной книжкой и записывать каждое слово. Хотя обычно он прибедняется, что он из нас самый некреативный.
  Значит, у Способа опять проблемы. Когда был прошлый раз? Уже не помню. То, что не помню - это хорошо. Значит, как минимум его приступы не становятся чаще. Раньше - а я помню его намного раньше, чем любой из нас - он тоже много времени проводил в печали.
  А кто из нас не без греха?
  Терпимость.
  Мой грех - лицедейство. Я постоянно играю, и заигрался настолько, что уже забыл, кем на самом деле я являюсь.
  С друзьями.
  На работе.
  С родителями.
  С подружками.
  Мне давно надоело, но я не знаю, как остановиться. Не знаю, кого я увижу в зеркале, когда остановлюсь. Пока я вижу прическу под Бобби Гиллеспи и шмотье под Бретта Андерсона. Себя я что-то не вижу. Нельзя сказать, что этот факт меня радует, но ситуация вышла из-под моего контроля. Ну, и черт с ней. Надоело. Вообще надоело. С предками засада. Со Способом проблемы. С собственной личностью тоже геморрой. Вообще-то, я редко злюсь, но сегодня у меня чертовски неудачный день. В конце концов, не один же Способ имеет право впадать в депрессии. А вдруг это заразно? Шутка.
  
  СПОСОБ
  В каждом действии, которое ты совершаешь, важен не только результат. Важен тот посыл, который ты в это действие вкладываешь, и если твой посыл не будет понят, считай, что ты мучился зря.
  Я живу в депрессии. Иногда мне удается это скрывать, иногда не очень. Из равновесия меня может вывести все, что угодно. Моя душа не имеет иммунитета, я должен был повеситься еще в школе. В детстве я был совершенно незаметен. Для того, чтобы меня услышали, мне приходилось орать. Кондуктора в общественном транспорте проходили мимо меня, не замечая. На меня не обращал внимания НИКТО. Сначала меня это очень обижало, потом, повзрослев, я решил ответить обществу тем же.
  Вчера я чувствовал себя просто ужасно. Сегодня я возвращался с работы и увидел, как автомобиль сбил собаку. Обычную такую собачонку, пройдете мимо нее и даже не заметите. Собака громко визжала, автомобиль поехал дальше, не притормозив. Пока я проходил мимо, собаку подхватила на руки какая-то женщина, я же запомнил номер машины. Для меня подобное событие - просто катастрофа. Нельзя сказать, чтобы я очень любил собак. Просто меня переполняло такое поганое чувство - жалость. Собака, тем более такая мелкая, - не человек, постоять за себя не может. А что я особенно ненавижу в людях, так это черствость. Даже смесь тупости с наглостью я ненавижу меньше.
  Что такое зависть?
  Я прошел мимо дома. Неподалеку за домом у нас пустырь, где безгаражные автолюбители выставляют свои транспортные средства. Как и ожидалось, искомый автомобиль находился там. Просто наш дом находится на самом краю города, дальше ехать некуда. Я подобрал с земли металлическую трубу, подошел и методично выбил в автомобиле все стекла. Автомобиль мне тоже было жалко, он-то здесь ни при чем. Однако и зеркала заднего вида я не забыл. Сигнализация истошно орала, но я никуда не торопился. Я даже ждал, что вот-вот прибежит хозяин, но он почему-то не прибежал. Я бросил трубу, развернулся и пошел домой. Мне стало гораздо легче.
  И вот второй день я думаю, не зря ли я так поступил? Важен был месседж, который водитель, сбивший собаку, наверняка не понял. И на черта ж я тогда долбил эти стекла ржавой трубой? Он не понял бы, даже если б я его самого долбил битых полчаса. Не знаю, не знаю. По инерции сегодня разбил еще и зеркало в ванной.
  Недавно со мной произошел странный случай. Я выскочил с работы поесть в ближайшее кафе. Обеденного перерыва у нас нет, так что каждый питается как может. Я питаюсь в этом самом ближайшем летнем кафе. Так вот, я сидел за столиком и уже допивал чай, собираясь бежать обратно на работу. И в этот момент проходящий мимо парень вдруг хлопнул меня по плечу. Я поднял на него глаза, а он еще раз хлопнул меня по тому же плечу и радостно так сказал, громко:
  - Мужик, я роман написал!
  И пошел дальше. Я не нашелся, что ему сказать.
  Я романов не писал. Хотя пытался.
  На прошлой неделе я написал стихотворение. Вот оно:
  
  СЕРЫЕ ДНИ
  Я не знаю, кем нам предначертано
  Быть всю жизнь не самими собой.
  Сомневаясь, мы ищем ответа, но
  Тело кажется просто тюрьмой.
  
  Жизнь больна драгоценными камнями,
  И недвижимость - как диатез.
  Путь наверх - но чужими стараньями -
  Так похож на научный прогресс.
  
  Человек как венец мироздания
  Не потянет на балл из пяти.
  Но нельзя сняться с соревнования,
  Можно лишь по-английски уйти.
  
  Я пытаюсь не сбиться на пошлое,
  Жить средь тех, кто спокоен душой
  За рождение нашего прошлого
  И за выход его на покой.
  
  Настоящее откалибровано:
  Влево, вправо - уже маргинал.
  Мысли с чувствами так упакованы,
  Что при вскрытии будет сигнал.
  
  В мозг надолго внедрилось желание
  Тихо спать и не спорить с судьбой.
  Гениальнее тот, кто в изгнании,
  А не тот, кто живет за стеной.
  
  И Земля - она не остановится,
  Хоть сто раз ты на тормоз нажми.
  Превратятся в забытые повести
  Наши серые
  Будние
  Дни.
  
  Я пытаюсь постоянно держать свой мозг в напряжении. Это довольно тяжело - у меня много свободного времени. Периодически я страдаю бессонницей из-за того, что моя вторая работа - сторожить склады. В такие моменты я лежу в постели с открытыми глазами, слушаю шум ветра за окном, слушаю дождь, если он есть. В паре километров от нашего дома расположена крошечная железнодорожная станция. Если с той стороны дует ветер, или воздух очень разрежен, оттуда доносятся искаженные динамиком слова. Что-то вроде:
  "Четный".
  "Нечетный".
  "Третий путь".
  "Товарная".
  Слушаю, как ворочается Сто Баксов. У него беспокойный сон. Пилот, напротив, обычно спит как убитый. В одной позе засыпает, в ней же и просыпается.
  Слушаю, как возвращается домой Лэйзи. Если она с кем-то проводит ночь, то, как правило, не остается до утра, возвращается домой. Она тихо заходит, включает в прихожей свет. Снимает босоножки. Приоткрывает дверь в нашу комнату. Я знаю, что свет из прихожей упадет на меня, поэтому за секунду до этого прикрываю глаза. Делаю вид, что сплю. Дверь закрывается. Свет пропадает. Я открываю глаза.
  
  ПИЛОТ
  Пока Способ борется с очередным "выпадением", у нас происходит еще одно событие: Сто Баксов влюбляется. Он не хочет это обсуждать, но кто, кроме него, лучше опишет случившееся?
  
  СТО БАКСОВ
  О любви сказано слишком много и не сказано ничего. По крайней мере, ничего из ранее сказанного мне помочь не в силах. Так думает каждый из влюбленных на всей планете, и каждый раз это - правда.
  Она работает у нас на стадионе в бухгалтерии. Я вижу ее два раза в месяц, когда прихожу за зарплатой. До прошлой недели я не обращал на нее никакого внимания. Какое там внимание? Зашел в бухгалтерию, получил деньги, расписался в ведомости, ушел. Весь процесс занимает менее двух минут. Будь там на каждом рабочем месте по Памеле Андерсон, никого не заметишь. Но в этот раз пришлось немного подождать. Я стоял и крутил башкой. И увидел ее.
  Насчет любви у нас никаких правил нет. Их вообще не существует!
  Сначала я просто отметил, что она красивая. Ничего больше. Мало ли красивых девчонок по улицам ходят? Я получил деньги, расписался и ушел. Но в четверг меня вызвали в бухгалтерию починить стол. Ее стол. Мебель там, к слову сказать, рухлядь. Удивляюсь, почему меня туда чаще не вызывают. Ладно, черт с ней, с мебелью. Я пришел перед обедом, думал, быстренько починю и - в буфет. От бухгалтерии близко совсем. Я ж тогда не знал, чей стол чинить придется. А получилось, что я проторчал там весь обед, и мы с ней периодически оставались наедине потому, что остальные тетки уходили есть. Она не уходила, смотрела, как я лечу ее стол. Заодно и кресло ей починил. Хоть и новое кресло, но тоже рухлядь. Польский брак.
  Мы разговорились. Понимаете, постоянно общаясь с Пайлотом и Способом, просто невозможно ничего не запомнить. Эти два парня - просто кладези информации. Поэтому изъясняться я в случае чего могу вполне прилично. Ее это удивило - вроде образованный чувак, а работаю не пойми кем. Я рассказал ей о своих трудностях со временем. Она смеялась, и смех ее был таким чистым, искренним. Или я просто идеализирую? Она напоила меня чаем. Когда чай был выпит, стол починен и настала пора сваливать, уходить мне совсем не хотелось. Я понял, что налицо проблемка.
  За то время, что мы разговаривали, я узнал, что она разведена, и что у нее есть отношения. На вид ей, кстати, лет восемнадцать. Эти факты меня не испугали. К тому моменту крыша у меня уже поехала. А на выходных съехала окончательно.
  Тебе нравится в ней все. Абсолютно все. Цвет волос. Цвет глаз. Прическа. Походка. Улыбка. Голос. Как она откидывает волосы со лба. Стиль одежды. Мимика. Жесты. Как она сидит. Как она встает. Как она пьет чай. Как она поднимает телефонную трубку. Как она ее опускает. Все это нравится тебе до дрожи в коленках. До одурения. Нравится так, что ты больше ни о чем и думать не можешь. С ее именем на губах ты ложишься спать, с ним же и встаешь. Ночью ты не хочешь засыпать по одной-единственной причине: ОНА МОЖЕТ ТЕБЕ НЕ ПРИСНИТЬСЯ. Тебе кажется, что ты стал легче на десяток килограммов. Еда приобретает какой-то особенный вкус. Воздух тоже. Ты как будто все время под кайфом. Кажется: подпрыгни - и пробьешь головой потолок.
  И вот что мне теперь со всем этим делать?
  Ведь мне нужно совсем немногое.
  Мне хочется быть с ней.
  Хочется быть с ней.
  Быть с ней.
  С ней.
  Сегодня я хочу пригласить ее куда-нибудь. Например, в кино. Надеюсь, что хотя бы в одном кинотеатре идет фильм, на который и самому не стыдно было бы сходить.
  
  ПИЛОТ
  Пока Сто пребывает в расстроенных чувствах, Способ сторожит склады, а Лэйзи, амазонка наша, шляется неизвестно где - немного истории.
  Я знаю Способа сколько себя помню. Мы учились в одном классе с начала школы, и до седьмого класса, по-моему, не обмолвились ни словом. Способ вообще редко с кем разговаривал без особой необходимости. Да и что могло быть общего у замкнутого нелюдимого отморозка и мажорствующего сынка? Мы не замечали друг друга в принципе. А потом что-то произошло. На одном из кажущихся бесконечными уроков литературы (вот уж какой предмет в школах преподают так, чтобы насовсем отбить у подрастающего поколения желание им заниматься) я держал ответ у доски. С темой я был знаком плохо, поэтому ошибок в моей речи было предостаточно. Весь класс занимался своими делами. А Способ, как оказалось, слушал. И после очередной моей ошибки взял и пошутил. Я совершенно уже не помню, что именно он сказал. Помню только выражение на лицах моих одноклассников, типа: "Оно что, еще и разговаривает?" Шутки никто не понял. Никто, кроме меня. Я засмеялся.
  Мне влепили трешник, я уселся на свое место. Соседка по парте спросила меня, ткнув локтем в бок:
  - Что он сказал?
  Я повторил. Она не поняла юмора. Не поняли его и все мои друзья, когда я повторял им слова Способа на перемене. А ведь на самом деле хорошая была шутка, нерядовая. Так мне открылась правда: люди, с которыми я общаюсь, ни черта не стоят. Пустые места, тупицы. Одной фразой Способ убрал весь класс. После уроков мы как-то разговорились, да так и "разговариваемся" до сих пор. Вместе прогуливали уроки, вместе слушали сначала Nirvana, а потом и Paradise Lost, вместе впервые пробовали пиво и сигареты. Был в классе один фрик, стало два.
  Еще немного про одноклассников.
  ИСТОРИЯ О СОВПАДЕНИЯХ, КОТОРЫЕ ХРЕН КОГДА БЫВАЮТ, НО ВСЕ-ТАКИ ИНОГДА СЛУЧАЮТСЯ.
  Жил-был мальчик Вова. Мальчику Вове недавно пошел двадцать седьмой годик, но его умственно-моральное развитие в последние полгода жизни стало заметно подтормаживать и вошло в рассогласование с его фактическим возрастом. Ибо был Вова банальным энтузиастом различных фармакологических субстанций разной степени запрещенности. Был он таковым энтузиастом недолго, но успешно, если на этой стезе вообще можно говорить о каком-либо успехе. Начинал он барабанщиком одной из местных рок-групп из тех, кому никогда не добиться известности. Вовлеченность в местную околомузыкальную тусовку привела к тому, что в определенный момент времени он был, как говорят англичане, "подойден и предложен" (да простит меня русский язык за эти слова!) Моральных сил отказаться Вова в себе не нашел. Поначалу это было что-то достаточно безвредное, но, как водится в таких случаях, нехитрая химическая цепочка довольно быстро привела к увлечению более серьезными корректорами сознания.
  И вот однажды, прогуливаясь как-то поутру, в рабочее время (ибо работы он не имел) по городским улицам, под воздействием очередной порции "витаминов" Вова вспомнил, что давненько он не проведывал своего старинного друга Митю Витюкова. Не проведывал он его действительно давненько: около четырнадцати лет. Не в силах противостоять сильнейшему позыву общения с другом Митей, Вова отправился к другу домой.
  Позвонил. Дверь не открыли. Еще раз позвонил. Потом постучал. Никакого эффекта.
  "Спит", - подумал Вова. - "Пойду-ка я ему с улицы покричу".
  Битых полчаса Вова кричал другу Мите с улицы, с надеждой вглядываясь в окна пятого этажа. Потом решил кинуть камушек. И кинул. Камушек весил грамм триста, поэтому до пятого этажа не долетел, остановившись на третьем. За десять минут он выбил другу все окна и несколько соседних заодно. Митя не выглянул.
  "Видимо, крепко спит", - подумал Вова.
  Тут его осенило: поскольку друг Митя живет на пятом этаже пятиэтажного дома, то с крыши ему кричать на целых четыре этажа ближе! Мужик! Супермозг просто! Вова вновь зашел в подъезд, поднялся на пятый этаж, выбил люк на чердак и поднялся на крышу. Крыша имела легкий, как ему казалось, уклон. Однако под воздействием силы тяжести он проехал по этому уклону от конька крыши до края шифера, не встретив ни малейшего сопротивления, и, не задержавшись на краю, низринулся в бездну. Бездна закончилась кустом боярышника, который, в сущности, и спас никчемную жизнь Владимира для дальнейших свершений, воткнув ему в различные части тела значительное количество длиннющих колючек. Уж к этому Вове было не привыкать.
  В этой фазе своего путешествия Вова понял, что до Мити докричаться ему не удастся, и, несмотря на переломы обоих рук и левой ноги, пошел домой. Идти не получалось, поэтому Вова пополз.
  Теперь придется сделать отступление и рассказать о заурядном аспиранте Васе. Аспирант Вася был ничем не примечательным субъектом, очень даже скучным. Непримечательной внешности был Вася, уже по молодости он сильно смахивал на сорокалетнего главного тренера футбольной команды "Локомотив" Ю. П. Семина. Девушки его не любили. Любил ли он девушек - было неясно за отсутствием общения с ними. Вася вел жизнь замкнутую, работу имел невнятную, не пил, не курил. Скукотища. Но вот однажды аспиранта Васю послали по каким-то там делам в командировку в околостольный город Тверь. И в одной из гостиниц сего славного населенного пункта под тлетворным влиянием старших товарищей, то бишь коллег, Вася впервые в жизни попробовал водку и проститутку.
  И то, и другое сильно увлекло Васю. По возвращении в родной город он решил не отступать от вновь обретенных идеалов, и с регулярностью, достойной лучшего применения, продолжил тестировать собственное здоровье ударными дозами алкоголя и продажного секса. Вырабатывать, так сказать, залежалые склады тестостерона. В означенный день и означенный час, в то самое время, когда энтузиаст Вова искал друга Митю, аспирант Вася, сильно пьяный, возвращался из знакомого узкому кругу товарищей борделя, и возвращался, надо заметить, в нелегком расположении духа. Дело в том, что Вася был там бит, и бит очень сильно. Внезапно возжелав спьяну плотских утех, Вася, хотя и был аспирантом, то есть человеком по определению неглупым (хотя видал мир разных аспирантов), не принял во внимание тот факт, что отбывающим трудовую повинность по ночам девочкам надо тоже когда-то отдыхать.
  Обслуживающий персонал заведения попытался постоянному клиенту как-то этот факт донести до сознания, по возможности культурно. Но постоянный клиент, как говорится, уговорам не внял, не внял. И, угрожая физической расправой, попытался с боем прорваться к упругим женским телам. Молодой человек шкафоподобных габаритов, который осуществлял первичную охрану помещения, в конце концов, решил, что клиентом больше, клиентом меньше. И попросту дал Васе в рог. Дал профессионально, со знанием дела.
  В полном смятении, смешанным с нечеловеческой яростью, на негнущихся, с трудом повинующихся направляющим импульсам мозга ногах, Вася нес свое тело неизвестно куда, пока этот ненаправленный порыв не вынес его на проезжую часть близлежащей улицы. Там его и сбил патрульный автомобиль ГАИ, который объезжал внезапно выползшего на ту же проезжую часть энтузиаста Вову. Водитель автомобиля, старший сержант Коля, попал в ту же палату того же хирургического отделения той же местной больницы, что и Вася с Вовой. Спустя пару часов туда же поступил четвертый клиент: гражданин, по несчастливой случайности проживающий по соседству с квартирой, в которой бедолага Вова разыскивал своего школьного друга Митю. Один из первых камней, пущенных Вовой в сторону Митиного окна, залетел в квартиру означенного гражданина и прямым попаданием отправил того в нокаут и заодно сломал ему нижнюю челюсть.
  Все вышеизложенное пока что не очень смешно, и даже почти не забавно. Забавно вот что. Фамилии всех четырех травмированных, о которых я здесь рассказывал, были следующие: Гендель, Козловский, Куинджи и Высоцкий. Вова Гендель и был некогда моим одноклассником. И старший сержант ДПС Коля с красивой грузинской фамилией Куинджи - тоже. Такие вот переплетения. Поэтому я и знаю эту историю, так сказать, с разных сторон.
  
  СТО БАКСОВ
  Сегодня оказалось, что я совершенно не умею находиться в одиночестве. Отвык как-то. На работу не пошел по причине внепланового выходного. Начало дня было отличным: выспался, выпил кофе, покидался в Лэйзи макаронами, а потом и пластиковыми стаканами. Она в меня почти ничем не кидалась. Жалеет, наверное. Меня сейчас все жалеют, как больного. Если честно, то мне и самому себя жалко. А что поделать? Ни в какое кино я, конечно, не ходил. Не осмелился.
  Что меня остановило? Сам не могу толком объяснить. С одной стороны, переполняют чувства, с другой - не находится достойных слов, чтобы эти чувства описать. Я так думаю, не бог весть какое счастье - встречаться с плотником. То есть, я думаю, что она так думает.
  Лэйзи походила вокруг меня кругами, потом отправилась в ванную. Я вяло ковырял вилкой в тарелке. Хотелось плакать несмотря на солнечное утро, хорошую погоду и отсутствие военных конфликтов в радиусе трех тысяч километров от нашего места жительства.
  Спустя какое-то время - не засекал - Лэйзи выплыла из ванной, вся такая свежая, вымытая, с мокрыми волосами. В своем любимом махровом халате. С улыбкой посмотрела на меня. Потом подошла и уселась мне на колени. Обняла меня так, что мой нос оказался у нее под подбородком. Там остались капельки воды, ее кожа была очень нежной, какой-то бархатистой, что ли. От нее пахло шампунем, очень приятно. Сказала:
  - Ну, что, совсем измучился, милый мой?
  И по волосам меня погладила. Этого я выдержать уже не мог. Обхватил ее тоже и разрыдался, уткнувшись в пушистый воротник халата. Так мы и просидели минут двадцать. Потом... Черт. Ну, не могу я у близкого человека на шее висеть, на нервы действовать. Утер слезы, оделся и ушел на улицу, оставив Лэйзи одну.
  Если бы была осень, я бы пошел в парк, бродить по опавшей листве. Однако осени не было. Я вышел из дома, совершенно не представляя, куда податься. На душе было так дерьмово, что никого не хотелось видеть. В этот момент я предпочел бы находиться где-нибудь в Гренландии. Но в городе кругом водились люди. Куда податься? Ноги несли меня вниз по улице, но ответа на поставленный вопрос не было. И я пошел на стадион.
  Уже на стадионе я понял, как я оказался прав - там не было ни души. Еще бы, у всех был выходной. Только в администрации должны были находиться с десяток человек, да в нашей мастерской - одинокий сторож Михалыч. Поначалу я побродил по аллее, очень медленно. Потом минут десять посидел на лавке. Все было как-то не так. В голове был сумбур, все тело болело, словно каждую мышцу сводило легкой судорогой. При ходьбе это было не так заметно. Я понимал, что физическая боль - это нечто психосоматическое (господи, из каких глубин подсознания?), но ничего не мог с этим поделать. Я встал, и нетвердой походкой слегка пьяного человека пошел к футбольному полю. Прошел через администрацию, надеясь, что никого не встречу. Так и получилось. Потом через подтрибунные помещения. После этого набрал нужный код на железной двери и вышел на трибуны. Вот здесь совершенно точно не было - и быть не могло - ни единого человека. Это мне подходило. Если бы у меня была с собой еда, я мог бы выйти на поле и устроить себе пикник на траве. Еды не было, но на поле я все равно вышел. Походил по газону, изобразил ногами пару финтов, после чего встал в центральном круге и, подняв лицо к небу (светило солнце, поэтому мне пришлось зажмурить глаза - но яркий свет пробивался даже через сжатые веки), громко заорал неизвестно кому:
  - Я Зидан, чертов лысый Зидан! Я Роберто Баджо!!! Слышите? Бааааааджооооооооо!!!
  Прокричав вышесказанное, я повалился на траву и начал кататься по ней словно в эпилептическом припадке. Мои футболка и джинсы начали безвозвратно терять свой первоначальный цвет, но мне было все равно. Как следует покатавшись, я встал и поплелся к трибунам, чувствуя себя полностью умалишенным.
  You and I got something
  But it"s all and then it"s nothing to me, yeah -
  снова заорал я. Заорал очень громко, до боли где-то в районе пищевода. Пока дошел до трибун, успел проорать два куплета из песни Goo Goo Dolls. Потом уселся на рыжее пластиковое кресло, стянул с себя футболку и раскинул в разные стороны ноги и руки. Хотелось стонать, я и застонал.
  Таким одиноким я еще никогда себя не чувствовал.
  
