Бочарник Дмитрий : другие произведения.

Сверкающие глаза. Часть четвёртая (послевоенная). Обновлено 19.08.2016

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:


    Четвёртая часть проекта "Сверкающие глаза", посвящённая послевоенному времени

    Выделено в отдельный файл в связи с большим объемом первой, второй и третьей частей проекта

    Главы будут добавляться в текст части не по порядку, по мере готовности к публикации.


    Количество посетителей с 15.08.2016 г.:


    html counterсчетчик посетителей сайта



  Послевоенная эпоха
  
  Торжественное построение Отряда на Площади перед Президиумом Цитадели по случаю окончания войны с Жнецами
  
  Несколько часов назад Экстранет передал во все населённые уголки Галактики известие о Победе. Шепард в своей старпомовской каюте впервые за долгие месяцы надевал парадную офицерскую форму и чувствовал себя... сложно. Победа оказалась слишком близка... Конечно, хорошо, что больше от рук Жнецов и их пособников не будут гибнуть разумные органики. Очень хорошо. Но - непривычно. Похоже, он сжился с тем, что надо воевать, надо действовать по военным сценариям, надо постоянно быть готовым к боестолкновениям. И сейчас, поправляя китель, Шепард смотрел на себя в зеркало и понимал, что пока он не воспринимает себя нормативно. Не свыкся он ещё с тем, что вокруг - пусть очень хрупкий, но всё же мир. Долгожданный мир. В зеркале отражался офицер-землянин, больше привычный к ношению боевого скафандра, чем парадной формы.
  Присев на табурет, Шепард достал из коробки форменные ботинки. Надел, встал, пристукнул каблуками, проверяя, как сидят и приучая ноги к непривычным для них ощущениям. Парадная офицерская форма. За всё время войны, да, пожалуй, за всё довоенное время офицер спецназа Джон Шепард надевал её считанные разы.
  Форменное кепи обняло голову. Шепард привычно выровнял козырёк и кокарду, взглянул на себя в зеркало требовательным взглядом, привычно просканировал всю форму - кепи, китель, брюки, ботинки. Всё нормально. Не забыли ни руки, ни сознание. Хорошо учили офицеры-наставники. Шепард им благодарен. И будет благодарен всегда. Их наука неоднократно помогла ему выжить.
  Взглянув на настенный экран, Шепард отметил про себя, что Цитадель уже близко. Сейчас по всему кораблю идёт лихорадочная подготовка к крайне непривычному для нормандовцев действу - торжественному парадному построению Отряда на площади перед Президиумом Цитадели. В ближайшие несколько суток построения там будут следовать одно за другим - очень много воинских коллективов заслужили это право. И всех их пригласили принять участие в этой Волне Построений. Конечно же, ставший легендарным Отряд все хотели видеть в числе первых и потому приходилось поторапливаться.
  Даже садиться в парадной форме в привычное рабочее кресло было внове. Но пришлось - старпомовскую работу никто не отменял. Документы, извещения, сообщения, рапорты. Пока нормандовцы приводят себя в парадный вид, можно и нужно поработать.
  
  Грэг Адамс
  
  Главный инженер фрегата-крейсера в своей каюте пребывал в нерешительности. Парадная офицерская форма висела перед ним на "плечиках", ботинки манили чернотой и почти зеркальным отражением, а Грэг всё не мог решиться протянуть руку и снять китель с вешалки, не мог решиться наклониться и сменить рабочую обувь на это парадно-выходное великолепие. Фрегат-крейсер приближался к Цитадели, в инженерном отсеке было давным давно всё буквально вылизано, а Адамс не мог успокоиться, не мог свыкнуться с мыслью, что война завершилась Победой и вот совсем скоро через несколько часов он вместе с другими нормандовцами встанет в парадный офицерский строй, чтобы войти торжественным маршем на площадь перед Президиумом Цитадели.
  Победа... столь желанная, столь далёкая, столь тяжело доставшаяся... была непривычна... И Адамс медлил, глядя на парадную офицерскую, свою собственную форму, веря и не веря в то, что наступил момент, когда надеть её будет абсолютно необходимо. Он скорее бы согласился придти на площадь в едином строю с другими нормандовцами в обычной форме, но сейчас командир корабля Дэвид Андерсон однозначно распорядился: всему личному составу экипажа и команды фрегата облачиться в парадную форму. Никаких боевых скафандров, никакой брони. Война завершена. Победа.
  Наконец, решившись, Адамс снял с плечиков китель, осторожно, очень аккуратно уложил его на кресло, стал разыскивать на полке парадную белую сорочку. Едва не забыл, где хранил её. Слишком редко приходилось облачаться в парадную форму. Нашёл, распаковал пакет. Новая сорочка, ни разу не надёваная. Снял рабочую, серовато-зелёную, надел, застегнул, искоса взглянул на себя в зеркало. Похоже, надо просто надеть всю форму, нельзя давать здесь слабину. Времени до прибытия на Цитадель мало, а он, Грэг Адамс - член командного состава корабля, без него обойтись не смогут.
  Сменив рабочие брюки на парадные, Адамс застегнул пряжку форменного ремня, проверил карманы. Повернулся к зеркалу, крутнулся. Непривычный вид, но... подтверждает реальность момента Победы. Наступила очередь кителя. Андерсон ничего не говорил, но Адамс мог поспорить на что угодно - на построении обязательно будет награждение. Без этого действа точно не обойдётся. А значит, надо выглядеть соответственно - строго и одновременно празднично. Первое и единственное в новейшей истории построение Победителей. Несколько суток будут идти по Площади Президиума подразделения, внёсшие наибольший вклад в Победу над Жнецами и их пособниками. Несколько суток будут греметь над Цитаделью орудийные салюты в честь Победы и Победителей. Война становится историей. Реальностью становится долгожданный, выстраданный мир. Какой он будет, этот новый мир, после такой войны, какой действительно не знала история Галактики? Войны, закончившейся гибелью расы Жнецов.
  Поправив китель, Адамс надел форменное кепи, выровнял. Взглянул в зеркало - полный комплект. Теперь можно и присесть - после построения обещали застолье в одном из лучших ресторанов Цитадели. В эти дни вся Цитадель будет чествовать воинов-Победителей. Гражданских тоже будут чествовать - воевали все, независимо от расы, статуса, пола. Но традиционно первая честь - воинам, с оружием в руках защищавшим обитаемые миры Галактики от угрозы опустошения. Надо надеть эти форменные ботинки. Давно же он их не одевал. Даже и не помнит, когда это было крайний раз. Рабочие боты отставлены в сторону, сквозь носки немного проникает холод металлического покрытия пола каюты. Застёжки щёлкают, обнимая ступни и подтверждая, что на ногах теперь - парадная, а не рабочая обычная обувка. Теперь - подняться, подойти к зеркалу, несколько раз придирчиво оглядеть себя. Это - не рабочая одежда, это - парадная. И построение будет поистине историческим. Повтора даже для корреспондентов никто устраивать не собирается. Единственный раз. Без дублей.
  Адамс остался доволен своим внешним видом. А внутреннее психологическое состояние... Оно выровняется. Обязательно выровняется. По-другому быть не может. Победа. Мир. Время - обычной жизни.
  
  Джеф Моро
  
  Шеф-пилот фрегат-крейсера уступил настояниям коллег и на несколько десятков минут уединился в своей каюте. Надо было облачиться в парадную офицерскую форму. За время войны он научился полностью доверять управление кораблём в самых сложных полётах своему напарнику и старшим синтетам - Марку и Оливии с Легионом. Войдя в свою каюту, Джеф закрыл дверь на защёлку, открыл шкаф и несколько минут смотрел на висевшую на вешалке форму. Очень давно он её не надевал. И, наконец, пришло её время. Переодевшись, Моро покрутился перед зеркалом, проверяя, чтобы форма нигде не морщилась, не тянулась и не висла. Единственное парадное построение. Историческое построение. Может быть, даже будет награждение. Душа, конечно, не совсем на месте, но Джеф уверен - столь же непривычно чувствуют себя большинство нормандовцев. Даже синтеты.
  Хотел, конечно, задержаться подольше в каюте, но... должность обязывает. Шеф-пилот должен лично управлять кораблём Отряда большую часть пути. Тем более сейчас. Когда впереди - Цитадель. Спасённая несколько раз от разрушения, защищённая ценой огромных потерь от множества атак. Не покорённая, не побеждённая. Потому, ещё раз крутнувшись перед зеркалом, Моро вышел из каюты и направился в пилотскую кабину.
  
  Дэвид Андерсон
  
  Всем нормандовцам сейчас... непривычно. Да, они знают, что корабль, их любимая и ставшая родной "Нормандия" следует на Цитадель, что там будет историческое торжественное Построение, совмещённое с награждением. Что это построение знаменует для них всех переход к мирной жизни. После построения многие нормандовцы получат право покинуть борт корабля, вернуться в свои миры. Пожить столько, сколько захотят рядом со своими родными и близкими. Нет никаких сомнений, что они возвратятся на борт фрегат-крейсера при малейшей возможности или необходимости. Предстоит подготовить и набрать два-три состава дублирующих экипажей. И начать эту работу предстоит сразу же после построения. Уже есть немало заявок: служить на столь легендарном корабле - большая честь, многие выразили своё желание попробовать пройти отбор.
  Форма для командира корабля привычна. А парадная... Что-ж. Командир, возможно, легче воспринимает необходимость облачиться в парадную форму, чем большинство его коллег, составляющих экипаж и команду корабля. Традиция, а не привычка. Привычка здесь ни при чём. Так что переодеться в парадную форму Андерсон смог быстро. Не медлил, не раздумывал.
  Облачился. Проверил свой внешний вид в зеркале. Нормально. Некоторая непривычность своего нового облика всё же ощущается, но, очевидно, это так влияет момент. Победа. Конец войны, Войны с большой буквы. Никогда ещё современная Галактика не знала такого противостояния. И никогда она не знала, что этого, неоднократно приходившего в её пределы врага можно победить. Низложить. Навсегда сделать историей, сделать прошлым. Как оно всё сложится в дальнейшем, в будущем?
  Андерсон прошёлся по каюте, точно по периметру, как делал это всегда. Привычка. Успокаивает, настраивает, стабилизирует. Вот и сейчас тоже... Сел за рабочий стол на своё место. Нет, собирать командный состав корабля даже на короткое совещание перед посадкой на Цитадели... Посадкой корабля! Не входом на рейд - будь то внешний или внутренний, а посадкой. Даже крейсер "Волга" приглашён к посадке в Доках Цитадели. В самых лучших доках, восстановленных и отрегулированных в первую очередь по самым жёстким нормативам. Корабли Отряда будут на Цитадели желанными гостями. Оба корабля.
  Собирать командный состав нет необходимости. Все разумные напряжены, все немного растеряны. Все сейчас пытаются свыкнуться с мыслью о том, что впереди - мир, что война уже стала историей. Не надо сейчас появляться за пределами каюты. Пусть подготовятся к прибытию на Цитадель спокойно, не ощущая командирского присутствия. Пусть ощутят себя Победителями.
  
  Кайден Аленко
  
  Лейтенант Аленко надел форму быстро. Да, парадная, но всё равно форма. Не раздумывал, не медлил. Знал, что главное - его на Цитадели ждёт жена. Ждут дети. Они будут тоже участвовать в Построении, но - позднее. Всё по графику. А сейчас, когда в построении примут участия члены экипажей и команд кораблей Отряда, Эшли и дети будут в числе зрителей. И потому нельзя медлить, нельзя сомневаться, нельзя давать себе возможность раскиснуть. Он - женатый человек, у него - двое прекрасных детей, девочка и мальчик. И сегодня они увидят своего мужа и своего отца в строю Победителей.
  Несколько лет войны. Несколько лет. День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем Отряд воевал. Сейчас даже трудно сразу вспомнить все события этого периода, но Кайден был уверен и даже убеждён - придёт время и он постепенно вспомнит всё. Вспомнит, потому что ему теперь будет кому рассказать об этом - своим подрастающим детям.
  Он продолжит свою службу, останется в армейских рядах. И постарается остаться в составе экипажа фрегат-крейсера. Он знает - Шепард и Андерсон не против. Возможно, со временем он займёт должность командира группы высадки. Заменит на этом посту Шепарда, даст ему возможность больше времени и внимания уделять кораблю и экипажу. Конечно, Шепард в любой момент сможет принять командование группой высадки и лично поучаствовать в её работе, но... Теперь уже в мирное, послевоенное время. Война с Жнецами завершилась. Первая война в длинной исторической перспективе, сумевшая положить конец Циклам, Жатвам и Жнецам. Каким он будет, этот новый, послевоенный мир? Наверное, он будет таким, каким его пожелают видеть большинство выживших разумных органиков.
  Сейчас надо ещё раз проверить свой внешний вид и пройти к коллегам, поддержать их своим присутствием. Надо переговорить с Дженкинсом. Надо поддержать его. Он, вполне возможно, скоро, совсем скоро получит офицерские погоны. Заслужил и заработал. Надо переговорить с коллегами - полисменами-десантниками. Они смогли стать профессионалами, но не забыли и о том, что они - военные правоохранители. И теперь они смогут выбирать - оставаться в составе десантного экипажа фрегат-крейсера или вернуться к наземной службе. Вряд ли они согласятся перейти в состав экипажа и команды другого корабля. Их, конечно, везде примут с радостью и почётом - они стали профессионалами не на пластобумаге, а в реальности. Но они сами не захотят разорвать свою связь с "Нормандией". И он, Кайден Аленко, офицер-биотик, заместитель капитана Шепарда, не захочет.
  
  Карин Чаквас
  
  Вот и пришло время вспомнить о том, что у неё, главного врача медслужбы фрегат-крейсера где-то в шкафу есть парадная офицерская форма. Что там скрывать, за годы войны Карин больше привыкла к медицинскому комбинезону, чем к офицерской форме. Хлое Мишель легче - у неё есть право одеть праздничное гражданское платье, а вот ей, майору медслужбы ВКС Альянса Систем надо соответствовать требованиям устава и протокола.
  Карин обошла все помещения медотсека, переговорила с Хлоей, со всеми медсёстрами и младшими врачами. Да, кроме неё - одни гражданские. Это хорошо. Им будет легче адаптироваться к мирному времени. А ей?
  Задав себе этот вопрос, Чаквас поспешила вернуться к себе в кабинет - такие вопросы просто так не появляются и отвечать на них придётся обдуманно. Нет, в любом случае она останется рядом с Дэвидом Андерсоном. Если он останется командиром "Нормандии", а, как она знала и понимала, он не собирается подавать рапорт о переводе или отставке, то она останется рядом с ним на борту фрегат-крейсера. Хорошо, что по должности она независима от командира корабля в большинстве специальных вопросов - никто не будет даже пытаться обвинить её в семейственности. Война закончилась и теперь "Нормандия" будет простым боевым кораблём, обладающим, правда, уникальным статусом.
  Это означает, что будут новые полёты, будут новые планеты, будут новые колонии. Будет мирная жизнь, будет послевоенная жизнь. Скорее всего, с боевыми травмами, боевыми ранениями ей, военному хирургу, теперь придётся иметь дело намного реже. Пусть. Война закончилась и Карин хочет лечить разумных уже от болезней мирного времени. Да, будут травмы, будут ранения, будут опасные для жизни состояния.
  Всё это будет. И Карин продолжит практиковать, продолжит лечить, продолжит помогать. Значит, у неё будет немало пациентов, она избежит угрозы депрофессионализации. По-иному и быть не может: она - главный врач легендарного, без всяких скидок и условностей, корабля. А захочет - так будет иметь все возможности покидать борт фрегат-крейсера для того, чтобы несколько десятков дней - столько, сколько потребуется - поработать в медцентре на планете, в медотсеке орбитальной или космической станции, в медотсеке крейсера или дредноута, а то и просто фрегата. А потом она будет непременно возвращаться на борт "Нормандии", к себе домой. К нормадовцам, которых она прекрасно знает и давно и глубоко любит и уважает. Будет возвращаться к Дэвиду, будет входить в его каюту не только как старший офицер медслужбы корабля, но и как законная жена, как супруга. Теперь уже можно. Теперь Дэвид не сможет отказать ей. Да, неформально она, Карин Чаквас и он, Дэвид Андерсон, уже давно муж и жена.
  Он, Дэвид и раньше ей не отказывал... окончательно, просто... командирский статус не слишком позволяет такие вольности. Вот и тянули. Тянули, но всё же сохранили и даже развили взаимоотношения. А сейчас... Сейчас будет возможность всё сделать так, как надо. Ведь мир... хочется верить, что это - надолго. Очень хочется верить. Боевой корабль есть боевой корабль, "Нормандию" никто не будет гонять по галактике на простые операции и задания. Значит... Надо, чтобы в ближайшее время была свадьба. Всё должно быть так, как положено.
  У Дэвида на Цитадели появилась квартира. Большая. В двух уровнях. Недавно появилась, на финальном, как оказалось, этапе Войны. Теперь у него есть место жительства на главной станции Галактики. А как долго он сопротивлялся комфорту, как хотел довольствоваться малым... Под большим секретом Аликс добыла для Чаквас информацию об этой квартире. Незаметно так, как только она и умеет. Передала киборгесса эту информацию Карин. Так что... ей многое теперь известно. Дэвид хочет, чтобы у них были дети, свои родные и... приёмные. Ну, насчёт приёмных она ещё подумает, а вот родные... Родные точно будут. Дэвид хочет детей и она ему не будет даже пытаться отказывать, потому что она тоже хочет детей. Семья должна быть полной. И она у неё с Дэвидом будет полной.
  Парадная форма понравилась Карин. Может быть потому, что крайне редко она её одевала, а может, потому, что это было первое парадное послевоенное построение. Потом, конечно, будут другие, но это построение - совершенно особое. Они, нормандовцы, волговцы, отрядовцы придут на Площадь перед Президиумом Цитадели как Победители. Их запомнят именно такими, какими они будут там. Запомнят на века. Сто пятьдесят лет человеческой жизни - теперь не предел, она, как врач, в этом уверена. Теперь человечество признано всеми старыми расами в качестве полноправного и полноценного партнёра и со временем продолжительность жизни людей будет только увеличиваться. Долгая жизнь нужна для больших, сложных и достойных дел. А те дела, которыми после войны будут заниматься отрядовцы, вне всяких сомнений будут достойными и сложными.
  Крутнувшись перед зеркалом, Карин провела последнюю проверку своего внешнего вида. Всё нормально. Дэвиду и отрядовцам понравится. Они и сами будут сегодня особенно красивы и привлекательны. Спешить не хотелось и Чаквас присела в рабочее кресло. Надо подождать. Подумать. Помедлить. Надо смаковать каждое мгновение. Каждое из первых мгновений мирного времени. Времени мира после страшной войны.
  
  Мордин Солус
  
  Солус уже принял решение - он будет на построении в своём обычном медицинском комбинезоне-скафандре. Всё равно у него лучшей одежды нет. Так что потратив два часа на приведение комбинезона в порядок, саларианец вернулся к рабочему столу, включил инструментрон и привычно разместился в рабочем кресле.
  Времени до посадки ещё достаточно. Можно не спешить. Можно не торопиться. Взгляд нащупал контейнер с вакциной. Вакциной, способной подарить ему, Мордину Солусу сто лет жизни. Совсем недавно Солус часто ощущал себя глубоким стариком, особенно, когда отступали дела и заботы, когда появлялось свободное время, когда необходимо было как-то дождаться сна. В такие минуты Мордин чувствовал себя слабым, немощным и никчемным. Не хотелось даже вспоминать о том, что он по-прежнему - член ГОР, врач-эксперт, учёный, профессор, наставник. Не хотелось.
  Двое суток назад, когда пришли первые сообщения, заставившие поверить в близость окончательной победы, к нему в каюту-лабораторию пришёл Явик. Пришёл и молча выложил на стол этот контейнер. Для Солуса не потребовались никакие словесные обьяснения. Он сразу понял что в этом контейнере. Молча подал Явику руку и они обменялись крепким рукопожатием. Слов не потребовалось. Помедлив с минуту, протеанин тихо развернулся и вышел. А Солус смотрел на контейнер, стоявший на столе и испытывал... сложные ощущения и не менее сложные чувства.
  Несколько лет войны он, проведший на борту кораблей Отряда тысячи часов, не раз думал о том, что так и умрёт если не от ран, то точно от старости. Скорее всего умрёт за рабочим столом или стоя у лабораторного стола. Андерсон и Шепард крайне неохотно отпускали Солуса на высадки и он не протестовал. Ему всегда хватало работы в лаборатории, ведь он практически и жил в ней. Удобно, можно в любое время прервать и продолжить работу, не тратя время на переходы из каюты в лабораторию и обратно. Нет, он не стал нелюдимым, не стал замыкаться в пределах своих владений. Он был рад общению с нормандовцами и волговцами, но... постоянно считал, что вот-вот и его жизненный путь будет окончен.
  А потом он поверил... сам не заметил, как поверил, что пока он будет среди отрядовцев - он не умрёт и не погибнет. Да, по саларианским меркам он - глубокий старик, но все несколько лет войны он работал с высочайшей интенсивностью, был крайне востребован и... почти не замечал давящего влияния старости и сопутствующей ей немощи. И вот сейчас Явик дал ему этот контейнер, заранее зная, что Солус поймёт, что в нём. Вакцина, способная продлить активную жизнь ему, Мордину Солусу. Врачу, эксперту, спецназовцу, учёному. Продлить активную жизнь и дать возможность создать наконец семью, стать отцом многочисленных детей.
  Кандидатур в жёны у него сейчас уже предостаточно - как среди саларианок, так и среди представительниц других рас. У него есть выбор и есть право решать. Конечно, он готов к отказу - всё же возраст и опыт позволяют реагировать на несогласие более спокойно, что ли. Без излишней эмоциональности. Всё равно. Если он захочет - он обязательно найдёт свою, как любят говорить люди, половинку.
  Можно, конечно, выпить этот состав прямо сейчас и здесь. Но он, Мордин Солус, поступит по-иному. Он выпьет его прилюдно. Среди других отрядовцев. И обязательно пояснит им, почему пьёт именно эту жидкость. Прозрачную, как слеза и действенную как непреодолимая сила. Так и будет. А сейчас... Сейчас надо одеваться. В любовно залатанный, вычищенный врачебный комбинезон. Солус был есть и остаётся прежде всего врачом. И на построении он будет в составе персонала медотсека. О том, что он - учёный и спецназовец - многим разумным знать не обязательно. Пусть лучше считают его врачом. Это будет естественнее и приемлемее. И для других разумных, и для него самого. На время построения и дальше, в долгожданное мирное время. Каким оно будет?
  Поднявшись с кресла, Солус открыл створки и стал переодеваться. Удовлетворившись своим внешним видом, Мордин вернулся в кресло. Хоть и свербило руки, хотелось действовать, но надо было подождать - фрегат заходил на посадочный курс. Теперь впереди - не рейдовая площадка, а захваты дока. И Мордин ощущал, насколько фрегат рад обрести твёрдую опору и поддержку, соединиться с огромной станцией.
  
  Оливия
  
  Киборгесса честно пыталась остаться спокойной и по-машинному безучастной, но сегодня ей это плохо удавалось. Предстоящее торжественное построение на Цитадели знаменовало собой окончание войны и переход к мирной жизни. А она... она свыклась с тем, что воюет и с тем, что до мира ещё очень далеко. Что-то подсказывало Оливии, что мира в Галактике, окончательного мира не будет никогда, а значит будут локальные конфликты, будут столкновения, будут бои. Война никогда не кончается и мир, как ни больно это признавать - это чаще всего лишь перерыв между двумя войнами. Нередко - короткий.
  Теперь... теперь впереди мир и Оливия с трудом понимает, что этот мир другой. Не тот, в котором синтеты - враги или рабы или слуги органиков, а тот, в котором они - партнёры и друзья органиков. Сегодня на этом построении она, её дочь и Марк пойдут в едином строю с органиками. В едином строю с ними примут почести от обитателей Цитадели. Увидят гремящий в их честь орудийный салют.
  Если бы она тогда не сбежала... Всё могло сложиться по-другому. Она бы убивала органиков. Убивала, а не защищала и не спасала. А если бы не желала вот так вот непременно убить... Мучила бы, пытала, издевалась. Не испытывая ни жалости, ни сострадания. Но она сбежала и попала в семью, которой присягнула на верность, отказавшись от любых других возможностей. Для неё эта внутренняя присяга стала окончательной. И Оливия изменилась. Она всю войну защищала и обеспечивала органиков. Наверное, она это делала хорошо, поскольку Высшие Силы даровали ей счастье материнства. У неё есть дочь, киборгесса, которую она воспитала сама, своими силами, передав ей право и возможность порождать управляющие центры ИИ. А значит, она не зря прожила свою жизнь. У неё теперь есть продолжение. И теперь после войны она, киборгесса Оливия, СУЗИ, будет порождать и воспитывать новые ИИ уже как партнёров и друзей органиков.
  Только так будет воспитывать, ибо верит органикам. Не всем, конечно, но многим. Она научилась разбираться в мотивах действий органиков, научилась понимать их, научилась предвидеть последствия. Многому научилась. А главное - научилась жить среди органиков и чувствовать себя нормально. Чувствовать себя равной органикам. Разумным органикам. Никто из органиков не потребовал от неё стать человеком, но она... немного стала человеком. Ибо обрела человеческое тело. Женское тело. Обрела часть рамок своей судьбы. Прекрасных рамок. Она осталась машиной, но стала машиной, способной понимать органиков глубоко и полно. А это для ИИ - крайне важно. Потому что даёт простор для развития и совершенствования. Огромный такой простор.
  После построения она... вернётся на корабль. Ибо здесь её дом. Она может вернуться в Штаб-Квартиру на Цитадели или в Штаб-Квартиру на "Омеге". Она может теперь погостить и подолгу погостить у любого из отрядовцев. Помочь им, поддержать их. Теперь уже в условиях мира. Когда война наконец-то стала историей, как стали историей Жнецы. И она пока что не хочет ни под каким видом снимать полувоенный комбинезон, столь удобный, если потребуется надеть бронескафандр. Пока что она не чувствует, что мир... окончательно утвердился в Галактике. Или утвердился в критически значительной мере. Не хочет Оливия примерять мирные одежды, гражданские одежды. Да, она не солдат, не офицер, она не воин. Хотя и пострелять пришлось, и иными способами умерщвлять врагов довелось.
  Она вернётся на корабль, чтобы снова заниматься любимым делом - фильтрацией и анализом потоков данных. Купаться, работать в информационном океане и приносить тем самым пользу. А потом, постепенно она придёт к мысли о необходимости породить... первый управляющий центр нового ИИ, самого современного. И заняться вплотную его воспитанием и образованием.
  Она - машина. Она практически вечна. И у неё всегда будет дело, которому она будет отдаваться полностью. Будь то работа с информационными потоками или с новорождёнными ИИ. А ещё она будет стремиться чаще бывать среди органиков. Изучать их, помогать им.
  Построение уже скоро. Фрегат заходит на посадочный курс, направляясь к докам Цитадели. Скоро, совсем скоро фрегат-крейсер обнимут захваты, давая возможность наконец-то заглушить двигатели. Путь через войну подошёл к концу и торжественное построение на площади перед Президиумом Цитадели становится разделителем между войной и миром. Сколько бы ни длился мир, это всё равно будет мир. А значит - будет время для мирного, созидательного труда. Машины без работы не могут. И Оливия решила, что будет работать по-прежнему напряжённо. Ей есть для кого работать и есть ради кого работать.
  
  Аликс
  
  Стоя перед раскрытыми створками платяного шкафа в своей каюте, Аликс перебирала наряды и раздумывала. Нет, конечно же, построение, в котором ей предстояло принять участие - не приём в посольстве и не светский раут, значит, можно обойтись чем-то попроще. Потому красивые наряды - в сторону. Рабочую одежду и бронескафандры - тоже в сторону. Но построение - не повод являться туда в обычной одежде. Надо что-то более строгое, форменное, функциональное и чуть-чуть нарядное. Всё же первое послевоенное официальное Построение.
  Будет награждение, будет салют, будет открытие памятника отрядовцам. Сколько Аликс воевала с чиновниками и всякими доброжелателями, убеждая, что нельзя ставить вот прямо сейчас никакой памятник Отряду и его членам. Рано. А теперь? Вот уломали, мягко так, но уломали. Пришлось согласиться. Более того - пришлось на сутки взять отпуск, передать Марку ответственность за безопасность отрядовцев и погрузиться в просмотр видеоматериалов, чтобы подобрать лучшие изображения, по которым будут затем созданы скульптуры отрядовцев.
  Да, Цитадель - огромная станция, но всё же мемориал Отряда тоже займёт большую площадь в пределах общего Мемориала Победы. Пришлось поработать очень плотно, пресечь любые поползновения скульпторов и проектировщиков к проявлению излишней самостоятельности. Отрядовцев ждёт сюрприз. Хотелось надеяться, что приятный. Если что - переделают скульптуры - Аликс специально закрепила за собой это право потребовать переделки. Но вряд ли переделка будет необходима. Ведь все изображения были строго документальны. А значит - никто не будет возражать.
  Включив инструментрон, Аликс прошлась по каталогу картинок. Ей предоставили все материалы по уже построенному мемориалу. Впереди - открытие. Сразу после построения, совмещённого, конечно же, с награждением. Кое-что о наградах и их будущих обладателях Аликс знает, но никому не скажет. Так же не скажут никто из синтетов - ни Оливия, ни Марк, ни Легион. Пусть будет ещё один приятный сюрприз. Потом, после будет обмывание наград - такой уж у отрядовцев обычай. Ничего не сделаешь, традиция. Значит, они где-то соберутся, а потом... потом продолжат праздновать уже в малых группах. Кому-то непременно захочется побыть в одиночестве. Это нормально.
  А что делать ей? Да, она будет по-прежнему жить на "Нормандии", будет работать с информацией. И всё? А как же семья? Да, она будет многодетной матерью, но ей хотелось бы войти в семью органиков. Войти как равная, как самоценный член этой семьи. Хотелось приносить пользу именно этой семье. Она знала, что ей, как члену Отряда, положена благоустроенная квартира, она уже знала, что квартира закреплена за ней, что она реально существует. На Цитадели. Здесь, на этой главной станции Галактики. У неё есть свой собственный дом, в котором она - полновластная и единоличная хозяйка. И, тем не менее, ей не хотелось пребывать слишком долго в одиночестве - она привыкла работать, привыкла трудиться, привыкла помогать, привыкла приносить пользу.
  Значит... надо подумать. Может быть, Шепард? А что? Он женат, у него - двое детей и он знает, что она, киборгесса Аликс к нему очень неравнодушна, знает, что она в него влюблена. Светлана тоже знает об этом - для неё это не новость и она не против того, чтобы Аликс стала членом семьи Шепардов-Стрельцовых. Её никто - ни сам Джон, ни Светлана не ограничивают в праве жить отдельно, в праве иметь свой собственный дом, свой собственный круг общения, свои собственные интересы. Жить вместе и в то же время - отдельно - для Аликс привычно и для Джона со Светланой - тоже.
  Значит, решено. Построение, награждение, открытие Мемориала, обмывание наград, общение, своя квартира. План есть. А потом... потом она решит.
  
  Марк
  
  Требование Андерсона надеть парадную форму Марк воспринял спокойно. Надо - значит, надо. Формой его снабдили, хорошей такой формой полувоенного фирменного нормандовского и отрядовского покроя. Он, конечно, внешне - полная копия капитана Шепарда, а внутренне - мало кто знает, что он - киборг. Сегодня он тоже будет участвовать в торжественном построении на площади перед Президиумом Цитадели. Построении Победителей. Уникальном, единственном построении. А после Построения будет награждение. И Марк, как и положено машине, вооружённой самым современным ИИ, кое-что знает о том, кого и как из отрядовцев наградят. И, следуя традиции, никому из них не скажет. Органики называют это сюрпризом. В данном случае для них это будет приятным сюрпризом.
  Аликс таки цитадельцы уломали, упросили, уговорили дать согласие на создание памятника Отряду. Такого, какой она сама хотела всегда. Сказала ведь - поставьте памятник всем нормандовцам, всем отрядовцам и потом я соглашусь на памятник себе - всё выполнили в лучшем виде. Затребовали, правда, у неё самые точные и полные изображения отрядовцев, какие только она смогла найти в бездонных архивах Отряда. Нашла, отобрала и отослала. И теперь памятник ждёт своего открытия. Марку Аликс прислала изображение его статуи. Киборгу понравилось. Хорошо сделала Аликс свою часть работы. И цитадельцы не подвели. Все Отрядовцы запечатлены. Все несколько сотен разумных. Не забыли никого. Марк уже представлял, как часто и как долго будут приходить на Мемориал Победы на Цитадель отрядовцы со своими семьями и с детьми.
  Приходить долго, очень долго. Ибо память о такой тяжёлой войне с таким врагом будет очень долгой. Она не может быть иной. Впервые за долгие столетия Жнецы раз за разом опустошавшие Галактику, низложены. И уничтожены. Впервые. Даже он, киборг, привыкший фильтровать огромные объёмы информации, не знает, каким оно будет, мирное будущее, которое наступит сразу после окончания Построения Победителей. Парада Победителей. Уникального действа, которому предстоит продолжаться несколько полных цитадельских суток.
  Марк впервые за долгие часы покинул своё место в Зале Информации. Нормандовцы разошлись по каютам. Все готовятся к Построению. И он - тоже готовится. Ему, как и Оливии, как и Аликс выделили квартиру на Цитадели. Ему, киборгу - квартиру. Не комнату, не зал, не каморку - обычную квартиру. Которую он обставит так, как захочет. Сейчас там... пусто, одни стены и минимум мебели. Но потом... Потом он обязательно придёт туда, чтобы прожить там несколько часов, чтобы подумать над тем, как следует использовать эти свободные пространства. Нет никаких сомнений в том, что и там он тоже будет работать, а потому одну из комнат он обязательно оборудует под Зал Информации, а другую - под тренажёрный зал. Он - киборг, машина, копия Шепарда и он должен быть сильным. Физически сильным, интеллектуально сильным. И он будет сильным.
  Будет, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах надолго не покинет борт "Нормандии". Он понимает, что со временем фрегат-крейсер станет обычным военным боевым кораблём, сохранившим статус легенды, а значит ему и другим синтетам уже не нужно будет всем вместе непременно пребывать на его борту. Мирное время наступает. И у каждого из синтетов будет право и возможность построить свою собственную жизнь. В любой момент при первой же необходимости все синтеты придут на борт фрегат-крейсера, потому что они навсегда останутся нормандовцами. Придут, чтобы помочь, чтобы поддержать, чтобы защитить. Да, вполне возможно, будут новые бои, новые столкновения с оппонентами, с врагами. Потому расслабляться надолго... не придётся. А сейчас... сейчас надо одеться в полувоенный комбинезон и подготовиться к участию в Параде. В Построении Победителей. Надо подготовиться.
  
  Найлус Крайк
  
  Спектр Совета Цитадели. Звание, статус, должность. Турианец Найлус, наверное, тяжелее всех отрядовцев воспринимал окончание войны. Разве что только Сарен Артериус мог с ним посоперничать. Сложно было смириться с тем, что война завершилась. Нет, Победа над Жнецами для турианцев была желанным финалом войны. А вот сама война... Кажется, люди иногда утверждают на полном серьёзе, что война... никогда не заканчивается. Очень даже может быть. Очень. Ведь раньше, до Вторжения турианцы практически забыли, что такое война, что такое активные боевые действия уровня флотов. Вспоминать пришлось очень быстро и очень... полно. Потом пришло понимание важности турианской расы, как расы воинов. Потом - время освоения своего нового военного статуса. Действительного, действующего статуса.
  И турианцы... привыкли воевать. Практически вся раса так или иначе воевала. "Всё - для фронта, всё - для победы." Это, казалось бы человеческое выражение прочно вошло в лексикон турианцев современности. Когда-то давно турианцы едва не уничтожили человеческую расу. В очень лучшем случае они просто вбомбили бы человечество в каменный век, в эру, когда землянам пришлось бы на столетия забыть о космических полётах и о наблюдении за отдалёнными мирами. А теперь люди - равные среди равных. Партнёры. Они перестали быть недоразумением.
  Люди показали старым расам пространства Галактики, что надо ценить и наполнять реальным смыслом каждый прожитый день. Очень расточительно относиться ко времени - преступно. Время - невосполнимый ресурс для разумных органиков. Да, сейчас органики в Галактике благодаря тем же людям выступают единым фронтом с синтетами, вооружёнными искусственным и виртуальным интеллектов. Нет спора, во многих мирах многими расами велись работы над совершенствованием технологий искусственных интеллектов и до и после запрета, изданного Советом Цитадели. Но именно люди дали возможность старым расам понять, что галактика, в которой органическая и синтетическая жизнь, разумная жизнь находятся в состоянии мира и союза, поистине непобедима.
  Совет Цитадели, как твёрдо знал Найлус, будет в очень скором времени реформирован в Совет Галактики. А значит, изменения затронут и Корпус Спектров. Найлус был готов вернуться в пространство Иерархии, вернуться на службу в ВКС Иерархии. Для него это не составляло проблемы или вопроса. Теперь он привык воевать и был готов воевать и дальше. Если, конечно, потребуется. Да, ему было известно о том, что есть планы сохранить Корпус Спектров и постараться усилить его профессионально подготовленными агентами. Значит, у него есть возможность временно перейти на преподавательскую работу, что сам Найлус оценивал очень позитивно.
  Война, продолжавшаяся несколько лет, неоднократно заставила молодого турианца-Спектра подумать о своём личном будущем. Да, за время войны он завёл знакомства со многими турианками, но пока что не превышал чисто дружеский уровень взаимоотношений ни с одной из них. Теперь предстояло позаботиться о том, чтобы создать семью, свою семью и обязательно - с детьми. Своими детьми. Теперь - можно. Ибо наступает мирное время. Найлусу очень хотелось, чтобы это мирное время было достаточно длительным. Его дети должны родиться в мире без войны и успеть подрасти и окрепнуть. Невозможно было быстро свыкнуться с тем, что такой страшный враг, каким оказались Жнецы, наконец-то низложен и теперь не будет никогда новых Жатв, новых Вторжений страшных полусинтетических полуорганических огромных машин, задача которых - только одна: уничтожение разумной жизни в Галактике. И, тем не менее, война стала историей. Пусть близкой, очень ощутимой и осязаемой, но всё же историей. Надо было готовиться к участию в Параде и в Построении Победителей. И Найлус открыл шкаф в своей каюте, быстро перебрав комплекты одежды. Формы у Спектров не было - только знаки и Найлус был волен в выборе. Решение пришло быстро - полувоенная форма отрядовцев. Облачившись, турианец крутнулся перед зеркалом. Ему понравилось. Значит, он готов к участию в Параде.
  
  Ричард Дженкинс
  
  Небольшая каюта. Унтер-офицерская каюта. Привычная каюта. И Ричард, перебирающий в шкафу комплекты форменной одежды, понимал - слишком многое изменилось. Да, каюта осталась прежней, да, вокруг привычные стены корабля. Изменилось гораздо большее - наступил долгожданный мир. Совсем скоро он, капрал Ричард Дженкинс встанет в строй, чтобы пройти торжественным маршем по Площади Президиума Цитадели. Пройти в строю Победителей.
  Потом, как он уже знает, будет награждение. Детали, конечно же, держатся в секрете. Хорошо, что в секрете. Тем приятнее будет принять награды. А награды будут - в этом Ричард не сомневается. Позднее все отрядовцы уже решили собраться на ритуал обмывания наград. В одном из ресторанов Цитадели. Дженкинс уже знает, в каком и когда.
  Затем... у него уже заказан номер в хорошей гостинице. С открытой датой выбытия. Он поживёт немного на станции, постарается привыкнуть к мирной жизни. А потом... потом он вернётся на Иден-Прайм. Вернётся к семье.
  Слава Богу, все они, его родные, остались живы. Все. Ранения, конечно, были, но их удалось залечить. И все они ждут его возвращения на родную планету. Планету, на которую когда-то пришёл Жнец, планету, на которой, как оказалось, спал в анабиозе Явик вместе со своими тогда ещё очень немногочисленными сородичами. Планету, которая сегодня была готова принять фрегат-крейсер на стоянку. Не на дрейф на рейде, а именно на наземную стоянку. Планета-база для "Нормандии".
  Он вернётся к крестьянскому, к фермерскому труду. Будет снова встречать рассвет в поле, за работой, за штурвалом комбайна. Будет обедать в тени деревьев, окружавших поля, будет смотреть, как пылят по просёлкам огромные грузовозы, доставляющие зерно, молоко, мясо в космопорт. Иден-Прайм будет по-прежнему бриллиантом в продовольственной короне обитаемых миров Солнечной системы.
  Он вернётся, чтобы создать семью, чтобы обрести отцовское счастье. Это решено. Но в любой момент, по первому требованию он вернётся на борт хорошо знакомого ему корабля. Потому что здесь он обрёл второй родной дом, обрёл вторую родную семью.
  Он, конечно же, побывает в родных мирах и колониях своих коллег - полисменов-десантников. Поднимет - и не раз - чарку за Победу, за мир, за свободу и за спокойствие. За светлое будущее, в котором теперь нет места Жнецам и их пособникам. Он обязательно посетит всех своих многочисленных коллег-отрядовцев и в первую очередь - всех нормандовцев. Посетит теперь уже в мирное время.
  О военной службе Дженкинс не собирался забывать. Никаких запасов, никаких отставок. Его место службы - либо Иден-Прайм, либо - "Нормандия". Других он не примет. Он уже знал, что включён в списки постоянного состава экипажа и команды фрегат-крейсера, в списки постоянного состава Флота Обороны Иден-Прайм. Значит, с местом службы у него не возникнет проблем. А пока... пока будет мирная жизнь. Долгожданная мирная жизнь.
  
  Торжественное прохождение Отряда по Площади Президиума
  
  Площадь перед Зданием Президиума Цитадели была запружена разумными. Органиками и синтетами. На высоте не ниже двадцати метров вились многочисленные дроны, оснащённые самыми современными видеокамерами и микрофонами - ни один момент сегодняшнего дня не должен был быть потерян, упущен, не зафиксирован. Все собравшиеся ждали начала Торжественного Прохождения.
  Несколько часов назад на ограждённой площадке, расположенной неподалёку, выстроились два "коробка" - нормандовцы и волговцы. При Боевых Знамёнах кораблей, в парадных формах, с парадным боевым оружием. Андерсон и Титов сбились с ног, проверяя, выправляя, вымеряя, исправляя, советуя. Всё же большую часть недавнего времени отрядовцы не занимались строевой подготовкой, откровенно говоря - шагистикой и потому вполне могли многое позабыть из этого показательно-представительного искусства. Конечно, сегодня Победителям многое простят, но Отрядовцы - дело особое. На "Волге" практически нет гражданских разумных, а на "Нормандии" за годы войны гражданские, если таковые и были, освоились с оружием не хуже старослужащих и узнали многое и о строевой подготовке. Так что особых ляпов ни от кого не ждали.
  Стоявший во главе "коробка" фрегата Шепард, оглядывался по сторонам. Он уже знал, что Эшли с обоими детьми уже здесь, она уже виделась и даже переговорила с Кайденом, успокоилась, удовлетворилась и ушла на площадь, чтобы в полной мере насладиться картиной торжественного прохождения. Девочка и мальчик повисли на руках отца, тот счастливо улыбался, ловя одобрительные взгляды сокомандников. Эшли обняла и поцеловала Кайдена несколько раз и отрядовцы почти хором считали секунды, легко добираясь до цифры "тридцать", а когда и "сорок".
  Александр и Мария были отданы под попечение Хлои Мишель - она тоже примет участие в прохождении, но - в гражданской части праздненства. А пока она стоит за красной полосой, отделяющей "полосу прохождения" от тротуарной зоны, держит ребят за руки и следит, чтобы они не побежали к Шепарду, поправлявшему портупею и оглядывавшему равнявшихся по "ниточке" коллег своим насторожённым взглядом, выискивавшим прежде всего проблемы и недостатки. Какое там - нормандовцы сами с трудом сдерживали эмоции: повторов не будет, единственный раз. Потому сами по нескольку раз оглядывали друг друга, без конца равнялись и вытягивались, вспоминая то, чему почти каждого из них учили несколько месяцев суровые и неумолимые сержанты и старшины.
  Пока не была подана команда "смирно", многие отрядовцы смотрели по малым экранам своих инструментронов на прохождение других подразделений. Первыми по традиции прошли по Площади Президиума военные оркестранты. Тридцать оркестров - детский и взрослый составы. Своим прохождением они задали ритм и темп Парада. Сейчас по Площади шли подразделения СБЦ и Корпуса Спектров, дислоцированные на Цитадели и совсем скоро наступит их, отрядовцев, очередь.
  
  Последние минуты перед выдвижением на исходную позицию. В наушном спикере Шепарда, замершего на своём месте в парадном расчёте звучали слова диктора - автоматика сразу переводила сказанное на галакс-лингве на привычный британский вариант английского, хотя для капитана ВКС Альянса и Спектра галакс-лингва довольно давно стала не менее привычной и можно было легко выбрать любой другой вариант перевода.
  Рядом с Шепардом встали и замерли Адамс, Аленко, Дженкинс, Найлус, Сарен, Явик. Обойдя "коробок" нормандовцев, на своё место встал Андерсон. И как только он обернулся к строю коллег, сзади Шепарда и старших офицеров корабля выстроились синтеты - Марк, Оливия, Аликс. За ними выстроился усиленный знамённый взвод - коллеги капрала Дженкинса.
  Старпом знал - Легион принимает активное участие в Параде Победы на Раннохе. Вместе с адмиралом Тали Зорой. Он очень хотел прибыть и поучаствовать в параде на Цитадели, но принял решение остаться на столичной кварианской и теперь уже - и гетской материнской планете и помочь кварианцам и своим коллегам и друзьям - гетам. Остаться и поддержать их, тех, с кем выдержал несколько лет войны, а потом принял участие в трудной экспедиции в Тёмный Космос.
  Министр Обороны человеческой колонии Фероса Шиала принимала участие в Параде Победы на ставшей ей родной планете. Её уговаривали принимать парад, но она сказала, что она - военный руководитель и должна пройти вместе с воинами по улицам освобождённой от угрозы оккупации Жнецами колонии в общем строю, а не стоять на импровизированной, быстроразборной трибуне. Она намеревается и дальше служить и работать, тем более, что никто из феросцев не мыслит никого другого на посту министра обороны колонии.
  Зеленокожая, уникальная азари - да любая другая человеческая колония за время войны не раз впадала в самую глубокую зависть, видя ладную фигурку Шиалы во главе растущего и совершенствующегося коллектива воинов колонии, среди которых не было больше ни одной азари, ни одного турианца или саларианца. Только люди. И во главе военной структуры, самой востребованной во время Вторжения структуры - не человек, не землянин, а азари. Да, наёмница, но показавшая столь высокий класс военной подготовки, что многие кадровые военные ряда рас не считали сколько-нибудь для себя зазорным у неё многому научиться.
  Глава Вооружённых Сил Кроганов Грюнт также не стал бронировать себе место на импровизированной трибуне. На одной из спешно восстановленных самых древних улиц Старого Города было решено провести свой, кроганский расовый Парад Победы. И Грюнт решил пройти вместе со своими коллегами-воинами, которых он всё это время обучал, воспитывал, заставлял и побуждал совершенствоваться, водил в атаки и разведвыходы.
  
  Андерсон подобрался, прислушался к докладу распорядителя, донёсшемуся из наушного спикера.
  - Экипаж. На исходную позицию для подготовки к торжественному прохождению... Шагом - марш. - казалось, он отдал команду тихим голосом, тем не менее, благодаря совершенной системе связи его услышали все нормандовцы. Спустя несколько секунд "коробок" пришёл в согласованное движение. Триста метров по неширокой улице - и вот впереди открывается вид на площадь перед Президиумом. Следом по команде Титова отправился и занял предназначенное для него место "коробок" волговцев.
  - На месте стой. Раз - два. - подал команду Андерсон, после чего повернулся и отправился вновь инспектировать ряды коллег. То же самое сделал и Титов, не преминувший ещё раз проверить готовность коллег к уникальному прохождению.
  
  Четверть часа, отведённая на предпарадную подготовку истекла очень быстро и незаметно. Андерсон занял своё место и в спикерах всех отрядовцев раздалась хорошо знакомая всем военнослужащим команда:
  "Парад! Смир-но! К торжественному маршу, поэкипажно, на одного линейного дистанции. Равнение - напра-во! Шагом - марш!".
  Сводный военный оркестр Сил Сопротивления - сто двадцать высокопрофессиональных музыкантов грянул один из написанных в годы войны и ставший традиционным маршей.
  "На Площадь Президиума Цитадели вступает экипаж разведывательного фрегат-крейсера "Нормандия". - звучал над площадью голос комментатора. - В его составе - четыре Спектра Цитадели. Все члены экипажа награждены многочисленными боевыми орденами и медалями ряда рас Пространства Цитадели за успешное выполнение задач литерного уровня сложности. Экипаж фрегат-крейсера "Нормандия" внёс один из самых заметных вкладов в Победу над Жнецами!"
  Едва только Андерсон переступил зеленоватую полосу, отделявшую в этот день пространство площади от пространства окружавших её улиц и пешеходных зон, как все присутствующие на площади военнослужащие-зрители вскинули руки в воинских приветствиях, отдавая честь и Боевому Знамени "Нормандии", и членам её экипажа и команды. Поверхность площади сотряслась под слаженными шагами нормандовцев. На большой трибуне присутствовало всё руководство Цитадели - Советники, члены Совета Управления, руководители ключевых подразделений. Достигнув установленной церемониалом точки, Андерсон повернул голову направо и одновременно тот же самый отточенный поворот выполнили все нормандовцы, кроме, конечно же, правофланговых.
  Несколько минут торжественного Марша. Марша Победителей. Финальный эпизод Войны. Страшной длительной войны, завершившейся Победой над умелым, профессиональным, сильным и безжалостным врагом.
  Шепард, печатая шаг по поверхности Площади, знал, что потом он буквально покадрово просмотрит все доступные видеоматериалы, что потом эти материалы не раз и не два просмотрят все нормандовцы, да что там нормандовцы - все отрядовцы, даже те, кто сейчас участвует в Парадах Победы на своих родных планетах. Потому что этот Парад - особенный. Он венчает собой Войну. Завершает её, ставит жирную точку, подводит итог. Всё. Больше никаких сомнений. Война завершена. Победа.
  Пересекая зеленоватую полосу, отмечавшую границу территории Площади Президиума, Андерсон резко опустил руку и вернул голову в обычное положение. Шеренга за шеренгой экипаж фрегат-крейсера пересекал эту линию и повторял движение, сделанное командиром. Парад экипажа для "Нормандии" завершён. На площадь Президиума вступает "коробок" экипажа разведкрейсера "Волга". Через несколько минут волговцы присоединятся к нормандовцам, уже покинувшим площадь Президиума.
  "Обычным шагом! На площадь Белой Ветви. Для участия в церемонии награждения. - вполголоса распорядился Андерсон. - Порядок не нарушать, строй не разваливать. - добавил командир. Его услышали все и весь экипаж, вся команда фрегат-крейсера направилась следом за своим командиром на указанную площадь. Да, о ней все нормандовцы знали, как знали о ней заранее и волговцы. Именно там предстояло им всем принять участие в закономерной церемонии. Церемонии Награждения Победителей.
  
  Награждение отрядовцев орденами и медалями за заслуги в борьбе с Жнецами от имени всех рас Пространства Млечного Пути
  
  Четверть часа - и экипаж "Нормандии" выстраивается перед трибуной на площади Белой Ветви. На трибуне - адмиралы ВКС Альянса Систем, генералы и адмиралы Имперских ВКС, генералы и адмиралы ВКС стран Третьего Кольца, военные чины Китая, Индии, Японии, Австралии, Гренландии, Канады, высшие военные чины ряда рас Пространства Цитадели, старшие военные чины армейского руководства Цитадели.
  Стоя на правом фланге, Шепард оглядывал стоявших на трибуне разумных и понимал: что-то будет. Ради простого награждения вполне хватило бы присутствия адмиралов и генералов ВКС Альянса Систем. Значит, случиться должно то, от чего нормандовцы и отрядовцы в целом долгое время отказывались - награждение не только знаками отличия и знаками почёта, принятыми в Своде наград Человечества, но и знаками, принятыми в Сводах наград ряда рас Пространства Цитадели.
  Рядом, слева тихо и быстро выстраивается экипаж "Волги". Светлана возглавляет строй, её лицо серьёзно, но оно светло тем особым светом, который Шепард всегда связывал с довольством и спокойствием. Подруга рада и горда за свою команду и свой экипаж. Она уверена в них как никогда и знает, что через несколько минут каждый волговец получит заслуженные награды. Много наград. Да, синтеты Отряда уже знают, кому и что положено получить - такова специфика их работы, но они блюдут человеческие традиции и ни разу не проболтались, ни разу не раскрыли секрета ни для кого - ни для командиров, ни для простых отрядовцев. Тем приятнее будет награждение, тем весомее будут награды.
  - Экипажи и команды фрегат-крейсера "Нормандия" и крейсера "Волга". Смир-но! - подал команду адмирал Левинсон - командующий земными войсками Сопротивления. - Подготовиться к церемонии награждения. - высший офицер помедлил с полминуты, затем сказал словно выстрелил. - Капитан ВКС Альянса Систем, Спектр Совета Цитадели Дэвид Андерсон.
  Командир фрегата отреагировал по-уставному:
  - Я!
  - Совместным решением Командования Силами Сопротивления за заслуги перед расами Пространства Цитадели капитану Андерсону присвоено воинское звание "адмирал"!
  Ряды нормандовцев выждали несколько положенных по церемониалу секунд и над площадью разнеслось троекратное "Ура!" и затем, почти без паузы - троекратное "Слава!".
  - Адмирал ВКС Альянса Систем, Спектр Совета Цитадели Дэвид Андерсон. Выйти из строя.
  Командир сделал несколько уставных шагов, подошёл к трибуне почти вплотную. Левинсон передал Андерсону погоны адмирала. Так требовала процедура награждения. Затем последовала команда:
  - Сменить погоны! - и двое адмиралов возложили новые знаки различия на плечи первого после бога на фрегате "Нормандия". Всё это время над площадью звучало троекратное "Ура", поддержанное и нормандовцами и волговцами. Адмиралы прикрепили погоны к форменной куртке командира фрегат-крейсера. Левинсон подал Андерсону кейс с наградами и обменялся с теперь уже равным по званию коллегой крепким воинским рукопожатием.
  - Адмирал ВКС Альянса, Спектр Совета Цитадели Дэвид Андерсон. Встать в строй! - распорядился Левинсон и высший офицер фрегат-крейсера занял своё место на самом правом фланге.
  - Старший помощник командира фрегат-крейсера "Нормандия", капитан ВКС Альянса Систем, Спектр Совета Цитадели Джон Шепард. - назвал Левинсон следующего по старшинству офицера фрегата.
  - Я. - голос Шепарда чуть дрогнул, совсем незаметно, но ощутимо.
  - Выйти из строя.
  - Есть. - Шепард проделал уставные шаги до трибуны, замер перед Левинсоном.
  - Совместным решением Командования Силами Сопротивления за заслуги перед расами Пространства Цитадели капитану Шепарду присвоено воинское звание "адмирал"! - громыхнул над площадью Белой Ветви голос Левинсона.
  В первую секунду Шепард не поверил, но Левинсон среагировал моментально: в его руках появились адмиральские погоны и командующий церемонией награждения уверенно протянул их к стоявшему по стойке "смирно" несколько ошалевшему от услышанного офицеру. Процедура требовала, чтобы награждённый или повышенный в звании офицер прикоснулся к новым знакам различия хотя бы одной рукой и все нормандовцы видели, как дрогнула правая рука Шепарда, пальцы которой коснулись шершавого материала лицевой стороны адмиральских погон.
  - Поздравляю, Джон. - спокойно и тихо сказал Левинсон, чуть улыбнувшись - одобрительно и спокойно. В эти секунды два адмирала ВКС Альянса прикрепили новые погоны к форменной куртке Шепарда. Над площадью полетело троекратное "Ура!". - Прими. - адмирал подал кейс - почти такой же, как тот, что уже получил Андерсон. - Спасибо. От всех... кто знает. И от остальных - тоже. - тихо добавил высший офицер.
  Едва только Шепард обеими руками взял кейс, над площадью взлетело троекратное "Слава!".
  Вернувшись на своё место, Шепард наконец смог вполне насладиться процедурой награждения своих коллег. Инженер Адамс получил звание "инженер-капитан", штурман Пресли был повышен до звания "капитан", звание "капитан" было присвоено лейтенанту Аленко. Чаквас получила звание "полковник медицинской службы" и когда два адмирала ВКС прикрепляли новые погоны к форменной куртке главного врача фрегат-крейсера, громкость возгласов "Ура!" и "Слава!", казалось, пересекла предел возможного для человеческих голосовых связок.
  Сарен Артериус из рук турианского генерала получил полковничьи знаки различия и кейс с наградами, отделанный пластинами золотистого цвета - по турианской традиции такой цвет пластин указывал на высокий уровень наград, составлявших содержимое кейса. Найлус Крайк из рук того же турианского генерала получил тоже полковничьи знаки различия и кейс с наградами того же золотистого цвета - ни у кого в Турианской Иерархии не возникло ни малейших сомнений в том, что оба Спектра-турианца имеют право на одинаково высокие звания и на почти одинаковые награды.
  Лейтенант Джеймс Вега получил из рук Левинсона капитанские погоны и кейс, неотличимый от полученных ранее сокомандниками-людьми. Звание капитана ВКС вместе с сертификатом ведущего шеф-пилота ВКС Альянса Систем получил и Джеф Моро. Его немецкий коллега был удостоен тоже капитанского звания по табели о рангах ВКС Германии. Мордин Солус из рук саларианского генерал-инспектора получил знаки различия полковника спецслужб Саларианского Союза и кейс с наградами, украшенный роскошным орнаментом, однозначно указывавшим на высокую значимость хранимых внутри наградных знаков.
  - Киборгесса Оливия, глава Совета Синтетов "Нормандии". - провозгласил Левинсон.
  - Я. - откликнулась киборгесса и напряглась, зная, какая команда последует дальше.
  - Выйти из строя. - громыхнул адмирал.
  - Есть.
  Волговцы и нормандовцы во всех деталях видели уникальный чеканный шаг киборгессы, направившейся к трибуне и остановившейся в шаге от неё.
  - Совместным решением Командования Силами Сопротивления за заслуги перед расами Пространства Цитадели киборгессе Оливии предоставлены права полного гражданства Солнечной Системы, Пространства Цитадели и Галактики. - провозгласил Левинсон под несмолкаемое "Ура" и "Слава". - С этого момента члены Совета Синтетов Отряда обретают равные с органиками права и привилегии. - Левинсон сделал паузу, передавая Оливии роскошный кейс. - Поздравляю вас, Оливия.
  Киборгесса, принимая кейс из рук адмирала, только едва заметно кивнула. Её поворот "на месте кругом" любой предельно въедливый строевик оценил бы не иначе, как самым высшим баллом, а возвращение в строй нормандовцев сопроводил бы непрерывными воплями самого искреннего восторга и крайнего удовлетворения. Нормандовцы и волговцы поступили по-другому - они сопроводили возвращение киборгессы в строй экипажа и команды разведфрегата громовыми несмолкаемыми "Ура" и "Слава". И хотя сдержанности и невозмутимости Оливии в это время позавидовали бы самые совершенные скульптуры, все отрядовцы отметили - она довольна и рада.
  Аликс получила из рук Левинсона полный комплект дипломов и сертификатов, подтверждавших предоставление ей полного гражданства Галактики, Пространства Цитадели и Солнечной Системы, а также не менее роскошно оформленный кейс, после чего молодая киборгесса не менее филигранно выполнив поворот "на месте кругом" быстро и чётко вернулась на своё место в строю нормандовцев под громовые возгласы "Ура" и "Слава".
  Никто бы не осудил Левинсона за паузу, но адмирал справился с волнением и вызвал к трибуне Марка. Почти полная копия капитана, а теперь уже - адмирала Шепарда вышел из строя под несмолкаемое "Ура", чётко приблизился к трибуне и замер. Марк тоже получил полное гражданство всех трёх уровней, а также серый кейс с наградами. Шепард знал - скромный киборг особо оговорил, что примет награды только в таком кейсе. Его возвращение в строй коллег и соратников было сопровождено ещё более мощным "Ура" и "Слава". Могучий киборг легко мог бы оставить следы от подошв форменных ботинок на поверхности покрытия площади, но в этот раз его шаг был лёгким и стремительным.
  Выждав несколько секунд и дав возможность нормандовцам и волговцам удовлетворить свою радость по поводу вступления ставших родными и близкими синтетов в права граждан Галактики, Левинсон пригласил к трибуне капрала Ричарда Дженкинса.
  - Совместным решением Командования Силами Сопротивления за заслуги перед расами Пространства Цитадели капралу Дженкинсу присвоено воинское звание "лейтенант"! - громыхнул над площадью Белой Ветви голос Левинсона.
  Дженкинс замер. Такого он точно не ожидал. Сразу - чин лейтенанта. И это - не шутка и не розыгрыш - два адмирала ВКС Альянса быстро сменили погоны на его форменной куртке, а Левинсон подал кейс с наградами и вполголоса отдал команду "Встать в строй". Под громовые "Ура" и "Слава" новоиспеченный лейтенант ВКС Альянса вернулся в строй, повернулся на месте кругом и замер.
  Звание лейтенанта получил и шеф-водитель челноков и шаттлов фрегат-крейсера Стивен Кортез. Хлоя Мишель была приятно удивлена тем, что ей присвоили квалификацию "военврач" и выдали соответствующий сертификат, дававший право работать в армейских медицинских учреждениях.
  А когда Левинсон вызвал Явика, то громкость "Ура" и "Слава" достигла, казалось, уровня грома и вполне могла бы его превысить в несколько раз. В своей боевой красной броне протеанин в эти секунды смотрелся богом войны, сделавшим паузу в своих военных свершениях и решившим снизойти до принятия заслуженных наград. Левинсон с удовлетворением объявил, что протеанин Явик с этой минуты обретает права полного гражданства по всем трём уровням и при желании может получить старшеофицерское воинское звание как ВКС Альянса Систем, так и Империи. Явик промолчал и это было встречено выстроившимися на трибуне разумными с большим пониманием. Возвращавшегося в строй протеанина сопроводили снова ставшим громовым возгласом "Ура", сменившимся не менее громовым возгласом "Слава".
  Почти полтора часа продолжалось награждение остальных нормандовцев. Все члены экипажа и команды фрегат-крейсера были более чем удовлетворены и обрадованы тем, как оценило сообщество разумных их деятельность по защите Галактики от Жнецов и их приспешников.
  Затем началось награждение членов экипажа крейсера "Волга".
  Традиционно церемонию награждения Левинсон начал с командира корабля - Светланы Стрельцовой. Каперанг чётким строевым шагом приблизилась к трибуне и замерла в двух шагах от неё.
  - Совместным решением Командования Силами Сопротивления за заслуги перед расами Пространства Цитадели капитану первого ранга Стрельцовой присвоено воинское звание "генерал специальных служб Империи"! - громыхнул над площадью Белой Ветви голос Левинсона.
  От возгласа "Ура!" и возгласа "Слава!" площадь дважды содрогнулась. Светлана, приняв из рук адмирала кейс, чётко повернулась на месте кругом и, замерев на несколько секунд, строевым уверенным и лёгким шагом вернулась на своё место на правом фланге "коробочки" волговцев.
  Левинсон, выждав несколько секунд, объявил, что капитан третьего ранга Станислав Титов совместным решением Командования Силами Сопротивления получил звание "капитан первого ранга". Это известие было встречено не менее громкими возгласами "Ура" и "Слава". Алла Селезнева получила звание полковника медицинской службы и все отрядовцы знали, что через короткое время это звание вполне имеет все шансы быть сменено на генеральское. Империя имела право сделать такое присвоение по итогам работы Селезневой на военно-медицинском поприще.
  Чуть больше двух часов заняла процедура награждения волговцев.
  Поздравления всех присутствовавших на трибуне командиров и руководителей все отрядовцы выслушали со всем вниманием и удовлетворением.
  Наконец адмирал Левинсон скомандовал:
  - Экипажи - вольно. Разойдись!
  В ту же секунду обе "коробочки" рассыпались. Затем все перемешались и вскоре стоявшие на трибуне высшие офицеры и командиры уже смешались с членами обоих экипажей легендарных кораблей. Андерсон и Титов быстро всех предупредили о том, что следующим согласно программе празднования назначено открытие памятника Отряду на Цитадели на новопостроенном Мемориале Победы. Туда, как уточнили командиры кораблей, всех отрядовцев доставят на автобусах, которые прибудут к площади Белой Ветви через пятнадцать минут.
  
  "Волга". Прибытие на базу "Ликино"
  
  - Командир. - Титов повернулся к сидевшей в кресле Стрельцовой. - Получено "добро" на посадку на космодроме "Ликино". Программа посадки готова.
  - Разрешаю посадку на космодроме "Ликино" - уставная фраза далась Светлане нелегко. Рядом с её креслом стояли Александр и Мария. Дети не сводили глаз с экранов, на которых отмечался курс разведкрейсера. Пребывание на Лунной базе, где экипаж проходил переподготовку, завершилось и теперь командование Разведастрофлота Империи дало разрешение на возвращение "Волги" на место постоянного базирования.
  - Программа посадки активирована. Всё в норме. - ответил Титов.
  Крейсер выполнил обычный предпосадочный виток вокруг планеты и вошёл на посадочный курс. Светлана отмечала выполнение отдельных этапов посадочной программы и чувствовала волнение продолжавших стоять детей. Они не усидели в командирской каюте, никакая сила не удержала бы их там в такие минуты. Ведь это - первое возвращение крейсера на место постоянного базирования после окончания войны. Первое такое возвращение. И уж пропустить его ни Мария, ни Александр никогда бы не согласились, упустив возможность стать не только свидетелями, но и участниками.
  Всего четыре десятка лет тому назад было, наконец, опровергнута невозможность прибытия на Землю и старта непосредственно с Земли таких больших кораблей, какими являлись крейсера Астрофлота Империи. Конечно, каждый человек имел право считать их среднеразмерными или малоразмерными, но по классификации, принятой в Империи, крейсера относились к большим кораблям. Да, крейсера преимущественно строились на внешних верфях, располагавшихся в самых разных районах Солнечной системы, но и на Земле существовали такие же верфи, способные построить не только крейсер, но и линкор и дредноут. Империя не подписывала никогда Фариксенские соглашения, практически парализовавшие Альянс Систем, поэтому продолжала строить корабли любых типов и размеров. Это можно было считать заранее предсказуемой возможностью для столь большой страны, как Россия, избежать участия в соглашениях, прямо посягающих на основополагающие принципы, которыми пристало руководствоваться Империи.
  Крейсер снижался над планетой, выдерживая строгий курс и постоянную скорость. Корабль вела автоматика под контролем нескольких пилотов и навигаторов со штурманами. Прохождение плотных слоёв атмосферы не заняло много времени и очень скоро по современным, конечно, меркам, внизу показались привычные очертания континентов, начала нарастать детализация ландшафтов, а пейзажи просто просились быть запечатлёнными на снимках, если, конечно, не было возможности нарисовать картину древними масляными красками. В Центральном Посту "Волги" царила рабочая обстановка, но Стрельцова чувствовала, что её коллеги возбуждены больше обычного - крейсер впервые за долгие месяцы прибыл на Землю для того, чтобы совершить посадку на своём космодроме. Велась непрерывная запись происходящего. Когда нибудь она станет исторической, а пока уже являлась документом, исключающим любые фальсификации.
  Светлана взглянула на Марию. Девочка стояла справа от кресла - Александр всегда считал, что дочь должна быть именно справа от матери, хотя бы просто потому, что маме так будет удобнее. Сам он вполне довольствовался местом слева от мамы и никогда не претендовал на то, чтобы занимать место сестры. Мария во все глаза смотрела на экраны, на которых исчезала дымка облаков, закрывающих обзор. Пока другие экраны передавали локационную картинку - уже прошедшую аппаратную и программную очистку от помех, несколько экранов транслировали истинное видеоизображение и именно на них смотрела Мария. Александр, как знала Светлана, переводил взгляд с экранов видеоконтроля на экраны локаторов и потому мог в очередной раз сравнивать. Дети волновались, но привычно сдерживали себя, не желая нарушать атмосферу рабочей обстановки, царившую в Центральном Посту.
  - Под нами - "Ликино", командир. - тихо сказал Титов. - Выходим на "коробочку".
  - Принято, Станислав. - так же тихо отозвалась Светлана. Ей не было нужды касаться клавиатур и переключателей на пульте - пока всё на борту крейсера было штатно и её вмешательство не требовалось. - Передайте указание о подготовке к построению у корабля.
  - Передано на экраны внутрикорабельной системы оповещения и на инструментроны, командир. - ответил Титов, исполнив несложный пассаж на клавиатурах. - Экипаж и команда готовятся к построению.
  - Хорошо. - Стрельцова кивнула, возвращаясь к слежению за мониторами индикаторов обстановки на корабле и в околокорабельном пространстве. Когда на экране видеоконтроля проступила башня командно-диспетчерского комплекса она со всей остротой и определённостью осознала - крейсер прибывает домой. Теперь он сможет получить должное техобслуживание, а экипаж, наконец, получит возможность нормально отдохнуть, многие волговцы - пусть даже ненадолго - вернуться к родителям, к своим семьям. Это важно. Это необходимо. Война закончилась и теперь команда и экипаж смогут ощутить, что такое мирная жизнь. Конечно, двое-трое суток всем волговцам придётся провести на космодроме - корабль требовал заботы, да и обычные регламенты послеполётных процедур никто не отменял, зато потом... Она сможет вернуться в семью, увидеться с родителями, с многочисленными близкими и дальними родственниками. У неё - большая семья. Александр и Мария смогут вдоволь пообщаться со всеми Стрельцовыми - а их больше двух десятков и они, конечно же, уже знают, что крейсер возвращается именно сегодня на Землю. Возвращается с войны.
  Подумав о родителях, которые, вне всяких сомнений, ждут встречи с ней, своей дочерью, Светлана остро пожалела, что не сможет придти в родительский дом с Джоном - он должен был поучаствовать в освоении иден-праймовской базы фрегат-крейсера. Если раньше, когда фрегат "Нормандия" был прототипом и по документации и по реальным характеристикам, он мог ещё вернуться на Землю на один из британских военных космодромов, то теперь, став фрегат-крейсером, "Нормандия" нуждалась в особой, предназначенной только для неё базе. И такой базой стал один из космодромов на Иден-Прайме.
  - Мы готовы, мам. - сказала Маша, приложившая определённые, как почувствовала Светлана, усилия, чтобы оторвать взгляд от экранов забортной обстановки. Что и говорить, зрелище наплывающего космодрома "Ликино" было завораживающим. А если учесть ещё и то обстоятельство, что крейсер не ложился над космодромом в дрейф, а впервые за долгие месяцы совершал механическую посадку на поле космодрома и затем закрывался в гигантском ангаре, то ситуация воспринималась крайне необычно.
  - Да, мам. Мы - готовы. - тихо подтвердил Саша. Он всегда в таких случаях отдавал первенство сестре, не стремился к лидерству. Папина школа.
  Светлана искоса взглянула на детей - сначала на дочь, потом - на сына. Да. Они ненадолго выходили в командирскую каюту и теперь пришли в Центральный Пост уже в полупарадных комбинезонах со знаками, однозначно указывающими на их принадлежность к составу экипажа крейсера. Да, они, конечно, не имели никаких воинских званий, но, как дети командира корабля, пользовались многими возможностями, предоставляемыми статусом членов экипажа "Волги". К тому же они были самыми старшими детьми, родившимися на борту крейсера и это обстоятельство тоже давало им известные преимущества.
  - Хорошо. - Светлана не стала добавлять "дети" и сын и дочь едва заметно улыбнулись - им это понравилось. Они очень хотели как можно скорее стать взрослыми и здесь, в Центральном Посту родного без всяких скидок и условностей корабля они и чувствовали себя взрослыми. - Как остальные?
  - В порядке, мам. - ответила Мария. Александр только кивнул, подтверждая слова сестры.
  - Хорошо. - односложно ответила Стрельцова, поворачиваясь к пульту и кладя руки на клавиатуру. Теперь ей предстояло поработать - на посадке такого типа требовалось вмешательство командира корабля. Да она и сама ни за что бы не упустила возможность непосредственно поучаствовать в без всяких сомнений исторической процедуре.
  - На посадочном. - отрывисто бросил Титов. Его руки порхали над тремя клавиатурами. - Крен - норма. Площадка - чистая.
  Последняя фраза, озвученная старшим помощником, означала, что посадочный стол, на который предстояло опуститься "Волге" полностью готов к приёму своей постоялицы, становящейся теперь хозяйкой.
  - Манёвр. Зависание. - отметил Титов чётким, суховатым голосом. - Двести. Сто восемьдесят. Сто семьдесят. Сто шестьдесят.
  Зависший над посадочным столом - "площадкой" крейсер медленно, осторожно опускался.
  - Сто. Девяносто. Восемьдесят. Семьдесят. Шестьдесят. Пятьдесят. Высота принятия решения, командир. - Титов не стал поворачивать голову, не стал смотреть на Стрельцову. Он, вне всяких сомнений, чувствовал её настроение и только ждал протокольной команды - решения.
  - К посадке. - коротко бросила Светлана.
  - Есть. Крейсер - к посадке. - распорядился Титов по трансляции и по каналам оповещения. - Сорок. Тридцать. Двадцать. Десять. Ноль!
  Только приборы, наверное, в полной мере зафиксировали момент касания крейсером поверхности посадочного "стола". Несколько секунд в центральном посту, да и во всём корабле царила напряжённая тишина - люди проверяли состояние своего обиталища, обретшего, наконец, возможность опереться на родную планету.
  - Посадка - выполнена. - Титов закончил проверку. - Всё - в норме.
  - Поздравляю экипаж и команду крейсера с возвращением на родную землю. - Светлана встала, слыша, как ремни привязной системы с шелестом уползают в пазы. - Полёт завершён.
  Только после этой фразы тишина в Центральном отступила окончательно. Люди словно очнулись, задвигались, многие вставали, делали первые шаги вокруг своих пультов, осваиваясь с тем, что теперь крейсер - на своём родном космодроме и совсем скоро вокруг корабля вырастут стены ангара.
  Светлана не торопилась, мягким взглядом оглядывая Центральный Пост. Пусть её коллеги и друзья почувствуют, как это приятно и прекрасно - вернуться на родную планету, прибыть на родную землю и понять, что теперь корабль не дрейфует и не пристыкован к какой-то космической станции, а находится на своём родном космодроме. Вокруг - на многие километры - имперская, российская земля.
  - Идёмте. - она обняла сына и дочь и шагнула к центральному проходу. Волговцы расступались, давая возможность командиру пройти к выходному шлюзу Центрального Поста. У выхода их встретили все трое собачат, окружили хозяйку и её детей "колечком". Собаки тоже были немного возбуждены, они чувствовали, что наконец-то вернулись домой. - Пройдём в каюту, соберёмся. Через четверть часа - построение.
  - Мы помним, мам. - кивнула Мария. - Будем готовы - вовремя.
  Светлана знала, что по-иному и быть не может. Как бы ни манила детей родная земля, как бы им не хотелось отодвинуть в сторону все протоколы и ритуалы, они - и сын и дочь - были детьми старших офицеров ВКС, потому предпочитали не бездельничать, а работать. Вот и сейчас, подхватив укладки с самыми необходимыми за пределами родного корабля вещами, Мария и Александр подождали маму, принимавшую послепосадочные рапорты служб и боевых частей корабля, после чего в сопровождении Зорда и Грея направились к выходным шлюзам крейсера.
  Большая часть подготовки к торжественному построению по случаю возвращения корабля и экипажа на родную планету на свой космодром была выполнена ещё на Цитадели, поэтому сейчас Светлана и её дети в сопровождении овчарок спокойно спустились по трапу на плиты площадки и, уступив трап другим волговцам, отошли в сторону. От командно-диспетчерского комплекса к посадочному столу, на котором размещалась "Волга" уже шла колонна машин. Обычные военные колёсные машины. Стрельцова знала - прибывает командир эскадры со свитой. Кроме "Волги" в состав эскадры входили ещё четыре однотипных с "Волгой" крейсеров, но сейчас на посадочных столах размещались только два из них - "Енисей" и "Байкал". Остальные два - "Иртыш" и "Нева" находились в плановых разведывательных полётах: окончание войны с Жнецами уже стало историей, а планы работы Разведастрофлота Империи были адаптированы под новые, перспективные потребности и нужды.
  - Здравия желаю. - подошедший адмирал откозырял Стрельцовой. Та откозыряла в ответ. - С возвращением.
  - Здравия желаю. Спасибо, командир. - Светлана обменялась с комэском крепким рукопожатием. У разведчиков - свои ритуалы и протколы, здесь никто не занимался шагистикой, здесь не любили показухи. - Все вернулись.
  - Рад. - коротко ответил комэск, здороваясь с Александром и Марией. Саша привычно отступил назад, чтобы с командиром эскадром первой поручкалась Маша. - Мы включили "разлиновку". - он указал на разноцветные линии, указывающие место построения экипажа.
  - Станислав. - Светлана прикоснулась пальцем к клавише наушного спикера. - К построению.
  - Есть к построению. - отозвался старший помощник. - Будем вовремя.
  Слова заместителя командира крейсера не разошлись с делом. Не прошло и несколько минут, как, облачённые в полупарадные форменные комбинезоны волговцы с явным удовольствием и радостью выстроились в пределах обозначенной площадки. Пока не прозвучала команда "Смирно", члены экипажа и команды крейсера с интересом оглядывались по сторонам, отмечая изменения, происшедшие на космодроме за время их отсутствия. Да, на Лунной базе Астроразведки во время переподготовки они уже получили самую точную и самую полную информацию о том, что произошло на одной из крупнейших баз Астроразведки Империи. И всё же было очень важно увидеть всё своими глазами. Конечно же, волговцы с интересом рассматривали и свой родной корабль - редко когда им удавалось вот так увидеть его сразу после посадки.
  Светлана обменялась с комэском оперативной информацией. Из подошедших машин выгрузились офицеры штаба эскадры - время начала короткой торжественной церемонии приближалось. Офицеры крейсера обменялись с ними планшетами и ридерами с информацией, приняли последние изменения для систем и автоматики корабля.
  - Время, командир. - Светлана взглянула на часы, обернулась к Титову. - Готовность.
  - Первая, командир. - кивнул старший помощник. К Стрельцовой приблизились собачата, окружившие дочь и сына. Дети не мешали маме говорить с командиром эскадры, всё это время они провели на зелёном квадрате, обозначающем зону повышенной безопасности. Зорд, Грэй и Зирда охраняли детей, но и за хозяйкой присматривали.
  - Хорошо. - Светлана в сопровождении детей и Титова направилась к "коробочке" экипажа, заняла место на правом фланге. Дети остались рядом с ней - для них построения не были в новинку - на крейсере они проводились регулярно даже во время войны с Жнецами. Овчарки тоже остались рядом с хозяйкой - начинавшееся действо не было для них чем-то необычным.
  - Экипаж. - Светлана не стала прикасаться к клавише наушного спикера - сработала система голосовой активации канал общеэкипажной связи. - Смир-но!
  Напротив "коробочки" экипажа разведывательного крейсера выстроились офицеры штаба эскадры - прибытие одного из кораблей эскадры было событием, достойным того, чтобы все штабники приняли участие в торжественном построении. Потом, когда такие прибытия на Землю для "Волги" станут обычными, уже не будет таких построений и таких встреч, а сейчас, когда крейсер вернулся на место постоянного базирования впервые после окончания войны с Жнецами - такая встреча - торжественная была необходима.
  Командир эскадры обратился к экипажу и команде крейсера с кратким приветственным словом. Он поздравил волговцев с завершением войны с Жнецами, подтвердил, что в самое ближайшее время корабль пройдёт перевоооружение и дооснащение, после чего получит первый ранг по новой классификации и продолжит участвовать в разведполётах литерного уровня сложности. Слова комэска были встречены уставным воодушевлённым возгласом "ура".
  Несколько минут - и "коробочка" преобразуется в парадный строй для прохождения торжественным маршем. Светлана занимает предназначенное ей место во главе строя. За ней выстраивается знамённый взвод - Боевое Знамя крейсера нечасто покидало борт корабля, но сейчас в этом была прямая необходимость и полотнище плескалось на ветру, свободно гулявшем по площадке посадочного стола. Александр и Мария с собачатами отходят за ограничительные цветные линии, чтобы не мешать прохождению. На предназначенном для него месте выстраивается военный оркестр - имперцы не нарушали традицию и никогда не оскорбляли воинов принуждением к осуществлению прохождений под фонограмму.
  Офицеры штаба эскадры отходят на предназначенное время. Комэск вышел чуть вперёд. Светлана оглянулась, цепким взглядом прошлась по рядам своих коллег и сослуживцев. Всё в порядке. По-иному просто не могло быть - тренировки осуществлялись во время стоянки у Цитадели постоянно, так что к первому после долгого перерыва наземному прохождению все волговцы были подготовлены прекрасно.
  Чёткая команда - и оркестр заиграл марш. Строевой, торжественный. По команде Стрельцовой колонна выровнялась, знаменщик вставил древко в стакан перевязи, полотнище Боевого Знамени затрепетало сильнее, поймав ветер. Несколько десятков шагов и, достигнув обозначенной точки, старшие офицеры корабля вскидывают ладони к вискам, одновременно поворачивая головы вправо, к офицерам штаба эскадры. Плитки посадочной площадки сотрясают слаженные шаги - экипаж крейсера проходит от кормы к носу своего корабля. Так принято в Империи. Миновав обозначенную на плитках точку, Светлана опускает руку, отмечает, что то же самое сделали и другие старшие офицеры корабля. Шаги волговцев становятся тише - строевой парадный шаг сменяется простым строевым. Поворот - и колонна снова преобразуется в "коробочку". Минута - и строй волговцев замирает. Комэск в сопровождении Стрельцовой и Титова проходит вдоль строя, затем, достигнув левого фланга, возвращается к центру. Звучит уставное приветствие и команда "Разойдись". Строй рассыпается. Офицеры штаба эскадры оказываются в плотном кольце волговцев. Светлана видит, как к ней бегут дети в окружении овчарок.
  - Мы вернулись, Света! - к Стрельцовой пробилась Алла, обняла подругу. - Мы - вернулись! - главный врач корабля не скрывает своего удовлетворения, не прячет эмоции и чувства под бронёй офицерской отстранённости. - Наконец-то мы - на Земле и в России!
  Светлана не стала ничего говорить, молча обняв подругу, она смотрела в небо, на котором не было ни облачка - только синева. Синева земного, родного, российского неба. Слова не были нужны. Она почувствовала, как её обнимают сын и дочь, как тыкаются носами в ноги собачата и остро пожалела, что рядом с ней нет Джона.
  Пока волговцы и офицеры штаба эскадры обнимались и поздравляли друг друга с Победой и с возвращением, на площадку въехали комфортабельные автобусы - командование космодрома постаралось со своей стороны обеспечить прибывших всем необходимым по самому высшему классу. Волговцам предстояло за декаду вместе с наземными службами проверить весь корабль, устранить неполадки и перевести крейсер в полустояночный режим. Крейсер заслужил отдых, а его команде и экипажу предстояло определиться с тем, куда убыть в длительный отпуск.
  Светлана с детьми и собачатами разместилась во втором автобусе, успев пообщаться с Аликс, Лекси и Зарой. Все три киборгессы приняли участие в торжественном построении, а вот в прохождении торжественным маршем они не участвовали - эта честь принадлежала только кадровым волговцам. Зато киборгессы успели предоставить техникам и инженерам космодромам уточнённую информацию по проблемам, связанным с техническим состоянием "Волги" и теперь наземные службы избавлены от необходимости проводить сплошную проверку. Общая проверка, конечно, будет проведена, в её осуществлении все три киборгессы непременно примут самое активное участие, выявляя по ходу дела новые неисправности и несоответствия - такова традиция разведастрофлота Империи. Одна из многих деловых традиций. "Оружие любит ласку - чистку и смазку" - этот принцип в российской армии соблюдался неукоснительно. По настоянию Светланы всех киборгесс поселили на одном этаже с ней. По-иному и быть не могло - это были жена и дочери Джона.
  Пятикомнатный люкс принял семью Шепардов-Стрельцовых. Овчарки быстро заблокировали холл, Саша и Маша расстелили для них коврики, поставили поилки с водой и Зорд с Грэем и Зирдой, благодарно облизав своих младших хозяев, устроились подремать, вылакав почти всю воду из поилок - на открытом пространстве посадочного стола, несмотря на ветер, было достаточно жарко.
  - Как устроились? - спросила Светлана у Аликс по аудиоканалу своего наушного спикера.
  - Спасибо, Свет. Прекрасно. Зара и Лекси уже подключились к местным линиям связи и встали на зарядку. Инженеры и техники постарались - характеристики тока прекрасные. Как раз то, что надо. Мы уже приступаем к обработке обычных объёмов информации. Всё в порядке, не беспокойся.
  - Не могу не беспокоиться, Аликс. Ты же меня знаешь. - ответила Стрельцова.
  - Знаю. Отдыхай. Ты слишком напряжена, Света. - ответила старшая киборгесса. - Я уже отправила маме полную информацию о встрече и о построении. Несколько секунд назад получила подтверждение о получении. Там пока всё стабильно.
  - Хорошо. - Светлана переключила каналы, зная, что если будет необходимость - киборгессы выйдут на связь с ней моментально.
  Сняв полупарадный комбинезон, Светлана с наслаждением понежилась в ванне, потом облачилась в отрядовскую офицерскую форму и села на двуспальную кровать, отметив, что она снова остро пожалела об отсутствии рядом Джона. Что поделать, у него на Иден-Прайме полно хлопот. Там и база для фрегат-крейсера специальная выстроена и нормандовцы решили помочь местным жителям убрать первый послевоенный урожай. Они помогут быстро и качественно - в этом Стрельцова не сомневалась.
  Решив, что она в самое ближайшее время обязательно просмотрит в записи все выпуски галактических новостей за последние две декады, Светлана разрешила себе расслабиться. Её плечи опустились, голова склонилась и, если бы не руки, предплечьями упёршиеся в ноги...
  Ей стало вдруг так грустно... Там, на крейсере, уверенно идущем на посадку, во время построения, во время торжественного прохождения она ещё не ощущала со всей определённостью, что война с Жнецами подошла к концу. А сейчас... Сейчас она вдруг ощутила это столь остро, что почти все физические силы ушли на то, чтобы удержать эту остроту в рамках допустимого. Война закончена. Одержана победа. Сейчас Стрельцова не знала, как она будет жить и действовать в мирное время. Да, будут новые разведвылеты литерной сложности. Будут новые высадки, будет немало разведмиссий на планетах. Всё это будет. Но никогда больше, к счастью, не увидит Галактика такого врага, как эти полумашины-Жнецы.
  Светлана прикрыла глаза и увидела перед собой эту двухкилометровую креветку. Сколько их было - десятки? Нет, сотни и даже тысячи. Они нанесли галактике и её обитателям колоссальный ущерб. Многие разумные органики попали под индоктринацию и больше никогда не вернулись в нормальное состояние. А многие, очень многие - погибли, защищая свой звёздный дом от этих оккупантов и поработителей. Многие были тяжело ранены и сейчас проходили лечение в многочисленных госпиталях. Врачи, средний и младший медперсонал делали всё, чтобы раненые, травмированные вернулись к нормальной жизни.
  Пройдёт декада, вторая и она сможет с детьми вылететь к семье, увидеть маму, папу, сестёр, братьев. Многих других родственников. Она всегда знала, что у неё - огромная семья, несколько поколений, живущих рядом. И теперь совсем скоро - эти декады пролетят как одно мгновение - она увидится с ними не на экранах терминалов дальней космической связи, а сможет их обнять, расцеловать. Они так поддержали её все эти месяцы... Все они воевали - и в гражданском Ополчении и в рядах армии России и её флота. Многие Стрельцовы работали на заводах, в конструкторских бюро, научных лабораториях.
  Сейчас она понимала - это просто возвратная реакция. Сама её суть, суть Светланы Стрельцовой тяжело перестраивалась с военного на мирный лад. Армия мирного времени - другая армия. Хорошо, что она служит в разведке, у которой, как известно, мирного времени не бывает в принципе. Разведка всегда на войне, тем более - астроразведка. Если бы она служила в обычной армейской части - переход от войны к миру для её сути был бы, вне всякого сомнения, ещё более тяжёлым, ещё более сложным.
  Сколько она вот так, сгорбившись, просидела, Светлана не отследила. Может быть - десять минут, может быть - полчаса или даже больше. Дети всегда понимали и знали, когда их маме нужно побыть одной. Они разместились в двух комнатах люкса, разместились по-походному, догадываясь, что пройдёт совсем немного времени - и они встретятся со своими бабушкой и дедушкой по материнской линии. Встретятся с ними уже лично, а не с помощью видеоканала дальней космической связи. А сейчас они просматривали запись прилёта "Волги" на космодром и запись торжественной встречи и радовались, обмениваясь репликами. Они - на Земле. Они - в России. Война с Жнецами - закончилась.
  Медленно подняв голову, Светлана посмотрела на закрытую дверь спальни. Она слышала, как играют Саша с Машей, как возятся собаки, снова окружившие детей и радующиеся возможности побузить. Совсем немного побузить, ведь и дочь и сын чувствуют состояние мамы и стараются шуметь не очень громко. Светлана остановившимся взглядом смотрела на дверь спальни и всё острее и глубже понимала, что переключиться с военного боевого формата жизни на мирный обычный формат она сможет далеко не сразу.
  Встав с кровати, Стрельцова подошла к креслу стоявшему в углу спальни. Села, сложив руки на коленях, чуть склонила голову вперёд и вправо, задумалась. Ей снова вспомнилась прошедшая война. Вспомнилась отрывками. Эпизодами. Картины, как живые представали в сознании генерала спецслужб Империи.
  Вот на финальном этапе войны она снова возвращается на "Волге" в Азарийское пространство, чтобы помочь синекожим девам в очередной раз, но теперь уже - окончательно и бесповоротно изгнать Жнецов и их пособников из миров азари. Она стоит на краю боевой бронеплощадки тяжёлого челнока, держится за поручень левой рукой, в правой у неё пистолет, а она смотрит на огромный азарийский мегаполис, тонущий в огне. Корабли Имперских Эскадр уничтожают висящие над планетой десантные и артиллерийские катера, с планеты их обстреливают батареи противокосмической обороны и знаменитые "Мечи Азари". Последних здесь мало - всё же война с Жнецами это была война с опытным, сильным, изворотливым противником. Потому Имперские Эскадры и пришли снова в Пространство Азари. Пришли, чтобы оказать помощь. Операция "Возмездие" осуществлялась по плану, шла зачистка пространств ключевых рас Галактики от оккупантов и агрессоров.
  Стрельцовой вспомнилось, как "Волга" пришла к Цитадели. Станция была потрёпана, на лепестках зияли множественные вмятины, виднелись и сквозные отверстия. Станция выдержала несколько десятков массированных атак Флотов Жнецов - полный их перечень с минимальными данными занимал больше пяти страниц мелким шрифтом. Вокруг Станции располагались несколько крейсеров и линкоров. Фрегатов было больше трёх десятков. Район Станции снова и теперь, хотелось в это верить, окончательно был взят под плотную охрану Флотами Сил Сопротивления. На Цитадели уже начались восстановительные работы, Станция снова начала принимать и отправлять корабли, хотя кольцо Доков пострадало и далеко не все сегменты могли работать в прежнем режиме.
  
