Биверов Андрей Леонидович : другие произведения.

Тринадцатый император. Ч.2. Глава 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Обновление от 20 ноября.

  Глава 3. Деньги и ещё раз деньги.
  
  Шел второй день трехдневного траура по усопшему наследнику престола Российского. Польские погромы, спонтанно охватившие огромную страну, поутихли и кое-где переросли в еврейские (ну не любили простые русские мужики евреев, не любили). Империя казалось, замерла в ожидании страшной и громкой расправы над бунтовщиками и мятежниками. Во всех крупных городах был введен комендантский час. Да и вообще люди старались лишний раз не показываться на улицах - всюду сновали донельзя обозленные патрули...
  Через окошко под низким, сводом, потолке, пробивался ранний рассвет петербургского утра. В маленькой, едва ли три на три метра, камере Петропавловской крепости пахло сыростью и гнилой соломой. Обстановка была скудной: койка, прибитая к полу, железная доска, врезанная в стену и имеющая изображать стол, да клозет - вот и вся мебель. Света в камере почти не было, лампу приносили только с миской отвратительной бурды, к которой Пётр Данилович не притрагивался, и куском липкого вонючего хлеба.
  Жутко лягнувшая щеколда мгновенно разбудила заключенного. Он испуганно вжался в соломенный матрас, в голове заметались всполошившиеся мысли. Едва железная дверь в камеру открылась, в неё тут же шагнул офицер в ставшей ненавистной, черной, 'вороньей' как называли её в тюрьме, форме. Сопровождавшие охранники заходить не стали, заняв пост снаружи. Офицер с явным презрением окинул взглядом арестанта. Еще бы, за проведенное в камере время Красновский сильно похудел и сошел с лица. Старые штаны болтались на нем мешком, и он постоянно придерживал их руками, так как ремень у него на всякий случай отобрали. Сильные волнения и переживания оставили свой след на его некогда круглом, упитанном лице. Он практически не спал. Солома была жесткая и колючая, клопы злющие... Впрочем, на третью ночь и клопы устали, и Красновский привык: в конце концов, засыпать удавалось. Вот только нет-нет, да и раздававшиеся крики и стоны из соседних камер мигом сгоняли любой сон. Заставляли со страхом думать о собственной участи. Неудивительно, что под глазами у Красновского чернели круги, испещренные недавно обретенными морщинками, видными даже в тусклом, пробивающемся из-за решетки, свете камеры. На висках появилась проседь, да и само лицо имело не самый здоровый цвет. Климат Петропавловской крепости тому не способствовал.
  - Петр Данилович? - обратился вошедший в темную камеру офицер. - Добрый вечер. Рад видеть вас в добром здравии.
  Лицо Петра мотнулось, как от пощечины. О, как он ненавидел эти слова и эту форму. Именно с них начались его злоключения!
  Петра Даниловича арестовали на следующий день после злосчастного покушения. Признаться, прочитав утренние газеты, Красновский совершенно не связал произошедшее в Зимнем дворце с тайным клубом, членом которого он состоял уже полтора года. Ах, Блудов, Блудов! Совсем по-другому смотрел теперь Пётр Данилович на обещавшие новые возможности и связи осторожные разговоры с главой всемогущей Канцелярии в столичном Английском Клубе. Осторожность старого холостяка подвела его на этот раз. Пускай соседи и товарищи по клубу считали его тугодумом. Не приумножить, но сохранить состояние, составленное удачей прадедов и выслуживанием дедов в наше бурное время помогала ему осторожность. Выкупные платежи нужно было пристроить с умом, об остальном подумаем потом. Красновский не участвовал в железнодорожной горячке, так и не давшей ожидавшихся князьями и баронами барышей. Красновский не участвовал в едва начавшейся учредительской горячке, как-то вдруг придавленной министром финансов. Родная Тверь не Херсон, на запашке денег не вырастить, сколько сеялок ни покупай. О активно открывающихся первые пару лет после освобождения крестьян фабриках и речи быть не могло. Советы лиц проверенных позволяли ему делать десять процентов там, где другие делали тридцать - или прогорали.
