Аннотация: Прошу извинить за некоторую неловкость повествования.Это первый,черновой вариант.
Гитара (версия первая,остов рассказа)
-Где же наша маленькая девочка?-родственники улюлюкают.
Я закрываю лицо ладонями и думаю,что спряталась,-Где она?
Куда она подевалась?-С победным визгом отдёргиваю руки-
Да вот же она!
Я не скучаю о детстве.Я была ребёнком.Тогда все люди казались мне плюшевыми мишками,которые своей мягкой лапой не могут ударить.Никто не боится плюшевых мишек.Я ещё не знала,что бывают женщины с глазами голодными и готовностью выпустить когти,как пантера,мужчины с соблазнительными зубами вампира,сокрытыми капризными губами.И я не знала,что могу быть гитарой.
Струна протыкала меня в области ключицы,натягивалась на
спине и выходила где-то возле пупка.Шесть аккуратных дырочек вверху,шесть внизу и того- двенадцать.И чтобы заглушить боль я говорила-говорила-говорила.Рот мой не закрывался.Я не носила
платья с глубоким вырезом ,чтобы никто не увидел шесть моих заветных струн.Я говорила-говорила-говорила.А ночью я не спала
на спине,потому что струны впивались в мою кожу шестью хвостами бича.И чем больше слов вылетало из моего рта,тем больше немоты заполняло глаза. "Твои глаза ничего не выражают"-как-то сказали мне.И верно.В моих глазницах две голубые стекляшки.Венецианское стекло.Я могла бы выковырнуть их спицами и вставить вместо них зелёные.Но мне нравится голубой.Цвет неба,где меня никто не ждёт.Небо,которое занавешивает чёрное Ничто космоса,вселенной,спиралью вертящейся вокруг меня.Утром я садилась в автобус ,и струны звенели,когда его встряхивало на кочках.В этой стране слишком много кочек и ям.Но тебя это не беспокоит.Если только на спине у тебя не крепятся струны.Пассажиры автобуса вертят головами,как тыквами на шестах,пытаясь разобраться,откуда идёт звук.И я поворачивала голову вместе с ними,чтобы меня не вычислили.Но иногда я забывала о своей маскировке.Я сидела в кресле,как могла
прямо,и вспоминала.
-Иди сюда,пора купаться!-бабушка набирает в ванную горячую воду.-Иди!
-Не хочу,не буду купаться,никогда не буду!
-Вот вредная!Ты хочешь грязной ходить?Ну ходи,ходи.Червяки на тебе заведуться и будут тебя ,грязнулю, кусать.
Ей нравится её взрослая,ловкая находчивость.Теперь я реву в голос.Я до ужаса боюсь червяков.И конечно лезу в воду,булькая от слёз.Меня намыливают.В том числе и спину.Тогда на ней ещё не было струн,иначе я ни за что не стала бы купаться.Струны могли бы заржаветь от влаги.Нет уж,лучше быть съеденной червями.И точка.
Очередная кочка выводит меня из оцепенения и я бреду туда,где никто не знает,что я девушка-гитара.И там я говорю-говорю-говорю.Я забавная и все довольно гогочут.И когда я заглядываю в эти смеющиеся рты,слёзы подступают к кромке глаз.Забившись в угол я плачу.За войны,за раненых солдат,за детей,которых разворотило взрывами и их отцов и матерей,за больных,чьи внутренности оказались такими хрупкими и ненадёжными,и если человека не залатать как плюшевого мишку он становиться частицей молчания,за женщин,чьим телом воспользовались в тёмных переулках,за свои шесть струн,которые натягивают всю мою плоть,как стрелу,застывшую на тетиве.
Я иду домой пешком,но и при ходьбе они чуть вздрагивают,и я стыдливо опускаю взгляд,как если бы я шла по снегу в очень скрипучих,до неприличия шумных ботинках.
Бабушка шьёт мне платье.Теперь я купаюсь одна,но она всё ещё умудряется превращать мою жизнь в невыносимо правильное явление.Она хочет сделать выкройку.Для этого ей надо меня обмерять.Она угрожающе наступает на меня с жёлтой лентой.
-Почему бы тебе просто не снять сороковой размер?Он будет мне как раз.
-Об этом не может быть и речи.У тебя очень нестандартная фигура.
Я стою неподвижно,как истукан,пока она замеряет такой нестандартный образчик, как я.Я боюсь сделать неверное движение и заполнить звоном ёмкость комнаты.И я говорю-говорю-говорю,на случай если придётся заглушить шум.
-Почему бы нам не открыть спину?
