Беззаконов Сергей Николаевич : другие произведения.

Зойка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ночь темной пеленой укутала землю, щедро рассыпая на заждавшемся небе мерцающие звезды. Тишиной прошлась по уставшим улицам, редкими звонками запоздалых трамваев нарушая их тревожный покой. Гиви спал на спине, широко раскинув руки, храпя и вздрагивая. Лежа рядом Зойка с горечью думала о своей непутевой жизни, от которой с годами сопьется, подурнеет, скурвится, растеряет приличных клиентов, но ежедневное блядство войдя в привычку, станет физиологической потребностью, заставит скитаться по убогим вокзалам, шашлычным, отдаваться за стакан вина, пачку сигарет, а то и за собственные деньги и потом сдохнет, никому не нужная, лишь с номером на безвестной могиле.
   ЗОЙКА
  
  
  
  
  
   Утро выдалось скверное. Мутное, серое, рваными клочьями запоздалого тумана слизнем стекающего с оловянного неба, зыбкой мрячкой холодной и колючей оно уныло вползало в комнату едва просачиваясь сквозь плотную ткань портьеры. Мрачные тени сажей размазываясь по стенам до краев заполняли углы и ниши медленно приближаясь к бра вздрагивая и колыхаясь словно обжигаясь о его тускло мерцающие свечи. Зойка сидела перед трюмо в теплом фланелевом халате зябко поеживаясь и вглядываясь в зеркало где в сумраке застыло ее мраморное лицо с черными, как у покойника разводами под глазами. Высокий тюрбан из розового махрового полотенца делал ее похожей на мумию фараона неизвестно зачем вынутую из гробницы. Тупо болела голова и нехотя выдернув из бровей топорщившиеся волосинки, Зойка принялась втирать в щеки жиденькую пахучую мазь от которой лицо сделалось еще более чужим и серым. Покончив с лицом женщина принялась наносить сыворотку на худую длинную шею медленно приближаясь к крупной порядком обвислой груди с разбросанными в стороны бледными пятаками сосков. Длинным тонюсеньким пальчиком с облезлым и трескавшимся маникюром она зачерпнула новую порцию брезгливо морщась и вздрагивая от прикосновения к холодному студню. Мази набралось много и тяжелой вытянутой каплей она неизбежно сползала с ногтя готовая вот-вот сорваться вызывая у Зойки ярость и раздражение.
   А за окном взбесившийся ветер гнул и корежил деревья в бессильной злобе бросая в темные глазницы домов жмени крупного холодного дождя дребезжа стеклами и заставляя вздрагивать их обитателей.
   Капля сорвалась. Ударилась о кожу и не разбившись заскользила по глубокой узкой ложбинке:
  - Вот дрянь! – вырвалось из перекошенного злобой рта и схватив не умещающуюся в ладони грудь Зойка резко отвела ее в сторону с остервенением, до жгучей боли втирая мазь. Тепло волной пробежало по телу вызывая дрожь и приятную истому. Ярость отступила уступая место дьявольскому огню пламенем охватившему душу. Зойка посмотрела в зеркало и плутливая улыбка сморщила блеклые с синевой губы.
  - А ничего еще хороши. – удовлетворенно хмыкнула она разжимая пальцы.
   Грудь плюхнулась на живот, на мгновение сплющилась, завибрировала словно потревоженная пружина. Желание конвульсией содрогнуло тело, нежной болью потянуло в желудке постепенно опускаясь в пах.
   И тут неожиданно Зойка вспомнила, как когда-то очень давно умница и красавчик Коляша Роев задыхаясь от страсти и волнения дрожащей рукой лез под лифчик крепко и умело тискал вот эту самую грудь принося томную дразнящую боль. Как повалив на теплый песок пляжа целовал горячие иссохшиеся губы, шею, грудь, шершавым языком теребил соски безуспешно пытаясь сорвать с Зойки скользкие, узкие плавки. Зойка вспомнила, как «ломалась», широко растопырив ноги и едва сдерживая дрожь, и стуча зубами шептала:
  - Не надо! Не надо! – но увидев дикий блеск Коляшиных глаз уступила, приготовившись к боли и еще чему-то сладкому, и желанному о чем взахлеб, смачно рассказывала подруга Светка, поучая что и как в первый раз.
   Навалившись тяжелым телом сопя и хрипя:
  - Помоги же! – Коляша тыкался между ее ног, сильно потянув кожу вырывая спутавшиеся волосы, потом вдруг задергался целуя укусил губу и успокоился постанывая и тиская ее бедра. Сполз, лег рядом оставляя что-то слизкое неприятное на ноге и горечь от несбывшегося, горечь, злость и неприязнь.
   Отстранившись от него Зойка встала, скинула телепавшиеся на одной ноге плавки и бросилась в реку смывая в ее чистых теплых водах стыд и отвращение комом подступившее к горлу. Пару раз нырнув, она подплыла к берегу и стоя по пояс в воде крикнула:
  - Чего пялишься? Кинь халат.
  Роев встал, протянул руку к халату, но затем резко бросился к ней. Поднимая волны, брызгаясь и плескаясь, они долго дурачились, убегая и догоняя, друг друга. Его руки шарили по ее мокрому телу, губы искали губы. И уже не сопротивляясь, обмякшая Зойка вновь легла на песок выхваченная из воды крепкими Коляшиными руками. А потом было все: и боль, и сладость горячими приливами входящая в тело содрогая, раздирая внутренности заставляя их вибрировать, сжимая чужую жаркую плоть. И вскоре Зойка, сама уже, впиваясь ногтями в Коляшину спину, притягивала, вдавливала его в себя, стремясь поглотить слиться с ненасытным Коляшиным телом. Роев был неутомим. Уставшая и измотанная Зойка лишь ненадолго забывалась в легкой дреме, вновь оживая и возбуждаясь под его манящими поцелуями, осыпавшими ее лицо живот, ноги и грудь.
   Луна, давно перевалившая на другой край неба, стыдливо спряталась за случайное облако, тусклым ночником освещая землю. И лишь холодные звезды голубыми мерцающими глазами бесполых евнухов беззастенчиво глядели на них, подмигивая, словно давая обет вечного молчания.
  - Ну все, хватит. – увернувшись от Коляшиных губ сказала Зойка насытившаяся и очумелая от усталости:
   - Хватит, скоро рассвет, а у нас сегодня экзамен.
   Она поднялась, накинула халат и, отвернувшись, стала ловко поддевать все остальное:
  - Не надо, - не видя, но, почувствовав, пресекла Коляшину попытку обнять:
   - Пошли.
  Дойдя, до окраины поселка Зойка, чмокнув удивленного любовника в щеку, неожиданно заявила:
  - Все, дальше не провожай. – и, прячась в тень от назойливых фонарей легко растворилась во тьме.
   Проскочив пару улиц, она прокралась к маленькой кухоньке застывшей у огромного, сложенного из красного кирпича, дома и три раза легонько стукнула в зашторенное окошко, красиво отделанное вычурными наличниками. Постояла, и прежде чем стукнуть еще раз услышала сонный прорывающийся сквозь зевоту голос:
  - Кто там?
  - Тише ты, это я Зойка. Том впусти.
  Раздался скрип кроватной пружины, мгновение спустя с шелестом приоткрылась дверь и в ее проеме появилась взлохмоченая Томкина голова.
  - Заходи.
  Дверь распахнулась шире и Зойка пулей влетела в кухню.
  - Ну и че? – не оглядываясь, из темноты спросила подруга.
  - Потом, Том, потом, я спать хочу. - ответила Зойка на ходу снимая шлепки и скидывая халат. Ей вдруг, стало смешно, глядя на угловатую Томку, в длинной до пят ночной рубашке, взобравшуюся на кровать, поджав к подбородку колени, просыпавшуюся и любопытную. Смешно сравнивать с ней себя голую на песке в объятиях Коляши.
  - Ой, Том, у меня купальник еще не высох!
  - А, ладно, ничего, - буркнула Томка и тут же спросила – Вы что купались?
  - Ага! – ответила Зойка, натягивая одеяло.
  - Ну, ну рассказывай, - потребовала хозяйка, всем своим видом показывая интерес.
  - Ой, Том силов нету. Давай утром, ладно? – Зойка демонстративно потянулась и повернулась на бок.
  - Ну и пожалуйста! – обиделась подруга нехотя отворачиваясь:
  - Тоже мне…
  Зойка закрыла глаза, вновь и вновь переживая прошедшее и, засыпая, решила, что Коляша не тот парень, не для нее и больше с ним ничего не будет.
   Вырвавшись из плена воспоминаний, Зойка тупо уставилась в зеркало, где из распахнутого халата выглядывало ее бледное с давно сошедшим загаром, все еще стройное тело в прозрачных узких трусиках, из под которых выбивались клочья рыжих, курчавых волос.
  «Совсем за собой следить перестала» - мелькнуло в голове.
  - А для чего? А для кого? – вслух проговорила она, но рука сама потянулась в поисках бритвы.
   Воспоминания с новой силой навалились на нее, всколыхнув мутный ил из реки времени, и унося Зойку в далекие, ушедшие годы. Зойка вспомнила, как еще долго потом отбивалась от Коляшиных притязаний. С каждым днем случайный любовник, становился ей, все больше противен. Особенно, после того, как от возвышенных слов Роев перешел к угрозам, обещая набить морду и распуская тошнотворные сплетни. И когда ей это уже совсем надоело, пришлось «дать» Гришке Кролю, навсегда отбившему у Коляши всякую охоту. Колька затих, завел себе смазливую крашеную «куколку» и лишь дикая тоска битой цепной собаки навсегда засела в его голубых, как небо глазах. Правда, Зойку это уже не волновало. Кончалось лето, надо было определятся. Юркий молодой «препад» всего за одну ночь пристроил Зойкины документы в торговый техникум, который она вскоре бросила, толком и не зная почему. Однако, судьба игривой волной смыла и эту страницу жизни прибив Зойку к людному, денежному ресторану, в котором она по cей день работала официанткой. Со временем Зойка пообвыкла, пообтерлась и зажила как ее новые подруги – в меру крала, в меру обсчитывала, брала чаевые за красивые ножки и глазки. Впрочем, проституткой она себя не считала, так как клиентов на одну ночь не искала, а заводила «друга» из командировочных на недельку другую хозяйственников или уставших от быстро стареющих жен местных «отцов» различных общественных заведений не моложе сорока лет. Разница в возрасте, как правило, гарантировала Зойке попечительно-обходительное отношение мелкие капризы, а также невинные подарки в виде импортных кофточек костюмчиков и прочего барахла. Денег Зойка принципиально не брала в редких же случаях подобного хамства, со стороны любовника набычив пухлые губки и обиженно скосив глазки она непременно шипела:
  - Я тебе, что шлюха с панели? Со временем, ублажая «дядю» из исполкома Зойка сумела выбить из него уютную однокомнатную квартирку с удобствами и телефоном. Так же постепенно приобрела и мебель. Питаясь в ресторане, одеваясь за счет «друзей» отложила на книжку понемногу растущую сумму на будущее.
  - Вот как жить надо! – частенько хвасталась она на «девичниках» устраиваемых после закрытия ресторана тут же в зале.
  - Зой, а когда же замуж? – пытала ее полная стареющая тетя Паша, мать троих детей изо дня в день скорбно пыхтящая на кухне.
  - А что замужем весело? – смеялась Зойка зная как зверски бьет тетю Пашу муж, спившийся однорукий уголовник
  - Вот скоплю капиталец, что бы от мужа ни в чем не зависеть и охмурю какого ни будь балбеса из интеллигентов с докторской в портфеле, командировками за границу и буду ему верной и любящей.
   Впрочем, в любовь Зойка не верила. Вернее она ее не знала с той первой ночи навсегда усвоив простую истину - есть только похоть, животный инстинкт двух полов. И все таки изредка в сердце закрадывалась щемящая грусть от которой хотелось выть и до крови кусать губы. Однажды, с дуру, она чуть даже не согласилась на предложение молоденького лейтенанта зачастившего на обед в дневную смену. Лейтенант приходил каждый день, и лишь через неделю робко, задержав руку с протянутым Зойкой счетом, пригласил ее в кино. Зойка пошла, кляня себя за уступчивость. Потом они гуляли по ночному городу, целовались на скамейках парка, и впервые ей было так хорошо, необычно радостно и легко. Лейтенант был не похож на других ее «кавалеров», он не требовал немедленной близости и лишь тихонько вздыхал, случайно прикасаясь к ее груди. Но всему приходит конец. Лейтенант получил назначение и вскоре должен был уехать далеко-далеко на восток, куда-то в тайгу. Придя на свидание он сбивчиво, боясь быть недослышанным, говорил, что есть еще три дня, что его как военнослужащего распишут без месячного срока ожидания, что они будут жить счастливо и хорошо. Но Зойка его не слушала. Ее словно облили ледяной водой. Нет, она не пугалась далекой тайги, собственно она об этом даже не думала, как то сразу осознав, что не может стать женой. Просто не по ней это, ждать, готовить обеды, стирать пеленки, это претило ее существу, ее духу, всему тому, как она до этого жила, как хотела жить. Чувство злобы к этому чужому человеку, посягнувшему на самое святое, на ее, Зойкину свободу заклокотало в груди, затуманило мозг.
  - Нет! - закричала она, но опомнившись и смягчив тон, с трудом подбирая слова добавила:
  - Не выйдет у нас ничего, Павлик. Ты ведь меня совсем не знаешь. Какая я тебе жена?
  Зойка гладила его по коротким, стриженым волосам, словно малое дитя, пытаясь утешить и успокоить. А Павел шептал:
  -Зой, солнышко мое, я знаю ты еще меня не любишь. Но я ведь люблю! Я тебя на руках носить буду. Слышишь? Я все сам делать буду, я умею.
  От этих наивных слов у Зойки на душе стало тепло и, как то по детски весело. Затаенное, забитое материнское чувство неожиданно нахлынуло, встрепенуло сердце.
  « Глупышка, какой же ты еще маленький и как я стара для тебя. Я слишком много узнала в жизни, не будет у нас с тобой равенства, даже при равных годах». - подумала Зойка, но в слух сказала другие, страшные, обрывающие последние нити, слова:
  -Ты ведь меня не знаешь, Павлик. Совсем не знаешь. Ну какая я для тебя жена, я же блядь, блядью была и буду.
  - Нет! Не верю! Ты не такая, - стонал лейтенант:
  - Я знаю, знаю ты была со многими, но мне все равно. Все равно, что было до меня. Я никогда даже словом не попрекну тебя. Только будь со мной. Я растоплю твое сердце, в нем осколок зеркала, как у Кая. Только дай срок, помоги мне!
  - Дурак! - Зойка поднялась:
  - Какой осколок, какого зеркала? Да я же не удержусь, я буду трахаться с твоими друзьями, твоими солдатами. Ты ведь знаешь это и они, все, слышишь, все, будут смеяться тебе в след. Уезжай и забудь.
