Сначала надо аккуратно оторвать длинную полоску от листа бумаги. Свернуть полоску в маленькую плотную трубочку. Типа - фильтр. Не фильтрует, конечно, но позволяет сэкономить табак и держать самокрутку пальцами. Потом - достать из маленькой квадратной пачки тонкий листик папиросной бумаги. Положить на стол полоской клея от себя. Достать из синего пакета с надписью "Маверик" щепоть табака, скомканного длинными волокнами. Уложить на листик длинной горкой, справа примостить фильтр. Сдвинуть все, чтобы левый уголок бумаги повис вне столешницы, подцепить его снизу пальцем. И плавно поднять всю конструкцию, удерживая табак. Одновременно двумя руками синхронно заворачивая передний край. И, ровно накрыв по всей длине, постараться потуже завернуть полоску внутрь. Оставив оттопыренным лишь покрытый клеем участок.
Высунуть язык. Заострить кончик и нежно провести по клею, стараясь не замочить другую, уже завернутую сторону. Ровно прижать полоску по всей длине - без щелей и морщинок.
Готово. Почти. Кончик сигареты почти без табака. Сидя в своей одиночке, Блонди не знала, как в таких случаях поступают другие. Она переворачивала сигаретку, постукивала о металлический стол, прикрученный к полу, и трамбовала табак кончиком шариковой ручки. Потом подсыпала щепотку мелкого из той пачки, что почти закончилась. Снова трамбовала. Так - несколько раз.
Когда была охота, делала несколько сигарет сразу. Укладывала торжественно в пустую пачку из-под Кэмела. Потом постепенно выкуривала. Иногда делала одну - раз покурить.
В телевизоре над головой скакали панки в подгузниках и татуировках.
Бло вздохнула. Одно спасение - канал GoTV, хоть панков послушать. А так - тридцать четыре канала и - одни говорящие головы. Ток-шоу. Ведущие в гостях у австрияков. Австрияки в гостях у ведущих. И еще - операции. Целыми днями то по одному, то по другому каналу кого-нибудь режут. Людей, кошек, жеребцов опять же холостят в прямом эфире.
Вот интересно, за две недели ни одного фильма со Шварцнеггером не показали. Наверное, все по кабельному. И вообще, фильмов могли бы и побольше показывать. Каждый день - одно кино в восемь вечера. На одном канале. Просто старые совеццкие времена.
Сигаретка упала, рассыпая мелкий табак. Блонди полезла за ней под стол и снова приготовила шариковую ручку. Торопиться некуда. Свет в камере плохой, много не попишешь. Разговаривать не с кем. В коридор не выпускают. Еда - в окошко в железной двери, только руки и видать. И телик включают из коридора в десять утра. Часов нет. Сиди, кукуй, не зная, восемь ли, полдесятого...
Да и надоело ей много курить. Первые три дня извращалась, делала фильтр из туалетной бумаги. Потом надоело возиться. Но с удивлением обнаружила, что фильтр-то - фильтровал! Сигаретки с простой бумагой были крепкими до тошноты. И курить сразу хотелось намного меньше. Можно было бы и совсем не курить, но - чем тогда заниматься? Ходить взад-вперед, как дедушка Лукич? Во-осемь шагов к окну, во-осемь обратно. Через десять минут голова кругом.
Панков сменили рэпперы. И поболе показывают. Неужели так любят в чинной Австрии речитативных афроамериканцев?
Она закурила, прислушиваясь к звону ключей в коридоре. Ее камера находилась на короткой стороне прямоугольника. Всего две двери рядом - номер шесть и номер семь. Блонди - в магической семерке. Артем - в счастливой тринадцатой.
Сердито фыркнула. Ну, и ей это помогает? На порядки в центре она не жаловалась. Вернее, на надзирателей не жаловалась. Нормальные дядьки. Битте, гутен морген. Много их. Меняются часто. Каждые полдня в окошке маячит новый херр биамте.