  Когда же польский мятеж вспыхнул с новой силой, Красновский свернул операции и перевёл оставшуюся часть капитала в надёжные английские бумаги. Дальше положишь - ближе возьмёшь. Красновский знает, как дела делаются. Лишь бы не попасть под горячую руку.
  Но когда на крыльце снимаемого им в столице дома показался полный казачий наряд и двое молодых офицеров в ещё незнакомой, черной форме, что-то ёкнуло у Петра под лопаткой. 'За тобой пришли' - злорадно прошелестел ехидный внутренний голосок, - 'нечего было в заговорщиков играть!'. Как загнанный зверь заметался Красновский по дому, с затаённым страхом вслушиваясь во всё более и более требовательный стук во входную дверь. 'Схватить саквояж, в него только самое необходимое, деньги и документы!' - лихорадочно думал он, суетливо готовясь к бегству, и время от времени испуганно поглядывал на улицу, дрожащей рукой отодвигая уголок портьеры, закрывающей окно.
  Три минуты беспорядочных метаний - и саквояж готов. Но только Петр Данилович успокоено вздохнул, как вдруг внезапно раздался треск вышибаемой двери. Подбежав к окну, Красновский увидел только вывороченный косяк и висящую на петлях дверь. Казаков на улице уже не было, и лишь один из офицеров в черной форме скучал у входа.
  'Бежать, надо бежать' - мелькнула мысль и Петр сломя голову бросился в соседнюю комнату, из которой было можно спуститься на первый этаж, к черному входу.
  Он на полной скорости проскочил смежное помещение, затем поворот, дверь, снова поворот, лестница...
  И тут ему на плечи упало что-то тяжёлое, потянув за собой. Руку сдавила жуткая боль, а в нос ударил резкая смесь запахов конского пота и махорки.
  - Не дергайся гнида, а то хуже будет, - прямо в ухо сказал прокуренный бас. Держащий Красновского казак еще сильнее вывернул ему руку, заставляя встать с пола. Пока Петр Данилович вставал, из соседней комнаты подбежали еще двое казаков. Они обступили неудачливого заговорщика с обеих сторон, скрутив его так, что он и пальцем пошевелить не мог.
  - Петр Данилович? Рад вас видеть в добром здравии! Куда это вы так спешили? - раздался голос из-за спины. Красновский дернулся, чтобы посмотреть, кто говорит, но это движение тот час отозвалось сильной болью в вывернутой руке. Казаки держали крепко. Тем временем говоривший обошел казаков сбоку и встал прямо перед Петром. Это был один из двух офицеров в черной форме, которых Красновский видел из окна. Петр Данилович воспрянул духом, возможно, произошла ошибка, его с кем-то перепутали, а если пришли все же за ним, можно же договориться, у него есть деньги, много денег...
  - Послушайте, я всё могу объяснить! - начал было он, как тут же офицер одним длинным, скользящим шагом придвинулся к нему и резко, без размаха ударил его по лицу. Голова Петра Даниловича откинулась назад, как у куклы, из мгновенно разбитого носа струёй потекла кровь. Офицер же, не теряя не секунды схватил его за волосы и приблизил вплотную его голову к своему лицу.
  - Посмеешь ещё раз рот открыть, тварь, удавлю! - с ненавистью прошипел он ему в лицо. - Слушай меня! Ты обвиняешься в государственной измене, в покушении на Его Императорское Величество, Николая Второго и его семью, повлекшее за собой смерть Наследника Престола. И если ты еще раз откроешь свою поганую пасть, польское отродье, я прикажу пристрелить тебя прямо здесь, на этом самом месте, якобы при попытке к бегству! И все подтвердят, что так оно все и было! Понял меня?! - последние слова он буквально прокричал в лицо теряющего сознание Красновского. Глаза Петра Даниловича закатились и он нырнул в блаженный омут небытия. Очнулся помещик уже в камере.