  Зойка повернулась и пошла прочь. Жалость и отчаяние разрывали ее сердце, мутили голову. Казалось еще одно ласковое слово и она обернется, бросится в его объятия.
  - Зойка, не уходи!
   Слово прозвучало. Но оно было настолько робким и неуверенным, настолько полным одновременного отчаяния и сомнения, что необъяснимое, трепетное чувство едва зарождавшееся в душе у Зойки разом оборвалось, похолодело. Неожиданно ей стало легко и свободно.
  - Да иди ты... ! - устало бросила женщина, на миг обернулась, что бы увидеть все ту же дикую, затравленную боль в полных слез глазах лейтенанта.
   Долгий звонок в дверь вывел Зойку из оцепенения. Она нехотя встала и дождавшись повторного звонка пошла открывать. На пороге стояла Стелла, давняя подруга и душеприказчица.
  - Приветик! Впусти, что ли, - весело прощебетала гостья и не дожидаясь пока хозяйка отойдет в сторону, ловко просунулась между Зойкой и дверью.
  Зойка медленно поплелась следом, все еще не очухавшись от воспоминаний и совершенно не радая подруге.
  - Скучаешь? - скинув плащ и плюхнувшись на не застланную тахту, спросила Стеллка, тут же принявшись исследовать содержимое туалетного столика.
  - Фи, что это ты за дрянью мажешься? Воняет как.
  - Да... так, одна тетка поставляет. Запах конечное не важнецкий. Но, знаешь кожу содержит, оживляет.
  - Правда? - Стелла привстала, запустила пальчик в баночку, поднесла его к лицу и захихикав добавила:
  - Ох и напоминает мне кое-что эта штука. Ее твоей тетке случайно не муж поставляет? Впрочем вряд ли, для мужа пожалуй и поздновато, а вот сынок пятнадцати-шестнадцатилетний, от избытка, запросто. - при этих словах Стелла громко и безудержно заржала.
  - Дай ка и я попробую! - она осторожно втерла мазь в щеку – Ух ты, щиплет, на спирту что ли?
  - Не знаю, говорит на травах. - равнодушно ответила Зойка:
  - Ты чего пришла?
  - Да просто так. А что нельзя? Или не вовремя?
  - Да, нет, почему. – Зойка пожала плечами:
  - Жалуйся!
  - А чего жаловаться, все о кей. Кстати, ты вечером занята?
  - Нет.
  - А Стасик?
  - Да ну его, надоел. Я ему выходной на недельку дала. Пусть свою жену жирнозадую ублажает. Небось забыл уже с какой стороны к ней подходить надо. Ох и мымра! Куда он только смотрел, когда женился!?
  - Закон природы. - Стелла закурила:
  - Разно полюсные магниты притягиваются, физика. Вот где ты видела, что бы муж и жена, оба красивые были? Или он блеск, а жена чучело, или наоборот. Особенно если мужик с «весом», у таких жены вообще страшнеют быстро. От достатка, что ли? Так ты не в «форме» значит?
  - Уже в «форме», только звонить Стасику все равно не хочу. А что?
  - Вот и я про то. Мой слинял на неделю в командировку. Пусть порезвится, да и я отдохну. Осточертело однообразие семейной жизни.
  - А если узнает?
  - Ну и что. Сам не без греха. Ты думаешь он там один спать будет? Черта с два! Но дело не в этом, пошли на видак!
  - Зачем?
  - На людей посмотрим, себя покажем. Там говорят сегодня клевый фильм будет. Не помню названия, но очень сексуальный.
  - Тебе что в жизни секса не хватает?
  - А, то, не то! Со стороны интересней, чувства обостряет, знаешь, как в замочную скважину.
  Я в детстве часто за предками подглядывала.
  - То-то ты такая развитая у нас! - хмыкнула Зойка.
  - Ага! Ну так че, идем!
  - Идем, черт с тобой!
   Остаток дня они про коротали сплетничая и прихорашиваясь, а к шести вечера, быстро собравшись, ушли. В видео-баре подругам, на удивление без проблем, удалось занять места рядом с телевизором. Толпа собиралась. К ним подсели два симпатичных парня, одетых в «фирму», с крупными печатками на пальцах. Вскоре потушили свет и на экране потекла заморская жизнь, вялая, до приторности красивая, незнакомая и мало понятная, с надуманными проблемами, томным, неестественно слащавым сексом.
  «Господи, отчего у нас все не так?» - с грустью подумала Зойка: - «Отчего только темень, да пот, тяжесть хрипящего в исступлении тела. А по утрам, как с похмелья, тошнота и отвращение к чужому, спящему рядом мужику, которого вновь и вновь принимаешь, терпишь его волосатые руки и ноги, удушливо обвивающие во сне».
  От размышлений Зойку оторвал Стеллкин шепот:
  - Глянь! Да не туда, вправо.
   За соседним столом сидел «джентельмен» кавказской национальности с привычно большим, ястребиным носом. Впившись в экран горящими от возбуждения глазами, рыкая в густые, жесткие усы он тискал, мял, щупал жалобно скрипящую кожу кресла, полностью растворившись во власти эмоций. В особенно пикантных сценах человек с Кавказа подпрыгивал, ерзал, буквально ничего не замечая вокруг. Приглушенные смешки заставили Зойку оглядеться. Многие позабыв о фильме уставились на их соседа перешептываясь и даже откровенно смеясь. Зойке стало скучно. Вскоре фильм закончился и возбужденная толпа повалила на улицу. Юные пары зябко ежась и страстно прижимаясь друг к другу заспешили в темень, дабы на практике испытать все увиденное, дрожа не столько от холода, сколько от нетерпения. А подруги не спеша направились к остановке.
  - Идут за нами. - обернувшись констатировала Стеллка, - Как они тебе?
  - Кто?
  - Не придуривайся, знаешь о ком говорю.
  - И что с того, что знаю? - Зойка поежилась и крепче ухватила подругу под руку.
  - Пойдем если пригласят?- спросила та.
  - А тебе уже хочется?
  - Ага!
   Словно подслушав их разговор незнакомцы прибавили шагу и вскоре догнали. Представились. Завязался привычный треп, за которым, как и ожидалось, последовало предложение поехать в гости - послушать музыку и вообще приятно провести время. Для приличия немного поломавшись подруги согласились и изменив маршрут компания подошла к новеньким белым «жигулям» одиноко стоявшим у обочины. Когда женщины разместились в ее промерзшем кузове, машина тронулась, петляя по вечернему городу. Зойка быстро потеряла дорогу. Впрочем это ее особенно не волновало. Не первый раз. Через полчаса машина остановились где то на окраине, в новостройках, у подъезда панельной многоэтажки. Лифт работал. На девятом этаже блондин открыл, обитую темно-коричневым дерматином дверь, щелкнул выключателем и прохожая наполнилась мягким нежно-голубым светом. Проводив женщин в гостиную и оставив наедине со стопкой иностранных журналов, мужчины извинившись удалились. С кухни донеслось шипение воды, газа, звяканье посуды, приглушенные разговоры. Осмотревшись и для проформы предложив «мальчикам» помощь, женщины уселись в уютные, с высокими спинками кресла устремив взоры в журналы. Вскоре появились Алик и Саша, так при знакомстве представились мужчины, ловко расставили на журнальном столике фрукты, фужеры и пузатые бутылки, вазу с конфетами.
  - Момент. - блондин подошел к магнитофону, нажал клавишу и из динамиков полилась популярная мелодия. Погас свет, уступая место радужным бликам цветомузыки. Хлопнула пробка и пенящееся розовое вино искрящимися струйками полилось в бокалы. «Чекнулись» за знакомство, выпили, наслаждаясь ароматом вина. Повторили. Приятная истома охватила тело, в голове закружилось и влекомая русоволосым Аликом Зойка задвигалась в медленном танце, с каждым движением все ближе и плотнее прижимаясь к телу партнера, на физическом уровне ощущая его просыпающее желание. Ставшие вольными и неудержимыми руки Алика рыскали по Зойкиному телу, ненадолго задерживаясь на его выпуклостях и впадинах. Губы блондина жадно целовали шею, глаза, губы. Зойка не противилась, гадая лишь когда он предложит пойти отдохнуть в соседнюю комнату. Сколько раз в ее жизни происходило подобное? До пошлости однообразное, словно написанное по одному, единому для всех сценарию. А ей то, дуре, каждый раз хотелось чего то иного, особенного, хоть чуточку похожего на ту экранную, заморскую жизнь. Но увы, все было так же как и всегда. Ее вновь покупали за глоток вина, за притворную ласку, покупали как любую другую вещь, не вникая в суть, заботясь лишь о сиюминутной полезности.
   «Глупая, а на что ты еще надеялась?» - спрашивала себя Зойка - «А может это только со стороны все так прекрасно? И я сама кажусь такой же счастливой и влюбленной тому кто смотрит в замочную скважину?» Улыбка озарения, доступности некой разгаданной тайны проступила на ее красивом, от вина зардевшемся лице. «Любовь! Нет ее, нет! Все это бред импотентов! К черту любовь! Миром правит голод и секс!» - невидимый груз развеянной иллюзии освободил душу и свободная от предрассудков, доступная для соблазнов она рвалась наружу, хмелем ударяя в голову, весело подгоняя в сердце кровь.
   Увлекаемая нетерпеливым любовником Зойка пьяно смеясь вошла в спальню. Обмякшее тело рухнуло на жалобно скрипнувшую постель и тут же Зойка почувствовала его шершавые пальцы задирающие платье.
  - Э..., ну как пусти!
  Парень на секунду замер. А довольная произведенным эффектом,Зойка весело добавила:
  - Пусти, я сама, а то колготки порвешь. Дефицит.
  Извиваясь змеей она легко сбросила с себя, в миг смявшийся в маленький комок, капрон.
  - Тогда и это тоже. - указал на платье, раздеваясь Алик. А когда оно с шелестом опустилось на пол, добавил:
  - И это. - грубо поддев прозрачную ткань импортной комбинации. И проводив ее падение взглядом, с вожделением уставился на голую, распластанную Зойку.
  - Чего пялишься, голой бабы никогда не видел? - инстинктивно прикрыв лоно рукою спросила Зойка.
  Алик повалился, всей тяжестью тела вминая в кровать, коленкой раздвинул Зойкины ноги. Легко вошел во влажное, давно к этому готовое влагалище, вызывая легкую боль и наслаждение. Потом, уже лежа рядом больно тискал, даже не стараясь быть осторожней.
  - Ну тише, ты! - ругнулась Зойка поворачиваясь на бок.
  - Ладно, - примирительно буркнул Алик, - Возбуди.
  - Это как это? - не сразу поняв намека, наивно спросила Зойка.
  - Сама знаешь, не маленькая!
  Но Зойку уже обожгла догадка.
  - Э, нет, это не мой профиль! - с отвращением зашипела она:
  - Сам уж как нибудь управляйся.
   Алик встал, натянул брюки и бросив:
  - Полежи я сейчас. - вышел захлопнув дверь.
  Укрывшись покрывалом и закинув руки за голову Зойка провалилась в сладкую дрему, оборванную шумом чьих то возбужденных голосов. Она привстала, сильнее натягивая покрывало, зашарила по полу в поисках разбросанных вещей, не отводя встревоженный взгляд от дверей. Но прежде чем пальцы нащупали платье дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный «бугай» на ходу расстегивая штаны. Сорвав с опешившей Зойки покрывало он опрокинул женщину на кровать. Крик застрял в Зойкиной глотке, скованной конвульсией страха и отчаяния:
  - Пусти, скотина, помогите! Алик, Алик!
  Нехотя отбиваясь от ее маленьких кулачков мужчина лег, раздирая ноги. И увидев в дверном проеме еще несколько пьяных, рыгочущих рож Зойка на конец то все поняла.
  - Попала, дура, так тебе и надо. - перестав сопротивляться шептала она. На смену «бугаю» пришел другой, потом еще и еще. Затем все исчезли, слышен был лишь дикий надсадный вой Стеллки, звон бьющегося стекла и все громче и громче ревущая музыка. Зойка не в силах пошевелиться лежала без мыслей и чувств, не зная на что решиться и лишь с тоской смотрела на желтый диск луны с любопытством заглядывающий в комнату. Шум вновь приблизился, ввалился в комнату пьяной толпой. Вспыхнул свет, ослепив, ударив в мозг.
  - Гляньте ка на нее! Лежит, понимаешь, балдеет, лярва. Не иначе еще хочет! - ехидный, писклявый голос помоями втекал в уши:
  - Ты, как думаешь, Ферзь?
  - В позу ее, падлу – рявкнул невидимый Зойке Ферзь. И тот час чьи то руки подхватили, сорвали ее с кровати, поставили на пол, перегнув пополам, почти ткнув головой в колючий, пыльный палас.
  - Сволочи!- закричала Зойка, ясно осознавая, что произойдет. Ее сильно ударили по почкам, икрам, ноги сами разъехались, расширепились и острая боль пронзила тело, выбивая из горла крик.
  - Ничего, ничего, это сейчас больно, потом понравиться, во вкус войдешь. - издевались вокруг.
   Затем ее бросили. Рухнув на пол сломанной куклой Зойка так и застыла в в принявшей телом позе, тупо вращая мутными, не способными на слезы глазами. Предательская пустота проникла в душу выдавливая ее из разбитого, надруганного тела, поволокой безразличия окутывая сознание. Зойке стало покойно и наплевательски безразлично, словно не она это лежит корчась на полу чужой квартиры, использованная пьяными отморозками, лежит и ждет – до чего еще додумаются эти ублюдки.
  - Блядь! Эта готова, неженка, мать твою... ! - прохрипел старший:
  - А хороша все таки, сучка!
   - Слышь, Ферзь. - заспешил, заторопился все тот же писклявый голос:
  - Алик говорит, она в рот брать не стала. Не ее профиль. Нехорошо, надо помочь даме пройти полную профориентацию.
  Дружный хохот и улюлюканье огласили квартиру.
  - Ладно, давай, помогай. - в голосе главаря прорезались веселые нотки.
  Чья то рука ухватила Зойку за волосы оторвала голову от пола и что бы ничего не видеть, женщина что есть силы зажмурила глаза, желая одного – смерти.
  - Открой зеньки, шлюха, открой и смотри!
  Волосы трещали, с корнями выдираемые из головы. И вместе с тошнотворным запахом Зойку поглотила долгожданная тьма.
   Шабаш затихал. Мозг понемногу прояснялся и чуть дыша, боясь шевелиться Зойка лежала уткнувшись лицом в пол напряженно вслушиваясь в звуки раздававшиеся вокруг. Сквозь всплески хохота, мата она неожиданно различила два абсолютно трезвых и спокойных голоса:
  - Ладно, а что с этими делать будем? Того?
  - Пусть живут, Отвези куда нибудь подальше, да выкинь. Не заложат, знали зачем шли. Да об этой, белой справочки наведи, пригодится. Только не тяни утро скоро.
   Вскоре Зойка получила несильный пинок под ребра и открыв глаза. увидела Алика, свежего, одетого и как то даже дружески улыбающегося.
  - Хватит дрыхнуть, вставай, одевайся быстро. Да помоги своей ..., - но видимо не найдя подходящих слов Алик не договорил. Зойка поднялась, постанывая оделась и вышла в гостиную. На полу валялась голая Стеллка с безумной улыбкой и вытаращенными глазами.