Каждый новый - посмотрит сурово в первый раз. Во второй - может даже улыбнуться. И - битте. Один даже полпачки кофе подарил. Блонди от восторга чуть не уписалась. До этого ей два дня кофе таскал грузинчик из соседней камеры с длинной стороны коридора. Прибежал первый раз - в махровом халате и в тапочках - после обеда. "Доброе утро" - говорит. Отобрал пластмассовый стакан поллитровый, потом притащил с горячим сладким кофе. Счастье!
А потом - перестал. Или перевели, или решил, что раз магазинный день прошел, то сама должна купить. Но - спасибо ему.
Когда не появился, Блонди в завтрак тоненьким голоском стала пытать подавальщика: "кофе будет?". Не понимает. Попробовала по-другому. И "кафе" и "коффи". Ни фига. Надо узнать у Артема, как по-немецки кофе. Неужто совсем уж по-другому.
Короче, дали жидкого чаю и полбатона серого хлеба. Завтрак. В обед попить не дают. Только зуппе и второе. Макароны там, клецки всякие. По виду что-то розовое бывает, как бы мясо, а раскусишь - опять мука.
Куковала до полдника, смирилась. Решила, пусть аскеза, все равно я вас, мальчики, терпением перебодаю.
А в полдник с начатой пачкой кофе прибежал пожилой седой биамте в очках. Заставил сделать, залил кипятком. И с этим же стаканом выпроводил на вторую шпацирен. Прогулку то есть.
Целый час в пустом каменном дворике. Из растительности - полоска мха вдоль стены. Сорок шагов. Кусочек неба над сеткой-рабицей. По бокам - кольца колючей проволоки. На асфальте - шахматные клетки. Вдоль стены - пластмассовые фигуры. Но ребята со скрежетом вытаскивают теннисный стол и весь час стукают шариком.
Блонди, обычно, с Артемом треплется. Все - общение. Да и не дурак он, несмотря на разницу в политических предпочтениях.
- Вот выйду, домой в Россию отправлю тысяч двадцать евро. Там дело
закроют и можно будет спокойно жить. А сейчас нельзя мне туда ехать. Вот и застрял здесь надолго. Если б домой попросился, то не сидел бы. Две недели и все.
Да уж... Блонди со своей феерической способностью влипать во всякие обстоятельства только вздыхала. Ну, потеряла документы в Австрии, ладно. Пока все, как у людей. Но потерять еще и внутренний паспорт, так не вовремя отправленный почтой из одной страны в другую! Теперь вот, бодайся с консулатом, то есть с посольством. Артем как-то посмеялся и утешил "была б ты криминальная, тебя выпихнули бы за неделю, закрыв глаза на то, есть документы или нет. А так, попалась, сиди, пока все деньги не выкачают!". И Бло с ужасом узнала, что за пребывание в этом каменном мешке с нее сдерут по 30 евро в день. У кого нет денег - с тех не берут ничего. А у кого что-то есть, те платят за себя и за того парня. И - не одного.
Артем был ее дОлмачи. Переводчиком. Когда она с Делией беседовала первый раз. Хромое везение Бло никогда не оставляет. Ее в депортцентр привезли в понедельник вечером. А один раз в неделю, по вторникам, сюда приходит социальный работник - беседовать с бедолагами. И еще раз в неделю - приезжает иностранная полиция. Допрос по средам. Все. Прибыл в среду вечером - остался на неделю брошенным, никто твоими делами не занимается. Прибыл во вторник вечером - жди неделю социала. У девушек из службы - мобильные телефоны. Дают позвонить. Сколько хочешь и бесплатно. Если, конечно, вспомнишь чей-то номер. Потому что все отбирают, кроме тряпья. Мобилы, фотоаппараты, ножницы. Даже зеркальце. А в камере зеркало металлическое. Звенит, если щелкнешь. Свет тусклый, Бло в нем красивая. Всегда. Несмотря на то, что весь крем отобрали. Оставили почему-то для ног. С пиявками, конским каштаном и жгучим перцем. Из-за перца Блонди мазать лицо им не решилась.