"Наивная,ты хочешь,чтобы я ходила с оголённым телом,чувственно покачивая бёдрами,как это делают все женщины.Как это делаешь ты и твоя дочь".
-Нет,-я для убедительности мотаю головой-
"Похоже она опять начнёт пугать меня червяками,если я откажусь,но теперь я могу постоять за себя .Ясно?И я знаю аргумент против которого можно только развести руками.Страшно гордая от своей змеиной изворотливости я выдаю:
-В этом сезоне так не модно.
Я иду к себе.Там меня ждёт постель,где я и скоротаю ночь,осторожно,чтобы не примять струны.Я не помню ,как они вросли в меня.Но больше всего я боялась немоты.В кошмарах я видела:в самую отчаянную минуту я как рыба открываю рот и не могу выдавить даже хрип.Просыпаясь,я не решалась заговорить.
Казалось,я забыла как это делается.Я просила,я умоляла: "Пусть у
меня будет что-нибудь,чтобы мне никогда не стать жертвой молчания.Ведь если стихнут на земле все звуки,люди будут ходить серыми тенями и сама кровь их станет безцветной,потому что и кровь,наверное,течёт с неуловимой мелодией,как шелест листьев,как бесшумный топот божьей коровки,проходящей по листку."Вот так.
И я стала гитарой.Боль от натяжения струн заставит меня говорить.
Мёртвыми словами,с мёртвыми глазами.Но это было неважно.Я получила то,что хотела.Вечное избавление от тишины.Теперь где бы я ни находилась:в автобусе,на улице,в магазине,даже когда я молчала,всё мой тело издавало блаженный звон.И я твёрдо решила хранить свой дар,как особый талант,как спасение.
Он появился внезапно.Как иногда после недель жары приходит дождь и приносит с собой целую симфонию:ветер,стук капель,как будто миллионы пальцев бьют по клавишам пианино,гром,молния.
Дома стоят ,нерушимые как сфинксы,но это уже дома под дождём и от того немного непохожие на самих себя.Он был...нет не красавец с зубами вампира,за которым ты ходишь и подставляешь шею.Он был и не юноша-карамель с обложки дорогого издания.Лёгкий,как вздох...Прованс...сиреневые поля лаванды,Ирландия,строгая зелень,сливающаяся с своенравным океаном,густой лес,волшебство,эльфы,запах сахарной ваты.Вот что он такое.И он играл,на гитаре.Его длинные волосы падали на лицо при всяком наклоне головы,и он деловито заправлял их за уши.Все выдумки и шутки,которыми он сыпал были также хороши,как чуть выступающие скулы на его лице.Он сказал,что можно ходить по облакам,что в небе летают драконы.И я поверила.И это было безрассудно,потому что он видел то,чего не видела я.И это было прекрасно.
Мне нравилось как он играет.Его запястья-тонки,пальцы скульптурно отточены,но ударяет он по струнам резко,дерзко и этот звон сливается с моим.Мы одинаково понимали,что есть радость даже если испытывали её по-разному.Он играл тягучие блюзы,резвые рок-н-роллы и прочие вещи ,которые я в душе я не одобряла,но которые он почитал за хорошю музыку и этого было достаточно.Иногда мы рисовыли вместе.Аляповатые контуры Ван Гога,дикие цвета Матисса,дымчатость Моне.Почему -то мы часто говорили о Ван Гоге.Не знаю,что он думал.Я всегда считала,что бедняга Винсент устал слышать тишину этого мира,потому в неполных 40 лет пустил себе пулю в сердце и ушёл,оставив по
детски наивные картины.Он не умел писать,как Рафаэль,но мы часто вспоминали его,нашего доброго друга.
Руки,перепачканные краской,соприкались.Это было электричество.
Мне ненужно было ложиться перед ним голой.Достаточно только провести пальцами по его шее.Откровенность.В его голосе не было смущения,когда он говорил: "Я хочу заняться с тобой любовью".Он мог бы промолчать,мог бы...И за это я любила его.Он слышал мой звон,но не знал его причины.Как не знал,почему я говорю,говорю,говорю.Обидно,ядовито.Мои слова вонзались,как острие шпаги в его тело,оставляя ран больше ,чем на мне проделали струны.Каждый день я вызывала его на дуэль.И он ни разу не обнажил оружие,чтобы отразить мои выпады.Это было терпение,мудрость.Я всё равно оставалась с поражением.Я говорила,говорила ,говорила,а сама отводила стеклянный взгляд.Я
мечтала глазами сказать: "Я люблю тебя",пока рот мой выплёвывал ядовитые колючки,чтобы он понял в какой я ловушке.