   Потом они ехали по утреннему, туманному городу, жмурясь облепляемые фарами встречных машин.
  - К дому хоть подвези, сволочь! - попросила Зойка.
  - Сделаем, адрес?
  - С начало на Площадь Революции 6, подругу высадим, а потом скажу.
  У Стеллкиного дома Зойка почти силком вытолкала из машины подругу, так по видимому и не понявшую куда ее привезли. Не было у Зойки к ней ни злобы, ни жалости, ничего, будто и самой Стеллки в ее жизни никогда не было.
  - Замерзнет. - неожиданно участливо заметил Алик, глядя в зеркало на усевшуюся на мокрую скамейку женщину.
  - Да и хрен с ней, все равно не жилец.
  - Ничего, отойдет, не такие отходят.
   Зойка спохватилась, назвала свой адрес и выйдя из машины не оборачиваясь вошла в подъезд. Широко расставляя отдающие болью ноги, держась за стену поползла вверх. Войдя в квартиру не раздеваясь рухнула на вздрогнувшую тахту. И только теперь слезы соленым ручьем потели из глаз. «Вот и все! Догулялась, получила сполна все что хотела! Была шлюхой, а стала...!» - она рыдала громко всхлипывая, кусая мокрую от слез подушку. Затем вдруг вскочила, подлетела к зеркалу и увидела незнакомую старую ведьму с разбитыми опухшими губами, клоком седых волос, ниспадающих на стеклянные глаза.
  - Тварь, тварь! - слов не хватало, они сменялись звериным воем и вновь словами, скомканными, тяжелыми напрочь перекрывающими дыхание:
  - А вы, грязные шакалы, все на одно лицо, с одними желаниями, где же ваша любовь ? Сволочи! Пашка, и ты сволочь! Сволочь, сволочь, такая же как и все! Люблю, люблю, любил бы силой увез. Не хочу, не хочу так больше, лучше петля, лучше смерть!
   Зойка распахнула шкаф, обрывая, стала выбрасывать из него многочисленные вещи и неожиданно увидела старенькое платье в голубой горошек, мятое и давно позабытое. Она бесполезно пыталась вспомнить, кто и когда ей его подарил. Лица длинной чередой проходили перед глазами. Но увы время стерло черты, того первого, купившего за ночь эту тряпку, но то, что именно это платье было первым Зойка знала точно.
  - Так стань же последним!
  Сорвав узкий белый пояс, женщина, дрожащими руками свила петлю, накинула ее себе на шею, привязала пояс к дверной ручке и резко, с трудом борясь с накатившей волной страха, бросила тело вперед, на встречу покою и мраку. Горло сперло болью, перехватило дыхание, ужас от происходящего на миг просветлил мозг. Зойка вскочила, в бесполезном порыве освободиться, но тьма, всепоглощающим покрывалом уже укутывала сознание. Подкосились непослушные, ставшие ватными, ноги и Зойка мешком свалилась на пол. С треском лопнули ветхие нити невидимого шва в самом основании петли. И пояс распался на ровные вытянутые лоскуты, оставляя кровавый след на Зойкиной шее.
   В полдень она очнулась, с тупой болью в голове и непонятной ломотой в горле. С ужасом взглянула на кавардак царящий в квартире и лишь затем поняла, что страшный, отвратительный сон, сном вовсе и не был. Что вступила она в новую полосу жизни, ужасающую в своей реальности и спасения от нее нет, кроме смерти, не пожелавшей забрать ее из этого гнусного мира. Повторить неудачную попытку самоубийства Зойка была не в силах, от самой мысли об этом ее тело охватывала дрожь, переходящая в истерику. С трудом поднявшись Зойка поплелась в ванну, где и провела остаток дня, в горячей мыльной воде смывая отвращение к собственному телу. Понемногу потягивая кислое, белое вино Зойка с садистским наслаждением загоняла собственный мозг в яму пьяного, спасительного отупения. На утро, лежа в постели постели и по-прежнему насильно накачивая себя новыми порциями, отрыгивающего горькой блевотиной, вяжущего во рту пойла, она вяло размышляла о том, как ей жить дальше. «Уехать? Куда, к кому?»
   Но первый шок уже прошел, унося затихающую боль и незаметно на смену горестных мыслей пришли новые.
  - А что собственно произошло? - в слух спросила себя Зойка:
  - Подумаешь хором оттрахали. Сколько нас таких по свету ходит и ничего живут. Сама виновата, впредь умнее будешь.
   Убеждая себя в безобразности и порочности этого мира, Зойка, тем самым как бы обеляла себя, поднимала до уровня других, безгрешных, а точнее опускала всех до своего уровня. Это давало силы, помогало отряхнуть навалившуюся тоску, возвращало к жизни. Но душа ее все глубже заворачивалась в неприступный кокон, сотканный из из крепких нитей обреченности, ледяным панцирем сковывающий сердце, холодом отдающий внутри, очищая мозг от сомнений, заполняя его безразличием. Зойка готовилась жить, жить как и прежде.
   Легкий морозец сковал лужи, высушил асфальт в день когда Зойка решила выбраться из своей «берлоги». Пряча в высокий воротник «Рысьей» шубы онемевшие, озябшие щеки, она медленно брела по вечернему проспекту, вглядываясь в стекла витрин, приноравливаясь, заранее привыкая, словно после долгой разлуки к этому давно знакомому но по прежнему чужому городу. Искоса, с злорадством поглядывая на стайки парней и девчат с хохотом и гамом втискивающихся в такси.
   - Смейтесь, смейтесь, время придет плакать будете. - шептала она ликуя от сознания собственной правоты, мысленно, с наслаждением представляя, как где-нибудь в подворотне, пустой квартире их будут пользовать, насиловать всеми известными способами. Она слышала крики раздираемых глоток и безумная улыбка умиротворенности, сладости отпечаталась на лице. Она неудержимо, дьявольски хотела, что бы все, все без исключения прошли сквозь пережитый ею ад, ибо каждая новая слеза, каждая капля пролитой крови сравняла бы их, лишила бы превосходства, хот в чем то, хоть в самой малости. В исступлении, в сатанинском экстазе, Зойка и сама была готова срывать одежды, затыкать глотки, бить, держать, лишь бы только видеть ужас в чьих то, молящих о помощи, глазах, видеть унижение выпавшие на ее долю, видеть и радоваться, радоваться, что не только она, но и другие прошли сквозь это.
   Скрип тормозов вывел Зойку из оцепенения. Впереди хрустя льдом стали, как вкопанные, белые «жигули» с смутно знакомыми номерами. Бесшумно открылась дверца и из салона вывалился крупный мужчина в новенькой, теплой «варенке» с очень знакомым лицом. Ужас сковал Зойкино тело, ноги одеревенели и позабыв все свои прежние мысли он стала лихорадочно решать, что делать. Парень не спеша, вразвалочку подошел и весело, как старой, доброй знакомой бросил:
  - Ба, какая встреча! Сколько лет, сколько зим? А мы тут с товарищем едим мимо, смотрим знакомая топает, дай думаем подвезем. Нам ведь по пути. Поехали прокатимся, поговорим. - мужчина крепко сжал Зойкин локоть, обнял и стал легонько подталкивать к автомобилю. За рулем сидел Алик, ласково улыбаясь и источая максимум доброжелательности.
  - Привет! Как дела, как здоровье подружки?
   Только сейчас Зойка вспомнила о Стелле, до этого ничего о ней не зная и не желая знать. Та, к счастью не звонила, не звонил и ее муж, освобождая от чужого груза беды. Зойка смолчала.
  - Ну вот, она все еще обижается! - удивленно воскликнул Алик:
  - А, между прочим, зря.
  - С тебя не убыло, чай лоханка не стерлась? - перебил Алика товарищ:
  - Знала куда шла, еще и чесалось наверное? Так что будь довольна.
  - Не обессудь, - снова вмешался в разговор Алик:
  - Мужики только с зоны откинулись, бабы лет по восемь не имели, все с педиками, от того и грубые. Да и тебе на пользу пошло, определенный опыт в жизни всегда пригодиться, - под хохот «бугая» закончил прелюдию он.
  - А теперь к делу. У нашего очень знакомого возникла проблема. Требуется женщина, а подружки, как назло все заняты. Так что удружи, отработай ночь, коль уж снова свела судьба.
  - Короче, есть клиент. - снова вмешался «бугай»:
  - Денежный, с Кавказа. Пойдешь..., - но увидев в Зойкиных глазах ненависть, больно схватив за подбородок зарычал:
  - Ты что сучка, ломаться будешь, я тебе нутро наизнанку выверну. Целку из себя корчить вздумала.
  - Глеб, перестань. - одернул дружка Алик:
  - Она девочка умная и так все понимает. А ты, - обращаясь к Зойке, - в накладе не будешь. Да и наше покровительство кое что значит.
   Он еще долго что-то объяснял, жестикулируя и ухмыляясь, но Зойка уже не слушала, к ужасу осознав что нет больше той независимой самоуверенной Зойки, кичащейся мнимой порядочностью и правом выбирать, трахающейся по собственному выбору, а не со всеми и не за деньги. « И все из-за этой паскуды Стеллки», - с ненавистью думала Зойка - « Блядь, удавила бы собственными руками, так изломала жизнь! Мало того, что заставят подставлять каждой скотине, так еще и деньги отдавать придется этим ублюдкам. И никуда не денешься. Хрен кто заступится. Кому ты нужна».
  Машина остановилась у трехэтажного здания, грязного и давно не крашенного. Хилые елочки у подъезда, плиточный тротуар наводили на мысль, что здание это принадлежит заводскому общежитию или захудалой, подведомственной гостинице.
  - Вот и приехали. - потягиваясь проговорил Алик:
  - Подымешься на второй этаж, комната двадцать четыре. Мальчика зовут Гиви, симпатичный такой. - мужчины весело рассмеялись.
  - Да, кстати, цена обговорена, если сможешь вытянуть больше, твои. Мы сюда подскочим к часикам одиннадцати, так, что смотри без глупостей. - напутствовал Глеб.
  Зойка выбралась из «жигулей» и безвольно, сомнамбулой двинулась к гостинице. Даже не взглянув на вахтершу поднялась на второй этаж и остановилась у огромного окна в конце коридора.
  Едва за ней захлопнулась дверца, Глеб повернулся к Алику:
  - Значит так, Олежка, деваха с гонором, как бы нам заподлянку не устроила. Не обтертая еще.
  - Да вот то ж. А, что делать если у гребаного Гиви «бендакс» до колен вырос. Хрен одну шлюху заставишь второй раз к нему идти.
  Парни весело рассмеялись.
  - Тогда вот, что, ты давай, заезжай в переулок и жди, а я полчасика под этой елочкой покурю.
  - Добро.
  Стоя у окна Зойка увидела отъезжающие «жигули» и решение само пришло в голову. Выждав для верности еще пять минут,она бегом бросилась к выходу. Женщина летела со всех ног, не глядя по сторонам и чуть не упала когда ее резко схватили за руку.
  - И куда это мы торопимся? - зло, с нескрываемой угрозой, проговорил Глеб. - и тут же с размаху ударил. В голове у Зойки помутнело, ноги подкосились, но она не упала удерживаемая мужской рукой. Глеб вновь замахнулся, но остановился услышав Аликов окрик:
  - Охолонь чуток, «фейс» испортишь. Хочешь что бы товарный вид потеряла? - и уже обращаясь к Зойке добавил:
  - Я думал ты умница, А оказывается у тебя голова тараканьими жопками набита. Дрянь. Ты, что нас за лохов держишь?
  - Ты.... ! - задыхаясь от ярости шипел Глеб:
  - Я не знаю что тебе сделаю! Я тебя калекой на всю жизнь оставлю! Я тебе...!
  Зойка не помнила сколько продолжалось внушение и как она снова оказалась на втором этаж, как звонила в номер двадцать четыре. Сознание восстановилось полностью лишь когда распахнулась дверь и на пороге появился человек в длинном байковом халате. Его костлявые пальца впились в дверной проем, побелев от напряжения. Мужчина вожделенно рассматривал Зойку горящими немигающими глазами, одобрительно цокая языком. Его жесткие, топорщащиеся усы почему то показались Зойке знакомыми. И вскоре она с удивлением поняла, что это был тот самый кавказец, над которым они со Стеллкой смеялись в тот проклятый вечер в видео-баре.
  - Господи, это судьба! - воскликнула Зойка и услышала:
  - Ви ко мнэ? Какой красивый дэвушка! Входы.
  Дверь глухо захлопнулась.
  - Что будэм пить! - галантно спросил Гиви:
  - Водку, коньяк?
  Зойкой овладело неудержимое желание «нажраться» до поросячего визга, до беспамятства, до того жуткого состояния, когда любое чудовище покажется красавцем, любой маразм богоугодным делом.
  - Водку! - ответила она, обреченно снимая платье.
   Ночь темной пеленой укутала землю, щедро рассыпая на заждавшемся небе мерцающие звезды. Тишиной прошлась по уставшим улицам, редкими звонками запоздалых трамваев нарушая их тревожный покой. Гиви спал на спине, широко раскинув руки, храпя и вздрагивая. Лежа рядом Зойка с горечью думала о своей непутевой жизни, от которой с годами сопьется, подурнеет, скурвится, растеряет приличных клиентов, но ежедневное блядство войдя в привычку, станет физиологической потребностью, заставит скитаться по убогим вокзалам, шашлычным, отдаваться за стакан вина, пачку сигарет, а то и за собственные деньги и потом сдохнет, никому не нужная, лишь с номером на безвестной могиле. Она встала, вытерла рукой липкую ляжку и поднеся ладонь к тонкому лучику света, отблеску дальних фонарей, поняла что это кровь. Вмиг подступила тошнота и обессилевшее тело стало ватным и непослушным. Кое как, ползая на карачках по полу, она собрала разбросанные вещи, оделась и с трудом переставляя ноги направилась к двери. Свежий ветер ударил в лицо, остужая пышущее жаром тело, взбадривая и успокаивая. Прячась в тень, Зойка долго вглядывалась в ночь, боясь снова увидеть знакомую машину, но ее не было.
  «Бежать!»- стучало в висках - «Бежать хоть на край земли, хоть на тот свет, лишь бы подальше от этого страшного города, этих страшных людей. Бежать. Раствориться, исчезнуть, сгинуть, что бы никто, никогда не вспоминал о тебе».
   Ветер, по-волчьи выл в водосточных трубах, нехотя срывая с веток последние пожухлые листья. С запада потянулась армада тяжелых свинцовых туч, готовая вот вот брызнуть колючей секущей крупой или снегом. Зойка уходила в ночь, подгоняемая ветром, уходила от себя, от окружающего ее мира в туманную неизвестность. Не выбирая дороги, боясь оказаться на прежней. Тяжесть давила на ее узкие плечи, тяжесть от неизвестного, неиспытанного женского счастья, тяжесть несуразной случайной жизни. Зойкау ходила в ночь, медленно тающую где-то там, на востоке. Зойка уходила в ночь, ибо утро обещало быть скверным.
  
