Бингс Г.Г. : другие произведения.

Красные камзолы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.06*166  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мистическая сила грубо вытащила молодого парня из своего времени и забросила в прошлое, чтобы заставить его сражаться за свои интересы. Неподготовленный юноша из XXI века вынужден стать линейным солдатом века XVIII и отправиться в составе Кексгольмского полка Рижской дивизии на войну, в которой вот-вот схлестнутся могущественные империи всей Европы. Какая судьба ему уготована? Изменить будущее? Совершить подвиг? Сможет ли наш герой стать генералом? Тут-то до капральских галунов как до Луны... но дорогу осилит идущий!
   Пролог.
  
  
   Взрослые, рассказывая о своих приключениях, частенько дают такое объяснение своим поступкам: в то время, мол, я был молод и глуп. Оглядываясь назад, с высоты прожитых лет хочется дать такую же оценку многим эпизодам своей жизни. Но они, эти эпизоды, сделали меня таким, какой я сейчас. Каким бы я был, если бы обладал тогда послезнанием? И, главное, стало бы все лучше или хотя бы иначе? Может быть, стало бы. Может быть, я стал был бы лучше, чем сейчас. Может быть, меньше бы взял греха на душу... Но я даже рад, что у меня тогда не было послезнания. Ведь тогда могло сложиться так, что не я бы пришел в этот мир и в это время, а наоборот, Вселенная прислала бы Стабилизатора по мою душу. Глядя на то, как закончил свои дни Фриц и сравнивая с тем, как живу сейчас я - нет, пожалуй, не стану гневить Бога. Я прожил так, как прожил. Все мои успехи, равно как и мои ошибки - это то, что создало меня. Положа руку на сердце - ошибок больше чем успехов. Но все что есть - все мое. Впрочем, обо всем по порядку.
  
   Родился я во вполне благополучной семье. Мать, отец, братья. Трехкомнатная квартира в пяти минутах от метро. Дача, летом отдых на Черном Море ажно на два месяца, сначала отпуск матери, потом отпуск отца. Школа, спортивные секции - футбол, каратэ, шахматы. Сенсорный телефон с видосиками на ютубе. Обычная жизнь обычного ребенка, как мне казалось тогда.
  
   Мне, как и многим подросткам в таком возрасте, до одури хотелось быть особенным, не таким как все. Хотелось приключений да ярких событий. Таких, знаете, где я на лихом коне, весь в орденах и медалях, с мечом или шпагой, красавицы чтобы вздыхали и вешались на шею. Но при этом искал способы откосить от армии. Через универ или еще как. Потому что приключения в плаще и на лихом коне - это здорово и благородно, а приключения в камуфляже и на лихом БТРе - это почему-то не подходило под шаблон героя.
  
   В кругу таких же как я, длинноволосых юношей, отчаянно старавшихся выглядеть крутыми рокерами, мы рассказывали друг другу страшилки. Про то, что солдаты, мол, в армии плац ломом подметают и тысячи других отмазок, почему мы туда не хотим. И про то, что год - это много, и что я, мол, за этот год заработаю много денег, и что это даром потерянное время. Хотя в глубине души я прекрасно понимал, что не год, два или три меня пугают. А физические нагрузки. Там же, в армии, бегать придется каждый день, зарядка, физкультура и спорт. Там не дадут спать до полудня и зависать в интернете. Да и просто поиграть в онлайн-игры не дадут. А у меня клан, рейды и тысяча других очень важных дел, связанных с расстановкой пикселей на экране. Потому армия - это плохо. Хотя вот с чего бы мне бояться физических нагрузок? На спортивных сборах с футбольным клубом нас два раза в год гоняли так, что семь потов сходило. Но сборы - это что-то понятное и обыденное, на них я ездил сколько себя помню. Лет, наверное, с семи.
  
   Как и все ребята, с которыми я тренировался, мечтал стать великим футболистом. Зарабатывать много денег. Бегал, иногда даже забивал голы. Но, опять же, вмешался человеческий фактор. Не повезло с тренерами. Они раз за разом ставили меня то в защиту, то на позицию опорного полузащитника. Так-то отобрать мяч и отдать острую обостряющую передачу для меня в то время не было проблемой. Но где же вы видели знаменитых защитников, зарабатывающих много денег? Отец таким моим заявлениям изумлялся и наызвал имена кумиров его молодости. Эрик Хаген, Николас Ломбертс, Александр Анюков...
  
   Короче говоря, не сложилось у меня с футболом. Сейчас-то я понимаю, что основная проблема была не в тренерах и не в отце. Просто после нескольких лет занятий я дошел до того уровня, когда для прогресса необходимо заниматься самостоятельно, помимо тренировок. Раз за разом повторять самому упражнения на технику и координацию, повторять финты и трюки с мячом, которым меня учили все эти пять лет. Потому что штатной тренировки по времени хватает только на тактику и сыгранность. А техникой - как и собственной физической формой - надо уже заниматься самому. Бегать по утрам, к примеру. Потому что дворовых ребят на школьном поле я обыгрывал и накручивал легко, с ребятами из клубов третьей лиги городского первенства играл на равных, а вот против ребят из высшей лиги - и даже не из Академии, а из обычных клубов вроде 'Локомотива' или 'Звезды' - там уже чувствовал себя бревном и неумехой. Тут уже чтобы чего-то добиться - надо было жить футболом. С утра до вечера. К такому я был не готов.
  
   Отец мне говорил, что моя проблема в другом. В том, что для мастерства нужно усердие и самостоятельная работа. Разумеется, я считал, что отец глупый и не понимает мою уникальную и неповторимую личность. Все ищет каких-то простых ответов на сложные вопросы душевных терзаний. Как же иначе-то?
  
   Да и откуда отцу знать про душевные метания и творческое самовыражение личности? Чего он в жизни добился? Работает на заводе фрезеровщиком. А мать - медсестрой в поликлинике. С чего бы мне прислушиваться к их мнению, ведь у них нет своего бизнеса, нет высшего образования и блестящей сверкающей иномарки. Да и айфона у них нет. И мне пожлобились подарить. Хожу, как дурак, с 'Самсунгом'... стыдобище какое. Отец, правда, так и не понял, почему вдруг 'Самсунг' - стыдобище. Да и вообще когда я цитировал что-нибудь с курсов личностного роста или из тестов по психлологии - он ржал в голос.
  
   Пытался заниматься музыкой. Выклянчил у родителей электрогитару, собрались с ребятами в группу... года два ковырялись. Даже записали на комп пяток мелодий. Одну из них до сих пор люблю слушать, удачная вещь получилась. А потом встала та же проблема, что и с футболом. В какой-то период времени я понял, что для того, чтобы просто оставаться на уровне и не деградировать в плане техники игры - гитару в руках надо держать не меньше двух часов в день, иначе сложные соло уже не вытащить. То есть опять же та проблема: чтобы чего-то добиться в музыке - надо ею жить. Каждый день, несколько часов на гитару вынь да положь. И репетиции хотя бы три раза в неделю, а перед концертом и вовсе каждый день. Потому мое увлечение музыкой быстро переросло из игры на гитаре в распитие пива в околомузыкальной тусовке. Во дворе лабать песни Цоя или 'Черного Обелиска' вполне достаточно. И не надо стирать пальцы в кровь, пытаясь достигнуть уровня Стива Вая.
  
   Однако эти занятия дали мне умение работать в команде и какую-никакую практику в организации коллектива. Правда, понял я это лишь через несколько лет.
  
   Универ - это было легко и просто. После школы первый курс показался халявой. Потому ко второму я уже подошел спустя рукава. Что там этот матан да аналитическая геометрия, все просто и скучно. Потому можно задвигать пары и приятно проводить время в тусовке. Тем более универ был такой, средненький. Не политех и не матмех, не топовый ни разу.
  
   А жизнь тем временем начала задвигать меня с позиций теоретического супергероя куда-то на галерку. Мой младший брат - не шибко умный, между нами говоря - после девятого класса ушел в колледж и выучился на электрика. Пока я летом пил пиво и тусовался - он работал на стройке высотником, заработал некую сумму, которую, по слухам, через знакомых заслал военкому и в осенний призыв ушел в морскую пехоту. Ага, именно так. Дал денег чтобы уйти в армию именно в ту часть, в какую хотел. Подробностей не знаю, не расспрашивал.
  
   Психанул, сразу скажу. Особенно на 'отвальной', когда он мне сказал о своих дальнейших планах. Год в армии, потом в политех по армейской льготе, досдать разницу с колледжем и сразу на третий курс. А ведь сдаст. Он не такой умный как я, зато упертости ему не занимать. Кого угодно переупрямит. Конечно, у меня закрадывалась в голову мыслишка - а почему вдруг я считаю что он не такой умный как я? Но я гнал ее прочь. Ответ и так очевиден. Я гений, а остальные идиоты. Разве может быть иначе? Однако существовал немалый такой риск, что в следующем году брат меня догонит и тоже будет на третьем курсе. Серьезный такой удар по самолюбию, знаете ли.
  
   Дело шло к зимней сессии и вдруг выяснилось, что на втором курсе дифференциальная геометрия - это уже не такая халява, как аналитическая с первого курса. Уже требовалась усидчивость и, опять же, самостоятельная работа дома. А я и в школе-то домашку особо не делал, все легко давалось. Но самая моя большая проблема оказалась - история. Зачет по истории я не сдал вообще, показав феноменальный результат на тесте - двадцать неправильных ответов из двадцати. Препод еще отдельно выделил меня. Я тогда взвился, мол, зачем нам, будущим математикам, эта ваша история? Она вообще не нужна никому! Короче, зачетную неделю я завалил и не получил допуск к экзаменам.
  
   И мог бы подготовиться нормально, но тусовка... Праздники, дни рождения, концерты знакомых... Себя я оправдывал тем, что историк ко мне относится предвзято. Мне так было удобнее.
  
   Моя группа к тому времени благополучно распалась. Ударник и басист ушли в армию, а ритмач ушел в другую группу, где более серьезное отношение к репетициям. Помню, я еще обиделся на вот это вот заявление - серьезное отношение, ишь ты. А мы что, так, вторая лига? Эх!
  
   На новогодние праздники знакомые зазывали под Приозерск. Так как к экзаменам я все равно не допущен - то почему бы и нет? Все равно пересдача зачетов с десятого января, есть время оттянуться. Мысль о том, что я могу быть отчислен со второго курса в голову почему-то не пришла. В своих мечтах я уже представлял, как я буду на третьем курсе и свысока смотреть на брата, который обязательно не сможет сам досдать разницу и будет просить меня помочь с учебой. Я ведь всегда ему помогал домашние задания делать. Ну как сказать - всегда? Последний раз было, когда он был в третьем классе, а я в пятом. Но зачем заострять внимание на мелочах, правда?
  
   Пошел к матери просить денег. Услышал отповедь, мол, в моем возрасте на свои развлечения должен зарабатывать сам. И поучительную историю о том, как она с десяти лет ходила на конюшню и уже в двенадцать зарабатывала деньги не только себе на вкусняшки, но и в семью приносила. Привела в пример младшего брата и как он летом работал, пока я...
  
   Попытался наврать, будто с зачетами проблема, потому что препод вымогает взятку. Деньги, мол, нужны не на пьянку, а на учебу. Зря. Так мать узнала, что я не допущен к сессии.
  
   Вот тогда я психанул и брякнул в сердцах:
  
   - А ты-то сама чего? Сама-то даже в институт поступить не смогла, мозгов не хватило!
  
   Мать не стала скандалить, ответила спокойным голосом:
  
   - Думаешь, что ты уже умнее и меня, и отца? - и так это она произнесла, будто я кот нашкодивший.
  
   А меня от такого понесло еще больше.
  
   - Да! Вы оба - низший класс общества, без перспектив и даже не понимаете чем живут люди моего уровня!
  
   Ого! Заявочка на успех, скажете вы? Обычно в интернете с таких комментариев начинается срач с переходом на личности. Но тут что-то пошло не так.
  
   - Здорово-то как! - сказала мама с улыбкой. - Это надо отметить. Я соберу на стол.
  
   Позвонила отцу, попросила взять торт и что-нибудь к празднику. Какому?
  
   - Отвальную будем праздновать. Жорик наш совсем взрослый стал, съезжает, будет жить отдельно и самостоятельно. Последний день дома. Надо отметить по-человечески.
  
   Я тогда думал, что она не всерьез. Думал, что это какой-то их обычный родительский воспитательный прием.
  
   Ужин и правда был праздничный. Я почувствовал себя виноватым, попытался извиниться, но... Мать лишь пододвигала блюдце с куском торта.
   - Ты кушай, кушай. Людям твоего уровня нужно больше глюкозы.
  
   Слово взял отец.
  