А Делия на самом деле не социальный работник, а сотрудник организации по защите прав человека. Занимается "хорошими" растерехами. Которых нужно просто домой отправить, а не депортировать с полицией. Но по-русски она не говорит. Только немножко по-английски. Примерно, так же, как и Бло. А немецкого Блонди вообще никогда и не знала. На допросе была, конечно, милая девочка-переводчик. Улыбалась вежливо. Приятная. Поспрошали, хочет ли Бло укрыться в Австрии от преследования властей на родине. "Домой хочу" - мрачно сказала героиня депорта. Записали данные - родилась, жила, живет, замужем ли...
Приятная девочка переводила, улыбаясь. Наулыбалась на 150 евро... За пятнадцать минут работы.
Так что Артем появился вовремя, Делия его попросила. Слушал внимательно, переводил, попутно давал Бло советы вполголоса.
Во время первой прогулки окликнул ее из камеры. Так и общаются теперь - Блонди стоит посреди дворика, задрав голову. Переминается с ноги на ногу. Все - зарядка. И смотрит на Артемово лицо без ушей. Промежуток между толстенными - в руку - бетонными балками решетки как раз до кончиков бровей. Когда Артем улыбается, то улыбка - щербатая с одной стороны - на весь промежуток.
Блонди поморщилась, докуривая. Противно, однако. Надо снова делать туалетно-бумажный фильтр.
В коридоре зазвенели, приближаясь, ключи. Биамте сначала решетку через коридор отмыкает, потом снова закрывает. Потом уже возле камеры звенит. Может, откроет. Бло пару часов назад просилась позвонить в посольство. Нажала кнопочку на стене.
- Я-а? - раскатистый голос.
- Херр биамте, телефонирен консулат, битте!
В ответ - длинная непонятная фраза.
Вчера просилась с утра. В десять. Потом два раза напоминала. К телефону отвели в три часа.
Дежурная в посольстве сообщила, что консул ушла и сегодня не вернется. Посоветовала звонить пораньше. Бло чуть не расплакалась в трубку. Будто она в теплой постели нежилась и рукой махнула, типа, ах, потом позвоню... А плакать нельзя. Отберут ножи-вилки, не принесут кипятка для кофе. И даже раз в день проветрить не откроют. Только прогулка. Святое. Не положено без нее.
Ключи предупредительно зазвенели у самой камеры.
Первые дни Блонди очень смущали глазки. В двери и в стене под телевизором. Ночью - две проверки. Свет из коридора включается, биамте смотрит - повесилась ли на шнурках кроссовок украинская блондинка, что все время пишет? Или спит? На ночь свет тоже гасят из коридора. В камере нет выключателя. И зажигалку отбирают. Если утром в семь не встанешь и быстренько не оденешься, то к половине восьмого придется бегать неглиже, принимая завтрак.
Потом Бло махнула на глазки рукой. Вряд ли тут кто будет в них на нее любоваться. Судя по рассказам Артема, с законностью здесь ой, как строго. Стучат все друг на друга. А и посмотрит, что нового увидит? Не Пэрис Хилтон, в конце-концов.
Как-то в разговоре с Артемом она удивилась наивно, почему нормальные, вроде, люди идут в тюрьмы работать. Вон фрау Мутман в женской тюрьме, куда Бло определили на выходные, пока полиция не работала - кинозвезда просто. Стройная, красивая, волосы каштановые до маленькой круглой попы. Обыскивает каждый день сумки, голых женщин заставляет приседать.
- Да ты что! - сказал Артем, - ты знаешь, какая тут социалка! Если человек на государство работает, так ему и льготы везде, квартира, кредиты, пенсия.
Ну, тут Бло успокоилась. Нормальные, стало быть, люди. За социалкой пришли. Работать просто.
Самое паршивое в порядках центра - невозможность общаться с волей. Есть деньги - все равно продадут одну телефонную карту за семь евро два раза в неделю. Домой звонить - пять-семь минут и деньги кончились. У кого есть здесь люди на воле, передают код карты. И потихоньку, чтобы не увидел биамте, можно набрать код и говорить. Но - следят, запрещают. Да и не было никого у Бло в Австрии. А ей еще надо Артему вернуть полкарты, он в первый день выручил - отдал свою. Там - четыре евро. Он, конечно, отказывается, но Бло ведь сама видит, что ему тоже нужно. Спасибо ему.