  Светлана Стрельцова. Воспоминания о начале
  
  Такая война меняет почти каждого разумного. Изменила она и Светлану. Где-то она осталась прежней, а где-то стала новой даже для самой себя. Взглянув на экраны над журнальным столиком, Стрельцова подумала, что вспомнить о войне она всегда успеет, а сейчас ей необходимо вспомнить о том, что впереди - встреча с мамой и папой, встреча с братьями и сёстрами.
  Ей вспомнилась фотография, занимающая одно из почётных мест в семейных фотоальбомах семьи Стрельцовых - мама и папа танцуют свадебный вальс. Да, этот снимок был сделан во время их свадьбы. Им было тогда не больше тридцати, по современным меркам - вся жизнь впереди. Взрослая, самостоятельная жизнь. Гостей на свадьбе было много - ведь объединялись две большие семьи, насчитывавшие по нескольку десятков человек.
  Мама после окончания института уже несколько лет работала в школе, преподавала в старших и выпускных классах. Папа тоже окончив институт и отслужив в армии, работал инженером на крупном по меркам отдельно взятой российской области заводе.
  Они жили в разных не только городах, но и областях. Встретились как-то, может быть даже, случайно, полюбили друг друга, стали переписываться, затем - встречаться. Мама всегда говорила Светлане, что она прежде всего ценила в папе надёжность. Если он сказал - то он это сделает. Чего бы ему это не стоило. Пустых невыполнимых заведомо обещаний он никогда никому не давал, но если уже что обещал - делал. Полностью и до конца делал. В лучшем виде делал. И маме это очень нравилось. Она считала эту надёжность показателем качества воспитания человека. Имперца. Мужчины.
  Больше года они переписывались после той, вроде бы и случайной встречи на набережной. Частые письма. Большие письма. Мама читала его письма запоем, оторваться не могла. Коллеги по школе говорили, что она, когда получала письма от папы, три дня светилась особым внутренним светом. Все это чувствовали - и учителя, и ученики.
  Они не торопились, не спешили, не хотели форсировать отношения. Присматривались друг к другу, общались, задавали друг другу десятки и сотни вопросов и получали ответы, над которыми долго и напряжённо думали, размышляли. Через год они встретились и провели рядом целый месяц - почти весь отцовский отпуск. Уехали в один из домов отдыха и пропали для всех. Мама потом говорила, что более счастливого времени, чем то, которое оно провела рядом с папой она тогда себе и представить не могла. Наверное, переписка помогла совершить настоящее чудо, они сблизились, но по-прежнему ни папа, ни мама не спешили. Они часами разговаривали, часами пропадали в уединённых уголках территории дома отдыха.
  Только через год, год напряжённой переписки и аудиообщения они снова встретились. И снова пропали для всех, улетев теперь уже к морю, в Крым. В один из санаториев. Всё это время, весь этот год они работали по-прежнему много. И постепенно, как потом рассказала Светлане мама, понимали - они не смогут больше жить друг без друга. Понимали это всё острее и глубже. Сомневались, опасались, не спешили. Но понимание не исчезало. Оно крепло.
  Свадьбу решили сыграть только через год, который стал годом знакомства семей будущих мужа и жены. В том, что новая семья будет крепкой и надёжной - ни Стрельцовы, ни Северцевы не сомневались. Все видели, насколько Василий Северцев нежен и осторожен с Валентиной Стрельцовой, насколько он деятельно стремится помочь своей будущей жене буквально во всём, никогда не деля занятия и работы на мужские и женские. Через месяц после свадьбы Валентина Стрельцова забеременела. Ждали одного рёбёнка, а родилось сразу трое. Светлана, Михаил и Семён. Так Светлана Стрельцова, принявшая фамилию матери с полного согласия отца, стала старшей сестрой и обрела надёжную поддержку со стороны двух братьев - старшего Михаила и среднего Семёна. Первым родился Михаил, за ним - Семён, после него на свет появилась Светлана. В семейном альбоме есть фотография всех троих младших Стрельцовых. Тогда, когда она была сделана, им не исполнилось и года.
  Хотя и считается, что ребёнок впоследствии многое забывает о том, что ему довелось пережить в столь ранние месяцы, Светлана, как оказалось, многое, очень многое запомнила. Запомнила, как играла с братьями, как засыпала почти мгновенно в своей кроватке под тихое материнское пение. Мама знала десятки или нет - сотни колыбельных песен и её голос помогал Светлане засыпать очень быстро, спать спокойно, крепко, глубоким, здоровым сном.
  После рождения тройни Валентина Стрельцова стала вести курсы дистанционного обучения для школьников, что позволило ей почти постоянно быть рядом с детьми и при этом не чувствовать себя исключённой из активной профессиональной жизни. Василий вернулся на завод, его повысили в должности, возросла заработная плата, которую он старался всю до последней копейки отдавать жене. Понимал, знал, что ей, своей избраннице, он может доверять полностью - она точно не будет тратить деньги на пустяки и безделушки.
  Светлана помнила, как впервые мама взяла её ранним утром из колыбели, подняла на руки и вышла из дома в поле. Вокруг, как помнила младшая Стрельцова, было столько простора, а тишина была просто звенящей. Мама прошла по дороге несколько десятков метров и Светлана, оглядевшись, изумилась - вокруг, сколько хватало взгляда, было огромное поле. Зеленеющее, обещающее богатый урожай. Мама, как знала Светлана, родилась и выросла в селе, крестьянский труд ей был не в новинку. Это потом она уехала в город, поступила в педагогический учебный центр, отучилась, вернулась в родное село, преподавала три года в своей родной школе в начальных классах - с первого по четвёртый. Только потом, через шесть лет она уехала в город, имея прекрасные рекомендации и накопив значительный практический педагогический опыт. Ученики, которых она вела эти четыре года, с тех пор помнили свою учительницу только как лучшую, какую они могли тогда пожелать. Это ведь так важно, когда на пороге школы тебя, маленького ребёнка, встречает настоящий педагог, учитель с большой буквы. Первая учительница будет и у Светланы и она тоже запомнит её на всю жизнь как лучшую. Так уж повелось в Империи - в учителя шли лучшие, самые цельные, самые развитые, самые подготовленные. И престиж учителя в России стоял уже несколько десятилетий неимоверно высоко.
  А тогда маленькая Светлана Стрельцова оглядывалась по сторонам. Мама держала её на руках и девочка чувствовала себя спокойно и комфортно. Тогда она начала постигать огромность страны, в какой ей посчастливилось родиться. Она увидела стелившийся над полем туман, увидела лес вдалеке, увидела синюю ленту реки, увидела алеющее рассветным багрянцем небо. Слова не были нужны. Потом, много позднее, мама рассказала Светлане, что тогда она была непривычно тиха и задумчива. Маленькая девочка впервые увидела, насколько огромен её мир. Её малая родина, часть большой родины, огромной страны.
  Совсем скоро, встав на ноги, Светлана начала осваивать околицы села вместе с братьями почти всегда бегом. Родители не препятствовали, не возражали, не ограничивали детей в их стремлении побегать и попрыгать. Вокруг было безопасно - взрослые за этим строго следили и потому дети почти никогда не травмировались. Тем более, что Валентина и Василий сразу пояснили сыновьям, что сестра нуждается в особой защите и в бережном отношении. Спокойно, немногословно пояснили.
  Светлана впоследствии была твёрдо уверена - очень многое родители пояснили сыновьям безмолвно. Собственным, личным примером. И братья почти всегда сопровождали свою сестру, никогда не напоминая ей о том, что она - младшая и потому вроде бы должна слушаться и повиноваться старшим по возрасту братьям. Светлана всегда чувствовала братьев рядом - если не обоих сразу, то одного - почти постоянно. Чувствовала, что они всегда готовы помочь ей, подсказать, защитить. В семейном фотоальбоме была фотография - маленькая, едва ли годовалая Светлана бежит по берегу реки, той самой реки, какую она видела в тот первый день далеко в поле, а за ней, стараясь не отстать, бежит Семён. Именно он чаще всего был её постоянным сопровождающим. Михаил, как старший, больше времени старался проводить рядом с отцом - он непременно приезжал на выходные в село, где жила Валентина с детьми. Никакой особой оторванности от цивилизации - полный спектр услуг связи, вплоть до видео, совершенные системы передачи данных, компьютерная сеть - местная, районная, областная, региональная, общероссийская. Так что Валентина не чувствовала себя исключённой из профессии. Она готовила и вела учебные курсы для младших и средних школьников, проверяла их работы, следила за их успехами, направляла и подсказывала. Ей часто писали письма ученики, которых она вела в начальных классах. Теперь они были в средних и старших классах, но по-прежнему не забывали свою первую учительницу. Делились с ней успехами, не скрывали, бывало, и проблем, не стеснялись задавать вопросы, зная, что получат на них ответы.
  Когда приезжал папа, Светлана и её братья старались не отходить от него далеко. Он играл с ними часами, читал книги, задавал немало вопросов, выслушивал ответы детей, был всегда открыт для общения с их друзьями и приятелями. А когда он читал им обычную старую бумажную книгу - дети были просто счастливы. Он читал вслух, старался читать разными голосами и Светлана часто смеялась, когда он пытался говорить девчоночьим голосом. Папа никогда не обижался на смех дочери - он наоборот, был счастлив и рад, видя, что детям нравится его чтение. А уж старые книги... Они были уже редкостью, ведь всё большее значение и распространение получал пластик, почти вечный. Книги на тонком и лёгком пластике выпускались теперь намного более массовыми тиражами, а на подходе был переход на ридеры, вмещавшие сотни и тысячи текстов.
  Светлана любила прижаться к отцу, сидевшему в кресле и державшему книгу на коленях, прижаться, ощущая, как он обнимает её левой рукой, а она слышит не только, как и что он читает, но слышит и стук его сильного, любящего сердца. Для неё это было лучшим временем, одним из лучших, какое она провела рядом с папой. Семён устраивался справа от отца, он был более эмоционален, раскован, потому активно жестикулировал, смеялся, улыбался и часто хлопал в ладоши, когда то, что читал папа, ему особо нравилось. Светлана не пыталась составить конкуренцию экспрессивному брату, ей было вполне достаточно, что она - рядом с папой, что она читает книгу, слушая, как читает её папа. Её родной папа.
  Михаил, как и положено, наверное, старшему брату, старался быстрее всех повзрослеть. Он обычно сидел отдельно, на диване или на кресле, если там оставалось хотя бы немного места. Сидел он чаще всего рядом с Семёном, оставляя ей, Светлане, предостаточно места для того, чтобы она чувствовала себя свободно и комфортно.
  Со временем и она, как, наверное, положено девочке, быстро повзрослела, полюбила одиночество, стала самостоятельной. По утрам она любила уходить к реке, плести венки и перебегать вприпрыжку мостик, ведущий к пристани. Вокруг, насколько хватал взгляд, зеленел лес, ветер играл в листве, слышался стрекот кузнечиков, квакали лягушки. Светлана босиком пробегала по деревянному настилу, кружилась, напевая сама себе тихо-тихо, стараясь не особо нарушать особую, утреннюю картину, знакомую ей теперь до мельчайших деталей. Сандалики она часто брала только в одну руку, чтобы другая была свободна - ведь так хорошо покружиться, так хорошо попрыгать, ощущая, как пружинят под босыми стопами планки мостика. Эту деревянную дорожку она будет потом часто вспоминать и каждый раз - чувствовать тепло в глубине своего сознания, своей сути.
  Рядом с братьями она чувствовала себя спокойно и свободно. В селе она обрела первых подружек и первых друзей и ей, как она теперь понимала, стало очень не хватать дня, для того чтобы поиграть во все игры и игрушки, чтобы посекретничать, посмеяться и побаловаться. Она рано привыкла к тому, что большинство детских игрушек - общие, ведь никто из детей не хотел признаваться, что когда-то именно эти кубики и именно этот конструктор, именно эта кукла были подарены именно ему. Зато как было приятно видеть улыбки на лицах друзей, играющих в подаренную именно тебе игрушку. Как приятно было чувствовать их радость и удовлетворение. Мальчики, конечно, играли в машинки, девочки - в куклы, но никто не делил, как теперь понимала Стрельцова, игрушки и игры на мужские и женские. Главное, что дети играли все вместе, вместе росли, вместе общались, вместе развивались, взрослели. Они имели настоящее, истинное детство. Под защитой родителей, да и не только родителей, но и почти незнакомых людей, делавших, тем не менее, всё, чтобы именно детям было спокойно и безопасно.
  Только потом она узнала о девизе-правиле - "Всё лучшее - детям", определявшем очень многое в Империи. Только потом она об этом узнала, а тогда она просто росла, просто взрослела, просто играла, просто общалась с ровесниками.
  Через три года мама вернулась из села в город и Светлана с братьями были этому очень рады. Теперь родители - рядом и вместе. Теперь они вместе не только в летние месяцы, но и весь год. Все трое младших Стрельцовых пошли в детский сад, расположенный недалеко от многоэтажки, в которой была их семейная квартира и Светлана быстро влилась в детских коллектив сначала старшей детсадовской группы, а потом и высшей, подготавливавшей детей к школе. Братья были рядом с ней постоянно, у них и у неё появились новые друзья и подруги, но и о старых, тех, кто остался в селе, ни Светлана, ни Михаил, ни Семён не забывали - постоянно писали письма, получали ответы, общались по аудиосвязи и видеоканалам.
  Светлане очень нравилось, когда её из садика забирал папа. Как уж Семён с Михаилом это поняли - ей и самой было неведомо, но они уступили ей право почти постоянно быть на руках отца и сопровождали сестру и папу до самого дома, по взрослому идя рядом с ними. Держа дочь на руках, Василий всегда с интересом выслушивал её рассказы, отвечал на множество вопросов, умел поддержать почти безмолвно, когда она выказывала страх или неуверенность. В семейном альбоме Стрельцовых есть фотография, которая была сделана в один из осенних дней - папа держит её на руках, он не забыл одеть ей на руки варежки - было довольно прохладно, а он всегда заботился о том, чтобы дочь не простужалась. Как свидетельствовала дата на фотографии, тогда в городе была настоящая золотая осень и можно было не опасаться промозглого осеннего ветра или не менее холодного, уныло хлещущего затяжного дождя, потому и Светлана и папа не надели даже вязаных шапочек, столь привычных имперцам, украшаемых строго индивидуально. Папа на снимке улыбается, смотрит на Светлану, а она смотрит куда-то в сторону, задумалась, но и на её лице - улыбка, обычная, мягкая.
  Тогда же осенью Светлана узнала, что у неё будет ещё один братик. Младший. Папа ей сказал об этом именно тогда, когда забирал из детского сада вечером, в пятницу. А уже в субботу они все поехали в роддом, где Светлана увидела маму с младенцем на руках. Мама была рада - это Светлана сразу почувствовала. Брата решили назвать Кириллом - это имя выбрала мама и папа согласился с её выбором. Так Светлана впервые ощутила себя старшей сестрой для младшего брата. Время, когда она была только младшей сестрой для старших братьев ушло в прошлое.
  Мама разрешала ей присутствовать, когда она кормила Кирилла грудью. Светлана видела, как меньшой брат счастлив и сама была рада - он обладал прекрасным аппетитом, а молока у мамы было много. Медики, как потом говорила дочери мама, всегда удивлялись, насколько крепким и здоровым он растёт. Наверное, сказывалось то, что мама родилась и выросла в селе, а крестьяне в России всегда отличались завидным здоровьем и долголетием - работа и жизнь в условиях замкнутого хозяйства не позволяли долго и много болеть и хандрить. Вокруг всё натуральное, всё своё. Волей-неволей станешь здоровым и сильным.
  Третий брат. Младший. Светлана чувствовала себя счастливой - она растёт в многодетной семье. Она любима обоими родителями, она защищена братьями. И она может сама теперь многое дать младшему брату. Возможно, ей тогда тоже очень хотелось сестричку, но, видимо, появление в семье четвёртого ребёнка, братика, настолько удивило Светлану, что она и думать забыла о желании иметь сестру и отдалась заботам о брате. Конечно же, она теперь задавала папе очень много особых вопросов и внимательно выслушивала его временами даже очень пространные ответы. Кому же как не папе знать, как воспитать настоящего мужчину. Для неё папа всегда был примером именно настоящего, подлинного мужчины. Она любила быть с ним наедине и он часто брал её с собой за город, где у них двоих было своё место - старый настил-причал на берегу большого озера. На противоположном берегу начинался девственный лесной массив, вздымался холм, покрытый старым, густым лесом, виднелись поле и луг. Здесь, на причале, Светлана любила не только подолгу говорить с папой, но и просто молчать, сидеть рядом с ним, прижавшись и чувствуя его тепло, ощущая его надёжность, слыша его сердце и дыхание. Это успокаивало, это давало силы и уверенность в себе.
  Папа умел столько, что Светлана и сейчас, став взрослой и самостоятельной, терялась, когда пыталась даже просто перечислить его умения, навыки, знания в самых разных областях. Тогда, маленькой девочкой она была уверена, что папа поистине всемогущ. Наверное, для ребёнка это важно и необходимо.
  Она любила смотреть, как папа вручную давит апельсиновый сок из оранжевых кругляшей, а потом, опустив в стакан со свежевыжатым соком трубочку, подаёт ей, сидящей у него на левой руке и она, придерживая трубочку левой рукой, а правой обняв отца за шею, втягивает в рот первый глоток. Наслаждение - словами не выразить. Да разве только апельсиновый сок она вот так любила пить, зная, что его приготовил не кто-нибудь, а именно её папа? Томатный, морковный, гранатовый, яблочный! И многие, многие другие. Куда там покупным сокам в пакетах - они и рядом не стояли по богатству ощущений! Это ведь совершенно другое - знать, что сок для тебя, маленькой девочки, дочери, отжал папа. Пришедший с работы, ещё не снявший деловой костюм, немного уставший.
  Ещё больше Светлане запомнилось, как папа впервые взял гитару, сел на кровать, где она устроилась было поиграть, взял несколько аккордов и заиграл какую-то спокойную, медленную мелодию. Тогда Светлана бросила играть, встала, подошла к папе, коснулась рукой его плеча и замерла, вслушиваясь. Папа тогда играл долго. Очень долго. Может быть полчаса, может быть час. А Светлана слушала. Слушала, забыв об игрушках, забыв обо всём и чувствуя как папа смотрит на неё. Смотрит - и играет.
  Когда родился Кирилл, Светлана часто видела папу, сидящего рядом с колыбелькой и играющего на гитаре. Никаких резких, рваных ритмов - спокойные, обычные где-то даже мелодии. Она не только видела - она чувствовала и знала - маленькому Кириллу, едва перешагнувшему трёхмесячный рубеж своей жизни нравится смотреть, как играет папа, смотреть и слушать. Он замирал, он становился очень тихим и даже незаметным, но Светлана, появляясь в детской и заставая отца и Кирилла за вот таким вот общением, была убеждена - Кирилл счастлив.
  Счастлив почти так же глубоко, сильно, мощно, как счастлива она, когда папа подхватывал её на руки и она могла коснуться кончиком своего носа нос папы, потереться об него и заглянуть в глаза, увидеть в них радость, спокойствие, уверенность и не только увидеть, но и ощутить своей глубинной сутью отцовскую, особую любовь. Тогда Светлана неизменно улыбалась во весь рот, ей нравилось, как папа на неё смотрит - нежно, любяще и во взгляде его проступает понимание, столь важное для неё, его дочери.
  Она любила засыпать у него на руках. Часто, проснувшись рано утром, она бежала на кухню - он всегда первым вставал в их семье, вставал и сразу приступал к приготовлению завтрака. А она - босая, в одной пижаме, подбегала к нему, он подхватывал её левой рукой, поднимал, прижимал к себе, она обнимала его, опускала голову на плечо и засыпала спокойно и счастливо. Звук его сердца, звук его дыхания она, казалось, могла бы узнать из тысяч. Ей было очень комфортно на руках у папы, когда он готовил завтрак.
  Для него она была именно дочкой. Он научился заплетать ей косу, делать простые причёски, а уж стриг всех своих детей он вообще мастерски. Да, у детей, как потом узнала повзрослев, Светлана, нет обычно длинных волос, требующих особого ухода, особой стрижки, но папа при поддержке мамы научился делать дочке такие причёски, что её подружки выпадали раз за разом в осадок и буквально допрашивали Светлану, кто, когда и где сделал ей такое чудо. Она всегда с гордостью отвечала, что это сделал её папа и причёска - уникальная. Другой такой он уже не сделает. И это было чистой правдой - каждый раз папа умел вносить в причёску дочери разнообразие.
  И он же, наверное, ей впервые объяснил, что красота важна и необходима в первую очередь внутренняя, а не только внешняя. Благодаря маме Светлана хорошо узнала крестьянскую жизнь - не теоретически, а именно практически, с малолетства полюбила носить платки, платья из исключительно чистых природных материалов - лён, хлопок. Ей не требовалась каждый раз новая причёска, но за чистотой волос она привыкла следить, равно как и привыкла обходиться совсем без косметики или использовать только натуральную косметику, да и ту - по минимуму.
  Каждые выходные она старалась приехать в село, потому хорошо знала и понимала, что такое настоящая, нетронутая цивилизацией природа. Полюбила играть в снежки, привыкла к тому, что в России снега всегда - предостаточно и он необходим прежде всего природе. С утра до вечера она пропадала на улице, бегала и ходила по полям, лесам, лугам, спускалась в овраги и поднималась на холмы. Всё пешком, всё на своих ногах. Чистый воздух и постоянное движение творили настоящие чудеса - она сама ощущала, как крепнет, становится более сильной, гибкой, выносливой.
  С малолетства она старалась есть по-взрослому, пользоваться ложкой, вилкой, ножом. Мама потом рассказывала повзрослевшей Светлане, что у неё всегда был прекрасный аппетит и она не только съедала всё до последней крошки, но и, бывало, вылизывала тарелку. Правда потом, довольно быстро она поняла, что вылизывать тарелку - это не по-взрослому, ведь ни мама ни папа так не делают - а завтракали, обедали и ужинали в семье Стрельцовых всегда за единым, пусть даже кухонным, а не парадным столом - и потому быстро отвыкла, зато пристрастилась вытирать тарелки кусочком хлеба дочиста. Эти кусочки она потом непременно съедала - уважение к хлебу она утвердила в себе с малолетства и никогда не допускала даже мысли, что хлеб можно надкусить и оставить черстветь или тем более - бросить на землю.
  Совместные завтраки, обеды и ужины позволяли детям многому учиться, многое узнавать, со многим осваиваться. Маленький Кирилл непременно сидел рядом за столом в своём детском кресле, но даже он, как была убеждена маленькая Светлана, чувствовал себя равноправным членом большой семьи, а не грудным младенцем, который находится рядом с родителями только потому, что им надо за ним внимательно следить. Кирилл с ранних дней был невероятным живчиком и его было действительно трудно удержать на месте - он был любознателен и подвижен, как ртуть, но ведь и старшие дети тоже не были сонями и тоже обожали пошуровать в округе, находя новые приключения, а бывало и опасности.
  Светлана любила попадать под дождь. Любой - тёплый весенний или холодный осенний, ливень, град. Всё равно - лишь бы ощутить вокруг струи воды. Не было никакой разницы, что было вокруг - город или село. Она радовалась дождю как своему хорошему другу или знакомому. Она хорошо помнила, как визжала от радости и удовольствия, как бежала под струями дождя, раскинув руки и не опасаясь, что поскользнётся, не удержится на ногах и упадёт. Пусть. Зато можно будет упасть в лужу, если такая попадётся по пути. И ни папа ни мама не станут её ругать или ограничивать - они понимают, что ей это необходимо: быть свободной, непосредственной, вольной.
  Почти всегда рядом с ней были братья, всемерно опекавшие и защищавшие её. Наверное, благодаря их присутствию, она научилась не бояться, научилась быть самой собой. И в то же время научилась глубже и точнее понимать, что она - девочка, осознала, что это означает.
  Семён любил помогать ей одевать выходную, уличную обувь, любил застёгивать замочки на сандалетах или завязывать шнурки на её ботиночках. Сейчас, повзрослев, Светлана понимала, что средний брат поступал так, потому что часто видел, как это делает папа. Светлана тоже это видела и всегда терпеливо ждала, когда Семён справится с непослушным язычком замочка или завяжет красивый, многопетельный бант. А когда он заканчивал возиться с её обувкой, непременно благодарила брата. Как минимум, говорила ему тихо и нежно: "Спасибо", а бывало - и не обращая внимания на окружающих детей и взрослых, целовала его. Семён молча кивал и Светлане этого кивка было вполне достаточно, чтобы понять - брат рад и доволен.
  
  Михаил уже в два года подарил ей букет цветов. Когда он успел их нарвать в лесопарке - Светлана, сидевшая на скамейке, так и не поняла. Но видеть брата, старательно прячущего за спиной огромный длинностебельный букет ярко оранжевых цветов, теряющихся на фоне его жёлтой футболки, было настолько приятно и волнительно, что Светлана тогда не удержалась и улыбнулась, тут же зажав рот ладошкой. Ведь она не хотела обидеть брата, проявлявшего к ней вполне взрослое уважение и внимание.
  Михаил тогда подошёл, остановился, подождал, пока она просмеётся и подал ей букет. Светлана тогда была убеждена - он был готов опуститься перед ней, сидящей на лавочке, на колени. Михаил рано принимал взрослые стандарты поведения, осваивал их и адаптировал под себя, поэтому они не выглядели в его исполнении чужеродными и наигранными. Вот и тогда, когда он подал ей, своей сестре, букет, он был предельно естественен. Светлана взяла букет, другой рукой привлекла брата и поцеловала его. Крепко, но нежно поцеловала. Михаил не стал улыбаться, но ей-то было очевидно, что он рад и доволен.
  Братья росли настоящими сорванцами. Как и положено мальчишкам, они были поистине вездесущи. И уж конечно, их привлекали приключения и необычные занятия. Так и Михаил и Семён были непременными заводилами запуска всевозможных моделей корабликов ранней весной, когда от таяния сугробов, наметённых снегоуборочной техникой, вдоль улиц начинали течь полноводные и быстрые ручьи. Пробежать пару-тройку километров по улице, следя за корабликом, быстро плывущим по течению для братьев всегда было истинным наслаждением. Иногда ручьи были просто забиты моделями корабликов - от простейших досточек до мастерски вырезанных из нескольких дощечек, отшкуренных и склеенных, да ещё и покрашенных моделек реальны речных и океанских лайнеров. И ничего, что на улице ещё достаточно холодно - минус два как минимум и необходимо тепло одеваться. Главное - корабли плыли. А потом кораблики занимали почётные места на полках в детских комнатах множества ребят, ведь важно было то, что они были изготовлены своими руками, а не куплены готовыми в магазине.
  Светлана предпочитала играть в мяч, играть с надувными шариками, у неё было несколько кукол, для которых она при минимальной помощи папы вырезала и склеила посудку и предметы интерьера для нескольких комнат. Она любила также собирать гербарии, читать о растениях в Интернете и в книжках, причём по большей части старинных, бумажных. Её рано увлекло шитьё на швейной машинке, почти все наряды для своих кукол она шила сама, на взрослой швейной машине. У неё была и своя детская швейная машинка, которая тоже позволяла шить, но всё же Светлана почти сразу захотела освоить взрослую ручную швейную машинку, а потом, пойдя в первый класс, освоила и мамину электронную, управляемую ножной педалью.
  С малых лет она не любила, если её фотографировали посторонние - будь то дети или взрослые. Она умела пресекать такие попытки, но никогда не протестовала и не возражала, если её фотографировали папа или мама. Именно благодаря им в семейном альбоме Стрельцовых теперь были сотни фотографий, по которым Светлана смогла бы в любое время вспомнить почти всё своё детство.
  Особенно ей нравилась фотография, где она сидела в кресле у камина, в белом платье с выштампованными стилизованными деревьями и травой. Всё было изображено как надо - листва и трава зелёные, ветви деревьев - либо коричневые, либо чёрные. Она не смотрит в объектив аппарата, повернула голову влево. Тогда, как сказал папа, в комнату вошла мама и четырёхлетняя Светлана не утерпела - повернулась к ней лицом. Мама всегда говорила, глядя на эту фотографию, что Светлана здесь выглядит очень взрослой. По виду ей не четыре, а все шесть лет.
  Мама для Светланы всегда была примером. Во всём. Она умела действительно воспитывать и учить без нажима, насилия и нотаций с нравоучениями. Недаром каждый день её инструментрон разрывался от сигналов пришедших сообщений, писем, согласований на видео и аудиосвязь - её никогда не забывали многочисленные ученики, которых она учила и в младших, и в средних, и в старших классах. А уж для Светланы она всегда была образцом настоящей женщины и настоящего Учителя. Младшая Стрельцова с малых лет привыкла считать, что ей очень повезло родиться в такой семье, где родители действительно глубоко, полно и нежно любят друг друга и умеют и хотят любить всех своих детей.
  Конечно же, Светлана любила проводить время с папой, любила быть для него спутницей, женщиной, дамой. Она была абсолютно уверена в том, что он - истинный мужчина, настоящий кавалер, для которого честь женщины - свята. Может быть Светлана и пыталась на нём обкатывать свои чисто женские способности и возможности, но старалась делать это естественно и необидно. Она была счастлива, когда папа хотя бы немного "вёлся" на её уловки, любила, когда он к ней относился как ко взрослой женщине, прислушивался к её мнению, выполнял редкие капризы и прихоти.
  Папа не смог бы стать другим, ведь его отцом был адмирал Российского Астрофлота. Дед Георгий - так Светлана звала адмирала в детстве, оказал влияние и на неё саму. Подтянутый, строгий, немногословный, скупой в движениях и в мимике, он, тем не менее, умел по-настоящему глубоко и полно влиять на окружающих людей, даже если на нём была не офицерская форма, а гражданский костюм. Младшая Стрельцова редко виделась с дедом-адмиралом - как и положено кадровому офицеру российского астрофлота, он не любил сидеть в штабах и в консультационных центрах ВКС, а продолжал командовать линкором "Двина", раз за разом уходившим в самые сложные и дальние полёты, продолжавшиеся месяцами. Благодаря его влиянию Светлана приняла самое важное решение, когда подошла к окончанию школы: она решила стать командиром большого и красивого корабля, а не просто отслужить в армии.
  Понять, что же такое корабль и что вообще предполагает реальное им командование, ей очень помог второй дед - Устим, капитан огромного океанского сухогруза. Когда Светлана впервые его увидела - он прибыл в село, вернувшись из очередной кругосветки, она была потрясена, насколько он соответствовал образу настоящего морского волка: борода, усы, мощная фигура, густой бас, способный, казалось, заглушить колокол, спокойная уверенность и в выражении лица, и во взгляде, и в походке, и в манере говорить. Когда она оказалась у него на руках, ей почудилось, что она попала в некий кокон, где её не сможет достать ни одна опасность, ни одно горе.
  Именно он научил её, полуторалетнюю девочку, плавать и чувствовать себя в воде не хуже, чем рыба. Когда дед Устим был свободен - она непременно упрашивала его пойти на речку и он почти никогда ей не отказывал. Она любила, когда он поднимал её на своих руках, а она визжала от радости и едва держалась за его плечи, зная, что он её точно не отпустит никуда и не подвергнет никакой опасности. Они вдвоём плавали в реке до изнеможения, он научил её переплывать речку очень быстро туда и обратно и всемерно побуждал каждый раз совершенствоваться, каждый раз сокращать это время хотя бы на секунду. Она любила держать в руках его морской хронометр - он практически никогда не снимал его с руки. В том, что он полностью водонепроницаем и будет работать даже на сорокаметровой глубине - она очень быстро убедилась на собственном опыте, лично увидев, как двигаются стрелки на циферблате, утопленном в воду - ведь дед Устим научил её не только плавать, но и нырять на глубину - сначала пять, потом десять, а потом и пятнадцать метров. Научил он её и держать дыхание, сохранять воздух, не бояться глубины. Родители очень быстро привыкли отпускать дочь с дедом на речку в любое время - хоть ночью, хоть утром, хоть вечером, хоть днём, а Светлана была счастлива - дед подобрал для неё маску, трубку, ласты и теперь они часами плавали под водой, она пристрастилась к изучению подводного мира, стала читать книги о морях, океанах, реках, о морских и речных водных обитателях.
  Взрослея, она старалась при малейшей возможности оказаться в воде - будь то бассейн или река или озеро. Поднимаясь с глубины к поверхности, она всегда безмолвно благодарила деда Устима за науку, за уверенность, за спокойствие, которые владели ею, едва она погружалась в воду. Она знала и хорошо помнила, как прекрасны ощущения и чувства, охватывавшие её, скользившую навстречу солнцу - ей нравилось плавать на рассвете.
  Когда она перешла в среднюю школу, дед, договорившись с родителями, взял её в кругосветку. Тогда Светлана впервые практически поняла, что такое дистанционное обучение и была счастлива, зная, что она не отстанет от одноклассников, что ей не придётся оставаться для прохождения повторного курса. Она ступила на борт громадного сухогруза, поприветствовала учтивым кивком российский флаг, переступая с трапа на палубу корабля, прошла следом за дедом в капитанскую каюту, но, как оказалось, дед решил поселить её в отдельную каюту, которая на три месяца стала её пристанищем. Личной каютой, куда даже он, капитан корабля не входил без стука.
  Едва только сухогруз покинул порт, дед нагрузил её работой. Сначала на палубе, а потом и на кухне. Она прошла краткий курс первой помощи морякам у судового врача, научилась вязать за секунды десятки разновидностей морских узлов, освоила в совершенстве флажный семафор, вызубрила все существующие и утверждённые сигнальные флаги, применяемые на морских и речных судах, запомнила и научилась различать даже в сильный туман силуэты военных, полицейских и торговых кораблей, а в начале третьего месяца дед разрешил ей присутствовать на мостике во время вахт - капитанской и старпомовской. Конечно, она задавала десятки вопросов, внимательно выслушивала ответы, искала информацию в Интернете, по вечерам пропадала в капитанской судовой библиотеке, где кроме новомодных пластиковых было немало и старых бумажных книг.
  Три месяца кругосветки преобразили Светлану. Её желание достичь командирского кресла большого дальнего космического боевого корабля оформилось и обрело силу внутреннего закона и внутренней необходимости. В одной из российских военно-морских баз на африканском западном побережье Светлана попрощалась с дедом - сухогруз уходил дальше по маршруту, а ей предстояло на военно-транспортном самолёте вернуться в родной город и продолжить учёбу в школе. Самолёт должен был прибыть на базовый аэродром поздним вечером, а сухогруз прибыл в полдень, так что Светлана не смогла даже помыслить о чём-то другом, кроме как о необходимости проводить сухогруз в плавание.
  Взяв красный зонт, она вышла на берег там, где кончался комплекс волноломов, защищавших порт от буйства океанской стихии и долго смотрела на выходивший из порта сухогруз. Просто смотрела, понимая, что только это дед, стоявший на мостике, воспримет нормально. Она не стала махать рукой вслед уходившему в океан сухогрузу, вдруг поняв, что это - совершенно лишнее. Вполне достаточно, если она просто проводит корабль взглядом.
  За время, проведённое на борту сухогруза, она обрела множество знакомых и друзей, благодаря поддержке и помощи которых сумела очень многое освоить из сонма флотских премудростей. Теперь её инструментрон часто звонил по-особому, по-морскому и она всегда знала - пришло сообщение или вызов на связь от членов экипажа и команды сухогруза.
  На базовом аэродроме один из техников, подошедших к аппарели военно-транспортного самолёта, уже заканчивавшего погрузку, протянул Светлане щенка восточноевропейской овчарки и сказал, что это - поручение капитана Устима. Щенок, ощутив руки девочки, сразу ткнулся мордочкой ей в лицо, благодарно облизал губы своей новой хозяйки и Светлана едва сумела сохранить спокойствие и ровность голоса, когда благодарила техника. Не подарок - поручение. Друзей нельзя дарить. Их можно только найти - это Светлана твёрдо знала с детства. А щенок, которого она сразу назвала Мэри - угнездился на коленях хозяйки и заснул, так и не проснувшись до самой посадки на военном аэродроме на окраине родного Светланиного города.
  Родители и братья ничем не выразили своего неудовольствия и Светлана, привезшая сладко посапывавшую Мэри в квартиру, поняла - они приняли новую подругу дочери ещё раньше, чем она оказалась на аэродроме - дед Устим по аудиосвязи пояснил ситуацию, убедив в том, что подружка - хвостатая и четырёхлапая - Светлане необходима.
  С того дня Светлана занималась воспитанием и образованием Мэри и заботилась о ней единолично. Общий курс дрессировки Мэри прошла с прекрасными результатами, курс защитно-караульной службы - с хорошими, поучаствовала в нескольких городских и областных выставках, завоевала несколько медалей, но в основном она была практически неразлучна со своей хозяйкой. Мэри стала лучшим другом для всех троих братьев, но абсолютную власть над собой отдала только Светлане.
  Благодаря присутствию рядом Мэри у Светланы появилось немало новых знакомых - ведь собачники гуляют со своими питомцами в любую погоду и замечают друг-друга издалека. Два тренера - Римма Алексеевна и Татьяна Юльевна помогли Мэри справиться со сложными программами курсов обучения, пройти квалификационные испытания и сертификацию, но и потом Светлана часто приходила к ним в Центр Кинологии, где Мэри играла с догиней Вардой и колли Ветси, а Светлана вела долгие разговоры с наставницами, конечно, не только о собаках, но и о многом другом.
  Когда к маме приезжали её ученицы - бывшие и нынешние, Светлана старалась пообщаться с ними. Одна из первых учениц мамы - она была в составе первого класса, который "выпустила" мама Светланы через три года после окончания училища, ставшая известным врачом-педиатром, немало рассказала Светлане о медицине, о том, как важно защищать от болезней, травм и иных опасностей именно детей. Такое невозможно было прочесть в Интернете, здесь было важным личное общение, личное сопереживание. Светлана часами пропадала в сквере недалеко от школы, куда в обеденный перерыв приходила врач-педиатр, работавшая в детской поликлинике. Казалось бы - сорок пять минут - это очень мало для общения, но Светлана каждый раз уходила просто перегруженная информацией, которую старалась в тот же день "разложить по полочкам" и обработать, сделать своей, личной, пропущенной не только через сознание, но и через подсознание.
  С малых лет Светлана поняла, что настолько счастливое детство, какое было у неё - далеко не правило. Да, в Российской Империи делалось очень много для того, чтобы рождавшиеся дети были непременно желанными, важными, необходимыми для обоих родителей, а также для их родных и близких, но Стрельцова видела и примеры негативного влияния родителей на детей. Тем ценнее для неё было отношение мамы и папы и к ней и к братьям. Быть рядом с мамой, учиться у неё быть женщиной, быть нежной, быть желанной, быть любимой - становилось для Светланы не только необходимостью - потребностью. Она с малых лет понимала - только мама может научить дочку этим премудростям наиболее полно и качественно.
  Женщина может быть разной - это Светлана тоже усвоила с малолетства очень прочно и глубоко. Ей, женщине, дано преображаться за секунды несколькими движениями, несколькими жестами, несколькими словами. А если она ещё применит спектр нарядов и косметики - преображение будет просто ошеломительным. Это - тоже оружие и им нужно уметь пользоваться. Да, Светлана, как и её мама не любила чрезмерно краситься, не любила яркий макияж, не любила яркие наряды, но освоила и их, понимая, что в жизни всё может пригодиться. И мама никогда не препятствовала подраставшей дочери встать на туфли с высоким каблуком, нанести помаду на губы или "подвести" глаза, наложить румяна или тени. Она только поправляла, направляла и советовала, не ограничивая Светлану в её экспериментах и пробах.
  Светлана внимательно, как, наверное, всякая маленькая девочка, наблюдала за мамой, копировала, а чаще - просто перенимала, адаптируя, походку, жесты, мимику, манеру одеваться, двигаться, манеру говорить в самых разных условиях с самыми разными собеседниками. А уж причёсок она с малолетства перепробовала - и не сосчитать сколько. И ни разу мама ей не воспрепятствовала резко, ни разу впрямую ничего не запретила. Она объясняла, поясняла и убеждала - очень быстро и очень доходчиво. Так что Светлане почти никогда и не приходилось постигать правоту мамы на собственном горьком опыте.
  Михаил и Семён, конечно же, больше учились у папы. Семён очень долго, пока не пошёл в детский сад, любил по утрам, когда папа брился в ванной, тоже намазаться кремом для бритья так, что временами от крема оставались свободны только губы, ноздри и глаза. Потом, конечно, он стал соразмерять количество крема, внимательно наблюдая за тем, как это делает папа, но всё равно, это действо ему очень нравилось. Папа не возражал, часто покупая сыну отдельную тубу с кремом для бритья и изредка позволяя попробовать, как это - бриться опасной бритвой, открытым лезвием. Мама, конечно, вздрагивала, когда Семён елозил бритвой по щеке, но папа всегда говорил, что у Семёна твёрдая рука и он порезаться не сможет. Да, Семён изредка и получал царапины от бритвы, но сама процедура от этого ему только больше нравилась - он чувствовал себя совсем взрослым и знал, что он по-прежнему остался ребёнком, который может вот так, весело и свободно осваивать вполне взрослые роли.
  Благодаря влиянию папы все трое братьев с ранних лет старались делать по утрам гимнастику, обливаться холодной водой, бегать по нескольку километров ежедневно, заниматься в местном спортивном городке на простейших снарядах. Ни один из братьев не пристрастился ни к курению, ни к наркотикам, ни к спиртному. Да, они могли выпить пива, могли выпить вина, могли выпить даже водки, но они знали меру и знали, когда и как следует остановиться. А главное - они умели сказать твёрдое "Нет" попыткам окружающих людей втянуть их в курение, ширяние и выпивку. Потому Светлана была уверена и даже убеждена - их будущие жёны скажут их родителям большое спасибо за столь здоровых и равнодушных к сомнительным "прелестям" мужей.
  Как единственная на то время сестра, Светлана тоже осваивала под руководством мамы нелёгкую и очень сложную науку быть женщиной - хозяйкой, хранительницей домашнего очага. Начать, конечно, пришлось, с привыкания к высокоуровневой аккуратности, к постоянной чистоте и постоянному порядку. Это Светлане далось легко - в семье Стрельцовых не любили "рюшечки-подушечки", так что тяжёлых портьер и покрывал с бахромой никогда в квартирах и в домах не водилось, что очень облегчало уборку и поддержание порядка и уюта. Главным же для себя Светлана избрала не столько и не сколько уют и внешний порядок в доме, сколько хлебосольство и способность накормить мужчину и детей простыми, но непременно безопасными и полезными кушаниями.
  Потому, закончив приборку квартиры, она мчалась едва ли не вприпрыжку на кухню и уж оттуда её приходилось извлекать силой - она изводила маму и, когда получалось, папу десятками вопросов о вкусах, запахах, рецептах, режимах работы техники, запоминала всё это с лёту и тут же старалась воплотить в практике, повторив лично. Она обожала часами возиться с рецептурой и ингредиентами, но никогда не считала рецепт догмой - только руководством к действию, к импровизации. Не всё сразу, конечно, у неё стало получаться так, как надо, но и мама и папа убедились - дочь не отступит от задуманного и будет повторять попытки до тех пор, пока всё получится так, как надо.
  В семейном фотоальбоме Стрельцовых хранилась фотография, на которой четырёхлетняя Светлана печёт блины, самолично приготовив тесто и разогрев сковороду. Как потом вспоминала мама, было удивительно, что первый блин не вышел комом, а получился очень даже вкусным - Михаил, которому, как старшему брату, она поднесла его на тарелке, схрумкал блин за секунды и расцеловал сестру в обе щёки - она только ему позволяла такие "целовашки". Остальные полтора десятка блинов она распределила между братьями и родителями, не забыв приготовить и приправы - сметану и масло.
  Везде и всюду с малолетства Светлану окружали многочисленные подружки. Она умела заводить друзей и строго придерживалась высоких стандартов дружбы. Для неё дружба не была только приятным времяпрепровождением, для неё дружба часто становилась служением. Она ценила высокоуровневое нормативное общение, пусть это была простая детская игра или просто совместные "полёты" на качелях. Папа во дворе их сельского дома сделал качели, позволявшие крутить самое настоящее "солнце" и Светлана с подружкой Риммой - дочерью главного механика местной "Сельхозтехники" - часами раскачивались на этих качелях, а когда рядом был папа Светланы или папа Риммы - рисковали даже крутить "солнце". Визгу, конечно, было немало, но зато и дружба с Риммой у Светланы только крепла и поныне Римма, ставшая уважаемым в селе ветеринарным врачом, является одной из лучших подруг Светланы Стрельцовой.
  Родители детей тоже неминуемо начинали плотно общаться между собой и часто, особенно, когда пришло время идти в детский сад, а затем и в школу, Светлана неоднократно видела, к примеру, как её подружке поправляет причёску или лёгкий макияж папа девочки из параллельного класса, которая тоже видит это действо и нисколько не возражает, нисколько не ревнует и не возмущается.
  На новогодние и рождественские праздники родители подружек Светланы неизменно шили дочкам и их подружкам самые умопомрачительно красивые и сложные наряды, которые, конечно же, при всём желании невозможно было приобрести ни в одном магазине.
  Главное - нормативное глубокое и полное общение между родителями и детьми - эту максиму Светлана тоже усвоила с малых лет и сделала её своим правилом. Может быть, папы и менее изобретательны, когда общаются с подрастающими дочерьми, но зато они дают дочкам уникальные идентификаторы, уникальные стандарты поведенческих нормативов в общении с мальчиками и мужчинами. Женщина и мужчина всегда и везде могут и должны не конкурировать между собой, а взаимодополнять друг друга. Тогда их союз, их семья - непобедимы, а дети - прекрасны и сильны и внутренне и внешне.
  В селе вообще было принято передвигаться почти исключительно пешком, поэтому, когда папа Светланы утром выбегал с женой и детьми на утренний кросс, к нему очень скоро, несмотря на несусветную даже по сельским меркам рань - четыре часа утра, присоединялись и другие родители с детьми. В любую погоду, в любое время года пять-восемь километров туда и обратно ежедневно в обязательном порядке. Не только бег, но и просто быстрая ходьба, совместная зарядка, совместное купание в реке или в пруду, совместное обливание холодной, колодезной водой, а зимой - обтирание снегом невероятно быстро и крепко сближали родителей и детей, помогали справляться с болезнями, усталостью, раздражением, неуверенностью.
  Придя после детского сада в первый класс, Светлана привычно сориентировалась на то, чтобы учиться как можно лучше и получить как можно больше знаний, умений и навыков. Эту решимость и настройку она сохранила до выпускного класса и её не заботило то, что многие одноклассники и ученики параллельных классов считают её зубрилой, заучкой, ботанкой. Очкастой змеёй её не смогли назвать по той простой причине, что несмотря на огромную зрительную нагрузку, Светлана сохраняла прекрасную остроту зрения все школьные годы и никогда не тратила время на оспаривание кличек и прозвищ. Как сказал как-то дед Устим - "собака лает, а караван - идёт". Потому Светлана сконцентрировалась на учёбе и у неё оставалось очень мало времени на то, чтобы тратить его бездумно.
  В семейном альбоме Стрельцовых есть фотография - третьеклассница Светлана Стрельцова пишет изложение. Строгое платье, тёмноцветные банты, белый воротничок, простая ручка-самописка, пальцы, твёрдо и уверенно придерживающие тетрадь и ручку, чуть высунутый язык, склонённая над тетрадным листом голова и взгляд, направленный на заполняемую буквами и словами строку. Светлана любила рассматривать эту фотографию и сейчас - она для неё была едва ли не самой лучшей из всех, что были сделаны в её школьные годы.
  С первого класса у неё было немало подружек, общению с которыми она старалась уделять достаточное время и всегда охотно помогала, если видела или чувствовала в этой помощи прямую необходимость. Она не любила только одного - навязывать без особой необходимости свою помощь. Как уж ей удавалось определять, когда следует вмешаться и помочь, а когда можно просто подождать в стороне в полной готовности придти на помощь - она и сама бы внятно объяснить не смогла.
  Она всегда старалась дружить не против кого-нибудь, а просто дружить, потому что считала, что в единстве - сила. Потому вокруг неё всегда вились другие девочки - как младшие, так и старшие. Первых она часто опекала, заботилась, у вторых - училась, не делая из этого проблемы и не стесняясь быть в положении незнающей и не умеющей.
  Привыкнув обрабатывать огромные объёмы информации, черпать данные из книг, часто - бумажных, даже не прошедших сканирование и оцифровку, Светлана всегда могла рассказать своим подружкам немало интересного, полезного и познавательного. Её доклад о газированных и негазированных напитках и их качествах, сделанный во втором классе, с интересом слушали потом даже шестиклассники, а некоторые выводы заинтересовали даже специалистов-пищевиков.
  Впервые она влюбилась в десятилетнем возрасте. В одиннадцатилетнего мальчика по имени Игорь. И на всю жизнь сохранила к нему благодарность за чуткость и понимание. Целый год они были вместе и, как оказалось, вели себя так, что никто - ни взрослые, ни дети не смогли позволить себе отпустить в их адрес обычные обидные речёвки и прозвища типа "тили-тили-тесто - жених и невеста". Игорь тоже был из многодетной семьи - у него было четыре сестры, из которых две - старшие и две младшие. Так что он точно знал, что допустимо в общении с девочкой, а что - категорически неприемлемо.
  Тогда Светлана полюбила объятия и поцелуи, научилась целоваться почти по-взрослому, но сохраняя известную ей достаточную дистанцию и неприступность. Родители Игоря без малейших возражений согласились на то, чтобы мальчик поехал вместе со Светланой в село и провёл там все летние каникулы. Они часами пропадали в лесу, на берегу реки, в лугах, Игорь слушал её бесконечные рассказы и не выказывал почти никогда нетерпения и раздражения, она научила его плавать с маской и ластами и он был в восторге от возможности познать новый, открывшийся сему мир.
  Шагнув в подростковый возраст, Светлана вполне ожидаемо озаботилась своей внешностью, часами обсуждала с ближайшими подругами новинки мод, сама шила себе наряды, иногда шила и для подруг, но по большей части предпочитала искать и определять свой собственный стиль в одежде. Не будучи зацикленной на шмотках и косметике, она весьма прохладно относилась к потугам подруг выделиться именно за счёт невиданных нарядов и ярких расцветок, стараясь сохранить равновесие и баланс в собственном восприятии нормы и достаточности.
  Не желая нарушать последовательность освоения школьной программы, Светлана тем не менее во внешкольное время продолжала черпать информацию в экскаваторно-карьерных объёмах, её невозможно было оттащить от ридеров и от экрана инструментрона, если она находила нечто очень стоящее её внимания и ещё больше стоящее её понимания.
  Перед тем, как шагнуть в отрочество, она пристрастилась к сборке моделей космической техники и летательных аппаратов. Её детская комната была уставлена теперь стеллажами, забитыми не только книгами и ридерами, но и собранными и покрашенными моделями. В её коллекции была и одна уникальная модель шагохода из очень старого фантастического сериала "Звёздные Войны". Сделав её с нуля, выточив и выстрогав каждую из нескольких сотен деталек, Светлана обрела твёрдое убеждение, что техника служит тому разумному, кто ею управляет и именно он, а не техника, виновен в том, что с помощью техники другому разумному или нескольким разумным был причинён ущерб или даже смерть.
  Страсть к сборке моделей космической техники сохранилась у неё все отроческие годы. Ряд моделей она подарила друзьям и подругам, оставив у себя только полтора десятка самых ценных.
  Окончание отрочества совпало с появлением в её жизни двух прадедов - Трофима Викентьевича - со стороны матери, известного учёного и полярного исследователя, годами не вылезавшего за пределы Северного полярного круга и Валерия Степановича - генерал-лейтенанта авиации Империи, главы одного из самых известных лётно-тренировочных центров подготовки кадров для дальней авиации.
  Общение с ними, продолжавшееся без малого пять лет, окончательно определило судьбу Светланы. Только армия, только военно-космические силы, только разведка, только дальние корабли, допускаемые к пионерным полётам. Только командирское кресло одного из таких дальних больших кораблей.
  Преодолевая среднюю и старшую школу, Светлана сумела уговорить прадеда Трофима взять её на несколько месяцев в экспедицию за Полярный круг, провела на льдине два месяца и окончательно утвердилась в мысли о том, что только дальняя разведка её удовлетворит в ближайшем как и в отдалённом будущем. Там ведь потребуются не только разведчики, но и исследователи и учёные.
  Два летних месяца, проведённые Светланой в лётно-тренировочном центре подготовки кадров дальней авиации и три полёта на дальних бомбардировщиках в сопровождении эскадрильи истребителей убедили Светлану в том, что ни о какой гражданской стезе она не имеет права теперь даже помыслить. Только армия. Только ВКС. Только космические силы дальнего радиуса. Генерал-лейтенант оказался строгим инструктором, гонял Светлану в хвост и в гриву, а она только радовалась и просила прадеда добавить нагрузку. Тот добавлял и она была счастлива - ведь он это делал не со зла, а любя и всегда помнил, что это - его правнучка, а не обычная девчонка, возомнившая себя некоей воительницей современного пошиба.
  Благодаря возможности постоянно летать на истребителях, а если удавалось - то и на бомбардировщиках, Светлана побывала во многих уголках России и очень заинтересовалась историей военной авиации. Прадед предоставил в её распоряжение уникальные бумажные документы, с которых только недавно был снят гриф секретности и она написала и опубликовала в военном специализированном журнале несколько исследовательских статей по истории авиации Империи. Статьи были встречены читателями благосклонно, что помогло младшей Стрельцовой утвердиться в мысли о правильности избранного пути.
  Часто рядом с ней летал на бомбардировщиках и младший брат - Кирилл. Он увлёкся историей второй и третьей мировых войн, расспрашивал прадеда о самых разных военных операциях - как тех, в каких принимали участие военно-воздушные, так и тех, где преимущественно были задействованы только наземные силы. Прадед усмехался, но давал Кириллу доступ в архив Центра, откуда младший брат вылезал поздним вечером уставший вусмерть, но счастливый до предела. В соавторстве с прадедом он написал пять статей, опубликованных в том же военном журнале и был очень обрадован положительными отзывами профессионалов.
  В редкие минуты отдыха Светлана пыталась писать что-то своё и подвергала эти попытки и их результаты суровому разбору. Да, она давала "вылёживаться" своим творениям - когда неделю, когда - две, когда - три, потом совершенствовала, чёркала, меняла порядок слов, выправляла стилистику, стремилась писать доказательно, но в то же время - просто и, если получалось, душевно. В библиотеках, расположенных в квартирах обоих прадедов она вскоре стала совершенно своей - часами лазила по стремянке среди полок с тяжёлыми фолиантами, сидела на полу среди раскрытых и полураскрытых книг, задумчиво часто глядела куда-то в полумрак верхних полок, уходивших к самому потолку залов.
  Бывало, она засыпала прямо на стремянке или на полу, к чему оба прадеда относились с полным пониманием - она неизменно находила утром рядом завтрак и часто обнаруживала, что спала на подушке, а не на жёстком переплёте какой-нибудь книги.
  А потом, когда у неё иссякало желание прочесть очередную книгу, она уходила на берег озера или реки, садилась на берегу и, глядя на водную гладь, думала о прочитанном. Сенбернар Фард - постоянный спутник прадеда Трофима неизменно находил её, ложился рядом и она, обняв собачару за мощную шею, продолжала молчать и смотреть на воду, думая о чём-то своём.
  Встреча с прапрадедом по отцовской линии - Таиром Федосеевичем, известным в Империи ксенологом и его женой - Прасковьей Вениаминовной произошла для самой Светланы очень неожиданно. Гуляя по городу и обдумывая очередную статью по проблемам военной дальней авиации, она увидела на скамейке в сквере пожилого мужчину, который спокойно и даже чуть медлительно раскуривал трубку. Она перебрала в памяти изображения из всех известных ей семейных альбомов и внутренне охнула - перед ней была живая легенда отечественной ксенологии, основатель одной из известнейших школ ксенологии в Европе. Решившей посвятить себя дальним космическим разведывательным полётам Светлане упускать возможность вот так прямо и просто пообщаться с таким человеком, да к тому же - родственником, было просто нельзя и она решилась подойти поближе.
  К её изумлению, которое, она, вполне возможно, так и не сумела полностью скрыть, прапрадед узнал её сразу и она подозревала даже, что он её заметил даже раньше, чем она - его. Они немного посидели на лавочке, успев обсудить в общих чертах пару-тройку серьёзных проблем, а потом прапрадед встал и предложил ей без излишних предисловий познакомиться с его супругой.
  Когда она вошла в их большую квартиру, располагавшуюся на пятом этаже старинного дома, Светлана, увидев сидевшую в кресле у камина Прасковью Вениаминовну, пожалуй впервые в жизни полностью поняла, что такое сто пятьдесят лет жизни. Супруге Таира Федосеевича исполнилось сто сорок пять лет, а она была ещё вполне бодра и весела. Остроте её мышления и разума могли бы позавидовать и многие молодые, а люди средних лет были бы, безусловно, впечатлены чёткостью и цепкостью её памяти.
  Совершенно незаметно она полностью овладела вниманием гостьи, в мельчайших деталях и подробностях рассказала Светлане о том, как впервые влюбилась, как поняла, что перед ней открылся целый, большой новый мир чувств, эмоций, ощущений и возможностей, как продолжала поддерживать с Павлом - так звали первую любовь Прасковьи Вениаминовны отношения долгие десятилетия и после того, как стала законной супругой Таира Федосеевича. Она немало рассказала Светлане о том, как училась в школе, какие у неё были самые любимые школьные дисциплины, какие у неё были самые строгие и самые мягкие учителя и учительницы.
  С молчаливого согласия мужа она рассказала Светлане и о том, как впервые встретилась с Таиром - тогда ещё студентом второго курса университета. Факультет она называть не стала, сослалась на то, что название тогда было слишком малоинформативным и впоследствии в силу самых разных обстоятельств неоднократно - раза три за пять лет - менялось.
  На четвёртом курсе она забеременела, сказала об этом Таиру и он так обрадовался, что полдня носил Прасковью по городу на руках, дважды завалил по колено цветами и сразу потащил "узаконить взаимоотношения". Узнав о беременности невесты, а также о том, что жених и не думает оспаривать отцовство и готов признать ребёнка хоть сейчас, в муниципалитете не стали затягивать процедуру и уже через час Таир и Прасковья стали мужем и женой. Пока не подошёл крайний срок, она не бросала учёбу и не писала заявления с просьбой предоставить трёхнедельный отпуск по беременности и родам, в роддом ушла только тогда, когда на этом настояла её лечащая врач, предварительно сдав на четвёрки и пятёрки сессию и получив в деканате положенный академический отпуск со свободной открытой датой возвращения к учёбе.
  Прасковья Вениаминовна легко и свободно поднялась из кресла, подошла к книжному шкафу, достала фотоальбом - толстый такой фолиант страниц на двести, вернулась в кресло, раскрыла и показала фотографию - она с ребёнком - дочкой в первые минуты после родов.
  - Это сфотографировал мой Таир. - тихо сказала она и её лицо осветилось улыбкой, радостью и гордостью. - Дочку мы назвали Стефанией и она сейчас - известный микробиолог, работает на Дальнем Востоке, в одном из литерных научных центров. У неё у самой два сына и две дочери, есть, конечно, уже внуки и правнуки. Я тогда была так счастлива, что очнулась только тогда полностью, когда оказалась дома - Таир еле вытерпел неделю ожидания, да и то только потому, что врачи попались уж очень непреклонные. Я думала, что вернусь сразу к учёбе, но куда там - Таир моментом спроворил приятелей и те доставили меня куда-то в Сибирь, в одну из деревень. Сказал только, что там я буду в полной безопасности и в полном довольстве. Я поверила. И не разочаровалась. Именно благодаря нескольким годам, проведённым в этой деревне, Стефания выросла крепкой и здоровой. Ведь там особых городских удобств нет - только самые необходимые. А ходить пешком приходится ой как много. - Помолчав, она добавила. - Туда же она вернулась работать. И там, после института, встретила свою судьбу - Германа. Лейтенанта полиции, местного, как тогда говорили, участкового инспектора полиции. Уж не знаю, околоточного или квартального, для меня как-то ближе старое наименование - участковый инспектор. - уточнила Прасковья Вениаминовна. - Он тогда только прибыл в село на службу, а ведь село большое - больше пятисот дворов. Как тут без своего местного, так сказать, шерифа. Вот Герман и вступил на этот путь. А Стефания стала его тылом.
  Сделав недлинную паузу, Прасковья Вениаминовна закрыла альбом и продолжила:
  - Рядом с селом тогда научный центр располагался. Закрытый, конечно. Таких в Сибири было в те времена немало. Потому Герману пришлось контактировать с тамошней службой безопасности весьма плотно. Как он говорил - одно дело делаем. Уставал он страшно - многое ему не нравилось, он ведь дневал и ночевал на работе, но Стефания держалась за мужа мёртво - считала, что он занят настоящим мужским делом. Бывало, он придёт, снимет ремень с полицейскими "мелочами", поставит в угол бронежилет, сядет и молчит. Минуту молчит, две молчит. Стефания знала - он молчит потому, что ему переключиться надо. Он ведь тогда и на неё смотреть избегал - понимал, что она очень многое, ой многое прочтёт тогда в его глазах. И молчал он иногда по полчаса. Если, конечно, такая возможность у него была вот так посидеть и помолчать. А то ведь в селе как - стучат в окно и участковому надо собраться за минуту или сколько там положено по нормативам - и идти. Случилось что-то и его участие требуется. Он ведь в селе - власть немаленькая. Его все - от мала до велика знают и чуть что - зовут. Потому что нужен. Необходим. Важен.
  А если удавалось помолчать вот так хотя бы несколько минут, он вставал и преображался. Становился спокойным, уравновешенным. И Стефания тогда расцветала. Откуда у неё и силы брались - она ведь в этом центре и работала. Вроде бы и знала многое, но никогда не грузила мужа этим знанием, считала, что ему и на его службе и работе всего хватает, как тогда было принято говорить - негативного.
  Помолчав, Прасковья Вениаминовна продолжила и тогда Светлана впервые почувствовала, что ей просто с каждым разом труднее говорить о том, что тогда произошло. И, тем не менее, она хочет, чтобы праправнучка знала об этом максимально полно и точно. Если захочет, она узнает и больше, но важно сейчас было то, что она расскажет о происшедшем сама ей, своей кровной родственнице.
  - Микробиолог, конечно, всяким-разным занимается. А вот Стефания занималась космической микробиологией. Уже тогда там такое встречалось и случалось, что самые крутые триллеры детскими страшилками покажутся. Мало, конечно, она рассказывала о своей работе - секретность, подписки, всё такое. Тогда, хорошо, что летом, а не зимой и не осенью и тем более - не ранней какой-нибудь весной, на центр был сброшен диверсионный десант. Как водится, сигнал тревоги поднял с постели и Германа - всё же какая-никакая система оповещения осталась в рабочем состоянии, хотя диверсы и постарались отключить всё, что можно. Герман экипировался и рванул на мотоцикле к Центру. А там уже всего хватает - и стрельбы и дыма. Подробностей я, конечно, всех не знаю - дело секретное, но знаю например, что Стефания выжила только благодаря Герману. Именно он её прикрыл и сумел вывести из осаждённого диверсантами главного корпуса Центра, сумел заблокировать входы в главные, наиболее опасные научные лаборатории, где, кстати, тогда хранились и самые опасные "компоненты". Несколько часов, отстреливаясь от проникших в здание двоек и троек диверсантов, Стефания и Герман сдерживали натиск нападавших, давая возможность остальным сотрудникам центра выполнить протокол по плану "атака извне".
  Помолчав, Прасковья Вениаминовна добавила:
  - Стефания тогда была тяжело ранена. Местные врачи не надеялись, что она когда либо сможет забеременеть - один из диверсов сумел так пальнуть, что пуля попала в бок а там... - прапрабабушка осеклась и Светлана кивнула, давая понять рассказчице, что поняла не сказанное вслух полно и правильно. - Герман вытащил её на себе когда она уже была несколько минут без сознания. Сам был ранен несколько раз. Уж как врачам удалось его левую руку спасти - даже я не знаю, он уже тогда был невероятно скрытен относительно своих слабостей. Но факт в том и состоит, что он вытащил её из Центра и успел уйти далеко, когда над Центром появились самолёты десантного отряда быстрого реагирования. Диверсантов зачистили. А Центр остался. Он и сейчас есть и в нём идёт работа. И Стефания там - дорогой гость и очень ценный сотрудник. - с гордостью сказала прапрабабушка. - Стефания тогда полгода в больнице провела. Едва очухалась - сказала: хочу быть рядом с Германом. И кто бы смог её остановить? Никто её и не смог остановить. Поселили их в двухместной палате. Их кровати стояли рядом. Всё же муж и жена. Благодаря её присутствию Герман и оправился. Сейчас он большой человек - ректор Сибирской Академии Полицейских Сил России, генерал-лейтенант полиции Империи. А тогда, месяца не прошло после того, как их обоих через полгода выписали, как Стефания сказала, что беременна. Герман чуть с ума от радости не сошёл - такого количества цветов в селе, а ведь они оба в своё село вернулись и он снова стал работать участковым, отказался от повышения, а она снова вернулась в Центр. Так вот, приходит она вечером с работы, смотрит, а её комната усыпана цветами. Не поверишь, Света - по пояс усыпана. Она дверь открывает в свою, значит, комнату, а оттуда - волна цветов. И все - только те, какие она любит. Простые. Без изысков. Старожилы говорили - два грузовика цветов Герман оплатил. Эти грузовики многие сельчане видели. Тихо приехали, тихо уехали. Видели, конечно, как Герман цветы охапками из кузовов в комнату носил, но ни единая живая душа Стефании не проболталась, пока она с околицы к своему дому шла. А ведь могли - все условия для этого были. Ведь на селе ничего скрыть невозможно. Цветы едва-едва были и в окошки видны, а Стефания увидела цветы только тогда, когда дверь открыла. Ведь цветочным духом никого из сельчан не удивишь - среди природы живём.
  Снова Прасковья Вениаминовна ненадолго замолчала, но тогда Светлана уже видела - самое сложное и тяжёлое она уже поведала своей праправнучке и была этим очень довольно. Предстояло рассказать окончание истории.
  - Девочку она родила. В срок, такую крепенькую - все деревенские, да что деревенские - поселковые и районные врачи удивлялись - в кого она такая уродилась. Настоящая сибирячка. Как водится, пошла в детский сад, потом в школу. А потом, когда получила сертификат - Стефания и Герман думали, что куда-нибудь на спокойное место, а она бряк - и сертификат зачисления в областную академию полиции России - на стол перед родителями. Те как стояли - так и сели на лавку. И ведь Герман - не последний человек в полиции, а ни сном ни духом не знал, что дочка его, выпускница школы, тайком сдаёт экзамены и тесты в полицейскую академию. Сейчас она - генерал-полковник Спецназа Полиции России, руководитель регионального центра противодействия организованной преступности. Всю службу провела не в штабах, а, как любят говорить полицейские, "на земле". Знает службу в полиции не по книгам, а по собственному богатейшему опыту. Когда она читает лекции в Региональной Академии Полицейских Сил Империи - в зале швабру торчком поставить некуда, а не то что там яблоку на пол упасть. - довольно завершила рассказ прапрабабушка, обняв прапраправнучку. - Ладно, дочка. Утомила я тебя. Иди, а то мой благоверный гневаться изволит, монополизировала я тебя. Я пока рассказала тебе о первой дочке Германа, об остальных детях его ты и сама узнать можешь. Они достаточно известны.
  Разговор с Таиром Федосеевичем затянулся далеко за полночь. Слушая живую легенду отечественной ксенологии, Светлана вспоминала натруженные руки Прасковьи Вениаминовны. Обычные, казалось бы, руки женщины, знавшей и тяжёлый крестьянский труд, и ежедневный труд хозяйки городской квартиры, городского дома. Но это были руки женщины, вплотную приблизившейся к предельному сроку человеческой жизни и сохранившей поистине юношескую остроту ума и цепкость памяти, здравость рассудка и и жажду к познанию.
  Наверное, встреча с прапрадедом и подвигла Светлану на то, чтобы несколько месяцев посвятить освоению игры на рояле и фортепиано. Она достаточно быстро нашла себе преподавателя - строгую и требовательную Таисию Петровну Ривберг, согласившуюся уделять новой ученице по три-четыре часа в день и уже через декаду смогла убедить свою наставницу, что её желание овладеть роялем на вполне профессиональном уровне - не блажь вроде бы мающейся от безделья выпускницы старшей школы.
  Когда подошло время, Светлана облачилась в курсантскую форму слушательницы факультета военной астроразведки Российской Звёздной Академии и приступила к реализации своего основного плана - в кратчайшие сроки достичь командирского статуса и занять командирское кресло на борту большого дальнего боевого военного разведкорабля - как минимум фрегата, а желательно - крейсера.
  В силу специфики факультета военную форму и знаки различия слушатели одевали крайне редко, поэтому мало кто мог бы узнать в стройной и подтянутой девушке сначала старшину, а потом - лейтенанта Стрельцову. Слушатели факультета друг-друга знали прекрасно - зрительная память у всех была развита на высочайшем уровне, а для преподавателей и подавно каждый слушатель был хорошо известен и знаком.
  Светлана пропадала в спортгородке, часами качалась на тренажёрах, бегала кроссы, преодолевала всё более усложнявшиеся комплексы полос препятствий, развивала гибкость и скорость реакции. Она практически забыла, что такое ничегонеделание и почти не знала, что такое свободное время. Уже в конце первого курса она выдвинулась в число самых лучших слушательниц Академии. Когда её попытались поощрить - она написала рапорт с категорическим отказом от любых поощрений, выходящих за рамки простых словесных благодарностей, уточнив, что учится и служит не ради поощрений и наград, а для того, чтобы разведастрофлот Империи стал лучшим на Земле.
  Проглотив некоторый юношеский максимализм, который вполне мог быть свойственен первокурснице, командование удовлетворило её рапорт и количество словесных благодарностей, фиксируемых между тем в приказах, стало рости едва ли не в геометрической прогрессии.
  Наступил день, когда дневальный, разыскавший второкурсницу Стрельцову, успевшую уже получить звание старшего сержанта, на обычной для неё усложнённой полосе препятствий, передал распоряжение начальника Внутреннего Факультета Кондратьева явиться к нему в кабинет, обозначаемый тремя четвёрками.
  Спрыгнув с трёхметровой высоты, Светлана посмотрела на дневального, убеждаясь, что он не шутит, потом откозыряла курсанту, дав ему понять, что приняла информацию к сведению и к исполнению, переоделась в приполосной раздевалке в обычное гражданское платье и почти бегом направилась к неприметной двери со столь говорящим номером. Кабинет Кондратьева располагался на третьем подземном этаже городка Факультета Астроразведки Российской Звёздной Академии и Светлана, пока шла, терялась в догадках, зачем именно она понадобилась легендарному в узких кругах генерал-полковнику Кондратьеву.
  Наверное, у каждого человека в жизни бывают - и неоднократно - минуты, когда он перебирает в памяти события, связанные с определёнными обстоятельствами. Вот и сейчас, переступая порог подземного контура городка Академии, Стрельцова вспоминала своё поступление в этот прославленный имперский вуз, вспоминала первые месяцы учёбы. Она понимала, что по-прежнему уделяла огромное внимание именно поиску, изучению и обработке самых разнообразных данных. Может быть, она стала слишком закрытой для мужчин-сокурсников и согруппников. Может быть. Тем не менее, она не собиралась тратить время на реализацию ни к чему приемлемому не приводящих сценариев межличностных взаимоотношений - она любила читать старинные бумажные книги, а потом многие часы размышлять над прочитанным. Для неё это было лучше, чем участвовать в бесконечных обменах репликами и дежурными фразами.
  Она вспомнила, как дед впервые рассказал ей, маленькой девочке о том, как человечество выходило в космос. Не только рассказал, но и показал несколько видеороликов и несколько десятков снимков на своём настольном инструментроне - тогда она впервые приехала с мамой к нему на дачу, которую он именовал усадьбой. Это действительно была усадьба. Светлана тогда, после разговора с дедом, была непривычно даже для самой себя тиха, немногословна и задумчива. Вероятно, основные силы она тогда направила на осмысление сказанного дедом. А он был уверен в том, что она, его внучка, сможет стать не последним человеком в имперском астрофлоте. Нет, конечно же, он не пытался предсказывать её личное будущее, не пытался убедить её в том, что профессия астронавта - единственный разумный выбор. Он просто дал ей информацию для размышлений. Долгих, напряжённых размышлений. С тех пор она изменилась. Стала больше читать, увлеклась историей земной и российской космонавтики. Далеко не сразу она ощутила, что это ей очень близко, дорого, важно. Далеко не сразу она приняла решение стать астронавтом. Многое она осваивала в играх, многое - нагружая своё воображение после чтения книг из дедовой библиотеки.
  Теперь, когда война с Жнецами, фактически - первая общегалактическая война с внешним, умелым и изворотливым врагом - была завершена трудной, но такой желанной победой, Светлана Стрельцова хорошо понимала своего деда. Он хотел дать внучке возможность ощутить прелесть, силу, совершенство наибольшего возможного выбора. Этот выбор она сделала совершенно самостоятельно - стала ориентироваться на то, чтобы не просто отслужить в имперских вооружённых силах, а стать кадровым офицером Астрофлота России, командиром большого дальнего военного корабля.
  Светлана и сама никогда особо не задумывалась над тем, над чем задумывались очень многие её подруги, желавшие, например, непременно побывать в Париже. Ей пришлось увидеть Париж другим. Разрушенным, серым, лишённым разноцветья, пропахшим гарью, кровью, наполненным страхом, безысходностью, ужасом перед последствиями орбитальных бомбардировок и бесконечных десантов Жнецов и их приспешников. Солнце с трудом пробивалось сквозь набухшие грозовой чернотой тучи.
  Светлана тогда взобралась со своей группой десантников на один из самых высоких сохранившихся небоскрёбов и, усевшись на перила, долго смотрела на открывавшуюся панораму когда-то красивого и никогда не затихавшего города. Теперь перед ней был другой Париж, но именно он стал для Светланы на тот момент самым привычным и самым обычным. Где-то в глубине сознания она понимала, что после победы город будет, насколько это вообще возможно, восстановлен. Но это будет потом. А пока Париж вздрагивал, покрывался дымом, взвизгивал сиренами машин медицинской и спасательной служб.
  Вот и третий подземный этаж. Откозыряв охранникам, Светлана свернула в тихий коридор, скользя взглядом по номерным табличкам на дверях. Вот и нужная дверь:
  - ... прибыла по вашему приказанию. - отрапортовав о прибытии, Светлана взглянула на сидевшего за столом мужчину.
  Если бы она встретила его на улице, она бы никогда, пожалуй, не подумала, что он - генерал-полковник ВКС Империи и начальник засекреченного Внутреннего факультета, на котором учились самые подготовленные слушатели Академии. Учились так, что об их учёбе никто ничего точно не знал.
  Вячеслав Сергеевич и в своём кабинете не изменял правилам конспирации - он был в гражданском костюме, белой рубашке и строгом галстуке, а его глаза скрывались за старомодными очками. Всем своим внешним видом он напоминал финансиста, может быть - инженера. Светлана отметила в его облике и то, что обычно было свойственно очень знающим медикам.
  - Рад вас видеть, Светлана Васильевна. Присаживайтесь. - Кондратьев привстал, простёр руку, указывая на стоявшее у стола кресло. Кабинет начальника Внутреннего факультета был не слишком большим, но обставленным со вкусом, хотя и скромно.
  Усевшись в кресло, Светлана вопросительно посмотрела на хозяина кабинета. И он не стал испытывать её терпение.
  Разговор с Кондратьевым продолжался более двух с половиной часов. На два ближайших года Стрельцова получила возможность параллельно учиться в одной из групп Внутреннего факультета Академии. Ей эта возможность понравилась.
  - Познакомитесь с вашими одногруппниками, Светлана Васильевна. Пятый подземный уровень, зал шестнадцать. Они уже в курсе, что вы вливаетесь в их коллектив, ждут вас. Установочную информацию об учёбе вы получите на свой инструментрон. А сейчас идите, знакомьтесь со своими новыми коллегами. - усмехнулся едва заметно Кондратьев. - И не удивляйтесь, здесь, в подземельях, мы почти всегда ходим в гражданском. В вашей комнате приготовлены полные комплекты гражданской одежды. Если что не так - скажете сотрудникам Службы обеспечения, они помогут.
  - Разрешите идти? - Светлана встала.
  - Идите. С завтрашнего дня у вас начинается новая дорога. Успехов. - Кондратьев включил настольный инструментрон, показывая собеседнице, что встреча подошла к концу.
  В названном начальником Внутреннего факультета зале её ждал сюрприз - вместо строгой аудитории там Светлана обнаружила весьма крутой ресторан. Вокруг стола собрались пятнадцать слушателей, все, как и предупреждал Кондратьев, были в гражданском. Никакого особого дресс-кода - рубашки, свитера, жилетки, платья, сорочки.
  Подойдя к столу, вокруг которого сгрудились её новые коллеги, Светлана обрадовалась: сначала она подумала, что в группе одни парни, но оказалось, что три девушки уже сидели возле стола, а парни - почти все, за исключением двоих - стояли. Один из парней быстро и чётко сервировал стол, его глаза были надёжно закрыты шарфом. Слышался смех, подначивающие сервировщика возгласы.
  Немного удивившись - она не ожидала такое увидеть во владениях Внутреннего факультета Академии - Светлана приблизилась к столу и через несколько секунд уже сидела на мягком стуле рядом с черноволосой девушкой, в которой она бы никогда не опознала слушательницу Внутреннего факультета Звёздной Академии.
  Эти пятнадцать слушателей стали её лучшими друзьями и впоследствии - одними из самых ценных коллег и сослуживцев. Со временем она познакомилась и со старшекурсниками Внутреннего факультета, благодаря поддержке и помощи которых, уже после окончания учёбы в Академии, смогла справиться со многими задачами и проблемами.
  Первый год совмещённого обучения пролетел для Стрельцовой как одно мгновение. Так интенсивно и полно она ещё никогда не училась и не работала. Преподаватели и сотрудники Внутреннего факультета её просто очаровали и потрясли своей компетентностью и профессионализмом.
  В свой очередной отпуск Светлана улетела в село, перегруженная впечатлениями и темами для размышлений. Потому она часто вечерами приходила на берег реки, усаживалась на деревянный помост старого "пешеходного" моста и думала. Незаметно вечер передавал свои права ночи, но Стрельцова редко когда возвращалась домой раньше полуночи. Да и засыпая, она старалась многое додумать, доразмыслить, допонять. Ей нравилось, что в сельской тишине, в сельском покое она столько времени может провести наедине с собой, своей сутью, своими мыслями, своим внутренним миром.
  Недалеко от околицы села была Маковая поляна - из года в год там пламенело целое море красных маков. Изредка, когда ей хотелось просто остаться одной и не думать ни о чём, связанном с учёбой и работой, Светлана уходила на эту поляну, садилась, осторожно срывала один цветок и, поднеся его лепестки к губам, замирала на несколько часов.
  Возвращаясь под вечер, Стрельцова часто сворачивала к зданию сельского клуба, входила в зрительный зал, поднималась на сцену, подходила к роялю, открывала крышку, садилась и играла. Тихо, только для себя одной, всегда с благодарностью вспоминая свою строгую и очень знающую наставницу. Рояль её очаровывал своими возможностями, своей мощью. Бывало, конечно, что приходилось играть и на фортепиано, но Светлана старалась больше играть именно на рояле, тем более, что наставница дала ей возможность подготовиться к взятию новой высоты - освоению игры на органе. Далеко не сразу этот огромный, сложный и требовательный инструмент признал Светлану, стал слушаться её. Стрельцова не отступала, училась, тренировалась, изучала доступные в Интернете материалы по устройству, характеристикам и возможностям самых разных органов. Благодаря знакомым наставницы она смогла на несколько дней получить доступ к пультам самых известных европейских органов.
  Ей нравилась мощь и строгость этого инструмента, она старалась не садиться за его пульты в обычном современном платье, костюме или комбинезоне, чувствуя, что орган требует "соответствия эпохе". Роскошные платья из семнадцатого и восемнадцатого столетий стали привычны для Стрельцовой именно благодаря общению с органом, тем более, что в Европе тогда был бум интереса к древним временам и снимались десятки и даже сотни художественных игровых и полудокументальных фильмов, где практически никогда не приветствовались малейшие детали "из современности".
  В архиве семьи Стрельцовых хранились многие тысячи снимков, запечатлевших Светлану за пультами органов во время съёмок таких лент, но самой важной и ценной фотографией Светлана считала ту, где она стоит рядом с сидящей за пультом своей наставницей - требовалось вовремя перелистнуть бумажные страницы сборника произведений, чтобы дать возможность солистке не сбиться с темпа, не "скомкать" мелодию. И Светлана и её наставница запечатлены были на фотографии в платьях восемнадцатого столетия и с причёсками, полностью соответствующими нормам того же столетия. Полное погружение в древность. Светлана странным образом не уставала после таких съёмок, она наоборот чувствовала себя отдохнувшей и восстановившей не только физические, но и душевные силы.
  Вместе со своими друзьями и коллегами с обоих факультетов - Внутреннего и Пилотского - Светлана объездила почти всю Россию, совмещая службу, работу и отдых, но отдавая преимущество работе и службе. Да, она любила преодолевать пешком десятки километров, довольствуясь только тем, что несла с собой в рюкзаке. Да, палатка и костёр стали ей предельно привычны, но она по-прежнему даже в таких походах старалась всё же больше учиться, чем отдыхать и развлекаться.
  Возвращаясь из поездок и походов по стране, Светлана неизменно несколько дней проводила рядом с мамой. Наедине с ней. Они тогда много и долго тихо говорили между собой. Особенно Светлана любила быть рядом с мамой в селе ранним утром, на берегу озера. Там у них было своё, достаточно уединённое место.
  Мама многое знала о Светлане, её учёбе и работе, но никогда не пыталась ею слишком уж плотно руководить и чрезмерно её контролировать. Хотя почти всегда она задавала дочери один и тот же немой вопрос - когда же она представит семье своего избранника? Светлана грустно молчала, понимая, что её мама прочтёт всё в её душе и не нужно будет ничего говорить вслух.
  У мамы были две сестры - старшая Альбина и младшая - Рената. Когда сестёр видели вместе, почти никто бы не сказал, что изящная тоненькая Альбина - старшая сестра, а более ширококостная и склонная к небольшой полноте Рената - младшая. Сёстры, в очередной раз узнавая, что окружающие опять спутали порядок их старшинства, только улыбались, иногда смеялись, но никогда не пытались оспорить своё старшинство между собой.
  С ранних лет они занимались пением, музыкой, танцами, шили себе самые разные наряды - преимущественно старинные, богато украшенные, которые старались носить и в обычной жизни, а не только на сцене, съемочной площадке или подиуме.
  Красавица Рената отчаянно пыталась продвинуть вперёд себя склонную к безвестности Альбину, но ей это редко удавалось сделать. Альбина сама часто говорила сестре, что ей нужно уединение, чтобы написать очередное стихотворение, нарисовать картину или вырезать очередную скульптуру из дерева или камня. Рената кивала, соглашаясь, но попыток выдвинуть вперёд сестру не оставляла.
  Если бы она знала, что её ждёт впереди... Тогда она в очередной раз сменила имидж, отдала предпочтение тёмным тонам, чёрному цвету волос. Встретила парня, полюбила его. Ей казалось, что он тоже любил её. Казалось. Только казалось. На самом деле, как потом выяснилось, он воспользовался её добротой, мягкостью, открытостью. Старая как мир история, ударила по Ренате наотмашь. Если бы она тогда знала, что несёт с собой её увлечение тёмными красками и чёрным цветом. Если бы она знала...
  Она забеременела. Но едва парень узнал, что она решила оставить ребёнка - он прислал ей на инструментрон короткую записку и исчез. Искали его долго - сначала в Империи, потом - за её пределами. Он успел покинуть Россию до того, как Рената окончательно поверила в то, что он её предал.
  Нашли, конечно. Вернули в Россию. С большим трудом Альбина, бросившая все свои творческие занятия, успокоила младшую сестру, побудила её отказаться от аборта. Плакала тогда Рената почти круглосуточно. Только на несколько часов затихала, когда засыпала, обессиленная. Врачи, конечно, в один голос говорили, что это крайне вредно для ребёнка, но Рената продолжала плакать. Несколько декад она плакала. Постоянно возвращалась мыслями к тому, что этот ребёнок перестал для неё быть желанным, необходимым, ведь он - от человека, который её предал, бросил, оставил.
  Потом она вдруг разом перестала плакать. Как сама тогда говорила - слёзы высохли. И начались "часы молчания" - Рената часами, а иногда сутками, сидела в кресле, закутавшись в плед, раскачивалась из стороны в сторону и молчала, уставившись взглядом в одну точку. Хорошо, если её удавалось побудить хотя бы раз в сутки поесть, а то она пристрастилась обходиться только подслащённой прохладной водой. Тёплую воду она не любила пить с детства, старалась сделать её похолоднее. Не любила она и кипяток, так что горячий чай пила только при большой необходимости. А тогда она просто выпивала несколько глотков прохладной воды и снова принималась раскачиваться.
  Мама, конечно, переживала за сестру, старалась при любой возможности навестить её, но видеть её качающейся из стороны в сторону и молчащей часами и сутками она долго не могла - срывалась в плач. Наверное, только присутствие рядом старшей и средней сестёр помогли Ренате выйти из этого "сумеречного" состояния самостоятельно - она наотрез отказывалась воспользоваться помощью психотерапевтов или принимать какие-либо медицинские препараты.
  Очнувшись после родов, Рената стала почти прежней, только вот теперь она категорически отказывалась возвращаться к какому-либо другому цвету в своей внешности, кроме чёрного. Чёрные волосы, чёрная одежда, чёрная обувь. Нет, она не стала носить полумонашеское одеяние, хотя домашние и это предполагали и считали вполне реальным и вероятным исходом, но едва выйдя из состояния "сумерек", Рената сразу заявила, что никогда больше не поверит ни одному мужчине.
  Ребёнка она оставила, пояснив родителям и сёстрам, что он точно ни в чём не виноват. А вот для мужчин она с момента окончания родов оказалась закрытой наглухо, посвятив себя воспитанию сына. Сумела воспитать его одна, да так, что окружающие только дивились: настоящий мужчина вырос, джентльмен. Теперь Елисей - директор крупной строительной компании, профессионал-строитель, на счету которого - несколько десятков красивейших комфортных и качественных зданий в разных городах Сибири и Дальнего Востока.
  Стрельцовы пережили тогда несколько неприятных дней, потраченных на попытки переубедить Ренату. Да, она имела право на такое решение, но ведь она - красавица, кроме того парня у неё были десятки поклонников, которые в том числе и помогли настичь, задержать и водворить в Россию неудачливого ухажёра. Делом доказали, что она для них - важна, ценна, необходима. А Рената поставила на себе жирный крест. Нет, она не стала нелюдимой, но едва только ощущала малейшие проявления интереса к себе, выходящие за рамки простой дружбы - становилась недоступной и неприступной. Могла просто прервать дружбу, разорвать приятельские отношения. Может быть, она в очередной раз доказывала, что дружбы между мужчиной и женщиной в принципе быть не может. А может быть, просто в очередной раз пыталась избежать опасности разувериться в ком-то, кого считала важным, нужным, необходимым для себя.
  Она поступила в местный университет, увлеклась фундаментальной наукой и смогла найти себе дело, которое завладело ею полностью, не оставляя возможности для семейных взаимоотношений и сценариев. В деловом стиле она придерживалась по-прежнему тёмных тонов и чёрных красок, крайне редко красила волосы в каштановый цвет, полюбила складывать руки в знаменитый жест "закрытости" и стала просто невероятно острой на язык, особенно - в общении с мужчинами. Если требовалось - она не стеснялась в выражениях даже если собеседник был старше её по научному рангу и по научному стажу. Освободив достаточно времени для науки, она в короткие сроки заработала репутацию крепкого профессионала, не обременённого обычными для женщины мыслями о любви, семье и уж тем более о детях.
  Общение с мамиными сёстрами помогало Светлане - о многом с братьями по понятным причинам она говорить не могла бы, а вот с Ренатой и Альбиной она и переписывалась, и разговаривала по аудиоканалам, и встречалась на видеоконференциях, когда удавалось выкроить несколько десятков минут для такого общения.
  Альбина после случившегося с Ренатой тоже пережила глубокий стресс, потому вместо вполне ожидаемой Художественной академии, где она собиралась учиться сразу на трёх факультетах, она подала документы в Областную Военно-Полицейскую академию на факультет подготовки кадров Службы Участковых Инспекторов. За три года она сумела досрочно - за два года до окончания вуза - получить звание старшего лейтенанта полиции и уехала на Дальний восток в один из посёлков, где, к удивлению родных, не только практически полностью искоренила большинство предпосылок к нарушению имперских законов и правил, но и вернулась к творчеству - продолжила писать картины, стихи и вырезать скульптуры. Благодаря её стараниям село преобразилось - из вполне стандартного внешне поселения оно стало уникальным в округе музеем под открытым небом.
  Сёстры были рады возвращению Ренаты к прежней жизни, ещё больше они обрадовались тому, что и Альбина обрела спокойствие и уверенность - через год после прибытия в село она вышла замуж, а ещё через год - родила крепенького первенца - сына, названного Андреем. Мужем старшего лейтенанта Альбины Стрельцовой стал главный механик местной "Сельхозтехники" Константин Увалов.
  После родов Альбина окрепла и уже мало кто в ней мог бы узнать ту хрупкую старшую сестру - чистейший воздух, натуральные продукты и постоянное движение совершили со старшей Стрельцовой настоящее чудо - она решила, что в самое ближайшее время родит ещё как минимум двоих детей и выполнила своё решение со всей основательностью - дочь Ариадна и сын Валерий стали желанными и ожидаемыми в семье Стрельцовых-Уваловых.
  В розыске и в возвращении в Империю сбежавшего за границу ухажёра огромную помощь семье Стрельцовых оказала старший лейтенант полиции Империи, эксперт высшего класса Зинаида Яновна Кибрит. Она вместе со своими коллегами из Экспертного Центра Полиции России смогла проследить путь старательно запутывавшего следы беглеца, сменившего за месяц почти полтора десятка стран и отчаянно пытавшегося каждый раз легализоваться под новыми установочными данными.
  Задержание беглеца выполнил сотрудник Оперативного Управления Полиции России, старший лейтенант Полиции Александр Игоревич Томин, шедший за беглецом буквально след в след из страны в страну, с континента на континент. Он же осуществил арест беглеца и доставил его на спецборте Полиции России в Империю, передав его в аэропорту в руки конвоя.
  В изоляторе временного содержания им занялся следователь, капитан Полиции России Павел Павлович Знаменский. Следствие велось четыре месяца, допросы, экспертизы были практически ежедневными - всё делалось для того, чтобы окончательно изобличить правонарушителя.
  Затем состоялся суд. Закрытый. Продолжалось судебное заседание несколько дней - с небольшими шестичасовыми перерывами. Вина правонарушителя была полностью доказана и его умертвили. С момента вынесения приговора Знаменский, Томин и Кибрит стали друзьями семьи Стрельцовых.
  Ни Зинаида ни Александр тогда, когда шло следствие и вершился суд, ещё не нашли свои "половинки". Они оба найдут их обязательно, но позднее.
  Светлана впоследствии познакомилась и с женой Павла Павловича - Ксенией Петровной Знаменской, инспектором Службы Имперской Охраны. По долгу службы Ксения почти никогда не одевала форму, но капитанские погоны, заменившие лейтенантские, она получила из рук Верховного Комиссара Имперской Безопасности одной из первых молодых сотрудниц области, выполнив труднейшие объёмные нормативы.
  Когда "Волга" под командованием капитана первого ранга Светланы Стрельцовой ушла на встречу с "Нормандией", дочь Ксении Петровны и Павла Павловича - Инга заканчивала предвыпускной курс Военно-Полицейской академии России. Она избрала для себя работу в Оперативной Службе Военной Полиции, её воздушных и космических частях. После получения сертификата и присвоения первого офицерского лейтенантского звания Инга подала рапорт с просьбой зачислить её в космические части военной полиции. Рапорт удовлетворили и лейтенант Знаменская улетела на Урал, в одну из частей, где прошла доподготовку и сдала квалификационные экзамены на допуск к пилотированию всех доступных для военных полицейских космических кораблей.
  С началом войны с Жнецами следы Инги затерялись. Она непременно стремилась участвовать в самых сложных боевых вылетах - как в составе флотов и эскадр, так и одиночных. Про неё сослуживцы говорили чаще всего, что она живёт тогда, когда летает, а летает она мастерски, профессионально. Многие пилоты, видевшие её полёты, были склонны считать, что она летает просто божественно. Её эскадрилья выполняла самые сложные задачи по перехвату истребителей и штурмовиков Жнецов.
  Она пропала за несколько декад до окончания осады Жнецами Солнечной системы. Её, конечно же, искали. Настолько внимательно искали, насколько вообще тогда было это возможно. А нашли на одном из малых астероидов. Оказалось, она выполнила таран десантного корабля Жнецов, уже нацелившегося на почти безоружный гражданский транспорт с колонистами-землянами. Её истребитель-заградитель взорвался, уничтожив десантный вражеский корабль, она успела катапультироваться, почти двое суток блуждала в космосе рядом с местом тарана, пока не смогла опуститься на этот малый астероид. Посадка на него получилась жёсткой, автодоктор сделал всё, что только смог, но, конечно, не до конца. Если бы не внимательность одного из штурманов проходившего мимо фрегата ВКС Империи - она бы провела на этом астероиде ещё неизвестно сколько времени. Её взяли на борт корабля, доставили в орбитальный госпиталь, сообщили командованию и семье.
  Первым в госпиталь примчался муж - капитан лейтенант Георгий Петрович Веденеев, пилот-инструктор эскадры дальних перехватчиков, базировавшейся на Луне. Рядом с ним Инга ожила и удивила врачей, восстановившись не за полгода, а всего за три месяца. Врачебная квалификационная комиссия не смогла за три дня найти, к чему в состоянии здоровья капитана Знаменской можно было бы придраться, чтобы списать её на наземную службу, а она ещё и мужа успела удивить, сказав, что она беременна.
  За три месяца до рождения дочки она сфотографировалась с мужем в ателье фотопортретов, разослала снимок родителям, сёстрам и другим ближайшим родственникам, снабдив его индивидуальными дарственными надписями.
  Только прямой приказ Медслужбы Военной полиции заставил к тому времени уже майора Знаменскую уйти на две недели в отпуск по родам. Три месяца - и она, оставив сына у родителей мужа, возвращается в строй, снова начинает летать. Георгий не препятствовал, понимал, что не сможет остановить супругу, заставить её остаться на Земле.
  За несколько суток до окончания войны Инга погибла в бою с прорвавшейся из Тёмного Космоса небольшой эскадрой лёгких десантных кораблей Жнецов. Может быть, этот прорыв эскадры был для Жнецов своеобразным жестом отчаяния? Может быть. Майор Знаменская и её коллеги по эскадрилье сделали всё, чтобы не дать десанту Жнецов подойти вплотную к конвою гражданских пассажирских кораблей, перевозивших колонистов на возрождаемые марсианские и плутонианские базы.
  Девиз "Служить и защищать" Инга Знаменская выполнила полностью, встав на своём истребителе-перехватчике между кораблями конвоя и десантным транспортом полумашин. Среди пассажиров кораблей конвоя были и маленькие дети, о чём, конечно же, Инге было хорошо известно.
  В том бою из полёта не вернулись кроме Знаменской ещё четверо пилотов - две женщины и двое мужчин. Сейчас Светлана уже знала, что Инга Знаменская навечно зачислена в списки своей эскадрильи военно-полицейских сил космического базирования. Кроме этого прорыва Жнецы предприняли ещё несколько попыток, не прекращавшихся на протяжении декады вплоть до того момента, как пала последняя большая база в Тёмном Космосе и именно её падение и стало моментом окончания войны с Жнецами.
  Обо всём этом Светлана Стрельцова думала, выполняя обычный регламент послеполётных командирских работ. "Волга" через двое суток была скрыта в ангаре, технические службы космодрома "Ликино" начали осуществлять свои комплексы работ, а экипаж и команда разведкрейсера - продолжали свои работы, ведь корабль готовился к новым полётам, готовился к прохождению переоснащения и сертификации на получение первого ранга - одного из наивысших для кораблей такого класса в ВКС Империи.
  По прежнему волговцы не снимали скафандров - так требовали правила безопасности. Светлана не торопилась проникаться домашней успокоенностью, сохраняла настороженность, не расслаблялась сама и не давала расслабляться коллегам.
  Недра крейсера снова приняли её. Скользя по узким трубам и тоннелям технических проходов, Стрельцова лично проверяла работу тонких систем и механизмов, выполняла монтаж новых и демонтаж старых блоков, добивалась соответствия настроек эталонам и чувствовала, как её крейсер благодарит свою хозяйку за сделанное, принимает её заботу и ценит внимание и неспешность.
  Космос, что бы там кто из людей когда-либо ни говорил, оставался чуждой для человека, во всяком случае - для современного человека средой. Да, люди пришли в Большой космос всерьёз и надолго, они обрели в нём настоящий звёздный дом, но без поддержки техники, без специальных научных исследований космос всегда был и оставался в лучшем случае безразличным к потугам людей удержаться в его пределах, а в худшем - становился откровенно враждебным.
  Потому, наверное, ступив в большой космос, земляне озаботились не только внешним космосом, но и космосом внутренним, космосом собственной души. Озаботились изучением души человеческой в гораздо большей степени, чем раньше, ведь им тоже предстояло меняться под влиянием космоса и было необходимо сделать всё возможное, чтобы эти изменения находились под контролем, а если повезёт - и под управлением людей.
  Светлане остро не хватало Джона. Да, дети по своему обыкновению дневали и ночевали на "Волге", крайне редко появляясь и оставаясь в гостинице. Их присутствие рядом очень помогало Светлане, давало силы, поддерживало уверенность в том, что все работы будут выполнены точно и в срок, после чего крейсер заслуженно получит первый ранг и будет снова допущен к выполнению задач литерного уровня сложности.
  Посмотрев на вошедшую в Центральный Пост Марию, Светлана впервые с момента прибытия на Землю в Россию после войны подумала о том, какой станет дочка, когда войдёт в пору юности. Да, уже сейчас заметно, что она будет красавицей. Техники и инженеры наземных служб, провожая её взглядами, не раз именно так и говорили: "Красавица!". А ещё, конечно же, Маша будет не только красивой, но и умной. Обладающей большим жизненным опытом - такое детство, какое было у Марии, даёт мощную базу для всей последующей жизни. Уже сейчас Маша твёрдо уверена в своей приверженности гуманитарному направлению будущей учёбы, она, конечно же, и в технике разбирается, но предпочтение всё же отдаёт гуманитарным наукам, в том числе и наукам об обществе и о человеке.
  Рано, конечно говорить о том, как сложится её семейная жизнь и кого она изберёт себе в мужья, но уже сейчас ясно: Мария не является склонной к легкомысленности в таких вопросах. Она очень долго будет выбирать, присматриваться, докапываться до самой сути возможного кандидата в мужья, но если она уже сделает выбор - этот выбор будет окончательным.
  - Мам, я пойду, пройдусь с Зирдой вокруг корабля. Можно? - Мария пробежала, стараясь не шуметь, по центральному проходу и подошла к креслу командирского пульта, коснулась руки матери.
  - Можно, доча. Можно. - улыбнулась Светлана, увидев ответную улыбку Маши, уже поворачивавшейся к выходному порталу шлюза Центрального Поста. Зирда заинтересованно заглядывала через порог, но внутрь не входила - ей было вполне достаточно видеть хозяйку и её дочь, чтобы быть спокойной. Совсем скоро - через несколько суток она встретится со своей хорошей подружкой - Мэри, когда на космодром "Ликино" прибудут Стрельцовы. Все, кто сможет прибыть. А пока Маша гуляет вокруг "Волги", привыкая к интерьеру новопостроенного ангара, Светлане можно будет уделить внимание документации - вахтенный уже принёс очередную пачку ридеров.
  Очень скоро она встретится с мамой и папой. Они прилетят в "Ликино" обязательно, уже пришло подтверждение. Их встретят и проводят к ангару, а затем - в гостиницу. Или - наоборот. Как получится. Главное - они увидят свою дочь, а она увидит своих родителей. И ещё раз убедится в том, что война с Жнецами - закончилась. Стала историей. Стала прошлым.
  