   - Чего ты извиняешься? Так-то ты все правильно сказал. Мы дураки, ты умный. Настолько умный, что тебе и учиться не надо, да и работу какую попало ты брать не будешь. Не, ты не подумай что я тебя упрекаю. Чего уж упрекать-то, умного такого. Тут видишь какая штука. Упертости у тебя не хватает. Цели нет. А почему? Потому что беды не знал в жизни и нужды. Потому и не стремишься ни к чему. Легко добиваешься успеха на начальных стадиях любого дела и не видишь стимула развивать этот самый успех, выходить из подающих надежды в профессионалы. Так оно у тебя со всем было - и с футболом твоим, и с карате, и с информатикой... Теперь вот с учебой тоже. Дальше под нашей опекой тебе находиться смысла нет - деградировать начнешь. Так что - лети, голубь сизокрылый. А мы с матерью будем лишь надеяться, что не утонешь. Чему смогли - тому научили. Дальше - сам.
  
   - Эээ.. но.. мне же надо где-то жить. Опять же, деньги на первое время...
  
   Отец ухмыльнулся.
  
   - От общежития при универе ты сам отказался. Твой выбор был. Взрослый, сознательный, свободный. А деньги... когда я приехал в этот город - у меня в кармане было меньше, чем у тебя сейчас. Справишься. Ты же не глупее меня, сам говорил.
  
   Да уж. Молодой был, глупый. Жаль, что они так и не узнали, сколько раз в жизни я говорил спасибо родителям за то, чему они меня научили за мое столь стремительно промелькнувшее детство...
  
   Родителей жалко. Самый тяжелый грех на моей душе. Даже потяжелее того, я натворил в Пелопонесе и Померании. Я надеюсь, что тот старик, который отправил меня сюда - не наврал, и она получала от меня письма. Мне хочется верить, что это так. Лучше сын в далекой командировке, чем пропавший без вести.
  
   Впрочем, это уже не относится к тому, о чем я хочу рассказать. Начнем, пожалуй.
  
   Я обмакнул перо в чернильницу и на листе бумаги аккуратно вывел:
  
   'Сей мемуар я пишу для потомков своих, дабы они доподлинно знали, что нету в мире такого, отчего в отчаяние приходить следует, даже ежели обостоятельства оных жизненных событий совсем безнадежными выглядят. А так же чтобы осознание было, от чего к наукам стремление иметь надо да усердие в постижение оных проявлять'
  
  
   Глава 1
  
   Я копал могилу. В мерзлой земле, деревянной лопатой. Холодный ветер закручивал вихри мелкого снега вокруг моих ног, а я продолжал копать. Лопату, которой я долбил землю тут называют словом 'заступ'. Это не мотыга и не кирка, как я думал раньше, когда встречал это слово в школе на уроках русского языка. Это толстое деревянное весло, на который по краю приделана окантовка из толстого грубого железа. Тяжелая штука, несколько килограмм точно весит. А заступ - потому что есть полочки, на которые можно наступать ногой. Старинный предок нашей садовой штыковой лопаты.
  
   Кстати о русском языке. Тот язык, которому меня учили в школе сильно отличается от того, на каком говорят здесь. Другая дикция, другие слова, другое построение фраз. Например, лейтенанта здесь называют 'порутчик'. Не поручик, как в кино 'Белом солнце пустыни', а именно порутчик. Буква 'т' артикулируется особо, как будто разбивает слово пополам и прям требует, чтобы ты вытянулся по стойке 'смирно'. Или, как тут говорят - 'во фрунт'.
  
   Сегодня утром умер рекрут. Тот самый, что вчера еле ноги волочил и надсадно кашлял. И вроде немолодой уже был для призывника. На вид так лет за тридцать. Потому, наверное, его староста в солдаты и сдал. Чувствовал, что тот зиму не переживет. Он и не пережил.
  
   Странное дело, этот рекрутский набор. Бардак полный, контроля, считай, что и нету никакого. Какие военкоматы, о чем вы? О военкоматах тут и не слышали никогда. Здесь все проще. Выдали землевладельцам указ, сколько нужно рекрут набрать. Те сбагрили выбор на управляющих, а те - на старост. Старосты же в солдаты сдавали самых негодных - либо бездельников и горьких пьяниц, от которых общине одни неприятности, либо откровенных гопников. Их тут называют словом 'забияка'. Забияки, ага. Я почему-то думал, что забияка - это нечто вроде клоуна. Оказалось - ничего подобного. Забияка - от слова 'бить'. Хулиган, задира.
  
   А еще у них тут с рекрутским набором целый специальный бизнес существует. Ловят чужаков и сдают в солдаты. Чтобы, значит, своих не трогали. Целые банды промышляют отловом чужих, а с деревенских потом мзду берут. Откупные за того парня, что в рекруты пошел. Казалось бы, должен быть какой-то учет, списки, печати землевладельца... Говорят, в былые годы оно обычно так и бывало. А в этом году все с бухты-барахты, впопыхах. Пришел высочайший рескрипт - вынь да положь столько-то душ в солдаты. А коли не наберете - недостачу компенсируйте из гарнизонного полка или из прошлогодних рекрут размещенного неподалеку Владимирского полка. Ага, сейчас тебе командир владимирцев, барон фон Альбедиль будет тебе своих людей отдавать, разбежался. Но эти тонкости я уже узнал потом. После того, как попал под раздачу.
  
   А чего? Я не местный, никого не знаю, никто не знает меня. По внешним параметрам подхожу - рослый, статный... здоровый, опять же. По местным меркам, конечно. Вот и попал. Вообще все как-то сумбурно получилось. Так обрадовался, что встретил людей, когда вышел к деревне. Сразу подошел и начал нести какую-то чушь. С точки зрения местных, конечно. Ну и по моему говору они сразу определили, что я нездешний.
  
   Зато теперь я знаю, откуда взялась у наших гопников манера спрашивать кто ты, чьих будешь и кого знаешь. Наверняка от этих самых рекрутских наборов. По крайней мере те, что меня встретили - они именно эти классические вопросы и задавали. Кто, откуда, кого знаю, чьих буду... Я тогда растерялся. Прямо какой-то ступор напал. Стоят трое ребят, и вроде бы меньше меня ростом, да не шибко крепкие, вот только они смотрят как-то исподлобья, и двигаются как-то своеобразно. А мне руки девать некуда вдруг стало. То я их на груди скрестить хотел, то вдруг в карманы сунуть. То вдруг боком встать. А они еще суетятся так, один говорит, а другие в глаза не смотрят... Сильно растерялся, одним словом. Что-то мямлил, потом с какого-то перепугу взялся оправдываться. А как оправдываться начал - так они начали бить. Несильно. Так, слегка, но очень обидно. То в живот слегка ткнут, то в плечо толкнут, то по ноге лупанут. Да еще вопросы задавать, из которых выходило, что я еще им должен остался за какое-то оскорбление, какое я им умышленно нанес. Почему не дал отпор? Вроде же из кино знаю, что в таких случаях бить надо. А я как... Боялся. Чего боялся? А того, что потом будет, наверное. Если какую-то границу перейти - то потом же точно драка начнется и уже никак по-хорошему не закончить? Тем более в школе так учили - драться, мол, последнее дело. Вдруг кто заявление напишет, или еще чего. Куча глупых мыслей в голове и самооправданий. Таких, знаете - 'да я бы если бы с ними драться начал - я бы их покалечил, эх какой я'. Только все это про себя, а не вслух.
  
   Загнали они меня в сарай какой-то, где сено хранится. Пригрозили что если попробую сбежать - прибьют. А уже через час вывели, посадили на сани с еще несколькими людьми и повезли в город.
  
   Помню, в детстве недоумевал, как десяток конвоиром может сопровождать колонну в тысячу пленных. В кино как-то это странно выглядело. Мне с дивана тогда казалось, что можно же кинуться на конвой, накостылять им... Потом я понял как это делается. На своей шкуре. И даже научился сам такому мастерству контроля толпы. Но это было потом. А тогда я просто сидел на санях и думал - может, все обойдется. Или это не я думал, или это бормотал кто-то из тех, с кем вместе меня везли? Я, кстати, так и не узнал их имен.
  
   Одежда странная на них была. Собственно, тогда я и начал подозревать, что все это всерьез. Пальто, в которые были одеты мужики - они были без пуговиц. Это называлось словом 'армяк'. Такое пальто запахивалось на манер халата и завязывалось поясом. Длинным, вроде того, какой на кимоно в каратэ повязывают, в два оборота. Странно, я почему-то думал, что армяк - это шапка такая. Впрочем, мое представление об истории наш препод охарактеризовал очень емко и едко, по-молодежному: 'дно'.
  
   Следующие сутки помню как в тумане, эпизодами.
  
   Нас привезли в город Кексгольм, как его называли местные. Говорят, там еще крепость была, только я ее почему-то не заметил в тот раз. Дома и дома, ничего особенного.
  
   Высадили с саней и передали человеку, которого представили как старшего команды рекрутов. Высокий, с меня ростом мужчина. Собственно, его и звали 'порутчик'. Господин порутчик. Имя он назвал вскользь и скороговоркой, поэтому я его не запомнил. Обратил лишь внимание на то, что он был одет в белый мундир. Белые штаны, белая куртка, на голове шапка вязаная, поверх нее - треуголка. Только воротник и отвороты рукавов красные Он построил нас по линии и с сильным нерусским акцентом объявил, что мы теперь рекруты Ее Величества матушки-императрицы и душами принадлежим ей, как и всякие государевы люди. Потому за побег - лютая казнь. Ну и все такое прочее. Стращал по всякому, значит. Парни в строю еще шептались - куда бежать, зимой-то? Зимой ведь по домам сидят, все как на ладони видны.
  
   На ночлег нас определили большой серый ангар, который господин порутчик по какому-то недоразумению назвал казармой. Пустое длинное одноэтажное здание, без окон и отопления, с неровными кучками сена на земляном полу. В ту ночь я благодарил мать, которая заставила перед выходом надеть термобелье. Без него бы, думаю, я бы околел.
  
   В тот вечер нас не кормили. Позже я узнал, что собранные с окрестных деревень рекруты делились на две части. Кто-то оставался в местной ландмилиции, а остальных отправляли в полк. Ландмилиция финансировалась из местного бюджета, полк - из государственного. Потому пока было неясно, кто из нас куда распределен - ни те, ни другие не собирались тратить деньги на нашу кормежку. А, может быть, выделенную на нас еду постовые сперли или кто-то из их начальников. Такое тут, говорят, сплошь и рядом. Опять же, ночью выяснилось, что попадание в ландмилицию - платное. По крайней мере некоторые из рекрут где-то ближе к полуночи о чем-то шушукались с часовым в белом мундире, что охранял выход. Звенели монетами. Солдатчина в ландмилиции не строгая, далеко не угонят. А вот те, кого в полк определят - те, считай, своего дома не увидят никогда.
  
   Утром нас, голодных и замерзших, вывели из ангара на построение. Проснулись не все. Двое так и остались лежать на сене. Может, крепко спали, а может, замерзли насмерть. Обычное дело, как я узнал потом. В тот момент же я ничего не чувствовал кроме озноба и какого-то странного отупления.
  
   Рекрутов собралось около сотни. Выстроились кое-как более-менее ровной толпой на площадке перед ангаром. Напротив нас стояло десять мужиков в белых мундирах и светло-серых кожаных плащах поверх. С ружьями, за спиной - ранцы, через грудь перекинута перевязь со шпагой. На поясе сзади видна какая-то квадратная кожаная сумка типа барсетки.
  
   - Кто это? - спросил я вслух.
  
   - Ну ты темнота. - Ответил какой-то бородатый мужичонка, стоявший рядом - Это из ландмилиции, вроде конвоя, получается. Те, кому повезло. А вон та группа рядом с ними, как оборванцы одетые - это тоже из ландмилиции, но которых с нами в полк отправят. Будут нашими дядьками на первое время. Не откупились, получается. Или забияки какие, что их в полк ссылают. Оно кто ж по доброй воле из ландмилиции в армию-то пойдет?
  
   - А ты-то откуда это знаешь?
  
   - Пф! Скажешь тоже! - мужичонка аж обиделся - Я ж городской! Не первый раз уже рекрутские наборы вижу. Я тута кожевенником работал, батя у меня кожевенную лавку держит. И в полку тоже по коже работать буду, али сапожником.
  
   - А разве городских призывают? - это спросил парень слева от мужичка, щуплый да нескладный.
  
   - В рекрутский набор всех призывают, кто к какому-то делу не приписан. Я вот приписан был, да в семье нужда большая. Братьев да сестер много. А за рекрута, коли вместо кого служить пойдешь - можно и сто рублев получить. Они, чай, семье не лишние. А там я все одно к делу прибьюсь. Не все ж у бати в подмастерьях ходить, он-то у меня еще крепкий!
  
   Понял я из его объяснений немного, но уточнять не стал. Зуб на зуб не попадал после ночевки в ангаре и живот сводило от голода. Считай, сутки не ел к тому моменту. Любопытства не было как факт.
  
