Стася Шер Бланк : другие произведения.

Капля меда в бочке дегтя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Уже около года частные детективы и милиция ищут пропавшую девочку Полину. Ее старшая сестра Яша уже совсем отчаялась и даже не верит в возвращение сестры, но, тем не менее, никаких доказательств, что убийство было совершенно. Но что же тогда было совершенно и куда пропала девочка? Спустя почти год после ее пропажи к потерявшей надежду Яше приходит странный человек, который слепо верит в то, что девочка жива и обещает ее найти, чего бы ему это не стоило... Девочка, или тот, кто ее похитил путает пути, нити и Моро и Яше в их тщетных поисках предстоит оказаться и на кладбище, и в квартире странной соседки девочки Мары, имя которой значит ћбогиня смертиЋ, на балу у сатаны и не только... А потом они понимают, что это не они ищут девочку, а девочка или кто-то, кто управляет ей, ищет их...

   Капля меда в бочке дегтя
  

Мы движемся вниз по лестнице ведущей вниз,

Связанная птица не может быть певчей.

Падающим в лифте с каждой минутой становится легче.

Собаки захлебнулись от воя:

Нас учили не жить, нас учили умирать стоя...

Борис Гребенщиков.

   Интродукция.
  
   "Никто никогда не даст тебе большего могущества, чем дадим тебе мы..."
   Вспомнилось ей, и по спине пробежал щекотливый холодок, какую большую плату она заплатила за это проклятое могущество, она заплатила самое дорогое, что по ее мнению есть у человека, а у нее только было - свободу. Она больше не была свободной, теперь она стала полноправной рабой тех, у кого нет не имени, не тела, кто приходит неожиданно, но может поработить любое сознание... Сначала они просто намекают на свое присутствие, а потом они говорят с тобой. Ты не отвечаешь. Они все говорят, говорят все чаще. Однажды ты говоришь им - кто вы? Что вам от меня нужно? И с этого момента ты медленно приближаешься к ним, потому что им нужно только чтобы ты обратил на них внимание, пускай даже пытался прогнать. Они хитры как настоящие хищники, и могущественны, хотя они меньше чем просто тени. Они играют на лжи, на словах...
   И она купилась на их игру. И теперь она сильная, могущественная, она может то, чего не могут другие, она теперь выше их, она другая... То, что подарили они ей просто невозможно измерить словами, но у того, чего они от нее отняли, есть название и в одно слово... свобода. Теперь она плотно окутана своими страхами и мыслями, теперь она их раба... Верная и послушная раба. Ну и пусть! Об этом никто и никогда не узнает, она будет уверенно отрицать их существование... никто не догадается что она такая могущественная, способная подчинить себе тысячи людей сама тупо принадлежит кому-то... Это будет ее страшная тайна, ее маленький секрет. Она должна выучить раз и навсегда - их нет. Они плод ее бурной и странной фантазии.
   Глава 1.
  
   Ночь как конец света. Грохот разнесся по небу, так что даже задрожали оконные стекла, и невольно он подумал, что эти проклятые стекла могли бы разбиться и в комнату вместе с беспокойным ветром, холодным дождем-градом, так желавшими попасть в дом, посыпались бы и звонкие осколки стекла. Да, несомненно, именно в такую ночь по разверзнутым небесам поскачут четыре всадника апокалипсиса... Но это случится не сегодня, потом, сейчас просто... но ведь такая страшная ночь не может случиться просто так, да? Значит, сегодня произойдет что-то тоже, несомненно, очень важное. Но что?
   За тонкой гладью оконного стекла, крохотной границей между квартирой, и улицей, где бушевала разъяренная природа, рвал и бушевал беспокойный ветер, не давая дождю, которым темные, свинцовые матовые небеса обильно поливали город падать ровно на земля, а с небывалой силой снося его в сторону, и ударяя обо все встречные предметы. Ударяя и об окна, которые скрипели и звенели и норовили разбиться. Словно не ветер, древний демон, вырвавшийся из глубин земли, метал дождь в эту тонкую преграду, отчаянно желая ее разрушить.
   Красивая ночь, только необычный человек сможет заметить прелесть непогоды, обаяние раскатов после которых выла и гудела железная крыша хрущевки, тонких белых полос молний прорезавших небо в разных местах и сыпавших искры на мокрую от дождя пряно пахнущую травой землю. Обычный человек задрожит, намокнет от пота, спрячется под кровать, или натянет одеяло на голову, и будет испуганно пережидать бурю, боясь, что молния может ударить в его крышу.
   Моро не относил себя к этой пугливой до отвращения банальной части человеческой расы, по этому он, застыв, как статуя, как каменное изваяние расположился у окна, приковав свой взгляд к бушевавшей непогоде. Он прекрасно понимал, что сидеть в грозу у окна, смертельно опасно для жизни, но это только его забавляло. Опасность это самое смешное, что только есть в жизни. Поиграть с огнем и снова обжечься, что может быть интереснее, этого? Ничего, хотя возможно, найдется что-то равносильное, но пока этого что-то не было и в помине. А риск, совершенно любой даже самый незначительный стал веселым развлечением, игрой. Хотя сейчас важно было не то, что молния может ударить прямо в окно, а его запутавшиеся и хаотичные мысли, в которых он отчаянно пытался разобраться. Сегодня впервые за много лет, именно в эту ночь, так неожиданно и резко в эту квартиру вошло оно: предчувствие смерти, именно оно и послужило причиной для путаницы в его мыслях. Потому что предчувствие было настолько явным и ощутимым, как будтобы старуха смерть стояла рядом, и холод, исходивший от нее, быстро заполнял квартиру, стелясь по полу, сочась из всех щелей и дыр как прозрачный едкий белый дым.
   В принципе бояться ему было нечего, точнее не за кого, ни родных, ни друзей, а те если и были то очень дальние, скорее относящиеся к разряду знакомых, а таких, предчувствие касаться не любит, оно ведь понимает, за человеческую судьбу линию жизни пересекают тысячи разных нитей, и порою люди сами не замечают этого, а ему, то есть предчувствию, совсем не должно обращать на это внимания. По этому ответ был один. Старуха пришла, то есть придет, рано или поздно именно за ним, и стоит срочно провести черту. Разделить все поступки и пережитые им события на хорошие и плохие, анализировать все это и сделать вывод. Он был в уже солидном возрасте и не боялся смерти, как многие молодые, больше он имел к ней чисто профессиональный интерес, задаваясь с юношества вопросами, что она представляет собой и что будет после нее. Ведь это действительно важный и интересный вопрос, которому стоит уделить должное внимание. Возможно, если это не обман чувств, и настоящее предчувствие именно его смерти, то вполне стоит попробовать каким-нибудь образом записать все что он увидит, как только пересечет черту.
   А за окном по-прежнему бушевала стихия, словно желая снести с лица земли этот маленький провинциальный городок. Как его только занесло в эту тихую глушь, когда это было, сколько лет назад... На разум, словно амнезия опустился какой-то туманный сумрак, мешая вспомнить такое, казалось бы, недалекое прошлое. Буря тоже видимо гадала, как она оказалась здесь, что она забыла здесь... Да, он был прав это не обычная грозовая ночь - словно кто-то сильный страшный и могущественный смущал небеса над городом, превращая их в огромное черное месиво туч, дождя, грохота и молний. Словно, желая отвести внимание, ведь под пеленой дождя очень сложно увидеть непрошенного гостья. Или гостью.
   Хотя для него это сейчас не имело значения, хотя подсознательно он прекрасно понимал, что все это как-то загадочно связанно: и буйство стихии, и предчувствие, если как следует задуматься, можно было бы сплести эти факторы в причудливый калейдоскоп, и получить объяснение происходящему. Но сейчас это не имело значения, много важнее было разобраться в себе - провести эту чертову черту. Понять, что он не успел сделать ничего хорошего, и риск всегда был пустым, и... он никогда не рисковал не для кого, только для забавы, никогда никому не помог. Значит? Что? Рано... Но ведь предчувствию этого не объяснишь, оно все равно сбудется, от него не убежать, не скрыться, можно только успеть приготовится. Возможно, времени осталось еще достаточно. Еще достаточно для чего? До совершения этого доброго дела, которое окупит все жизненные грехи? Вполне возможно, попробовать стоит.
   Разобраться в своих мыслях стоило только потому, что последнее время он не отдавал отчета себе в своих действиях; так и сейчас он не понимая зачем, накинул плащ и вышел из дома на встречу непогоде. Сначала его встретила сонная тишина подъезда, наполненная целым коктейлем неприятных запахов. На улице он накинул капюшон, чтобы дождь не бил в лицо. Он не понимал куда идет и зачем, но, несомненно, это имело очень важное значение. Может от этого зависит то, что, скорее всего, случится потом. Он просто шел по городу, со странной тупой уверенностью игнорируя и раскаты грома и молнии, которые периодически прорывали небеса, и даже холодный острый и резкий дождь, который, несмотря на капюшон все равно летел в лицо, ударяясь так сильно, словно желает оставить шрамы.
   На улице города было совершенно безлюдно и только одиноко немигающим светом горели редкие окошки в домах, привлекая своим уютным манящим видом, там тепло, там спокойно. Городок этот был маленький, совсем ничем не приметный, в нем даже не было метро. Все достопримечательности это пара заводов, гипермаркет на окраине, древняя православная церковь и огромное старинное кладбище, местами заброшенное, местами ухоженное и чистое, наверное, именно в этом и была его прелесть. Там новые плиты из темного мрамора чередовались со старыми полуразрушенными надгробиями века восемнадцатого-девятнадцатого, может даже еще более давние. Именно туда он и направился, прокуренными больными легкими, жадно вдыхая свежий от дождя, впитавший запах сырой земли и мокрой изумрудной травы.
   Да, сегодня просто замечательная ночь - такой ночи не было уже давно. Еще одна ослепительная тонкая изящная серебряная молния с оглушающим грохотом прорезала небеса и ударилась в гнилое дерево на окраине кладбища, но вспыхнуть ему не удалось - ливень быстро потушил еще не разгоревшийся толком пожар. И во всей этой картине в матовых темных разверзнутых непогодой небесах, в унылых трубах завода на горизонте, в молниях, в клонящихся к земле от сокрушительных порывов ветра деревьях, в молчаливых надгробных плитах было столько немого ужасающего великолепия августовской ночи, что просто захватывало дух.
   Но он не один увлеченно любовался картиной кипящей непогоды, помимо него на кладбище, затаив дыхание, находился еще один зритель, любитель ночных прогулок, точнее даже любительница. Охотничьим чутьем он почувствовал ее неслышное присутствие. Резко обернувшись, он увидел и саму наблюдательницу - она стояла, изящно по-кошачьи как изваяние, как статуя, облокотившись на старинное надгробие, высоко задрав лицо, навстречу дождю и ветру с глубоким интересом смотря на него. Образ этой странной женщины словно сложил в себе дыхание смерти, присутствовавшее на кладбище, грохот и свежесть грозы конца лета и всю незабвенную прелесть ночного мрака, которого, несомненно, она являлась неотъемлемой частью. Намокшее от дождя короткое черное платье обтягивало и подчеркивало упругие правильные формы ее грациозного наполненного кошачьей мягкостью тела. Узкие, белые как мел, как будто бы фарфоровые руки лежали на холодном камне надгробия, дополняя его пугающую и манящую красоту. Темные глаза, словно впитавшие в себя всю разъяренную силу бушевавшей непогоды отражали ровные полосы молний, наполняясь при каждом раскате жутким мистическим светом. Она смотрела насмешливо и восторженно, но ее тяжелый и странный взгляд был прикован не к нему, а к черному небу у него за спиной.
   Он сделал неуверенный шаг к ней, желая заговорить с бесстрашной незнакомкой, но она только гордо и резко вскинула правую руку жестом приказывая ему оставаться на месте и огласив окрестности жутким звонким бархатистым смехом, бросилась прочь, легонько оттолкнувшись от надгробия. Быстрой тенью мелькнула в направлении леса, и скрылась из глаз под пеленой нахлестывавшего дождя. В каком-то необъяснимом порыве он бросился следом за загадочной незнакомкой, под оглушающий грохот грома. Гонка была недолгой, пропетляв немного среди могил, он потерял ее из виду, и услышал только доносившийся издалека приглушенный и отдаленный звонкий смех. Но что-то еще привлекло его внимание - что-то зовущей яркостью красок белело на унылом сером кладбищенском пейзаже. Он двинулся туда и увидел что это что-то это человек, лежащий на спине, широко раскинув перемазанные в земле руки и уставивший застывший, словно в полете стеклянный широко открытыми глазами взглядом, прикованным к темным бушующим небесам, на словно каменном лице. Человек был либо в отключке, либо мертв, но второе было более вероятно. По этому он осторожно тронул холодную руку своей заледеневшей находки, надеясь прощупать под тонкой шершавой тканью кожи хотя бы слабую дробь пульса. Но тщетно - под кожей, как и в воздухе, повисла зловещая тишина. Накрапывал дождь. Веселенькая ночка - гроза, кладбище, загадочная девушка, которая, скорее всего ему привиделась, труп... с которым что-то нужно будет сделать, а точнее вызвать милицию, но тогда начнутся расспросы, как, что он делал на кладбище, когда все благоразумные люди сидят по домам, а по улицам рыщут только маньяки и странные скользкие личности, а ответить на этот вопрос не мог даже он сам.
   Тишину резко, как выстрел, разорвал жуткий, звонкий и бархатистый смех незнакомки, рассыпавшийся по кладбищу тысячей колокольчиков и повисший над спящим городом. Следом за ним последовал раскат грома, такой сильный, что даже сонные могильные плиты загудели. Но раскат был какой-то приглушенный, отдаленный и это говорило об одном - гроза уходила.
   Скоро ночную темноту прорезала тонкая светлая полоска солнечного света на востоке за городом. К тому времени, как только подъехала милиция, полоска разрослась настолько, что захватила солидный кусок неба. Он уныло смотрел на то, как брезжит бледный рассвет, курил, выпуская дым в еще темное над кладбищем небо. Он, несомненно, понимал, что окажется первым подозреваемым для угрюмых милиционеров, и был прав. Вот оно фантастическое умение влипать в разные совершенно нелепые и банальные истории!
  
   Глава 2.
  
   Но сейчас впервые в жизни он пожалел, что не остался дома в эту шумную грозовую ночь, как все совершенно обычные нормальные люди, а отправился на эту экстремальную ночную прогулку, по городу украшенному буйством красок непогоды, и, как и полагалось, получил, за свою дерзость. Хотя с другой стороны, откуда он знал, что в тихом маленьком городке совсем не все жители сидят по домам в непогоду, некоторые гуляют и забрасывают улицы трупами.
   "Ты хотел острых ощущений, ты их получил" - сказал он, себе хмуро, идя по длинному темному и узкому коридору в участке, в след за милиционером в грязно-серой форме, и смотря на мрачные лица встречных следователей, такие недоверчивые и суровые, также про себя добавил, - " и еще получишь сполна".
   Потом они прошли через маленькую железную дверь в темный кабинет, под неяркой качающейся лампой. Пока следователь и проводивший его сюда милиционер о чем-то живо и с ажиотажем спорили, он с интересом разглядывал комнату. Привычная и даже банальная обстановка: платяной шкаф в углу, зеркало на стене, не старинное, обычное, но все равно год шестидесятый, тусклая лампа на черном проводе. Большой и грузный письменный стол, заваленный бумагами, за которым и сидел следователь. Свет от лампы падал исключительно на стол, и по краям кабинета плясали жуткие и причудливые тени. Но это была только иллюзия, галлюцинация - тени были только отблесками, а не живыми существами. У каждого существа есть своя аура, которую при большем желании можно почувствовать - а он чувствовал только двух милиционеров и... Он все-таки с интересом взглянул на одну из теней. Почти впервые в жизни он ошибся: среди безмолвных и бездушных теней притаилась еще одна живая и реальная, от присутствия которой по коже на спине пробегал щекотливый холодок. Это было существо из потустороннего мира, и почему-то оно хотело затеряться среди теней... На секунду он вспомнил странную незнакомку на кладбище, ее заливистый серебристый, но жуткий потусторонний смех. Ему показалось, что он услышал его вновь, и смех потонул где-то под высоким потолком кабинета, и обрушился, вниз разбившись об пол, и тень, почуяв то, что ее разоблачили, неслышно соскользнула со стены, по направлению к приоткрытой двери. Он хотел, было бросится ей в след, догнать, остановить узнать, что это за существо и почему оно следит за ним, но во время вспомнил о присутствии в кабинете еще и двух милиционеров, которые, пожалуй, не оценят его побега, или сочтут это хорошим предлогом для того, чтобы повесить на него убийство. По этому он остался на месте, уверенный, что тень, если следила за ним, еще вернется, и тогда ему удастся застать ее врасплох.
   Спор милиционеров кончился, видимо они остановились на варианте, устраивавшем их обоих, и разошлись по своим углам: один закрыл дверь с другой стороны, и его шаги еще долго доносились из пустого и гулкого помещения коридора, а второй, видимо, следователь, сел напротив Моро и собрался его допрашивать.
   Моро еще раз устало окинул глазами кабинет, но взгляд его не на чем не остановился, и он приготовился к унизительным и глупым вопросам, которые будет задавать следователь. И тот словно по команде начал хрипловатым от сигаретного дыма, низким и недоверчивым голосом, отчаянно буравя его взглядом:
   - Что вы делали ночью на кладбище? - спросил он.
   Несколько секунд понадобилось Моро, чтобы продумать ответ, но все равно при этом он ляпнул первое, что пришло в голову:
   - Гулял.
   - Гуляли? - переспросил удивленно следователь, открывая протокол, - ночью? На кладбище?
   - Ну... о вкусах не спорят.
   - А-а-а-а... - потянул следователь, с трудом Моро поборол желание ответить следователю, что есть еще буква б и другие, но он все-таки напомнил себе, что шутить с таким суровым милиционером не стоит, - а гражданина Кабенко вы не знаете?
   - Не знаю... - согласился Моро, - а это вообще кто?
   - Убитый.
   - А с чего вы взяли, что я должен его знать? - привилегия задавать вопросы плавно перешла от милиционера к допрашиваемому.
   Милиционер помолчал, подумал несколько минут, видимо такое сложение обстоятельств ему совсем не нравилось и он поспешил вернуть себе возможность задавать допросы.
   - Вы видели его в первый раз? - осведомился он, записывая что-то в протокол. Моро устало вздохнул.
   - И в последний, - докончил он.
   - Ну, ладно... - наконец-то сдался следователь, - сдадите отпечатки пальцев и можете идти...
   - Actum est, ilicet, - усмехнулся Моро, поднимаясь со стула и смеривая милиционера, который, несомненно, был очень недоволен тем, что отпустил его так легко, последним оценивающим взглядом и, открыв тяжелую дверь, шагнул в пустой плохо освещенный коридор. И как он предполагал сразу же увидел скользнувшую по стене слабозаметную тень, а потом чей-то размытый силуэт в конце коридора. Но догнать он не успел, где-то хлопнула дверь, и в коридор вышло двое милиционеров.
   К тому времени как он вышел из участка на улицу городка, там уже брезжилось терпкое мягкое послегрозовое утро. В уже голубеющем небе кружились разные птицы, своими криками тревожа жителей последних этажей, отражаясь в глубоких лужах на асфальте. Пахло сыростью и травой, и во влажном воздухе повисла какая-то странная дикая и страшная тишина, изредка разрываемая какими-нибудь случайными звуками: криком петуха на окраине, где сохранились еще деревенские домики, где разводили разных домашних животных, криком трамвая с соседней улицы, отдаленным шумом проехавшей по пустому утреннему шоссе машины. Он медленно пошел по каменистому тротуару с местами проваленным и испорченным из-за частых дождей асфальтом по направлению к небольшому трактирчику, который единственный был открыт в столь ранний час. Наверное, он работал даже ночью и зарешеченные окошки небольшого домика сделанного под средневековье привлекали к себе поздних путников, насекомых, и ночных тварей.
   Он потянул на себя легкую псевдо деревянную дверь и вошел в светлое уютное помещение маленькой забегаловки, где как принято в любом провинциальном городке все друг друга знают, и постоянно рассказывают какие-то местные истории. Он был прав: стоило ему сесть за крайний столик у окна, заказав у обворожительной упитанной официантки в коротком белом фартуке, как к нему подсел совсем с виду пьяный старик с запавшими и опухшими глазами и очаровательной беззубой улыбкой.
   - А я тебя не знаю, - заявил старик.
   - Я тебя тоже, - фыркнул Моро отхлебывая из высокого стакана желтого горячего напитка.
   - Не... - потянул старик, - ты в смысле не здешний. Давно приехал?
   - Давно, - ответил он, смотря, как официантка и скучающий бармен о чем-то живо спорят. Наверное, как быстро ему надоест общество местного старого пьяницы. Это ему тоже было интересно, потому что ему уже порядком надоели бессвязные речи старика.
   - Погода была ужасная, - начал старик мечтательно, Моро уже пожалел, что зашел в эту забегаловку, но тут его никудышный собеседник произнес что-то, несомненно, стоящее, - не гроза, конец света... небось, опять ведьмины проделки...
   - Ведьмины? - с интересом переспросил Моро.
   - Ее самой... - старик старательно заморгал и отхлебнул из своей бутылки недорогого пива, - кому же еще? Не Яшке же? Яшка так не мелочится!
   - Что еще за Яшка? - Моро почувствовал, как интерес к этому болтливому старику возрастает. Престарелый пьяница тоже это заметил, и словно желая потомить его ожидание ответил, растягивая слова:
   - Такая... что в старом доме живет! - еще немного помучил он и наконец-то заговорил нормально, как и полагалось в небольших городках старики или старухи любят рассказывать жуткие истории, теперь дабы не нарушать этой святой традиции байку эту повествовал старый пьяница, начиная классически как в сказке, - однажды, в этот город приехала семья... Мать и дочь - никто так и не знает, что стало с отцом девочки, но мать ее была молодая, красивая и вышла замуж второй раз, и родился у нее второй ребенок. Но спустя только два года умер ее второй муж - при странных обстоятельствах, утонул в ванне! Хотя не пил, не курил, не нюхал всякую гадость, как теперь принято у нынешней молодежи. Здоровый, нормальный мужик взял и помер! Мать очень печалилась и сильно заболела, а потом и вовсе инвалидом стала. За ней и маленькой сестренкой стала ухаживать старшая... Но с некоторых пор стали ее одолевать голоса и шорохи... И однажды младшенькая девочка пропала, все говорят, похитили ее, увезли в другой город, а только мы, здешние знаем, - убила старшая сестренку, потому что голоса ее ей так нашептали, да и не хотела она ухаживать за ней, мать то жалко стало, а эта, - старик махнул рукой, - а через год и мать померла... А старшая совсем разошлась - с тех пор почти каждый месяц на кладбище и в окрестностях дома, где они жили, находят трупы... А девочка скрывается ото всех - и от милиции, и от опекунского совета, все ее видели, а поймать никто не может. Ты только это... осторожнее, она спокойно взрослого человека убить может, лучше ночью не гулять по кладбищу и на окраинах...
   Старик кончил свой рассказ, и выразительно закатив глаза, допил содержимое бутылки. История Моро совсем не задела, он прослушал ее как передачу новостей по телевизору и снова увлекся созерцанием комнаты, но это занятие ему быстро надоело, и он, поняв, что никаких более интересных историй от старика не услышать он расплатился и вышел на улицу, где уже ярко светило солнце и суетились нелепые прохожие в еще летних одеждах. Он одел солнцезащитные очки, и побрел по улице, с интересом внимательно вглядываясь в лица встречных людей. Обычные сонные еще провинциальные лица, которые как муравьи торопятся по своим делам, составляя собой шумную пеструю и галдящую на разные голоса толпу. Но неожиданно он почувствовал на своей спине чей-то внимательный и тяжелый взгляд, и обернулся так резко, чтобы смотревший не успел отвернуться. Он увидел ту самую девушку с кладбища, она стояла посередине шумной толпы, и толкавшиеся сумками и локтями люди не могли ее задеть, будтобы она была бестелесной, обычным ведением. Обычным? С каких это пор видения стали чем-то обычным? Но времени отвечать на этот вопрос у него не было - незнакомка насладилась секундой, перед броском и вся ее сильная по кошачьи грациозная фигура обтянутая тугими светлыми джинсами и надетым поверх их полупрозрачным платьем со скоростью порыва ветра рванулась в толпу и скрылась из виду, но он не отчаялся - хотя он видел ее, хвост энергии шедший за ней следом спокойно поможет ее найти, - он бросится следом. Толпа послушная и сильная как пружина сильно замедляла эту гонку как преимущество в сторону убегавшей, но все равно скоро он снова увидел ее черноволосую головку, в метрах пяти от себя и рванул с новыми силами, видя, как она оборачивается насмешливый взгляд темно-синих глаз приказывает следовать дальше и исчезает в небольшом безлюдном переулке. С ее стороны это было опрометчиво - там толпа не будет ему мешать и он спокойно сможет ее догнать. В переулке между высокими серыми стенами разнесся ее странный пугающий потусторонний смех и все в глазах начало сливаться в сплошное цветное месиво - переулок, парк, деревья, люди. Четкое осознание окружающей местности и всего происходящего возвратилось к нему, только когда он стоял на краю большого старинного городского парка, где вековые дубы сменялись небольшими четырехэтажными дореволюционными домиками. Некоторые из них были совсем разрушенные, облезлые и поросшие травой и чертополохом, а некоторые только недавно отремонтированные на которых еще не высохла совсем свежая краска. Он огляделся в поисках таинственной незнакомки, которая видимо была чем-то потусторонним, раз ему не удалось ее догнать. И сразу же в голову пришли воспоминания о рассказе старика. Может быть, это и есть та старшая девочка? Как же ее звали? Ах, да Яшка. Если верить рассказам старика она заманивает его в ловушку... При мыли об этом, ему стало смешно, он просто таки не мог представить себя в роли жертвы этой странной особы.
   Но, тем не менее, на улице кроме него никого не было, и в воздухе висела натянутая как струна какая-то зловещая и пугающая тишина. Будтобы улица просто отмерла! Он бы легко поверил в это если бы не отремонтированные дома, с роскошными садами и черными, блестящими на утреннем солнце иномарками у подъезда. Куда делись все обитатели этой улицы? Он неуверенно побрел прямо, надеясь встретить хоть одну живую душу. И к его величайшей радости около полуразрушенного забора в помойке копошилась парочка неопрятных бомжей, которые видимо сами рады, были его видеть. Суеверные обитатели этого городка свято верили в сказку про девчонку... Он снова остановился и снова осмотрелся. Какой из домов казался самым заброшенным? Его внимание привлек серовато-бежевое строение в самой отдаленной части улицы, с местами проломленной крышей, но плотно закрытой почти сгнившей деревянной дверью. Он быстрой уверенной походкой направился туда. К его величайшему удивлению около двери на облезлой стене был звонок. Он позвонил и услышал за дверью переливистую трель, какой-то неведомой электронной птицы, и даже удивился тому, что в такой развалюхе есть электричество. Трель затихла и сменилась шаркающими шагами за дверью, а через мгновение дверь отворилась и на него из приоткрытой на цепочку двери глянули два пронзительных и недоверчивых глаза-уголька.
  