Блонди задумалась, скольким людям за последние десять дней она может искренне сказать спасибо.
Водитель в полицейском участке, что разрешил позвонить с ее собственного мобильного не два раза, а, махнув рукой и прогуливаясь в коридоре - по всем номерам, что она сочла нужными.
Девочки в тюрьме, что делились с ней сигаретами и вкусностями, хотя знали, что в понедельник ее переведут и отдарить обратно она не сможет.
Юная чеченка Хэйде (ее переводили, когда Блонди привели в камеру), что, стоя на цыпочках на спинке кровати, кричала гортанно мужу в соседнее окно:
- Бадур! Купите Лене сигарет и зажигалку! Она - хорошая!
Делия, ходившая за начальником центра в попытках выпросить лаптоп. Все три вторника. Не дали, правда, все равно.
Артем, каждый день на прогулке совавший ей через решетку - зажигалку, карту, пачку табаку, бутылку минералки. А потом просто угощавший ее набитыми машинкой аккуратными сигаретками.
Грузин с горячим сладким кофе.
Биамте с пачкой кофе и лишней прогулкой.
Зазвенели ключи в замке.
"Не забыть попросить туалетной бумаги. И ручку еще одну, вдруг дадут. А то кончится эта - что делать до отбоя?" - наказала себе Блонди. Лишний раз звонить и смотреть на людей в форме не хотелось. Хоть и людей.
Открылось не окошко - дверь. Ага, самый противный биамте. Главный. Вредный дядька.
Посмотрел возмущенно на Блонди, на пепельницу, кинул взгляд орлиный на окно. Блонди пожалела, что никак не соберется развесить на фрамуге постиранных трусов с лифчиками. Тот любимый, оранжевого цвета, вывесить. Пусть ругается и принимает за деревенщину, мол, в стирку надо сдавать.
Прокричал что-то возмущенно. Не поймешь, то ли так ругается, то ли сердится, что поругать не за что. Блонди посмотрела на него ясным взглядом. Ну, ни слова не поняла.
Снова что-то вопросил, окидывая рукой камеру. Подошел к окну и ткнул пальцем в полузакрытую фрамугу. Проветрить надо. Накурила. Наверное.
Бло залезла на спинку кровати и открыла форточку.
Удовлетворился. И - телефонирен консулат. Ну, надо же!
Вышли. Открыть решетку, закрыть. Вдоль открытых дверей длинной стороны. Мужчины валяются на кроватях, провожают взглядами. Не комментируют.
Только негры как-то на прогулке, увидев ее через решетки, когда она пыталась высмотреть Артема, возрадовались:
- О! Фрау! Хеллоу!
И весь интерес.
Идя за биамте, Бло вспомнила голубую мечту знакомой дамы: "вот был бы у меня та-акой мужик! Чтоб любил, дарил сапоги и шубы! Но чтоб давать ему не надо было..."
Ситуация, в которой находилась нынче Блонди, несколько с мечтой перекликалась. Бумаги она себе добыла, ручки дают, кормят, прогуливают. И запирают одну с телевизором, говорящим на непонятном языке. И мужчины вокруг. Не пристают, но в тонусе быть надо. Короче - пиши, балда! Пользуйся!
Старалась.
Просто болдинская осень в австрийской тюрьме! Знать бы еще, когда отпустят. Ох...
Миновав все решетки, вышли, наконец, на относительную свободу большущего полицейского участка. Пятьдесят тысяч населения в Вэльсе и такой дворец из стекла и бетона! И пластика. Такое впечатление, что полгорода в ментовке работают.
Старший сам набрал номер телефона, записанный на бумажке. Поговорив, убедился, что коварная Бло его не обманула и звонит именно в консулат. Подал трубку.
- Здравствуйте, - сказала Бло, - это Бондаренко из Вэльса вас беспокоит. Могу я узнать, как движутся мои дела?
- Передаю трубку консулу, ждите...
Музычка, музычка, музычка....
- Слушаю.
- Это Бондаренко. Из...
- Да знаю, знаю, - раздраженно закричала дама-консул, мешая русские и украинские слова, - вы нам тут. Мы тут. Короче, тут звонят насчет вас. Все время (обвиняющим тоном).