   Вскоре подошел господин порутчик и еще какой-то военный, одетый совсем иначе. На голове треуголка, как и у всех здешних военных, но плащ темно-серый, мундир из-под него виднеется зеленый, а штаны - красные. Они о чем-то переговорили с господином порутчиком, после чего зеленый произнес речь:
  
   - Здравствуйте, будущие государевы люди. Вы зачислены, значитца, рекрутами в наш достославный Кексгольмский пехотный полк. С чем вас, получается, и поздравляю. - интересно так у него это прозвучало. Он это произносил с каким-то внутренним наслаждением, как бы смакуя: 'Кексольмский пехотный полк'.
  
   Зеленый провел перчаткой по своим черным с сединой усам, кхекнул, после чего продолжил:
  
   - Будете служить у нас, значит, бравыми мушкетерами. Так как вышел приказ нашей матушки, императрицы и самодержецы Всероссийской, о подготовке к войне скорой, то обучаться ремеслу воинскому вы будете не в ландмилиции али гарнизоне, как ранее заведено было, а сразу у нас в полку. Командир наш для учебы выделил третий баталион полка, в расположение которого мы с вами и направимся. Там обучитесь ратному делу, там и к присяге под полковое знамя вас приведем. Именовать меня вам следует господин начальник партии Фомин. Как присягу примете - сможете по званию обращаться, значит. Видите вот этот галун червленый на обшлаге? Это значит что я ундер-офицер. Тех, у кого галуны - слушаться, как отца родного. За непослушание али побег кто удумает... ну да вы люди взрослые, сами все понимаете. Времени зазря тянуть не будем, сегодня и отправимся.
  
   И мы отправились. Двое саней с провиантом и около сотни мужиков. Пешком. Зимой. По снегу. В город Луга. Который был, как выяснилось, в трехстах верст от Кексгольма.
  
   Каких-либо списков рекрут не составлялось. Писарь, что крутился около господина порутчика, бегло пересчитал нас по головам, чирканул что-то на листке, закрепленном на деревянной планшетке - и все на том. Уверен, что он при подсчете ошибся, потому как топились мы густо, а ему усердствовать было откровенно лень.
  
   Так началась моя служба. В мое время считалось, что служба начинается после принятия присяги, но здесь, кажется, такими условностями не заморачивались. Все, после того как в партию попал - ты уже не крестьянского сословия. Отрезанный ломоть.
  
   Я тогда еще не осознавал, что это и правда на всю жизнь. Впрочем, я уже говорил, что для меня первые дни были как в тумане. Может быть, от голода, а, может быть, это и был тот самый футур-шок, о котором так много писали в книжках про попаданцев.
  
   Вел себя как робот. Сказали идти - шел. Сказали собирать валежник - собирал. Сказали есть - ел. Посуда здесь, кстати, вся была деревянная. Деревянные миски, деревянные ложки. На весь отряд - десять комплектов. Казенные. Потому как рекруты с собой из дома не брали ничего. Обреченный на солдатчину навсегда покидал родную деревню, у него теперь все государево будет, потому все более-менее ценное оставалось дома, общине. Миски, ложки, сапоги. Теплая одежда тоже в цене. Потому рекруты и замерзали насмерть на ночевках. А из тех, кто живой - уже на третий день пути половина кашляет. И это, кажется, никого не волновало. Ни начальника отряда, ни собратьев по несчастью. Умер - и умер, пусть его. Копай могилу, потом пойдем.
  
   Вот я и копал могилу. В мерзлой земле, деревянной лопатой. И это только начало пути. Долгого пути рекрутов из Кексгольма в Лугу. Огромная дорога, которую мы будем идти неделю, если не больше. Местные говорят, что неделя пути до - это немного.
  
   Подошел мужик из второй артели. Один из тех ландмилиционеров, что отправились в полк вместе с нами.
  
   - Сменись, братец. Иди в дом, там ваша очередь трапезничать подходит.
  
   Оставляю заступ в яме, выбираюсь, уступая место другому рекруту.
  
   Дом, где остановилась наша партия, местные называли станцией. Иногда - просто станом. Трехэтажное деревянное строение, с комнатами для постояльцев, кухней, столовой на первом этаже и обширными конюшнями. Все достаточно хорошо отапливалось, к нашей радости. В комнаты нас, конечно же, не пустили, ночевали мы в конюшне. Зато ужинали и вот теперь завтракали в столовой. Партию офицер в зеленом разделил на артели по десять человек, за старших артелей поставил ландмилиционеров, что шли с нами из Кексгольма.
  
   В столовой было тепло. Я быстро расстегнул свою куртку и быстро прошел к длинному столу, за которым расселась моя артель. Старший, Ефим, из общего котла набухал миску горячей, парящей пшенной каши на шкварках и пододвинул ко мне вметсе краюхой еще теплого ржаного хлеба.
  
   Как мало нужно человеку для счастья! Теплое помещение и теплая еда! Впервые за несколько дней я почувствовал себя человеком. Странно, да? Вроде только что копал могилу для умершего попутчика, можно ж было хоть для приличия не жмуриться от удовольствия за столом. Что-то в этом было такое неправильное. Но еда была и правда вкусная. И она вот она, на столе, горячая, с одуряющим запахом. А могила - там, на улице. А мертвому уже все равно.
  
   - Ешьте, братцы. Ближайшие к столице станции - они все такие. Уютные да сытные. Как дальше отойдем - опять будет такая же голытьба, как третьего дня. Там уже так из отдельных мисок покушать не получится. Будем по-походному, из одного котла хлебать.
  
   Умяв половину миски, я немножечко замедлил темп и начал уже смаковать каждую ложку. Мы с ребятами уже усвоили простую местную хитрость: пока мы едим, мы как бы чем-то заняты и ничем другим нас не загрузят. Кто доел - тут же будет озадачен какой-нибудь работой. Скорее всего - на улице, на холоде. Потому большая часть порции съедается быстро, а последние ложки растягиваются до бесконечности, пока не погонят из-за стола.
  
   Я наконец-то собрался с мыслями и первый раз за все это время попробовал обдумать все произошедшее.
  
   Итак, где я? Вероятнее всего - на почтовой станции, как сказал бы Капитан Очевидность. Так написано у входа в комплекс зданий, в котором мы остановились на постой. Кириллицей, на русском языке, но старорежимно, с ятями и прочими дореволюционными буквами. Там же, у входа, изображен герб - черный двуглавый орел на желтом фоне. Только крылышки не как у герба России из моего времени - распахнутые во весь рост, а махонькие, в половину корпуса. Рядом - еще какой-то непонятный герб. На красном поле две руки в латных рукавицах с мечами, над ними - царская корона. О чем это мне говорит? Ни о чем, вообще-то. В истории я совсем слаб. Одно понятно - я сейчас где-то в Российской Империи. Иду от какого-то там Кексгольма. Название какое-то нерусское. Впрочем, если уже Империя - так мода на нерусское уже вовсю идет. Например, Санкт-Петербург - тоже название не совсем в русской традиции. Попал я в рекруты Кексгольмского пехотного полка, а служить там буду - внезапно - мушкетером. Хм... Мушкетеры - это же вроде бы Д'Артаньян, шпаги, белые кресты на синих накидках... И вроде бы все дворяне. Однако мы с остальными рекрутами на дворян никак не похожи. Хотя у солдат ландмилиции шпаги есть. И у офицера есть. Кстати, и у офицера, и у ландмилиционеров под куртками - их тут называют словом 'кафтан' - оказались красные мундиры. Красные - это что, от англичан, что ли? Непонятно. Ладно, потом все расскажут.
  
   Правит сейчас Ее Величество императрица и самодержица. Это кто? Помню, в России была императрица Екатерина Вторая. Она еще Медного Всадника поставила в Питере. Хм, раз она вторая - значит, была и первая? А, может, еще какие? Интересно, а сколько вообще в России было императриц? Минимум две, это точно.
  
   Размышляем дальше. Как я здесь оказался? С этим вообще ничего не понятно. Вроде ехал на электричке в Приозерск, отмечать Новый Год. Встретил там знакомых. Дорога дальняя - два часа с лишним. Потому распивать начали по-быдляцки, прямо в электричке. Спорили о чем-то... Знакомый как раз читал 'Розу Мира' Даниила Андреева и взахлеб что-то про нее рассказывал. Про каких-то духов, про коллективное бессознательное... Потом знакомые вышли в Петяярви, а я продолжил беседу с толстым старым дедом, который подсел в Сосново поучаствовать в беседе. Андреева он очень уважал. Мол, хорошо пишет.
  
  
   - Жругр! Называй меня так! - и почему-то засмеялся.
  
   Он был и правда толстый - килограмм так сто двадцать, если не больше.
  
   Я эту их книгу не читал, потому шутки фанатов эзотерики были мне непонятны. Все эти андреевцы, ошевцы и прочие сектанты - это какой-то совсем наркоманский вывих мозга. Однако коньяк уже дал о себе знать, и я зачем-то взялся этому Жругру рассказывать о своих детских мечтах. Ну а чего б не рассказать сокровенное хорошему человеку? Собутыльник - он ведь плохим быть не может. Уж к середине второй бутылки уж точно. А он мне в ответ рассказывал что-то нравоучительное. Про то, как важно вовремя помочь ребенку, защитить от дурного влияния и конкурентов, и тогда он вырастет... а дальше опять какая-то эзотерическая дичь.
  
   К концу бутылки дедок взял меня за руку и сказал:
  
   - Поможешь мне? Очень надо.
  
   О чем вопрос? Конечно же помогу! Кто же по-пьяни откажется помогать такому замечательному человеку, как нынешний собутыльник!
  
   - Тут один мой знакомый - Бартрад - решил мне немножечко детство испохабить. Ты уж будь любезен, объясни ему, что он это все зря затеял. Лады?
  
   - Лады! Обязательно объясню. Только кто это?
  
   Дед засмеялся.
  
   - Узнаешь. Кстати, очень хорошо, что ты в школе французский учил. С английским там далеко не уедешь. Ну а я буду письма твоим родным слать, чтоб совсем за тебя не переживали! Договорились?
  
   Потом толстый дед позвал меня курить в тамбур, потом что-то произошло и ... я оказался на перроне без рюкзака, без документов, смотреть в хвост уходящей последней электричке. Помню, в тот момент мне это показалось очень смешным.
  
   - А вот возьму и потеряюсь! И ищите меня потом! - хихикая от такой оригинальной мысли я пошел прочь от станции Синево. В ночь, в метель.
  
   Ну а протрезвел я уже в том сарае, куда меня загнали трое деревенских. Момент перехода не запомнил или не заметил. Понятно, что ничего не понятно.
  
   - Все, закончили трапезу! Встаем, православные! Айда строиться!
  
   Постояли всей толпой у могилы, священник со станции прочитал короткую молитву, и наша партия пошла дальше. Прочь от безымянной почтовой станции, вперед, в неизвестность.
  
   Глава 2
  
   Интересное дело - местные дороги. Телеграфных столбов еще нет, железной дороги - тоже. Асфальта и подавно. Как здесь люди узнают зимой, куда идти чтобы не заблудиться? Все натоптанные-накатанные колеи заносит снегом, все приметные места одинаково белые. Тем более рельеф местности такой, что потеряться-то проще простого. Кругом леса, озера, дорога петляет как в песне из фильма про гардемаринов - 'Бездорожье одолеть не штука, а вот как дорогу одолеть?' И правда, тут семь загибов на версту будет.
  
   Так вот местные нашли выход: вешки! После каждого снегопада старосты деревень и постоялых дворов говорят домочадцам - 'Надо вешить!'. После чего народ берет вешки - это такие прутья или тонкие шесты в метр-полтора длинной - и идут втыкать их вдоль дороги в сугроб.
  
   Вот наша колонна и идет по чьим-то заботливо расставленным вешкам. От деревни к деревне, по почтовому тракту. Идем и под скрип снега под сапогами между рекрутами идут неспешные беседы обо всем подряд. Эти походные байки для меня - бесценный источник информации о нынешнем времени.
  
   Вот, например. Почтовый тракт - это такое направление, вдоль которого расставлены почтовые станции. Направление, потому как дорогой это назвать язык не поворачивается. Почтовая станция - это здание, где курьер может покормить или поменять лошадей. Они бывают разные. Где-то просто конюшня да изба, где-то целый трактир, а то и целый постоялый двор вроде того, в котором мы ночевали недавно. Но крыша над головой на ночевках есть, и то дело. С отоплением тут у них, конечно, трудности. Батареей отопления является задняя стенка печки. И все, в общем-то. Не говоря уж о том, что никаких стеклопакетов не предусмотрено и с щелей нещадно сквозит. Потому окна здесь делают маленькими. В помещениях тут всегда полумрак. Местные привыкли, а я только-только начал осознавать, какую большую роль в нашей жизни играло электричество и повсеместное освещение.
  
