Анна вылетела из зала собрания, словно печенежская стрела. Внутри у нее все клокотало. Как они могли! Как? Это просто не укладывалось в голове! И ее отец все терпит! Да этих варваров надо...

Слуги, все, что были поблизости, бросились кто куда. Но Анна не обратила на них внимания. Она подошла к окну и распахнула его. Вид окрестностей, обычно успокаивавший, сейчас не принес облегчения. По этой земле недавно прошлись печенеги, оставив уродливые следы своего пребывания. Долины, когда-то зеленые, славившиеся урожаем, сейчас были серыми, вытоптанными, пустыми. На горизонте поднимался дым, там еще бушевали пожары. А прямо по дороге, никого не таясь, шла стая волков. И некому было ее остановить. Все защитники были либо убиты, либо сидели в замках, подобных этому. Замках, неприступных для волков в любом обличии.

Ярость бушующая, пламенная сменилась ледяной волей и расчетом - холодными и упругими, как скандинавские клинки. Анна, дочь императора Византии Алексея Комнина, обученная всему, что должна знать правительница, выданная замуж ради блага империи, прозябающая на должности придворного летописца, укротила свой гнев, заставив себя думать о благе страны.

- Как бы ни был горяч брат мой, никто, кроме него, не сможет вам помочь, - раздался мягкий, бархатный голос. - Не будь его, я не привел бы свою орду в ваши земли.

Анна посмотрела на говорившего. Высок, строен, могуч. В имперской гвардии было немало тех, кому подходили эти слова, но только пока рядом не появлялся этот гигант. Спокоен, умен, рассудителен. Лучшие из учителей, что учили Анну, были такими же, но к их словам она не прислушивалась. Молод. Среди слуг, что ожидали ее приказаний неподалеку, наверняка были столь же юные, но могли ли они спасти Византию, как он? Он, пришедший с востока половецкий хан Тугоркан, чьи светлые кудри сияли не менее ярко, чем волосы стражей-наемников с далекого севера. Что ему здесь надо? Почему он здесь? Что он захочет в награду?

Эти мысли кружили голову.

- Ага! Вот вы где! Клянусь всеми духами неба, уйти оттуда было самым верным решением!

Сияние хана Тугоркана поблекло, отступило, исчезло. Словно и не было вовсе.

- Мы ждали тебя, брат мой Боняк. Ведь только смерть разлучит нас.

Боняк, еще один половецкий хан, не был ни высок, ни прекрасен. Его острые черты лица, показавшиеся Анне крысиными, выдавали в нем истинного степняка, привыкшего к ветру, солнцу и дождю. Одет ярко, пестро, вызывающе. В глазах рябит от всего этого разноцветия. А уж звенит своими украшениями при ходьбе - любая девушка на выданье позавидует! И при этом ведет себя так, словно это он император Византии, а все вокруг его рабы. Анну тошнило от одного вида Боняка. А мысль о том, что Тугоркан идет за Боняком, как слепой котенок, бесила. Бесила так, что хотелось выхватить кинжал и всадить его в ненавистное лицо.

- Так это ты дочь императора Алексея. - Боняк посмотрел на Анну так, словно каждый день видел дочерей императора. - Занятная!

Анна, не моргнув, ответила на его взгляд. Это было единственное, что она сейчас могла. Еще никто до этого момента не говорил ей в лицо, что она "занятная". В лести, слышимой день за днем, такого слова никогда не встречалось. Потому, несмотря на всю свою внешнюю невозмутимость, Анна была в недоумении. Как его понимать? Это комплимент или оскорбление? И о чем говорить с варварскими ханом, с которыми даже советники императора Византии не могут сговориться?

Боняк покачал головой, неспешно проводя рукой по поясу.

- Вы все полны сомнений. Думаете о гордости, об этикете, о выгоде. А есть ли у вас время думать об этом? Даже ты, Анна, вот сейчас. И потому не можете ни согласиться на помощь, ни просто ее попросить. Иногда мне кажется, что вы все тут в городах просто жалки. Умереть на коне не можете, а под стулом боитесь!

- Поосторожнее в речах, юноша, - к задохнувшейся от возмущения Анне подошел ее старый учитель, опираясь на клюку. - Гордость присуща здесь каждому. А она пагубна, когда чрезмерна. И, поверьте, способна разрушить все, чего коснется.