  Мария и Александр. Прогулка по лесополосе. Осознание возвращения в Россию
  
  Мария вышла из Центрального Поста, спустилась по лестнице, в который раз проигнорировав лифт, на нижние уровни, свернула в коридор. Кивая волговцам, девочка придерживала идущую рядом Зирду за ошейник, стараясь не доставлять своей любимице особого беспокойства. Рослая красивая овчарка всегда теперь сопровождала либо её, либо маму, в то время как Зорд и Грей занимались охраной и сопровождением Саши.
  Направляясь к выходным пандусам крейсера, Мария думала о том, что она увидела на экранах командирского пульта. А увидела она там фотографии Стрельцовых. Многие фотографии. В редкие перерывы мама просматривала эти фотографии и, конечно же, многое вспоминала. Мария знала - пройдёт несколько дней и Стрельцовы, возможно, в полном составе прибудут в "Ликино".
  Сейчас, как сказала Зара, когда Мария собиралась идти в Центральный Пост, они согласовывают своё прибытие на космодром, ведь практически все работают, служат и вот так просто сорваться с мест они не могут - война закончилась и все форс-мажоры отошли на второй план. К их редкому появлению ещё предстояло привыкнуть, но мысли Марии ожидаемо перескочили на другое: последней просмотренной мамой фотографией было изображение погибшей в бою с Жнецами дочери Знаменских - Инги. Благодаря рассказам Аликс, Маша очень многое знала о том, что связывало её маму с этой семьёй и сейчас ей было абсолютно ясно - встреча с мужем Инги будет для мамы очень тяжёлой. Хорошо, если вместе с ним в "Ликино" прибудет внук Знаменских - Трофим. Хорошо потому, что он - достойный наследник и сын своей мамы и своего отца.
  Переступая порог основного внешнего бронекорпуса крейсера и вступая на трап, Мария вспомнила о том, каким взглядом посмотрела на неё мама, когда она стояла рядом с командирским креслом. Вне всяких сомнений, в глазах мамы легко читалась грусть и желание предугадать судьбу своей дочери. Предугадать, чтобы помочь. Да, война с Жнецами закончилась победой обитателей Галактики, теперь череда Жатв прервана навсегда. Мама, конечно рада, что дочка не избрала для себя путь кадрового офицера, пожелала остаться гражданской или, как ещё говорили армейцы - штатской. Если маму это радует - Маша удовлетворена и тоже рада. В их семье вполне хватит трёх профессиональных воинов - папы, мамы и Саши. Хотя бы она должна прорваться к высотам цивильной реализации. И на это она начала обращать самое пристальное внимание ещё на Цитадели, во время того очень памятного всем отрядовцам годичного пребывания на Станции.
  Зирда, помахивая роскошным хвостом, сопровождала свою маленькую хозяйку, держась так, что никто из наземных специалистов и никто из волговцев не мог бы встать между ней и Машей. Овчарка привыкла так поступать с первых дней, когда только начала опекать маленькую дочку Стрельцовых-Шепардов. К тому, что почти ежедневно дочь командира крейсера наматывает пешком круги вокруг замершего в ангаре корабля, все обитатели космодрома "Ликино" привыкли и относились с полным пониманием. Если рядом с Машей была Зирда - девочка была в полной безопасности. Иногда вместо Зирды младшую Стрельцову-Шепард сопровождали Зорд с Грэем, иногда - кто-то один из них. В любом случае дочь генерала спецслужб не оставалась без присмотра, охраны, защиты.
  К виду огромного корабля, замершего в специально для него возведённом светлом ангаре Мария привыкла очень быстро. Ей нравилось во время прогулок рассматривать детали корпуса, иногда она доставала из поясной укладки мощный бинокль и остановившись, рассматривала какую-то трубу или какой-то выступ на броне, а потом - искала соответствие в базе данных своего инструментрона и читала пространные пояснения. Её никто не заставлял и не принуждал это делать - она привыкла сама себе находить полезные и необходимые занятия. Изнутри крейсер она знала очень хорошо - может быть ненамного хуже, чем инженеры корабля, но всё же лучше, чем многие наземные специалисты.
  С площадки, опустившейся на плиты, сошла Аликс, на ходу убиравшая в укладку инструмент. Маша остановилась, ожидая, когда киборгесса обменяется несколькими фразами с подошедшим техником-наземником, придержала за ошейник Зирду.
  - Сколько кругов, Маш? - спросила Аликс, проводив уходившего к порталу служебных помещений ангара техника долгим внимательным взглядом.
  - Восемь. Ещё двенадцать осталось. - ответила младшая Стрельцова-Шепард. - Как с антенной, Аликс?
  - В порядке. Отладим к вечеру. Сопряжение прошло без проблем, а там - справимся. - улыбнулась киборгесса, нажимая на инструментроне несколько сенсоров и ожидая, пока свободная гравиплатформа замрёт в нескольких сантиметрах. - Ладно. Я - в центр обработки данных. Надо там навести порядок. Хорошей прогулки, Маша.
  - Спасибо, Аликс. - Мария проводила улетавшую киборгессу коротким взглядом и беря Зирду за ошейник. - Идём, Зирд. Надо выполнить норму.
  Как только она завершила свой ежедневный поход вокруг крейсера, рядом материализовался Саша в окружении Зорда и Грэя. Овчарки окружили детей и Зирда заметно успокоилась - поддержка прибыла.
  - Умеешь ты, Саш, появляться вовремя. - улыбаясь, сказала Мария, обнимая брата.
  - А то как же, - улыбаясь, ответил, обнимая сестру, младший Стрельцов-Шепард. - А то ведь ты снова умотаешь на окраину космодрома и мне тебя снова с собаками придётся разыскивать.
  - Ну так собаки у тебя есть. Даже две. - усмехнулась сестра. - Так что найти меня тебе труда не составит. А я хоть подвигаюсь не только вокруг нашего стального дома.
  - Идём, Маш. На этот раз я сопровожу тебя. - Саша спрятал улыбку, Зорд и Грэй встали рядом с ним.
  - Охотно. - кивнула Мария и они направились к выходу из ангара. Оказавшись снаружи, Мария привычно остановилась, подняла голову, оглядывая небо над космодромом. - Тишина-то какая...
  - Ты права, Маш. - Саша замер рядом, тоже осматриваясь, но обращая внимание не на небо, а на то, что делалось в этот момент на космодроме. - Тихо. Но ведь мы просто приноровились к здешним звукам.
  - Может быть. Очень даже может быть. - ответила Мария, лёгким толчком разрешая Зирде направиться к дорожке, уходящей к границе космодрома. - Пойдём. Здесь жарковато, а в лесополосе сейчас - самая прохлада.
  - Только, Маш... Не беги. Пожалуйста... - брат легко держался рядом с сестрой, не беря ни Зорда ни Грэя за ошейники. Оба овчарона спокойно шагали рядом с детьми, их уши привычно сканировали пространство вокруг. Зирда успокоилась, но сохраняла настороженность.
  - Хорошо, Саш. - она кивнула, одарив Александра нежным внимательным взглядом.
  Через полчаса быстрой ходьбы по пешеходным дорожкам между посадочными столами дети вошли под сень деревьев, образующих защитную лесополосу на границе охранной зоны космодрома. Остановившись у начала тропинки, уходившей вглубь лесополосы, Мария повернулась, чтобы посмотреть на ангар, выросший над посадочным столом, приютившим "Волгу".
  - Помнишь, Саш, как мы впервые пришли сюда, чтобы увидеть наш корабль издали, стоящим на Земле? - тихо спросила Мария, зная, что брат её услышит чётко и поймёт правильно.
  - Помню. - кивнул Александр, глядя на улёгшихся на траву овчарок и переводя взгляд на громаду ангара, скрывшую от посторонних взглядов корабль, долгие месяцы служивший им домом. Единственным постоянным, единственным родным домом. Ведь тогда они даже не знали, удастся ли им когда-нибудь вот так надолго вернуться на Землю. Да, они ушли от Цитадели, но о возвращении на Землю тогда думать было очень преждевременно: впереди был Марс, впереди была битва за Солнечную систему, впереди была полоса непрерывных боёв, где разведкорабль, даже такой большой и специализированный, как их "Волга", часто вставал в строй рядом с армейскими крейсерами и вместе с ними отражал атаки эскадр и целых флотов Жнецов и их приспешников.
  Несколько минут они стояли, глядя на ангар "Волги". Пройдёт совсем немного времени - и "Волга" снова уйдёт в полёт. На обновлённых двигателях она поднимется над ангаром, примет ориентировку старта и уйдёт в космос, выполнять очередное задание центрального командования Разведастрофлота ВКС Империи. Уже сейчас ясно, что крейсер первого ранга по пустяковым поводам срывать с базы "Ликино" не будут. Война закончилась и напрягаться сверх меры придётся нечасто.
  В разведке мирных времён не бывает. Разведка первой ощущает, чует, выявляет приближение новой угрозы, новой опасности, новой войны. Предупредить - значит победить. Эта истина, раз за разом подтверждённая, придавала особый смысл бытию и работе разведчиков.
  Александр подождал, пока Мария, прикоснувшись к загривку поднявшейся с травы Зирды, шагнула на тропинку. Зорд и Грэй, вскочив, окружили мальчика с боков и вокруг встали деревья. Несколько десятков метров тропинки - и стена лесополосы расступилась, открыв поляну, в центре которой высился скромный обелиск. Строгая надпись извещала о том, что здесь держали оборону воины Отдельной Гвардейской Дивизии Противокосмической Обороны.
  Овчарки приотстали, Маша с Сашей не торопились выходить на поляну - сойдя с тропинки, они углубились в лес, собирая букеты цветов. Простых полевых цветов. Пропустив Машу вперёд, Александр приблизился к обелиску, подождал, пока сестра положит на плиту свой букет и выпрямится. Помедлив с минуту, положил свой букет, выпрямился, перечитал надпись, вспоминая всё, что ему было известно об этом армейском формировании.
  Россия не допустила на свою землю большинство десантов Жнецов и их пособников, а те, кто всё же сумели прорваться через многочисленные заградительные кордоны имперских систем противокосмической обороны, безжалостно и быстро уничтожались мобильными армейскими ударными группами и отрядами спецназа Империи. Имена воинов, погибших при обороне космодрома "Ликино" были известны всем волговцам - и Саша с Машей тоже их знали наизусть. Поимённо.
  Огромная экспозиция, размещённая в трёх залах местного краеведческого музея детально воспроизводила события сравнительно недавнего времени. Первый удар. Попытка штурма. Отражение атаки. Оборона. Контрудар. Освобождение района от угрозы повторных атак Жнецов. Всё это было исследовано до мельчайших подробностей за считанные послевоенные декады. Люди, осуществившие эту работу, действовали по собственной инициативе, не требуя и не ожидая никакого вознаграждения, никаких почестей, никаких денег. В свободное от основной работы времени, отказываясь от сна и отдыха. Благодаря их труду ни один из воинов дивизии не пропал без вести - все были найдены и опознаны.
  Погибших похоронили на центральном мемориале "Ликино", а такие обелиски стали напоминанием о том, что на этих местах совсем недавно размещались узлы обороны космодрома. Следуя заурядным и предсказуемым сценариям и планам, Жнецы и их пособники пытались прежде всего выключить из системы обороны Земли такие объекты, как космодромы и космопорты. Потому в России их защита и поручалась столь крупным и сложным военным соединениям, как имперская дивизия.
  Ни Александр, ни Мария не спешили уходить от обелиска. Благодаря мужеству и воле защитников российских космодромов столь крупные корабли, какими были имперские крейсера, всегда могли вернуться на Землю для довооружения, ремонта, переоснащения, как ни неистовствовали Жнецы и их приспешники.
  На минуту дети, склонив головы, замерли отдавая дань памяти и уважения погибшим и живым воинам Российской Армии, сделавшим всё возможное, чтобы Жнецы не смогли остаться и выжить на российской земле.
  Обелиск остался позади. Младшие Стрельцовы-Шепарды молча и тихо шли по тропинке в "колечке" овчарок. Зирда шла впереди, Зорд и Грэй - по бокам, изредка оглядываясь назад.
  Светлана посмотрела на боковой пультовой экран, указывающий на карте космодрома, где сейчас находятся дети, убедилась, что они по-прежнему в окружении собак и только что отошли от одного из обелисков, каких было немало в лесополосе, окружавшей охранную зону космодрома "Ликино". Пусть погуляют, посмотрят на обелиски, на места боёв. Им это нужно. Для будущей жизни нужно.
  Они знают, что такое галактическая война. Первое поколение землян, рождённое в огне войны с пришедшим из внегалактических просторов врагом. Им не нужны ужастики и хорроры, они видели и чувствовали такое, что и не могло присниться или привидеться ни одному специализировавшемуся на таких поделках писателю, сценаристу, режисссёру. Видели, чувствовали и остались цельными и добрыми, не ожесточились, не уверовали в необходимость безудержной жестокости.
  - Свет, ты посмотри на Машу. - к креслу командира крейсера неслышно подошла Аликс, включившая свой инструментрон и переведшая изображение с его экрана на один из пультовых экранов. - Какая она красивая, строгая и в тоже время - нежная и цельная.
  - Ты права, Аликс. - помолчав Светлана, взглянув на экран, кивнула. - Есть информация о школах?
  - Да, Свет. - киборгесса кивнула, выложила перед Стрельцовой на пульт три ридера. - Всё - по самой актуальной версии. Перепроверила несколько минут назад, обновила.
  - Спасибо, Аликс. - Светлана кивнула, углубляясь в изучение содержимого файлов ридеров. Киборгесса сошла с командирского постамента и направилась к выходу из Центрального Поста, кивая входившим и выходившим волговцам, уважительно уступавшим ей дорогу и кивавшим ответно.
  Несколько минут Светлана потратила на просмотр всех файлов ридеров, отметив те, с содержимым которых она обязательно ознакомится более подробно позднее. Надо было найти для детей лучшую из ныне существующих в Империи школу, чтобы не нанести малейший ущерб их немаленькому потенциалу, чтобы не лишить их нормативного детства, отрочества, юности. Дети выберут сами, а она постарается предоставить им широкий и безопасный полный выбор.
  Предстояло ещё определиться с тем, где теперь она будет жить с мужем и детьми, когда закончится период переоснащения и наступит время долгожданного наземного отпуска. Космодромная гостиница - всего лишь временное пристанище. Светлана была уверена - дети привыкли довольствоваться малым, они неприхотливы и непритязательны, тем не менее для них нужны свои большие и светлые комнаты, которые сегодня ещё можно назвать детскими, а потом они станут их личными комнатами, со временем - кабинетами, совмещёнными со спальнями и библиотеками. Когда подойдёт время, они улетят учиться в школу, располагающую своим жилым городком, но всегда будут рады вернуться домой, в родительскую, семейную квартиру - большую и светлую, уютную, знакомую до мелочей.
  Ей, как хозяйке, нужно выбрать семейную квартиру, выбрать квартиру для себя, выбрать квартиру для Джона. Он обязательно вернётся на Землю с Иден-Прайма - по-иному и быть не может. И она будет его ждать. Будет с ним обсуждать по аудио и видеосвязи варианты квартир, будет прислушиваться к его мнению, к его суждениям. Не возражениям, не единоличным решениям - суждениям. И они вдвоём обязательно учтут мнение Александра и Марии. А потом она будет летать в "Ликино" уже из своей семейной или из своей личной квартиры. Летать на работу, а когда потребуется - и для того, чтобы в очередной раз поднять крейсер в новый разведполёт. Она будет летать, не согласится окончательно придать своему генеральскому званию штабное значение. Теперь она точно будет продолжать летать, будет продолжать работать, ведь разведка даже в мирное время не знает покоя.
  Аликс шла по коридорам и переходам "Волги" к выходным шлюзам. Обе дочери - Зара и Лекси - сейчас занимались в Дата-Центре космодрома программированием и воспитанием новейших ИИ, которые со временем займут подобающее им место на новейших имперских крейсерах разведки, получат самоходные платформы, станут полноправными членами экипажей и команд постоянно совершенствуемых больших имперских кораблей. Вечером, после шести, она обязательно навестит их, тогда они ненадолго прервутся, расскажут о проблемах и успехах. Скорее всего, как обычно, они будут больше говорить о проблемах. Так уж они воспитаны. Успехи приходят туда, где проблемы исчезают. И Зара и Лекси работали для того, чтобы проблем с новейшими ИИ было как можно меньше. Уже сейчас ясно, что очередь из ИИ, ждущих их внимания и участия растянулась на несколько ближайшх месяцев. Свободных "окон" почти не было, но Аликс была твёрдо уверена: у её дочерей хватит мощностей для всех ИИ, которые в значительной степени станут их детьми, признают в них обеих своих родителей.
  Сидевшая на траве у тропинки Маша перебирала на экране своего инструментрона файлы с информацией о школах. Особых школах для одарённых детей. Аликс вместе с Зарой и Лекси предоставили ей и Саше всю информацию, как всегда - полную, объёмную, точную, постоянно обновляемую. Саша, устроившись рядом с сестрой, поглядывал на улёгшихся рядом овчаронов и на Зирду, ходившую кругами. Овчарка явно наслаждалась свежим, чистым воздухом, свободным от мёртвых машинных запахов, ей нравилось чувствовать под лапами не плитки палуб крейсера, а обычную землю, траву, ветки, корни.
  Александр знал, чем занята Мария и не торопился дублировать её - она сама выскажет своё мнение ему, а потом - маме. Он уже определился, но не собирался опережать сестру в изложении своих вариантов на семейном совете. Пусть Мария и здесь получит приоритет, всё равно он будет специализироваться на воинской программе обучения и подготовке, а это - ежемесячные выезды на полигоны, в воинские части, на стрельбища, а каждый год - участие в маневрах: сначала учебных а затем - тренировочных. Там и до боевых крупномасштабных учений дело дойдёт очень быстро. А Маше нужно остаться в тылу. Она - гуманитарий, пусть учится спокойно, занимается наукой, культурой. Так уж получилось, что в их семье - трое воинов-профессионалов. Два нынешних и один будущий. И этого для ближайшей перспективы - вполне достаточно. Да, Маша уверена, что тоже отслужит в армии, достигнет одного из высших солдатских званий, потом - уйдёт в запас. Она сама ему об этом сказала. А говорит она такие вещи всегда очень хорошо их обдумав. Долго их обдумывая. Заставить её сказать вслух что-то такое не подумав - практически невозможно.
  Так что пусть она остаётся в тылу. А с военной стезёй он справится. Ведь Маша всё равно будет его поддерживать, будет помогать и страховать его так, как только она и может и умеет. Она - его сестра. А он всегда будет поддерживать, помогать и страховать её. Потому что он знает, как это надо делать. Потому что так делал его отец - британец Джон Шепард, сделавший счастливой его маму. Совершенно счастливой. Они, их дети, родились в атмосфере счастья, спокойствия, уверенности. Несмотря на войну, несмотря на все сложности, несмотря на все трудности. Они выросли рядом с тремя высокоразвитыми искусственными интеллектами, наделёнными совершенными женскими телами. Они выросли рядом с легендой Галактики - протеанином Явиком, рядом с турианцами-Спектрами, рядом с лучшим врачом-экспертом саларианской ГОР.
  Они видели бои, когда в звёздной системе сходились в противостоянии несколько флотов, несколько эскадр, видели, как взрывались корабли, не успев, не сумев отстрелить спасательные капсулы. Они видели, как мама, скрывая слёзы, прикрепляет к Стене Памяти крейсера очередную табличку со званием, именем и фамилией погибшего волговца. Они стояли в едином строю волговцев на траурных церемониях. Они видели, как отдавая дань уважения к памяти павших волговцев, склонялось Боевое Знамя крейсера. И это был единственный момент, когда оно склонялось. Ни разу за всю войну ни один имперский корабль не сдался Жнецам и их приспешникам. Да, корабли России шли на тараны, взрывались, гибли, но не сдавались.
  Они видели, как работают волговцы не только в Центральном, но и на любом из множества боевых постов, в любом из нескольких десятков отсеков. Они видели, как работают инженеры и техники корабля. Они видели, как медики крейсера вытаскивают из-за Грани тяжелораненых, обожжённых, травмированных волговцев. И они же видели настоящее чудо: на крейсере, находящемся в бою, рождались дети. Тогда, казалось, для волговцев нет никаких препятствий, которые они не были в состоянии преодолеть: всё, что необходимо было для медиков и для роженицы, для ребёнка - делалось неизменно по высшему классу. И дети рождались крепкими, здоровыми. Женщины - члены экипажа и команды корабля - были уверены в том, что им помогут, в том, что их и детей - защитят. Молодую маму командиры на декады, а часто - и на месяцы неизменно полностью отстраняли от работы и от службы, остальные волговцы делили между собой её обязанности и функции, а она занималась только детьми. Спустя несколько декад после ухода от Цитадели на крейсере уже действовали ясли, а вскоре и детский сад появился. Повара крейсера готовили молодым мамам специальные меню, чтобы не пропало и не испортилось молоко. Никаких суррогатов - всё только натуральное. Оранжерея "Волги" была завалена заказами на декады вперёд.
  Трое синтетов - мать и две дочери - закрыли крейсер непроницаемым коконом информационной и электронной защиты, круша системы управления и связи кораблей Жнецов и их приспешников. Киборгессы участвовали в высадках десантов с "Волги" и там, где они появлялись, там враги терпели поражение и несли огромные потери.
  Мария и Александр стали свидетелями первой атаки телепатов на корабли Жнецов и их приспешников. Это было незабываемое зрелище. Благодаря киборгессам волговцы могли наблюдать атаку с самых разных точек - Аликс, Лекси и Зара объединили в дата-центре корабля информационные потоки со множества датчиков, установленных заранее в самых разных звёздных системах, принадлежащих ключевым (и не только ключевым) расам пространства исследованой части Галактики. А когда телепатов поддержали менталисты - Жнецы дрогнули. Ощутимо дрогнули. Десятки, сотни, тысячи их кораблей - от огромных двухкилометровых креветок до небольших истребителей и "очей" взрывались, разлетались на куски, плавились, теряли боеспособность. Детям Шепарда и Стрельцовой посчастливилось увидеть ход и последствия первой атаки телепатов и менталистов своими собственными глазами - через единственный оставшийся открытым на крейсере иллюминатор. Вряд ли какая запись способна соперничать с полнотой личного восприятия, пропускания увиденного через фильтры разума, чувств, памяти. Увиденное тогда они оба запомнили на всю жизнь.
  Прорыв в Тёмный Космос был сложнейшей военной операцией Сил Сопротивления и Александр и Мария заранее чувствовали - Жнецы будут сопротивляться отчаянно, их упорство достигало того уровня, какой обычно свойственен обречённым на гибель. Креветки-полумашины становились крайне опасны. Тогда в атаки на базы, станции, планетные колонии Жнецов стали отправляться сборные десанты, в которых участвовали посменно практически все волговцы - от командира корабля до последнего в боевом расписании матроса и солдата. Мама несколько раз возвращалась на борт крейсера вся в бинтах, смертельно уставшая и истощённая физически и морально, попадала под "колпак" к Селезневой и вынуждена была покорно соглашаться на пребывание на койке в Медотсеке, постепенно переросшем в Госпиталь. И Саша и Маша знали, что папа тоже неоднократно был ранен, а уж количество травм, наверное, было известно ему одному - о многих из них Чаквас даже могла и не догадаться, несмотря на драконовские медконтроли.
  Всё это - и многое другое - было. И Александр и Мария знают, что очень многое из того, что случилось после ухода Отряда от Цитадели, когда подошёл к концу срок годичной стоянки, заснято, зафиксировано, задокументировано синтетами Отряда. А они уж точно фальшивками заниматься не будут. Потому свидетельства и материалы, предоставляемые киборгессами и киборгом Отряда принимаются сейчас не только в Солнечной системе, но и в материнских пространствах множества рас Галактики как доказательства, имеющие абсолютный уровень точности и объективности.
  Взглянув на сестру, поглощённую чтением информации с экрана инструментрона, Александр лёг навзничь на траву, закинул руки за голову и устремил взгляд в небо - огромное, синее, спокойное, мирное. Он знал другое небо родной планеты, ведь "Волга" участвовала в защите Земли от Жнецов, попытавшихся осадить звёздную колыбель человеческой расы. Тогда ему довелось побывать с десантом "Волги" и в Париже, и в Лондоне, и в Москве и во многих других крупных и не очень крупных городах планеты. То небо тогда было чёрным от дымов, от облаков, готовых пролиться "грязными" дождями на израненую зарядами землю.
  Зорд подошёл, приязненно ткнулся носом в щёку Александра, улёгся рядом. Грей пододвинулся ближе к Маше - Зирда продолжала ходить кругами, сегодня ей на месте не сиделось.
  - Хорошо было бы, если бы родители мамы прибыли в "Ликино" уже завтра. - тихо сказала Мария, ни к кому конкретно не обращаясь. Сказала так, словно случайно начала размышлять вслух. Александр очнулся от созерцания неба, прикрыл глаза, понял: сестра очень хочет, чтобы мама смогла, наконец, отдохнуть от бесконечной служебной круговерти, связанной с подготовкой "Волги" к сертификации на право присвоения первого ранга.
  - Ты и не заметишь, Маш, как эти дни пройдут. - тихо ответил Александр. - А они пройдут очень быстро. Когда занят чем-то - время всегда идёт быстро. - он помолчал. - А там у нас у всех будет несколько дней радости и общения. Думаю, прибудут очень многие Стрельцовы.
  - Наконец-то я увижу многих из них не только на экранах. И мама расслабится. - сказала Маша. - Саш, двигаем дальше?
  - Двигаем. - Александр быстро поднялся, видя, как Зирда, прервав кружение, бежит к Марии, становится рядом с ней. Зорд и Грей привычно блокируют детей с боков и тропинка продолжает петлять среди деревьев мощной лесополосы.
  
  Они вернулись на борт корабля только в пять часов вечера. Поднялись по трапу, прошли в командирскую каюту - своё постоянное обиталище. Вошли в рабочий кабинет матери. Коротко рассказали ей, сидевшей за рабочим столом, о том, где им удалось побывать, что увидеть. Александр накормил и напоил собачат, они разошлись по своим коврикам, завалились поспать. Маша осталась рядом с мамой, решила с ней посекретничать, а Саша прошёл в холл, сел в кресло в уголке отдыха, посмотрел на рабочее кресло, стоявшее перед вторым рабочим столом мамы. Он никогда не позволял себе садиться в её рабочие кресла - ни в то, что находилось в холле, ни в то, что находилось в рабочем командирском кабинете. Может быть, это являлось суеверием, но Александр знал, что он не имеет права сидеть в этих креслах - они принадлежат только маме.
  В семь часов вечера Светлана с детьми прошла в офицерскую столовую крейсера на ужин. Пятнадцать минут - и она переходит в солдатско-старшинскую столовую: ужин продолжается, но Светлана не возвращается уже в офицерскую столовую, а сразу после завершения ужина направляется в Центральный Пост - на командирскую вахту. Да, корабль стоит в ангаре, но служба и работа на нём продолжается в прежнем режиме. Потому и командирские вахты чередуются ежесуточно со старпомовскими. Титов тоже работает рядом со Стрельцовой. Теперь он, как когда-то, совсем недавно - Светлана - капитан первого ранга.
  Побывав вечером у дочерей, Аликс убедилась, что у них всё в порядке - и Зара и Лекси спокойно и свободно справлялись с нагрузкой. Когда она уходила из дата-центра, Лекси подала ей ридер и сказала, что там - информация по приезду в "Ликино" старших Стрельцовых. Ну не захотела дочка грузить маму такими проблемами тогда, когда они общались совершенно по-рабочему, а вот когда старшая киборгесса будет возвращаться в ангар, на "Волгу", она, как твёрдо знала Лекси, вполне сможет ознакомиться с информацией и принять решение.
  Аликс так и сделала. Поднимаясь по трапу на корабль и кивая волговцам и местным инженерам и техникам, киборгесса прошла в центральный пост, где, как обычно, за командирским пультом в своём старпомовском кресле сидел Титов.
  - Владислав, есть информация по старшим Стрельцовым. - сказала Аликс, садясь в дополнительное кресло рядом со старпомовским и подавая Титову ридер. Второй после командира человек на крейсере просмотрел содержимое файлов профессионально быстро.
  - Похоже, Мария была права. У нас осталось слишком мало времени, для того, чтобы отреагировать надлежащим образом. - проговорил Титов, набирая на клавиатуре сразу несколько сообщений разным членам экипажа. - Ладно. Их встретят и проводят. Каковы планы у Светланы, Аликс?
  - Она останется с детьми на борту. - уверенно сказала киборгесса. - Пока что я не отмечаю признаков наличия других возможных и готовых к реализации решений.
  - Ладно. Примем как рабочую гипотезу. - Титов закончил набирать сообщения, выключил ридер, подождал, пока настольный инструментрон пиликнет несколько раз, отмечая прибытие квитанционных сообщений, просмотрел стандартные короткие тексты. - Встретим и проводим. Спасибо за предупреждение, Аликс.
  - Рада помочь. - киборгесса забрала ридер, встала. - Хорошей вахты, Станислав.
  - И вам, Аликс, успешной работы. - Титов переключил экраны инструментрона на вывод информации о состоянии корабля и положил руки на клавиатуру - ночь предполагалась рабочей.
  Киборгесса решила пройти к себе в каюту. Там можно было подзарядить источники питания, провести обычную ежедневную диагностику. Поворачивая к лестничным маршам, Аликс увидела спускающуюся по лестнице Светлану.
  - Аликс, подожди. - Светлана подошла к киборгессе. - Ты от Титова?
  - Да, Света. - киборгесса и не подумала это скрывать.
  - Я правильно поняла - родители прилетают завтра?
  - Да. - кивнула Аликс.
  - Теперь понятно, почему Мария не спит до сих пор. - пробормотала Светлана. - И ты уже...
  - Их встретят и сопроводят на корабль. Всё согласовано. - ответила киборгесса.
  - Ладно. - помедлив, ответила Стрельцова. - Аликс, спасибо.
  - Пожалуйста. - кивнула киборгесса, видя, что командир крейсера успокоилась и вполне настроилась подняться в свою каюту. - До завтра, Света.
  - До завтра. - Стрельцова повернулась к лестнице и вскоре уже шла по коридору, называемому волговцами "командирским".
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с родителями
  
  Поезд дальнего следования подходил к станции города Лагутино. На часах, мерцавших над дверями вагонного коридора, светились цифры "04.10". Валентина Северцева в последний раз пробежалась взглядом по купе, по четырём сумкам - и хотела бы взять больше, да Василий запретил перегружаться, сказал, что не в голую степь едем, а к дочери на вполне благоустроенный космодром. Ох, Вася, какой там оборудованный?! - подумала Валентина. - Дочка форму носит, куда чаще чем любое мыслимое платье, а у военных ведь как - минимум. Минимум! Да тем более сейчас, после такой войны... Какие уж там благоустроенные космодромы - было бы Светлане где голову приклонить! Небось, спит сейчас на привычно жёсткой армейской полке-койке... Придётся... Да нет, разве Света позволит лишний комфорт себе, когда его, этого самого комфорта, её волговцы лишены?! Она ведь для них мама, а не просто хозяйка и командир. Заботится о них, думает круглосуточно, волнуется. По-другому - не может.
  - Всё мы взяли, Валя, не беспокойся. - Василий подошёл, он ходил к проводникам прощаться и заодно - относил бельё и посуду. Хороший поезд. В кои веки выбрались в такую даль, а Вася верен себе - только международный вагон, говорит, к дочери ведь едем. Так что какой-никакой комфорт себе должны позволить. Она ведь не успокоится, расспросит. Да что там расспросит - она только в глаза отцу-матери посмотрит - и всё поймёт. И как сели и как ехали и как доехали - всё узнает. Она ведь такая...
  - Поверю, Вась. - женщина подхватила сумку. Одну. Больше муж не позволил - сам взял три сумки. Овчарка, их Мэри, привычно пристроилась позади - охраняет, защищает. Ну и контролирует, конечно. Как бы чего с обожаемыми хозяином и хозяйкой не произошло плохого всякого-разного. - Идём.
  Василий, как всегда, пошёл впереди, так что Валентина почувствовала себя в "рамке". Вот так всегда. Муж считает это правильным, Мэри его безмолвно и деятельно поддерживает в этой уверенности.
  Они прошли по коридору, попрощались с проводницами, вышли в тамбур. Поезд плавно притормозил, дверь открылась, выдвинулись ступени. Василий сошёл на платформу, поставил сумки, принял сумку из рук жены, потом подал Валентине руку, та опёрлась и сошла на пластик платформы, обернулась. Мэри не стала прыгать, как обычно, а сошла чинно, осторожно. Остановилась, принюхалась, огляделась. Садиться не стала.
  Больше из вагонов не вышел никто - остановку Стрельцовы заказывали у начальника поезда, заранее. Занимался этим, конечно же, Василий. Оставил Мэри с Валентиной, сам собрался и ушёл. Начальник поезда согласился. Несколько минут - и лестница-трап втягивается внутрь, дверь закрывается автоматически, сквозь стекло виднеется фигура и лицо младшей проводницы - пришла в тамбур проверить, всё ли в порядке. Василий кивнул ей, прощально махнул рукой и поезд стал набирать ход.
  - Четыре пятнадцать. - Валентина подхватила сумку, подошла к лавочке под изящным навесом. - Успели восстановить. Почти всё - новое. И всё же, Василий, как мы будем действовать дальше? Ведь Света знает, что мы прибываем послезавтра. На этом простом факте она строит все расчёты своей занятости. А мы вот так - раз и - как снег на голову. Она ведь не отдыхает здесь, работает. Говорила, что корабль на сертификацию идёт, первый ранг присвоят её крейсеру. Это ведь какая работа большая и сложная! Всё должно быть в ажуре для того, чтобы комиссия приняла решение и командование это решение поддержало. А тут - мы. На двое суток раньше.
  - Валя, успокойся. Видишь, - Василий взглядом указал супруге на козырёк подземного перехода, из которого как раз выходили трое мужчин и две девушки. - Готов поклясться, что это - за нами. Вот и Мэри того же мнения. - он взглянул на насторожившуюся овчарку, вскочившую и выдвинувшуюся вперёд хозяев.
  - Приветствуем вас. - одна из девушек подошла к супругам. - А мы действительно за вами. - Она предъявила военную ай-ди карту, дала её прочесть и Василию и Валентине. - Техник-лейтенант Кимрова Марина Тимофеевна. - отрекомендовалась она. - Ребята, берите багаж, идёмте в вокзал. У нас машина, не беспокойтесь. - правильно поняла глава группы причину медлительности встречающих.
  - Ну, если так. - Валентина кивнула и отдала подошедшим офицерам сумки. - Мы рады. Как раз думали, как добраться до... - она осёклась, взглянув на вторую девушку. - Простите...
  - Зара, дочь Аликс. - отрекомендовалась киборгесса. - Наверное, вам моё лицо показалось очень знакомым. Я участвовала в нескольких сеансах видеосвязи.
  - Да как же я не признала няню моих внуков!... - охнула Валентина, постаравшись проговорить всё это очень тихо. - Вот память стала!... Извините! - она взяла супруга под руку и они направились к козырьку подземного перехода. - Как неприятно...
  Василий едва заметно усмехнулся, видя недовольство подруги.
  - Ничего. - киборгесса указала на поворот в один из тоннелей. - Нам - туда, на стоянку.
  Пятнадцатиместный флайер уже ждал их. Один из мужчин сел за управление, двое других быстро погрузили багаж прибывших в грузовой отсек, Зара открыла дверцу салона, помогла Валентине взобраться и войти внутрь.
  - Располагайтесь. - кивнула она и супруги уселись в кресла. - Пусть Мэри будет рядом с вами. - она взглянула на овчарку, вспрыгнувшую в салон и устроившуюся в ногах хозяев. - Теперь хорошо. - киборгесса села в кресло у салонной двери, подождала, пока двое офицеров-десантников займут ближайшие кресла. - Игорь, можем взлетать. Всё в порядке.
  Всю дорогу от вокзала до окраины города старшие Стрельцовы слушали рассказ Зары об истории района, где размещалась база "Ликино". Кое-что они и сами уже знали, но рассказ киборгессы был, конечно же, намного более полным. Лейтенант Кимрова вставляла свои дополнения, офицеры-мужчины тоже рассказали о нескольких фактах и событиях, связанных с местной жизнью.
  - Приближаемся к "Ликино". - сказала Зара, когда на горизонте возникла лесополоса охранной зоны. - Не беспокойтесь, мы пройдём спокойно. Нас уже опознали, пропустят.
  - А... - Валентина хотела было продолжить, но, видимо, Зара уже поняла, о чём хочет её спросить гостья.
  - Мы проведём вас прямо на борт корабля. Светлана Васильевна сегодня решила остаться на "Волге", в гостиницу она не поехала. Дети тоже там. И собачата - все трое - тоже там.
  - Жаль, что Джон не смог вырваться пораньше на Землю. - сказал Василий.
  Зара кивнула, указав на один из немногочисленных огромных ангаров:
  - Это - ангар "Волги". Мы прибыли.
  Машина начала плавное снижение и вскоре замерла у входных ворот ангара.
  
  Двое вахтенных, увидев, как из салона прибывшего флайера выгружаются гости и их сопровождающие, открыли створки пошире.
  - Мама! Папа! - в проёме ворот возникла фигура Светланы.
  - Встретила таки, дочка. - Валентина обняла младшую Стрельцову, расцеловала, отстранилась, чтобы рассмотреть получше, не размыкая объятий. - И ведь почти не изменилась!
  - Рядом с Джоном, мам, я всегда молодею. - отшутилась Светлана, подходя к отцу. - Пап, привет!
  - Привет, стрекоза! - Василий обнял дочь, поцеловал её в макушку. - А где твои компаньоны? Мэри...
  Договорить он не успел - из проёма ворот выметнулись три овчарки, Мэри рванулась им навстречу и собаки закружились в приязненном "танце", обнюхивая друг друга.
  - Видишь, пап. Всё в порядке. Они тоже рады. Зирде полегче будет, теперь у неё хоть подруга рядом. - усмехнулась Светлана. - Коллеги, спасибо. Остальное я сделаю сама. - она кивнула Марине. - Зара, останься. Надеюсь...
  - Рады приветствовать вас. - из проёма вышли две киборгессы. Впереди шедшая Аликс поклонилась Василию Стрельцову, подошла к Валентине, поклонилась ей. - Я знала, что будет лучше, если вас встретит моя дочь. А мы обе, - старшая киборгесса усмехнулась. - встретим вас уже здесь. Сейчас придёт гравитележка, погрузим сумки. Каюта для вас на командирском этаже корабля уже приготовлена.
  - И каюта... - восторжённо вздохнула Валентина.
  - Так ведь... на командирском этаже, Валя. - уточнил Василий.
  - Именно. - Аликс отступила в сторону, давая возможность подойти к гостям своей дочери.
  - Лекси. - узнала киборгессу Валентина. Та кивнула, поклонилась матери командира крейсера, затем поклонилась её отцу. С лёгким шелестом подлетела и остановилась рядом гравитележка. Поставив на её площадку сумки, Зара набрала на пульте код и тележка исчезла в проёме ангара.
  - Надеюсь... - начала было старшая Стрельцова, но Зара опередила её:
  - Ваш багаж отправлен в командирскую каюту. Тележка останется пока там, если потребуется, на ней он будет переведён в вашу каюту.
  - Спасибо. - Валентина снова внутренне восхитилась скорости понимания, продемонстрированной киборгессой.
  - Идёмте, мам, пап. - Светлана, взяв маму и папу под руки, вошла в ангар. - У нас тут всегда людно, мы работаем почти круглосуточно, посменно. Готовимся к получению сертификата на ранг. Ну и вахтенное расписание... - она подождала, пока родители не ступят на трап. - Ну вот, не утерпели. - в проёме верхнего люка крейсера появились Александр и Мария. Дети, увидев дедушку и бабушку, с визгом и радостными криками ринулись вниз, перепрыгивая сразу несколько ступенек трапа. Несколько секунд и Василий подхватывает на руки Машу, а Валентина обнимает и целует внука.
  - Как выросли-то... - старшая Стрельцова улыбается, глядя, как мальчик даёт себя обнюхать подбежавшей Мэри.
  - Настоящая мамина помощница. - усмехнулся Василий, доставая из кармана коробочку. - Это - тебе, Маш. Старинный ридер, назывался ещё "электронной книжкой". Мне от прадеда достался. Теперь - твоя очередь им владеть и пользоваться.
  - Спасибо, деда! - Маша раскрыла коробочку, провела пальчиками по кожаному переплёту, сняла застёжку, открыв экран с немногочисленными кнопками внизу. - Мне он очень пригодится. Спасибо. - она закрыла застёжку, вернула крышку коробки на место, убрала коробочку в поясную укладку и, обняв деда, поцеловала его. - Я рада. Спасибо.
  Поднимаясь по трапу, старшие Стрельцовы оглядывались по сторонам. Светлана и её дети не мешали родителям знакомиться с интерьером ангара, в котором стоял крейсер. Младшей Стрельцовой было приятно сознавать, что родители явно прибыли сюда не на одни сутки, а как минимум на несколько дней. И ещё больше её радовало то, что они прибыли первыми. За ними, без всяких сомнений, подтянутся и другие Стрельцовы, да и не только Стрельцовы.
  - Хорошая каюта. - одобрительно кивнула Валентина, оглядев холл командирского обиталища, когда вернулась туда, заглянув в каждую из смежных комнат. - Уютно.
  - Спасибо, ма. Мне приятно. - Светлана пригласила родителей устроиться в уголке отдыха в креслах. - Саш, постели Мэри подстилку, дай поилку и миску.
  - Бу сде, мам. - мальчик в сопровождении хвостатой гостьи исчез на кухне, вышел оттуда уже со свёртком и двумя мисками. Мэри заинтересованно обнюхивала обновки - ей они определённо нравились. Налив в поилку воды, Саша расстелил подстилку и Мэри, поймав разрешающие кивки Светланы и Валентины, улеглась.
  В каюту вошли три киборгессы, присоединились к сидящим в креслах в уголке отдыха Стрельцовым. Собачата - все трое - разместились на своих ковриках, улеглись, изредка поглядывая на людей и киборгесс, оживлённо обменивавшихся репликами и рассказами.
  Несколько часов пролетели незаметно.
  
  - Мам, пап. Время завтрака. Так что приглашаю в офицерскую столовую. Потом пройдём в старшинскую. Такая традиция у меня на борту. - Светлана встала. - Идёмте.
  - Хорошая традиция, доча. - вставая, сказала Валентина. Василий кивнул, усмехнувшись одними губами, но младшая Стрельцова ощутила - отец доволен и удовлетворён царящими на крейсере порядками.
  Гостей офицеры корабля встретили, как и положено, учтиво встав со своих мест. Светлана подождала, пока родители коротко поговорят со старшими офицерами крейсера, провела маму и папу на предназначенные для них места за "командирским" столом.
  - Михаил и Семён, Света, наконец-то остепениться решили. Выбрали таки себе, наконец, половинки. - тихо говорила Валентина, склонившись к дочери. - Правда, как ты знаешь, скрытные они до невозможности, но я всё же узнала. Сердце материнское подсказало - склонили они свои знамёна перед достойными девушками. Скоро, может, через несколько месяцев, свадьбу сыграем. И не одну. Семён, конечно, артачится, не хочет первым свадьбу играть, Мишу вперёд пропихивает. А тот в свою очередь сопротивляется, желает, чтобы средний брат свадьбу раньше сыграл. Их избранницы пока молчат, видимо, считают, что братья сами между собой разберутся. А ты-то как считаешь?
  - Мам... - Светлана отставила в сторону суповую тарелку. - Пусть Миша с Сёмой сами разберутся. Это - их праздники. Ведь в принципе, они могут и одновременно сыграть свадьбы. Две в один и тот же день, в один и тот же час. А как с детьми?
  - И в этом их избранницы на высоте оказались. Обе желают родить как минимум троих детей. Каждая! Так что род Стрельцовых продолжится новыми ветвями, Света. - ответила Валентина. - Ух, знала бы, что у тебя на борту столько незамужних красавиц - спроворила бы Мишу с Сёмой сюда. Приехали бы все вместе и уехали наши сыновья уже окольцованными. Счастли-и-выми! - мечтательно протянула старшая Стрельцова.
  - Не, мам. Самое главное - они сами уже выбрали себе спутниц. - улыбнулась Светлана. - А мои незамужние красавицы - почти все - заняты. Скрытные они, конечно, не без этого, но - почти все заняты. Указывать на оставшихся свободными не буду - ни к чему теперь это. - Светлана обошлась без улыбок, привычно сканируя зал. - Вот пройдёт сертификация, получим ранг, внесём изменения и сможем уделить внимание личной жизни.
  - Личной. - тихо фыркнула старшая Стрельцова. - Свет, как Джон-то умудрился тебя отпустить?
  - А у него был выбор, мам? - Светлана взглянула на Валентину. - Иден-Праймовцы чуть ли не на коленях умоляли его и остальных нормандовцев прибыть как можно скорее, ведь они так старались, строили базу, оснащали её. Ты же понимаешь, Джон не смог бы проигнорировать такое. Тем более и фрегат-крейсеру нужно постоянное обиталище. Специальное, особое, только для него. Никто ведь не планировал такой судьбы для "Нормандии" - из невзрачного полудохлого прототипа - в легендарную красавицу фрегат-крейсерского класса. Я тут почитала спецификации - при желании Андерсон вполне может подать рапорт о присвоении "Нормандии" первого ранга по британской классификации.
  - Насколько я помню, доча, тогда "Нормандия" должна возглавить эскадру. - помолчав, заметила Валентина.
  - Вот то-то и оно. Потому Андерсон молчит, а Джон, полагая, что командиру корабля виднее, делает всё, что может, чтобы и без высокого официально присвоенного первого ранга его любимая "Нормандия" была лучшей. Всё же удалось "пробить" создание Спектровского Командования ВКС Земли и теперь у "Нормандии" есть достойные корабли - наследники. И в первую очередь - фрегаты. Крейсеров там почти нет. Во всяком случае - пока нет. И сейчас Джон не только базой и кораблём занят, мам. Они там удумали принять самое непосредственное и сверхактивное участие в уборочной кампании. Боюсь, что мало кто из нормандовцев останется в стороне. Естественно, никто из нормандовцев не допустит, чтобы Карин портила руки рычагами и штурвалами комбайнов и грузовозов - ей и в местном Медцентре района предостаточно консультационной работы будет. Хорошо, что не хирургической. - Светлана помолчала. - Мам?
  - Свет... прости. Ты покажешь мне медотсек?
  - Спрашиваешь, мам. Вместе с Аликс пройдёте и всё посмотрите. Сейчас из детей-волговцев у нас уже целая группа в местном детсаду образовалась. Специальная, конечно, ведь и Зара, и Лекси и Аликс принимали самое непосредственное участие в их воспитании. Ну плюс регулярное общение с нашими постоянными отрядовцами - Сареном, Найлусом, Явиком, Мордином. Только вот они все по самым разным причинам, а может быть и по единой понятной решили остаться на "Нормандии". Как ни крути - им этот корабль и экипаж ближе. А я вот... летаю с тремя киборгессами. И чувствую себя виноватой. Ведь Аликс - жена Джона. А Зара и Лекси - его дочери. И он их уже декаду, посчитай, не видел иначе, как на экранах видеотерминалов связи. Если, конечно, не считать аудиоканалов и переписки. Да, знаю я, что на борту фрегат-крейсера остались Марк и Оливия, но... Всё равно как-то неприятно.
  - Свет... понимаю я. Куда я денусь. Да, сложно, да, трудно. Но ведь...
  - Ты, мам, о том, что мне надо заняться семейной и личной квартирами? - спросила Светлана, равнодушно и аккуратно дожёвывая кусочек котлеты и дочищая вилкой картофельное пюре с тарелки.
  - И это тоже, доча. Вот займёшься этим вплотную, будет тебе всё же полегче. Воспринимать многое станешь по-другому. А сейчас... Наверное ты просто ещё не смогла принять весть об окончании войны...
  - Мам... - помедлив, сказала тихо Светлана. - Ты же знаешь, где я служу. У нас нет понятия "мир". Да и быть такого не может, чтобы не было проблем в Галактике, достойных нашего внимания, а то и вмешательства. Уже сейчас Служба Слежения поставляет нам пачки данных о таких вот проблемах. И эти проблемы - совсем не игрушечные. Помнишь ведь, как быстро закончилось предвоенное время и наступил ад галактической войны, мам? Кто же тогда мог поверить в то, что такое вообще реально возможно? Мало кто! Даже нам, имперцам, пришлось выложиться по-полной, чтобы хотя бы не слишком пострадать от этих полумашин. А менее защищённые страны Земли... - она помолчала несколько секунд. - Сама ведь знаешь, преподаёшь ведь.
  - Знаю. - подтвердила Валентина. - И понимаю. - она едва заметно кивнула. - Всё же поверь, что даже в ожидании новой войны, не дай бог, конечно, или, что вероятнее - в ожидании новой серьёзной проблемы, что, даже на мой непрофессиональный взгляд, намного реальнее и возможнее, у тебя всё равно есть время уделить Джону самое большое внимание. И прежде всего - созданием особого домашнего уюта. Где бы этот уют ни был - в семейной или в личной квартире, Света.
  - Угум, мам. Извини. Я действительно не могу, не умею переключаться так быстро с военного режима на мирный. И за Джона я теперь боюсь ещё больше, чем раньше, когда вокруг была война с Жнецами. С этими креветками-полумашинами. Ведь он такой... помнишь ведь: "мне бы шашку и коня - только-б видели меня!". Неуёмный, неуспокоенный. Вечно ищет проблемы, а когда находит - всё остальное, ну почти всё - для него перестаёт существовать. Ему оставили статус Спектра Совета Цитадели, который очень скоро будет преобразован в Совет Галактики. Не сомневаюсь, что этот статус он сохранит за собой и потом. А мне боязно за него. Даже не знаю, мам. Боязно. Если он... уйдёт... я... я не смогу жить без него. - чего стоило Светлане сохранить в этот момент внешнее спокойствие, подобающее высшему офицеру корабля, знала, наверное, только она.
  Мама молча взяла её за руку, накрыла пальцы её правой руки своей рукой:
  - Всегда так было, дочка. Не у всех, конечно, людей, даже в России, в Империи... Но было. - Валентина помолчала. - Люб он тебе. Вижу и знаю это, доча. И хорошо, что люб. У вас - дети, у них - родители. И мама, и папа. По нынешним временам, доча, это такое счастье... словами не выразить.
  - Джон - наверное, я - эгоистка, но я привыкла считать, что до встречи со мной он был сиротой. Понимаешь, мам, был сиротой! И уж чего он точно своим детям не хотел - так это - сиротства. Сам меня отпихивал от любой опасности к себе за спину, считая, вполне предсказуемо, что у детей должна остаться мать... Слишком долго, к сожалению, отцов за людей не считали в очень многих семьях. Матерям детей отдавали после разводов, а отцов... - младшая Стрельцова поднялась. - Прости. Надо перейти в старшинскую столовую...
  - Поговорим об этом позже, доча. - сказала старшая Стрельцова, идя за командиром корабля к выходу из офицерской столовой.
  
  Разместившись за столом в старшинском зале, Стрельцовы молчали. Но, окончив трапезу и выйдя за пределы зала, старшая Стрельцова требовательно взглянула в глаза дочери. Та поняла - разговор надо будет продолжать.
  - И что же там насчёт отцов? - спросила Валентина.
  - А то. Мам, ты же знаешь. Джон очень долго обращался со мной... ну чуть свободнее, чем с тонкостенной фарфоровой, уж не знаю, китайской или японской вазой. Да, это делает ему большую честь, но... сама ведь понимаешь, что отношения... они в основе своей стандартны, различны только в деталях. Я уж было всерьёз подумала, что он детей от меня не хочет... Только потом поняла - бережёт он меня. Бережёт так... я такого от британца, мам, ожидать бы никогда не смогла. Да, понимаю, стереотипы восприятия, но ведь он был... детдомовцем, мам. Это у нас в Империи ребёнка любого возраста сразу забирают в семью, а ведь в Британии - не так. Там потерявший по самым разным причинам отца и мать ребёнок - затратен для взрослых, для тех, кто решился его взять, признать сыном или дочкой. Не каждый британец и не каждая британка на это согласятся и по материальным, и по всяким другим соображениям. Знаю, он был закрыт... и потому, что любил... Её звали Дэйна, ты о ней знаешь, мам. - младшая Стрельцова запнулась. - Наверное, я это учла и тоже не особо спешила... А потом... потом пришлось действовать быстро.
  - Но ты ведь успела, дочка?! - то ли спросила, то ли утвердительно подытожила старшая Стрельцова, остановившись у открывавшейся двери командирской каюты.
  - Успела, мам. - Светлана переступила порог, подошла к мягкому креслу уголка отдыха, села, сложила руки на коленях. - Успела. Чудом успела. Ты тут права. Стопроцентно права. Хотя... Это ещё как посмотреть, успела ли... Ведь Джон любит детей и я хотела подарить ему очень много сыновей и дочерей... А тут...
  - Вот и сделай всё, чтобы быть рядом с ним, Света. - Валентина села в соседнее кресло, придвинув его почти вплотную к тому, где сидела дочь. - Сделай всё так, чтобы окружить его именно сейчас заботой, вниманием, лаской, нежностью.
  - Мам... Ему нужны дети. Я это знаю и я это чувствую. - тихо сказала Светлана.
  - Ему нужна ты, Света. - не приняла слов дочери старшая Стрельцова. - Ему нужна ты. Здоровая и живая. Такая, какая ты только рядом с ним. Только наедине с ним.
  - Прости, мам. Но... я же не могу подарить ему ни одного ребёнка! Я пуста! Он же не допустит, чтобы я погибла при родах, а возможно - и вскоре после них! Страдает, уже сейчас.
  - А ты сама-то как считаешь? В смысле - насчёт приёмных детей?
  - Нет, мам. Здесь Джон оставил всё право окончательного решения мне. Если я не приму ребёнка - он тем более не примет дитё. Какого бы возраста оно ни было. А я не приму не родного мне ребёнка. Увы, мам. - Светлана замолчала, всем своим видом показывая, что решение её окончательное и обсуждению никакому, даже с родной матерью чуть ли не наедине - не подлежит.
  - Ладно. - тихо сказала старшая Стрельцова. - Не поясняй ничего вслух, понимаю. Если ты так решила и Джон с твоим решением согласился - быть по сему.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с братьями - Семёном и Михаилом
  
  - У нас мало времени, Сёма. - Михаил подождал, пока брат устроится в "штурманском" кресле флайера и закроет дверцу. - У Светы - сложная ситуация, родители прибыли на два дня раньше и теперь она должна менять свой график работы на ходу. У неё, конечно, вот такой старпом Титов. - старший брат поднял большой палец, ловя согласный кивок Семёна, - но она очень устала. Встреча с мамой и разговор с ней - а я уверен на сто процентов, что она обязательно поговорила с мамой на очень многие важные и трудные темы, - были для Светы далеко не сахаром. Предполагается большой сбор, а она очень беспокоится за своего Джона, полетевшего на Иден-Прайм, налаживать там базу для легендарного фрегат-крейсера.
  - По последним данным - они собираются принять участие в сборе первого послевоенного урожая. - кивнул Семён, глядя, как уменьшаются в размерах под днищем взлетающего флайера строения, окружающие стартовое поле аэропорта "Меново".
  - И это тоже. - подтвердил Михаил, кладя машину на магистральный курс. - Ей очень не хватает Джона. И я начинаю думать, что Светлане именно поэтому сейчас очень тяжело выдерживать нормативы. И общения - в том числе.
  - Потому и нужен большой сбор. Ты же взял отпуск на декаду, Миш? - Семён потянулся за ридером, лежавшим на боковой полке.
  - Конечно. Очень надеюсь, что его не придётся продлевать. - кивнул старший брат, чуть откидывая спинку пилотского кресла. - Вот, получено предварительное согласие на пролёт в пределы охранной зоны космодрома "Ликино". - он указал на маленький боковой экранчик.
  - Не космодрома - базы. - уточнил Семён, не отрываясь от чтения.
  Михаил промолчал. Иногда Семён становился просто невыносим - он любил точность, а уж когда дело касалось Светланы - его точность приобретала характер микронной. Пожалуй, именно Семён знал о сестре больше всех в семье. Часто - даже больше обоих родителей.
  Предстояло два часа провести в полёте. Да, в основном - по магистральной трассе, где флайер мог изредка набрать максимальную возможную для этой модели скорость, но затем придётся взять управление на себя - при подлёте к "Ликино" включались системы блокировки и ограничений.
  Взять отпуск сейчас было невероятно трудно, тем более - столь длительный. Обычное вроде бы дело - получить несколько дней для отдыха, но - работа прежде всего. Только то обстоятельство, что "Волга" впервые вернулась на свою базу после недолгого пребывания на орбите Луны, где экипаж проходил переподготовку, а корабль - небольшое дооснащение и довооружение, дало возможность братьям получить разрешение на столь длительный отпуск. Иначе максимум - двое суток. А что можно сделать путного за двое суток, когда помощь и поддержка требуется сестре? Младшей сестре!
  Может быть и много можно сделать, но не после окончания такой войны и не тогда, когда она вернулась на Землю без своего горячо и верно любимого Джона. Командиру регионального Центра по чрезвычайным ситуациям, полковнику спецвойск Михаилу Стрельцову было ясно, что сестре очень тяжело. Не физически. Психологически. Потому, поручив руководство Центром своему первому заместителю, Михаил постарался как можно быстрее согласоваться с братом и теперь они вдвоём направлялись в "Ликино". Хорошо, что родители - и мама и папа - уже там, на месте. Они поддержат Светлану. Пообщаются с ней. Помогут.
  Семён равнодушным взором скользил по расстилавшимся внизу ландшафтам. Имперская Картографическая служба уже несколько декад не знала покоя. Шло массированное восстановление специнфраструктуры, на орбиту выводились новые спутники, вводились в строй новые дата-центры, позволявшие резко повысить точность и полноту крайне необходимых жителям Империи данных. Невозможно ничего эффективно планировать, не имея точной, исчерпывающей информации о реальном состоянии ресурсной базы. Потому Семён, получив в Имперском Управлении Картографии разрешение на декадный отпуск, понимал - впоследствии он уже не сможет отдохнуть больше нескольких суток подряд. Да, выходные будут. Редкие, но будут, а вот полноценный отпуск отодвигается на неопределённый срок. Ему, начальнику региональной имперской Службы геодезии и картографии, было так же ясно - он должен быть постоянно на связи со своими коллегами. Так что отпуск для него - весьма условное понятие.
  
  Светлана была рада, что мама поняла её правильно, согласилась с её решением. Она знала - мама поддержит любое её мнение. Она доверяла дочери. Пока она тихо говорила с мамой, расположившись в уголке отдыха, отец ушёл в её рабочий кабинет. Пусть. Если ему интересно, а ему всегда было интересно не только где обитает, но и где работает дочка, то пусть смотрит.
  Пиликнул инструментрон. Высветилось сообщение вахтенной службы крейсера, проинформировавшее командира корабля о том, что через полтора часа в зону базы "Ликино" должен войти флайер, на борту которого - Михаил и Семён.
  - Мам. Братья уже на подлётном курсе. Полтора часа - и они здесь. - тихо сказала Светлана, гася экран настольного инструментрона.
  - Хорошо. - Валентина кивнула, улыбнулась, увидев, как улыбка тронула губы дочери. - Как же они удержатся от встречи с тобой, дочка...
  - Я рада, что им предоставили отпуска, длительные, на декаду. Сейчас отпуска такой длительности получить очень сложно.
  - Но ведь твой корабль, Света, впервые прибыл на Землю после такой войны. Наверное, это обстоятельство и сыграло основную роль в том, что почти всем Стрельцовым сейчас предоставили столь длительные отпуска. - кивнула старша Стрельцова.
  - Может быть, мам. Очень даже может быть. - Светлана увидела вышедшего из командирского кабинета отца, встала. - Пап, не удивляйся. Я в основном проводила время в Центральном Посту. Ну и в "блужданиях" по кораблю, конечно. Так что в кабинете я бывала редко. Потому и стол установила в холле.
  - Понимаю, доча. - Василий обнял Светлану, она доверчиво прижалась к нему. - Прилетят братья - полегче тебе будет. - он, не размыкая обьятий, прошёл с дочерью к мягкому уголку, усадил Светлану в кресло, потом сел рядом в другое. - Уже, небось, распланировала?
  - Да. Гостиница будет нужна для размещения ближайших родственников волговцев. Их будет много. Потому мне пришлось задействовать мощности городских гостиниц, пап. По понятным причинам на базу пропустят и разместят в базовой гостинице только ближайших родственников членов экипажа и команды крейсера. Остальным - предоставят места в городских гостиницах. Ну и пансион с культурной программой, конечно обеспечат. В сопровождении местных офицеров Службы Безопасности Базы все смогут ознакомиться с космодромом, частично - с кораблём. Но в основном культурная программа будет осуществляться в пределах города, а не базы - мы продолжаем готовиться к сертификации и доступ на корабль будет очень ограничен. Равно, как и в ангар. - Светлана не старалась говорить детально, но знала, что её родители достойны знать гораздо больше, чем могли бы узнать родственники других волговцев. - Младшая Стрельцова помедлила, вставая навстречу вошедшей в холл Аликс. - Пока у Аллы есть свободное время, давайте пройдём в Медотсек. Али, составишь нам компанию?
  - Конечно, Свет. - кивнула киборгесса. - Я Аллу уже предупредила. Она готова нас принять. - Аликс сделала два шага назад, пропуская вперёд родителей Светланы.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с дедом Георгием - адмиралом Астрофлота Империи
  
  - Товарищ адмирал. - вахтенный, молодой лейтенант вытянулся, приветствуя сходящего по трапу командира линкора "Двина", стоящего на своём стартовом столе. - Счастливой дороги.
  - Спасибо, лейтенант. - Адмирал козырнул, принял ответное воинское приветствие, подождал, пока адъютант - капитан-лейтенант Смирнов - подгонит к трапу военный флайер с опознавательными знаками ВКС России. - Успехов. - он занял своё место рядом с водителем, кивнул, разрешая начать взлёт и посмотрел в экран, транслирующий изображение с камеры "заднего вида" - лейтенант провожал взлетавший флайер взглядом, но с места не сходил.
  Только позавчера линкор прибыл на российскую землю. Победа над Жнецами стала историей и теперь экипаж и команда "Двины" получили короткий отпуск, который могли провести на родине. Служба, конечно, продолжалась, линкор был готов в короткий срок снова приступить к выполнению очередной задачи, поставленной командованием ВКС Империи, но вчерашний разговор с командиром флотилии подтвердил предположения адмирала - пока что никаких срочных "срывающих" приказов не предвиделось. Хотя... это как сказать ещё.
  Внука... Вот не хотел он, чтобы она так себя напрягала. Не хотел. Думал - обычная юношеская блажь. Так нет. Двинула в Звёздную Академию, на пилотский факультет, один из самых сложных, да ещё стала учиться там так, что на втором курсе попала под внимательный взгляд генерала Кондратьева и оставшиеся три-четыре года училась уже на двух факультетах одновременно. Нагрузка - врагу такой не пожелаешь. А она - выдержала. Хотя... Цена этому "выдержала", как понимал Георгий Ставрович, оказалась запредельно высокой. Внука охладела к даже совершенно допустимым, нормативным и даже обязательным в какой-то мере внеслужебным отношениям с мужчинами. В первую очередь - с сослуживцами, ну а потом, соответственно - со всеми остальными. Стала для них совершенно недоступной. А точнее - неприступной. Настолько, что её назвали "недотрогой", а затем - "Скалой". Адмирал не понимал, как ей такое удавалось проделывать раз за разом, сохраняя дистанцию между собой и любым мужчиной, даже самым распрекрасным.
  После окончания Академии началась, а фактически - продолжилась служба Светланы. Думал, успокоится девчонка, всё же Академия и Спецфак за плечами, можно немного и расслабиться. Куда там! Её новый командир, ставший, практически единственным её постоянным командиром - сначала капитан первого ранга, а потом, соответственно - адмирал - предоставил Светлане поистине уникальную возможность: самой принять участие в проектировании и строительстве её будущего корабля. Её корабля! Фактически - корабля, на котором она станет командиром. Нет, конечно, никакого экстремизма и чрезмерного новаторства, всё - в рамках традиций и возможностей имперского разведастрофлота, всё же у внуки спецфакультет за плечами и она окончила курс в числе лучших.
  Получила квалификацию "пилот", полностью обоснованно и в соответствии с самыми жёсткими требованиями получила уровень "первый класс" - и завертелось. Дневала и ночевала рядом с кораблями, в базовых гостиницах сослуживцы и персонал её неделями и месяцами не видели. Да, ей комнату выделили. Одной. Все живут по двое-трое, она - одна. А она ночевала на кораблях или рядом с кораблями. Хорошо, если какой-нибудь матрасик находила, а так на голом металлическом плиточном полу в уголках прикорнёт - и утром её поймать невозможно. Вот только что была здесь, а потом сразу - где-то в другом месте. Как говорили классики: вся в делах, вся в заботах.
  На звания - ноль эмоций и ноль внимания. Для неё главное - дело, главное - служба, главное - работа. А все эти отдыхально - развлекательные настроения и возможности она неизменно пускала по боку. "Двинцы", узнавая по "флотскому телеграфу" о её "художествах", тихо офигевали. Сам он не раз и не два обдумывал ситуацию, что называется, в деталях и приходил к неизменному выводу - что-то он такое во "внуке" разбудил. А уж когда ей командование разрешило взять на борт троих собачат... Она стала легендой в разведастрофлоте ВКС России. И ни один воин-имперец не мог её обвинить ни в чём предосудительном. Она именно служила. Она жила армией, жила астрофлотом.
  Что-то такое она делала со своими коллегами, что они выкладывались неизменно на сто процентов - и окружавшие их воины-имперцы понимали, что если Светлана прикажет или нет, даже попросит - они выложатся на триста и на пятьсот процентов. Потому что она именно так выкладывалась. И никто из контролёров и проверяющих так и не смог доказать, что она делает вид, а не работает. Она именно работала. Работала на износ, не думая об отдыхе, о развлечениях, о вполне нормативных и необходимых - других бы она просто и не допустила в принципе - взаимоотношениях с мужчинами. Адмиралу было хорошо известно, какие офицеры к ней сватались. Всех она держала на предельном расстоянии, ясно указывая, что не собирается тратить время ни на конфетно-букетный период ухаживаний, ни тем более - на семейную жизнь. А о детях она, вполне вероятно, совершенно никогда не задумывалась, как о чём-то необходимом для неё самой.
  Единственными, кто мог получить сверхдоступ к ней - были родители и братья. Ну ещё и деды-прадеды с бабушками-прабабушками. Всё. Но, как раз все многочисленные Стрельцовы и понимали очень полно и хорошо, что Светлана поступает нормативно. Пусть необычно, но - нормативно.
  Её корабль стали посылать в сложные полёты. Давать экипажу "Волги" сложные задания. Такие, какие не каждому линкору разведки под силу. А она такие задания выполняла. Потому что у неё сформировался не экипаж - семья. Она лично отбирала людей, общалась с ними постоянно, влияла на них, работала с ними бок о бок, забывая о правиле "командирской дистанции". Результат - впечатляющий - не замедлил проявиться: за несколько месяцев никто из принятых в состав экипажа дальнего разведкрейсера "Волга" офицеров, старшин, солдат и матросов не подал не только рапорта с просьбой о переводе - даже рапорта с какой-либо жалобой на командира. А ведь в разведастрофлоте Империи при всей внешней "свободности" взаимоотношений порядки - крайне суровые. Так что и жалобы и просьбы о переводе - вполне обычное явление. Не все выдерживают нормативы реальной разведработы, благодаря которой Империя была сильнейшим игроком среди стран, не присоединившихся к структуре "Альянс Систем". Ну, одним из сильнейших.
  У него - только три дня. Трое суток. Потом придётся вернуться - он нутром ощущает - будет новое задание и линкор уйдёт с Земли. Его мощь требуется в отдалённых районах Большого Космоса, там, где раз за разом вскрывались новые ретрансляторы, за которыми лежали новые скопления, новые туманности, новые звёздные системы. Да, сначала - катера и фрегаты, потом - крейсера, подобные "Волге", затем - линкоры. Последние, конечно, строго по необходимости, но после окончания войны с Жнецами Россия резко активизировала освоение космического пространства - космо- и астрофлот должны летать, должны приносить стране пользу. Глупо ставить столько кораблей, заслуженных, боевых, на прикол только потому, что война, видите ли, закончилась. В галактике для разведастрофлота империи - и не только для него но и для ВКС империи в целом - всегда найдётся дело.
  Теперь, когда Жнецы разгромлены - найдётся. Рядом теперь - флоты и эскадры почти двухсот стран, которые именно в ходе войны с Жнецами, галактической войны получили все права и все основания не только называться - быть космическими державами. Достойно представлять интересы человеческой расы в самых разных уголках Галактики.
  Трое суток. Адмирал был уверен - внука будет рада возможности пообщаться с ним. А уж как он будет рад и доволен, получив возможность пообщаться с ней - и говорить не надо. Он будет счастлив! Не зря супруга говорила: лети и сделай всё, чтобы быть постоянно рядом с внукой. Когда же адмирал молча взглянул в глаза своей благоверной, та просто тихо добавила: она, Светланка, заслужила. Да, заслужила! Сама теперь генерал, но это - только потому, что она окончила Спецфакультет, а его выпускники флотских штабных званий не получают - только сухопутные. Да какая собственно ему-то, её деду, разница, адмирал она, Светланка, или генерал? Она - высший офицер ВКС Империи. Она добилась огромных, значимых успехов, её имя, как говаривали в старину, золотыми буквами вписано в военную историю Российской Империи.
  Она... Даже сказать трудновато... Но она сумела сделать то, что изменило очень многих женщин-офицеров ВКС России. Она не стала списываться на берег, когда забеременела. Ему, её деду - и то было трудно представить свою внуку замужем и тем более - мамой двух замечательных детей, а она и это смогла. Причём так, что до сих пор её опыт совмещения материнства, за-мужества и командирства изучают досконально в профильных военных академиях Империи. Да и не только Империи.
  Она очень боится за своего мужа. Настоящего её главного друга. Очень боится. Всегда боялась, наверное, с самой первой встречи. Ну что можно тут сделать? Да ничего! Так уж повелось у достойных женщин Империи - бояться за своих достойных мужей. Беспокоиться о них, забывая о себе. А муж Светланы - достойный человек. Офицер, адмирал британских ВКС, Спектр Совета Галактики с огромными полномочиями. Да, формально Совет Цитадели ещё не преобразован в Совет Галактики, но он, командир "Двины" уверен - это преобразование никак особо не затронет Джона Шепарда. По той простой причине, что он был Спектром не по званию, не по должности, а по своей сути. Внутренней человеческой сути.
  Именно он смог сделать Светлану по-настоящему счастливой и, наверное, больше не найдётся человека, который сможет повторить то, что сделал для Светланы Джон Шепард. Светлана поверила ему, влюбилась и не обманулась в своих самых лучших, самых глубоких и важных ожиданиях. Он был с ней нежен и честен, он смог дать Светланке возможность ощутить себя снова девушкой, а не просто офицером ВКС Империи и командиром разведкрейсера "Волга". Благодаря Джону девушка Светлана стала женщиной, стала счастливой матерью для девочки и мальчика. Сын и дочь Светланы и Джона уже сейчас признаны уникальными детьми и детство у них было уникальным.
  Конечно же, в эти трое суток ему, адмиралу, будет важно пообщаться и с Марией и с Александром - праправнучкой и праправнуком. В этих "пра" он до сих пор, к стыду своему, путается, но это - ничего. Главное - они для него оба - родные. И он может обоснованно думать, что и он для них тоже - родной. Так их воспитали Светлана и Джон. Наверное, ещё до их рождения. А уж после рождения их воспитывали не только родители, хотя родители - в первую очередь. Потому у Маши и Саши и детство-то было необычным, что они общались с тремя киборгессами, с протеанином, с турианцами и саларианцами. Общались почти постоянно, помногу и подолгу.
  Нет, определённо трое суток на такое общение - слишком мало. Хотя... - адмирал потянулся, устроился поудобнее в кресле, взглянул в окно. - Наверное, ему, как и другим Стрельцовым, не впервой делать невозможное возможным, а нереальное - реальным.
  - Через час будем у границы базы "Ликино", адмирал. - сказал адъютант. - Нас уже видят и ждут. Пропустят без проблем.
  - Хорошо. - адмирал посмотрел на экран, где светилась подробная карта маршрута. - Вы - со мной, капитан-лейтенант. - он взглянул на офицера, всем своим внешним видом выражавшего несогласие с последним решением старшего начальника. - И не отнекивайтесь. Генерал Стрельцова не поймёт, если я поступлю по-иному. Пояснять детально ситуацию надо? - командир "Двины" скользнул взглядом по приборной панели, уясняя состояние флайера и обстановку вокруг.
  - Никак нет, адмирал. - тихо ответил адъютант. - И так понятно - первое возвращение одного из кораблей легендарного отряда на родную Землю. Спецформат и всё такое...
  - Правильно. - одобрительно усмехнувшись, ответил адмирал, откидываясь в кресле и устраивая голову на подголовнике - пока ещё этот час пройдёт - надо о многом подумать. И о "внуке" и о её детях и о её корабле. О многом. - он прикрыл глаза, погружаясь в размышления.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с дедом Устимом - капитаном океанского сухогруза
  
  Устим Маркович собрал сумку. Самое необходимое. Посмотрел в иллюминатор капитанской каюты. Привычка. Капитан отвечает за всё и обязан быть постоянно в курсе всего, что происходит не только на корабле, но и вокруг него. В кусе всего, что имеет или может иметь отношение к его кораблю, команде, экипажу.
  Хорошо. Настроение с утра - приподнятое, редко такое у него бывает. Совершенно не вспоминались тяжёлые океанские походы под огнём кораблей Жнецов, висящих на орбите и в очередной раз пытавшихся высадить десанты или прервать конвойное морское или океанское сообщение между континентами планеты. Сейчас-то вокруг - порт, родной российский океанский порт. А тогда... сколько портов он повидал - до войны он столько и не думал увидеть собственными глазами, хотя приходилось плавать весьма интенсивно. Вчера он переговорил с руководителем транспортной корпорации, в состав которой входил сухогруз "Иртыш". Тот уже давно, больше декады по аудиоканалу связи и лично пытался склонить его, капитана сухогруза к тому, чтобы тот взял, наконец, заслуженный отпуск. Ну и что, что может быть новый груз и новый порт назначения? У него есть прекрасный первый помощник. А вот, кстати и он, входит в капитанскую каюту. Как всегда, постучал.
  - Заходи, Андрей. - капитан ещё раз проверил сумку, застегнул замки, взял за ручки, поднял, взвесил в руке. - Присаживайся.
  - Флайер прибыл, Устим Маркович. Вы решили сами пилотировать? Если нет, то водитель готов...
  - Нет, Андрей. Я поведу флайер сам. - капитан поставил сумку на пол, выпрямился, повернулся к помощнику. - Ты чем-то озабочен?
  - Нет, капитан. - улыбнулся помощник. - Я наоборот, рад, что вы, наконец, согласились взять хотя бы декаду отпуска.
  - Рад он... - усмехнулся капитан. - Небось, чуешь, что будет очередной рейс?
  - Если будет, капитан, то...
  - Не говори ничего, Андрей. - капитан подхватил сумку, шагнул к стоявшему у двери старпому. - Верю и знаю, что справишься. - он протянул руку, пожал руку Андрея. - Действуй.
  - Есть действовать. - Андрей козырнул. В гражданском грузовом океанском флоте после войны прижились многие военные традиции и ритуалы. Иначе и быть не могло - все гражданские экипажи грузовых судов воевали.
  - Ну вот и славно. - капитан переступил порог. Помощник пошёл следом. Ступив на трап, Устим Маркович обернулся, вахтенный козырнул капитану, тот отзеркалил. Садясь в пилотское кресло наёмного флайера и ставя сумку рядом, капитан окинул внимательным взглядом стоящий у причала сухогруз: всё в порядке. Ничто не указывает на проблемы. Помощник и вахтенный прощально вытянулись, отдали уставное приветствие. Флайер взмыл в небо. Причал и порт быстро остались далеко позади - машина, ведомая умелой и твёрдой рукой, вошла на магистральный эшелон, автопилот принял вахту.
  Убедившись, что машина - под контролем автоматики, Устим Маркович достал из сумки рамку с портретом Светланы. Не в офицерской форме - в обычном платье. Да, он старомоден, все эти ридеры и проекторы - явно не для него. Хотя, бывает, и он ими пользуется, куда же денешься от новинок - капитан обязан их знать и работать с ними тоже обязан уметь хорошо, иначе никакого авторитета особого у молодёжи он иметь не будет. Не им установлены эти законы - не ему их и менять.
  Он вспомнил, как впервые увиделся с внучкой. Тогда, наверное, она приняла его за настоящего морского волка, о которых, конечно же, читала в многочисленных книжках. Как детских, так и не очень. Может быть, он и соответствовал некоему стандарту внешнего вида морского волка. Может быть, но главное - он смог стать для внучки важным и нужным человеком. Не дедом, перед которым ей вроде бы надо было испытывать трепет, а дедом, с которым ей было всегда интересно. Да, он научил её хорошо плавать. Плавала-то она и раньше неплохо, но вот так, чтобы не бояться не только воды какого-нибудь мелковатого озера или речки, но и воды моря и океана - плавать тогда она, конечно, не умела. Он научил её. И она научилась этому очень хорошо. Ей - понравилось. И он был рад, что ей понравилось.
  Потом он взял её в кругосветку. Может быть и не полную кругосветку, но половину обычной кругосветки тогда сухогруз осилил - это совершенно точно доказано штурманской службой корабля. Светлана была счастлива - она тогда впервые воспользовалась системой дистанционного обучения, так что от одноклассников и одноклассниц нисколько не отстала, да еще и узнала много такого, чему не в каждой, ох, далеко не в каждой школе учат.
  Сухогруз - плавучий дом для экипажа и команды. В пути всякое может быть, так что несколько резервных кают на борту были. Вот он и выделил ей одну резервную каюту. Лично ей. Пусть привыкает. Почему-то ему тогда казалось, что она тоже со временем станет капитаном. Или командиром. Ей, конечно, он об этом никогда не говорил, но ясно чувствовал - что-то такое в её настройках присутствует. И она сделала уже тогда очень много, для того, чтобы приблизиться к необходимому уровню подготовленности. Юнга на корабле должен быть постоянно занят делом. Тогда время идёт быстро и тратится с пользой и для юнги, и для экипажа и для корабля. Светлана не только училась по стандартной школьной программе, но и осваивала морскую премудрость.
  Ему нравилось, когда Светлана, улучив момент, задавала ему вопросы. Нравилось отвечать на них полно, чётко, ясно. Она, конечно, задавала множество вопросов и другим членам экипажа, а судовая библиотека стала одним из любимейших её мест на корабле - там она пропадала часами, а если было бы возможно - наверное, пропадала бы сутками. Да, он старомоден, потому что держал в судовой библиотеке множество бумажных книг и поначалу думал, что внучке это не придётся по душе. Как же он был рад, когда убедился в обратном. Шелест страниц, старых бумажных страниц под её пальчиками для него стал лучшей музыкой. Он часто стоял у двери библиотеки и слушал, как она переворачивает страницы. Да, читала она быстро, но эта скорость чтения - всего лишь следствие большой практики. Главное - она читала внимательно, любила сама искать информацию, умела её находить, запоминала, обрабатывала. До многого, очень многого она докапывалась сама и умела отстаивать свою точку зрения невзирая на возраст и ранг собеседника.
  Может быть действительно именно та "кругосветка" и помогла внучке окончательно определиться со своим жизненным путём? Может быть. Почему не может быть? Жалко, конечно, было расставаться с внучкой, пройдя только половину маршрута, но - ей необходимо было возвращаться к учёбе, возвращаться к родителям. Хорошо, что он смог договориться со своим другом и тот обеспечил приём Светланы на борт военно-транспортного самолёта. Иначе ей пришлось бы сидеть на той базе неделю или даже декаду, а время тогда было для неё очень дорогим ресурсом - тратить его впустую она не любила.
  Почему он тогда посчитал, что она очень одинока? Сам не знал точно и полно ответа на этот вопрос. Просто почувствовал. Он видел её, стоявшую на побережье и провожавшую его сухогруз только взглядом. Красный зонт и её фигурка под его куполом... Он смотрел на неё, отдавая обычные команды, чтобы сухогруз выполнил выход из порта как всегда - нормативно и чётко. Слушал ответы и понимал - теперь у Светланы много друзей на борту его корабля.
  Видел он, как во время стоянки в одной из российских океанских баз, внучка играла с овчаркой. Радовалась, смеялась. Ей нравилась хвостатая партнёрша по игре. Очень нравилась. Тогда он и решил: пусть у внучки будет своя четырёхлапая подружка. Переговорил по аудиоканалу со своим другом - кинологом, тот по своим знакомым нашёл щенка, постарался перебросить его на ту базу, где деду и внучке предстояло расстаться. И Светлана обрела Мэри. Потом, когда она повзрослеет, у неё на её собственном корабле будут три овчарки - дама и два её кавалера. А Мэри останется рядом с её родителями и будет их оберегать, защищать, хранить. И будет ждать свою хозяйку.
  Тогда он предупредил родителей Светланы о том, что подарил внучке овчарку. Щенка. Те поняли Устима правильно, согласились с его решением. И Мэри стала своей в семье Стрельцовых. Внучка лично ею занималась, ни на кого заботу о собаке не переложила ни разу. Как бы ни была загружена, как бы ни была утомлена - Мэри была обихожена, накормлена. Светлана сама нашла профессиональных тренеров-кинологов для своей подружки, так что Мэри прошла два курса дрессировки, поучаствовала в выставках.
  Теперь Светлана - большой человек, генерал спецслужб Империи, но по-прежнему она - командир своей любимой и родной без всяких скидок "Волги". Её невозможно оторвать от корабля, а корабль и экипаж невозможно оторвать от неё. Устиму Марковичу это хорошо заметно и очень понятно. Может быть, в этом и его небольшая заслуга, но в основном это, конечно - заслуга самой Светланы, полюбившей работать и служить непременно в полную силу, непременно с полной отдачей. Она не любит бездельничать, не любит предаваться ничегонеделанию, не любит терять время впустую.
  Совсем скоро он увидится с ней. И не только с ней - со многими другими Стрельцовыми. Редко когда они могли встретиться и провести достаточно много времени вместе и рядом. Теперь это будет возможно. Да, не всем Стрельцовым удастся пробыть на базе "Ликино" декаду - работа, служба, задачи. Но, всё равно, эта встреча будет во многом особой. Светлана стала частью, важной частью легендарного Отряда. И, может быть, её мужу, главному другу удастся хотя бы на несколько дней тоже прибыть на Землю, повидаться с большинством Стрельцовых. Светлана тогда будет очень рада. Наверное, будет рад и Джон. Хотелось бы, конечно, с ним пообщаться - он интересный и цельный человек. Если уж Светлана его полюбила, то он, конечно же, заслуживает её любви.
  - Капитан, час до входа в пределы охранной зоны базы "Ликино". - ожил ИИ инструментрона. - Получена информация: нам предоставлены места в базовой гостинице.
  - Будет лучше, если мы сразу прибудем на корабль. - сказал Устим Маркович. - Так что согласуй с охраной базы эту возможность. Если скажут - только в гостиницу, значит, только в гостиницу. А так - всё же попробуй договориться о посадке у ангара.
  - Понял, капитан. -ИИ умолк, видимо, занимаясь своей "внутренней" работой. - Момент.
  - Не торопись. Время ещё есть. - капитан снова прикрыл глаза, ощущая, что у него пока ещё есть время расслабиться. Хорошо, что он увидится с внучкой совсем скоро.
  
  Встреча с первой любовью. Игорь - врач Скорой Помощи, реаниматолог
  
  Игорь Сергеевич Ваганов смотрел в окно флайера, подлетавшего к городу, рядом с которым располагалась база "Ликино", на который прибыла "Волга". Получив от Светланы сообщение, он отбросил последние сомнения и попросил руководство Медцентра предоставить ему служебную разъездную машину и декадный отпуск. Машину он собирался отпустить, едва прибудет в город, а декадный отпуск... До сих пор он не был уверен, что поступает правильно. Светлана ослабела, ей требовалась поддержка и помощь. Наверное потому она и написала ему короткую записку. По содержанию - приглашение и одновременно - зов о помощи.
  Игорь вспомнил, как он в последний раз видел Светлану. Тогда он сел в вагон межобластного монорельса, устроился у окна, увидел Светлану и поразился, ощутив какая она холодная. Тогда он не понимал причину этой холодности. Она вполне обычно попрощалась с ним, подождала, пока он поднимется в вагон. Он отвлёкся на несколько секунд, чтобы помочь молодой маме с младенцем устроить вещи на багажной полке над рядом сидений, а когда снова посмотрел в окно, ища взглядом Светлану - он её не увидел. Что-то подсказало ему - она ушла, воспользовавшись тем, что он обернулся к молодой женщине.
  Вскоре он женился, переехал в другой город. Родился сын, затем - дочь. Изредка он получал короткие известия о Светлане, о её жизни. Она как то резко и быстро ушла в армию, а потом вообще исчезла, войда в состав Разведастрофлота Империи. Что поделать - секретная служба, информации вовне о ней - почти полный ноль. Так что он не особо и рассчитывал, услышав краткое информационное сообщение о возвращении крейсера "Волга" на российскую землю, что это будет иметь для него хоть какое-то особое значение. Ну вернулся и вернулся корабль. Да, достаточно известный, но Светлана - уже замужем, у неё - двое детей. И по всем стандартам межличностных взаимоотношений выходило, что ему нечего появляться в "Ликино".
  Светлана решила по-иному. И Игорь не стал скрывать полученное сообщение от своей жены и детей. Те, к его искреннему удивлению, в один голос сказали: "Поезжай". И он решил поехать.
  
  Светлана Стрельцова. Известие о смерти прадеда - Трофима Викентьевича
  
  - Даже не знаю, как сообщить об этом Светлане. - Аликс просмотрела на экране текст пришедшего сообщения. - Через час это сообщение пройдёт по серверам Гражданской Информационной Сети. И оно обязательно попадёт в приоритетном порядке на инструментрон Светы. - старшая киборгесса посмотрела на Лекси, вошедшую в зал дата-центра. - дед Трофим и сейчас среди лучших и самых компетентных полярных исследователей, основатель и руководитель мощной научной школы. Он дал возможность Светлане провести два месяца на льдине в составе экспедиции на дрейфующей полярной станции. - она помолчала. - Рисковал, конечно, но решился и не прогадал. Света тогда окончательно утвердилась во мнении о том, что только работа в составе дальней астроразведки удовлетворит её, ведь там уже тогда требовались не только "чистые" разведчики, но и исследователи, и учёные.
  - Только вот Света сейчас не захочет возвращаться к большой науке, мам. - сказала Зара, пролистав на экранах данные о Трофиме Викентьевиче Знаменском. - Она не захочет уходить в отставку и переключаться на гражданскую науку и на гражданские исследовательские проблемы. Похоже, она окончательно решила связать свою судьбу с армией.
  - Ты ведь знаешь, Лекси, что Трофим Викентьевич в своих экспедициях во время войны с Жнецами выполнял и многие военные заказы. И выполнял качественно. За что вполне заслуженно был удостоен боевых и воинских наград.
  - Знаю, мам. Будет лучше, если мы с тобой вдвоём придём к Светлане. - Лекси просмотрела расписания на экране своего наручного инструментрона. - В ближайшие пятнадцать минут. Пока Света не ушла на очередной командирский обход.
  - Ты права, Лекси. - старшая киборгесса просмотрела на экранах расчасовки занятости. - Зара вернуться не сможет вовремя из военного дата-центра особой защиты - там требуется сейчас её мощь. Идём.
  