  И вот теперь снова эти слова. И снова перед ним офицер в жуткой, черной форме, совсем такой же, как та, что виделась ему в ночных кошмарах. От страха у Красновского сводило скулы, но он всё же сумел выдавить из себя робкое:
  - Да-да. Я тоже рад.
  - Позвольте представиться, старший следователь государственной безопасности, штабс-капитан Кротов, - безукоризненно вежливо, как бы подчеркивая контраст с грязной и темной камерой, расшаркался следователь. - Не сочтите за труд пройти со мной, я хотел бы поговорить с вами в своем кабинете, а то здесь как-то неуютно, - зябко передернул плечами капитан и, не дожидаясь ответа, развернулся к выходу.
  Красновский, придерживая руками спадающие штаны, засеменил следом. За ним гулко топали замыкающие процессию молчаливые стражники. Они шли по длинному коридору, освещенному светом керосиновых ламп, как вдруг в шум их шагов вплелся громкий протяжный стон, так донимавший заключенного по ночам. Последовавшее за этим касание грязной, почти черной, заскорузлой руки, просунутой между прутьев камеры, напротив которой проходил Павел Данилович, заставило его взвизгнуть и вплотную прижаться к стене.
  - Шалишь! - впервые подал голос шедший за спиной страж и с размаха стукнул по прутьям прикладом.
  На этом приключения некогда богатейшего помещика Херсонской губернии на пути в кабинет следователя были закончены.
  - Ждите за дверью, - приказал провожатым Кротов и пропустил заключенного вперед. У открытого окна с задернутой черной шторой стоял письменный стол с настольной керосиновой лампой. Сам кабинет освещала люстра под потолком. Поодаль от стола стоял одинокий стул.
  Красновский неловко встал посреди комнаты. Офицер, с ленцой обогнув его, сел за стол и указал на стоящий перед ним табурет. - Присаживайтесь, Петр Данилович. Присаживайтесь. Вы курите? - набивая трубку табаком поинтересовался Кротов.
  - Что? - растеряно переспросил Красновский, болезненно щурясь на свет настольной лампы, бьющий прямо ему в лицо. - А нет, не курю.
  - Похвально, похвально. О здоровье, значит, заботитесь, - решил офицер, сосредоточенно раскуривая трубку. Наконец, с явным удовольствием выпустив кольцо ароматного дыма в потолок, Кротов достал из верхнего ящика стола толстую папку с бумагами. Раскрыв её перед собой, он вынул из стопки документов несколько листов и аккуратно положил их перед Красновским.
  - Итак, Петр Данилович, вы обвиняетесь в государственной измене, преступном сговоре с польскими мятежниками и покушении на Его Императорское Величество и его домочадцев, - сказал Кротов, откидываясь на спинку стула. - Прошу вас ознакомиться с предъявленным обвинением и решением чрезвычайного комитета о вашем аресте.
  Петр Данилович, остолбенев, уставился на лежащие перед ним листы бумаги, усеянные мелким машинописным текстом, как жаба на атакующую её змею.
  - Нет, это невозможно... - еле слышно прошептал он, - я не знаю никаких польских заговорщиков! О покушении на Его Величество я узнал только из газет. Я не участвовал в заговоре! Я вообще ничего не знаю!
  - Знакомы ли вы с господами Блудовым, Гагариным?
  - Гагарина не имею чести знать. То есть я не хочу сказать, что для меня это была бы честь, знать его, если он заговорщик. Нет, конечно не была бы, наоборот, то что я его не знаю - честь для меня. И если бы я только знал его - я сразу бы вам сообщил. Я верноподданный сын... - возбужденно забормотал Петр Данилович, которому наконец-то представилась возможность выговориться.
  - Гражданин Красновский, помедленнее и ближе к делу, - прервал его Кротов.