  LAZEE
  Спустя два дня после того, как пропал Сто Баксов, исчез и Способ. Нас с Пилотом обуяла совершенно неизведанная ранее напасть - полное непонимание того, что происходит. Наша новейшая история состояла для нас только из четырех людей. Ни больше, ни меньше. Получается, что неизвестность отрезала от нас половину. Думаете, легко быть разрезанным напополам? Ни черта не легко. Я была совершенно разбитая. Пилот, как мне кажется, чувствовал себя ничуть не лучше. Все валилось из рук. Ничего не хотелось делать. Причем эти ощущения не возникли так запросто, ниоткуда. То есть не было такого момента: "О, боже, Способ пропал! И Сто Баксов! Как все плохо! Ужас!" Ощущение чего-то непоправимого нарастало медленно, исподволь. Сначала Сто. Он ушел из дома днем, около полудня. Его уход не сопровождался никакими знамениями, с небес не спустился ангел, не ткнул меня в плечо и не сказал: "Запомни этот момент!" Мы вместе позавтракали, поболтали немного. Я приняла душ, а когда вышла из ванной, он обнял меня и разрыдался мне в плечо. Что я могла сделать? Я тоже обняла его, стояла и гладила его по волосам. Вскоре он отстранился от меня и вытер слезы. Я видела, что он не находит себе места. Резко, словно в ускоренной съемке, он натянул кроссовки, неловко махнул мне рукой и скрылся за дверью. Естественно, я не испытала ничего, кроме вполне объяснимой жалости к одному из самых близких мне людей и досады на то, что ничем не могу ему помочь. Настроение, конечно, у меня было ни к черту, поэтому я как могла постаралась его улучшить. Распахнула все окна, чтобы в квартиру легким ветром ворвался свежий воздух. Этого мне показалось мало, тогда я вытащила кресло на балкон, устроилась в нем поудобнее, включила плеер и стала смотреть на облака, имея по Крису Дрейперу в каждом ухе.
  Так прошло... да черт его знает, сколько времени прошло. Я задремала. Вряд ли бы я смогла задремать, если бы была неспокойна. Кто же знал, что так все получится? Я понимала, что Сто Баксов нужно побыть одному, поэтому не стала его удерживать. Если бы я знала, что он пропадет, я бы все на свете сделала для того, чтобы не дать ему уйти. Теперь же мне кажется, что это я во всем виновата. Может быть, ему было бы лучше остаться со мной. Но я же видела, что его тяготит мое общество, точнее, что он пытается оградить меня от своих переживаний. Дурак! Если бы он только догадывался о том, СКОЛЬКО его переживаний я готова была взять на себя!
  К возвращению Пилота я уже проснулась и затащила кресло назад в комнату. Как последняя сволочь я чувствовала себя легкой, словно пушинка. В общем, когда Пилот как смерч ворвался в квартиру, я уже не предстала пред ним роботом Асимо, задумчиво разглядывающим пробегающие мимо облака у ограды секретного павильона. Пилот разулся, протопал на кухню, погремел там немного посудой, после чего заглянул в мою комнату и весело сказал:
  - Привет, красавица! А где наш Стольник?
  Если бы он знал, что будет дальше, он бы не веселился.
  - Не знаю, - ответила я. - Отобрал у меня мое любимое занятие. Среди дня ушел гулять. Не возвращался пока.
  - А ты чем занималась?
  - Спала под Mansun.
  - Оригинально.
  - На балконе.
  - Совсем оригинально. Дракон не прилетал? Хоть какой-нибудь завалященький?
  - Зачем дракон?
  - Как зачем? Уволочить тебя с балкона! Стибрить, так сказать, тебя у нас. Где еда?
  Про еду я как-то призабыла.
  - Нету еды. Потерпи полчасика, сейчас чего-нибудь придумаю.
  - Давай, придумывай, не возражаю. Я пока на лопате побренчу.
  Я отправилась на кухню, готовить ужин.
  У Пилота интуиция оказалась не лучше моей. Пока я пыталась соорудить что-нибудь сносное для желудка из достаточно скудного набора съестных припасов, он сидел в коридоре прямо на полу и орал под гитару нечто жизнерадостное, в том числе одну из моих любимых песен - "Shiny Happy People". Мы поужинали; никто не умер.
  - Как дела на работе? - спросила я, запихивая в рот лист китайской капусты.
  - Сегодня работы на арбайте не было никакой, - ответил Пилот. - Все начальство в командировке, а мы с коллегами всерьез рассуждали о законности существования квантовой физики и где взять по пятьдесят тысяч баксов на брата единовременно.
  Под эти слова мой организм наотрез отказался принимать капусту из Поднебесной, я поперхнулась. Прокашлявшись, я уточнила:
  - Последнюю проблему решили?
  - Не-а, - с довольным видом ответствовал Пилот, к этому моменту уже поглощавший зеленый чай с бутербродом. - Вообще я предложил продать десять тысяч чего-нибудь по цене пять баксов, но не смог придумать, чего именно. Также решили, что кот Шредингера вообще нафиг никому не нужен, поэтому нет совершенно никакой разницы, умер он или сдох. Это если в общих чертах. Одним словом, с пользой для конторы прошел день. Ничего мы не испортили, ибо ни за что не брались.
  Я согласно кивнула головой. До нелегкой судьбы кота Шредингера мне действительно не было никакого дела.
  К восьми вечера с работы вернулся Способ. От недавнего "выпадения" не осталось и следа. Он чмокнул меня в щечку, сразу проследовал на кухню, где съел весь оставшийся ужин под Blonde Redhead, если я не ошибаюсь.
  - Ну, вот, - огорчилась я. - Сто Баксов ничего не досталось.
  - А что, его нет еще? - удивился Способ. - Так ты ему позвони, пусть купит себе чего-нибудь по дороге домой.
  - Очень смешно! - я скорчила рожицу. - "Позвони!" Да я даже не знаю, куда звонить!
  "Позвони ему" - это одна из наших излюбленных шуток, но почему-то в этот момент голос у меня неожиданно дрогнул, и Способ насторожился:
  - Я тебя чем-то обидел?
  - Да нет, с чего ты взял?
  - Мне показалось, что в твоем голосе тяжелых металлов больше, чем в земной коре вокруг Семипалатинска.
  - Да это не тяжелые металлы, это ржавые гвозди. Случайность.
  Я рассказала ему о том, что Сто Баксов ушел еще до полудня и с тех пор не возвращался. Откуда в тот момент я могла знать, что через два дня пропадет и Способ?
  
  СПОСОБ
  Я расскажу вам, что есть Бог. Бог - это светло-зеленая гусеница с желтыми точками, вся покрытая белыми и коричневыми волосками разной длины. Разноцветная такая гусеница, ползущая передо мной по тротуару по направлению к проезжей части. Куда ты, дуреха, - говорю я, поднимаю ее с асфальта и сажаю на куст. С этого куста она, видимо, только что уползла, но там, куда она спешила, нет кустов, только автомобили. Я думаю: вот, я только что спас гусеницу. За что люди не любят гусениц? Я, например, люблю.
  Бог - это секс, которого у меня нет. А значит, во мне нет Бога. Вообще-то считается, что секс - это Сатана (а значит, и Сатаны во мне тоже нет), но как может быть Сатаной самая замечательная штука во Вселенной? Я не понимаю этого. А если это так, то зачем всем нам Бог, за которым нет секса? Грех? Ха-ха-ха! Я смеюсь громко и безудержно. Глупость какая!
  Бога нет не только во мне. Бога нет в одной моей знакомой, у которой, впрочем, с сексом наверняка все в порядке. А может быть, и нет - я не знаю. Моя школьная знакомая. Одноклассница. Считалась гордостью школы. Королевой класса. Она могла бы всего добиться, но предпочла выйти замуж за мелкого бандита, с которым со временем превратилась в обычную базарную бабу. Такую, с обрюзгшим телом, немытыми волосами, вечной сигаретой в углу рта и глазами... Да, глазами, навсегда забывшими свою былую красоту. Бог - это когда все происходит не так, как произошло с ней.
  Вот где уж точно нет Бога, так это в центре материка Австралия. Подозреваю, что Бог даже не имеет понятия о существовании центра у материка Австралия. А там на какой-то одинокой ферме живет еще одна моя знакомая. В центре пустыни, откуда до ближайшего населенного пункт - не одна сотня километров. Там нет вообще ни черта. Возможно, там есть свиньи. Или быки с коровами. Или... Да черт с ними, пусть там даже кенгуру есть. Там есть спутниковое телевидение и такой же спутниковый Интернет. Там есть черт знает сколько гектаров относительно плодородных (по сравнению с окружающей пустыней) угодий. Есть трактор, чтобы по ним гонять. Есть автомобили, чтобы гонять в ближайший населенный пункт. Да наверняка там есть и кенгуру! Вот только Бога там нет.
  Что-то я сбился с курса, да?
  У Бога много имен, и они постоянно меняются. Например, в 1992 году Бог явно присутствовал на футбольном матче Голландия - Дания, и Его звали Флеминг Повльсен.
  Бог - это слушать две первые композиции с альбома Buckethead "Colma". Хороший пломбир с карамелью. Карта скидок в любимый магазин. Получать подарки. Дарить подарки. Женская грудь. Яичница с помидорами и ветчиной. Хороший велосипед. Плавание. В смысле, когда сам плаваешь, а не как вид спорта. Фотоаппарат. Объективно во всем этом есть Бог. Если не сам Бог, то его частицы - уж точно.
  Но вообще, если честно, я в Бога не верю. И вам не советую.
  У меня есть друзья. Самые лучшие в мире друзья. Есть куча любимых вещей. Простых и не очень. Любовь... Если и есть в мире простые вещи, то любовь - уж точно не из их числа. Она также не из числа имеющихся у меня вещей. Поэтому все мои контакты с Богом ограничиваются парой телефонных звонков. И то, по-видимому, меня в это время не было дома. Я-то сам ему не звоню.
  Девочка лет четырех смотрит сквозь стекло на меня. Девочка болезненная и хрупкая. Почти прозрачная. Я тоже когда-то был таким. Не девочкой, конечно. Мы встречаемся взглядами, я не могу ее прогнать. Но и сказать не знаю, что. Так и смотрим друг на друга.
  Начинает темнеть. Я сижу в кафе.
  За соседним столиком сидит парочка. Парень и девушка, хорошо одетые, с модными прическами. И он, и она - в огромных стрекозоглазых очках. У девушки длинные прямые волосы, без челки, волосы со лба убраны за уши. Когда она в очках, она очень похожа на актрису. Я не помню, как зовут эту актрису, но она наша, российская. Если бы я разбирался в российских актрисах, я бы сказал наверняка. Но я не разбираюсь в российских актрисах. Я разбираюсь только в иностранных. Безо всякой надежды на успех я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь об этой актрисе. Хотя бы - в каком фильме я мог ее видеть.
  Ее спутник снимает очки. Он молод и красив. Меня сложно назвать ценителем мужской красоты, но если бы я был женщиной, я бы наверняка посчитал этого парня красивым. У него короткая стрижка, черные волосы и глаза, резко очерченные скулы и какой-то, знаете, правильный подбородок.
  Парень косится в мою сторону. Точнее, это я на них кошусь, а он просто смотрит. Смотрит спокойно, не скрываясь. Затем он наклоняется к девушке и шепчет ей на ухо. Она чуть поворачивается и тоже смотрит на меня. Они улыбаются. Что-то в моем облике кажется им смешным. Само-то они молодые, уверенные в себе и довольные жизнью. Рядом с ними я еще больше кажусь неудачником. Мне неприятно. Хочется забиться в темный угол. Или набить парню морду.
  Я опускаю взгляд, словно прячусь. По сравнению с ними я старый, всклокоченный, небритый и помятый. Парень и девушка пьют гранатовый сок. Люди новой формации. Рядом с ними я похож на ржавый автомобиль "Москвич - 412". Меня тошнит от самого себя. Мне смешно и тошно одновременно. С ударением на третий слог. Оказывается, правилами русского языка допускается произносить слово "одновременно" с ударением как на третий слог, так и на четвертый. Это я недавно узнал.
  Парень и девушка снова улыбаются. Когда-то они уже успели поменяться очками. Улыбки у них недобрые, нехорошие. Желание вскочить и как следует врезать парню по его довольному ухоженному лицу становится нестерпимым, и я отворачиваюсь. За столиком с другой стороны от меня сидит девушка. Она одна. Перед ней стоит высокий бокал с коктейлем. Рядом с бокалом - пачка сигарет и зажигалка. Девушка достает сигарету и закуривает. Я вижу что ее пальцы дрожат. Я смотрю на них, смотрю, как дрожат ее пальцы.
  Я поднимаю взгляд на ее лицо. На ее глаза. И вижу, что она плачет. Она поворачивает голову в мою сторону, я тут же отвожу взгляд. Меньше всего мне сейчас нужно общение с женщиной на грани нервного срыва. Я сам уже давно балансирую на этой грани. Вместо того, чтобы завязать разговор с этой девушкой, я достаю плеер и втыкаю в уши наушники. Долго выбираю, что послушать, в итоге кидаю в плейлист пару альбомов Borknagar и Sadist. Может быть, это поможет мне очухаться.
  Я прошу счет, расплачиваюсь, поднимаюсь с места и ухожу, по пути задевая один из стульев. Стул падает. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, и в этот момент я чувствую, как сильно шумит у меня в голове. Одинокая девушка по-прежнему курит, парочка по-прежнему смеется надо мной. Я поскорее убираюсь, чтобы избежать кровопролития. У меня с собой нож. Меня достала эта улыбающаяся холеная рожа. Девушка-актриса уже кажется мне почти отвратительной, а ее парень - ну просто чудовищем.
  Я иду по улице. Перед тем, как у меня начинаются неприятности, я успеваю подумать вот что: "Вот так: Бог - он все время где-то рядом, протяни руку и достанешь. Только что-то никто пока не достал".
  
  ПИЛОТ
  Прокручивая в голове события последних дней - а я сейчас занимаюсь этим постоянно, - я так и не могу определить тот перелом, переход от "все так же, как и раньше" до "все совсем не так". Я даже мог бы назвать последние события трагичными - они такими и являются для нас с Лэйзи. Я никогда не считал себя героем или хотя бы человеком, способным выносить значительные психологические нагрузки. Определенная закалка у меня, конечно же, имеется, слабохарактерным меня тоже назвать трудно, но... Как-то очень все густо-концентрированно получилось: пропал Сто, потом Способ, и мы с Лэйзи в одной постели... Не знаю. В голове сумбур. Даже больничный взял, чтобы на работу не ходить. В зарплате потеряю немного, ну, и черт с ней. Работник из меня сейчас никакой. С одной стороны, исчезновение двух лучших друзей - это не пустяковая проблемка. С другой - получается, что все эти годы, что мы провели вместе, имеют как минимум одно побочное следствие - спокойствие. Полное спокойствие друг за друга. Ничего плохого в этом, конечно, нет. Но, получается, перед лицом беды у нас совершенно не оказалось иммунитета. Сравнивать наши придуманные волнения, когда кто-то опаздывает на пару часов или не ночует дома, с создавшейся ситуацией - все равно, что сравнивать насморк с лихорадкой эбола. Я даже не представляю, что делать, и вместо того, чтобы делать хоть что-то, мы с Лэйзи сидим в обнимку в кресле и молчим.
  Позавчера я никак не мог уснуть. Ворочался с бока на бок, пытался устроиться поудобнее, но даже глаза не очень-то закрывались. В голове, конечно, ни одной доброй мысли не было. От моего тела как будто отрезали здоровенный кусок и увезли куда-то в район Полинезии. Из комнаты Лэйзи не доносилось ни единого звука, поэтому я очень удивился, когда услышал, как, скрипнув, открывается моя - неделю назад я бы сказал "наша", но теперь здесь сплю один я - дверь. Лэйзи неслышно подошла к моей кровати и прошептала:
  - Ты не спишь?
  Я промедлил с ответом, потом понял, что кроме меня обращаться больше не к кому, и тоже чуть слышно прошептал в ответ:
  - Нет, не сплю.
  Лэйзи сначала присела на краешек кровати, потом быстро, как мышка, юркнула ко мне под одеяло. Сразу прижалась ко мне всем телом. Ее кожа там, где ее не скрывала ночная рубашка, была чуть прохладная. Наверное, сидела без одеяла, решаясь, идти ко мне или нет. Я перевернулся на левый бок, что быть к ней лицом. Затем обнял ее и прижал покрепче к себе.
  Мы молчали. Ситуация была двояковыпуклой. Контроль над ситуацией, и так некрепко держащийся в моих руках, окончательно из них ускользал с каждой секундой, с каждым ударом наших сердец. И почему в критических обстоятельствах женщины часто оказываются сильнее и смелее нас, мужчин? Лэйзи в этот момент вряд ли была сильнее меня, но смелее - точно.
  - Возьми меня, - снова на пределе слышимости, прошептала она.
  Мне показалось, что я ослышался, и поэтому я хриплым голосом переспросил:
  - Что?
  -Возьми меня, - уже громче повторила Лэйзи. - Пожалуйста. Я прошу, не бойся. Никому от этого не будет хуже. Просто я хочу поверить в то, что у меня остался ты.
  Хотел бы я верить в то, что у меня самого остался я... В общем, все что я смог сделать, это постараться, чтобы у Лэйзи не осталось плохих воспоминаний об этом моменте. Это все, что я смог сделать. Я старался для нее. Я надеюсь, у меня получилось. Я очень на это надеюсь...
  
  LAZEE
  Я точно знаю, что секс - это не выход в любой ситуации. Почему так все получилось? Заметьте, я не говорю "почему я так поступила". Так получилось. Практически без моего участия.
  