   А еще тут очень много разнообразной живности. На подворье почтовой станции - куры, гуси, утки, коровы, лошади. Быки. Здоровые такие, мохнатые. Они тут выполняют роль трактора 'Беларусь'. И выглядят в чем-то похоже. Если коровы лоснящиеся, ухоженные, гуляют недалеко от кормушки с сеном или поилки и смотрят на всех свысока, как королевы, то быки - это такие суровые монструозные звери с грязной свалявшейся шерстью. Прогуливаются неподалеку от распряженных серых деревянных телег и всяких сельскохозяйственных приспособ, да смотрят на всех исподлобья. Я, признаться, как первый раз такого быка увидел - не удивился бы, если бы у него изо рта торчала папироса 'Беломор', а на рога была бы надета ушанка. Уж очень характерное выражение морды у зверюги было, хоть сейчас на карикатуру или в комикс про Бэтмена.
  
   Ушанки здесь есть, только их называют словом 'треух' и в основном носят с развязанными ушами. Шапка и шапка, ничего особенного. Версий и модификаций - множество,но самая популярная модификация больше напоминает бурятский малахай, чем привычные мне ушанки. Видно, что каждый автор творит шапку по не по какому-то единому стандарту, а по настроению. Ну или в зависимости от материала, который на эту самую шапку шел.
  
   За пределами постоялых дворов много дикого зверя. Зайцы, лисы, птицы всякие. Волки? Волков поблизости от селений нет. Повыбили. Говорят, как только в округе замечают стаю волков - сразу поднимают охотников и идут бить волка. Волк здесь - не принт с майки байкера и не символ брутального сурового мачо, а враг номер один. Люди с волками враждуют всерьез, на истребление. Да и само слово - 'волк' - произносят с теми же интонациями, с какими в наше время произносили слово 'шакал' или 'бандит'. Как что-то плохое. Волк - враг человека, однозначно и без вариантов.
  
   Но, что удивительно, фамилия 'Волков' звучит гордо. Потому что Волков - это не от слова 'волк', а от словосочетания 'волков охотник'. Круто и солидно. Собственно, у нас в отряде был один рекрут с фамилией Волков. В рекруты пришел со своим ружьем, даже договаривался с начальником отряда чтобы с этим ружьем пойти служить. Но офицер в зеленом о чем-то переговорил с Волковым с глазу на глаз и, видимо, уговорил. Ружье отдали родственникам. А Волков всю дорогу рассказывал в отряде охотничьи байки, которые слушали все с неизменным удовольствием. Кстати, офицера в зеленом звали Фомин. Ундер-офицер Александр Степаныч Фомин. Интересный мужик. Лет под сорок, с проседью. Крепкие жилистые руки, злой взгляд карих глаз, но говорит корректно и вежливо. Чувствуется, что подбирает слова так, чтобы обойтись без брани. Видимо, так он воспринимает свою обязанность быть командиром и говорить как командир. Интересно, когда прибудем в полк - он наконец-то перестанет сдерживаться и начнет разговаривать матом? Шутка. Нет, неинтересно. Совсем не хочу знать, что может сделать человек с такими злыми глазами, если перестанет сдерживать себя. Тем более он и так постоянно в руках вертит длинный стек черного дерева и иногда многозначительно похлопывает им себя по перчатке. С намеком, значит.
  
   Язык тут своеобразный. Что касается терминов и званий - в бытовой речи чувствуется сильное влияние немцев. Примерно как в мое время язык был насквось пропитан англицизмами - всякие там 'сервер', 'компьютер', 'пиар', 'менеджер' - так тут сплошные германизмы и что-то от шведского. Ну или голландского. Петр Великий же, вроде бы, фанатом Голландии был? Ну вот, потому здесь говорят не 'унтер', как привычно в моем русском языке, а 'ундер'. С таким легким рокотом немецкого акцента. Ундеррр! Афициер! Раммштайн! Ой, это уже музыкой навеяло.
  
   А еще в здешнем русском языке немного непривычные формы окончаний. К примеру, наш полк - он не Кексгольмский, а Кексгольмской. И дорога, по которой мы идем - это Кексгольмской тракт. Именно 'ой' на конце, а не 'ий'. Надо будет потом у какого-нибудь писаря узнать, почему так. Я же со своей манерой речи уже с головой выдал, что нездешний. Ребята шепчутся между собой, строят догадки на тему откуда я родом. Но напрямую не спрашивают. Не знаю почему.
  
   Говорят, Кексгольмский тракт был оборудован еще шведами. Это бывшая их дорога к бывшей же их крепости Ниеншанц. На этих словах я начал задумываться о том, что местность-то мне должна быть знакома. Это же где-то под Питером, получается? Совсем недалеко от дома! Но, как я ни всматривался в округу - ничего знакомого не увидел. Деревья да снег. Впрочем, какое приметное место я хотел увидеть? Вышку сотовой связи? Градирню ТЭС? Или железнодорожную станцию? Я и озера-то не узнаю без помощи навигатора. Хотя в свое время я думал, что хорошо знаю Ленинградскую область. Благо объездил ее всю во время различных детско-юношеских турниров со своей футбольной командой.
  
   Опять же, скажу я вам, местность, где мы идем совсем не выглядит заморским автобаном. Что вы себе представляете при словах 'шведский королевский Кексгольмский тракт'? Ага, вот теперь забудьте. Это просто холмы, низины, лес, пустые проплешины занесенных снегом замерзших озер и все это помечено вешками. Чтоб никто не сомневался, что это именно дорога, и ведет она куда надо, и что вы не бродите тут кругами.
  
   Справедливости ради надо сказать, что на тракте оборудована целая система постоялых дворов на расстоянии дневного перехода. А между станциями оборудованы стоянки для телег и путников. Зимой, правда, они занесены снегом, но крыши и навесы вполне угадываются. И встречаются каждые десять-пятнадцать километров пути. Тьфу, блин. Не километров, а верст. Пора привыкать к местным мерительным системам. Километры, граммы и прочие ньютоны появятся только после Французской Революции. Которой здесь еще не было. В этом я точно уверен, так как несколько раз слышал в беседах словосочетание 'король хранцузский'.
  
   Да, да. Болтать о политике - это развлечение не только нашего времени. Местные тоже страсть как любят почесать языки на эту тему. И примерно в том же формате. 'А наша-то матушка-императрица, чай не лыком шита. Ей австрийская императрица грит - иди, мол, для нас саксонца побей, ганноверца побей, датчанина побей. И король хранцузский тоже - мол, иди воюй, а мы тебе денег дадим. А канцлер - давай, мол, с аглицким королем дружбу дружить. А наша им в ответ - не дам, говорит, солдат православных воевать за ваш интерес басурманский. Ей-ей, так и сказала! О том мне проезжий гвардеец сказывал, а он сам в Измайловском полку служит. Сам знаешь, все эти послы-шмослы вот они, как на ладони!' ' Да ну? Побожись!' ' Вот еще я за пьяного гвардейца божиться буду! Скажешь тоже! Но сказывал он так, точно говорю!'
  
   Вот еще момент. Православие. К религиям в столице вроде бы толерантность. Немецких наемников - лютеран всяких да протестантов с католиками - никто силком в православие не тащит. Магометане тоже служат, говорят. Ландмилиционеры рассказывают, что у калмыцкой легкой кавалерии мулла числится в штает полка с таким же довольствием, как в нашем полку поп. Однако русским же следует быть православными. А то косятся с неодобрением. Не швед ли, часом? Шведов здесь не любят. Оно и понятно - последняя война с Швецией была совсем недавно, лет десят-пятнадцать назад. И Кексгольмский полк принимал в ней самое деятельное участие. Может, потому и не любят.
  
   Да, с православием надо что-то решать. Я-то некрещеный. И это сразу заметят, как только в баню пойдем. Нет, я не в том смысле, что я обрезанный иудей. Просто у меня нет нательного креста. А это здесь - обязательный атрибут христианина. Носят его не напоказ, прячут под нательную рубаху, но, судя по всему, есть он у всех, кроме меня.
  
   Дорога давалась тяжело. Погода была скверная - температура была по ощущениям где-то минус пять, но снег мокрый, тяжелый. Можно было легко вспотеть в зимней одежде, а потом, выходя из леса на открытое пространство мерзнуть под холодным ветром. Многие в отряде простудились и надсадно кашляли. Некоторых больных оставили по дороге на одном из постоялых дворов. Да, вот так запросто и оставили. Ундер-офицер Фомин - тот самый мужик в зеленом, наш начальник отряда - так и сказал: лежи, рекрут, выздоравливай. Как выздоровеешь - добирайся сам до Луги. Бумажку подорожную выписал да и оставил.
  
   А на следующий день, у деревни Левашово, двое дезертировали. Просто с утра на построении не появились. Спросили местных - они и сказали, да, мол, ночью вышли двое и ушли. Куда? А вон тудой и ушли.
  
   Я еще по глупости тогда ляпнул:
  
   - А что, так можно было? - и тут же был сбит с ног могучим ударом кулака Ефима, нашего старшего артели.
  
   От неожиданности упал на снег, попытался встать и пропустил удар под дых.
  
   Ефим схватил меня за волосы, рывком повернул лицом к себе и тихо, без всякой злобы произнес:
  
   - Думай что говоришь. Да зенками-то не вращай так бешено. - наклонился поближе и, глядя прямо в глаза, процедил - Не дури, рекрут. Усек?
  
   Усек. Кивнул, попробовал что-то прохрипеть отбитыми легкими. Ефим резко разжал руку, но мне не дали упасть, подхватили под руки и втащили обратно в строй.
  
   Оказавшийся вдруг рядом Фомин требовательно похлопал стеком по ладони. Ефим повернулся к нему и развел руками:
  
   - Разобрались ужо , господин ундер-офицер.
  
   Фомин посмотрел на меня слегка разочаровано, хлопнул еще пару раз стеком по перчатке, повернулся через плечо и ушел в начало колонны.
  
   Было очень обидно. А еще не по себе от того, как все быстро произошло. Никаких предупреждений, никаких предварительных угроз. Раз! И сразу кулаком. Да еще так спокойно... А я не то что сдачи не дал, но даже не успел подумать об этом. Ведь я помню, в наше время отслужившие ребята говорили, что надо уже в первые же дни себя поставить. Иначе туго придется. Неужели я лох какой и меня теперь все гнобить будут? Вот жеж засада!
  
   Дали команду на выдвижение. Я вместе со всеми скрипел сапогами по притоптанным сугробам и цедил ругательства сквозь сжатые зубы. Ну Ефим, ну гад! Представлял в уме, как я ему отомщу, как я его... Видимо, соседи по колонне заметили это по моему лицу. Мужик справа слегка толкнул меня рукавицей в плечо:
  
   - Брось дуться. Они твои начальники. И спуску тебе не дадут, даже не думай. И ты, ежели, даст Бог, в начальники выбьешься - тоже спуску не давай. И я давать спуску не буду если капралом стану. А знаешь почему?
  
   Я прошипел сквозь зубы:
  
   - Потому что им нужны невольники бессловесные, вот почему!
  
   - Э, нет, парень. Так ты говоришь, да не так. - мужик явно был рад поводу поговорить. Или просто хотел утешить да успокоить - Вольница - она губит, вот что. Ты, как я вижу, из городских, а то и вовсе барчук. А у нас, у крестьян, вольница до добра не доводит. Сегодня староста спустил с рук, завтра дозволил дурака повалять, а в страду уже и не собрать общину, а зимой вся деревня с голоду раз - и вымрет. Так и тут. Главное - вовремя одернуть. Сейчас тебе Ефим в лоб засветил, одернул, значит. А не одернул бы - завтра тебе бы господин ундер-офицер палок выписал бы, али вообще плетей. Ты ему не сват, не брат и не друг-товарищ.
  
   - Да что я такого сказал? Просто же пошутил!
  
   - Нашел время шутки шутить. Да еще с кем! Тут еще рекрутов недосчитались, отряд уменьшился - а ты такой шутки шутишь, что как будто и одобряешь дезертиров. И будто начальник тебе - ровня. Так нельзя, знаешь ли. Мотай на ус науку. И в побег даваться не думай, парень. Не выйдет из тебя дезертира, не той ты породы человек. - тут я было улыбнулся. Ну как же, комплимент сделали, честным человеком назвали, но мужик продолжил - Ты ж как телок неразумный, головой вертишь, все тебе в диковинку, все будто первый раз видишь. Ты ж пропадешь ни за грош. Куда тебе дезертировать? Эти-то двое - оно понятно зачем. Оне землепашцы справные, в армии сгинут ни за грош, а в Левашово тамошний помещик их от рекрутского набора скроет да заново в крепостные обратит, но уже в свои. И будут они снова на земле сидеть да землю эту, значит, пахать. А тебе это зачем? Тебе какой резон в убегать да ворованным крепостным становиться? Не дури, целее будешь. Осознал?
  