___________________________________________________________

   actum est, ilicet - дело закончено, можно расходиться
  
   Глава 3.
  
   - Что вам надо?
   Повисшую нелепую и пугающую тишину разорвал резкий и высокий голосок притаившейся за дверью юной хозяйки дома. Как взрыв, как выстрел и даже не тембр или манера говорить так сильно ранили душу первого встречного человека, а именно смысл, вложенный в эти три слова. Столько ненависти презрения и в тоже время боли уместилось в этой простой фразе, что даже Моро никогда ничего не боявшийся вздрогнул. На секунду он задумался, пытаясь придумать подходящий ответ для этой юной бестии, но ничего поумнее кроме как просто не отвечать на него он не придумал.
   - Яша? - ответил вопросом на вопрос он, и заметил, как дверь слегка дернулась - вздрогнула рука девочки, державшая дверь. Она, несомненно, удивленна и сейчас думает, откуда ему знать ее имя.
   - Да, я. Местные сплетники, небось, наплели вам уже про меня. Я никого не убивала, - сказала она тихо и мертвецки спокойно, и потянула дверь на себя, но Моро во время среагировал и остановил ее.
   - Я хочу помочь тебе, - начал он, но понял, что это дико звучит и поспешил, объяснится, - я найду твою сестру...
   Девочка закатила свои темно-зеленые почти черные глаза и как-то странно, почти как непонятная незнакомка с кладбища засмеялась басовитым потусторонним раскатистым смехом.
   - Ее искали, да-да, - произнесла она, немного успокоившись, хотя губы ее хранили при этом какую-то неуместную и почти сумасшедшую улыбку, - искали даже ее труп... даже профессионалы! Даже они не смогли ее найти! Никаких следов! Никаких улик? Что вам надо? Какого черта вы все хотите от меня? Я повторяю, я ее не убивала, и не надо искать ее труп в моем доме! Если вы попробуете войти силой, я постараюсь приложить все усилия, чтобы сказанное про меня стало правдой...
   - Успокойся, - перебил Моро, - я действительно пришел, чтобы помочь...
   - Мне? Мне нужна только такая помощь от вас всех - чтобы вы оставили меня в покое, - упрямо повторила девочка, перестав улыбаться и согнув темно-каштановые брови. Дверь в ее руках нервно подрагивает, что свидетельствует о том, что она сомневается - она устала быть сильной, устала ненавидеть но... голос разума твердит ей, что ей некому довериться, некому защитить ее.
   В воздухе пряно пахло гниющим деревом и на облезлой стене дома плясали непутевые солнечные зайчики. Сколько времени девочка сидит в этой дыре, не выходя на улицу, не видя света? Одна в пустом доме, ненавидимая всеми горожанами и особенно собой, что она делает там? Постоянно винит себя в пропаже сестры или в смерти матери? И что случилось на самом деле с девочкой, не могла же эта хрупкая несчастная девочка ее убить, - все, наверное, куда проще девочку похитили какие-нибудь бандиты, увезли на восток, продали в рабство или на органы... Он вздрогнул, так не хотелось ему об этом думать, ведь он не сможет найти ее там, только в этом проклятом маленьком городке... Да и тут он, пожалуй, переоценивает свои силы - огромный город, все-таки миллионы людей, тысячи мест, где даже в голову не придет искать. Только она могла найти, в любой точке земли могла. И сразу же, как воспоминание всплыло странное ощущение, что ее ледяная рука с тонкими длинными пальцами так похожая на руку незнакомки с кладбища лежит у него на плече. И как говорила она когда-то: "Мы сильные, мы справимся". Казалось, сейчас уже, что это было вечность назад, может правда вечность? А иногда ему казалось, что она не ушла, да и была она слишком сложна, чтобы просто уйти, как подобает приличному умершему человеку. Часто утренний ветер, трепавший шторы, как свидетельство тому, что-то нашептывал ее голосом... Но разве может она помочь сейчас, от нее сейчас толку как от матери этой девочки - у них есть общая черта - каждая из них мертва, и уже не дышит и лежит в земле теплой и сырой, медленно сгнивая. И может быть, как и эта несчастная малышка, сестра Яшки...
   Он мотнул головой, прогоняя пессимистичные мысли. К тому же он чувствовал, что девочка жива, что он найдет ее... Обязательно найдет, чего бы ему это не стоило, ведь сейчас, когда еле слышный зов позвал его за ней, он сможет перейти даже границу жизни и смерти, пойти на любой совершенно неоправданный риск чтобы вернуть этой девочке сестру... или хотя бы надежду. А она будет равносильна спасению для девочки. И эта мысль острая как бритва вернула его окончательно в реальность.
   - Я найду твою сестру, - упрямо пообещал Моро, - найду живой.
   - Ну, найдите, - девочка отпустила дверь и наконец-то соизволила ее открыть, представ перед ним с ног до головы и поразив его своей юностью. Пока она пряталась за дверью по голосу, и выглядывавшим из-за гнилого дерева глазам он мог дать ей максимум лет четырнадцать, но сейчас, когда это взлохмаченное, нескладное и нелепое, до ужаса костлявое создание предстало перед ним, он и того не мог. Самый максимум для нее это лет двенадцать, никак не больше - совсем еще ребенок, хотя у ее темных глаз было совсем взрослое выражение точнее... это были глаза взрослого, даже старого, настрадавшегося за жизнь и успевшего устать от нее человека. Под глазами простирались темные и яркие синяки, почти с пол худенькой щеки размером, почти как у трупа или наркоманки, хотя она вполне могла ей оказаться, судя по дрожащим и нервным резким движениям худеньких совсем белых пальцев. Короткий пучок волос на голове был спутанный и явно давно не мытый, и торчал какими-то облезлыми серыми клочьями, как у драной кошки, которой другая дворовая кошка в уличной драке старательно вырывала шерсть. Совсем белое лицо без намека на румянец, с ровными острыми чертами, вздернутый подбородок, особенно острый из-за недоедания, курносый нос, усыпанный небогатой россыпью веснушек. Обветренные и облезлые губы бледно-розового цвета. Вот такой предстала перед ним маленькая Ярослава, которую старательно обходил стороной почти весь город, обвиняя ее в том, чего она не совершала... Или совершала? Впрочем, это и нужно ему было узнать.
   - Проходите, - как-то довольно презрительно и недоверчиво бросила девочка, пропуская его в длинный темный коридор.
   - А не боишься? - спросил он, близоруко щурясь в темноту глазами уже было привыкшими к яркому утреннему свету. В коридоре было совсем темно и очень холодно, как будтобы сюда зима и осень пришли раньше чем в любой другой уголок планеты. Но, немного осмотревшись, и придя в себя, Моро с ужасом понял, что это другой холод. Тот холод, который можно почувствовать, когда спускаешься в старинный склеп... или когда находишься рядом с только что умершим человеком. Это был именно потусторонний холод - тот, от которого по спине пробегает щекотливый холодок. Как она живет с этим холодом, даже еще в темноте... Если даже ему взрослому человеку, так много повидавшему за свой век, стало здесь мягко сказать неуютно. На полу были настелены старые, наверное, даже советские мокрые и желтые от царившей тут сырости газетки, из-под них сиротливо выглядывали местами сломанные и сгнившие деревянные полы. Потолок был совсем облезлый, и с него на хилом проводке свисала лампочка, которая явно уже давно перегорела, но заменить ее не было не желания, не возможности. По газеткам с жутким грохотом по деревянному полу, отдававшемуся по всему дому, они прошли в какую-то тоже плохо освещенную комнату, это оказалось что-то вроде гостиной. В углу диван с торчащими из него пружинами и дырами в обшивке, откуда торчала тоже давно сгнившая вялая грязно-желтая солома. Облепившейся стул, с отломанной ножкой опертый на широкий подоконник окна с разбитыми стеклами которые были затянуты разрезанными целлофановыми мешками из-за которых, должно быть, в комнате и царил этот мистический полумрак. На стене висели фотографии - с одной мило улыбалась счастливая семья: отец, красивая очень похожая на Яшку мать и маленькая девочка, должно быть которой когда-то была хозяйка этого убогого жилища. С другой смотрела радостная маленькая девочка, прижимавшая к груди огромную куклу, с третьей еще одна семья - мать та же, другой отец, Яшка постарше и еще одна девочка, должно быть пропавшая сестренка. Рассмотреть фотографии Моро не смог - темнота мешала и при попытки разглядеть изображения получше у него мучительно болели глаза. И он неуверенно присел на край дивана-ветерана внимательно следя за поведением девочки, которая тоже посмотрела на фотографии, согнала с них мух, которых в комнате было чрезвычайно много и ответила на его вопрос, словно только что вспомнив о нем:
   - А чего бояться?
   - Ну... - потянул Моро понимая что вопрос на самом деле кретинский, если бы эта девочка боялась она бы давно уже оказалась в психушке потому что жить в таком месте и бояться бестолково. В таком месте откуда даже ему хотелось поскорее уйти. Наконец-то он подобрал слова и продолжая следить за ней перечислил, - ну... маньяков, бомжей, всяких наркоманов...
   - Они к этому дому даже не подходят, - заявила девочка, - на пушечный выстрел... бояться... - и она любовно погладила обшарпанную стену дома.
   - А тебе тут не страшно? Не хотелось бы вернуться туда, где вы жили с родителями? - поинтересовался Моро.
   - А мы тут и жили... - фыркнула девочка, - а где в другом городе жили, я не помню, я маленькая была.
   - Прямо тут? - изумился Моро, нервно оглядевшись. Ему показалось, что он услышал шаги, но он тут же убедил себя, что это бред, что он догулялся по кладбищам и теперь ему мерещится всякий бред. Но тут же стук явный, как от шагов повторился. И из дальней части дома донеслись явные и четкие голоса. Мужской и женский.
   - Подождите, - сказала девочка и быстро вышла из комнаты оставив его одного. Он внимательно слушал ее шаги по деревянному коридору а потом ее голос и еще два чьих-то других - низкие и глухие, приятные и бархатистые, но потусторонние. Это говорили совсем не люди, и он был стопроцентно в этом уверен. Но как он не старался слов он разобрать не мог, будтобы какая-то почти физическая глухая пелена специально глотала слова и звуки не давая им достигать его слуха.
   Через некоторое время девочка вернулась и села на стул, напротив, на него, сложив руки на коленях облаченных в драные грязные джинсы.
   - Мы жили еще с мамой и сестрой в этом доме, - начала она, прекрасно помня, на чем они остановились и совершенно не собираясь говорить с кем она говорила, будучи в другой комнате, - правда... он сильно изменился, когда пришли они... - кивок в сторону двери, - тут так уютно раньше было... а они сделали, как им нравится, хотя мне все равно... я только мух не люблю, они порядком действуют на нервы, они такие наглые и гадкие...
   - Кто они? - почему-то шепотом осведомился Моро, смотря внимательно на дверь, будтобы она вот-вот откроется, и войдут "они".
   Девочка подумала с минуту и начала:
   - Они... У них нет имен и нет обозначений... Они приходят неожиданно и... говорят со мной, помогают мне. Они хорошие, они говорят, что ведьма враг... что я должна сторонится ее и что они пока слишком слабы, чтобы справится с ней. Еще они говорят что нет не добра ни зла. Знаете, наверное, стоит рассказать, как они пришли ко мне...
  
   Глава 4.
  