Старый учитель, седой старик, смотрел на Боняка с улыбкой человека, повидавшего многое. И во взоре его не было страха. Лишь любопытство и мудрость.

- Не волнуйся, уважаемый старец, - Боняк склонил перед старым учителем голову. - Я найду свою смерть в бою далеко отсюда. Мне так обещали.

Последние слова Боняка породили тишину и перешептывание. Перешептывание перешло в неясный гул. А гул выплеснул перед Боняком молодого писца, явно решившего выделиться перед дочерью императора.

- Обещали? Кто? Ваши божки? Есть ли им вера?

- А твоему богу есть вера? - черты Боняка заострились сверх меры. Казалось, это уже и не человек, а дикое животное, что сейчас сорвется и начнет убивать.

Молодой писец напрягся. Ему явно стало страшно, но убегать сейчас было еще страшнее, засмеют.

- Да, мой бог... - неуверенным голосом начал молодой писец. - Он...

- Висит у меня на поясе, - заметил Боняк, беря себя в руки. - И у моего брата Тугоркана тоже. Придя на землю твоего бога, мы и его почитать начали. Продолжай!

Анна бросила взгляд на пояс Тугоркана. Да, среди всяких амулетов, знаемых ею и не знаемых, висел и христианский крест, подвешенный, правда, на русский манер, вверх ногами. Отбирая материал для летописей, Анна читала отчеты миссионеров в северных землях и знала, как тяжело было заставить носить символ Христа правильно. Новообращенные видели в кресте знак, подобный знакам своих языческих богов. И потому стремились повесить его тяжелой частью вниз, как и все свои, старые. А то и вовсе нанизывали ожерелья, увешанные крестами, словно это был не символ Веры, а простое украшение. И единственным средством борьбы с этим невежеством было терпение и многократные объяснения. Так что Боняку его крест достался, похоже, от русского торговца, который мало что смыслил в христианстве.

Молодой писец с этим обычаем явно был незнаком и потому, побледнев, только и мог, что открывать и закрывать рот. Но на место потерявшегося спорщика тут же выискался другой.

- Закрой рот, варвар. Знай свое место! - перед Боняком встал полноватый мужчина в атласных одеждах. Один из советников отца. - Ты в святой обители! Не смей богохульствовать!

Анна оглянулась и поняла, что тут уже собралось много народу. Похоже, императорский совет закончился, и вокруг стояли те, кто на нем присутствовал. Не было видно лишь ее отца. Хотя Анна ни секунды не сомневалась, что он видит и слышит все, что сейчас происходит. И именно его воля вывела перед Боняком этого советника.

"Словно овцу перед волком" - пришло в голову Анне. И ей стало жалко советника, которого отец небрежно бросил в ссору или, скорее, на возможную погибель. Сколько их у него таких? Сколько мечтает ими стать? Жаль стало и Боняка, который так легко попался в капкан византийских интриг.

- Место? - Боняк побледнел и выдернул из-за пояса плеть для коня. - Это мне, волку, всякая плешивая собака будет на место указывать?

- Спокойно, брат мой! - Тугоркан схватил Боняка за руку. - Не здесь!

Плеть, так и не развернутая, ткнулась в горло советника. Императорская стража, до этого момента невидимая, оказалась рядом, ожидая команды. Даже слуги повысовывались из своих потайных мест, чтоб лучше разглядеть происходящее. Им не терпелось увидеть кровавое зрелище, чтобы потом пересказывать его друг другу, придумывая все новые и новые детали событий.

Но Боняк замер. Замер и перепуганный советник, кося одним глазом на плеть. Лишь стражники неловко переминались с ноги на ногу, так и не зная, что им делать.

- А я ведь просил отнестись к моим гостям со всем почтением. И не беспокоить их глупыми ссорами, - тихий, скрипучий голос императора Византии Алексея заставил умолкнуть даже шорох одежды и нетерпеливые вздохи.

- Наказанием Моего человека, осмелившегося ослушаться Моего приказа, я займусь позже, - продолжил император Византии. - А пока можете отдохнуть, дорогие гости. У вас ведь был долгий путь. А я должен обдумать, как именно стоит принять вашу благородно протянутую руку помощи.