  
  
  
   ЗОЙКА
  
  
  
  
  
   Утро выдалось скверное. Мутное, серое, рваными клочьями запоздалого тумана слизнем стекающего с оловянного неба, зыбкой мрячкой холодной и колючей оно уныло вползало в комнату едва просачиваясь сквозь плотную ткань портьеры. Мрачные тени сажей размазываясь по стенам до краев заполняли углы и ниши медленно приближаясь к бра вздрагивая и колыхаясь словно обжигаясь о его тускло мерцающие свечи. Зойка сидела перед трюмо в теплом фланелевом халате зябко поеживаясь и вглядываясь в зеркало где в сумраке застыло ее мраморное лицо с черными, как у покойника разводами под глазами. Высокий тюрбан из розового махрового полотенца делал ее похожей на мумию фараона неизвестно зачем вынутую из гробницы. Тупо болела голова и нехотя выдернув из бровей топорщившиеся волосинки, Зойка принялась втирать в щеки жиденькую пахучую мазь от которой лицо сделалось еще более чужим и серым. Покончив с лицом женщина принялась наносить сыворотку на худую длинную шею медленно приближаясь к крупной порядком обвислой груди с разбросанными в стороны бледными пятаками сосков. Длинным тонюсеньким пальчиком с облезлым и трескавшимся маникюром она зачерпнула новую порцию брезгливо морщась и вздрагивая от прикосновения к холодному студню. Мази набралось много и тяжелой вытянутой каплей она неизбежно сползала с ногтя готовая вот-вот сорваться вызывая у Зойки ярость и раздражение.
   А за окном взбесившийся ветер гнул и корежил деревья в бессильной злобе бросая в темные глазницы домов жмени крупного холодного дождя дребезжа стеклами и заставляя вздрагивать их обитателей.
   Капля сорвалась. Ударилась о кожу и не разбившись заскользила по глубокой узкой ложбинке:
  - Вот дрянь! – вырвалось из перекошенного злобой рта и схватив не умещающуюся в ладони грудь Зойка резко отвела ее в сторону с остервенением, до жгучей боли втирая мазь. Тепло волной пробежало по телу вызывая дрожь и приятную истому. Ярость отступила уступая место дьявольскому огню пламенем охватившему душу. Зойка посмотрела в зеркало и плутливая улыбка сморщила блеклые с синевой губы.
  - А ничего еще хороши. – удовлетворенно хмыкнула она разжимая пальцы.
   Грудь плюхнулась на живот, на мгновение сплющилась, завибрировала словно потревоженная пружина. Желание конвульсией содрогнуло тело, нежной болью потянуло в желудке постепенно опускаясь в пах.
   И тут неожиданно Зойка вспомнила, как когда-то очень давно умница и красавчик Коляша Роев задыхаясь от страсти и волнения дрожащей рукой лез под лифчик крепко и умело тискал вот эту самую грудь принося томную дразнящую боль. Как повалив на теплый песок пляжа целовал горячие иссохшиеся губы, шею, грудь, шершавым языком теребил соски безуспешно пытаясь сорвать с Зойки скользкие, узкие плавки. Зойка вспомнила, как «ломалась», широко растопырив ноги и едва сдерживая дрожь, и стуча зубами шептала:
  - Не надо! Не надо! – но увидев дикий блеск Коляшиных глаз уступила, приготовившись к боли и еще чему-то сладкому, и желанному о чем взахлеб, смачно рассказывала подруга Светка, поучая что и как в первый раз.
   Навалившись тяжелым телом сопя и хрипя:
  - Помоги же! – Коляша тыкался между ее ног, сильно потянув кожу вырывая спутавшиеся волосы, потом вдруг задергался целуя укусил губу и успокоился постанывая и тиская ее бедра. Сполз, лег рядом оставляя что-то слизкое неприятное на ноге и горечь от несбывшегося, горечь, злость и неприязнь.
   Отстранившись от него Зойка встала, скинула телепавшиеся на одной ноге плавки и бросилась в реку смывая в ее чистых теплых водах стыд и отвращение комом подступившее к горлу. Пару раз нырнув, она подплыла к берегу и стоя по пояс в воде крикнула:
  - Чего пялишься? Кинь халат.
  Роев встал, протянул руку к халату, но затем резко бросился к ней. Поднимая волны, брызгаясь и плескаясь, они долго дурачились, убегая и догоняя, друг друга. Его руки шарили по ее мокрому телу, губы искали губы. И уже не сопротивляясь, обмякшая Зойка вновь легла на песок выхваченная из воды крепкими Коляшиными руками. А потом было все: и боль, и сладость горячими приливами входящая в тело содрогая, раздирая внутренности заставляя их вибрировать, сжимая чужую жаркую плоть. И вскоре Зойка, сама уже, впиваясь ногтями в Коляшину спину, притягивала, вдавливала его в себя, стремясь поглотить слиться с ненасытным Коляшиным телом. Роев был неутомим. Уставшая и измотанная Зойка лишь ненадолго забывалась в легкой дреме, вновь оживая и возбуждаясь под его манящими поцелуями, осыпавшими ее лицо живот, ноги и грудь.
   Луна, давно перевалившая на другой край неба, стыдливо спряталась за случайное облако, тусклым ночником освещая землю. И лишь холодные звезды голубыми мерцающими глазами бесполых евнухов беззастенчиво глядели на них, подмигивая, словно давая обет вечного молчания.
  - Ну все, хватит. – увернувшись от Коляшиных губ сказала Зойка насытившаяся и очумелая от усталости:
   - Хватит, скоро рассвет, а у нас сегодня экзамен.
   Она поднялась, накинула халат и, отвернувшись, стала ловко поддевать все остальное:
  - Не надо, - не видя, но, почувствовав, пресекла Коляшину попытку обнять:
   - Пошли.
  Дойдя, до окраины поселка Зойка, чмокнув удивленного любовника в щеку, неожиданно заявила:
  - Все, дальше не провожай. – и, прячась в тень от назойливых фонарей легко растворилась во тьме.
   Проскочив пару улиц, она прокралась к маленькой кухоньке застывшей у огромного, сложенного из красного кирпича, дома и три раза легонько стукнула в зашторенное окошко, красиво отделанное вычурными наличниками. Постояла, и прежде чем стукнуть еще раз услышала сонный прорывающийся сквозь зевоту голос:
  - Кто там?
  - Тише ты, это я Зойка. Том впусти.
  Раздался скрип кроватной пружины, мгновение спустя с шелестом приоткрылась дверь и в ее проеме появилась взлохмоченая Томкина голова.
  - Заходи.
  Дверь распахнулась шире и Зойка пулей влетела в кухню.
  - Ну и че? – не оглядываясь, из темноты спросила подруга.
  - Потом, Том, потом, я спать хочу. - ответила Зойка на ходу снимая шлепки и скидывая халат. Ей вдруг, стало смешно, глядя на угловатую Томку, в длинной до пят ночной рубашке, взобравшуюся на кровать, поджав к подбородку колени, просыпавшуюся и любопытную. Смешно сравнивать с ней себя голую на песке в объятиях Коляши.
  - Ой, Том, у меня купальник еще не высох!
  - А, ладно, ничего, - буркнула Томка и тут же спросила – Вы что купались?
  - Ага! – ответила Зойка, натягивая одеяло.
  - Ну, ну рассказывай, - потребовала хозяйка, всем своим видом показывая интерес.
  - Ой, Том силов нету. Давай утром, ладно? – Зойка демонстративно потянулась и повернулась на бок.
  - Ну и пожалуйста! – обиделась подруга нехотя отворачиваясь:
  - Тоже мне…
  Зойка закрыла глаза, вновь и вновь переживая прошедшее и, засыпая, решила, что Коляша не тот парень, не для нее и больше с ним ничего не будет.
   Вырвавшись из плена воспоминаний, Зойка тупо уставилась в зеркало, где из распахнутого халата выглядывало ее бледное с давно сошедшим загаром, все еще стройное тело в прозрачных узких трусиках, из под которых выбивались клочья рыжих, курчавых волос.
  «Совсем за собой следить перестала» - мелькнуло в голове.
  - А для чего? А для кого? – вслух проговорила она, но рука сама потянулась в поисках бритвы.
   Воспоминания с новой силой навалились на нее, всколыхнув мутный ил из реки времени, и унося Зойку в далекие, ушедшие годы. Зойка вспомнила, как еще долго потом отбивалась от Коляшиных притязаний. С каждым днем случайный любовник, становился ей, все больше противен. Особенно, после того, как от возвышенных слов Роев перешел к угрозам, обещая набить морду и распуская тошнотворные сплетни. И когда ей это уже совсем надоело, пришлось «дать» Гришке Кролю, навсегда отбившему у Коляши всякую охоту. Колька затих, завел себе смазливую крашеную «куколку» и лишь дикая тоска битой цепной собаки навсегда засела в его голубых, как небо глазах. Правда, Зойку это уже не волновало. Кончалось лето, надо было определятся. Юркий молодой «препад» всего за одну ночь пристроил Зойкины документы в торговый техникум, который она вскоре бросила, толком и не зная почему. Однако, судьба игривой волной смыла и эту страницу жизни прибив Зойку к людному, денежному ресторану, в котором она по cей день работала официанткой. Со временем Зойка пообвыкла, пообтерлась и зажила как ее новые подруги – в меру крала, в меру обсчитывала, брала чаевые за красивые ножки и глазки. Впрочем, проституткой она себя не считала, так как клиентов на одну ночь не искала, а заводила «друга» из командировочных на недельку другую хозяйственников или уставших от быстро стареющих жен местных «отцов» различных общественных заведений не моложе сорока лет. Разница в возрасте, как правило, гарантировала Зойке попечительно-обходительное отношение мелкие капризы, а также невинные подарки в виде импортных кофточек костюмчиков и прочего барахла. Денег Зойка принципиально не брала в редких же случаях подобного хамства, со стороны любовника набычив пухлые губки и обиженно скосив глазки она непременно шипела:
  - Я тебе, что шлюха с панели? Со временем, ублажая «дядю» из исполкома Зойка сумела выбить из него уютную однокомнатную квартирку с удобствами и телефоном. Так же постепенно приобрела и мебель. Питаясь в ресторане, одеваясь за счет «друзей» отложила на книжку понемногу растущую сумму на будущее.
  - Вот как жить надо! – частенько хвасталась она на «девичниках» устраиваемых после закрытия ресторана тут же в зале.
  - Зой, а когда же замуж? – пытала ее полная стареющая тетя Паша, мать троих детей изо дня в день скорбно пыхтящая на кухне.
  - А что замужем весело? – смеялась Зойка зная как зверски бьет тетю Пашу муж, спившийся однорукий уголовник
  - Вот скоплю капиталец, что бы от мужа ни в чем не зависеть и охмурю какого ни будь балбеса из интеллигентов с докторской в портфеле, командировками за границу и буду ему верной и любящей.
   Впрочем, в любовь Зойка не верила. Вернее она ее не знала с той первой ночи навсегда усвоив простую истину - есть только похоть, животный инстинкт двух полов. И все таки изредка в сердце закрадывалась щемящая грусть от которой хотелось выть и до крови кусать губы. Однажды, с дуру, она чуть даже не согласилась на предложение молоденького лейтенанта зачастившего на обед в дневную смену. Лейтенант приходил каждый день, и лишь через неделю робко, задержав руку с протянутым Зойкой счетом, пригласил ее в кино. Зойка пошла, кляня себя за уступчивость. Потом они гуляли по ночному городу, целовались на скамейках парка, и впервые ей было так хорошо, необычно радостно и легко. Лейтенант был не похож на других ее «кавалеров», он не требовал немедленной близости и лишь тихонько вздыхал, случайно прикасаясь к ее груди. Но всему приходит конец. Лейтенант получил назначение и вскоре должен был уехать далеко-далеко на восток, куда-то в тайгу. Придя на свидание он сбивчиво, боясь быть недослышанным, говорил, что есть еще три дня, что его как военнослужащего распишут без месячного срока ожидания, что они будут жить счастливо и хорошо. Но Зойка его не слушала. Ее словно облили ледяной водой. Нет, она не пугалась далекой тайги, собственно она об этом даже не думала, как то сразу осознав, что не может стать женой. Просто не по ней это, ждать, готовить обеды, стирать пеленки, это претило ее существу, ее духу, всему тому, как она до этого жила, как хотела жить. Чувство злобы к этому чужому человеку, посягнувшему на самое святое, на ее, Зойкину свободу заклокотало в груди, затуманило мозг.
  - Нет! - закричала она, но опомнившись и смягчив тон, с трудом подбирая слова добавила:
  - Не выйдет у нас ничего, Павлик. Ты ведь меня совсем не знаешь. Какая я тебе жена?
  Зойка гладила его по коротким, стриженым волосам, словно малое дитя, пытаясь утешить и успокоить. А Павел шептал:
  -Зой, солнышко мое, я знаю ты еще меня не любишь. Но я ведь люблю! Я тебя на руках носить буду. Слышишь? Я все сам делать буду, я умею.
  От этих наивных слов у Зойки на душе стало тепло и, как то по детски весело. Затаенное, забитое материнское чувство неожиданно нахлынуло, встрепенуло сердце.
  « Глупышка, какой же ты еще маленький и как я стара для тебя. Я слишком много узнала в жизни, не будет у нас с тобой равенства, даже при равных годах». - подумала Зойка, но в слух сказала другие, страшные, обрывающие последние нити, слова:
  -Ты ведь меня не знаешь, Павлик. Совсем не знаешь. Ну какая я для тебя жена, я же блядь, блядью была и буду.
  - Нет! Не верю! Ты не такая, - стонал лейтенант:
  - Я знаю, знаю ты была со многими, но мне все равно. Все равно, что было до меня. Я никогда даже словом не попрекну тебя. Только будь со мной. Я растоплю твое сердце, в нем осколок зеркала, как у Кая. Только дай срок, помоги мне!
  - Дурак! - Зойка поднялась:
  - Какой осколок, какого зеркала? Да я же не удержусь, я буду трахаться с твоими друзьями, твоими солдатами. Ты ведь знаешь это и они, все, слышишь, все, будут смеяться тебе в след. Уезжай и забудь.
  Зойка повернулась и пошла прочь. Жалость и отчаяние разрывали ее сердце, мутили голову. Казалось еще одно ласковое слово и она обернется, бросится в его объятия.
  - Зойка, не уходи!
   Слово прозвучало. Но оно было настолько робким и неуверенным, настолько полным одновременного отчаяния и сомнения, что необъяснимое, трепетное чувство едва зарождавшееся в душе у Зойки разом оборвалось, похолодело. Неожиданно ей стало легко и свободно.
  - Да иди ты... ! - устало бросила женщина, на миг обернулась, что бы увидеть все ту же дикую, затравленную боль в полных слез глазах лейтенанта.