   Девочка вначале хотела начать свой рассказ с какого-то события, но тут же прервалась и решила рассказать в первую очередь поподробнее о том, как, и при каких обстоятельствах пропала ее сестра. Она говорила уверенно, но при этом, как ни странно, ее гулкий голос все время предательски дрожал и норовил сорваться - ей было больно говорить об этом, но ей было необходимо высказаться. "dixi et animam levari" - вспомнилось ему и он решил, правильно: пусть говорит, ей от этого станет легче.
   Отца своего Яша не знала и никогда даже не видела, а может, скорее, просто не помнила его так как он оставил их с ее матерью когда ей не было и года. Позднее мать совсем не говорила о нем, а Яша и не интересовалась особо этим вопросом, у нее были совсем другие дела и проблемы, хотя не редко ее одолевал вопрос - почему у других детей есть мама, папа, а у нее только мама, которая постоянно работает или занимается какими-то важными делами. Нельзя сказать что Яшка росла в невнимании и на улице в обществе беспризорников и шпаны, но некоторую, по ее словам необходимую школу выживания она получила во дворе своего дома где проводила все дни с раннего утра, или после школы и до глубокого вечера, покуда мать не возвращалась с работы, и отругав ее за то что она загулялась и не пообедала забирала домой. Так тянулись дни один за другим бесконечной чередой, сменяя друг друга, как сменяли календари, висевшие на стене. Как решила девочка, спустя много лет ничего бы и не случилось, если бы они и не уехали из родного города в эту глухую и "спокойную" провинцию, и как говориться в тихом омуте черти водятся, но это не испугало и не оттолкнуло Яшкину мать, когда ей предложили перспективную и выгодную работу именно в этом тихом захолустье. Работодатели так позаботились что даже обеспечили им жилье - этот роскошный когда-то дом, с великолепным ремонтом, просторный, светлый, широкий, казавшийся просто раем на земле после их тесной однокомнатной квартирки. Все было хорошо и только одно заботило Яшку - она оставила в другом городе всех своих друзей, а здесь отношения со сверстниками у нее сразу стали какими-то натянутыми и наигранными - никому нельзя было доверять, все как волчья стая держались каждый за себя и могли укусить в любой момент. Из-за этого девочка стала часто прогуливать школу, болтаться по городу за что ее очень ругала мать, которой влетало на родительских собраниях. И отношения с матерью тоже потихоньку начали портиться, но все спас неожиданный второй брак матери - она вышла за своего сослуживца, и у Яшки наконец-то появился хоть какой, но отец. С ним она быстро подружилась, он защищал ее от матери и уверял ее что ребенок, который не пользуется своим детством с какими-то отклонениями, а матери совсем не хотелось считать свою старшую не такой как все и она закрывала глаза на все что только не выкидывала девочка. Отчима Яшка не боялась, хотя слышала много разных историй о том какие иногда бывают жуткие отношения у иных с падчерицами, просто она сразу поняла, что он открытый и мягкий человек и если будет на уме у него что-то плохое, то они с матерью узнают об этом раньше, чем даже он сам поймет оное. Вскоре в их дружной и счастливой семье появился второй ребенок - малышка Полина, к которой Яшка сразу загорелась любовью и желанием оберегать сестренку от всех напастей. И снова казалось все стало на свои места - дни были похожи один на другой, как близнецы, и тянулись бесконечной вереницей срывая с календаря несчастные листы. Но однажды случилось то, что перевернуло всю их маленькую и спокойную жизнь - на утро был найден труп отчима в окровавленной ванне. На похоронах Яшка не позволяла себе даже заплакать, она утешала младшую сестренку которая рыдала уткнувшись ей в плечо, и с ужасом и настороженностью смотрела на мать которая, застыв как изваяние, как статуя, над могилой любимого человека не проронила ни слезинки, не сказала ни одного слова. Только стояла и молчала и взгляд ее туманный и блуждающий был устремлен вдаль, за кладбище куда-то далеко. А через два дня после этого у нее случился инфаркт и ее парализовало. Она не могла двигаться, говорить, только смотрела мимо присутствующих в комнате, как тогда на кладбище. Соседи и знакомые часто говорили - лучше бы она умерла, ведь все равно не очнется уже, а только ломает дочке жизнь. Но Яшка самозабвенно все терпела, училась, потом работала в какой-то местной забегаловке не покладая рук, потом мчалась домой, хаживала и за матерью и за сестренкой, отчаянно проклиная тот день, когда они приехали в этот несчастный город. В тот день было яркое светлое и солнечное утро, как сейчас - в школе у Яшки была диспансеризация на которую она конечно же не пошла и осталась дома пользуясь возможностью. Сестренка была в детском саду, мать спала и хоть на какой-то час девочка могла отдохнуть от проблем и забот и хоть немного расслабиться. И неожиданно она услышала почти неясный женский голос звавший ее - на секунду девочка загорелась радостью, что это мать каким-то чудом вышла из паралича и ей нужна помощь. Яшка вскочила, но тут голос отчетливо и ясно приказал ей сидеть, именно приказал.
   "За что ты провинилась? Почему ты должна тянуть этот воз на себе?" - спросил леденящий душу женский голос. Девочка решила, что от переутомления ей начало мерещится но голос не желал замолкать, он повторил вопрос, будтобы в усмешку над девочкой которая уже сползла на пол плотно сжимая голову руками лишь бы не слышать. И так же неожиданно как появился он затих, и Яшка постаралась забыть о нем. Но в ту ночь ей приснился странный и страшный сон - она видела пустую мокрую от осеннего дождя аллею, из того города где она родилась, упирающуюся прямо в серо-голубые небеса по которой шли двое - мужчина и девочка. Мужчина ее погибший отчим, а девочка ее сестренка Полина. И с каждым шагом их все больше поглощал какой-то почти физически ощутимый бледный туман, и Яшка понимала что вот-вот он поглотит их совсем и отчаянно не слыша звука своего голоса стала звать их обоих по именам, но они не слышали ее и тогда она стала кричать, но туман глотал не только две крохотные фигурки на краю аллеи но и ее голос. Она кричала из последних сил, задыхаясь и кашляя как туберкулезник но они не обращали внимания... И только на секунду отчим обернулся и приложил палец к губам, приказывая ей не шуметь. И от этого она проснулась. Долго сидела и смотрела в темноту тяжело и часто дыша, как после быстрого и долгого бега. А на следующий день пропала Полина, - вышла из дома погулять с соседской девочкой, под присмотром старших, только вот соседская вернулась одна и все время рассказывала, как к Поле подошел странный дядя и взяв ее за руку повел в непонятном направлении. Никто, конечно ей не поверил, мало ли чего может по на рассказывать шестилетняя девочка? Поверила только Яшка потому что она сразу же вспомнила свой сон... И лицо отчима, которое так часто видела в толпе, хотя отлично понимала что он умер, даже видела его труп, но... какое-то странное предчувствие подсказывало девочке что "дядя" который увел Полину никто иной как ее родной отец. Но на допросе в милиции Яша старательно молчала, понимая что если она расскажет об этом никто ей не поверит, а проще назовут ее сумасшедшей.
   Примерно спустя неделю после пропажи ее сестры скончалась ее мать, - она подкатила на своей коляске к окну и перемахнула через подоконник. Как потом шептали злые языки не было никакого паралича и все это время женщина была подвижна, но невменяема или просто не хотела ухаживать за собой сама. Яшка в это не верила, но про нее в школе стали говорить как про "дочь самоубийц, которая убила свою младшую сестренку" и старательно обливали ее грязью и смеялись над ней. Плохие отношения со сверстниками плавно переросли в жгучую душу ненависть, которая могла дойти даже до преступления...
   Яшка стала очень остро и тяжко переносить свое одиночество и потерю родных и удержаться и выжить ей помогла очаровательная рыжая кошка, которую девочка подобрала на улице, и принесла домой. Выходила и вырастила заботясь о ней самозабвенно и старательно как некогда пеклась только о матери и сестренке. И самое странное, что они боялись подойти к ней, говорить с ней, пока рядом была эта кошка... Они конечно намекали ей о своем присутствии, но только намекали не решаясь не на что больше. Но она снова начала не с начала, не с того момента, как почувствовала их присутствие в первый раз.
   В тот день она сидела на разложенном мягком диване, по-турецки скрестив ноги, листая некогда любимую книгу, хотя взгляд ее блуждал мимо текста по потолку, потому что ей почти полностью овладели воспоминания. А рядом пристроилась любимая рыжая хищница, которая к Яшкиному великому удивлению смотрела неотрывно куда-то на вход в коридор. Яшка фыркнула - откуда в их чистом и стерильном доме мыши или другие мелкие грызуны? Или ее любимая кошка стала мелочиться на моль или обычных мух, которых уже тогда было много в этом проклятом доме. Но взгляд кошки был прочно прикован к дверному косяку. Яша отложила книгу и тоже посмотрела туда и почувствовала как по телу прокатывается волна леденящего душу холода, девочка явно и четко почувствовала что там, у косяка кто-то стоит, словно задумавшись, или не решаясь войти в комнату. И сразу же девочка вспомнила как отчим рассказывал ей что кошки необычные животные и могут видеть то, чего не видят люди. При мысли об этом по спине девочки пробежали мурашки к тому же она вспомнила свой сон. Обычно она не запоминала свои ночные кошмары но этот...
   В этом сне они сидели втроем на этом диване - она, мать и сестренка, и неожиданно погас свет и через этот самый дверной проем вошла кукла с оторванной головой, жалкое пластмассовое тельце которой обильно было покрыто шрамами и уродливыми рубцами. Она почти физически чувствовала во сне холод, исходящий от куклы. И сейчас, словно повторяя этот сон этот нежданный гость стоял на том самом месте где и во сне была кукла. Яшка даже не могла убедить себя что это пустой обман чувств, воображение - она правда чувствовала чье-то присутствие и не раз ощущала на себе чей-то внимательный и тяжелый взгляд хотя в доме кроме нее никого не было. Тогда кошка неожиданно поднялась, и резко и громко, и устрашающе зашипела по прежнему смотря туда, точнее на гостя...
   Но однажды кошки не стало, она странным и загадочным образом однажды пропала. Когда уже не было сестренки, когда уже умерла мать, девочка ушла однажды в школу и вернувшись нашла дверь открытой. Она потом повторяла себе много раз что кошка убежала, и упрямо пыталась забыть про кровавое совсем крохотное пятнышко под кроватью. И как только кошка оставила этот дом Яшка полностью перешла в их власть. Сначала она отчаянно боялась их, натягивало одеяло на голову, затыкала уши, когда они говорили с ней... Но они все равно верно и четко овладели ее сознанием сделав ее своей рабой. И всего за несколько лет уютный и светлый дом стал темным и заброшенным а его маленькая хозяйка из уверенной в себе, любящий жизнь, какой бы она не была, девочки превратилась в жалкую рабу. Они разучили ее надеяться, верить, она совсем перестала искать сестренку. Зато они подарили ей терпкое ощущение безопасности. Потому что их боялась даже ведьма...
  

___________________________________________________________

   dixi et animam levari - сказать тем облегчить душу
  
   Глава 5.
  
   Моро просто не догадывался, что такое безумное удовольствие можно получить просто оттого, что покинул какое-то помещение. Но это было так: он был искренне рад, что наконец-то ему посчастливилось покинуть этот несчастный, пропитанный страхом и болью дом. С не менее странной маленькой большеглазой хозяйкой. И сейчас как никогда, ощущая свою свободу, жадно вдыхая легкими, чистый городской воздух он понял, что должен вытащить ее оттуда. Помочь ей перешагнуть порог, и избавится от их гнета на ее хрупких плечах, и это, пожалуй, самое сложное. Они никогда просто не отпускают свою добычу - их цепкие лапы прочно держат полученную жертву. Но он справится... И это и будет тем добрым последним делом, которое окупит все его жизненные грехи.
   По прежнему светило солнце и сейчас его свет был как наркотик, хотя он и относил себя исключительно к детям ночной темноты, но после этого дома где так прочно засели они свет приносил сумасшедшее наслаждение. Он никогда раньше не видел чтобы они сумели засесть так крепко, плотно... Они иногда прятались где-то на дне встречного взгляда, но не имели никакого значения и уходили, стоило человеку заглянуть внутрь себя. Но с этой девочкой было по-другому: словно она не могла без них дышать... Верная и покорная она готова была сделать что угодно по их приказу... Нельзя позволить им так использовать этого уставшего от жизни ребенка. Первым делом ему нужно вытащить ее из дома... Но она вряд ли согласится покинуть место, с которым у нее связанно столько воспоминаний.
   Моро напряженно закурил, слушая царившую в этой местности странную и жуткую тишину. Медлить нельзя, но одновременно идти к ней сегодня будет губительно. Нужно немного времени чтобы все как следует обдумать, найти предлог, как вытащить ее из дома и место где ее можно будет контролировать, чтобы не допустить к ней снова их.
   От раздумий его отвлек резкий шорох. Незнакомка с кладбища.
   И не надоело ли ей еще играть в кошки-мышки?
   Но, вестимо, ее забавляла эта игра и его пока тоже, по этому об быстро затушил сигарету и рванулся за хрупкой темной фигуркой через забор в лестную чащу. Гонка была просто фантастической - ветер оглугающе гудел в ушах, ветки отчаянно и злобно цеплялись за одежду и хрустели ломаясь и падали на влажную траву. Незнакомка бежала на расстоянии - не подпуская его к себе слишком близко, но и не исчезая из виду. Интересная игра, зачем только она? Но он тоже был не из простых и догнать ее мог спокойно. Он сделал еще один рывок и разделявшее их расстояние сократилось ровно в два раза. Незнакомка будтобы этого не заметила.
   А окружавший их со всех сторон ядовито-зеленый лес тем временем сменился густой непроходимой чащей, словно храня, окружающей старинные развалины какой-то дворянской усадьбы. Серые камни поросли мхом и бурьяном, но по прежнему хранили в себе какую-то зловещую торжественность веков, которые прошли мимо них, куда-то в вечность. Через высокие кроны вековых сосен падали тонкие и прямые золотистые лучи полуденного солнца. И темная фигурка незнакомки утопая по пояс в чертополохе и крапиве быстро нырнула в самую глубь развалин и Моро пришлось следовать за ней, хотя травы, несомненно были против его похода туда: чертополох больно царапал руки, а крапива жгла кожу. Но преодолев это препятствие он через полуразрушенный оконный проем скользнул внутрь усадьбы, где было темно и влажно и куда не проникал солнечный свет. И наконец-то бесполезная гонка была кончена, он перехитрив незнакомку подкараулил ее и резко прижал к влажной поросшей плющом и диким горошком каменистой стене. Ее темные глаза насмешливо блеснули а тонкие ледяные руки сразу же легли ему на плечи. Она сильным и резким движением головы откинула с лица короткие черные как деготь волосы.
   - Поймал, - сказала она мягким и приятным голосом. И добавила не то нежно, не то даже с ненавистью, - право охотника делать с жертвой что угодно...
   - А ты жертва? - насмешливо переспросил Моро внимательно разглядывая доставшуюся ему с таким трудом "добычу". Сказанное им пришлось по душе незнакомке.
   - Ты прав. Это сложный вопрос, - по ее узким алым губам скользнула проницательная и яркая улыбка. Она околдовывала, гипнотизировала эта проклятая улыбка. Как только эта женщина так улыбалась он терял контроль над собой, превращаясь в обычного человека с тупым набором инстинктов и желаний. И одним инстинктом над которым, похоже, была больше всех остальных властна она, было желание обладать ее соблазнительным телом. И с этим желанием было сложно бороться, хотя к самой незнакомке он испытывал самые противоречивые чувства. Он резко прижал ее к себе касаясь губами ее коротких темных оказавшихся удивительно пушистыми и лоснящимися волос, целуя ее такие яркие сочные губы. Но во время ему удалось вернуть себе контроль. Он мотнул головой, отстранился от нее и заметил что в ее темно-синих глазах пляшет почти адское пламя.
   - Забавно, - заметила она, - ты второй человек, человек с именем созвучным смерти по латыни, не подвластен мне...
   - Ты та самая ведьма, о которой все тут так старательно трещат? - осведомился Моро проигнорировав то, что она знала даже его имя.
   - Когда они говорят о ведьме они представляют себе сгорбленную старуху с редкой седой косичкой которая варит зелья в своей избушке... Понятия народа весьма туманны, да и что от них хотеть... Они ведь всего лишь куклы в наших руках... так кажется говорила твоя подруга?
   Он кивнул, не стал спрашивать откуда она знала о ней.
   - Тебе понравился вчерашний шторм? Я так старалась... вроде получилось красиво...- лестно потянула она, потом добавила с плохо скрываемым удовольствием, - обожаю мутить погоду над городом... а вчера получился особенно пригожий шторм, давно таких не было... Меня кстати зовут Мара... нет, я не искушала Будду... как раз его нет... - еще одна мимолетная соблазнительная улыбка, - хотя у моего имени много забавных и интересных пересечений... Ну, до встречи...
   И она резко и быстро коснулась губами его холодной щеки и растаяла в сыром и темном воздухе развалин, оставив его в гордом и торжественном одиночестве. Он постоял еще с секунду обдумывая происходящее а потом вышел из развалин через другой оконный проем и сел на край холодной поросшей мхом и какими-то лесными цветами плиты и устало закурил. Почему последнее время так часто через все слова, все образы проскальзывает именно она... Глупая самовлюбленная девчонка, которая решила, что может играть чужими жизнями и даже своей... Как же она была банальна в этом своем убеждении и как права одновременно. Ведь жизнь это только затянувшаяся игра высших умов... или хотя бы тех, кто преодолел унизительное название "кукол" и вырвался из своей касты. А она точно не была куклой... Но зачем тогда она так легко покинула этот свет... До сих пор для него оставалось загадкой, почему она покончила с собой... Хотя, наверное у нее на то были какие-то свои причины, о которых она просто предпочла не рассказывать. И он очень сомневался что та автокатастрофа была чистой случайностью и она не подстроила ее - ведь из трех столкнувшихся машин погибла только она, остальные отделались удивительно легко. Но ее ведь больше нет и навряд ли она вернется... или... Ему снова померещились шаги и он нервно обернулся но кроме него никого в развалинах не было, да и во всем лесу висела зловещая и жуткая тишина. За километр было слышно хруст сухой ветки под сапогом нежданного гостя.
   Игра... только игра. На этот раз он тоже был игрушкой... Ну и пусть, разве не интересно ощутить на своей шкуре то, что они с ней тогда так часто проделывали с другими? Так горячо и страстно наслаждаясь своим превосходством и своим могуществом. Они стояли друг друга - сильные, умные, могущественные оба волки-одиночки покинувшие свои стаи где им было просто тесно. Потому что, таким как они всегда тесно с другими... Особенно если эти другие куклы.
   Он снова почувствовал чьи-то почти неслышные шаги. Потом легкая, совсем легкая, как перышко мертвецки белая рука легла ему на плечо.
   - Не оборачивайся, пожалуйста, только не оборачивайся, - услышал он ее голос прямо над своим ухом.
   - Зачем ты пришла? - спросил он сухо, смотря на белые унизанные кольцами пальцы сжимавшие его плечо.
   - Меня послали помочь... помочь ей... этой девочке... Яшке... - она встала, убрала руку и он услышал как хрустнули ветки у нее под ногами. Он почти явно представил ее. Она прогуливалась вдоль стены, отчаянно жестикулируя как глухонемая тонкими пальцами, - она в большой беде! Знаешь... я хотела бы поговорить с тобой... но пока нельзя. Меня прислали не к тебе, а к ней... я никогда даже не думала...
   Говорила она как-то сбивчиво и голос ее дрожал.
   - Что с тобой? - спросил он рассеянно забывая о том что она только дух, хотя в сердце уже проснулись предательские нежность и жалость по отношению к этой девочке.
   - Ничего... - она снова стояла сзади, и осторожно положила руки ему на голову, - не обращай внимания... я просто давно хотела тебя увидеть... но было нельзя...
   - Они что держат тебя на привязи? - осведомился Моро чувствуя острое желание обернутся но здравый смысл отчаянно твердил что нельзя.
   - Нет... ты постарел, мальчик мой... никогда не думала что увижу тебя старым... - произнесла она опускаясь сзади и прижимаясь спиной к его спине.
   - Смешно, - фыркнул он, - даже после смерти манер тебе не прибавилось... я старше тебя почти на двадцать лет и ты все равно уверенно зовешь меня мальчиком...
   - Зачем ты пришла? Чтобы сыпать соль на давно зажившие раны?
   - Такие раны не заживают...
   - Нет. И давно пора смирится с тем что тебе не поможет уже даже чудо, - он тяжело вздохнул и осторожно дотронулся до ее ледяной руки лежавшей рядом на плите. Потом быстро и резко сжал ее тонкие пальцы стараясь хоть немного согреть.
   - Никогда не забывай, что у чуда с чудовищем один и тот же корень, - неожиданно сказала она и вырвав свою руку встала. Потом она почти так же как и Мара бесшумно и легко растаяла в терпком лесном воздухе. Он вздохнул и затянулся сигаретой. Она еще придет... раз она здесь... она придет, потому что она слабая. И он наконец-то сможет спросить у нее, прямо глядя в глаза, зачем она это сделала...
  
   Глава 6.
  
   Жизнь - смерть... это только слова. Пустой и банальный набор слов под которым люди старательно прячут какой-то, поистине глубокий смысл, значение которого сами до сих пор не могут понять. Слова привязывают к земле, они обязывают, но не больше... При желании от них как и ото всех предрассудков можно избавится, и полностью освободившись сделать шаг с крыши или моста. Именно такое состояние называется - страха нет, и его можно почувствовать только один раз за всю человеческую жизнь - заглянув в холодные бесчувственные глаза смерти. И навсегда порвав грань между землей и небом, между буквами и вложенным в них смыслом. Глупый и невнимательный человек назовет это слабостью, и только один из ста сможет понять, зачем был совершен этот шаг. Не потому что загнанную в угол жертву угнетал страх, и не, потому что жизнь настолько осточертела, что невольно вызывала отвращение... А особенно если ты своим существованием только мешаешь и действуешь на нервы окружающим. А потому что ты раз и навсегда сказал себе - нельзя больше жить пустыми словами, они лишают нас истинной свободы. И ты стал свободным... Навсегда.
   - Суицид - это противно и кроваво, - сказал один из голосов, который постоянно разговаривал с Яшкой. Эти голоса так старательно контролировали Яшкины мысли и поступки, что забравшись даже ей в голову отчаянно прогоняли любые мысли пришедшие со стороны.
   - Слова, жизнь, смерть, - разве для тебя это имеет какое-то особое значение? - спросил насмешливо голос, отдаваясь эхом по комнате. Яшка сидела на диване спиной к нему и смотрела на ясное голубое небо за окном. Оно так звало и манило к себе... Своим безупречным ярким, будтобы нарисованным цветом.
   И откуда только взялись эти мысли про страх? И почему они приносили маленькой, уставшей от этих мрачных приключений девочке такое удовольствие? Она не могла ответить, хотя ответ уже давно родился в ее кудрявой головке. Только она боялась озвучить его в слух, пока голоса жили в ее доме, пока управляли ей, как покорной куклой, в общем, имели над ней совершенную власть. Откуда они взялись эти проклятые тени, которые так легко сумели сломить ее волю и гордость, превратив в покорную рабу. И они снова читали ее мысли, не давая ей подойти к ответу на свой вопрос.
   - Свобода... какое глупое понятие. Мы даем тебе власть, пока мы с тобой, ты сильная... Если бы тебя не было бы они бы давно втоптали бы тебя в грязь, - произнес голос, вкладывая в обычные слова леденящий душу смысл, - свобода это бред, наша девочка, как и страх...
   - Да... - как зомби повторила Яшка, хотя ей ужасно хотелось сказать, что она совсем не их девочка. Она хотела повернутся, но боялась - их присутствие было настолько явным и ощущаемым, что холод исходивший от их взгляда она явно ощущала на своей спине. Хотя в комнате стояла немая и леденящая душу тишина она знала. Голос тихонько внушил скорее ей, чем себе:
   - Наша, наша девочка...
   Яшка осторожно откинулась на жесткую подушку и стала внимательно и с интересом разглядывать грязно серый в слабом утреннем свете потолок. По потолку плясали нелепые и уродливые тени, делавшие комнату еще более жуткой. Девочка отчаянно старалась уснуть, но никак не могла - беспокойный и недолгий сон так и не хотел закрыть ее уставшие веки. Как же она устала. Как же она устала быть рабой, служить каким-то неведомым и страшным силам.
   Сказала.
Пускай про себя, но на вопрос она ответила. И тени на потолке разгневанно задрожали понимая ее дерзость. Потому что сейчас она только что бросила им вызов, прямо и смотря в глаза. Она посягнула на то, о чем в этом доме ей строго-настрого запрещали говорить - о свободе. От страха. От обязательств. От слов, и от этих проклятых серых стен и не менее проклятых голосов.
   - Какая же ты глупая, наша девочка, - сказал уже другой голос, при котором у нее по спине пробегал щекотливый холодок - бесполый, низкий и бархатистый голос со сладкими интонациями, но... что-то было в нем что притягивало ее и отталкивало одновременно - этот голос он звучал как отражение, как эхо, потому что он пришел из мира мертвых и прочно обосновался в ее доме. Нет, это был уже совсем не ее дом. Это был дом теней и голосов, а для нее он был всего лишь темницей. Местом временного заключения. Неизвестно только, сколько это временное заключение может продлится и дотерпит ли она до конца.
   - Я не ваша, - дрожащим голосом пробормотала она.
   Тогда голос расхохотался и от этого смеха задрожали хрупкие картонные стены.
   - Наша, - уверенно повторил голос, и она задрожала всем телом от понимания того, что сейчас она действительно его очень сильно разозлила и голос произнес в доказательство ее мыслей, - иначе... ты знаешь что по-настоящему стало с твоим отчимом? Или ты забыла? Или ты забыла глупая девчонка? Неблагодарная глупая девчонка! Мы подарили тебе спокойствие, силу... При желании ты можешь убить даже ведьму, но ты почему-то уверенно хнычешь о свободе... Он, твой глупый отчим, тоже решил начать это глупое занятие... Или ты уже забыла?
   - Ваша, - тихо и спокойно повторила Яшка чувствуя как от страха у нее дрожат колени и стучат зубы, как при ознобе. Но она прекрасно себя чувствовала только вот отлично знала, что произошло с отчимом на самом деле...
   - Не бойся, - голос слегка смягчился, и она почувствовала мягкое прикосновение к своей щеке, но через пелену выступивших на глазах слез не могла увидеть руки, да ее наверное и не было вовсе, - мы тебя не тронем... просто глупые мысли оставь за дверью этого дома.
   Возражать или говорить что-то Яшка боялась, понимала что все равно окажется не права и вообще она придумала весь этот бред, со свободой со страхом. Потому что она мелочная и трусливая и не ценит по-настоящему того, что для нее сделали они... Хотя если бы они не держали ее сознания в своих цепких лапах так сильно она бы, наверное легко подумала и задала вопрос. А что они вообще для нее сделали?
   Но голоса не хотели этого им было невыгодно отпускать хоть немного нить обмотанную вокруг хрупкой шеи девочки, по этому тот самый последний и самый главный из них голос осторожно навеивал на нее чары спокойного и ровного сна. Она должна быть сильной, и уверенной в их заботе. Чтобы легко уговорить ее убить всех их врагов. Потому что они не имеют своего физического тела, они только полупрозрачные тени, шепчущие голоса, утренний ветер... Но они легко могут околдовать и подчинить себе по этому у них столько послушных и несмелых рабов, сознаниями которых они умело управляют. Как сейчас повелевали Яшкой, которая быстро погрузилась в сладкий и здоровый сон. И снилась ей поляна из ярких цветов - это были маргаритки и ромашки, и она бродила по этой поляне, любуясь цветами, вдыхая их аромат, по пояс утопая в густой изумрудно-зеленой траве. Сладкий ветерок шевелил ее волосы, ласкал щеки и приносил откуда-то издалека шум морского прибоя... Все шло отлично и они легко контролировали происходящее в ее сне, ловя и поглощая в себя ее сбивчивое детское дыхание, как неожиданно резкий порыв ветра, сильно ударил гнилую ставню незакрытого окна и ворвался в комнату, колыхнув фотографии на стене и шевельнув темные кудряшки девочки. Но они отлично знали, что это не просто ветер. Но долго наблюдать за происходящим в комнате им не удалось - ветер ворвался и в сон девочки.
   Яшка испуганно обернулась почувствовав на себе чей-то пристальный и приятный взгляд. Кто может быть на поляне которая принадлежит только ей... разве она не устала от людей и в жизни? Почему они и сюда проникли превращая ее сон в кошмар. Но обернувшись она увидела в шагах десяти от себя красивую высокую статную женщину с пушистыми кудрями цвета январского снега и огромными небесно-голубыми глазами на молочно-белом лице. Она стояла, широко раскинув руки, как птица и предоставив лицо ветру, который ласково разметал во все стороны ее прекрасные волосы. И смотрела куда-то мимо нее, хотя девочка почти точно была уверенна, что именно она смотрела на нее пару минут назад. Яшка сделала к ней неуверенный шаг, но женщина сама убрала руки и быстро пошла к ней на встречу. И с каждым шагом чем четче Яшка видела ее лицо тем сильнее она пугалась и поражалась - у незнакомки лицо было почти детское, ровные прямые совершенные черты, курносый смешно задранный в верх нос и глаза из которых буквально струился свет.
   Она подошла к девочке в плотную и аккуратно провела своей изящной рукой с бархатистой кожей по Яшкиной щеке, словно при этом гипнотизируя ее своим острым и метким, как снайперская пуля взглядом.
   - Кто вы? - изумленно поинтересовалась у нее Яшка смотря в глаза незнакомки и при этом чувствуя себя совершенно свободной. Даже от них...
   - Я - друг, - просто ответила незнакомка а потом внимательно оглядевшись спросила у Яшки, - и тебе действительно нравится это место?
   - Да... - потянула изумленная Яшка, - тут так красиво...
   - Эх, глупая маленькая девочка, - как-то печально произнесла незнакомка, - не верь глазам своим, они могут обманывать... У чуда и чудовища один и тот же корень, - при этом она сорвала один цветок и на вытянутых ладонях подняла перед Яшкой, девочка хотела было его взять но он неожиданно скользнул и резко свернувшись превратился в змею и упав с рук нежданной гостьи плюхнулся на траву. Яшка отшатнулась в испуге и ей послышалось сдавленное шипение.
   - Не верь своим глазам, - повторила незнакомка и резко взметнула вверх пластичные руки. Яшка с ужасом смотрела, как с цветов капает разноцветная краска и они по очереди превращаются в прах... Девочка зажмурилась, а когда она открыла глаза, то увидела перед собой жерло закаменевшего спящего вулкана под тяжелый багровым небом, под которым они с незнакомкой стояли.
   - Что это значит? - осведомилась растерянно Яшка, совершенно забыв, что это только обычный сон...
   - С тобой играют. Тебя дурят... Ты должна выйти из дома, и ни в коем случае не слушайся голосов... - быстро заговорила девушка но ее голос уже относило в сторону потому что сон кончался - Яшка просыпалась. Они во время оборвали это, понимая что появление нежданной гостьи в ее сне могло принести им много неприятностей. До конца проснулась Яшка только от того как громко хлопнуло закрывшись окно. Она протерла глаза и непонимающе села на диване. И почувствовала на себе их внимательные взгляды. Им о произошедшем во сне знать не обязательно. Предательская память снова воскрешала истинную историю гибели ее отчима...
   - Какой-то бред приснился, - сказала она голосам, понимая одно - незнакомка правда была здесь...
  