Тугоркан отступил на шаг, отойдя от Боняка, и Анна почувствовала, как мурашки побежали по ее телу. Боняк стоял все в той же позе. Но выглядел он уже не как рассерженный скотовод, а как властитель, принимающий решение.

- Хорошо! Я буду ждать ответа три дня. А потом, либо с вами, либо без вас, я уничтожу печенегов, клянусь. Ведь именно для этого я здесь! - Боняк медленно, напоказ, убрал плеть обратно за пояс и посмотрел на советника, все еще дрожавшего перед ним. - Прощай, пес! Больше мы не увидимся.

Взглянув на Тугоркана, Боняк неспешно пошел к выходу. Тугоркан чуть усмехнулся и, кивнув Анне, двинулся следом.

- Одно движение головы, - услышала Анна тихий голос старого учителя. - А как начинает биться сердце! Эх, годы молодые!

Анна собралась переспросить старого учителя, что он имеет в виду, но поняла, что ее щеки просто пылают. И жар этот сейчас видят все. Необходимо было собраться.

- Перо, бумагу и чернила! - Анна посмотрела на молодого писца, что затеял спор с Боняком. - Живее!

- Верно! Работа важнее всего! - кивнул старый учитель. - Записать все и обдумать. Выбрать лучшее и занести в летопись. Иногда мельчайшие, казалось бы, детали способны осветить бездонные пропасти заблуждений.

Анна отвлеклась от размышлений старого учителя и проводила взглядом Тугоркана и Боняка, уже подошедших к выходу. Взяв себя в руки, она уже задумалась, а стоит ли вообще что-то записывать это событие? Приведет ли оно к чему-нибудь ценному для Византии? Ведь вряд ли отец согласится призвать на свои земли одних степняков, чтобы прогнать других. Все степные народы одинаковы, так говорят старые летописи. Они приходят и уходят. Лишь Византия стоит в веках!

Двери перед Боняком и Тугорканом распахнулись, открывая внутренний двор крепости. И тут же вся округа наполнилась волчьим воем. Не воем одного, двух или десятка волков, а песней сотен глоток. Анна выглянула в окно. Те волки, что до этого неспешно бродили по дороге, сбились в плотную кучу и тоже выли.

И вдруг все стихло. Лишь хан Боняк медленно опустил вскинутую руку. А затем взлетел на коня.

- Все-таки очень они интересные, - вздохнул старый учитель, глядя, как два всадника удаляются от византийской крепости. - Было бы времени больше, я бы обязательно расспросил их, что они такого совершили, что печенеги их именами детей пугают.

- А это так? - переспросил вернувшийся молодой писец, прижимая к груди свитки бумаги и множество перьев. - Так уж и пугают?

Анна хотела было отругать писца за то, что он принес столько лишнего, но передумала, взглянув в окно. Там стая волков расступилась перед двумя всадниками, чтобы затем выстроиться позади них, словно почетная охрана.

- Летом одна тысяча девяностого года от рождества Христова, - начала диктовать молодому писцу Анна, напряженно глядя в окно, - по зову императора Византии Алексея Комнина явились степные воины, прозывающие себя половцами. Дабы очистить землю священную от мерзких печенегов, ее наводнивших...

- Умер! Умер! - донеслось откуда-то из комнат. - Советник императора умер. Тот, что со степняками ссорился! Кровью изо рта захлебнулся, словно ему горло разорвали!

- Значит, надо думать, кого взять ему на смену. - Анна развернулась на голос отца и на секунду замешкалась перед тем, как склониться перед владыкой.

Император Византии не заметил оплошности. Или сделал вид, что не видит. Он подошел к окну и провел рукой по раме.

- Не простынешь у открытого окна стоять? Хотя для чернил, кажется, так ведь лучше? Что же, хорошо! Работай!

Император посмотрел на дочь с улыбкой. И добавил.

- Запиши заодно, что поход состоится. Я уже велел слать вестовых. Нет у нас времени ждать помощи от христианских стран. Пять лет мы молим их о помощи, а никто так не откликнулся. Молчат, словно ждут нашей гибели. Нет более смысла разбрасывать камни. Может, и половцы на что-то сгодятся!