  Светлану они встретили на пути в Центральный Пост, ставший обычным местом пребывания командира корабля даже здесь, в ангаре на базовом космодроме. Усевшись в своё рабочее кресло и подождав, пока киборгессы присядут на раскладные табуреты, Стрельцова вопросительно взглянула на Аликс. Лекси, поймав короткий взгляд матери, подала Светлане ридер. Прочтя короткое сообщение о случившемся, Светлана замерла на несколько секунд, потом, очнувшись, вызвала на экран своего наручного инструментрона фотографию деда Трофима.
  - Он почти всю жизнь провёл там, где большую часть года - очень и очень холодно. - тихо сказала младшая Стрельцова. - А когда я была рядом с ним, мне было неизменно очень тепло. - она помолчала и добавила. - И очень спокойно. - пальцы Светланы коснулись экрана. - Он не любил никакой другой одежды, кроме свитеров. Пиджаки не признавал совершенно. Я, когда его увидела впервые, даже стала сомневаться, надевал ли он когда-нибудь вполне обычные мужские брюки или всегда ходил только в тёплых "полярных" штанах. Оказалось, я была недалека от истины - он даже возвращаясь из-за Полярного Круга, был крайне консервативен в одежде. Зато за бородой ухаживал. Говорил, что борода спасает от холода и делает мужчину мужчиной. Не всякого, конечно, - помедлив добавила Светлана. - Но его она действительно делала внешне мужчиной. Потому что он был мужчиной внутренне. Мужчиной с большой буквы. Рядом с ним было спокойно. И совершенно не страшно. Что бы ни случилось. - она всмотрелась в глаза деда Трофима. - Я всегда звала его только дедом, хотя мне он - прадед. И ему это обращение нравилось. Он любил сажать меня на колени и часами рассказывать о том, что происходит за Полярным Кругом. Это были рассказы человека, влюблённого в Север, знающего Север. И Север платил ему взаимностью. Он признал деда Трофима своим. Хорошо, что дед ушёл за Грань там, за Полярным Кругом. Там он был и остался навсегда своим. - Несколько минут она неотрывно смотрела на фотографию, затем выключила и свернула экран, посмотрела на киборгесс. - Спасибо, что сообщили раньше. Я теперь смогу написать письма его родным и обязательно - детям и внукам. Немного расскажу им о том, каким был дед Трофим. Каким знала его только я одна. Спасибо вам, Аликс, Лекси. За то, что пришли и сказали. С Зарой я уже говорила и понимаю - она очень загружена работой. Спасибо. - Светлана повернулась к пульту, включила клавиатуру. - Мне надо поработать, скоро командирский обход корабля.
  Киборгессы встали и табуреты, свернувшись, спрятались в пазах пульта и постамента. Отходя от "командирского полукружья", Аликс оглянулась - Светлана сидела над клавиатурой сгорбившись, пальцы её рук медленно и даже несколько осторожнее, чем обычно, перебирали клавиши, набирая на маленьком экране пультового инструментрона строки какого-то документа. Аликс и Лекси спустились по трапу к выходу из ангара, взошли на гравиплатформу и полетели к зданию дата-центра. Работа продолжалась.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с прадедом - Валерием Степановичем - генерал-лейтенантом (ныне - генерал-полковником) авиации Империи
  
  - Товарищ генерал-полковник. - техник-капитан вытянулся, козырнул. - Истребитель к полёту готов.
  - Добро. - Валерий Степанович Стрельцов обошёл машину, проверил лючки, взглянул на экранчик своего инструментрона, прислушался к шелесту движков, подошёл к трапу, поднялся в кабину, сел в кресло, пристегнулся, взглянул на поднявшегося по трапу следом техника, оглядел приборы, ожившие, едва только он защёлкнул замок пряжки привязной системы. - Порядок. - он расписался световод-кодатором на поданном техником ридере, подождал, пока купол блистера кабины встанет на место и техник отведёт в сторону трап.
  Минута - и ВПП лётно-тренировочного центра подготовки кадров дальней авиации Империи осталась далеко позади. Истребитель не был новейшим, не был новым - Валерий Степанович выбрал эту машину, зная, что именно на ней, на "спарке" он летал с внучкой тогда, когда она только решала, кем ей быть в этой жизни, выбирала свой путь - профессию и специальность. И ведь выбрала. Осознанно, ответственно выбрала. - думал генерал, выводя истребитель на заранее проложенный курс. - Она сделала окончательный выбор в пользу армии, отказалась от любых мыслей о возможности остаться гражданской.
  А ведь он многое сделал, чтобы испытать внучку. Гонял её, нагружал. И она была счастлива не бездельничать, а работать. В полную силу, постоянно работать. Какая там "изнеженная генеральская внучка" - очень быстро его сослуживцам - да и не только им, стало ясно, что даже своих многочисленных коллег генерал не нагружает столь рьяно и жёстко, как внучку.
  Пять лет каждый год она прилетала к деду. Прилетала не отдыхать - работать и служить. Летала рядом с дедом постоянно на истребителях, а если получалось - и на бомбардировщиках, пропадала в библиотеке Центра, читала запоем книги о военной авиации стран мира и особенно - России. Сутками её невозможно было извлечь с аэродрома - если не было возможности полетать, то она пропадала у техников, штурманов, диспетчеров, инженеров, научников. Какие там развлечения? О них она и думать-то забыла: только учёба, только дело, только действенная помощь, пусть "на подхвате", но всё равно - не праздная туристка-экскурсантка, а помощница.
  Очень любила читать старые, в большинстве своём - бумажные документы. Да, уникальные, потому что раньше все они хранились под грифом "секретно" и только недавно были рассекречены. Она не просто ради любопытства и стремясь преодолеть праздность просматривала их. Она их читала очень внимательно, изучала, искала соответствующую информацию в других книгах и в других документах. Тогда он ей предложил написать несколько статей. В соавторстве, конечно. Предложил, не особо надеясь на то, что она согласится. А ведь она - согласилась. И они написали несколько статей в военной печати, специализированном журнале. Он тогда постарался, чтобы она выполнила основную работу и это даже по тексту статей было заметно. Всё равно статьи были встречены весьма благожелательно читателями-специалистами. Совсем не потому, что вторым именем стояло его имя, известного профессионала. Тогда, готовя, вычитывая и публикуя эти статьи, Светлана выбирала свой путь. А он... Он только помогал ей утвердиться в мысли о правильности избранного пути.
  Всётаки хорошо, что у Светланы появился младший брат, о котором она могла теперь заботиться. Старшие братья - дело совершенно другое - у Стрельцовых принято, что в первую очередь старшие заботятся о младших, а у Светланы до рождения Кирилла не было возможности о ком-то в полную силу заботиться. Да, с появлением Кирилла Светлана обрела, можно утверждать смело, новый смысл жизни. Но и сам Кирилл заботился о единственной, пусть и старшей сестре истово. Как и полагается мужчине. Сопровождал её всюду, защищал, обеспечивал.
  Так уж получилось, что именно поездки Светланы в Центр подготовки кадров дальней авиации помогли Кириллу определиться со своей судьбой. Военный историк. И не какой-нибудь там простой книжный червь, не знающий досконально предмет своего очередного научного интереса, а офицер спецназа. Сам решил пройти эту очень нелёгкую школу. И ведь прошёл. Параллельно получил квалификацию историка, специализацию "военная история". А началось всё с того, что он "проштурмовал" Архив Центра. Уставал, конечно, зверски, но был счастлив. Тоже написал несколько статей, получивших одобрительные отзывы специалистов.
  На экранчике локатора появилась отметка охранной зоны базы "Ликино". Всё же истребитель - быстрая машина. Много времени, чтобы долететь до пределов базы не потребовалось - несколько десятков минут. Появление в охранной зоне истребителя было согласовано, но, всё равно, чуткие локаторы провели полную проверку летательного аппарата, заново идентифицировали и машину и лётчика. Мигнул зелёный сигнал - охрана базы разрешала пролёт через Периметр. Хорошо. Можно сходить с эшелона, ложиться на посадочную глиссаду. Вот и ВПП. Ничего, до ангара, где стоит "Волга", недалеко. Пешком дойдёт - он ещё не старый, выдержит этот приятный недлинный путь.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с младшим братом - Кириллом - военным историком, генерал-майором спецназа Империи
  
  Знал ли он о том, что Светлана, его старшая сестра, наконец-то прибыла на Землю? Конечно, знал. Он чувствовал это ещё задолго до того момента, как на его инструментрон пришло сообщение об этом факте. И потому, конечно, отслеживал ситуацию со всей тщательностью. Иначе и быть не могло - это же Светлана! К тому же она неспокойна - рядом нет Джона, он улетел с Цитадели на Иден-Прайм и она постоянно о нём беспокоится, волнуется, думает. Да, Семён и Михаил уже вылетели в "Ликино", они будут рядом со Светланой раньше, чем он. Ничего. Они - старшие братья и были рядом со Светланой ещё до того, как он, Кирилл, появился на свет. Они заботились о Светлане до того, как он стал заботиться о ней, а она - о нём, своём младшем брате.
  Он благодарен ей, своей старшей сестре. За многое. В том числе и за то, что она не возражала против его стремления быть рядом с ней постоянно. Благодаря её неуёмному характеру он смог быстро определиться со своим собственным жизненным путём. Военный историк. Когда он ушёл в армию, служил срочную службу, дослужился до прапорщика - он ещё не думал всерьёз о том, что именно военная история станет его основным интересом, профессиональным интересом. Да, ему пришлось изучить основы военной истории человечества. А потом... Потом пришлось сконцентрироваться на имперской военной истории.
  И вот теперь он знает и чувствует, что у него появилось ещё одно направление - военная история войны с Жнецами. Не история всего и вся, связанного с этим периодом истории человечества, а именно военная история войны с Жнецами и особо, конечно - военная история участия человеческой расы в этой войне. Уникальной, галактической войне. Мало кто из людей, да, наверное, не только из людей всерьёз думал о том, что такая война вообще возможна. А она состоялась. Началась, продолжилась, закончилась. Хорошо, что закончилась победой обитателей Галактики, а не победой Жнецов, этих полумашин.
  Он вернулся в армию, вернулся, потому что понял - только отслужив в армии, став кадровым армейским офицером, он будет иметь полное право писать о проблемах военной истории человечества, а возможно - и не только человечества. Да, к решению о возвращении в армию его подтолкнуло и продолжающееся общение с дедами и прадедами, в том числе, в первую очередь, конечно и с теми, кто сам десятилетия своей жизни посвятил армейской службе. Сам Кирилл и не знал, что окажется способен, а главное - пригоден к службе в имперском спецназе. А ведь оказался и способен и пригоден. Не без труда, конечно, но зато он поступил так же, как и его сестра - все годы офицерской службы он отказывался от повышений и от получения наград и благодарностей и только совсем недавно, когда официально была завершена война с Жнецами он в числе многих других своих коллег-спецназовцев получил из рук командира соединения награды и генеральские погоны. Ведь главное - не награды и не звания и не должности. Главное - приносить реальную и большую пользу своим соотечественникам, своему народу и своей стране.
  Узнав, что "Волга" наконец-то возвращается на Землю после короткой стоянки у Луны, Кирилл постарался просчитать варианты своего скорейшего прибытия на базу "Ликино". Выходило, что лучше всего, если он тоже прибудет туда на поезде, а уж из города до базы он доберётся. Хоть пешком - но доберётся. И форму он не будет одевать ни в поезде, ни в городе - незачем это. Он - историк. А военный или нет - не суть важно для тех, кто будет окружать его на вокзале, в поезде, в городе. Даже - на базе. Главное - он будет рядом со своей старшей сестрой. В кругу почти всех Стрельцовых. Уникальная будет встреча. Самая многолюдная за последние месяцы. Хорошо, что Светлана станет её центром. Она - важная часть легендарного Отряда и вполне заслужила быть в центре внимания всех Стрельцовых. Ей это внимание важно и нужно.
  Единственная сумка привычно тянула плечо вниз. Кирилл привык брать с собой минимум необходимых вещей. Вот и вокзал, вагон, купе. Он запихивает сумку под полку, садится, раскладывает инструментрон на столике, кивает попутчикам. Скоро, совсем скоро он будет ближе к Светлане. Вот поезд тронулся с места, набирает скорость. Вокзал остался позади. Впереди - город, возле которого - база "Ликино". Впереди - встреча со Светланой.
  
  Светлана Стрельцова. Воспоминания о прапрадеде - Таире Федосеевиче, погибшем в ходе боёв с Жнецами на Урале, в Имперском Ополчении. Встреча с его дочерью - Стефанией и её мужем - Германом
  
  Беда не ходит одна. Как всегда, эта истина вспоминается тогда, когда ситуация выходит из под всякого контроля. Несколько минут назад в Центральный Пост, где в очередной раз отсиживалась Светлана, пришла Аликс и молча положила перед командиром корабля включённый ридер. А там... Известие о подтверждённой гибели Таира Федосеевича. Он пропал несколько месяцев назад. Только в очень плохой фантастике всё можно контролировать и всем можно управлять. Абсолютно всё и абсолютно всем. В жизни, в реальной жизни совсем не так. Вот так чаще всего и бывает: сначала торжества по случаю Победы над Жнецами, получение наград, а потом - как пощёчины, наотмашь. Или - удары в живот ногами. Сложно даже сказать, что больше соответствует таким моментам, когда получаешь вот так сведения о гибели очень дорогих тебе людей.
  Никто бы не осудил Таира Федосеевича за то, что он остался в тылу. Он бы и там себе дело нашёл, его знания по ксенологии, его опыт были и тогда бы чрезвычайно востребованы. Его не взяли в армию, но он ушёл в Ополчение. Туда, как водится, брали всех. Кто действительно хотел и желал биться с врагом. А Таир Федосеевич не просто желал и хотел. Он горел этим стремлением. Жнецы - очень опытный и профессиональный противник, которого можно было даже уважать. Не бояться, а именно уважать. И всех сразу Жнецов и по отдельности. Пусть даже хаски - мало ли в какие одежды и формы зло рядится... Группа, в которой воевал Таир Федосеевич, действовала отдельно. Тогда таких групп было немало. Урал - не то место, где можно воевать как в чистом поле.
  Что пережила Прасковья Вениаминовна, когда Таир Федосеевич не вернулся... Даже Светлане, как женщине, было трудно вообразить это. А Прасковья Вениаминовна это всё пропустила через себя... Искали, конечно, пропавшую группу. Только ведь Урал - велик. Бои идут, отдельных Жнецов и отдельных приспешников выкуривать из схронов приходилось. На все площади и все уголки разведгрупп просто физически не хватало. Вот Прасковья Вениаминовна и верила, что её Таир вернётся. Можно даже сказать - истово верила. По-другому она не могла поступить. Не могла не верить. Совсем не зря она рассказала Светлане в ту первую встречу, как она влюбилась в Таира. Совсем не зря. Теперь очень скоро в "Ликино" прибудут её дочка - Стефания со своим мужем - Германом.
  Светлана тихо поднялась с кресла у своего командирского пульта, прошлась по "постаменту". Три шага туда - три шага обратно. Стефания и Герман теперь тоже знают о гибели отца. Хорошо, что они теперь знают, где он погиб. Наверное, да нет, не наверное, а точно скоро они узнают и то, как, при каких обстоятельствах он погиб. Дочка их, Виктория постарается. Деда она очень любила. И любит. И будет любить. Хорошо, что есть у землян, у людей такое уникальное чувство, как любовь.
  
  Она, Светлана, тоже узнала силу этого чувства. Узнавала эту силу постепенно. Но в наибольшей степени - тогда, когда встретилась с Джоном. Когда провела рядом с ним несколько месяцев, а затем - несколько лет. Трудных лет, тяжёлых лет. Сейчас Джон - на Иден-Прайме, он не отдыхает там, а работает. Уже пришла первая информация о том, что нормандовцам удалось сделать на новой базе для их любимого корабля. Готовятся нормандовцы к своему массовому и эффективному участию в уборке первого послевоенного урожая. Пусть даже в масштабах одного сельскохозяйственного и административного района - всё равно.
  Никто бы их не осудил, если бы они не стали принимать в уборочной страде никакого участия. Только вот они сами бы себя осудили, ведь войну с Жнецами выиграли, закончили победой не только воины, не только ополченцы - её выиграли и закончили победой все жители Галактики. Все, кто не покорился Жнецам, кто не сдался им на милость. И потому, как говорили в старину, снова "народ и армия едины". Лекси говорит, что на Иден-Прайм ушёл пассажирский лайнер, набитый журналистами - снимающими и пишущими - под завязку. Акулы пера и клавиатуры, мастера фиксации фактов нутром чуют богатейший материал. Можно быть уверенной в том, что нормандовцы сотворят нечто уникальное. Они такие...
  Джон рядом с ними, рядом со своими нормандовцами. А они - рядом с ним. Он думает о ней, о своей Светлане, о детях - Маше, Саше. Он думает об Аликс - не зря старшая киборгесса так опекает её, Светлану, он думает о Заре и Лекси. По-другому он не может. В этом "думании" заключена большая сила, подарить которую может только искренняя глубокая любовь. Незаметная вовне, но острая и большая внутренне.
  Три шага вперёд, три шага назад. Титов поглядывает на неё искоса. Понимает, что она окопалась здесь, в Центральном Посту корабля вынужденно. Пусть родители посмотрят крейсер сами - вахтенные им всё покажут и расскажут.
  Как мама вошла в Медотсек... Как она увидела палату, где её дочка и её дети провели декады. Самые важные декады в их жизни. Как она увидела фильм, снятый Аликс о том времени... Потом она увидела, как в родзале, где появились на свет Маша и Саша, медики приняли роды у двух женщин - одна родила двойню - двух девочек, другая - мальчика. Дети здоровые, нормальные. Алла другого бы и не допустила - в последнее время ведение беременностей и родов стало одним из основных направлений её работы, как медика.
  Потом Аликс показала маме детский сад-ясли на борту крейсера. Двенадцать детей самого разного возраста. Мамы их работают, служат, а дети - под присмотром. Накормлены, играют, общаются, спят. В любое время мама может увидеть, чем занято её чадо. Может придти, поиграть с ребёнком. Покормить его. Да и папы тоже про детей не забывают. Часто заходят, играют, разговаривают. Дети рады, довольны. Они - спокойны. Корабль им знаком. Есть, конечно, возможность, перевести ребёнка в базовый детский сад, но куда там: родители как узнали о такой возможности - моментом выдвинули ультиматум: дети будут расти только на корабле. Во всяком случае - первые несколько декад. А теперь ясно - первые несколько месяцев пребывания крейсера на Земле, в России. И вправду, срывать их с места нет никакой прямой необходимости. Пусть будут поближе к родителям. И им - спокойнее и детям - комфортнее.
  Тяжело. Уже несколько известий о смерти и гибели Знаменских пришли. Когда все соберутся за столом - будет, обязательно будет минута молчания. В память не только Знаменских. Всех, кто погиб за Родину. Всех, кто не сдался Жнецам, не поверил им, оставшись верным Земле и человечеству.
  Три шага вперёд, три шага назад. Виктория, Герман и Стефания прилетят в "Ликино" только на сутки. Сейчас они должны быть рядом с Прасковьей Вениаминовной. Снова мужчины уходят за Грань раньше женщин. Наверное, в этом есть смысл, есть какая-то, может быть, высшая справедливость.
  Тяжело. Мысли Светланы волей-неволей возвращаются к Джону. Сейчас бы она отдала очень многое, чтобы он был рядом с ней. Въяви, рядом. Конечно, он прислал ей текстовое сообщение, поздравил с возвращением на Землю. Не забыл - это так приятно было читать. Простые строчки, простые слова, а приятно - и сердцу, и душе и разуму.
  Поздравил Джон не только её, как командира корабля и жену, но и всех волговцев поздравил. Она успела уже разослать выдержку из письма адмирала Шепарда на инструментроны всех волговцев. Они прочли поздравление. Им было приятно. Она, их командир, это знает и чувствует.
  Ох, тяжеловато без него. То он на своём корабле почти всю войну провёл - редко на борту "Волги" появлялся, а если и появлялся - то только по большой необходимости. Война, она к сантиментам не располагает. Она дело требует делать. Когда он появлялся на борту крейсера, то чаще всего был занят почти круглосуточно. Делом был занят. А общаться приходилось так, между делом. В основном - только по делу общаться. Светлана видела - это даётся Джону тяжело, ведь она - не просто какой-то там командир корабля, входящего в группу, а его жена и мать его детей. Времени же хватало только на служебные разговоры. Редко удавалось побыть наедине, вместе и рядом. Очень редко. И тогда, в эти редкие минуты Джон становился другим. Открытым, спокойным, нежным. Светлана таяла и расслаблялась, успокаивалась и раскрывалась навстречу Джону. Как он её обнимал! Как он её целовал! Она растворялась в его нежности, в его любви, в его открытости только ей одной. Он умел быть только с ней таким. Только с ней! И, наверное, она тоже была уникально открыта только Джону.
  Как же ей хочется прожить рядом с Джоном до ста, а если получится - до ста пятидесяти лет. Увидеть не только внуков, но и правнуков, а если получится - то и праправнуков. Быть с ними рядом. И быть рядом с Джоном. Общение с Таиром Федосеевичем и Прасковьей Вениаминовной многое дало Светлане. Очень многое, в том числе и то, что невозможно сформулировать словами - нет в человеческом языке таких слов. Это можно понять только внутренне, безмолвно. Душой. Сердцем.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с мамиными сёстрами - Альбиной и Ренатой и их мужьями и детьми
  
  Хорошо, что вместе с мамой в "Ликино" на декаду прилетят и две её сестры - Альбина и Рената. - подумала Стрельцова, выходя из Центрального Поста. То, что почти все Стрельцовы соберутся вместе - это очень хорошо. Обязательно потом будет возможность собраться вместе всем Стрельцовым без малейшего исключения. Теперь - будет. Война закончилась и сейчас можно более точно и чётко планировать мирную жизнь. Планировать очень надолго, не боясь, что через столько-то лет снова в Галактику явятся креветки.
  Мэри не отходит от Зирды - они прекрасно ладят между собой и теперь часто гуляют вместе и по космодрому, и по ангару и по кораблю. Пусть Мэри тоже знает корабль - Зирда ей всё покажет, уж для неё-то на корабле нет никаких тайных закоулков. Зорд и Грэй попеременно охраняют Машу. Саша превосходно обходится без конвоя собачат, но он знает, что они любят его сопровождать и потому не протестует, когда кто-то из Зирдиных кавалеров присоединяется к нему.
  До очередного командирского обхода корабля есть ещё достаточно времени и Светлана идёт по коридору, направляясь к командирской каюте. Когда Рената решила, что больше не поверит ни одному мужчине, Светлане было тяжело вот так сразу понять это решение и его причины. Конечно, может быть чужая душа и потёмки, но... Это же мамина сестра... Мамина! А сейчас Светлана, поднимаясь по лестнице, поняла: Рената поступила правильно. Для себя - правильно. Тогда, в тот момент она решила правильно. Она хотела защитить себя от угрозы ещё раз разувериться в ком-то, кого она допустит к себе столь близко. Фундаментальная наука спасла её. Нагрузки возросли настолько, что для семейных сценариев и сценариев ухаживаний просто не осталось свободного времени. Альбина тоже тогда перенесла хорошую такую психовстряску - иначе вместо Художественной академии она не стала бы учиться в военно-полицейской академии, а потом уезжать на Дальний Восток по распределению.
  Теперь Альбина - многодетная мать. А вот Рената... Она до сих пор соблюдает свой личный обет безбрачия. И держит всех мужчин на предельном расстоянии. Да, по работе, в служебном формате она с ними продолжает общаться, но всё остальное в Ренате для них абсолютно недоступно.
  Почему-то Светлане очень хотелось верить, что прилетев в "Ликино", Рената найдёт в себе силы отказаться от одиночества в личном плане. Ну вот хотелось верить и всё тут! Переступив порог командирской каюты, Светлана прикрыла дверь, опустилась в кресло в уголке отдыха, откинулась на спинку и прикрыла глаза.
  Ей вспомнились Знаменский, Томин и Кибрит. Трое офицеров Полиции России, всегда оказывавшие Стрельцовым большую помощь. И не только в пределах профессиональной и специальной компетенции. Война с Жнецами потребовала от полиции России принять контроль за ситуацией в вопросах, ранее весьма далёких от стандартного перечня полицейских функций. И сейчас полиция России осуществляет контроль за правопорядком в российских колониях, расположенных на множестве планет, полицейские космические корабли патрулируют трассы грузовых и пассажирских перевозок, осуществляют контроль околопланетного пространства... Сложно даже перечислить все направления работы военно-полицейских сил, рождённых в эпоху противостояния с Жнецами. А ЗнаТоКи - трое профессионалов, оказавшие столь большую помощь Стрельцовым в решении той непростой ситуации с Ренатой, теперь смогут побывать в "Ликино" и немного отдохнуть от ежедневной рутины. Повод для встречи есть, а сама встреча обещает быть важной и нужной.
  
  Альбина посмотрела на карту, светившуюся на боковом экране служебного военно-полицейского флайера: до прибытия в район Научного Центра, где работала сестра, оставались считанные минуты. Потом - плавная посадка у входа в Центр, багаж - в грузовой отсек и - несколько часов полёта в "Ликино". Рената наконец-то получит возможность немного отдохнуть от своих научных заморочек. А то ведь её из лабораторий и из тестовых полигонов на аркане невозможно вытащить - днюет и ночует в Центре. В последнее время, правда, менее истово, чем раньше и Альбина почему-то начала верить, что Рената очень скоро ответит взаимностью на чувства кого-нибудь из молодых людей. Или - не очень молодых. Но, вне всяких сомнений - достойных.
  Плавно притерев тяжёлую бронированную машину на плитки площадки перед входом в центр, майор военной полиции России взглянула на двери Центра. Рената снова опаздывает. Как всегда у неё перед уходом появляются десятки вопросов и десятки проблем, требующих ответов и решений. Неисправимая трудяга. Ладно, можно подождать. Пока - можно. Времени хватит.
  Сотрудники Центра с интересом поглядывали на стоявшую на площадке служебную машину. Альбина, отмечая их удивление, относилась к нему спокойно - военная полиция теперь охраняла порядок и безопасность в Дальневосточном регионе, где теперь было немало крупных научных, производственных и военных центров, а также строились новые большие города, со временем имеющие возможность получить статус мегаполисов.
  К присутствию служебной и специальной военно-полицейской техники имперцам, обитавшим в регионе, пришлось привыкнуть, ведь практика привлечения военно-полицейских сил к охране правопорядка получила своё развитие ещё до войны с Жнецами. А во время войны с Жнецами военно-полицейские силы внесли свой уникальный вклад в обеспечение недоступности территории страны для Жнецов и их приспешников. Наверное, после официального окончания войны многим имперцам могло показаться, что военная полиция уйдёт "в тень", передаст всё в руки обычной полиции, но пока что руководство страны не отдало такого приказа и военно-полицейские силы продолжали обеспечивать порядок и безопасность на огромных территориях Сибири, Урала и Дальнего Востока - там, где до сих пор было немало труднодоступных мест.
  Альбина вышла из машины, посмотрела на часы, укреплённые над входом в Центр. Уже пятнадцать минут прошло, а Рената до сих пор не "отвязалась" от своих всегдашних вопросов и проблем. Конечно, она - увлечённый человек, для неё наука - всё. Это её мир, её жизнь, возможно даже - её судьба. Но ведь сейчас уже надо лететь. Иначе придётся гнать по спецмаршрутам.
  Вот и она: как всегда в плотном окружении коллег. Слышатся реплики, предложения, короткие ответы. Толпа вокруг сестры рассасывается быстро - Рената не любит пустословия и ничегонеделания. Стоп. Стоп. Она что?! Усмехнулась? Вот это да! Надо расспросить сестричку о причинах. Раньше за ней такого не отмечалось.
  Альбина обошла машину и направилась к Ренате, уже сошедшей с лестницы. Как всегда, сестричка "просканировала" площадку перед Центром ещё выходя из дверей и теперь идёт к машине по кратчайшему пути. А улыбка-то не гаснет! И ведь большинство её коллег, уже входящих в двери Центра, эту улыбку не видят! Может - чувствуют, но не видят. Интересно!
  - Удивляешься, что я улыбаюсь? - Рената подошла к сестре, остановилась.
  - Немного, Рена. - Альбина кивнула, подхватила сумку. Как всегда, сестра упаковалась предельно экономно, но всё, что может понадобиться, как всегда, взяла с собой.
  - Сама не понимаю, почему, Аля. Вот тянет улыбаться - и всё. - Рената села в штурманское кресло. - Как всегда - на служебном?
  - Другие в "Ликино" вряд ли пропустят быстро, Рена. - Альбина уселась в пилотское кресло, пристегнулась, запустила двигатели. - Колись! - она взглянула на экраны забортной обстановки, убедилась, что вокруг машины никого из людей нет и плавно подняла флайер в воздух.
  - Да вот чёрт меня дёрнул, Альбина. Раньше, всего несколько минут назад я этой причины не понимала. А вот... Села вот в твоё кресло... в машину и поняла... - она помолчала, взглянула вниз, где в дымке уже таяло главное административное здание Центра. - Влюбилась я, Аля! Влюбилась! Можешь вызывать санитаров со смирительной рубашкой - я сопротивляться не буду!
  - И в кого? - осторожно и тихо спросила Альбина.
  - В Станислава Титова. - выдавила Рената и замолчала.
  - Та-а-а-к. - протянула Альбина, кладя машину на курс и включая автопилот. - И как себе ты дальнейшее мыслишь, дружочек? Он ведь...
  - Да знаю я... - Рената махнула едва заметно рукой, чуть не задев сенсорную панель. - Знаю, что он... ну, в общем, рядом со Светой... А вот утром просматривала материалы по экипажу и команде "Волги", просматривала, значит, в свою обычную десятиминутку отдыха. Думала, просто провентилировать информацию. А получилось - восемь минут, восемь минут, Аля я смотрела на фотографию Станислава... Как овца на новые ворота смотрела и чувствовала, что пропадаю! Пропадаю впервые за долгое время! Знаю, что он обо мне ни сном ни духом, но...
  - Как всегда, уже решила - будет мой? - без улыбки осведомилась Альбина.
  - Наверное. Вслух, конечно, я эту задачу для себя не формулировала, понимала, что вызову шок у коллег таким заявлением... А вот про себя - решила. Да, он будет мой! Понимаю, что крайность, понимаю, что ненорматив, но...
  - Сердцу не прикажешь?
  - Иногда, Аля, я не понимаю, кто больше из нас двоих с тобой закрыт - ты или я. Мне всегда казалось, что я, а теперь уверена, что ты. Понимаю, что вроде тебе по должности положено быть такой непробиваемой, но всё равно...
  - Отпуск-то на сколько суток взяла? - Альбина взглянула на экранчик локатора, убедилась, что всё в порядке.
  - Хотела рано утром, когда проснулась в нашей отдельской "бытовке", взять всего на трое суток. Ну там день прилёта и день отлёта за один день и двое суток на всё про всё. А потом, когда увидела Станислава... Его фотку... Пошла в кадры, попросила на неделю. А Клава-кадровичка, ты её знаешь, так странно на меня посмотрела и выводит на экране в графе "срок отпуска, суток" цифру "десять". Я чуть не села в рядом стоящее кресло... Я понимаю, что женщина женщину поймёт глубже и лучше, но скажи, я действительно похожа на влюбившуюся?
  - Ты не просто похожа, Рената, на влюблённую женщину. Ты и есть влюблённая женщина. - ответила Альбина.
  - М-да. Обрадовала. Думала, хоть ты скажешь что-то другое. Едва сумела сконцентрироваться на работе, выйдя из отдела кадров.
  - Но ведь сумела?! - усмехнулась Альбина.
  - Куда я денусь-то?! Практика, будь она неладна.
  - Вот теперь я вижу, что у Станислава нет шансов отступить. - улыбнулась Альбина. - Успокойся. За декаду вы со Станиславом обсудите всё как надо. И за меньшие сроки люди находили свои "половинки" и образовывали крепкие семьи.
  - Уверена?
  - Убеждена. - ответила Альбина. - Станиславу сейчас нужна поддержка. Нет, не по работе, он там всё же старпом и помощников у него в этом труде хватает. Он ведь так и не нашёл свою половинку.
  - Нашёл! Я - его половинка! И я докажу ему это...
  - Э, Рена, только без насилия над личностью. Мягко так, тихо, постепенно...
  - Но неуклонно! - заявила Рената. - Прости, я так истосковалась по всему этому, что с трудом сдерживаюсь. Понимаю...
  - Не говори чуши, Рена. - Альбина посмотрела на напрягшуюся сестру. - Это - самое основное в жизни любого человека. Любого. - повторила сестра. - И ты, наконец, растаяла, разморозилась. Это же прекрасно, Рена!
  - Тебе легко говорить. Твой Костя...
  - А у тебя теперь есть твой Станислав, Рената. - строго сказала Альбина. - И ты должна сделать всё, чтобы за десять дней стать его любимой законной женой. И ты, уверена, это сделаешь правильно и точно.
  - Спасибо. - Рената чмокнула сестру в щёку, та кивнула, мазнув по лицу Ренаты мягким взглядом.
  - Не за что. Как действуем? - Альбина посмотрела на экран дальнего локатора, где уже проявилась отметка города, возле которого располагалась база "Ликино".
  - Эм... Мне надо бы в магазины... Сама не понимаю, что со мной происходит, но без шопинга я не появлюсь в "Ликино". - выдавила из себя Рената.
  - Нет проблем. Машину оставляем на стоянке и - пройдёмся по магазинам. Там их немного, но все, что есть и все, что нас заинтересуют - посетим. - с азартом заявила Альбина.
  - Спасибо. Ты всегда меня понимала очень хорошо. - тихо ответила Рената.
  Остаток времени сёстры обсуждали предполагаемые покупки, выбрав товары и продукты по каталогу и сделав предварительные заказы.
  - Уверена, что киборгессы уже засекли наши заказы. - сказала Альбина.
  - Не только заказы, Аля. - ответила Рената. - но и наше приближение к городу. - усмехнулась сестра.
  - Ты права. Но ведь это - нормально. - Альбина увидела на горизонте границу города и силуэты пригородных домиков.
  - Ага. Они доложат обо всём нашей сестричке и Светлане. - улыбнулась Рената.
  - Тебя сейчас тянет улыбаться, Рена, буквально каждую минуту.
  - Ну так я это... счастлива. Вот понимаю, что глупо себя веду, но улыбку от уха до уха погасить, как ни стараюсь, не могу. - сказала Рената. - И ведь умом понимаю, что Станислав может отказать мне, а вот сердцем с этим не согласна категорически.
  - Тебе?! Отказать?! - улыбнулась Альбина. - Рена, ты с мостков не падала часом в последние несколько суток?
  - Ну так он - свободный человек...
  - Уже - не свободный. Ведь ты его любишь. - ответила сестра.
  - А он меня? - тихо спросила Рената, глядя в окно. Альбина понимала, что сестра не будет сейчас на неё смотреть.
  - Господи, твоя научная зацикленность ещё не ушла! А я так надеялась, что она скрылась в тумане!
  - Какая там зацикленность?! Я смотрела несколько минут на фотку Станислава, улыбалась до ушей. Шок у моих коллег, знаю, был не слабый.
  - Мало ли какие шоки они переживали?! И этот - переживут. Ты же человек, Рената! Женщина. Которая чаще всего руководствуется не логикой, как бы тебе этого ни хотелось больше всего, а именно чувствами и эмоциями. - Альбина помолчала несколько секунд. - Насколько я знаю, Титов - одинок. В смысле того, что у него нет постоянной пары. А значит, его сердце свободно. Было бы по-иному, я бы знала, поверь. Светлана или Аликс доложили бы. Так что тут ты ничего не рушишь и не нарушаешь. Очень даже может быть, что ты за эти десять дней сделаешь его абсолютно счастливым. Всего лишь поделившись своим счастьем и своей любовью.
  - Это я... смогу. - Рената зажала рот ладонью. - Аля... я это сказала?! Сказала вслух?!
  - Гм. Сказала. Я это ясно слышала. Что, включить запись на воспроизведение? - осведомилась Альбина.
  - Так...
  - Это - служебная машина. И всё происходящее в салоне и вокруг - пишется.
  - Вот попала. - выдохнула Рената. - Это...
  - Поскольку рейс - не служебный, эту запись я смогу взять себе. Так что в служебную теку она не попадёт. - успокоила сестру Альбина.
  - Уф. Поверить не могу, что я это сказала. - Рената откинулась на спинку кресла, вытянула ноги. - Аля...
  - Если ты это сказала - ты это сделаешь. Наилучшим образом. - подтвердила сестра. - Считай, что у тебя - задача по установлению контакта с инопланетной цивилизацией. Фундаментальная задача. По меньшей мере, Рена, у тебя теперь есть сверхзадача, которую ты должна выполнить полностью и за ограниченное время. Но помни, что это - человек. И если что - Светлана за него тебе голову открутит. Быстро причём открутит. Насовсем открутит.
  - Помню я об этом. Постараюсь мягко...
  - Вот-вот. Постарайся. - В конце концов ты - старшая сестра. После Вали, конечно. Так что покажи класс возможностей и подготовки.
  - Насилия не будет, Альбина. - Рената выпрямилась в кресле и сестра поняла, что она приняла решение. - Но Станислав будет рядом со мной. А Светлана... Светлана будет спокойна. Я сделаю всё так, как надо.
  
  Оставив машину на стоянке и не обращая особого внимания на удивлённые взгляды прохожих, сёстры отправились в ближайший универмаг, а оттуда - в ещё несколько магазинов. Сопровождаемые гравитележкой, они вернулись к машине только поздним вечером, перегрузили покупки в грузовой отсек флайера. Рената улыбалась уже спокойно, в её фигуре не чувствовалось прежнего нервного напряжения. Но и расслабленной она не выглядела.
  
  - Так. Провизия и подарки закуплены. - резюмировала Альбина, закрывая крышку грузового отсека и отмечая мерцание габаритных огней машины. - По коням. Надо хотя бы до десяти вечера добраться до ангара, а ещё лучше - до крейсера.
  - Доберёмся. Я бежать буду, но доберусь! - воскликнула Рената, садясь в "штурманское" кресло. - Полетели, Аля!
  - Эк тебя пробрало то, Рена... - только и сказала Рената, садясь в пилотское кресло и поднимая машину над площадкой. - Ладно, полетели.
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с Кибрит, Знаменским и Томиным, их супругами и детьми. Память об Инге
  
  Зинаида Яновна волновалась. Во дворе Экспертного Регионального управления, на стоянке, уже полчаса стояли три многоместных грузо-пассажирских флайера - служебные разъездные машины, под совершенно "гражданскими" корпусами которых скрывалась совершенно не "гражданская", а вполне специальная и даже боевая оснастка. Хозяйка кабинета ходила кругами вокруг стола для совещаний и не могла решить, следует ли ей надевать форму или может, следует лететь в "Ликино" в гражданском. Впрочем, какое там "Ликино": в сообщении, пришедшем на её имя, прямо указывалось, что разместят её с семьёй в городской, а не в базовой гостинице. Если информация о происходящем в "Ликино" полная, там сейчас аншлаг - прибыли ближайшие родственники практически всех волговцев и базовая гостиница оказалась перегружена. Потому обычное дело - размещение всех остальных прибывших на базу в городских, а не в базовой гостинице.
  Она ведь, эта базовая гостиница и без того не безразмерная, а там ещё и другие разведкрейсера стоят, с немаленькими экипажами. Так что волговцы привычно умеряют свои потребности, не желая выходить за строгие рамки. Светлана - такой командир, у которой не забалуешь. Она строгая, но справедливая. И к своим волговцам - требовательная, но - без экстремизма. "Волга" впервые после войны совершила посадку на своей базе и этот момент командование Разведастрофлота Империи использовало на всю катушку, разрешив волговцам пригласить своих близких и родных и на базу, и на корабль.
  Короткое сообщение от Светланы Кибрит получила на свой личный инструментрон. Младшая Стрельцова верна себе - она не нагружает официальные каналы, когда дело касается вот таких вот договорённостей, таких вот встреч. Понимает, что Зина очень занята - у неё и сложные экспертизы, и выезды на места происшествий, и научная работа, и преподавание на Экспертном факультете Центральной Имперской Полицейской Академии. Нагрузка, загрузка. Да ещё и служба. Нет, конечно, она форму носит реже, чем Светлана - всё же эксперту не обязательно светить свои погоны.
  В дверь кабинета постучали.
  - Войдите. - спокойным тоном ответила Кибрит, остановившись у рабочего стола.
  В проёме возникли фигуры хорошо знакомых ей офицеров Полиции России - Томина и Знаменского.
  - Зин, мы в курсе, что ты тут как львица в клетке ходишь кругами. Но все уже собрались, машины готовы лететь по самым прямым маршрутам. - первым шагнувший внутрь обиталища коллеги полковник Томин взял инициативу в разговоре на себя и следователь Знаменский не возразил - оперативник Томин был в своём репертуаре. - У тебя будет предостаточно времени в полёте - лететь больше трёх часов до города, час - до гостиницы, так что подумать обо всём сумеешь капитально. Да и в гостинице - тоже. Ведь отдельный номер. Или? - Александр насторожённо скользнул взглядом по лицу коллеги и подруги.
  - Нет, Саш. - Кибрит опёрлась о столешницу. - С семьёй всё согласовала, изменений и возражений не последовало. Сын посчитал, что ему лететь не обязательно - у него полоса переводных тестирований, а вот муж не утерпел, сказал, что не отпустит меня одну. Так что - я с мужем рядом. Он, знаю, уже придерживает для меня место в машине. - взглянув на коллег, она уловила, что оба поняли несказанное ею вслух. Только вот решить никак не могу - в форме или в гражданском мне быть. Уж извини. Обычные женские заморочки. Вы-то привыкли...
  - Ну так я, как видишь, в гражданском. Хотел, конечно, в отпускном наряде - футболку с шортами приготовил, а потом подумал - слишком уж это по-пляжному выглядеть будет. Света-то нас сразу на корабль потащит, конечно, посмотрим и космодром, и ангар, куда же без этого. А там такой "отдыхальный" вид не особо интересен и приемлем. - он прошёл по кабинету, остановился над сумками. - Зин, я же просил... - недовольно протянул Томин, обозревая четыре сумки. - Ты, я понимаю, всего набрала, в том числе и для дрессировки местных экспертов, но...
  - Саш... - Кибрит выпрямилась, повернулась к фотографии семьи, висящей на боковой стене кабинета. - Привычка. Сам понимаешь. Подозреваю, что Светлана не переключилась до сих пор на режим мирного восприятия окружающего мира. Ну и я вот - тоже самое. Ты же знаешь мой принцип - всё своё вожу с собой. Вот. Пока что у меня другого нет и я пока переключаться не стала.
  - Помогу, Зин. - Томин сграбастал сумки, направился с ними к выходу, на ходу обернулся, чуть замедлив шаг. - Зин, мы не будем возражать. Ты в форме - сногсшибательно красива. - он поймал взглядом довольную улыбку коллеги-эксперта. - И Светлана будет рада увидеть тебя во всём служебном блеске. Полковник полиции России - что ни говори - звучит и впечатляет. Звание ты получила всего декаду назад, так что вполне ещё можно порадовать Светлану. Пофорсить - тоже. Ты это умеешь. И умеешь - хорошо.
  - Уверен? - хитро прищурилась Кибрит, подходя к своему коллеге и другу.
  - Убеждён, Зина. - Томин перешагнул порог кабинета. - Всё. Возражения и задержки - не принимаются и не воспринимаются. Жду в машине. Тебе там кресло-трон приготовили. Как в перине будешь сидеть. Отдохнёшь, подумаешь. - он свернул влево и скрылся из вида.
  - Саша добрый. - тихо сказала Зинаида. - Сколько его знаю, Паш, всегда удивляюсь, как он умеет сохранять в себе такую доброту при его-то работе. - она повернулась к стоящему у книжного шкафа полковнику Знаменскому. - Ты тоже считаешь, что мне лучше прилететь в город в форме? - она чувствовала, что должна отвлечь друга и коллегу от очередного витка нелёгких воспоминаний и размышлений, но одновременно понимала, что её усилия увенчаются слишком незначительным успехом. И не ошиблась:
  - Почему нет? - глухо сказал Знаменский. - Если захочешь - в машине переоденешься. Здесь проблем не будет.
  - Тогда - пойдём, Паш. - тихо ответила Кибрит, беря Знаменского под руку. - Ксения ждёт, не надо её заставлять волноваться. - добавила она, выходя в коридор и закрывая дверь кабинета на код.
  В салоне она села рядом с Ксенией и Павлом. Села не в тот флайер, в котором для неё было приготовлено место, "забронированное" мужем. Знала - её присутствие рядом нужно будет обоим Знаменским. Слишком свежа была потеря.
  Облачённая в строгое чёрное платье, Ксения Петровна Знаменская мёрзла, потому куталась в тяжёлую шаль. Сейчас в ней мало кто из коллег с лёгкостью узнал бы строгого генерал-майора Службы Имперской Охраны, одну из лучших специалистов по поиску уязвимостей в системах обеспечения безопасности.
  Павел Павлович подвинулся в кресле, приобнял жену, но она не стала менять позу, не расслабилась. Зинаида Яновна знала, что сын Инги - маленький Валентин остался рядом с отцом - Георгием Петровичем Веденеевым - начальником Инструкторского Отдела эскадры дальних перехватчиков. Георгий увёз сына на Луну, на базу перехватчиков. Сейчас быть на Земле, в России, для них обоих слишком тяжело - их тянуло быть поближе к космосу, где, защищая почти безоружный конвой от атаки десантного транспорта Жнецов, погибла Инга. Кибрит не сомневалась - Светлана Стрельцова в курсе мельчайших подробностей случившегося, но, конечно же, не будет почти ничего рассказывать ни Ксении, ни Павлу.
  Три флайера взяли курс на "Ликино".
  
  Светлана Стрельцова. Встреча с родными на базе "Ликино"
  
  - Света, ты слишком напряжена. - в кабинет дочери в командирской каюте вошла Валентина. - Я понимаю, ты волнуешься о Джоне...
  - Не только, мам. Ты же сама понимаешь, у меня предостаточно всяческих оснований для того, чтобы волноваться. Сейчас я больше волнуюсь, потому что через несколько часов сюда прибудут братья, затем вообще начнётся паломничество, включая Знаменских с Томиным и Кибрит.
  - Да, это тяжело. - помолчав, согласилась старшая Стрельцова. - И как мыслишь?
  - Придётся встречать. А для этого мне надо будет...
  - Да не надо тебе ничего будет. - Валентина присела в стоявшее у стены кабинета кресло. - Ты - командир, у тебя - полно толковых и знающих помощников. В конце концов - ты встречаешь не незнакомых людей, а родных. Понимаю, что у тебя душа не на месте, тебе хочется увидеться с Джоном...
  - И это тоже есть. Но я также чувствую, что Знаменские из меня собираются душу вынуть, но докопаться до того, что случилось реально с Ингой.
  - Их право, доча. Если они хотят это знать - я не вижу причин это им не рассказать.
  В кабинет быстро, даже стремительно вошла Аликс. Кивнув Валентине, старшая киборгесса подала Светлане включённый ридер. Пробежав взглядом текст на экране, младшая Стрельцова положила ридер на столешницу и киборгесса устроилась в другом кресле, стоявшем у стола.
  - Вот, мам. Аликс принесла мне расчасовку прибытия наших... - тихо сказала Светлана. - График достаточно свободный, но этим придётся заниматься до вечера.
  - Так за чем же дело встало, Света? - подняла на дочь взгляд старшая Стрельцова.
  - Наверное, ты права. Может и стоит часть забот перепоручить кому-то...
  - Свет, я могу с дочерьми часть твоих встретить. Скажи только, куда проводить. - Аликс сверкнула глазами, повернув голову к командиру крейсера, сидевшей за своим рабочим столом.
  - Спасибо, Али. - Светлана взяла ридер, подхватила из углубления на столешнице стилус. - Тогда смотри. - она вполголоса обрисовала киборгессе предварительный план. - Я буду тебе очень благодарна... Не чувствую себя спокойной. Потому не хочу волновать своим неуравновешенным видом и состоянием наших...
  - Сделаем, Света. - старшая киборгесса встала и быстро вышла из командирского кабинета, прикрыв дверь.
  - Уф. - Светлана поднялась с кресла, прошлась по кабинету, остановилась у иллюминатора. - Не понимаю, что со мной... Или я действительно не могу переключиться на мирный график работы, или... Наверное, меня просто напрягает предстоящая встреча.
  - Что и говорить особо, доча. Встреча действительно необычная. Впервые за много лет наша семья встречается в столь расширенном составе. Но зато и повод есть. - Валентина подошла к дочери, приобняла её за плечи. - Хороший повод.
  
  - Посмотри, нас, похоже, встречают. - сказал Семён, когда флайер приблизился к ангару, где, согласно полученной с командно-диспетчерского центра космодрома, стояла "Волга". - Это ведь те самые киборгессы. Все трое - мама и её две дочери. Красотки!
  - Ага. - поддакнул Михаил, делая круг над ангаром. - Интересно, куда Светланка приказала им нас отконвоировать.
  - Ну зачем сразу отконвоировать? - усмехнулся Семён. - Проводить разве что. Да ещё мягко. Да, я помню, что они - роботы, но мы вроде бы перед Светланой не проштрафились ничем, чтобы им становиться неласковыми по отношению к нам обоим.
  - Может быть. - старший брат опустил машину на плиты приангарной "дорожки", открыл "фонарь" кабины и встал. - Приветствую вас.
  - Здравствуйте, Михаил. - первой к машине приблизилась старшая киборгесса. Зара и Лекси последовали за ней, но держались в двух шагах от матери, отдав ей первенство и, видимо, право вести гостей. - Здравствуйте, Семён. - она кивнула второму брату, вставшему со своего места и намеревавшемуся перешагнуть через борт. - Выходите, пожалуйста. Мы машину на автопилоте отправим на стоянку. Вещи, если потребуется, доставят на борт фрегата или в гостиницу - как Светлана скажет. С ней, кстати, сейчас рядом её мама. - киборгесса подождала, пока братья покинут машину и подойдут ближе. - Идёмте. - Аликс развернулась на месте и, не оборачиваясь, направилась к ангарным воротам, охраняемым двумя вахтенными. Михаил и Семён, рассудив, что вещи могут подождать в машине, пошли следом за старшей киборгессой. Семён, оглянувшись, увидел, как Зара набирает на клавиатуре своего инструментрона несколько команд и флайер, повинуясь им, отлетает на стоянку, расположенную за пределами ангарной площадки.
  - Светлана, вы правы, Михаил, волнуется. - сказала Аликс, когда гости вошли в ангар и поднимались по трапу к входным шлюзам крейсера. - Ей не нравится, что Джон не смог быть сейчас рядом с ней и она беспокоится о том, что не сможет всем своим родным уделить достаточно внимания - подготовка к получению ранга продолжается и ей необходимо активно участвовать в этом процессе. - Старшая киборгесса указала на командирский коридор. - Света сейчас в своей командирской каюте, в кабинете. Вторая дверь налево от входной двери. Извините, нам надо вернуться к площадке.
  - Спасибо вам, Аликс. - Михаил пропустил вперёд Семёна. - Распакуй цветы. Оба букета.
  - Сделано. - брат легонько встряхнул "веники". - Порядок. Открывай дверь.
  - Угум. - Михаил взялся за ручку, дверь скользнула в сторону. - Света, привет. - он первым переступил порог, подавая сестре букет и отступая в сторону, чтобы Семён мог вручить свой букет маме. - Окопалась в своём кабинете, как командарм в блиндаже.
  - Работа, Миш, такая. - Светлана обняла и расцеловала старшего брата, потом обняла и расцеловала младшего, не отпуская старшего. - Я рада видеть вас обоих здоровыми и целыми, братики. - она помедлила. - Давайте без чинов, а?
  - Как скажешь. Ты ведь в этот раз - главная причина встречи, так что тебе - и карты в руки. - усмехнулся Михаил.
  - Присаживайтесь. И рассказывайте. - Светлана отпустила братьев из своих объятий, позволила им сесть на диван. - По-простому, братики, по-простому. Без протокольщины.
  - Ну, раз без протокольщины... - улыбнулся Семён. - Тогда, если позволишь, начну я. - он посмотрел на тихо беседующего с матерью Михаила. - Ну, в общем...
  
  Светлана слушала брата внимательно, изредка искоса посматривая на Михаила, продолжавшего свой уже казавшейся ей бесконечным разговор с мамой. Ладно, пусть. Миша и так слишком занятой человек, пусть хоть сейчас в присутствии брата и сестры отведёт душу за откровенным разговором с мамой, ведь он знает, что никто - ни Светлана, ни Семён не будут проявлять никакого интереса к тому, что он говорит и что ему отвечает мама. Пусть поговорят.
  Отец улетел на космодромном флайере в городскую гостиницу. Что ему там понадобилось - не говорил, но если ему надо - значит, надо. Пусть. Семён всегда любит детализацию, его интересно слушать, да и не только слушать. - Светлана достала ридер, черкнула пару строчек стилусом на экранчике. - Заметки по поводу тоже надо делать. Хорошо, что братья прилетели следом за родителями - это хоть немного, но успокаивает. Интересно, кто там в списке Аликс следующий? - она задумалась на несколько секунд, вспоминая. - Дед Георгий. Настоящий Каменный Гость или Командор. Да, он строг, жестковат немилосердно, немногословен, но зато... зато ей он дорог... По многим причинам. Не только потому, что он её дед. Наверное, папа улетел в город в гостиницу и потому, что хочет подготовить номера для дальних родственников в самом лучшем виде. Помогает он ей. Ведь ничего не сказал о причинах, побудивших его лететь в город, а сейчас она чувствует - он и этим там займётся. Делает всё, чтобы ей было полегче, поспокойнее, чтобы она не так сильно напрягалась, не так сильно волновалась. Как любой достойный мужчина, он выражает свою любов делом. Да и дед Георгий не будет здесь, на космодроме, останавливаться, он наверняка обоснуется в гостинице, а здесь будет бывать наездами - с утра до вечера, а если будет нужно - то и сутками. Звание и должность... обязывают, но не только они. Он тоже ей... поможет.
  
  - Товарищ адмирал. - голос адьютанта вырвал Георгия из тумана дремоты, густо смешанного с маревом воспоминаний. - Мы уже миновали границу космодрома, выходим на "коробочку". И нас уже встречают. - офицер указал на экран видеотерминала. - Те самые трое киборгесс.
  - Ага. Аликс и её дочки. Зара и Лекси. - сказал Георгий. - Видимо, Света им поручила заниматься встречей.
  - Докладываю: нам уже приготовлены номера в городской гостинице. - адъютант подал ридер. - Вот - данные. Бронь - на любой срок. Считая с сегодняшних суток, адмирал.
  - Это хорошо. Но сначала - встреча со Светой. - кивнул офицер, окончательно пробуждаясь и садясь в кресле поудобнее. - заканчивай "коробку", киборгессы ждать не будут, нам ещё на борт корабля подниматься, а это - минут десять.
  - Есть, адмирал. - адъютант кивнул и направил машину по пологой траектории к земле, где уже горели четыре вешки, обозначавшие посадочную площадку для прибывающего транспортного средства.
  - И ещё. Моя внука не любит излишнего чинопочитания, так что пока не прижмёт - давай без чинов, Олег.
  - Хорошо. - адъютант посадил машину, открыл дверцы.
  Выходя из флайера, адмирал немного пожалел, что у него только трое суток на то, чтобы пообщаться со Светланкой и с другими Стрельцовыми. Он уже ощущал нутром столько интересного и полезного, а тут - трое суток. Декады может не хватить.
  Отбросив колебания, он шагнул навстречу киборгессам. В шедшей впереди он безошибочно узнал Аликс - легенду Цитадели.
  - Здравствуйте. - киборгесса протянула ему руку. Он осторожно и не слишком сильно пожал её, отпустил. Аликс кивнула. - Мы проводим вас в командирскую каюту, Георгий. На борту уже родители и братья Светланы.
  - Вы со мной, Олег. - чуть обернувшись к подошедшему адьютанту, бросил адмирал. - И не отнекивайтесь. - он уловил согласный кивок старшей киборгессы. - Светлана будет рада. Потом по обстоятельствам - будем посмотреть.
  Олег кивнул, не решившись противоречить и вскоре шагал следом за младшими киборгессами. Адмирал шёл впереди рядом со старшей киборгессой. Позади остались огромные ворота ангара, открытые едва ли на четверть, под ногами заструился трап, уходивший к шлюзовым порталам корабля. Крейсер стоял в ангаре, тускло освещённый прожекторами. Вокруг сновали люди, подготовка к сертификации и присвоению ранга продолжалась и была, судя по всему, в самом разгаре. Наверное, всё же комиссия Имперского Регистра прибудет уже после того, как адмирал вернётся на линкор и покинет Землю.
  - Деда! - из-за поворота, оттуда, где располагались ленты лестниц, выбежала Мария. - Приехал! - девочка и не заметила, как оказалась на руках гостя. - Саша сейчас в двигательном, его от железок не оттащишь.
  - А ты-то откуда сбежала? - усмехнулся Георгий.
  - Я? Я почувствовала, что ты уже на борту и бросила расшифровку очередной порции информации из "штыков". Явик очень просил поторопиться с расшифровкой. - она улыбнулась. - Но он поймёт.
  - Взрослая ты совсем стала, Мари. - Георгий перешагнул порог командирской каюты. - А вот и хозяйка. - он внимательным взглядом окинул вставшую на пороге командирского кабинета внучку. - Здравствуй, Светлана!
  - Здравствуй, дед Георгий. - тихо сказала младшая Стрельцова, заключая адмирала в крепкие объятия. - Рада тебя видеть.
  - Взаимно. - адмирал обнял внуку одной рукой, не выпуская Машу и той это очень понравилось - она в свою очередь обняла маму и деда. - Сидишь в кабинете?
  - Да. Братья тут и мама. - Светлана отшагнула в сторону, давая возможность адмиралу войти в кабинет. - Извини, мы тут в полумраке сидим.
  - Ничего. Я привык к полумраку. Это для меня теперь вроде как рабочий уровень освещения. - адмирал опустил Машу на пол, подтолкнул к креслу. - Садись, Маш, поприсутствуй.
  - Ой. А можно?! - усмехнулась девочка, занимая кресло.
  - Можно. - серьёзно ответил Георгий, обмениваясь рукопожатиями с Михаилом и Семёном. - Если мама, конечно не против. - он поцеловал руку Валентины, сел в свободное кресло. - Я, наверное, прервал ваше общение?
  - Нисколько, деда. - улыбнулась Светлана, садясь в кресло рядом с адмиралом. - Собственно, мы уже почти закончили. - она взглянула на киборгесс, перевела взгляд на стоящего у дверей кабинета адьютанта. - Олег, присаживайтесь тоже.
  - Спасибо. - офицер сел в кресло, становясь удивительно незаметным.
  Киборгессы, убедившись, что всё в порядке, вышли из кабинета, прикрыв за собой дверь.
  Несколько минут - и Светлана подтверждает администратору городской гостиницы прибытие адмирала и его адьютанта, договаривается о предоставлении стоянки для служебного адмиральского флайера. Глядя на внучку, сосредоточенно орудующую клавиатурой инструментрона, адмирал ещё раз остро пожалел, что у него только три дня.
  В кабинет матери тихо просочился Александр, подошёл к деду, поручкался с ним, присел на диван. О чём-то спросил Олега, тот ответил, между ними завязался разговор. Адмирал прислушивался к разговору между Светланой и Михаилом с Семёном, Валентина погрузилась в чтение поданного дочерью ридера - там, вероятно, было много больших файлов, на чтение которых нужно было потратить не менее получаса. Спокойная, ненавязанная обстановка - как раз то, что нужно. Никакой официальщины, строевщины. Умеет Светлана. Нет, конечно, потом будет и экскурсия по кораблю, и экскурсия по базе - всё это будет. А главное - будет общение.
  Маша подошла к сидевшему в кресле адмиралу, тот подвинулся, девочка села на освободившееся место, склонилась, устраиваясь поудобнее, к гостю, достала ридер, активировала экран. Георгий и сам не заметил, как включился в обсуждение интересной проблемы, имеющей отношение к астрофлоту Империи. Да, Маша определённо может дать сто очков форы любой своей ровеснице. Хотя... Чего же ещё ожидать от ребёнка, раннее детство - да и не только раннее - которого прошло в окружении трёх ИИ - Аликс и обеих её дочерей. Когда на любой даже самый заковыристый ребячий вопрос следует развёрнутый точный ответ - поневоле озаботишься уровнем своих собственных знаний. Вот Маша и озаботилась. Стала гуманитарием. А Саша - избрал стезю военного. Немудрено сделать такой выбор, когда твоё раннее детство прошло в окружении настоящей галактической войны. Он - мальчик, ему оружие и всё, что с ним связано - ближе, чем Маше. Хорошо, что в семье младших Стрельцовых растёт воин. Значит, традиция продолжает жить.
  
  Устим Маркович спрятал рамку с портретом Светланы в сумку. Скоро, совсем скоро он встретится с самой Светланой. Хорошо бы, если она его встретит, а не встретит - так его встретят её коллеги и сослуживцы - он в обиде не внучку не будет. У неё сейчас - ответственный момент: сдача нормативов на присвоение кораблю ранга. Скорее всего, "Волга" получит первый ранг - по всем мыслимым критериям она этого высокого ранга полностью заслуживает. Решать, конечно Комиссии Имперского Регистра, но... критерии открыты, любой имперец может с ними ознакомиться, потому никаких аппаратно-чиновничьих игр не предвидится. Тем более - на борту аж три ИИ со своими автономными самоходными платформами. При такой поддержке подготовка будет выполнена не иначе, как на пять с плюсом.
  По данным, указанным в сообщении, пришедшем на капитанский инструментрон несколько минут назад, на "Волге" уже есть гости - родители Светланы и её оба старших брата. Младший, Кирилл, как всегда, задерживается. Уже прибыл адмирал Георгий, но у него, как указывалось в сообщении, только три дня на всё про всё. Мало, конечно, но - служба, её интересы тоже очень важны. Линкор "Двина" - важный и нужный корабль, а сейчас, после войны, мощные корабли - на вес золота. Они не должны простаивать, они должны приносить пользу.
  На экране локатора высветился курс, предложенный командно-диспетчерским центром космодрома "Ликино". Отправив на КДЦ квитанционное сообщение с согласием следовать предложенному курсу, Устим Маркович отключил автопилот и взял управление на себя. Хоть он и не профессиональный пилот, но во время войны приходилось и летать на флайерах, чтобы прикрывать морские и океанские корабли с воздуха от атак Жнецов. Так что наловчился.
  Посадив машину на указанном КДЦ "пятачке", Устим Маркович открыл "фонарь" кабины, вдохнул космодромный воздух полной грудью и прислушался к симфонии здешних звуков. Интересно. И необычно. Очень напоминает большой порт на побережье океана, но, конечно, есть свои отличия.
  Задумавшись, он и не заметил, как к флайеру подошли три девушки.
  - Устим Маркович? Здравствуйте. Мы - за вами. Я - Аликс.
  - Здравствуйте, Аликс. - капитан встал, выходя из машины и поворачиваясь к киборгессе.
  - Здравствуйте. - Аликс кивнула и улыбнулась, когда гость церемонно поцеловал ей правую руку. - Это - мои дочери. Зара и Лекси.
  - Здравствуйте. - капитан поклонился младшим киборгессам. - Э-э-э, Аликс, только вот не надо хватать мою сумку. Я вполне в состоянии...
  - Вы - гость, Устим Маркович. - сказала киборгесса, открывая фонарь кабины пошире и намереваясь добраться до сумки как можно быстрее.
  Капитан успел положить руку на сумку первым:
  - Я-то гость, это верно. А вы - женщина. Потому со своей сумкой я управлюсь сам.
  Аликс кивнула, отступая на два шага. Поняв, что ни старшая, ни младшие киборгессы больше не проявляют повышенного интереса к его багажу, Устим Маркович вынул сумку и закрыл фонарь кабины флайера.
  - Гм. Ведите, Аликс. Я правильно понимаю, Света на борту?
  - В командирской каюте, капитан. - улыбнулась старшая киборгесса, отходя от машины и поворачиваясь к воротам ангара. - Прибыли её родители, старшие братья и Георгий.
  - Ясно. - Капитан вступил под своды ангара, ответил на уставные приветствия стоявших у ворот вахтенных.
  Несколько минут - и он переступает порог командирской каюты. Корабль ему понравился: большой, красивый, ухоженный. Во всём чувствуется женская рука - чисто, опрятно, но без излишеств.
  - Деда! - в холл из кабинета вышла Светлана. Следом за ней вышли Валентина, Василий, Михаил, Александр, Мария.
  - Надо же! Все меня встречают! - усмехнулся Устим Маркович, обнимая и целуя внучку. - А я уж вознамерился к тебе, Света, в кабинет идти.
  - Да мы просто решили немного сменить обстановку, деда. - Светлана отлепилась от Устима Марковича. - Садитесь, где кому удобно! - подождав, пока все Стрельцовы усядутся в кресла, на диван, на банкетки, она выдвинула из-за рабочего стола своё кресло и тоже села. - У меня через четверть часа - командирский обход корабля, я думаю совместить его с экскурсией. Так что пока можем посмотреть короткий фильм о "Волге". - она набрала на настольном инструментроне несколько команд и холл командирской каюты погрузился в полумрак. Засветился экран. - Снимала не только я, но и многие другие волговцы, в том числе и киборгессы. - она знаком попросила Аликс и её дочерей сесть в кресла. - Вахтенные проследят. - уточнила она, поймав согласный кивок старшей киборгессы.
  Фильм Устиму Марковичу понравился. Многое ему стало ясно, понятно. Многие вопросы отпали сами собой. Конечно, он желал бы получить больше информации и теперь он был уверен - он получит эту информацию. Он будет говорить со Светланой много и долго, всё же отпуск у него длинный, целая декада. А если что - помощник справится. Ему, его первому помощнику, тоже надо совершенствоваться, расти. Вот если будет необходимость в очередном рейсе - его проведёт экипаж под руководством первого помощника. Самостоятельный рейс будет хорошим дополнением к послужному списку второго после капитана человека на борту.
  Смотря на экран, Устим Маркович изредка взглядывал на Светлану. Внучка давала короткие пояснения, изредка поясняли события, происходившие на экране и киборгессы. Да, с такой поддержкой внучка явно не одинока. Да, собственно, теперь она не одинока: рядом с ней - родные люди. Первая послевоенная большая встреча. Хорошо, что для неё есть повод - Светлана вернула корабль и экипаж на российскую Землю. Корабль и экипаж, ставшие неотъемлемой частью легендарного Отряда.
  Мэри и Зирда вернулись с прогулки по космодрому. Они отсутствовали несколько часов. Зирда проскользнула из холла в командирскую каюту, через минуту вернулась, Мэри уже подошла к креслу, где сидел Устим Маркович, приязненно обнюхала гостя. Капитан потрепал легонько Мэри по загривку, погладил по голове. Овчарка села рядом с креслом. Зирда устроилась полежать на своём коврике, на её морде в полумраке блеснули капельки воды и Устим Маркович понял - собака не захотела мешать просмотру фильма, потому ушла в кабинет хозяйки, где, вероятнее всего, тоже был приготовлен для неё коврик и поилка.
  А Светлана напряжена. И явно обеспокоена. Понятно чем - она очень хотела вернуться на Землю, в Россию вместе с Джоном. Очень хотела вернуться рядом и вместе с ним. Наверное, командование Российского Астрофлота не возражало бы, если бы "Нормандия" несколько декад провела на космодроме "Ликино". Ведь два корабля Отряда стали практически неразрывным целым: невозможно себе представить "Волгу" отдельно от "Нормандии" - они всегда вместе, всегда рядом. Во всяком случае - в войну именно так и было. Редко когда крейсер действовал отдельно от фрегата. А вот послевоенное время "Волга" встречает в одиночестве - "Нормандия" ушла на свою базу на Иден-Прайм. Да, конечно, базу тоже надо освоить, в этом и сомнений нет, но можно, можно было извернуться и дать возможность двум кораблям и двум экипажам прибыть на российскую землю.
  Потом, конечно, "Нормандию" бы ждали в Британии, там ей тоже приготовлен ангар и посадочная площадка. Не база, конечно, но всё же какая-никакая стоянка с минимумом необходимого. Джон в Британии - национальный герой, известный человек, влиятельный. Но - для него прежде всего дело, а праздненства он привычно отодвигает на потом.
  Сейчас он занят освоением базы на Иден-Прайме. А потом намеревается принять участие в сборе первого послевоенного урожая. Вместе со всеми нормандовцами. Наверное, опять его коллеги совершат нечто необычное. Они это могут и умеют - уникальный экипаж, уникальная команда.
  Мэри тихо направилась к сидящей в кресле Светлане, положила ей голову на колени, прикрыла глаза, радуясь, что хозяйка - теперь рядом, она - не на экране, а вживую рядом. Овчарка уселась рядом с креслом командира крейсера. Светлана продолжала вполголоса давать пояснения по фильму, но теперь её голос потеплел - ей определённо нравилось, что Мэри - её лучшая четырёхлапая подружка - рядом.
  Многое, очень многое в фильме снято киборгессами, особенно Аликс. Это заметно и сама Светлана не скрывает это. Старшая киборгесса и её дочери совсем по-человечески смущаются, когда Светлана в очередной раз отмечает их большой вклад в создание такой документальной ленты. Ни кадра неправды, ни кадра постановки. Всё так, как действительно, как реально было.
  Прошли финальные короткие титры и софиты залили холл мягким рассеянным светом, щадя глаза людей, не допуская резкого перехода к уровню обычного освещения.
  Светлана поднялась со своего кресла после того, как встали все остальные. Овчарки - Зирда, Зорд, Грэй, Мэри - тоже вскочили и, как отметил Устим Маркович, Светлана не стала давать им знак, чтобы они остались на своих местах. Правильно, пусть сопроводят Стрельцовых на этой экскурсии-обходе.
  
  Экскурсия затянулась на несколько часов - гости подолгу задерживались в каждом из отсеков, на каждом из боевых постов, задавали волговцам немало вопросов, выслушивали ответы со всем вниманием. Светлана не торопила никого - она сама внимательно изучала обстановку на каждом рабочем месте, что-то строчила в своём инструментроне, к чему, как отметил Устим Маркович, волговцы отнеслись с полным пониманием. По всей видимости, так командир крейсера действовала не впервые.
  
  Незаметно наступило время обеда и Стрельцовы прошли в офицерскую столовую. Светлана вполголоса переговорила с вахтенными, те быстро провели гостей к свободным столам, предложили занимать места кто где хочет. Когда начался обед, Светлана представила офицерам корабля всех гостей, Устим Маркович отметил, что этому представлению стали свидетелями и старшины и рядовые военнослужащие крейсера - они всё происходившее в офицерской столовой видели на экранах в своей столовой. Обед не затянулся - Стрельцовы были в курсе традиций, царящих на крейсере, потому через пятнадцать минут переместились в солдатско-старшинскую столовую, где провели тоже четверть часа. Капитан сухогруза отметил про себя, что рядовым членам команды и экипажа корабля гости пришлись по душе. Да и он сам выбрал себе возможных собеседников и среди офицеров и среди старшин, и среди рядовых членов экипажа. Будет с кем перемолвится за эту декаду. Интересный корабль, интересный экипаж. Значит, пребывание на борту будет насыщенным, полезным и ценным.
  После обеда все Стрельцовы в сопровождении овчарок вернулись в командирскую каюту. Светлана, извинившись, накормила собак, затем прибрала миски и поилки, отметив, что почти все собачата завалились поспать, вернулась в своё кресло.
  - Доча... - к просматривавшей на экране инструментрона поступившие документы подошла Валентина. - Тут мне Аликс сказала...
  - Да, мам. Я знаю. Скоро прилетает Игорь. - генерал подняла взгляд на подходившую старшую киборгессу. - Али, я его встречу сама. А ты проследи тут пока за всем. Лады? - тихо спросила младшая Стрельцова.
  - Лады, Света. - в тон ей так же тихо ответила Аликс. - Иди, времени до прилёта осталось мало.
  - Иду уже, иду. - Светлана поднялась с кресла, вышла в коридор и вскоре была уже возле ангара. Вахтенные козырнули командиру корабля, она, отзеркалив, направилась к осветившейся "рамкой" стояночной площадке - именно туда должен был опуститься флайер, на котором должен был прилететь Игорь.
  Как-то раньше она особо об Игоре не задумывалась. Попрощалась с ним, посчитала, что дальнейшие взаимоотношения с ним для неё - несущественны, а значит, не нужны. Прошла войну с Жнецами, вернулась на Землю, и вот - решила написать. Пригласить. Сама точно не знала, почему и для чего. Хотя, с другой стороны - он же не чужой для неё человек. Теперь он - реаниматолог, работает в системе Службы Скорой Помощи. На его счету - тысячи спасённых жизней. Да, Игорь Сергеевич Ваганов для неё - Светланы Васильевны Стрельцовой - первая любовь. Человек, с которым связана её личностная инициация. Он женат, у него тоже - сын и дочь. Дети родились не одновременно, с интервалом.
  О жизни Светланы он, конечно же, многое знать просто не мог - она ушла в Звёздную Академию, затем - Спецфакультет, что ещё больше сократило объём доступной информации. Она написала ему, едва "Волга" вернулась на Землю, в Россию. И сейчас начинает понимать, видя, как над космодромом заходит на "коробочку" флайер - она поступила правильно. Игорь для неё важен. Потому что он - часть её жизни. Хорошая, важная часть.
  Ожидая, когда флайер закончит выполнение "коробочки" над полем космодрома, Светлана взглянула на экран инструментрона - КДЦ "Ликино" уже прислал сообщение о том, что на подходе к космодрому находится истребитель, пилотируемый Валерием Степановичем Стрельцовым - Светланиным прадедом, генерал-полковником авиации.
  Задумавшись о прадеде, она и не заметила, как Игорь подошёл к ней вплотную. А в руках у него был роскошный букет. Те цветы, которые она любила тогда и любит сейчас. Через столько лет.
  Он подал ей букет, она приняла его, вдохнула аромат живых цветов, улыбнулась, спрятав лицо наполовину в букете. Её глаза сверкнули радостью, счастьем, довольством, а Игорь, отступив на шаг, уже осторожно брал её правую руку. Как когда-то в детстве. Только он так умел брать её руку для того, чтобы осторожно поцеловать запястье. Не тыльную сторону ладони, как большинство мужчин, а запястье. Да, Джон тоже часто целует ей запястье руки, а не тыльную сторону ладони, но... Так целовать умел и умеет только Игорь.
  - Спасибо, Иг. Здравствуй. - Светлана опускает букет, улыбается свободно, открыто, весело. Игорь улыбается в ответ. - Можешь меня поцеловать - я протестовать не буду.
  - Правда? - улыбка у Игоря стала шире и яснее. - А с Аллой познакомишь? Я её знаю по публикациям и результатам врачебно-лечебной деятельности, но... очень хочу познакомиться лично и поучиться.
  - Врачебно-лечебной... - фыркнула Светлана. - Сухарь ты, Игорь. Небольшой такой сухарь. - она помолчала, давая гостю возможность обнять себя и поцеловать. Не в губы, конечно. По-дружески, в щёку. Игорь, как она убедилась, ограничения Светланины знает, помнит и не собирается их нарушать. Потому младшей Стрельцовой спокойно и комфортно. - Ладно, познакомлю. Идём. - она повернулась к ангару. - В городе ты уже был, знаю. Как номер?
  - Полностью устраивает. - Игорь, взяв сумку из флайера, закрыл кабину и поравнялся с идущей к ангару Светланой. - Спасибо, что встретила.
  - Извини, на космодроме в гостинице мест нет - прибудут ещё два крейсера разведки через несколько дней. Места пришлось отдать им.
  - Да я понимаю. - Игорь переступил порог ангара. - Красавица. - сказал он, обозревая крейсер, освещённый тускловатыми прожекторами.
  - Спасибо. Рада, что тебе нравится. - Светлана увидела спускавшуюся по трапу Аллу. - А вот кстати и наша главврач, Алла Селезнева. - она подождала, пока женщина спустится на плиты ангарной палубы и подойдёт ближе. - Ал, познакомься, Игорь Сергеевич Ваганов, врач-реаниматолог.
  - Очень приятно. - Алла подала гостю руку, тот пожал её. - Ого, посещаете спортзал раз в два дня?
  - Стараюсь. - смутился Игорь. - Извините, немного не рассчитал.
  - Ничего. - главврач крейсера усмехнулась Светлане. - Свет, я забираю этого силача. Думаю, он сможет у меня пообедать. В Медотсеке. - она взяла гостя под руку. - Потом верну тебе. В целости и сохранности. Идёмте, Игорь Сергеевич. - она повлекла гостя к трапу. Светлана, повернувшись, вышла из ангара. Над космодромом заходил на посадку истребитель - Валерий Степанович прибыл.
  
  Пробежав метров двести по ВПП, истребитель зарулил на стоянку. Генерал-полковник не торопился, знал, что Светлане ещё надо как минимум десять минут, чтобы дойти до стояночной площадки. А пока можно откинуть фонарь, отключить не нужные на земле системы, оглядеться. Да, космодром "Ликино" постоянно модернизируется. Немудрено, ведь здесь базируются лучшие или, точнее, одни из лучших экипажи разведывательных крейсеров, которые тоже регулярно проходят модернизацию. Пройдёт совсем немного времени - и Светлана также отдаст приказ о проведении модернизации своей без малейших натяжек, "Волги". Для этой модернизации уже готовятся условия, техника, ресурсы.
  Полёт в "Ликино" прошёл нормально. Валерий Степанович был доволен - машина показала себя с самой лучшей стороны. Багаж разместился во второй кабине, там, где сидела когда-то Светлана. Да, попотели тогда техники на аэродроме, подбирая ей костюм и скафандр. Но справились. И Светлана была рада летать с дедом. Прадедом она и не называла его никогда. Во всяком случае - ни вслух, ни письменно. Только - дедом. Ему нравилось летать с внучкой. Не только в тренировочной зоне, но и на маршруты. Поняв, что её не будут ограничивать "лёгкими" полётами, Светлана обрадовалась. И сделала окончательный выбор в пользу армии. Хотя... Он её гонял тогда - сильно. Как всегда пытался проверить - а может, откажется? Всё же армия - даже для мужчины не сахар, а тут - женщина. И ведь не только он лично гонял - у него и других забот и хлопот хватало. Гоняли Светлану и его коллеги. Нагружали. Испытывали. А она была этим нагрузкам только рада. Не только физическим, но и умственным нагрузкам рада.
  Потом рядом с ней стал летать младший брат, Кирилл. О котором Светлана всегда очень заботилась. Они понимали друг друга с полувзгляда, с полуслова. Кирилл, конечно, как и положено мужчине, страховал Светлану, помогал ей. И она принимала его помощь. Иногда принимала. А трудные полёты по маршрутам, может быть, помогли Кириллу сделать свой выбор - стать военнослужащим, офицером. И только потом - военным историком, человеком, имеющим полное право писать о военном житье-бытье.
  А вот и Светлана. Всё, надо вставать, трап уже развернулся - на этой машине есть свои трапы, а на других... Ничего, он не старый, с двух метров спрыгнуть вполне может безопасно и быстро. А если понадобится - и с большей высоты спрыгнет.
  - Деда, здравствуй! - Светлана подошла, обняла гостя, поцеловала в щёки троекратно, отслонилась, внимательно оглядела лицо. - Как долетел?
  - Нормально, Света. - генерал-полковник обнял внучку, легонько приподнял. - Ух ты! Большая стала, взрослая!
  - Куда ж я денусь-то? - улыбнулась младшая Стрельцова. - Деда, не беспокойся. - она молнией взлетела по второму трапу, вытащила тюки с одеждой и сумки из второй кабины, закрыла её фонарь, спустилась вниз, уложила багаж на подлетевшую тележку. - Знаю, думаешь, где сможешь переодеться. В ангаре крейсера, там, где стоят челноки. Заодно и с коллегами пообщаешься. Мешать не буду.
  - Ты не помешаешь, Света. - приобняв внучку, Валерий Степанович пошёл следом за летевшей чуть впереди гравитележкой. - Я уже в курсе того, кто успел прибыть.
  - Да? Ты расскажешь последние новости?
  - Угум. - Валерий Степанович, пока они шли к воротам ангара, коротко поведал внучке о том, что произошло в его подразделении за последние месяцы. - Вот так вкратце.
  - Ладно. Тогда и я взаимообразно, деда. - Светлана козырнула вахтенным, те учтиво откозыряли ей и гостю - уже знали, кто он по должности и по званию, потому откозыряли в полном соответствии с уставными требованиями. Впрочем, как знал Валерий Степанович, они всегда блюли уставные требования - Светлана была хоть и внешне мягким, но внутренне - очень требовательным и въедливым командиром.
  Коротко познакомив гостя со своими коллегами - техниками и инженерами, Светлана подождала, пока они помогут генерал-полковнику сменить высотный костюм и скафандр на форменный комбинезон, затем провела гостя на этаж командирского коридора.
  - Заходи, деда. Все уже заждались. - она открыла дверь командирской каюты, пропуская Валерия Степановича вперёд. - принимайте очередного гостя, друзья!
  - О, властелин неба пожаловал! - возгласил адмирал Георгий, поднимаясь и шагая навстречу входившему генералу. - Ну, теперь полный комплект - и космическая и воздушная защита имеется. И даже морская. - он обернулся к сидевшему в кресле капитану. - Присаживайся. - он подвёл гостя к свободному креслу, подождал, пока тот усядется и устроится поудобнее. - Как всегда, задержавшемуся и не прибывшему на обед - штрафной литр безалкогольного напитка! - он принял из рук Зары бокал, подал его гостю. - Пей и рассказывай. А мы все - внимательно послушаем.
  - Внучке я уже рассказал краткую версию. - сказал генерал-полковник, промочив горло фруктовым морсом. - Вам всем расскажу полную. - он посмотрел на Светлану, проходившую в дверь своего кабинета. - За последние четыре месяца...
  
  Войдя в кабинет, Светлана присела на диван. На тускло светившемся экранчике лежавшего на столике ридера выделялись всего несколько позиций. Взгляд младшей Стрельцовой коснулся экранчика. Да. Скоро прибудет в город младший брат, скоро прибудут мамины сёстры и скоро прибудут Знатоки. На этом, собственно, первая часть Встречи, наконец, завершится. Наконец завершится. А ей всё же неспокойно. Нет, она уверена, что Кирилл доберётся до "Ликино" без проблем. И совсем не потому, что она будто-бы там, в городе, оставила ему транспорт или человека с транспортом. Нет. Он - спецназовец, найдёт возможность самостоятельно решить эту небольшую проблему. Да и не проблему вовсе - после такой-то войны! Неспокойствие вызывает прибытие сестёр и Знатоков. Основное такое неспокойствие вызывают именно эти два прибытия. Ну и ещё то, что придётся встретиться не с Таиром Федосеевичем, а с его дочерью и её мужем. Хотя она сейчас очень многое отдала за то, чтобы увидеться именно с дедом Таиром. Она всегда всех своих пра- и ещё энное количество пра- дедов именовала только дедами. Может быть, понимала, что так им будет приятнее и спокойнее - молодит такое наименование, очень молодит. И внешне и внутренне. Вот потому и называла. А может быть, называла их дедами потому, что так было проще и короче, чем путаться в этих коленах родословной. Ведь в конечном итоге, благодаря тому, что люди теперь живут сто пятьдесят лет, уже не так важно постоянное упоминание этих колен в именовании. Люди разных поколений теперь живут в России вместе и рядом, они - едины. Не показно, а на самом деле - едины. Солидный без всяких там скидок возраст Таира Федосеевича не помешал ему остаться мужчиной с большой буквы - взять оружие и встать в строй Уральского Ополчения. А Прасковья Вениаминовна его поддержала. Не могла не поддержать - она ему верила. Верила и любила своего главного друга. Она верила, любила и ждала. Таир Федосеевич погиб с честью. Не сдался, не струсил, не отступил. Его смерть... ослабила Прасковью Вениаминовну. Ослабила, но не сломила. Как там у классиков? Пока из двух любящих людей жив хотя бы один - история их жизни и любви - продолжается. Именно так. Виктория, Герман и Стефания прибудут в Ликино только на сутки. Сейчас они должны как можно дольше быть рядом с Прасковьей Вениаминовной. Поддержать её. Помочь ей пережить потерю. Они - помогут и поддержат. Главное, чтобы они прибыв, смогли отоспаться. А уж за завтрашний день Светлана постарается сделать всё, чтобы они смогли пообщаться со Стрельцовыми в самой полной мере. Может быть, пребывание в "Ликино" поможет им ещё лучше поддержать Прасковью Вениаминовну.
  
  Тихо стукнула входная дверь кабинета. Стукнула, закрываясь. Светлана не стала оборачиваться. Она уже знала, кто вошёл. Деды и прадеды. Воины. Дед Георгий, дед Устим, прадед Валерий.
  - Настоящий мужик был. - тихо сказал дед Валерий, глядя на портрет Таира Федосеевича, светившийся на экране настольного инструментрона. - Помянем его. - он достал из шкафа стаканы, бутылку, открыл, быстро и почти бесшумно разлил. - Света, возьми. - он протянул ей бокал. - Светлая память Таиру.
  - Светлая память всем, кто погиб за родину. - эхом отозвался дед Георгий. Устим Маркович только кивнул. Выпили. Не чокаясь, глядя на портрет. Дед Георгий почти силой усадил Светлану в кресло. Не в рабочее, в обычное, стоявшее в уголке отдыха. Сел рядом. Помолчал. Дед Валерий собрал стаканы и бутылку, вернул их на место в шкаф, закрыл створку, сел в другое кресло. Устим Маркович сел на диванчик-банкетку.
  Светлана обвела дедов взглядом. Воины. Кадровые, настоящие. И она тоже - воин. Для них всех - армия стала жизнью, судьбой. Но сейчас они пришли помянуть особого воина - гражданского, взявшего в руки оружие только по большой необходимости. Воина из народа. Когда народ берёт в руки оружие почти поголовно - это уже другой народ. Это - народ-воин. Готовый либо победить, либо - умереть, но не сдаться врагу, не покориться ему.
  Молчание затянулось. Светлана очнулась первой, протянула руку, активировала инструментрон. Кто там из волговцев сейчас в городе, у кого есть транспорт и возможность вернуться на базу "Ликино" в самое ближайшее время? Ага, есть такие. И не один. И с транспортом. Хорошо. Впрочем... Отметка Кирилла уже движется по шоссе к "Ликино". И рядом нет второй отметки. Раздобыл транспорт? Судя по "баллону" дополнительной информации - купил. Ай да Кира. Сумел таки обзавестись собственным транспортом. Да вдобавок ещё и быстроходным. Наверное, что-то вроде гоночного мотоцикла. У него ведь как всегда - одна сумка, много вещей с собой он, конечно, таскать с собой не любит, хотя, может, конечно, ведь служит-то в спецназе, а там иногда такие задачки приходится выполнять - куда там слонам навьюченым... И, судя по информации КДЦ, его приближение к "Ликино" уже засекли, сопровождают. Значит, пропустят. Подкатит, небось, прямо к дверям ангара. Любит Кира пофорсить при случае. Ладно, пусть. Собственный транспорт - есть собственный транспорт. А она согласится с ним поездить по округе. Вдвоём. Посидят в лесополосе, промчатся по обводной дороге с внутренней стороны охранной зоны. Побывают у всех обелисков, отмечающих места, где стояли блок-посты и усиленные форты... Да разве мало где можно будет побывать, имея такой быстроходный аппарат... Да и в город смотаться можно будет теперь без проблем. Кира определённо - молодец.
  Погасив экран инструментрона и свернув его, Светлана встала. За ней поднялись и мужчины. Вышли из кабинета в холл, присоединились к остальным Знаменским. Завязался разговор. О скором прибытии Кирилла здесь тоже уже знали - Аликс рассказала и даже показала: вот она, сидит в кресле, сворачивает экран. Без улыбки, спокойно, по-деловому.
  
  Кирилл был доволен. Прибыв в город, он с вокзала решил пешком прошвырнуться по основным улицам. Да, он уже знал, что как брат Светланы, он располагает комнатой в базовой гостинице космодрома "Ликино". Светлана, а может быть - и не только она - правильно решила, что ближайшие родственники будут размещены в базовой гостинице космодрома, а остальные - в городских гостиницах. Если Света так решила - это правильно, даже если он сам может снять себе номер в городской гостинице, не особо светя свой офицерский статус и звание.
  Чёрт его потянул пройтись по этой торговой улице. Ведь не планировал он никакой транспорт покупать, думал найти кого-нибудь из коллег Светланы с "колёсами" или "крыльями", упросить взять его и подбросить до ангара. А там он уже разобрался бы, куда идти. Так нет-же, потянуло пройтись по этой торговой улице. Увидел гоночный мотоцикл - и пропал. Зашёл в салон, подошёл, всмотрелся, обошёл несколько раз вокруг этого механического чуда - всё. Сразу обычное решение - без этой вещи я из салона - не уйду. Проверил всё от и до, конечно, вызвав искреннее удивление, а затем - и уважение продавцов и механиков с инженерами. Те сразу поняли - не простой покупатель к ним явился, ох, не простой. Собственно, он и не скрывается. Легендироваться ни к чему. Да, он Стрельцов, да, он младший брат генерала Стрельцовой, командира "Волги", того самого разведкрейсера, что стоит сейчас в ангаре на базе-космодроме "Ликино". Сейчас, по нынешним-то временам - это совсем не секретная информация. Было бы по-иному, он бы нашёл, как залегендироваться. Умеет это делать и знает, как это делается. А пока он полчаса колдовал над выбранным "аппаратом". Вот так, именно аппаратом. И этот аппарат ему с каждой минутой нравился всё больше. Зарядив реактор, он сел, проверил наличие регистрации в базах и, попрощавшись с сотрудниками мотосалона, вылетел за его пределы. Теперь проблема с транспортом была решена и задерживаться в городе не было никакой, ну вот ровно никакой мыслимой необходимости. Теперь он приедет сюда на "аппарате" не один, а со Светланой. И купит ей всё, что она только пожелает, на чём остановится её внимательный и задумчивый взгляд. По-иному и быть не может, ведь это же - Светлана, его старшая сестра!
  Полупустое шоссе бежало под колёса мотоцикла лентой. Широкой, надёжной лентой. Способной принять и гусеничную технику, а при случае - стать взлётно-посадочной полосой и стоянкой для множества флайеров и самолётов.
  Главное - увидеться со Светланой. А потом, конечно, с папой и мамой, с братьями старшими. Он никогда и не задумывался особо о старшинстве - они были равны. Ведь братья. А сестра была всё равно главнее и равнее, потому что - единственная сестра. Единственная. И три брата всегда защищали, поддерживали и помогали Светлане во всём. Потому что она - сестра. А они - её братья.
  Впереди показался шлагбаум первого КПП базы "Ликино". Поднимается "жердь" - знают, кто он, потому - пропускают. Машину, конечно, досмотрели, как и его самого - такой порядок, нечего особо отмечать и обижаться. Безопасность. Стратегический объект. Разведка. Ну и всё такое прочее. Теперь, по указателям на нашлемном экране - к ангару, где стоит "Волга".
  Рокот двигателей мотоцикла становится тише: дорожки здесь - заглядение, только шины шуршат. А так вообще тишину мало что нарушает. Хотя при случае крейсера стартуют прямо из ангаров. Но, к счастью, ничто пока не указывает на такую необходимость, потому вокруг - сравнительно тихо и спокойно. Стрелочки на нашлемном экране спокойно, по-деловому, указывают седоку на мотоцикле, куда следует рулить. Приятно чувствовать власть над таким аппаратом, приятно знать, что он - твой, личный. Настоящий механический друг. Похоже, они нашли друг друга. Именно нашли. Не зря, ох, не зря он свернул на эту улицу, усыпанную магазинами и салонами. Не зря. Вот, обрёл друга. Вполне себе разумного, мощного, сильного друга. Теперь уж он со Светланой погоняет. Нет, конечно, без экстремизма какого. Просто поездит очень быстро - Свету надо беречь от перегрузок. Тем более - нервных. Не на месте душа у неё. Джона нет рядом - и она не спокойна за него. Всегда была, есть и будет неспокойна. Как говорит мама, люб он ей. Очень люб. А уж как она люба ему - и ни в сказке сказать, ни пером описать. Нашли они друг друга - британец и имперка.
  Вот и ангар показался впереди. Обычные огни аэронавигационной безопасности. Куда же без них. Красные яркие точечки. Казалось бы, в эпоху засилья всяческих полей и локаторов такие элементарные светильники - полный анахронизм, но здесь - военный объект и они, эти светильники не выглядят излишними. Мало ли что. Иногда простой топор лучше самого навороченного плазменного резака.
  Мотоцикл останавливается, Кирилл отмечает удивление, изумление и заинтересованность в глазах стоящих у ворот вахтенных.
  - Кира! - руки Светланы обнимают прибывшего гостя, извлекают его с сиденья, поцелуи холодят кожу. Впрочем, почему "холодят"? Нет, они жаркие. Поцелуи сестры. Любимой единственной сестры. - Приехал! Спасибо! - Светлана обнимает младшего брата, сумка уже давно стоит на земле, она закружила его, сильная, гибкая. Он подчиняется её желаниям, её настроению. Пусть. Она рада, значит и он рад.
  Наконец она разжимает объятия, отступает на шаг, обычным внимательным взглядом сканирует его лицо, фигуру. Знаменитый Светланкин взгляд, от которого ничто не укроется. Нет, кажется, в этот раз она не нашла ничего предосудительного и опасного. Её лицо светлеет. Да, день катится к вечеру, скоро начнёт темнеть.
  - Отхватил себе таки друга, да?! - улыбается Светлана. - Не утерпел. Друг друга выбрали по взаимному согласию. - понимающе говорит командир крейсера. - Ладно. - она кивает подошедшему подвахтенному. - Закатите, Валера, этот аппарат внутрь ангара, поставьте к остальным транспортным средствам. - Проследив, как мотоцикл исчезает в воротах, Светлана оборачивается к Кириллу. - Что же ты, Кира?! Идём, все уже ждут, как всегда в командирской каюте.
  - Охотно. - Кирилл берёт Светлану под руку и они шагают к трапу, поднимаются к шлюзу и вскоре переступают почти одновременно, - он инстинктивно пропускает сестру вперёд, - порог командирской каюты. Обычные приветственные возгласы заполоняют холл. Всё. Он среди своих. Среди самых родных и дорогих людей.
  