  СТО БАКСОВ
  Гостиница была препаршивейшая. Другой, к сожалению, я себе позволить не мог. С деньгами у меня было негусто. А так... За четыреста рублей в сутки я мог прожить здесь почти целую неделю. Правда, вот, что дальше - не совсем ясно. Выходит, надо привести свою голову в порядок за более короткий срок. Может быть, это выход?
  По молодости я прочитал в одном журнале, что есть такой метод борьбы с депрессией - сесть в автобус дальнего следования, предварительно купив билет до дальней станции, и ехать. Ехать, ехать, ехать... Желательно, несколько дней. Я и поехал.
  Автовокзалы - средоточие вселенского зла. Столько всякой гадости... Я вышел из автобуса: все обшарпанное, даже люди обшарпанные. Бабки с семечками. Ларьки с пивом. Девки страшные. Поголовно похожие на бандитов мужики с девками, пивом и семечками. Ну, закинула меня судьбина нелегкая! Я прошелся туда-сюда. Совершенно не за что взгляду уцепиться. Побродив немного, я решил прикупить себе чего-нибудь почитать. В книжном киоске ловить было нечего. Майкла Гиру в дорогу покупать никто не станет, одна труха в мягких переплетах. Поблизости располагался и музыкальный павильон, я пошел туда.
  В павильоне громыхал блэк-метал. Как раз под настроение. Кроме меня никого из покупателей не было. Парень в косухе, управлявший музыкой, немного насмешливо посмотрел на меня и уточнил:
  - Как, не страшно?
  - Мужик, у меня любимая группа "Abruptum", - ответил я. - Как думаешь, страшно мне?
  Парень покрутил головой:
  - "Abruptum" - это нормально! А "Ophthalamia" слышал? Там из "Abruptum" чувак играет. Непохоже совсем.
  - Слышал, - кивнул я. - А это кто рубит?
  - Это "Dies Ater", - парень подал мне коробочку от компакт-диска. - Нормальные пацаны.
  - Нормальные, - согласился я. - Слушай, а полного рубилова нет у тебя? Типа "Abaddon Incarnate" или "Centinox" хотя бы, а?
  Парень заулыбался и закивал головой. Видимо, был рад вменяемому посетителю. Развернулся к стеллажам и начал подыскивать мне подходящие диски:
  - Так, ну, "Dies Ater" всё-таки слишком мягкие, "Immortal" последний тоже не предлагаю - почти трэш. Вот, есть довольно редкая штука - "Thorns", ну, правда, симфо-блэк, но из старых еще чувак, из корневых, - он отложил диск на прилавок. - Потом есть еще "Satyricon", только не норвежский, а, блин, чилийский! А, и вот это еще, тоже раритет, в принципе, "Forgotten Woods". Вот. Не "Abaddon", конечно, но бодрая такая музычка. Берешь?
  Я повертел диски и купил только "Thorns", посетовав на нехватку денежных знаков.
  - Ниче, - сказал парень. - Все образуется. Слышь, ты, это, заходи еще. Все равно блэкуху не берет никто. Меня Леха зовут.
  И протянул мне руку. Я пожал его ладонь и вышел из павильона. Тут я вспомнил, что нахожусь в чужом городе и слушать диск мне, если честно, не на чем.
  Гостиница, как я уже отметил, была паршивая. Номер - маленькая комнатка с кроватью и старым письменным столом. Ни туалета, ни даже крана с водой. Я закрыл дверь номера изнутри, разулся и повалился на кровать, раскинув руки-ноги. В общем, звезду изобразил. Так и провалялся пару часов.
  Хотелось выть. Ничего уже не болело, вся боль выгорела за пару последних недель, поэтому просто хотелось выть. Я ненавидел себя. С радостью сделал бы себе татуировку на лбу: "Отстой!" На редкость бесполезный человечишка. Разрозненные мысли со стуком болтались в моей голове как десяток гвоздей в эмалированном ведре. Саму голову хотелось зажать в дверях и расколоть как грецкий орех. Я разглядывал потолок, словно пытаясь отыскать там ответ на извечный вопрос: "Что делать?" К сожалению, изучая географию стен и потолков, никаких открытий сделать невозможно. Любовь - сволочная штука. Я ж не с пустого места уехал, я друзей бросил. Я оказался не в силах разобраться в ситуации, в которой другие разбираются, даже не задумываясь. С другой стороны, я понимал, что поступил правильно. Мне необходимо время на рекреацию. Нужно как-то привести голову в порядок.
  Один из моих немногочисленных, в принципе, бзиков - вычленение ста восьмидесяти слов из слова "лекарство". В детстве прочитал в какой-то книжке, что из букв, составляющих это самое "лекарство", можно составить сто восемьдесят слов. Я пока плаваю где-то в районе ста.
  Секатор. Автор. Тавро. Втора. Рвота. Товар. Отвар. Отвал. Рост. Трос. Сорт. Торс. Ас. Сток. Сто. Орт. Кар. Лак. Ар. Ро. Ре. Сет. Ор. Оса. Сота. Карст. Скат. Скарт. Таро. Тор. Рот. Ласт. Сало. Лоск. Скол. Кол. Каре. Река. Елка. Лес. Тес. Корсет, Сектор. Вектор. Корвет. Век. Вера. Костер. Кал. Веста. Свет. Вес. Сев. Воск. Сова. Вал. Лов. Створ. Ворс. Сор. Корт. Ток. Кот. Крот. Крест. Арест. Сетка. Клест. Стекло. Телка. Телок. Вар. Рак. Крат. Релакс. Тоска. Скот. Тал. Рало. Рок. Секта. Севок. Сверка. Акт. Аск. Креол. Верста. Верстка. Костер. Терка. Отсев. Весло. Вол. Леска. Ветка. Квас. Сквот. Скво. Лерка. Карел. Сера. Стек.
  Вспомнил по порядку все альбомы любимых групп: Paradise Lost, My Dying Bride, Smashing Pumpkins, Therapy?, Sonic Youth, REM, Modest Mouse, Smog. Пытался назвать все альбомы U2, но заглох на "Rattle and Hum" - так и не смог припомнить, было ли что-то между ним и "Achtung Baby". С тем и заснул. На голодный желудок. Ничего ж ведь не ел весь день, только макароны с утра.
  СПОСОБ
  Когда надолго остаешься один на один с самим собой, ко многому начинаешь относиться не так, как раньше. В данный момент я не могу общаться с внешним миром. Не могу говорить, не могу двигаться. Не могу даже заснуть. Я не чувствую своего тела. Не чувствую боли. Мое сознание инкапсулировалось. Мое сознание как спираль. Теперь я знаю, что такое "кома" изнутри. Near life experience. Мои глаза закрыты, но я могу видеть. Я вижу выкрашенные в два цвета стены больничной палаты. Вижу медсестер и врачей, периодически склоняющихся ко мне. Я не слышу, что они говорят, но вижу, как двигаются их губы. "Состояние стабильное". Вижу людей в милицейской форме. "Не приходил в сознание". Да в сознании я, в сознании, только как мне вам это объяснить, если я сейчас - не более, чем растение?
  Я вижу трубки, тянущиеся ко мне.
  You got wires coming in
  You got wires coming out of your skin
  Не спать - чертовски сложная штука. Я не сплю уже около четырех суток. Черт, да у меня не хватает мыслей! Чтобы заполнить все это время, приходится обдумывать каждую мысль по нескольку раз. Самое поганое во всем этом - это то, что я не знаю, как сюда попал. И не знаю, когда отсюда выйду.
  Мне совсем немного осталось до тридцати лет. Ничего мистического я в этот срок не вкладываю, просто круглая дата. Что я смог сделать за свою жизнь? Взрастил хронический эскапизм, который вот уже сколько лет прет, как будто я только и делаю, что удобряю его нитрофосфатами? Отказался от имени, данного мне родителями, да и от родителей почти отказался (они знают обо мне меньше, чем коллеги по работе, а те обо мне ни черта не знают)?. Спрятался за спины своих друзей и питаюсь их поддержкой? Что я сделал для кого-то? Что я дал кому-то? Что я из себя представляю? За что меня любят друзья? Сто, слышишь, Сто, что я тебе сделал хорошего? В следующий раз, когда я швырну твою бритву, просто дай мне в глаз, не терзайся лишними сомнениями. Просто в глаз, левый прямой, полезнее будет, чем молчаливое сочувствие. Не достоин я сочувствия.
  Я пытаюсь писать стихи. Я сочинил гору строчек и все их забыл. Новые вытесняют старые. Потом сочиню следующие строчки, и они вытеснят предыдущие.
  Музыка.
  Музыка занимает чертовски важное место в нашей жизни. В моем случае - с детства. Вообще, в своих музыкальных пристрастиях я жуткий сноб. Все, что не имеет приставки "инди", практически наверняка не удостоится моего внимания. Как только Modest Mouse стали выходить на Sony, я тут же перестал их слушать. Вот Сто Баксов слушает по-прежнему. А Пилоту с Лэйзи они никогда не нравились. Однако при всей моей склонности к эстетству, есть парочка непонятных для меня самого моментов, способных пробить во мне пробоину ниже ватерлинии: меня дико пробивает на слезу от песни "Dancing Queen" ABBA и песни "Kiss Me" Sixpence None the Richer. При том, что я терпеть не могу все остальное творчество ABBA и всю музыку ССМ. Нет, я вообще достаточно сентиментальный человек, но АВВА?! Я понимаю, если бы меня давила депрессия после песни "ABBA in the Jukebox" группы Trembling Blue Stars...
  По идее, сейчас я должен думать о смерти. Но я о ней совсем не думаю. Даже не могу найти повода, чтобы о ней задуматься. Мое сознание чувствует себя прекрасно, с поправкой на бессонницу. Может быть, это следствие воздействия тех лекарств, что втекают по тонким трубкам в мое тело. Как бы то ни было, о смерти, загробной жизни и перспективе встретиться с Богом я не думаю. Мысли о религии и в обычной жизни для меня противоестественны. Ну, не ощущаю я внутренней потребности в вере. Я не могу сказать, что я верю или не верю в Бога. Мне это просто безразлично. Даже если в один прекрасный момент предо мной разверзнутся небеса и трубный глас возвестит о прибытии Всевышнего пред мои очи, максимум, что я готов сделать в этой ситуации - это пожать плечами и сказать: "А, ну, ладно". Пофиг мне, другими словами.
  Мои мысли кидает из стороны в сторону. Так сказать, текут нелинейно. Теперь я понимаю, что человек - это мозг и больше ничего. Тело не имеет к человеку никакого отношения, так, бесплатное приложение. Я понимаю: все это банально, вечный вопрос о взаимосвязи духа и плоти, но я только сейчас подошел к его осознанию и могу обдумать его самостоятельно, не опираясь на чьи-либо суждения. Самостоятельно изобрести тысячу раз изобретенный велосипед. Я - мозг. Нет тела и всего, что с ним связано. Никаких физических ощущений, только мысли и эмоции. Конечно, я не стал бы возражать против чего-то вроде сексуального возбуждения, но не в моем положении мечтать об этом.
  Я легко могу представить, что я летаю. Не могу объяснить, каким образом, но я могу запросто сублимировать все ощущения, которые испытывает птица в полете. Когда мозг не связан с телом, сознание не связано с плотью, с этим нет никаких проблем. Если мне захочется, я могу представить, каково это - дышать жабрами. Со всем этим только одна проблема: один раз попробовав, я больше не хочу летать. Я развенчал для себя эту дурацкую иллюзию свободы полета раз и навсегда. Иллюзию, которой человечество бредит все время своего существования. Как мне это объяснить? Как передать страх, который невозможно передать? Нет в полете никакой свободы. Чудовищное напряжение, чудовищный страх, дрожь каждого нервного окончания, непривычные ощущения, ни одно из которых не является приятным? Свобода есть только в падении, но никак не в полете. А падение и полет - это вещи не слишком идентичные, не правда ли? Неидентичные вплоть до полной противоположности. Не верите - спросите у Свена Ханнавольда. Хотя... Черт с ними, с полетами. Рыбам, наверное, еще хуже.
  
  ПИЛОТ
  Пока окружающий мир впал в деменцию, еще одна интермедия.
  ИСТОРИЯ О ТОМ, ЧТО НАСТОЙЧИВОСТЬ В ДОСТИЖЕНИИ ЦЕЛИ ИНОГДА ПРИВОДИТ К ДОСТИЖЕНИЮ ЦЕЛИ.
  Жил-был мальчик Саша. Ну, как мальчик? Семнадцать лет ребенку было. Немолод был уже ребеночек-то. Зело музыку любил, но несвежую какую-то, несовременную. Всякий блюз, соул, и прочее рок-стэди. Единомышленников у него не хватало, конечно. Конец двадцатого века на дворе, как-никак. Но где-то наковырял он себе парочку дружбанов с аналогичными наклонностями. Волосатых таких дружбанов, с сильным уклоном в сторону алкоголя. Но не суть.
  Суть в том, что по истечении школьного обучения собрались Сашу забирать в ряды вооруженных сил. И один из волосатых Сашиных друзей решил сделать ему по этому поводу подарочек, смягчить, так сказать, горечь утраты свободы. Кассеточку он Саше записал, с какой-то очень уж обалденной - по их меркам - музыкой (ударение не иначе как на второй слог). Саша ее даже послушать успел, один раз, прежде чем употребил количество алкоголесодержащих жидкостей, достаточное для полной потери сознания. Наутро он от этой кассеточки помнил только - и то весьма смутно - одну музыкальную фразу, что-то вроде "Тум-ту-ду-дум, на-на-на, ты-дыц, угу-угу, на-на-на". Он честно пытался вспомнить название сей божественной композиции и ее авторов, но как-то не до того стало, жизнь завертелась в совершенно непривычном ритме. Однако весь этот "ту-ду-дум" Саша нежно пронес в своей памяти все два года армейских тягот. Очень уж понравилась ему песенка. Драит он, бывало, сортир, а сам напевает про себя: "Тум-ту-ду-дум, ты-дыц", ну, и так далее.
  И вот настал момент возвращения домой. Сладостный моментец, еще более паточный от предвкушения встречи с прекрасным. Эх, думал Саша, вот вернусь домой, как включу кассеточку, а там... Ну, вы поняли. Очень музыку любил человек, очень.
  Дома его ждал неприятный сюрприз. Какая, к чертям, кассеточка! Ценность оной для Сашиных родителей равнялась не нулю даже, а каким-то иррациональным числам. Ничего они о ее судьбе не смогли припомнить. Может, в мусоропровод выкинули. Может, племяннице подарили, порадовали девчушку. Нерадостная такая была, а тут - бац! - "ту-ду-дум", ха-ха! Поначалу Саша не осознал всей глубины проблемы. Потерялась кассеточка? Не беда, дружок-то волосатый, вот он, жив - здоров, салатик уминает по правую руку. Однако и здесь Сашу ждал облом по всей морде. Слышь, грит дружок, ага, мля, чувак, это когда было? Два года назад, елы, да я че на прошлой неделе было, не помню, грит. Вот так вот. Типа че хоть за песня? Ту-ду-дум, гришь, ты-дыц? Мож, Функаделик? Не-а, не помню точняк, грит. Мля, это ж два года, не хрен, елы. Стока всего было выпито, правда, Колян? Колян знай кивает, тоже салатик мнет, хлеборезка хренова, никакой помощи. Другой человек выкинул бы всю эту околомузыкальную хрень из головы, проспался, да и забыл бы, по примеру старших товарищей, ан нет. Не таков был наш Александр.
  В родном городе ловить было нечего. Если друзья не помогли - никто не поможет. И Саша двинулся в Москву. В Москве находилась Мекка (как бы глупо это не звучало, будучи вырванным из контекста: "В Москве Мекка!") меломанов. В простонародье она именовалась Горбушкой. Вот куда двинулся в первую очередь Саша, только ступив на стольную московскую землю. Ранее он там не был ни разу, но был, что называется, наслышан. Увиденное повергло его в шок. Он-то представлял себе кучку солидарных персонажей, весело обменивающихся носителями музыкальной информации и последними новостями. Человек двадцать, не больше. Реальность представляла собой густо утыканную лотками парковую аллею, длина которой по самым приблизительным прикидкам в пару раз превышала разрез его родного города в поперечнике.
  Шок длился недолго. Надо было что-то делать, и Саша не замедлил. Бодрым шагом он направился к первому из продавцов, приветливо улыбнулся, раскрыл рот, и... И тут же его закрыл. Только сейчас он осознал, что арсенал его небогат. Что он имел, кроме пресловутого "ты-дыц"? Ничего ведь не имел.
  - Чего тебе? - первым спросил продавец.
  - Ну, понимаешь, - несмело промямлил Саша, - Запись одну ищу.
  - Что за запись? - осклабился продавец.
  - Хорошую, - не задумываясь, ответил Саша. Анекдотичность ситуации вырастала перед его глазами семимильными... Быстро, в общем, вырастала.
  Продавец недобро улыбнулся, видимо, навесив на Александра уничижительный ярлык "лох". Надо было срочно спасать ситуацию. Саша глубоко вздохнул, набрал полную грудь воздуха, мысленно перекрестился, не будучи глубоко набожным человеком, и запел: "Тум-ту-ду-дум, на-на-на, ты-дыц, угу-угу, на-на-на", и в конце добавил еще: "уу-уу".
  Дело сильно осложнял тот факт, что голосом Саша не владел совершенно. Он и сам об этом всегда догадывался, но тут его догадки получили подтверждение, и еще какое. Нельзя сказать, что его выступление оказалось незамеченным. Очень даже заметил Сашу окрестный люд! Лежали все первые ряды! От громового хохота сотрясались стволы окрестных тополей. И лип.
  - Слышь, чувак, это хоть что? - спустя пару минут поинтересовался вновь обретший способность разговаривать продавец, утирая слезы.
  - Да я не знаю как раз, - промямлил Саша. Он желал в этот момент оказаться где-нибудь в Якутии, или в Гренландии где-нибудь, на худой конец. Он ожидал, конечно, что никому не понравится его пение, но чтоб настолько...
  - Мля, да я понял уже, что не знаешь. Но хоть из какой оперы? - мужик явно почувствовал некоторый интерес к смутной Сашиной персоне.
  - Из какой еще оперы? Это не из оперы вообще, - не понял Саша столичной идиомы. Не то, чтобы она была реально столичной, просто почему-то вот не понял.
  Тут уже самому тупому из продавцов стало ясно, что за пятнадцать минут можно получить квартальный запас положительных эмоций, и народец стал незаметно подтягиваться к очагу событий. Тем временем Саша опустил глаза долу и уткнулся ими в лоток, принадлежащий человеку, к которому он обратился за помощью. Лоток был насколько хватало взгляда утыкан торцами коробочек от компакт-дисков. На ближайшей к Саше коробочке было большими белыми буквами означено: "Руки вверх", на следующей - "Круиз", на следующих двадцати - опять "Руки вверх". Название ничего Саше не говорило, и резко сменив направление беседы, он спросил:
  - А че это?
  Эффект от этого вопроса был еще круче, чем от недавних неумелых Сашиных рулад. Автор вопроса окончательно утвердился во мнении, что он чего-то в происходящем недопонимает; все собравшиеся бились головами оземь. При всем при этом нашлись-таки в толпе люди, осознавшие, что парня надо срочно жалеть. Один из бородатых мужиков тяжело хлопнул Сашу по плечу:
  - Не, чувак, это точно не то, что ты ищешь. Какую ты хоть музыку слушаешь? Стиль какой?
  Из Сашиной головы внезапно пропали все знакомые названия:
  - Ну, эти, ну, Функаделик (название было встречено со смехом), ну, Питер, этот, Фрэмптон, вот, еще, как его, Слу и Фамилия Стон (хохот). Лионель Ричи еще.
  С одной стороны, эрудиция, конечно, Сашу подвела. В более спокойной обстановке он бы, конечно, припомнил многочисленных Tremeloes, Ventures, Jefferson Airplane и такой же Starship, и даже парочку женских соул-коллективов припомнил бы, и не беда, что Саша не знал все особенности произношения тех или иных названий - ну, неоткуда было человеку узнать, как правильно читается Sly, если слово это он только на коробке и видел. С другой стороны, общаться с народом стало еще труднее.
  - Кароче, кондовую музычку любим, да? - осведомился бородач. - По старичкам пройдемся? Пойдем.
  Он схватил Сашу за рукав рубашки и поволок куда-то вглубь аллеи. Собравшийся поглазеть народ начал растекаться обратно по своим "рабочим местам". Шоу закончилось, начался обычный развод, типа, "вряд ли это то, что ты ищешь, но это в тыщу раз круче, однозначно!"
  Бородатый растекался словом по древу аки Цицерон, но Сашу не проняло. Не такой уж Саша был лох, все-таки армия за плечами, причем без особых психических сдвигов он ее прошел. Поэтому ни сборник "40 years of Motown records", ни дисков Лютера Вандросса он не приобрел. Знай себе твердил: "Это хорошо, спасибо, но я это не ищу".
  Спустя некоторое время о Сашиной проблеме прознали и более глубокие слои населения, в смысле, те, которые в начальной фазе происходящего отстояли от начала аллеи более, чем на сорок метров. Сашу стали передавать из рук в руки. И в каждые руки Саша пел. Поначалу стыд глодал его как собака кость, но после третьего-четвертого раза пошло легче. Занимались "кондовой музыкой" все мужики сплошь пузатые и бородатые, словно расплодившиеся почкованием гитаристы "ZZ-Top". Все они были для Александра на одно лицо, как китайцы. Истории неизвестно, сколько прошло времени с момента прибытия Саши на территорию Филевского парка культуры и отдыха, но после очередного искрометного исполнения неизвестного "ту-ду-дума" очередной "китаец" (он же "зи-зи-топ"), отличающийся от прочих только наличием очков в совершенно невообразимой толстенной оправе, поднял вверх указательный палец правой руки и безапелляционно произнес:
  - Это Temptations, альбом "Masterpiece", четвертая песня, - и добавил, словно извиняясь. - Песня не помню, как называется.
  От внезапно обрушившегося на него счастья Саша было потерял дар речи, но очкастый "китаец" быстро вернул его на грешную землю из райских кущ:
  - Но у меня его нету. И ни у кого тут нет. Народ не кушает.
  Саша икнул, почесал затылок и макушку заодно и разродился вопросом:
  - Это, типа, редкость, да?
  "Китаец" снял очки, протер стеклышки носовым платком, извлеченным из заднего кармана синих, неопрятного вида джинсов, затем задумчиво повертел головой из стороны в сторону, медленно так. Потом так же медленно произнес:
  - Ну, редкость не редкость, просто нету сейчас. Ты заходи, парень. Как появится, я тебе оставлю. Что ж, надо же человека спасать.
  Саша стал заходить. Через пару месяцев регулярные Сашины появления по выходным дням стали восприниматься как должное, мужики привечали его как родного. Саша привычно проходился по рядам, уточняя иногда:
  - Ну, что, не завезли?
  Получив набор отрицательных ответов, он удалялся в юдоль своей печали.
  К слову сказать, осел Саша в Москве, комнату снял. На работу устроился, грузчиком в продуктовый магазин. Приобрел простенький музыкальный центр с проигрывателем компакт-дисков. И все это - с одной целью: вновь услышать желанный "ты-дыц". И вот настал тот день.
  Едва завидев Сашу на подступах к парковому металлическому ограждению, толпа продавцов издала возглас, какой, наверное, и первая группа управления полетами не издавала в момент отрыва от земли ракеты-носителя с первым искусственным спутником. Саша возгласа не услышал, ибо был весь в размышлениях. Привычной тропой он прошествовал по аллее до первого из "китайцев".
  - Ну, как, не завезли? - спросил он, поздоровавшись предварительно.
  Мужик усмехнулся в усы:
  - Иди уж, заждалась тебя коробочка!
  Сашины ноги подкосились.
  Спустя пятнадцать минут и сто десять кровных тугриков (дело происходило до 19 августа 1998 года) те же самые ноги несли Сашу домой. Организм совершенно не осознавал потерю носителем денег, была бы возможность, он бы всей аллее пива купил бы на радостях. Возможности не было.
  И вот Александр дома, на съемной квартире. Вот он в исступлении разувается, проносится мимо хозяйки в комнату ("Ах, Саша, всегда такой спокойный, может быть, случилось что?"), запирается изнутри, зубами срывает целлофановую фирменную, с наклейкой "Nice Price!" (видимо, народ не кушает не только в Москве), оболочку, дрожащими от нетерпения пальцами засовывает диск в жерло проигрывателя... Из колонок льется музыка...
  Приятная, надо заметить, музыка льется из колонок. Очень она Саше нравится. Вторая песня, третья, все члены Сашины замерли в предвкушении: вот, вот, еще чуть-чуть - и! - четвертая... Пятая... Шестая... Десятая...
  О, ужас! Проклятье! Корабль тонет! Твоя команда проиграла со счетом 0:10!
  Саше хочется повеситься самому или повесить еще кого-нибудь. Или утопить. Нету на альбоме искомого "ту-ду-дума"! Постепенно ярость сменяется тоской. Саше хочется плакать, и он плачет. Счастье было так близко... Конец первой серии.
  