   Долгий звонок в дверь вывел Зойку из оцепенения. Она нехотя встала и дождавшись повторного звонка пошла открывать. На пороге стояла Стелла, давняя подруга и душеприказчица.
  - Приветик! Впусти, что ли, - весело прощебетала гостья и не дожидаясь пока хозяйка отойдет в сторону, ловко просунулась между Зойкой и дверью.
  Зойка медленно поплелась следом, все еще не очухавшись от воспоминаний и совершенно не радая подруге.
  - Скучаешь? - скинув плащ и плюхнувшись на не застланную тахту, спросила Стеллка, тут же принявшись исследовать содержимое туалетного столика.
  - Фи, что это ты за дрянью мажешься? Воняет как.
  - Да... так, одна тетка поставляет. Запах конечное не важнецкий. Но, знаешь кожу содержит, оживляет.
  - Правда? - Стелла привстала, запустила пальчик в баночку, поднесла его к лицу и захихикав добавила:
  - Ох и напоминает мне кое-что эта штука. Ее твоей тетке случайно не муж поставляет? Впрочем вряд ли, для мужа пожалуй и поздновато, а вот сынок пятнадцати-шестнадцатилетний, от избытка, запросто. - при этих словах Стелла громко и безудержно заржала.
  - Дай ка и я попробую! - она осторожно втерла мазь в щеку – Ух ты, щиплет, на спирту что ли?
  - Не знаю, говорит на травах. - равнодушно ответила Зойка:
  - Ты чего пришла?
  - Да просто так. А что нельзя? Или не вовремя?
  - Да, нет, почему. – Зойка пожала плечами:
  - Жалуйся!
  - А чего жаловаться, все о кей. Кстати, ты вечером занята?
  - Нет.
  - А Стасик?
  - Да ну его, надоел. Я ему выходной на недельку дала. Пусть свою жену жирнозадую ублажает. Небось забыл уже с какой стороны к ней подходить надо. Ох и мымра! Куда он только смотрел, когда женился!?
  - Закон природы. - Стелла закурила:
  - Разно полюсные магниты притягиваются, физика. Вот где ты видела, что бы муж и жена, оба красивые были? Или он блеск, а жена чучело, или наоборот. Особенно если мужик с «весом», у таких жены вообще страшнеют быстро. От достатка, что ли? Так ты не в «форме» значит?
  - Уже в «форме», только звонить Стасику все равно не хочу. А что?
  - Вот и я про то. Мой слинял на неделю в командировку. Пусть порезвится, да и я отдохну. Осточертело однообразие семейной жизни.
  - А если узнает?
  - Ну и что. Сам не без греха. Ты думаешь он там один спать будет? Черта с два! Но дело не в этом, пошли на видак!
  - Зачем?
  - На людей посмотрим, себя покажем. Там говорят сегодня клевый фильм будет. Не помню названия, но очень сексуальный.
  - Тебе что в жизни секса не хватает?
  - А, то, не то! Со стороны интересней, чувства обостряет, знаешь, как в замочную скважину.
  Я в детстве часто за предками подглядывала.
  - То-то ты такая развитая у нас! - хмыкнула Зойка.
  - Ага! Ну так че, идем!
  - Идем, черт с тобой!
   Остаток дня они про коротали сплетничая и прихорашиваясь, а к шести вечера, быстро собравшись, ушли. В видео-баре подругам, на удивление без проблем, удалось занять места рядом с телевизором. Толпа собиралась. К ним подсели два симпатичных парня, одетых в «фирму», с крупными печатками на пальцах. Вскоре потушили свет и на экране потекла заморская жизнь, вялая, до приторности красивая, незнакомая и мало понятная, с надуманными проблемами, томным, неестественно слащавым сексом.
  «Господи, отчего у нас все не так?» - с грустью подумала Зойка: - «Отчего только темень, да пот, тяжесть хрипящего в исступлении тела. А по утрам, как с похмелья, тошнота и отвращение к чужому, спящему рядом мужику, которого вновь и вновь принимаешь, терпишь его волосатые руки и ноги, удушливо обвивающие во сне».
  От размышлений Зойку оторвал Стеллкин шепот:
  - Глянь! Да не туда, вправо.
   За соседним столом сидел «джентельмен» кавказской национальности с привычно большим, ястребиным носом. Впившись в экран горящими от возбуждения глазами, рыкая в густые, жесткие усы он тискал, мял, щупал жалобно скрипящую кожу кресла, полностью растворившись во власти эмоций. В особенно пикантных сценах человек с Кавказа подпрыгивал, ерзал, буквально ничего не замечая вокруг. Приглушенные смешки заставили Зойку оглядеться. Многие позабыв о фильме уставились на их соседа перешептываясь и даже откровенно смеясь. Зойке стало скучно. Вскоре фильм закончился и возбужденная толпа повалила на улицу. Юные пары зябко ежась и страстно прижимаясь друг к другу заспешили в темень, дабы на практике испытать все увиденное, дрожа не столько от холода, сколько от нетерпения. А подруги не спеша направились к остановке.
  - Идут за нами. - обернувшись констатировала Стеллка, - Как они тебе?
  - Кто?
  - Не придуривайся, знаешь о ком говорю.
  - И что с того, что знаю? - Зойка поежилась и крепче ухватила подругу под руку.
  - Пойдем если пригласят?- спросила та.
  - А тебе уже хочется?
  - Ага!
   Словно подслушав их разговор незнакомцы прибавили шагу и вскоре догнали. Представились. Завязался привычный треп, за которым, как и ожидалось, последовало предложение поехать в гости - послушать музыку и вообще приятно провести время. Для приличия немного поломавшись подруги согласились и изменив маршрут компания подошла к новеньким белым «жигулям» одиноко стоявшим у обочины. Когда женщины разместились в ее промерзшем кузове, машина тронулась, петляя по вечернему городу. Зойка быстро потеряла дорогу. Впрочем это ее особенно не волновало. Не первый раз. Через полчаса машина остановились где то на окраине, в новостройках, у подъезда панельной многоэтажки. Лифт работал. На девятом этаже блондин открыл, обитую темно-коричневым дерматином дверь, щелкнул выключателем и прохожая наполнилась мягким нежно-голубым светом. Проводив женщин в гостиную и оставив наедине со стопкой иностранных журналов, мужчины извинившись удалились. С кухни донеслось шипение воды, газа, звяканье посуды, приглушенные разговоры. Осмотревшись и для проформы предложив «мальчикам» помощь, женщины уселись в уютные, с высокими спинками кресла устремив взоры в журналы. Вскоре появились Алик и Саша, так при знакомстве представились мужчины, ловко расставили на журнальном столике фрукты, фужеры и пузатые бутылки, вазу с конфетами.
  - Момент. - блондин подошел к магнитофону, нажал клавишу и из динамиков полилась популярная мелодия. Погас свет, уступая место радужным бликам цветомузыки. Хлопнула пробка и пенящееся розовое вино искрящимися струйками полилось в бокалы. «Чекнулись» за знакомство, выпили, наслаждаясь ароматом вина. Повторили. Приятная истома охватила тело, в голове закружилось и влекомая русоволосым Аликом Зойка задвигалась в медленном танце, с каждым движением все ближе и плотнее прижимаясь к телу партнера, на физическом уровне ощущая его просыпающее желание. Ставшие вольными и неудержимыми руки Алика рыскали по Зойкиному телу, ненадолго задерживаясь на его выпуклостях и впадинах. Губы блондина жадно целовали шею, глаза, губы. Зойка не противилась, гадая лишь когда он предложит пойти отдохнуть в соседнюю комнату. Сколько раз в ее жизни происходило подобное? До пошлости однообразное, словно написанное по одному, единому для всех сценарию. А ей то, дуре, каждый раз хотелось чего то иного, особенного, хоть чуточку похожего на ту экранную, заморскую жизнь. Но увы, все было так же как и всегда. Ее вновь покупали за глоток вина, за притворную ласку, покупали как любую другую вещь, не вникая в суть, заботясь лишь о сиюминутной полезности.
   «Глупая, а на что ты еще надеялась?» - спрашивала себя Зойка - «А может это только со стороны все так прекрасно? И я сама кажусь такой же счастливой и влюбленной тому кто смотрит в замочную скважину?» Улыбка озарения, доступности некой разгаданной тайны проступила на ее красивом, от вина зардевшемся лице. «Любовь! Нет ее, нет! Все это бред импотентов! К черту любовь! Миром правит голод и секс!» - невидимый груз развеянной иллюзии освободил душу и свободная от предрассудков, доступная для соблазнов она рвалась наружу, хмелем ударяя в голову, весело подгоняя в сердце кровь.
   Увлекаемая нетерпеливым любовником Зойка пьяно смеясь вошла в спальню. Обмякшее тело рухнуло на жалобно скрипнувшую постель и тут же Зойка почувствовала его шершавые пальцы задирающие платье.
  - Э..., ну как пусти!
  Парень на секунду замер. А довольная произведенным эффектом,Зойка весело добавила:
  - Пусти, я сама, а то колготки порвешь. Дефицит.
  Извиваясь змеей она легко сбросила с себя, в миг смявшийся в маленький комок, капрон.
  - Тогда и это тоже. - указал на платье, раздеваясь Алик. А когда оно с шелестом опустилось на пол, добавил:
  - И это. - грубо поддев прозрачную ткань импортной комбинации. И проводив ее падение взглядом, с вожделением уставился на голую, распластанную Зойку.
  - Чего пялишься, голой бабы никогда не видел? - инстинктивно прикрыв лоно рукою спросила Зойка.
  Алик повалился, всей тяжестью тела вминая в кровать, коленкой раздвинул Зойкины ноги. Легко вошел во влажное, давно к этому готовое влагалище, вызывая легкую боль и наслаждение. Потом, уже лежа рядом больно тискал, даже не стараясь быть осторожней.
  - Ну тише, ты! - ругнулась Зойка поворачиваясь на бок.
  - Ладно, - примирительно буркнул Алик, - Возбуди.
  - Это как это? - не сразу поняв намека, наивно спросила Зойка.
  - Сама знаешь, не маленькая!
  Но Зойку уже обожгла догадка.
  - Э, нет, это не мой профиль! - с отвращением зашипела она:
  - Сам уж как нибудь управляйся.
   Алик встал, натянул брюки и бросив:
  - Полежи я сейчас. - вышел захлопнув дверь.
  Укрывшись покрывалом и закинув руки за голову Зойка провалилась в сладкую дрему, оборванную шумом чьих то возбужденных голосов. Она привстала, сильнее натягивая покрывало, зашарила по полу в поисках разбросанных вещей, не отводя встревоженный взгляд от дверей. Но прежде чем пальцы нащупали платье дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный «бугай» на ходу расстегивая штаны. Сорвав с опешившей Зойки покрывало он опрокинул женщину на кровать. Крик застрял в Зойкиной глотке, скованной конвульсией страха и отчаяния:
  - Пусти, скотина, помогите! Алик, Алик!
  Нехотя отбиваясь от ее маленьких кулачков мужчина лег, раздирая ноги. И увидев в дверном проеме еще несколько пьяных, рыгочущих рож Зойка на конец то все поняла.
  - Попала, дура, так тебе и надо. - перестав сопротивляться шептала она. На смену «бугаю» пришел другой, потом еще и еще. Затем все исчезли, слышен был лишь дикий надсадный вой Стеллки, звон бьющегося стекла и все громче и громче ревущая музыка. Зойка не в силах пошевелиться лежала без мыслей и чувств, не зная на что решиться и лишь с тоской смотрела на желтый диск луны с любопытством заглядывающий в комнату. Шум вновь приблизился, ввалился в комнату пьяной толпой. Вспыхнул свет, ослепив, ударив в мозг.
  - Гляньте ка на нее! Лежит, понимаешь, балдеет, лярва. Не иначе еще хочет! - ехидный, писклявый голос помоями втекал в уши:
  - Ты, как думаешь, Ферзь?
  - В позу ее, падлу – рявкнул невидимый Зойке Ферзь. И тот час чьи то руки подхватили, сорвали ее с кровати, поставили на пол, перегнув пополам, почти ткнув головой в колючий, пыльный палас.
  - Сволочи!- закричала Зойка, ясно осознавая, что произойдет. Ее сильно ударили по почкам, икрам, ноги сами разъехались, расширепились и острая боль пронзила тело, выбивая из горла крик.
  - Ничего, ничего, это сейчас больно, потом понравиться, во вкус войдешь. - издевались вокруг.
   Затем ее бросили. Рухнув на пол сломанной куклой Зойка так и застыла в в принявшей телом позе, тупо вращая мутными, не способными на слезы глазами. Предательская пустота проникла в душу выдавливая ее из разбитого, надруганного тела, поволокой безразличия окутывая сознание. Зойке стало покойно и наплевательски безразлично, словно не она это лежит корчась на полу чужой квартиры, использованная пьяными отморозками, лежит и ждет – до чего еще додумаются эти ублюдки.
  - Блядь! Эта готова, неженка, мать твою... ! - прохрипел старший:
  - А хороша все таки, сучка!
   - Слышь, Ферзь. - заспешил, заторопился все тот же писклявый голос:
  - Алик говорит, она в рот брать не стала. Не ее профиль. Нехорошо, надо помочь даме пройти полную профориентацию.
  Дружный хохот и улюлюканье огласили квартиру.
  - Ладно, давай, помогай. - в голосе главаря прорезались веселые нотки.
  Чья то рука ухватила Зойку за волосы оторвала голову от пола и что бы ничего не видеть, женщина что есть силы зажмурила глаза, желая одного – смерти.
  - Открой зеньки, шлюха, открой и смотри!
  Волосы трещали, с корнями выдираемые из головы. И вместе с тошнотворным запахом Зойку поглотила долгожданная тьма.
   Шабаш затихал. Мозг понемногу прояснялся и чуть дыша, боясь шевелиться Зойка лежала уткнувшись лицом в пол напряженно вслушиваясь в звуки раздававшиеся вокруг. Сквозь всплески хохота, мата она неожиданно различила два абсолютно трезвых и спокойных голоса:
  - Ладно, а что с этими делать будем? Того?
  - Пусть живут, Отвези куда нибудь подальше, да выкинь. Не заложат, знали зачем шли. Да об этой, белой справочки наведи, пригодится. Только не тяни утро скоро.
   Вскоре Зойка получила несильный пинок под ребра и открыв глаза. увидела Алика, свежего, одетого и как то даже дружески улыбающегося.
  - Хватит дрыхнуть, вставай, одевайся быстро. Да помоги своей ..., - но видимо не найдя подходящих слов Алик не договорил. Зойка поднялась, постанывая оделась и вышла в гостиную. На полу валялась голая Стеллка с безумной улыбкой и вытаращенными глазами.
   Потом они ехали по утреннему, туманному городу, жмурясь облепляемые фарами встречных машин.
  - К дому хоть подвези, сволочь! - попросила Зойка.
  - Сделаем, адрес?