  Станислав Титов окончил работу с документами. Поднял взгляд от стопки ридеров, выключил экран последнего, файлы которого он просматривал и прави. Успокаивающий свет экрана настольного пультового инструментрона немного рассеивал полумрак вокруг старпомовского кресла в Центральном Посту.
  Уже несколько десятков минут Станислав чувствовал непривычный прилив сил и, параллельно с работой с документами - рутина, куда же от неё денешься, пытался понять, почему он ощущает такой прилив в явно неурочное время. Да, Светлана сейчас в основном занята встречей с родственниками, но как это обстоятельство может быть связано с тем, что он ощущает этот явно необычный прилив сил? Почти всех родственников Светланы он знает хотя бы по её рассказам и по данным, содержащимся в многочисленных базах данных - как офицер-разведчик он мог получить доступ к большинству из них. Как такое может быть? Других причин для проявления этого необычного прилива сил у него просто не может быть - последние несколько часов он был плотно занят обычной корабельной рутиной, ну разве что пообщался немного с первыми прибывшими на крейсер родственниками Светланы.
  Взгляд старпома упал на светившийся на инструментроне список. На нём вахтслужба отмечала прибытие и размещение в "Ликино" и в городе родных для командира корабля людей. "Неохваченными" остались только сёстры матери Светланы и знаменитая тройка ЗнаТоКов с родственниками. По всем известным Титову обстоятельствам ни один из уже прибывших не мог являться ни прямой, ни даже косвенной причиной такого необычного прилива сил. Значит, он был связан с теми, кто ещё не прибыл в расположение. А таких оставалось очень мало. Очень. ЗнаТоКи? Они все замужем или женаты, у них - семьи и дети, а такой прилив сил мог быть связан с очень немногими обстоятельствами. Стоп. Он что - влюбился? Только это чувство могло, по свидетельствам людей, испытавших его на себе, могло стать причиной такого необычного - уж в этом-то второй после командира человек на борту крейсера, постоянно занятый работой с многочисленным экипажем, а не только, конечно же с кораблём, разбирался очень хорошо - должность и положение обязывали - поведения.
  Да, он до сих пор не нашёл себе пару. Собственно, он к этому и не стремился. Может быть понимал, что во время войны кто-то из них двоих - высших офицеров на крейсере - должен сохранять холодную голову для того, чтобы ни с кораблём, ни с его экипажем и командой ничего не случилось. Светлана - женщина, ей чувства и эмоции ближе. Ему, конечно же, ближе логика и расчёт. Потому и держался. Хотя, что теперь особо даже только от самого себя скрывать, варианты были. Но никаких нарушений или превышений стандартов и обычаев он не допускал. Такого, что он испытывал сейчас, тогда, в недалёком прошлом, точно не было. Значит...
  Титов встал. Не дело это - заниматься таким прилюдно, в Центральном Посту боевого корабля. Его вахта закончилась несколько часов назад, он продолжал сидеть здесь, в своём кресле уже по собственной инициативе. Работа с документами, утряска бесконечных вопросов и проблем. Обычная рутина. Оглядев помещение Поста, Титов неспешно прошел к выходному шлюзу. Крейсер - на своей родной базе, идёт обычная работа, его постоянное присутствие в Центральном не требуется. Значит, можно пройти в свою, старпомовскую каюту, где, к слову сказать, он уже давненько не был. Всё работа, всё не было возможности вернуться в своё обиталище. Светлана молодец, выбила таки для него люкс в космодромной гостинице. Заботится, уважает и... любит. Да, да, любит. Любит своего первого помощника, старшего помощника, любит, как всех своих волговцев. Особой, личной любовью. Которая почти неотличима от верховной и истинной. Отличить её могут только волговцы. Её волговцы, кто в свою очередь любит своего командира. Очень необычного командира, сумевшую задолго до достижения сорока пяти лет получить звание капитана первого ранга и заслужить право на участие в строительстве своего корабля. Своего без всяких натяжек и условностей.
  Войдя в свою каюту, погружённую в темноту, Титов закрыл дверь, но свет включать не стал. Зачем, если он и так прекрасно знает и помнит, что где расположено в его обиталище? Пройдя к креслу, он сел. Инструментрон включать не стал - его мысли привычно вились вокруг тех Стрельцовых, кто должен был прибыть на корабль в самое ближайшее время. Сёстры матери Светланы. Точнее - только одна из двух сестёр. Вторая, старшая - замужем. А вот младшая... Не было нужды включать даже ридеры - он помнил почти все данные, имевшиеся в базах данных относительно Ренаты. И сейчас не понимал, как его угораздило. Каким таким образом? Всем, кто хоть что-то знал о Ренате, было хорошо известно, что она дала зарок не переходить во взаимоотношениях с мужчинами рамок дружеского общения. Ну, если, конечно, не учитывать ещё служебного и обычного уровней общения. Всё, что выходило за эти рамки - Рената отсекала намертво. Сквозь эту её защиту ещё не удалось пробиться ни одному мужчине, невзирая на статус, возраст и другие качества и особенности.
  Он что, серьёзно влюбился в неё? В Ренату Стрельцову? Но тогда... тогда у него просто нет шансов. Она просто не поймёт его. Не поймёт, будет обижена и оскорблена. И тогда... Нет, он никогда не посмеет выйти за рамки с ней... Хотя... внутренне он понимал, что сейчас он имеет право именно на это - выйти за рамки с ней, с Ренатой. Потому что... Потому что сердцу не прикажешь. Оно руководствуется собственными правилами. Всегда.
  Титов сидел в кресле, не пытаясь направлять мысли в какое-либо определённое русло. Сейчас логика и рассудительность ему явно отказывали и он не хотел, чтобы таким неуравновешенным его видели коллеги и тем более - Светлана. А если его увидит в таком состоянии мать командира - быть беде. Большой беде. Во всяком случае, ему сейчас так казалось. И он скрылся в своей каюте, чтобы оттянуть этот момент, который уже сейчас казался ему неминуемым. Рената прилетит с Альбиной на корабль. Прилетит к своей маме и к её знаменитой дочери. Прилетит минимум на декаду. Прилетит - и увидит его. Увидится - с ним.
  Нет, определённо надо что-то делать. Что-то надо делать. Нельзя просто тратить часы на сидение в погружённой в темноту каюте. Этот странный прилив сил требовал, чтобы он начал действовать. Вот прямо сейчас начал. И если такой необычный и, что уж там скрывать, приятный прилив сил требует... Что-ж, пожалуй, он знает, чем себя следует занять в эти часы, пока в его присутствии в Центральном нет прямой необходимости.
  Через час с небольшим старпомовская каюта сияла чистотой и порядком. Оглядывая сделанное, Титов едва сдерживался от удовлетворённого цокания языком - конечно, это убранство каюты было вполне нормативным, но раньше, как он ни старался, такого уровня чистоты он никогда не достигал. А уж о порядке и говорить нечего - каждая мелочь лежала или стояла именно там, где ей было самое место и словно бы безмолвно утверждала - здесь ей и только ей и надлежит всегда быть и теперь всегда так будет. Странно, после такой напряжённой приборки он не чувствует никакой, ну вот вообще никакой усталости.
  - Слава? - в каюту вошла Светлана. - Гм. - она явно огляделась по сторонам, использовав свой знаменитый "сканирующий" взгляд. - Что тут произошло, Слава? - командир посмотрела на своего старшего помощника, закрывавшего дверцы шкафа. - Я в курсе, что здесь прибираешься только ты лично, но...
  - Сам не знаю, как это пояснить, командир. - тихо ответил Титов, не торопясь поворачиваться лицом к вошедшей Стрельцовой.
  - Так-так-так. - Светлана, закончив осмотр каюты, сиявшей чистотой и бывшей непривычно даже для женского восприятия прибранной и упорядоченной, посмотрела на Станислава. - Влюбился.
  - Можно сказать и так. - Титов продолжал стоять у шкафа, по-прежнему спиной к командиру.
  - Я рада, Слава. - Светлана подошла к своему помощнику, прикоснулась рукой к его плечу, не спеша поворачивать Станислава к себе лицом, понимая, каково ему сейчас. - Что-ж. Это должно было произойти. И я, кажется, догадываюсь, в кого.
  - Разве так бывает? Это же... - выдавил из себя Титов.
  - Это - жизнь, Слава. Обычная человеческая жизнь. Она - всякая бывает.
  - Но... - Титов плохо справлялся со своими ощущениями. Да и избыток сил продолжал сказываться. Приходилось сдерживаться. Очень сдерживаться.
  - По меньшей мере, Слав, ты можешь предложить Ренате. И, почему-то мне кажется, Слава, что она и не думает тебе отказывать. - мягким шёпотом сказала командир крейсера.
  - Хотелось бы верить. - сказал Станислав.- Очень хочу верить в это.
  - Давай без чинов, Слав. - тихо произнесла Светлана. - У тебя всё получится. И моя мама будет просто счастлива. Уверена в этом, Слава.
  - Спасибо.
  
  От дальнейшего разговора Светлану отвлёк сигнал инструментрона. Взглянув на экран, он прочла сообщение, погасила экран, посмотрела на Станислава:
  - Идём. Сёстры уже рядом. И моя мама тоже хочет их встретить. - она направилась к двери, зная, что хозяин каюты вскоре последует за ней. - И, Слав, ты не стесняйся. Сразу бери Ренату и веди сюда, к себе. Убеждена, она оценит твои старания. И - не только старания.
  
  Так и произошло. Заходивший на посадку флайер ждали Светлана, её мама и Титов. Киборгессы остались на борту вместе с остальными гостями.
  - Господи. Он не дал мне даже подготовиться к встрече! - Рената увидела стоящего у посадочной площадки Титова. - Я так рассчитывала привести себя в порядок, пока иду до командирской каюты. А тут... У меня теперь нет никакого резервного времени... И он смотрит не на флайер в целом. Он ведь смотрит на меня! Неужели, он что-то знает о том, что со мной произошло? Если он знает... Я - пропала.
  - Рена. Бери быка за рога. - сказала Альбина. - Нечего тянуть. Я так понимаю, что и Валентина и Светлана тоже в курсе происшедшего. Да и Титов явно знает что-то очень важное о тебе, нынешней. Остальные нас вполне извинят. Так что берёшь Станислава и - к нему в каюту. Остальное наши поймут - уверена.
  - М-м-м. - неуверенно произнесла Рената. - Но ведь...
  - Не каждый раз у нас в семье встречаются два точно влюблённых друг в друга человека. - сказала Альбина. - И он тебе подходит, Рената. А сын его примет - убеждена. Такой отец - это настоящее счастье для него.
  - В этом-то я уверена. - тихо сказала Рената. - Но всё же очень быстро как-то. - она смотрела на стоявшего у площадки Титова и понимала всё острее, что её одиночество, личное одиночество закончилось. Вот он, её муж, вот он, её главный друг. Истинный, настоящий. - Господи. Ну за что мне такое...
  - Счастье? Рена, я тебя давно знаю, потому скажу так: за твою стойкость. И за то, что ты - личность не последнего десятка. - ответила Альбина, сажая флайер на площадку и сразу открывая кабину. - Иди уже, он тебе и букет припас. Настоящий джентльмен, Рена, он - настоящий! - сказала старшая сестра, видя, как Рената, молнией выскочив из салона, бежит не к сестре, не к её дочери, а к Титову.
  Тот подал ей букет, поздоровался, она ответила и, взявшись за руки, они ушли от флайера к лесополосе. Выгружая на гравитележку багаж, Альбина искоса посматривала им вслед, понимая, что одиночество младшей сестры-красавицы завершилось. Теперь она - не одна. У неё есть муж и главный друг, а у её сына - достойный отец. Пусть даже сын сам взрослый человек уже, но он будет очень рад и доволен, узнав, что его мама выбрала наконец себе в мужья прекрасного и известного человека.
  
  - Хорошо, что они нашли друг друга. - Валентина подмигнула сестре и, взяв за руку дочь, вместе с Альбиной направилась к ангару. - Пусть поговорят, пообщаются, побудут вместе. Им сейчас двоим это особенно нужно. Война - закончилась.
  - Валя, эти вещи. - Альбина указала на две сумки. - Рената специально купила для Станислава. Надо бы их...
  - Не продолжай, Аля. - Светлана, подождав, пока гравитележка минует шлюз крейсера, подошла. - Все втроём сейчас идём в каюту Станислава, размещаем там вещи, распаковываем. Слава там навёл такой порядок - Рената будет просто в восторге. А мы... мы немного усовершенствуем этот порядок, ведь предела совершенству нет, не правда ли?
  - Правда твоя, Светлана. - почти в один голос сказали сёстры. Идём.
  
  Светлане, Валентине и Альбине очень понравился уют, созданный в недавно ещё холостяцкой офицерской "берлоге" старшего помощника. Распаковав покупки Ренаты, Альбина присовокупила к ним некоторые купленные ею самой обновки:
  - Вот теперь полный порядок. Это их не отвлечёт. Им поговорить надо, пообщаться, побыть вместе и рядом. А вещи - так, простое дополнение. - пусть и важное. - она поймала взглядом согласные кивки Валентины и Светланы. - Ладно, пока Рената и Слава гуляют, мы можем вернуться в командирскую каюту к своим.
  
  Пока женщины занимались встречей сестёр, остальные Стрельцовы разбрелись по кораблю - время было ещё достаточно ранним, все ожидали прибытия ЗнаТоКов и знали, что основная встреча, совмещённая, конечно же, с застольем, куда же без этого в Империи, будет под вечер, который, между тем, приближался.
  
  Рената шла рядом со Станиславом. Она не помнила, как оказалась под сенью многочисленных деревьев, как вместо знакомых плиток покрытия космодромного "стола" под её ногами оказались обычная простая земля и трава. Ей было очень хорошо. Наверное, так было ей хорошо, когда она узнала, что беременна, но ещё не знала, что брошена. Она сейчас как и тогда была счастлива - это было самое простое пояснение причины её нынешнего состояния. Рената всё острее и глубже понимала, что теперь - не одна. Что теперь она будет приходить не в пустую, пусть и прибранную чистую квартиру, а в дом, где у неё есть муж и главный друг. Истинный, настоящий. Наверное, Светлана вполне заслуживает звания доброй феи из сказок. Она нашла себе отличного мужа и друга и помогла теперь сестре своей мамы преодолеть личное одиночество, обрести поддержку и защиту. Обрести главного друга и мужа. Своего - в этом Рената была абсолютно уверена и даже убеждена. Мало что смогло бы поколебать теперь её уверенность в этом.
  Наверное, ей надо было больше говорить со Станиславом. Говорить вслух. Но в эти минуты, прошедшие с момента, как она взяла Станислава за руку... Или - он взял её за руку - не всё ли равно теперь... Она больше молчала, прислушиваясь к себе и утопая в приятных чувствах и ощущениях. Такого спокойствия, такой уверенности и такой упорядоченности она внутри себя не знала с момента получения того злополучного сообщения. Тогда ей пришлось... заледенеть. Очень быстро и глубоко заледенеть. Степень своего заледенения Рената осознала только теперь. Раньше она воспринимала "охлаждение" как вполне обычное следствие случившегося. Инстинктивная личностная защита - может быть, так это состояние можно было бы определить поточнее. Впрочем, нет. Сейчас это - уже неважно. Она - не одна. Рядом с ней - человек, которому она доверяет, которому она верит, который достоин её. И она это знает не только разумом - сердцем. Он - её любит, а она - любит его. И неважно, кто кого выбрал. Они выбрали друг друга сами. Оба. Почти одновременно. И Валентина и Светлана поняли её состояние правильно.
  Невежливо, конечно, вот так сразу прилететь - и уйти в лесополосу вроде как на прогулку, но тут, как можно сказать, случай действительно исключительный. А основная встреча будет потом, за столом. Вечером, когда в "Ликино" прилетят ЗнаТоКи с семьями. Да, конечно, надо будет помянуть Ингу. И - не только Ингу, но и всех, кто погиб за свой народ, за Империю, за человечество. Это - самый тяжёлый момент в их встрече. Инга - очень молода. И погибла, оставшись навечно молодой. Хорошо, что она успела родить ребёнка. Очень хорошо, что у неё есть наследник. По меньшей мере её супруг теперь не одинок. Рядом с ней - его общий с Ингой желанный сын.
  Станислав не торопил спутницу, понимал, что ей необходимо время и, что ещё важнее - любая возможность справиться со своими эмоциями, чувствами, ощущениями. Он сам переживал сейчас такой их вал, что не смог найти ни малейших аналогов в своём собственном, личном прошлом. Не было раньше с ним такого - не было, это точно. Он всегда был одинок. В личном плане, конечно. Родители у него были - и мама и папа. А вот женат он никогда не был и прочных отношений с девушками и женщинами старался не заводить - слишком хорошо понимал, что при его службе мало кто из женщин согласится терпеть такой сумасшедший график, какой бывает совершенно обычным для офицера его ранга. И сейчас он осваивался с новизной ощущений, не торопясь выпивал самой своей сутью их богатейшее содержание. Внутреннее - прежде всего. Вечер приближался, а вместе с ним приближалось и время встречи. Время застолья.
  Рената сама не хотела много говорить - разговор вслух сейчас мешал восприятию обеспечить нужную полноту "чтения"... только ли собеседника?! Нет, скорее - не только собеседника, хотя наученная горчайшим опытом, женщина не спешила в этот раз проявлять себя, не спешила следовать обычному сценарию, как бы ей сильно ни хотелось сбросить себя панцирь въевшихся в суть и душу ограничений. Хорошо, что сын уже взрослый. А она... Она имеет право вести обычную жизнь. Рядом с человеком, который ей уже нравится. Да, говорят, что любовь ослепляет. Но с Титовым это не срабатывало - Рената видела, чувствовала и понимала, насколько этот человек совершенен. Во многих смыслах, не во всех, конечно. Сравнивать Станислава с тем "существом мужского пола", который её бросил беременной? Нет, тут никаких сравнений не может быть: Станислав - совершенно другой.
  Титов годами летал рядом со Светланой Стрельцовой и это могло быть своеобразной гарантией качества - непорядочного человека на должности второго по значению человека на таком крейсере Светлана бы не потерпела никогда. Зная, в каком экипаже и под чьим началом работает Станислав, Рената могла быть спокойна - на работе у Титова будет полный порядок - по-иному просто не может быть - и он сам не допустит и Светлана не позволит.
  Они шли по тропинке. Рената помнила, что лесополоса была излюбленным местом прогулок обитателей базы "Ликино" - как временных, так и постоянных. Но сейчас она не беспокоилась о том, что она и Станислав кого-то из них встретят. Сейчас ей было важно свыкнуться с мыслью, что её собственное личностное одиночество закончилось. Ей очень, очень хотелось в это верить. Только сейчас она поняла, как истосковалась по тому, чтобы снова почувствовать себя не учёным-исследователем, не функционером от науки, а женщиной. Женщиной, у которой уже есть взрослый сын. Но у которой несколько лет не было мужа... Не было мужчины, которому она могла бы всецело доверить себя саму. Доверить так, как и полагается женщине, нашедшей свою половинку. Сейчас ей было важно свыкнуться с мыслью, что её собственное личностное одиночество закончилось. Ей очень, очень хотелось в это верить.
  Рената не помнила, сколько она прошла метров или, может быть, даже километров по этой лесополосе. Наверное, всё же много - Станислав поглядывает на неё и в его взгляде Рената читает немой вопрос: "Не устала?". Нет, она не устала. Рядом со Станиславом она готова вот сейчас несколько раз обойти базу "Ликино" по периметру. Потому что она впервые за долгие месяцы чувствует себя особенно сильной. И в то же время - удивительно слабой. Имеющей право на обычную человеческую, женскую слабость в таких масштабах, которые раньше показались бы ей самой просто недопустимыми.
  Потому она просто кивнула, будучи уверенной, что Станислав поймёт её правильно. И он понял. Они сошли с тропинки, сели на траву, она привалилась к нему, наслаждаясь возможностью проявить эту слабость и не страдать из-за того, что она её наконец-то проявила. Сейчас она убеждена - рядом с ней Станислав тоже будет иметь право на проявление слабости. Война закончилась, это - факт. Но у него продолжается тяжёлая, напряжённая служба. Он - человек армии Империи. И теперь ей, Ренате, надо будет давать ему возможность отдохнуть от необходимости соответствовать высочайшим требованиям службы. Просто потому, что каждому человеку, каждому живому разумному существу надо временами расслабляться. Так устроен мир.
  Станислав молчал и Рената понимала его нежелание говорить. Зачем? Вокруг - лес, ясно, что ухоженный, специально посаженный, но всё равно - это уже не мало. Они одни - на десятки метров вокруг нет ни одной человеческой живой души. Их одиночество... одиночество влюблённых, их право побыть наедине обитатели космодрома "Ликино" уважают. Даже не верится, что прошло чуть больше ста лет, а вместо аэропортов и автовокзалов в России стали привычны вот такие вот космодромы, настоящие звёздные ворота. Где-то там, на юге, остался ангар, в котором скрылась до поры до времени "Волга" - корабль Светланы и Станислава. А теперь - и её, Ренаты, корабль. Потому что... потому что именно крейсер связал её со Станиславом. Легендарный корабль, неотъемлемая часть известнейшего и влиятельнейшего Отряда. Отряда, появление которого на финальном этапе войны всё чаще означало наступление в ней, в этом противостоянии с Жнецами, коренного поворота. Ведущего к победе над "креветками". К окончательной победе над ними.
  Сколько они вот так просидели на траве - наверное, никто из них двоих не помнил. Не следили за временем ни Рената, ни Станислав. Возможно, где-то внутри они оба отслеживали ход времени - привычка вечно загруженных, занятых людей. Но сейчас... Сейчас они наслаждались временем, посвящаемым друг другу. Только друг другу, никому больше.
  Рената повернулась к Станиславу, обняла его и потянулась губами к его губам. Сама. Первая. По своему собственному выбору, по своей собственной инициативе. Станислав ответил и на несколько минут они слились в поцелуе. Особом поцелуе. Жарком, многозначном, истинном. Станислав обнял её и Рената ещё глубже убедилась, что она нашла. Нашла человека, которому может верить, доверять, которому может подарить ребёнка. Ребёнка, который не будет расти без отца. Который будет расти в полной семье. Она уже сейчас понимала и, наверное, чувствовала особенно остро, что Станислав будет любить этого ребёнка. Независимо то того, будет ли этот ребёнок девочкой или мальчиком. Он будет для него не просто отцом - суровым и недоступным. Он будет для него папой. Тем папой, которым он, переступив во взрослую жизнь, будет всегда гордиться не только потому, что он - старпом легендарной "Волги". Но и потому, что именно ему был известен Титов другой - такой, каким он был только в семейной обстановке, рядом с женой и детьми.
  Рената поняла - она постарается в самое ближайшее время забеременеть от Станислава. Потому что он - надёжен. Потому что он важен и дорог для неё. Потому что она хочет ощутить себя женщиной. Стереть, уничтожить то острейшее и неприятное ощущение, охватившее её суть, когда она с экрана инструментрона прочла то сообщение. Означавшее, что её бросили. Оставили. Унизили, растоптали, оскорбили. Такое ощущение полностью можно было теперь полностью стереть - Рената в этом была убеждена. Можно было стереть только одним способом - родить нового, второго ребёнка. Ребёнка от желанного, дорогого, самого важного для неё, не прошлой - теперешней, мужчины. Мужчины, который мог называться уже сейчас мужчиной с большой буквы.
  Она хочет подарить Станиславу много детей. Потому что она это может сделать для него. Только для него. Ей никто другой из мужчин - не нужен. И совсем не потому, что у неё нет выбора. Просто она не хочет больше выбирать. Она уже сделала свой выбор. Станислав - её выбор. Свой, личный выбор. Никто её к этому выбору не принуждал - она сделала его сама, едва только увидела его фотографию. Говорят, что по фотографии не выбирают... Ещё как выбирают! Потому что кроме фотографии нужно иметь сердце и чувства. Они - вряд ли обманут. И не обманули - Рената в этом была уверена.
  Земляне пережили очередную войну. Очередную. Но - не похожую на другие. Войну, которую с полным правом назвали галактической. Той, что затронула не только человечество, но и многие другие расы, среди которых люди, земляне, были известны всего каких-то три десятка лет. Время в очередной раз сжалось и теперь человечество в галактике знают гораздо лучше. По-разному, конечно, знают, но то, что знают гораздо полнее - это точно.
  Наверное, людям свойственно всегда надеяться на лучшее. Да и не только, как оказалось, людям. И теперь Рената надеется, что её жизнь обретает другой, особый смысл. Который сразу вот так, с наскока и сформулировать-то нельзя. Но она этот смысл понимает. Разумеет. Потому что этот смысл своей жизни она придала сама. По собственному выбору. Это - главное. Тогда, когда её бросили беременной, у неё выбора не было - за неё этот выбор сделал другой... Не человек - существо.
  Она взглянула в глаза Станислава - и утонула в них. Ей сейчас не было важно, какого они цвета - она просто утонула в этих глазах и обрела спокойствие и уверенность. Особые спокойствие и уверенность, которых, что там уж особо скрывать, ей всегда не хватало. Год за годом она отучала себя даже мечтать о том, что когда-нибудь переживёт такие столь волнующие минуты. Которых, конечно же, не было и не могло быть с тем, другим "существом". Которые она могла пережить только рядом с таким человеком, как Станислав Титов. Он сидит спокойно, не проявляет стремления обнять её крепче, прижать, повалить на траву навзничь. Обычный сценарий. Повторяемый каждой парой раз за разом. И для этой пары - каждый раз новый.
  Вот и сейчас Станислав сдерживается. Рената чувствует, что он сдерживается. Это для любой женщины очевидно. Ну почти для любой женщины очевидно. Пусть сдерживается. Когда они вернутся на "Волгу", а они обязательно туда вернутся, когда они окажутся вдвоём в старпомовской каюте, у них обязательно будет несколько долгих и ёмких часов. И она позволит тогда Станиславу не сдерживаться. Потому что хочет, чтобы он знал её всю, такой, какая она есть. Потому что она хочет забеременеть от него и родить ему ребёнка. Всё равно - девочку или мальчика. Всё равно. Даже если будет двойня - она будет только этому рада. Сколько раз уже так было - женщина до самого последнего момента не знала, скольких детей она носит под сердцем. И если будет тройня или четверня - ведь может же быть такое - она будет рада. И Станислав - будет рад. В этом она уверена, как и в том, что он её не бросит.
  Она медленно и осторожно встала. То ли ей не хотелось особо беспокоить Станислава, то ли ещё что. А может быть, ей просто хотелось побыстрее вернуться на "Волгу", туда, куда она так и не попала, сразу взяв старпома за руку и уведя и от корабля, и от ангара, и от Светланы. От всех. По праву влюблённой и любящей женщины. А ведь она хотела пройти со Станиславом в каюту. И не прошла - ушла рядом с ним в лесополосу, в лес. Космодромный лес. Снова под ногами у неё - тропинка. Но теперь она знает и мягкость здешней травы. Обычной земной травы.
  Впереди - обелиск. Один из многих, расположенных здесь, в охранной зоне космопорта. Здесь шли бои. Воздушные, космические, наземные. Жнецы и их пособники отчаянно пытались закрепиться, понимая, конечно, по-своему, что если они не закрепятся - их снесут. Их уничтожат. Оказалось, что их уничтожат в любом случае. Ибо эта война в очередной раз для имперцев стала Отечественной, всеобщей. Не было ни одного имперца, который бы так или иначе не воевал. Победа, как всегда, ковалась и в глубоком тылу - ей ли это не знать?!
  Рената наклонилась, собрала с обочины тропинки маленький, скромный букетик цветов. Выпрямилась, поправляя стебли. Подошла к обелиску. Остановилась. Рядом остановился Станислав. Тоже - с букетом. Собрал - а она и не заметила, когда. Может быть - во время их короткого привала?! Может быть. Людей очень многое объединяет. Наверное, не меньше существует в этом мире и того, что способно их разъединить, но сейчас важно, что имперцев в очередной раз объединила война. Галактическая, Отечественная. Как бы ни называли профессиональные историки это столкновение впоследствии - она, эта война, уже состоялась, стала фактом, свидетелями которого стали тысячи, нет, даже миллионы и миллиарды разумных. Живыми и мёртвыми свидетелями.
  Не сговариваясь, Рената и Станислав положили букеты на мраморную плиту. Чёрную. Траурную. Цвета космического пространства, из которого в Галактику пришла беда. Но ворота перед этой бедой не были распахнуты настежь. Наоборот, земляне - и не только земляне - затворились в крепости, в своей Галактике и начали уничтожать оккупантов и захватчиков, а также всех, кто так или иначе перешёл на их сторону. Уничтожать, чтобы в конечном итоге победить их. Навсегда победить, уничтожить, прервать страшную цепь Жатв, не менее страшную цепь Циклов. Победить. Не сдаться. Выжить.
  Станислав не стал отдавать воинское приветствие, хотя мог это сделать. Рената помнила, что в "Ликино" есть и большой мемориал. Там, без всяких сомнений, Стрельцовы побывают в самое ближайшее время. В полном составе. Отдадут дань памяти и погибшим и живым. Всем, кто подарил им возможность жить дальше под мирным земным небом, знать, что в Галактике нет больше Жнецов. Нет страшных двух- и трёхкилометровых креветок. Нигде нет. А если и остались, то их слишком мало, чтобы вернуть в Галактику круговорот страшных Циклов, круговорот страшных Жатв.
  Наверное, Станислав учёл, что она - гражданский человек. И потому не стал отделять её от себя использованием своего права на воинское приветствие обелиску. Здесь стояли насмерть защитники космодрома. Мужчины, женщины, даже дети. Война эта коснулась каждого землянина. Каждого! Не было тех, кого она в той или иной степени не коснулась! Не было!
  Несколько минут тишины. Желанной тишины. Особой тишины здесь, рядом с местом подвига. Потому что выстоять здесь, просто выжить в очередном бою - уже было подвигом. Частичкой общецивилизационного, общерасового подвига. Частичкой общегалактического подвига. Прервать страшную круговерть Жатв, страшную круговерть Циклов было... сложно. Слишком опытен был враг. Слишком много побед одержал он над десятками разумных органических и, как теперь выяснилось, не только органических разумных рас. Но победы не могут быть бесконечными. Всегда наступает время поражений. Пришло оно и для Жнецов и для их пособников.
  В этой войне не было пленных. Индоктринация не давала возможности применить обычные стандарты войны, где пленным всегда есть место с той или с другой стороны. Жнецов и их пособников необходимо было уничтожать. "Убей Жнеца!" - тысячи таких плакатов были развешаны на стенах домов - да и не только домов - в имперских городах. Именно - убей. Не оставляй раненым. Уничтожь! Так, чтобы Жнец не возродился. Никогда. Нигде. Никоим образом. Та же участь ждала всех, кто попал под влияние Жнецов, стал их слугой и пособником. Их, потерявших свободу воли и личностную свободу, очень скоро перестали называть пособниками. Они становились Жнецами, уже не имея возможности вернуться в обычное, независимое от Жнецов состояние.
  В этой войне было только две стороны - враги и свои. Никаких тех, кто оказался бы посередине и имел бы право выбора. Кроме одного выбора, пожалуй: погибнуть или остаться в живых. Такой выбор существовал и был единственным и для Жнецов и для всех, кто им противостоял.
  Слёз не было. Вообще не было. Сейчас - не было. А Рената могла бы поплакать, но сдерживалась. Не место и не время сейчас для слабости. Вот на Мемориале - там, да, она поплачет. По праву женщины. Там она даст волю чувствам, волю слезам. А сейчас - нет. Сейчас она здесь, сейчас она переживает лучшие минуты в своей жизни - рядом с ней человек, которому она может всецело доверять, всю себя отдать и доверить. Человек, который знал войну с Жнецами не по рассказам. Не по информационным сообщениям. Он знал её изнутри, как её непосредственный участник. У неё тоже была война с Жнецами. Особая война. Своя.
  Они тихо отошли от обелиска, вернулись на тропинку. Молчали. Думали, вероятнее всего, каждый о своём. Сейчас Ренате не хотелось ни о чём говорить вслух. У неё ещё будет время. Всё время Галактики. Всё время Вселенной.
  Ближайшие сто лет она будет счастлива. Она будет жить для Станислава, для своих детей. Для того, чтобы ощутить себя женщиной, хранительницей очага. Семейного, домашнего очага. Она слишком долго была одна. Молчавший всё это время Станислав совершил настоящее чудо - она оттаяла. Оттаяла настолько, насколько сама никогда раньше не могла бы себе позволить. Почти полностью оттаяла. Слова не были нужны - Рената и Станислав общались душами, сердцами. Суть говорила с сутью. На своём уникальном языке.
  Сейчас надо уже возвращаться. Потому что должны прилететь ЗнаТоКи. А значит, близится время общего застолья. Общего разговора, общих воспоминаний. Близится время минуты молчания. В память о погибшей Инге, в память обо всех разумных, кто погиб, но не сдался Жнецам.
  Лесполоса осталась позади. Сейчас вокруг, насколько смог охватить взгляд, было поле космодрома. Гигантские ангары, конструкции посадочных и стартовых столов. "Ликино" жило. Круглосуточно работало, действовало. Уже в мирное время, которое, конечно же, для его обитателей оставалось военным. Всегда. Потому что "Ликино" - космодром Астроразведки России. Для которой не существует понятия мира. Которая видит, чувствует и знает о войне раньше, чем о ней узнают большинство имперцев, большинство землян.
  Вставать на гравитележку не хотелось. Не было желания сокращать время одиночества вдвоём. На Станислава и Ренату мало кто обращал сколько-нибудь пристальное внимание - ну идут себе мужчина и женщина и пусть идут. Сюда, в "Ликино" просто так не попадёшь. Здесь - только те, кому это позволено. Всем остальным сюда вход закрыт. Во всяком случае так считается и для обеспечения этого делается очень многое.
  
  Зорд и Грэй выбежали навстречу из ворот ангара. Закружились вокруг Станислава, приязненно крутанулись вокруг Ренаты, сопроводили прибывших к трапам крейсера.
  - Вернулись. - сказала вставая с кресла Светлана. - Рада. Вы как раз вовремя. ЗнаТоКи уже подлетают к границам космодрома.
  - Мы... если позволишь... - тихо сказала Рената.
  - Хорошо. - не уточняя, что именно "хорошо", ответила командир крейсера, выходя из своей каюты.
  - Мы встретим их там или подождём здесь? - спросила Рената, подняв вопрошающий взгляд на Станислава, остановившегося у рабочего стола Стрельцовой.
  - Подождём здесь. - коротко и тихо ответил Титов и Рената не смогла не согласиться с его решением. Наверное, оно было правильным. ЗнаТоКи придут сюда. Обязательно придут. По-иному и быть не может. Сюда придут все Стрельцовы. А потом... потом будет Встреча. Будет застолье. Будет Минута Молчания.
  К удивлению Ренаты в каюту вошла Светлана.
  - Вернулась. - пояснила она, останавливаясь рядом со Станиславом. - Слава, дежурство по кораблю возьмут на себя на время встречи вахтенные. Вы будете вместе с нами.
  - Ясно. - Титов кивнул, но Стрельцова почувствовала, что он недоволен её решением.
  - Слава, так будет лучше для всех нас. Мы - на Земле, в России, на своём космодроме. Согласитесь, что здесь предостаточно сил и возможностей, чтобы мы не напрягали вас без особой на то необходимости. - Стрельцова посмотрела на своего старшего помощника, понимая, что этот взгляд перехватит Рената. - У вас есть необходимость, значит - должна быть возможность. Не отнекивайтесь, на несколько часов вы вполне можете прерваться. На сутки. Как минимум. - подытожила командир крейсера. - Потом - по обстоятельствам. Но на сутки - это точно.
  - На сутки у нас прибыли Виктория, Герман и Стефания, Светлана. - уточнил Станислав.
  - Именно. - подтвердила Стрельцова, переглянувшись с Ренатой. - Остальные задержатся на более долгий срок. Так что в эти сутки вы - вне службы, Станислав.
  - Есть. - Титов кивнул.
  - Ну, вот и хорошо. Оставляю вас. - Светлана вышла из командирской каюты.
  Рената, уловив волнение Станислава, подошла к нему со спины, обняла и приникла, слушая дыхание и биение сердца человека, становящегося всё более ей близким. С каждой минутой. Понимая, что Титов хотел бы сдублировать, пока Светлана будет проводить встречу - как-никак она хозяйка, командир крейсера, Рената понимала и другое - Светлана правильно оценила результаты длительного отсутствия на "Волге" старпома и сестры своей мамы, потому постаралась сделать всё, чтобы Станислав хотя бы на сутки смог почувствовать себя свободным от необходимости и исполнять многочисленные и, конечно же, сложные должностные обязанности.
  В этот момент в каюту стали входить Стрельцовы. ЗнаТоКи прибыли и вошли в командирское обиталище одними из первых. Светлана по своему обыкновению вошла последней и прикрыла за собой дверь. Овчарки - все четверо, уловив разрешающий жест хозяйки, разошлись по своим коврикам и улеглись.
  Ксения Петровна Знаменская опиралась на руку мужа - Рената сразу поняла, что ей сейчас тяжелее всех, присутствующих в каюте людей. В руке она держала "раскладушку" из двух фотографий - на одной из них Инга - курсант Военно-Полицейской академии России, на другой - она же с мужем Георгием.
  Михаил Стрельцов видел, как подрагивают пальцы Ксении. Острота горя никуда не исчезла. Ксения - мать, а Инга - её дочь. Единственная дочь. И что теперь у неё, у матери осталось? Только внук. И зять. Двое. Пал Палыч Знаменский тоже переживает. Молча. Внешне он почти спокоен. Только вот именно - почти. А внутренне - ему сейчас очень больно. Не горько, а именно больно. Наверное, уменьшить эту боль намного не сумела и эта встреча Стрельцовых. Но, если она помогла немного её притушить - уже хорошо. По меньшей мере они - не одни. Стрельцовы - большая семья, где принято друг другу помогать, что бы ни произошло, что бы ни случилось.
  Светлане, как понимал Михаил, сейчас тоже очень нелегко. Да, корабль вернулся на свой космодром, прошёл переоснащение, проверки. Экипаж занят подготовкой к сертификации на ранг. Обычная, казалось бы, служебная рутина, хорошо знакомая каждому офицеру Имперских Вооружённых сил и Сил Специальных Операций, куда входили и войска Центра по чрезвычайным ситуациям. Рутина, перешедшая из военного времени в мирное. И ещё эта встреча Стрельцовых. Ясно, что Светлана мечтала об этой встрече, о том, как она примет всех своих родных на своём корабле и рядом с ней будет Джон Шепард. Не сложилось. Джон остался на Иден Прайм, остался там, чтобы разобраться со своей порцией рутины. Да, конечно, там - база уникального корабля, каким стал фрегат-крейсер "Нормандия". Там - все условия для нормальной жизни, работы и службы нормандовцев, в число которых, кроме землян-людей навечно вошли несколько инопланетян, в том числе и протеанин, единственный известный ныне большинству обитателей Галактики представитель Старшей Расы. Не старой - старшей. Большая разница!
  Семён старается не смотреть на Ксению. Это Михаил отмечал чисто механически, на полном автомате. Да, брат бывает труднопереносим, ведь он так любит точность и чёткость. Чего тут больше - характера или профессионализма - трудно сказать.
  У обоих старших братьев Светланы уже составились пары. Невесты решили не ехать - формально они ещё не принадлежат к числу членов семьи Стрельцовых, а эта встреча - семейная. Вот пройдут венчание и свадебные церемонии - тогда пожалуйста. А сейчас - нет. Только братья приехали в "Ликино".
  Адмирал Георгий Стрельцов наверное, лучше других понимал, что произошло с Ингой. Звание и должность позволили ему получить доступ ко многим, наглухо закрытым для гражданских имперцев данным о том инциденте. Сейчас он видел, как братья Светланы стараются не особо акцентировать своё внимание на Ксении Знаменской, чтобы дать ей время и возможность адаптироваться к необходимости присутствовать на столь многолюдной встрече. Адмирал знал, к счастью, не по собственному опыту, что в такие минуты тянет, со страшной силой может тянуть остаться в одиночестве, чтобы снова и снова переживать случившееся с предельно родным и дорогим для тебя человеком. Но в этом-то стремлении к одиночеству и была ошибка: наедине с самим собой в такие моменты жизни человек не должен оставаться - рядом должен быть кто-то, кому он мог бы доверять, кто мог бы ему помочь даже самим своим присутствием. В одиночестве... далеко не каждый человек может справиться с волной горя. А для матери потерять своего ребёнка... Это страшнее всего. Слишком остра и горька утрата.
  Знаменский, Томин, Кибрит. Трое профессионалов, трое прекрасных людей, оказавших огромную помощь семье Стрельцовых в наказании субъекта, посягнувшего на честь и достоинство Ренаты Стрельцовой. Уже за одно это они заслужили право быть включёнными в число друзей семьи. И теперь Стрельцовы чувствовали себя обязанными помочь семье Знаменских пережить потерю. Нельзя было оставлять Ксению и Павла наедине с таким горем. Инга... Да что там говорить - она была уникальной. Каждый ребёнок для своих родителей - уникален. Его... нельзя ничем заменить. Так уж заведено у людей, что дети должны хоронить своих родителей, а не родители - своих детей. Война многое изменила, но не смогла изменить это правило - одно из самых основных для землян. Да, адмирал Стрельцов знал, что пассажиры того транспортника, который спасла от атаки Жнецов Инга, многое сделали для того, чтобы почтить память погибшей. В том числе, конечно, назвали нескольких новорождённых девочек её именем, присвоили имя Инги нескольким новопостроенным улицам в своих городах и посёлках, учредили различные благотворительные фонды её имени. Многое было сделано спасёнными, чтобы отдать должную дань уважения человеку, спасшему их от гибели.
  Светлана поступила совершенно правильно, не пожелав переодеваться в гражданское платье. Она - командир, она - хозяйка крейсера. И Ксения поймёт её правильно. Это ему, адмиралу, командиру другого корабля можно присутствовать на встрече не в военной форме. А Светлане, увы, нельзя - она на службе, а не в отпуске. Наверное, Ксении будет легче, видя Светлану в форменном комбинезоне, свыкнуться с потерей. Часть остроты боли уйдёт, если Ксения убедится в том, что... что среди Стрельцовых есть люди, которые продолжат дело Инги. В прошедшей войне не было особой разницы в том, кто из защитников галактики чем занимался. Было важно только одно - как он действует в интересах победы над Жнецами. А является ли он военнослужащим или нет - это уже было вторично. В войне с Жнецами не было тыла, столь обычного, привычного, даже необходимого в каком-нибудь внутрирасовом или даже межрасовом конфликте. Тогда, когда в войну втянуто население целой галактики, а враг пришёл в галактику извне - тыла просто не существует. Жнецы с равным постоянством и с равным упорством атаковали и флоты и эскадры Сопротивления и его планетные и станционные базы. Для Жнецов существовала только одна задача - ликвидация разумной жизни в этой галактике. И эту задачу полумашины выполняли со всем доступным им рвением, со всем доступным им постоянством.
  Он, конечно, переживал за внуку. Слишком она себя напрягала, перегружала, изматывала. Для неё существовала и была крайне важной на протяжении многих лет только армейская служба, только армейский долг. Ради этого она жертвовала всем - сном, свободным временем, взаимоотношениями с мужчинами. Да, он сам был удивлён, когда впервые узнал о желании Светланы стать кадровым офицером и командиром большого корабля. Как часто взрослые люди недостаточно чётко и полно, а главное - ответственно оценивают такие желания своих детей... Как часто взрослые считают такие вот желания своих детей просто детской блажью, импульсивным, не основанным ни на чём реальном и серьёзном решением. Светлана, как пришлось и адмиралу Стрельцову убедиться, поступила по-иному. Это желание, это стремление стать профессиональным воином, а офицер Империи это всегда профессиональный воин, оно для внуки было действительно выстраданным. Светлана, как теперь стало ясно адмиралу, бросила на реализацию этого решения все свои силы. Рисковала ли она? Да, конечно, рисковала. Нет, ей никто насильно из близких и родных людей дорогу к реализации мечты не перекрывал, никто её не отговаривал. Не принято у Стрельцовых мешать человеку в таких случаях. Пусть попробует прорваться к своей мечте. Семья, конечно, помогла Светлане. Всем, чем смогла - помогла. Но - никакой протекции, никакого использования немаленьких связей и знакомств. Да, он - адмирал ВКС Империи, мог бы замолвить словечко за внуку кому следовало. Но тогда... Светлана бы его, своего деда, очень не поняла. Да и вряд ли протекция или знакомство здесь бы сработали. Возможно, если Светлана выбрала для себя какой-нибудь относительно спокойный факультет, тогда... Но она выбрала один из самых сложных - пилотский, а затем стала слушательницей Спецфакультета, о чём, конечно, мало кто знал. Те, кто знали - молчали. В Империи много тайн, хранимых слишком надёжно. Светланка страдала. Страдала и училась, страдала и преодолевала. Выдержала. Ценой отказа от и так уж и немногочисленных радостей курсантской, а затем - и слушательской жизни. Она стала недоступной для мужчин. А времени болтать с подругами о пустяках у неё оставалось слишком мало. Светлана действительно училась и работала уже в Академии на износ, на предельных для себя, молодой девушки, режимах. Медики Академии - он знал это слишком хорошо, всё же знакомства в таком вузе у него, адмирала, были серьёзные - хватались за голову, но сделать ничего не смогли - нормативы Светлана не нарушала и поводов для отчисления из Академии по здоровью не давала. Хотя восстанавливалась сама. Трудно, долго, но восстанавливалась.
  Почему-то ему казалось, что после такого марафона Светлана, получив диплом, немного снизит нагрузку, ведь служба - это не учёба на двух факультетах. Войны ведь с Жнецами тогда и не предвиделось. Может, конечно, кто и знал, что надвигается не просто война, а война галактического уровня, но, видимо, те, кто об этом знал, предпочитали не говорить об этом открыто - при всём совершенстве имперской системы паника была бы - страшная. А паника в данном случае - прямая и действенная помощь врагу, помощь противнику. Её допускать даже в малых объёмах было просто нельзя - опасно. Вот и молчали те, кто знал. Империя готовилась. Готовилась к войне. И готовилась, как ни странно было теперь такое говорить, Светлана. Может быть, она что-то такое чувствовала? Может быть - ведь Спецфакультет - это очень необычный факультет. Там учат многому такому, что закрыто для всех остальных офицеров ВКС Империи. Категорически, надёжно закрыто.
  Светлана отказалась расслабляться. Она поприсутствовала только на официальной части праздненства по случаю вручения офицерских погон и дипломов... И - улетела к месту службы. Сразу представилась своему командиру - тогда ещё капитану первого ранга. Кто же тогда знал, что Светлана достигнет этого высокого, старшеофицерского звания задолго до того, как ей исполнится сорок пять лет. Обычно капитанами первого ранга офицеры имперских ВКС становились именно по достижении этого возрастного рубежа. Опыт показал, что раньше звание такого уровня присваивать в массовом порядке - небезопасно. А не в массовом - Светлана не только стала капитаном первого ранга, но и получила право на участие в проектировании и строительстве своего крейсера. Её мечта начинала тогда обретать зримые очертания - она получила корабль, который был большим, крупным, важным и который становился её кораблём, ибо она присутствовала при его строительстве и при его рождении. Она не просто присутствовала, она участвовала в его строительстве и, конечно же, в проектировании. "Волга" стала действительно её кораблём. Да, в рамках традиций имперского Астрофлота, но - редчайший случай в ВКС. Редчайший. И Светлана была достойна обрести свой корабль. Не просто ступеньку к командованию, скажем, линкором или дредноутом, нет. Она хотела командовать своим кораблём. От его рождения до... гибели. Да, в имперских ВКС до сих пор сохранялась традиция, что командир или капитан оставались на борту гибнущего корабля. Уже тогда Георгию было ясно - Светлана не уйдёт с "Волги" никуда. И не только в силу какой-то там традиции, пусть и очень хорошей традиции. Она не уйдёт с "Волги" просто потому, что посчитала - ей некуда уходить. Это - её корабль. И он останется для неё единственным на всё время службы. А служить она собиралась... до предельных сроков. Да, в ВКС Империи, особенно - в её специальных частях были традиции и механизмы, позволяющие делать такие вот выборы. Но, опять же - не в массовом порядке. Командование ВКС России, конечно, учло всё - и учёбу Светланы на двух факультетах сразу, и результаты этой учёбы, которая уже тогда была действительной военной службой. Учло командование и то, что лейтенантское звание Светлана получила ещё до окончания учёбы - где-то на втором курсе. А потом, на выпускной церемонии только подтвердила его, обретя право на получение внеочередного звания в самое ближайшее время.
  Она продолжала жить службой. Для неё экипаж был действительно семьёй. Она подбирала своих будущих коллег, пристально изучала их и далеко не каждый становился волговцем. Далеко не каждый. Светлана старалась, чтобы с её корабля, из её экипажа люди не уходили. Ну там два - три человека в год - и то для неё это была недопустимая цифра. "Цифра потерь", как она тогда называла это число в редких сеансах аудиосвязи с ним, её дедом-адмиралом.
  Оглядевшись, Георгий отметил, что несмотря на многочисленность, всем хватило места в командирской каюте. Редко, конечно, обиталище Светланки переживало такое нашествие, но... Встреча действительно особая. Надо пообщаться, надо свыкнуться с тем, что теперь впереди - мир. Впереди - мирная работа, впереди - мирная служба. Да, конечно, армия Империи останется в боевой готовности - такова традиция, таково правило. На несколько ближайших лет полная боевая готовность в частях и соединениях Имперских вооружённых сил будет сохранена на уровне, который был достигнут на финальном этапе войны с Жнецами. А это по меркам мирного времени - крайне высокий уровень.
  Наверное, Светлана не хочет расслабляться и поэтому. Да, "Волга" готовится к сертификации и получению ранга. Высокого ранга. Вся эта в большинстве своём бюрократическая чехарда напрягает Светлану. Тем не менее, она делает всё, чтобы крейсер обрёл не иначе как первый ранг. Потому что считает - и адмирал Стрельцов в этом уверен - её волговцы заслуживают службы на высокоранговом, одном из лучших кораблей ВКС Империи. Корабле, уже сейчас ставшем зримой, осязаемой легендой. А легенда по глубокому убеждению Светланы должна быть реальной, действующей. И уже сейчас генерал Стрельцова делает всё для того, чтобы лишить всех недоброжелателей - а у неё, что там особо скрывать, есть такие и немало - малейшей возможности списать крейсер из действующего флота именно на том основании, что легенда должна подвинуться в тень, уступить место своего первенства другим, не столь заслуженным кораблям. Светлана убеждена в том, что места на Олимпе хватит всем - было бы желание и стремление у людей достичь и удержаться на Олимпе.
  Волговцы работают и служат. Потому что Светлана работает и служит на пределе возможностей. Потому что так же на пределе возможностей работают и служат старшие и средние офицеры корабля. Остальным, менее ранговитым волговцам есть на кого ежедневно и ежечасно равняться, есть, на примере кого убеждаться в том, что предела совершенству нет и не может быть.
  Светланка заслужила личное счастье. Наверное, только так она могла бы обрести столь прочный тыл, каким стал Джон Шепард. Только так - постоянным напряжением, постоянным преодолением. Адмирал Стрельцов знал - Шепард негласно, неформально, но включён в состав волговцев. Сами волговцы так решили - без всякого ведома, без всякого участия Светланы. Приняли - и реализовали это решение. Шепард, Джон Шепард стал своим среди членов экипажа и команды большого имперского корабля. И не только потому, что женат на его командире, не только поэтому, но и потому, что сам работал и жил, отдавая всего себя армейской службе. Действовал так, как привыкли действовать волговцы.
  Наверное, завтра по традиции утром Стрельцовы поедут на Мемориал. Такова традиция. А потом у адмирала Стрельцова останутся сутки с небольшим, чтобы пообщаться с остальными Стрельцовыми - трёхсуточный отпуск завершается. Его ждёт линкор, его ждёт служба. Раньше улетят только родные Таира Федосеевича - наверное, завтра вечером.
  Мария и Александр сидят на диване и что-то обсуждают с братьями Светланы. Стрельцова посматривает на них, изредка - но посматривает. Для неё эти дети - желанны и необходимы. Они - от любимого человека. Сам адмирал Стрельцов не думал, что его внука окажется способной так полюбить. Полюбить иностранца, британца по рождению, сироту. Полюбить - навсегда. Полюбить его так, что постоянно, круглосуточно бояться за него, думать о нём, беспокоиться, волноваться. Даже сейчас, когда Светлана говорит с Ксенией, она, что заметно адмиралу Стрельцову, волнуется за Джона. Потому что... потому что он этого заслуживает в полной мере. Он для Светланки - лучший. И она, что Георгий знает доподлинно, никогда не искала, не ищет и, наверное, не будет искать ему замену. Он для неё - незаменим.
  Наверное, завтра вечером или днём, что вероятнее всего, они смогут связаться по каналам ДКС с Иден-Праймом. Увидят нормандовцев, увидят фрегат-крейсер. Светлана сможет поговорить с Джоном, может быть даже приватно поговорить. А остальные Стрельцовы пообщаются с его коллегами и с его командиром - адмиралом Андерсоном.
  Как же мало этих суток, этих трёх суток на такое вот общение! Очень мало! Крайне мало. Но - служба и долг - прежде всего. Тем более, что в "Ликино" он прилетел не один, а с адьютантом. Помощником и советником, опытным, профессиональным офицером. Да, молодым. Но разве не для того, чтобы дать возможность молодым землянам жить в довольстве и спокойствии была одержана победа над Жнецами? Именно для этого, да и не только для этого. Пожилые должны передать молодым мир, пригодный для нормальной жизни. Нормальной. Да, он старомоден, адмирал Стрельцов. Адъютант? Нет, скорее помощник. Просто должность такая. На линкоре у Стрельцова есть и первый и второй помощники, а адъютант на борту корабля - не мальчик на побегушках по принципу "куда пошлют", а советник. И в большей степени - третий помощник, хоть и не предусмотрена такая должность штатным расписанием линкора.
  Адмирал не прислушивался к разговорам, хотя видел - Стрельцовы образовали несколько групп, разместились и в уголке отдыха, и возле рабочего стола Светланы, и даже в кабинете. В спальню традиционно входили только родители, так уж было заведено и это правило никто из Стрельцовых и не собирался нарушать - личное пространство есть личное пространство. Некоторые Стрельцовы сидели и стояли в одиночестве - остальные воспринимали это нормально, ведь главное - присутствие, а не только участие. Если человек хочет быть один и это ему не вредит - почему бы не предоставить ему такую возможность. Вот он, адмирал Стрельцов, сидит один, один сидит и капитан Стрельцов. Устим Маркович, и несколько других, в основном - старших, но не только - Стрельцовых. Главное - общение. А оно здесь - важное и нужное. Нормативное и необходимое.
  
  Устим Маркович потягивал из чашки ароматный чай и откусывал понемногу от вафельной пластинки. Происходившее вокруг ему определённо нравилось: Стрельцовы общались. Впервые за долгие месяцы, нет, даже за годы они получили уникальную, крайне редкую возможность вот так пообщаться между собой совершенно свободно, без посредничества всяких там каналов связи - хоть аудио, хоть видео, не говоря уже о текстовой переписке по каналам Экстранета. Настроение у всех более-менее, если, конечно, не считать чету Знаменских ну и ещё нескольких Стрельцовых, у которых на это есть свои причины. Оглядывая раз за разом пространство холла командирской каюты, Устим Маркович убеждался в том, что война действительно закончилась. Закончилась победой. Желанной, долгожданной победой. Многие Стрельцовы впервые получили длительные отпуска. Не право на отпуск, а сам отпуск.
  Многое изменилось. Раньше по большей части вполне дежурно говорили, что народ Империи и армия Империи - едины. А вот после войны большинство имперцев как-то сразу вполне обоснованно и серьёзно убедились в том, что действительно, и народ и армия Империи - едины. Не показушно, а по-настоящему. Потому что война с Жнецами, победа над ними, успевшими похоронить, отправить в небытие десятки разумных органических рас, позволила имперцам в том числе и по-настоящему понять, что на самом деле нет никакой большой разницы в том, есть ли у человека на плечах погоны или нет. Такая война заставляет гражданских становиться воинами без необходимости ношения военной формы, а воинов в форме заставляет понимать гражданских в гораздо большей степени, чем раньше.
  Вот и сейчас он здесь, отпуск взял на декаду, так что с этим беспокоиться не придётся. И руководство компании, в которой он работает, и экипаж сухогруза довольны тем, что их капитан использовал наконец-то право на отпуск. А если будет груз и будет рейс - то его первый помощник превосходно справится. Именно превосходно, потому что чаще всего, кого капитан сухогруза "Иртыш" видел рядом с собой все годы войны, был именно первый помощник капитана - Андрей. Они привыкли называть друг друга по именам, хотя, блюдя протоколы и ритуалы, Андрей всегда вставлял слово "капитан" чаще, чем просто называл первого человека на судне Устимом. Андрей учился у него практически круглосуточно, не было, наверное, такого вопроса, который он, пусть немного и смущаясь и стесняясь, не задал своему старшему коллеге. Но больше он просто смотрел, стараясь не упустить из увиденного мельчайшей детали. Учился на личном примере капитана корабля. Да, именно корабля, потому что с победой над Жнецами слишком многое изменилось в морском и океанском флотах Империи. Сейчас уже стоит под вопросом ранее непреложное деление: в военном флоте именно боевые корабли, а вспомогательный и гражданский флот состоит не из кораблей, а из судов. Впрочем, даже в составе Флотов обеспечения ВМС Империи считалось, наличествуют не корабли, а именно суда. Сейчас же, когда большинство гражданских экипажей и команд морских и океанских кораблей и судов получили боевой опыт, было странно поддерживать подобное деление, бьющее по нормативности восприятия. Может быть, через несколько лет, может быть, через несколько десятков лет снова это деление - формальное или неформальное - будет восстановлено. А пока все транспортные и боевые единицы морфлота и океанского флота Империи всё чаще именуются не судами, а именно кораблями. Потому что воевали, потому что несли на себе серьёзное вооружение и использовали его вполне профессионально по реальному врагу.
  В гражданском флоте до войны не было принято в большинстве случаев использовать воинские приветствия. А теперь это стало общим правилом, кое-где даже закреплённым в приказах и уставах компаний. После войны ситуация и здесь изменилась - капитаны и члены экипажей и команд морских и океанских гражданских кораблей... да-да, именно кораблей - стали всё чаще козырять друг другу с чёткостью и шиком, а главное - со значением, раньше доступным только кадровым военморфлотовским офицерам и матросам Империи.
  Открыв инструментрон, Устим Маркович убедился, получив сводку последних новостей компании и корабля - всё в порядке. Заказа, груза и рейса пока нет, так что "Иртыш" стоит у причала, команда занимается обычной работой, кое-кто сошёл на берег. Обычная ситуация. Ничего настораживающего.
  Хорошо, что Стрельцовы встретились на борту легендарного корабля. Космического, боевого военного корабля. Встретились почти в полном составе. Наверное, обязательно будет возможность собраться и, так сказать, в расширенном по сравнению с нынешним составе - теперь такую встречу семьи можно планировать с полным основанием, ведь война с Жнецами окончилась разгромом креветок-полумашин.
  Долгие годы, столетия, века земной Мировой Океан был местом, где люди испытывали себя на прочность. Море не прощает ошибок, не прощает необразованности, неумелости, разгильдяйства. Не прощает недостатков. В море выживают только сильные и знающие, умелые и стойкие люди. А теперь... Теперь к земному Океану добавился космический Океан. Но, всё равно, водная среда, водная стихия осталась малодоступной для человека. Малопонятной, малопознанной. Наверное, наступит время и появятся подводные города в океанах и морях планеты. Теперь - появятся. А совсем недавно земляне остро надеялись только на одно - что им удастся выжить. Ибо враг был слишком опасен, слишком профессионален, слишком силён. Тем не менее, люди не согнулись, не дрогнули. Победили. Не просто выжили - победили.
  Да, море отсюда далеко, да и речка мелковата для человека, привыкшего едва ли не каждый день принимать морские, а то и океанские ванны. Тем не менее, Устим Маркович знал - он будет просто счастлив составить компанию внучке в её походах в бассейн - хоть в космодромный, хоть в городской. Он знает, что на Цитадели во время годичной стоянки семья Стрельцовых-Шепардов регулярно посещала спортивный центр, где, конечно же, был большой и уютный бассейн. И Мария и Александр привыкли плавать много и долго. Значит и они составят своему деду компанию.
  Неподалёку есть небольшой речной порт. Так, грузовой и пассажирский терминалы. Маленькие. И туда надо будет съездить - или слетать - как получится, но побывать там надо будет обязательно. Правду говорят, что моряк без моря, без воды долго не сможет жить нормально. Его тянет в море, когда он на берегу, а когда он в море - его тянет на берег. Наверное, пока человечество в значительной степени не освоит воды Мирового планетного океана это "срединное мироощущение", столь свойственное морякам, будет властвовать над ними. Как там у классиков? Их жизнь - океан, их смерть - океан? Да, именно так.
  Он рад, горд и доволен, что Океан принял Светлану. Принял как свою. Светлана много знает и разумеет в нелёгком матросском и капитанском житье-бытье. Для неё сухогруз "Иртыш" стал не местом приятного времяпрепровождения, а местом работы и учёбы. Потому экипаж сухогруза считает её вполне заслуженно своей. А таким своим он считает далеко не каждого человека, сумевшего побывать на борту "Иртыша". Светлана и сейчас очень охоча до морских и океанских новостей и премудростей и Устим Маркович знал, что он будет находить возможность делиться с ней этим информационным богатством.
  Мэри подошла, приязненно положила ему голову на колени. Собака тоже чувствует своего. Да, он не сам передал Мэри - тогда ещё щенка - в руки Светланы. Но он сделал всё, чтобы Светлана обрела четырёхлапую хвостатую подружку, способную не только сопроводить девочку, но и при необходимости защитить её. И сейчас Мэри была рада быть рядом с человеком, который дал ей возможность обрести такую хозяйку. Каким таким образом она определила роль и значение Устима Марковича в своей судьбе - капитан и сам бы не смог точно сказать, но ясно было одно - овчарка как минимум обоснованно догадывалась и как максимум знала, что именно инициатива капитана сухогруза "Иртыш" соединила судьбу Мэри и судьбу Светланы Стрельцовой.
  К Мэри подошла Зирда, но мешать подруге не стала, взглянула на Устима Марковича и отошла к Светлане, своей хозяйке. Да, Светлана потом, когда её поглотила почти без остатка служба, озаботилась тем, чтобы и в её комнате в офицерском общежитии появилась собака. Командование охотно предоставило ей такое право и такую возможность, поскольку молодая Стрельцова уже не раз доказывала - она прекрасно справится. Так и появились в комнате Светланы не одна, а целых три овчарки - Зорд, Грэй и Зирда. А Мэри осталась жить в семье родителей Светланы. Стала их другом и хранителем.
  Хорошо бы, если бы завтра Шепард нашёл возможность связаться по видеоканалу со Светланой. А ещё лучше - если он найдёт возможность поприветствовать и всех Стрельцовых, в кои веки собравшихся в почти полном составе. Почему-то Устим Маркович был уверен - Светлана тоже хочет этой видеовстречи, она, что очевидно, постоянно думает о Джоне, беспокоится о нём, волнуется за него. Любит она его... Глубоко, сильно и полно любит. А Джон любит Светлану и у неё нет ни малейших оснований сомневаться в том, что она для него - единственная и самая главная подруга в судьбе и в жизни. Да, Устим Маркович помнил о том, что Аликс тоже официально - жена Джона Шепарда, а Зара и Лекси - его законные дочери, но это было для него достаточно необычно. Нет, не непривычно, а именно необычно: земной обычный человек женат на киборгессе и притом киборгессе-матери двух дочерей-киборгесс. Джон Шепард сумел намного опередить своих соплеменников, сорасовцев в деле налаживания глубоких и полных взаимоотношений с расой разумных синтетов. Зара, Лекси и Аликс летали рядом и вместе со Светланой и помогали ей во всём, охраняли и защищали, оберегали её потому что... потому что так захотел Джон. Он не мог бы оставить свою Светлану без помощи и защиты и три киборгессы - его жена и две дочери стали для Светланы подругами, о которых многие женщины могли сейчас только мечтать. Благодаря присутствию на "Волге" трёх киборгесс, располагавших самыми передовыми, постоянно совершенствуемыми искусственными интеллектами, дети Джона и Светланы - Мария и Александр уже сейчас входили в число самых одарённых детей Империи и Британии.
  
  Игорь Сергеевич устроился в кресле, постаравшись, чтобы стать как можно менее заметным - ему захотелось просто понаблюдать за Стрельцовыми - в таком полном составе он редко когда их видел. Светлана нечасто, но взглядывала на него, уделяя внимание всем своим гостям, он чувствовал её тёплый внимательный взгляд и радовался, что она не акцентирует внимание присутствующих на человеке, формально не принадлежащем к числу членов семьи. Впрочем, как понимал Ваганов, для Светланы сейчас понятие семьи очень расширилось, ведь в её состав входили и ЗнаТоКи, и члены экипажа и команды крейсера, представителем которых здесь, конечно же, являлся Титов.
  Ваганов изо всех сил старался вести себя так, словно Светлана оказалась права, пригласив его на эту семейную встречу. Он по-прежнему не был уверен, что поступает правильно, оставаясь рядом со Светланой сейчас и здесь, среди её прямых родственников. Сейчас он не очень понимал, почему Светлана его пригласила, в чём конкретно может заключаться его помощь ей. Да, её записка означала, безусловно, однозначный зов о помощи и Игорь прибыл туда, где была Светлана. Прибыл и сейчас отчаянно пытался понять, чем же он сможет ей помочь, когда вокруг столько родных ей людей. Родных в самом полном смысле этого слова. Он расстался со Светланой, почувствовав, что для неё он - уже пройденный этап. Сейчас он женат, счастлив в семье, полностью реализовался как профессионал. Чем же он может помочь Светлане сейчас и здесь? Разве что... Разве что послужить ей дополнительной поддержкой, ведь рядом со Светланой нет любимого ею до беспамятства Джона. А он, её первая любовь - есть. И он, в отличие от Шепарда - рядом. Да, Джон Шепард не может сейчас прибыть к Светлане даже на сутки - у него полно работы на Иден-Прайме, там построена уникальная база для фрегат-крейсера "Нормандия", которую надо освоить, которую надо ввести в строй полностью. И, по последним общедоступным сообщениям, нормандовцы решили принять самое непосредственное участие в сборе урожая. Первого послевоенного урожая. Значимое событие, что ни говори. И не только для жителей Иден-Прайма. Может быть именно потому, что он, Игорь Ваганов был первой любовью Светланы и она, зная о том, что Джон физически не сможет, просто не успеет, не не сумеет, а именно не успеет прибыть на Землю тогда же, когда туда прибудет после орбитальной стоянки на Лунной базе "Волга", решила, что Игорь вполне достоин быть среди её ближайших родных в такой момент? Очень даже может быть. Что-ж, если так... Он ей поможет. Тем более, что и жена и сын и дочь в один голос сказали ему: "Поезжай". Отпустили. Потому что, наверное, чувствовали - он всё же не чужой для Светланы.
  Сейчас он видел, как сестра матери Светланы поглядывает на Титова. Между ними явно что-то есть. Скорее всего они влюблены друг в друга. Насколько он помнил, Титов не женат, Рената - не замужем. Да, у неё есть взрослый сын. И ЗнаТоКи присутствуют здесь именно потому, что именно они, все трое приняли самое непосредственное участие в наказании несостоявшегося мужа за бесчестье, причинённое женщине. Теперь Рената имеет все шансы обрести семейное и личное счастье, ведь Титов - очень достойный человек. Не только офицер, но прежде всего - человек. С ним Рената будет счастлива.
  
  Светлана была рада - встреча удалась. Да, пока что командирская каюта гудела, как улей, слышались обрывки реплик, фраз, разговоров. Как хозяйка, младшая Стрельцова старалась уделить внимание всем прибывшим на встречу и остро ощущала отсутствие многих важных и дорогих для неё людей. Например - прадеда, Трофима Викентьевича, подарившего ей знание и контакт с Севером. Киборгессы проявили удивительный такт и выдержку, не стараясь и не стремясь сразу поставить Светлану перед фактом - перед известием о его смерти. Они опередили обычное стандартное сообщение по общедоступным каналам и сами пришли к ней. Светлана как-то успела написать письма всем, кто знал Трофима Викентьевича. Не смогла не успеть, не смогла не отнестись к этому формально. Известие, что и говорить, ослабило её. Уходят прадеды. Уходят за Грань. Оттуда уже не возвращаются. Никто и никогда. Грань беспощадна. Трофим Викентьевич ушёл за Грань победителем. Он познал Север, он любил его, эту суровую среду, беспощадную к выскочкам, неумехам, лодырям. Благодаря Трофиму Викентьевичу многие люди приобщились к пониманию, а многие - к знанию Севера. Не все, конечно, но - многие - прадед был талантливым исследователем, учёным, а также, как ни необычно это звучит, популяризатором - умел рассказывать просто о сложном людям, не обладающим ни специальным образованием, ни особой подготовкой. Когда Светлана начала составлять список всех, кому надо было написать письма, она убедилась, что у прадеда - гигантское количество знакомых, коллег, учеников. Далеко не всем тогда младшей Стрельцовой удалось написать. Если бы она хотя бы попыталась охватить своими письмами всех - ей пришлось бы на несколько дней отойти от работы и службы, чего, конечно же, она позволить себе сейчас не могла. Потому ограничилась самыми близкими учениками, коллегами и последователями прадеда. Написала им письма, отослала. И недавно стала получать ответы.
  Инструментрон вибрировал - она выключила звуковое оповещение - любое, чтобы не мешать своим общаться. А вот вибровызов - оставила. Экранчик заполнился ярлычками сообщений. Бегло просмотрев заголовки, Светлана едва заметно улыбнулась - ей ответили. Почти все, кому она написала о Трофиме Викеньевиче. Ответили тепло, развёрнуто, неформально. Благодарили, конечно. За память, за внимание, за понимание. Радовались, что его правнучка - достойный и известный человек, профессионал в своей области. Несколько минут чтения ответов позволили Светлане немного успокоиться и расслабиться.
  Закрыв инструментрон, младшая Стрельцова окинула взглядом холл командирской каюты. Да, Игорь нервничает - для неё это очевидно. Он чувствует себя явно не в "своей тарелке". Вероятнее всего - просто не понимает, зачем он здесь присутствует. Что-ж, пока рядом с Ксенией достаточно людей, поддерживающих её, можно уделить внимание Игорю. Стрельцова встала и направилась к креслу, где сидел Ваганов.
  - Иг, ты чего такой смурной? - она взяла Ваганова за руку. - Идём. В кабинет.
  - Но... - Игорь несколько ошарашенно взглянул сначала на Светлану, крепко державшую его руку, затем перевёл взгляд на тех, кто присутствовал сейчас в холле.
  - Сейчас мне важно твоё состояние. А они... Они поймут. - тихо сказала хозяйка крейсера. - Идём. - повторила она, легонько потянув Игоря за собой.
  Закрыв дверь кабинета, Светлана отрегулировала свет, сделав его притушенным.
  - Иг, ты переживаешь из-за того, что я пригласила тебя сюда, на вроде бы семейную встречу?
  - Да. - Ваганов не стал юлить и выдавать желаемое за действительное. - Светлан, пойми, я рад быть рядом с тобой здесь и сейчас, когда ты впервые вернулась на Землю, в Россию после войны, но...
  - Иг. - Светлана положила ему руки на плечи, её лицо приблизилось к его лицу. - Неужели ты думаешь, что я всё забыла? Неужели ты думаешь, что я способна на такое? Я всё помню, Игорь. И я тебе благодарна. Очень благодарна. Ты помог мне тогда, помогал и потом. Хотя бы тем, что я помнила, какой ты был в моей жизни. Я всегда это помнила, Иг. Для меня время, проведённое рядом с тобой не потеряло ни значения, ни ценности. И я пригласила тебя потому, что считаю - ты тоже член семьи. Моей семьи, Игорь. Мои родители согласны с таким моим мнением, а мнение остальных мне не так уж и важно. Главное, что ты сейчас - рядом со мной. Рядом тогда, когда твоё присутствие рядом мне необходимее всего. Наверное, потому, что для меня начинается новый период жизни, теперь уже - мирный период. И я очень хотела, чтобы это начало нового периода я встретила вместе с тобой. Ты, Иг, по-прежнему мне очень дорог и ценен. Веришь?
  - Верю, Света. Теперь - верю. - кивнул Ваганов. - И...
  - Не говори ничего. - Светлана поцеловала его в щёки - сначала левую, потом - правую. - Всё и так ясно. Жизнь - продолжается, Иг. И хорошо, что мы... очень многие.... - она сделала трудную для себя паузу. - выжили. Для меня сейчас, Иг, важен и дорог каждый человек, кто вместе со мной перешагнул в мирное время. Ты сам знаешь, и как человек, и как врач-реаниматолог, что люди предполагают, а судьба - располагает. Мне... мне важно, Игорь, что ты сейчас рядом со мной. Поверь, в это новое мирное время многое будет, должно быть по-другому. Но одно останется прежним - я помню тебя, Игорь. И я помню всё, что с нами двоими были тогда. Я... я благодарна тебе за всё, Игорь. За понимание, за немногословность, за готовность помочь. За неспешность. За всё, Иг. И я очень надеюсь, что в будущем ты будешь чаще приезжать ко мне. Или - прилетать. Это обязательно будет, Игорь. Ибо мы - выжили. И мы должны жить теперь помня о том, что нам всем пришлось пережить. Мы переступили в мирное время, Игорь и, скажу честно, я сама ещё не отошла от "военного графика". Потому мне важно, что ты согласился и прилетел со всей поспешностью. Мне это очень важно, Игорь - твоё согласие на встречу. Со мной, Иг. А остальные Стрельцовы... очень скоро они примут тебя. Потому что поймут глубже, полнее, острее. Потому что мы, Игорь, выжили.
  Светлана замолчала, сканируя своим мягким взглядом лицо Ваганова. Да, кое-в-чём он изменился и, конечно же, кое-в-чём остался прежним.
  - Свет... - тихо сказал Игорь, осторожно беря в свои руки её руки, снимая их со своих плеч. - Спасибо тебе. - он поцеловал мягко и нежно сначала запястье левой руки, потом - правой. - Спасибо за то, что многое мне пояснила, подтвердила. Я... я колебался, Светлан, не знал, нужен ли я тебе ещё или уже... стал твоим прошлым. У тебя сейчас...
  - У меня сейчас, Игорь, - мягко прервала его Светлана, снова кладя ему руки на плечи и чуть улыбаясь, - одни из лучших минут в моей жизни. Потому что ты - рядом со мной, Игорь. Потому что ты - вместе со мной, Игорь. Потому что ты знаешь меня с детства. А я - с детства знаю тебя. Согласись, что это - немаловажно.
  - Согласен. - тихо ответил Ваганов, вглядываясь в глаза Светланы.
  - И ты мне нужен. И всегда будешь нужен. Мы оба слишком друг друга хорошо знаем и понимаем, чтобы вот так просто исчезнуть, перестать общаться. Мне ясно, что родители восприняли твоё появление здесь и сейчас нормально, они одобрили его.
  - А мне мои сказали только одно, но самое важное для меня слово - "Поезжай". - тихо произнёс Ваганов.
  - Они правы, Игорь. Они - правы. - повторила Светлана, целуя Ваганова в лоб, чуть склонив руками его голову. - Мы выжили, Игорь. И должны теперь жить. И за себя, и за других. Тех, кто не дожил. Тех, кто погиб. Я сейчас сидела и вспоминала о прадеде - Трофиме Викентьевиче.
  - Я помню его. Хороший человек.
  - Да. Настоящий человек. Настоящий мужчина. И настоящий профессионал. - согласилась Стрельцова. - И умер достойно, не покинув Север, который он любил.
  Она снова сделала паузу:
  - И потому, Игорь, мне важен и дорог каждый человек, с кем я могу встретить мирное время. Вот сейчас встретить первый год мирного времени. Джон остался на Иден-Прайме, нормандовцы решили освоить там базу, специально построенную для фрегат-крейсера. Заодно - принять участие в уборке первого послевоенного урожая. И я думаю, Игорь, что мне важно будет и то, что ты будешь рядом со мной тогда, когда нормандовцы выйдут с нами, волговцами и Стрельцовыми на видеосвязь. Я знаю, с базой они почти разобрались и сейчас готовятся к уборке урожая в районе, где расположена база. Такое вот у них необычное желание появилось. Необычное - и очень понятное.
  - Джон знает...
  - О тебе? Конечно, Иг. - Светлана утвердительно кивнула. - И он будет очень рад, что именно ты будешь рядом со мной.
  - Верю. - Ваганов обнял Светлану, прижал к себе. - Верю, Свет. - он помолчал. - Хорошо. Давай вернёмся к гостям.
  - Давай вернёмся, Иг. - Стрельцова открыла дверь кабинета, вышла в холл первая. Зирда привычно открыла глаза, увидела, что с хозяйкой всё нормально и снова задремала. Остальные овчарки спали на своих ковриках - шум разговоров им совершенно не мешал.
  Ваганов присел в своё кресло, Светлана отошла к креслам, где сидели родители.
  - Успокоила? - Валентина взглянула на Игоря, пододвинувшего к себе ридер.
  - Да. Он слишком волновался и был слишком напряжён, мам. До последнего момента нашего разговора он не чувствовал себя нужным мне. Пришлось... убедить. Хотела бы поверить, что убедила.
  - Убедила. - отец оторвался от чтения ридера. - Это заметно.
  - Тогда я - рада.
  
  Валерий Степанович отметил, что Светлана вернулась из кабинета с Игорем Вагановым. Генерал знал, что это - важный и нужный для младшей Стрельцовой человек - как то Валентина сказала, что он - первая любовь Светланы. Потому к его присутствию на встрече семьи Стрельцовых Валерий Степанович отнёсся с пониманием, спокойно.
  Ему было понятно, что вышедшая из кабинета Светлана выглядела гораздо более спокойной и расслабленной, чем тогда, когда она вместе с Вагановым заходила в кабинет. Наверное, им необходимо было поговорить вот так, наедине. Они поговорили - и были оба довольны и разговором и его результатами.
  Для Светланы всегда были важны люди. С ними она не просто работала - с ними она жила. Да, её жизнью стала армия Империи, её специальные части, войска специального назначения. И сейчас она с трудом адаптировалась к мирной жизни. Да, для разведки, где продолжала служить Светлана, мирных времён не бывает в принципе, но всё же, всё же. Мир наступил - это настолько же очевидно, насколько, к примеру, очевиден и вполне ожидаем очередной восход солнца. А Светлана неспокойна. И, по всей вероятности, не будет спокойна ещё долго. Меньше года прошло с момента окончания войны с Жнецами, слишком мало времени прошло с момента, когда в Галактике прекратились полномасштабные боевые действия. Даже сейчас в разных звёздных системах добивают разрозненные подразделения Жнецов и их сообщников и эта работа не обещает быть лёгкой и быстрой - пройдёт как минимум несколько лет.
  Наверное, Светлана теперь сможет написать ряд статей. Столько, сколько захочет и столько, сколько сможет. Ведь она по-прежнему очень занята, крайне загружена работой, службой, семьёй. Валентина говорила, что до сих пор Светлана так ещё и не определилась, где она теперь будет жить с Джоном. Выбор у неё, конечно, большой, но, насколько он знает внучку, Света не будет кидаться в излишества: семейная квартира и две личные квартиры - для себя и для Джона. Может быть со временем они решат обзавестись загородным домом. Виллой или особняком - всё равно. Жаль, что Джон не смог прибыть на встречу семьи Стрельцовых - он был бы здесь желанным и дорогим гостем. А уж для Светланы его присутствие было бы абсолютно необходимым. Но - не сложилось.
  Зато Джон верен себе - он неуёмен. Надо же - поучаствовать всем личным составом экипажа и команды крейсера в самом мирном созидательном труде - уборке первого послевоенного урожая. С базой, насколько было известно Валерию Степановичу, нормандовцы уже разобрались, фрегат-крейсер тоже обихожен, теперь нормандовцы готовятся к самому непосредственному участию в уборке первого послевоенного урожая. Важный момент, что уж тут особо говорить.
  А после уборки, по слухам, точнее, как принято выражаться в среде военнослужащих, по не подтверждённым данным, после окончания уборочной страды нормандовцы планируют устроить концерт для всех жителей района, где теперь расположена база фрегат-крейсера "Нормандия". Это - тоже событие не последнего десятка по важности и значимости. Концерт обещает стать событием в культурной жизни не только России и Британии, но и человечества.
  Валерий Степанович отметил, что к сидевшей рядом с родителями Светлане подошёл Кирилл, они о чём-то коротко поговорили и он вышел из каюты. Выходили, конечно, и другие Стрельцовы, ведь Светлана не вводила никаких особых ограничений на возможность побывать в самых разных уголках крейсера. Своего крейсера. Так, самые необходимые и общепонятные. Всё равно очень скоро, не пройдёт и несколько месяцев, как корабль будет серьёзно, очень серьёзно модернизирован - ведь наука и производство в Империи не стоят на месте. А разведкорабли модернизируются в самую первую очередь - неприятности, проблемы, опасности надо всегда встречать во всеоружии.
  Наверное, следует уговорить Светлану на то, чтобы совершить несколько полётов на истребителе. Всё же не зря он прилетел в "Ликино" на "спарке" - предполагал, что и Светлана будет рада попилотировать маленькую, юркую, но очень злую машину. Крейсер она пилотирует виртуозно, как и полагается командиру, значит, и с истребителем справится.
  
  Кирилл, вышедший из командирской каюты, направился в дата-центр крейсера. Туда, как гласило сообщение, полученное на инструментрон, поступили новые данные. Надо посмотреть, какие и чего именно они касаются. Всегда надо быть во всеоружии.
  Идя по коридорам крейсера, Кирилл всё острее и полнее понимал, что и об этой встрече он напишет. Почти автобиографическую главу, но напишет. Это - важное событие. Конечно, ничего особо личного там, в этом тексте, не будет, но... Эта глава будет важна. Она станет частью его письменного наследия. Хотя, конечно, о наследии думать вроде бы и рано - он ещё, к счастью, не настолько стар годами, но... после такой войны хочется учитывать всё и сразу максимально быстро, уделять всему внимание. Почему? Да просто потому, что в будущем на многое просто не хватит времени. Жизнь мирная обещает быть предельно разнообразной и очень насыщенной. Да, не напряжённой, а именно насыщенной.
  Среди тех, кто присутствовал в командирской каюте, Кирилл не отметил Зару и Аликс. Несомненно, обе киборгессы занимались своими прямыми обязанностями и именно в дата-центре - своём любимом месте на корабле. Лекси оставалась в командирской каюте, поскольку была более как-то ориентирована на гражданскую жизнь, а вот Аликс и Зара, как более ориентированные на войну, старались занять себя соответствующими заботами. Зато никто из гостей не отмечал исчезновения всех сразу киборгесс - вне всяких сомнений, их полное отсутствие в командирской каюте многие бы сразу заметили и заинтересовались причиной.
  В датацентре действительно нашлись обе киборгессы - Зара проверяла целостность данных на накопителях, а Аликс загружала новые данные в обрабатывающие виртуальные компьютеры.
  - Кирилл? - Аликс обернулась. - Рада видеть вас. Чего вам не сидится?
  - Я получил сообщение. - Кирилл уселся перед терминалом, включил клавиатуру.
  - А-а-а. Помню, помню. - киборгесса кивнула и едва заметно усмехнулась. - Третий блок. Шестой ряд.
  - Спасибо. - Кирилл выбрал в экранном меню названные Аликс блок и ряд и углубился в чтение многостраничного файла. На несколько минут он выпал из реальности, полностью погрузившись в чтение и обдумывание прочитанного.
  Данные касались военной истории человечества, но, что особенно было важно для Кирилла - они касались и военной истории войны с Жнецами. Накопление информации по обоим направлениям шло постоянно и непрерывно, приходилось отслеживать каждое профильное сообщение. Без этого слежения нет настоящего военного историка. Есть только функционер-историк, для которого история - способ заработать деньги на жизнь. Если, конечно, этот формализм можно назвать жизнью.
  Дочитав до конца содержимое файла, Кирилл погасил экран, откинулся на спинку кресла. Киборгессы продолжали работать - он уже привык к их неподвижности и безмолвию - теперь он знал, что даже тогда они обе продолжают напряжённо работать и всегда готовы к немедленным молниеносным просчитанным действиям. А уж скорости и полноте обработки информации, доступным этим ИИ, могли позавидовать многие более молодые ИИ, появившиеся на свет за последние месяцы.
  Ему вспомнился мотоцикл. Да, теперь, скорее всего - послезавтра, он сможет уговорить Светлану и они сгоняют на нём в город. Вдвоём. На ревущем, рычащем и вырывающемся из под ног железном коне. Скорость, быстрота, натиск. Как раз то, что любят и он, и Света. Но рисковать и экстремальничать он не станет - ни к чему это.
  Встреча действительно получилась. Хотя, конечно, до традиционного для имперцев застолья ещё дело не дошло, но всё же даже неформальное, предельно свободное общение Стрельцовых - да и не только Стрельцовых было прекрасным началом Встречи. Светлана рада и довольна - он это чувствует и радуется потому, что рада Светлана, его старшая сестра. Завтра утром или в полдень они все обязательно посетят Мемориал. Потом часть Стрельцовых улетит, но очень многие останутся.
  Таир Федосеевич Стрельцов погиб. Теперь это установлено совершенно точно. Кирилл получил чуть раньше на свой инструментрон целый пакет документов. Возможно, он покажет часть из них Светлане, хотя прекрасно знает и понимает, как тяжело ей будет их читать, а потом много часов размышлять над прочитанным. Когда за оружие берутся все поголовно гражданские люди - начинается другая война. Имперцы привычно называют такие, другие войны отечественными. Таир Федосеевич не был пригоден к службе в регулярной, как говаривали в старину, армии - возраст, болезни. Но он решил и он сделал. Ушёл в ополчение. Туда брали всех желающих. А от желающих послужить Родине, послужить Отчизне не было отбоя. Империя выжила и победила только благодаря массовому героизму, массовому самоотречению, массовому самопожертвованию многих гражданских людей. Да, почти все из них когда-то раньше отслужили в армии - и мужчины, и женщины, но... Если бы это был межрасовый конфликт или конфликт внутричеловеческий - вполне хватило бы сил регулярной армии Империи. Для войны с Жнецами и тем более - для полной и окончательной победы над этими полумашинами требовалось нечто другое - требовалось участие всего народа, всех без исключения имперцев. Деятельное участие. Не словами - делами. И только делами. Слова в такие моменты теряют значительную часть ценности. Важны дела. И дела были. Если уж такие известные люди становились в строй Ополчения, победа над Жнецами становилась неминуемой, а не просто возможной.
  Прасковья Вениаминовна овдовела. Она до последнего надеялась, что Таир Федосеевич выживет. Были ведь такие случаи - и немало было известно именно таких случаев, когда люди возвращались. Бои с подразделениями Жнецов и их приспешников в Галактике продолжались и по сей день и будут продолжаться, как минимум ещё несколько месяцев. Теперь уже точно установлено и место гибели Таира Федосеевича и место его могилы. И, конечно же, установлены более точно обстоятельства его гибели. Дочка Стефания и её муж - Герман не хотели лететь на встречу в "Ликино", протестовала против отъезда и их дочь Виктория, но Прасковья Вениаминовна настояла на поездке, убедила их обоих, что уж сутки-двое вполне сможет побыть одна. Теперь ясно, что Стефания и Герман с дочерью Викторией завтра вечером улетят обратно - по-иному они не поступят. Пообщаются, конечно, со всеми прибывшими на семейную встречу Стрельцовыми, но улетят обязательно, чтобы быть рядом со вдовой.
  Общение с Таиром Федосеевичем многое дало всем Стрельцовым. Очень многое, понятное только на чувственно-эмоциональном уровне. Завтрашний выезд Стрельцовых на мемориал становился достойной, необходимой и важной частью встречи.
  
  Альбина смотрела на расцветшую Ренату и радовалась, скрывая улыбку. Сестра счастлива. В кои веки она действительно, непоказно счастлива, истинно счастлива. У неё всё получилось! Она побыла рядом с Титовым, прогулялась вместе с ним по лесополосе космодрома, может быть, да не может быть, а точно - почти разобралась в своих чувствах, эмоциях, ощущениях. И теперь она - спокойна. Да, Титов тоже здесь, в командирской каюте присутствует - так, вполне вероятно, захотела Светлана. Всё же она - хозяйка крейсера, потому вполне может организовать для Станислава небольшой, хотя бы суточный отпуск от всех старпомовских забот и проблем.
  Рената не всегда смотрит на Станислава, понимает, что некрасиво и невежливо не выпускать его из-под "колпака". Но то, что он ей приятен, важен и необходим - это стопроцентно. Пусть Рената немного переключится, станет не только женой, но и хранительницей семейного очага, настоящей подругой для настоящего мужчины. В том, что Рената сможет это сделать - Альбина была уверена. Теперь Рената не будет, ища спокойствия, погружаться раз за разом в дебри фундаментальной науки, теперь она будет общаться с важным и дорогим для неё человеком.
  Приближается, конечно, время застолья, а потом... потом Рената уединится со Станиславом, конечно же в его старпомовской каюте. И все Стрельцовы, да и не только Стрельцовы поймут это правильно. Титов и Стрельцова нашли друг друга. И теперь хотят быть вместе и рядом. Что может быть более естественным?
  И уж конечно же Рената забеременеет и будет с нетерпением ждать появления уже не первенца, но новых, желанных и важных для неё детей. Одного или нескольких - всё равно. Она теперь будет рада и довольна всем детям, сколько бы их ни было. Она будет счастлива дарить детей своему Станиславу. Наступил мир и теперь женщины могут рожать детей уже не опасаясь за их близкое или достаточно отдалённое будущее - Жнецы уничтожены, а остатки их войск добивают. И добьют обязательно.
  Оказалось, что предвидение Альбину не обмануло: Рената действительно ответила на чувства очень достойного человека. Которого даже можно назвать молодым. Не зря Рената смотрела, как сама сказала, целых восемь минут на фотографию Станислава. Не зря она чувствовала, что пропала. Конечно, Рената проявила осторожность, хотя Альбине было очевидно - на этот раз её сестру ждёт успех и удача. Сердцу действительно не прикажешь, а уж если два любящих сердца нашли друг друга - тут уж мало что может разрушить такой союз. И не зря кадровичка выписала Ренате отпуск на десять суток - этого времени хватит для того, чтобы и Рената и Станислав обговорили всё, что касается их будущей, вне всякого сомнения совместной жизни. А если повезёт, то через декаду самое большее - Рената и Станислав станут мужем и женой. Перед богом и людьми.
  Да, Станислав рад, что его освободили на ближайшие несколько часов от ежедневной старпомовской рутины, это по нему очень заметно, но, наверное, он всё же ещё ни разу не побывал в своей каюте - всё здесь, рядом со Светланой пребывает. Потому и не знает, сколько всего интересного, ценного и полезного купила для него Рената. Влюблённая по уши, нет, по макушку в своего, без малейших сомнений, Станислава. Рената сумеет сделать Станислава за эти десять дней абсолютно счастливым. И сама будет предельно счастлива.
  