  СТО БАКСОВ
  Я снова трясся в автобусе. В обычном пригородном желтом "Икарусе", который вез меня в тот город, где когда-то жили мои родители, когда-то жил я сам, когда-то жило мое детство. В этом городе у нас осталась квартира, которую я и собирался использовать как временное пристанище. По крайней мере, это обойдется гораздо дешевле, чем гостиница.
  Автобус остановился на одном из многочисленных дачных полустанков. Его двери раскрылись, в салон заскочила девчонка лет тринадцати, маленькая чернявая пигалица. Автобус поехал дальше. Девчонка на несколько секунд уставилась на меня, потом прошмыгнула мимо и уселась где-то сзади. Мимо меня промелькнул ее черный рюкзак с обязательной надписью "Король И Шут". Я хмыкнул про себя и отвернулся. Такая надпись - это как штамп "Безнадежен". Вряд ли у меня когда-нибудь возникнет желание общаться с человеком, на чьем рюкзаке есть аналогичная наклейка.
  Я уставился в окно и стал разглядывать пробегающие мимо меня пейзажи. И еще мне в голову пришла мысль: как много в этом году на дорогах сбитых собак и птиц.
  Наконец автобус достиг места назначения. Я вышел из него, ветер бросил мне в лицо горсть пыли, но я вовремя прикрыл глаза и рот. Людей не было видно. Городок как будто вымер. На мой взгляд, вымер он не как будто, а что ни на есть. Всех местных жителей я тоже считал мертвыми. Кладбище несбывшихся надежд. Все, кто хотел хоть чего-нибудь достичь в жизни, отсюда уехали. Остались только живые трупы. Припанковнная девица тоже выпрыгнула в пыль с задней подножки, еще раз окинула меня взглядом и пошлепала куда-то в своих "псевдо-гриндерсах".
  Принадлежавшая моим родителям квартира находилась буквально в двух шагах от автостанции. Полдома с приусадебным участком. И то, и другое пребывало в полном запустении, ибо, насколько я знаю, сюда лет пять никто не наведывался. Я ожидал, что квартира превратится в притон местных наркоманов, но, судя по всему, даже любители маковой соломки сюда не захаживали. Бурьян, одуванчики в человеческий рост и вконец одичавшая вишня. Участок с половиной дома окружал внушительный забор и то ли огромная калитка, то ли небольшие ворота. Безопасность вверенного ему хозяйства хранил здоровенный амбарный замок. Ключа от него у меня не было, пришлось перелезать через забор. Зато ключ от квартиры я нашел без особого труда: он находился там же, где его припрятали мои предки, съезжая отсюда почти десять лет назад, под слегка отходящим от балясины куском шифера.
  Вообще-то в этом городе у меня остался родственник, к которому я мог бы запросто обратиться, и он снабдил бы меня всеми необходимыми ключами, и избавил бы от необходимости пробираться в собственную квартиру словно вор. Но мне совершенно не хотелось афишировать свое присутствие здесь. И так сойдет.
  В квартире было пусто. На тех предметах мебели, которые не потребовались при переезде, лежал толстый слой пыли. Я прошел в комнату, некогда бывшую спальней. Там стоял диван. Я провел по нему ладонью, мои пальцы сразу покрылись серым налетом. Придется чистить, не спать же носом в грязи. Постельного белья тут точно не осталось. В одном из шкафов я обнаружил старый пылесос. Насколько я его помню, в свое время он недоперегорел, отчего стал немилосердно греться. При этом функции свои выполнял исправно, вот только надолго в сеть его включать нельзя было. В коридоре я щелкнул рубильником электропитания, в одной из комнат сразу зажегся свет. Похоже, кое-где лампочки были целы - не иначе, чудо. Я пропылесосил диван, потом убрался в комнатах. Протер тряпкой кухонный стол. Заглянул в холодильник. Я бы очень удивился, если бы обнаружил там что-нибудь съестное. Еды там не было, но пыль была. Я протер и холодильник. Вычищая внутренности морозильной камеры, я осознал, насколько сильно мое желание есть приблизилось к желанию жрать. Тогда я бросил уборку, вышел из дома, снова перелез через забор и направился в ближайший магазин. Кстати, пока я занимался уборкой, уже прилично стемнело, а, значит, московское время вплотную подобралось к 22:00.
  Возвращаясь из магазина, я вдруг услышал какой-то неясный шум, затем визг тормозов и громкий крик: "Ой, блииииин!" Затем раздался звук тяжелого удара, хруст сухих веток и еще один звук, характерный для падения человеческого тела с небольшой высоты. Потом нецензурно. Все это раздавалось в непосредственной близости от моей калитки. Я направился в эпицентр событий, весело помахивая пакетом с продовольствием.
  В эпицентре возлежало смачно ругающееся тело моего местного родича. Сфокусировав свой взгляд, он увидел меня, и гримаса боли на его лице сменилась радостной улыбкой.
  - Здорово! - заорало тело и попыталось подняться. Попытка была неудачной ввиду явной неустойчивости опоры. Я напряг зрение: мой сорокалетний родственничек возлежал на новеньком велосипеде типа "байк". На таких аппаратах разъезжают зарубающиеся по велотриалу подростки.
  Родственник наконец встал на ноги, поставил на дыбы своего железного коня.
  - Вот, прикупил по случаю, еще не освоился до конца.
  Затем обнял меня. Да чего там обнял, попросту сгреб в охапку. Мы с ним не виделись более пяти лет, и до этого у нас всегда были хорошие отношения.
  - А ты чего здесь делаешь-то? - спросил я у него, когда он перенес свое внушительное пузо через забор.
  - Да, обкатываю, вот, значит, свое новое имущество, вижу - свет горит в окне. Дай, думаю, посмотрю, кого это внезапно занесло в наши края. Да не совладал с техникой. У нее, у техники этой, тормоза какие-то особенные, с первого тыка не разберешься.
  - Подожди, - не понял я. - Какой свет в окне? Я ж отключал все.
  Мы оба посмотрели на окно. Оно было абсолютно темным.
  - Не, - родственник помотал головой. - Не понял. Был же свет. Я сегодня еще не пил. Был свет.
  В этот момент окно осветилось ярким всполохом зари, однако это была не заря. В следующий момент я, громко матерясь, несся на всех парах в квартиру. За мной, гулко дыша, спешил мой родич.
  - Чё за дела-то? - сквозь одышку попытался спросить он. Получилось что-то вроде "чзадеао". Но я понял.
  - Пылесос, мать его!!! - на бегу ответил я, на ходу включая свет.
  Так и есть. В центре комнаты догорали остатки останки пылесоса. На этот раз он перегорел до конца. Вокруг него на полу чернело пятно диаметром метра полтора.
  - Вырубай сеть, а то щас замкнет! - крикнул мне родственник. Я прислушался к его совету. Стало темно. Пылесос мерно потрескивал и испускал искры.
  - Слушай, свечки у тебя есть? - поинтересовался незваный гость.
  - Если только ректальные, - попробовал пошутить я. - И то я не знаю, где они.
  - Сейчас я попробую шнур выдернуть, - родственник явно пытался упорядочить ситуацию.
  Вслед за этими словами снова раздался звук падающего тела и нецензурная брань.
  - Что там у тебя опять? - спросил я.
  - Пылесос, мать его! - процитировал меня родич.
  Я включил рубильник, снова включился свет. В комнате что-то затрещало, оттуда потянуло новой порцией гари.
  - Отключай, блин! - завопило воплощение родной крови. Я отключил.
  - Не, всё, пошли на улицу, - тело протопало мимо меня к выходу. Судя по поступи, оно хромало.
  Я уныло пожал плечами и поплелся следом. Вот это, блин, побыл в одиночестве.
  Светила луна. Родственник привстал на цыпочки, потянулся, сомкнув руки над головой, потом повернулся ко мне и весело предложил:
  - Давай костер жечь. С домом с утра разберемся.
  И мы начали жечь костер.
  - Чего ты сюда приперся? - спросил мой собеседник, когда куча сухого валежника затрещала, занялась огнем и пустила в небо клубы едкого дыма.
  Я ожидал этого вопроса. Что ему ответить? Я ответил как есть.
  - Да любовь несчастная. Раны зализывать приехал.
  - Слушай, так может тебе проституток сюда прислать? Заодно с ними ключик тебе от ворот передам, чтобы девчонки верхом не лезли.
  Родственник, к слову сказать, был чем-то вроде местного олигарха. Он держал несколько торговых точек в окрестных поселениях, но не в родном городе ("Не гадь там, где ешь"), и сбывал населению услуги кабельного телевидения.
  - Не надо мне никаких проституток, - отмахнулся я.
  - А что? Нормально, расслабишься. Хочешь, сразу троих?
  - Да ну тебя, - снова отказался я.
  - Ну, коньяк-то хотя бы будешь? - не унимался он.
  - Коньяк буду.
  Родственник, кряхтя, снова полез через забор, седлать коня.
  Спустя минут пятнадцать он вернулся, уже отперев ворота, с тремя бутылками коньяка.
  -Закусить есть чем? А то я что-то не догадался захватить, - уточнил мой кормилец.
  - Пельмени есть. Замороженные. Пойдет?
  Родственник поцокал языком, потом заглянул в мой пакет:
  - Да-а-а, - протянул он. - Коньяк с пельменями... Что ж, будем жарить на костре.
  Мы всю ночь жарили пельмени на костре, то и дело поправляя огонь за счет окружающей растительности. Когда оная закончилась, мы перешли на старый сарай. Примеривались и к забору, но штакетины держались крепко, не поддаваясь нашим усилиям. Потом мы прыгали через костер, и, кажется, прожгли родственнику джинсы в нескольких местах.
  - Слышь, ты вообще чем сейчас занимаешься? - заплетающимся языком спросил меня родич на исходе второй бутылки.
  - Ну, работаю. На стадионе. Плотником, - с собственным языком я тоже был не в ладах. - Еще играю в группе. На ударных. Нигде пока не выступаем. Типа, вот.
  - Ага, - кивнул головой родственник. - Играешь в нигде не выступающей группе. Очень хорошо. То есть, не густо.
  - Ты что, - я замахал перед его лицом указательным пальцем правой руки, пытаясь показать тем самым всю глубину его заблуждения. - Почему "не густо"? Да многие великие люди с этого начинали.
  Его ответ меня поразил даже учитывая наше с ним состояние. Родственник посмотрел мне прямо в глаза, прищурился, а потом спросил:
  - А ты не думал о том, сколько великих людей этим и заканчивали?
  Я не нашелся, что ответить. Лишь махнул рукой.
  Когда мы допили третью бутылку коньяка, уже начало светать.
  - Отличная пора для рыбалки, - зачем-то пошутил я.
  - Отлично, идем на рыбалку! - родственник вскочил и сразу рухнул в траву.
  Я думал, он захрапит, но его слишком захватила идея рыбалки. Он встал на карачки и в такой позе пополз к дому.
  - Ты куда? - я с трудом повернулся ему вслед.
  - За удочками, - ответил он.
  - Нет удочек.
  - Нет, щас мы найдем удочки, - родич был неумолим.
  - Как хочешь, - ответил я и заснул.
  
  СПОСОБ
  Я это то, что я... Что? То, что я что? То, что я поглощаю в пищу? То, что я думаю? То, что я читаю/смотрю/слушаю? То, что я пишу? То, что меня окружает? Скорость, с которой протекает мой метаболизм? Сам факт наличия у меня метаболизма? Мой разум? Мой IQ? Тема моего университетского диплома? Мое мироощущение, миропонимание, самосознание? Что еще? Все вышеперечисленное, вместе взятое?
  В таком случае следует признать, что я - это кусок холодной пиццы с ветчиной и каперсами; я - это мое внутреннее одиночество; я - это Smog, Varnaline, Mountain Goats и Эллиотт Смит; я - это Дон ДеЛилло, Масахико Симада и Дуглас Коупленд. Я - это мочеиспускание в среднем пять раз в сутки. Я - это около 130. да, я сам знаю, что это не много. Не дебил, но и не гений. А как было бы приятно считать себя гением! Я помню, лет в 10-12 мне это было приятно. Я - это что-то, связанное с экономическим эффектом от внедрения гибких автоматизированных линий на производстве. Я - это аполитичность, нигилизм и временами самоуничижение. Что еще?
  Не очень-то приятно считать себя куском пиццы.
  Я - это четыре стены вокруг (в одной из них - ниша) и дурное настроение. Я - это смятые простыни и небрежно брошенные на постель ключи. Садящаяся батарейка моего плеера. Несколько рубашек. Грязная обувь. Влажные ароматизированные салфетки. Аромат клубники, кажется. Четыре когда-то найденные на морском берегу ракушки. Маленькие, но все равно красивые.
  Арабо-израильские конфликты. Проблемы с самоидентификацией. Плохая память. Неуравновешенность. Неприметная внешность - как любой нормальный сумасшедший, я не испытываю потребности в визуализации своего безумия. Методы дисперсионного анализа - это еще к чему?!
  Энтропия... Я чувствую застой. Чувствую, как энтропия расшатывает мою систему. Чувствую, как истончаются стенки клеток, как сгущается кровь, как обрываются аксоны в мозге.
  Эксцесс жертвы. Обширный инфаркт миокарда с летальным исходом. Попытки самоубийства. Нервные перегрузки. Бесконечные, черт возьми, вооруженные столкновения на Ближнем Востоке. Пешеходные тропинки там, где их быть не должно. Плохая командная игра, особенно в линии нападения. Я - это нереализованные мечты и скрытые желания. Жажда женщины. Триста песен, некоторые - хорошие. Гребаная гора книг и компакт-дисков. Экстенсивное развитие.
  Выброс термальных вод. Сдвиги земной коры вследствие сейсмической активности. Отсутствие предприимчивости. 38 пострадавших: 20 ранено, остальные погибли. Культурные ценности. Расхождения во взглядах. Клиническое испытание нового препарата от птичьего гриппа. Собственно птичий грипп. Война сверхдержав в масштабе муравейника. Повышенное содержание аммиака в водопроводной воде. Нормы ПДК превышены в шесть раз. Возможность все исправить одним взмахом руки. Детские игрушки. Неправильный олимпийский рубль. Юбилейные рубли до 1991 года выпуска. Неспособность расстаться с кучей разных детских воспоминаний.
  Тяжелые наркотики. Серотонин. Асфиксия. Бездействие.
  Я - это дождь за окном, из-за которого я и сижу в номере. Я - это реклама йогурта с фруктами. Инверсионный след в небесах. Мерзнущие ноги. Матти Нюкянен и Бьярте Энген Вик. Радиоактивность. Головная боль. Электробритва, питание только от сети. Пульт дистанционного управления. Северный Ледовитый океан. У жителей Гренландии - датское гражданство. Пневматическое оружие. Отсутствие водительской практики. Аспирин. Парацетамол. Палеонтологические изыскания. Магнитогорский металлургический завод. Фондовый рынок. Нарушение правил в штрафной площади. Liquid Liquid. The Glove. Специфика химической промышленности.
  Радиус действия. Политкорректность. Боль в горле. Служба коротких сообщений. Часовые пояса. Некоммерческий кинематограф. Распределение прибыли. Невозможность левитации и телекинеза. Бойлерная. Мэттью Коуз. Реальность кусается.
  Хочу стать пищевым продуктом. Дыней. Ягодой черникой. Свиным шашлыком. Новой прической. Кричащей майкой. Усталостью от долгого путешествия на автобусе.
  Like cats and dogs. Down on the upside. Lost in translation. Странный секс и лыжи. Странная пища и разрушение. Странный Эл Янкович. Суфле в шоколаде. Сомнамбулизм. Подводные лодки и их катастрофы. Вообще все катастрофы на море. И в воздухе. В пустынях. В снегах. Человеческие трагедии. Распределение нагрузки. Мышечная масса. Ее отсутствие.
  Стереометрия. Идиосинкразия. Стерлитамак. Щипцы для ногтей. Выкидной нож. Smells like teen spirit. Взросление. Предел толерантности пройден. Родите меня назад. Школьные автобусы под прицелом судьбы. Buy a Ford. Валентинки. Метафизика. Мужской пол, женский пол, военные. Кроссворды с фрагментами из журнала "Наука и жизнь". Полиэтиленовые пакеты с ручками. Затем они же, но без ручек. Торговые марки. Voodoo black metal. Хорошее время для рыбалки. Каждый ребенок - немного Колумб. Откуда у ковбоев деньги? Синоптики не врали - сегодня выпал снег. Но лучше бы, черт возьми, они соврали. Под ногами солнца нет. Все было нормально до вторника. Во вторник загрызла тоска. Мне никто не нужен. Ой ли? Вряд ли.
  Мисс Вселенная. Декомпрессия. Воздушный колокол. Римские каникулы. Кевин Спейси. Ground Zero. Остервенение. "Я, кажется, начинаю по тебе скучать, что меня немного пугает". Электрогитара. Ковбойская шляпа. Все альбомы Nada Surf. Если бы я был женщиной. Я - женщина. Снова вряд ли. Способ. Военная база Гуантанамо. А как же аполитичность? Масс-медиа. Рональд Макдональд должен умереть, причем чем раньше - тем лучше.
  Батисфера. Асимптота. Дефлорация. Маниакально-депрессивный психоз. Кататонический криз. Centro-Matic. Не могли бы Вы закрыть окно? Инструкции на украинском языке. Бифидобактерии. Профанация. Fast Forward. Астрофизика. Крабовидная туманность. Ведические религии. Триангуляция. Князья Хаоса. Феррари Тестаросса. Терменвокс. Эван Дандо нойза? Торсионные поля. Порнографическое видео.
  Арманд Хаммер. "Таким, как я, здесь не место". Улица Гагарина. Популярная стоматология. Стены с ушами. Трепанация черепа. Газообразные люди, заполняющие собой весь предоставленный им объем. Два "КамАЗа" с брюквой, идущие по встречной полосе.
  Все это - я? Где же во всей этой белиберде действительно я? Неужели я - это неврастенический набор ничем не связанных образов, символов? Лишенное структуры и смысла броуновское движение детских реминисценций и сиюминутных желаний? Артефакты сознания, словно на цифровой фотографии замазанные программой сжатия? Киноповесть, чьей-то злой волей превратившаяся в рваную последовательность монтажных стыков?
  