  - Да. Да. Конечно, - снова затарахтел помещик, но под тяжелым взглядом следователя запнулся, сделал глубокий вдох, и продолжил. - С графом Блудовым я знаком, но не близко, не близко, мы изредка общались на светских приемах, в опере, на балете.
  - И о чем же вы общались с Блудовым? - попыхивая трубкой спросил Кротов.
  - О, ни о чем конкретном, - нервно засмеялся Петр Данилович, - о том, о сем, о погоде... да о погоде много говорили.
  - Состояли ли вы в тайном обществе, называемом Английский Клуб? - продолжал допрос следователь.
  - Что вы, что вы! - взмахнул пухлыми руками арестант. - Не состоял и даже не слышал никогда о таковом!
  - А вот гражданин Бирс показывает, - на этих словах Кротов ловко выудил из папки нужный листок, - что вы не только состояли в названной ранее организации, но и были активным её участником, в частности жертвовали большие суммы на, как он заявляет, 'нужды заговора'.
  - Это поклеп и клевета! - скрестил Петр Данилович на груди руки. - Господин штабс-капитан, ни в никаких тайных обществах я не состоял и с заговорщиками отношений не имею!
  - Сведения получены из надежных источников, - невозмутимо покачал головой Кротов, - граждане Макинин, Гранский и Шлименсон, состоявшие в так называемом 'Клубе' и уже признавшиеся в заговоре и государственной измене, так же подтвердили, что вы были активным членом тайного общества и участвовали в заговоре.
  - Это ложь! - отчаянно завопил Красновский. - Это клевета, они мои давние завистники и недоброжелатели! Особенно Шлименсон! Он давно зуб точит на мои виноградники в Массандре! Жидовская морда!
  - Хватит! - громкий удар кулаком по столу оборвал очередную тираду арестанта.
  - Они уже дали признательные показания и теперь это надлежит сделать Вам, - заявил следователь. - А брехать тут, как псина подзаборная, вам смысла нет. Повинитесь в содеянном, и возможно вам будет оказано снисхождение.
  - Как вы смеете, меня оскорблять? - оскорблено запыхтел Красновский, - Я.. я русский дворянин! Мои предки...
  - Вы перестали быть дворянином, когда помыслили пойти против Государя, - жестко прервал его Кротов. - Ныне вы всего лишь арестованный изменник и заговорщик, и самое мало что вас ждет впереди - каторга. Конвойный в камеру его, - крикнул капитан в коридор, и демонстративно отвернулся, давая понять что разговор окончен.
  Молчаливый конвоир вернул подавленного узника в его камеру. С этого дня допросы продолжались без конца. Иногда Красновского конвоировали к следователям каждый день по несколько раз, иногда он неделями судорожно ждал очередного вызова на допрос. Отвратительная кормежка, судорожный, урывками сон, постоянное психологическое давление и стресс быстро сломали непривычного к столь суровым условиям арестанта. На исходе второго месяца Петр Данилович был готов подписать что угодно, вплоть до собственного смертного договора. Но тут ему представилась возможность, о которой он и не мечтал...
  
  - Господин следователь, я ознакомлен с указом от восьмого августа, - тихим, подрагивающим от волнения голосом говорил Красновский. - И хотел бы испросить Высочайшего Прощения.
  Когда позавчера охранник принес ему на ознакомление этот указ Петр Данилович не поверил собственному счастью. Щурясь подслеповатыми от постоянной полутьмы глазами, он водил пальцем по строчкам документа, едва освещаемого колышущимся, неровным светом одинокой свечи, оставленной караульным. 'Наконец-то! Наконец-то я избавлюсь от этих мучений! Господи, спасибо тебе, спасибо!' - вертелось у него в голове, по мере чтения указа. Бумага была составлена пространным, чиновничьим языком, но суть Петр Данилович выловил сразу. Арестантам по делу о государственной измене, признанным не участвовавшими непосредственно в нападении на семью Его Императорского Величества, разрешалось покинуть пределы России с невозможностью возвращения. Отдельным пунктом было оговорено, что имущество заговорщиков будет конфисковано в казну. Проведя бессонную ночь в раздумьях, Красновский на следующее утро сам попросил отвести его в кабинет следователя. И вот сейчас он сидел напротив Кротова, судорожно молясь, чтобы все прошло гладко.