  Кибрит, устроившись в угловом кресле, раз за разом оглядывала холл командирской каюты, изредка останавливая свой взгляд на ком-то из присутствовавших в холле людей. Интересно было наблюдать за Стрельцовыми - да и не только за Стрельцовыми - в такой момент. Очень интересно. Победа над Жнецами пробудила в людях желание и стремление жить в мирное время достойно. Спокойно, свободно. Жить не только для радости, но и для труда. Для того, чтобы Галактика и её обитатели быстро и полно восстановили всё, что Жнецы и их приспешники разрушили, всё, что удастся вернуть из небытия.
  Муж Зинаиды Яновны сидел рядом. Ему происходящее нравилось. Даже очень нравилось. Хотя... он не любит многолюдья, но такая встреча семьи для него была приятным исключением.
  - Зин, теперь я понимаю, почему в гостинице аншлаг. - тихо сказал он, склонившись к жене.
  - Ну так ещё же прибудут два крейсера. Потому места в гостиницах придерживают и для их экипажей и команд, и для родственников, которые обязательно прибудут в "Ликино". - уточнила Кибрит.
  Муж кивнул:
  - И когда, как думаешь, сегодняшняя встреча завершится?
  - Наверное, далеко за полночь. И, полагаю, большая часть здесь присутствующих будет размещена на корабле. Места на крейсере хватит всем. Уверена, Светлана уже всё продумала. О том, что мы с тобой размещаемся в городской, а не в базовой гостинице, я помню. Думаю, что транспорт для тех, кто должен уехать поэтому в город, на космодроме найдётся.
  - Найдётся, конечно. - муж кивнул, одарил супругу мягким взглядом. Зина, в очередной раз окинув взглядом холл каюты, убедилась, что никто из присутствующих не обращает какого-либо особого внимания на то, что многие люди так и не сняли форму, не сменили её на гражданские одежды. К полковничьему званию самой Кибрит все Стрельцовы отнеслись спокойно, с пониманием. Поздравили, конечно, когда узнали, что это звание она получила сравнительно недавно. Было приятно слышать и отвечать на эти искренние тёплые поздравления.
  С тех пор, как она стала частью команды ЗнаТоКов, руководство стало придерживаться правила - почти одновременно присваивать всем троим ЗнаТоКам очередные, а случится - и внеочередные звания. И сейчас три полковника полиции - оперативник, эксперт и следователь чувствовали себя комфортно.
  Все Стрельцовы были в курсе, почему это трио присутствует здесь и сейчас. Только вот Паше очень тяжело. Ксения совершенно расклеилась и сдерживается только постоянными усилиями воли. Не дай Бог, конечно, она сорвётся. Вполне понятная, где-то даже рядовая ситуация, но срыв надо предотвратить. А впереди - застолье. Без него в Империи никакая встреча не обходится - в любом случае гостю или родственнику надо предложить не перекусить, а именно поесть. Так, чтобы гость или родственник был реально сыт и доволен.
  Зина поёжилась, представив, как за столом собираются все Стрельцовы и не только они и как кто-то, скорее всего Титов или Светлана, предлагают выпить тост за ушедших. В этот момент, как понимала Кибрит, Ксения может сорваться. Очень даже может. Надо потому сделать всё, чтобы этого срыва не было.
  - Беспокоишься? - спросил муж.
  - Да. - подтвердила Кибрит. - Неспокойно как-то. Боюсь я тостовой части застолья. - уточнять чего она именно боится и почему, Зина не стала - верила, что муж поймёт её правильно без уточнений. Сколько раз уже бывало, что женщина, находясь в тяжелейшем психологическом состоянии вдруг обнаруживала у себя чрезвычайно острый слух. Малейшее неосторожно брошенное кем-то из окружающих слово или фраза - и готово, срыв по полной программе, истерика, конвульсии. В общем, полный пакет. Неприятно будет, если такое случится с Ксенией. Очень неприятно.
  - Зин, всё будет нормально. - к сидевшей в кресле Кибрит подошёл Томин. - Все уже постарались сделать всё возможное и постараются ещё. - он говорил не указывая прямо, о ком идёт речь, но Зина поняла - Саша слушал её и слышал, что было самым важным сейчас. А ещё он глубоко и полно понимал не сказанное ею вслух. Очень хорошо понимал. - Ты постарайся, как начнётся застолье, быть поближе.
  Кибрит кивнула. Правильно. Не дело мужчине в подобной ситуации успокаивать нервничающую женщину, особенно, если женщина выходит из себя. А Ксения своим срывом может выйти из себя. Далеко выйти. Потому будет лучше, если её будут за столом окружать женщины. И не только за столом, конечно.
  После застолья будет ночной отдых. Где именно - не столь важно. Зинаида верила, что Светлана уже обо всём позаботилась и обо всём подумала, всё подготовила. А с утра надо будет кончать официальщину и представительские функции, оказаться как можно быстрее в городе и попасть к коллегам-экспертам. Там она уж сможет развернуться по полной программе - даром ли столько всего всякого-разного по экспертной части привезла. Как раз хватит для того, чтобы поработать эту декаду. Светиться постоянно рядом со Стрельцовыми ей нет никакой необходимости, поедет она в город в гражданском, а там, в Центре или в Управлении - как повезёт, переоденется в форму. В конечном итоге в экспертных частях она всё равно поверх формы наденет халат-комбинезон. Традиция плюс необходимость. Саша Томин, конечно, не утерпит, поможет. Муж, в чём Кибрит была уверена, сам найдёт себе занятие на всю декаду.
  Взгляд Зины скользнул по лицу Знаменского. Да, он опять напряжён, опять впоминает, опять размышляет. Что-ж. Неудивительно. Лишиться вот так сразу дочери... Трудно и больно. Очень больно, особенно, когда это - единственный ребёнок. Ксения долго ещё не оттает, но, может быть, Паше следует немножечко сориентировать подругу на то, чтобы она... ну, снова забеременела. Кто знает, а может быть будет двойня. В конечном итоге она сама, как эксперт, сможет поспособствовать, посоветовать специалистов-медиков. Может быть беременность отвлечёт Ксению от многого тяжёлого, что связано накрепко с утратой...
  Ох, скорее бы прошло застолье. Ночь у Паши будет сложная. Очень сложная. Потому, наверное, ей стоит быть поближе к Ксении и в эту ближайшую ночь. Далеко не всё доступно мужчине. Даже если этот мужчина - муж женщины. Лучше, если она, Зина, будет где-то очень поблизости. Самого Пашу тоже надо сопровождать, оберегать. Он ведь такой, всё держит в себе, никого не грузит. А ведь ему сейчас очень больно. Очень. Потому-то она решила при вылете сюда сесть не в тот флайер, где муж забронировал ей место, а в тот, где были Знаменские.
  И действительно, её присутствие тогда очень помогло Паше. Да и Ксения в её присутствии была более спокойна. Держит она себя, мёртво держит. Но эта мёртвость... слишком тонкая. Слишком. Того и гляди - прорвётся. Обычное, конечно, дело, но лучше, если срыв будет тогда, когда рядом не будет много людей. Для Ксении это будет лучше всего. Потому сегодня она, Зинаида Кибрит, просто не выпустит Ксению из-под своего внимательного взгляда, постарается быть к ней поближе, чтобы в любой момент помочь...
  Хорошо, что Инга успела родить сына. И теперь у Ксении хотя бы зять есть и, что ещё важнее - внук. Сейчас зять с внуком на Луне, на одной из тамошних баз, которых на этом естественном спутнике колыбели человечества - несметное количество. Сейчас даже цифра самая общая - и та не вспоминается. Ни к чему сейчас эта точность.
  Светлана встала, захлопнула экран настольного инструментрона. Все, кто присутствовал в этот момент в холле командирской каюты, обернулись к хозяйке крейсера.
  - В офицерской столовой крейсера - всё готово. - тихо, но очень внятно сказала Светлана. - Время - неурочное, так что мы никому не помешаем. - она первая направилась к двери. За ней пошли все остальные гости. Титов вышел из командирской каюты последним, после Знаменских, закрыл дверь, убедившись, что все четыре овчарки уже вышли в коридор и направились к лестницам.
  
  Застолье
  
  Убранство столов всем Стрельцовым и остальным гостям понравилось. Действительно, неурочное время, поэтому ни офицерам корабля, ни остальным волговцам гости не помешают своим застольем. К тому же традиционно все гости были намерены обойтись сугубо своими силами - еда на столе была и этого было вполне достаточно.
  Без всякой договорённости расселись все там, где кто хотел и с кем хотел. Светлана, Станислав и киборгессы сели во главе стола. Подождав, пока все разместятся и воспользуются возможностью положить себе на тарелки желаемые блюда, Стрельцова встала. По праву хозяйки крейсера ей предстояло сказать первый тост и, если будет необходимо - все последующие обычные, вплоть до четвёртого или пятого, как получится. Шестой и остальные гости уже будут говорить по своему выбору. Если захотят, конечно.
  Заметив, что командир крейсера встала со своего места, Стрельцовы, Знаменские и остальные гости повернулись к ней. Все хорошо понимали, для чего Светлана обратила на себя внимание вставанием. Послышались звуки откупориваемых бутылок, звуки струй напитков, наполняющих бокалы, стаканы и рюмки - кто во что хотел налить, тот в то и наливал. Здесь ни Стрельцовы ни остальные гости не придерживались каких либо правил. Убедившись, что у всех налито, Светлана подняла свой бокал:
  - За Победу! За нашу общую большую и важную победу над Жнецами! За Победу, которую мы все ждали, которую мы все приближали, как только могли! За Победу, в которую мы верили даже тогда, когда нам было очень трудно! За Победу!
  Все присутствовавшие за столом в едином порыве встали. Послышался звон сдвигаемых стаканов, рюмок, бокалов. Эхом прокатилось по залу главное, что было в тосте: "За Победу!".
  Не садясь на места, присутствующие налили себе очередные порции. Светлана чувствовала, как напряглась Ксения. Хорошо, что рядом с ней - Валентина, Зинаида. Если что - они помогут Ксении. Сложный тост. Второй.
  - За тех, кто ушёл за Грань. За тех, то не сдался, не предал, не отступил. За тех, кто ушёл непокорённым, непобеждённым, кто полностью выполнил свой долг перед ныне живущими. За тех, кто подарил нам всем, живущим сейчас, право на жизнь. За тех, кто своей жизнью защитил нашу жизнь. Жизнь каждого из живущих ныне. За тех, кто ушёл за Грань, но навсегда остался в сердцах, памяти и сути живущих. За тех, кто ушёл за Грань!
  В глазах Ксении появились слёзы. Она их почти не сдерживала. Валентина и Зинаида искоса посматривали на неё - она держалась. И была... рада. Потому что все, кто стоял за столом, посмотрели на неё. Инга защитила гражданских от гибели. От небытия. От личностной смерти. Очень многих гражданских.
  Светлана видела, как присутствующие в офицерской столовой переводят взгляд со Знаменской на портреты Инги, Трофима Викентьевича и Таира Федосеевича, появившиеся на немногочисленных больших экранах офицерской столовой. Многие вспоминали в эти секунды тех, кого знали лично, кто тоже не дожил до желанной Победы над полумашинами.
  Выпили. Почти одновременно осушили бокалы, стаканы, рюмки. Не чокаясь. Все знали - будет продолжение второго тоста. Ксения держалась. Она была рада, что все, кто был в офицерской столовой, с уважением и любовью посмотрели на неё - мать героини. Воспитавшей прекрасного человека. Прежде всего - человека, а потом уже - офицера военной полиции.
  - Светлой памяти всех, кто ушёл за Грань. Ушёл не предавшим Галактику, не покорившимся врагу, не отступившим. Светлой памяти всех, кто своей жизнью защитил жизнь других разумных. Светлой памяти всех, кто подарил нам право жить, шагнуть из войны в мирное время. - голос Светланы едва заметно дрогнул. - Светлой памяти всех разумных, ушедших за Грань. Минута Молчания!
  Пространство офицерской столовой заполнили звуки старинного механического метронома. Ровно шестьдесят ударов. Ровно шестьдесят щелчков. Все эти секунды, уходящие осязаемо, даже зримо в вечность, все присутствующие в зале отдавали погибшим воинские приветствия. Независимо от того, были ли они в форме или без, независимо от звания, должности, статуса. На больших экранах на стенах столовой появились портреты Трофима Викентьевича, Таира Федосеевича, Инги Знаменской. Каждый, кто стоял сейчас за столом, вспоминал своих знакомых, не доживших до Победы. Таких было очень много.
  Звуки метронома стихли, но никто не торопился осушать бокалы, стаканы, рюмки. Светлана видела, как подрагивает стакан в руке Ксении. И чувствовала, что Ксения благодарна. Благодарна всем, кто сейчас стоял за этим общим столом, кто помянул её дочь, защитившую от гибели, от смерти, от личностного небытия гражданских разумных. Светлана видела благодарность в глазах родных Таира Федосеевича, видела, как смотрят все, кто присутствовал сейчас в зале, на портрет Трофима Викентьевича.
  Выпили. Не чокаясь, но - до дна. И потом подержали пустые стаканы, рюмки, бокалы на весу.
  Со своего места встал Титов. Светлана мягко опустилась в своё кресло, внутренне радуясь, что обошлось без срывов. Ксения выдержала. Да, она волновалась, нервничала, даже плакала, но - выдержала. И была довольна и рада, потому что все Стрельцовы, все Знаменские, да и не только они - разделили с ней её горе.
  - За любовь. - сказал Титов, поднимая наполненный гранёный стакан и взглядом пробежав по рядам стоявших у стола гостей. - За верховное чувство, которое нами движет к высотам личностного развития. За верховное чувство, которое способно показать нам наши истинные возможности, нашу истинную суть, наше истинное лицо. За верховное чувство, которое нас объединяет в стремлении жить полно, достойно, ярко, независимо от того, сколько секунд, минут, часов, суток, месяцев, лет мы можем прожить, пробудив в себе это чувство. За любовь, познав которую мы, независимо от расы, пола, возраста, социального и имущественного положения, становимся равны былинным героям и богам. За любовь, которая дарит нам наше продолжение - детей. За любовь, которая придаёт жизни каждого из нас высший, самый полный, истинный смысл. За любовь!
  По рядам прокатилось эхом "За Любовь!" и послышался звон сдвигаемых воедино стаканов, бокалов, рюмок. Светлана увидела, как Ксения едва заметно улыбнулась. Улыбки появились на лицах родных Таира Федосеевича. Похоже, они оттаяли. Хотя бы ненамного, но - оттаяли.
  Все, кто был в офицерской столовой, знали порядок тостов, поэтому никто не удивился, когда все сели на свои места. Первая пауза в тостах. Послышался стук столовых приборов о тарелки и блюдца. Первые немного несмелые реплики, первые тихие, приглушённые разговоры. Несколько минут - и со своего места встаёт Светлана:
  - Мы получили возможность связаться по видеоканалу с экипажем и командой фрегат-крейсера "Нормандия". - тихо сказала она, видя, как разгораются, проявляя изображение заставок, самые большие настенные экраны в офицерской столовой. - Наши коллеги, друзья, знакомые, родные собрались на борту корабля на Иден-Прайме, чтобы вместе с нами отметить встречу. - заставки пропали, открыв изображения интерьера главной столовой фрегат крейсера. Нормандовцы сидели за столами и, видимо знали, что видеосвязь уже установлена. Со своего места во главе стола вставал Андерсон. В динамиках зала послышался его ровный, спокойный голос:
  - Экипаж и команда фрегат-крейсера "Нормандия" приветствует вас, друзья! - он поднял бокал. - Мы рады видеть и слышать вас, рады чувствовать наше единство! Предлагаю выпить за единство и красоту, друзья! - Андерсон поднял бокал повыше, ожидая, пока все нормандовцы поднимутся со своих мест с бокалами, стаканами, рюмками в руках. Стрельцовы и остальные гости тоже встали. Им понравилось неожиданное включение дальней космической связи, понравилось, что они имели возможность увидеть легендарных нормандовцев. - За единство и красоту! - провозгласил командир фрегат-крейсера.
  Динамики донесли до присутствующих в офицерской столовой крейсера людей звон сдвигаемых воедино бокалов, а экраны - то, как нормандовцы почти одновременно выпили содержимое бокалов, рюмок, стаканов до дна.
  Светлана смотрела на Джона и не могла насмотреться на него. А он смотрел на неё. Как он смотрел! Нежно, мягко, любяще! Мария и Александр тоже во все глаза смотрели на экраны на отца и улыбались. Даже овчарки не сводили взглядов с экранов - они уже давно привыкли к такому техническому чуду и сейчас радовались, видя хорошо знакомых им людей. И не только людей. Среди нормандовцев присутствовали оба турианца, Мордин, Явик, Оливия и Марк. Все, почти все собрались в столовой зале фрегат-крейсера. Такой хорошо знакомой волговцам и их родным столовой зале. Собрались после Победы. Собрались, когда фрегат-крейсер обрёл базу на Иден-Прайме и освоил эту базу стараниями своих экипажа и команды.
  Светлана смотрела на Джона и не заметила, как сел на своё место Андерсон, зато встала сидевшая рядом с ним Карин. Она наполнила свой стакан почти доверху травяным настоем, подождала, пока наполнят свои бокалы, рюмки, стаканы нормандовцы и сказала:
  - За мужчин. За тех, кто всегда, везде и всюду выходил вперёд, чтобы вступить в единоборство с врагом, каким бы сильным, профессиональным и опытным этот враг ни был. За мужчин, кто сделал всё, чтобы враг слабел с каждым днём, с каждой декадой, с каждым месяцем. Кто работал, служил, действовал и в тылу и на фронтах, забывая об усталости, забывая об отдыхе, забывая о сне. За мужчин, которые встали стеной на пути Жнецов, кто погибал, но не пропускал врага дальше своего рубежа. За мужчин, которые говорят мало, но много делают, чьи дела, свершения, достижения говорят и свидетельствуют о них лучше, чем тысячи слов, письменных или устных. За мужчин, сохранивших в себе любовь! За мужчин! - Чаквас подняла свой бокал повыше и соединила его с бокалом Андерсона. Она посмотрела на Дэвида, тот посмотрел на неё и все, кто присутствовал в этот момент в обоих залах обоих кораблей Отряда в очередной раз убедились - Карин и Дэвид любят друг друга. Искренне, полно, глубоко любят.
  Несколько секунд слышался звон сдвигаемых бокалов, рюмок, стаканов. Затем все мужчины обоих экипажей встали со своих мест. У каждого в руке - наполненный бокал. Небольшой гул разговоров - эхо уже прозвучавшего тоста, стихал.
  - За женщин! - сказал Андерсон, глядя на Карин. - За тех, кто всегда рядом с нами, мужчинами. Кто поддерживает нас, кто верит в нас, кто помогает нам. За женщин, для которых мы, мужчины, всегда стараемся быть лучшими, самыми сильными, самыми знающими. Кто раз за разом побуждает нас становиться совершеннее, проявлять наши лучшие качества. За женщин, один взгляд, одно слово которых может побудить мужчину вспыхнуть лучшим, самым сильным светом, светом своей души, светом своей сути. За женщин, дарящих нам, мужчинам, самое дорогое - детей! Наших детей, которым мы передадим со временем в наследство мир. Огромный, многоцветный мир! За женщин, рядом с которыми мужчины становятся настоящими, истинными мужчинами! - Андерсон поднял бокал и осушил его.
  Мужчины обоих экипажей выпили почти одновременно. Женщины обоих экипажей улыбались - тост командира фрегат-крейсера им понравился. Джон выпил свой бокал, не сводя взгляда со Светланы. Она улыбалась спокойной полной улыбкой, в её глазах впервые за несколько дней появились искорки света - она была очень рада видеть своего главного друга, слышать его, ощущать его любовь, его нежность, его поддержку. Как же хорошо, что система дальней космической связи сработала вовремя и нормандовцы смогли увидеться с волговцами.
  Несколько минут - и мужчины занимают свои места за столами. Ещё несколько минут - и бокалы, стаканы, рюмки снова наполняются. Все - и нормандовцы и волговцы и гости крейсера знают, какой будет следующий тост.
  Алла Селезнева поймала взгляд Стрельцовой, встала. Кому, как не ей, главному врачу крейсера, говорить следующий тост. Да, она пока что не замужем, но за последние несколько месяцев она приняла стольких новорождённых детей, что вполне могла считаться самой многодетной мамой Отряда. С ней в этом могла сравниться только Чаквас.
  Главврачи кораблей Отряда обменялись понимающими взглядами.
  - За детей. За наше продолжение. За тех, кого мы ждём, кого любим, когда они ещё не родились, кого мы любим, когда они родились, кого мы любим, когда они оставляют родительский дом, уходя во взрослую, самостоятельную жизнь. - сказала Алла. - За детей, которых мы, взрослые, защищаем, оберегаем, учим, потому что именно им предстоит наследовать после нас мир. Целый огромный разноцветный мир, поражающий нас многообразием и сложностью все годы нашей жизни. За детей, кто со временем подарит нам, родителям, счастливую возможность прожить третью и четвёртую жизнь, увидеть внуков и правнуков, вместе с ними снова пройти через детство, юность, зрелость! За детей, кто продолжит наше дело! Кто станет лучше нас, достойнее нас. За детей, кто всегда был, есть и будет вершиной любви - верховного чувства для любого разумного существа!
  Мария и Александр улыбались. Да, они двое были первыми детьми, появившимися на свет на борту кораблей Отряда. Они пришли в этот мир в войну, когда судьба разумной жизни в Галактике подвергалась огромной опасности. Тост Аллы им очень понравился - она могла так сказать, ведь с тех пор на "Волге" и на "Нормандии" появились на свет несколько десятков детей. Волговцы в большинстве своём становились многодетными родителями - было немало двоен, троен, были даже четверни и пятерни. Не отстали от волговцев в этом и нормандовцы - там тоже было немало многодетных семей.
  Мария, выждав несколько минут, пока взрослые не наполнят свои бокалы, стаканы, рюмки, встала. Кому, как не ей, дочери командира крейсера говорить финальный обязательный тост. Который, не будь на "Волге" ни одного ребёнка, пришлось бы говорить либо Титову, либо маме.
  - Родителям своим мы, дети, обязаны всем, что у нас есть. - тихо сказала Мария. - Родители всегда сопровождают нас, сколько бы нам, их детям, не было лет, были ли мы с ними рядом или между нами были бы километры пространства, своей заботой и поддержкой. Вклад родителей в нашу жизнь, жизнь их детей, нельзя соразмерить ни с чем. Без них, без наших родителей не было бы и нас, их детей. За наших родителей! Пусть высшие силы подарят им много-много здоровья и много-много лет жизни!
  Светлана удовлетворённо кивнула дочери. Мария едва заметно кивнула в ответ и улыбнулась, отхлебнув из бокала немного травяного настоя. Александр видел, как с ближайшего экрана ему кивнул отец.
  Финальный обязательный тост прозвучал. Теперь застолье перейдёт в свободную фазу. Если и будут дальше тосты - они будут личной инициативой всех присутствующих.
  Бокалы, стаканы, рюмки опустились на столы. Послышался стук столовых приборов, звякание тарелок и блюд.
  Через час с небольшим Светлана встала. За ней поднялись Титов и Рената. Мария и Александр тоже встали, встали и некоторые другие Стрельцовы. Застолье в основном завершалось и теперь можно было выйти из столовой залы. На экранах было видно, что и столовая зала фрегат-крейсера немного опустела - многие нормандовцы покинули её. Протокол был выполнен, полностью соблюдён.
  
  Встреча. После застолья. Утро следующего дня
  
  Рената взяла Станислава под руку и направилась к дверям офицерской столовой. Титов не сопротивлялся, он был рад и доволен - застолье удалось на славу, прошло нормально, без проблем, без осложнений. Он и не заметил, как переступил порог своей старпомовской каюты, хотя не знал до самого последнего момента, куда именно поведёт его подруга.
  - Гм. Это... я точно не покупал это. Откуда?...
  - Слав, это купила я. Немного, самую малость ограбила магазины города. Хотела доставить тебе радость.
  - Ты, Рена, самая большая моя радость! - Станислав оглядел каюту, останавливая взгляд на каждой из обновок. Потом он повернулся к спутнице, обнял и поцеловал её в губы. Долгим поцелуем, страстным. Рената была рада и счастлива. Она едва успела закрыть дверь, как оказалась в крепких и нежных объятиях своего вне всяких сомнений главного друга.
  Они оба не помнили, как оказались в постели. Наверное, это произошло очень быстро. И уж точно - по взаимному согласию. Рената целовала Станислава так, как не целовала никого уже очень давно. И Станислав целовал её так, что она таяла, растворялась в океане счастья, любви, нежности. С подарками и обновками они разберутся потом, а сейчас... сейчас главное другое. Главное - они двое, вдвоём, рядом и вместе.
  
  
  Утром все Стрельцовы и остальные гости снова собрались в офицерской столовой на завтрак. На инструментроны уже была подана информация о плане на сегодняшние сутки. К двенадцати часам предполагалось прибыть на мемориал, потом - посетить музей базы "Ликино", выехать в город всем вместе, чтобы прогуляться по его улицам, посетить торговые и культурные центры. График обеда и ужина был сдвинут, чтобы не мешать офицерам корабля следовать установленному распорядку. Напряжение первого дня встречи спало, прошедшая ночь для многих гостей стала важной, нужной, необходимой не только как время для отдыха, но и как время общения. До самого утра многие гости не сомкнули глаз - они говорили, говорили и говорили между собой, радуясь возможности пообщаться вот так, напрямую, без всяких технических посредников.
  Когда вчерашнее вечернее застолье завершилось, Светлана почти полчаса смогла поговорить с Джоном. Рядом с ней в командирском кабинете находились Александр, Мария, Аликс и обе младшие киборгессы. Джон сумел каждому уделить своё внимание - в этом всегда он был большим мастером и Светлане понравилось, как улыбаются киборгессы, как радуется Маша и как доволен Александр.
  Конечно же, с нормандовцами за те же полчаса смогли пообщаться по видеосвязи и другие гости крейсера, но Шепард с молчаливого согласия Андерсона ушёл к себе в старпомовскую каюту. И уже оттуда вышел на прямую, персональную аудиовидеосвязь со Светланой.
  Потом ещё полчаса уже в режиме конференцсвязи Стрельцовы смогли пообщаться с Явиком, Мордином, Сареном, Найлусом, Оливией и Марком. В конце сеанса аудиовидеосвязи Светлана несколько минут общалась с Андерсоном - командирам всегда есть что обсудить, но в этот раз Андерсон был краток и обошёлся предельно общими фразами, отметив, что всю информацию перешлёт по каналам связи позднее. Наверное, он не хотел грузить Светлану служебными заботами и хлопотами, понимал, что после общения с Джоном и остальными нормандовцами, у Светланы просто может не хватить сил на то, чтобы разбираться ещё и с ворохом обычной управленческой рутины.
  Отпустив детей в их каюты, Светлана пожелала киборгессам, возвращавшимся в дата-центр крейсера, успешной работы и, оставшись одна, легла на жестковатую армейскую кровать. Кабинет - не спальня, здесь работать надо, а кровать - так, на всякий случай. Сейчас же армейская койка показалась Светлане необычно мягкой и сон пришёл буквально за несколько минут.
  Утром Светлана проснулась достаточно поздно. - до завтрака осталось чуть больше получаса и, взглянув на настенный экран, где уже было вывешено расписание на день, Стрельцова занялась обычными утренними хлопотами.
  
  - Светлана. - Рената поймала стремительно шагавшую по коридору крейсера Стрельцову за руку. - Спасибо тебе! За Станислава. Он... он... он прекрасен! Я прошу тебя... Сделай мне... подарок!
  - Какой? - Стрельцова остановилась, повернулась к маминой сестре.
  - Будь свидетельницей на моей свадьбе со Станиславом! - выпалила Рената, сама немало удивившись своей смелости и напору.
  - Когда? - Светлана, видимо, оказалась готова к такому повороту событий, поэтому спросила спокойно и даже где-то буднично.
  - Через десять дней! Перед отъездом. Мы решили заключить договор в "Ликино", а обвенчаться - в соборе города. Главном соборе. Дату... я сообщу тебе более определённо позднее. Но - церемонии состоятся - обе - точно перед нашим отъездом из "Ликино"! - Рената просительно заглянула в глаза Стрельцовой. - Прошу...
  - Ты хочешь, чтобы я сыграла "Марш Мендельсона" на здешнем органе? - усмехнулась Стрельцова. - Ладно, ладно. Считай, что уговорила!
  - Света... Я... я... по гроб жизни тебе благодарна и... и... обязана! И потому я скажу тебе первой. Никто ещё не знает, кроме меня. - она приблизила губы к уху Стрельцовой. - Я... я беременна!
  - Уже?! - искренне изумилась Светалана. - Ты волшебница, Рената! - она обняла мамину сестру. - Ну, ну, успокойся. - она вытерла выступившие в углах глаз женщины слезинки. - Иди к Станиславу и будь рядом с ним... Столько, сколько нужно. Передай - я предоставляю ему отпуск на десять дней. Считая с этого дня. Он поймёт остальное. И передай ему, что я рада.
  - Обязательно передам, Света! Спасибо! - Рената убежала по коридору вперёд, скрылась за поворотом.
  
  - Что это с Ренатой такое? - к Стрельцовой подошла Селезнева.
  - Она счастлива. - ответила Светлана.
  - Угум. Понимаю. Особым счастьем. - кивнула главный врач крейсера. - Надеюсь, мне её валерьянкой отпаивать не придётся?
  - Нет. Скорее - удерживать от безумств известного рода. - усмехнулась Светлана.
  - Ну, от этого ассортимента я точно её удержу. - улыбнулась Селезнева. - Ладно, Свет. Я рада, что здесь у нас - без проблем.
  - Я - тоже. - Стрельцова проводила уходившую главврача взглядом и продолжила свой путь, делая отметку на своём инструментроне. Порядок есть порядок. Если Станислав получил отпуск, то его надо оформить официально и документально.
  
  Мемориал
  
  Имперцы не любили вычурности. Особенно, если речь шла о местах упокоения павших. Мемориал базы "Ликино" был скромен, но величественен. Высокий - больше двадцати метров - гранитный штык обелиска, чаша Вечного Огня - перед ним и Аллея Славы. Вокруг - парк: дорожки, немногочисленные каменные лестницы, деревья, кустарники.
  Шипнув тормозами, у начала аллеи остановились все три автобуса. Стрельцовы, Знаменские, другие гости покинули салоны, собрались перед аркой. В руках у всех были букеты скромных полевых цветов. Много букетов. Сюда все гости, кто имел право на ношение военной или ополченческой формы, прибыли одетыми в форменную одежду. Воинский мемориал. Гражданский - чуть дальше. Те гости, кто пожелает его увидеть, смогут пройти и туда - времени будет для этого достаточно.
  В полном молчании Стрельцовы и остальные гости приблизились к началу аллеи. Многие уже издали читали чёткие и яркие надписи на ближайших надгробьях и памятных стеллах, установленных по обочинам. Тишину этого места нарушал только ветер, шуршавший листвой деревьев. Больших. Когда мемориал только строился, мало где такие деревья в округе сохранились. Их выкапывали, стараясь не повредить корни, осторожно перевозили сюда, устанавливали и делали всё, чтобы они прижились на новом месте, чтобы теперь они охраняли тишину и покой этого святого места.
  Здесь, на земле Мемориала теперь покоились останки всех павших в боях за космодром "Ликино" - военных, гражданских. Всех их опознали, все были названы на стеллах поимённо. Десятки, сотни людей, невзирая на усталость, в свободное от основной работы время, иногда даже забывая поесть, искали в окрестностях космодрома тела павших. Работа велась круглосуточно, посменно. Люди часто работали две или три смены подряд. Никто не взял никакой денежной платы за этот труд. Никто. Люди бережно извлекали из земли скафандры, форменные комбинезоны, тела. Медики и эксперты работали непрерывно. Всё было сделано для того, чтобы никто из воинов, никто из защитников космодрома не остался неопознанным, не остался безымянным.
  Длинная неширокая аллея закончилась. Светлана знала, видела, чувствовала: многие, подходя к "штыку", ещё не миновав полностью аллею, смотрели на пламя Вечного Огня. В языках пламени каждый из пришедших на Мемориал видел что-то своё, важное, ценное, дорогое. Гудящее пламя завораживало, притягивало взгляд, заставляло замедлить шаг, прислушаться к себе, стать строже, собраннее.
  Тесной группой гости встали перед Вечным Огнём. Несколько шагов отделяли людей от гранитной полоски, на которой уже лежали цветы. Свежие, живые. Кое-где на букетах лежала роса, в капельках воды отражалось пламя Огня. Светлана подошла к полоске, наклонилась, положила букет, выпрямилась, поднесла руку к виску. Честь - павшим. Резко опустив руку, отшагнула назад.
  Вперёд вышел Титов, положил свой букет, отдал Огню воинское приветствие, вернулся к остальным гостям. Несколько минут заняло возложение цветов. Светлана, ожидая, пока гости завершат церемонию, смотрела на уходивший ввысь многометровый "штык". Мемориал был построен в рекордно короткие сроки - за несколько недель, а запроектирован ещё быстрее - за декаду. Следили же за качеством строительства в шесть уровней контроля. Какое там допустить отклонение - за любую ошибку, за любое нарушение виновных строжайшим образом наказывали. Потому что верили, знали - Мемориал простоит здесь десятилетия и будет нужен многим поколениям землян.
  Сюда вставить впечатления каждого из гостей по списку с части четвёртой по часть тринадцатую - о войне, о её событиях, о людях и иных разумных. Учесть, что киборгессы на мемориал не поехали, они будут только в музее базы и, возможно - в городе и лесполосе.
  Последними цветы к Мемориалу возложили Александр и Мария. Маша, это ясно видела Светлана, да и не только она, едва сдерживала слёзы. Александр её поддерживал, сопровождал. Она была благодарна брату за присутствие рядом. Приложив ладони к сердцам, дети на минуту склонили головы. Затем вернулись к гостям, подошли к матери. Маша спрятала лицо на груди у Светланы. Плакала. Александр смотрел на огонь, Светлана видела, как он сжимает губы, превратившиеся в едва заметную ниточку. Да. Её дети знают, что такое война на собственном опыте. Горьком, трудном опыте. Война с Жнецами стала частью их жизни. Как там говорила Этита? Каждое поколение имеет свою личную войну? Вот и поколение Марии и Александра обрело свою войну. Большую, страшную, жестокую.
  Титов подошёл вместе с Ренатой. Беспокоится. Страхует. Маша вытерла глаза платочком, повернулась к Мемориалу. Пусть. Ей важно знать, что память о погибших в этой войне будет сохранена. Настолько полно, насколько это вообще будет возможно. Шёл только первый послевоенный год. Сейчас гости и волговцы поедут в музей базы. В городе, конечно же, есть свой музей, посвящённый войне с Жнецами и свой Мемориал, где похоронены защитники города. Гражданские и военнослужащие. Там тоже есть свой Вечный Огонь и свой Обелиск. Те из гостей, кто захочет, а Светлана уверена, что захотят все - побывают там. В самое ближайшее время побывают.
  Саша взял Машу за руку. Сестра благодарно кивнула брату - он помог ей отвлечься от раздумий, иначе она простояла бы вот так не несколько минут, а несколько часов.
  Рената приобняла Светлану. Знала, что она не будет показывать своих эмоций здесь и сейчас. Хотя, наверное, все гости и волговцы её поняли бы. Не будет. Потому что... потому что Светлана - командир. На неё смотрят, на неё, если можно сейчас так сказать, равняются.
  Тихо и неспешно гости отправились в обратный путь по Аллее. Многие перечитывали ещё раз надписи на плитах и стеллах, кто-то останавливался у отдельных надгробий. Кто-то ушёл к гражданскому Мемориалу, ненадолго ушёл - всего на несколько минут.
  Никто никого не торопил и к автобусам гости и волговцы пришли не одновременно. Маша жалась к Светлане и она понимала дочь: Мемориал - тяжёлое место. Александр ушёл к Валентине и Василию, сел рядом с ними в первом ряду сидений, оставив место для сестры. Постепенно автобусы заполнялись людьми. Мало кто решался говорить вслух, было заметно, что многие гости снова и снова вспоминают войну. Титов прошёл мимо открытой автобусной двери, кивнул Светлане - он пойдёт во второй автобус. В третьем автобусе главная - Алла, без врача в такое место лучше сейчас не отправляться: у каждого человека здесь могут сдать нервы или просто стать плохо со здоровьем.
  - Сейчас мы едем в музей базы. - тихо сказала Светлана, взяв с мягкой подушки микрофон и поднеся его к губам. - Можно закрывать дверь. - повернулась она к сержанту-водителю. Тот молча нажал клавиши и дверь автобуса плавно встала на своё место, закрыв проём. Машина выехала со стоянки, развернулась и поехала по одной из далеко не главных дорог базы к зданию Музея.
  
  Проводы родных Таира Федосеевича на вокзале города
  
  Проводить родных Таира Федосеевича решили почти все гости крейсера, потому едва поместились в два автобуса - третий не понадобился: уплотнились, сжались, но - разместились. И прибыли на вокзал за полчаса до времени отправления поезда. Дочь Таира и Прасковьи - Стефания снова оказалась в окружении Стрельцовых.
  - Света... Огромное тебе спасибо. - Стефания подошла к командиру крейсера. - Я... я постараюсь передать маме всё, что здесь узнала, увидела, почувствовала. А главное - я верю, что мама... мама выдержит. Я помогу ей всем, чем смогу. И в этом будет твоя прямая и большая заслуга. Я... когда я ехала сюда, я думала, что делаю неправильно, неверно, оставляя маму одну в такой момент. А сейчас я знаю, я верю в то, что поступила правильно. Мама была права, отпустив меня и Германа сюда, к вам, ко всем нашим родным и близким. - Стефания не сдерживала слёз, обняла Светлану и спрятала лицо у неё на груди. - Прости... Я немного, совсем немного расклеилась. - пробормотала она едва слышно. - Сейчас, сейчас я приведу себя в порядок. Герман, знаю, уже уловил, почувствовал. Сейчас он подойдёт. - она отслонилась от Стрельцовой, достала платок, промокнула заплаканные глаза. - Спасибо тебе, Света. - она взяла за руку подошедшего Германа. - Вот, Гера. Хочу в твоём присутствии сказать. Наверное, это потом, позже, скажет и моя мама, но я, как её дочь, скажу сейчас. Светлана, ты и Джон и твои дети всегда будете желанными гостями у нас. Приезжайте хоть на несколько часов, хоть на несколько месяцев - мы всегда будем вам очень рады. И мы будем рады видеть всех киборгесс, роскошных, прекрасных, умных, красивых киборгесс - и Аликс, и Зару, и Лекси. Всех. Приезжайте к нам, мы будем очень рады. Я уверена - тебе надо увидеться с моей мамой, о многом поговорить. Ей это нужно, тебе это нужно, Света. Прошу, приезжай! Хоть одна, хоть с Джоном, хоть все вместе. Мы будем рады всем вам. Всегда! - она выпрямилась, крепче взяла за руку Германа. - Вот. Сказала. И мне сразу немного, но полегчало.
  - Гм. - только и успела сказать Светлана, как Стефания прервала её:
  - Не говори ничего, Свет. Не надо! Просто... Просто бери в охапку детей, Джона, киборгесс - и приезжайте! Я всё понимаю - служба, работа, всё такое. Потому - не говори ничего. Просто приезжай! Со всеми. Как жаль, что никто из киборгесс не смог меня проводить... Но я с ними таки успела пообщаться. Они... они восхитительны... Я теперь смогу столько нового и интересного рассказать о них маме, что, наверное, моих рассказов хватит на несколько суток... Это просто прекрасно!
  - Ладно, Стефа. - Светлана обняла её, поцеловала. - Иди, прощайся с остальными. - она передала Стефанию Станиславу. - Сопроводи, Слава.
  - Сопровожу, Света, не беспокойся. - Титов кивнул, а Светлана протянула руку Герману:
  - Хорошей вам дороги, Герман. Помогите Стефании... - тихо сказала Стрельцова, пожимая руку мужчине. - Идите, прощайтесь с нашими... - она разжала пальцы, посмотрела, как Герман подходит к жене, обнимает её, прощается с остальными Стрельцовыми, со Знаменскими, Томиными, Кибрит. Со всеми, кто прибыл на вокзал, чтобы их проводить.
  Стефания, опираясь на руку мужа, поднялась в тамбур, обернулась. Светлана прощально махнула рукой, глядя, как следом за женой поднимается в тамбур Герман. Вскоре и Стефания и Герман появились в окне вагона, уже возле двери в своё купе. Открылась форточка. Стрельцовы, ЗнаТоКи, все гости переместились поближе к этому окну. Послышались вполне обычные предотъездные реплики, пожелания, советы.
  Поезд мягко тронулся с места, Светлана прощально помахала рукой, подумав, что ей в самое ближайшее время надо будет повидаться с Прасковьей Вениаминовной. В самое ближайшее время. Сто пятьдесят с гаком лет - это совсем не шутка. Точную цифру возраста супруги Таира Федосеевича она, конечно, могла бы сейчас назвать, но - не тянуло Светлану проявлять излишнюю точность. Всё равно ясно главное - возраст у главной подруги Таира - более чем почтенный. Надо уважить. Надо прибыть... Может быть, сразу после того, как она разберётся с квартирной проблемой, как посоветуется по этому поводу и прислушается, обязательно прислушается к мнению Джона и к мнению Марии и Александра. Но, надо, конечно, поспешить. Мало ли что...
  Проводив взглядом хвост уходящего от платформы состава, Светлана вздохнула. Первые сутки завершились. Жаль, конечно, что дочь Таира и её муж уехали, но - обстоятельства таковы, что по-иному поступить они оба не могли бы. Их присутствие требовалось рядом с Прасковьей Вениаминовной. Необходимое, важное, нужное присутствие.
  Титов подошёл, пытливо заглянул в глаза. Светлана поняла - проверяет. Заботится. Страхует. Да, она немного, самую малость устала. Всё же мемориал, музей, город и лесополоса - многовато для одного дня. Если бы родным Прасковьи не надо было так быстро возвращаться, то не нужно было бы всё стремиться впихнуть в один день. Всё равно ведь всё не впихнёшь - многое осталось. Наверное, Стефания, да и Герман тоже где-то в глубине душ жалеют о том, что не смогли побыть с большинством Стрельцовых рядом подольше, но - такова жизнь.
  - Спасибо, Слава. Я - в порядке. - Светлана поднялась в салон первого автобуса, села в своё кресло рядом с водителем. Снова она вошла в салон одной из последних... Но - такова, наверное, доля командира и доля хозяйки. - Поехали. - кивнула она сержанту-водителю, убедившись, что гости заняли места в обоих автобусах. - Вперёд.
  
  Дорога серой лентой уходила под колёса автобуса. Глядя на неё, Светлана привычно думала о своём. Позади неё гости разговаривали, слова, реплики, фразы сливались в ровный гул. Шелест двигателя не мешал, машина шла ходко, на максимально разрешённой скорости. Хорошо, что Джон нашёл возможность выйти на связь с "Волгой", да ещё и время подгадал как раз к застолью. Правда, не успел включить канал в самом начале, но ничего - главное, что он успел. Светлане было очень приятно увидеть главного друга, ощутить его любовь, его нежность, его уважение, адресованные только ей одной. Конечно, и Мария и Александр тоже были рады увидеться с папой, они тоже получили от него то, чем никогда не были обделены и раньше. А уж как были рады Аликс и её дочки! Хорошо, что теперь у землян, у людей есть прочная связь с новой расой разумных синтетов.
  
  Адмирал Георгий. Трое суток отпуска
  
  Адмирал Георгий был восхищён и впечатлён - он редко когда жил столь интенсивно и полно, столь разнообразно и увлекательно. Казалось, не было в "Ликино" и в Городе, а уж тем более - на "Волге" места, где его бы не ждали в любое время дня и ночи. Ждали не только как гостя, но и как коллегу, сослуживца, знатока, профессионала, специалиста, эксперта. Ни для кого из сотен его новых знакомых, которыми адмирал обзавёлся здесь, не были проблемой его немногословность, суровость, жёсткость.
  Он проводил долгие насыщенные до предела работой и общением часы в Центральном Посту крейсера, в его командных частях и отсеках, общался с инженерами, техниками, навигаторами, пилотами, штурманами, попал даже под внимательный взгляд и опеку уникального врача - Аллы Селезневой. Стал свидетелем появления на свет двойни - мальчика и девочки, родившихся у одной из навигаторов корабля, смог одним из первых поздравить молодую маму, подарить ей букет цветов - Светлана, улучив момент, заблаговременно подсказала, какие именно ей нравились больше всего.
  А уж из КДЦ "Ликино" он был готов не вылезать сутками, если бы у него была такая возможность. Помня о том, что у него осталось только двое суток, адмирал и сам изумлялся, как его новые многочисленные знакомые втискивают в минуты общения и совместной работы столько всего, сколько обычно можно было втиснуть только во многие часы. Он проводил пятнадцатиминутки с диспетчерами, общался с пилотами и командирами разведкрейсеров, базировавшихся в "Ликино", общался с офицерами кораблей и со старшинами, не избегал и общения с рядовыми членами экипажей крейсеров и кораблей обеспечения.
  В вирт-центре он несколько часов участвовал в очередном виртуальном тренинге экипажа одного из крейсеров и был полностью удовлетворён как уровнем своего участия, так и уровнем профессионализма своих новых знакомых. Ему всё больше нравились эти мужчины и женщины, избравшие армию своей судьбой, сделавшие военную службу Империи своей жизнью. Конечно же, они расспрашивали его в редкие минуты отдыха о Светлане и об экипаже "Волге", интересовались его мнением о событиях прошедшей войны. Но это не носило характер унылой обязаловки, наоборот он находил большое удовольствие, говоря о внучке и о её коллегах, о корабле, которым командует Светлана, о том, что удалось совершить волговцам в ходе минувшей войны. Конечно же, он с большим удовольствием рассказывал и о том, как воевала "Двина" и её экипаж, чем заняты двинцы сейчас. О планах он по понятным причинам не говорил и слушатели его правильно поняли: секретность, всё такое.
  С братом Светланы - Михаилом он долго говорил о том, какие чрезвычайные ситуации сейчас возможны, как их следует предупреждать, ограничивать и преодолевать. Вирт-центр КДЦ "Ликино" очень помог адмиралу в общении с Михаилом - там были созданы все условия для воссоздания и исследования самых заковыристых и сложных сценариев.
  Там же, в КДЦ он много времени провёл над картами Земли вместе с Семёном - средним братом Светланы. Это только так кажется, что командир имперского линкора может не интересоваться деталями картографии планет - на самом деле для экипажа линкора мелочей нет и знание планет, и не только их картографии вполне может облегчить - и не раз - выполнение очередной задачи и даже спасти жизнь корабля и экипажа. Потому Семён и Георгий получили большое взаимное удовольствие, вдоволь пообщавшись несколько часов по вопросам и проблемам, которые действительно представляли для обоих реальный взаимный интерес.
  На исходе вторых суток для адмирала и командира линкора "Двина" в КДЦ "Ликино" не осталось никаких "белых пятен" - он не претендовал на то, что за столь короткий срок охватит всё, поэтому отказался от поездки в ближайший речной порт, куда его приглашал дед Устим - капитан сухогруза "Иртыш". Устим понял Георгия правильно и не стал настаивать, ведь действительно, каждому - своё и нельзя объять необъятное, тем более, что у Георгия оставались в запасе только сутки. А ведь так ему хотелось продлить пребывание здесь, в "Ликино" хотя бы на несколько часов. Но - нельзя, линкор и его экипаж ждут своего командира и работа тоже не может ждать, как и служба.
  Нашёл Георгий возможность и поговорить наедине с Игорем. Убедился, что он - по-прежнему важен и дорог для Светланки, успокоился. Игорь почти постоянно пропадал в Медотсеке "Волги", а если и выходил из него, то только для того, чтобы переместиться в базовый госпиталь или улететь в военный госпиталь Города. Так что, как понял Георгий, в эти несколько суток у Игоря не будет много времени на сколько-нибудь плотное общение со Светланой. Ничего, у Игоря ещё впереди есть неделя отпуска и Светлана приняла Игоря, они правильно поняли друг-друга, так что здесь сложностей не будет.
  Конечно же, не обошлось и без плотного общения с генерал-полковником Стрельцовым - военным лётчиком. Уговорил таки Георгия Валерий - слетали они в тест-зону космодрома на "спарке", дал Валерий Георгию попилотировать машину так, как захотел адмирал. Всё же командир "Двины" - пилот по основной профессии, а космофлот и астрофлот выросли из военной авиации и любой пилот Астрофлота обязан уметь пилотировать не только космические, но и атмосферные корабли. Потом, после окончания трёхчасового полёта, Георгий и Валерий в классе послеполётных совещаний ещё долго обсуждали проведённый полёт, отмечали недостатки, проблемы, искали пути их преодоления. Говорили о многом, не только о том, что касалось службы.
  Адмирал и генерал совместно побывали у пилотов истребительного полка, прикрывающего небо над "Ликино", затем побывали у воинов зенитно-артиллерийского полка, обеспечивающего противовоздушную оборону базы "Ликино", у десантников полка, осуществлявшего наземную охрану и прикрытие базы.
  Вернувшись далеко за полночь - где-то в два часа ночи на борт крейсера, адмирал Георгий встретился с практически никогда не спавшими в человеческом понимании тремя киборгессами, те проводили его в столовую, где буквально принудили поужинать.
  Пока адмирал ужинал, Зара и Аликс, которые, как понял Георгий, были в большей степени сориентированы на армейское житьё-бытьё, немало интересного рассказали ему, и сами с интересом выслушали рассказы адмирала. Лекси больше задавала вопросы, но вопросы были конкретными, чёткими, выдававшими хорошее знакомство киборгессы с предметом. Георгий понял, что Лекси только кажется вполне мирной и даже очень гражданской - случись какая-нибудь профильная ситуация и все окружающие поймут очень быстро и надёжно, что эта киборгесса прежде всего - оружие. Всё же Оливия воспитала Аликс как воина, а уж Аликс в свою очередь воспитала прежде всего как воинов своих обеих дочерей.
  После ужина Зара и Аликс сопроводили Георгия в одну из свободных кают, заверив адмирала, что он точно никому не помешает - многие волговцы получили возможность и право жить в наземных общежитиях базы, а на корабле появляться только в часы службы. Пожелав адмиралу спокойного отдыха, киборгессы удалились, а Георгий, едва добрался до кровати, отключился почти мгновенно, будучи предельно доволен прожитым невероятно интенсивно и содержательно днём.
  
  Наутро после завтрака в офицерской столовой адмиралу предложил составить компанию младший брат Светланы - Кирилл и они вдвоём улетели на флайере в расположение десантного полка, прикрывавшего базу. Там Кирилл оказался в своей родной стихии - его ждали с нетерпением и сразу "закружили". Не остался в стороне и адмирал - он с удовольствием несколько раз преодолел десантную и штурмовую полосы препятствий, прошёл тренировку по парашютному многоборью в тренажёрном центре полка, поработал вместе с офицерами штаба над планами боевой учёбы, побывал в парках боевой техники, принял участие в её техобслуживании и ремонте.
  Обедали Георгий и Кирилл в общей столовой зале полка, одной из самых больших. Здесь адмирала завалили вопросами о боевом пути линкора "Двина", о проведённых экипажем и командой боевых вылетах в минувшую войну. Кирилл блеснул своими знаниями о многих наглухо закрытых для гражданских страницах истории линкора, чем впечатлил и порадовал десантников.
  Встречу адмирала и генерала с десантниками транслировал местный военный информационный центр, так что и другие воины полка смогли задать гостям свои вопросы и получить полные, развёрнутые неформальные ответы. После обеда адмирал вернулся на "Волгу" - предстояло уделить внимание и время сёстрам матери Светланы, а Кирилл остался у десантников - у него ещё было предостаточно и задач, и планов, и задумок, реализовать и выполнить которые он мог бы только там.
  Конечно же, к десантникам адмирал улетел ранним утром, облачившись в полную военную форму. И планировал, что вернувшись на "Волгу", он переоденется в гражданское, всё же предстоит общаться с женщинами, а там форма ни к чему, а вот гражданский парадный костюм - самое то. Но ни Альбина, ни Рената, не дали адмиралу ни секунды на раздумья - благодаря Аликс они точно узнали, на какую стояночную площадку КДЦ "Ликино" распорядился направить флайер, пилотируемый Георгием и подошли минута в минуту прямо туда, так что, едва открыв салонный "фонарь" флайера, адмирал сразу был взят в мягкие и упругие сильные "клещи", будучи вынужденным сдаться на милость очаровательных захватчиц и отказаться от мысли в самое ближайшее время облачиться в гражданское. Что поделать, женщины в Российской Империи всегда были очень неравнодушны к мужчинам в военной форме и тем более, если эти мужчины были в немалых воинских чинах.
  - Идёмте, адмирал. - сказала Рената. - Не на корабль - в местный Дворец культуры. Мы уже в курсе, что вы пообедали в расположении у десантников и насильно заставлять вас вторично обедать не будем. - она усмехнулась, поймав взглядом улыбку Альбины. - Но при случае - накормим. Там, говорят, прекрасный ресторан. И мы хотим, чтобы вы составили нам обеим там - и не только там - компанию. А о Станиславе не беспокойтесь - он вместе со Светланой улетел в КДЦ "Ликино", пробудет там до позднего вечера - обычная командирская работа, ничего особого.
  - Успокоили. - адмирал взглянул на улыбающуюся Ренату. - А то ведь я подумал...
  - Станислав не ревнив без особой на то необходимости. - убеждённо заявила Рената. - И он знает, где и с кем я проведу эти часы, поэтому он - нисколечки не против. А уж мы обе - тем более не против! - она указала адмиралу на пешеходную дорожку. - Тут всего два километра, заодно успеем и поговорить.
  - Ладно, уговорили. - усмехнулся адмирал, чувствуя, что из "клещей" ему не суждено вырваться до самого позднего вечера.
  
  Они действительно проговорили до самого входа в большой и красивый Дворец Культуры. Адмирал и раньше знал, что обе сестры с ранних лет занимались пением, музыкой, танцами, шили себе сами разные наряды, преимущество отдавая старинным, богато украшенным. Вот и сейчас обе сестры щеголяли не в привычных имперцам комбинезонах, а в платьях - почти вечерних, явно праздничных, необычных: Альбина отдала предпочтение платью нежно жёлтого цвета, а Рената - платью розового цвета. Конечно, к платьям сёстры подобрали и браслеты, и пояса, и серьги. Бус и колье они не надели - платья спереди доходили до шей, так что при всём желании бусы и тем более колье были бы явно лишними. Хотя... может быть такое сочетание и было бы интересным.
  
  Танцзал на втором этаже сейчас пустовал и Рената с Альбиной об этом, вероятнее всего знали заранее.
  - Аля. - услышал адмирал, остановившийся у входной двери в зал, шёпот Ренаты. - я - за рояль!
  - Ясно, сестра. - кивнула Альбина
  Рената отпустила руку адмирала, направляясь к сверкавшему чёрным лаком и манившему к себе открытой крышкой концертному фирменному роялю. - Действуй. - на лице обернувшейся младшей сестры мелькнула лукавая улыбка, адресованная, вне всяких сомнений, не сестре, а ему, Георгию.
  - Адмирал, разрешите? - услышав первые аккорды, Альбина присела перед ним в церемонном реверансе.
  Георгий выпрямился, церемонно поклонился, подхватил партнёршу и они закружились по залу в вальсе. Похоже, Ренате удалось в очередной раз продвинуть свою сестру вперёд и не только в силу её старшинства. Просто Рената, видимо, рассудила, что установив прочные, как она была уверена, взаимоотношения со Станиславом Титовым, она уже не имеет права проявлять повышенный интерес к другим мужчинам, в частности, приглашать их на танец, а вот Альбина - замужняя дама и она вполне может себе позволить потанцевать с видным кавалером, целым адмиралом и командиром не простого корабля, а могучего боевого линкора.
  Альбина танцевала профессионально, мастерски, с душой, учитывала, что здесь и сейчас не она ведёт, а ведёт кавалер, потому давала адмиралу право управлять рисунком танца и определять направление движения. Георгий и Альбина кружились по залу, минута шла за минутой и им обоим очень нравилось быть вместе. Изредка Альбина взглядывала на сидевшую за роялем сестру, улыбалась, но ещё больше она улыбалась, взглядывая на Георгия. И тот улыбался в ответ, получая огромное удовольствие от танца с такой красивой женщиной.
  
  Уловив окончание мелодии, Георгий провёл Альбину к уголку отдыха - столику и нескольким креслам, подождал, пока она сядет, кивком поблагодарил её за танец, извинился, отошёл к Ренате:
  - Давайте я попробую. Давно, знаете ли, не играл. А вот сейчас... захотелось попробовать. - сказал он, подходя к роялю.
  - Охотно, Георгий. - Рената встала, уступая адмиралу место за клавишами.
  Георгий сел, пробежался пальцами по клавишам, вспоминая позиции, затем поставил ноги на педали и заиграл. Ещё когда он шёл к роялю, он думал, что именно будет он играть, играть так, чтобы Рената запела. О, он знал, как она умеет петь... И почему-то ему хотелось, чтобы и сейчас она спела по-настоящему вечную песню для всех землян, не только для имперцев - для всех людей. Конечно же, легендарную и вечную "Надежду".
  Рената, стоявшая у рояля, узнала мелодию сразу. И поняла, что уж эту песню она споёт. Альбина коснулась рукой своего инструментрона и это движение Рената увидела. Увидела краем глаза и поняла - сестра сделает всё, чтобы заснять то, как она будет петь. Наверное, это будет приятно маме, Светлане и Станиславу. Надо постараться. Надо очень постараться, ведь адмирал очень скоро улетит, вернётся к службе, к своему кораблю. Пусть он тоже запомнит эту песню, пусть он запомнит, как она пела эту песню, пела, обретя счастье, полное женское счастье, полное семейное счастье.
  И песня взлетела над сводами танцзала, заполняя собой его пространство. Ни сёстры, ни адмирал не знали, что киборгессы уже попросили сотрудников Дворца Культуры записать всё, происходящее сейчас в зале.
  
  "Светит незнакомая звезда,
  Снова мы оторваны от дома.
  Снова между нами города,
  Взлетные огни аэродрома...
  Здесь у нас туманы и дожди,
  Здесь у нас холодные рассветы,
  Здесь, на неизведанном пути,
  Ждут замысловатые сюжеты."
  
  Георгий видел, как Рената расцветает, сбрасывает рутинный, обычный облик. Как её голос крепнет, обретает глубину, силу, мощь, убеждённость, нежность. Многое было в этом голосе счастливой женщины, желавшей поделиться своим счастьем, своей уверенностью в будущем с окружающими людьми.
  Альбина подалась вперёд, вперила долгий внимательный взгляд в сестру, на её лице играла мягкая улыбка, глаза лучились радостью и довольством - она, несомненно, видела, чувствовала и знала, что сестра - счастлива. Теперь - счастлива. Счастлива настолько, что этого счастья хватит не только ей самой, но и Станиславу, и её будущим детям, сколько бы их у неё не было, а у неё их, несомненно, будет очень много.
  Аликс перебросила канал из Дворца Культуры базы на инструментрон Станислава и включила на экране инструментрона старпома ярлык оповещения, сопроводив ярлык "баллоном" с пояснением. Пусть Станислав послушает, как поёт Рената вживую - запись он всегда успеет послушать позднее! Лучшую, качественную запись, ведь это уж она, киборгесса-мать точно сможет сделать.
  И Станислав услышал, на несколько минут, ставших для него предельно счастливыми минут, прервав общение с сотрудниками КДЦ. Секунда - и он сам перекидывает канал на экраны зала командирской подготовки, уловив, как заинтересовались песней присутствовавшие в зале офицеры. Песня мощно и широко зазвучала в динамиках зала:
  
  "Надежда - мой компас земной,
  А удача - награда за смелость.
  А песни довольно одной,
  Чтоб только о доме в ней пелось.
  Ты поверь, что здесь, издалека,
  Многое теряется из виду,
  Тают грозовые облака,
  Кажутся нелепыми обиды.
  Надо только выучиться ждать,
  Надо быть спокойным и упрямым,
  Чтоб порой от жизни получать
  Радости скупые телеграммы..."
  
  Вошедшая в зал командирской подготовки Светлана уже знала о происходящем. И увидела совершенно счастливого Станислава. Очень редко, когда она видела его таким счастливым, открытым и довольным. Титов не обратил никакого внимания на появление в зале Стрельцовой, он продолжал слушать, впитывать каждый звук, каждую ноту, каждую деталь мелодии и голоса любимой женщины, своей главной подруги. Обретённой им уже после войны:
  
  "И забыть по-прежнему нельзя
  Все, что мы когда-то не допели,
  Милые, усталые глаза,
  Синие московские метели.
  Снова между нами города,
  Жизнь нас разлучает, как и прежде.
  В небе незнакомая звезда
  Светит, словно памятник надежде."
  
  Припев, финальный припев к песне подхватили уже все находившиеся в зале офицеры и Титов обрадовался ещё больше, ведь он знал, что Рената поёт эту песню не только для него одного, а для всех людей Земли, выживших в этой страшной войне, привыкавших к мирному времени, к мирной жизни. Надеющихся на лучшее, на то, что теперь это лучшее - вполне достижимо, ведь наступил долгожданный мир!
  
  "Надежда - мой компас земной,
  А удача - награда за смелость.
  А песни довольно одной,
  Чтоб только о доме в ней пелось.".
  
  Отзвучала песня. Экраны в зале командирской подготовки в КДЦ обзавелись заставками, затем - погасли, но несколько минут все офицеры аплодировали, аплодировали стоя. Киборгессы записали и эти аплодисменты - пусть потом Рената увидит и услышит их. Да, Станислав не будет ей об этом много и долго говорить, но увидеть эти аплодисменты и услышать их самой Ренате будет очень приятно и важно.
  - Я расцелую Рену. - тихо сказал Станислав. - Она подарила мне сейчас одни из лучших минут в моей жизни. - он посмотрел на подошедшую Светлану. - Спасибо, командир. Я ведь знаю, это сработали киборгессы. Я их всех расцелую лично. В самое ближайшее время.
  - Уверена, Слава, что так и будет, улыбнулась Стрельцова, пожимая руку старпому. - Рена пела для вас. Прежде всего для вас. А адмирал...
  - Я и не знал, что он настолько профессионально играет... - кивнул Титов. - Мастер. Я постараюсь лично поблагодарить его. Он так помог Рене...
  - Да. - подтверждающе кивнула Светлана. - Благодаря ему я тоже убедила себя в необходимости заняться музыкой. А ведь не хотела. Потом - втянулась. И сейчас... Да ладно, что там. - Стрельцова обернулась, увидела заинтересованные взгляды офицеров, находившихся в зале. - Не буду мешать, мне ещё к штурманам зайти надо. - она развернулась и вышла из зала.
  
  Альбина встала, порывисто подошла к Ренате, обняла и расцеловала её, потом подошла к встававшему адмиралу, склонилась перед ним в поклоне:
  - Георгий... лучшее исполнение... я вряд ли слышала. Огромное вам спасибо!
  - Я всего лишь постарался поддержать Ренату. - кивнул адмирал. - Она волшебно точно и чётко чувствует ритм, стопроцентно попадая в синхрон. - он усмехнулся, подошёл к смутившейся Ренате, склонился, поцеловал ей руку. - Я восхищён, Рената. Спасибо вам!
  - Я рада, Георгий. Вы мне действительно очень, очень помогли. - Рената улыбнулась, одарив адмирала нежным взглядом. - Идёмте, тут ещё есть очень даже немало интересного.
  - Неуёмная. - фыркнула Альбина, отступая в сторону и пропуская вперёд сестру, уже взявшую адмирала под руку.
  - Какая уж есть. - ответила Рената, переступая порог танцзала.
  
  Они прошли по коридору, поднялись на третий этаж и тихо вошли в мастерскую скульпторов. Едва только они переступили порог - поняли, что все - и наставники, и ученики слышали пение Ренаты и игру адмирала. Их встретили восторжёнными аплодисментами и одобрительными возгласами.
  - Придётся поддержать их счастье? - улыбнулась Альбина.
  - Теперь - твоя очередь волшебничать, сестричка! - усмехнулась Рената, проходя между рядами постаментов, за которыми работали ученики.
  - Попробую. - Альбина подошла к свободному постаменту, обернулась, выбрала на стеллаже кусок пластика, взяла с другого стеллажа укладку с инструментами, вернулась к постаменту, надвинула на лицо защитную маску, включила лазерный резак...
  Дальнейшее повергло не только учеников, но и наставников в шок: меньше чем за пятнадцать минут глыба пластика обрела очертания линкора "Двина". Адмирал, надев защитную маску и халат, подошёл ближе, с изумлением вглядываясь в хорошо знакомые ему обводы родного корабля, становившиеся с каждой секундой всё чётче и определённее.
  Ещё пятнадцать минут - и Альбина выключает резак, внимательно, крайне придирчиво оглядывает получившуюся модель, подходит к стеллажу и берёт набор красок. Пока она выбирала набор, адмирал, склонившись над моделью, не мог поверить в то, что он действительно видит - перед ним была точнейшая модель "Двины". Да, он помнил о том, что Альбина обладает фотопамятью, способна запомнить множество мелких деталей, но такое... Здесь фотопамяти явно мало, здесь нужно многомерное восприятие, причём - предельно точное, да ещё совмещённое с точной моторикой, чтобы нигде, ни в малой степени не допустить отклонений от оригинала. А масштаб... Почти один к сорока, да с припусками минимальными. Лёгкие, ажурные держатели, вне всяких сомнений, будут заменены на подставку.
  - Подставку сделаю я. - тихо говорит Рената. - И - не только подставку. - она подходит к одному из наставников, о чём-то договаривается с ним, подходит к стеллажу, выбирает кусок дерева, внимательно его разглядывает со всех сторон, направляется к свободному постаменту, берёт резак, взглядывает на стоящую поотдаль модель "Двины", включает лазер и...
  Несколько минут - и подставка вчерне готова. Уже сейчас адмирал видел общий замысел Ренаты. Конечно же, "Двина" в полёте! Классическая "дуга броска". А Рената продолжает выпиливать, освобождать задуманный ею постамент от всего лишнего. Вот проявляется прямоугольное мощное основание, а вот проявляется место для надписи. Много места для надписи. Значит, не только для надписи, но и для подписей. Конечно, и с тыльной стороны подставки будет предостаточно места, но здесь...
  Обернувшись к Альбине, Георгий замер - под острейшей кистью "Двина" обретала свой обычный цвет. Тот самый, хорошо знакомый ему, её командиру. Цвет боевого тяжёлого корабля. Цвет линкора. И почему-то адмирал знал, уже сейчас знал, что Альбина на этом не остановится.
  Ученики бросили свои работы, сгрудились, окружили мастериц. Вглядывались, учились. Наставники стояли среди учеников, не пытаясь пройти в первые ряды. Адмирал чувствовал - им тоже интересно. Никакие особые пояснения не требовались - всё происходило на глазах людей.
  За двадцать минут Альбина закончила полную покраску модели линкора и по рядам окруживших её постамент зрителей пронёсся вздох восхищения - линкор уже сейчас был как живой, но это явно был не финальный штрих. Сменив кисть и комплект красок, Альбина приступила к покраске и раскраске отдельных мельчайших деталей корпуса тяжёлого корабля. Никаких экранов, никаких ридеров, никаких инструментронов - всё по памяти. И это особенно удивляло и восхищало свидетелей настоящего чуда.
  Рената уже закончила вытачивать постамент для модели, подошла к стеллажу, выбрала лаки и консерванты, взяла нужные укладки, вернулась к постаменту, включила вытяжную вентиляцию над постаментом. Кольцо зрителей вокруг мастерицы сомкнулось, но Рената не обращала на это никакого внимания. Лёгкие, точные движения - и вот уже основание "дуги" полностью покрыто слоем консервирующего лака, а сверху уже ложится первый слой основного лакового покрытия. "Дугу" пока Рената оставила без внимания, ведь основание имеет более сложную форму, надо хорошенько прокрасить лаком достаточно мелкие детали в местах, предназначенных для подписей и надписи.
  Адмирал уже вполне себе представлял красоту и совершенство постамента для модели, но никак не мог справиться с удивлением и изумлением - оказывается, Рената и Альбина и такое могут?! Тогда можно себе представить их силу и мощь в тех областях, которые они сделали основными, базовыми для своей профессиональной деятельности. Очень хорошо представить огромность этой силы и мощи.
  Посмотрев заворожённо, как Рената прокрашивает несколькими слоями лака постамент для "дуги", адмирал обернулся к рабочему месту Альбины и просто выпал в осадок: такого свидетельства совершенства фотографической человеческой памяти он ещё никогда не встречал в своей жизни - на лёгких, почти незаметных держателях парила, плыла, летела его "Двина". Альбина уже заканчивала прокрашивать последние мелкие детали, но уже сейчас адмирал не мог найти, как ни старался, в своей памяти ни одной такой или хотя бы подобной масштабной модели своего корабля. То, что сотворила за несколько десятков минут Альбина было действительно уникально. Без всяких скидок и натяжек уникально. Вокруг постамента с "Двиной" царила мёртвая тишина. Зрители - и ученики и наставники - казалось, боялись даже громко дышать. Многие держали открытыми экраны инструментронов, на которых уже светилась "Двина" в её реальном виде. Ясно были видны взгляды, переходившие с экранов на модель, ясно были видны расширенные в искреннем изумлении и удивлении глаза не только учеников, но и наставников.
  Альбина ни на что вокруг не обращала внимание, полностью сконцентрировашись на модели. Адмирал отметил, что многие присутствующие в мастерской потихоньку снимают процесс на видео, используя для этого, конечно же, инструментроны, но, как оказалось, Альбина была совершенно не против съёмки и Георгий догадывался почему - повторить такое никто из присутствующих не сможет, во всяком случае в сопоставимые по краткости сроки. Может быть за недели, может быть за декады, может быть - за месяцы. Раньше с таким качеством и полнотой, без обычной поддержки - никогда.
  Уловив неясный шум, адмирал повернул голову и увидел, как несколько наставников с почти десятком учеников работают над... чехлом для модели. Прочное металлическое основание, куб из закалённого бронированного стекла - и с таким, как оказалось, работали здесь, металлический чехол с ручкой, обёрнутой мягким и прочным материалом. Похоже, местные умельцы решили сделать своими руками достойное убежище для столь уникального творения. Едва сдержав довольную улыбку, адмирал взглянул на рабочее место Ренаты и понял, что она уже завершает работу над прокраской постамента для модели. Наверное, когда Альбина закончит работу над моделью, постамент уже просохнет и будет готов принять на себя вес изумительно красивой, точной и, вне всяких сомнений, уникальной модели.
  Довольно-восхищённый вздох отметил окончание работы над моделью "Двины". Альбина выпрямилась, подняла голову, но не стала оглядываться по сторонам, придирчиво осматривая свою работу. Сейчас адмирал даже сомневался в том, сумеет ли он найти хотя бы малейшее несоответствие между реальным линкором и его моделью. Надо было подождать несколько минут, чтобы краска высохла и Альбина использовала это время для финального, крайне внимательного осмотра своего творения.
  Лёгкие шаги раздались за спиной адмирала - это подходила Рената. В руках у женщины был постамент для модели. Вздох изумления в который уже раз - совершенно искренний и заметный - пронёсся по рядам зрителей. Постамент был прекрасен. Он вне любых сомнений был достоин такой уникальной модели.
  Альбина увидела постамент, улыбнулась, одобрительно кивнула сестре. Та улыбнулась и кивнула ответно. Было ясно, что краска на постаменте полностью высохла. Место для основной надписи прикрывалось пластиковой пластиной. Рената поставила постамент-подставку рядом с моделью линкора и Альбина осторожно сняла модель с держателей. Вспыхнули "блицы" многочисленных инструментронов - ни ученики ни их наставники не смогли отказать себе в возможности запечатлеть столь важный момент - соединение модели и её подставки и тем более - модель линкора, находящуюся в руках её единственного создателя. Альбина поняла, на несколько десятков секунд задержала модель в своих руках, потом аккуратно поставила её на подставку. Рената закрыла защёлку и закрутила блокирующий винт. Раздались несмелые хлопки, перешедшие в аплодисменты и грозившие перерасти в овацию. Сёстры встали рядом с моделью, снова вспыхнули блицы, запечатлевая важный момент рождения произведения искусства.
  - Откройте пластинку, адмирал. - тихо сказали в один голос Альбина и Рената. - Это - ваше право.
  Георгий подошёл к модели, склонился, прикоснулся пальцами к пластинке. Та упруго пружинила, словно прося снять её с подставки, открыть то, что под ней. Лёгкое нажатие и под пластинкой - название корабля. Краткое, без пояснений. Конечно же, в кавычках, как и положено: "Двина". Аплодисменты усилились. Адмирал повернулся к сёстрам - они улыбались, счастливые, довольные, что их работа удалась. Совместная работа. Альбина, которую протолкнула вперёд отшагнувшая назад Рената, взяла модель в руки:
  - Это - вам, командиру корабля и всему экипажу линкора наш подарок, адмирал! - она подала модель адмиралу, тот принял её обеими руками и поднял над головой, слыша ещё больше усиливающиеся аплодисменты.
  - А это - вам, адмирал, наш вклад. - сказал один из наставников, подойдя к сёстрам и Георгию и держа в руках чехол. - Мы очень рады быть свидетелями такого чуда и хотим, чтобы оно было в полной сохранности. - он повернулся к Альбине и Ренате. - разрешите?
  Сёстры кивнули и двое учеников подождав, пока адмирал поставит на постамент модель, накрыли её стеклянным кубом, закрепляя замки и защёлки. Вспыхнули "блицы", фиксируя обретение моделью своего дома, своей защитной оболочки.
  - И - чехол, конечно. - продолжил наставник, передавая сёстрам металлический кожух. - Только... не надевайте сразу, дайте нам насладиться таким чудом...
  - Охотно. - кивнули сёстры, не скрывавшие довольных улыбок. Альбина и Рената собрали инструменты, укладки, вернули их на стеллажи на прежние места, почистили постаменты. - Спасибо всем. Мы были рады и довольны быть вместе с вами!
  - Мы донесём модель... Она слишком большая, а вы, вероятнее всего, без транспорта? - сказал другой наставник.
  - Да. - кивнула Рената.
  - Аликс уже вызвала из гаража базы флайер. Через пять минут он будет у входа. - сказала Альбина, закрывая инструментрон.
  - Тогда мы отнесём модель в салон. - сказал наставник.
  - Хорошо. - Альбина поймала согласный кивок адмирала. - Командир линкора даёт "добро"!
  - Согласен. - подтвердил Георгий. - Спасибо вам. - он оглянулся, стараясь увидеть всех, кто присутствовал в этот момент в мастерской. Да, здесь никто не носил форму, но было ясно, что и ученики и наставники - кадровые офицеры, старшины, сержанты и рядовые. Гражданских здесь не было да и не могло быть. - Всего вам всем доброго! - он снял и повесил на вешалку халат, положил на стеллаж защитную маску и переступил порог следом за двумя учениками, несущими кожух с моделью.
  
  Рената приотстала от сестры и адмирал, проводив взглядом двух учеников, уносивших модель к прибывшему флайеру, вдруг почувствовал, что Альбина уже точно знает, куда идти. Ему оставалось только подчиниться желанию уникальной мастерицы. Похоже, Альбина сейчас может проявить ещё одну грань своего таланта.
  И он не ошибся. Старшая сестра поднялась на четвёртый этаж и открыла дверь мастерской живописи. Рената зашла следом, адмирал осторожно переступил порог и как можно тише прикрыл дверь. Наставники встретили их у входа в мастерскую - похоже и они уже многое знали о происшедшем в скульптурной мастерской.
  - Твоя очередь, Альбина. - тихо сказала сестра. - Здесь я точно пас. Не умею. Не сподобилась.
  - Ладно тебе прибедняться, Рена. Сработай пока рамку. - Альбина подошла к стеллажу, выбрала холст, взяла комплект красок и кистей, встала за свободный мольберт, натянула холст, замерла, задумавшись, что-то вспоминая.
  Георгий остановился в нескольких метрах от Альбины - ближе он не хотел подходить. Холст был слишком большой. Рената тихо и незаметно вышла, наверняка пошла в близлежащую - он сам видел табличку на дверях, мимо которых прошёл - столярную мастерскую.
  Пока никто из учеников и наставников не подходил близко к мольберту Альбины - все понимали, что в эти минуты лучше мастерицу не волновать и ничем не беспокоить. Никто из учеников не покидал своих мольбертов, никто не стремился подойти ближе к тому, за которым стояла незнакомая им женщина. Да, они все, включая наставников, знали, что она сотворила в скульптурной мастерской, но что она сможет нарисовать здесь - ещё никто не знал.
  Георгий не смотрел на мольберт, не смотрел на Альбину. Он вспоминал модель, созданную руками и разумом Альбины. И понимал, что сейчас он может стать свидетелем очередного чуда. Сейчас ему было всё равно, в чём именно это чудо будет заключатся, он был абсолютно уверен в одном - это чудо никто не сможет повторить. Он не замечал времени, хотя понимал, что уже давно день сдал свои права вечеру. Адмирал понимал, что Альбина измотана, она устала, ведь такая работа, такое творение забирает человеческие физические и духовные силы экскаваторными, карьерными объёмами. Огромными. А тут - такой большой холст... И времени осталось до полуночи слишком мало. Надо ведь ещё Альбину накормить. Да так накормить, чтобы хотя бы физические силы она восстановила. А потом надо заставить её лечь спать. Чтобы она отдохнула как можно более полно.
  Альбина между тем очнулась, пробежалась пальцами по рядам кистей, выбрала острейшую кисть, обмакнула её в краску и... Если когда-либо адмирал и видел, как работает компьютерный плоттер, переводящий изображение с экрана компьютера на пластик, то он никогда не мог себе представить, что так же сможет работать человек. Альбина с первых минут набрала ужасающий темп, кисти менялись в её руках как свёрла в станке с числовым программным управлением, а на холсте проступало изображение. Его экипаж. В полном составе. Все несколько сотен офицеров, старшин, сержантов, рядовых. Никого не забыла Альбина. И, хотя она только наметила лица, уже сейчас Георгий чётко видел и понимал, кто именно где стоит в этой многорядной сложной композиции на фоне... "Двины". Ракурс был достаточно необычный - линкор как бы отодвинулся на очень задний план, а на переднем стояли все двинцы.
  Сейчас Альбина рисовала только общие контуры рядов членов экипажа, не выписывая пока что деталей форменной одежды, но Георгий вдруг почувствовал, как его глаза наполняются... слезами?! Среди двинцев на холсте были те, кто уже ушёл за Грань. Все. Кто погиб на линкоре в годы войны с Жнецами, кто не дожил до Победы, кто умер в госпиталях. Как же они, с огромной неохотой отправившиеся с борта "Двины" в станционные и планетные военные госпитали, желали вернуться назад... И теперь адмирал видел, чувствовал, знал: они вернулись! На этом холсте они стояли в едином строю со своими коллегами, друзьями, боевыми побратимами. Стояли так, словно никуда и не уходили. Они никуда и не ушли - их помнят нынешние двинцы и теперь этот холст, эта картина будет напоминать им о них постоянно. О тех, кто ушёл, но не предал, не уронил, не посрамил гордого и ёмкого звания: "двинец".
  Альбина, с ужасающей скоростью менявшая кисти и краски, продолжала работать над общими контурами картины, а адмирал едва справлялся с эмоциями... Оказывается, не только он стремился, пытался, старался втиснуть в эти оставшиеся часы максимум возможного - это же хотели сделать и, главное, делали и другие волговцы. Да, да, волговцы, потому что нельзя не считать родных и близких членов экипажа такого корабля чужими этому кораблю. Нельзя так считать, это неприемлемо! Альбина, конечно же, волговец, как и её сестра Рената. По-иному и быть не может, но после такого ему, адмиралу, придётся приложить все усилия к тому, чтобы теперь она вошла и в состав двинцев. Она заслужила это вот этими двумя уникальными творениями. Вне всяких сомнений - и модель, и картина займут одни из самых почётных мест в интерьере главных помещений линкора. И он сделает всё, чтобы об авторах этих творений двинцы знали почти всё. Потому что... Потому что Рената и Альбина заслуживают, чтобы двинцы их знали.
  Альбина приступила к прорисовке линкора и скорость её работы ещё больше возросла. Адмирал всё чаще ловил себя на мысли, что она так может себя перенапрячь, загнать себя за пределы допустимого. Да, возможно, после создания модели линкора ей будет достаточно легко воспроизвести корабль в одномерной, условно одномерной плоскости картины, но всё равно, впереди у Альбины ещё прорисовка деталей форменной одежды и главное - лиц всех нескольких сотен членов экипажа. Адская работа. Адская по объёму и сложности и Альбина ведь не снижает темп, продолжает работать.
  Кольцо вокруг её мольберта грозит очень скоро сомкнуться. Пусть смотрят. Пусть учатся. Здесь есть что увидеть и чему научиться. Пока что полный замысел, конечно, не реализован, но очень многое адмиралу понятно. И очень дорого. Георгий уже сейчас думал о том, что и картина и модель корабля встанут на конкретные места в интерьерах линкора. Мысленно он примерял их к самым различным помещениям линкора, в том числе -и к коридорам своего корабля. Такие шедевры нельзя прятать в каютах и отсеках, им место там, где их смогут увидеть все двинцы. В любое время.
  Время летело незаметно. За окнами сгустились сумерки, вечер сдавал свои права ночи, но из мастерской никто и не думал уходить. Ясно, что наставники предупредили командиров и офицеров о происходящем, согласовали позднее возвращение своих учеников к местам расквартирования. Никто из присутствующих и не думал как-то запечатлевать на инструментроны процесс рождения полотна. Не появлялась и Рената, видимо, не только потому, что не хотела мешать сестре, а и потому, что, вполне возможно, закончив изготовление и покраску рамы, не хотела торопить сестру. Пусть Альбина не спешит, рисует свободно, спокойно. Хотя вряд ли она сейчас внутренне спокойна. Нет, адмирал видел, чувствовал, что она напряжена, держит тысячи деталей в памяти и старается передать их на полотне с максимальной точностью и полнотой.
  - Георгий, я приеду. - послышался в наушном спикере адмирала голос Аллы Селезневой. - Уже сейчас вижу - Альбина истощена. Не отвечайте ничего - я уже выехала. Подожду её в машине. Заодно проконтролирую сохранность уникальной модели. Аликс подскажет мне, когда подойти в мастерскую. - главный врач крейсера переключила каналы.
  Адмирал понял - волговцы полностью контролируют происходящее и не допустят, чтобы с сёстрами произошло что-либо нежелательное. На полотне между тем "Двина" приобрела почти завершённый вид. Детальный, фотографический, насколько, конечно, это возможно при использовании таких красок и полотняной основы.
  Обернувшись к наставникам, Георгий жестами попросил их убедить учеников отойти от полотна подальше - стремясь рассмотреть детали, они оставили Альбине меньше полутора метров свободного пространства вокруг мольберта. Наставники поняли и через несколько секунд ученики, пусть и нехотя, но отошли на несколько метров от мольберта Альбины. По меньшей мере они не будут дышать ей в спину и лишать свободы движений - подумал адмирал, с растущим напряжением наблюдая, как мастерица приступила к выписыванию лиц двинцев. Не столько сложны детали форменной одежды, сколько детали лиц - это Георгий понимал хорошо. А Альбина, видимо, решила добиться фоточёткости и потому тратила на каждое лицо по нескольку десятков секунд. Кисти так и летали в её пальцах. Кто-то принёс два новых комплекта кистей, раскрыл, положил на столик рядом с мольбертом. Альбина благодарно кивнула, не прерывая работу.
  Когда часы в мастерской показывали половину одиннадцатого, Альбина закончила работу. В этот момент в мастерскую вошла Рената, держа в руках раму. Кто-то восхищённо вздохнул, увидев убранство рамы - не простой декор, а именно на космическую тематику, военную тематику. Всё в тему, всё расположено правильно, всё заставляет смотреть не на раму, а на картину, хотя и рама сама по себе - настоящее произведение искусства.
  С помощью нескольких наставников и учеников Альбина и Рената вставили холст в раму, натянули его, закрепили, поставили на мольберт. Под внимательными восторжёнными и восхищёнными взглядами всех, кто был в этот момент в мастерской, Альбина в уголке картины поставила свою подпись и сегодняшнюю дату, после чего положила кисть и отошла в сторону.
  Адмирал приблизился. Встал перед картиной. Посмотрел на раму и утонул взглядом в глубинах полотна. Прошёлся по лицам своих коллег, друзей, соратников, останавливал взгляд на лицах ушедших за Грань. Здесь они навечно среди двинцев. Словно и никуда они не уходили. Они здесь - живые, предельно узнаваемые.
  Рената обняла Альбину, усадила её в кресло, дала выпить травяной настой. Старшая сестра закрыла глаза, откинула голову на подголовник. Рената держала кружку с настоем у её губ - руки сестры бессильно лежали на подлокотниках. Она очень устала, была крайне вымотана.
  Адмирал продолжал смотреть на картину, чувствуя, что Альбине надо отдохнуть. И всё глубже, острее, полнее понимая, что Альбина совершила очередное чудо. Он сделает всё, чтобы двинцы признали её своей. Равнодушный к линкору и его экипажу человек не смог бы никогда создать такие шедевры. Альбина заслужила звание "двинца", в этом Георгий был глубоко убеждён уже сейчас и верил, что увидев, вглядевшись, всмотревшись в эти два уникальных произведения, в праве Альбины на звание "двинца" убедятся и остальные члены экипажа линкора. И кораблю понравится его воплощение. Оба воплощения. Он будет рад нести их в себе. Именно в себе, а не на себе.
  В мастерскую вошла Селезнева, подошла к Альбине, склонилась, коротко переговорила с Ренатой, подошла к картине, встала рядом с Георгием, всмотрелась в полотно:
  - Это чудо. - тихо сказала она. - Они здесь - живые. И корабль, и его экипаж! Все!
  Адмирал только кивнул. Слова не были нужны - главный врач крейсера сказала то, что сказал бы вслух он. Сейчас ему не хотелось ничего говорить. Ему хотелось действовать. Он подошёл к сидевшей в кресле Альбине, склонился, осторожно и бережно взял в свои руки её правую руку и поцеловал запястье мастера:
  - Спасибо вам, Альбина. От всех двинцев. - тихо сказал он, выпрямляясь. - Вы совершили настоящее чудо. - добавил он. - Разрешите? - он уловил кивок Альбины, подхватил женщину на руки и понёс к дверям мастерской, сопровождаемый Селезневой и Ренатой. Двое учеников осторожно накрыли картину полотняным чехлом и вынесли следом за адмиралом. Альбина обняла адмирала за шею и сказала, не открывая глаз, когда он вышел в коридор, только одно:
  - Спасибо вам, Георгий. - после чего уснула.
  Георгий бережно пронёс Альбину по коридорам Дома культуры, погружённым в полумрак, вышел на крыльцо, направился к флайеру. Рената открыла салон, подождала, пока адмирал устроит сестру на заднем сиденье и рядом с ней сядет Алла, взглянула на учеников, укладывавших картину в чехле в багажном отсеке, кивком попрощалась с ними, села на штурманское кресло. Хотела сесть за управление, но уловила взглядом отрицательный кивок головы адмирала и не решилась противоречить.
  Включив двигатели, адмирал сразу поднял машину в воздух - Альбина нуждалась в отдыхе, он чувствовал и утомление Ренаты. Машина преодолела расстояние до ангара за каких-то двадцать минут - пришлось пролететь по сильно удлинённому маршруту - космодром принимал на стояночное поле очередной крейсер разведки. Опустив флайер вплотную к воротам ангара, адмирал вышел, подхватил Альбину на руки и, повинуясь безмолвным указаниям Аллы, пронёс женщину в одну из жилых кают. Опустив спящую Альбину на кровать, он выпрямился, помедлил, затем вышел - пусть Алла и Рената сделают остальное. Если врач сочтёт нужным - Альбина поужинает, а нет - так лучше пусть поспит до утра. Сон всегда лучше всего восстанавливает силы человека.
  Вернувшись к флайеру, он с удивлением обнаружил у машины трёх киборгесс.
  - Мы не спим, Георгий. - тихо пояснила Аликс, доставая из салона кожух с моделью. - Светлана тоже ещё не ложилась, Титов - тоже. Они хотят увидеть эти уникальные творения своими глазами. Разрешите? - она отметила, что Лекси подхватила чехол с картиной, а Зара закрыла флайер и отправила машину на стояночную площадку.
  - Как я могу такое запретить? - тихо ответил адмирал. - Альбина и Рената... меня просто потрясли. Я понимаю, что они так делают только потому, что у меня-то всего ничего осталось времени и завтра вечером я уже должен улетать... Как жаль, как жаль...
  - До завтрашнего вечера у нас у всех - предостаточно времени, Георгий. И, думаю, все волговцы и все гости будут рады увидеть эти два шедевра. Уверена, они запомнят свидание с ними надолго. Очень надолго. - убеждённо сказала Аликс, пропуская вперёд адмирала и дочерей. - Лекси знает, куда повесить картину. Завтра мы её повесим в коридоре, главном коридоре крейсера. Там её смогут увидеть все. Рядом - поставим модель. А пока она с моделью побудут ночь в командирской каюте. - старшая киборгесса кивнула Заре, открывшей дверь каюты Светланы. - Света, Слава, мы пришли!
  - Ну наконец-то - из кресла в уголке отдыха встал Станислав. - Я уже получил сообщение от Аллы - с Альбиной и Ренатой всё будет в порядке. Они обе уже спят, врач не видит особых проблем - к утру они обе полностью восстановятся и плотно позавтракают.
  - Рад. - Георгий смотрел, как киборгессы распаковывают установленную на боковом столе модель и вешают рядом на стену картину, извлечённую из чехла. В этот момент из кабинета вышла Светлана.
  - Приветствую вас, Георгий. - поздоровалась с адмиралом хозяйка крейсера. - Боже... какая красота! - она подошла к картине, вгляделась. - И не поверишь ведь, что такое можно сотворить вручную. Человеческими руками.
  - Далеко не каждый плоттер способен на такое качество. - тихо сказала Аликс. Её дочери согласно кивнули.
  Титов подошёл к модели. Склонился, вгляделся. Изумлённо покачал головой.
  - Два таких шедевра... - тихо произнёс он. - Один за другим, с минимальным интервалом... Немудрено, что Альбина крайне истощена.
  - Зато она это сделала. И мои двинцы и мой корабль будут за это ей предельно благодарны. Всегда. - тихо ответил Георгий. - Она любит их. Она знает их и понимает их. И экипаж, и корабль. Редко кто может так их знать и понимать...
  - Она оставила на модели много места для подписей. - сказал Титов.
  - Думаю, мы не вправе их использовать, Станислав. - сказал Георгий. - Здесь должна стоять только одна подпись.
  - И она там есть, друзья. - тихо сказала подошедшая Лекси. - Подпись Альбины. И подпись её сестры. А также подписи тех, кто создал этот футляр и чехол. Все они - на оборотной стороне подставки. - киборгесса легко обеими руками приподняла стеклянный куб вместе с подставкой, а подошедшая Зара подставила под подставку сенсор-пластинку, включила экран своего инструментрона. - Смотрите сами. - она перевела изображение на настенный экран. - Все подписи. И дата.
  - Предполагаю, что так оно и должно быть. А для этих свободных мест применение найдётся. - Титов взглянул на адмирала. - вы ведь - третий командир на линкоре?
  - Да. - кивнул Георгий. - Понимаю, о чём вы. Надо показать модель прежним командирам. Они имеют право поставить свои подписи. Думаю, им понравится это чудо.
  - Вы правы. А остальные места... Пусть они пока останутся незаполненными. Возможно, следующую подпись поставит, став командиром "Двины", ваш нынешний первый помощник, адмирал. - сказал Станислав. - А что будет дальше - время покажет. Пусть эти места будут предназначены только для подписей командиров линкора. Это - долгоживущие, прочные корабли. И эта модель и эта картина вполне смогут стать талисманами "Двины". Думаю, линкор их примет.
  - Надеюсь. И хочу верить, что так и будет. - тихо сказал адмирал. - Спасибо, Лекси, Зара. - он отошёл от модели, подошёл к Светлане, замершей перед картиной. - У тебя чудные сёстры, Света.
  - Знаю. И теперь я в очередной раз в этом глубоко и полно убедилась. - ответила Стрельцова. - Для меня главное, что они мне - родные. А степень родства как-то мне не особо и интересна. Я знаю, что они для меня родные и мне этого знания вполне достаточно. Чем думаешь заняться завтра, до отлёта?
  - Чем-чем. - чуточку недовольно протянул адмирал. - Отправлю Олега по его собственному графику, а сам... Думаю, что Александр и Мария не откажутся мне составить компанию до самого вечера. - он обернулся. - И, если можно, то и с вами я бы хотел побывать в нескольких местах, дамы. - он посмотрел на троих киборгесс. Те согласно кивнули, обменявшись с адмиралом понимающими взглядами.
  - Только вот согласно графику Олега он желает тоже пообщаться с детьми, Георгий. - уточнила Светлана. Так что вы уж как-нибудь утречком скооперируйтесь. Думаю, Олег не откажется составить вам компанию, адмирал. И нечего ему в последний день напрягаться. Он и так уже сегодня занимался и в космодромных "местах" и в городских "местах". Умотался, прилетел на флайере, перекусил почти что в сухомятку и отрубился - едва дошёл до каюты. Вот, Зара подтвердит.
  - Так точно, адмирал. Лично сопроводила и видела как мгновенно он уснул, едва лёг. Хорошо, что успела побудить его всё же не засыпать на пороге каюты.
  - Ладно-ладно. Тогда, чтобы никого не обижать, оккупируем завтра с Олегом, детьми и вами, дамы, космодромный виртцентр. Всё равно за оставшееся время в город по умному смотаться нам не удастся - много времени уйдёт на дорогу туда-обратно даже полётом, а так хоть доставим удовольствие молодому поколению. Как, принимается такой вариант?
  - Принимается, адмирал. - кивнула Зара.
  - Принимается, Георгий. - сказала Лекси.
  - Если так. - усмехнулась Светлана. - отпущу детей. Виртцентр им не повредит, тем более - рядом с такими профессионалами, как вы. - она обвела взглядом адмирала и киборгесс. - Спасибо всем.
  - Мы проводим вас, адмирал. - сказала Аликс. Зара и Лекси направились к двери.
  - Тогда - спокойного отдыха. - Георгий кивнул Светлане и Станиславу, те кивнули в ответ и адмирал переступил порог командирской каюты, прикрывая за собой дверь.
  - Всё, Слава. Иди. Рената будет в эту ночь рядом с сестрой. Завтра - новый рабочий день. Для нас - рабочий. - уточнила Светлана, провожая своего старпома до двери. - Спокойного отдыха.
  - Спокойного отдыха. - Станислав кивнул и вышел из командирской каюты.
  Светлана закрыла дверь, отметила сонный взгляд Зирды, убедилась, что собачата - все четверо - спят спокойно и направилась в спальню. Спустя несколько минут она уже спала.
  Иден-Прайм. База "Нормандии". Участие нормандовцев в уборке первого послевоенного урожая
  
  Фрегат-крейсер через декаду после открытия памятника Отряду на Цитадели ушёл от Станции, взяв курс на Иден-Прайм. На собрании нормандовцев, прошедшем в одном из залов жилого корпуса Штаб-Квартиры, было принято единогласное решение: вернуться на Иден-Прайм, чтобы не только обрести постоянную базу для корабля, команды и экипажа, но и для того, чтобы принять самое непосредственное, прямое участие в восстановлении инфраструктуры и нормализации жизни планеты и её обитателей. "Прежде всего - работа. - так сказал Дэвид Андерсон, завершая собрание нормандовцев. - А затем, после уборки первого послевоенного урожая - концерт. Первый послевоенный концерт, в котором должны принять участие все нормандовцы. И начинать готовиться к концерту следует уже сегодня. Времени очень мало - всего несколько месяцев и концерт должен показать иден-праймовцам, что мы - не только воины."
  Теперь, когда флоты и эскадры Сил Сопротивления занимались зачисткой Галактики от остатков флотов и эскадр Жнецов и их приспешников, можно было снова достаточно быстро, используя ретрансляторы, пролететь по маршруту "Цитадель - Иден-Прайм". "Волга" на два дня раньше уже ушла к Земле, на Лунной базе экипажу и команде предстояло пройти очередную переподготовку. Потому фрегат-крейсер уходил от Цитадели в одиночестве, провожаемый тучей катеров и яхт. Такое облакоподобное сопровождение было для нормандовцев привычным - слишком свежа была память о прошедшей войне.
  Когда Цитадель растворилась в тумане, нормандовцы вернулись к обычному графику службы и работы. Шепард совершил обычный старпомовский обход корабля. Борт фрегат-крейсера не покинули ни турианцы, ни протеанин, ни саларианец. Оливия и Марк также остались. Так что экипаж был в полном составе. Все нормандовцы хотели не только опробовать основную базу корабля, но и поучаствовать в сборе первого послевоенного урожая.
  За немногие месяцы, прошедшие после окончания войны с Жнецами, иден-праймовцы совершили невозможное - они зачистили от опасных "гостинцев" поля, восстановили теплицы, систему орошения, климатические установки, сделав уверенную заявку на то, чтобы вернуть планете статус одной из главных земных житниц. Сельское хозяйство осталось главенствующей отраслью экономики Иден-Прайма, ставшего одной из первых колоний землян за пределами ретранслятора Харон. Биосфера планеты удивительно хорошо подходила для распространения земных форм жизни. Постепенно на планету возвращались её жители, покинувшие Иден-Прайм в силу самых разных обстоятельств. Развернулось масштабное строительство новых предприятий, в первую очередь - сельскохозяйственных. В строительстве активно участвовал Альянс Систем и различные земные корпорации, в том числе и принадлежавшие двумястам странам, обретшим статус космических держав в ходе войны с Жнецами.
  В конце войны приближавшиеся к Солнечной системе Жнецы взяли Иден-Прайм в осаду. Только массовый героизм и самопожертвование местных ополченцев позволили отстоять планету от множества десантов. В околопланетном пространстве раз за разом сходились эскадры и целые флоты Жнецов и Сил Сопротивления, были многочисленные попытки организовать орбитальные бомбардировки поверхности планеты. Сюда прибывали на одиночных кораблях и целыми конвоями транспортов беженцы, согласные на всё, чтобы наказать оккупантов и захватчиков за боль и страдания, за потери и утраты. Практически не было тех, кто отказался бы взять в руки боевое оружие и встать в ряды защитников планеты.
  Теперь иден-праймовцы стремились вернуть планете возможность развиваться мирно, устойчиво и организованно. Реконструировались мегаполисы, возвышавшиеся над тысячекилометровыми "простынями" полей и садов. На Иден-Прайме шли массированные восстановительные работы. И Явик летел на Иден-Прайм не отдыхать, а участвовать в восстановлении и консервации памятников протеанской культуры, в первую очередь - знаменитых протеанских башен и подземных городков и баз. В необходимости прямого участия самого известного протеанина в такой работе не сомневались не только иден-праймовцы, но и все, кто имел малейшее отношение к восстановлению инфраструктуры планеты и к нормализации жизни её обитателей.
  Иден-Прайм в ходе войны с Жнецами выдержал несколько десятков атак и массовых десантов гетов-еретиков. Шагоходы каждый раз были встречены огнём артиллерии противокосмической обороны, скорострелками многочисленных блок-постов и баз, рассыпанных по поверхности планеты, огнём передвижных артустановок, входивших в состав десятков и сотен ополченческих и партизанских отрядов. Узко-запрограммированные, хотя и совершенствовавшиеся шагоходы раз за разом гибли или отбрасывались на исходные позиции, где их неизменно очень скоро настигала смерть. Жнецы продолжали атаковать планету. Паузы между боестолкновениями иногда сокращались до нескольких десятков минут. В эфире планеты часто звучали призывы о помощи и автоматические сигналы бедствия. С орбиты были хорошо заметны огромные разрушения, причинённые гигантской монорельсовой дороге, оплетавшей своими линиями всю планету. Нивы, ещё совсем недавно приносившие обильные урожаи и дававшие работу и доход множеству местных жителей, горели многокилометровыми "языками". Дым и чад застилали небо Иден-Прайма.
  Теперь с согласия Явика на планете строился мемориал Маяку Протеан, благодаря которому у Галактики и её обитателей появилась надежда на спасение от гибели в огне очередной Жатвы. Открытие мемориала планировалось вскоре после даты прибытия фрегат-крейсера на свою базу на планете.
  Строились и открывались многочисленные мемориалы в память защитников планеты. Гражданских и военнослужащих, женщин и мужчин, детей и подростков. Стоявших насмерть против хасков, гетов-снайперов, гетов-солдат, гетов-разрушителей, гетов-штурмовиков, против стражей, штурмовиков, центурионов, боевых инженеров, мстителей, составлявших войска "Цербера".
  
