Светят тусклые лампочки. На белых плитах многоцветный изразцовый узор: синие двуглавые драконы с огненными пастями обнажили сверкающие мечи. На голову, на бумагу, не пальто с серого бетонного неба падают огромные капли первозданного дождя: кап... кап... - две капли в минуту.
Сижу в тифлисской бане с круглыми сводчатыми потолками, с узким коридором и с обязательной старческой фигурой в саване и с деревянными колодками на босу ногу.
- Банщица!.. - Несется из конца коридора, - банщица!..
- Ха!.. Иду,.. иду!.. Что хочишь?..
- Банщица! Вода совсем холодная!..
В ответ четырехязычная мозаика - здесь лучшие знатоки кавказских языков...
***
Последние пятна восточных красок и жаргонов стерты с улиц древнего азиатского города, загнаны в сутолоку базаров и в каменные мокрые стены серных бань. Бывших серных - серных больше не существует. Остались погруженные в землю более чем наполовину красочные коробки татарских построек с плоскими крышами. Остались худые, насквозь пропитанные мыльной пеной, банщики и терщицы - измызганные и заросшие призраки прошлых веков. Остались имена: Орбельяновская, Мирзоевская... Нет главного - серной воды. Вода ушла на красавец-курорт. А старые тифлисские бани тоскливо доживают свой век в ожидании, когда и в облепившие гору зыбучие улочки и двухэтажные домишки-муравейники Майдана ворвутся асфальт и центральное отопление. Азиатская эмблема древнего Тбилиси - Майдан обрастает кафе-павильонами в стиле "модерн", сквериками и угодливо изогнувшимися в низком поклоне лампионами дневного света...
***
Сижу в коридоре на грубой скамейке, разделенной на три части двумя подлокотниками. Вовка опять куда-то исчез. Его кошачья тень иногда появляется и снова растворяется в глубокой нише. Там каменная лестница. Там какие-то магниты, непреодолимо притягивающие его к себе.
Кап... Кап... Стена позади меня застеклена. Оттуда доносятся молодые женские голоса.
Появляется Володя и подтверждает:
- Там девочки...
- Откуда ты знаешь? - Его глаза сжимаются. Он жмурится от удовольствия; на лице расплывается улыбка.
- Знаю, ну! Видел...
- Врешь!..
- Знаешь, где я был сейчас?
- Где?
- Там! Я на тебя смотрел оттуда...
Он показывает на потолок. Блестящие курдские глаза, со всех сторон обшитые черным - черные-черные брови, черные ресницы и черная шевелюра - смотрят
наверх, чуть вбок. Там в потолке круглая дыра. Тропически насыщенную испарениями атмосферу бани отделяет от черного неба тонкий слой стекла. Одинокая звездочка заглядывает сквозь него
- Хочешь туда?..
... В коридоре пусто. Мы растворяемся в темноте. Володя берет мою руку. Шопот, как шорох осенних листьев:
- Здесь лестница...
Мышиными ходами добираемся до сырой, тяжелой двери. Он шарит руками, тихо скрежещет железо. Дверь открыта. В грудь врывается свежий холодный воздух. Огромная белая луна, окруженная звездной челядью, освещает нависшую слева стену и какую-то траншею, в которой мы стоим. Здесь трубы, битые кирпичи, хлам. Потом неожиданно возникают ступеньки. Поднимаемся. Выходим на большую бетонированную площадку. Как кресты на кладбище, стоят ровные ряды стеклянных пирамид-колпаков с отсеченными верхушками. Володя идет впереди.
Деловито, как приборы на пульте управления, осматривает содержание стеклянных колпаков, останавливается, рукой зовет меня. Я заглядываю.
Тусклый свет едва пробивается сквозь клубы водяного дыма.
Там, внизу, в темном тумане едва различимые три человеческих тела. Ах! Это женщины!
Одна из них ласкает, намыливая, белые груди. Отсюда, сверху, они кажутся огромными. Она спокойна. Она задумчиво перебирает их в своих руках, нежно треплет их, ухаживает за кнопочками сосков...