  - Разумеется, вы ознакомились и с его приложением. А конкретно с пунктом о конфискации имущества государственных преступников и об укрывательстве оного третьими лицами и их ответственности, - утвердительно спросил Кротов, пристально глядя на него.
  - Да, господин следователь, - быстро закивал Петр Данилович, - если вы позволите, я тот час добровольно же напишу список моего имущества и даточную на его передачу в дар казначейству.
  - Что ж... извольте, - Кротов достал из стола стопку бумаг, передал её арестанту и пододвинул к нему чернильницу с пером.
  На некоторое время Петр Данилович переводил на бумагу составленный в голове еще вчера, в камере, список своего имущества. Разумеется не полный. 'Только б выйти отсюда... - думал он про себя, - до моих английских счетов вам не добраться, как не добралось правительство до счетов Герцена. И суд английский вам не выиграть, заведи вы против меня даже не политическое дело, а уголовное. Из Лондона выдачи нету, это все знают!'
  Закончив писать, Красновский передал бумаги Кротову. Тот бегло их просмотрел, кивнул и сказал:
  - Приятно видеть, Петр Данилович, что вы решили встать на путь исправления. Государь наш милостен и дарует каждому возможность прощения.
  - Да, конечно, господин следователь, я могу идти? - спросил Красновский, желавший поскорее покинуть ненавидимые до глубины души казематы и особенно общество штабс-капитана.
  - Ну разумеется, вас проводят, - сделал знак конвоирам Кротов. - Желаю вам все наилучшего, Петр Данилович, - добавил он уже вслед уходящему Красновскому.
  - Чтоб ты сдох, сволочь! - чуть слышно прошептал в ответ недавний арестант.
  - И тебе не хворать, - усмехнулся в усы следователь, как только захлопнулась дверь. - Ох, ну и прохвост, - сказал он беря в руки исписанные бумаги и окидывая их опытным взглядом. - Едва-ли треть написал. Ну-ну, поглядим что с тобой будет когда ты в руки Якова Вениаминовича попадешь...
  
  Молчаливые конвойные помогли порядком исхудавшему и ослабшему Красновскому подняться по узкой, круговой лестнице вверх на два этажа. Пройдя по длинному коридору, они остановились перед дверью с табличкой "Финансовое бюро".
  - Вам сюда, - немногословно доложил один из них.
  - Благодарю, - борясь с одышкой кивнул Петр Данилович и, постучав, приоткрыл дверь.
  Взгляду его открылась небольшая комнатка с широким столом, парой стульев и многочисленными комодами и бюро вдоль всех стен. За столом сидел сухонький старичок в заношенном, подшитом кожей на локтях, сюртуке и песне на длинном, с горбинкой, носе.
  - О, прошу Вас, прошу, присаживайтесь-с, милостивый государь, - приподнялся он из-за стола, указывая ладонью на стоящий рядом стул, явно рассчитанный на посетителей.
  Дождавшись когда бывший арестант сядет, старичок уселся обратно за стол, жизнерадостно улыбнулся и продолжил:
  - Позвольте представиться: Яков Вениаминович Лейфман, заведующий финансовым бюро данного учреждения-с, а вы у нас будите...
  - Красновский Петр Данилович, - поспешно представился тот.
  - Вы к нам по указу 8-08-с? - продолжал тем временем начальник бюро.
  - Простите?... - непонимающе переспросил Красновский.
  - По указу от восьмого августа. - пояснил Лейфман.
  - Да, да, именно по нему, - оживился Петр Данилович, - я полностью осознал свою вину и надеюсь на высочайшее прощение...