  СТО БАКСОВ
  Проснулся я днем, часы показывали полвторого дня. Родственника след простыл, я валялся в доме, на диване. Во рту было погано, очень хотелось есть.
  Я вышел на улицу. Возле забора в одуванчиках валялся велосипед. Я поднял его и отвел за дом, прислонил к стене. Двор за домом напоминал пепелище древнего города. Как мы умудрились не спалить сарай целиком - ума не приложу. Тут я вспомнил про пылесос и поплелся обратно в дом. Чертыхаясь, я выволок на улицу эту воняющую рухлядь и выбросил в кусты. Нашел там полпачки слипшихся пельменей. Сварил их на плите и съел.
  На душе было муторно. Словно я искал одно, а нашел совсем другое, и не могу понять, зачем оно мне надо. Я снова пошел в магазин, купил мяса, развел костер и начал жарить мясо на костре. До этого в доме я нашел начатую пачку соли, поэтому, когда мясо стало казаться готовым, я сходил за солью, а потом вытащил мясо из огня и стал его грызть, периодически макая в соль. На вкус это было ужасно.
  Я проклинал свою неспособность к самостоятельной жизни, когда за спиной у меня скрипнула калитка. Я обернулся. Между улицей и частной (моей) собственностью стояла давешняя девчонка в черном. Из автобуса.
  - Привет, - сказала она. - Можно?
  Я махнул рукой, типа, заходи.
  - Простите за любопытство, - начала она, приблизившись. - Но в этом доме никто никогда не жил. У нас про него только страшилки ходили. Знаете, вроде как по ночам тут вампиры собираются, или типа того.
  Она улыбнулась.
  - Ну, вот я увидела, что тут кто-то есть, и решилась посмотреть. Ничего?
  - Ничего, - ответил я. - Только не называй меня на "вы". Меня от этого... - я замолчал, подыскивая нужное слово. - Не знаю, хреново мне от этого как-то.
  - Ладно, - кивнула она. - Можно присесть?
  Я подвинулся на лавке, освобождая ей место. Она уселась рядом.
  Мы молчали.
  - Слушай, а ты кто вообще? Ты здесь живешь, или... или как? - девчонку явно терзало любопытство.
  - Ну, вообще-то я здесь не живу. И никто здесь не живет. А дом - моих родителей, - ответил я чистую правду. - Никакой романтики.
  - Да, - кивнула она. - Никакой романтики. Здесь ни в ком никакой романтики нет. Думала, может, в этом месте хоть какая-то есть, а оказалось, и здесь нет.
  Весь ее вид говорил: ну, кинь мне хоть какую-то кость, хоть чем-нибудь покажи, что я ошибаюсь, дай надежду. Я не знал, чем ей помочь, да и не очень-то хотелось. Что общего у меня может быть с малолетней фанаткой отечественного псевдопанка? Уж она-то мне тут точно не нужна. Но девица явно не собиралась уходить.
  - А ты раньше здесь жил? - спросила она.
  Я кивнул.
  - А потом уехал?
  Снова кивок.
  - А куда?
  Тут кивком не обойдешься. Я сказал ей, куда.
  - Круто, - присвистнула она. - Вот бы мне куда-нибудь отсюда уехать. Так достала эта провинциальная действительность. Сплю и вижу, что вот окончу лицей и свалю отсюда, только меня и видели. Терпеть все это не могу. Все одинаковые. У всех одно и то же. Одни старики, алкаши и ровеснички мои, имбецилы.
  Мы еще помолчали.
  - Что-то вид у тебя не очень, - ни с того ни с сего спросила она.
  - Пил, - односложно ответил я. Затем помолчал с полминуты и продолжил: - У меня тут родственничек один коньяком богат. Вчера иссушали его запасы.
  - Что за родственник?
  - Да кабельным местным заведует.
  - Кабельным? - присвистнула девчонка. - Знаю. Я у него ворую. Он меня каждый месяц отключает, а я снова подрубаюсь. Музыку люблю.
  - Что-то конкретное любишь? - на всякий случай спросил я. Чисто так, разговор поддержать. Ее ответ меня удивил:
  - Я точно не знаю. У меня такое ощущение, что мне нравится что-то, что я еще не слышала. По крайней мере, то, что я слышала, мне не нравится. Вот я с кабельного часами музыку записываю. Любую. Там, немецкие каналы, итальянские. Что угодно, лишь бы не то, что остальные слушают. Вдруг да попадется что-нибудь. Здесь панки одни. Фу, меня от них тошнит, - она передернула плечами, как будто ее и вправду затошнило.
  Я начал потихоньку проникаться симпатией к своей собеседнице.
  - А как же "Король и шут"? - уточнил я.
  Она повернулась ко мне всем телом:
  - Заметил, да? Если я не буду этот долбаный рюкзак носить, меня бить будут каждый день, понял? Я плохо переношу боль.
  Она отвернулась, покачала головой и продолжила:
  - Я уговорила родителей, чтобы меня отдали в лицей, в другой город, думала, хоть там что-то другое будет, а там то же самое. Я вот думаю, может быть, везде одно и то же? Куда не убегай, там тебя ждет то же самое? Ты думаешь, что убегаешь, а все время возвращаешься к одному и тому же? А? Вот там, где ты живешь, тоже так?
  Я помотал головой:
  - Понимаешь, мне вроде как повезло. Я нашел людей, думающих на одной волне со мной. А так, ну, наверное, ты права. Не хотелось бы разбивать твои иллюзии...
  - Жаль, - просто сказала она и замолчала.
  - Слушай, а сколько тебе лет? - теперь уже я повернулся к ней.
  - А что? - она ответила вопросом на вопрос.
  - Да уж больно у тебя фразеология, - я запнулся. - Недетская.
  - Шестнадцать лет. Моложе выгляжу потому, что не пью. Ну, и еще не парюсь своими поступками. Читаю много. Я официально дура.
  - То есть? - не понял я.
  - Ну, в дурдоме я лежала. Три дня. Мне теперь все можно.
  - Что это за срок такой, три дня? - поинтересовался я. Девчонка-то оказалась совсем не простой. Заинтересовала она меня, что и говорить.
  - Обычный срок. У мамашки знакомый психолог есть, он меня типа обследовал, по тестам всяким гонял. А потом сказал, что меня на люди выпускать нельзя. И желательно лечить. Ну, я легла в дурдом, думала, хоть какое-то развлечение. А там тоска полная, идиоты одни, в том числе и врачи. И таблетки, от которых реально дуреешь. Я пролежала там три дня, а потом поняла, что если не свалю оттуда, то и вправду дурой стану, уже не вылечишь. Пошла к доктору, говорю ему, выпускайте меня отсюда, надоело. А у них уже бумажки специальные заготовлены, отказы. Все заполнено, надо только фамилию свою подставить. Типа, я, такая-сякая, от предложенного мне лечения отказываюсь. Подпись и гуляй. Пока лежала там, пыталась стихи сочинять, но под таблетками какое там насочиняешь... - она махнула рукой, после чего резко сменила тему. - А ты сколько здесь не жил?
  - Десять лет, - ответил я.
  - Ой, мамочки, ни фига себе! Десять лет! А что ж вернулся? Коньяк пить?
  Я укоризненно посмотрел на нее, а потом подумал: а какого черта, собственно? И все ей рассказал. Совершенно незнакомому человеку выложил свою историю добровольного изгнания. Она внимательно выслушала меня, склонив голову набок.
  - Так, - произнесла девчонка после продолжительного молчания. - Ты должен ей рассказать о своих чувствах. О ВСЕХ своих чувствах, понимаешь? Во-первых, это сразу перестанет быть только твоей проблемой. Во-вторых, ты не должен решать за нее. С чего ты взял, что у тебя нет шансов? Она тебе об этом сказала? Нет. Я открою тебе один секрет: любой женщине нравится нравиться. Даже мне, - она усмехнулась. - Чаще всего даже не имеет значения, кому именно она нравится, важен сам факт. Так что сразу тебя никто не пошлет, особенно если, как ты говоришь, у нее интеллигентный образ поведения.
  - Откуда ты такая умная взялась на мою голову? - я, честно говоря, не ожидал, что малолетняя пигалица возьмется учить меня жизни.
  - Так, сам мне все рассказал, поэтому молчи и слушай. Все понял? Вот если ты ей этого не расскажешь, тогда точно будешь дураком. Всегда лучше внести определенность. Надо хотя бы постучать в дверь, чтобы тебе открыли. Если не будешь стучать, никто тебе не откроет. Вдруг она не представляет, что с тобой творится? Может, она думает, что тебе плевать? Так объясни ей.
  Я кивнул головой в знак того, что нахожу в ее словах какой-то смысл.
  - У тебя вода есть? - она опять сменила тему.
  - Сейчас из дома принесу, - я встал со скамейки, она тоже вскочила и пошла за мной.
  - Господи, ну и бардак у тебя тут! - это все, что она смогла сказать внутри. - И воняет ужасно.
  - Еще бы, тут десять лет никто не жил, - попытался я оправдать это пыльное царство. Надо заметить, что пыль, которую я вчера, как мне казалось, смел, вновь уселась на все горизонтальные поверхности. - А воняет потому, что пылесос у меня вчера сгорел. Я его из розетки забыл выдернуть, а он старый был, сломанный уже давно.
  За следующие полтора часа моя черноволосая гостья привела это жилище во вполне божеский вид. Я удивленно крутил головой: вроде бы, она выполняла те же действия, что и я, но толку от них было гораздо больше. Но в доме, даже чистом, невозможно было находиться из-за вони. Запах паленой пластмассы наотрез отказывался покидать насиженное место. Как же я тут спал? Я поднес левую руку к носу и сделал глубокий вдох. Так и есть: от меня тоже воняло. Мы вышли на свежий воздух.
  Опять начало темнеть.
  Да, совсем забыл, она же еще и поесть приготовила, так что на улицу мы вышли с тарелками. Опять уселись на лавку и начали есть. Настрой на беседу как-то сам собой испарился, я сидел и не знал что сказать. Точнее, я понимал, что мог бы многое ей рассказать, но совершенно не знал, с чего бы я мог начать. Судя по всему, она испытывала сходные проблемы. Так вот и сидели молча.
  Я подумал: а где же мой родственничек? Помнится, он на рыбалку собирался. Человеку сорок лет, а он такой легкий на подъем. Для такого возраста не знаешь, благо это или нет. Пока я думал об этом, родственник явился пред наши очи.
  - Ага, уже подружку себе нашел, - весело сказал он. Выглядел он так, как будто всю предыдущую ночь спокойно спал в постели, а не прыгал через костер. - Ты учти, она ворюга! Она у тебя дом этот сопрет, только отвернись! А, Катька? Я когда-нибудь устану тебя предупреждать!
  Девчонка потупилась. Катька, значит.
  - Ну, что ты к ней пристал? - я решил встать на защиту униженных и оскорбленных. - От тебя не убудет.
  - А ты в мой карман не лезь, - он подошел ближе, взял с моей тарелки кусок мяса, запихнул его в рот и начал жевать. - Мне деньги с трудом даются.
  - Да ну тебя с твоим карманом, - отмахнулся я. - А от девчонки отстань.
  - Ага, чтоб она все своим подружкам рассказала, что у меня деньги тырить можно?
  - Во-первых, не деньги, а телевидение. Что, согласись, не одно и то же. А во-вторых, нет у нее подружек, - я твердо стоял на своем.
  Катька вяло кивнула, подтверждая мои слова.
  - Спелись, блин, - родственник дожевал мясо, его речь полилась чище. - Ну-ка, подвиньтесь.
  И он уселся рядом с нами.
  - Я, кажется, велик утопил, - в этом городе что, все так перескакивают с одного на другое?
  - Это как? - переспросил я.
  - Ну, утром я тебя в дом затащил, а сам на рыбалку поехал. Заехал еще к себе за удочками, а потом в овраги поехал. Ни хрена не поймал, не помню, как домой добрался. Заснул. А проснулся, смотрю: велика нет. Жалко, блин, только ж ведь купил. Новый совсем. А ты чего ржешь?
  Я и вправду ржал как больной. Катька удивленно смотрела на меня.
  - Не, - я пытался говорить сквозь смех, получалось не очень. - Я все понимаю. Рыбалка! Овраги! Я только одного не могу понять: на чем ты ехал на рыбалку, если велик твой все это время здесь под забором валялся? А?
  Я никак не мог унять хохот, а через минуту мы уже все втроем держались за животы. Смеялись как сумасшедшие. Как дети.
  Родственник чуть целоваться не полез с велосипедом, когда вновь его увидел.
  - Не, а на чем же я действительно ехал? Помню ведь, что не пешком шел, - он удивленно крутил головой. К слову сказать, это так и осталось тайной.
  - Я чего зашел-то, - сказал он, когда мы снова уселись на лавку. - Уезжаю я. В дом отдыха. Прямо сейчас. Ключи тебе занес от квартиры. Поживи там, если хочешь. Тут у тебя ни черта нет. А там у меня хотя бы холодильник едой всякой забит. Тебе на месяц хватит. Если деньги понадобятся - возьмешь. Только немного.
  И протянул мне ключи. Откуда в наше время такие люди берутся?
  - Смотри только, не потеряй. Это единственный комплект. Остальные я уже потерял.
  - А чего ты себе дубликат не сделаешь? - поинтересовался я.
  - Да ну. Так интереснее, - ответил родственник. - Вот потеряю, тогда замок себе новый поставлю. Или дверь новую.
  Вскоре он ушел, на прощание попросив беречь велосипед. К тому времени стемнело окончательно.
  - Мне домой пора, - спрыгнув со скамейки, сказала Катька.
  Помолчала немного и добавила:
  - Если хочешь, я могу остаться.
  Я отчаянно замотал головой. То родственник со своими проститутками, то эта...
  - Ты не думай, - сказала она. - Я уже трахалась. Я взрослая. Сейчас половое созревание рано наступает.
  Я мог только удивляться такой странной и смешной наивности.
  - Нет, не надо. Если хочешь, оставайся здесь, а я к родственнику пойду. Блин, хотя здесь вонища...
  Я не знал что делать. В итоге мы вдвоем пошли на квартиру моего сородича и всю ночь смотрели кабельные музыкальные каналы.
  
  СПОСОБ
  Я привык измерять время и расстояние в универсальных единицах: вэзэстарах. Если очень грустно, то в тупьюрах. К примеру: дойти до работы - три вэзэстара (почти пять тупьюров). Доехать на троллейбусе до вокзала на другой конец города - около девяти вэзэстаров. Несмотря на то, что вэзэстары - это продукт отнюдь не с приставкой "инди" (в отличие от тупьюров), я предпочитаю использовать именно их. Немного оправдывает меня то, что последний альбом Ash пользуются гораздо меньшей популярностью по сравнению их с первыми работами. Вообще-то моя любимая группа - Hood, но у этих ребят не так-то много песен, которые можно напевать без достаточной на то причины.
  Моя вынужденная изоляция привела меня к одному не очень радостному заключению - мне практически нечего сказать этому миру. Не то, чтобы совсем ничего, но достаточно мало для того, чтобы можно было гордиться своими намерениями в плане развития своей личности и дальнейших свершений. За все это время я не открыл ничего нового, у меня не возникло ни одной мысли, которую я мог бы вынести потом с собой в реальный мир (а я не сомневаюсь, что я вернусь в него). Это меня пугает. Если окажется, что я ничем другим не отличаюсь от большинства людей, населяющих планету Земля, кроме как самим желанием отличаться, мне нечего будет делать, когда я вернусь. Мои друзья считают меня умным, эрудированным и оригинальным. Но я не умный, возможно, эрудированный, но уж точно не оригинальный. Сознавать это довольно прискорбно, но сознаю я это очень четко. Кому сейчас есть дело до того, что я знаю, что такое "категорическиый силлогизм", слышал "симфонию для вертолетов" Карлхайнца Штокхаузена и собрал полное собрание сочинений Дугласа Коупленда? Вот именно, даже мне самому сейчас все это душу как-то не греет. Так ли уж это важно, что кто-то решает тесты по IQ с результатом 148, а кто-то - 114? Так ли сильно различаются люди, один из которых смотрит Вонга Кар-вая, а второй - вечерние сериалы по телевидению? Если никто из них не приносит в этот мир ничего нового - они приблизительно равны. Другими словами, истинная ценность человека (опять же - для чего? общества? истории? жизни в целом?) определяется никак не его интересами и пристрастиями, а исключительно его способностью добавить что-то новое в картину мира, что-то, о чем никто до его появления не подозревал. Я - явно не такой человек. Казалось бы, когда, как не сейчас, я мог бы задуматься о собственном будущем - время же есть. Однако ничего подобного не происходит. Я просто лежу и напеваю "My Kind of Soldier" - одну из моих любимых песен Guided By Voices. Замечено, что если песню пропеть про себя раз этак триста - она перестает быть любимой. Чувствуется, что "My Kind of Soldier" уже вплотную приближается к этому рубежу. Если бы я никак не демонстрировал окружающим собственную исключительность с младшего школьного возраста - это было бы простительно. Напевание песен тоже ведь можно считать определенной жизненной позицией. Но мне-то всегда самому казалось, что я предназначен для чего-то большего, что у меня есть своя жизненная цель, своя миссия, отличная от выяснения параллелей и различий в музыкальном развитии групп Sloan и Superchunk. Видимо, я ошибался.
  Хотя, с другой стороны, надо быть довольным моментом. Лежу спокойно, никого не трогаю, меня почти никто не трогает, и, насколько я могу судить по реакции врачей, внутренние процессы, протекающие в моем теле и моей голове, в последнее время активизировались. Так что теперь я знаю, чем мне заняться. Я должен работать над составлением плана, как мне покинуть эту больничную палату как можно более незаметно. Если поначалу вокруг меня здесь крутилась милиция - значит, мое пробуждение, возможно, тоже их заинтересует. А мне этого совсем не хотелось бы.
  Лучше прекратим мучить действительно, все-таки, хорошую песню и добавим парочку вэзэстаров...
  
  СТО БАКСОВ
  Я удивленно крутил головой и думал о том, что я здесь делаю. Нет, конечно, идея проведать моего единственного местного приятеля с самого начала не предвещала ничего хорошего. Слишком уж много времени прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Слишком много всякого могло здесь случиться за это время. Вообще, мой родной городишко - не лучшее место для становления и развития разносторонней личности. Мой приятель мог не узнать меня, а мог и по морде дать - кто знает... И какой черт меня все-таки дернул податься к нему, да еще и Катьку с собой прихватить? Наверное, что-то вроде стремления платить долги. Расстались мы не очень хорошо и, скорее всего, по моей вине. Так что я ни с того ни с сего решил навестить старого знакомого в компании со знакомой новой. Черт возьми, откуда я мог знать, что там у него творится?
  Не сказать, чтобы я сильно волновался, нажимая на кнопку звонка. Все-таки если приятель съехал, или если он не будет рад моему появлению - невелика потеря. Как-то же я обходился без него все последние годы. Поэтому просто подошел, нажал, подождал, пока откроют. Открыть не замедлили.
  - Здорово, - просто сказал мой приятель. - Заходи.
  Я и зашел. В нос ударил такой тяжелый запах сигаретного дыма сильнейшей концентрации, к которому примешивался заметный едкий аромат травки, что я еле на ногах удержался. Катька несмело притиралась сзади. Я, конечно, много чего ожидал увидеть, но только не того, что увидел в реальности. Сколько я его помню, приятель всегда был нелюдимым. Увидеть его в компании более трех человек было практически невозможно. К тому же, он был, что называется, примерным. Родителей слушался. Школу не прогуливал. Уроки учил. С девочками не заигрывал. А тут такое...
  В комнате находилось человек семь. Еще несколько - я заметил - было на кухне. Дверь во вторую комнату была закрыта, из-за нее доносились характерные звуки животного секса. Присутствующие в той комнате, куда вошли мы с Катькой, занимались множеством вещей: курили, пили кто пиво, кто водку, а кто и то, и другое, смотрели порнографию и похабно комментировали происходящее на экране. Не то, чтобы я был против порнографии. Совсем нет. Конкретный ее образец был весьма неплох: качественная картинка, красивые женщины, хорошая съемка. При других обстоятельствах я бы с радостью посмотрел дальше. Сейчас же меня просто затошнило. Катька затравленно озиралась за моей спиной. Я чувствовал ее немой вопрос: "Куда это ты меня притащил?"
  Всем присутствующим было на вид лет по пятнадцать, не больше. На наше появление никто не отреагировал. Мой приятель прошествовал до единственной свободной табуретки и уселся. Нам сидячих мест не нашлось. Я подошел к хозяину квартиры и, наклонившись к нему, спросил:
  - Что это у тебя тут происходит?
  - Да ничего, - пожал тот плечами. - Люблю смотреть, как народ веселится. Сам не умею, а смотреть люблю.
  - Ты считаешь, это он веселится? - попробовал уточнить я.
  - Кто? - не понял он.
  - Народ.
  - Ну, да. Веселится. Ты что, сам не видишь?
  Теперь настала моя очередь пожать плечами:
  - Не знаю. Это ж отморозки какие-то малолетние.
  Приятель уставился на меня в упор, его взгляд был пуст как у наркомана со стажем:
  - Что есть - тем и пользуюсь.
  Я сделал вид, что понял, и кивнул. Что еще спросить - я не знал. Мы с Катькой были здесь лишними как майки от Tommy Hilfiger на светском рауте со смокингами. Уже можно было уходить, но я не мог решить, как это сделать. Просто развернуться и уйти? Сказать самому себе, что прошлого не вернуть и прежних дружеских связей не воскресить? Я так и стоял согнувшись, в недоумении. Катька застыла в дверях и смотрела на меня, часто моргая. Ее слезящиеся глаза умоляли меня побыстрее убраться отсюда. Я кивнул ей, выпрямился, и мы убрались.
  Мы уже прошли один лестничный пролет, когда сзади хлопнула дверь.
  - Эй, - раздался чей-то голос. - Постойте. Подождите. Ну, тормозните, что ли, я шнурки не завязал.
  Мы остановились, нас догнал какой-то парень, чье лицо мне показалось смутно знакомым. Он выглядел нормальным и был явно старше, чем остальные посетители "вечеров с кинофильмами" у моего теперь уже точно бывшего приятеля.
  - Привет, - сказал он. - Вообще-то мы с тобой знакомы, но не пересекались. Я уж и не ожидал здесь увидеть никого вменяемого. Одни, как ты правильно выразился, отморозки малолетние.
  Он обернулся к Катьке, сделал жест словно снимает шляпу и добавил:
  - Прошу прощения у всех присутствующих, кто не дотягивает до нашего прискорбно старческого возраста, за эпитет "малолетние".
  Катька улыбнулась - парень вещал как по писаному. Я припомнил, что мы вроде как в школьные годы ходили вместе на один учебно-производственный комбинат, сокращенно УПК. Как его зовут, я не имел ни малейшего понятия.
  - Я тут совершенно случайно. У меня своего рода квест. Пытаюсь восстановить старые порванные связи. Здесь хотел вот одну подновить - не вышло. Все в упадке. Бывший друг погряз в пороке как Калигула.
  Я слегка улыбнулся - забавное совпадение, я ведь здесь был тоже как бы по тому же вопросу. Тем временем мы вышли из подъезда, и перед нами встала проблема - куда идти дальше. Парень предложил выпить пива, мы не отказались. В ближайшем киоске мы купили три бутылки - две по пол-литра и одну 0,33 л. для Катьки.
  - Да, - сообщил нам парень, сделав первый глоток. - Периодически в моей жизни были моменты, когда без спиртовой составляющей рассогласование между личными устремлениями и окружающей действительностью достигало критических размеров.
  - Ты что, писатель? - спросила парня Катька.
  - Нет, - ответил тот. - Меня и болтуном назвать сложно.
  - Тут я с тобой не соглашусь, - присоединился к разговору я. Парень усмехнулся.
  Я как присоединился к разговору - так же и заткнулся. О чем нам было говорить? Мы втроем медленно продвигались в сторону городского парка - когда-то его окружала стена, местами дощатая, местами кирпичная. Теперь от нее уже ничего не осталось, только местами торчали из земли ржавые огрызки рельс, некогда выполнявших функцию несущих элементов конструкции. Углубляться в парк мы не стали: уже стало совсем темно, а на весь парк не было видно ни одного фонаря. Тем временем наше пиво подошло к концу, но беседа, так бодро начавшаяся, не торопилась продолжаться. Я глубоко вдохнул и спросил его:
  - А ты где сейчас обретаешься?
  Он ответил, затем спросил меня о том же. Я тоже ответил. Вслед за этим пошло повеселее. Потихоньку мы разговорились о том, о сем, естественно, затронули музыку (универсальный инструмент выяснения, насколько незнакомый человек может быть близко отнесен к "своим"). Этот товарищ оказался "своим" по полной программе. Мы купили еще по пиву, а потом - и еще.
  - Нет, вы понимаете, в конечном итоге-то не Nirvana, а Alice in Chains и Smashing Pumpkins определили звучание рок-музыки на десятилетие вперед, - наш новый знакомый излагал свою точку зрения на состояние современной музыкальной индустрии.
  - Не рок-музыки, а корпоративного рока, - не соглашался я с ним. - Sonic Youth и Sebadoh внесли не меньший вклад, просто этот вклад оказался незамеченным, поскольку они оказали влияние на тех, на кого надо. А не на Creed какой-нибудь.
  Катька молчала, только весело смотрела на нас.
  Потом мы еще немного поспорили насчет Pearl Jam. А после втроем приперлись на квартиру моего родственника, где и решили наутро пойти в овраги.
  
  СПОСОБ
  У меня есть серьезнейшие претензии к обществу в целом и к отдельным его представителям в частности.
  Есть такая ужасная штука - общественное мнение. Или коллективный разум - называйте как хотите. Эта сволочь устроена таким образом, что, что бы вы ни делали, - подумают о вас обязательно хуже. К примеру, есть ряд людей, передающих друг другу некую информацию. Первый говорит: "Я предпочитаю знакомиться с женщинами крупнее себя". Уверяю вас, уже вторая или третья по счету фраза будет такой: "Он любит трахать здоровых жирных баб". А вскорости дойдет до чего-то вроде: "Он - геронтофил". Так уж устроено. И никто не обратит никакого внимания, что первый из говорящих - человек ростом метр шестьдесят пять сантиметров и весом 55 килограмм.
  Мне противно сознавать, насколько наш разум, разум отдельно взятого среднестатистического жителя планеты Земля, зависит от общественного мнения. "Это считается неприличным". "Говорят, что там плохо". "Не делай этого, тебя будут считать больным (хулиганом, придурком, педиком - нужное подчеркнуть)". Если бы я был социально состоявшимся индивидуумом, я бы тоже так думал и поступал бы в соответствии с подобными императивами. Точнее, наоборот - если бы еще в детстве мой мозг замусорили этой дрянью, я казался бы гораздо более адекватным человеком. Адекватным нормам общественной морали. Как же здорово, что я с детства был придурком!
  Я питаю жгучую ненависть по отношению к медиа-технологиям и маркетингу. Термины вроде "фокус-группа", "таргет-аудитория" или "электорат" убивают личность, заслоняют саму ценность отдельно взятой личности в человеческом обществе, лишают человека права иметь собственное "я". А я не хочу быть никакой аудиторией, я хочу быть Личностью. Моё "я" ценно. Ценно для меня. Ценно для окружающих меня близких людей, с которыми я хочу делить свою личность, и ни черта не стоит для тех, которых я к своей душе не подпущу на километр.
  Я терпеть не могу все эти идиотские фразы: "В меня ударила молния, и внутри меня произошла переоценка ценностей". Или: "Мне сказали, что я болен раком, и я понял, что всю свою жизнь я потратил зря". Или: "Я три месяца провел в коме, и когда вышел из нее - стал другим человеком". Если для осознания немудреного факта никчемности собственного существования человеку требуется падение бетонного блока на голову - с человеком что-то не так. Мне так кажется. По крайней мере,
  а) я не знаю, сколько времени я провел в коме;
  б) во мне не произошло никакой переоценки ценностей;
  в) я не стал другим человеком.
  Более того, я даже не задумывался о необходимости стать другим человеком.
  Еще больше, чем все вышеперечисленное, я ненавижу самоучители по психокоррекции, все эти учебники о том, как убить свою личность и заменить ее тем нечто, которое будет гораздо лучше перевариваться окружающей толпой. От развернутых названий типа "Как Стать Позитивным, Полюбить Животных И Научиться Заводить Друзей" меня тянет засунуть голову в унитаз. Как бы мне ни было тяжело жить таким, какой я есть, я ничего не собираюсь в себе менять. И не соберусь, даже если в меня ударит молния. Кто знает, какие механизмы были задействованы в длительном и мучительном превращении обычного набора хромосом сначала в тихого и незаметного малыша, потом в нелюдимого подростка, а затем в странного, немного пугающего молодого человека? Сколько случайностей привело к тому, что моя личность сформировалась именно так, а не иначе? И с какого черта я должен перечеркнуть все 26 лет собственного развития с помощью прочтения и применения на практике книжонки какого-то верхогляда, который знать не знает, кто я такой, и что я из себя представляю? Ради того, чтобы мне было легче кадрить девчонок? Ради того, чтобы мои коллеги не вздыхали спокойно после того, как я уйду домой с работы? Ради того, чтобы мои родители смотрели на меня и умилялись: "Подумать только, какой у нас замечательный мальчик! Такой симпатичный, такой уверенный!" Сами понимаете - для меня ответ очевиден. И ответ этот не проистекает из того, что я ощущаю собственную исключительность.
  Вообще-то, я считаю, что каждый человек может и должен ощущать собственную исключительность и неповторимость.
  ПИЛОТ
  Вчера я снова вышел на работу. Честно говоря, уже успел призабыть как это делается. Поэтому прилично опоздал.
  Вчера Лэйзи не пришла домой ночевать. Но сегодня, когда еще не было 10 утра, она приехала ко мне на работу - кстати, не припоминаю, чтобы я когда-либо называл ей адрес конторы, в которой я отбываю трудовую повинность - и сообщила, что ночевала у родителей. Я был удивлен. Нет, конечно, периодически каждый из нас входит в контакт с родными, но чтобы проводить в кругу семьи сколько-нибудь значительное время... Ну, максимум пару-тройку часов.
  Лэйзи для нашей компании открыл я.
  Я помню этот момент словно он был вчера.
  