Тогда я писала ему письма,чтобы загладить вину,но мои струны и здесь цепко держали,заставляя руку выводить совсем не то,что нужно.
И это не могло длиться долго.От его прикосновений я вздрагивала.
Тогда-то он и спросил:
- Ты отгораживаешься от меня,словно стеной.Что ты скрываешь?
Я осознала,что теряю его.Это было выше моих сил.
Я мрачно пошутила:
-Чтож,о дефектах сообщаем заранее.
Скинув платье,я повернулась к нему спиной и тогда я услышала то,от чего бежала всю свою жизнь:Тишину.Я ожидала,что он повернётся и уйдёт,но он всё понял правильно,даже лучше, чем я сама.
Потому что он сказал:
-Ляг на живот.
Это был не приказ.Я знала,что мне придётся сделать так,если я обнажу свою тайну.
И я легла.
Я почувствовала,что он хочет коснуться меня.И испугалась.Я вспомнила,как он бывало по пол-часа терзал свою гитару,говоря,что она расстроена,прощупывал её какими-то особыми способами.Мне стало страшно: а вдруг я тоже расстроена?
Что тогда?Он был также напряжён,как все мои шесть струн,проткнувших навылет тело.Но когда он дотронулся до них,страшная боль сотрясла меня и я выгнулась дугой.Он не мог играть на мне.
-Прекрасный звук.Но я не могу играть на тебе.
"Всё кончено,-подумала я,- он уйдёт.Уйдёт туда,где ветер слегка колышет кроны деревьев,пчёлы жужжат и поёт соловей.Где не будет этого проклятого звона струн,прошивших меня и поддерживающих,как стальной каркас".
-Я мог бы вытащить их и поставить на свою гитару...
И это был единственный способ остаться с тем,кого ты любишь.
Он медленно тянул струну за струной,и я чувствовала,как душу из меня выдерают с корнем.По плечам струилась кровь,но не она беспокоила.Я не хотела слиться с этой серой тишиной.Теперь в автобусе никто не будет вслушиваться в странный звон.Моя мелодия покидала меня.И когда он вытянул из меня шестую,последнюю струну,я ненавидела себя,его,кровать,на которой я лежу,жизнь вообще.Он держал в руках мои струны и я хотела достать его сердце из груди и опутать ими.
И только когда он впервые сыграл на них ,я поняла:моя музыка не ушла.Она получила то Завершение,ради которого и была дана.
Иногда я в шутку говорила:
-Ну вот бросишь ты меня?Что я буду делать?
И он мог не отвечать,также как я могла не спрашивать.Мы были связаны этой плотью из дерева и стальные струны соединяли нас так прочно,как никакие брачные кольца не смогли бы.
Порой он наигрывает что-то испанское.Тогда кровь приливает к моим щекам.Он выводит мелодию,опровергая Немоту,Молчание,Тишину.Всё то,что пугало меня под куполом этого неба.Я завороженно слежу за пальцами:аккорды,переборы.Целый мир ,созданный чтобы наполнять безумием звуков.Он смотрит на меня ,улыбается и заговорщически подмигивает,словно спрашивая: "Неплохо,верно?"
И я вкладываю ответ в его голову,не говоря ни слова: "Замечательно".Ветер,цепляя ветки,не спел бы лучше,волна,набегая на берег,всё же уступает этому великолепию.
Тому,что доступно нам двоим.Он улыбается.Знает о чём я думаю.
Мой взгляд перебегает от одной руки к другой.
Как-то он сказал: "Твои глаза иногда полны нежности и женственности,а порой они возмущённо кричат".И это правда.Они больше не куски чистейшего муранского стекла.В них бьёт жизнь и я,наконец,могу вливать мысли в его сознание,не открывая рта. Он
пожалуйста".И он послушно продолжает.Некоторое время мелодия выражает раздумье.Потом он говорит: "Нет,надо играть что-нибудь весёлое".И он выдаёт какой-то безумный рок-н-ролл,который заставляет меня рассмеяться своей бесшабашностью.
И когда ему случается ошибиться,он жмурится,как кот,усмехается своей неловкости.
И в этот момент может случиться что угодно:Третья мировая война,землятресение,революция,но не может быть только одного:
гнетущей,невыносимой,невозмутимой Тишины,которая своим присутствием говорит нам,как маленьким детям : "Ну,чего раскричались?Теперь я пришла и никакой больше возни". Он гнал её.И я любила его за это.
Так звучала радость бытия.Так пели шесть струн,снятые с моей спины.