  - Что делается, времена-то какие-с, - печально вздохнул собеседник. - Эка вы попали, как кур во щи. Что же вы так неосторожно-то... Ваш следователь кто? Кротов?
  - Да. Он, - кивнул бывший арестант.
  Яков Вениаминович поморщился как от зубной боли.
  - Не самый приятный в общении-с человек, - заметил он, - но деятельный, далеко пойдет. Всё бы им заговоры раскрывать, а дела-с в совершеннейшем беспорядке, - Лейфман уныло посмотрел на старенькое, потемневшее от времени, бюро слева. - Кручусь как белка в колесе, представляете, совсем не сплю с тех пор, как меня из департамента-с сюда выдернули.
  Красновский сочувственно закивал. После общения со следователями эта суетливая болтовня заставила его несколько расслабиться. Он даже почувствовал себя словно как в добрые старые времена, в родном Херсоне, на приеме у какого-нибудь чинуши среднего ранга.
  - Трудимся буквально на износ, - тараторил тем временем старый еврей, начав копаться в ящиках стола, - Кто на что способен-с, конечно. Кротов вон привёл главу заговора в такой непрезентабельный вид - на суде-с не покажешь. Рвёт и мечет, нового ищет.
  Эти слова резко вернули Петра Даниловича на землю. В животе внезапно потяжелело от дурного предчувствия, а по спине побежали мурашки.
  - Увы, батюшка, специфика работы-с. Дело-то новое, так и мечтают карьеру сделать, хоть бы друг на дружке. Тэк-с, что тут у нас?
  Из ящиков стола один за другим появились исписанные листы бумаги.
  - Ознакомьтесь, батюшка, - протянул их начальник финансового бюро Красновскому. - ...это счёт ваш в Государственном банке-с... это в Петербургском коммерческом... это в Английском-с... Досадно всё состояние терять, но вам бы голову сохранить теперь... А вот здесь вам нужно роспись свою-с поставить, что мол верно все, отдаю все нажитое царю-батюшке...
  При взгляде на лежащие перед ним бумаги Петр Даниловича охватил озноб. Это были отнюдь не те бумаги, которые он писал ранее. Но не это было самое страшно - там было ВСЁ! АБСОЛЮТНО ВСЁ! Даже то, что он и сам бы не вспомнил даже под страхом смертной казни.
  - Но позвольте, я же уже у господина штабс-капитана уже писал..., - жалко пролепетал помещик.
  - Ну так, для нас же главное что - ваше искреннее раскаянье-с и готовность искупить, так сказать, - залопотал Яков Вениаминович, в глазах которого появились хитрые искорки, как у лисы смотрящую на жирную курицу, - мы понимаем, что условия здешние-с... так сказать не способствуют. Могли забыть-с что-нибудь, не от злого умысла, боже упаси! Нет, от усталости, воздух тут, да... не Ливадия-с. Так что мы сами за вас все бумаги составляем, а вы только роспись-с значит ставите...
  На этих словах Лейфман выжидательно уставился на поднявшего дрожащей рукой перо Красновского. 'Не выйти! Пока всё не отдам не выйти!' - с отчаяньем понял Петр, - 'Что же мне, опять в камеру? Нет уж, только не это! Но что же делать, что делать?'
  'Счета европейские! Вот оно!' - озарило вдруг его.- 'Их-то они не изымут! Они в банках английских, не наших! Там писулька эта силы иметь не будет!'. Обрадованный неожиданно найденным решением Петр Данилович пододвинул к себе бумаги, окунул перо в чернильницу и вывел на листах размашистую роспись.
  - Ну вот и чудьненько! - ловко выхватил у него бумаги Лейфман и тут же присыпал их песочком. - Кстати вы знаете, что творится? - снова тараторил он. - После того как поляки и прочие заговорщики покушались на Государя и убили наследника-цесаревича, императрица-то наша, принцесса английская, при смерти, а матушка её королева Виктория, верите ли, в ярости! Указала английским банкирам конфисковать деньги изменников. Правда те пока без своего интереса не соглашаются, а наши-то чины высшие в делах таких не еще освоилось, гневаться изволит. Пётр Данилович, да что с вами?! - испуганно прервал свою речь начальник бюро.