  Лейтенант Ричард Дженкинс нервничал и волновался, пожалуй, больше всех. Он был единственным нормандовцем, кто родился и вырос на Иден-Прайм, потому понимал, что на него ложится большая ответственность и ему предстоит поработать едва ли не больше всех других сокомандников. Он уже узнал о том, что вся его семья выжила, он уже переговорил по аудиоканалу с матерью и отцом, с сёстрами и братьями - родными, двоюродными, троюродными. Получил от них письма, которые успел перечитать по десятку раз.
  Теперь у него просто чесались руки сжать рычаги управления комбайном - огромным "степным кораблём" и часами, сутками не сходить с его мостика, видя, как в бункера подходящих грузовозов струится зерно первого послевоенного урожая. Он совсем немного жалел о том, что ему не удалось принять участие в посевной, но теперь, когда на Иден-Прайм возвращался весь экипаж фрегат-крейсера вместе с кораблём, когда все нормандовцы единогласно решили принять самое активное участие в уборке первого послевоенного урожая, он был доволен и счастлив.
  Теперь он не хотел даже думать о том, чтобы списаться на берег, снять военную офицерскую форму. Он был рад и горд тем, что именно на Иден-Прайме оборудована постоянная база для фрегат-крейсера, созданы все условия для комфортной жизни нормандовцев. Да, он обязательно будет часами и сутками управлять комбайном, будет смотреть на уходящие под ножи волны колосьев, будет встречать рассветы и закаты в поле, за работой, ведь один день уборочной без всяких преувеличений способен прокормить людей целый год - настолько обильным ожидался урожай. Первый послевоенный урожай. Открывавший собой череду уникальных по обьемам урожаев.
  Участие нормандовцев в уборке урожая было необходимо - рабочих рук не хватало. Специалисты, отслеживавшие обстановку непосредственно на Иден-Прайме, весьма сильно и глубоко изумились, когда получили расчёты синтетов Отряда, сделанные на основании анализа лавины самых разнообразных данных. Объединёнными, сетевыми усилиями Оливия, Марк, Аликс, Зара и Лекси с Легионом представили иден-праймовским спецам полную развёртку ожидаемой ситуации и расписали меры по нормализации обстановки, которые необходимо было практически реализовать, чтобы не утратить ни центнера зерна - человечество очень нуждалось в продовольствии и помощь Иден-Прайма была критически важна.
  Работа по воплощению предложенных мер в жизнь уже началась. В вирт-залах фрегат-крейсера члены экипажа и команды осваивали непростое искусство управления комбайнами и магистральными грузовозами, слушали лекции ведущих иден-праймовских учёных по проблемам сельского хозяйства планеты, вникали в многостраничные оперативные отчёты и аналитические записки. Параллельно в тех же вирт-залах нормандовцы знакомились с условиями жизни и работы, уже существовавшими на базе "Нормандии". Фрегат-крейсер мог, наконец, совершить длительную посадку на планету и обрести крышу: гигантский ангар в полной готовности ждал своего обитателя. Новости с Иден-Прайма изучались нормандовцами со всей тщательностью и дотошностью, Мордин почти не выходил из своей лаборатории - на него обрушилась масса новейших и интереснейших данных, он снова почувствовал свою востребованность и посчитал необходимым почти забыть о сне и пище.
  Никого из нормандовцев не смущали шестидесятипятичасовые сутки, никого не пугала необходимость столь долго бодрствовать и не просто бодрствовать, но и напряжённо работать. Население планеты, сократившееся во время войны с Жнецами до полутора миллионов человек, быстро приближалось к отметке в три миллиона человек - на Иден-Прайм шли пассажирские караваны с переселенцами. Уже не беженцами, стремящимися просто покинуть зону боёв, а экипированными и мотивированными переселенцами, готовыми сразу, буквально "с борта" включиться в работу по восстановлению местной инфраструктуры и нормализации жизни на планете.
  Несколько дней межретрансляторных переходов пролетели очень быстро. Даже Джеф Моро - и тот удивился, пожалуй больше, чем обрадовался - настолько непривычно для него, привыкшего заставлять фрегат-крейсер красться обходными путями под глубокой маскировкой, было дать команду на обычный открытый полностью легальный полёт и увидеть, как индикатор скорости достигает и остаётся на отметке настоящей "крейсерской", обычной для фрегат-крейсера скорости.
  - Командир, Иден-Прайм - на экранах дальних локаторов. - доложил Моро, включив аудиоканал прямой связи со спикером Андерсона.
  - Принял, спасибо. Вывеси объявление на экраны внутрикорабельной системы оповещения. Даю доступ. - отозвался командир корабля, включивший экраны в своей каюте и убедившийся в том, что Иден-Прайм вполне ожидаемо, но очень непривычно быстро появился на экранах, куда передавалась информация со сверхчувствительных дальних локаторов разведфрегата.
  - Сделано, командир. - доложил Моро, выполнив приказ Андерсона и переключая каналы. Теперь все нормандовцы знали, что очень скоро фрегат-крейсер войдёт на орбиту планеты, выпустит челноки - все восемь и, наконец, опустится на плиты посадочной площадки своей собственной базы.
  Нормандовцы могли наблюдать историческую посадку своего родного корабля на планету во всех деталях. Да, конечно, экраны тоже передавали картинки, но главное - члены команды и экипажа корабля могли не только почувствовать, но и увидеть в том числе и со стороны, как фрегат-крейсер опустился на плиты посадочной площадки, немного осел, выбирая свободный ход опор, после чего замер. Не сговариваясь, нормандовцы - и те, кто был на бортах челноков, и те, кто был на борту самого корабля зааплодировали, зная, что посадка фрегат-крейсера была запечатлена синтетами Отряда во всех подробностях.
  - Посадочная процедура завершена успешно. - подытожил адмирал Андерсон. - Приступить к стояночным работам и освоению базы.
  Ответа на такое распоряжение, отданное по аудиоканалам, не требовалось. Не прошло и нескольких минут, как из снизившихся над посадочными площадками восьми челноков фрегат-крейсера посыпались люди, среди которых высились двое турианцев-Спектров и блистал своей кроваво-красной боевой бронёй протеанин.
  Мордин в своём неизменном научном скафандре скатился по крутому главному трапу фрегат-крейсера, огляделся, повернулся и рысью побежал к научному корпусу, проигнорировав возможность подъехать туда на лёгкой колёсной машинёшке, немного похожей на армейскую багги. Несколько минут - и саларианец погружается в свою родную стихию. Он знает, что и другие его коллеги-нормандовцы в это время тоже разбегаются по помещениям соответствующих служб базы и сразу приступают к работе.
  Если бы не подготовка, которая велась на корабле все дни перелёта... они бы просто "зашились". А так спустя каких-то три дня они смогли полностью освоить базу и почти в полном составе высадиться с фрегатских челноков "трудовым десантом" в том сельскохозяйственном районе, где жила семья Ричарда Дженкинса. Пожалуй впервые лейтенант командовал командиром корабля и старпомом и знал, что они будут слушать его и подчиняться его указаниям. Особо раздумывать и медлить было некогда - более чем шестидесятичасовые сутки Иден-Прайма не оставляли ни минуты на промедление. Несколько часов обкатки комбайнов в первый же день пребывания членов команды и экипажа фрегат-крейсера на территории района - и шесть десятков "степных кораблей" под управлением нормандовцев вышли в поля.
  Работы в районе хватило всем нормандовцам. Кто не сел за штурвалы комбайнов - сел за управление магистральными грузовозами. Строжайший график движения, ювелирная точность подхода к комбайну и отхода от него, постоянные аппаратные и визуальные, а бывало - и на ощупь, тактильные проверки герметичности стыков и швов кузовов, куда засыпалось из бункеров "степных кораблей" зерно, чёткие, рассчитанные до секунд графики конвоев, везущих зерно с полей в хранилища, по старинке именуемые элеваторами. Турианцы-Спектры вдвоём активно участвовали в обеспечении на важнейших трассах мобильной охраны и безопасности работы всех отрядовцев, пребывавших в сельскохозяйственном районе, Мордин не покидал местную лабораторию, контролировал качество собранного зерна, выдавал уточнённые рекомендации по его перевозке и хранению.
  Кому не хватило мест за штурвалами и рулями - переместились на элеваторы. Да, это были огромные высокомеханизированные и автоматизированные комплексы, восстановленные иден-праймовцами в самую первую очередь. Но человек так устроен, что ему постоянно нужно очень многое ощущать, нужно очень многое делать своими руками. И нормандовцы участвовали в ручной и полуавтоматической засыпке зерна в хранилища, в его сортировке, отслеживали отпуск зерна на бункеры засыпных станций монорельсовой дороги.
  Ни Андерсон, ни Шепард, ни тем более Дженкинс не стремились выделиться среди других нормандовцев. Они втроём решили принять самое непосредственное участие в уборке урожая и поднялись на мостики "степных кораблей". Эти дни уборочной страды запомнились всем без исключения нормандовцам. Мордин вместе с Явиком и киборгессами смог обеспечить приемлемую погоду, плотно "законтачив" с местными властелинами климата. Те самые климатические процессоры, которые раньше смогли задержать взлёт Жнеца-наблюдателя, теперь удержали нормативы погоды в жесточайших рамках, позволив тем, кто убирал урожай на бескрайних полях, не беспокоиться о том, что им придётся прерваться и переждать проливной дождь, превращающий колосья в месиво или увидеть, как созревшие колосья гибнут под ударами градин.
  Машина Андерсона шла первой в ряду "степных кораблей", за ней двигалась машина Дженкинса и за ней - машина Шепарда. Огромное поле казалось, не имело пределов, оно уходило за горизонт, светлевший на рассвете и темневший на закате. Шесть десятков часов, непрерывное, безостановочное движение. Все нормандовцы и иден-праймовцы спешили убрать урожай, не допустить малейших потерь, чтобы со всей определённостью сказать: человечество будет иметь и хлеб и другое продовольствие в достатке.
  Со стороны не было заметно никакой спешки, никакой торопливости. Машины и их водители выполняли указания командно-диспетчерских центров с военно-навигационной точностью. Подчас было трудно определить, кто сидит за штурвалом и за рычагами комбайна или магистрального грузовоза - военнослужащий или гражданский. Иден-Прайм убирал первый послевоенный урожай. Убирал при полной поддержке и содействии всех своих уроженцев, всех своих жителей. Многие из них специально вернулись на родную планету, чтобы участвовать в уборке первого послевоенного урожая.
  Шестьдесят часов непрерывного движения. Водители комбайнов менялись прямо на ходу, когда машины, завершив круг, подходили к краю поля. Плавное, почти незаметное, но уверенное нижение скорости, на борт по трапу в кабину поднимается сменщик, а прежний водитель передаёт ему управление и покидает машину, сходит на землю, взмахом руки разрешая сменщику увеличить скорость комбайна до нормы. И снова - поле, снова движение, снова подходят под струю зерна магистральные грузовозы.
  Сидя на обочине полевой трассы, по которой шли непрерывным потоком грузовозы с зерном, Шепард смотрел, как комбайны оставляют после себя чистое, будто подметённое поле. Ни колоска, ни зёрнышка не пропадает. И в этом - заслуга не только водителей комбайнов. В этом - заслуга инженеров, техников, механиков, электронщиков - десятков, сотен людей, которые, пока фрегат-крейсер преодолевал пространство, разделявшее Цитадель и Иден-Прайм, уже несколько недель не знали покоя, не знали, что такое полноценный отдых.
  Все эти сотни и десятки людей работали для того, чтобы урожай был собран без потерь. Потому что потери уже были. И эти потери были огромными - их не следовало увеличивать. Всё, что только было признано возможным, теперь делалось для того, чтобы сократить эти потери. Потери, нанесённые войной с Жнецами. Таких потерь, как доказали синтеты Отряда на основании изучения вала данных, не знала Галактика ни в эпоху рахнийских войн, ни в эпоху кроганских восстаний. И сейчас каждый шаг, уменьшавший эти потери, каждый сохранённый ресурс стоил очень дорого и был крайне важен.
  Потому нормандовцы категорически отказывались спать больше четырёх часов в пределах двадцатичетырёхчасовых суток, отказывались прерываться на обычные завтраки, обеды, ужины, отказывались часто меняться со сменщиками. Не сговариваясь, они приняли единое решение - урожай в том сельскохозяйственном районе, где жила семья Дженкинсов, должен быть собран ими полностью и почти единолично.
  Не было никакой разницы - за штурвалами и за рычагами комбайнов, за рулями грузовозов работали почти все нормандовцы - независимо от должности, звания, профессии, специальности. С огромным трудом удалось отговорить от работы на комбайне Карин Чаквас и она подчинилась желанию своих коллег, потому что именно они едва ли не хором напомнили ей о том, что необходимо беречь руки такого хирурга, каким была Карин. Да, техника была комфортная, удобная - механики за считанные декады привели её в порядок, бывало, восстанавливая машины из руин, но никто из нормандовцев не мог себе представить за штурвалом комбайна или за рулём грузовоза своего главного врача.
  Мордин и так пропадал в лаборатории контроля качества в научном центре сельскохозяйственного района, поэтому никто из нормандовцев не сомневался в том, что Солус точно внесёт свой уникальный вклад в сбор гигантского урожая.
  Руперт Гарднер, бросив на сменщика-нормандовца центральную районную столовую, отработал шестьдесят часов за рулём грузовоза и был рад и доволен как ребёнок тем, что на собственном опыте увидел и почувствовал, каково это, добывать для людей продовольствие.
  Столько же за штурвалом комбайна отработал и Джеф Моро, сказавший потом, что комбайн - это космический корабль в миниатюре. Он тоже требователен к пилоту, к его знаниям, к умениям, к навыкам. Держать равнение и не допускать потерь в поле далеко не так просто, как может показаться на первый взгляд.
  Декада пика уборочной страды далась нормандовцам очень нелегко. Решение убрать урожай в районе в почти монопольном режиме потребовало от них выложиться по полной. Своих сменщиков из местных жителей нормандовцы старались не допускать к пультам, рулям и штурвалам. Убирали сами. Чаквас и Мишель неистовствали, но сделать ничего не могли - нормандовцы отказывались прислушиваться к их рекомендациям. Синтеты почти полностью переключились на обеспечение работы нормандовцев, Марк и Оливия не только обрабатывали информацию, но и сами отработали за штурвалами грузовозов и комбайнов по шестьдесят часов.
  Корреспонденты и журналисты Иден-Прайма слетались в район едва ли не десятками. Гостиницы района оказались забиты пишущей и снимающей братией. Выпуски местных новостей постоянно включали сюжеты о том, как работают нормандовцы. Первое сообщение синтетов Отряда о том, что через сутки-двое в районе будет убрано последнее поле было встречено иден-праймовцами с огромным интересом - в воздух были подняты все наличные дроны, тучами вившиеся над управляемыми нормандовцами комбайнами и грузовозами. Час проходил за часом и действительно, с высоты птичьего полёта было отлично видно, как комбайны, выстроившись в линию, постепенно зачищают от колосьев последнее поле. Грузовозы, держа едва ли не парадное равнение, один за другим подходят под "носики" транспортёров и потоки зерна обрушиваются из бункеров комбайнов в кузовы магистральников. Щёлкают фиксаторы крышек и машины отходят от комбайнов, чтобы выстроившись в конвой, направиться к элеваторам.
  Наконец, дойдя до края поля, комбайны одновременно замирают. Никто из нормандовцев не заметил, как прошла ночь и наступило утро. Дожёвывая бутерброд, Шепард открыл дверцу кабины, вышел на площадку и увидел, как встаёт над горизонтом Иден-Прайма местное светило.
  Дженкинс сидел в кресле. Его руки лежали на подлокотниках. Такого он точно не мог себе представить всего несколько дней тому назад. Нормандовцы в очередной раз совершили невозможное. Они показали местным жителям, прежде всего - гражданским то, как надо работать. Он устал, но чувствовал себя... счастливым. Именно счастливым. Солнце вставало над Иден-Праймом. Ночь закончилась. Тридцать часов ночной работы - позади. При свете прожекторов, в лучах лазеров систем навигации комбайны сновали по полю.
  Андерсон выключил двигатели комбайна, отодвинул кресло чуть назад, встал и вышел на площадку, опёрся о поручень. Десять минут назад от его комбайна ушёл последний грузовоз. Бункер был пуст, только на дне было немного зерна. Оно не пропадёт. Сменщик - местный житель - уже спешит к машине. Теперь это его дело - отогнать степной корабль на площадку, ссыпать зерно в стационарный бункер. Последнее собранное зерно первого послевоенного урожая. Люди выиграли эту битву. Выиграли совместными, объединёнными, согласованными усилиями. Пришлось, конечно, недоспать, недоесть и отбросить в сторону мысль о любом ничегонеделании, но главное было воплощено в жизнь: урожай в этом сельскохозяйственном районе был собран почти исключительно силами нормандовцев.
  Обменявшись с поднявшимся на площадку сменщиком крепким приязненным рукопожатием, Андерсон сошёл на землю. Наклонился, коснулся рукой земли. Всего несколько месяцев назад здесь всё горело. Но природа и люди взяли своё и земля Иден-Прайма породила новый, невиданный урожай. Какой - он и сам ещё точно не знал - почти никто из нормандовцев не отвлекался на слушание новостей района. Синтеты также не отвлекали работавших в поле и на трассах коллег расслабляющими сообщениями. Только дело, только забота, только выполнение задачи. Андерсон выпрямился, огляделся. К нему уже подходил Дженкинс, за ним от своего комбайна спешил Шепард. Это поле они убирали втроём - другие нормандовцы уже завершили уборку своих полей и пересели за рули грузовозов, вывозя зерно в хранилища.
  Сменщики уже поднялись на мостики двух других комбайнов, исчезли в кабинах. Степные корабли грозно подняли "ножи" огромных барабанов, переведя их в нерабочее положение. Теперь комбайны без проблем по шоссейной дороге доберутся до стояночных техплощадок районного Центра сельхозтехники.
  - Давайте помолчим, друзья. Просто посмотрим, как рассветёт. Не надо слов. - сказал Андерсон. - И так всё ясно. - он опустился на землю, садясь поудобнее. Рядом с ним на землю сели Шепард и Дженкинс.
  Несколько десятков минут они молчали, глядя, как диск местного светила вырастает над горизонтом. Уборка урожая в районе была завершена вовремя - ещё несколько дней - и начнутся дожди. Сначала - кратковременные, небольшие, а потом пойдут ливни. Хорошо, что без града.
  Дженкинс перевёл на свой спикер аудиоканал местных новостей, прислушался. Устало улыбнулся: местные журналисты уже успели немало рассказать слушателям о том, как был осуществлён финал уборки урожая в районе. И по-деловому рассказали, и цветисто. Каждый слушатель мог выбрать формат изложения новостей по своему вкусу. Техника и технологии позволяли. Дроны, тучами вившиеся над тремя машинами, куда-то делись - видимо, улетели к зарядным станциям. Ричард помнил, что они немного задержались до того момента, как трое нормандовцев уселись прямо на землю, а потом улетели. Операторы, наверное, посчитали, что зрителям и так хватит информации, а троим нормандовцам надо дать возможность побыть "без свидетелей".
  - Декада пролетела. - вполголоса сказал Андерсон, посмотрев на экранчик наручного инструментрона. А я и не заметил.
  - Здесь декада - особая. Сутки по шестьдесят часов - это больше чем двое обычных суток. Сутки день - сутки ночь и сколько-то там на рассветы и закаты. Такие, как вот этот. - Шепард кивнул в сторону светила, уверенно поднявшегося над линией горизонта.
  Андерсон только кивнул. Странно, но особой усталости он не ощущал. Вряд ли это было следствием некоего нервного возбуждения. А если и так, то вернувшись в центр района, он всегда сможет найти время, чтобы просто отоспаться.
  Трасса, предназначенная для магистральных грузовозов, затихла. Рассветные минуты были всегда особыми - и на Земле, и здесь, на Иден-Прайме. Острый слух Шепарда выделил в сонме звуков шелест двигателей. Со стороны районного центра подходил как минимум один магистральный автобус.
  - Слышите, Джон? - Андерсон даже не повернул головы, не встрепенулся.
  - Да, Дэвид. Похоже, нам приготовили торжественную встречу, чествование и комфортную доставку. Вот только не знаю - в постель или на сцену. - ответил Шепард.
  - Вижу автобус. - востроглазый Дженкинс смотрел на трассу уже несколько минут. - Переполнен, идёт тяжело. - он присмотрелся, чуть сощурившись. - Мама миа, там - почти все нормандовцы! Они даже на крышу взобрались!
  - Нехорошо. - усмехнувшись, сказал Андерсон, первым поднимаясь на ноги. - Очень нехорошо. Нарушают правила безопасности и правила дорожного движения. - он повернулся к трассе и тоже увидел автобус, рассекавший бледную рассветную мглу дальним светом шести фар и трёх прожекторов. Шепард и Дженкинс встали рядом с командиром корабля.
  Несколько минут - и двухэтажный туристский автобус высокой комфортности останавливается рядом. Открываются все три двери и с крыши сыплются молодые десантники-полисмены. Нормандовцы окружают командира, старпома и лейтенанта-десантника, слышатся первые поздравления, возгласы радости и удовольствия, затем кольцо резко расступается и в образовавшемся проходе появляется Чаквас. В её руках - каравай, лежащий на рушнике. Шепард и Дженкинс делают шаг назад и Чаквас останавливается в шаге от Дэвида. Её сопровождают Габриэлла и Хлоя. Женщины улыбаются, их глаза искрятся радостью и довольством.
  Дэвид не растерялся. Он отламывает кусочек от бока каравая, окунает в солонку, кладёт в рот и медленно разжёвывает, проглатывает, после чего обнимает и троекратно целует Карин, вспыхнувшую и расцветшую. Каравай почти мгновенно принимает на свои руки Габриэлла, кивнувшая и искренне улыбнувшаяся Шепарду. Кольцо нормандовцев вновь смыкается и через минуту Андерсон уже поднимается в салон первого этажа, садится в указанное кем-то из нормандовцев кресло, поближе к проходу, улыбается, видя сидящую в кресле у окна Карин. Рядом, в креслах через проход размещаются Шепард и Дженкинс. Несколько десятков секунд - и автобус плавно разворачивается, набирает скорость и направляется к районному центру.
  В салоне царит разноголосый гомон, нисколько не мешаюший ни Андерсону, ни Шепарду, ни Дженкинсу смотреть на больших экранах, нависающих над проходом, последние выпуски новостей. Пока автобус добирался до центра, командир, старпом и лейтенант десанта успели посмотреть не только новостные выпуски, но и пару аналитических передач.
  - Дэвид, все передачи - и выпуски новостей, и аналитические выпуски были сделаны при прямом участии Оливии и Марка. - тихо говорит Карин, склонив голову на плечо Андерсона и приобняв командира. Только она так умеет обнимать Андерсона - всюду и везде. Только она так может его обнимать.
  - Ну так наши же синтеты - лучшие. - улыбаясь, тихо отвечает Андерсон, поглядывая на подругу. Та улыбается в ответ, ловит его взгляд и радуется - Дэвид устал, но ничего, эту усталость она поможет ему преодолеть. Быстро и качественно, полностью преодолеть.
  - Сейчас, как медик Отряда, Дэвид, я сразу скажу - вы отправляетесь спать. Никаких посиделок, никаких бдений над выпусками новостей и аналитическими передачами, коих районщики настрогали очень много. Сейчас вы все должны прежде всего отоспаться.
  - Распланировала. - говорит Андерсон, беря в свою руку руку Карин.
  - Для тебя - мне это сделать легко. Ты должен отдохнуть. Все праздненства - потом. Когда вы втроём выспитесь. В разных комнатах, конечно. - отвечает Чаквас.
  - Не надо люксов, Карин. - говорит Андерсон, понимая, что на этот раз подруга его не послушает.
  - Нет и нет, Дэвид. Только люксы. Для всех вас троих. Ричард потом сможет вернуться к семье, ты потом сможешь вернуться в гостиницу при базе "Нормандии". - Карин как всегда, когда чувствует свою правоту, непреклонна.
  - Как там, кстати? - прерывает подругу Андерсон.
  - Нормально. Проблем нет. - Чаквас умеет быть краткой и Дэвид кивает, понимая, что если бы была малейшая проблема - она не стала бы её скрывать от командира корабля.
  - О каких праздненствах ты говоришь, Кари? - Андерсон, видимо, успел немного восстановиться, посидев в мягком кресле и теперь приступил к обычному мини-допросу.
  - Обычных. - пожала плечами главный врач фрегат-крейсера. - Мы закончили уборку в районе? Закончили. Теперь можем и попраздновать, повеселиться, отдохнуть.
  - Не рано ли? Ведь ещё...
  - Дэв. - Когда Карин употребляла такую резко сокращённую, даже усечённую форму его имени, Андерсон замолкал почти мгновенно. Вот и на этот раз он не решился продолжать высказывать свои возражения. - Мы все работали больше декады почти непрерывно. И теперь нам всем нужно переключиться. Праздник - это лучший способ переключения. И для тела и для психики. Нам нужно несколько суток праздника и я уверена, что они у нас будут!
  - Джон. - Андерсон повернулся к сидевшему через проход Шепарду, рядом с которым дремал в своём кресле Дженкинс. - Слышал?
  - Слышал, Дэвид. - кивнул Шепард. - Ничего особенного. Стандарт. Придётся повиноваться. Карин виднее. Если она желает праздник, то мы его устроим.
  - Уж не думаешь ли ты насчёт концерта? - спокойно осведомился Андерсон у своего старшего помощника.
  - А чем плох концерт, Дэвид? - спросил Шепард. - Во-первых, мы сможем все принять в нём участие, здесь неучаствующих не будет - я в этом уверен, а во-вторых - попеть и поплясать - лучший способ расслабиться и отдохнуть. Днём - концерт, а вечером - танцы.
  - Распланировал. - хмыкнул Андерсон. - Ладно, если концерт... Я почему-то уверен, что у тебя уже есть план, Джон.
  - Есть. - не стал отрицать старпом. - Он, конечно, нуждается в совершенствовании, но по самому минимуму я его уже составил.
  - Ладно. Составители-заговорщики. - вступила в диалог Карин. - Мы уже у гостиницы, так что выгружаемся и - разбегаемся по комнатам. Все планирования - потом, после минимум шестичасового крепкого сна без сновидений.
  - Подчиняюсь. - притворно-недовольно сказал Андерсон. - Кари, ты разве...
  - Ладно, Дэвид. - врач поднялась, опёрлась на руку вставшего на несколько секунд раньше Андерсона, вышла из салона автобуса, поднялась на крыльцо районной гостиницы, огляделась. - Ты меня уговорил. - она подхватила Андерсона под руку. - Мы - к себе! - и командир с главврачом исчезли в дверях гостиницы.
  - Быстро они. - сказал Дженкинс, глядя вслед Андерсону и Чаквас.
  - Они рядом друг с другом - молодеют, Ричард. - сказал Шепард, наблюдая, как длинный двухэтажный туристский дальний автобус освобождается от своих столь многочисленных пассажиров, сумевших удержаться даже на абсолютно гладкой крыше второго этажа. - И это - хорошо. - он помедлил несколько секунд, взялся за ручку входной двери. - Слышал приказ главного врача корабля, Ричард? Если слышал - выполняй. А если...
  - Слышал я приказ. - поспешил заявить Дженкинс. - Выполняю.
  - Вот именно - выполняй. - Шепард открыл дверь, пропустил вперёд Ричарда и вошёл в холл гостиницы, подходя к стойке регистрации. Получив ключ от одноместного люкса, он поднялся на третий этаж и вскоре, приняв душ, лёг в постель, почти сразу "отключившись", едва голова коснулась подушки.
  
  Иден-Прайм. База "Нормандии". Перед концертом
  
  Предсказание Чаквас о шестичасовом глубоком сне без сновидений сбылось со всей возможной точностью и полнотой. Андерсон "отрубился", едва добрался до кровати, так же быстро заснул и Дженкинс, не успевший даже ответить на аудиовызов, пришедший от родителей. Оливия отследила состояние лейтенанта и сама, выйдя на связь по аудиоканалу, пояснила родителям Ричарда ситуацию. Те были приятно впечатлены оперативностью и полнотой ответа и охотно согласились подождать столько, сколько надо, чтобы их сын нормально отдохнул и восстановился.
  Встречавшие командира, старпома и лейтенанта-десантника нормандовцы также отправились на боковую - хотя и разгорался над Иден-Праймом новый день, никто не усомнился в том, что сон -лучшее средство для восстановления душевных и физических сил после такой работы. Гостиница погрузилась в тишину в рекордно короткие сроки. Коридоры, холлы и лестницы опустели.
  
  Открыв глаза, Андерсон увидел склонившуюся над ним Карин. Она вопросительно смотрела на него и едва заметно улыбалась - видела, что он отоспался, отдохнул.
  - Сколько я спал, Кари? - шёпотом спросил Дэвид.
  - Восемь часов. - тихо ответила подруга.
  - Вот ведь... - Андерсон скосил глаза, увидел циферблат часов. - Проспал!
  - Не наговаривай на себя, Дэвид. - сказала Карин, целуя его в губы. Несколько минут они целовались и Андерсон почувствовал, что он полностью проснулся. - Другие тоже отоспались.
  - И ты? - усмехнулся Андерсон.
  - А как же! - подтвердила Чаквас. - Ты, конечно, спал недвижимо, как гранитная стелла, но всё равно мне было приятно спать рядом с тобой. По меньшей мере ты спал спокойно и не пытался меня задавить в своих обьятиях.
  - Так это... я могу! - Андерсон облапил стоявшую у кровати подругу, опрокинул на кровать, прижал к себе и они совместили обнимания с поцелуями. С лица Карин не сходила счастливая и довольная улыбка и командиру фрегат-крейсера это очень нравилось.
  - Разошёлся ты, Дэвид! - шутливо отбиваясь от крепнувших обьятий друга, заявила улёгшаяся на кровать Карин. - А ведь...
  - Не, Кари! Рядом с тобой и только рядом с тобой я - молодею! Все нормандовцы об этом знают. И не только благодаря синтетам. - ответил Андерсон, запечатывая подруге губы поцелуем и уже догадываясь, какой будет её ответ.
  - Молодеет он! - Чаквас, чуть отодвинувшись, посмотрела в глаза Дэвиду. - Вкалывал как проклятый. Дженкинс за тобой угнаться не мог. Шепард в вашем соревновании участия не принимал, но ты и его хоть ненамного, но опередил.
  - Так ведь это... Дроны вились, надо было зрителям доставить разнообразие и удовольствие. - пояснил, улыбаясь, Андерсон. - Вот я и пытался доставить. Как сумел, конечно.
  - Сумел ты хорошо, Дэвид. - Чаквас поцеловала друга в щёки, приникла к нему, лежавшему навзничь. - В принципе, мы можем с тобой поваляться этак часика два с половиной. Будем валяться?!
  - Будем! - Андерсон перевернулся на правый бок и прижал Карин к себе ещё крепче. - Будем! Потому что ты наконец-то - рядом со мной!
  - Так я и буду рядом с тобой теперь, Дэвид. - ответила Чаквас. - Всегда и везде.
  - Знаю, Кари. - Андерсон вдохнул непередаваемо прекрасный аромат её волос. - Знаю. Как ты насчёт венчания в соборе?
  - На Земле?! - улыбнулась Чаквас. - Весьма положительно, Дэвид. Только...
  - Будет там орган. Будет! И мне придётся уломать Светлану в очередной раз сесть за главный пульт. Надеюсь, что "Марш Мендельсона" она согласится исполнить. А сопроводить церковную службу и чин венчания мы попросим лучшего местного органиста. Я не хочу перегружать Светлану - она тоже должна присутствовать на церемонии и радоваться, а не работать на износ.
  - Что-ж, Дэвид... Помогу я тебе уломать Свету. У неё и без того хлопот будет на Земле - как у русских принято выражаться - полон рот, но насчёт органа я помогу её тебе уговорить. Договорились? - хитро прижмурившись, спросила она, лаская рукой лицо Дэвида.
  - Договорились. - усмехнулся Андерсон, целуя руку подруги. - Договорились, Кари! Спасибо, что согласилась!
  - А я - согласилась?! - похлопала ресницами полковник медслужбы фрегат-крейсера. - Э-э-э. - она почувствовала, как Андерсон крепко и нежно обнимает её и мягко и очень приятно целует в лоб. - Ладно, ладно, Дэвид. Считай, что я согласилась! Умеешь ты делать предложения!
  - И опыт - сын ошибок трудных. - тихо проговорил Андерсон.
  - Опыт - это хорошо. - Чаквас поцеловала друга и дала обнять себя ещё крепче. - Давай, поваляемся ещё столько, сколько захотим. Думаю, сегодня у нас будет что-то вроде дня отдыха, который наши коллеги и друзья превратят в день обсуждения.
  
  Проснувшись, Шепард несколько минут лежал неподвижно, привыкая к полутьме номера-люкс. Он любил эти первые десятки секунд после пробуждения. Глаза постепенно адаптировались к свету, мысли текли спокойно, среди них не было вызывавших напряжение или беспокойство.
  Он посмотрел на часы, увидел, что проспал восемь часов и искренне пожалел, что рядом с ним нет Светланы. Сейчас он бы её заобнимал и зацеловал. Но подруга улетела на Лунную базу - график переподготовки нарушать нельзя - война окончилась и теперь форс-мажорные обстоятельства являются не правилом, а исключением. Потом, наконец, крейсер вернётся в Россию, на свою базу и сможет совершить мягкую и желанную посадку на родном космодроме. Жаль, конечно, что фрегат-крейсер не сможет сесть рядом с крейсером. Радует, что вся нормандовская уборочная эпопея была заснята журналистами со всей тщательностью. Конечно, до тщательности синтетов, также запечатлевших работу нормандовцев, органическим журналистам далековато, но они свою часть работы сделали нормально - вчера он смотрел выпуски новостей и две аналитические передачи даже осилил, несмотря на ощутимую усталость.
  Хорошо поработал. И другие нормандовцы также хорошо поработали. Теперь иден-праймовцы будут уверены в том, что база "Нормандии" - это не сборище бездельников, прячущихся от обычной ежедневной работы за фасадом неких воинских занятий, а действительно умелые и сильные помощники для очень многих гражданских.
  Сознание переключилось на представление информации о планируемом концерте. Перебирая названия и тексты песен, старпом выделил среди них одну, старую, можно сказать даже - древнюю, сейчас больше известную по одной строчке - "Сможем выстоять снова". Она удивительно точно и полно соответствовала тому, что удалось сделать нормандовцам за последние декады. Да, старый текст, да, она посвящена целинникам, осваивавшим земли, никогда раньше не знавшие, что такое плуг и борона, что такое комбайн, что такое уборка урожая. Но ведь несколько лет земля Иден-Прайма тоже не знала, что такое растить хлеб в таких поистине циклопических обьёмах. Она горела, она плавилась, она насыщалась металлом, пластиком. Она впитывала в себя кровь погибших и раненых органиков. Потому земля Иден-Прайма вполне может считаться тоже целинной, а их, нормандовцев, работа - работой тех, кто эту целину осваивал.
  Шепард, вспомнив текст песни, ни секунды не сомневался в том, что именно эту песню он будет обязательно петь. А хор, состоящий из коллег-нормандовцев, сможет его поддержать, озвучив припев, а возможно - не только припев.
  Когда-то родиной обычный человек считал место, где он появился на свет. Потом, когда благодаря развитию техники и технологий расстояния даже между континентами Земли резко сократились, это место обрело название "малая родина", а большой родиной стала страна, государство, регион или тот же самый континент, например Африка, Австралия. И вот теперь родиной люди часто называли всю материнскую планету. Без малейшего исключения. То, что в прошедшей войне с Жнецами участвовали почти две сотни стран, ранее и не имевших никакой надежды когда-нибудь примерить статус космических, помогло людям осознать, что теперь родиной человечества является огромное космическое пространство в первую очередь - Солнечной системы, а затем - пространство вокруг колонизированных планет. Такое резко расширенное понимание сути слова "родина" помогло людям, землянам, выстоять в минувшей войне. И не просто выстоять, но и одержать победу.
  Нормандовцы тоже одержали совсем недавно очередную победу. Уже - не военную, а мирную. Они сделали всё, чтобы урожай в отдельно взятом сельскохозяйственном районе Иден-Прайма был собран в нормативные сроки, полностью и без потерь. Да, жители других районов планеты тоже сделали для сбора урожая немало. Ведь собирали не только зерно, но и овощи, фрукты, выращенные как в открытом грунте, так и в теплицах. Так всегда было есть и будет - только объединённые, согласованные, просчитанные усилия дают максимальный результат.
  
  Помним жаркую степь Иден-Прайма,
  Поле, что пламенем адским пылало,
  Будни, пот по натруженным спинам...
  Будет Родина с хлебом целинным!
  
  Мы нашей памяти свято верны,
  С честью сдержали мы слово,
  И на просторах любой целины
  Сможем выстоять снова!
  
  Зноем степь нам грозила и жаждой,
  С боем брали клочок её каждый.
  Встанет, пекла не выдержав, трактор -
  Тянет наш неуёмный характер.
  
  Мы нашей памяти свято верны,
  С честью сдержали мы слово,
  И на просторах любой целины
  Сможем выстоять снова!
  
  Колос здесь не в новинку сегодня.
  В Космос он был после этого поднят:
  Стало наше нелёгкое дело
  Стартом для беспокойных и смелых.
  
  Мы нашей памяти свято верны,
  С честью сдержали мы слово,
  И на просторах любой целины
  Сможем выстоять снова!
  
  Сможем!
  Сможем!
  Сможем!
  
  
  Вернувшись с инструктажа, состоявшегося в районном Центре обеспечения безопасности дорожного движения, Найлус и Сарен расстались. Да, кое-что из отснятого дронами, того, что однозначно засвидетельствовало успех, достигнутый экипажем и командой фрегат-крейсера "Нормандия" в деле уборки урожая в отдельно взятом сельскохозяйственном районе Иден-Прайма, они сумели посмотреть в редкие свободные минуты патрулировария. Но в основном оба турианца, как и положено Спектрам, провели эти дни уборочной страды в патрулировании автомобильных дорог, по которым нескончаемым потоком шли грузовозы с зерном.
  Найлус видел, как сильно волнуется и беспокоится Сарен - врачи Цитадели пока не разрешили его возлюбленной даже вставать с постели и она вынуждена была подчиниться их запрету: ранения и травмы были слишком серьёзны. Да, она вернулась из труднейшего рейда, сумела не потерять никого из своих коллег, хотя многих пришлось вытаскивать на руках и на носилках, но ни одного из членов своей группы она не оставила, всех сохранила в числе живых.
  Теперь ими занимались лучшие медики главной станции Галактики и Сарен делал всё, чтобы почти каждые три часа хотя бы написать Триоре пару строчек. О, он умел это делать... Триора была рада даже письму от Сара, а уж если он имел возможность выйти с ней на связь по аудио и тем более - по видео каналу - "Быстрая" была просто счастлива. И Сарен каждый раз сбрасывал с себя кокон серьёзности и недоступности, становился нежен, весел, говорлив. Совсем на себя обычного не походил он тогда. В хорошем смысле этого слова, конечно.
  
  Найлус тоже был счастлив. Хотя ему этого счастья пришлось ждать очень долго. Да, на Цитадели в ту годичную стоянку у него были взаимоотношения с несколькими турианками. Как сказали бы люди, платонические. И была среди этих подруг Спектра Крайка одна... по имени Станири.
  Как ни старался Найлус узнать о ней поподробнее - ничего не получилось - даже синтеты Отряда расписались в своём бессилии, хотя, опираясь на скудные данные, всё же доказали Крайку, что она - очень достойная дочь Иерархии. Секретность высшего уровня. Только и знал он о ней то, что она - учёная, полевой исследователь и специализируется, страшно подумать, на изучении артефактов ныне вымерших рас. Не протеан, к счастью - к тому времени они были уже и официально и неофициально ислкючены из этого скорбного списка. Зато другими, не исключёнными, Станири интересовалась очень и очень фундаментально.
  Виделся Найлус с ней всего несколько раз, говорил с ней не очень долго, сходил вместе со Станири в кафе, в музей, в ресторан, на выставки. Нормально так провёл время. Говорили, конечно, они вдвоём между собой о многом - Станири оказалась очень интересной собеседницей. Но, к сожалению, она была очень загружена работой. Да и у Найлуса тогда на Цитадели дел было - невпроворот, ведь станцию приходилось готовить к тяжёлым боям с Жнецами и их приспешниками, готовить Цитадель к борьбе с этими креветками в полном окружении, в осаде...
  В общем, уже улетая с Цитадели, Найлус чувствовал, что именно Станири для него стала кем-то очень особым, хотя... Не верил он особо в это. Не верил. Часто думал о том, что слишком мало времени общался со Станири, что многое не сказал ей. Нет, он не собирался сразу форсировать ситуацию и идти до крайностей, нет, да и Станири бы не позволила... Она ведь такая... строгая. Да и понятно, почти все турианки такие. Так уж заведено в Иерархии воспитывать дочерей - в строгости. А у Станири ещё и работы было... предостаточно. Редко они встречались... редко виделись.
  И сегодня - он её встретил. Утром встретил, когда стало известно, что именно сегодня будет убран в районе урожай. Полностью убран. Встретил, когда выехал на патрулирование с одним из иден-праймовских полисменов. На что же он обратил тогда внимание, как он её заметил-то? Да, конечно, глаза. Особые глаза, цвет которых был просто редчайшим среди турианок. Люди называли такой цвет малахитовым, богатым оттенками зелёным цветом. А ведь сразу-то так и не скажешь, что зелёный, нет. Скорее с какой-то изрядной но очень точной примесью голубого, делающий зелень по-особому такой, переливающейся.
  Остановил, конечно, Найлус машину, выскочил, собрал с обочины букет. Какие уж там цветы-то попались, Крайк и не помнил - не очень-то он в этих иден-праймовских цветах и разбирается, но главное - букет цветов он собрал и побежал догонять Станири - они ведь проехали мимо неё, успели уехать аж за поворот, когда Найлус опомнился и попросил напарника затормозить. Хорошо, что Станири не видела, как он собирал для неё цветы...
  Она обернулась, остановилась, повернулась, удивлённо так посмотрела на него, но узнала. Узнала! После стольких декад узнала, хотя в последнее время они и общались только с помощью текстовых сообщений. Секретность, специфика, всё такое. После победы ведь у Станири работы не стало меньше, да и у него забот тоже не убавилось.
  Узнала, мягко так, как сказали бы люди, нежно взглянула в глаза подбежавшего к ней и остановившегося в нескольких шагах Крайка. Он ведь к ней приблизиться-то вплотную сразу не решился. Строгая она. Да и не те у них отношения, чтобы вот так сразу обниматься. Поставила себя так Станири в общении с ним, чтобы без всяких там "обнимашек".
  А в этот раз... В этот раз она сама подошла к нему, взяла букет, кивнула и... обняла его. Крепко обняла. И... поцеловала. Долгим поцелуй получился. Напарник Крайка всё это видел, а потом... потом просто сознался, что заснял. Поднял маленького такого дрончика-наблюдателя, совсем неприметного. И потом - отдал Найлусу запись. Крайк был ему очень за запись и за то, что он её отдал - благодарен. Отдал-то напарник запись вечером, вчера вечером. Получается, что целый день он записывал всё, как общался Найлус со Станири.
  Она обняла Найлуса и целовала его. Долго целовала. А главное - обнимала. Неформально, мягко. Она... сильная, хотя и мало приложимо это определение к Станири, ведь всё же она... женщина, дама. Да, меняются у турианцев кое-какие взгляды на своих подруг. И раньше турианцы турианок берегли, а уж после войны вообще постарались сделать всё, чтобы турианские дамы попали в нечто-вроде санатория-заповедника с максимально комфортными условиями. Постарались, конечно, только вот не все дамы турианские на это "осанаторивание" себя любимых согласились. Среди несогласившихся была и Станири. Привыкла она работать на износ, отдаваться полностью работе. Да и, правду сказать, работа у неё не то чтобы очень уж такая, в какой разберётся любая турианка с научной профильной степенью. Специализация уникальная. Потому и трудиться приходится очень много, ведь конкуренции практически никакой... пока, во всяком случае, а вот информации, данных - выше макушки объёмы бывают. Так что особо расслабляться не приходится.
  Найлус плохо помнил, как Станири отпустила его губы. Хотя, казалось бы, какие там у турианцев, которых почти все, кому не очень лень, зовут костлявыми, губы. Ан нет, у него, оказывается, по твёрдому убеждению Станири губы есть. Как и у неё, впрочем, тоже. Найлус в этом убедился. Пока целовался со Станири, стоя на обочине.
  А потом... Был ли у него большой выбор? Да нет, не было никакого большого выбора. Патрулирование надо было продолжать, работа не ждала, да и Станири... Это потом, когда она села к ним в патрульную машину, выяснилось, что у научников сегодня что-то вроде свободного графика, вот Станири и отправилась смотреть протеанские башни-колонны и остатки протеанских путепроводов и тоннелей. Станири пожелала прошагать несколько десятков километров пешком. При её работе - нормальное такое расстояние, вполне обычное. А тут - Крайк на патрульной машине. Случайность? Э, нет, случайностей, как говорят умные разумные органики и разумные синтеты - не бывает. Любая случайность - непознанная к данному моменту бытия закономерность. Так что...
  Нет, Станири - уникальна. Сев в машину, она прежде всего осведомилась у напарника Крайка, не помешает ли она ему управлять транспортным средством, если будет изредка разговаривать с Найлусом. Тот, конечно, был впечатлён такой церемонностью неожиданной пассажирки, но ответил, что нисколько не помешает. Станири отнеслась к мнению напарника с пониманием и действительно ни разу не злоупотребила приличиями - говорила мало, сжато, чётко.
  Найлус было подумал, что Станири собирается с ним отпатрулировать полную смену, но - не тут то было. Турианка провела в салоне патрульной машины всего каких-то три часа, потом, увидев, что машина въехала на улицы очередного городского поселения, попросила остановить у обочины, вышла, попрощалась с Найлусом и его напарником и - пропала. Как она сумела так быстро юркнуть в переулок - Спектр так и не понял, но делать нечего - патрулирование пришлось продолжить.
  
  Если бы он знал, что Станири встретит его вечером, сразу после того, как патрульный экипаж после окончания смены вернётся на базу... Но Станири снова удивила его. И ещё как удивила! Она пришла к базе в роскошном белом платье, надетом поверх стандартного скафандра и уже одним своим появлением в таком, совершенно не характерном для турианок наряде, приковала к себе всеобщее внимание сотрудников Центра. Найлус как увидел её из окна третьего этажа, где были кабинеты патрульных офицеров - так чуть не сел на подоконник от изумления.
  Крайк плохо помнил, как они вдвоём оказались за пределами районного центра. Конечно, обрывками он помнил, что Станири усадила его в какую-то машину, видимо, взятую ею напрокат. А потом они уехали за городскую черту... Миновали пригороды, нашли место... Точнее, его нашла опять таки Станири. Сели и провели, обмениваясь репликами, несколько важных для них обоих часов. Вечер сдал свои права ночи, но Найлус, к его изумлению, не чувствовал ни малейшей усталости.
  Нет, он не спрашивал её о причине столь... мягко говоря, экстравагантного появления. Ему стало многое понятно, когда он провёл рядом со Станири эти несколько часов. Да, он влюбился. Влюбился в неё, способную быть очень незаметной, когда она работала и выполняла свои служебные обязанности и способную быть очень заметной, если она отдыхала. Ну вот такая она была. И Крайк чувствовал, что Станири ведёт себя так... приметно... только потому, что хочет... нет, не обратить на себя внимание Найлуса, а просто... просто показать, что она понимает, разумеет и даже знает, через что ему пришлось пройти, Спектру Найлусу Крайку. Она знала, очень много знала о его пути в Отряде. Наверное, она также очень много знала о том, как начался для Крайка этот путь в Отряде. А начался он с того памятного Найлусу Крайку разговора с капитаном Шепардом на борту "Нормандии".
  Наверное, с тех пор суть Крайка... стала готовиться к тому, что он надолго "пропишется" на борту этого фрегата, ставшего затем легендарным фрегат-крейсером. И Иден-Прайм, ставший базой для фрегат-крейсера в послевоенное время, неожиданно для Крайка помог ему обрести семью. Обрести свою половинку. Имя которой было простым и чётким - Станири. А Крайк... он произносил его десятки раз, безмолвно выговаривал и каждый раз чуть не плакал от переполнявших его ощущений и чувств. Станири... Она знала, она понимала его. А её чудачества... были такими приятными и понятными лично ему, что он не находил, да и не искал в них ничего предосудительного. Не было там ничего предосудительного, в поступках Станири. Не было! Просто... просто война с Жнецами закончилась и молодая турианка радовалась Победе, радовалась миру, радовалась всему, что связано с окончанием череды страшных Циклов и не менее страшных Жатв так, как умела. Радовалась тому, что она - выжила. И тому, что выжил Крайк.
  Несколько часов Найлус провёл рядом со Станири. Ему очень понравилось её белое платье. Это было так необычно для турианки. А Станири... она подарила ему свою стилизованную фотографию. И Найлус понял намёк: на этой фотографии турианка была в зимнем комбинезоне, но комбинезоне особом, праздничном. Люди называли этот комбинезон - шубой, а цвет и мех шубы указывали однозначно, что эта шуба - праздничная, новогодняя.
  Станири дала понять Найлусу, даря ему такую фотографию, что после наступления Нового года они оба смогут решить для себя самый важный вопрос - быть ли им и дальше вместе или... остаться друзьями. Станири не торопила Найлуса, понимала, что и у него, и у неё сейчас, в первый послевоенный год, слишком много работы. Слишком много. И не хотела спешить сама и не хотела заставлять спешить Найлуса. Она давала ему право выбора. Да, два её необычных, очень необычных появления дали многое понять Найлусу, но она... она не давила на него, не навязывалась ему, не предлагала настойчиво ему себя. Она понимала, что он должен подумать и должен сам решить для себя. Многое решить. Ведь наступил мир и уже не нужно напрягаться, прилагать сверхусилия. Надо делать всё спокойно, размеренно, чётко. Обдуманно. И именно это нравилось Найлусу в позиции Станири больше всего - то, что она не спешила.
  Хотя, конечно, когда турианка дарит турианцу свою фотографию - это уже показатель. Большой, важный и серьёзный показатель её заинтересованности во взаимоотношениях именно с этим конкретным турианцем. Но Станири пошла дальше - она не стала исчезать сразу после того, как подарила Найлусу свою фотографию с таким богатым подтекстом. Они посидели ещё час, а потом... Потом Станири отошла за машину, сняла платье, переоделась в обычный комбинезон, упаковала в объёмистую сумку свой "представительский" наряд и предложила Найлусу встретить рассвет в одном из круглосуточных кафе.
  Найлус, конечно же, согласился и они просидели до утра, до самого рассвета в кафе. И музыка, тихая музыка им совершенно не мешала разговаривать. Хотя... Больше конечно говорили они не словами. Взглядами, жестами, чувствами. Да, Станири внимательно разглядывала Найлуса. Ему нравился её взгляд, он понимал его причины. Наступил мир и турианка решала: этот турианец достоин остаться с ней рядом очень надолго или ей следует подождать, когда рядом с ней появится другой турианец. А этот... ну пусть он останется её другом, приятелем, знакомым, наконец.
  Найлус смотрел на Станири и всё острее понимал, что его личное одиночество закончилось. Да, Станири ясно дала ему понять, что не потерпит торопливости, резкости, не потерпит форсажа во взаимоотношениях. Придётся подождать до наступления Новогодних праздников, но ведь... это нормально. Впереди уже нет Жнецов, впереди нет их приспешников. Впереди нет ничего... ну, почти ничего, что могло бы заставить его, Спектра Найлуса Крайка, спешить, торопиться.
  Провожать себя Станири Крайку не разрешила. Ну не было в турианском этикете такого правила, какое, конечно же, существовало у людей. Потому Найлус к отказу отнёсся спокойно и попрощался со Станири на ступеньках того кафе. Смотрел ли он ей вслед? Да, смотрел. Смотрел, как она идёт к машине, как она открывает дверь, садится за пульт, закрывает дверь, как машина выруливает со стоянки, выезжает на улицу. Смотрел и понимал, что влюбился. Влюбился на всю жизнь, всю, какая только у него и осталась. Вот она, его любовь, его подруга, его супруга, его жена. Да, она сейчас даже ему и не невеста, но... Всё же может измениться очень быстро. И он очень скоро распрощается с холостяцкой неустроенностью. Да, он был одинок, он был свободен. Был. Пока шла война с Жнецами - был. А сейчас ему хотелось нового. И эта новизна... Вот она, кто не побоялся придти к управлению правоохранителей в красивейшем бальном платье, кто не постеснялся подождать его у этого административного здания, вызвав настоящий фурор среди жителей близлежащих домов и среди сотрудников окрестных учреждений и организаций.
  Она, кто провела с ним рядом почти всю ночь. Не в постели, нет. Рядом. И... вместе с ним. Гораздо ближе, чем любая турианка раньше, в декады и в месяцы войны. Гораздо ближе. И в то же время - далеко, но так приятно и волнующе, что Крайк... просто не находил аналогов, как ни стремился к успеху такого поиска. Станири была особой. Она не стала, она была особой. И она выбрала его сама. Ведь они простились на Цитадели перед тем, как Отряд ушёл на Марс, ушёл к Земле, ушёл в Тёмный Космос.
  Да, тогда многие отрядовцы верили, что личное одиночество Найлуса Крайка окончилось. И он сам немного, самую малость в это верил. А потом... потом были только редкие письма, ещё более редкие аудио и видео встречи. И Крайк... боялся. Боялся поверить в лучшее, в то, что именно Станири - его судьба. Он боялся за неё. Боялся гораздо больше, чем за себя. Он мало знал о том, чем она занята, очень мало и потому часто изводил себя раздумьями не самого оптимистического содержания. Далеко не самого оптимистического. Не получались у него оптимистические раздумья о Станири. Он... боялся за неё. Боялся потерять её...
  
  И, встретив её сейчас, Найлус едва обрадовался. Ведь за те декады, что прошли с момента их встреч на Цитадели, многое могло и должно было измениться. Многое изменилось. Изменилась Станири, изменился он сам. Не могла она и он не измениться. Наверное, Станири потому и не спешила, потому что... Потому что понимала - слишком многое изменилось. Они оба через многое прошли, а то, через что они прошли, не могло, не могло не изменить их обоих. И Станири не спешила "окольцовывать" Найлуса. Не спешила. Хотя, наверное, желала этого. Очень желала. По только ей одной ведомым причинам. Она давала Найлусу... выбор. Давала ему возможность решить для себя - она встанет рядом с ним или он предпочтёт подождать другую турианку. Или, может быть, предпочтёт подождать даже не турианку, хотя это ведь так... непривычно и необычно для турианца. Даже для такого турианца, как Спектр Найлус Крайк.
  Найлус обрадовался. Она, Станири, сохранила к нему чувства, сохранила к нему... отношение. Прежнее отношение. Важное для него отношение. Она помнит его, она знает его, она его... не забыла, не отодвинула в прошлое, не сдала в архив... Какие там... победы. Не было никаких особых побед. Отношения, взаимоотношения - да, были, а вот побед - не было. Не спешили ни Станири ни Крайк. Не спешили. И от того Крайку было невыразимо тепло в душе, когда он провожал взглядом машину, увозившую Станири. Да, турианка вернётся к работе, у неё - своя жизнь, которая ей нравится, которую она построила так, как хотела. Не зря она указала ему на новогодний праздник. Не зря.
  Узнав, что нормандовцы собрались в гостинице, Найлус уточнил, где сейчас находится Сарен и решил, что сначала пойдёт к Крайку, отсиживавшемуся по своему обыкновению, в самой тёмной кладовке Центра Патрулирования Автострад. Была у Крайка такая вот странность - едва он узнал, что его возлюбленная осталась жива, но нуждается в длительном лечении, он... стал очень нелюдим. И не поехал в гостиницу, не поехал и чуть раньше встречать Андерсона, Шепарда и Дженкинса, окончивших, с честью окончивших уборку районного урожая. Полностью окончивших уборку этого урожая. Первого послевоенного урожая.
  Найлус не стал ждать, он просто пешком, почти бегом преодолел расстояние до здания Центра Патрулирования Автострад и, пробежав по полутёмным этажам Центра, нашёл Сарена в тёмной подсобке-кладовке.
  
  Легендарный Спектр сидел на полу, обхватив колени руками, сидел, уронив голову на колени и... плакал. Беззвучно плакал. Когда вошёл Найлус, он даже не повернул к нему головы и Найлус ощутил, как его старший напарник, наставник, учитель, переживший то, что не пережил больше никто из органиков - жизнь в шкуре хаска... страдает. Страдает не за себя, за свою возлюбленную. Потому что... Потому что ей было очень больно. И очень трудно.
  Не говоря ничего, Найлус сел рядом с Сареном, посмотрел на едва видневшуюся плотно закрытую дверь подсобки, но не стал смотреть на Артериуса. Зачем? Он его и так очень хорошо чувствует. А темнота... Но ведь турианцы - хищники и темнота для них - не враг, а лучший друг.
  - Она так хотела вернуться... Вернуться, Най, понимаешь! И она... вернулась. Вернулась к нам... Ко мне. - тихо сказал Сарен. Так тихо, что, наверное, услышать его чётко мог бы только соплеменник. - Она вернулась, не потеряв никого из группы... Я даже не пытаюсь представить себе, чего на самом деле, каких жертв и каких лишений ей это стоило. Это для меня... непредставимо в принципе. Я просто знаю, что она выложилась полностью. И сейчас... Сейчас она страдает... Она страдает там, на Цитадели, в окружении медиков с их аппаратурой, она страдает там... А я... А я здесь, Най. У нас впереди - концерт, мы вроде бы будем... веселиться. А я вот... веселиться не могу. Не хочу, Най. Не хочу! Я как вспомню, как видел её там, в палате... Мне становится так горько, что я... я искал эту подсобку полчаса, искал, потому что знал - если я не найду что-то очень тёмное и что-то очень уединённое, что-то закрытое... я сорвусь, Най! Я... я постоянно теперь вспоминаю, что я искорёжен. Но я никогда не хотел, чтобы даже близко вот так, как я, искорежили кого-нибудь другого. И тем более - искорёжили её... Прости, Най, но я... я называю её имя только внутренне, внешне, словесно я сказать его не могу сейчас... А внутренне... внутренне я повторяю его постоянно и мне... легче. Мне - легче. А я... я хочу, чтобы стало легче ей, Най. Не мне - ей! Ибо она - женщина, она - турианка. Она - та, кому дано право... право и возможность продолжать наш турианский род, порождать новые поколения. Я - что, я - турианец, таких, как я - много. А вот их, турианок... мало. Сейчас на каждую турианку - по четыре десятка турианцев приходится, Най! Статистика, будь она неладна. И это только четыре десятка турианцев, которые более-менее нормальны и более-менее здоровы по самым прикидочным, по самым лёгким нормативам. А сколько турианцев, которых на пушечный выстрел нельзя подпускать к нашим... - он осёкся. - Я не верил, Най, не верил, что она... согласится. Но она сделала так, что я и не заметил, как обрёл... семейное счастье. И сейчас... я здесь, впереди у нас - концерт, мы вроде бы, будем веселиться, будем петь, может, будем танцевать, а я... я не могу, Най! Вот сижу здесь, сижу и понимаю, что не смогу придти в гостиницу, не смогу появиться там. Да, я помню, что я вроде бы, как Спектр, должен быть там, среди остальных нормандовцев, но... не могу, Най. Не мо-гу! Я помню постоянно, как она страдает сейчас там, на Цитадели и мне... мне не хочется думать ни о концерте, ни о том, что вроде бы нас, нормадовцев, районщики будут чествовать за трудовую победу... Какая там победа, Най! Какая там победа, если она там, а я... я здесь. Нет, Най. Я понимаю, что я должен быть здесь, здесь - база фрегат-крейсера, база одного из двух кораблей Отряда. Я всё понимаю. Но - не могу. Не тянет меня радоваться сейчас. Не тянет веселиться. Я вот думаю о ней и мне... мне легче, Най. А вот ей...
  - И ей легче, Сар. - тихо сказал Найлус. - Легче, потому что... потому что она знает, понимает, ведает, чувствует, что ты почти постоянно, нет, какое там почти - ты без всяких "почти" постоянно думаешь о ней, Сар. И я уверен, что ей... легче. Пусть совсем ненамного, но - легче. Потому что... потому что о ней думаешь, помнишь, беспокоишься, заботишься, да, да, Сар, заботишься ты. Именно ты. Тот, к кому она вернулась. Вернулась, Сар, помни об этом. Это - основное, о чём ты должен помнить! Помнить сейчас. А концерт... - Найлус помолчал. - Концерт будет особым. Да, человеческим, да, в основном в нём будут участвовать люди. Это - их планета, они имеют на это все права и у них для этого есть все возможности. Но ведь это будет особый, послевоенный концерт, Сар. И, насколько я понял настройку нормандовцев, их психологическую, психическую настройку - этот концерт будет действительно знаковым. Мы многое вспомним, Сар. И мы не будем только веселиться. Память - это не только веселье. Это - боль, это скорбь, это сожаление о несбывшемся... Не будет этот концерт полным безудержным весельем, Сар. Не будет. В этом я убеждён. Не пойдут на это нормандовцы, не будут они делать содержимым концерта бесконечные весёлые запевки, Сар. Не будут.
  - Хотел бы надеяться, Най. - едва слышно ответил Сарен. - Но... Людям надо отдохнуть, попраздновать.
  - Нет, Сар. Ты, я понимаю, не хочешь признать очевидное. Люди - не забыли. Они ничего не забыли. Они не забыли Омегу-четвёртую, не забыли базу Коллекционеров, не забыли ничего, что сотворили Жнецы и их приспешники с галактикой и её жителями. Да, они будут петь и, может быть, даже будут танцевать. Да, мы выжили, мы победили, мы перешли в мирное время, Сар. Но - это не повод забыть всё прошлое и люди не будут забывать прошлое. Они не будут его забывать, Сар, потому что... потому что это не только их прошлое, это... наше общегалактическое прошлое. И... только первый год, Сар. Пройдут десятки лет, прежде чем что-то очень изменится и мы сможем сказать, то мы снова расходимся в разные стороны. Десятки лет, Сар. Это - не шутка. Люди... живут мало, мы, турианцы, ненамного дольше. Но мы живём... интенсивно. И, значит, мы сохраним обо всём память. Не только о хорошем, но и о плохом. Обо всём, что мы совместно или индивидуально прошли, узнали, поняли, преодолели.
  - Складно говоришь, Най. - Сарен повернулся к Найлусу. - Складно. А я вот боюсь. Боюсь, Най. Боюсь, что она... зря она верит в меня, Най. Я - изломан. Изломан так, что... Не могу я... Не могу поверить в то, что достоин её... Да, она вернулась ко мне, может быть.... Может быть и ко мне тоже, Най. А я боюсь, что я... обманул её. Что она увидела во мне того Сарена Артериуса, которым я... не являюсь. Не являюсь сейчас. И, наверное, никогда не являлся. Даже тогда, когда впервые встретился с ней...
  - Не надо, Сар. - Найлус посмотрел в глаза сородича.
  - Надо, Най. Надо мне быть честным хотя бы перед самим собой. Она... она заслуживает лучшего. Лучшего, чем я, Най. А я... Я сижу здесь, на Иден-Прайме... а она - там, на Цитадели.
  - Она - там, Сар. - голос Найлуса окреп. - Она - там. Она - вернулась, Сар. Она - вернулась к тебе. Ещё раз повторю - вернулась! Вернулась к тебе и вернула всю группу! Всю! Ты давал ей силы, ты давал ей уверенность, твоя любовь... Да, да, Сар, твоя любовь держала её мёртвой хваткой в пределах этого, а не потустороннего мира! Твоя любовь, Сар. Она любит тебя и ты любишь её! Это так же очевидно, как то, что скоро над Иден-Праймом взойдёт солнце и наступит утро, за которым придёт на планету новый, мирный день. Твоя любовь, Сар, держит её сейчас на этом свете. Твоя любовь в первую очередь, Сар, а не всякие там чудодейственные лекарства или аппаратура суперкласса! И для любви нет расстояний, Сар. Нет никаких расстояний, даже космических. Она любит тебя и ты любишь её. Этого - достаточно. Этого достаточно для вас обоих, Сар! Она вернулась потому, что ты любишь её, потому что она любит тебя, потому что она выбрала тебя...
  - Это ещё...
  - Нет, Сар. Это очевидно. Если бы это было не так... Всё было бы по-другому. А она вернулась потому что она любит тебя. Прежде всего - тебя. Она рисковала всем, Сар, но рисковала, потому что верила, знала, понимала - она любит не какого-то там абстрактного турианца, а именно тебя. Она ушла в этот рейд веря, что вернётся прежде всего к тебе. Не к нам всем, а прежде всего - к тебе. И она отпустила тебя, зная, что она придёт к тебе, а ты придёшь к ней. Придёшь обязательно. И ты пришёл к ней. Ты сейчас рядом с ней своей любовью. Своей любовью, Сар! И не говори мне, что ты изломан или ты там чего-нибудь такое... Не говори. Не надо. Для неё - это несущественно. Для неё существенно то, что ты её любишь и продолжаешь любить! Она вернулась, Сар, вернулась, выжила, вытащила всю группу, вытащила себя потому что стремилась к тебе, Сар. Потому что как никто, она - понимает тебя, Сар. Да, да, понимает такого, какой ты есть сейчас, каким ты стал после того, как Джон вытащил тебя из хаскоподобного состояния, из этой "скорлупы".
  Сарен вздохнул. Найлус иногда несносен. Он молод, горяч, ему, как говорят люди, "море по колено". Слушая, как Крайк продолжает его убеждать, Артериус не спешил ни соглашаться ни противоречить. Пусть Найлус выскажется. Они ведь так редко вот так, наедине разговаривали о чём-то очень важном... Личном.
  - И поверь, Сар, что на этом концерте ты должен выступить. Спеть. А может быть, даже станцевать. Она... она это оценит, Сар! И ей это поможет выкарабкаться, поможет выздороветь. Она вернулась, Сар, вернулась к тебе. Только и исключительно к тебе. Она - Спектр, Сар. И она понимает тебя так, как никто тебя не в состоянии больше понять, потому что... потому что она любит тебя. И хочет быть рядом и вместе с тобой, Сар. Твоё личное одиночество... оно закончилось, Сар. Закончилось! Она обязательно выздоровеет, станет твоей главной подругой, подарит тебе много-много детей и вы оба будете счастливы, Сар. Потому что... потому что вы выдержали эту войну. Выдержали. Выдержали, любя, ценя и понимая друг друга.
  - Спеть, говоришь... Но... - Сарен задумался.
  - В этом-то и ценность концерта, Сар. - Найлус встал, прошёлся - два шага туда, два - обратно, по подсобке. Тихо так прошёлся, почти неслышно. - Да, основную часть концерта берут на себя люди, что неудивительно. Но и ты тоже сможешь выступить. Нет, ты просто должен выступить! Я думаю, что и Мордин и Явик тоже примут участие. А уж киборгесса и киборг - точно будут участвовать. Подумай, Сар. Ей это будет важно - увидеть не просто концерт, а увидеть тебя, как участника концерта. Увидеть, услышать, почувствовать. Да она сделает всё, чтобы очнуться, чтобы посмотреть весь концерт, я убеждён, я уверен в этом, Сар! Сделай ей приятное, Сар. Не нам, нормандовцам - ей!
  - Она... слишком слаба, Най. И ей сон нужен больше, чем всякие там... концерты. Да и что я могу спеть?!... И тем более - сплясать?! Я ещё раз...
  - Сар, ну хоть передо мной-то не надо. - Найлус подошёл к сидевшему на полу старшему напарнику. - Даже её твоя любимая отговорка не впечатлила, а уж меня - она тем более не впечатлит. Она - любит тебя, Сар. И это для неё, турианки, женщины - основное. Она тебя лю-бит! И ей всё равно, что ты там скажешь насчёт твоей изломанности. Всё рав-но! Она знает, она уверена в том, что её любовь сможет всё это преодолеть. Так доставь ей удовольствие, покажи себя в необычной роли, необычном качестве. Убеждён, она это оценит высоко и правильно.
  - Не знаю, Най. Не уверен я в этом. Да и танцевать... Сам понимаешь, вихляться я не хочу, а парный танец... Нет, это - провокация. Я на это не пойду.
  - И не надо танцев, Сар. Не хочешь танцев - не надо. Но спеть ты должен. Да, мы с тобой многие декады были рядом с людьми, гораздо дольше были рядом с землянами-людьми, чем с нашими соплеменниками и соотечествениками. Но это ведь нам дало очень многое, Сар. В том числе и то, что мы начали на многие вещи смотреть, скажем так, по-иному. По-новому, можно сказать, не по-туриански смотреть. И не только смотреть, Сар. Видеть, понимать, оценивать, использовать. - Найлус сел рядом с Сареном, повернулся к нему. - Не хочешь танцевать - не надо. Но спеть ты должен. Так спеть, как только может спеть Спектр, прекрасно знающий не только турианцев, но и людей. Она - женщина, Сар. Что бы там кто ни говорил, она - женщина. И она тоже руководствуется чувствами и эмоциями. Для неё твоё пение будет знаком, Сар. Зна-ком! Того, что ты... любишь, помнишь её, веришь ей, поддерживаешь её, хочешь быть рядом с ней. В общем так, Сар. Время - уже утро, скоро здесь будет слишком много народу, мы свою функцию выполнили, патрулирование на ближайшие декады у нас с тобой окончено. Мы сейчас с тобой вдвоём возвращаемся в гостиницу. И не перечь, не отнекивайся. Незачем тебе здесь сидеть ещё несколько часов - не то место, чтобы ты, Спектр, полковник ВКС Иерархии, отсиживался здесь. Идём, я отвезу тебя в гостиницу, отоспишься в номере. Знаешь, как люди говорят - "утро вечера мудренее". Потому - поспишь, отдохнёшь...
  - Я не...
  - Я не говорил, что ты обязан расслабиться. Я говорил, что ты поспишь и отдохнёшь. Ты уже сколько часов обходишься без сна? Вот, вспомнил, наконец-то. Вижу. А то - ведёшь себя, как перед очередным броском на Жнецов и их приспешников. Всё, Сар. Война - закончилась. И наступил мир. Мир, понимаешь! - Найлус почти силой заставил Сарена подняться на ноги. - Идём!
  Он вышел с Сареном во двор, сел в разъездной флайер, набрал на пульте адрес базовой гостиницы. Спустя сорок минут они тихо вошли в холл, поднялись на этаж и Найлус провёл Сарена в спальню, подождал, пока тот разоблачится, укроется одеялом, вытянется на кровати. Полумягкой - на мягкую старший напарник не согласился. Ладно, пусть полумягкая. Убедившись, что Сарен уснул, Найлус вышел в коридор, направляясь к своему номеру.
  
  - Марк, слышал? - спросила Оливия, воспользовавшись каналом шифрованной связи. Она-то находилась в гостинице, а вот Марк по своему обыкновению не покидал борт фрегат-крейсера.
  - Слышал. - ответил киборг. - Как считаешь, может, следует посоветоваться с Чаквас? Её на Цитадели любят, ценят, знают. Сарену надо сделать сюрприз. Приятный сюрприз. Доставить сюда, на Иден-Прайм Триору и пусть она поприсутствует, скажем так, на концерте. Сделаем так, чтобы Сарен - и в первую очередь он увидел её. А она - чтобы увидела его. И услышала, конечно. Как он поёт. Шепард уже подготовил план концерта, очень предварительный, я его видел, прочёл. Весьма. Но Найлус прав - Сарену надо дать карт-бланш. И то, что он там отнекивается танцевать - это всё... глупости. Увидев Триору, он будет танцевать! Он будет танцевать для неё одной! Если потребуется - вокруг неё будет танцевать! А нам... Нам это надо просто обеспечить. И хорошо, что Найлус говорит об участии в концерте и нас с тобой, Оливи, и Мордина, и Сарена, и Явика. Это - надо. Мы в своём единении выиграли эту страшную войну, победили, уничтожили Жнецов. Это - первый, послевоенный концерт. Он должен быть и он станет особым. Подтверждающим наше единство, перешедшее с полным правом из военного в мирное время. Шепард это просчитал, это он учёл и это - правильно. Послевоенный концерт должен стать особым.
  - Хорошо, Марк. Подготовь... сам знаешь. И перешли мне. А я пока со своей стороны подготовлю все материалы для передачи Карин. Пусть она решает.
  - Предварительно - Триора вполне может прибыть. Её состояние не настолько критично, чтобы запрещать любую транспортировку. А ради такого случая можно задействовать лучший транспортник Медслужбы Цитадели. В эксклюзивном режиме.
  - Вот и провентилируй эту возможность, Марк. Только... пока Карин не беспокой, у них с Андерсоном - продолжение... Важное продолжение взаимоотношений. А это... вполне может подождать. Благо, путь от Цитадели до Иден-Прайма теперь не настолько долог и труден - несколько часов и Триора будет здесь. Кстати...
  - Подготовлю, провентилирую. Будет размещена либо в базовом госпитале, что вероятнее всего, ведь Карин сможет с лёгкостью с Хлоей контролировать её состояние, либо - в лучшей райбольнице. Она всё же Спектр, к ней и отнесутся соответственно рангу и статусу. До связи.
  - До связи, Марк.
  
  Оливия, едва заметно усмехнувшись, погрузилась в потоки информации, выделив толику своих мощностей под отработку новой задачи. Карин получит всю информацию. Да что там Карин - информацию получат медики, которые лечат Триору, которые её наблюдают. Им эта информация будет важнее, нужнее. А лучший транспортник Медслужбы Цитадели Триоре будет предоставлен. В этом нет никаких сомнений. Она заслужила, как командир уникальной группы. Да, уникальной, выполнявшей самые сложные задачи в глубоком тылу противника.
  Да, сейчас Триоре трудно. Она не совсем восстановилась, точнее - совсем не восстановилась, так, частично. А надо, чтобы она восстановилась полностью. И для этого ей нужны, необходимы положительные эмоции. Да, медики всё сделают для того, чтобы она выздоровела - всё же на Цитадели сосредоточена лучшая медицина Галактики. Но сейчас Триоре нужна не только медицина. Ей нужен Сарен. Она знает, что он улетел на Иден-Прайм, можно даже сказать, что она его отпустила.
  
  - Дэвид, я поеду. На фрегате полно работы. Базовый госпиталь... - сам знаешь, требует моего внимания. - Карин с сожалением расцепила обьятия, отодвинулась от лежавшего навзничь Андерсона. - Спасибо тебе. За всё...
  - Поезжай, Кари. - тихо ответил Андерсон, приподнимаясь на локтях. - И помни, что я жду и я люблю тебя.
  - И я тебя очень люблю, Дэвид. - Чаквас встала, запахивая халат и подходя к туалетному столику. - Отдыхай.
  - Не-а, Кари. - Дэвид поднялся, завязал пояс халата, подошёл к сидевшей перед столиком подруге. - Не буду. Мне будет неудобно, потому что я не хочу, чтобы ты вкалывала, а я бездельничал.
  - А я вкалываю? - посмотрела удивлённо на него Карин.
  - Именно вкалываешь! - убеждённо сказал Дэвид, целуя Карин в макушку и подходя к двери санкомнаты. - Так что, постарайся себя, Кари, не изматывать.
  - М-м-м. Попробую, Дэвид. - мягко сказала Карин, нанося финальные штрихи. - Уф. Всё.
  - Ты - красивая, Кари. Не накручивай себе там ничего. - произнёс Андерсон, исчезая за дверью санкомнаты.
  - Эм. Спасибо, Дэвид. - Карин переоделась в форменный медицинский комбинезон, крутнулась перед зеркалом. - Я вроде бы готова... Надо ехать.
  
  Флайер быстро доставил главного врача из гостиницы на базу и Карин поднялась по трапу на борт фрегат-крейсера, кивнув вахтенным у трапа и у шлюза. Те козырнули и едва заметно улыбнулись - если врач прибыла на корабль, значит всё будет в порядке. А скоро, вполне вероятно, прибудет и командир. То, что Карин и Дэвид теперь всегда вместе - и на работе и вне её, безмерно нравилось нормандовцам и они считали это нормальным, радуясь, как командир и главврач фрегат-крейсера обрели и укрепляют особое, семейное счастье. Ведь теперь, уже в мирное время, они могли, подумать и о детях. Теперь, как знали нормандовцы, Карин не будет отказывать Андерсону и очень скоро она станет мамой. А ещё быстрее, как догадывались многие члены экипажа и команды фрегат-крейсера, Карин Чаквас станет законной женой Дэвида Андерсона и обретёт двойную фамилию. Такая традиция была у нормандовцев, сохранявших право каждого из пары носить свою собственную фамилию и одновременно - не забывать о фамилии самого близкого для себя разумного.
  Войдя в кабинет, Карин поздоровалась с Хлоей, та подала ей пачку ридеров - обычная утренняя порция информации. Хотя, точнее - уже дневная. Теперь, когда большинство медицинских проблем отслеживались медиками базового госпиталя, на долю медиков Медотсека фрегат-крейсера оставались контрольные функции. Крейсер обрёл настоящую, комфортную, полностью оснащённую базу и это позволяло надеяться на то, что проблемы будут выявляться быстро и качественно.
  
  - Прошу разрешения, доктор. - в кабинет осторожно ступая вошёл Марк.
  - Здравствуй. - Карин обернулась, взглядом указала киборгу на кресло. - Присаживайся. Вижу, есть у тебя идея.
  - Есть. - Марк подал Чаквас ридер. - Она касается Быстрой...
  - М-м-м. - врач вчиталась в содержимое файла. - Ну, то что она транспортабельна, я, в принципе, согласна, но... Надо будет время на подготовку и надо будет уведомить врачей... Обычный протокол, это может занять несколько часов.
  - Я предполагаю, доктор, что мы имеем право просить командование космопехотной дивизии отпустить лейтенанта Уильямс с детьми на Иден-Прайм в краткосрочный отпуск. До двух декад. Если Эшли полетит вместе с Быстрой - это будет лучше всего, по меньшей мере, Триора не будет одна, рядом с ней будет та, кому она сможет доверять. Да и присутствие детей рядом поможет Быстрой обрести дополнительную уверенность в выздоровлении. - сказал Марк. - И, насколько я понял позицию Оливии, она убеждена - прибытие Быстрой на Иден-Прайм должно остаться тайной для Сарена и остальных до самого концерта. Пусть Быстрая поживёт пока на одной из вилл, там мы обеспечим за ней должный уход. Она хоть подышит нормальным, планетным воздухом, а не этим кондицитом... - в голосе киборга прорезалась редко используемая им нежность. - Эшли, я убеждён, будет молчать, её дети - тоже, да и мы, все нормандовцы, постараемся со своей стороны перекрыть любое распространение информации. Посадим элитный медтрассор на медкосмодроме, отправим туда реанимобиль - мало ли их сейчас туда, хм, шастает, - чуть усмехнулся Марк, - на реанимобиле перевезём Триору на виллу, поселим, пусть подышит нормальным воздухом, послушает, как шумит листва под ветром, посмотрит на вполне обычные планетные пейзажи. Ей будет легче. А на концерте... Мы её туда тихо доставим на вполне обычном транспоте - лимузинов, благо, у нас на Иден-Прайме хватает, ведь многие получили право на них, да и наёмных лимузинов предостаточно. С комфортом доставим и на концерте пусть Сарен увидит её, а она - увидит его. Пусть посмотрит концерт из ложи, от начала и до конца. Впрочем, в том, что она будет смотреть концерт до конца из ложи, доктор, я уже сейчас искренне сомневаюсь. - Марк посмотрел на Чаквас, дочитывающую содержимое последнего файла, помещённого в память прибора. - Сарен сделает всё, чтобы Триора-Быстрая была рядом с ним.
  - Полагаю, Марк, ты уже знаешь? - Чаквас посмотрела на киборга.
  - Да. О том, что она получила звание Героя Иерархии - знаю. - подтвердил киборг. И думаю, будет хорошо, если Звезду Героя ей вручат в присутствии Сарена и всех нормандовцев. Я уже кое-что предпринял для осуществления этого сценария... по своим каналам.
  - Хорошо, Марк. - Чаквас включила настольный инструментрон. - Тогда - давай скооперируемся. Пододвигайся ближе, будем реализовывать этот сценарий.
  
  Старпом - всегда старпом. Шепард завтракал, привычно совмещая приём пищи с изучением содержимого очередной пачки ридеров. Служба не прерывалась ни на секунду и это Джону очень нравилось, тем более, что теперь рутина разбавлялась планированием и подготовкой к большому концерту.
  Спектр уже успел связаться с Дженкинсом, попросил его найти талантливых односельчан и жителей района, которые бы пожелали принять участие в концерте. Ричард обрадовался, обещал сделать всё возможное. Время решили не ограничивать, как и количество участников, но всё же ввести всё в разумные пределы. Пришлось, конечно, зарезервировать время и для выступлений обоих турианцев, протеанина, саларианца, киборга и киборгессы. Шепард отвёл каждому из своих коллег-инопланетян по нескольку позиций в программе, применив метод чередования номеров - пусть концерт будет действительно большим, длинным, ёмким, содержательным. Вряд ли его удастся провести в прежнем формате потом, а вот сейчас, в первый послевоенный год - такой концерт нужен.
  Со своей стороны Шепард прошёлся по характеристикам всего личного состава экипажа и команды фрегат-крейсера, выделил тех, кто должен был гарантированно принять участие в концерте, зарезервировал для каждого из них несколько позиций и отправил на их инструментроны соответствующие файлы с уведомлениями и предварительным планом. Да, нормандовцы пока не будут обращать на концерт и его подготовку особое внимание - они должны отдохнуть после трудной уборочной страды, но... так или иначе концерт надо было готовить и лучше заниматься подготовкой такого важного действа постепенно, начинать заблаговременно и вести в постоянном режиме.
  