  - С начало на Площадь Революции 6, подругу высадим, а потом скажу.
  У Стеллкиного дома Зойка почти силком вытолкала из машины подругу, так по видимому и не понявшую куда ее привезли. Не было у Зойки к ней ни злобы, ни жалости, ничего, будто и самой Стеллки в ее жизни никогда не было.
  - Замерзнет. - неожиданно участливо заметил Алик, глядя в зеркало на усевшуюся на мокрую скамейку женщину.
  - Да и хрен с ней, все равно не жилец.
  - Ничего, отойдет, не такие отходят.
   Зойка спохватилась, назвала свой адрес и выйдя из машины не оборачиваясь вошла в подъезд. Широко расставляя отдающие болью ноги, держась за стену поползла вверх. Войдя в квартиру не раздеваясь рухнула на вздрогнувшую тахту. И только теперь слезы соленым ручьем потели из глаз. «Вот и все! Догулялась, получила сполна все что хотела! Была шлюхой, а стала...!» - она рыдала громко всхлипывая, кусая мокрую от слез подушку. Затем вдруг вскочила, подлетела к зеркалу и увидела незнакомую старую ведьму с разбитыми опухшими губами, клоком седых волос, ниспадающих на стеклянные глаза.
  - Тварь, тварь! - слов не хватало, они сменялись звериным воем и вновь словами, скомканными, тяжелыми напрочь перекрывающими дыхание:
  - А вы, грязные шакалы, все на одно лицо, с одними желаниями, где же ваша любовь ? Сволочи! Пашка, и ты сволочь! Сволочь, сволочь, такая же как и все! Люблю, люблю, любил бы силой увез. Не хочу, не хочу так больше, лучше петля, лучше смерть!
   Зойка распахнула шкаф, обрывая, стала выбрасывать из него многочисленные вещи и неожиданно увидела старенькое платье в голубой горошек, мятое и давно позабытое. Она бесполезно пыталась вспомнить, кто и когда ей его подарил. Лица длинной чередой проходили перед глазами. Но увы время стерло черты, того первого, купившего за ночь эту тряпку, но то, что именно это платье было первым Зойка знала точно.
  - Так стань же последним!
  Сорвав узкий белый пояс, женщина, дрожащими руками свила петлю, накинула ее себе на шею, привязала пояс к дверной ручке и резко, с трудом борясь с накатившей волной страха, бросила тело вперед, на встречу покою и мраку. Горло сперло болью, перехватило дыхание, ужас от происходящего на миг просветлил мозг. Зойка вскочила, в бесполезном порыве освободиться, но тьма, всепоглощающим покрывалом уже укутывала сознание. Подкосились непослушные, ставшие ватными, ноги и Зойка мешком свалилась на пол. С треском лопнули ветхие нити невидимого шва в самом основании петли. И пояс распался на ровные вытянутые лоскуты, оставляя кровавый след на Зойкиной шее.
   В полдень она очнулась, с тупой болью в голове и непонятной ломотой в горле. С ужасом взглянула на кавардак царящий в квартире и лишь затем поняла, что страшный, отвратительный сон, сном вовсе и не был. Что вступила она в новую полосу жизни, ужасающую в своей реальности и спасения от нее нет, кроме смерти, не пожелавшей забрать ее из этого гнусного мира. Повторить неудачную попытку самоубийства Зойка была не в силах, от самой мысли об этом ее тело охватывала дрожь, переходящая в истерику. С трудом поднявшись Зойка поплелась в ванну, где и провела остаток дня, в горячей мыльной воде смывая отвращение к собственному телу. Понемногу потягивая кислое, белое вино Зойка с садистским наслаждением загоняла собственный мозг в яму пьяного, спасительного отупения. На утро, лежа в постели постели и по-прежнему насильно накачивая себя новыми порциями, отрыгивающего горькой блевотиной, вяжущего во рту пойла, она вяло размышляла о том, как ей жить дальше. «Уехать? Куда, к кому?»
   Но первый шок уже прошел, унося затихающую боль и незаметно на смену горестных мыслей пришли новые.
  - А что собственно произошло? - в слух спросила себя Зойка:
  - Подумаешь хором оттрахали. Сколько нас таких по свету ходит и ничего живут. Сама виновата, впредь умнее будешь.
   Убеждая себя в безобразности и порочности этого мира, Зойка, тем самым как бы обеляла себя, поднимала до уровня других, безгрешных, а точнее опускала всех до своего уровня. Это давало силы, помогало отряхнуть навалившуюся тоску, возвращало к жизни. Но душа ее все глубже заворачивалась в неприступный кокон, сотканный из из крепких нитей обреченности, ледяным панцирем сковывающий сердце, холодом отдающий внутри, очищая мозг от сомнений, заполняя его безразличием. Зойка готовилась жить, жить как и прежде.
   Легкий морозец сковал лужи, высушил асфальт в день когда Зойка решила выбраться из своей «берлоги». Пряча в высокий воротник «Рысьей» шубы онемевшие, озябшие щеки, она медленно брела по вечернему проспекту, вглядываясь в стекла витрин, приноравливаясь, заранее привыкая, словно после долгой разлуки к этому давно знакомому но по прежнему чужому городу. Искоса, с злорадством поглядывая на стайки парней и девчат с хохотом и гамом втискивающихся в такси.
   - Смейтесь, смейтесь, время придет плакать будете. - шептала она ликуя от сознания собственной правоты, мысленно, с наслаждением представляя, как где-нибудь в подворотне, пустой квартире их будут пользовать, насиловать всеми известными способами. Она слышала крики раздираемых глоток и безумная улыбка умиротворенности, сладости отпечаталась на лице. Она неудержимо, дьявольски хотела, что бы все, все без исключения прошли сквозь пережитый ею ад, ибо каждая новая слеза, каждая капля пролитой крови сравняла бы их, лишила бы превосходства, хот в чем то, хоть в самой малости. В исступлении, в сатанинском экстазе, Зойка и сама была готова срывать одежды, затыкать глотки, бить, держать, лишь бы только видеть ужас в чьих то, молящих о помощи, глазах, видеть унижение выпавшие на ее долю, видеть и радоваться, радоваться, что не только она, но и другие прошли сквозь это.
   Скрип тормозов вывел Зойку из оцепенения. Впереди хрустя льдом стали, как вкопанные, белые «жигули» с смутно знакомыми номерами. Бесшумно открылась дверца и из салона вывалился крупный мужчина в новенькой, теплой «варенке» с очень знакомым лицом. Ужас сковал Зойкино тело, ноги одеревенели и позабыв все свои прежние мысли он стала лихорадочно решать, что делать. Парень не спеша, вразвалочку подошел и весело, как старой, доброй знакомой бросил:
  - Ба, какая встреча! Сколько лет, сколько зим? А мы тут с товарищем едим мимо, смотрим знакомая топает, дай думаем подвезем. Нам ведь по пути. Поехали прокатимся, поговорим. - мужчина крепко сжал Зойкин локоть, обнял и стал легонько подталкивать к автомобилю. За рулем сидел Алик, ласково улыбаясь и источая максимум доброжелательности.
  - Привет! Как дела, как здоровье подружки?
   Только сейчас Зойка вспомнила о Стелле, до этого ничего о ней не зная и не желая знать. Та, к счастью не звонила, не звонил и ее муж, освобождая от чужого груза беды. Зойка смолчала.
  - Ну вот, она все еще обижается! - удивленно воскликнул Алик:
  - А, между прочим, зря.
  - С тебя не убыло, чай лоханка не стерлась? - перебил Алика товарищ:
  - Знала куда шла, еще и чесалось наверное? Так что будь довольна.
  - Не обессудь, - снова вмешался в разговор Алик:
  - Мужики только с зоны откинулись, бабы лет по восемь не имели, все с педиками, от того и грубые. Да и тебе на пользу пошло, определенный опыт в жизни всегда пригодиться, - под хохот «бугая» закончил прелюдию он.
  - А теперь к делу. У нашего очень знакомого возникла проблема. Требуется женщина, а подружки, как назло все заняты. Так что удружи, отработай ночь, коль уж снова свела судьба.
  - Короче, есть клиент. - снова вмешался «бугай»:
  - Денежный, с Кавказа. Пойдешь..., - но увидев в Зойкиных глазах ненависть, больно схватив за подбородок зарычал:
  - Ты что сучка, ломаться будешь, я тебе нутро наизнанку выверну. Целку из себя корчить вздумала.
  - Глеб, перестань. - одернул дружка Алик:
  - Она девочка умная и так все понимает. А ты, - обращаясь к Зойке, - в накладе не будешь. Да и наше покровительство кое что значит.
   Он еще долго что-то объяснял, жестикулируя и ухмыляясь, но Зойка уже не слушала, к ужасу осознав что нет больше той независимой самоуверенной Зойки, кичащейся мнимой порядочностью и правом выбирать, трахающейся по собственному выбору, а не со всеми и не за деньги. « И все из-за этой паскуды Стеллки», - с ненавистью думала Зойка - « Блядь, удавила бы собственными руками, так изломала жизнь! Мало того, что заставят подставлять каждой скотине, так еще и деньги отдавать придется этим ублюдкам. И никуда не денешься. Хрен кто заступится. Кому ты нужна».
  Машина остановилась у трехэтажного здания, грязного и давно не крашенного. Хилые елочки у подъезда, плиточный тротуар наводили на мысль, что здание это принадлежит заводскому общежитию или захудалой, подведомственной гостинице.
  - Вот и приехали. - потягиваясь проговорил Алик:
  - Подымешься на второй этаж, комната двадцать четыре. Мальчика зовут Гиви, симпатичный такой. - мужчины весело рассмеялись.
  - Да, кстати, цена обговорена, если сможешь вытянуть больше, твои. Мы сюда подскочим к часикам одиннадцати, так, что смотри без глупостей. - напутствовал Глеб.
  Зойка выбралась из «жигулей» и безвольно, сомнамбулой двинулась к гостинице. Даже не взглянув на вахтершу поднялась на второй этаж и остановилась у огромного окна в конце коридора.
  Едва за ней захлопнулась дверца, Глеб повернулся к Алику:
  - Значит так, Олежка, деваха с гонором, как бы нам заподлянку не устроила. Не обтертая еще.
  - Да вот то ж. А, что делать если у гребаного Гиви «бендакс» до колен вырос. Хрен одну шлюху заставишь второй раз к нему идти.
  Парни весело рассмеялись.
  - Тогда вот, что, ты давай, заезжай в переулок и жди, а я полчасика под этой елочкой покурю.
  - Добро.
  Стоя у окна Зойка увидела отъезжающие «жигули» и решение само пришло в голову. Выждав для верности еще пять минут,она бегом бросилась к выходу. Женщина летела со всех ног, не глядя по сторонам и чуть не упала когда ее резко схватили за руку.
  - И куда это мы торопимся? - зло, с нескрываемой угрозой, проговорил Глеб. - и тут же с размаху ударил. В голове у Зойки помутнело, ноги подкосились, но она не упала удерживаемая мужской рукой. Глеб вновь замахнулся, но остановился услышав Аликов окрик:
  - Охолонь чуток, «фейс» испортишь. Хочешь что бы товарный вид потеряла? - и уже обращаясь к Зойке добавил:
  - Я думал ты умница, А оказывается у тебя голова тараканьими жопками набита. Дрянь. Ты, что нас за лохов держишь?
  - Ты.... ! - задыхаясь от ярости шипел Глеб:
  - Я не знаю что тебе сделаю! Я тебя калекой на всю жизнь оставлю! Я тебе...!
  Зойка не помнила сколько продолжалось внушение и как она снова оказалась на втором этаж, как звонила в номер двадцать четыре. Сознание восстановилось полностью лишь когда распахнулась дверь и на пороге появился человек в длинном байковом халате. Его костлявые пальца впились в дверной проем, побелев от напряжения. Мужчина вожделенно рассматривал Зойку горящими немигающими глазами, одобрительно цокая языком. Его жесткие, топорщащиеся усы почему то показались Зойке знакомыми. И вскоре она с удивлением поняла, что это был тот самый кавказец, над которым они со Стеллкой смеялись в тот проклятый вечер в видео-баре.
  - Господи, это судьба! - воскликнула Зойка и услышала:
  - Ви ко мнэ? Какой красивый дэвушка! Входы.
  Дверь глухо захлопнулась.
  - Что будэм пить! - галантно спросил Гиви:
  - Водку, коньяк?
  Зойкой овладело неудержимое желание «нажраться» до поросячего визга, до беспамятства, до того жуткого состояния, когда любое чудовище покажется красавцем, любой маразм богоугодным делом.
  - Водку! - ответила она, обреченно снимая платье.
   Ночь темной пеленой укутала землю, щедро рассыпая на заждавшемся небе мерцающие звезды. Тишиной прошлась по уставшим улицам, редкими звонками запоздалых трамваев нарушая их тревожный покой. Гиви спал на спине, широко раскинув руки, храпя и вздрагивая. Лежа рядом Зойка с горечью думала о своей непутевой жизни, от которой с годами сопьется, подурнеет, скурвится, растеряет приличных клиентов, но ежедневное блядство войдя в привычку, станет физиологической потребностью, заставит скитаться по убогим вокзалам, шашлычным, отдаваться за стакан вина, пачку сигарет, а то и за собственные деньги и потом сдохнет, никому не нужная, лишь с номером на безвестной могиле. Она встала, вытерла рукой липкую ляжку и поднеся ладонь к тонкому лучику света, отблеску дальних фонарей, поняла что это кровь. Вмиг подступила тошнота и обессилевшее тело стало ватным и непослушным. Кое как, ползая на карачках по полу, она собрала разбросанные вещи, оделась и с трудом переставляя ноги направилась к двери. Свежий ветер ударил в лицо, остужая пышущее жаром тело, взбадривая и успокаивая. Прячась в тень, Зойка долго вглядывалась в ночь, боясь снова увидеть знакомую машину, но ее не было.
  «Бежать!»- стучало в висках - «Бежать хоть на край земли, хоть на тот свет, лишь бы подальше от этого страшного города, этих страшных людей. Бежать. Раствориться, исчезнуть, сгинуть, что бы никто, никогда не вспоминал о тебе».
   Ветер, по-волчьи выл в водосточных трубах, нехотя срывая с веток последние пожухлые листья. С запада потянулась армада тяжелых свинцовых туч, готовая вот вот брызнуть колючей секущей крупой или снегом. Зойка уходила в ночь, подгоняемая ветром, уходила от себя, от окружающего ее мира в туманную неизвестность. Не выбирая дороги, боясь оказаться на прежней. Тяжесть давила на ее узкие плечи, тяжесть от неизвестного, неиспытанного женского счастья, тяжесть несуразной случайной жизни. Зойкау ходила в ночь, медленно тающую где-то там, на востоке. Зойка уходила в ночь, ибо утро обещало быть скверным.
  