   Глава 7.
  
   "Я тебе подарю тонкий запах смолы и немного хлеба..."
   Легкий почти неощутимый еще совсем летний утренний ветерок несильно колыхнул занавески, закрывавшие открытую балконную дверь. Дыхнул в лицо свежестью слегка припорошив и подправив непокорные волосы. Но это был вовсе не обычный ветер, как и все в этом городе. Потусторонние явления так прочно переплелись с природными факторами, что он уже привычно научился отличать грозу, устроенную местное прекрасной ведьмой от обычной летней грозы, а утренний бриз, шепчущий что-то понятное только ему, но несомненно важное, от ветра свидетельствовавшего о приходе потустороннего гостя. И гость совсем не был нежданным. Ветер доказал что ожидания Моро, бессонная ночь, когда он старательно присматривался к каждой тени на грязно белой в ночном освящении тени, прислушивался к каждому шороху, силясь услышать шаги. Но гость, а точнее гостья задержалась где-то и по этому явилась только под утро... встревожив покой еле слышными потусторонними шагами, и еще строчкой из когда-то так любимой ею песни, как выстрел, как удар неожиданно прорезавшей сознание. Но вместо ласкового приветствия, или хотя бы коротких объяснений она начала нервно садясь в кресло напротив него и скрещивая тонкие белые пальцы так резко, что даже кости хрустнули.
   - Гнусные твари... знал бы ты, как я их ненавижу! - речь ее была как всегда пылкой и чувственной и удивительно только одно - как она при этом всегда оставалась ко всему равнодушной, - они... они слабые и жалкие! Они даже не управляют ей! Они убили ее отчима и теперь пугают ее тем, что сделают тоже самое с ней... откуда они только взялись эти проклятые тени?
   Моро только сонно передернул плечами и поправил ее:
   - Слишком сильно называть их тенями... У них нет своего имени.
   - Да какая разница? Я должна вырвать Яшку оттуда... Моро, только представь что она может сотворить, пока находится в их власти... - она стала говорить тише и спокойнее и разжав пальцы резко но осторожно помассировала бледные виски. При жизни она обладала какой-то загадочной лунной красотой, манила псевдо-охотников как бабочка на огонь своей юностью и свежестью, хотя была уже довольно взрослой женщиной, в глубине ее светлых как будто бы стеклянных дымчатых глаз таилась, наверное, даже сама вечность... А взгляд та сила которую она вкладывала только в один короткий взгляд выстрел была равносильна смерти. Но она никогда бы не стала убивать взглядом, слишком положительной и банальной она была в этом плане, даже Моро это раздражало - в Веронике, так именно было ее имя, которое прекрасно подходило ей и почему-то всегда напоминало ему строчку из песни:
   "Вероника на крыльце,
   в доме спит зверь,
   в доме ждет ангел...
   В доме далеко до утра...
   Вероника на крыльце
   Она по ту сторону стекла
   И я бы открыл ей,
   Если бы знал, где здесь дверь...".
   Однажды в ней проснулся просто какой-то сумасшедший и необъяснимый гуманизм, которому было просто не видно конца. Она отчаянно стала повторять, что куклы глупы и банальны, и если они, высшие, не будут оберегать и заботится о них, то куклы обязательно истребят сами себя своей глупостью и безрассудством. И она посвящала свое бесценное время, свою бесценную жизнь им простым смертным, которые знали только набор звериных инстинктов - питание, отходы, добывание пропитания, размножение, и так далее, - и не понимали ее бессмысленной и странной приязни к ним. Это было первое, что он никогда не мог понять в ней, а второе, зачем она подстроила эту аварию и погубила себя... И сейчас наверное он наконец-то сможет узнать ответы на эти вопросы.
   А после смерти она стала еще прекраснее... Холодный сумрак слегка коснулся нежной кожи сделав ее только бледнее, а глаза больше и ярче на светлом лице. Волосы, которые она при жизни так глупо и несправедливо красила в самые немыслимые цвета снова стали природного оттенка - снежно-белыми как у еще совсем маленького ребенка, и ровными прямыми прядями обрамляли нежное красивое лицо с правильными насмешливыми чертами.
   - Я ждал тебя, - признался Моро, не зная даже что сказать, как говорить с ней и как дойти до давно мучавшего вопроса.
   - Я знаю, - Вероника выдавила из себя улыбку, которая получилась слишком наигранной и несчастной, показывая ее истинные чувства, скрытые под маской равнодушья, - я теперь очень много знаю...
   И снова в воздухе повисла мертвая и пугающая тишина, смешавшаяся с ощущением того, что она сейчас уйдет, снова растворится в легком утреннем воздухе. Но наконец-то набравшись сил и пропустив вступление он резко и тихо спросил, достаточно громко, чтобы она услышала:
   - Зачем ты сделала это? Зачем ты убила себя?
   - Если бы я не сделала этого... водитель грузовика и водитель той другой машины, и все бывшие там люди погибли бы... Я спасла их, - ответила она так же тихо.
   - Ценой собственной жизни? Дура! Ты хоть понимаешь, что твоя жизнь против их стоит как минимум тысячу таких как они... - не сдержался Моро.
   - Не смей на меня кричать, - по ее губам неожиданно скользнула какая-то безумная и неуместная улыбка, - ты все равно этого не поймешь... ты обычный эгоист... ты даже не понимаешь что мы, выше их, чтобы спасать их! Иначе мы не были бы выше.
   - После смерти ты начала умничать, - мрачно отметил Моро.
   - Я просто многое поняла, - попыталась объяснить Вероника убирая с лица упавшие на него светлые пряди, - и лучше уйти рано... чем грызть себя столько времени, как поступаешь ты...
   - А разве я грызу? - с интересом осведомился Моро.
   - А что же еще ты делаешь? Если бы не грыз, ты бы не оказался в гостях у Яшких... и у безымянных. Ты ведь наверное даже ничего не знаешь о них? И не хочешь знать? Они придут и к тебе, Моро, и тебя подчинят своей власти. Только оказавшись в их руках ты наделаешь куда больше зла чем та же несчастная Яшка... - закончив свою тираду Вероника принялась снова старательно массировать виски.
   - Не будет этого, - упрямо внушил скорее себе, чем ей Моро. Веронику это не вразумило, и она только насмешливо хмыкнула. Моро понял что тема опасная и она затронула то, о чем он тоже думал - ведь однажды они придут и к нему... И чтобы уйти с этой темы он спросил:
   - А ты не могла остаться... хотя бы для меня?
   Этот вопрос заставил Веронику задуматься. Она даже покинула кресло и прошлась нервным круг по комнате.
   - Знаешь, я тоже думала об этом, - начала она почему-то смотря в потолок, и словно обращаясь к потолку, - вот мы так странно жили с тобой... вроде не чужие люди, но почему-то как-то непонятны друг другу. Никаких слов, объяснений, а мы с тобой ведь совсем не телепаты, я вот с трудом понимала твои изощренные намеки... Мы боролись бок о бок на одном поле... но были ли мы при этом союзниками... ты ведь махровый эгоист, который едва ли может думать о ком-то кроме себя... вот я думала еще, думал ли ты обо мне хоть немного? За секунду до аварии у меня было немного времени на раздумья, и я думала только этот вопрос... если бы я осталась, была бы я тебе нужна? Так была бы велика эта жертва... Не было между нами никакой откровенности и искренности...
   - А тебе так важны слова? - перебил Моро.
   - Ты говоришь как безымянные... они тоже упрямо внушают своим жертвам, что все - жизнь, смерть, любовь - это только бессмысленные слова. И только одно слово очень важно - ненависть, - как-то печально произнесла она, снова садясь в кресло.
   - Тогда у нас с ними ничего общего, - усмехнулся Моро, - для меня смысл имеют только два слова...
   - Какие? - заинтересовалась Вероника, буравя его внимательным взглядом светлых глаз.
   - Страха, - он сделал паузу, глаза Вероники заинтересованно округлились, - нет.
   - А чего тебе бояться? - спросила она.
   - В другом смысле... Страха нет: это как раз не просто слова, они таят под собой такой сногшибающий смысл - они не значат вовсе не что ты не боишься, если бы они значили это они были бы просто словами. Но они значат полную свободу от других слов... Ты можешь себе представить это?
- Такое состоянии... за секунду до аварии, да?
   - Правильно, - согласился он, - очень жаль, но случается эта полная свобода только... когда смотришь в глаза смерти. А пока ты жив, ты можешь только говорить об этом... И хранить это как заветную мечту!
   - Если тебя послушать, можно решить что ты хочешь умереть, - заметила Вероника задумчиво.
   - Если меня послушать можно понять, что у меня давным-давно в неизвестном направлении уехала крыша, - заявил он и довольно улыбнулся.
   - Да... - сладко потянула Вероника, - вот за это я тебя и люблю! Потому что, даже став потусторонней я не смогла отследить направление своей... Хали Гали Кришна, трали-вали крыша? Мы ведь идеально подходим друг другу?
   - Только если не считать того, что ты - труп, - устало заметил Моро, все-таки вспомнив о тяжести и серости реальности.
   - А ты страшный зануда! - фыркнула она, - неужели ты не понимаешь как мне больно? Больно осознавать то, что я мертва! И еще больнее возвращаться сюда, смотреть в твои холодные глаза... смотреть на мир, которому никакого дела до моей смерти. Какого черта ты делаешь в этом городе? Меня послали сюда помочь Яшке... она так важна этим высшим, или может просто достаточно страданий на ее долю... но зачем здесь ты? Чтобы мне было больнее уходить...?
   - А тебе и не придется, - неожиданно для себя изрек Моро, - ты останешься...
   - Нет! Черт побери, нет! Ты что сошел с ума? Ты - урод! Ты кретин! Как ты мог даже такое подумать? - взвелась мгновенно она, прекрасно поняв о чем он подумал, сказав это.
   - Ну, ты же отдала свою жизнь за кукол? А я исправлю эту ошибку... К тому же нет гарантии, что я не выдержу и умру при этом... Может быть, снова все будет как прежде?
   - Моро... - прошептала Вероника рассеянно и подошла к нему, села на колени и обхватила руками его шею, оказавшись совсем рядом она наконец-то могла видеть содержание его глаз, - глупый... не вздумай даже рисковать собой из-за меня... я все равно не смогу вернутся к жизни... в худшем случае я стану обычной куклой, а это страшнее смерти... одумайся...
   - Я верну тебя, - упрямо повторил он, хотя уже было хотел отказаться от своего упрямства, потому что в светлых Вероникиных глазах блеснули нежные серебряные бусинки слез и медленно скользнули по бледным щекам.
   - Ну что ты... - растерялся Моро, - ты такая молодая еще, такая красивая, здоровая, умная - тебе незачем было умирать... А я уже совсем старый и видишь какой дурной стал... Все можно ведь легко исправить. Мы просто поменяемся местами, и ничего страшного...
   - Ничего страшного? - насмешливо и разгневанно перебила Вероника, - ты действительно дурной встал... на кой черт мне жизнь с этим проклятым одиночеством?
   - Ну, ты будешь своим любимым куколкам помогать, - ляпнул он первое, что в этот момент пришло в голову.
   - Иди ты, - как-то устало произнесла Вероника и спрыгнула с его колен, он понял, что ей надоело это все и она собирается уходить, - давай оставим все как есть, а?
   Но ответить "нет" он не успел, Вероника как обычно плавно и легко растаяла в свежем и прозрачном утреннем воздухе и только ее глаза, как у Чеширского кота несколько секунд еще горели в воздухе двумя синими яркими угольками. Как только легкий порыв ветра с улицы выветрил все ощущение ее недавнего прихода, и скрыл все улики пребывания в этом доме призрака он встал со своего места, взял сигареты и зажигалку и вышел на балкон. Отсюда город простирался как на ладони - пятиэтажки хрущевки, элитные новостройки, небольшая местная церковь, площадь, острый шпиль железнодорожного вокзала. Весь город был таким маленьким, что, наверное, легко бы уместился в одном только округе Москвы... И как только его занесло в это место? И почему? Может быть, правда, чтобы он встретился с Вероникой... Или с еще какой-то странной и загадочной целью. А может именно здесь он раз и навсегда ощутит свободу ото всех слов, обещаний, мыслей, которые так обременяют нашу жизнь... Хотя есть такие, которые живут без них, но их ничего не отличает от зверей, ведь человека выделяет на их фоне только умение думать.
   Он устало закурил, следя за свободным и дерзким полетом птиц над шпилем какого-то довольно старого высокого дома. А что эти птицы? Вряд ли для рожденных летать есть слово страх... Есть только страх перед охотником. А им, людям, рожденным думать и занудствовать всю жизнь на разные темы... им эти слова так важны? Как птицам? Хотя каждому его стихия.
   А если сейчас перешагнуть перилла... Нет, нельзя. Сначала надо помочь Яшке.
   И он невольно вспомнил еще одну песню:
   "Да, в мире нет больше любви,
   Она так еще не любила.
   И выйдя на балкон
   Шагнула за перилла".
   Нет, тут как раз он был не согласен. Здесь было только одно смягчающее обстоятельство, единственная капля... меда, в бочке дегтя, которого стало почему-то гораздо больше, чем меда, наверное, в тысячу раз, или даже больше, так что каплю меда похожую на янтарь или солнечный свет даже не увидеть в этом море дегтя, которое разорвало бочку и вырвалось наружу, сметая все на своем пути. Этим обстоятельством, этой каплей была - любовь. И хотя он был уверенным циником, он внушил себе:
   если в мире есть любовь, то это Вероника...
  
   Глава 8.
  