   Осознал. Права человека тут не в чести, даже слов таких не знают. А еще осознал, что я не знаю как его зовут. И как зовут многих моих товарищей по отряду. Они же, в свою очередь, все замечают и все подмечают. Но о серьезных вещах молчат, в разговорах травят лишь пустые байки да про политику чепуху всякую. Глаза цепкие, острые, если на них украдкой взглянуть. А прямо взглянешь - так сразу дурака валять начинают. Как тот боксер из анекдота: 'А еще я в нее ем'. Хитрят мужики, стараются казаться глупее чем они есть на самом деле. Да и мужики ли? Вот если вот этому, что справа от меня идет, на вид лет тридцать. А если бороду сбрить? Будет выглядеть как старшеклассник нашего времени. Но глаза уже взрослые. Ловлю себя на мысли что хочется их на 'вы' называть, как старших. Хотя вряд ли они сильно старше меня, а то как бы и не помладше были. Если по возрасту, конечно.
  
   Кстати о бороде и моде. У меня с растительностью на лице пока плохо. Так, подростковый пушок еще. Хотя, казалось бы, девятнадцать лет, пора бы уже. Ундер-офицер бороды не носит, только усы. Да не щеточкой, а полноценные, почти как у Буденного. Командиры артелей из бывших ланд-милиционеров - тоже без бород, с усами. . А чем они бреются? И, главное, когда успевают? И как здесь принято по моде? Сколько же еще всего надо узнать!
  
  
   * * *
  
   Мосты. Вот в чем чувствуется большая проблема в этом времени. Переправы здесь - без слез не взглянешь. Через мелкие речушки идут деревянные мостики. Сейчас, зимой, их опоры уже сильно побило льдом и запорошило снегом. По весне явно снесет и надо будет строить новый. А через большие реки переправа идет лодками.
  
   Неву мы пересекли пешком по льду. Переправа была обозначена все теми же вешками и хорошо накатана. По обеим сторонам реки - небольшие поселки домов на двадцать с большим количеством лодок под навесами. Собственно, то, что это именно река Нева - я узнал только из разговора ундер-офицера с местным старшим. Когда Фомин выяснял, выдержит ли лед наши телеги.
  
   Переправа, кстати, охранялась. На берегу были оборудованы деревянные причалы, вокруг которых расчистили и утрамбовали снег. И стоял постовой в белом мундире и серой куртке ландсмилиционера. Разбились на артели и за полчаса перешли реку пешком, небольшими группами Летом, думаю, переправа растянулась бы на несколько часов, судя по внешнему виду здешних махоньких лодочек.
  
   Интересно, а как тут у армии с мостами дела обстоят? Небось, инженерные части вообще зашиваются. Без всякой техники, топорами, деревянными лопатами да голыми руками обеспечивать переправу армии - нет, спасибо. Я как-то с классом был на экскурсии в Кронштадте, так там экскурсовод как-то рассказывал, сколько людей погибло при постройке Петровского дока. Самый большой сухой док в Европе, строили сорок девять лет. И количество погибших на строительстве поражало воображение. Нет уж, в инженерные войска - ни ногой. А кто у нас военные инженеры? Как правило - нестроевые. А, судя по разговорам, нестроевые здесь в основном - нехристи. Литва, чухонь и прочие, кто в этом времени исполнял обязанности таджиков в оранжевых жилетках моего времени. Получается, если я не решу вопрос с крещением - попаду в нестроевые. Профессии у меня как у того кожевенника нет, а попадать в саперы - нет, спасибо. Хотя, казалось бы, будучи в инженерных войсках, можно будет прогрессорствовать и подавать всякие идеи из будущего... но много ли я их знаю, этих идей-то? А вот местных мостов видел много, уже с десяток.
  
   Петербург наш отряд обошел стороной, Неву мы переходили где-то в среднем течении, посередине пути между Шлиссельбургом и столицей. От переправы до Луги планировали идти еще три дня. В один из вечеров, когда остановились на ночлег на очередной почтовой станции и, поужинав, всех распутили отдыхать, я набрался духу и решил поговорить с Фоминым.
  
   - Господин ундер-офицер, разрешите обратиться!
  
   Рекруты расположились на ночлег в обширной станционной конюшне, а Фомин воспользовался своей привилегией командира и снял комнату в трактире. А сейчас он сидел в столовой на первом этаже и пил чай. Да, чай! В это время он уже был. Стоил недешево, насколько я разобрался в местных ценах - дороже медовухи и пива, в одной ценовой категории с красным вином. Но - вот, пожалуйста. Сидит ундер-офицер и пьет горячий чай из большой глиняной пивной кружки. На столе - масляная лампа и какие-то бумаги, которые Фомин при моем появлении перевернул текстом вниз.
  
   - Ну, обращайся. В кого обращаться будешь? В ворона или мышь летучую? - о, у господина ундер-офицера хорошее настроение. Шутить изволит, да вон бровь изогнул в ехидной усмешке.
   - В православного, господин унтер-офицер!
  
   -Вот как? - Фомин нахмурился
  
   - Тут такое дело... Мы же как в полк прибудем - нас к приясге приведут. А я некрещеный.
  
   - Ты что, из жидов, что ли? Ну так это дело поправимое. Свидетеля тебе назначим да раввина найдем.
  
   - Да нет! Не жид я!
  
   - Мда? А может, с прожидью? Или чухонец? Для чухонца больно складно по-нашему брешешь. Ну так сие тоже не проблема. Найдем тебе поручителя из чухони, да дашь торжественный обет. - Фомин всем своим видом показывал, что не понимает в чем проблема. Ну или недоволен, что я его отвлек от важных дел Может, зря я накручиваю? Может, и нет проблемы-то?
  
   - Не так все... Извините, господин ундер-официер... Как бы так сказать...
  
   - Да как есть и говори. Представься кто ты есть да доложи чего хочешь. Чего рассусоливаешь-то?
  
   Я на миг растерялся, но собрался с духом и выпалил по шаблону, любезно предоставленному мне Фоминым.
  
   - Я, рекрут ее императорского величества Серов Георгий Иванович, желаю принять православное крещение, дабы принять присягу воинскую по православному обряду.
  
   Выпалил как на духу.
  
   Фомин отставил в сторону кружку с чаем и с явным удивлением посмотрел на меня.
  
   - Давай на всякий случай уточним, чтобы ничего не перепутать. Ты хочешь принять веру православную, так?
  
   - Так точно!
  
   - И хочешь принести присягу как ноовбращенный православный и стать солдатом. Все верно?
  
   Я слегка растерялся.
  
   - Ну да. А что-то не так?
  
   Фомин неопределенно помахал рукой в воздухе, хмыкнул и ответил:
  
   - Да нет, все нормально. Сделаем. Завтра будем проходить через Вырицу, там в церквушке и покрестим. Молитвы-то знаешь?
  
   Я стушевался.
  
   - Ну.. выучу. Прочитаю да выучу.
  
   Фомин еще раз хмыкнул.
  
   - Грамоте обучен? Но не крещеный и не жид?
  
   Я совсем растерялся.
  
   - Ну так, учился немножко... Да что не так-то?
  
   - Да все так. Ступай отдыхать.
  
   Я повернулся и нетвердым шагом направился к выходу из трактира. Открывая дверь на улицу быстро оглянулся - у Фомина было все такое же удивленное выражение лица. Поймав мой взгляд он махнул рукой - иди, мол - и склонился над разложенными на столе бумагами. И закрыл глаза ладонью в классическом жесте "фейспалм".
  
   Не понимаю. Такое ощущение, что я опять что-то сделал не так и сотворил очередную глупость.
  
  
   Глава 3
  
   С крещением оказалось не так просто. То есть это не одноходовая процедура. Это в мое время приходишь в храм, платишь 'пожертвование', тяп-ляп и готово. Здесь же какое-то время надо походить 'оглашенным'. Это вроде как кандидат в члены партии. Утром пока отряд завтракал - Фомин взял меня и Ефима и отвел в деревенскую церквушку. Крестить сразу священнослужитель отказался наотрез. Говорит - без подготовки нельзя. Ефим пробовал уговорить, мол, служивые люди, под Богом ходим, а вдруг чего случится... Священник же отвечал, что по канону в случае смертельной опасности обряд крещения и мирянин провести может, так же как и исповедовать, провожая в последний путь. А пока никакой прямой угрозы жизни новообращенного нет - то надо чтобы было оглашение. Да и Фомин как-то быстро с батюшкой согласился, на чем спор тут же угас.
  
   Ритуал был для меня вновинку. Так-то я церковные службы раньше только по телевизору видел. Да и то - те храмы, откуда велась трансляция на Пасху и Рождество - они и близко не были похожи на эту маленькую деревенскую церквушку. Небольшой терем, сложенный из бревен, с одной маковской-куполом, не знаю как они там называются. Звонница с одним небольшим колоколом, да деревянный же крест на куполе. Вот и вся церковь. Что там внутри я особо неразглядел. Священнослужитель внутрь меня не пустил и весь ритуал устраивал в небольшой тесной прихожей перед входом в главный зал церкви. Не знаю, может, у них там ремонт или еще что? Ну да ладно, им виднее как традиции правильно соблюдать. Как-никак - это их хлеб.
  
   Батюшка велел снять шапку, перекрестил меня несколько раз, потребовал чтобы я преклонил колени. Я встал было на одно, но Фомин шлепком стека подрубил второе. Мол, я не дворянин, чтобы на одном колене стоять. Людям подлого сословия полагается преклонять оба. Подлое сословие, о как! Прям так и сказал, между прочим.
  
   Священник раскурил кадило с какими-то желтыми кусками то ли пластмассы, то ли смолы и затянул долгую молитву. Потом коснулся моего левого плеча и спросил:
  
   - Отрекаешься ли ты от сатаны?
  
   - Отрекаюсь - Я отвечаю как учили. Батюшка продолжает молитву, потом снова -
  
   - Отрекаешься ли ты от сатаны?
  
   И опять. Дым из кадила уже разошелся по всему тесному помещению махонькой церкви. У меня закружилась голова и все поплыло перед глазами.
  
   Почему-то в голове всплыл образ того толстого мужика из электрички. Он громко смеялся, вытирал жирными ладонями толстые губы с тараканьими усами и, довольный, хлопал себя по объемному пузу. Потом вдруг он приблизил свое лицо к моему и заорал мне в ухо, стараясь перекричать неожиданно громкий грохот электрички:
  
   - Письмо я твоим родным отправил! Они за тебя не волнуются, для них у тебя все хорошо! А отсрочкой тебе не дадут воспользоваться, чай, не ты первый такой умны. Так что даже не поднимай этот вопрос, понял? Знаю, что потом худо тебе с того будет, но так надо. Зацепка такая, понимаешь?
  
   Я затряс головой. Ничего не понимаю.
  
   - Надо так, вот что говорю! Слышишь?
  
   Не понял.. не понял, говорю!
  
   Тут мне на лоб с ощутимым шлепком опустился деревянный крест священника и видение с мужиком из электрички рассеялось.
  
   Отрекаешься ли ты от сатаны?
  
   - А? Уф... - я замотал головой. - да, конечно отрекаюсь! Нафиг он мне сдался!
  
   Священник недовольно поморщился и побрызгал мне чем-то в лицо из небольшой миски. На удивление стало легче. Головокружение ушло, стало как-то даже не так душно, как в начале ритуала.
  
   - Вставай, отрок - батюшка был явно чем-то недоволен - ступай. А я с твоим восприемником побеседую.
  
   Ефим перекрестился. Он, оказывается, все это время стоял за моим правым плечом.
  
   - Эта, святой отец.. мне бы...
  
   Священник недовольно поморщился:
  
   - Ты что, латинской веры был, что ли? У нас, на Руси, говорят - батюшка. А святые отцы - они у латинян да лютеран всяких. Не наше это. И не твое, коли хочешь веру православную принять. Усек?
  
   - Виноват! - блин, опять я глупость сморозил. Что ж у них тут все не как по телевизору показывали? Помню же, Аль Пачино в фильме 'Крестный отец' говорил... или в другом каком-то? Запутался...
  
   - Что хотел-то, отрок? - батюшка сделал нетерпеливый жест.
  
   - Ничего, извините
  
   Тот оборвал меня взмахом руки, кивнул и слегка подтолкнул в спину в сторону выхода.
  
   Фомин стоял на улице и неспешно раскуривал трубку. Интересно, когда он выйти успел?
  
   Через некоторое вышел Ефим с задумчивым лицом. Фомин махнул нам рукой, развернулся и широким шагом направился к станции, в отряд.
  
   Мы чуть приотстали от ундер-офицера и Ефим заговорил. Тихо, лишь чуть громче, чем скрип снега под нашими ботинками.
  
   - Батюшка сказал, что в церковь тебе надо ходить каждую неделю. А то рискуешь одержимым стать. Что-то нехорошее имеет к тебе интерес. - пару шагов прошли в молчании, после чего артельщик продолжил - Раз уж я стал твоим восприемником - ты теперь для меня особенный. Потому уж не обессудь - бить тебя буду чаще, чем остальных. Потому как если буду тебе поблажки давать - ундер тебя сам на лоскуты распустит, только повод дай. Так что смотри. Если вдруг в артели вашей какая незадача будет - сначала буду бить тебя, потом разбираться. Ежели какая тяжелая работа - ты первый, кого пошлю. Сам напросился, теперь не жалуйся.
  