Ах, эта безмятежность! Ей ли догадаться, как четыре жадных глаза провожают
ее легкие движения, ощупывают ее голые плечи, как четыре руки сжимаются,
хватая в кулак пустоту, как страданием наполняются два тела...
Ее слепое спокойствие, ее неземное блаженство от ощущения тепла, от ощущения свободы, наполняют нас яростью, нагнетают желание...
О, это молодые женщины! Они дразнят нас своей медлительностью и доверчивостью... Они так безмятежны и доступны!..
Дыхания нет, исчезли городские звуки, потухли луна и звезды.
Мы слышим звуки падающей воды, мы слушаем голоса девушек и жадно следим за мягким покачиванием ленивых бедер в такт с движением руки, держащей маленькую мочалку... Звериное желание наполняет нас и сковывает. Нас манит это отверстие в каменной крыше, оно влечет нас!.. Что-то внутри приказывает: "разбей стекло, прыгай!.."
- Уйдем, Володя, уйдем отсюда! - Шепчу я.
Губы высохли. Лицо горит.
- Уйдем отсюда!..
Он молчит. Он не спешит. Его глаза хищно блестят...
- Я ухожу, Володя!..
Он не слышит...
Я ухожу. Ступеньки и траншея. Тяжелая, мокрая дверь и спуск во мраке. Потом светлое пятно, яркий, после темноты, коридор, и моя скамейка на три места. Она пуста.
Здесь так спокойно!..
Я сажусь. Я сник. Драконы с обнаженными мечами смотрят на меня. Слегка дрожат пальцы на руках; чуть подпрыгивают колени...
Понемногу я освобождаюсь. Проходит пыл, проходит горение ...
Здесь тепло. Тихо. хочется спать...
- Банщица! - Несется из конца коридора, - банщица, вода горячая!..
Кап... Теплая, мягкая капля падает на голову. Я поднимаю глаза. Капли висят надо мной прозрачные, огромные. Они чуть заметно шевелятся, будто выбирая место, откуда удобнее упасть... Там наверху я вижу круглую прорезь в потолке, в ней мерещится мне мертвецки белое, искаженное страданием, лицо Володи. Глаза его горят, они сверкают непонятным блеском...
- Чего ищешь? Там никого нет, - раздается над моим ухом. Пришел Вовка.
- Ну?..
- Тихо! Они скоро выйдут...
- Пойдем купаться, наш номер свободен...
- Нет!.. Пусть выйдут. Я хочу увидеть их...
Я соглашаюсь. Он садится рядом. Мы молчим. Думаем о своем... Сидим...
Вот скрипнула дверь позади нас. Внимание!
Выходят две девочки. Им лет по четырнадцати. Красные, довольные лица, на-
крест перевязанные за спиной зеленые шали. В руках авоськи со свертками.
Эти не интересны. Мы ждем ТУ...
Она задерживается. Она дразнит нас, снова раскручивает спираль наших мыслей, манит туда, в тусклый номер...
Наконец, она появилась. Проходит мимо краснощекая, задорная, немного задумчивая, спокойная...
Сколько мудрости в ее безмятежности! Она бросает дружелюбный взгляд, полный доверия. "Желаю вам радости... Она ждет вас,.." говорит он.
Я отворачиваюсь. Тихо...
***
Я медленно и нехотя раздеваюсь. Володя ушел мыться. Беру мочалку, мыло, иду к двери.
В распахнутую дверь врывается белый пар. Звонко стучит струя воды, разбиваясь о мраморные плиты ванны. Чуть дальше каменное кресло с круглой спинкой. В чаше сидения дырка для воды. Над креслом шелестит душ, взвизгивают упрямые струйки, вырываясь из узких отверстий.
Я вглядываюсь. В облаках пара, на грязно-серой стене желтеет володино паучье тело. Оно приникло к мокрому камню. Одна нога его стоит на трубе; вторая движется, судорожно ищет опору, цепляется за мельчайшие шероховатости стены. Напряженные пальцы руки держатся за едва заметный выступ. Он припал лицом к стене, он боится дышать и не может оторвать горящего взгляда...