  Я сижу на диване дома у институтского приятеля - не очень близкого. За конспектами какими-то пришел. Вообще у меня было полно приятелей - но друзей было мало. Это было начало июня, последняя институтская сессия, дальше только диплом. Приятель копается в письменном столе, ищет для меня эти самые конспекты. Я, скучая, верчу башкой по сторонам. Смотрю на книжные полки, на домашний кинотеатр, на видеокассеты - DVD-диски тогда еще были не в ходу. К слову, и домашние кинотеатры были редкостью, поэтому я так этот экземпляр и рассматриваю. По сегодняшнему дню это, конечно, уже полное старье, хлам. Где сейчас найдешь видеоблок с VHS-кассетами? Конспекты не находятся, время идет. Но мне все равно - я никуда не тороплюсь, времени у меня достаточно. Приятель сквозь зубы матерится, едва ли не всем телом залезая в недра стола.
  И вдруг я слышу, как из другой комнаты раздается пение. Женский голос старательно выводит мелодию "Condemnation" Depeche Mode. Feel elation... - ну, и так далее. Голос сражает меня наповал - что-то среднее между Таней Донелли и Мэри Лорсон. Может быть, еще чуточку Нины Гордон. Я очарован. Всё, с этого момента меня уже не интересуют никакие конспекты. А спустя пару мгновений в комнату вплывает и сама обладательница ангельских вокальных данных. И столь же ангельских внешних.
  - Здрасьте, - сказал я. - Девушка, а вы...
  Она не дает мне продолжить. Правда, я и сам не знал, как продолжать. Откровенно говоря, я проглотил язык.
  - Лёш, - говорит девушка, обращаясь к хозяину квартиры. - Я пошла.
  Мой приятель оборачивается, выпрямляется, и, улыбнувшись, спрашивает:
  - Куда ты собралась, прогуляться или как?
  - Нет, я совсем собралась, - тоже улыбаясь, отвечает она. - Вещи свои я собрала. Пока.
  И уходит. Хлопает входная дверь. Лицо моего приятеля старательно изображает ошеломление. Я понимаю, что происходит нечто нестандартное.
  - Это что, - спрашиваю я. - За явление Христа народу?
  - Не, - отвечает приятель, медленно приходя в сознание. - Это не заявление Христа. Это кошка. Кошка, которая гуляет сама по себе. Звать Наташка. И, кажется, она ушла. Тебе не нужна кошечка? - кажется, его начинает нести. - Беленькая такая, пушистая. Только что не в цветочек... Давай с конспектами потом как-нибудь, а? - он всхлипывает.
  - Давай, - говорю я и вскакиваю с дивана.
  
  Догнал я ее в двух кварталах выше по проспекту. Я не знал, в какую сторону она пошла, поэтому бросился наугад. Бежал бегом. Направление угадал - кто скажет, что судьбы не существует?! Лично я уверен, что существует. От осознания того, что судьба на моей стороне, я почувствовал себя увереннее.
  - Девушка, - закричал я ей в спину, когда уже почти догнал ее. - Девушка, ну, погодите секундочку, я ж устал!
  Она остановилась, обернулась, сдвинула солнцезащитные очки на лоб и с улыбкой произнесла:
  - Наверное, не стоило так себя гонять.
  - Я почему-то уверен, что стоило, - парировал я. - Наташ, давай я тебе хотя бы сумку помогу нести. Куда бы ты ни шла.
  Сумка у нее и впрямь была внушительных размеров.
  - Уже знаешь, как меня зовут?
  - Леха сказал, - я выхватил сумку из ее рук и двинулся вперед. Она последовала за мной, не отставая, хотя шаг у меня довольно быстрый. - Так и назвал тебя: кошка звать Наташка. С чего бы это он так? Кстати, по-моему, он расстроился. Стоит сейчас посреди комнаты и даже, кажется, хнычет. Давай я тебя кофе угощу? Хорошим, настоящим кофе.
  Как оказалось впоследствии, предложив ей именно кофе, я попал в яблочко. Этот напиток она предпочитала всем остальным, причем отрыв его от конкурентов был огромным.
  В то время я был небедным студентом. Будучи на иждивении у родителей, я получал от них немаленькие суммы на карманные расходы, ибо чадо свое родители любили, и были по природе своей людьми нежадными. Вследствие этого я имел возможность посещать различные пункты питания и неплохо представлял себе, какой из них каким блюдом может гордиться. Поэтому я увлек девушку именно в то заведение, которое, по моему мнению, могло гордиться качеством готовящегося там кофе.
  Здесь надо сделать небольшое отступление. Несмотря на то, что Лэйзи на редкость привлекательная девушка, если не сказать больше, я искал с ней знакомства отнюдь не для того, чтобы завести интимные отношения. Честно говоря, даже мысли такой не проскочило. Все решил ее голос. Дело в том, что мы со Способом из всех искусств всегда предпочитали музыку.
  
  ЛЭЙЗИ
  Не знаю, с чего меня вдруг потянуло в семью. Так бывает. Кстати, слово "семья" сколько себя помню я всегда произносила с ударением на первый слог. Не знаю, почему. Даже учителя русского языка в школе не смогли убить эту мою привычку, настолько она оказалась живучей.
  Мои предки живут на другом конце города. Там же живет моя младшая сестра Анечка. Я очень соскучилась по родителям, а уж как соскучилась по Анечке - словами не передать! У нас сестренкой всегда были замечательные отношения. Несмотря на то, что она на пять лет младше меня, порой у меня возникает ощущение, что это она - старшая сестра. Она совсем на меня не похожа. Нет, внешне-то мы почти как две капли воды, даже ровесницами выглядим, но внутри она совсем не такая, как я. И это очень хорошо.
  Анечка семейный человек, она продолжает жить с родителями, хотя я в ее возрасте уже жила отдельно. Помимо этого, она встречается с одним парнем больше двух лет. Кажется, они даже собираются пожениться в ближайшем будущем. А я дольше месяца ни с кем не встречалась - характер такой. Сестренка знает, как я живу, но родителям ничего не говорит. Да мы вообще всем друг с другом делимся. Мои рассказы для нее - как истории из другого мира. Каждый раз, когда мы видимся, она требует от меня новых подробностей о моих друзьях, словно новых серий мыльной оперы. Я не отказываю ей в этом. Я даже думаю, что она не то, чтобы мне завидует, но хочет быть чуточку такой, как я! А мне порой очень хотелось бы быть чуточку такой, как она...
  Я вижусь со своей семьей чаще, чем видятся со своими родителями ребята. Во-первых, у меня для этого больше возможностей - я ведь не работаю, у меня куча свободного времени. Во-вторых, у меня с родителями отличные отношения. Про моих друзей такого сказать нельзя. Особенно про Пилота - у него с родителями что-то вроде односторонней холодной войны. Они все время пытаются подмять его под себя, а он никак не дает им этого сделать.
  Мои предки - иной случай. Они всегда принимали меня такой, какая я есть. Мама, конечно, любила иной раз завести разговор на тему: не пора ли мне выйти замуж и родить уже детей, наконец. Я всегда говорила, что не пора. Отец у меня достаточно молчаливый дядька, он таких разговоров не заводил.
  С отцом у меня всегда было полное взаимопонимание - что странно, учитывая тот факт, что мы с ним редко когда разговаривали по душам. Практически никогда. Но в его взгляде, в том, как он обнимал меня одной рукой за плечи, в его сползающей на левую половину лица улыбке, адресованной мне, я всегда читала больше, чем в каких-то конкретных словах и фразах. Я чувствовала его убежденность в том, что, что бы я ни делала, я всегда поступлю правильно, даже не правильно, а - оптимально, что ли...
  Надо же было такому случиться - в этот вечер у сестренки произошла трагедия.
  Она закрылась у себя в комнате и рыдала. Родителей не впускала, но меня пустила сразу. И я сразу поняла, какая я бездушная. Я сопереживала Анечке, но полностью воспринять всю глубину ее страданий не могла. Парень ее бросил. Тот самый, с которым они уже чуть ли не день свадьбы назначали. Взял и бросил. Поэтому я и осталась с семьей на ночь. Чтобы у моей сестры было плечо, в которое она могла бы уткнуться и порыдать. Ничем иным я ей помочь, к сожалению, не могла. Что тут сделаешь? Начать говорить банальности типа: "Он козел, а ты такая умница, найдешь себе в двадцать раз лучше него"??? Как показывает практика, люди очень редко бывают однозначными козлами, и, если любишь кого-то, сколько ни убеждай себя в том, что этот кто-то - первостатейный гад, вот так сразу, в одночасье, разлюбить его не получится.
  Я ничего не говорила Анечке. Просто была с ней.
  
  СТО БАКСОВ
  - Подождите, - сказал Женя. - Мне же надо домой заскочить, переодеться слегка.
  Мы с Катькой дружно окинули его взглядом. Надо заметить, что из нас троих Женя выглядел самым помятым. Странно, я вроде тоже на полу спал, да и выпил не меньше его...Там, куда мы собирались, наверняка не было ни души, но раз уж хочет человек выглядеть поприличнее, так что ж ему мешать? Сначала зашли ко мне, взяли два велосипеда: один старый мой - для меня и Катьки, второй - новенький байк - для Женьки. Мои новые знакомые оказались совершенно безлошадные - ни велосипедов, ни чего-либо посерьезнее у них не было.
  Катька заходить домой отказалась начисто: не буду - и всё. Женька жил в обычной двухэтажке на краю города, причем как раз в нужном направлении. Мы с Катькой минут десять подождали его возле подъезда, затем он как-то выпал из-за двери, весь увешанный девайсами как плохо работающий станок - матюгами оператора.
  - Что это? - спросил я его.
  Он стал показывать:
  - Это - телефон, это фотоаппарат, вот это вот - iPod, а здесь еще в кармане BlackBerry.
  - Вижу, что iPod, - язвительно произнес я. - Но BlackBerry-то тебе зачем в оврагах?
  Евгений смутился:
  - А черт его знает. Вдруг сгодится - мало ли... Привык уже как-то.
  - Ага, сгодится! Яблоки с диких яблонь сшибать! - расхохотался я. Лица оставшейся парочки тоже расплылись в улыбках.
  Мы сели на велосипеды и покатили. Странно, но ни Женя, ни Катька не имели ни малейшего представления о том, куда мы едем. Проводником был я - человек, который черт-те сколько лет не был в этих местах.
  Сначала мы около сорока минут катили по пустой грунтовой дороге. Простирающиеся по обе стороны грунтовки поля когда-то были засажены гречихой, сейчас же насколько хватало глаз здесь высились одни сорняки. Сочные такие! Мышей тут, наверное, полно сейчас. Никто их не травит, а жратвы навалом.
  Вскоре грунтовка кончилась, уткнувшись в бетонные плиты заводского ограждения. Казалось, ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь последний раз. Что производилось на этом заводе, никто не знал уже десять лет назад. Все что можно было отсюда утащить - уже утащили. Там, где когда-то были асфальтовые дорожки и подъездные пути, разросся кустарник. Выжившие кирпичные здания устало пялились на окружающие джунгли слезящимися - в них кое-где остались осколки стекол - глазами окон. Мы слезли с велосипедов - дальше было не проехать - и стали продираться сквозь кустарник пешком. Велики изрядно мешали нашему продвижению - но не бросать же их?
  Еще минут через пятнадцать мы добрались до противоположной стороны заводского периметра. Тут уже начались настоящие заросли: тополя вперемежку с кустами боярышника, березы, еще какие-то ветвистые деревья - моих познаний в ботанике не хватало для их идентификации. Где-то в кустах заливались птицы, из их многоголосья без труда можно было вычленить заковыристые трели соловья. Заводская ограда с этой стороны оказалась полностью разрушена - мощные корни буквально выкорчевали опоры, и бетонные плиты, под разными углами попадав на землю, оказались утоплены в зелени. Оставалось немного.
  Кое-как пробравшись сквозь молодые побеги деревьев, мы наконец вышли к краю оврага. Мои новые друзья заметили это только тогда, когда земля ушла у них из-под ног. Я не стал их предупреждать, все равно упасть тут сложно - хватайся за что хочешь, благо вон сколько растительности вокруг. Женька все-таки не удержался и вместе с велосипедом ухнул вниз по склону. Мы с Катькой не удержались от смеха и захохотали в голос, наблюдая за тем, как наш приятель прокладывает нам дорогу на дно оврага. Когда поступательное движение Евгения в обнимку с велосипедом прекратилось - а это случилось достаточно быстро, его падение было скоротечным - он поднялся на ноги, похлопал себя по карманам и радостно закричал:
  - Вау! Классно! И не потерял ничего!
  Его лицо, кое-где слегка позеленевшее от соприкосновения с травой, сияло.
  Ничего, он еще самого главного не видел.
  Нам оставалось еще немного протопать по оврагу, затем подняться на противоположный склон, и...
  Сначала они молчали, только глазами хлопали. Потом Женька открыл рот, чтобы что-то сказать, но только махнул рукой, не находя слов. Достал фотоаппарат и молча стал фотографировать. Катька даже рот открывать не пыталась, хотя была весьма лингвистически подкованным подростком. Однако первые слова произнесла именно она:
  - Дура я, - потом, глотнув воздуха: - Зря я домой не зашла, купальник не взяла... Ладно, все равно не по пути было...
  Было отчего жалеть. Действительно, почти ничего не изменилось. Разве что... повзрослело все как-то, что ли. Ивы, чьи ветви спускались прямо до воды, стали старше. Березы стали старше. И обещанные мною дикие яблони. Нет, это вправду очень красиво. Когда-то этот пруд был явно зачем-то нужен, для каких-то заводских целей он тут был. Теперь же он казался совершенно нетронутым цивилизацией, даже протоптанных тропинок здесь не было. Бьющие из-под земли ключи не давали воде зацвести, правда, из-за них вода была ледяной. Но нас это не остановило.
  Первой, как ни странно, в воду полезла Катька. Она не сняла ни юбки, ни водолазки, только "псевдо-гриндерсы" свои скинула, - сунула ногу в воду, вскрикнула:
  - Ой!!! - и отскочила назад, сразу покрывшись мурашками.
  Мы с Женькой разделись до трусов, и, встав чуть поодаль, чтобы не смущать девчонку, медленно двинулись вглубь. Уклон был довольно крутым - явно не для купальщиков он предусматривался - и буквально в полутора метрах от берега вода нам была уже по шею. Холодно было страшно - казалось, даже скелет кричал "Спасите!", что уж говорить о коже и мышцах. Я слегка оттолкнулся ногами от дна и поплыл. Следом за мной стартовал Женя, а через пару мгновений к нам присоединилась и Катька.
  - Не смотрите на меня! - закричала она, поравнявшись с нами. - Я водолазку сняла!
  Да мы бы ничего и не увидели - плавала она лучше нас, за пару гребков обставила нас на полметра и с каждым гребком все больше уходила вперед. А тем временем холод воды чувствовался уже без прежнего мучительного ощущения. Поплавав немного, мы повернули к берегу, снова пропустив вперед девчонку. Она вышла на берег, сверкнув своей голой незагорелой спиной, натянула на себя водолазку, только потом из воды выбрались мы.
  Мы повалились на траву. Жизнь казалась прекрасной штукой, и все, что привело меня в мой родной город, как-то вдруг стало казаться вполне решаемой проблемой. Мы пролежали на земле черт знает сколько времени; на часы, в изобилии имеющиеся в многочисленных Женькиных достижениях науки и техники, никто из нас не смотрел. Велосипеды лежали неподалеку на траве, словно разделяя с нами наше блаженство.
  Это было мое любимое место из детства. Сколько же времени мы проводили здесь с друзьями, когда нам было лет по тринадцать? Да, сколько времени мы проводили здесь полжизни назад?
  
  ПИЛОТ
  Так вот, о музыке. Она заполняла все наше свободное время. Поначалу - в старших классах школы - мы слушали все подряд, пытаясь найти то, что больше всего нам подходило бы. Через наши уши как сквозь сито прошло огромное количество музыкального материала. Мы слушали запоем. Благодаря материальному благополучию и связям моих родителей - за это им, конечно, я мог бы сказать огромное спасибо, если бы они мне потом это не припоминали: "Мы потакали всем твоим интересам, а ты этого никогда не ценил!" - доставать интересующие нас записи не составляло особого труда. Мы выписывали, наверное, все музыкальные издания страны, а помимо этого отец периодически привозил мне иностранные журналы - естественно, не просто так, а с целью повышать мои навыки английского. Я не возражал. Постепенно наши музыкальные вкусы сформировались: гитарная альтернатива, инди-рок, лоу-фай, пост-рок. Меня тянуло еще и на индастриал с нойзом, Способа же - в сторону экстремального металла, преимущественно, скандинавского блэка (в этом он, кстати, впоследствии сошелся со Стольником). Вот примерный список того, что в данный момент прописано в моем плеере:
  Amorphis - Am Universum album
  Katatonia - Last Fair Deal Gone Down album
  Live - Birds Of Prey album
  Elliott Smith
  Nada Surf
  Smog
  Varnaline - Indian Summer Takedown
  Robert Skoro - All The Angles
  Centro-Matic - The Mighty Midshipman
  Pedro The Lion - A Mind Of Her Own
  Конечно, там много еще всякого разного, но это - самое дорогое и близкое.
  Кстати, раз уж все равно ничего не происходит, я расскажу о своей работе. А меломан Саша, чью историю мне еще предстоит закончить, пусть подождет еще немного.
  Работа...
  Будь она проклята. Уже три года деградации. Ну, посудите сами, чего хорошего можно сказать о работе, на которой неделями сидишь - ничего не делаешь, а потом на тебя вываливают гору заданий, всех как одно супер-мега-важных и всех как одно просроченных. Особенно приятно становится, если учесть, что в отделе, к которому я отношусь, кроме меня - лишь две штатные единицы, и те - вакантные... Цензурных эпитетов нет.
  Типичное задание:
  - Слышь, отдай Денису коэффициенты за 10 месяцев...
  - Какие коэффициенты?
  - Ну, которые ты считаешь...
  - Да я вроде не считаю никаких коэффициентов!
  - Ну, поищи, у тебя должны быть, за 10 месяцев (уходит).
  Звоню Денису:
  - Слушай, Диня, какие я тебе коэффициенты должен отдать?
  - Какие еще коэффициенты?
  - Ну, вроде какие-то за 10 месяцев, фиг знает какие...
  - Кто сказал?
  - Как кто? Начальничек наш общий!
  - Блин, впервые слышу вообще...
  Бегу к начальнику - его уже нет, уехал на совещание, будет только завтра.
  Жду завтра.
  Назавтра:
  - Я разговаривал с Денисом, он не знает, какие коэффициенты я должен ему отдать.
  - Какие еще коэффициенты????
  - Вы мне вчера сказали передать Денису какие-то коэффициенты за 10 месяцев...
  - А, ёлкин пень, так это не ты ему должен отдать коэффициенты, а он тебе, и не за 10 месяцев, а в целом за год!
  Бегу к Денису:
  - Слушай, по вчерашней теме, это ты мне должен отдать коэффициенты!
  - Я не считаю никаких коэффициентов...
  Мёртвая пауза.
  Господи, если за последние полгода я получил хоть одно задание, не вписывающееся в вышеприведенную схему, я готов намазать свою трудовую книжку на диплом о высшем образовании и съесть всё это, запивая раствором серной кислоты.
  
  СПОСОБ
  Социофобия...
  Социофобия?
  Да, социофобия!
  
  Настоящий сумасшедший не нуждается в визуализации своего сумасшествия, он о ней просто не задумывается. С этой мыслью я вышел из своей летаргии. А в следующую секунду я подумал: ровно неделя до моего дня рождения.
  
  СТО БАКСОВ
  Мои друзья не знали, как далеко у меня всё зашло.
  Мы черт знает сколько времени проводили с ней вместе. Мы не отрывались друг от друга неделями, расставаясь только на ночь. Мы целовались при каждом удобном и неудобном случае. Постоянно целовались. Меня тянуло к ней, неостановимо влекло. И что бы она потом ни говорила - ее тоже влекло ко мне. Мне было хорошо с ней. С ней я бывал легок как пушинка. Мы упивались друг другом. Это если в двух словах.
  А потом все пошло наперекосяк. И хватит об этом.
  Я лежал на траве, смотрел на редкие облака в небе и чувствовал, как щемящее чувство потери чего-то более важного, чем отдельно взятые отношения с отдельно взятой женщиной, растекается по моим венам, смешиваясь с кровью. Эта кровь проходит через печень, через легкие, насыщается кислородом, теряет кислород, сердце - удар - сердце - удар - и по кругу, по кругу, по кругу, раз за разом...
  Я впервые осознанно прощался с детством. Я отдавал себе отчет в том, что детство-то уже давно кончилось, но... Я отпускал его сейчас, как отпускают воздушный шарик, наполненный водородом, отпускают и смотрят потом на то, как яркий шарик исчезает в небесной синеве, превращаясь сначала в точку, а вскоре и точки уже не различить. Но ты все равно смотришь на то место, где была эта точка еще секунду назад, и ты знаешь, что он все еще где-то там. А потом ты понимаешь, что он улетел навсегда, и нет никакого смысла выискивать взглядом то, что никогда больше к тебе не вернется. Ты поворачиваешься и уходишь.
  Я встал и снова пошел к пруду, словно его ледяная вода могла очистить мою кровь, мои мысли, мою душу. Мне было больно физически. Мое тело словно сворачивали, скручивали в пружину, и оттого, что все вокруг было таким красивым - и восхитительность этого момента также переполняла меня - мне было еще больнее, еще горше. Водораздел, пролегающий между моим внутренним миром и окружающей меня и двух моих спутников красотой, разрывал меня, я словно бы и не принадлежал этой действительности, я самому себе казался пришельцем из иной реальности с иным обменом веществ, с другой структурой клеток, без малейшей надежды приспособиться, прижиться, научиться соответствовать...
  И хватит об этом.
  Я окунулся в холодную воду, и судорожные сокращения измученных перепадом температуры мышц едва не свернули меня в спираль в реальности. Женя и Катька наблюдали за мной, не произнося ни слова, словно понимали, что мое купание - скорее акт баптизма, нежели физическое упражнение или получение удовольствия от иллюзии невесомости. Я набрал воздуха в легкие и нырнул, унося свои переживания ко дну.
  Ближе ко дну вода была еще холоднее.
  А потом я подумал, что пора назад, наверх. И еще подумал: как же, черт возьми, холодно. А пока плыл к берегу, в моей голове как-то сами собой возникли несколько строчек:
  Не вопрос -
  Ты стоишь чьих-то горьких слез.
  Я эту боль не перерос,
  И это минус.
  Но потом
  И мы когда-нибудь поймем,
  Что мы могли бы быть вдвоем -
  Но не сложилось...
  И тогда я сразу подумал вот еще что: жизнь-то продолжается. И блаженное выражение лица моего нового приятеля Евгения, и блуждающая улыбка моей новой подруги Катьки (язык не поворачивался назвать ее Екатериной) говорили о том же.
  