   Утро прорезало ночную тишину и темноту как меткий выстрел, как неожиданный крик. Оно старательно прокралось в каждый уголок этого города, окрашивая небо на востоке в нежные пастельные теплые тона, которые волшебным зеркалом отражались в окнах домов и играли в стеклах тысячами маленьких золотых фонариков. Утро медленно и верно прогоняло почти полную луну с светлеющего небосвода, старательно подготавливая путь, и очищая дорогу для золотой колесницы бога Гелиоса, который промчавшись по небесам подарит городу новый день. Новый день полного сумасшедшего детского августовского счастья, или новый день ослепленный кашей признаний, или уже осточертевший новый день уже потерявший счет, и ломающей судьбу как тонкую гладь стекла ломает сильный ветер.
   А над еще спящим ставшим романтичным и нежным в этом освящении городом медленно и уверенно поднимался золотой светящийся огненный диск, гася фонари, и даря новые надежды еще одного не последнего поворота планеты. Еще один день когда Яшка встречала рассвет сидя далеко от дома на свежей мокрой от росы траве, и пускай это только губительный и сладкий сон, но этот сон пришел к ней сам, а не был навеем их злой, или может не злой волей. И сейчас, когда она почти ясно чувствовала сладкий холодный утренний предрассветный ветерок слегка нежно трепавший волосы и беспокойные полы одежды, она почему-то вспомнила строчки песни:
   "Желтый сочный утренний свет,
   С улыбкой на губах.
   Ты найдешь меня на траве,
   Я умер час назад..."
   Ей так отчаянно хотелось остаться в этом сне навсегда, вечность смотреть на солнце которое никогда не взойдет до конца ощущая на своей коже мягкий и теплый утренний свет, согревавший замерзшую и уставшую душу. Или еще лучше, как поется в песне лечь щекой на влажную изумрудную траву и заснуть под сладкий шум лесных деревьев высоко в кронах, под тихое и отдаленное пение соловья, еще одного существа, встречавшего рассвет вместе с ней. И не проснутся уже больше никогда... Но уснуть и не проснутся просто так они не могли дать ей, иначе бы они не играли с этой девочкой столько времени готовя ее к чему-то важному. Сейчас их было двое, а может и больше, и их бесполые голоса отчаянно руша ночную тишину обсуждали дальнейший план действий относительно Яшки. Но утренний ветер стирал часть этого диалога донося до ее спящего сознания только обрывки фраз.
   - ...мы должны заявить им о себе...
   - ...сегодня... - соглашался голос, которого она боялась больше остальных. Потусторонний и надменный, вкладывавший в слова всю злобу, всю ненависть... Которой и так хватало в жизни маленькой отчужденной уставшей от жизни девочки.
   Голоса сочли что она достаточно насладилась спокойным сном, без их вмешательства, и осторожно и плавно оборвали нить. Яшка завертелась, потом стала усиленно тереть глаза обрамленные длинными темными синяками под ними. Потом она села и стала упрямо и сонно смотреть в темноту, словно силясь увидеть их.
   - Сегодня важный день, - ласково сказал голос.
   - Почему? - не поняла еще не проснувшаяся до конца девочка, которой все еще виделся темный лес и рассвет над городом.
   - Мы дали тебе силу. Сегодня ты ее покажешь, - был ответ. Дальше голоса молчали, давая Яшке понять, что она ведет себя неблагодарно и банально. Тогда она встала, еще раз зевнув и лениво пошла, одеваться, смотря как за окном медленно светлеет небо. Сейчас в душе в ответ на их отвратительное молчание появилось неугасаемое желание послать их к черту и... Яшка быстро натянула одежду и поверх черную кожаную куртку, потом решительно пошла к двери. Она уйдет... И больше не вернется... Но на секунду ей показалось, что голос матери из глубины дома позвал ее. Она не смогла обернутся но бросила голосам про себя: "я пойду погуляю, скоро вернусь"... и накинув на плечо черный ремешок рюкзака вышла из дома. Запирать его не было смысла. Тут нечего воровать, да и побояться местные соваться туда.
   Несколько минут девочка постояла жадно вдыхая ледяной утренний воздух и смотря как за высокими кронами деревьев медленно светлеет небо. Как во сне... А может все и будет как во сне? Она быстро пошла к лесу вспомнив сладкие ощущения от мокрой мягкой травы.
   "Ты найдешь меня на траве, я умер час назад"
   - Упрямо повторило сознание. Потому что от себя самой не скроешь, что ты идешь вовсе не наслаждаться зрелищем рождения дня, а подсознательно надеясь уснуть на траве... и не проснуться больше никогда. Она быстро проскочила через дырку в заборе отделявшую их улицу от огромного и темного леса со старинными деревьями. Раньше, они когда-то гуляли здесь, но это было так давно, да и не стоит жить воспоминаниями...
   Яшка быстро и уверенно шла по мокрой траве, крадясь как кошка, чтобы под ногой не хрустнула не одна сухая ветка и не нарушилась мрачная и торжественная лесная тишина, которою пронзали только одинокий стук дятла где-то за километры отсюда, и гул ветра далеко в кронах деревьев. Но неожиданно ее острый слух уловил еще какие-то потусторонние звуки. Она остановилась, прислушалась.
   Сначала ей послышался отдаленный приглушенный смех ведьмы, но потом она различила треск веток под ногами непрошенных гостей, тихий писк и знакомую матерную ругань. Девочка поправила рюкзак и сделав рывок изо всех сил бросилась туда ловко обходя по дороге стволы высоких деревьев, и все громче слыша приближающийся звук возни, борьбы. Потом ее взору предстали знакомые до отвращения лица. Четверо подростков, когда-то, когда она еще посещала школу, бывших ее одноклассниками и злейшими врагами прижимали к стволу дерева отчаянно брыкавшуюся и пытавшуюся вырваться темноволосую девчонку. Один невысокий коренастый армянин держал ее за волосы, маленький татарин отчаянно расстегивал застежку ее куртки, а двое других оборванный и нечесаный высокий в спущенных штанах и совсем заросший остроносый держали ее за руки с двух сторон. И намерения у них были явно не лучшие.
   - Эй вы, уроды, пустите ее! - закричала Яшка выскакивая рядом с ними и вспоминая как-то отдаленно о том разговоре про силу.
   Они все как по команде обернулись, по их уродливым лицам плясали противны скользкие улыбки.
   - Че те надо, дура? - спросил мелкий татарин сощурив свои и без того узкие едкие глаза.
   - Оставьте ее в покое, - тихо повторила Яшка, смотря, как темно синие глаза девочки прижатой к стволу загораются огнем надежды.
   - Пошла вон, тупая, - сказал остроносый заламывая жертве руку.
   - Это вы пойдете, - прошипела Яшка, и ее пальцы невольно сжались в кулаки.
   - Да? - загоготал армянин, - и что ты нам сделаешь?
   На этот вопрос Яшка отвечать не стала только молча и не думая не о чем сняла с плечей рюкзак, открыла его и быстро и уверенно извлекла оттуда черный автомат. Лица мальчиков при этом перекосились они отпустили свою жертву и двинулись на нее, желая отнять у нее оружие, но она выставила его перед собой, уперла татарину в грудь и выпустила несколько патронов. Он постоял с секунду смотря как рубашка становится красной от крови, а потом повалился на траву. Остальных это шокировало, они собрались было пустится бегством но бессильная нелепая первобытная злоба владела Яшкой и она целясь и метко попадая в них спустила всю обойму. Она осознала только что наделала когда смотрела на еще некогда живые тела так нелепо и смешно распластавшиеся на траве. Потом она перевела взгляд на их жертву, удивленная тем что та не убежала и осознала всю тягость своего положения. Прижавшись к дереву, выпятив вперед пышную грудь и страстно обхватив ствол руками стояла ведьма и ее некогда еще синие глаза стали ярко янтарными. О, как она чудесно владела своим лицом и сумраком, сумев показаться даже внимательной Яшке испуганной маленькой девочкой... Чтобы обыграть ее. Чтобы подставить. Тогда в новом приступе злобы Яшка направила ствол автомата и на нее но он только предательски щелкнул оповещая ее о том что в ленте закончились патроны. Яшка бессильно застонала и осела на траву.
   "Не верь глазам своим..."
   Как же так могло получится? Неужели они обманули ее? Или она сделала все правильно? Но она ничего не знала просто тупо смотрела на ведьмины стройные ноги в светлых джинсах. И чувствовала жуткое отвращение потому что ведьма сейчас стояла как настоящая проститутка... и вообще весь ее этот проклятый развратный и пошлый образ, образ обмана зрения и слуха он был так мерзок, так противен Яшке. А ведьма словно в издевательство встала, плавно тая в ставшем зловещим утреннем сумраке леса и осторожно переступая через трупы подошла к Яшке и опустила ей на голову свою холодную руку с тонкими длинными белыми пальцами.
   - Я ненавижу тебя, - пробормотала Яшка, но руки не повиновались ей и она не могла скинуть ведьмину ладонь, теребившую ее волосы. Тогда та наклонилась к ней и обжигая ухо горячим и жарким дыханием произнесла своим сладковатым бархатистым голосом:
   - А громче?
   - Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, - крикнула Яшка и лесное эхо подхватило и разнесло во все стороны. "Тебя, тебя, тебя..."
   - А их ты разве не ненавидела? - ехидно спросила ведьма, придавая своему голосу победительные нотки, - разве ты убила их не потому, что ненавидела?
   Яшка отчаянно замотала головой и закрыла глаза. Почему она вышла из дома? Зачем она вышла из дома? Какого... нужно было послушаться их.
   - Ну, убила и убила, - говорила ведьма ласково, даже по матерински гладя ее волосы, - если ты признаешь что ты убила по...
   - Своему желанию, - докончила Яшка.
   - По-твоему я бы не справилась с четырьмя школьниками? - голос ведьмы становился все мягче бархатистее и насмешливее.
   - Нет, - Яшка мотнула головой.
   - По-твоему меня бы, могущественную ведьму, смогли одолеть четыре школьника? - ведьма расхохоталась и откинула назад черные пряди, а эхо подхватило ее голос и разнесло по лесу.
   - Мы могли бы быть друзьями, - заметила ведьма, оставляя в покое Яшины волосы и проходя мимо трупов и смотря на них насмешливо и жестоко, - если бы ты меньше слушалась своих голосов... Ведь ты их придумала, да?
   Яшка снова упрямо мотнула головой.
   - Ты их придумала, - повторила ведьма и голос ее вдруг стал нервным и даже, наверное расстроенным, - ты их придумала, Яша... а ведь ты тогда мне была как дочь! Ты придумала эти чертовы голоса и стала ненавидеть меня, ты... ты бы угробила свою сестру, как угробила мать, если бы мы вовремя ее не забрали от тебя!
   - Я не...
   - Ты да! Их нет, ты должна понять это, - голос Мары снова стал циничным и отдаленным, - ну и черт с тобой... теперь тебя будут судить... как высшую, за убийство смертных, без причины...
  
   Глава 9.
  
   Прорезав темноту, утреннее небо разорвал рассвет, поднимая с востока огромное палящее солнце. В каких только городах он не побывал за всю свою долгую жизнь рассвет в этом городе был самым прекрасным и ярким. Но долго позволить себе наслаждаться зрелищем рождения дня Моро не мог - пока солнце не встало и его губительные лучи не коснулись окон его временного места обитания нужно было сделать одно важное дело. Такое важное, и сумасшедшее одновременно, что просто захватывало дух. Главное только успеть, и чтобы хватило сил и упорства... Перешагнуть грань жизни и смерти, и разделить жизненную энергию поровну так что бы хватило на двоих. Пускай Вероника этого не оценит, но если все получится хоть какое-то время она снова будет живая, реальная... И не важно, что потом от нее не останется и следа, и от него, возможно тоже... Пора испытать то, о чем ты так долго говоришь, во что ты так веришь... Чем живешь. Этим секундным ощущением свободы от страха, от слов, от мыслей, от земных желаний... Когда душа подобно птице отрывается от тела и летит в яркие небеса, забывая свое имя, свое предназначение...
   И сейчас, думая об этом, готовясь к такому решительному шагу, который может для него очень плохо закончится, Моро смотрел на птиц кружившихся над еще мирным спящим городом. Невольно вспомнилась песня с глубоким смыслом свободы и полета:
   "Расскажу тебе о том, кто нас научил летать
   Я ручная не бросай, у нас север за спиной
   Ты других не встретишь птиц, даже тени...
   Страха нет, одни небеса, страха нет..."
   Но дальше ждать и медлить было нельзя. Каждая секунда уменьшает его шансы выжить и действительно вернуть Веронику. А зачем все это проворачивать если ничего не получится? Ведь еще рано кончать со всем - Яшка по прежнему во власти безымянных, а Полину не смог найти не один даже самый профессиональный сыщик. Найти может только он, потому что по другому вернуть старшей сестре девочке надежду и веру в жизнь, а собственно, свободу от голосов, никак нельзя.
   Но он подсознательно чувствовал, что дело даже не в пропавшей девочке, а в самой Яшке... Как будтобы идет игра за нее, будто она очень важна этим высшим силам маленькая уставшая девочка... И все готовы умереть лишь бы получить ее в свои лапы, или даже что-то еще. Но это тоже сейчас не важно.
   Он осторожно снял клетчатый поеденный молью плед с антикварного старинного зеркала с красивой резной рамой, с нелепой трещинной на краю гладкой отражающей глади, с отошедшей сзади исцарапанной фанерой. Но не важно было его состояние важна была суть - то, что это зеркало живое, оно видит и отражает не только реальный мир, но и потусторонний. Сейчас таких зеркал осталось мало, те, что делают в наше время не имеют такой волшебной и страшной особенности, в основном ее сохранили дореволюционные зеркала, которые пылятся в антикварных магазинах и в особняков политиков и ново русских. Но это зеркало чудом попало к нему, хозяйка квартиры которую он снимал, великая барахольщица не могла упустить не одной вещи и нашла где-то на развалинах старинной усадьбы в лесу его чудом сохранившееся, покрытое пылью веков, с облезлой амальгамой... И теперь с помощью этого живого зеркала он вернет Веронику. И, может быть потом уйдет вместе с ней, обратно туда... Откуда не возвращался никто, но вернулась она. Потому что она - капля меда в море дегтя, потому что она ангел, она любовь, она смысл этой проклятой жизни, она маленькая Богиня света, и ей дозволенно все. Боги полюбив становятся людьми, а люди полюбив становятся богами. А Вероника любила, и это он знал, самозабвенно и глупо, из гордости не говоря не слова об этом, соблюдая заведенное им проклятое молчание на эту тему. Да она полюбила, и стала богиней, и над ней не властна не смерть, не ненависть... По этому он вернет ее, исправит ошибку судьбы - четыре грешные низкие человеческие жизни за ее светлую и возвышенную, которая имела гораздо больше прав на существование, чем ничтожные куклы...
   Моро крепко сжал зеркальную раму смотря невидящими глазами внутрь темнеющей зеркальной глади, куда-то мимо своего отражения, себе за плечо, в зовущую и страшную темноту.
   Зло - добро. Смерть - жизнь. Ненависть - любовь. Деготь - мед.
   Это все только бессмысленные и пустые слова, их придумали глупые люди, чтобы проще было жить, они просто назвали, даже не продумав смысла. В их жалких душах родился первобытный и банальный страх - перед смертью, перед даже менее важными вещами. Им свойственно бояться, придумывать глупые проблемы, бессмысленные мысли, они привыкли следовать инстинктам, заложенным в них, животным началом забывая о том что отличает их именно способность мыслить.
   Он медленно и старательно стал отключать мысли и чувства сосредоточиваясь только на темноте в отражении. Потом внутри появилось острое ощущение гнетущей и темной пустоты, но так надо, только так можно шагнуть туда в эту темноту, в потусторонний мир. И он шагнул, темнота мгновенно обхватила плохо освященную комнату, стирая границы между миром мертвых и миром живых, гася краски пуская вокруг серые неясные трафареты теней, которые плясали вокруг него в своем адском танце. Но ему было все равно он только прочнее сжимал в руках зеркальную раму, чувствуя что вот-вот треснет сухое пыльное от веков дерево и вонзится в кожу ладоней. И тогда он услышал еле слышный, доносившийся откуда-то из темноты голос Вероники:
   - Нет... ты не сделаешь этого!
   - Сделаю. Уже сделал. Ты должна жить, - ответил он ей, слыша как его голос сносит куда-то вредоносный сумрак. В лицо дыхнул страшный ветер смерти, и даже тени всколыхнулись, уступая ей дорогу. И он увидел ее, она шла своей уверенной походкой по темноте сумрака навстречу ему и если бы можно было с такого расстояния разглядеть ее лицо он бы увидел что она разгневанна. Нет, больше, она просто в бешенстве... Но она не может повиноваться зову.
   - Вероника, - крикнул он, и звук разорвал сумрак, так что тот быстро начал таять. Времени осталось совсем мало... С трудом оторвав одну руку от рамы он вытянул ее и она легко и спокойно прошла зеркальную гладь ставшую прозрачной и ледяной как вода. Главное сейчас удержаться и не пройти сквозь зеркало... Тогда вернуться в мир людей уже будет нельзя. А рука уже по плечо погрузилась в зовущую и манящую темноту на встречу Веронике. Та только слегка мотнула головой, старательно вопрошая к его рассудку, чтобы он вернулся в реальность, скорее. Каждая секунда промедления все сильнее приближает его к смерти.
   Но другого выхода у нее не было и она взяла его руку. Тогда он потянул изо всех сил, и они вместе повалились на пол квартиры. Сумрак еще витал в воздухе, а зеркальная гладь еще отражала неясные силуэты теней, плясавшие по стенам комнаты. Но она уже стала прочной и крепкой и потеряла свои недавние водянистые свойства.
   Вероника пришла в себя первой, убрала с лица растрепанные светлые волосы, поправила свой черный бесформенный балахон и наклонилась над Моро. На секунду ей показалось что он не дышит, тогда она схватила его руку на ладони которой остались следы от зеркальной рамы и прощупала пульс. Жив, и это главное. Многие после путешествий в мир теней вообще не оставались в живых. Но он сильный, он справился... Хотя теперь отведенная ему длина жизненного пути сократиться вдвое. Но Вероника постаралась не думать об этом, просто села рядом, ожидая когда он очнется. Сумрак выпил почти все его жизненные силы, и у людей нет лекарств от этого, по этому единственное что ей оставалось это сидеть и ждать, смотря на светлеющее небо за окном и свободных птиц кружащихся над городом. Но наконец-то он открыл глаза.
   - Ты кретин, - сказала внушительно и даже ласково Вероника, - ты ведь мог умереть!
   - Мог, - согласился он.
   - И ты как всегда ни о чем не подумал! - продолжала свою тираду она.
   - А разве я когда-то о чем-то думал? - осведомился он насмешливо.
   - Ты не должен забывать, что хоть ты и из избранных, но ты тоже человек. Только Бог может воскрешать из мертвых, - заметила она.
   - А если твоим этим... высшим, которые подослали тебя к Яшке предложить обмен?
   - Какой обмен? - смутилась Вероника.
   - Меня на тебя. Ты еще совсем молодая, тебе бы жить и жить... А я уже совсем старый...
   - ДА! - перебила Вероника, - потому что ты все время брюзжишь о том, что ты старый!
   - А что мне еще делать? - поинтересовался он.
   - Лучше назвать чего тебе как раз делать не стоит, - разумно заметила Вероника.
   - Я вернул тебя не для того чтобы ты умничала, - усмехнулся он и она с ужасом заметила что голос его дрожит, потому что ему больно говорить, а еще больнее скрывать это.
   - Молчи, - сказала Вероника садясь к нему ближе и обнимая его голову, - тебе надо набираться сил. Мы должны сделать одно важное дело...
   - Мы никому ничего не должны, - фыркнул он.
   - Тс-с-с, - Вероника приложила палец к его губам, - мы только поможем Яшке. Ее будут судить, за убийство кукол... Мы не должны позволить чтобы они причинили ей вред... у этой девочки великая судьба, но только если мы поможем ей. А теперь спи, в таком состоянии ты не сможешь ничем помочь.
   Вероника со скрытой горечью смотрела, как закрываются его небесно-голубые глаза, и подумала на секунду что они могут больше не открыться, но отогнала эти мысли. Пускай на недолгий период времени они снова будут вместе, пускай потом Веронике снова придется отправиться в сумрак. При воспоминании об этом ее сердце больно сжалось и она вздрогнула.
   " Я не хочу, - подумала она отчаянно, - я не хочу возвращаться в мир теней... там так одиноко и страшно... все эти безликие тени..."
   И словно поймав ее мысли Моро, произнес, не открывая глаз:
   - А ты туда и не вернешься, - пообещал он.
   - Спи, - только и могла сказать Вероника, понимая, что если она возразит снова начнется бессмысленный спор. Она не позволит ему совершить этот проклятый обмен. Она умерла и ему все-таки придется смириться с этим. Рано или поздно. Но пока она может быть рядом. Она с ужасом и немым восторгом смотрела на забытый за долгие годы скитания по сумраку земной рассвет, перебирая пальцами, черные как воронье крыло спутавшиеся с редкими проблесками седины волосы любимого человека. Которого ей придется оставить. И она вспомнила строчку из песни, в которой упоминалось ее имя:
   "Я знаю от чего ты
   Не можешь заснуть ночью,
   Мы с тобой одной крови..."
  
   Глава 10 .
  