Блонди скромно промолчала, радуясь.
- И пишут... Сегодня уже пять писем пришло!!! Работать невозможно!!!
Блонди засомневалась, жалеть ли ей послицу.
- И знаете, что я вам скажу?
- Нет еще.
- Это все мне даже как-то подозрительно! Столько народу, а справку взять некому!
- Так они далеко все!
- Где? Где именно?
- Ну-у, так, это - везде...
Помолчали. Вдвоем. Блонди позволила себе позлорадствовать слегка. Дама настолько искренне огорчалась, что ситуация с этой Бондаренко мешает плавному течению их австрийской жизни, что пыталась жаловаться самой Бло!
- Короче, пришлите уже что-нибудь одно! Либо факсом паспорт, либо - справку. И мы вам сразу сделаем документы!
Во фразе ясно слышалось - "избавиться бы от вас поскорее"...
- Спасибо, - сказала Бло.
Дама бросила трубку.
И Бло побрела за биамте к платному телефону. Передавать приветы всем. Которые - везде.
Эпилог.
Паспорт, путешествующий, очевидно, на почтовых лошадях, появился дома через три недели. В тот же день был отправлен в посольство. И в тот же день на бедную заблудшую Блонди сделали выездные документы. Не требуя нотариально заверенных копий и курьерской доставки.
Умеют же работать быстро! В особых случаях!!!
Постскриптум. Отрывок из дневника.
Воскресенье.
Ночью кто-то из ребят тоскливо пел. Утром открыли мою дверную фортку, свет не зажгли, зажигалку кинули на стол. Сама, встав, слазила рукой к выключателю в коридор. Попробовала второй, думала - телик. Ни фига. По радио три канала, я даже время не понимаю. А у ребят только радио, телевидения нет. В правилах в самом конце прикреплен ма-а-аленький кусочек бумаги, где написано, что тв - платное. На русский этого не перевели. На немецком мне словачка Ленка прочитала и перевела. Она ночевала одну ночь. Утром за ней из Братиславы мама на машине приехала. Ленку ей отдали. Не знаю, сколько платить, в тюрьме девицы платили за тв по 11 евро в месяц. Здесь говорят "ойро". Надо купить марок и написать письма. Хоть и дорого. Зато время займется.
Беспокоюсь, хорошо ли пишу рассказы. Есть ли скольжение. "Тату" надо однозначно переписать. "Он сказал", "она сказала" - сплошные глаголы. Плохо. Наверное. Давай, Лена, не филонь, ты же можешь! Не относись к этим рассказам, как к способу убить время. Жаль, что бумаги немного, нет возможности переделывать одно и то же триста раз. Ковырялась бы. А с другой стороны, ответственности больше.
На завтрак опять серый хлеб. Мерзкий. Отказалась, еще вчерашний в пакете лежит.
На обед - второе - какая-то каша с изюмом. Чувствовала себя на поминках с кутьей.
На ужин подавальщик торжественно принес стакан чуть теплой воды. Для кофе. Слышала, как набирал из-под крана. Кухонный блок почти напротив. Хоть плачь. Надо спросить у А. как по-немецки "кипяток" и "нерастворимый кофе". А. сказал, что подавальщик тоже сидит, но работает, чтоб убить время. Спросила имя у него. Клиста. Ну, что за имя!!! Зато дали апельсин. Корочки кладу в туалет. Освежитель воздуха, ароматизатор, ха-ха.
Валерьянка слабая. Прячу все три таблетки, чтоб выпить на ночь. Все равно просыпаюсь. Особенно во время проверки, когда включают свет в камере. Ночью думать нельзя. Плохо. Все равно от меня ничего не зависит, только ждать. Завтра - лавка. Составить список, что купить. Карта. Молоко. Табак. Душ, не знаю, пойду ли. Холодно. Простыну точно. Батареи топят один час в день. Два свитера, носки шерстяные.
Завтра буду звонить. Надо написать, что спросить и у кого. С. пообещал подарить карту свою, но пока потрачу, ту, что куплю.