   Он, наверное, так шутит. Какой вдруг - бить? За всю дорогу от Кексгольма никого из рекрутов не били. Ну так, разве что пару раз. Меня вон после той неудачной шутки да еще пару остолопов, когда сани из ямы вытаскивали. Так их же за дело, у них же руки из задницы....
  
   - Эта, Ефим! А сколько меня оглашенным держать будут и почему сразу крестить нельзя? Когда крещение-то?
  
   - А крещение, брат, примешь после присяги. Потому как матушка-императрица указ такой издала - всякий иноверец, переходящий в веру православную - получает отсрочку от рекрутской повинности али вовсе очередь свою другому передает. Ну там еще есть всякое, по мелочи, вроде как податей нет на тот же срок и еще какие поблажки, но в том я не шибко разбираюсь. Но суть в том, что после той твоей шутки Фомин думает, что ты просто от службы государевой уклониться хочешь.
  
   Вот это да! Отсрочка от армии? Ну и создал я себе репутацию! Сначала в драке сдачи не дал, теперь вот за уклониста считают... Отлично себя поставил, прям герой! Теперь, небось, всю службу буду выгребные ямы чистить! Кстати, а они тут у них есть, ямы-то? Мы-то всю дорогу по-большому все как-то в сугробы ходим да снегом подтираемся, уж извините за такую интимную подробность.
  
   Ефим тем временем продолжил:
  
   - Присягу примешь под мое поручительство. После крещения примешь повторно. Да и я повторно присягать буду, когда мне галуны капральские в полку дадут. Положено тут так - присягаешь заново роду войск, куда служишь, потом при каждой смене чина на чин присягаешь, ну ты понял. Пока ты оглашенный - я твой восприемник. Вроде крестного получаюсь. Буду учить тебя молитвам и всему прочему, что православный знать должен. Осознал?
  
   Я молча кивнул. Ефим одобрительно крякнул.
  
   - Далее, смотри какая штука выходит. С происхождением твоим, значит. Ребята шепчутся, что ты байстрюк. От кого-то дворян нагулян да пристроен жить в теплое место. Потому и воспитание у тебя не крестьянское, и говор нездешний. Но потом что-то пошло не так и вот ты в солдатах Не вздумай подтверждать эту догадку ни словом, ни еще как. Понял? Потому как, опять же, Фомин решит, что поблажек требуешь или еще как уклониться хочешь. Служи как все, служи лучше всех. А если ты и правда от кого из благородных если вдруг тебя родитель твой в гвардейцы приедет забирать - ты к его приезду должен быть справным солдатом. А не забитым замухрышкой каким. Усек?
  
   - Так это, Ефим! Ты ж говорил, бить меня будешь! Как я смогу не быть забитым, если сам говорил что бить будешь?
  
   - А ты смоги. Надо смочь.
  
   Да ну, он просто стращает, небось. Нормальный же мужик, и говорит спокойно. Хотя... с таким же спокойным выражением лица он мне тогда в лоб засветил. Вообще в лице не переменился...
  
   За таким вот разговором у меня напрочь вылетело из головы видение мужика из электрички.
  
  
   * * *
  
   Этот бесконечный зимний поход по заснеженным просторам наконец-то закончился. Мы шли около двух недель. Все это время какой-либо бани не было, умывались снегом или холодной водой на постоялых дворах. В плане естественных надобностей - тоже не фонтан. Туалетной бумаги нет и не будет, задницу подтирать приходилось, извините, снегом. Многие рекруты заболели. Человек двадцать оставили по дороге. Из тех, кто дошли до Луги около половины надсадно кашляли.
  
   Нас определили в часть города, которую можно было бы назвать военным городком. Длинные ряды деревянных ангаров, очень похожих на конюшни. Сейчас их использовали как казармы для рекрут. Площадь-плац - это для всяких торжественных построений и шагистики. Экзерции, если по-местному. А еще тут есть баня. Ну как - баня? Большое помещение, слегка теплое от одной печки,зато с кучей теплой воды, согретой в большом медном чане. Попариться в такой бане нельзя, но помыться теплой водой - можно.
  
   Фомин огласил распорядок: сначала баня, бороды и усы сбрить, исподнее постирать. После бани нас осмотрит батальонный врач. Лекарь, как его тут называют. После осмотра распределят кого куда и сразу же приведут к присяге. Потому как пока не присягнул - ты посторонний человек для полка. А зачем оно надо - на посторонних еду тратить да спальные места предоставлять? Живут тут небогато, каждую крошку считают.
  
   Помыться после такой дороги - это, скажу я вам, большое счастье. Парилки тут нет, конечно, о чем ребята из отряда изрядно ворчат, но вода согрелась хорошо, по ощущениям - градусов семдесят. А вне помывочной - прохладно. Но если сразу насухо вытереться - то терпимо. Мыла нет, есть зола, песок и какой-то странный порошок, который посыпают на вихорку, чтобы оттереться. Мылится плохо, но зато можно хорошо себя почесать. Грязи с себя смыли много. Казалось, что "кусками отваливается" - это совсем не аллегория.
  
   Пока мылись да отпаривались в теплой воде - обратил внимание на тела других ребят. Мда... щуплые, тощие, ребра торчат. Руки жилистые, ноги у кого-то уже с вздутыми варикозными венами. На спинах у многих шрамы, следы давнишней порки. Ладони ребят напоминают лопаты. Пальцы толстые, мозолистые. Такие я в нашем времени в основном у сварщиков видел. И едят они, видимо, весьма плохо. Лишнего веса и каких-либо мышц нет ни у кого. Исключение - Ефим. Вот он похож на качка, очень развитая мускулатура. Плечи, предплечья, бицепцы, трицепсы, как там оно называется не знаю. Ну вылитый Шварнцеггер в молодости. Только ноги обычные, да ряха рязанская. Круглая, да нос картошкой. Ну да у меня тоже есть чем похвастаться. В парилке выяснилось, что у меня самые развитые и мускулистые ноги из всего отряда. Прям аж гордость взяла. Все-таки футбол дал о себе знать.
  
   На бритье пришло два армейских цирюльника. Ну и тот парень, что в Кексгольме кожевенником работал - достал откуда-то из своего мешка опасную бритву. "Аглицкая!" - гордо так похвастался. Интересное дело - затачивали бритву об ремень. Прям так брали кожаный пояс, натягивали в струну и правили лезвие, потом брились. Так быстрее и удобнее. Побрили и меня. Мне повезло - меня и Ефима брил кожевенник из Кексгольма. Спокойно, аккуратно, я даже и не задумался что какие-то проблемы могут возникнуть. А вот те ребята, которых брили цирюльники - вот им было тяжко. Лица красные, все в ссадинах и порезах, да будто наждаком выскобленные... Мда, бритье тут, оказывается, та еще процедура. А что делать? За бороды налог берут. А солдатам бороды так и вовсе не положены. Одна радость - щетина до трех дней тут считается побритостью. Так что морды к следующему бритью зарастут. Ну а мне надо срочно придумать какой-нибудь магарыч кожевеннику, чтобы бриться только у него. А в идеале - самому бы раздобыть опасную бритву. Аглицкую, ага.
  
   Брили, кстати, только лицо и шею. Волосы трогать не стали. Тут солдаты носят волосы ниже плеч, забранные в хвост или в косу. А потом присыпают золой и какой-то пудрой.
  
   - Зачем? - спросил я и показал вопросительно на одного из артельщиков, который на свои свежепомытые и расчесанные вихры аккуратно, деревянной расческой наносил смесь пудры и золы.
  
   - От вшей помогает.
  
   - А налысо побриться?
  
   Ефим изумленно посмотрел на меня, а потом вдруг хлопнул себя по лбу.
  
   - А, ты ж не стрелял еще из мушкета. Ну ладно. Прижжет тебе кожу порохом горелым пару раз - поймешь. А пока смотри да мотай на ус.
  
   Медосмотр был короткий. Выстроили нас нагишом в ряд, врач лет сорока от роду прошел вдоль строя, посмотрел на руки, колени, постучал по груди. Послушал дыхание через деревянную трубку. Где-то половину из тех, кто кашлял - вывел из строя. И еще одного парня из другой артели - его сразу выставили в сторону от всех. Доктор поставил диагноз как приговор - сифилис. Я вздрогнул, аж мороз по коже. Это как так?
  
   - А вот так. Все, закончилась для парня служба. Да и жизнь тоже, наверное - Ефим был категоричен.
  
   Да уж. Вот так вот запросто - сифилис. В одном строю с остальными. А мы с ним из одного котла ели, да и мылись вместе... А сколько тут еще разных болезней? Я украдкой осмотрел строй голых мужиков заново. И новым взглядом отмечал следы от когда-то перенесенной оспы, зарубцевавшиеся язвы от лишая на поясницах... Интересно, от скольки болячек я привит? Вроде мама постоянно в поликлинику таскала, все эти БЦЖ и прочее у меня сделаны...
  
   После медосмотра нас осталось около сорока человек. И это от всей той толпы, что вышла из Кексгольма. Не знаю сколько точно, но колонна большая была, иногда растягивалась метров на двести.
  
   С помощью нагретых камней и камина быстро сушили исподнее. Я и тут оказался не как все. Трусов тут нет. Используют нательные рубахи и панталоны. Белого и серого цветов, в зависимости от исходного материала и степени застиранности. А у меня мало того что трусы семейные - это полбеды, за короткие панталоны сойдут. Так у меня еще и термобелье фирменное, черного цвета. Хорошее, качественное.. Только вот в нем я заметно выделяюсь на общем фоне. Впрочем, я и так вряд ли остался бы незаметным.
  
   Отдохнули, оделись. Очень хотелось есть, но еда - только после присяги. Жадные тут слишком, на чужаков еду переводить. А до присяги мы - чужаки. Интересно, а те, кто по болезни отстранили и увели отдельно - их-то кормить будут? Они же тоже вроде как чужаки... Но их судьбой никто из нас не интересовался. Увели и увели. С глаз долой, из сердца вон. Как-то это все не похоже на дружную общину. Или всему виной наш неопределенный пока статус? Не знаю.
  
   * * *
  
   Вечерело. Закатное солнце подсвечивало красным низкие зимние тучи, легкий ветерок морозил свежевыбритые щеки. Я стоял в строю на небольшой площади около церкви, подняв правую руку. На мое правое плечо положил свою левую ладонь Ефим, как мой восприемник, правую же тоже поднял как и все остальные. Перед нашим строем стоял рослый бородатый поп в черных одеждах, а сразу за ним - ряд солдат и офицеров в военных мундирах. Колыхалось знамя. Полка, наверное. Хотя откуда тут, здесь же учебный батальон, а сам полк в другом месте. И знамя полка наверняка там. Блин, опять отвлекаюсь. Ну знамя и знамя, мне-то какое дело? Слушать надо, что поп говорит и повторять за ним слово в слово.
  
   - Аз нижеименованный обещаюсь и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием, что хощу и должен - на слове 'хощу' я споткнулся. Что это? 'Хочу' или что-то другое? Пофиг, продолжаем повторять за раскатистым голосом попа - моей природной и истинной Всепресветлейшей, Державнейшей, Великой Государыне, Императрице Елисавете Петровне, Самодержице Всероссийской, и прочая, и прочая, и прочая,
  
   Фух! Слава богу, не стали все регионы перечислять. А то помню, попадался мне на глаза полный титул Николая Второго.... Блин, опять отвлекся.
  
   - ...и Ея Императорского Величества Высокому Законному Наследнику, Его Императорскому Высочеству, Благоверному Государю, Великому Князю, Петру Феодоровичу, который по изволению и Самодержавный Ея Императорского Величества власти определенным и к восприятию престола удостоенным Высоким Наследникам верным, добрым и послушным рабом и подданным быть, и все к Высокому Ея Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и прерогативы (или преимущества) узаконенные и впредь узаконяемые по крайнему разумению, силе и возможностям предостерегать и оборонять, и в том во всем живота своего в потребном случае не щадить
  
   Еле-еле хватило дыхания все это выговорить без запинок. А поп нормальный, он, похоже, на выдохе этот текст мерным речитативом еще полчаса без единого вдоха читать может. Так, стоп, кого он там назвал? Елизавета Петровна и Петр Федорович? Кто это? Блин, ничего не говорит. Что за Петр Федорович такой? Не помню такого царя в России. Был Петр Алексеевич и Петр Петрович... продолжаем, не отвлекаемся мыслями!
  
   - ...и при том по крайней мере старатися споспешествовать к Ея Императорского Величества верной службе и пользе Государственной во всяких случаях касатися может, об ущербе же Ея Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благоверно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать тщатися буду.
  