   Все происходило как во сне, да и Яшка почти готова была поверить, что это только глупый и дурацкий сон. Но цепкие пальцы охранников в длинных темно-зеленых балахонах не были сном: они были реальны и они крепко, больно впиваясь в кожу держали ее руки. Они через длинный плохо освященный коридор ввели ее в светлое просторное помещение и Яшка стала с восторгом и ужасом осматриваться. Потолка у этого помещения казалось бы не было - высокие колоны уходили под темнеющий свод, где в неясной темноте кружились разные птицы, оглашая помещение своим громким криком. От колонны до колонны простирались ряды сидений для зрителей, в виде римского амфитеатра, и отдельно были отведены места для судей, которых в отличии от земного суда было здесь четыре человека, и для судимого преступника, значит для нее.
   Неяркое освещение нагоняло на перепуганную и уставшую девочку хандру и меланхолию, она мечтала о возвращении в родной дом... пускай и к голосам, но в спокойную и привычную атмосферу.
   Охранники подвели ее к этому месту и силой усадили на резной стул из красного дерева приковав ее руки к столу, железными кандалами с резьбой, и встали по обе стороны. Посмотрев на лица судей Яшке стало совсем не по себе - мимика этих дряхлых стариков выражала предельную суровость и справедливость. Чтобы отвлечься она перевела взгляд на трибуны где сидели какие-то люди, которые едва ли являлись людьми, и все были ей незнакомы. Узнала она только двоих. Незнакомца из особняка, который приехал совсем недавно и Мару. Последняя была странно выряжена - на ней был ярко зеленый короткий парик, очки с колоритной черной основой, белая рубашка с глубоким вульгарным вырезом и дорогой костюм состоящий из темно-синей юбки в тонкую белую полоску и такого же пиджака. К груди она прижимала папку с какими-то документами и почувствовав на себе Яшкин взгляд наигранно и насмешливо улыбнулась ей. Потом поправила свой ужасный парик и подошла к судьям.
   - Все на месте, можно начинать, - потянула она все с той же дурацкой улыбкой.
   - Не все, - возразил один из судей и Яшка зацепилась за него взглядом, у него были приятные добрые и справедливые глаза и короткая острая седая бородка, также ей показалось что он самый молодой из них, и самый добрый.
   Все как по сигналу стали смотреть на тяжелую массивную дубовую дверь, откуда ввели Яшу. Она снова открылась, впуская в зал еще двоих людей. Это были Моро и Вероника. Гость, который все обещал Яшке найти ее сестру и таинственная незнакомка открывшая ей глаза на сон, показавшая что прекрасные цветы это ядовитые змеи, а красивая поляна выжженная огнем войны земля.
   - Теперь можно начинать, - изрек властным глухим, но все же добрым голосом тот судья, который приглянулся маленькой преступнице.
   - Damnatus, - начал самый старый из них старик с роскошной бородой, но с равнодушным голосом обращаясь к Маре.
   Она открыла свою папку и громко на весь зал, сильно гнусавя, прочитала:
   - Ярослава Васильевна Ларина. Homicidium voluntarium.
   Судья жестом приказал Маре сесть, и она послушно отошла и опустилась на скамью около трибун, с интересом и насмешкой буравя Яшку взглядом.
   - Ярослава, встань, - приказал один из судей, с волнистой серебряной бородой и хмурым взглядом темных мудрых глаз из-под сдвинутых седых бровей, - знала ли ты об законах высших?
   - Нет, - Яшка рассеянно мотнула головой смотря в пол и боясь поднять взгляд обратно на судей, которые смотрели на нее осуждающе.
   - I gnorantia non est argumentum, - громко заявила Мара со своего места. Один из судей ударил своим молотком о гулкое темное дерево, повелевая ей молчать. В помещение снова вошел мужчина в таком же темно-зеленом бархатном балахоне с толстой тяжелой книгой в руках.
   - Советом высших было принято взять покровительство и опекунство над куклами. Любое преступление относительно их будет строго караться законом. Убийство - казнью, - прочитал он, закрыл книгу и снова вышел.
   - Я не знала, - дрожащим голосом пробормотала Яшка, - я не знала что я высшая!
   - Это другой вопрос, - заметил тот судья, который показался ей самым добрым, - damnatus не была информирована о том, что она относиться к разряду высших, а не является обычной куклой...
   - Значит она будет осуждена законами кукол, - перебил суровый, - они тоже не поощряют убийства...
   - Мы передадим разбирательство над Ярославой в людской суд только когда узнаем все обстоятельства и услышим объяснения от самой damnatus, - сказал еще один судья, молчавший до этого у него была самая реденькая бородка и внимательный цепкий взгляд маленьких глаз.
   - Пусть говорит обвиняемая, - громко провозгласил первый судья.
   Яшка набрала в грудь побольше воздуха и постаралась сосредоточиться, и унять дрожь в пальцах, и начала:
   - Я шла по лесу... и тут услышала крик, тогда я пошла к тому месту и увидела четырех мальчишек и девочку, которую они прижимали к дереву. Я сказала им отпустить ее, но они отказались и... я их расстреляла... - Яшка уныло уставилась в пол.
   - Они даже не собирались применить к ней силы! - громко заявила Мара вскакивая и проходя круг от судей до Яшки и обратно, - просто взяла и расстреляла! Ну, скажи Яша, почему ты это сделала, кто тебе нашептывал? Я там была и я все знаю! Она упрямо утверждала мне, что ее голоса сказали ей, что она сильная! И она нагло врала вам, что не знала о том, что она высшая! Она решила, что она мессия и должна уничтожать всякую мразь! А еще она решила, что мне нужна помощь, хотя совсем нет!
   Как только Мара кончила свою тираду, Яшка тихо произнесла:
   - Она врет. Она звала на помощь.
   - Хорошо! - согласилась Мара, - но ты тоже врешь, судьям, высшим! Прямо в глаза! А еще она придумала эти голоса и решила свалить все на них, так ведь, моя маленькая мессия?
   Яшка мотнула головой.
   - Твои голоса существуют? - хмыкнула Мара и сказала уже обращаясь к залу и к судьям, - ну? Кто-нибудь из вас слышал эти голоса? С чего верить этой девчонке! Я не просила помощи, разве я, заслуженная ведьма, не смогла бы справиться с четырьмя подростками? - и ее глаза сверкнули огненно-красным из под стекол очков, - testis unus, testis nullus, не так ли? Только я одна могу сказать что случилось на самом деле...
   И неожиданно со своего места поднялась Вероника, краска заливала ее бледные щеки а глаза светились просто неукротимой злобой дикой кошки готовой к прыжку. Весь ее сегодняшний вид подчеркивал ее уверенность и внутреннюю силу, не было сегодня обычной скромной и тихой девушки, она была яркой хищницей, которая будет защищать свою подопечную.
   - Как самоуверенно! - заметила она Маре, - а не пропустила ли ты мимо ушей тот факт что деревья тоже имеют уши? - и уже обращаясь к судьям указывая на Мару, - эта женщина околдовала четырех школьников, заманила их в лес, рассчитав время, когда девочка будет проходить по лесу. Все это красивая подстава...
   - Подстава, да? - перебила Мара, - а зачем этой твоей невинной девочке с собой заряженный автомат? И ей обязательно надо было их убивать? Она ведь могла отрубить их тем же автоматом...
   - Четверо против одной? - насмешливо переспросила Вероника, поправляя густую белоснежную челку, - вы все, что не понимаете? У этой девочки великая судьба, а Маре и тем, кому она служит нужно опорочить Яшу, отвести ее от прихода к этой самой судьбе...
   - Ой, ну да конечно! - фыркнула Мара, - больно мне это нужно!
   Судьи с интересом и насмешкой смотрели за разворачивавшимся перед ними спектаклем: две стороны, две женщины боролись за будущее никому не нужного брошенного судьбой и отвергнутого людьми ребенка. Мара, глаза которой из красных плавно стали синими а потом ярко фиолетовыми, застывшая с папкой в руках, обольстительная и яркая упрямо настаивавшая на наказании, и Вероника тонкая худенькая, со стянутыми в неуклюжий хвостик светлыми волосами и в широкой рубашке и брюках, с испугом в глазах но уверенностью на словах, игравшая роль адвоката. Но неожиданно к действу добавился и третий персонаж - Моро, он сразу игнорировав споривших девушек подошел к столу судей слегка покачиваясь, еще чувствовалось отсутствие сил выпитых сумраком, и обратился прямо к ним:
   - В ваших правилах не предусмотрена эта ситуация, - заметил он, - и спор может длиться вечно, но есть простое и разумное решение этой ситуации выгодное каждой стороне. Давайте не будем выяснять, что конкретно произошло в лесу, у нас есть четыре трупа и есть преступница и есть ваши правила по которым она должна быть казнена. Но она же не знала об этих самых ваших правилах? А я знал о них очень отдаленно и мог предотвратить эту ситуацию, по этому давайте наказание за преступление понесет не Яша, а я. Но не стоит забывать об третьей стороне, которая, что вполне возможно, построила эту самую ситуацию, что, наверное, осуждается вашими правилами. По этому договоримся так: совершаем справедливый обмен - вы казните меня, но вернете Веронику к жизни, это будет наказанием провинившейся третьей стороне, и она проживет человеческий срок, только не как высшая, а как обычная смертная.
   Это заставило судей задуматься. Марины, накрашенные яркой помадой губы, искривила насмешливая улыбка, а Вероника бросилась к нему.
   - Ты с ума сошел? - начала она разгневанно.
   - Все претензии после суда, - нагло заявил Моро видя как испуг и злоба в ее глазах растут. Но времени на перепалку не было, да и не позволялось в присутствии судей разговаривать с друг другом, по этому он сразу же обратился к совещавшимся судьям, - а вот еще... приговор вы приведете в исполнение только после того как я найду сестру Ярославы, чтобы она могла вернуться к нормальной жизни...
   - Не ставь условия высшим, - произнес один из судий, самый строгий.
   - Не буду, - согласился Моро, - мое дело предложить, ваше дело отказаться. Я, конечно, понимаю, что спор двух очаровательных особ интересное зрелище, но за вечность он вам сильно осточертеет...
   Судьи пропустили мимо ушей сказанное им, наконец-то кончили свое совещание и тот, показавшийся Яшке самым добрым с насмешливой улыбкой огласил решение совета высших и все сразу же внимательно и с интересом посмотрели на них, и даже у спокойной до этого Мары дрогнули губы, словно она хотела еще что-то сказать.
   - Ярослава Ларина признается виновной, в совершении убийства четырех смертных по незнанию законов, но наказание за преступление вместо нее по собственному желанию понесет Роман, - судья сделал паузу поскольку фамилию Моро никто не знал, - а также в наказание Марии Соловьевой, которая подстроила инцидент с Ярославой, Вероника Воронова останется доживать человеческий век, а именно семьдесят восемь лет, двадцать четыре из которых уже были прожиты. Приговор будет приведен в действие, как только сестра Ярославы Полина предстанет перед нашим судом, и мы сможем убедиться, что Ярослава вернется к обычной жизни. Actum est, ilicet.
   Зал разразился аплодисментами, а покрасневшая от злобы Мара сорвала с головы рыжий парик и швырнула на пол, и гневно наступила на него ногой и через плотно стиснутые челюсти проклиная всех на свете. Примерно такая же реакция на вынесенное решение была и у Вероники, но у нее не оказалось под рукой парика, чтобы отыграться на нем, и она со всей силы залепила Моро пощечину.
   - Кретин! Урод! Что ты наделал! - зашептала она, и зажала лицо руками.
   - Тебя что-то не устраивает? - насмешливо осведомился Моро.
   - То, что тебя казнят! - ответила тихо Вероника и быстро уселась на лавку.
   - Ну, мне все равно оставалось бы недолго жить, - заметил он, следя как люди уходят из зала, а двое стражников освобождают Яшку.
   - На кой черт мне жизнь... без тебя? - спросила она.
   - Ты вечно не знаешь, чего хочешь! То страдала из-за того, что тебе придется вернуться в мир теней, а теперь тебя не устраивает факт того, что тебе туда и не нужно возвращаться...
   - Дурень, - повторила Вероника, - старый придурок...
   - Да, я знаю что ты меня очень любишь, - хмыкнул он, - ну все прекрати истерику, пошли домой...
   Но дальнейшая перепалка не получилась, к ним уверенной поступью подошла Мара, по дороге приглаживая ставшие дыбом от парика волосы, лицо ее горело довольной улыбкой и ничего уже не свидетельствовало о том, что несколько минут назад она готова была разорвать кого угодно в клочья. Она вертела в руках очки, которые как и парик нужны были ей только для развлечения, зрение ее изменчивых, сейчас ярко зеленых глаз было просто отличным, как у любой порядочной хищницы.
   - Вы отлично выступили, - произнесла она насмешливо обращаясь не то к Веронике, не то к Моро, не то к обоим сразу, - вы достойные противники... Я, и мой хозяин очень рады были бы видеть вас на костюмированной вечеринке в своем новом особняке на окраине города...
   И озарив их еще одной блистательной улыбкой она пошла прочь, походкой победительницы, а не проигравшей, и от этого в душе проснулось отвратительное и плохое предчувствие.
   А потом проталкиваясь через толпу, к ним подошла Яша.
   - Спасибо, - тихо сказала она, и пожелала на прощание, - чтобы вам никогда не найти мою сестру...

___________________________________________________________

   damnatus - осужденный
   homicidium voluntarium - умышленное убийство
   ignorantia non est argumentum - незнание - не довод
   testis unus, testis nullus - один свидетель - не свидетель
   actum est, ilicet - дело закончено, можно расходиться
  
   Глава 11.
  
   - И какого хрена мы тащимся на эту чертову вечеринку? - разгневанно спросила Вероника, закипая от бессильной злобы, - ты решил доказать, что твоя привилегия совершать кретинские поступки?
   - А зачем это доказывать, если это и так очевидно? - уклонился от вопроса Моро, упрямо щурясь в вечерний мягкий полумрак.
   - Мне начинает казаться, что ты доволен тем, что тебя скоро убьют, - неожиданно заметила Вероника и остановилась, - какого черта я вообще туда иду? Я буду стоять на этом самом месте, как памятник твоему идиотизму!
   Моро тоже остановился и обернулся на застывшую подругу. Вид у Вероники был самый грозный и воинственный - упертые в боки тонкие изящные руки, суровый и жестокий взгляд родных светлых глаз, которые, казалось бы, блестели в сладкой темноте августовского вечера. А вечер был роскошный - мягкий, теплый, с нежным еще совсем летним ветерком, шевелившим волосы и полы одежды. Небо на западе еще хранило алые тона, а по всей остальной части было чернее дегтя. И на этом темном бархатистом полотне яркими серебряными точками горели звезды, далекие и близкие, маленькие и большие, тусклые и яркие, в общем бескрайние миллиарды звезд светили одиноким путникам, счастливым людям, и всем кто только взглянет на небо. Нежно и мелодично пел хор цикад в близлежащем лесу, и где-то далеко в ночной тишине отдаленно и приглушенно ухала сова, их было много в этих местах. Такой замечательный вечер предрасполагал к романтике, путешествиям, даже к посещению бала в гостях у местного дьявола, как Моро сразу же окрестил Мариного хозяина, но не к скандалам точно.
   Он быстро снял с плечей куртку и протянул Веронике, к ее величайшему удивлению.
   - Возьми, а то замерзнешь, и стой на здоровье, - добавил он.
   - Уходишь!? - спросила она как-то рассеянно и потерянно.
   - Ну, раз пригласили надо идти, - заметил Моро, - не вежливо обижать местного начальника темных сил...
   Вероника только хмыкнула.
   - А давай я тоже буду стоять? Только как памятник уже твоему идиотизму, - усмехнулся он и встал напротив нее.
   - В честь чего это! Я же не подписывала себе смертный приговор!? - осведомилась Вероника злобно.
   - А что ты сделала десять лет назад? - переспросил Моро, - именно это ты и сделала! Так что мы квиты.
   - А ты, ты... ты даже не вспоминал обо мне эти десять лет! Ты сразу повесил на меня ярлык "самоубийца"... а с самоубийцами мы ведь не дружим, так? Ты даже не мог подумать, что можно отдать свою жизнь за совершенно незнакомого человека!
   - Я подумал. Вчера. И сделал это, - он потянулся в карман за сигаретами.
   - И ты снова переводишь все на этот несчастный суд! Ты решил погеройствовать хоть раз, помочь этой несчастной Яше... и сразу же возомнил себя черт знает чем! Тебя почти ничего не отличает от кукол, ты почти такой же как они! Я рада что я это поняла.
   - Я тоже за тебя рад, - фыркнул он затягиваясь сигаретой и понимая что все зашло слишком далеко, Вероникины слова ранили метко и прямо в душу, и это, казалось бы доставляло ей удовольствие.
   - Как только тебе сказали, что я разбилась в автокатастрофе ты сразу же решил себе что я покончила с собой, и вычеркнул меня из своей жизни! Хотя здесь действительно тебя не в чем винить - одному богу известно любил ли ты меня вообще или просто было легче находиться с тем, кто ближе тебе по крови, не было никаких обязательств, временная подруга погибла, незачем утруждать свою жизнь мрачными воспоминаниями, когда в мире столько красивых женщин, ведь так? Знаешь кто ты? Ты обычный бабник!
   - Вот это новости, - изумился Моро, - вот пообщаюсь с тобой и узнаю много интересного о себе, чего еще не знал. И все потому что твоя фантазия иссякла еще тогда когда ты была жива, а прокричатся тебе надо, в честь того, что ты не одна такая героическая, а еще кто-то повторил твой опыт...
   - Ой, ну да, конечно! - начала снова Вероника, проигнорировав сказанное им, - ты никак не можешь понять, что есть люди, которые просто совершают добрые поступки, а есть которые потом еще и кичатся этим и требуют себе всеобщего признания и внимания! Чтобы ты не делал ты все равно кукла, хотя тебе и удавалось втесаться в ряды высших и даже слиться с ними и долгое время выдавать за своего! Но ты все равно кукла! И я тебя ненавижу! Слышишь, ненавижу!!!
   - Ну, и ненавидь, сколько тебе влезет, - он развернулся, затушил сигарету и быстро и уверенно направился к светящимся окнам особняка. Глупая неблагодарная девчонка, пусть говорит, что только ей влезет в голову, главное, что она жива, и справедливость восстановлена - она должна жить, и она будет жить, сколько ей было отведено до этой проклятой аварии. Но он быстро услышал приближающиеся шаги и дорогу ему преградила Вероника, злоба и ненависть в ее глазах сменились серебристыми прозрачными шариками слез. Она быстро обхватила его своими тонкими худыми руками, которые очень походили на крылья, и прижалась к его груди головой тихо всхлипывая:
   - Прости меня... просто я никак не могу поверить, что мне придется вернуться и жить... без тебя... а это равносильно скитаниям по бескрайним просторам сумрака... там так одиноко... ты представляешь, Рома, когда я умерла тогда только эти проклятые высшие сказали мне что если бы не эта авария у меня должен был быть ребенок от тебя... а потом они запретили на все эти десять лет приближаться к тебе близко, выполнять их чертовы задания в том же городе где находишься ты... и когда мне наконец-то позволили хоть ненадолго поговорить с тобой я была вне себя от счастья... а когда ты меня вернул через зеркало я думала что все будет как прежде, до того, как я умерла... но они снова разлучают нас... проклятые судьи! я ненавижу их холодные лица. я хочу убить их всех до одного за то что они сделали с нами... они ведь прекрасно знают о безымянных, но не сказали не слова... я знаю о них, потому что потусторонний сумрак их родина, оттуда они пришли... а эти проклятые судьи даже не представляют, как страшно и одиноко там в сумраке, как больно смотреть в пустые серые лица-маски теней, когда-то бывших людьми, а теперь просто тенями, как невыносимо слышать голоса безымянных, и отчаянно сопротивляться их власти над тобой. Как отчаянно понимать, что сумрак разрушает тебя по частям, по куску, превращая в одну из теней, переваривает как большой организм... а еще больнее понимать, что это конечный исход - и больше ничего ты не увидишь, нет пути назад не вперед, и только высшие могут решить отправить тебя на покой или дальше переваривать в этой густой серой массе, чтобы потом изрыгнуть весь этот негатив весь ужас на жертв безымянных...
   - Тихо, - Моро погладил ее по взъерошенным светлым волосам, а она только всхлипывала и что-то тихо и удрученно шептала, - тихо, ты никогда больше не вернешься туда. Ты больше никогда не будешь принадлежать высшим, жить по их банальным глупым законам.
   - Но они отнимут тебя у меня, - продолжала она тихо.
   - Ты меня забудешь, - настойчиво сказал он, - и никогда даже не вспомнишь... но я буду рядом, я буду оберегать тебя, я стану твоим ангелом хранителем, так что даже им не удастся разлучить нас снова. А слова и физическая близость ведь совершенно не важны, так?
   Она только рассеянно кивнула и подняв голову посмотрела ему прямо в глаза.
   - А тебя с твоим возом грехов пустят в ангелы? - спросила она лукаво и Моро сразу стало легче - это значило что она пришла в себя и успокоилась.
   - Я разберусь, - улыбнулся он и снова прижал ее к себе чувствуя ее сбивчивое дыхание. Как хорошо, что она теперь живая реальная, теплая, дышащая родная маленькая Вероника. Маленькая капля меда в бескрайнем море дегтя, одинокая но светлая, как звезда ночью для одинокого путника. Но Вероника удивительно быстро успокоилась и даже следы от слез на ее бледных щеках пересохли. Она уверенно потянулась к его губам, для этого ей понадобилось встать на цыпочки, и еще некоторое время они увлеченно целовались, забыв о том, что всего минут десять назад готовы были порвать друг друга в клочья. Но потом они все же вспомнили о вечеринке, и о приглашении на нее и, оторвавшись друг от друга плотно взявшись за руки отправились к особняку местного начальника нечистой силы, и Мариного хозяина.
   От того места где они затеяли скандал до дома где проводилось празднество было совсем не далеко, по этому они быстро преодолели отделявшее их от цели расстояние и оказались у ворот особняка, где их остановил охранник, который долго искал их имена в списках приглашенных, а потом очень огорченный тем, что они там нашлись пропустил их на ровную выложенную дорогой плиткой дорожку идущую прямо посередине аккуратного изумрудно зеленого газона к огромному дому в европейском стиле, где ярко горели окна и откуда доносился оглушающий рев музыки.
   - Похоже там весело и без нас, - мрачно заметила Вероника и только плотнее сжала его руку.
   Дубовую приятно пахнущую лаком и свежим деревом входную дверь перед ними открыл аккуратно одетый и причесанный дворецкий, даже его редкая козлиная бородка с частой проседью была причесанна волосок к волоску. Потом проводил их в огромную комнату откуда и неслась музыка. В комнате было много гостей и от обилия и пестроты их одежды начинало рябить в глазах - каких только цветов и костюмов тут не было. Все танцевали, веселились и смеялись, создавая тяжкий гул почти перекрывавший музыку. Но как по сигналу все затихли - на небольшую сцену, где расположился приглашенный из какого-нибудь театра оркестр быстро уверенной походкой вышла женщина и Моро с Вероникой с трудом узнали в ней Мару, - на ней было длинное черной закрытое кожаное платье, с высоким воротом из прочной ткани, вместо вульгарного парика в котором она выступала в суде на голове красовался такой же черный под цвет ее волос, но удивительно длинный, так что незнакомый человек спокойно мог подумать, что это ее настоящие волосы. На лице кроме ярко подведенных глаз не было не грамма косметики, а в изящных руках с такими же черными острыми коготками она сжимала черный посох, которым мелодично постукивала об деревянную сцену в такт музыке, которую заиграли музыканты. И хотя и было совершенно другое исполнение Моро с ужасом узнал эту песню, с интересом гадая сможет ли вытянуть Мара партию которую пел в оригинале мужчина.
   - "Она умеет подчинять желанию многих мужчин
   для утоления жажды собственной страсти", - начала Мара низким хриплым и бархатистым голосом, грациозно поигрывая посохом и катаясь на высоких каблуках, одной свободной рукой сжимая микрофонную стойку, -
   "Подруги часто злиться в силу этих причин,
   Но не ведают, что сами стали жертвами власти".
   Пара блистательных взглядов кому-то в первых рядах, затихших гостей только добавила песне яркости и экспрессивности, которую в нее старательно вкладывала Мара.
   - "Смотри когда глаза ее меняют свой цвет" - и как бы для дополнения текста бывшие янтарными глаза певицы мелькнули ярко-красным огнем и снова погасли, становясь угольно черными, -
   "Она сменить, способна возраст собственный даже
   поскольку высокий приоритет имеет ее новый объект".
   Набрав побольше воздуха в легкие, насколько это позволяло тугое платье, и отбросив на сцену свой посох она закричала на весь зал:
   - Пантера!!! - и наклонилась, прижимаясь к микрофонной стойке над замершими в восторге зрителями, - а теперь вы, - указывая снова куда-то в первые ряды, которые сразу послушно заголосили.
   Выступление конечно было стоящим, но Моро гораздо больше нравился оригинал, и все Марины выкрутасы с микрофоном он просмотрел спокойно и даже со скукой. Как только ведьма окончив свой номер спустилась со сцены она сразу же увидела их, подхватила под рукав какого-то упитанного широколицего гостя и подошла к ним.
   - Мэл, знакомься - это Моро и Вероника, - представила она их своему другу, - а это мой хозяин, Мэл, приручивший пантеру, - и она показательно зарычала, причем даже очень убедительно.
   Мэл кивнул и с интересом осведомился у них:
   - Как вам нравиться эта вечеринка? Забавно, не так ли?
   - Да, - хором согласились с ним и Вероника и Моро.
   - Не правда ли изумительно Мара смотритться на сцене? - продолжал свой опрос хозяин дома. В этот момент до Моро наконец-то дошел символический смысл имени Мариного хозяина. Мэл это по-французски зло. И неплохая получается компания, только бы еще Веронике имя на ту же букву. Зло, богиня смерти, она же старуха душащая человека во сне, от чего ему сняться кошмары, от того так и названные, и его кличка прекрасно вписывавшиеся в эту троицу. Когда Вероника меняла буквы в его имени она и не думала что получиться слово созвучное со смертью по-латыни.
   Из раздумий его вырвал навязчивый голос Мэла:
   - Моро, а не желает ли твоя прекрасная спутница что-нибудь нам исполнить?
   Вероника с ужасом вытаращилась на него.
   - ... у такой очаровательной девушки просто не может быть плохого голоса... - продолжал настаивать хозяин дома. Веронике ничего не оставалось кроме как согласиться.
   Она неуверенно поднялась на сцену и стала о чем-то живо шептаться с музыкантами, но в конце концов они договорились, и Вероника подошла к микрофонной стойке, а оркестр заиграл мягкую и лиричную музыку полную противоположность рок-н-ролльным ритмам предыдущего номера.
   И Вероника тихо и медленно начала, голос ее не дрогнул а лился протяжно и ровно разливаясь как река под высокий потолок. Гости снова замолчали и уставились на новоиспеченную певицу.
   - "Путник милый, ты далече,
   Но с тобой я говорю...
   В небесах зажглись свечи,
   Провожающих зарю.
   Путник мой, скорей на право,
   Обрати свой светлый взор.
   Там живет дракон лукавый
   Мой властитель с давних пор".
   И сделав небольшую паузу продолжила придавая своему голосу болезненные и скорбные нотки:
   - "А в пещере у дракона
   Нет пощады, нет закона.
   И весит на стенке плеть,
   Чтобы песен мне не петь...
   И дракон крылатый мучит,
   Он меня смиренью учит.
   Чтоб забыла детский смех,
   Чтоб стала лучше всех..."
   А после еще одной паузы она запела громко и уверенно:
   - "Ты слишком уверен в своих руках,
   Ты думаешь, хватит сил.
   Нажатьем ладони бросать меня в прах.
   Гостеприимных могил.
   И ты уверен в своих правах,
   Увенчивать и свергать!
   ТЫ ХОЧЕШЬ БЫТЬ БОГОМ,
   ХОТЯ БЫ В СЛОВАХ,
   Огнем заливая снега...
   Но знаешь, твоя рука не сильней,
   Той, что хранит меня
   И я повинуясь одной лишь ей,
   Стою, не боясь огня.
   И я лишь ей покоряясь одной
   Спокойно встречу твой взгляд.
   Мне жизнь возвратят за той стеной,
   Где вечно сияет сад".
   И после еще одной паузы-проигрыша она пропела последние слова песни:
   - "Путник милый, в город дальний
   Унеси мои слова.
   Чтобы сделался печальней тот,
   Кем я еще жива..."
   И под оглушающий вой аплодисментов которыми разразилась публика Вероника отпустилась на деревянную сцену. Это была не просто песня, не просто слова. Но потом она поднялась и с наигранной вымученной улыбкой спустилась со сцене к уже ждавшим ее Моро, Маре и Мэлу.
   - Чудесная песня! - восторгался последний, - все эти драконы, сказки... очаровательно! Чем-то веет теми сказками которые Мара читает нашей малышке. Кстати где же она?
   Но прозвучало это совсем не как вопрос. Скорее, как утверждение, и тогда словно как послушные куклы ряды гостей расступились освобождая дорогу маленькой шестилетней девочке красивом ярком праздничном платье, которая прижимала к груди огромного плюшевого медведя и от яркого освещения ее темные кудри отливали медью. Она быстро и уверенно пошла к ним.
   - Здравствуй, малышка, - Мара наклонилась перед девочкой и погладила ее по волосам. Моро внимательно всматривался в черты ребенка они казались какими-то смертельно знакомыми. Слишком знакомыми. И эти темные, почти черные глаза.
   - Полина, - пробормотал он в ужасе.
   - Она самая, - Мара встала и лукаво улыбнулась.
   Вероника и Моро переглянулись.
   - Поиграем? - спросила девочка, обращаясь к Моро, он не успел ответить: резвая малышка рванулась по очищенному людьми коридору в другой конец комнаты, где на стене висело огромное старинное зеркало, живое.
   Моро только и оставалось, что броситься за ней следом, потому что он уже подсознательно догадывался, что сейчас произойдет...
   Девочка ловко перепрыгнула раму и прошла сквозь зеркальную гладь, и ему уже второй раз пришлось идти в тень, в след за ней...
   И с громким звоном зеркало разбилось, как только он пересек границу реального мира.
  