  Поражённый страшной вестью, Красновский без сил упал на спинку стула. У него вдруг перехватило дыхание. Покраснев, он судорожно пытался сделать вдох, но лишь впустую хватал ртом воздух, как рыба, вытащенная на берег.
  - Что это с вами, милостивый государь-с, - забеспокоился Лейфман глядя на посеревшего лицом собеседника, - Неужто вы ещё не знали!? Это ж во всех газетах писали, еще седмицу назад. Ах, да, вы новостей слышать не могли...
  - Помогите! Яков Вениаминович, богом прошу, помогите! - отдышавшись плаксиво зашептал Красновский, - Не оставьте детей без пропитания! Не погубите! Отдайте бумаги с подписью моей. Надеялся я на счета английские, когда бумаги подписывал. Не знал, что выданы они будут. Помогите, Бога ради! Я в долгу не останусь, десятую часть состояния отдам, нет пятую...
  - Да, что вы, что вы! Я же на государевой службе, как можно-с... - замахал руками старый чиновник.
  - Треть! - судорожно выдохнул Петр Данилович.
  Глаза Лейфмана в раз посерьёзнели. Он задумчиво посмотрел на арестанта и как бы нехотя сказал:
  - Предложение ваше... конечно интересное-с, но бумаги подделать никак нельзя, Кротов дознается. Въедливый он больно. Может вас устроит перевод к другому следователю, а потом месяца через два...
  Красновский замотал головой, снова попадать в руки следователей снова ему отнюдь не хотелось.
  - Может, барон R. вас заберёт? - перебирал варианты Лейфман, - Он едет завтра в Бельгию, вклады остальных заговорщиков по доверенностям изъять, с сопровождением-с. А вас ведь все равно высылают... Выйдете завтра отсюда, сходете в банк к моему знакомому, он вам поможет счета в Англии закрыть и перевести их в Banque Liegeoise. Поедете с бароном, в Бельгии снимите деньги и заживете припеваючи.
  - Да. Да, - ухватился обеими руками за эту возможность Красновский. - Это мне подходит.
  - Ну и чудненько, - старый еврей ловким движением вынул из ящика стола ещё одну кипу документов и пододвинул их, вместе с чернильницей и пером к Петру, - заполняйте-с бумаги, а я пока вам набросаю записку для моего знакомца в банке.
  Некоторое время оба деловито шуршали перьями. Лейфман справился быстрее и терпеливо ждал, пока Красновский закончит ставить свои вензеля на бумагах. Как только бывший арестант закончил, чиновник протянул ему сложенный вчетверо листок.
  - Вот вам, Петр Данилович, рекомендательное письмо к моему старому знакомцу - Арону Гольдману из русского представительства Английского банка. Я вкратце описал ваши... затруднения-с, он вам окажет необходимую поддержку. Только вот вам сразу векселя на предъявителя надо будет написать, на нас с Ароном и на господина барона. R. слывет человеком неподкупным, а значит меньше, чем за треть общей суммы он участвовать в вашей судьбе не согласится-с.
  - Не забуду, ваше превосходительство, Богом клянусь, не забуду, - постоянно кланяясь и прижав бумаги к груди, Красновский задком выскочил из кабинета.
  - Ты уж поверь, не забудешь..., - еле слышно сказал начальник финбюро в уже закрывшуюся дверь. И на лице старого еврея снова появилась 'лисья' усмешка.