   Как они тут любят всякие сисястые окончания. Старатися, касатися, тщатися... Определенно, по здешнему русскому языку я экзамен не сдам.
  
   - ...когда ж к службе и пользе Ея Величества какое тайное дело, или какое б оно ни было, которое мне приказано будет тайно содержать, и то содержать в совершенной тайне и никому не объявлять, кому о том ведать не надлежит, и не будет повелено объявлять, и поверенный и положенный на мне чин, как по сей определенный от времени до времени Ея Императорского Величества именем определяемым инструкциями и Регламентам и указам надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства и дружбы, ни вражды противно должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать, как доброму и верному Ея Императорского Величества рабу и поданному благопристойно есть...
  
   Блин, а ведь весь текст присяги - это одно-единственное предложение, без точек! И произносить это надо на одном дыхании! Елки-палки, да Лев Толстой просто гений кратких предложений, если со здешними сравнить!
  
   - ...и надлежит, и как я пред Богом и судом Его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключении же сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь!
  
   Уф! Закончили. Аминь! Все ребята достали нательные кресты и поцеловали. Один я как дурак. Ефим поцеловал два раза. Один раз сказал 'Аминь' и поцеловал, потом сказал 'за крестного моего Георгия - аминь!' и еще раз поцеловал, после чего снял руку с моего плеча.
  
   Потом по одному, с левого края строя начиная, начали выходить к знамени. Фомин нам загодя объяснил что делать надо. Подошел, опустился на одно колено, поцеловал угол знамени, потом прошел дальше, к столику писаря. Там надо расписаться в присяжном листе. Я иду вторым сразу за Ефимом, по ранжиру. Ну то есть по росту нас так построили. Ранжир, ага. Это от английского 'range', что ли? Тогда почему рост? Блин, да что ж столько посторонних мыслей в голову лезет, торжественный же момент! Вон у ребят какие лица одухотворенные. Для них это явно целое событие. Новая жизнь начинается. Они теперь более не крестьяне, они теперь солдатского сословия. Другие права, другие обязанности, другие правила.
  
   Так, бумага. Большой лист, формата на глаз эдак А3. Озаглавлен 'Присяжной лист', чуть ниже четыре строчки мелким почерком неразборчивой вязи букв. Список имен. Писарь указывает мне мое, под номером два: 'Георгий Серов'. Ага, а выше под номером один - 'Ефим Иванов'. Оригинальная у моего крестного фамилия. А напротив фамилии - крестик стоит. Он что, неграмотный? Хм... Беру у писаря перо, ставлю подпись как в паспорте. С завитушками так, красиво. Смотрю в низ листа. Ага, а там дата стоит: 26 марта 1756 года от Р.Х. Запомним и подумаем на досуге, о чем мне это может говорить.
  
   Дальше часть людей Фомин увел в казармы, а для остальных процедура продолжилась. Построенных в одну шеренгу бывших Кексгольмских ландмилиционеров выстроили в одну шеренгу, офицер прочитал им торжественную речь о производстве их в капралы, вручил какие-то желтые ленточки и они начали приносить присягу заново. Традиция здесь такая - после изменения чина присягать по новой. На этот раз каждый из новоявленных капралов читал присягу вслед за попом по очереди, а не все хором, как мы. Потом снова целование знамен. Сначала имперского, белого с черным двуглавым орлом и черными же уголками, потом второго, желтенького такого с красными уголками и крепостными воротами в центре полотнища. Непривычное такие знамена. Никаких тебе ровных чередующихся полос, сплошные узоры и рюшечки.
  
   После присяги новоявленные капралы отправились в казарму, ну а мы с Ефимом потопали вслед за попом. Принимать крещение. Снова молитвы, снова 'отрекаешься ли ты от сатаны', только на этот раз без видений. А затем - снова присяга, только я на этот раз один и без поручителя. И на моей груди, под термобельем, на обычной тесемке висит маленький, аккуратный деревянный крест.
  
   Солнце уже давно село, а мы все без обеда. Очень хотелось есть и наконец-то отдохнуть, потому в казарму мы шли очень быстным шагом, почти бегом. Казарма, правда - это я слишком пафосно назвал. На самом деле это двухэтажный деревянный амбар с большой кирпичной печью по центру. С земляными полами,деревянными нарами и без каких-либо перегородок. Большой такой шалаш. Делали его явно на скорую руку и особо не заморачивались качеством да изысками архитектуры. Второй этаж - для старослужащих, потому как там теплее. Первый - для всех остальных.
  
   То, что нам в котле оставили ребята из нашей артели мы с Ефимом смолотили за минуту. Да, да, артель наша сохранилась, хоть и было нас тут теперь всего восемь человек вместо двенадцати, вышедших из Кексгольма. А потом - сюрприз! В честь принятия присяги каждому - чарку водки. Прямо там, в казарме. Два бойца в мундирах выкатили бочку в прихожую и прям там налили. А мне - две, вторую в честь крещения. Новоявленным капралам - три. За звание и вторую присягу.
  
   Местная водка, да под скромный ужин быстро свалила меня с ног. Не то чтобы шибко крепкая, сорока градусов явно нет, но с устатку разморило очень сильно. Уже на автопилоте добрел до деревянной лежанки, которую мне указали ребята как мое место и рухнул спать, наскоро укрывшись курткой. Отбой!
  
  
   Глава 4
  
   - Осторожно, двери закрываются. Следующася станция - Синево!
  
   Электричка мерно загудела, набирая ход. Толстый пожилой мужик сидел напротив меня и чему-то улыбался в усы. Я быстро оглядел вагон. Странно. Люди были какие-то... ненастоящие, что ли. Больше похожи на растровые текстуры из старых компьютерных игр. Окно было покрыто узорами измороси, за которым - темнота.
  
   Мужик явно чего-то хотел от меня. Вон как нетерпеливо вытирает об серый растянутый свитер свои жирные ладони, перепачканные в беляше, который он купил у разносчика еще когда проезжали Сосново.
  
   Ладно, раз он так хочет - то начнем разговор.
  
   - Привет - оригинальное начало, не правда ли?
  
   Мужик будто этого и ждал. Заржал в голос на весь вагон, запрокинув голову и обнажив желтые некрасивые зубы с кариозными дырками. Ну вот, теперь все нормально. В том видении в Вырице он тоже так же ржал. И в новогоднюю ночь тоже.
  
   - Смешно тебе, да? Ну так расскажи мне шутку, толстый. Я тоже посмеюсь. - Почему-то захотелось спровоцировать конфликт. Странно. Вроде бы мы пили тогда, а я по-пьяни веселый и добрый, в драки не лезу. А тут взялся провоцировать. Что это со мной? Как-то он ненормально на меня влияет.
  
   Мужик еще несколько раз всохотнул - напоказ, нарочно. Будто в телевизионном ситкоме. Потом вдруг резко успокоился и серьезным голосом произнес:
  
   - А ты хорош, малец. В истерике не бьешься, не кричишь, мол, верни меня обратно. Не спрашиваешь как жить дальше. Указаний не требуешь, наград всяких тоже. Молодец! Из тебя выйдет справный рекрут. Отслужишь до седины в забытом Богом гарнизоне, а потом сморит тебя лихоманка и закопают в солдатской могиле. И никто не вспомнит, кто ты был и зачем такой жил. Прекрасный план.
  
   Хех! Конфликт, походу, все-таки будет. Вон он, уже к оскорблениям переходит. Скандалы - это я люблю.
  
   - Тебе-то какая печаль, толстый? Живу себе и живу. Просто меньше бухать с незнакомыми надо, вот и вся мораль - давай, мужик, скажи какое-нибудь прямое оскорбление и сразу получишь в рыло. В свое жирное мурло. Дай мне повод, ну!
  
   Мужик вытер жирной ладошкой свои грязные усы и продолжил таким же спокойным голосом.
  
   - Все нормально, малец. Вживайся, адаптируйся, лишних вопросов не задавай. Не время нам с тобой сейчас о себе заявлять. Прогрессорством не занимайся, слышишь? Внимание ненужное привлечешь. Сначала узнай как тут оно все устроено да научись всему. Учись справно, инициативу проявляй, не бойся устать, не бойся показаться дураком. Пока все идет хорошо, ты там, где и должен оказаться. Где-то годик надо будет тебе прожить без приключений, понял? Слабы мы с тобой еще слишком, не хочу чтобы соперник тебя раньше времени выстегнул. Ну а я твоим родителям буду письма слать твои, все как уговаривались. За это не волнуйся.
  
   Хм, кажется, не будет конфликта. Вон какой добродушный сразу стал. Блин, и про родителей моих помнит. А я, если честно, за эти две недели их и не вспоминал ни разу.
  
   - А зачем это все? Что за игра, что за правила? Во что я играю, если, говоришь, мне предстоит сгинуть в гарнизоне от старости простым солдатом?
  
   - Игра простая. Попаданцы, слышал такое? Ну так вот. В тот мир пришел попаданец, начал прогрессорствовать и менять историю. В принципе - удачно. Тот мир, в котором ты живешь - он уже сильно отличается от того, из которого пришел попаданец. Только вот по правилам каждый из нас получил право ввести по своему игроку. Кто знает, может, кому и выпадет шанс создать свою империю. Взгляни в окно.
  
   Я послушно повернул голову и начал рассматривать узоры из инея на стекле. Снаружи темно, ничего не видно, да еще в глаза бликует отражениями вагонных лампочек. Кажется, электричка не по рельсам едет, а летит где-то в пустом грязно-сером пространстве. Вдруг что-то мелькнуло. Присмотрелся... Да ну, что за бред! Рядом летели то ли вихри снега, то ли полупрозрачные бледные привидения из фильма ужасов. И скалили свои призрачные пасти, будто пытаясь откусить от вагона кусок обшивки.
  
   Тяжелая ладонь стальной хваткой легла мне на затылок и прижала к стеклу. Я дернулся было - но мужик был явно недюжинной силы, я не смог пошевелиться даже на миллиметр.
  
   - Смотри-смотри. Вот они, мои родственнички. Демоны, чьи игроки уже погибли. Вот они, духи неродившихся империй. Новгородская Империя, Кишеневский султанат, королевство Выборгское... Да там наверняка есть и забытый дух первого 'А' класса девяностой школы, который так и не смог захватить всю планету. И уже не захватит. Мне такой участи не надо, так что затаись до времени. Как там у вас говорят? Усек?
  
   Он резко отпустил мою голову и я отпрянул от окна.
  
   - Усек. - я с облегчением выдохнул - Кстати, а почему так говорят? Усек - странное какое-то слово.
  
   - Вот высекут тебя разок плетьми - перестанет слово странным казаться. Но ты интересный малый. Я тебе о судьбах мира рассказываю, другой был сейчас попробовал бы все секреты бытия выпытать - а у тебя в голове только лингвистика. Ты что, гуманитарий, что ли?
  
   И снова заржал. Да противно так.. втащить бы ему... да что-то не по себе как-то, уж больно у него рука тяжелая.
  
   Электричку начало заволакивать серым туманом. Или зрение портится? Нет, и правда пропадает. Вон, дальний тамбур уже растворился, поглощенный серостью. Лицо мужика поплыло, будто восковую фигуру из музея нагревают. Его голос доносился как сквозь тазик с водой, гулко и нечетко.
  
   - В мире, откуда явился тот попаданец - Россия была уничтожена в 1799м году. Французами. Потому тот игрок и не помнит ее в своей истории. И не воспринимает всерьез. Ну как и ты не воспринимаешь всерьез народы адыгов да кабардинцев во время больших войн России с Персией и османами. Я не хочу сгинуть через полвека. Потому затаись до времени, если выживешь - я свой шанс не упущу. Доживу до следующей большой игры.
  
   При слове 'игра' все перед глазами окончательно расплылось, а мужик тот уже казался не мужиком, а каким-то багровым осьминогом с торчащими из самых неожиданных мест клыками. Не очень приятное зрелище. Хорошо хоть все это быстро пропало в каком-то черно-красном водовороте.
  
   * * *
  
   Я проснулся от подступающей к горлу тошноты. Нифига ж себе сны! Или мы вчера закусывали чем-то несвежим? Надо встать да выйти из барака наружу, попробовать вывернуться в снег.
  
   - Встаем, встаем, православные! - громкий, слегка осипший голос заставил шевелиться кучи тряпья, грудами разбросанные по казарме. А, не. Это не груды, это люди на деревянных нарах сбились кучами по три-четыре человека и так спят, укрывшись несколькими армяками. Так теплее.
  
   Где-то за стеной барака гулко частой дробью забили барабаны.
  