   Глава 12.
  
   Проснулась Яшка от прикосновения чего-то шершавого к ее щеке. Она быстро и резко вскочила от странного и страшного присутствия, словно голоса стали реальными и физическими и... Нет, этого не может быть.
   Девочка прогнала со щеки черную и жирную муху из-за которой и получилось такое впечатление. После ее возвращения в этот проклятый, но черт его побери, такой родной и привычный, мух стало в два раза больше чем обычно, и эти противные наглые насекомые совсем потеряли стыд и совесть, спокойно садясь на нее смотря своими сетчатыми глазками и шевеля тонкими черными усиками. Но и с ними смирилась Яшка, потому что побывав на свободе она поняла что здесь ей гораздо лучше, а там, за стенами этого дома жестокий и не справедливый мир, который выпускает шипы, которые не зачем не нужны, просто от злости, как розы у маленького принца. Но Яшка, находясь под прочной опекой своих голосов и теней, не научилась до сих пор выпускать шипов, и слепо и наивно верила, что все в мире могут решить только оружие и деньги, просто и банально забывая про еще одно важное обстоятельство.
   Ш-и-п-ы... - потянул неведомый и незнакомый голос, словно зажужжала муха, отдаленный и не похожий на остальные.
   Но это ведь тоже только слово... слово обычное и банальное, колючее и острое, но только лишь слово не больше и не меньше. Хотя, с другой стороны, если стереть все эти слова люди станут животными. Останутся только те, чьим душам не нужны слова, у кого есть души... А сейчас таких можно легко пересчитать по пальцам. Потому что "все на свете продается, если есть чего продать". Сначала вывешивается душа, а потом и тело. Хотя возможны как и розничная, так и оптовая торговля. Но какое значение имеют эти слова для Яшки? Ведь она в этом доме как в коконе... Когда она вернулась с суда, где совершенно незнакомый человек легко и просто взял на себя ее наказание, приговор, который предназначался ей, чего она понять никак не могла, она стояла перед обшарпанной дверью этого самого дома и могла сделать выбор. Открыть дверь, или развернуться и уйти... Только куда? Кому она нужна кроме этого дома, в котором, казалось бы, помимо теней и голосов живут частички душ ее погибшей семьи. И она могла оставить этот дом и спокойно уйти по шаткой дорожке к неясному будущему - ведь кроме кончины на помойке или в публичном доме ничего больше ей не светит, и она могла просто так уйти? Тогда пальцы послушно легли на дверную ручку... И теперь не зачем ныть, что она не хочет быть рабой голосов.
   Она сама выбрала рабский путь, ей ведь предлагали свободу, такую, какой она обычно чаще всего бывает - бедную, несчастную, грязную и оборванную, но свободу. Но что теперь думать об этом она сделала выбор, и никто ее не заставлял, никто не толкал в спину, не шептал на ухо. По этому она будет слушать каждого приказания голосов, она будет терпеть мух и отвратительный запах трупов, несшийся из подвала, она будет любить и мух, и запах, и голоса, потому что это ее дом, ее судьба и ее выбор... И ничего теперь не изменить в этом тихом маленьком аду, ничего нельзя менять все будет так целую долбаную вечность, и Яшка будет гнить здесь, постепенно из девочки превращаясь в скорченную сварливую старуху, которая не воспринимает ничего кроме них...
   - Наша девочка, - потянул потусторонний бесполый самый главный голос, - наша...
   - Ваша, - покорно повторила Яшка, спуская ноги с кровати и становясь на колени на застеленный газетками деревянный пол, - ваша...
   Голос молчал, и только упитанная черная муха ползла вертикально по стене, а другие мухи затаились в разных частях комнаты и насмешливо и злобно взирали на нее своими сетчатыми глазами, в которых отражались сотни стоящих на коленях девочек.
   - Теперь ты поняла, что эта твоя свобода ничего не стоит? - спросил у нее голос после недолгой паузы, - поняла, что зря отвергала нашу опеку? Свобода - это смерть на помойке, запомни, наша девочка...
   - Ваша девочка, - снова повторила за ними Яшка.
   - И ты больше не будешь твердить, что "страха нет"? - настаивал он, - страх всегда есть - из него созданы человеческие души. Людей можно разделить на кукол и кукольников, - первые бояться, вторые играют на их страхах... Против человеческой природы идут только глупцы. Но ты же умная, наша...
   - ...девочка, - докончила Яшка, низко наклоняя голову, и смотря, как по полу ползет еще одна муха. Почему этих мух так много?
   - А тебе не нравятся эти создания? - заботливо осведомился у нее голос.
   - Нравятся... но почему их так много?
- Они наши глаза и уши... мы бестелесные существа, безымянные... через этих насекомых мы наблюдаем, слушаем, - кратко объяснили ей.
   - А еще один вопрос... - робко спросила Яша, - почему вы пришли именно ко мне...?
   - Мы приходим ко всем. Рано или поздно. Не все умеют принять нас правильно. Гордись, наша девочка, быть в нашей власти большая гордость...
   - А что я должна делать, чтобы доставить вам удовольствие?
   - Будь верной рабой, не думай о бессмысленной свободе.
   - Вы говорите так будтобы...
   - А теперь мы уходим, - неожиданно произнес голос, словно прочитав ее мысли.
   Яшка подняла испуганные глаза и увидела скользнувшую по стене неясную и застывшую у дверного косяка тень:
   - Но вы же обещали меня защитить...
   - Обещания тоже... только слова...
   И фигура скользнула дальше, а потом и вовсе скрылась из виду и Яшка даже внутренне почувствовала их отсутствие, комната легко и мгновенно опустела. Неужели они ее так просто взяли и бросили... после того пути, что она была с ними, после того как она покорно согласилась быть их рабой... Они ведь завели ее в тупик, просто и банально обдурив! Они обещали ей спокойствие от людей, от слов, от мыслей... Но теперь они так просто бросают ее с распростертой душой тут на полу, на коленях, в этом унизительном и дурацком положении! Проклятые безымянные...
   Яшка бессильно повалилась на пол отчаянно сминая газеты, и слушая тяжкий гул от мух... которых становилось все больше и больше. С каждой минутой и ей казалось, что вот-вот воздух кончиться и она вдохнет это полчище насекомых себе в легкие. Глупый банальный герой, подаривший ей жизнь, он ведь, наверное, даже и не догадывался, что девочка подарит дарованную ей возможность на новую попутку безымянным, которым она, как выяснилось, совсем-то и не была нужна. Но что теперь делать ей? Молча умирать тут, на полу, не испытав не счастья, не радости... Умирать словно маленькой рабыне, забитой до смерти своим жестоким хозяином. Умирать без света и тепла, в окружении тысяч миллионов глаз, в которых было только ее отражение. И эти проклятые насекомые, они что собираются сожрать ее заживо пользуясь слабостью жертвы...
   Яшка молча и без каких либо эмоций смотрела как мимо ее лица одна за другой, вереницей ползут мухи, быстро перебирая черненькими лапками. Потом одна двинулась к Яшке с какими-то одной ей ведомыми намерениями, остановилась в сантиметре от лица девочки и поползла обратно. Яшка зажмурилась, потому что к горлу подкатил резкий приступ тошноты, потом повернулась на спину и закрыла глаза. И по темноте закрытых век мгновенно понеслись яркие и причудливые ведения.
   А мух становилось все больше, больше.... так много что комната приняла черный окрас их волосатых тел, и они ползли к ней, по рукам, по ногам, по лицу, путались в волосах, пытались проникнуть в уши, в рот, в ноздри, которые Яшка отчаянно прикрывала руками но тщетно... И тогда она начала задыхаться и кашлять потому что одна из мух заткнула ей горло, проникла внутрь, пожирая изнутри.
   От этого Яшка проснулась и сразу же уловила какой-то совсем тихий отдаленный шум и оглянувшись увидела, что на подоконнике, виляя хвостом, рыжая пушистая кошка. Девочка встала, хотела подойти к ней, погладить, взять на руки, но кошка скользнула в открытое окно, и девочка горестно вздохнула. Пока хоть какое-то существо было рядом, она не так сильно боялась мух... А что их бояться... если не считать ее сна. Или это был не сон? А мух по прежнему было много, они ползали по мебели, по полу, по стенам и создавали тихий и неприятный гул, который заполнял собой весь воздух. И все насекомые послушно смотрели на нее. Больше вытерпеть этого Яшка не могла и быстро выскочила из комнаты и из дома на встречу лившемуся уже по-осеннему дождю. Она остановилась, подставив лицо и руки теплым струям, бившим в глаза, в рот, эта вода была слегка сладкой на вкус... Она ловила капли ладонями как ребенок, радуясь совершенно обычному явлению, но за годы, проведенные в этом доме, она и его воспринимала как маленькое чудо. А матовые серые тучи, так и грозившие обрушить небо на землю норовили слить все слезы накопившиеся в них, на этот несчастный маленький уютный но странный городок. Как стана и невежественна судьба в своем выборе! Как странно поступила она забросил Моро именно сюда, именно здесь совершив суд над высшей, убившей кукол... И именно здесь один человек по примеру Христа просто взял да и отдал свою жизнь в обмен другой, наверное ничего не стоящей. И которая, возможно продлиться совсем не долго с того момента, как ей подарили свободу. Так как сказал голос? Свобода это смерть на помойке?
   На помойке, так на помойке, главное, что не в рабстве, не ощущая на своей спине сапога хозяина. Или эта храбрость пришла к ней только когда она поняла что то, на что она поставила свою жизнь, свое спокойствие, проиграло спор? Или просто мысли как и чувства освободились от тяжкого гнета проклятых безымянных... Да, они рано или поздно приходят в каждый дом, к каждой замерзшей и заблудившейся душе, и каждому предлагают то, что предлагали ей... Но безымянные не больше обычных теней, ночных кошмаров, именно про них можно сказать что слова ничего не значат, особенно те слова, которыми они путают своих жертв.
   И околдованная своими тяжкими и спутанными мыслями Яшка шла в неизвестном направлении, куда-то по туманной лесной тропе, не думая зачем, не думая, что с ней будет... А потом она просто спокойно опустилась на сырую лесную траву и закрыла глаза, слушая приятную тишину нарушаемую только стуком дождя по листьям, отбивавшим какой-то тайный ритм...
   Сейчас она была действительно свободной.
   А дождь все нашептывал и настукивал, и даже можно было бы, если как следует прислушаться разобрать слова:
   "Спи сладким сном, не думай о прошлом.
   Дом, где жила ты, пуст и заброшен.
   И мхом обрастут плиты гробницы
   О, маленькая девочка со взглядом волчицы..."
  
   Глава 13.
  
   Вероника отчаянно и уверенно, уже теряя надежду, все еще сжимала пряно пахнущую лаком раму старинного зеркала, но та только впивалась в пальцы, а амальгама упрямо отражала обычную комнату, старательно не показывая потустороннего, который так жаждала видеть Вероника, и до которого пыталась достучаться. На секунду, поняв, что усилия ее тщетны, да и дальнейшие едва ли увенчаются успехом она попыталась успокоить себя:
   "Он уже все равно почти труп, прогулки по сумраку едва ли повредят ему, но..."
   И пальцы бессильно сжимались в кулаки. Проклятая Полина... Проклятая девочка, не могла она явиться хотя бы на год позднее, или не устраивать этих бессмысленных игр, гонок по потусторонним мирам, и хулиганства с погодой? С утра, как только город окутал рассвет шел снег, а потом была такая жара, что душно дышать, а сейчас тихо и спокойно накрапывает дождь... Когда-то, когда она еще была жива, она очень любила дождь это была ее любимая погода, она могла часами смотреть как небо льет слезы по всем своим погибшим детям, по всем своим несправедливым и жадным детям, как его уже совсем покрасневшие глаза бережно утирают шелковым платком тумана нежные серебряные облака. Наверное за это она и полюбила глаза Моро, они в отличии от Мариных менялись без какой-либо магической силы, в зависимости от цвета неба - они могли быть от ярко голубых до серых, бесцветных, свинцовых... Она никогда не думала, что сможет так любить, никогда не думала, что приступиться своих "богиньских" правил. Которые так насмешливо и невежественно нарушала...
   Никогда никому не принадлежать - выше всего ценить свою отчужденность.
   Не любить, не приклоняться, ждать пока человек сам бросит душу к твоим ногам, а ты решишь что ты с ней сделаешь - возьмешь, или пройдешься по ней ногами...
   Никогда не отводить взгляда смотреть прямо в глаза...
   Ну черт с ними с этими правилами, от них сейчас совершенно никакого толка, когда она, как он еще совсем недавно пытается прорвавшись сквозь сумрак, увидеть его лицо среди теней и буквально силой втащить в этот мир, как втащили ее... Но что толку от того что она вернет его? Ведь приговор подписан, он понесет наказание за чужие грехи, как когда-то она, ведь не это ее машина вылетела на встречную, игнорируя то, что полоса совсем не была пустой... Не ее вина ведь груда мятого железа и мяса когда то бывших людьми и автомобилями. Банальная авария, небольшая скорость... И почему она только не поняла тогда что эгоистом быть проще? Плевала бы она на этих людей, вернула бы аварию так что погибли бы они и выжила она и вернулась к нему, и, возможно, они были бы вместе гораздо дольше... Но теперь уже ничего не исправишь. Она останется и будет жить, только потому, что именно он, а никто другой, подарил ей жизнь... А он умрет.
   "Здравствуй мама, плохие новости...
   Герой погибнет в начале повести,
   И мне останутся его сомнения,
   Я напишу о нем. Стихотворение..."
   И она невольно потянулась к телефону, нервно перебирая провод в тонких пальцах. Но вместо привычного, не забывшегося за десять лет отсутствия в мире живых голоса она услышала электронную девушку автоответчик. "Здравствуйте, вы попали в квартиру Вороновых... никого нет дома... но вы можете оставить свое сообщение... или перезвоните позднее..." И прослушав гудок, свидетельствующий о том, что можно говорить Вероника быстро зашептала, смотря на спокойно и меланхолично капающий дождь за окном:
   - Здравствуй мама... тебе, наверное сказали что я умерла, или вообще не сказали ничего... но... не важно, главное я хотя бы могу поговорить с тобой, хотя и этого не могу, но знай, мама, какой бы плохой дочерью я не была, я... я очень люблю тебя, люблю твои теплые морщинистые руки, мягкие светлые глаза, твои колыбельные, я помню их до сих пор... до свидания, мама...
  