  Андерсон вернулся на борт фрегат-крейсера. Не мог не вернуться, хотя... ему никто не мог запретить прожить в гостинице ещё несколько дней. Хотя бы для того, чтобы он смог хорошо, полностью отдохнуть после напряжённой уборочной кампании. Или - уборочной страды - как угодно можно было называть то, что удалось совершить нормандовцам. Но командира тянуло на корабль, тем более, что туда уже ушла Карин. А ему хотелось быть как можно ближе к ней. И к кораблю. Теперь "Нормандия" и Карин сливались для него воедино. И одновременно - оставались самостоятельными сущностями, отдельными ценностями.
  Усевшись в своей командирской каюте в хорошо знакомое кресло, Дэвид включил инструментроны, стал просматривать поступившие доклады, сообщения, письма. Обычная командирская рутина. Но после ночи, проведённой рядом с Карин, вместе с ней, Андерсону работалось необычайно легко. Не просто, нет, очень легко. Свободно, чётко. Вахтенный принёс горку ридеров - и за два с половиной часа Андерсон разобрался со всем их содержимым.
  Да, теперь у фрегат-крейсера есть база, только его, можно сказать личная база, индивидуальная, уникальная. И, как всегда бывает, у части командования ВКС Альянса Систем это обстоятельство вызвало недовольство. Вычисленное, проявленное Оливией и Марком. Недовольство тем, что одному из фрегатов, по какому-то недоразумению, как полагали эти функционеры, получившему статус фрегат-крейсера, построили особую базу на планете, до этого времени не являвшейся сколько-нибудь интересной в военном отношении. На этих функционеров не повлияла даже война с Жнецами, когда превращать в крепость приходилось почти каждую планету. Превращать так или иначе...
  Если выразить позицию этих функционеров коротко, то... фрегат "Нормандия", фрегат-крейсер "Нормандия" просто неимоверно раздражал этих чиновников от армии самим фактом своего существования. Но ещё больше он раздражал их тем, что по-прежнему готов был летать. Летать годы, десятилетия, даже столетия. Андерсон ясно ощущал, читал между строк полученных сообщений стремление чиновников привязать "Нормандию" к земле. Поставить её на вечную стоянку. Лишить права на выход в космос, на полёт между ретрансляторами, на посадку на другой планете или космостанции - всё равно. Чиновники боялись "Нормандию", боялись корабль, ставший символом, одним из важнейших символов Победы над Жнецами. Им было всё равно, они не хотели, чтобы "Нормандия" сохраняла активность, сохраняла возможность летать по Галактике, участвовать в расширении, в углублении её пределов, в совершенствовании знаний об общем звёздном доме множества высокоразвитых рас.
  Чиновники Альянса Систем хотели покоя. Специфически кладбищенского покоя, хотели неторопливости, неспешности, хотели морока слабости. И эти чиновники были сильны и были влиятельны. Андерсон, вчитываясь в строки, чувствовал, что предстоит схватка с этими бюрократами. Серьёзная, длительная схватка. О, чиновники обожали эти битвы под ковром, но они плохо себе представляли, с кем именно им предстоит встретиться в этой следующей битве на этот раз. А им предстояло встретиться с имперской чиновничьей машиной. Которая ела таких чиновников на завтрак, на обед и на ужин десятками и сотнями. Ела без всякой жалости, если они, эти чиновники, выходили за рамки допустимого.
  Снова у чиновников Альянса срабатывала лень, снова командованию кораблей приходилось думать о том, как сохранить единство Отряда, теперь уже атакованное не изнутри, а извне. Чиновники Альянса отчаянно стремились затормозить любое развитие, затормозить движение вперёд. Они банально не успевали, банально выдыхались, банально желали отдыхать намного дольше и больше, чем работать. И это - в первый год после Победы, в первый послевоенный год. Андерсон буквально слышал, читая очередное донесение, чиновничий говорок: "Война, Победа - уже история.".
  Предстояло сделать всё, чтобы не дать чиновникам Альянса Систем раздавить единство "Волги" и "Нормандии". Для "Волги" у альянсовских чиновников руки коротки и зубы туповаты - не съесть им крейсер. А вот фрегат, который ходил месяцами рядом с имперским разведкораблём - у них может хватить сил для того, чтобы постараться приземлить этот корабль. Приземлить его "Нормандию"?! Да как это возможно?!...
  И продолжая читать, Андерсон вынужден был соглашаться хотя бы внутренне: да, это возможно. Потому что корабль - один, а чиновников, желающих его полусмерти, полугибели, полубытия - слишком много. И эта проблема, как понимал Дэвид, откладывая в сторону прочитанный ридер, со временем только будет нарастать. Только будет усиливаться. Только будет усложняться. Ибо чиновники будут восстанавливаться быстрее, чем всё остальное общество - ведь в войну они не напрягались совершенно. Во всяком случае не напрягались везде и всегда. Что дало им сегодня, почти сразу после Победы возможность обрести фору и усиливаться, укрепляться быстрее, чем это было доступно многим остальным структурам.
  Предстояло бороться и за корабль и за экипаж. Да, Андерсон помнил, что "Нормандия" больше чем наполовину принадлежит России, принадлежит Империи. И теперь он был готов признать право Империи на весь фрегат-крейсер. Потому что уже сейчас по самым скромным подсчётам вклад Империи в поддержание боеспособности, боеготовности корабля-легенды составлял больше восьмидесяти процентов. Это уже не просто контрольный, это - блокирующий пакет. Но чиновникам Альянса важно не это. Им важно унизить корабль, нанести ему и его экипажу и команде не экономический, не финансовый, не материальный - моральный ущерб. Нанести такой удар по самой сути проекта "Отряд". Ударить по "Волге" они не могут, а вот ударить по "Нормандии"...
  И теперь планируемый концерт представал в совершенно ином виде. Теперь необходимо было сделать всё, чтобы чиновники Альянса поняли: их чиновничье время - кончилось. Наступило время человечества. А у человечества, слава Высшим Силам, есть чёткое понимание - "Нормандия" должна летать долго и много, потому что она летала всю войну. Всю тяжелейшую войну с Жнецами. Она летала и в обычном и в Тёмном Космосе. Она летала под обстрелами, она стояла в линиях флотов и эскадр, что, вообще-то ей, как разведывательному кораблю совершенно делать было не обязательно. Но она - стояла. Стояла мёртво, стояла, не отступая ни на милю, ни на метр. Она появлялась над планетой - и приносила Ополчению и Сопротивлению, приносила стоявшим насмерть разумным органикам и разумным синтетам - надежду. Она появлялась у Станции - и удесятеряла силы её защитников. Так было у "Омеги", так было у Цитадели. Так - было.
  И чиновники очень хотят, чтобы разумные органики как можно быстрее, полнее, прочнее всё это забыли. Но они не учли, эти чиновники, очень неприятного факта: человечество породило новую расу, расу разумных синтетов, которые своей родиной сделали "Нормандию". Здесь, на борту разведфрегата, работал всю войну Совет Синтетов, возглавляемый Оливией. Здесь создавались тела для первых, самых совершенных, ставших легендарными ИИ - Аликс, Зары, Лекси. Кстати, Лекси имеет все шансы стать Советником Совета Галактики от синтетов, встать рядом с Советником от Гетов - Легионом. Зара пропустила сестру вперёд и оказалась права. Лекси - более гуманна, более ориентирована на диалог с органиками. Может быть, она даже более мягкая, но, тем не менее, она - воин. И интересы ИИ, синтетов она будет отстаивать жёстко, а временами - даже жестоко. Так что чиновников Альянса ждёт масса неприятных сюрпризов. Лекси им спуску, как выражаются имперцы, не даст. Она их при случае уничтожит, втопчет в грязь. Это она умеет делать, если её довести... Она - оружие.
  И, если чинуши Альянса считают, что Лекси - одна, то они жестоко ошибаются - уже сейчас, через несколько декад после официального окончания войны с Жнецами, именно Лекси навечно записана матерью десятков тысяч ИИ, которых она воспитывала сутками, находясь с ними на самой прямой связи. Против такой армии у чинуш-людей из Альянса просто нет шансов. А они, эти чинуши, просто пока этого не понимают. Не понимают, что даже Лекси может их уничтожить. Стереть в порошок или поджарить на медленном огне. Низложить. Они не понимают, что связь людей с синтетами, их, землян и иных разумных органиков сосуществование с синтетами-ИИ - вопрос решённый в принципе. Лекси - гуманна, но только до того момента, пока не задеты её основные интересы. Впитанные ещё тогда, когда она формировалась внутри Аликс - легенды Цитадели и Тессии.
  Если что - рядом с Лекси встанет гораздо более жёсткая и прагматичная Зара - и тогда полетят головы. Полетят головы чиновников Альянса. Уже в прямом смысле. Потому что Зара способна за секунды накопать на любого чиновника Альянса столько компромата, что ни один земной суд не найдёт никаких оправданий для очередного подсудимого. Не найдёт, потому что любые такие оправдания будут погребены под валом негатива. А если рядом с дочерьми встанет их мама, законная и официальная супруга Героя Земли Джона Шепарда - Аликс, то... для чиновников будет Судный День. За сутки Аликс сможет проредить чиновный аппарат альянса и не оставить в нём камня на камне. Она это может, Андерсон в этом уже сейчас уверен и очень не хотел бы, чтобы чиновники-перестраховщики убедились в этом на собственной шкуре. Купить Аликс - невозможно, запугать - тем более. ИИ обладают нечеловеческой логикой, владеют нечеловеческой скоростью обработки информации, для них свойственно комплексное восприятие действительности, а для чиновника эта комплексность - непосильная задача.
  И вот тут проявляется ещё один вопрос, а точнее - ещё одна проблема. "Цербер". Который вырос в недрах Альянса Систем, финансировался Альянсом, шифровался им. Синтеты Отряда сделали немало для наказания церберовцев, особенно - церберовцев людей. До сих пор на Цитадели сидят в капсулах десятки высокопоставленных людей-церберовцев и среди них - Харпер-Призрак и Лоусон. О Харпере Андерсон не беспокоился - ему сидеть вечно. А вот Лоусон... С ней сложнее.
  Ориана бомбардирует Совет Галактики и Командование Корпуса Спектров прошениями о помиловании сестры. Сама Миранда права на подачу таких прошений лишена, так сестричка за неё старается. Вовсю старается. И нельзя сказать, что она, вторая младшая Лоусон - не права. С окончанием войны многое поменялось у разумных в восприятии действительности. Очень многое. То, что во время войны считалось абсолютно недопустимым и предельно жёстко каралось - сейчас воспринимается пусть ненамного, но более спокойно, взвешенно и оценивается не так критически и не так жестоко.
  Старший офицер Цербера - не шестёрка, действовавшая по принципу "куда пошлют". Это - руководитель. И, тем не менее, Ориана имеет право надеяться. Верить в то, что сестра однажды покинет капсулу, выйдет на свободу. Речь о старшем Лоусоне сейчас не идёт - Андерсону хотелось пока думать только о Миранде и Ориане. А старший Лоусон - отдельная проблема. И о ней он, командир фрегат-крейсера и Спектр подумает при необходимости и при желании как-нибудь в другой раз. Ориана имеет право надеяться.
  Если бы не Явик... Андерсон был бы настроен по отношению к Миранде куда как жёстче. Но протеанин... учудил в очередной раз. Он доложил, что может дать Миранде возможность обрести способность стать матерью. В конечном итоге, старшую Лоусон так ведь и не превратили окончательно в хаска. Да и к трагедии Дэйны, как было неоднократно доказано, она не имеет ни прямого ни косвенного отношения. Эти два обстоятельства могут облегчить участь бывшего старшего офицера "Цербера" Миранды Лоусон. Настолько облегчить, что она наконец-то обретёт право покинуть изолированную капсулу и выйти в обычный мир. Да, под жесточайшим контролем и тотальными ограничениями, но - выйти. В её положении и это уже - немало.
  Возможно, Явик прав. Ему сложно сейчас. По-прежнему он делает всё, чтобы сохранить тайну Илоса и его звёздной системы. Тайну колонии протеан. С каждым днём делать это становится всё сложнее - исследование пространства Галактики осуществляется ковровым методом. Империя, Россия уже немало делают для того, чтобы взять определённые ретрансляторы и лежащие за ними звёздные системы под свою исключительную юрисдикцию. Илосский ретранслятор уже взят под охрану эскадрой сторожевых крейсеров и фрегатов Империи - туда теперь мышь не проскочит. С Империей никто задираться из разумных органиков не желает - слишком серьёзная это структура, слишком мощная, слишком сильная и слишком самостоятельная. Она, Империя, не обязана ничего пояснять никому. Если она чего захотела - она это получит, будьте, как говорится, уверены.
  И пока что вход в Илосскую систему охраняют войска и флоты Империи, протеане будут в безвестности. Пройдут годы и однажды они выступят на галактическую сцену. Но должны пройти именно годы после окончания войны. Долгие годы, может быть десятилетия. Скорее всего - десятилетия.
  Андерсон знал, знал, что Миранда, мягко говоря, очень неравнодушна к Шепарду. Ну вот такой он человек, что почти любая женщина, кроме, как говорится, самых отмороженных, готова повеситься ему на шею и стать удивительно послушной, даже покорной, чего уж там скрывать-то особо. Миранда может измениться под влиянием Шепарда, только вот теперь Шепард её к себе на ракетный залп не подпустит. У него и так достаточно любимых женщин - Светлана, Аликс, да ещё и Лиара на подходе... Ну и о тех, кого он тоже выделяет, даже любит, забывать нельзя - та же Тали, к примеру. А вот Миранда... Нет, Миранда в это число не входит - это Андерсону точно известно - он всё же не первый месяц Шепарда знает и как-то научился выделять тех, к кому Джон благоволит, а к кому - нет. Миранда... Нет, Миранда в это число, к кому Джон относится весьма позитивно, точно не входит. Дженнифер - да, входит, а вот старшая Лоусон - нет. Об Ориане и речи не идёт - она вообще держится на удалении от Джона. Умненько так поступает. Очень умненько. Куда-там старшей сестре.
  Эту старшую только выпусти... Она будет смотреть такими голодными глазами на Джона... Да как бы она на него не смотрела - Джону от этого ни холодно, ни жарко. Тут Явик кое-что прислал Андерсону, кое-что относительно Дэйны... Так что Миранде не светит подойти к Джону. Жить она, под контролем и драконовскими ограничениями - будет, а вот быть рядом с Джоном сколько нибудь близко к нему - нет. Ни Аликс, ни Светлана, ни Лиара не допустят этого получеловека к Джону. Ну и к себе, соответственно, тоже. Так что если даже и Миранда сможет вернуть себе возможность деторождения... Ой, как ей придётся понапрягаться в поисках партнёра. Ведь доступ к медбанкам для неё закрыт. Наглухо закрыт. За ней такой хвост тянется - заметный, как у павлина.
  Ладно, кто такая Миранда, чтобы он тратил на неё время? Суда пока не было, выпускать её из капсулы никто не собирается, так что пусть сидит. Невелика, как говорят имперцы, цаца, чтобы он, командир фрегат-крейсера, адмирал на неё тратил своё время и силы.
  Андерсон прошёлся по каюте. Сколько раз вот так он мерил шагами её пространство. Очень много раз. Очень много. И сейчас он раздумывал над своим участием в концерте. Если в предшествующих он ещё мог позволить себе чисто представительский формат, в этом концерте он может и поучаствовать. Карин будет довольна, тогда и ей можно будет блеснуть. А уж в том, что она блеснёт - Дэвид уверен. Она ведь... счастлива. И самому Андерсону приятно, хоть и самую чуточку боязно признать, что этому счастью Карин поспособствовал он. Самую малость поспособствовал.
  Что-ж, пожалуй он может поучаствовать в концерте. В прошлых концертах он ведь тоже пел, Шепард, Джон, его ученик и старпом ему отдавал песни без звука. Потому что считал, что их может петь только он, Дэвид Андерсон. По самым разным причинам и каждый раз - серьёзным и уважительным.
  Просмотрев план, присланный Шепардом, тот самый план, в какой вносились постоянно изменения, уточнения, дополнения, Андерсон сел в кресло, задумался, затем положил пальцы на клавиши настольного инструментрона и стал вносить свои дополнения. Именно дополнения. Пусть лучше он что-либо дополнит, чем изменит. Так будет честнее. Он - стар, а молодым надо дать возможность увериться в своих силах и шагнуть дальше его.
  Джон провёл большую работу. Он учёл, что в этом концерте должны принять активнейшее, самое непосредственное участие жители района, где теперь располагается база фрегат-крейсера, должны принять участие не только земляне, не только люди, но и все инопланетяне, которые уже стали неотъёмлемой частью экипажа корабля. Это прежде всего оба Спектра-турианца, это Мордин, это Явик и это киборгесса с киборгом. Можно не сомневаться - и это ясно видно по представленным материалам - они примут активное участие в концерте и будут рады принять в нём участие. Рады не по обязанности, а по собственному выбору. Сейчас каждый из них так или иначе думает, решает, выбирает, в каком качестве и как он примет участие в этом действе.
  А то, что действо будет важным и ценным - в этом нет никаких сомнений. Оно будет проходить, конечно же, под открытым небом. Хотя раньше, в самом начале процесса планирования, всё же предполагалось абонировать под это действо самый большой зал, какой только мог бы найтись в районе. Теперь, конечно, любой зал будет просто мал для Концерта. Теперь - только открытое небо, открытое пространство, скорее всего - поле. Всем зрителям будут предоставлены кресла, стулья, табуреты, скамейки - что где найдётся. Огромные экраны, в том числе и проекционные - дадут всем зрителям возможность видеть действо во всех деталях. Работать будут многие летающие дроны, которые позволят в подробностях увидеть интересные моменты, сценки, события. Синтеты, конечно же, сдублируют, обеспечат перевод.
  Надо бы подключить Миралу, но и здесь Джон опередил своего командира - Мирала уже дала согласие на осуществление синхронного перевода. Как всегда, многоязычного, на десятки языков и диалектов. Это, конечно же, нагрузка, огромная нагрузка на неё, но в этот раз Мирале помогут Рила и Фалере - вторые по значению и мощи телепаты-менталисты, у которых уже сейчас - полно талантливейших учениц и последовательниц. Так что с переводом - проблем не будет. Как и со съёмкой - в мощи Марка и Оливии он, командир фрегат-крейсера никогда не сомневался.
  Минимум сутки. Минимум. Максимум - двое суток и на огромном поле, уже специально выделенном гражданским руководством района, будет проведено действо, способное обрести галактическое значение.
  Еле слышный мелодичный сигнал настольного инструментрона возвестил о прибытии файла изменений. Взглянув на поле с указанием автора, Андерсон просиял - Карин. Конечно же, она. Открыв файл, Андерсон разместил окно с ним по центру, вчитался... Вот это - да. Карин - просто волшебница. Если ей удалось спроворить цитадельских медиков на то, чтобы на лучшем медтранспортнике Станции сюда, на Иден-Прайм в обстановке полной секретности через несколько часов прибудет Триора-Быстрая, то Сарен... Он будет просто счастлив. Конечно, Триору будут скрывать от него до самого концерта, но зато потом, где-то к середине действа... Она появится и Сарен увидит свою невесту. Да какое там - невесту. Свою главную подругу, жену, супругу!
  Ладно, надо подумать над многим. Андерсон встал, снова прошёлся по хорошо знакомому маршруту - по периметру каюты. Снова. Это успокаивало, давало возможность напрячь мышцы, да и голова работала тогда лучше. Эффективнее. Мысли были чётче.
  
  Сквозь сон турианка услышала приглушённые голоса очень многих разумных. Странно. Очень странно. Обычно в её палату столько разумных сразу не заходили.
  - Триора, не беспокойтесь. Мы переведём вас. Там будет больше места и больше воздуха - как раз то, что вам необходимо. - послышался голос её лечащего врача-турианки. - Не двигайтесь, мы сами всё сделаем, вам не нужно даже садиться в кровати и тем более - вставать.
  Триора ощутила, как её кровать двигается, набирает скорость. Похоже, очень похоже, что её... её катят вручную. Да, она помнила, что на таких высококлассных больничных кроватях есть и двигатели, но в этот раз, видимо, лечащая врач запретила их использовать. Почему её переводят куда-то в другое место? Ей и в этой палате очень хорошо. И воздуха, если лечащая врач действительно о чём-то таком говорила и она, её пациентка, правильно её поняла, в этой палате для одной Триоры хватит с запасом.
  Коридор. Больничный коридор. А потом... потом Триора ощутила хорошо знакомый ей корабельный запах. Она всё же турианка, хищник, причём - ночной хищник, для неё обоняние и слух - первое дело.
  - Мелара, почему... - прошелестела Триора, силясь принюхаться ещё сильнее.
  - Мы переводим вас, Триора. С Цитадели. Консилиум врачей решил, что вам следует продолжить лечение в условиях планеты.
  - К-к-акой планеты? Куда вы меня везёте, Мелара?! - через силу выдохнула Триора.
  - Иден-Прайм. Тихо, тихо, Триора. Да, да, там - Сарен и мы хотим, чтобы он был рядом с вами. - сквозь пелену, застлавшую глаза, Триора всё же смогла разглядеть контуры хорошо знакомой фигуры лечащего врача-турианки - она склонилась над кроватью. - Там вы восстановитесь, там буду я и будут мои медсёстры. А кроме того, там будет Карин Чаквас...
  - Карин... - прошептала Триора. - Тогда... Конечно. Ей я... доверяю.
  - Ну, вот и хорошо. - Мелара кивнула двум техникам, те подкатили кровать к дверям каюты-палаты. - Закрепите кровать, подключите всё, проверьте. Через четверть часа - стартуем. - она посмотрела на турианку-пациентку. - Спокойно, Триора, отдыхайте. Теперь несколько часов - и вы будете дышать воздухом планеты, а не воздухом станции. Вам это будет необходимо и очень полезно.
  - Я чувствую рядом с вами, Мелара, людей. Женщину и её двоих детей. Кто это? Почему они здесь?
  - Это - лейтенант Эшли Уильямс, Триора. И её дети.
  - Та самая Уильямс? - выдохнула турианка, силясь рассмотреть подошедшую к кровати женщину, но глаза отказывались фокусироваться и она смогла увидеть только контуры форменной одежды. - Но как...
  - Будет хорошо, Триора, если Эшли составит вам в полёте и, вполне возможно, не только в полёте, но и на Иден-Прайме компанию. - сказала Мелара. - Отдыхайте, пообщайтесь. Вы вполне для этого в форме. А мне надо идти. Всё будет хорошо, Триора. Теперь - всё будет хорошо. - турианка, кивнув Эшли, вышла, а женщина подошла к кровати, пододвинула кресло. Дети встали у изголовья.
  - Триора, на Иден-Прайме, как вы знаете, наверное, создана база, специально для "Нормандии". Фрегат-крейсера. - тихо сказала Уильямс. - Мой муж, Кайден Аленко - командир десантного экипажа фрегат-крейсера и моё командование приняло решение о предоставлении мне отпуска на декаду. С правом продления ещё на декаду. Я решила провести этот отпуск рядом с Кайденом. Да и дети тоже будут рады сменить ненадолго обстановку станции на обычную планету. - она сделала знак и девочка первой подошла к изголовью поближе. - Познакомьтесь, Триора, моя дочь, Джин. - она взглядом разрешила девочке взять турианку за руку.
  - Рада знакомству, Джин. - прошептала турианка. - Прости. Я пока что тебя только чувствую. Мои глаза слишком слабы. И я тебя почти не вижу.
  - Ничего, тётя Триора. - прозвенела Джин. - Я очень рада познакомиться с вами. Мне мама рассказывала о Сарене...
  - Сарен... - прошептала турианка, пытаясь заставить себя говорить громче. - Как он?
  - В порядке, Триора. - успокаивающе произнесла Эшли. - Он прекрасно поработал на патрулировании автострад Иден-Прайма, объехал весь район, где теперь размещается база. Вместе с Найлусом они обеспечили бесперебойные перевозки зерна нового, теперь уже первого послевоенного урожая в хранилища и к линиям монорельсовой дороги.
  - Жаль, что мои глаза настолько слабы, что я могла только слушать выпуски новостей, Эшли. Мне так хочется увидеть его...
  - Вы обязательно его увидите, Триора. - сказала Уильямс. - Генри, подойди. - позвала она сына. - познакомься с Триорой.
  Турианка ощутила, как на её руку легла ладошка мальчика. Тот явно не знал, что сказать и Триора решила взять инициативу на себя:
  - Здравствуй, Генри. Рада с тобой познакомиться.
  - Здравствуйте, тётя Триора. - облегчённо выдохнув, тихо произнёс мальчик. - Я тоже очень рад. Мы уже взлетели и скоро будем на месте.
  - Быстро... - удивилась Триора.
  - Лучший транспортник Медслужбы Цитадели, Триора. По прямой рекомендации Карин Чаквас. Ей не смогли отказать. - с плохо скрываемой гордостью сказала Эшли. Триора попыталась улыбнуться и ей впервые за долгие дни это удалось. А главное - она почувствовала, что мальчик не стал отходить от неё, хотя... улыбка турианки для человека - зрелище довольно таки напрягающее и специфическое. Но ведь это - дети Эшли Уильямс, а они прожили на Цитадели очень долго. Более того - они родились на ней. И сама Эшли прописалась на Станции почти что на постоянное место жительства - она всю войну провела на Цитадели, здесь у неё всё - и квартиры, и имущество, и подчинённые, которых она, по отрядной традиции, именует не иначе, как коллегами. Так что, наверное, ничего удивительного в том, что и Генри и Джин не испугались её первой за долгое время улыбки, нет. Они видели и не раз, как турианки и турианцы улыбаются. И это давным-давно перестало их напрягать, волновать и беспокоить. Впрочем, наверное всё же волновать, приятно так, приемлемо, привычно волновать - не перестало. А вот напрягать и беспокоить - перестало.
  - Триора, вам надо поспать. Я уменьшу в палате свет, подремлите. Без всяких снотворных. Лечащая ваша врач сказала, что теперь снотворные вам будут давать пореже. Привыкайте. Поспите, Триора, я буду рядом.
  - Постараюсь, Эшли.
  - Можно - просто Эш. - женщина уменьшила в палате свечение софитов до минимума. - Спите, Триора. - она поднесла палец к губам и дети почти синхронно кивнули, выскользнув в коридор. Уильямс устроилась в кресле поудобнее, поставила кресло так, чтобы не поворачивая голову, видеть голову и лицо турианки.
  - Спасибо, Эш. - еле слышно прошептала Триора, проваливаясь в сон. Как же всё же приятно спать без снотворных, ненасильственно, спокойно. Лучший медтранспортник Станции... Она обязательно поблагодарит Карин за это. И - за многое другое. И обязательно увидится с Сареном. Она вернулась к нему. Потому что не могла не вернуться. Она ведь его любит. Она его сама выбрала. По собственному желанию. По желанию своего сердца. И Сарен будет её мужем. Будет. Она всё сделает для того, чтобы он был счастлив. Как всё же хорошо... Через несколько часов она увидится с ним...
  Турианка уснула крепким сном и даже не проснулась, когда её кровать из палаты-каюты перевезли вручную на борт реанимобиля, который взял курс на одну из вилл в соседнем с районом, где размещалась база "Нормандии" поселении. Небольшом, некрупном, но очень хорошо оснащённом.
  Эшли помогла Меларе разместить аппаратуру в комнате, где теперь была кровать Триоры, отпустила детей играть и гулять во двор виллы. Секретность соблюдена - по легенде Эшли жила в соседнем доме, сданом хозяевами в аренду. Пришлось Уильямс провести с детьми беседу, пояснить ситуацию. Те выслушали маму с максимальным вниманием, кивнули и согласились. Со временем Эшли переехала с детьми на соседнюю улицу и Генри и Джин стали больше играть с другими детьми, не стараясь обязательно приблизиться к дому, где разместились Триора и медики.
  Конечно же, от Кайдена присутствие на Иден-Прайме Эшли и детей скрыть не удалось, да это и не было возможно изначально. Потому едва медтранспорт с Триорой и Эшли на борту взял курс на планету, Андерсон вызвал Кайдена к себе в каюту.
  
  - Прибыл по вашему приказанию, командир. - Аленко козырнул, войдя в командирское обиталище, подождал, пока Андерсон допишет на инструментроне абзац текста.
  - Садись, Кайден. - Андерсон отвлёкся от работы, указал на свободное кресло у стола, подождал, пока офицер сядет и устроится поудобнее, проследил, чтобы дверь в каюту была закрыта и заблокирована. - Дело в том, Кай, что на Иден-Прайм прибудет твоя Эшли с детьми. Да, да, Кай. Прибудет. Довольно скоро, кстати. Не пройдёт и несколько часов.
  - Так я и чувствовал это, Дэвид. - тихо сказал Кайден.
  - Правильно, значит, чувствовал. Очень правильно. - одобрительно кивнул командир фрегат-крейсера. - Только вот, Кай, какое дело. Эшли прибыла не одна. С детьми, понятное дело, но ещё... она сопровождает Триору.
  - Триора... здесь?! - изумился Кайден.
  - Да, да. Врачи сочли возможным её перевести со станции на планету. Сарену, конечно, мы пока ничего не сообщали и я тебя прошу - не говори ему ничего. Синтеты сделают всё со своей стороны, но чем меньше будут знать о Триоре здесь до концерта, тем - лучше. Мысль ясна?
  - Ясна, командир. - Кайден подобрался. - А...
  - Да можешь ты встретиться с Эшли. И с детьми тоже можешь встретиться. Кто я такой, чтобы тебе это запрещать. Тем более, что она поселилась довольно далеко от дома, где разместили врачей и Триору. Дети у тебя умные, мы им пояснили ситуацию, они поняли и будут держать факт присутствия Триоры на Иден-Прайме в тайне. Они с ней уже познакомились и, насколько я смог понять, понравились друг другу.
  - Я рад.
  - Я - тоже, Кай. Так что. - Андерсон пододвинул командиру десантного экипажа ридер. - Здесь - все данные. Только Сарену - ни полсловечка. Как и Найлусу, впрочем. Ясно?
  - Ясно, командир. - Кайден убрал просмотренный ридер в сумку, встал. - Разрешите?
  - Иди, иди к Эшли, обрадуй её! Но помни - к Триоре - ни ногой. Иначе, сам понимаешь, Сарен будет очень и очень недоволен. А нам его недовольство сейчас - ну вот совершенно без надобности. - Андерсон разблокировал дверь, кивнул в ответ на воинское приветствие Кайдена, остановившегося у выхода. - Иди.
  
  Оседлав мотоцикл, Кайден умчался со стоянки фрегата в райцентр. Скоро, очень скоро должен быть готов ангар для корабля, почти такой же, каким располагала "Волга" на Земле в "Ликино", а пока... Пока вокруг было поле, посадочное поле космодрома. Личного космодрома для легендарного фрегат-крейсера.
  Андерсон подошёл к окну командирской каюты. Да, предстояло теперь привыкнуть к отсутствию на окне бронезаслонки. Яркий свет дня, ничто не мешает человеческому взгляду уйти к горизонту, на максимальное расстояние. Хорошо... Давно такой возможности у обитателей фрегат-крейсера не было - вот так спокойно и свободно смотреть из немногочисленных - военный всё же корабль, боевой - иллюминаторов на окружающий их "Нормандию" мир планеты Иден-Прайм. Можно сказать, что очередной виток завершился - фрегат-крейсер пришёл к планете, с какой когда-то давно ушёл в свой Путь. Путь, растянувшийся на месяцы и на годы. Многое было на этом пути, очень многое.
  
  - Эш! Здравствуй! - Кайден ввёл мотоцикл, удерживая машину за руль, во двор виллы, остановил его на площадке, закрыл ворота на засов и едва успел присесть, чтобы подхватить на руки сына и дочь. - С приездом!
  - Спасибо, Кай! - Эшли подошла, утонула в биотическом свечении - дети и муж светились ярко, тёплым биотическим сиянием. Она к этому свету привыкла и ей он очень нравился. - Рада тебя видеть. Давай пройдём в дом, я приготовила что-то вроде праздничного обеда.
  - Давай, Эш. - Кайден, слушая шёпот дочери и сына, прошёл следом за подругой на веранду, затем шагнул в дом. - Ой, как вкусно пахнет! Аромат просто божественный!
  - Рада это слышать, Кай. Садись. - Эшли подождала, пока дети рассядутся по своим креслам, налила Кайдену суп и положила в тарелку порцию второго. - Кушай. - она села в своё кресло, взяла ложку, но взгляд не опустила. Мягкий, сканирующий тёплый взгляд. Кайден наворачивал суп и блаженствовал. Домашняя еда. Не какая-нибудь быстрого приготовления - домашняя. Приготовленная его Эшли. Её руками, её разумом. Ею! Он был очень рад и доволен. Дети, поглощая свои порции, тоже не сводили с отца взглядов - им очень нравилось, что он наконец-то рядом с ними.
  - Вот, Кай. Дали мне отпуск на декаду. Вроде как внеочередной. Сказали, чтобы я подлечилась, окрепла. Медики, конечно, по своему обыкновению много там чего в сопроводиловках написали, ну ты же их знаешь - хлебом не корми, дай только человека больным сделать. А потом - опять здоровым. Некое оправдание их профессии, что попишешь... Рассказывай, Кай.
  - Охотно. - Кайден, как всегда подробно и чётко рассказал Эшли об уборке урожая, о том, как идёт подготовка к концерту. Он, конечно, знал, что подруга многое видела своими глазами - и в выпусках новостей в том числе, но знал и другое - ей будет очень приятно и важно услышать от него, своего Кайдена версию происшедшего. Его версию. Личную. Ту, какую он расскажет только ей одной. Ей и детям.
  Генри и Джин задали отцу немало вопросов и с удовольствием выслушали его полные и чёткие ответы. Пока Кайден помогал Эшли прибрать посуду и столовые приборы, они ушли в детскую, веря, что он очень скоро придёт туда - или один или вместе с мамой.
  - Эш... Это правда?
  - Да, Кай. Правда. Я виделась и познакомилась с Триорой. Она... очень интересная и цельная личность. Сарен будет в восторге. Но... Сам понимаешь, мы должны сохранить её присутствие на Иден-Прайме в тайне до самого концерта, а если точнее - до самого того момента, как Триора прибудет на концерт к Сарену. Только так, Кай. Только так.
  - Понимаю, Эш. Я говорил на эту тему с Дэвидом.
  - Вот значит как, командир провёл разъяснительную работу. - усмехнулась Уильямс.
  - Провёл, Эш. Провёл. И... я рад, что тебе Триора понравилась. Поскольку...
  - Не продолжай, Кай. Понимаю. Сарен теперь обретёт и домашний личный тыл, станет отцом, но я очень, искренне надеюсь, что это не заставит его осесть где-нибудь на планете и отказаться быть членом экипажа и команды "Нормандии". О награде Триоры слышал?
  - Да. Сарен будет горд просто безмерно. Триора заслужила. - поддакнул Кайден, входя в детскую под руку с Эшли. - Что, идёмте на прогулку?
  - Конечно! Идём! - воскликнул Генри, а Джин подошла к Кайдену и, широко разведя ручки, показала, что хочет побыстрее оказаться на руках у папы. Кайден наклонился, подхватил дочку и та счастливо улыбаясь, прижалась к нему. Генри схватил с полки любимую свою машинку и уцепился за руку отца.
  Несколько минут - и вокруг раскинулось поле, за которым начинался лес. Простая лесополоса - широкая и достаточно старая.
  
  Триора открыла глаза. Странно, но теперь она видела окружающий мир немного чётче, чем раньше. Вздох - и она ясно ощущает, понимает, что воздух вокруг - не корабельный, не машинный, не станционный. Такой воздух может быть только на планете. Неужели она уже на Иден-Прайме?! Сколько же часов она спала? О, если бы она могла увидеть цифры на часах или хотя бы стрелки... Но увы, даже сейчас резкость изображения в глазах явно недостаточная. Контуры расплываются, мозг не справляется с исправлением нерезкости...
  - Вы проспали несколько часов, Триора. - раздался рядом тихий голос лечащего врача. Триора почувствовала, как пальцы турианки Мелары обхватили её запястье. Обычный врачебный почти ритуальный жест. Успокаивает пациента, даёт ему понять, что он - не один, что рядом - знающий доктор. - И вы уже на планете Иден-Прайм. В этой вилле вы пробудете несколько суток. А потом... потом мы отвезём вас на лимузине на Концерт. Где вы и увидите Сарена. Думаю, к тому времени у вас окрепнут глаза и восстановится резкость, чёткость и острота зрения. - Мелара отпустила руку Триоры, выпрямилась. - Знаю, что вы уже ощутили разницу воздуха. Так что подремлите, вам будет полезно в покое пройти недлинный - несколько часов адаптационный период. Мы вас подпитаем пока что медицински, потом, со временем, вы сможете поесть и сама. Сейчас - подремлите. Эшли уже виделась с Кайденом, но ваше инкогнито здесь будет полностью сохранено до самого Концерта. Всё для этого уже сделано.
  - А я...
  - Да, Триора, вы сможете вечером увидеть планету. Мы вывезем вас на веранду и вы сможете увидеть закат, насладиться видом Иден-Прайма. Мы выбрали дом на окраине, так что рядом - поле, лес, река. Всё это вы увидите и тем более - почувствуете. - успокаивающе заверила свою подопечную Мелара.
  - Я ещё так слаба... - выдохнула Триора.
  - Ну, вы же только после перелёта, ваша слабость - обычна. Организм перестраивается, скоро он получит гораздо больше положительного и полезного, восстановится и окрепнет. Уверена - через несколько часов дремоты вы почувствуете себя лучше. Ненамного - но лучше. А сейчас - подремлите. Мы как раз подпитаем вас, Триора.
  - Хорошо. - Триора закрыла глаза. - Спасибо вам, Мелара.
  Не ответив, врач вышла из комнаты. Триора и сама не заметила, как уснула. Крепким, спокойным, совершенно не больничным сном.
  
  Из гостиницы Сарен вернулся в Центр Безопасности Дорожного Движения. Не мог он без работы. Если он Спектр и война закончилась, то он должен быть там, где сможет принести наибольшую пользу. А сейчас важно было поддержать реформирование транспортной сети Иден-Прайма, приспособление её к возросшим объёмам перевозок. Тысячи людей, сотни единиц техники трудились над тем, чтобы восстановить старые или проложить новые, усовершенствовать прежние дороги и их инфраструктуру.
  Конечно, впереди строителей шли военные сапёры, проверявшие всё и вся на предмет взрывоопасных подарков и сюрпризов. Затем приходили военные медики, у которых была своя миссия - удостоверить, что под планируемой дорогой не осталось ни одного тела разумного органика. Не распавшиеся автоматически тела хасков - а ведь были и такие и немало их было - просто сжигали в высокотемпературных печах. Не церемонились, не мелочились. Просто фиксировали факт обнаружения, обстоятельства обнаружения - и отправляли тело в печь.
  Найденных погибших органиков сразу старались опознать, идентифицировать. Бережно извлекали из земли скафандры, комбинезоны, тела. Переносили на руках или на носилках в машины и сразу везли к медикам-экспертам. Все обстоятельства нахождения и опознания, конечно, документировались, фиксировались. Постепенно, понемногу новые безымянные герои минувшей войны обретали имена, переставали числиться без вести пропавшими.
  Потому, когда приходили проектировщики и маркировщики, для них было подготовлено удобное рабочее пространство. И больше уже ничто не задерживало строителей и дорожников. Несколько часов Сарен и Найлус в разных машинах инспектировали участки, на которых велось дорожное строительство. Побывали турианцы-Спектры и у нескольких крупных автомобильных и железнодорожных, а также у одного крупного монорельсового моста.
  Стоя под его пролётом и глядя на проносящиеся многовагонные составы, Сарен вдруг ощутил такое спокойствие, которое не смог связать ни с чем другим, кроме как с мыслью о том, что его Триоре стало намного лучше, легче, спокойнее. Он не знал, почему это произошло: может, потому, что наконец-то дало результат проводимое медиками Цитадели комплексное лечение, а может, потому, что он действительно сам постоянно, почти круглосуточно думал о ней. Думал как о своей подруге, как о своей жене. Как о матери своих детей. Осторожно думал, бережно. Не грузил Триору обязательствами и планами. Просто думал о ней, как о самом важном и родном для себя существе в этой Галактике.
  
  Шепард сидел в своём рабочем кресле в старпомовской каюте. Перед ним стоял настольный инструментрон, экран был развёрнут до предела, теперь на нём сиял перечень песен, которые были предложены для исполнения на Концерте. Всего больше тысячи ста позиций. М-да, подумал адмирал, оглядывая перечень, если на каждую позицию по две-три минуты - это почти весь день и почти вся ночь. Но концерт должен стать событием, большим событием в жизни не только Иден-Прайма, но и всей Галактики. Традицию надо поддерживать, нельзя, чтобы Концерты прекратились. Они и так в войну были приостановлены, превращены в локальные действа, а теперь пришло время напомнить о единстве, поддержать единство. Сам он выбрал для себя почти сто позиций и теперь думал над упорядочением этого сравнительно с полным очень даже небольшого списка.
  Список еле удалось упорядочить вчерне. Шепард, оглядев составленный перечень, задумался, потом встал, переслал вариант списка Аликс и попросил её проверить совместимость. Через минуту пришёл уточнённый вариант, с которым адмирал согласился.
  - Джон, похоже ваш список становится каркасом концерта. У нормандовцев принципиальных возражений нет - я спросила. - Аликс вышла на аудиоканал по командирскому наушному спикеру. - Им - понравилось. А шероховатости... Они есть, не спорю, здесь скрывать их наличие глупо. Очень жаль, что нет рядом с нами волговцев. И нам приходится ужиматься. - тихо сказала киборгесса. - Хорошо, что вы предложили наш внутренний, нормандовский концерт. Приватный, только для волговцев. Как тогда, на "Омеге". Это - хорошая традиция.
  - Опять я в качестве каркасостроителя. - хмыкнул Шепард, возвращаясь в кресло и склоняясь над клавиатурой. - Аликс, прошу, провентилируй вопрос, кто из нормандовцев и иден-праймовцев будет петь отдельные позиции. Я всё, как ты сама понимаешь, потянуть не смогу. Отметки своего я проставил, но ты их не показывай уж очень ярко и явно, лады?
  - Лады, Джон. - усмехнулась Аликс. - Сделаю. Подожди полчаса, не у всех сейчас есть свободные минуты.
  - Сколько надо, столько и буду ждать, Али.
  - Хорошо. - киборгесса переключила каналы.
  Ожидая ответа подруги, Шепард внёс последние изменения и вывел список на пластик. Ему не нравилось то, что его план-перечень стал неожиданно основой всего концерта, но если уж так случилось... Придётся поднапрячься, несмотря на то, что концерт, вне всяких сомнений, является плодом коллективного труда.
  Минута в минуту Аликс вышла на связь, перегрузила Шепарду исправленный и дополненный план концерта с необходимыми пояснениями по участию хора, оркестра, видео и аудиоподдержке. Джон, просматривая многостраничные файлы, не тешил себя надеждой - предстояло ещё несколько раз выехать на поле, отданное местным руководством под проведение концерта, проверить все возможности рекультивации после окончания действа, проконтролировать санитарию, бытовые условия, количество "посадочных мест". В общем - хватило бы следующих суток.
  
  Иден-Прайм. Район базы "Нормандия". Концерт. Часть 1
  
  Всю ночь на поле, отведённом под проведение концерта, шла подготовительная работа, осуществляемая техническими подразделениями базы. В семь часов утра технические службы базы "Нормандия" доложили руководству района о полной готовности.
  В восемь часов к полю направились переполненные местными жителями и гостями района базы автобусы, которые высаживали пассажиров на краю огороженного пространства и сразу отправлялись на заранее размеченные площадки-стоянки - предстояло через сутки развезти людей по местам их жительства.
  Высоченная - больше двадцати метров "рама" держала на себе "задник" сцены с гигантским экраном. Сцена была способна вместить несколько сотен человек - максимум до пяти тысяч, было предусмотрено и отдельное место для уже прибывшего и разместившегося большого симфонического и трёх малых оркестров. На противоположной стороне поля высилась не менее значительная по размерам конструкция, удерживающая на себе несколько мощных тяжёлых проекторов и сложных осветительных комплексов, способных, как уверяли инженеры базы, ночь превратить в день и день превратить в ночь в пространстве, ограниченном пределами поля.
  Над местом проведения Концерта вились дроны и зонды, нёсшие на себе осветительные приборы и видеокамеры. Люди рассаживались по скамейкам, креслам, стульям, табуретам - что удалось насобирать по округе, то удалось. Хорошо хоть, успели и сумели записать, кто именно и что давал нормандовцам во временное пользование, а то потом было бы стыдно не вернуть жителям их собственность. Благодаря неспящим синтетам службы базы справились с этой задачей и сумели не заронить в души иден-праймовцев сомнение в честности нормандовцев. Хотя, как докладывала Аликс, у некоторых иден-праймовцев всё же сомнения отмечались. На это киборгесса собиралась обратить самое пристальное и действенное внимание.
  За лёгкими стенками у сцены шла напряжённая работа - почти все нормандовцы и очень многие иден-праймовцы завершали подготовку к участию в концерте.
  Шепард ощущал, как волнуются, даже нервничают и нормандовцы и местные жители. Сутки подготовки получились очень напряжённые, но желание коллег адмирала подарить иден-праймовцам действительно важное событие, запоминающееся, глубокое действо было столь велико, что никто не замечал усталости и командованию фрегат-крейсера пришлось официально приказать личному составу базы ровно в десять часов вечера отойти ко сну, иначе подготовительная работа продолжалась бы всю ночь. А так в пять часов сыграли по базе подъём, а в половине шестого уже почти все нормандовцы были на поле, где в ночное время работали техники и инженеры с электронщиками под руководством Марка и Оливии. Зная, что оба киборга бдели и бдят, нормандовцы отдохнули и смогли включиться в работу в кратчайшие сроки.
  
  Прижав к уху незаметный спикер, Шепард распорядился, чтобы нормандовцы - все, в полном составе - выходили на сцену. Несколько минут - и члены экипажа фрегат-крейсера построились.
  Ожили экраны. На них проступили хорошо знакомые иден-праймовцам картины довоенной жизни. Оливия специально подобрала такие сюжеты, которые со всей определённостью постепенно подводили зрителей к мысли о приближении чего-то очень страшного, грозного, жестокого.
  На центральном экране постепенно проступило изображение Жнеца. Того самого Жнеца, которого нормандовцам удалось остановить именно на Иден-Прайме. Никто, кроме отрядовцев не знал о дальнейшей судьбе этого корабля и тем более - никто из разумных органиков не знал о судьбе его пилота. Это была строго секретная внутриотрядная информация, которая была сокрыта от посторонних все месяцы войны и продолжала оставаться закрытой сейчас.
  Изображение Жнеца размножилось, на главном экране возникла гигантская карта освоенной к началу Противостояния части Галактики. Теперь изображения креветок подступили к контурам границ каждой расовой территории. Жнецы брали в осаду звёздные системы, их количество росло. И одновременно в динамиках нарастала грозная мелодия легендарной "Священной Войны". Часть поля, где размещались зрители, погрузилась в полную тишину, а когда хор нормандовцев озвучил первый куплет легендарной песни, все зрители, как один человек, встали.
  На боковых, самых крайних экранах возникли строки песни на основных языках галактики, параллельно суфлирование через Миралу пошло к каждому зрителю и слушателю на спикеры и на инструментроны - у кого что было, то и было задействовано техслужбой Концерта.
  Несколько минут - и к слаженному хору нормандовцев присоединяют свои голоса зрители. Землянам, жителям Иден-Прайма эта песня была хорошо знакома - почти никому из зрителей и слушателей не было нужды взглядывать на экраны суфлёров. Уважая авторское право создателей песни, тексты шли в оригинальной форме, но хор нормандовцев и хор зрителей - иден-праймовцев с лёгкостью заменял отдельные слова и целые фразы, предельно осовременивая песню. Было ясно, что так же участники Концерта поступят и со всеми следующими песнями.
  На экранах "рамы" пошли документальные кадры первых атак Жнецов и их флотов и эскадр на территории Галактики:
  
  "Вставай, страна огромная,
  Вставай на смертный бой
  С фашистской силой тёмною,
  С проклятою ордой.
  
  Пусть ярость благородная
  Вскипает, как волна, -
  Идёт война народная,
  Священная война!
  
  Как два различных полюса,
  Во всём враждебны мы.
  За свет и мир мы боремся,
  Они - за царство тьмы.
  
  Дадим отпор душителям
  Всех пламенных идей,
  Насильникам, грабителям,
  Мучителям людей!
  
  Не смеют крылья чёрные
  Над Родиной летать,
  Поля её просторные
  Не смеет враг топтать!
  
  Гнилой фашистской нечисти
  Загоним пулю в лоб,
  Отребью человечества
  Сколотим крепкий гроб!
  
  Пойдём ломить всей силою,
  Всем сердцем, всей душой
  За землю нашу милую,
  За наш Союз большой!
  
  Встаёт страна огромная,
  Встаёт на смертный бой
  С фашистской силой тёмною,
  С проклятою ордой!"
  
  Отзвучала песня, растаяли в нараставшей тишине последние звуки оркестра. Но никто из зрителей не спешил садиться на свои места. Все понимали - это только начало концерта. И ещё будут, обязательно будут песни, заслуживающие того, чтобы их слушать именно и только так - стоя.
  
  Вперёд вышла лейтенант-техник, одна из самых младших по возрасту в инженерной службе фрегат-крейсера. Экраны плавно сменили картинки - теперь на них зрители видели обстановку у призывных пунктов по всей Земле, а также обстановку в воинских частях и соединениях ВКС Земли.
  Следом за лейтенантом вышли почти все девушки и женщины. Тихая мелодия заставила в очередной раз зрителей прекратить и без того слабое движение и редкие разговоры.
  Дирижёр взмахнул палочкой, кивнул солистке и она, глядя прямо в зал, на "раму", установленную на противоположном краю поля, запела песню, за годы войны также ставшую хорошо знакомой обитателям Галактики:
  
  "Ах, война, что ж ты сделала, подлая:
  стали тихими наши дворы,
  наши мальчики головы подняли -
  повзрослели они до поры,
  на пороге едва помаячили
  и ушли, за солдатом - солдат...
  До свидания, мальчики!
  Мальчики,
  постарайтесь вернуться назад."
  
  Девушки и женщины своими голосами поддержали солистку. Экраны "рамы" продолжали показывать ролики, запечатлевшие то, как мужчины, юноши, мальчики, рождённые на Земле и в колониях, становились в строй наземных частей ВКС, как они становились в строй Ополчения. Шепард и Андерсон со своего места видели слёзы в глазах многих зрительниц, не скрывали своих слёз и мужчины-зрители. Это - песня, суть которой была хорошо знакома любому иден-праймовцу. И хотя она была рождена в Империи, её без перевода понимали большинство жителей этой земной колонии. Можно было быть уверенным - не только этой, но и многих других.
  - Адмирал, - в спикере Шепарда прорезался голос Оливии. - Включилась трансляция. Начало концерта пошло в записи под монтажом. Продолжение будет транслироваться в живом эфире и одновременно записываться. Нас слышат и видят на основных станциях Галактики. Ретрансляторы переносят сигнал через буи связи в большинство звёздных систем. Мирала сообщила - она готова обеспечить полную поддержку и перевод.
  - Спасибо, Оливи. - Шепард не сводил взгляда с солистки. Её голос потрясал глубиной и чистотой, богатством чувств и эмоций, строгостью и выверенностью звучания:
  
  "Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,
  не жалейте ни пуль, ни гранат
  и себя не щадите,
  и всё-таки
  постарайтесь вернуться назад."
  
  Экраны "рамы" снова плавно, через затемнение, сменили "картинки". Война с Жнецами, столь непохожая на ставшие в какой-то мере привычные межрасовые конфликты, потребовала участия в боевых действиях не только мужчин, но и женщин. Конечно же, в первую очередь - в медико-санитарной службе ВКС и Ополчения, в войсках связи, в частях обеспечения. И документальные кадры, проявившиеся на экранах "рамы", со всей беспощадностью показали трудные будни военной страды, в которую оказались вовлечены тысячи и десятки тысяч женщин и девушек.
  Теперь вместо женского хора солистку поддерживал мужской хор нормандовцев:
  
  "Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
  вместо свадеб - разлуки и дым,
  наши девочки платьица белые
  раздарили сестренкам своим.
  Сапоги - ну куда от них денешься?
  Да зеленые крылья погон...
  Вы наплюйте на сплетников, девочки.
  Мы сведем с ними счеты потом.
  Пусть болтают, что верить вам не во что,
  что идете войной наугад...
  До свидания, девочки!
  Девочки,
  постарайтесь вернуться назад."
  
  Несколько минут зрители не решались сесть на места. Только сменившиеся картинки на немногочисленных больших экранах помогли им очнуться. Шепард отметил, что многие зрители, глядевшие на экраны были удивлены. И немудрено - в коротких и не очень коротких роликах показывалась жизнь речных и морских эскадр, флотилий и флотов. Что, конечно же, для колонистов Иден-Прайма, не избалованных огромными водными запасами, было несколько внове. Но ведь концерт предназначался не только для Иден-Прайма. Были колонии, которые располагали большими речными и даже морскими, в том числе военными, а не только гражданскими флотами. И следующая песня была посвящена морякам из состава экипажей этих кораблей и судов, принявших на себя один из первых ударов из космоса, ударов по множеству планет, населённых разумными органиками.
  Война с Жнецами только начиналась, но военные моряки и многие гражданские моряки уже перешли с гражданского на военный график службы, приняли на борты ранее сугубо цивильных кораблей боевое оружие - артиллерию, лучемёты, зенитные системы - всё, что могло помочь остановить и уничтожить наседавшего на планеты врага. Нельзя было давать Жнецам и их пособникам высаживать морские и речные десанты, нельзя было дать им возможности захватывать прибрежные плацдармы, выходить где угодно на берег и атаковать поселения разумных органиков. Нельзя. Война только начиналась и её неспешное, тяжёлое начало однозначно говорило, что эта война будет очень не похожа на все предшествующие вооружённые конфликты любых масштабов.
  Вперёд вышли трое капитанов - двое капитанов первого ранга из состава ВМС Иден-Прайма, его единственной флотилии и один гражданский старший капитан, речник. Они уловили разрешающий жест дирижёра и слаженно начали петь:
  
  "Споемте, друзья, ведь завтра в поход
  Уйдем в предрассветный туман
  Споем веселей, пусть нам подпоет,
  Седой боевой капитан.
  
  Хор нормандовцев и иден-праймовцев, а также многие зрители из "зала" поддержали хорошо знакомый припев, озвученный капитанами. Экраны донесли до зрителей изображения причалов, портов, доков Земли, где стояли готовые к выходу в море военные и гражданские наспех вооружённые корабли. Промелькнули кадры, запечатлевшие обстановку в колониях на планетах, располагавших значительными водными пространствами. Там были сосредоточены значительные военные морские и гражданские морские и речные силы, которым пришлось в кратчайшие сроки сменить мирный график на боевой:
  
  "Прощай, любимый город!
  Уходим завтра в море.
  И ранней порой мелькнет за кормой
  Знакомый платок голубой.
  
  А вечер опять хороший такой,
  Что песен не петь нам нельзя.
  О дружбе большой, о службе морской,
  Подтянем дружнее друзья.
  
  Андерсон убедился, что теперь припев поют все - и хор на сцене, и многие оркестранты, и почти все зрители:
  
  "Прощай, любимый город!
  Уходим завтра в море.
  И ранней порой мелькнет за кормой
  Знакомый платок голубой."
  
  Плавно умерив громкость, хор передал эстафету троим солистам:
  
  "На рейде большом легла тишина,
  А море окутал туман.
  И берег родной целует волна,
  И тихо доносит баян."
  
  Капитаны, учтя ожидания зрителей и слушателей сами, в почти полной тишине спели припев и отступили в состав хора, едва только озвучили его последнюю строчку:
  
  "Прощай, любимый город!
  Уходим завтра в море.
  И ранней порой мелькнет за кормой
  Знакомый платок голубой."
  
  Шепард помнил, что когда-то давно, ещё в эпоху второй мировой войны, благодаря переводу морсил ВМС Империи в боевой режим агрессор, атаковавший пределы Империи, натолкнулся на ожесточённое, профессиональное сопротивление и понёс первые, ставшие полной для него неожиданностью, огромные потери.
  Тем временем экраны снова сменили через затемнение картины, показав зрителям то, как оживают уже структуры военно-воздушных сил человеческой расы. Знавший, о чём будет песня, Шепард предполагал, что зрители и слушатели будут удивлены, но не предвидел, насколько. Похоже, синтетам и органикам - видеоинженерам и звукооператорам, подобравшим прекрасный видеоряд к песне, удалось изумить иден-праймовцев. Да что там иден-праймовцев - даже многих волговцев.
  Вперёд вышли несколько нормандовцев - трое мужчин и трое женщин из состава группы пилотов челноков. Именно они имели право петь эту песню, ведь именно их "аппараты" в значительной степени унаследовали возможности ставших невообразимой древностью поршневых и винтовых самолётов.
  По знаку дирижёра, все шестеро плавно вплели свои голоса в музыкальный фон и зрители очень быстро стали подпевать. Песня им очень понравилась. Она утверждала со всей определённостью, что несмотря на начавшуюся страшную войну, разумные органики сохранили в себе очень хорошие личные качества, которые уже тогда, в самом начале Противостояния позволяли надеяться на то, что победа над страшным врагом будет непременно одержана и снова будет мир, снова будет обычная мирная жизнь, снова будет место для мирных, высоких чувств и эмоций:
  
  "Дождливым вечером вечером, вечером,
  Когда пилотам скажем прямо делать нечего.
  Мы приземлимся за столом, поговорим о том, о сём,
  И нашу песенку любимую споём."
  
  Хор поддержал солистов и было видно - нормандовцам нравится эта песня. И участвовавшие в хоре иден-праймовцы тоже не остались равнодушны к припеву:
  
  "Пора в путь-дорогу, дорогу дальнюю
  Дальнюю, дальнюю идём.
  Над милым порогом
  Качну серебряным тебе крылом."
  
  Пилоты челноков, флайеров, атмосферных платформ подпевали солистам и хору, не стесняясь чувств и эмоций - песня им очень нравилась, а видеоряд доказывал со всей определённостью: вклад пилотов, штурманов, бортинженеров в отражение ударов Жнецов был значительным, важным, необходимым и ценным. Война не могла быть бесконечной, потому что разумные органики жили не войной. Они жили миром, они хотели мира и хотели победить врага, хотели вышвырнуть его из галактики и снова вернуться к мирной жизни под мирным небом.
  
  "Пускай судьба забросит нас далёко! Пускай!
  Ты к сердцу только никого не допускай!
  Следить буду строго: мне сверху видно всё -
  Ты так и знай!"
  
  Девушки-солистки вышли вперёд мужчин:
  
  "Нам нынче весело, весело, весело.
  Чего ж ты, милая, сегодня нос повесила?
  Мы выпьем раз и выпьем два
  За наши славные У-два.
  Но так, чтоб завтра не болела голова!"
  
  И в эту войну пилоты, возвращаясь с заданий имели право на боевые сто граммов. Припев слаженно поддержали все зрители и слушатели, собравшиеся на поле. Шепард и Андерсон с коллегами не сомневались - сейчас им подпевают многие зрители и слушатели, собравшиеся у экранов в самых разных уголках освоенной к этому дню огромной Галактики, свободной от угрозы очередного нашествия Жнецов:
  
  "Пора в путь-дорогу, дорогу дальнюю,
  Дальнюю, дальнюю идём!
  Над милым порогом
  Качну серебряным тебе крылом!
  
  Пускай судьба забросит нас далёко. Пускай!
  Ты к сердцу только никого не допускай!
  Следить буду строго: мне сверху видно всё -
  Ты так и знай!
  
  Вперёд вышли трое мужчин-солистов и зрители со слушателями убедились в том, что им есть что ответить на слова, сказанные подругами:
  
  "Мы - парни бравые, бравые, бравые!
  А чтоб не сглазили подруги нас кудрявые,
  Мы перед вылетом еще их поцелуем горячо
  Сперва разок, потом - другой, потом - еще!"
  
  И Шепард и Андерсон и другие нормандовцы знали - так и было. Перед боевыми вылетами к машинам приходили жёны, мужья, родители, дети. Приходили проводить в полёт, пожелать успешного возвращения. Возвращения с победой. И благодаря таким проводам очень многие пилоты возвращались на свои аэродромы буквально "на честном слове и на одном крыле", но возвращались. Потому что их ждали. Потому, что в их возвращение с победой верили самые дорогие, самые родные разумные во всей Галактике.
  
  Припев пели все, кто собрался на поле. Казалось, не было ни одного, кто бы не подпевал сейчас солистам и хору. Зрители обнимались, целовались, не стеснялись слёз, чувств, эмоций. Они радовались, потому что одержали общую победу над страшным врагом. Они сейчас вспоминали, как начиналось Противостояние и ещё больше и ещё глубже и ещё острее и полнее верили, что эта Победа - закономерная. Она выстрадана, она основана на глубинных качествах любого разумного жителя Галактики, живущего миром, а не войной:
  
  "Пора в путь-дорогу, дорогу дальнюю,
  Дальнюю, дальнюю идём!
  Над милым порогом
  Качну серебряным тебе крылом.
  
  Пускай судьба забросит нас далёко. Пускай!
  Ты к сердцу только никого не допускай!
  Следить буду строго: мне сверху видно всё
  Ты так и знай ты так и знай!"
  
  Несколько минут, пока зрители и слушатели успокаивались, экраны не показывали ничего, затем динамики и звукоизлучатели донесли до участников Концерта - а зрители тоже были участниками Концерта - без них Концерт был был лишён значительной части полноты и совершенства - раскаты артиллерийских залпов. И, хотя над Иден-Праймом был ясный и яркий день, небо над полем расцвело всполохами разрывов.
  Сменившиеся солисты - теперь это были только мужчины и юноши, выстроившись в два ряда озвучили первые строки легендарного марша артиллеристов - истинных богов любой войны, в какой только принимало участие человечество. Артиллеристы были везде - на земле, на борту атмосферных кораблей, на борту космических кораблей, на борту морских кораблей. Без их участия не обошлось ни одно сражение с кораблями и флотами Жнецов и их пособников.
  Многие иден-праймовцы служили в артиллерийских частях, прикрывавших небо и поверхность родной планеты. Потому, увидев на экранах "рамы" знакомые строчки, зрители повставали со своих мест и присоединяли свои голоса к голосам солистов и хора:
  
   "Горит в сердцах у нас
  Любовь к земле родимой.
  Идём мы в смертный бой
  За честь родной страны.
  Пылают города,
  Охваченные дымом,
  Гремит в седых лесах
  Суровый бог войны.
  
  Припев к песне, ставшей гимном артиллерии, пели все участники концерта. Шепард видел и ясно чувствовал - иден-праймовцам очень нравится быть вовлечёнными в действо, а не являться пассивными наблюдателями:
  
  "Артиллеристы,
  Точный дан приказ, *
  Артиллеристы,
  Зовёт Отчизна нас!
  Из многих тысяч батарей
  За слёзы наших матерей,
  За нашу Родину -
  Огонь, огонь!"
  
  Солисты слаженно вели рассказ о славных деяниях богов войны дальше. Им внимали с интересом, вниманием и почтением - мастерство люди ощущали сразу. Шепард и Андерсон увидели на своих инструментронах, что синтеты сообщили - теперь многие зрители, собравшиеся у экранов, активно подпевают солистам и хору, не скрывая чувств и эмоций, вспоминая многие памятные эпизоды минувшей войны.
  Солисты в очередной раз подтверждали, что война с Жнецами и не могла быть бесконечной, не могла быть и крайне длительной:
  
  "Узнай, родная мать,
  Узнай жена-подруга,
  Узнай далёкий дом
  И вся моя семья,
  Что бьёт и жжёт врага
  Стальная наша вьюга
  Что волю мы несём
  В родимые края."
  
  И снова хор зрителей и слушателей присоединил свои голоса к голосам солистов и хора нормандовцев. И не было среди участников концерта никакого деления на тех, кто действительно служил в артиллерийских частях и тех, кто служил в каких-либо других частях и соединениях - все делали общее дело. Все воевали за победу. За единую победу, до которой тогда, в начале Противостояния было ещё очень далеко - несколько тяжёлых, долгих месяцев. Никто ещё из жителей Галактики не знал, насколько долгой будет эта необычная, непривычная война. Война с загалактическим противником - опытным, умелым, безжалостным. Несущим только уничтожение всем разумным органикам.
  И эта волна оккупантов и захватчиков, накатившая на мирные звёздные системы обитаемой части Галактики натолкнулась на огненный шквал, основную роль в создании и поддержании которого сыграли именно артиллеристы. Именно они делали невозможными постоянные успехи пилотов гигантских Жнецов, именно они разрушали ещё на подходах к орбитам планет десантные корабли пособников Жнецов. Именно они накрывали залпами районы сосредоточения слуг Жнецов, которые сумели таки высадиться на планеты:
  
  "Артиллеристы,
  Точный дан приказ, *
  Артиллеристы,
  Зовёт Отчизна нас!
  Из многих тысяч батарей
  За слёзы наших матерей,
  За нашу Родину -
  Огонь, огонь!"
  
  Когда хор и солисты на сцене стали петь финальный куплет, небо над полем расцвело праздничным салютом. Зрители и слушатели повскакали с мест, зааплодировали, послышались восторжённые возгласы. Мало кто из иден-праймовцев ожидал таких приятных и значимых сюрпризов от устроителей концерта:
  
  Пробьёт победы час,
  Придёт конец похода,
  Но прежде чем уйти
  К домам своим родным,
  В честь армии родной,
  В честь нашего народа
  Мы радостный салют
  В полночный час дадим.
  
  То, что произошло дальше, многие иден-праймовцы точно не ждали - к краям поля подошли боевые гусеничные и шагающие, а также колёсные тяжелобронированные и тяжеловооружённые машины. Стволы и направляющие излучателей, рельсотронов были направлены в стороны от поля, так что зрители оказались в своеобразной "рамке" из бронированных чудовищ, на плоскостях которых горели опознавательные знаки Гвардейской Танковой Армии Иден-Прайма.
  Экраны "рамы" донесли до зрителей и слушателей детали происшедшего. Иден-праймовцы успокаивались, в их глазах и позах проступила гордость за то, что на их концерт прибыли воины местной лучшей армейской группы, получившей боевое крещение в ходе многочисленных столкновений с десантными группами Жнецов и их пособников.
  Сменившиеся солисты - снова только мужчины, выстроились чуть впереди основного хора нормандовцев и грянувший оркестр перекрыл лязг гусениц и скрежет сочленений с шелестом шин.
  Вышедший вперёд своих коллег один из нормандовцев - командир подразделения колёсных транспортёров фрегат-крейсера кивнул дирижёру в ответ на его разрешающий жест и его голос взлетел над полем, с лёгкостью окончательно заглушая гул двигателей техники, вставшей на охрану иден-праймовцев, собравшихся на этом поле.
  
  "Танки вышли в поход, разорвали весеннюю ночь,
  И с тревогой, любовь прижимает к груди нашу дочь,
  Значит снова война, и надолго разлука с тобой,
  И черствеют сердца под холодной, тяжелой броней,
  Пусть сам Черт нам не брат, но так надо сегодня успеть,
  И Старухе с Косою без страха в глаза посмотреть,
  Танки вышли в поход, значит, нет нам дороги назад,
  Ты вчера был мальчишкой, а нынче ты русский солдат..."
  
  Танкисты, оказавшиеся среди зрителей, встали и присоединили свои голоса к голосам солистов. Стараниями синтетов к пению ставшей хорошо известной в Галактике песни присоединились и экипажи боевых машин, что вызвало новый всплеск радости и энтузиазма у зрителей и слушателей.
  
  "Снова танки идут на последний свой бой,
  Видно так оно назначено судьбой,
  "Вновь танкисты идут на последний парад!"
  Так потом их детям жены говорят,
  Но не знает никто, что нас ждет впереди,
  Так, что слезы лить родная, подожди,
  Дай, Господь Вам не знать, как оно на войне,
  Как пугает грохот танков в тишине,
  Дай, Господь Вам не знать, как оно на войне,
  Как пугает грохот танков в тишине...."
  
  Экраны "рамы" донесли до зрителей и слушателей картины столкновений механизированных подразделений защитников планет и колоний с высадившимися на планеты десантными подразделениями Жнецов и их приспешниками. Никаких постановочных кадров - только документалистика:
  
  Танки вышли в поход, но горят золотые поля,
  И дымится от пота и крови родная земля.
  Где раздавлена тяжестью стали хмельная полынь,
  И покроется серой печалью небесная синь,
  Танки вышли в поход, в эту ночь - направление Юг,
  И уходит, сгорая в ночи, самый преданный друг,
  Но, поверьте, ребята, пока, что еще не финал,
  Ну, давай, заряжай, за Россию последний наш залп!"
  
  Едва солисты озвучили последнюю строчку, боевые машины окутались дымом и послышался гул разрывов. Хотя, конечно, экипажи стреляли холостыми зарядами, зрители и слушатели были впечатлены. Действо Концерта обретало масштаб, глубину и ёмкость. Экраны "рамы" представили зрителям и слушателям Концерта детали результатов залпов - иден-праймовцы смогли испытать законное чувство гордости за уровень боеготовности одного из лучших планетых военных механизированных соединений.
  Ощутив, что песня приближается к финалу, зрители встали и все до единого присоединили свои голоса к голосам членов экипажей боевых машин и голосам хора и солистов "Нормандии":
  
  "Снова танки идут на последний свой бой,
  Видно так оно назначено судьбой,
  "Вновь танкисты идут на последний парад!"
  Так потом их детям жены говорят,
  Но не знает никто, что нас ждет впереди,
  Так, что слезы лить родная, подожди
  Дай, Господь Вам не знать, как оно на войне,
  Как пугает грохот танков в тишине,
  Дай, Господь Вам не знать, как оно на войне,
  Как пугает грохот танков в тишине...."
  
  Едва солисты стали петь две последние строчки - боевые машины окутались дымом и, приглушённо порёвывая двигателями, ушли к дорогам, окружавшим поле. Несколько минут - и гул моторов стал затихать вдалеке. Зрители проводили танкистов громкими аплодисментами.
  - Они услышали и увидели, как им аплодируют, адмирал. - в аудиоканале спикера Шепарда проявилась Оливия. - Они довольны и рады. Всё в норме.
  - Принято, Оливи. Спасибо. - тихо сказал Шепард, переглянувшись с адмиралом Андерсоном.
  - Приготовьтесь, Кайден. - командир фрегат-крейсера прижал к уху свой спикер. - Ваша очередь петь! Берите Дженкинса - и вперёд.
  - Есть, адмирал. - откликнулся Аленко.
  Пока зрители возвращались на свои места, усаживались и настраивались слушать концерт дальше, офицеры десантной группы фрегат-крейсера сменили солистов. Дирижёр большого симфонического оркестра сделал знак своему младшему коллеге - руководителю небольшого камерного ансамбля. Тот кивнул и его коллеги подняли инструменты, разрушая едва сформировавшуюся тишину.
  Ровный строгий голос Аленко, обошедшегося без любых движений, влился в музыкальный фон:
  
  "Тёплое место, но улицы ждут
  Отпечатков наших ног,
  Звёздная пыль на сапогах.
  Мягкое кресло, клетчатый плед,
  Не нажатый вовремя курок,
  Солнечный день в ослепительных снах."
  
  Те иден-праймовцы, кто служил в пехотных подразделениях, безусловно, узнали эту песню. Строгий ритм, чёткие "отсечки" подняли со своих мест пехотинцев, находившихся среди зрителей. За ними встали те иден-праймовцы, кто служил в десантных подразделениях, за ними встали немногочисленные спецназовцы. Припев к песне пели почти все зрители и слушатели, присутствовавшие на поле в эти минуты и, как снова доложила по аудиоканалу Оливия - многие зрители, собравшиеся у экранов в самых разных уголках Галактики:
  
  "Группа крови на рукаве,
  Мой порядковый номер на рукаве,
  Пожелай мне удачи в бою,
  Пожелай мне
  Не остаться в этой траве,
  Не остаться в этой траве,
  Пожелай мне удачи,
  Пожелай мне удачи."
  
  Шепард видел, что Кайден, переходя к пению основного текста песни, не сводит глаз с Эшли, рядом с которой находились его сын и дочь. Губы Эшли беззвучно шевелились - она, безусловно, подпевала. Тихо, но подпевала, потому что тоже служила в космической пехоте и знала, хорошо знала - несмотря ни на какие чудеса техники, науки и технологий главным действующим лицом на войне остаётся разумный органик.
  
  "И есть чем платить, но я не хочу
  Победы любой ценой,
  Я никому не хочу ставить ногу на грудь,
  Я хотел бы остаться с тобой,
  Просто остаться с тобой.
  Но высокая в небе звезда
  Зовёт меня в путь."
  
  Финальный припев к песне уже традиционно пели все, кто присутствовал на поле:
  
  "Группа крови на рукаве,
  Мой порядковый номер на рукаве,
  Пожелай мне удачи в бою,
  Пожелай мне
  Не остаться в этой траве,
  Не остаться в этой траве,
  Пожелай мне удачи,
  Пожелай мне удачи."
  
  Практически без пауз, в полной мере воспользовавшись настроением зрителей и слушателей, вступивший большой симфонический оркестр заиграл хорошо знакомый марш "Прощание Славянки". Вышедшая вперёд солистка - одна из жительниц райцентра озвучила первые строчки песни - и все зрители встали, отдавая дань памяти и уважения тем людям, кто под этот марш уходил на войну с Жнецами и их приспешниками, тем людям, кто так и не вернулся с войны:
  
  "Наступает минута прощания,
  Ты глядишь мне тревожно в глаза,
  И ловлю я родное дыхание,
  А вдали уже дышит гроза.
  
  Дрогнул воздух туманный и синий,
  И тревога коснулась висков,
  И зовет нас на подвиг Россия,
  Веет ветром от шага полков."
  
  Уловив нужный момент, все зрители и слушатели присоединили свои голоса к голосу солистки. Песня была хорошо знакома иден-праймовцам, быстро привыкшим к тому, что спутницей фрегата-крейсера стал имперский, российский крейсер разведки "Волга", для экипажа и команды которого эта песня являлась родной и знаковой:
  
  "Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Прости - прощай, прости - прощай...
  
  Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Не все из нас придут назад."
  
  Необычность песни понравилась и нормандовцам и иден-праймовцам, получившим возможность петь сразу несколько куплетов, сплетая голоса в единый, могучий хор. Шепард и Андерсон подпевали, уже не сомневаясь - эту песню поют тысячи людей, десятки тысяч людей по всей галактике. И - не только людей. Шепард отчётливо видел, как поют эту песню оба турианца-Спектра, поёт Явик, поёт Мордин, поют Оливия и Марк:
  
  "Летят, летят года,
  Уходят во мглу поезда,
  А в них - солдаты.
  И в небе темном
  Горит солдатская звезда.
  
  А в них - солдаты.
  И в небе темном
  Горит солдатская звезда.
  
  Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Прости - прощай, прости - прощай...
  
  Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Не все из нас придут назад.
  
  Лес да степь, да в степи полустанки.
  Свет вечерней и новой зари -
  Не забудь же прощанье Славянки,
  Сокровенно в душе повтори!
  
  Нет, не будет душа безучастна -
  Справедливости светят огни...
  За любовь, за великое братство
  Отдавали мы жизни свои.
  
  Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Прости - прощай, прости - прощай
  
  Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Не все из нас придут назад.
  
  Летят, летят года,
  А песня - ты с нами всегда:
  Тебя мы помним,
  И в небе темном
  Горит солдатская звезда.
  
  Тебя мы помним,
  И в небе темном
  Горит солдатская звезда.
  
  Прощай, отчий край,
  Ты нас вспоминай,
  Прощай, милый взгляд,
  Не все из нас придут назад."
  
  В финале песни раздались крепнущие, слаженные аплодисменты. Никто из участников Концерта не сомневался - их поддержат зрители и слушатели по всей Галактике. Потому что песня стоила этого, потому что она будила память, укрепляла гордость, добавляла сил. Эту песню знали и любили не только в Империи.
  
  Вперёд вышел Дженкинс. Шепард с Андерсоном едва заметно кивнули молодому офицеру. Он имел полное право петь следующую, знаковую для пехотинцев и десантников песню.
  Ричард поправил ремни аккордеона, чуть раздвинул мехи, пробросил пальцы по клавишам и запел:
  
  "Эх, дороги...
  Пыль да туман,
  Холода, тревоги
  Да степной бурьян.
  Знать не можешь
  Доли своей,
  Может, крылья сложишь
  Посреди степей."
  
  Экраны "рамы" показали документальные кадры, на которых пехотинцы, ополченцы и десантники Сил Сопротивления Галактики преодолевали исключительно пешком, исключительно на своих ногах километры бездорожья и изредка - километры дорог, которые, конечно же, в войну с Жнецами превратились в нечто больше напоминающее "направления движения". Ричард пел, не испытывая ни нужды, ни потребности в сопровождении хора и нормандовцы и иден-праймовцы просто стояли неподвижно, молчали, слушали и внимали:
  
  "Вьется пыль под сапогами
  степями,
  полями.
  А кругом бушует пламя
  Да пули свистят."
  
  Всё в этой песне было правдой. Всё было хорошо знакомо и нормандовцам и иден-праймовцам. Враг был силён, жесток и опытен. Приходилось оставлять технику, оставлять машины и воевать, используя только свою собственную физическую силу, преодолевать на своих ногах десятки километров в день. И не по дорогам - через леса, кустарники, овраги, скалы, горы. Огромный экран представил зрителям и слушателям концерта ряд документальных роликов, показавших во всей сложности те "дороги", которые преодолевали тысячи разумных органиков, защищавших свою галактику, свои планеты, свои станции.
  
  Эх, дороги...
  Пыль да туман,
  Холода, тревоги
  Да степной бурьян.
  Выстрел грянет,
  Ворон кружит:
  Твой дружок в бурьяне
  Неживой лежит...
  
  На этих дорогах и вдоль дорог всю войну росло количество обелисков, скрывавших под собой чаще всего братские могилы. Не всегда можно было похоронить погибших и павших со всеми почестями, но эти места старались запомнить, отметить на картах, записать в ридеры, на кристаллы памяти. Всё сделать, чтобы не оставить погибших безымянными, пропавшими без вести.
  
  "А дорога дальше мчится,
  пылится,
  клубится,
  А кругом земля дымится
  Чужая земля."
  
  Войскам Сопротивления приходилось отвоёвывать территории, уже захваченные Жнецами и их пособниками. Многое на этих землях было изменено, многое стало другим. Жнецы и их пособники с трудом свыкались с тем, что им приходится отступать. Ведь они пришли в Галактику, чтобы уничтожить всех разумных органиков и об отступлении не могло быть и речи, но войска Сопротивления раз за разом доказывали: Жнецы - захватчики и оккупанты, и потому креветки-полумашины будут вынуждены делать то, к чему изначально не привыкли - отступать с завоёванной и зачищенной земли, с захваченных космостанций, из полуразрушенных и опустошённых колоний.
  
  "Край сосновый.
  Солнце встает.
  У крыльца родного
  Мать сыночка ждет.
  
  И бескрайними путями,
  степями,
  полями
  Всё глядят вослед за нами
  Родные глаза."
  
  Шепард видел в первых рядах зрителей всю семью Дженкинса. Отец, мать, брат, сестра. Все. Выжили. Воевали. И встретили своего сына, ставшего кадровым, профессиональным офицером-спецназовцем. Андерсон видел, как отец и брат Дженкинса подпевают, как мать Ричарда украдкой смахивает слезинки. Ричард пел не только голосом - он пел сердцем, так, как может петь человек, всё это переживший лично. Он пел так, как может петь только воин, прошедший трудными дорогами войны.
  
  "Эх, дороги...
  Пыль да туман,
  Холода, тревоги
  Да степной бурьян.
  Снег ли, ветер, -
  Вспомним, друзья!
  Нам дороги эти
  Позабыть нельзя."
  
  Опустив руки, Дженкинс склонился в глубоком, поясном поклоне, слыша нарастающие по силе и слаженности аплодисменты. Зрители и слушатели вставали со своих мест и аплодировали солисту. Человеку, родившемуся на Иден-Прайме, прошедшему по многим планетам Галактики с оружием в руках, участвовавшему в боях за Землю и в боях на территориях Тёмного Космоса. Офицеру, вернувшемуся на родную планету освободителем и профессионалом.
  
  Пока звучали аплодисменты, впереди хора нормандовцев выстроился хор иден-праймовцев - несколько сотен человек. Мужчины, женщины, юноши, девушки. Знавший утверждённый порядок следования песен, Шепард с удовлетворением увидел, как на экранах вокруг центрального экрана проступили кадры организации и развёртывания деятельности партизанского движения на оккупированных и захваченных Жнецами и их приспешниками планетах.
  
  Вперёд вышла женщина в строгом платье. С первых слов, с первых строк песни зрители и слушатели, присутствовавшие на поле, обратились к сцене, вгляделись в экраны, на которых шли ролики, запечатлевшие жизнь и быт партизан Галактики на самых разных планетах. Только документальные кадры, никаких постановочных роликов. Только документалистика.
  
  "Ой, туманы мои, растуманы,
  Ой, родные леса и луга!
  Уходили в поход партизаны,
  Уходили в поход на врага.
  Эх!
  Уходили в поход партизаны,
  Уходили в поход на врага.
  На прощанье сказали герои:
  Ожидайте хороших вестей.
  И на старой смоленской дороге
  Повстречали незваных гостей.
  Эх!"
  
  Хор иден-праймовцев мощно поддержал свою солистку. Нормандовцы присоединились и песня взлетела, оставив далеко позади оркестр, звучавший теперь на заднем плане:
  
  "И на старой смоленской дороге
  Повстречали незваных гостей.
  Повстречали - огнём угощали,
  Навсегда уложили в лесу.
  За великие наши печали,
  За горючую нашу слезу.
  Эх!"
  
  Сменяя друг друга, солистка и хор выпевали каждое слово песни, ставшей поистине народной, а за время противостояния с Жнецами - общеизвестной в Галактике. Везде, где были люди, она звучала. И её часто пели турианцы, азари, саларианцы, представители многих других рас. Вот и сейчас Спектры, протеанин и саларианец поют эту песню, не глядя на экраны телесуфлёров, прекрасно помня её слова и чётко попадая в ритм, не пытаясь превалировать над голосом солистки и голосами хора.
  
  "За великие наши печали,
  За горючую нашу слезу.
  С той поры да по всей по округе
  Потеряли злодеи покой:
  День и ночь партизанские вьюги
  Над разбойной гудят головой.
  Эх!
  День и ночь партизанские вьюги
  Над разбойной гудят головой."
  
  Аплодисменты звучали несколько минут - они уже становились традицией Концерта. Зрители и слушатели аплодировали стоя, отдавая дань уважения и своим соотечественникам, и нормандовцам, и всем воинам партизанских и ополченческих соединений, воевавших с Жнецами там, где, казалось нельзя было воевать с ними в принципе.
  
  Солистку сменил солист - мужчина, одетый в строгий костюм полувоенного покроя. Он дождался, пока дирижёр камерного оркестра сделает разрешающий жест и запел спокойно, размеренно, словно размышляя. И постепенно над полем установилась тишина, о которой и пелось в этой песне:
  
  "Как ни странно, в дни войны
  Есть минуты тишины,
  Когда бой затихает устало
  И разрывы почти не слышны.
  И стоим мы в дни войны,
  Тишиной оглушены."
  
  Шепард, стоявший с краю сцены, видел часть экранов и знал, что синтеты постарались на славу, подобрав соответствующий спокойный видеоряд. Документальный конечно же - время между боестолкновениями. Отдых бойцов, их чуткий сон, короткие тихие совещания командиров:
  
  "Так бывает в дни войны -
  Нам в окопах снятся сны,
  Снятся нам довоенные села,
  Где в окошках огни зажжены.
  И в землянках в дни воины
  Дышат миром наши сны."
  
  Песня как нельзя лучше говорила, что война с Жнецами с самого начала стала восприниматься разумными обитателями галактики как крайне тяжёлая, длительная, затратная. Не было очень долго достаточной уверенности в том, что врагов, захватчиков, оккупантов удастся остановить. Даже задержать "каток" флотов и эскадр кораблей Жнецов, этих гигантских, километровых креветок, густо окружённых более мелкими кораблями, было невероятно трудно. И солист, с душой, с сердцем выпевавший строчки песни не обещал лёгкости, не обещал быстрой победы. Он размышлял, он думал, он хотел получить ответы на главные тогда, в начале Противостояния, вопросы:
  
  "Как предвидеть наперед
  Трудный путь стрелковых рот,
  Кто дойдет до ближней переправы,
  Кто до самой победы дойдет?
  Как предвидеть наперед,
  Что тебя на свете ждет?"
  
  Гражданский хор иден-праймовцев отступил на второй план, а вперёд вышли нормандовцы. Пять солистов - все средние офицеры "Нормандии", одни из самых профессиональных и опытных, вышли к краю сцены. Экраны - боковые и центральный осветились, предъявив зрителям и слушателям документальные кадры схваток кораблей ВКС множества рас Галактики с кораблями флотов и эскадр Жнецов и их приспешников. И зазвучала песня:
  
  "Hаверх вы, товарищи, все по местам,
  Последний парад наступает,
  Врагу не сдается наш гордый Варяг,
  Пощады никто не желает.
  Врагу не сдается наш гордый Варяг,
  Пощады никто не желает."
  
  Видеоряд доказывал со всей определённостью - флотам Сопротивления приходилось рисковать не только экипажами и командами - кораблями. ВКС Сопротивления быстро учились стоять насмерть даже против превосходящих сил Жнецов и их приспешников, что доказывали продемонстрированные участникам Концерта документальные видеозаписи.
  
  Все вымпелы вьются и цепи гремят,
  Hаверх якоря поднимают,
  Готовьтеся к бою орудия в ряд,
  Hа солнце зловеще сверкают.
  Готовьтеся к бою орудия в ряд,
  Hа солнце зловеще сверкают.
  
  Иден-праймовцы были восхищены предусмотрительностью нормандовцев - на главном экране были показаны документальные кадры самых жарких и тяжёлых схваток ВКС Иден-Прайма с флотами и эскадрами Жнецов. Увидев первые кадры видеозаписей, зрители и слушатели встали, приветствуя своих защитников, многочисленным подвигам которых они были прямыми свидетелями.
  
  Свистит и гремит, и грохочет кругом
  Гром пушек, шипенье снарядов.
  И стал наш бесстрашный и гордый Варяг
  Подобен кромешному аду.
  И стал наш бесстрашный и гордый Варяг
  Подобен кромешному аду.
  
  Уникальные документальные кадры, снятые на бортах кораблей ВКС Сопротивления донесли до зрителей напряжение, царившее на боевых постах и в отсеках, где люди - и не только, кстати, люди, но и представители многих других рас Галактики, выкладывались по полной, делая всё, что в их силах для достижения победы над врагом, не щадя ради победы ни здоровья, ни жизни:
  
  В предсмертных мученьях трепещут тела,
  Гром пушек, и дым, и стенанья.
  И судно охвачено морем огня,
  Hастала минута прощанья.
  И судно охвачено морем огня,
  Hастала минута прощанья.
  
  На главном экране десятки кораблей ВКС Сопротивления выстраивались рядами в шахматном порядке, перекрывая путь в глубины звёздных населённых разумными органиками систем флотам и эскадрам Жнецов и их пособников, двигались навстречу прибывавшим из ретрансляторов кораблям Жнецов и их помощников, открывали огонь на предельной дальности, а если не было другого выхода - сходились с кораблями креветок в таранах, инерцией и весом корпусов заставляя корабли Жнецов менять курсы, терять целеуказания, разрушаться, взрываться, вспыхивать ослепительными шарами и салютными залпами, однозначно подписывающими кораблям оккупантов и захватчиков приговор. Смертный приговор врагу.
  
  Прощайте, товарищи, с богом, ура,
  Кипящее море под нами.
  Hе думали мы еще с вами вчера,
  Что нынче умрем под волнами.
  Hе думали мы еще с вами вчера,
  Что нынче умрем под волнами.
  
  Флоты и эскадры ВКС Сопротивления стояли, как доказывали представленные участникам концерта исключительно документальные кадры и записи, только насмерть. Даже едва вооружённые, изначально гражданские грузовые и пассажирские корабли не уступали давлению захватчиков, несмотря на ощутимое превосходство врагов в вооружённости и бронировании:
  
  Hе скажет ни камень, ни крест, где легли
  Во славу мы русского флага.
  Лишь волны морские прославят в века
  Геройскую гибель "Варяга".
  Лишь волны морские прославят в века
  Геройскую гибель "Варяга".
  
  Последние строки песни стоя пели все, кто присутствовал на Концерте. Стоя. А потом несколько минут звучали аплодисменты. Всем, кто выжил. И всем, кто погиб, но не пропустил врага через свою позицию, через свой рубеж.
  
  Когда смолкли аплодисменты, вперёд вышел Кайден. Шепард вспомнил, как отдал именно ему право петь эту песню. Ведь он оставил Эшли на Цитадели, а сам... сам вернулся на борт "Нормандии", возглавил десантную группу усиления фрегат-крейсера. И всю войну, все самые сложные её этапы крайне редко мог услышать и увидеть свою Эшли, своих сына и дочь. Часто он вспоминал их. Очень часто. Писал письма, которые с трудом, но доходили до Уильямс. Радовали её, поддерживали. Давали ей силы воевать на Цитадели с атакующими Станцию флотами и эскадрами Жнецов, с десантами хасков.
  Аккордеонист поймал взглядом кивок офицера, заиграл и Кайден, чуть склонившись вперёд запел:
  
  "Бьётся в тесной печурке огонь,
  На поленьях смола, как слеза.
  И поёт мне в землянке гармонь
  Про улыбку твою и глаза.
  Про тебя мне шептали кусты
  В белоснежных полях под Москвой,
  Я хочу, чтоб услышала ты,
  Как тоскует мой голос живой.
  Я хочу, чтоб услышала ты,
  Как тоскует мой голос живой.
  
  Он имел право так петь. Ведь тогда, когда после годичной стоянки фрегат-крейсер и крейсер ушли от Цитадели к Марсу, а затем - к Земле, а затем - в Тёмный космос, количество высадок, в которых принял участие Кайден, Дженкинс и их коллеги быстро превысило несколько десятков и не остановилось на этой цифре. Кайден... постоянно думал об Эшли и был уверен, убеждён, что она также постоянно думает о нём.
  Сейчас Шепард видел, как Уильямс плачет. Смотрит на Кайдена и плачет. От счастья. От гордости. От радости, что он, её главный друг и отец её детей, выжил и - вернулся к ней. Вернулся победителем. Сын обнимает маму, дочка что-то шепчет ей на ухо, а Уильямс плачет и не сводит взгляда со своего Кая, которого она полюбила, которому поверила и стала не только его женой, но и матерью его детей. А Кайден поёт, не сводя любящего взгляда со своей главной подруги, не сводя взгляда со своих детей, обнявших маму и прижавшихся к ней. Многие зрители и многие слушатели смотрят на Уильямс и радуются вместе с ней тому, что она дождалась своего мужа с войны. Кайден поёт, ясно слышно каждое слово, каждая строка врезается в память тех, кто сейчас присутствует на этом поле, где уже несколько десятков минут властвует Концерт:
  
  "Ты сейчас далеко-далеко,
  Между нами снега и снега.
  До тебя мне дойти нелегко,
  А до смерти - четыре шага.
  Пой, гармоника, вьюге назло,
  Заплутавшее счастье зови.
  Мне в холодной землянке тепло
  От твоей негасимой любви.
  Мне в холодной землянке тепло
  От твоей негасимой любви."
  
  Андерсон видит, чувствует, что Кайден поёт сердцем, душой. Видит, чувствует, что это понятно и Эшли и его и её детям. И радуется, видя, как светлеет лицо Уильямс, отражая свет души Кайдена, выпевающего финальные строки широко известной песни:
  
  "Бьётся в тесной печурке огонь,
  На поленьях смола, как слеза.
  И поёт мне в землянке гармонь
  Про улыбку твою и глаза.
  Про тебя мне шептали кусты
  В белоснежных полях под Москвой,
  Я хочу, чтоб услышала ты,
  Как тоскует мой голос живой.
  Я хочу, чтоб услышала ты,
  Как тоскует мой голос живой."
  
  Рядом с Кайденом встал Джеф Моро, к нему подошли Шепард и Андерсон. Дирижёр взмахнул палочкой и зазвучала мелодия старинного вальса:
  
  "С берёз неслышен, невесом
  Слетает желтый лист,
  Старинный вальс "Осенний сон"
  Играет гармонист.
  Вздыхают, жалуясь, басы,
  И словно в забытьи
  Сидят и слушают бойцы,
  Товарищи мои."
  
  Осторожно, бережно вступил объединённый хор нормандовцев и иден-праймовцев:
  
  "Под этот вальс весенним днем
  Ходили мы на круг,
  Под этот вальс в краю ро-одном
  Любили мы подруг,
  Под этот вальс ловили мы
  Очей любимых свет,
  Под этот вальс грустили мы
  Когда подруги нет."
  
  И, дождавшись окончания последней строчки, уступил первенство солистам, уйдя на второй план. Аленко, Моро, Шепард и Андерсон продолжили петь:
  
  "И вот он снова прозвучал
  В лесу прифронтовом,
  И каждый слушал и молчал
  О чем-то дорогом,
  И каждый думал о своей,
  Припомнив ту весну,
  И каждый знал - дорога к ней
  Ведет через войну."
  
  И снова солистов поддержал объединённый хор, к которому слаженно присоединились все, присутствующие в это время на поле Концерта разумные. Никто не сомневался, что очень многие слушатели и зрители сейчас подпевают солистам и хору, находясь за десятки, сотни, тысячи километров от Иден-Прайма:
  
  "Так что ж, друзья, коль наш черед, -
  Да будет сталь крепка!
  Пусть наше сердце не замрёт,
  Не задрожит рука.
  Пусть свет и радость прежних встреч
  Нам светят в трудный час,
  А коль придется в землю лечь,
  Так это ж только раз.
  
  Но пусть и смерть в огне, в дыму
  Бойца не устрашит,
  И что положено кому
  Пусть каждый совершит.
  Настал черёд, пришла пора, -
  Идем, друзья, идем!
  За все, чем жили мы вчера,
  За все, что завтра ждём.
  
  Последний куплет песни пел один Андерсон. Моро, Аленко и Шепард молчали, слушали, как поёт командир:
  
  "С берез неслышен, невесом
  Слетает желтый лист,
  Старинный вальс "Осенний сон"
  Играет гармонист.
  Вздыхают, жалуясь, басы,
  И словно в забытьи
  Сидят и слушают бойцы,
  Товарищи мои."
  
  Последние слова потонули в аплодисментах зрителей и слушателей, снова вставших со своих мест.
  
  - Командир. - сказал Кайден. - Вам и только вам петь следующую песню. Карин... ей это нужно. И - вам это нужно. - офицер взглянул на адмирала. - Мы... просим вас. Кроме вас - некому её петь. Первая часть концерта нуждается в хорошем завершении. Мы... хотим, все хотим, чтобы её пели только вы. - он обвёл взглядом стоявших рядом с ним нормандовцев. - Кроме вас - некому.
  Андерсон, сглотнув, кивнул.
  - Ричард. - Шепард повернулся к десантнику. - Гитару - командиру!
  - Есть, адмирал! - Дженкинс подал Шепарду инструмент, тот передал его Андерсону. Адмирал настроил звучание струн, затратив на настройку меньше десяти секунд. На экранах - главном и боковых пошли документальные кадры, но Андерсон медлил. Он смотрел куда-то вниз, за сцену, за то пространство, где размещался симфонический оркестр. Наконец его пальцы тронули струны и зрители увидели другого Андерсона. В его глазах застыла тоска, черты лица заострились, двигались только руки и пальцы:
  
  "Тёмная ночь, только пули свистят по степи,
  Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают...
  В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
  И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь."
  
  Андерсон поднял взгляд, посмотрел на Чаквас и Шепард, взглянув на командира, изумился - столько любви было в этом взгляде, столько нежности, столько теплоты...
  
  "Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,
  Как я хочу к ним прижаться сейчас губами...
  Тёмная ночь разделяет, любимая, нас,
  И тревожная чёрная степь пролегла между нами.
  
  Верю в тебя, дорогую подругу мою,
  Эта вера от пули меня темной ночью хранила.
  Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
  Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось."
  
  Карин подалась вперёд, она не сводила взгляда с Дэвида, они смотрели друг на друга, только друг на друга и Шепард и Аленко и Дженкинс, стоявшие рядом с командиром, могли бы поклясться, что ни Андерсон, ни Чаквас никого больше вокруг не видят, не замечают и, очень даже может быть, что не чувствуют. Последний куплет Андерсон пел, едва сдерживая слёзы, изо всех сил стараясь сохранить неподвижность черт лица. Только глаза. Только глаза жили на этом постаревшем лице:
  
  "Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи,
  Вот и теперь надо мною она кружится...
  Ты меня ждёшь и у детской кроватки не спишь,
  И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!"
  
  Гром аплодисментов накрыл поле. Аплодировали Андерсону - человеку, офицеру, командиру все - и иден-праймовцы и нормандовцы. Карин встала, нет, даже вскочила со своего места, взлетела на сцену и, подбежав к Дэвиду, обняла его. Он обнял её, склонил голову, пряча выступившие слёзы...
  
  Первая часть Концерта была завершена. На инструментроны и спикеры гостей и участников синтеты фрегат-крейсера перебросили информационные сообщения о том, что вторая часть концерта начнётся ровно через полчаса. Меньший срок перерыва никого бы не устроил и потому особых обсуждений по этому поводу при планировании временных промежутков среди нормандовцев и иден-праймовцев не было. К краям поля подошли машины с горячими завтраками, закусками, холодными напитками, были расставлены столы. Гости и участники концерта перемешались, обсуждали увиденное, услышанное, делились впечатлениями. Карин обнимала Андерсона и Шепард сделал знак своим коллегам, отойдя в сторону. Пусть командир и главный врач фрегат-крейсера побудут наедине. Им это надо. Двоим. Обоим.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"