  
  
  
  
  
   ЗОЙКА
  
  
  
  
  
   Утро выдалось скверное. Мутное, серое, рваными клочьями запоздалого тумана слизнем стекающего с оловянного неба, зыбкой мрячкой холодной и колючей оно уныло вползало в комнату едва просачиваясь сквозь плотную ткань портьеры. Мрачные тени сажей размазываясь по стенам до краев заполняли углы и ниши медленно приближаясь к бра вздрагивая и колыхаясь словно обжигаясь о его тускло мерцающие свечи. Зойка сидела перед трюмо в теплом фланелевом халате зябко поеживаясь и вглядываясь в зеркало где в сумраке застыло ее мраморное лицо с черными, как у покойника разводами под глазами. Высокий тюрбан из розового махрового полотенца делал ее похожей на мумию фараона неизвестно зачем вынутую из гробницы. Тупо болела голова и нехотя выдернув из бровей топорщившиеся волосинки, Зойка принялась втирать в щеки жиденькую пахучую мазь от которой лицо сделалось еще более чужим и серым. Покончив с лицом женщина принялась наносить сыворотку на худую длинную шею медленно приближаясь к крупной порядком обвислой груди с разбросанными в стороны бледными пятаками сосков. Длинным тонюсеньким пальчиком с облезлым и трескавшимся маникюром она зачерпнула новую порцию брезгливо морщась и вздрагивая от прикосновения к холодному студню. Мази набралось много и тяжелой вытянутой каплей она неизбежно сползала с ногтя готовая вот-вот сорваться вызывая у Зойки ярость и раздражение.
   А за окном взбесившийся ветер гнул и корежил деревья в бессильной злобе бросая в темные глазницы домов жмени крупного холодного дождя дребезжа стеклами и заставляя вздрагивать их обитателей.
   Капля сорвалась. Ударилась о кожу и не разбившись заскользила по глубокой узкой ложбинке:
  - Вот дрянь! – вырвалось из перекошенного злобой рта и схватив не умещающуюся в ладони грудь Зойка резко отвела ее в сторону с остервенением, до жгучей боли втирая мазь. Тепло волной пробежало по телу вызывая дрожь и приятную истому. Ярость отступила уступая место дьявольскому огню пламенем охватившему душу. Зойка посмотрела в зеркало и плутливая улыбка сморщила блеклые с синевой губы.
  - А ничего еще хороши. – удовлетворенно хмыкнула она разжимая пальцы.
   Грудь плюхнулась на живот, на мгновение сплющилась, завибрировала словно потревоженная пружина. Желание конвульсией содрогнуло тело, нежной болью потянуло в желудке постепенно опускаясь в пах.
   И тут неожиданно Зойка вспомнила, как когда-то очень давно умница и красавчик Коляша Роев задыхаясь от страсти и волнения дрожащей рукой лез под лифчик крепко и умело тискал вот эту самую грудь принося томную дразнящую боль. Как повалив на теплый песок пляжа целовал горячие иссохшиеся губы, шею, грудь, шершавым языком теребил соски безуспешно пытаясь сорвать с Зойки скользкие, узкие плавки. Зойка вспомнила, как «ломалась», широко растопырив ноги и едва сдерживая дрожь, и стуча зубами шептала:
  - Не надо! Не надо! – но увидев дикий блеск Коляшиных глаз уступила, приготовившись к боли и еще чему-то сладкому, и желанному о чем взахлеб, смачно рассказывала подруга Светка, поучая что и как в первый раз.
   Навалившись тяжелым телом сопя и хрипя:
  - Помоги же! – Коляша тыкался между ее ног, сильно потянув кожу вырывая спутавшиеся волосы, потом вдруг задергался целуя укусил губу и успокоился постанывая и тиская ее бедра. Сполз, лег рядом оставляя что-то слизкое неприятное на ноге и горечь от несбывшегося, горечь, злость и неприязнь.
   Отстранившись от него Зойка встала, скинула телепавшиеся на одной ноге плавки и бросилась в реку смывая в ее чистых теплых водах стыд и отвращение комом подступившее к горлу. Пару раз нырнув, она подплыла к берегу и стоя по пояс в воде крикнула:
  - Чего пялишься? Кинь халат.
  Роев встал, протянул руку к халату, но затем резко бросился к ней. Поднимая волны, брызгаясь и плескаясь, они долго дурачились, убегая и догоняя, друг друга. Его руки шарили по ее мокрому телу, губы искали губы. И уже не сопротивляясь, обмякшая Зойка вновь легла на песок выхваченная из воды крепкими Коляшиными руками. А потом было все: и боль, и сладость горячими приливами входящая в тело содрогая, раздирая внутренности заставляя их вибрировать, сжимая чужую жаркую плоть. И вскоре Зойка, сама уже, впиваясь ногтями в Коляшину спину, притягивала, вдавливала его в себя, стремясь поглотить слиться с ненасытным Коляшиным телом. Роев был неутомим. Уставшая и измотанная Зойка лишь ненадолго забывалась в легкой дреме, вновь оживая и возбуждаясь под его манящими поцелуями, осыпавшими ее лицо живот, ноги и грудь.
   Луна, давно перевалившая на другой край неба, стыдливо спряталась за случайное облако, тусклым ночником освещая землю. И лишь холодные звезды голубыми мерцающими глазами бесполых евнухов беззастенчиво глядели на них, подмигивая, словно давая обет вечного молчания.
  - Ну все, хватит. – увернувшись от Коляшиных губ сказала Зойка насытившаяся и очумелая от усталости:
   - Хватит, скоро рассвет, а у нас сегодня экзамен.
   Она поднялась, накинула халат и, отвернувшись, стала ловко поддевать все остальное:
  - Не надо, - не видя, но, почувствовав, пресекла Коляшину попытку обнять:
   - Пошли.
  Дойдя, до окраины поселка Зойка, чмокнув удивленного любовника в щеку, неожиданно заявила:
  - Все, дальше не провожай. – и, прячась в тень от назойливых фонарей легко растворилась во тьме.
   Проскочив пару улиц, она прокралась к маленькой кухоньке застывшей у огромного, сложенного из красного кирпича, дома и три раза легонько стукнула в зашторенное окошко, красиво отделанное вычурными наличниками. Постояла, и прежде чем стукнуть еще раз услышала сонный прорывающийся сквозь зевоту голос:
  - Кто там?
  - Тише ты, это я Зойка. Том впусти.
  Раздался скрип кроватной пружины, мгновение спустя с шелестом приоткрылась дверь и в ее проеме появилась взлохмоченая Томкина голова.
  - Заходи.
  Дверь распахнулась шире и Зойка пулей влетела в кухню.
  - Ну и че? – не оглядываясь, из темноты спросила подруга.
  - Потом, Том, потом, я спать хочу. - ответила Зойка на ходу снимая шлепки и скидывая халат. Ей вдруг, стало смешно, глядя на угловатую Томку, в длинной до пят ночной рубашке, взобравшуюся на кровать, поджав к подбородку колени, просыпавшуюся и любопытную. Смешно сравнивать с ней себя голую на песке в объятиях Коляши.
  - Ой, Том, у меня купальник еще не высох!
  - А, ладно, ничего, - буркнула Томка и тут же спросила – Вы что купались?
  - Ага! – ответила Зойка, натягивая одеяло.
  - Ну, ну рассказывай, - потребовала хозяйка, всем своим видом показывая интерес.
  - Ой, Том силов нету. Давай утром, ладно? – Зойка демонстративно потянулась и повернулась на бок.
  - Ну и пожалуйста! – обиделась подруга нехотя отворачиваясь:
  - Тоже мне…
  Зойка закрыла глаза, вновь и вновь переживая прошедшее и, засыпая, решила, что Коляша не тот парень, не для нее и больше с ним ничего не будет.
   Вырвавшись из плена воспоминаний, Зойка тупо уставилась в зеркало, где из распахнутого халата выглядывало ее бледное с давно сошедшим загаром, все еще стройное тело в прозрачных узких трусиках, из под которых выбивались клочья рыжих, курчавых волос.
  «Совсем за собой следить перестала» - мелькнуло в голове.
  - А для чего? А для кого? – вслух проговорила она, но рука сама потянулась в поисках бритвы.
   Воспоминания с новой силой навалились на нее, всколыхнув мутный ил из реки времени, и унося Зойку в далекие, ушедшие годы. Зойка вспомнила, как еще долго потом отбивалась от Коляшиных притязаний. С каждым днем случайный любовник, становился ей, все больше противен. Особенно, после того, как от возвышенных слов Роев перешел к угрозам, обещая набить морду и распуская тошнотворные сплетни. И когда ей это уже совсем надоело, пришлось «дать» Гришке Кролю, навсегда отбившему у Коляши всякую охоту. Колька затих, завел себе смазливую крашеную «куколку» и лишь дикая тоска битой цепной собаки навсегда засела в его голубых, как небо глазах. Правда, Зойку это уже не волновало. Кончалось лето, надо было определятся. Юркий молодой «препад» всего за одну ночь пристроил Зойкины документы в торговый техникум, который она вскоре бросила, толком и не зная почему. Однако, судьба игривой волной смыла и эту страницу жизни прибив Зойку к людному, денежному ресторану, в котором она по cей день работала официанткой. Со временем Зойка пообвыкла, пообтерлась и зажила как ее новые подруги – в меру крала, в меру обсчитывала, брала чаевые за красивые ножки и глазки. Впрочем, проституткой она себя не считала, так как клиентов на одну ночь не искала, а заводила «друга» из командировочных на недельку другую хозяйственников или уставших от быстро стареющих жен местных «отцов» различных общественных заведений не моложе сорока лет. Разница в возрасте, как правило, гарантировала Зойке попечительно-обходительное отношение мелкие капризы, а также невинные подарки в виде импортных кофточек костюмчиков и прочего барахла. Денег Зойка принципиально не брала в редких же случаях подобного хамства, со стороны любовника набычив пухлые губки и обиженно скосив глазки она непременно шипела:
  - Я тебе, что шлюха с панели? Со временем, ублажая «дядю» из исполкома Зойка сумела выбить из него уютную однокомнатную квартирку с удобствами и телефоном. Так же постепенно приобрела и мебель. Питаясь в ресторане, одеваясь за счет «друзей» отложила на книжку понемногу растущую сумму на будущее.
  - Вот как жить надо! – частенько хвасталась она на «девичниках» устраиваемых после закрытия ресторана тут же в зале.
  - Зой, а когда же замуж? – пытала ее полная стареющая тетя Паша, мать троих детей изо дня в день скорбно пыхтящая на кухне.
  - А что замужем весело? – смеялась Зойка зная как зверски бьет тетю Пашу муж, спившийся однорукий уголовник
  - Вот скоплю капиталец, что бы от мужа ни в чем не зависеть и охмурю какого ни будь балбеса из интеллигентов с докторской в портфеле, командировками за границу и буду ему верной и любящей.
   Впрочем, в любовь Зойка не верила. Вернее она ее не знала с той первой ночи навсегда усвоив простую истину - есть только похоть, животный инстинкт двух полов. И все таки изредка в сердце закрадывалась щемящая грусть от которой хотелось выть и до крови кусать губы. Однажды, с дуру, она чуть даже не согласилась на предложение молоденького лейтенанта зачастившего на обед в дневную смену. Лейтенант приходил каждый день, и лишь через неделю робко, задержав руку с протянутым Зойкой счетом, пригласил ее в кино. Зойка пошла, кляня себя за уступчивость. Потом они гуляли по ночному городу, целовались на скамейках парка, и впервые ей было так хорошо, необычно радостно и легко. Лейтенант был не похож на других ее «кавалеров», он не требовал немедленной близости и лишь тихонько вздыхал, случайно прикасаясь к ее груди. Но всему приходит конец. Лейтенант получил назначение и вскоре должен был уехать далеко-далеко на восток, куда-то в тайгу. Придя на свидание он сбивчиво, боясь быть недослышанным, говорил, что есть еще три дня, что его как военнослужащего распишут без месячного срока ожидания, что они будут жить счастливо и хорошо. Но Зойка его не слушала. Ее словно облили ледяной водой. Нет, она не пугалась далекой тайги, собственно она об этом даже не думала, как то сразу осознав, что не может стать женой. Просто не по ней это, ждать, готовить обеды, стирать пеленки, это претило ее существу, ее духу, всему тому, как она до этого жила, как хотела жить. Чувство злобы к этому чужому человеку, посягнувшему на самое святое, на ее, Зойкину свободу заклокотало в груди, затуманило мозг.
  - Нет! - закричала она, но опомнившись и смягчив тон, с трудом подбирая слова добавила:
  - Не выйдет у нас ничего, Павлик. Ты ведь меня совсем не знаешь. Какая я тебе жена?
  Зойка гладила его по коротким, стриженым волосам, словно малое дитя, пытаясь утешить и успокоить. А Павел шептал:
  -Зой, солнышко мое, я знаю ты еще меня не любишь. Но я ведь люблю! Я тебя на руках носить буду. Слышишь? Я все сам делать буду, я умею.
  От этих наивных слов у Зойки на душе стало тепло и, как то по детски весело. Затаенное, забитое материнское чувство неожиданно нахлынуло, встрепенуло сердце.
  « Глупышка, какой же ты еще маленький и как я стара для тебя. Я слишком много узнала в жизни, не будет у нас с тобой равенства, даже при равных годах». - подумала Зойка, но в слух сказала другие, страшные, обрывающие последние нити, слова:
  -Ты ведь меня не знаешь, Павлик. Совсем не знаешь. Ну какая я для тебя жена, я же блядь, блядью была и буду.
  - Нет! Не верю! Ты не такая, - стонал лейтенант:
  - Я знаю, знаю ты была со многими, но мне все равно. Все равно, что было до меня. Я никогда даже словом не попрекну тебя. Только будь со мной. Я растоплю твое сердце, в нем осколок зеркала, как у Кая. Только дай срок, помоги мне!
  - Дурак! - Зойка поднялась:
  - Какой осколок, какого зеркала? Да я же не удержусь, я буду трахаться с твоими друзьями, твоими солдатами. Ты ведь знаешь это и они, все, слышишь, все, будут смеяться тебе в след. Уезжай и забудь.
  Зойка повернулась и пошла прочь. Жалость и отчаяние разрывали ее сердце, мутили голову. Казалось еще одно ласковое слово и она обернется, бросится в его объятия.
  - Зойка, не уходи!
   Слово прозвучало. Но оно было настолько робким и неуверенным, настолько полным одновременного отчаяния и сомнения, что необъяснимое, трепетное чувство едва зарождавшееся в душе у Зойки разом оборвалось, похолодело. Неожиданно ей стало легко и свободно.
  - Да иди ты... ! - устало бросила женщина, на миг обернулась, что бы увидеть все ту же дикую, затравленную боль в полных слез глазах лейтенанта.
   Долгий звонок в дверь вывел Зойку из оцепенения. Она нехотя встала и дождавшись повторного звонка пошла открывать. На пороге стояла Стелла, давняя подруга и душеприказчица.
  - Приветик! Впусти, что ли, - весело прощебетала гостья и не дожидаясь пока хозяйка отойдет в сторону, ловко просунулась между Зойкой и дверью.
  Зойка медленно поплелась следом, все еще не очухавшись от воспоминаний и совершенно не радая подруге.
  - Скучаешь? - скинув плащ и плюхнувшись на не застланную тахту, спросила Стеллка, тут же принявшись исследовать содержимое туалетного столика.
  - Фи, что это ты за дрянью мажешься? Воняет как.
  - Да... так, одна тетка поставляет. Запах конечное не важнецкий. Но, знаешь кожу содержит, оживляет.
  - Правда? - Стелла привстала, запустила пальчик в баночку, поднесла его к лицу и захихикав добавила:
  - Ох и напоминает мне кое-что эта штука. Ее твоей тетке случайно не муж поставляет? Впрочем вряд ли, для мужа пожалуй и поздновато, а вот сынок пятнадцати-шестнадцатилетний, от избытка, запросто. - при этих словах Стелла громко и безудержно заржала.
  - Дай ка и я попробую! - она осторожно втерла мазь в щеку – Ух ты, щиплет, на спирту что ли?
  - Не знаю, говорит на травах. - равнодушно ответила Зойка:
  - Ты чего пришла?
  - Да просто так. А что нельзя? Или не вовремя?
  - Да, нет, почему. – Зойка пожала плечами:
  - Жалуйся!
  - А чего жаловаться, все о кей. Кстати, ты вечером занята?
  - Нет.
  - А Стасик?
  - Да ну его, надоел. Я ему выходной на недельку дала. Пусть свою жену жирнозадую ублажает. Небось забыл уже с какой стороны к ней подходить надо. Ох и мымра! Куда он только смотрел, когда женился!?
  - Закон природы. - Стелла закурила:
  - Разно полюсные магниты притягиваются, физика. Вот где ты видела, что бы муж и жена, оба красивые были? Или он блеск, а жена чучело, или наоборот. Особенно если мужик с «весом», у таких жены вообще страшнеют быстро. От достатка, что ли? Так ты не в «форме» значит?
  - Уже в «форме», только звонить Стасику все равно не хочу. А что?
  - Вот и я про то. Мой слинял на неделю в командировку. Пусть порезвится, да и я отдохну. Осточертело однообразие семейной жизни.
  - А если узнает?
  - Ну и что. Сам не без греха. Ты думаешь он там один спать будет? Черта с два! Но дело не в этом, пошли на видак!
  - Зачем?
  - На людей посмотрим, себя покажем. Там говорят сегодня клевый фильм будет. Не помню названия, но очень сексуальный.
  - Тебе что в жизни секса не хватает?
  - А, то, не то! Со стороны интересней, чувства обостряет, знаешь, как в замочную скважину.
  Я в детстве часто за предками подглядывала.
  - То-то ты такая развитая у нас! - хмыкнула Зойка.
  - Ага! Ну так че, идем!
  - Идем, черт с тобой!
   Остаток дня они про коротали сплетничая и прихорашиваясь, а к шести вечера, быстро собравшись, ушли. В видео-баре подругам, на удивление без проблем, удалось занять места рядом с телевизором. Толпа собиралась. К ним подсели два симпатичных парня, одетых в «фирму», с крупными печатками на пальцах. Вскоре потушили свет и на экране потекла заморская жизнь, вялая, до приторности красивая, незнакомая и мало понятная, с надуманными проблемами, томным, неестественно слащавым сексом.
  «Господи, отчего у нас все не так?» - с грустью подумала Зойка: - «Отчего только темень, да пот, тяжесть хрипящего в исступлении тела. А по утрам, как с похмелья, тошнота и отвращение к чужому, спящему рядом мужику, которого вновь и вновь принимаешь, терпишь его волосатые руки и ноги, удушливо обвивающие во сне».
  От размышлений Зойку оторвал Стеллкин шепот:
  - Глянь! Да не туда, вправо.
   За соседним столом сидел «джентельмен» кавказской национальности с привычно большим, ястребиным носом. Впившись в экран горящими от возбуждения глазами, рыкая в густые, жесткие усы он тискал, мял, щупал жалобно скрипящую кожу кресла, полностью растворившись во власти эмоций. В особенно пикантных сценах человек с Кавказа подпрыгивал, ерзал, буквально ничего не замечая вокруг. Приглушенные смешки заставили Зойку оглядеться. Многие позабыв о фильме уставились на их соседа перешептываясь и даже откровенно смеясь. Зойке стало скучно. Вскоре фильм закончился и возбужденная толпа повалила на улицу. Юные пары зябко ежась и страстно прижимаясь друг к другу заспешили в темень, дабы на практике испытать все увиденное, дрожа не столько от холода, сколько от нетерпения. А подруги не спеша направились к остановке.
  - Идут за нами. - обернувшись констатировала Стеллка, - Как они тебе?
  - Кто?
  - Не придуривайся, знаешь о ком говорю.
  - И что с того, что знаю? - Зойка поежилась и крепче ухватила подругу под руку.
  - Пойдем если пригласят?- спросила та.
  - А тебе уже хочется?
  - Ага!
   Словно подслушав их разговор незнакомцы прибавили шагу и вскоре догнали. Представились. Завязался привычный треп, за которым, как и ожидалось, последовало предложение поехать в гости - послушать музыку и вообще приятно провести время. Для приличия немного поломавшись подруги согласились и изменив маршрут компания подошла к новеньким белым «жигулям» одиноко стоявшим у обочины. Когда женщины разместились в ее промерзшем кузове, машина тронулась, петляя по вечернему городу. Зойка быстро потеряла дорогу. Впрочем это ее особенно не волновало. Не первый раз. Через полчаса машина остановились где то на окраине, в новостройках, у подъезда панельной многоэтажки. Лифт работал. На девятом этаже блондин открыл, обитую темно-коричневым дерматином дверь, щелкнул выключателем и прохожая наполнилась мягким нежно-голубым светом. Проводив женщин в гостиную и оставив наедине со стопкой иностранных журналов, мужчины извинившись удалились. С кухни донеслось шипение воды, газа, звяканье посуды, приглушенные разговоры. Осмотревшись и для проформы предложив «мальчикам» помощь, женщины уселись в уютные, с высокими спинками кресла устремив взоры в журналы. Вскоре появились Алик и Саша, так при знакомстве представились мужчины, ловко расставили на журнальном столике фрукты, фужеры и пузатые бутылки, вазу с конфетами.