   ***
  
   Вокруг плясали причудливые трафареты теней, принимавшие иногда разные цвета и образы и снова таявшие, как рисунок, на который попала вода. И вообще, все это было похоже на красочный и яркий сон, но... Но сны кончаются, как только человек открывает глаза, и видит что ночная мгла спокойно шагнула в вечность, освобождая дорогу новому, совершенно новому дню. Который, возможно будет лучше... Но увидит ли он это завтра? Он уже второй раз за свою жизнь перешагнул границу мира живых, заглянув в холодное лицо смерти, да и к тому же вот она, девочка, черт бы ее побрал, и приговор может быть приведен в действие, осталось только догнать ее... Была ли в душе боль из-за этого поступка, из-за того, что придется покинуть мир людей? Нет, все внутри съедала немая и гулкая пустота, спокойная и гладкая как стекло.
   А Полина все уверенно бежала куда-то все глубже в зовущую и мрачную темноту сумрака, словно знала его, как свои пять пальцев... Или действительно знала? Столько вопросов и совершенно не одного ответа... Зачем только эта игра, если уже и так ясно что все кончено - девочка нашлась, а значит дальнейшее продолжение спектакля разыгрывающегося перед скучающими равнодушными лицами высших будет бессмысленно. Высшие... они повесили этот ярлык, но от этого жить стало не легче, они все равно остались только куклами в уверенных и смелых руках неведомых игроков, которые и в правду должны быть выше. От обычных людей, которых они презрительно называют куклами их отличает только то, что они ярче глубже и объемнее принимают реальность - они видят трехмерный полный мир, а люди-куклы, следуя своим примитивным звериным инстинктам спокойно ограничиваются и двухмерным. Эти толпы бороздят улицы, вдыхают бесценный кислород изо дня в день участвуя в незамысловатой игре под названием жизнь, даже не придавая этому значения. А они, так называемые высшие они чувствуют на своих спинах гнет, ощущают привязанные к рукам и ногам тонкие длинные нити идущие куда-то в ясное светлое небо и дико возмущаются понимая, что граница между ними и толпой безжалостно стерта. И все они разыгрывают один и тот же спектакль...
   Зачем было подстроено убийство Яшкой этих, так называемых кукол? Чтобы доказать кому-то что-то... или доказать Яшке что безымянных, толкнувших подсознательно девочку на это преступление не существует. Но теперь это не важно - она совершила преступление и должна была понести за него наказание. Но она - "слишком молода чтобы умереть", она обычный нормальный ребенок, у которого все только еще впереди, и она просто обязательно должна вернуться к жизни... А он, ему-то всего недолго оставалось существовать... Или предчувствие смерти предсказывало именно этот исход? Казнь за чужое преступление? Или...
   Все эти вопросы, загадки останутся в мире живых и будут еще тысячу лет донимать людей в разных городах, разных странах, на разных континентах... И может быть однажды кто-нибудь ответит на них, кто-нибудь перестанет однажды сомневаться? И может быть этот кто-нибудь будет счастлив и познает настоящую свободу... от земных оков, от инстинктов, от страха, от боли, от слов, от мыслей, от чувств... Этот кто-то взглянет в глаза смерти и... улыбнется ей и останется жить, храня на всю жизнь в своей душе воспоминание о ее взгляде, о вложенном в него смысле. И он будет беречь себя, чтобы отжить отведенный ему срок, долго-долго... и... потом, встретившись с ней снова не испугаться и просто смириться с тем, что абсолютного бессмертия не бывает... Но разве будет так хоть однажды? Даже если они такие сильные, смелые и уверенные не смогли побороть главного страха... страха перед смертью. Хотя этого Моро совсем не боялся его очень мучила дальнейшая судьба Вероники, ее обитание в одиночестве в этом жестоком и несправедливом мире где похоть вытесняет любовь, где уродство царствует над красотой, где миллиарды превращаются в покорных рабов безымянных и бережно выполняют каждое их приказание, даже самое бесполезное... и немыслимое.
   Но больше времени на раздумья не было, ему удалось сделать последний рывок и ухватить девочку за холодную тонкую ладонь. Она остановилась и обернулась. Глаза ее светились ярко-алым цветом и в них отражался странный и загадочный танец теней. Легкий ветерок сумрака, с почти неощутимым привкусом мертвой плоти шевелил ее пышные темные кудри, делая лицо малышки каким-то жутким и совсем не детским... И совсем не похожим на сестру и его быстро настигла страшная догадка, но не быстрее чем девочка пропела совсем взрослым и насмешливым голосом:
   - "Она сменить, способна возраст собственный даже"...
   И ее смех легко и быстро разнесся по сумраку, да, здесь он звучал совсем по другому, не так как на земле, там он был неуместен, а здесь сливался с жутким серым и неясным светом. И сумрак отвечал эхом.
   - Игра кончена, - сказала "пантера" перестав смеяться, по-прежнему оставаясь еще ребенком.
   - Но я же не нашел девочку... - растерялся Моро шокированный таким поворотом событий.
   - Ее и не нужно искать... - и Марины ярко красные, словно перемазанные в крови губы искривила злобная улыбка, - за что ты отдал жизнь, глупец... за верную рабу безымянных, которая убила собственную младшую сестренку и спрятала ее труп в подвале. Как нехорошо получилось...
   - Ты же утверждала что не веришь в их существование? - осведомился Моро.
   - Не верить в них, значит отрицать очевидное. Они приходили и ко мне, - после некоторой паузы Мара заговорила снова громко и сардонически, - хватит болтать. Игра окончена. Вы проиграли...
   - Нет, - перебил он, - ничья; мне придется умереть за Яшку, но ты сама доказала ее невиновность подтвердив существование безымянных.
   Лицо Мары искривила злобная и рассеянная гримаса ненависти и злобы.
   - Черт! Черт тебя подери! - прохрипела она грозно, и, оседая в глухую темноту сумрака, стала шептать горячо и быстро, - их нет... безымянные это бред... их нет... и эти голоса, которые заставляют меня делать все это... это только воображение, черт его подери... их нет... и я не их раба... я свободна... сво-бо-дна...
   Она шептала это как сумасшедшая, раскачиваясь из стороны в сторону, постепенно принимая свой обычный облик - темное длинное платье, растрепанные смолянисто-черные волосы, которые она еще больше тревожила тонкими острыми пальцами с когтями как у гарпии.
   - Они и с тобой играли? - понимающе спросил Моро, не узнавая прежней Мары. Дикая страстная и опасная хищница сходила с ума от понимания того, что она была только куклой в умелых руках, что сила, дарованная ей была только обманом. Но она не ответила на его вопрос, продолжая отчаянно шептать:
   - Их нет... они вымысел... я не их девочка... я не раба... я свободна...
  
   Глава 14.
  
   ... Быстро и легко щелкнул ключ и повернулся, остановившись, словно слушая, как ровно и спокойно загудел мотор. А потом медленно рванулся с места, на встречу бесконечно свободному ветру, на встречу ночному шоссе, и чему-то еще, что в самой глубине ее души затемняло даже самые приятные ощущения...
   Вероника уже легко и быстро узнала этот коридор, по нему они шли в день суда, в день, который все так сильно изменил, в день этого проклятого суда... Неужели она вернулась на землю только для того чтобы пережить адскую боль потери любимого человека? Или неведомый игрок соскучился по любимой кукле, и возвращал ее в действие, достав от туда, откуда не возвращался еще никто... Хотя оттуда ее достал именно Моро... И что же это получается? Всю эту проклятую игру затеял он? Но почему же он тогда выходит из игры, так болезненно и страшно...? Или не выйдет? И Яшку все-таки оправдают, ведь она не совершила бы всех этих преступлений, если бы не проклятые безымянные, нашептывавшие ей эти убийственные идеи. И Вероникино сердце сжалось неясной надеждой. А что если он останется, и они будут вместе... Но сколько? Неужели судьба позволит им хоть немного побыть счастливыми вместе?
   "Приговор конечный, обжалованию не подлежит" - эти слова через сотни других проходивших мимо ее сознания, только задели ее. Она плотно сжала кулаки чтобы не закричать от разрывавших грудь и ребра злобы и боли, и не броситься на судей, и не разорвать их в клочья. Но она поймала на себе спокойный и какой-то сонный взгляд Моро который совершенно равнодушно словно и не присутствуя в зале суда принимал все происходящее.
   "Падающим в лифте с каждой минутой становится легче" - вспомнилось ей и она бессильно сжала лицо руками до боли впиваясь ногтями в кожу и неотрывно смотря на Моро. Но он хранил свое мертвецкое спокойствие, и даже попытался улыбнуться ей, но получилось слишком наигранно и вымученно.
   ... Звезды смотрели с неба своими миллиардами мерцающих и переливающихся тусклых и ярких глаз, заглядывая в душу странной ночной гонщицы, которая как наркотик, как опиум, вдыхала ледяной ночной воздух, летевший в открытое окно дорогого автомобиля. Ветер свистел в ушах, заглушая и без того сумасшедший рев музыки. Руки спокойно лежали на руле, чувствуя свою власть над покорным железным зверем...
   Двое людей в темно-зеленых бархатных балахонах, переливающихся в неясном свете огня свечей, прочно держали его за руки, а по лицу его скользила какая-то странная и почти сумасшедшая улыбка.
   - Откажись, умоляю тебя... - прошептала в отчаянии Вероника, - останься мне не нужна эта чертова жизнь...
   - И мне она не нужна, - как-то совсем без эмоций сказал он, - хватит ныть... ты же сильная, не показывай своей слабости.
   - Ну скажи, скажи мне какие-нибудь последние слова... ты же уходишь, я останусь... слова, которые помогут мне... - попросила Вероника.
   - Страха нет, - бросил он, и это послужило сигналом людям в балахоне. Они потянули его за руки в сторону дубовой двери.
   - Страха нет, - повторил он, - помни это Вероника и помни еще... что я люблю тебя...
   Вероника стояла, плотно зажимая лицо руками ей очень хотелось побежать следом, остановить этих людей, и его, который так спокойно соглашался со смертью, и увести прочь отсюда... "Туда где вечно сияет сад". Но разве есть еще на земле такое место... куда не добрались люди и которое не осквернили так и прущей из них грязью... И не в силах сдерживаться Вероника бросилась следом, и уперлась в дубовую дверь. Она попыталась открыть ее, но дверь не поддавалась. Тогда Вероника стала изо всех сил стучать в нее кулаками и пытаться сорвать ее с петель, но, понимая, что это бесполезно и все ее попытки тщетны она осела на холодный пол, отчаянно растирая слезы по лицу.
   "Страха нет...
   Отрываюсь без потерь, кроме сердца что терять?
   На земле сильней земли только выстрел и любовь..."
   ... Невольно создавалось такое впечатление, что машина вот-вот оторвется от земли и вспорхнет в бархатные ночные небеса, став неожиданно совсем невесомой, и ощущение полета и свободы все росло и наполняло плечи-крылья, доставляя невиданное удовольствие...
   Судьи предлагали какой вид казни выбрать это очень его развеселило - какие услужливые и заботливые... Из предоставленного довольно экзотичного списка в глаза бросился только один вариант. Смешной и нелепый, но почему-то упрямо привлекший его внимание. И теперь он с прежним странным пугающим всех окружающих спокойствием смотрел как люди в балахонах старательно заряжают и готовят оружие. Эти странные люди словно изначально знали как обращаться с любым оружием... да-да, этому они научились до блеска глупые высшие, они научились карать за нарушение придуманных ими правил, они научились судить. Но судить самих себя они не сумеют даже если придется.
   "Тогда суди сам себя, - сказал король. - Это самое трудное. Себя
   судить куда трудней, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя,
   значит, ты поистине мудр" Антуан де СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ. Но ведь эти глупые высшие не знают об этом - их мудрость кончилась на этом законе про кукол, они пресытились своей властью, но отпустить ее из рук так просто не пожелают... Только пусть смотрят зорко, чтобы не пересытиться ей, и не начать блевать своей же властью...
   А люди в балахонах готовили оружие, светили каким-то фонарем ему в глаза, о чем-то живо и быстро совещались. И из-за их спин с интересом и насмешкой выглядывал один из судей - с самой редкой бородой и маленькими узкими глазками. Ему было интересно, но ближе подойти он не решался. А Моро уже порядком надоел их фонарь от которого мучительно болели глаза, и прикрывая их ладонью он заговорил со своими будущими убийцами:
   - Как же вы банальны судьи в своей наигранной мудрости, которая скрывает ваш звериный первобытный страх. Вы казните меня не потому, что я принимаю на себя чужую вину, а потому что вы боитесь, что от меня другие узнают о вашем ничтожестве и перестанут свято верить в вас... даже ваши законы они уже говорят о вашей трусости - вы боялись рассмотреть другие варианты, и обрели в слова и на бумагу то, что смогли понять... но в этой вашей здоровенной книге с законами, которой вы так кичитесь, согласитесь, вы, ведь там только одна запись? Давайте восстановим справедливость - вы исполните мое предсмертное желание. Вы сделаете в вашей книге еще одну запись и ее будете так же свято и уверенно хранить - cogitationis poenam nemo patitur. И будете следовать ей, как следуете тому мнимому идиотскому закону, по которому вы приговорили девочку ничего не знавшую о вашем существовании вообще к казни. Однажды они, те, кого вы называя высшими сделали своими куклами, поймут что вы дурите их, играете уйдут от вас и не будут слушать ваших бессмысленных законов. А вы останетесь одни в этом месте со своей властью и своим страхом...
   Но договорить ему не дали, уже приготовленное до конца оружие щелкнуло и...
   "Нас учили не жить, нас учили умирать стоя".
   ... Вероника сидела, чувствуя спиной холодное дерево двери за которую ее никто видимо, не собирался вовсе пускать и думала о том, как будет жить дальше... Проще ведь вернуться в сумрак и медленно становясь тенью бороздить его бескрайние просторы. Или вообще не существовать. Потому что такая жизнь не имела вовсе никакого смысла. А был ли вообще смысл? Или его не было? И был ли смысл в его нелепом и глупом, губительном для него поступке? Но она узнает это... позднее... но когда?
   Прозвучала череда выстрелов. Она заплакала.
   ... Яркий просто ослепительный свет фар резко и неожиданно осветил вылетевший на встречную полосу грузовик, но его от ее машины отделяла еще одна небольшая старая легковушка и от грохота столкновения заложило уши и в лобовое стекло полетели осколки стекла и железа, норовя пробить его насквозь и добраться до испуганной до смерти гонщице. Она быстро и растерянно крутанула руль, второй заледеневшей от ужаса рукой пытаясь пристегнуть ремень безопасности, про который она как всегда забыла. Но столкнувшиеся грузовик и легковушка в каком-то неведомом смертельном танце закружились по узкой дороге и столкновение с ними было неминуемо...
   Ее мягко подняли с пола и за руки повели по коридору, в светлую и даже немного уютную комнату. Потом силой усадили в кресло и протянули белый ситцевый платок. Она стала усиленно вытирать им слезы которые бесконечным потоком лились из ее глаз. Когда она немного пришла в себя и тихо всхлипывая подняла глаза она увидела перед собой одного из судий, того, у которого были самые добрые глаза. Он мягко улыбнулся ей и заговорил.
   - Успокойся, дитя, мы понимаем что тебе очень тяжело, но это был его выбор, его судьба. А ты пойдешь совсем по своему пути. Раз что-то случилось, значит так должно быть. Повернуть судьбу можно только один раз в жизни, - изрек он, - мы возвращаем тебя в мир людей, чтобы ты могла отвести срок запланированный тебе до той злосчастной аварии...
   - Я не хочу, - перебила Вероника, чувствуя как к горлу снова подкатывает приступ слез.
   - Это ты так сейчас считаешь... Дитя, он мог выбрать другое, я снова повторяю тебе, что у каждого свой выбор, своя судьба. Ты остаешься жить, и мы должны вернуть тебя в мир людей... От тебя будет завесить одна крохотная мелочь, - он сделал паузу и посмотрел в пол, - мелочь очень важная, от нее зависит все твое будущее.
   Он встал, одернул свой балахон, помог ей подняться и проводил к двери.
   - Иди, помни о чем я тебе говорил, - напутствовал он на прощание как-то лукаво улыбаясь, - и еще... мы вернем тебе кое-что еще, что отняла у тебя авария...
   Вероника не поняла его намека, но развернулась и, продолжая упрямо тереть глаза, данным ей платком, побрела по темному коридору. Одинокая такая хрупкая фигурка... А потом и во все растаяла в этом свете.
   ...У нее была секунда на раздумья, и она вспомнила неожиданно слова старика судьи. "Повернуть судьбу можно только один раз в жизни"... Она сосредоточилась изо всех, наконец-то застегнула этот проклятый ремень, который никак не желал этого делать и только больно карябал пальцы. И резко крутанула руль в сторону от огромного прицепа грузовика, которому ничего не стоило просто взять и раздавить ее крохотную по сравнению с ним машинку, ставшую неожиданно такой легкой и простой в управлении... И ее машина резко и быстро полетела в кювет, и с жутким грохотом на сумасшедшей скорости врезалась в дерево. Ее очень сильно тряхнуло, но благодаря ремню она удержалась на месте, с ужасом понимая, что если бы она не пристегнулась при ударе она бы пробила головой лобовое стекло. Но этого не случилось... она осталась в живых!
  

_______________________________________________________

cogitationis poenam nemo patitur - никто не несет наказания за мысли

  
   Эпилог.
  
   Иногда настигает такое странное ощущение, что помимо тебя в комнате присутствует еще кто-то, тот, кого, ты даже если захочешь не сможешь увидеть. Но почувствовав это присутствие Дина все равно начинала старательно вертеться и оглядываться, словно могла увидеть непрошенного гостя. И иногда ей казалось, что по стене совсем неясно, но вполне ощутимо скользнула чья-то слабая тень. Дина бежала за ней, провожала ее взглядом, но догнать не могла. Иногда эти гости пытались говорить с ней. Но она всегда вспоминала предостережение матери - никогда, она никогда не должна отвечать им, чтобы они не говорили, чего бы не обещали. Все их обещания и слова только жалкая нелепая и глупая лож, которая не имеет совершенно ничего общего с правдой.
   Она бродила по пустому и чистому дому, доставшемуся ей от матери и слушала ровное тихое постукивание дождя по крыше, наслаждаясь этим приятным, родным ей с детства звуком. Родным был и дом, в котором она жила почти с самого рождения, даже точнее, совсем без почти... Она никогда не жила не где кроме этого места да и не представляла себе такой жизни... бросить этот дом, тоже самое как бросить старого доброго друга, или стереть воспоминания о матери... Резкой, смелой, часто оглядывавшейся на разные шорохи, говорившей во сне, но такой близкой... Сверстники Дину не понимали, да и не стремилась она к этому пониманию, кое-как кончила девять классов экстернатом и ушла в свое отчужденное время провождение в этом месте, с которым было связанно столько всяких разных воспоминаний, и страшных и теплых. Таких которые никогда не забываются, к примеру, смерть матери, когда та, отчаянно просила говорить с ней, упрямо и уверенно считая, что если с ней говорить, то можно отогнать смерть, которая стояла за спинкой кровати тихо улыбаясь, а Дина держала ее руку - такую еще совсем юную и нежную, но уже быстро увядающую. И она ужасно боялась угаснуть также - совсем еще молодой. Это ведь ужасно страшно, даже не увидеть жизни толком...
   А дождь за окном все накрапывал и накрапывал, а небеса хранили молчание и свой странный серый мутный скорее даже серебряный цвет, тяжелые и ватные, словно готовившиеся рухнуть на землю. В дождь этот городок был просто очарователен - нежная пелена тумана, окутывавшая старый резные домики, храм позапрошлого века, лес с высокими хвойными деревьями, неяркие пастельные тона, не серые индустриальные, а именно постельные. И Дина отчаянно любила этот городок, и не хотела никогда его покидать, как и этот дом. Но сегодня ей было почему-то очень тоскливо здесь, и она быстро взяв старый потрепанный зонтик вышла на улицу поднимая лицо на небо, на встречу тяжелым водяным струям. Она медленно и спокойно пошла по родной заросшей травой улочке, в сторону леса, где в такую погоду было лучше всего.
   Она шла, слушая как под ногами хрустят осенние сухие листья и чмокают иголки, осыпавшиеся с лиственницы, и больше никаких звуков невозможно услышать, если не прислушаться. И она прислушалась и все это разнообразие шорохов и голосов мгновенно обрушилось на сознание - постукивал дождь по листьям, где-то далеко стучал по сухому дереву неугомонный дятел, и заливалась кукушка, отчаянно надеясь что кто-нибудь спросит сколько лет ему осталось жить. Но Дина спрашивать и не собиралась. Она собиралась просто жить. И она жадно вдыхая свежий густо пахнущий хвоей терпкий лесной воздух. Скоро она свернула на широкую дорожку, по которой в солнечную погоду прогуливалось очень много народа - старушки и старички с собачками, спортсмены, да и все кому было охота погулять. Этот лес всегда славился своей чистотой и спокойностью. Но сегодня даже в теплом лесном воздухе витало какое-то непонятное пугающее предчувствие. И так она выбрела на городское кладбище, стала медленно и спокойно бродить между старинных плит, со стертыми именами и лицами, а потом свернула на уже знакомую трапу и остановилась перед совсем новой плитой.
   - Прости что я без цветов, - оправдываясь грустно сказала Дина смотря на улыбавшееся но какое-то все равно слегка напряженное лицо с фотографии. Под которым мелкими буквами было написано "Ярослава Ларина". Динка устало вздохнула, нежно дотронулась до холодной мокрой плиты, поправила красивые белые ромашки, росшие из небольшого горшочка стоявшего на краю плиты. Но ее спокойствие прервали голоса, она даже вздрогнула, ведь в этой части очень редко бывают люди. Она резко обернулась и увидела удивительной красоты светловолосую женщину зрелого возраста и молодого парня с яркими синими глазами и растрепанными во все стороны черными волосами, которые все время падали ему на лицо и он с каким-то просто мученическим упорством убирал их назад. Дина неуверенно подошла ближе желая рассмотреть красивую женщину - ее идеально правильные черты лица, светлые серовато голубые глаза, лицо покрытое тоненькой сеточкой морщин, светлые волосы скрученные сзади и спрятанные под шапку. Женщина тоже заметила ее, сначала нахмурилась а потом кивком головы позвала подойти к ним.
   - Здравствуй, - сказала она, - оглядывая Дину с ног до головы оценивающим тяжелым взглядом, - а что ты делаешь одна... на безлюдном кладбище?
   - Я к маме пришла... - рассеянно и как-то виновато потянула Дина и поймала ободряющий и понимающий взгляд парня.
   - Но все равно, - пытаясь разрушить повисшее тягостное и нелепое молчание, заметила женщина, - гулять одной в лесу, да еще и на кладбище очень опасно.
   Дина кивнула и виновато уставилась в пол на свои грязные кроссовки, но долго на них смотреть она не смогла и перевела взгляд на могилу, у которой стояли женщина с парнем. И поразилась сходству последнего с человеком на фотографии. Отец, - решила она и вздохнула, потому что никогда не знала своего отца.
   - Девочка, - снова обратилась к ней женщина, - а не могла бы ты помочь... я очень давно была в этом городе и мне надо найти одного человека. Это очень важно... но я даже не помню ее настоящего имени только короткую кличку и место где она жила... знаешь тут около леса должна быть улица, и там такие старенькие заброшенные дома?
   - Знаю, - кивнула Дина.
   - Покажи, пожалуйста туда дорогу, - как-то рассеянно попросила женщина. Потом они ушли с кладбища и на самой его окраине их ждала черный совсем новый джип. Парень сел за руль, а женщина назад, уступая Дине, второе место спереди, чтобы она показала дорогу. Так они по какому-то окружному шоссе доехали до родной улицы Дины. Там все втроем выбрались из машины, и женщина стала деловито оглядываться, а потом неожиданно увидела Динин дом и бросилась к нему, им пришлось ее догонять. Она остановилась у двери и надавила на звонок.
   - Он не работает, - снова как-то виновато предупредила Дина.
   - А где хозяйка? - упавшим голосом спросила женщина.
   - Она умерла, - коротко ответила Дина.
   - Как жаль... а откуда ты знаешь? - вдруг почему-то спохватилась женщина.
   - Если вы говорили о Ярославе Лариной то это моя мама, - пояснила Дина.
   - Точно! Ярослава... а сокращенно Яша... Яшка... - женщина тяжело вздохнула, - ну ладно, прости... значит, мы приехали слишком поздно. Извини, за неудобства...
   - Ничего, - улыбнулась Дина, уже открывая ключами дверь и смотря как они идут к машине и неожиданно крикнула им в след, - а на чай не зайдете?
  
   Конец.
   10 апреля 2007 года.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"