  СПОСОБ
  А потом солнечный свет ударил по глазам и я заорал. Боль была нестерпимой. Я кричал, но не слышал своего крика. Сначала я подумал, что оглох, но вскоре понял - мне только казалось, что я кричал. Несколько минут мне понадобилось, чтобы осознать - мои глаза закрыты. И я открыл глаза.
  И закричал снова. Было еще больнее, чем вначале.
  Боль поселилась в моем мозге, но с этой болью смешивалась и радость: я живу, я дышу, я могу открывать и закрывать глаза! Я попробовал поднять руку, и у меня получилось. Получилось пошевелить ногами. Я помнил, как меня зовут, помнил, где я живу. Я снова почувствовал себя живым существом, и у меня были для этого все основания.
  Однако у меня была проблема, и серьезная.
  Я должен был сбежать отсюда. Я не хотел быть вовлеченным в человеческие взаимоотношения, связанные с моим возвратом к жизни. Не хотел ничего рассказывать врачам. Не хотел называть своего имени. Не хотел общаться с милицией. Мне срочно нужно было что-то придумать, но думать у меня пока что получалось очень плохо.
  Чтобы сбежать, мне нужно было обрести способность передвигаться на своих двоих. Я понимал, что все эти кадры из кинофильмов, когда главный герой, пролежав год в коме, начинает выдергивать у себя из рук все иголки, после чего просто встает и уходит, дав еще при этом кому-нибудь по морде - полная липа. Календарь на стене моей палаты утверждал, что я был без сознания - мне пришлось прилично напрячься, чтобы правильно посчитать - одиннадцать дней. Можно сказать, всего ничего. Может быть, если я могу шевелить ногами, то смогу и встать на них?
  В моей левой руке торчали две иглы, ведущие к капельницам. Я решил не отставать от киногероев и избавился от них. В местах проколов тут же выступили две капли крови. Я стряхнул их, но кровь тут же показалась снова. Ладно, черт с ней, с кровью. Сама свернется как-нибудь. Я сел. Потом встал. И тут же снова сел. Вывод первый: стоять я могу. Вывод второй: почему-то пока что делать мне этого не хочется.
  Я огляделся вокруг: обстановка не поражала высокими технологиями. Оно и понятно - все-таки город у нас провинциальный. Никаких эргономичных больничных коек, даже осциллографов с пилообразной линией пульса нет. Ничего не гудит, не пощелкивает. Для простых смертных вроде меня высокие медицинские технологии не полагаются, хватит и капельницы. И на том спасибо.
  Я повалился назад на подушку. Игла одной из капельниц на изогнутой трубке покачивалась возле моего лица, на ее конце застыла крупная слегка желтоватая капля. Через секунду она сорвалась и упала где-то рядом с моей головой. Я отключился.
  Дубль два.
  На этот раз мое пробуждение получилось не только не таким внезапным, но и гораздо менее болезненным. Я испытывал жесточайшее желание сходить в туалет, но это не было моей главной проблемой. С главной проблемой не произошло заметных изменений - мне по-прежнему было необходимо убраться отсюда до того, как станет известно о моем воскрешении из мертвых. А мочеиспускание подождет до лучших времен.
  Судя по всему, моя палата в последнее время не пользовалась популярностью у местного персонала. Хотя, может быть, я очень мало времени провел в последнем сеансе отключки. Я не мог проверить это предположение, потому что календарь на стене висел, а вот часов не было. В этот момент я понял, что зверски проголодался. Еще бы, полторы недели на одном питательном растворе. Я снова попытался встать. Меня шатало, но на ногах я удержался. И это не могло меня не радовать.
  За окном светило солнце. Утро сейчас или вечер - я не мог разобрать. Я сделал первый шаг по направлению к окну. В общем, где-то за минуту я преодолел сильно пересеченную местность, отделявшую меня от окна, и при этом умудрился ничего не повалить и ничего не разбить. Мысленно я поставил себе пятерку. Даже с плюсом.
  Я приблизил лицо вплотную к поверхности стекла и с трудом сфокусировал зрение. Второй этаж. Плюсы: нет решеток на окнах. Минусы: второй этаж. Я понял, что мне нужно крепко призадуматься. Я попытался призадуматься, но в голову лезла всякая чушь. Например, зачем-то вспомнилось, как мы с Пилотом записывали песню на радио. Да и то лишь отрывками.
  ПИЛОТ
  Это было пять лет назад, когда мы не знали ни Лэйзи, ни Сто. Мы были молодыми и наивными. Сейчас это вспоминать смешно и немного неловко.
  В нашем городе нельзя развить никакую музыкальную деятельность, если ты не связан с Основными. Основные - это такая семейная пара, прибравшая к своим рукам все музыкально ориентированные магазины, клубы и прочие заведения. Если ты ходил у них в друзьях, можно было договариваться и о записи, и о концертах. Даже о выпуске компакт-дисков. Ни я, ни Способ у них в друзьях не ходили. Более того, мы испытывали к ним непоколебимую антипатию. А значит, у нас не было практически никаких шансов.
  Однажды мне позвонил мой хороший приятель из институтских по имени Сергей и по кличке Вовка (кто-то его так однажды назвал, спутав имена, и приклеилось) и сообщил, что устроился работать на одну из местных радиостанций. И еще он сказал, что на этой радиостанции проводится музыкальный конкурс. И если меня это заинтересует, я должен буду прислать ему пару качественно записанных песен, а он уж протолкнет их в эфир на свой страх и риск. Вдруг кому-то да понравится?
  В принципе, мы со Способом не афишировали нашего увлечения музыкой. "Записанные песни надо засылать сразу на Matador или Drag City. Здесь нас никто не поймет", - считал Способ, и я был с ним полностью согласен. Но почему бы не воспользоваться шансом услышать наши творения из радиоприемника, особенно если учесть наличие лобби? Смущали только сроки - на все про все нам давался один день. С немногочисленными студиями звукозаписи договориться было нереально, и из-за нехватки времени, и из-за стесненности в средствах. К помощи родителей я обращаться решительно не хотел.
  Мы попытались устроить что-то вроде мозгового штурма (ох, как же Способ ненавидит всю эту новомодную бизнес-терминологию - за употребление вслух выражения "sky is the limit", я думаю, он и убить может), чтобы придумать какой-нибудь выход, а лучше два.
  - Какие у нас шансы успеть? - спросил Способ.
  Шансы были невелики. Но тут меня озарило:
  - Слушай, а ты не помнишь такого... Как его... Ну, парень такой смешной, дома он пишется, законспирированный тоже, не хуже нас. Кто-то еще фотографии его приносил: там, микрофон на швабре, клавиши нужные на синтезаторе скотчем приклеены... А, вспомнил! Торнадо его зовут!
  - Да что-то вроде было такое, - Способ наморщил лоб, стараясь казаться серьезным. - Торнада... Мы с Торнадой этой твоей писаться будем год, раз у него там скотчем все заклеено, а нам, сам говоришь, надо за день.
  - Да ладно, год! Он в год по пять кассет записывает! С двух сторон. Плодовитый, черт, - я загорелся идеей. - Главное, он меня помнить должен, мы с ним пересекались периодически в свое время. Вот только я не очень помню, где он живет. Дом, и тот приблизительно.
  - А ты его когда в последний раз видел? - поинтересовался мой друг.
  - Года два назад.
  - Как выглядит-то, помнишь?
  - Ну, такой невысокий, пухлый, в очках и с бородкой.
  - Ага, ну, тогда приготовься к тому, что за это время он мог подрасти, похудеть, сбрить растительность на лице и вставить контактные линзы. Так кого, говоришь, мы ищем? - На лице Способа расцвела улыбка. Я понял, что он согласен.
  Найти Торнадо мы смогли без труда. Уже в то время мы недолюбливали телефоны, но в критические моменты все же прибегали к их услугам. Для того, чтобы получить все координаты Торнадо, нам хватило пары звонков. Потом я позвонил ему самому, и он, как оказалось, действительно меня помнил. Я описал ему масштаб трагедии, он без малейших колебаний согласился нам помочь.
  - Только пива привезите. И побольше, - это было его единственное условие.
  Пока мы ехали к нему домой, Торнадо придумал второе условие:
  - А мою песенку там протолкнуть нельзя?
  - С полпинка, - неожиданно для себя ответил я (не припомню, чтоб я когда-то еще употреблял это выражение), и мы принялись за дело.
  Несмотря на то, что вся аппаратура у Торнадо была собрана им же, результат она выдавала вполне достойный. Мы записали две наши песни в несколько наложений практически без дублей. Это заняло несколько часов. Утром я отвез песни на радио своему товарищу.
  - Жди, - сказал он.
  И мы стали ждать.
  Дождались мы совсем не того, чего хотели. Мне позвонила Основная.
  - Почему я тебя не знаю? - сразу спросила она. И как я должен был ответить на этот вопрос?
  - Не встречались, - сказал я.
  - Короче, приезжай сейчас, - она назвала адрес. - Посмотрим на тебя. Подумаем, что с тобой можно сделать. И денег привози.
  - Каких денег? - я так и знал, что этим закончится, но решил изобразить дурачка.
  - Ты что, чувак? - из Основной немедленно полезло быдло. - Ты что, думаешь, ты такой гений, что я тебя бесплатно буду на радио крутить?
  Больше разговаривать было не о чем, и я повесил трубку, о чем не жалею до сих пор. Есть люди, с которыми лучше вообще не входить в контакт.
  Спустя пару минут мне позвонил мой приятель с радио (Вовка, он же Сергей) и, извиняясь, сказал, что переоценил свои возможности. После этого я позвонил Торнадо и сообщил ему то же самое. Торнадо не расстроился:
  - Да ладно, парни. Будет еще в нашем сельпо яблочный уксус! Вон, Джонни Дауду уже за пятьдесят, а он только-только выпускаться начал!
  Мы пожелали друг другу удачи.
  ЛЭЙЗИ
  Нельзя сказать, что из-за исчезновения Способа и Сто Баксов мой стиль жизни серьезно изменился. Я не стала меньше спать. Не устроилась на работу. Не начала выпивать. Но что-то все-таки изменилось. Я испугалась пустоты внутри. Во мне пропала легкость, и вместо нее поселился страх превратиться в пустого человека. Я ощущаю, насколько глубокие люди мои друзья. Зачем им я? Зачем им пустышка, за всю сознательную жизнь не выжавшая из себя ни единой значимой мысли? Ни единой, понимаете?! Блондинка, что говорить... Сейчас я одна дома. Я стою голая перед зеркалом в полный рост - есть у нас такое. Специально для меня откуда-то приволок Пилот. Купил, наверное. Я могу об этом не задумываться и не задумываюсь. А, вероятно, зря. Ребята позволяют мне жить в таких тепличных условиях, когда я могу себе позволить не задумываться не только о завтрашнем дне, но и о настоящем. Как ребенок. Но я же не ребенок! Я нравлюсь себе внешне. Я считаю себя очень привлекательной особой. Но сейчас, в этот момент, я не считаю это свои достоинством, тем плюсом, который мог бы перевесить мои минусы.
  Мне хочется, чтобы со мной случилась трагедия. От исчезновения Способа и Ста не осталось ощущения непоправимой катастрофы, осталось только давящее, щемящее чувство потери. Какая-то ватная усталость мозга. Словно в нашу квартиру заполз тяжелый серый туман. Заполз, да так там и остался. А мне нужна трагедия. Нужен сокрушительный удар в лицо, который поможет мне понять, выйдет ли из меня что-то путное. Я часто думаю, что если бы с нами не случилось то, что случилось, я бы продолжала жить как и раньше, фактически в розовых очках. Потрясение заставило меня задуматься о том, о чем раньше не задумывалась. Но теперь этого уже мало. Мало задумываться, нужно ощутить способность двигаться, способность действовать.
  Какая глупая ситуация... Я думаю о том, что неплохо бы, чтобы у меня обнаружили рак. Или умер кто-то из моих близких. Сколько в этом эгоизма! Или чтобы однажды утром я проснулась и обнаружила себя в картонной коробке возле городской свалки, без средств к существованию.
  Я отхожу от зеркала, и ставлю на музыкальном центре диск Бена Фолдса. Мой любимый музыкант после Mansun. Затем возвращаюсь к зеркалу и начинаю считать родинки у себя на груди. Вроде бы как их прибавилось. Я замечаю у себя на плече крошечный прыщик и начинаю раздумывать: выдавить - не выдавить. Вот так - и грустно, и смешно. The sacred and profane. От размышлений о смысле собственного существования - к разрешению Вселенской Проблемы Прыщика. И ведь вроде не дура... Не полная, по крайней мере. Что же я за существо такое?
  А Бен Фолдс поет словно специально для меня:
  Comin" up for air...
  Куда бы мне выйти за воздухом? Мне так нужен свежий воздух, я устала от этого надоевшего тумана, который сковывает мои движения, парализует мозг, мешает понять, что же нам делать! А ведь я обычно свободомыслящая барышня. Мой кругозор, я надеюсь, весьма широк. У меня мало психологических барьеров. По-моему, их у меня вообще нет - я не испытываю затруднений при произнесении слов типа "мочеиспускание" или "оральный секс", причем в любой компании; я не стесняюсь своего тела; я не терплю общения с неинтересными людьми - я просто встаю и ухожу; я не задержусь сказать идиоту, что он идиот. А еще я знаю кучу всяких не нужных в повседневной жизни, но интересных сведений. Вот только, что мне делать, я не знаю...
  
