Дарина сидела на полу и куском мокрой холщины обтирала лицо Богдана. Слезы лились по щекам, но она не замечала. Только и могла, что молиться Живе* и Ладе**, простить великих богинь не забирать любимого. Богдан горел, сгорал словно лучина.
Статный, крепкий и здоровый, даже в лютый мороз мог босым пройтись, не брали его хвори. Не было ему равных ни в кузнице с молотом, ни на гуляниях молодецких. А как песнь запоет, соловьи заслушивались. Все девицы по нему вздыхали, кто тайно, кто явно. Только Богдан выбрать никак не мог. То одной подмигнет, то другую с гуляний проводит, то третьей песню споет. Вот и Дарина его полюбила, только вида не показывала. А Богдан ее заприметил. Свататься обещал прийти, но не пришел - занемог.
Три дня Дарина не отходила от постели любимого, все глаза выплакала. Знахарка Велена только руками разводила. Не помогали ни настои, ни заговоры. Дарина даже подумать о смерти Богдана боялась. Миг и тот без него казался бесконечным.
Велена тяжело вздохнула и опустилась на лавку. Дарина подняла на нее заплаканные глаза.
- Не простая болезнь молодца одолела, - на лице старухи пролегла горестная складка.
- Матушка, не томи, что с ним? - Дарина подалась ближе.
- Волшбу чую. Посильнее моей будет. Не сдюжу я. Зорьку еще встретит, а потом уж ...
Знахарка только рукой махнула.
- Тогда и мне не жить, - едва слышно сорвалось с губ Дарины.
- Ишь, девка, чего удумала! - Седые брови сошлись на переносице.
- Матушка, не сдюжу я, люблю больше жизни. Ничего не пожалею, лишь бы глаза его ясные еще хоть раз увидеть, песнь услышать...
- Ну что ж, есть одно верное средство, только достать его не так-то просто. Бабка как-то рассказывала, что от всех хворей птичьи слезы помогают. Только найти их не всякому удается. Не плачут сейчас птицы.
- А что же делать?
- Коль не забоишься, иди к Ворону, туда где кончается небо. Только он помочь сможет, и то если угодишь.
- Не забоюсь, - Дарина поднялась.
- Ишь, какая смелая. Не каждому удается к нему попасть, а уж назад и того меньше возвращаются. Ладно-ладно, вижу, не послушаешь старуху. Иди на запад до гор, где-то там и кончается небо.
Дарина подошла к постели, приложила мокрую тряпицу к пересохшим губам Богдана. Взглянула еще раз и выбежала из горницы. Путь предстоял не близкий, она должна успеть до зари.
Страх за жизнь любимого гнал Дарину вперед. Острые камни в кровь царапали руки, но она упрямо поднималась на самую высокую гору. Там на вершине легкой завесой тумана кончалось небо. Кое-как выбралась, огляделась.
- Пр-роходи, раз пр-ришла. Пр-рисаживайся.
Только тут заметила изящное кресло. Осторожно присела. Сзади раздалось хлопанье крыльев. Дарина зажмурилась. Ворон опустился на спинку кресла.
- Знаю, зачем пр-ришла. Только помочь не смогу. Не плачут птицы, даже о детях своих убитых, о гнездах разор-ренных, о кр-рыльях сломанных. Кто ж из них о человеке плакать станет?
- Но ведь он умрет.
- Умр-рет, - согласился Ворон. - Др-ругого найдешь, вы люди быстр-ро забываете.
- Не забыть мне любимого вовек, рядом с ним и вечность кратка.
Ворон взмахнул крыльями, опустился на землю перед Дариной, и, наклонив голову, заинтересованно посмотрел на нее.
- Не забыть, говор-ришь. А если пр-редложу шелка замор-рские, каменья самоцветные?
Простенький сарафан сменился необычным платьем цвета воронова крыла. Дорогой шелк приятно ласкал кожу. Тяжелое ожерелье опустилось на грудь, переливаясь в неярком свете.
- Не надобно мне таких подарков, подскажи лучше, где птичьи слезы достать.
Ворон задумался: - На все ради любимого пойдешь?
Дарина кивнула, не в силах справится с охватившей дрожью.
- Ну что ж, будь по-твоему, - взмахнул крылами Ворон, будто в ладоши ударил.
Мир словно перевернулся. Чудится, больше стал, или это Дарина уменьшилась. Хотела руку протянуть к Ворону, только нет руки - крыло белое.
- Не плачут ноне птицы, но можешь сама попр-робовать.
- А как же мне назад, - пискнула Дарина.
- Ну, тут два пути, либо не пр-ронишь ни слезинки, после смер-рти Богдана обер-рнешься, либо, если вер-ришь в любовь его, он тебя узнать должен. А тепер-рь лети.
Взмахнула крылами и понеслась в деревню голубка белокрылая. До зорьки успела. Впорхнула в окно открытое и к Богдану на постель опустилась. Блеснули слезы, по груди скатились. Пошевелился молодец, открыл очи ясные, обвел ими горницу, голубку заприметил. Махнул рукой, прогоняя, не признал Дарину. Поднялась она в воздух и полетела прочь, села на дерево на опушке леса. Горько ей стало, слезы так и катятся, на землю падают. Так и проплакала всю ночь голубка, а на утро опять в деревню полетела.
Смотрит, стоит Богдан посреди двора живой и здоровый. Подлетела, сказать пытается, только не понимает он языка птичьего. Отогнал голубку и к избе Дарины пошел. Узнать добрый молодец хочет, где его невеста, если не подле больного жениха. Только не видел никто Дарину.
Шли дни, Богдан совсем поправился, даже не вспоминал про хворь свою загадочную. Тосковал по Дарине, искал даже, но успокоился, другую заприметил. Провожать стал, песни петь. Только каждое утро стучалась в его окно голубка белокрылая. Как не гнал ее Богдан, не улетала, только слезы лила.
Как-то раз провожал Богдан новую зазнобу до дому, бросилась ему под ноги голубка. Чуть не наступил на нее. Поднял, отряхнул, в глаза глянул, а там слезы кровавые. Испугался Богдан, выронил птицу. Встрепенулась голубка и в лес улетела.
Недолго думал Богдан, пошел к новой невесте свататься. Сидят гости за столом, жениха и невесту прославляют. Вдруг влетела в избу голубка, на стол села, на Богдана смотрит и плачет, а слезы чернее ночи. Испугалась мать невесты, прогнала птицу. Больше Богдан ее и не видел. Только жизни с новой женой не было. То ей не так и это не этак. Все чаще вспоминалось милое лицо Дарины, краткий нрав, добрый взгляд. Все чаще уходил Богдан в лес, лишь бы жену не видеть.
Забрел он как-то на опушку, смотрит, стоят под деревом три куста. Подошел поближе. Сорвал ягоду с первого, спелая, белая, словно слеза птичья, покушал. Подошел ко второму, горят на нем ягоды кровавыми слезами. Оглянулся на третий, ягоды чернее ночи. Вспомнил голубку, глаза ее синие, узнал Дарину, только поздно было. Птичий век короток. А те ягоды люди смородиной назвали. И многих они от хворей уберегли. Ведь недаром говорили древние, что великая сила в слезах птичьих схоронена.
Жива* - богиня жизни и плодородия
Лада** - богиня любви, богиня брака