  
  Петр Данилович действительно так до конца жизни и не смог забыть 'доброту' старого еврея. Светящийся от счастья, он на следующий день после освобождения ринулся в русское представительство Английского банка. Знакомец начальника финбюро, Арон Израилевич Гольдман, такой же старый и горбоносый, как и его тюремный единородец, быстро и качественно оформил все бумаги по переводу счетов Красновского из Английского банка в бельгийский ... . И взял себе за услуги вполне по-божески - всего 10% от общей суммы. Обещал на днях свести с господином бароном...
  Но вот едва Петр Данилович вышел из здания банка, как тут же лицом к лицу столкнулся с нарядом казаков, возглавляемым все тем же Кротовым. Не слова не говоря Красновского скрутили и отконвоировали в столичный порт, посадили на старую, ветхую баржу и в обществе таких же как и он несчастливцев, воспользовавшихся указом 8-08, отправили в ближайший европейский порт - прусский Данциг. Прибыв через два дня в Пруссию, бывших заговорщиков так же молча выгрузили в порту, после чего согнали в кучу и объявили, что им согласно указу императора Николая была дарована замена смертного приговора на выдворение за пределы Российской империи без возможности возврата. Что и было выполнено, а теперь, мол, они предоставлены сами себе.
  Ошарашенный, ничего не понимающий Петр Данилович первым делом конечно отправился в Данцигское представительство бельгийского банка Liegeoise. Отправился не один, а в толпе таких же как и он бывших арестантов. Ещё на барже Красновский по отрывкам приглушенных разговоров понял, что не одному ему 'помогли' Яков Вениаминович и Арон Израилевич.
  В отделении бельгийского банка ему пришлось выдержать настоящий бой за возможность первым проскочить в зал. Охрана банка грамотно отсекла основную массу голосящей толпы, но нескольким счастливцам все же удалось проскользнуть в здание. Одним из них был Петр Данилович. Ни по-немецки, ни по-голландски Красновский конечно не говорил, но с клерком кое-как удалось договориться на французском.
  Несколько минут ушло на проверку состояния счетов Петра Даниловича. Ответ клерка буквально убил бывшего херсонского помещика. Обобрали! До нитки обобрали! Красновскому хотелось выть. Все деньги, все до копейки, были сняты со счетов как раз в тот день, когда он перевел их из Англии в Бельгию. И судя по крикам и разгорающимся то здесь, то там в зале банка скандалам - он был отнюдь не единственным, кто попал в такую ситуацию. Глубоко вдохнув Петр Данилович присоединился к голосящему хору возмущенных изгнанников, требующих справедливости.
  Разумеется он ничего не добился. Даже использовав все свои невеликие оставшиеся, по самым 'черным' счетам, средства на суды с Banque Liegeoise ни он, ни один из таких же пострадальцев ничего не получил. В конце концов они все смирились, кто-то стал чернорабочим в порту Данцига, кто-то мелким лавочником в Любеке, кого-то подкармливали оставшиеся в России родственники, кто-то решил искать свое счастье за океаном. Красновский был среди последних. Скопив достаточно средств, он сел на первый попавшийся корабль до Бостона. Новая страна приняла его отнюдь не с распростертыми объятьями. Было все - и каторжный труд, и голод, и ночлежки с клопами. Но в итоге Петру Даниловичу удалось встать на ноги и даже в какой-то степени вернуть свои капиталы. Начав с мелкой торговли, он к концу жизни стал одним из самых уважаемых торговцев зерном в Бостоне и окрестностях. Одно угнетало Петра Даниловича и многие годы спустя. Согласно информации клерка деньги были сняты в головном офисе банка, в Бельгии, по векселю на предъявителя, заверенному подписью самого Красновского. Многие годы Петр Данилович прокручивал эту ситуацию в голове и так и этак, и не мог понять. Как? Как эти проклятые евреи умудрились это провернуть? Ну ладно перевести счета, в этом сам виноват. Векселя он тоже подписывал, подделать их, имея образец подписи и бланки тоже возможно. Но вот перевезти поддельный вексель из Петербурга через пол Европы за один день и предъявить в Бельгии? Это было невозможно... абсолютно невозможно!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"