  ПИЛОТ
  Вчера ночью мне приснился дурацкий сон. На работе я попытался записать его на бумаге. Получилось вот что.
  Я сидел в космическом баре. Вокруг меня за соседними столиками кого только не было: и какие-то гигантские кальмары, и разумные свиньи, и светящиеся шары на гибких ножках, и крокодилы размером с не очень крупного тираннозавра. К тому же постоянно ощущалось незримое присутствие полевых форм жизни, а также существ, невидимых глазу человека. Хватало и антропоморфных созданий - я был не одинок. Напротив меня устроился весьма примечательный субъект: здоровый крокодил красного цвета, весь в круглой чешуе и с бородавками размером с чайник на затылке. Там, где по моим представлениям у него находилось бедро, висела просто огромная кобура, из которой грозно торчала рукоять неизвестной мне модели орудия. Крокодил весело размахивал лапами и изредка прикладывался к кружке с каким-то пойлом. После каждого глотка он отрывался от кружки и предлагал мне присоединиться к его трапезе. Я отказывался, очень уж неприятно в ней хлюпало. Интуиция подсказывала мне, что содержащаяся в кружке жидкость войдет в противофазу с возможностями моего организма по переработке ксенобиотиков. Передо мной тоже стояла кружка. Из нее приятно пахло, но что там за напиток, я определить не мог.
  Крокодил очень увлеченно рассказывал мне о своем последнем путешествии на планету под названием Зекукумбер.
  - Что-то имечко уж больно странное, - поинтересовался я. - Зекукумбер... Что это значит?
  - О-о-о! - крокодил звучно прищелкнул раздвоенным языком. - Это очень выстраданное название. Там такая история: жил-был тамошний мэр по имени Зекукумбер. Жил он, значит, жил, жил-жил, жил, а потом - бац! - и помер. Вот так. И с тех пор вся планета называется Зекукумбер. - Он смахнул с носа свою разбрызгавшуюся ядовитую слюну и взглянул на меня вроде как с ухмылкой. - Ну, как? Интересная история?
  - О да! История сильная! - вдохновенно согласился я, мысленно закатывая глаза.
  Мой компаньон явно любил поговорить, причем для него фраза "немного поболтать" наверняка означала, что болтать в основном будет он, а собеседник будет только изредка вставлять междометия. Поэтому, еще не услышав моего ответа, он продолжил ублажать мой слух очередными подробностями своего путешествия.
  Однако мое внимание отвлекли происходящие вокруг изменения. Во-первых, куда-то внезапно исчезли разумные волны и поля - я почувствовал это затылком. Светящиеся шары на ножках поменяли свой цвет с серебряного на бронзовый и слегка уменьшились в размерах. В окне показалось зарево цвета спелой клубники. Закат? Мы в открытом космосе, вокруг - ни единого солнца. Я повертел головой - замечает ли еще кто-нибудь, кроме меня, что что-то происходит, и что-то явно нехорошее? Судя по всему, нет. Даже изменившиеся внешне шары ничем не проявляли беспокойства, а у них обычно, что называется, на лице написано. Конечно, так сразу и не поймешь, где у них лицо, но если один раз понял - потом уже не перепутаешь. Нет, по-прежнему о чем-то увлеченно болтают по углам...
  Красное сияние тем временем нарастало. Так же нарастала моя тревога. Я посмотрел на моего красного чешуйчатого приятеля. Он как ни в чем ни бывало продолжал свой рассказ, совершенно не заметив моего волнения. Его рассказ входил в кульминационную фазу:
  - Я, конечно, выхватываю свой аннигилятор, наставляю на него, - он похлопал по кобуре, а я инстинктивно отодвинулся от опасного оружия подальше. - И ты представляешь? Не попал! Не попал! Пол-астероида саннигилировал, а в этого гада - не попал!!! - Крокодил грохнул кружкой по столу. Выплеснувшаяся жидкость разбежалась по кевларовой поверхности ртутными каплями, которые очень резво накинулись на алюминиевую ложку и в мгновение ока ее сожрали. После чего медленно поползли назад в кружку. Да, не зря я отказался от напиточка. Вон, какой недобрый он оказался.
  - Да, вот так. Триста миллионов ни в чем не повинных жизней. Но меня оправдали, - рассказ, судя по всему, закончился, и крокодил в который раз утер слюну с губ.
  Здесь уже я не стерпел и что есть силы пнул его под столом. Я ожидал, что мой пинок покажется ему не значительнее прикосновения мотылька. Так и оказалось - боли я ему не причинил, но внимание привлек.
  - А? - крокодил уставился на меня. - Чего?
  Я ничего не сказал, только кивнул на окно.
  - Ой, - только и успел сказать крокодил. - Это за мной.
  И в следующий миг исчез. Вместе с ним исчезли и все остальные. И я.
  Нас саннигилировали. Наверное, отомстили крокодилу за триста миллионов невинных жертв.
  Вот такой дурацкий сон. Зато я теперь знаю, где лицо у разумных шаров. Совершенно неоценимое знание в нашей реальности.
  СПОСОБ
  Я возвращался домой. Я возвращался к друзьям, к тем людям, без которых я был бы пустым местом. Мой побег прошел почти совсем гладко. "Почти" - это потому, что мне пришлось сбить замок запасного выхода из больницы. К счастью, замок был небольшим. Не замок, а замочек. "Почти" - это потому, что мне пришлось скрываться в медсестринской униформе. Хорошо еще, что в последние годы в медицинских учреждениях стараются использовать брючные костюмы. "Почти" - это потому, что украденный мною комплект одежды был мне безбожно мал. "Почти" - это потому, что через каждые десять метров мне приходилось останавливаться и переводить дух. Желательно было еще и за что-нибудь подержаться при этом. "Почти" - это потому, что больница, в которую я попал, находилась пусть и не на дальнем краю города, но всё равно на очень приличном расстоянии от дома. "Почти" - это потому, что уже на первой трети пути я начал думать, что лучше бы мне было умереть: настолько я устал.
  Меня спасала моя незаметность - даже в таком одеянии я поразительным образом не привлекал ничьего внимания. На одном из этапов пути я даже осмелился сесть в трамвай и проехать пару остановок. К счастью, то ли трамвай был без кондуктора, то ли мы с кондуктором друг друга не заметили.
  Я смутно помнил, что у нас были неприятности. Что-то, связанное со Сто Баксов. Но что именно - вспомнить было выше моих сил. Зато я начал вспоминать, какие неприятности были со мной. Другими словами, я вспомнил, почему я попал в больницу. Но я совершенно не понимал, что мне делать с этим новоприобретенным знанием. Да и, честно говоря, меня больше всего занимал другой вопрос. Точнее, вопросы.
  Что я сделал со своей жизнью?
  Что я сделал с жизнью моих друзей?
  Вовлек их в игру под названием "Давайте представим, что мы не живем"?
  Или все-таки так жить, как живем мы - правильнее?
  Честнее? Если да - то с каких точек зрения?
  Применимы ли эти вопросы вообще к человеческой жизни?
  Имеет ли вопрос "Правильно ли я живу" право на существование?
  Стоит ли убегать от общества?
  Что такое "Система" и нужно ли с ней бороться, или достаточно состоять в оппозиции?
  Эскапизм - это причина или следствие?
  Нужно ли отвечать ударом на удар?
  Существуют ли допустимые и оправданные приемы мести?
  Должно быть, со стороны я выглядел донельзя странно: в медицинской униформе на голое тело, в больничных бахилах... Мне было все равно, только бы добраться до дома. Только бы наконец чего-нибудь съесть. И скорей бы на горизонтальную поверхность. Я попытался прогнать из головы назойливые вопросы о сути всего сущего с помощью проверенных "тупьюров", "лавиздэдбатневербэридов" и тому подобного, но почти сразу бросил эту безнадежную затею и принялся просто считать свои шаги. На две тысячи триста восемьдесят восьмом шаге я дошел. Осталось подняться по лестнице на последний этаж. Этот участок пути дался мне труднее всего, но в финале я обнаружил, что никого дома нет. Ну, а у меня, естественно, не было ключа. Я сел под дверь, прямо на бетонное перекрытие, и заплакал.
  СТО БАКСОВ
  Я чувствовал, что моя миссия подходит к концу - вроде как начал осознавать, что пора возвращаться домой. После этого я собрал все свои вещи - диск Thorns и бумажку с номером телефона Женьки и адресом Катьки - вышел из квартиры, бросил ключ в почтовый ящик (как и просил родственник) и пошел на автостанцию.
  Доехав до районного центра, я пересел на междугородный автобус и отправился на конечный пункт своего путешествия. Чтобы замкнуть это путешествие в кольцо.
  Не успел автобус отойти от автовокзала, как водителю пришлось резко затормозить - один из пассажиров отстал. Мы подождали несколько секунд, пока в открытую дверь не ввалился страдающий одышкой здоровенный малый с длинными волосами и бородой. Пробасив водителю: "Спасибо, родной!", - малый двинулся по проходу между сиденьями и плюхнулся на свободное место рядом со мной. Я отвернулся было к окну, не желая вступать с ним в вербальный контакт, но он ткнул меня локтем в бок и радостно провозгласил:
  - Здорово! Меня Мефодий зовут! - первое слово прозвучало как "здароооова".
  - Сто, - односложно откликнулся я.
  Парень - правильнее было бы назвать его детиной - ухмыльнулся:
  - А что? Прикольное имечко! Это у тебя сантиметров в длину?
  - Нет, килоджоулей в тепло, - ответил я.
  Мефодий, не сдерживаясь, заржал. Насколько я понял за первые же секунды общения с ним, он вообще не был склонен к сокрытию своих эмоций.
  - Чем занимаешься-то в жизни, Сто? - спросил он меня, отсмеявшись и утерев тыльной стороной ладони капельки слюны с бороды.
  Я задумался. Чем? Помнится, полторы недели назад мне уже задавали этот вопрос, и тогда я не задержался с ответом. Так чем же, все-таки?
  - Сложно ответить однозначно, - наконец, собрался я с мыслями. - Ничем конкретным. Вроде, работаю столяром на стадионе. Что-то в этом роде.
  - Некисло! - почему-то обрадовался Мефодий. - Нормальная работа. Располагает к трансцендентальным размышлениям. По крайней мере, должна к этому располагать. Строгаешь, понимаешь ли ты, обапол какой-нибудь, руки заняты - а голова-то нет! Делай с ней что хочешь. Хочешь - песни сочиняй, а хочешь - новый мировой порядок обдумывай! Ну, можно еще девчонок представлять! Отличная работа! Всё лучше, чем дали тебе лопату и послали долбить ломом мерзлую землю на кладбище! Ха-ха-ха!
  Я не понял, смеется он надо мной или нет. Но ту он сам склонил ко мне свою лохматую голову:
  - Ты не обиделся случаем? Не, я сам часто думаю: вот бы мне такую работку, чтобы голова все время свободная была. А тут.. Я вообще в газете работаю. Читаешь газеты?
  Я отрицательно помотал головой:
  - Нет. Я и телевизор не смотрю.
  - Вот ты кадр! - вновь восторженно завопил Мефодий. - Ты представляешь, сколько сейчас в мире таких, как ты?
  - В нашей части света - как минимум четверо, - серьезным голосом, но еле сдерживая смех, ответил я. - А вот в Судане каком-нибудь таких, скорее всего, большинство.
  - Четверо - это кто? - Задал мой попутчик очередной вопрос.
  - Я и мои друзья.
  - И что, вы вот так вот никаких благ цивилизации не приемлете, информационные потоки на себя не заводите? - он что, в газете интервьюером работает, что ли?
  Во мне начала просыпаться некая гордость за нас.
  - Ну, почему же. Заводим. Интернетом пользуемся. Чтобы музыку качать.
  - Ага! - возопил Мефодий. - Музыкально ориентированные дети! Понятно! Неофициально качаете? Пираты, то есть?
  - Выходит, пираты, - я кивнул головой.
  - Ну и правильно, - Мефодий вмиг посерьезнел. - Так им и надо, этим корпорациям. Не перепродаете потом?
  - Да мы некорпоративную музыку качаем. Мы качаем такую, которую с большой радостью покупали бы, если б деньги были. И некому ее перепродавать.
  - Жаль. Но это дела не меняет. Все равно, - настала очередь Мефодия мотать головой. - Всё равно. Всё, что выпускается в народ, имеет одну цель - срубить деньжат. Вот ты не читаешь газет, не смотришь телек - ты вообще представляешь, что сейчас в мире происходит? Какие изменения в геополитике, в финансовых потоках? Как вообще картина мира сейчас на наших глазах меняется?
  Я признался, что если я когда-либо об этом и задумывался, то все равно слишком редко для того, чтобы иметь свою осознанную позицию по этому вопросу.
  - Ага, - Мефодий шлепнул ладонью об ладонь, потер руки. - Сейчас я тебе вкратце обрисую. Вот смотри. Про сращивание частных финансов, промышленных корпораций и политической власти я тебе рассказывать не буду, это ежу понятно, что сейчас реальной властью обладают не политики, а те финансовые капиталы, которые за ними стоят. А финансовые капиталы откуда приходят? Правильно, из крупного бизнеса. А крупный бизнес сейчас в основном находится в частной собственности.. Так называемые акционерные общества - это та же частная собственность, если ты не знаешь. Даже государственные структуры дробят на дочерние компании таким образом, чтобы выводить из них активы. Ну да ладно, не об этом. Вот смотри, ты, конечно, хорошо устроился, что телевизор не смотришь. На тебя не льются потоки рекламы и той информации, которую подают как независимую, но за которой все равно стоят определенные люди и определенные корпорации. Вся петрушка в том, что некоторое время назад независимая информация вообще исчезла из средств массовой информации, какие ни возьми. Абсолютно всё, что сейчас нам показывают, говорят и пишут, имеет под собой одну цель - побудить нас покупать вот это, и, по возможности, вон то, и лучше всего - еще и вот это. Раскрой любой журнал: под фотографией модели перечислено все, что на ней надето, и конкретные места, где это можно купить. Про музыку почитай: альбом издан такой-то компанией, в продаже с такого-то. Получается, что это уже не независимая рецензия, а банальная реклама. Из нас пытаются создать общество тотального потребления. Создать целый новый класс общества, категорию людей - вообще-то, людьми назвать этих существ было слишком сильным ходом с моей стороны - которые вообще ничего не будут производить, но будут постоянно покупать. Сейчас об этом много говорится, различными неформальными лидерами, в том числе и из интернет-тусовки. Но очень многое при этом не договаривается. Маркетинг - слышал такое понятие? Так вот этот маркетинг давно перешел в такое состояние, которое лучше всего описывается английским выражением "missing the point". Понимаешь?
  Я кивнул: что такое "потерять нить беседы", я понимал прекрасно.
  Мефодий продолжил:
  - Вот, все уже давно забыли, с чего все начиналось. А начиналось всё с простых попыток проинформировать потенциального потребителя о наличии того или иного товара, который мог бы этого потребителя заинтересовать. Разве сейчас реклама делается для этого? Разве миллионы, идущие на рекламные бюджеты, идут на простое предоставление информации? Я сейчас, конечно, в какой-то мере сращиваю понятия "маркетинг" и "реклама", просто для того, чтобы для тебя немного упростить ситуацию. Нет, сейчас эти миллионы идут на то, чтобы втюхать, впарить, вдавить в нас любыми доступными способами продукт производства. Под продуктом производства я имею в виду любой, вообще любой продукт, который производится для конечного потребителя. Ты сейчас не найдешь ничего, что тем или иным способом не рекламировалось бы. Но посмотри, что происходит. Если ты спросишь рядового работника маркетинговой службы любой организации, почему эта организация тратит на рекламу, скажем, 100 миллионов рублей в год, а не 95 миллионов, он тебе не сможет ответить!!! Банально не сможет! И не потому, что он тупой, а потому что он missing the point! Вся петрушка-то в том, что проходит, например, информация, что компания "А" увеличила свой рекламный бюджет на 50 миллионов. Компания "Б", конкурент компании "А", тоже увеличивает свой рекламный бюджет, но уже не на 50 миллионов, а на 55 - просто для того, чтобы быть лучше конкурента, потому, что у всех в мозгах укоренилась мысль: если больше дашь сейчас, то больше получишь потом. Значит ли это, что компания "Б" продаст на 5 миллионов продукции больше, чем компания "А"? Нет, нет и еще раз нет! Она может и меньше продать, и ничего с этим не поделаешь. А если и продаст больше, то уж никак не на 5 миллионов. Я хочу сказать, что каждый дополнительно вкладываемый в рекламу в частности и в маркетинг в общем рубль на каком-то этапе перестает отбиваться на сто процентов, а в дальнейшем и перестает отбиваться в принципе. То есть если продолжать вкладывать и вкладывать эти дополнительные рубли, то прирост выгоды от них будет постепенно снижаться и по асимптоте дойдет практически до нуля. Так вот мы, - Мефодий прервался, сделал глубокий вдох, звучно ударил кулаком одной руки по раскрытой ладони другой, после чего воздел один палец к небу. - Вот мы, общество, весь мир - уже на этой точке и сидим! Все бухают деньги, чтобы быть не хуже соседа, а эти деньги бухаются на самом деле в пустоту! Почему? Потому, что не приносят почти никакой отдачи. И если ты думаешь, что это я один такой умный, и никто больше этого не понимает - то ты ошибаешься. И те, кто надо - то есть корпорации - это прекрасно понимают. И понимают, что с этой ситуацией надо что-то делать. А что? Вот вопрос вопросов! Вопрос, на который есть только один ответ: надо заставить людей покупать все подряд. Чтобы всем корпорациям было хорошо. Ведь, понимаешь, что за штука современная конкуренция? Это раньше было хорошо свалить конкурента, чтобы он вообще загнулся. Сейчас руководители конкурирующих компаний могут запросто сидеть и вместе пить чай в ресторане за обедом. Никто уже не хочет никого свалить, все хотят только одного: чтобы всем было хорошо, но мне - чуточку лучше, чем другим. И не более того. Вывод: продавать должны все. А как так сделать? Ведь покупательская способность населения - это та планка, за которую население не может прыгнуть при всем своем желании. Как за нее прыгнуть? Ответ ты увидишь в любом уголке нашей необъятной родины, если просто выйдешь на улицу. Что такое повсеместные скидки? Что такое возможность для любого человека купить любой товар в кредит? Да мы недалеко от того момента, когда нам буквально будут раздавать деньги, просто раздавать, чтобы мы пошли и что-нибудь себе на них купили. Все эти игры с денежным призовым фондом - ты не смотришь телевизор, не знаешь, что это такое, но это существует - это и есть первые ростки раздачи денег. Пока идет только отработка новых технологий, но недалек тот час, когда корпорации примутся за то, о чем я говорил выше: за создание нового класса человечества - "человек покупающий". Не знаю, как это будет по латыни, уж извини.
  Я извинил.
  - Эти люди, а точнее, нелюди, будут тотально зомбированными существами, с одной программой, заложенной в подкорке - покупать. Всё без разбора: шампуни для собаки, которой у них нет, водные лыжи, на которые им никогда не встать, да хоть портативные синхрофазотроны, если те когда-нибудь поступят в свободную продажу. Уже сейчас корпорации не могут выдумать чего-то нового и дробят уже существующее. Дробят бесконечно детализировано. Если взять тот же шампунь для собак - для меня это важно, у меня у самого кавказец - то уже скоро дойдет до формулировок типа "для крупных собак с вот такими вот черными пятнами вокруг глаз". Идет тотальная продуктовая дискретизация. И если теперь взять маркетинг в общем, а не только рекламу, то мы увидим, что процесс, который отвечал на вопрос "Что нужно потребителю?" с тем, чтобы это самое нужное и производить, теперь весь свелся к тому же, к чему свелась и реклама - то есть к впариванию того, что уже производится. Лично я быть тупым покупающим существом не хочу. Поэтому вот! - он воздел к моим глазам большой полиэтиленовый пакет, который до этого момента стоял у него между ног. - Картошечка с моего огорода, на ней нет штампа производителя. Лучок оттуда же. Да и мой сосед по даче Юрий Семенович, который время от времени рубит для меня свиной эскалоп, тоже пока вроде не выходил на первичный рынок акций!
  Мефодий отдышался после своей пламенной речи и засмеялся, засмеялся от души, легко и спокойно. А потом задал мне очередной вопрос:
  - У тебя-то дача есть?
  Я признался, что нет.
  - Ну, тогда запиши телефончик! Может, пригодится когда.
  Мне пришлось сознаться еще в одном преступлении против цивилизации. Тут уж Мефодий совсем как-то обалдел:
  - Что, вообще нету телефонов? Ни домашнего, ни мобильного?
  - Нету.
  - Ну, дела!!! Знал я, что всякое бывает, но чтоб настолько все глухо было... Слушай, а ты, часом, не тупой, а? Может, это у вас с друзьями от недостатка ума просто? Да нет, вроде с виду не скажешь...
  Мефодий был явно в замешательстве.
  - Да не тупой я, - поспешил я успокоить его. - У нас с друзьями своя организация жизни. Отдельный ото всех мирок. С минимумом контактов с окружающей средой. Всё с нами нормально, не беспокойся о том, что ты битый час метал бисер перед свиньями. Точнее, перед свиньей.
  - Отдельный мирок, говоришь? - Мефодий покрутил шеей, словно разминая ее. - Ну-ка, расскажи мне поподробнее.
  Я немного рассказал ему о том, что представляет собой жизнь нашей маленькой коммуны. Мой попутчик помолчал немного, задумавшись, а потом произнес:
  - Ребят, это замечательно. Отлично просто, но вы так долго не протянете. Задохнетесь. Обязательно приток свежего воздуха нужен. Так что ты запиши, запиши телефон-то. Точно тебе говорю, пригодится еще.
  Я вытащил из кармана бумажку с телефоном Евгения и добавил туда телефон Мефодия. Шариковой ручкой последнего. А потом еще и адрес электронной почты добавил. На всякий случай.
  Когда Мефодий вышел на одной из промежуточных остановок, я вспомнил, что не спросил у него, какая же газета взяла его на работу, с такими-то взглядами.
  
  ПИЛОТ
  С утра в субботу я обнаружил, что у меня не осталось целых носков. Мелкая бытовая неприятность, но из-за нее в 11 часов, что по субботним меркам - просто ни свет ни заря, мне пришлось собираться и тащиться в город. Наташка, само собой, подалась со мной. Вместе с ней мы пробежались по магазинам, посетили городской рынок, после чего осели в одном из многочисленных летних кафе. День был жаркий, на небе ни облачка. Солнце висело в неизмеримой дали над нашими головами; мы с Наташкой улыбались друг другу, и всё вокруг было таким светлым и прозрачным, что, казалось, весь город на время заселили эльфы вместо людей, да и сам город временно переместился в какое-то иное измерение.
  Наташка крутила в руке высокий бокал с ананасовым соком, глядя мне в глаза, и в ее взгляде было что-то такое, что наполняло меня свежестью, благодаря чему я чувствовал себя невесомым. Я пил ее взгляд глотками, словно каждый такой глоток прибавлял мне сил, уверенности, надежды.
  - Жаль, что у нас нет машины, - сказала она, не выпуская бокала из рук. - Сейчас бы сели и уехали куда-нибудь... Куда-то, где вообще никого нет. В поля какие-нибудь.
  Мне было хорошо и здесь, но я не стал ей этого говорить, только согласно кивнул.
  И сразу после этого кивка в голове у меня высветилась картина, реальностью своей ничуть не уступающая настоящей реальности: впереди бескрайнее поле, зеленое, но уже подернувшееся предосенней желтизной, под ногами - грунтовая дорога. Над головой - низкое, свинцово-синее тяжелое небо, затянутое тучами, а где-то вдалеке в тучах зияет брешь, откуда на поле проливается поток солнечного света. И этот свет словно делит мир на две половины. И мы, все вчетвером, находимся на темной половине, но глазами и лицами устремлены в светлую. И рядом с нами действительно стоит машина, не важно, какой модели, и частичка солнечного света отражается в ее стеклах. И меня переполняет чувство свободы, я ощущаю почти материальное ее присутствие. Можно кричать, можно бежать куда хочешь, можно встать на голову...
  Внутри меня начинает играть музыка, и я не сразу понимаю, что именно звучит. Прозрачные клавишные пассажи, которым чуть слышно вторит акустическая гитара. Сначала беру шире - мне кажется, что играет что-то вроде The Appleseed Cast или The Black Heart Procession. Затем с опозданием осознаю, что в моем внутреннем радио передают Дэвида Грея.
  Я закрываю глаза, и начинаю словно губка впитывать свои ощущения, записывать их в свою ДНК.
  В этот момент я понял, что у меня появилась мечта.
  Лэйзи тронула меня за руку, догадавшись, что я "ушел в себя", легким касанием она вернула меня к реальности, которая в тот момент тоже была куда как неплоха.
  - Да, - согласился я с Лэйзи вслух. - Жаль, что у нас нет машины. Было бы здорово.
  Мы решили прогуляться по улицам. Я держал ее за руку, мы шли и болтали. Мною целиком завладела одна идея, но я не спешил делиться ею с Наташкой потому, что не знал, есть ли мечта у нее. Наверняка же есть, однако мне нужно выяснить, какая именно. Я не смог придумать более простого и вместе с тем эффективного способа выяснить это, кроме как просто спросить у нее. Я и спросил.
  Она задумалась. Она поджала губы и отвернулась. Она замолчала на несколько минут. Потом сжала мою ладонь крепко-крепко, повернулась ко мне лицом, поцеловала меня в щеку, улыбнулась и сказала:
  - Ты знаешь, моя мечта - чтобы исполнилась твоя мечта. Чтобы был счастлив ты, чтобы были счастливы близкие мне люди. Вот такой я, оказывается, коллективный человек. Ничего для себя, - и засмеялась.
  И мы пошли дальше. Я давно не чувствовал себя так хорошо, а когда мы проходили мимо сквера, на плечо Лэйзи села стрекоза. Большая такая стрекоза, с огромными темно-фиолетовыми глазищами и прозрачными голубоватыми крылышками. На несколько секунд она задержалась, а потом - фр-р-р-р-р - полетела дальше по своим делам.
  Спустя полчаса или около того мы вернулись домой и обнаружили Способа, свернувшегося клубочком и мирно спящего на том месте, где лежал бы у нас резиновый коврик перед входной дверью, если бы он у нас был.
  СПОСОБ
  Может, всё не так уж и плохо?
  Я продолжаю всё так же копаться в себе, хотя прекрасно понимаю, что все ответы - они вокруг меня, но никак не внутри. Каждый день я мог бы встретить сотни людей, сотни лиц, тысячи деталей одежды. Это всё не пустые символы бытия, не доказательство того, что жив я сам - это души, судьбы, эмоции: радости и печали, страдания и эйфории. Это тайны. И в чьей-то голове это систематизировано, разложено по полочкам и неустанно контролируется, а в чьей-то - просто набросано как получилось, случайным образом перемешано, и сам обладатель всего этого хозяйства зачастую не имеет представления, что там у него творится. Я не знаю, как правильнее. Каждый выбирает сам. Имеет право.
  Человеческая жизнь коротка, и надо очень постараться, чтобы успеть сделать хоть что-то. Иногда мне кажется, что я не успеваю. Но я знаю, что всегда есть способы прожить за свою жизнь более одной человеческой жизни. В первую очередь - это актерское мастерство. Возможно, главный, но точно не единственный способ. И вот я сижу за компьютером, держа на коленях клавиатуру. В плеере играет сольный альбом человека по имени Иф Барзлей, причем пошел уже третий круг - я не могу оторваться от этих простых кривых песен, от этого гнусавого голоса... Из меня невеликий мастер машинописи, я стучу двумя пальцами, изредка промахиваясь по нужным клавишам. Я пытаюсь жить. Жить если не здесь и сейчас, то хотя бы кем-то еще. Я пытаюсь придумывать чужие жизни. Мне кажется, я имею об этом кое-какое представление, несмотря на свою сознательную многолетнюю изоляцию.
  Пока что я с трудом могу передвигаться, у меня до сих пор сильно воспалена правая нога, но, по моим ощущениям, дело идет на поправку, и уже скоро я смогу, наконец, снова выйти на улицу и вдохнуть свежий воздух не только из форточки. Я не хочу закрываться, как раньше. Хочу видеть мир, хочу чувствовать. Хочу быть внимательным к другим людям и наслаждаться вниманием с их стороны. А вчера я даже ощутил нечто похожее на укол зависти, глядя на Лэйзи и Пилота, на то, как им хорошо вместе. Я хочу научиться не бояться своих чувств. Кстати, я так и не решил - отплатить мне той же монетой человеку, отправившему меня на больничную койку, или же просто пережить этот момент и всё. И я не считаю, что неоднозначность этого выбора для меня - это плохо.
  Я не изменился, не стал умнее или мудрее. Возможно, я просто осознал одну простую истину: не любишь людей - уходи жить в горы. Или в пустыню, или в тайгу какую-нибудь. Там людей нет, там белки, медведи, короче, полно всякой живности. А вот если ты не идешь жить туда, где людей нет, и выбираешь жизнь в обществе себе подобных, то будь добр - не любить их, нет, черт возьми, любить их совершенно не обязательно - но принимать их такими, какие они есть. Хороший человек, плохой человек - это только грубые субъективные мнения, ничего о той или иной персоне не говорящие. Такой, какой есть. Всё, точка. Не иначе. Надо быть терпимее. Если раньше я считал, что человек, отвечающий "Квазирезистентно" на вопрос: "Который час?" - неадекватен, то сейчас я поостерегусь выносить собственное мнение о нем до выяснения более подробной информации.
  Любому человеку требуется хоть какое-то внимание. А за потребностью во внимании следом идет, наступая на пятки, потребность в самоутверждении. Причем я не имею в виду наглое самоутверждение через оскорбление достоинства другого человека или через утверждение собственного превосходства в физической силе. Я говорю о простом мирном самоутверждении, когда ты доказываешь другим людям, что ты не пустое место, что ты не зря ходишь по этой земле, что ты что-то из себя представляешь. Диким белкам и енотовидным собакам ты свою необходимость в любом случае не докажешь, а медведям - и подавно.
  Можно сколько угодно скрываться от жизни, пытаться оградить себя от боли и страха, но этот путь никуда не ведет. Я не думаю, что произошедшее со мной или со Сто, эти наши исчезновения - проявления энтропии. Я действительно так не думаю, все же это не более чем совпадение, случайность. Но отрицать возможность последующего нашего разобщения, отчуждения теперь я бы не стал. Невозможно выстроить идеальную систему, на которую никак не будут влиять внешние воздействия. Зато, не вступая в контакт с микробами, можно полностью потерять иммунитет. Потому, что, оказывается, клетки-фагоциты отмирают за ненадобностью. Отказываясь от общения с окружающим миром, мы теряем наш социальный иммунитет и тем самым обрекаем себя на вымирание. К тому же - и здесь я процитирую одного, видимо, хорошего человека - "Любой организм не живет без дыхания. Нужен постоянный приток кислорода".
  Сейчас мы живы как никогда. Но я так до сих пор и не знаю, зачем я живу. Вы знаете?
  
  КОНЕЦ
  
  
  
  
  
  
  
  
  P. S. "Мужик, я роман написал!"
  
  
  
  P.P.S. Черт, чуть не забыл - еще же конец истории про Сашу-меломана!
  В общем, устроился он продавцом в музыкальный магазин. Переслушал гору дисков. Просто терабайты музыки прошли через его уши. И после двух лет работы продавцом в музыкальном магазине нашел он свой "ты-дыц". Нашел. Потому, что настойчивость в достижении цели почти всегда способствует достижению этой самой цели. Вот так.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"