  
   * * *
  
   Система обучения здесь интересная. К каждому рекруту приставляется старый солдат, который и обучает всему. Экзерциям - это маневры такие, навроде строевой подготовки, только экзерция, стрельбе, командам, сигналам... По идее, обучение должно происходить прямо в полках, и рекрут первого года службы долгое время таджичит подсобным рабочим в должности принеси-подай. Но в этом году армия готовилась к войне. А война это что? Война - это в первую очередь марши и походы. Потому командир нашего полка - как, наверное, и командиры других полков, судя по численности народа в военном городке - принял решение всех старых и немощных солдат вывести в отдельный батальон, а сам батальон отправить в более-менее оборудованный населенный пункт. Рекрут же усиленно гонять, чтобы к началу кампании они были готовы заменить старых солдат непосредственно в полку, в Риге или куда он там утопает к тому моменту.
  
   Вроде ничего необычного, да? Ну, армия, ну, учебка, ну, курс молодого бойца. Ага, щаз! Это в мое время было нормой. В этом времени отдельная учебка для масс рекрутов - это чуть ли не революционное решение для армии! Прям даже интересно стало, а почему так? Ведь вроде царь Петр потешные полки - будущие гвардейские Семеновский и Преображенский - сам обучал, значит, идея учебки не нова... Впрочем, это уже не моего ума дела. Факт есть факт: нас учили уже в некоем пробразе учебки, а те рекруты, что были до нас - их учили по старой системе. То есть чисто теоретически мы уже в ближайшее время сможем обогнать прошлогодних рекрутов по навыкам. Если не тупить, конечно.
  
   По навыкам, ага. Я, кажется, слишком высокого мнения о себе в плане освоения местных военно-учетных специальностей. Но обо всем по порядку.
  
   Наша рота - четыре десятка старых солдат и восемь десятков рекрут. Из старых солдат десяток стоит в караулах, десяток - отдыхает, два десятка возятся с нами. С особо тупыми старый солдат возится отдельно.
  
   Я умудрился попасть в число особо тупых в первый же момент. Меня пару раз стеганули прутом с криком 'что ты копаешься, как червяк в навозе!', после чего приставили ко мне персонального старого солдата. Который будет учить меня, тупицу эдакого, пользоваться одеждой. Ага, вот так. Одеждой.
  
   Да, кстати. Когда я говорю - 'старый солдат' - я имею в виду что солдат действительно старый. На вид Семену Петровичу было глубоко за полтинник. В армии он уже более тридцати лет, последние пять лет был при обозе в виду совсем уж немощи. Ну или излишнего злоупотребления алкоголем. Потому как вид у солдата был откровенно пропитой. Видно, что пьянству он посвятил лучшие годы своей службы.
  
   Так вот, одежда. Из своего мне разрешили оставить только исподнее. Остальное должно быть казенное, форменное, согласно артикулу. Артикул - это не наименование товара по ГОСТу. Я сначала не понял, что за слова такие - артикул воинский. Оказалось все просто - устав.
  
   Ну так вот форма одежды. Нательное белье - рубаха и панталоны из какой-то не очень мягкой ткани, белого или светло-серого цвета. Выдали один комплект про запас. Должны были два, но второй отняли, так как я пожелал сохранить свое фирменное термобелье. Далее - чулки. По сути - обычные футбольные гетры выше колена, только без резинок на голеностопе. Связаны из шерсти, явно машинным способом, на ткацком станке. На удивление удобные. Пожалуй, единственная удобная одежда здесь. Ботинки. Дальний предок армейских берцев. Грубые башмаки с небольшим каблуком и очень жесткой подметкой, невысокое голенище слегка закрывающее щиколотку. Голенище застегивается на пуговицы. Стопу стягивают ремешком на пряжке. Ну это понятно, чтобы с размером не парится. Между чулком и башмаком повязывают портянки.
  
   Поверх голенища этих недосапог и до самого колена идут штиблеты. Я думал, что штиблеты - это такие желтые сандалии Остапа Бендера, а нифига. Тут это такая штука, которую используют вместо голенища сапога. От ботинка до колена кусок грубой ткани, оборачивается вокруг ноги и застегивается опять же на пуговицы. Грубая ткань - это я так называю сукно. Здесь оно так называется - сукно. Хотя по мне это тонкий войлок, сильно сваляный с внешней стороны и чем-то пропитанный. Пуговицами на внешнюю сторону, на этом Семен Петрович особенно заострил внимание, многозначительно подняв ввеерх свой заскорузлый указательный палец. Не, ну так-то логично, зачем мне пуговицы с внутренней стороны бедра? Ан нет, оказалось, внешняя сторона - это вбок, а некоторые умники пуговицами вперед штиблеты застегивают. Что недопустимо. Фиг знает, зачем он этому посвятил целых пять минут своих наставлений. Видимо, у него с этим связано что-то личное.
  
   Далее. Штаны. Их тут тоже называют словом 'панталоны'. Как различают панталоны, которые штаны и панталоны, которое исподнее - я без понятия. Наверное, интонацией. Это такие длинные шорты, чуть ниже колена. На поясе крепится пуговицами, штанины чтоб не болтались - закрываются чулками, которые гетры.
  
   Я уже запутался в этих названиях и пуговицах, но это было еще самое начало. Дальше - камзол. Ну с этим просто - это такой китель. Для рубашки ткань слишком толстая, для куртки - слишком тонкая. Нечто среднее. Красного цвета, с рукавами, до самого запястья, ниже колен. В штаны не заправляется, естественно. Здесь вообще в штаны ничего не заправляют кроме нательного белья. Камзол тоже на пуговицах. По бокам разрешается нашить накладные карманы, но с этим я должен заморочиться сам. На шею повязывают черный платок, который должен скрывать ворот камзола. Заодно шейный платок используют здесь как знаки различия. У нижних чинов он черный, у офицеров - разноцветные. Если у кого желтый шейный платок - беги от него как от огня, это очень высокое начальство. Платок нужен для того, чтобы шею не натирал воротник. Эдакая более простая версия белой подшивы моих современников.
  
   Кафтан - это вроде шинели. Зеленая суконная куртка, с кучей пуговиц и подвернутыми рукавами. Подвернутые рукава тут называют 'обшлаги'. Они для чего-то нужны, но я не очень понял зачем, а переспрашивать побоялся. Кафтан - зимняя форма одежды, летом ее не носят. В камзоле и нательном белье достаточно тепло. Теоретически кафтан длиннополый, до пяток. Но по здешней моде полы кафтана подворачивают и застегивают сзади на пуговицы. Так и носить удобнее, и внешний вид получается экзотический.
  
   Погон один, на плече. Что на камзоле, что на кафтане. Используется не как знак различия, а как хлястик, чтобы перевязь со шпагой или сумкой с плеча не соскользнула.
  
   Лядунка. Это такая патронная сумка. Квадратная кожаная коробка для ношения на ремне, в которую вставлена деревянная плашка с дырками. Туда вставляют патроны, которые берут из патронного ящика по команде унтер-офицера или каптернамуса. Это тоже какой-то личный момент для Семена Петровича, потому что его указательный палец не только был воздет к потолку, но даже гулко постучал меня по лбу. Хорошо, запомним. Заодно отметим, что тут есть патроны! Ура, не такое уж и дикое время! А то мне сначала показалось, что здесь ружья как в древние времена - которые со ствола заряжают раздельно. Патрон - это же магазин, обойма, лента, пулеметы? Ага, щаз. Семен Петрович показал мне патрон. Это просто бумажный кулечек, внутри которого порох и пуля.
  
   На крышке лядунки - герб полка. У нас это овальная бляха, на которой выдавлена змейка кирпичной стены и решетка ворот в овале. То же самое я видел на втором знамени вчера на присяге. Хорошо, запомним.
  
   Ремня нет, вместо него - пояс. В чем разница? Ремень - он из кожи, а пояс - из ткани. Длинная такая полоса, на конце - кисточки. Кисточки - это тоже вроде знаков различия. Увидел золотой - в смысле что желтый - прячься, это начальник. Завязывается это пряжкой хитрым образом. Пряжка тут - вроде хитрого зажима. Круглая железная бляха с перекладиной посередине. Пояс туда надо как-то продеть, потом поддеть, потом зажать... бррр! Пока начало получаться - Семен Петрович мне раз двацдать по пальцам прутом стукнул. Уф!
  
   Треуголка. Ничего так, нормальный головной убор. Обычная круглая шляпа, но у нее с трех концов поля подогнуты к середине. Получается красиво. Теоретически эту штуку можно расстегнуть в случае дождя и использовать как капюшон... но нельзя. Потому что краю треуголки нашита белая тесьма. Это тоже здесь знак различия, должен быть на треуголке всегда. А будешь расстегивать-застегивать - порвешь, потеряешь и получишь плетей.
  
   На случай дождя здесь есть... та-да! Епанча! Ух, какое слово! Епанча, ага! Прям ругаться можно этим словом, какое оно сочное, зычное, прям ого-го, а не слово! Епанча!
  
   Тьфу, раскатал губу, экзотики мне подавай. Епанча - это обыкновенная плащ-палатка. Все как у нас - плотная ткань вроде брезента, пропитанная чем-то вроде олифы или лака, прорези для рук и два капюшона. Один просто на голову, а другой - большой, его можно накидывать поверх треуголки. Если нет дождя - большой капюшон просто аккуратно раскладывается по спине и плечам как длинный воротник. А, и цвет у форменной епанчи - васильково-синий, как фуражка НКВДшников из кино про войну. Если нет дождя - епанча сворачивается в рулон и носится через плечо, скаткой.
  
   Рюкзаков нет. Есть две сумки. Одна на правом бедре, другая на левом. Для всякого хлама - шило, сухари на перекус, кожаная фляжка емкостью в один стакан - ее тут называют словом 'манерка'. Ложка, еще всякие полезные мелочи. Все остальные личные вещи - в вещмешок типа 'сидор' и - в телегу обоза. Нефиг с собой таскать такие вещи. Хм, то есть, получается, солдаты тут от телеги ни на шаг? Странно, ну ладно, замнем для ясности.
  
   Перевязь для шпаги. Через плечо, под погон. Ах, да. Шпаги тут выдается не только дворянам, а вообще всем. Шпага - признак солдата. Но Семен Петрович сказал, что шпага - штука ненужная и бесполезная, потому ее носят только при парадных экзерциях, а в обычное время она лежит в обозе, вместе с зимней одеждой, вещмешком и все такое прочее. Но я, как рекрут, обязан ее таскать с собой всегда, молодой еще от лишнего веса избавляться. Шпагу мне, кстати, еще не выдали, только перевязь от нее. Ну ладно.
  
   Так же на перевязь крепится штык от ружья. Его мне выдадут вместе с ружьем, но это попозже, когда я, олух царя небесного, смогу мундир надеть нормально, Господи, ну дадут же в обучение такого недоумка, даже одеться сам не может! Привыкай, барчук, тут у тебя слуг не будет! Давай сам, ручками, ручками!
  
   Я упоминал шило? Мундир надо подогнать под себя. И камзол, и кафтан, и штаны-панталоны. А как? Подшить, ясное дело. Чем? Нет, не швейной машинкой. И не в ателье. Шьют тут шилом. Какая там нафиг иголка с ушком, о чем вы? Шило и наперсток. На конце шила небольшой крючок. С другой стороны ставишь наперсток, прокалываешь аккуратно ткань, продеваешь крючком нитку, вытягиваешь с той стороны, переворачиваешь. Повторить до бесконечности. Очень долго, муторно и неудобно. Особенно моими руками, заточенными под компьютерную мышку.
  
   Весь наш рекрутский коллектив уже оделся, ушел на обед, потом на занятия шагистикой, потом на всякие работы, а я все осваивал шило. Пока Семен Петрович обедал - его сменил другой старик, хмурый и неразговорчивый. Зато любитель отвешивать затрещины, когда я в очередной раз ошибался. Кстати, делал он это на редкость ловко. Я пытался уворачиваться, но он молниеносным движением успевал меня достать. Пару раз я все-таки смог уклониться, не отрываясь от шитья, и даже краем глаза уловил в его взгляде уважение. Но затрещину все равно получал, пусть и парой секунд позже. Потом снова пришел Семен Петрович и вместо мастера затрещин меня снова взялся поучать гуру заскорузлого указательного пальца. Хоть какое-то облегчение.
  
   Голова гудела, исколотые шилом пальцы болели - я не сразу освоил дао наперстка. В животе бурлило, глаза слипались. Что-то мне как-то не очень нравится в армии, знаете ли. Тяжело в учении, легко в бою? Так я до учений еще не дожил. Я еще с мундиром воюю. Что там толстяк из электрички говорил? Большая игра, игроки, спрятаться, судьбы мира! Да легко. Пока враги ищут попанадцев - я тут спокойно в уголочке буду мундир тыкать шилом. На Армагеддон опоздаю немножко, зато буду выглядеть как справный солдат, ага. Потому что главное для солдата - это мундир. Потому как спасать страну и мир в неподшитом по фигуре мундире никак нельзя. Семен Петрович ерунды не скажет!
  
   полная версия на АвторТудей и там, где разместит электронную версию редакция АСТ. Ну и у пиратов, конечно же.
Оценка: 6.06*166  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"