  - Момент. - блондин подошел к магнитофону, нажал клавишу и из динамиков полилась популярная мелодия. Погас свет, уступая место радужным бликам цветомузыки. Хлопнула пробка и пенящееся розовое вино искрящимися струйками полилось в бокалы. «Чекнулись» за знакомство, выпили, наслаждаясь ароматом вина. Повторили. Приятная истома охватила тело, в голове закружилось и влекомая русоволосым Аликом Зойка задвигалась в медленном танце, с каждым движением все ближе и плотнее прижимаясь к телу партнера, на физическом уровне ощущая его просыпающее желание. Ставшие вольными и неудержимыми руки Алика рыскали по Зойкиному телу, ненадолго задерживаясь на его выпуклостях и впадинах. Губы блондина жадно целовали шею, глаза, губы. Зойка не противилась, гадая лишь когда он предложит пойти отдохнуть в соседнюю комнату. Сколько раз в ее жизни происходило подобное? До пошлости однообразное, словно написанное по одному, единому для всех сценарию. А ей то, дуре, каждый раз хотелось чего то иного, особенного, хоть чуточку похожего на ту экранную, заморскую жизнь. Но увы, все было так же как и всегда. Ее вновь покупали за глоток вина, за притворную ласку, покупали как любую другую вещь, не вникая в суть, заботясь лишь о сиюминутной полезности.
   «Глупая, а на что ты еще надеялась?» - спрашивала себя Зойка - «А может это только со стороны все так прекрасно? И я сама кажусь такой же счастливой и влюбленной тому кто смотрит в замочную скважину?» Улыбка озарения, доступности некой разгаданной тайны проступила на ее красивом, от вина зардевшемся лице. «Любовь! Нет ее, нет! Все это бред импотентов! К черту любовь! Миром правит голод и секс!» - невидимый груз развеянной иллюзии освободил душу и свободная от предрассудков, доступная для соблазнов она рвалась наружу, хмелем ударяя в голову, весело подгоняя в сердце кровь.
   Увлекаемая нетерпеливым любовником Зойка пьяно смеясь вошла в спальню. Обмякшее тело рухнуло на жалобно скрипнувшую постель и тут же Зойка почувствовала его шершавые пальцы задирающие платье.
  - Э..., ну как пусти!
  Парень на секунду замер. А довольная произведенным эффектом,Зойка весело добавила:
  - Пусти, я сама, а то колготки порвешь. Дефицит.
  Извиваясь змеей она легко сбросила с себя, в миг смявшийся в маленький комок, капрон.
  - Тогда и это тоже. - указал на платье, раздеваясь Алик. А когда оно с шелестом опустилось на пол, добавил:
  - И это. - грубо поддев прозрачную ткань импортной комбинации. И проводив ее падение взглядом, с вожделением уставился на голую, распластанную Зойку.
  - Чего пялишься, голой бабы никогда не видел? - инстинктивно прикрыв лоно рукою спросила Зойка.
  Алик повалился, всей тяжестью тела вминая в кровать, коленкой раздвинул Зойкины ноги. Легко вошел во влажное, давно к этому готовое влагалище, вызывая легкую боль и наслаждение. Потом, уже лежа рядом больно тискал, даже не стараясь быть осторожней.
  - Ну тише, ты! - ругнулась Зойка поворачиваясь на бок.
  - Ладно, - примирительно буркнул Алик, - Возбуди.
  - Это как это? - не сразу поняв намека, наивно спросила Зойка.
  - Сама знаешь, не маленькая!
  Но Зойку уже обожгла догадка.
  - Э, нет, это не мой профиль! - с отвращением зашипела она:
  - Сам уж как нибудь управляйся.
   Алик встал, натянул брюки и бросив:
  - Полежи я сейчас. - вышел захлопнув дверь.
  Укрывшись покрывалом и закинув руки за голову Зойка провалилась в сладкую дрему, оборванную шумом чьих то возбужденных голосов. Она привстала, сильнее натягивая покрывало, зашарила по полу в поисках разбросанных вещей, не отводя встревоженный взгляд от дверей. Но прежде чем пальцы нащупали платье дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный «бугай» на ходу расстегивая штаны. Сорвав с опешившей Зойки покрывало он опрокинул женщину на кровать. Крик застрял в Зойкиной глотке, скованной конвульсией страха и отчаяния:
  - Пусти, скотина, помогите! Алик, Алик!
  Нехотя отбиваясь от ее маленьких кулачков мужчина лег, раздирая ноги. И увидев в дверном проеме еще несколько пьяных, рыгочущих рож Зойка на конец то все поняла.
  - Попала, дура, так тебе и надо. - перестав сопротивляться шептала она. На смену «бугаю» пришел другой, потом еще и еще. Затем все исчезли, слышен был лишь дикий надсадный вой Стеллки, звон бьющегося стекла и все громче и громче ревущая музыка. Зойка не в силах пошевелиться лежала без мыслей и чувств, не зная на что решиться и лишь с тоской смотрела на желтый диск луны с любопытством заглядывающий в комнату. Шум вновь приблизился, ввалился в комнату пьяной толпой. Вспыхнул свет, ослепив, ударив в мозг.
  - Гляньте ка на нее! Лежит, понимаешь, балдеет, лярва. Не иначе еще хочет! - ехидный, писклявый голос помоями втекал в уши:
  - Ты, как думаешь, Ферзь?
  - В позу ее, падлу – рявкнул невидимый Зойке Ферзь. И тот час чьи то руки подхватили, сорвали ее с кровати, поставили на пол, перегнув пополам, почти ткнув головой в колючий, пыльный палас.
  - Сволочи!- закричала Зойка, ясно осознавая, что произойдет. Ее сильно ударили по почкам, икрам, ноги сами разъехались, расширепились и острая боль пронзила тело, выбивая из горла крик.
  - Ничего, ничего, это сейчас больно, потом понравиться, во вкус войдешь. - издевались вокруг.
   Затем ее бросили. Рухнув на пол сломанной куклой Зойка так и застыла в в принявшей телом позе, тупо вращая мутными, не способными на слезы глазами. Предательская пустота проникла в душу выдавливая ее из разбитого, надруганного тела, поволокой безразличия окутывая сознание. Зойке стало покойно и наплевательски безразлично, словно не она это лежит корчась на полу чужой квартиры, использованная пьяными отморозками, лежит и ждет – до чего еще додумаются эти ублюдки.
  - Блядь! Эта готова, неженка, мать твою... ! - прохрипел старший:
  - А хороша все таки, сучка!
   - Слышь, Ферзь. - заспешил, заторопился все тот же писклявый голос:
  - Алик говорит, она в рот брать не стала. Не ее профиль. Нехорошо, надо помочь даме пройти полную профориентацию.
  Дружный хохот и улюлюканье огласили квартиру.
  - Ладно, давай, помогай. - в голосе главаря прорезались веселые нотки.
  Чья то рука ухватила Зойку за волосы оторвала голову от пола и что бы ничего не видеть, женщина что есть силы зажмурила глаза, желая одного – смерти.
  - Открой зеньки, шлюха, открой и смотри!
  Волосы трещали, с корнями выдираемые из головы. И вместе с тошнотворным запахом Зойку поглотила долгожданная тьма.
   Шабаш затихал. Мозг понемногу прояснялся и чуть дыша, боясь шевелиться Зойка лежала уткнувшись лицом в пол напряженно вслушиваясь в звуки раздававшиеся вокруг. Сквозь всплески хохота, мата она неожиданно различила два абсолютно трезвых и спокойных голоса:
  - Ладно, а что с этими делать будем? Того?
  - Пусть живут, Отвези куда нибудь подальше, да выкинь. Не заложат, знали зачем шли. Да об этой, белой справочки наведи, пригодится. Только не тяни утро скоро.
   Вскоре Зойка получила несильный пинок под ребра и открыв глаза. увидела Алика, свежего, одетого и как то даже дружески улыбающегося.
  - Хватит дрыхнуть, вставай, одевайся быстро. Да помоги своей ..., - но видимо не найдя подходящих слов Алик не договорил. Зойка поднялась, постанывая оделась и вышла в гостиную. На полу валялась голая Стеллка с безумной улыбкой и вытаращенными глазами.
   Потом они ехали по утреннему, туманному городу, жмурясь облепляемые фарами встречных машин.
  - К дому хоть подвези, сволочь! - попросила Зойка.
  - Сделаем, адрес?
  - С начало на Площадь Революции 6, подругу высадим, а потом скажу.
  У Стеллкиного дома Зойка почти силком вытолкала из машины подругу, так по видимому и не понявшую куда ее привезли. Не было у Зойки к ней ни злобы, ни жалости, ничего, будто и самой Стеллки в ее жизни никогда не было.
  - Замерзнет. - неожиданно участливо заметил Алик, глядя в зеркало на усевшуюся на мокрую скамейку женщину.
  - Да и хрен с ней, все равно не жилец.
  - Ничего, отойдет, не такие отходят.
   Зойка спохватилась, назвала свой адрес и выйдя из машины не оборачиваясь вошла в подъезд. Широко расставляя отдающие болью ноги, держась за стену поползла вверх. Войдя в квартиру не раздеваясь рухнула на вздрогнувшую тахту. И только теперь слезы соленым ручьем потели из глаз. «Вот и все! Догулялась, получила сполна все что хотела! Была шлюхой, а стала...!» - она рыдала громко всхлипывая, кусая мокрую от слез подушку. Затем вдруг вскочила, подлетела к зеркалу и увидела незнакомую старую ведьму с разбитыми опухшими губами, клоком седых волос, ниспадающих на стеклянные глаза.
  - Тварь, тварь! - слов не хватало, они сменялись звериным воем и вновь словами, скомканными, тяжелыми напрочь перекрывающими дыхание:
  - А вы, грязные шакалы, все на одно лицо, с одними желаниями, где же ваша любовь ? Сволочи! Пашка, и ты сволочь! Сволочь, сволочь, такая же как и все! Люблю, люблю, любил бы силой увез. Не хочу, не хочу так больше, лучше петля, лучше смерть!
   Зойка распахнула шкаф, обрывая, стала выбрасывать из него многочисленные вещи и неожиданно увидела старенькое платье в голубой горошек, мятое и давно позабытое. Она бесполезно пыталась вспомнить, кто и когда ей его подарил. Лица длинной чередой проходили перед глазами. Но увы время стерло черты, того первого, купившего за ночь эту тряпку, но то, что именно это платье было первым Зойка знала точно.
  - Так стань же последним!
  Сорвав узкий белый пояс, женщина, дрожащими руками свила петлю, накинула ее себе на шею, привязала пояс к дверной ручке и резко, с трудом борясь с накатившей волной страха, бросила тело вперед, на встречу покою и мраку. Горло сперло болью, перехватило дыхание, ужас от происходящего на миг просветлил мозг. Зойка вскочила, в бесполезном порыве освободиться, но тьма, всепоглощающим покрывалом уже укутывала сознание. Подкосились непослушные, ставшие ватными, ноги и Зойка мешком свалилась на пол. С треском лопнули ветхие нити невидимого шва в самом основании петли. И пояс распался на ровные вытянутые лоскуты, оставляя кровавый след на Зойкиной шее.
   В полдень она очнулась, с тупой болью в голове и непонятной ломотой в горле. С ужасом взглянула на кавардак царящий в квартире и лишь затем поняла, что страшный, отвратительный сон, сном вовсе и не был. Что вступила она в новую полосу жизни, ужасающую в своей реальности и спасения от нее нет, кроме смерти, не пожелавшей забрать ее из этого гнусного мира. Повторить неудачную попытку самоубийства Зойка была не в силах, от самой мысли об этом ее тело охватывала дрожь, переходящая в истерику. С трудом поднявшись Зойка поплелась в ванну, где и провела остаток дня, в горячей мыльной воде смывая отвращение к собственному телу. Понемногу потягивая кислое, белое вино Зойка с садистским наслаждением загоняла собственный мозг в яму пьяного, спасительного отупения. На утро, лежа в постели постели и по-прежнему насильно накачивая себя новыми порциями, отрыгивающего горькой блевотиной, вяжущего во рту пойла, она вяло размышляла о том, как ей жить дальше. «Уехать? Куда, к кому?»
   Но первый шок уже прошел, унося затихающую боль и незаметно на смену горестных мыслей пришли новые.
  - А что собственно произошло? - в слух спросила себя Зойка:
  - Подумаешь хором оттрахали. Сколько нас таких по свету ходит и ничего живут. Сама виновата, впредь умнее будешь.
   Убеждая себя в безобразности и порочности этого мира, Зойка, тем самым как бы обеляла себя, поднимала до уровня других, безгрешных, а точнее опускала всех до своего уровня. Это давало силы, помогало отряхнуть навалившуюся тоску, возвращало к жизни. Но душа ее все глубже заворачивалась в неприступный кокон, сотканный из из крепких нитей обреченности, ледяным панцирем сковывающий сердце, холодом отдающий внутри, очищая мозг от сомнений, заполняя его безразличием. Зойка готовилась жить, жить как и прежде.
   Легкий морозец сковал лужи, высушил асфальт в день когда Зойка решила выбраться из своей «берлоги». Пряча в высокий воротник «Рысьей» шубы онемевшие, озябшие щеки, она медленно брела по вечернему проспекту, вглядываясь в стекла витрин, приноравливаясь, заранее привыкая, словно после долгой разлуки к этому давно знакомому но по прежнему чужому городу. Искоса, с злорадством поглядывая на стайки парней и девчат с хохотом и гамом втискивающихся в такси.
   - Смейтесь, смейтесь, время придет плакать будете. - шептала она ликуя от сознания собственной правоты, мысленно, с наслаждением представляя, как где-нибудь в подворотне, пустой квартире их будут пользовать, насиловать всеми известными способами. Она слышала крики раздираемых глоток и безумная улыбка умиротворенности, сладости отпечаталась на лице. Она неудержимо, дьявольски хотела, что бы все, все без исключения прошли сквозь пережитый ею ад, ибо каждая новая слеза, каждая капля пролитой крови сравняла бы их, лишила бы превосходства, хот в чем то, хоть в самой малости. В исступлении, в сатанинском экстазе, Зойка и сама была готова срывать одежды, затыкать глотки, бить, держать, лишь бы только видеть ужас в чьих то, молящих о помощи, глазах, видеть унижение выпавшие на ее долю, видеть и радоваться, радоваться, что не только она, но и другие прошли сквозь это.
   Скрип тормозов вывел Зойку из оцепенения. Впереди хрустя льдом стали, как вкопанные, белые «жигули» с смутно знакомыми номерами. Бесшумно открылась дверца и из салона вывалился крупный мужчина в новенькой, теплой «варенке» с очень знакомым лицом. Ужас сковал Зойкино тело, ноги одеревенели и позабыв все свои прежние мысли он стала лихорадочно решать, что делать. Парень не спеша, вразвалочку подошел и весело, как старой, доброй знакомой бросил:
  - Ба, какая встреча! Сколько лет, сколько зим? А мы тут с товарищем едим мимо, смотрим знакомая топает, дай думаем подвезем. Нам ведь по пути. Поехали прокатимся, поговорим. - мужчина крепко сжал Зойкин локоть, обнял и стал легонько подталкивать к автомобилю. За рулем сидел Алик, ласково улыбаясь и источая максимум доброжелательности.
  - Привет! Как дела, как здоровье подружки?
   Только сейчас Зойка вспомнила о Стелле, до этого ничего о ней не зная и не желая знать. Та, к счастью не звонила, не звонил и ее муж, освобождая от чужого груза беды. Зойка смолчала.
  - Ну вот, она все еще обижается! - удивленно воскликнул Алик:
  - А, между прочим, зря.
  - С тебя не убыло, чай лоханка не стерлась? - перебил Алика товарищ:
  - Знала куда шла, еще и чесалось наверное? Так что будь довольна.
  - Не обессудь, - снова вмешался в разговор Алик:
  - Мужики только с зоны откинулись, бабы лет по восемь не имели, все с педиками, от того и грубые. Да и тебе на пользу пошло, определенный опыт в жизни всегда пригодиться, - под хохот «бугая» закончил прелюдию он.
  - А теперь к делу. У нашего очень знакомого возникла проблема. Требуется женщина, а подружки, как назло все заняты. Так что удружи, отработай ночь, коль уж снова свела судьба.
  - Короче, есть клиент. - снова вмешался «бугай»:
  - Денежный, с Кавказа. Пойдешь..., - но увидев в Зойкиных глазах ненависть, больно схватив за подбородок зарычал:
  - Ты что сучка, ломаться будешь, я тебе нутро наизнанку выверну. Целку из себя корчить вздумала.
  - Глеб, перестань. - одернул дружка Алик:
  - Она девочка умная и так все понимает. А ты, - обращаясь к Зойке, - в накладе не будешь. Да и наше покровительство кое что значит.
   Он еще долго что-то объяснял, жестикулируя и ухмыляясь, но Зойка уже не слушала, к ужасу осознав что нет больше той независимой самоуверенной Зойки, кичащейся мнимой порядочностью и правом выбирать, трахающейся по собственному выбору, а не со всеми и не за деньги. « И все из-за этой паскуды Стеллки», - с ненавистью думала Зойка - « Блядь, удавила бы собственными руками, так изломала жизнь! Мало того, что заставят подставлять каждой скотине, так еще и деньги отдавать придется этим ублюдкам. И никуда не денешься. Хрен кто заступится. Кому ты нужна».
  Машина остановилась у трехэтажного здания, грязного и давно не крашенного. Хилые елочки у подъезда, плиточный тротуар наводили на мысль, что здание это принадлежит заводскому общежитию или захудалой, подведомственной гостинице.
  - Вот и приехали. - потягиваясь проговорил Алик:
  - Подымешься на второй этаж, комната двадцать четыре. Мальчика зовут Гиви, симпатичный такой. - мужчины весело рассмеялись.
  - Да, кстати, цена обговорена, если сможешь вытянуть больше, твои. Мы сюда подскочим к часикам одиннадцати, так, что смотри без глупостей. - напутствовал Глеб.
  Зойка выбралась из «жигулей» и безвольно, сомнамбулой двинулась к гостинице. Даже не взглянув на вахтершу поднялась на второй этаж и остановилась у огромного окна в конце коридора.
  Едва за ней захлопнулась дверца, Глеб повернулся к Алику:
  - Значит так, Олежка, деваха с гонором, как бы нам заподлянку не устроила. Не обтертая еще.
  - Да вот то ж. А, что делать если у гребаного Гиви «бендакс» до колен вырос. Хрен одну шлюху заставишь второй раз к нему идти.
  Парни весело рассмеялись.
  - Тогда вот, что, ты давай, заезжай в переулок и жди, а я полчасика под этой елочкой покурю.
  - Добро.
  Стоя у окна Зойка увидела отъезжающие «жигули» и решение само пришло в голову. Выждав для верности еще пять минут,она бегом бросилась к выходу. Женщина летела со всех ног, не глядя по сторонам и чуть не упала когда ее резко схватили за руку.
  - И куда это мы торопимся? - зло, с нескрываемой угрозой, проговорил Глеб. - и тут же с размаху ударил. В голове у Зойки помутнело, ноги подкосились, но она не упала удерживаемая мужской рукой. Глеб вновь замахнулся, но остановился услышав Аликов окрик:
  - Охолонь чуток, «фейс» испортишь. Хочешь что бы товарный вид потеряла? - и уже обращаясь к Зойке добавил:
  - Я думал ты умница, А оказывается у тебя голова тараканьими жопками набита. Дрянь. Ты, что нас за лохов держишь?
  - Ты.... ! - задыхаясь от ярости шипел Глеб:
  - Я не знаю что тебе сделаю! Я тебя калекой на всю жизнь оставлю! Я тебе...!
  Зойка не помнила сколько продолжалось внушение и как она снова оказалась на втором этаж, как звонила в номер двадцать четыре. Сознание восстановилось полностью лишь когда распахнулась дверь и на пороге появился человек в длинном байковом халате. Его костлявые пальца впились в дверной проем, побелев от напряжения. Мужчина вожделенно рассматривал Зойку горящими немигающими глазами, одобрительно цокая языком. Его жесткие, топорщащиеся усы почему то показались Зойке знакомыми. И вскоре она с удивлением поняла, что это был тот самый кавказец, над которым они со Стеллкой смеялись в тот проклятый вечер в видео-баре.
  - Господи, это судьба! - воскликнула Зойка и услышала:
  - Ви ко мнэ? Какой красивый дэвушка! Входы.
  Дверь глухо захлопнулась.
  - Что будэм пить! - галантно спросил Гиви:
  - Водку, коньяк?
  Зойкой овладело неудержимое желание «нажраться» до поросячего визга, до беспамятства, до того жуткого состояния, когда любое чудовище покажется красавцем, любой маразм богоугодным делом.
  - Водку! - ответила она, обреченно снимая платье.
   Ночь темной пеленой укутала землю, щедро рассыпая на заждавшемся небе мерцающие звезды. Тишиной прошлась по уставшим улицам, редкими звонками запоздалых трамваев нарушая их тревожный покой. Гиви спал на спине, широко раскинув руки, храпя и вздрагивая. Лежа рядом Зойка с горечью думала о своей непутевой жизни, от которой с годами сопьется, подурнеет, скурвится, растеряет приличных клиентов, но ежедневное блядство войдя в привычку, станет физиологической потребностью, заставит скитаться по убогим вокзалам, шашлычным, отдаваться за стакан вина, пачку сигарет, а то и за собственные деньги и потом сдохнет, никому не нужная, лишь с номером на безвестной могиле. Она встала, вытерла рукой липкую ляжку и поднеся ладонь к тонкому лучику света, отблеску дальних фонарей, поняла что это кровь. Вмиг подступила тошнота и обессилевшее тело стало ватным и непослушным. Кое как, ползая на карачках по полу, она собрала разбросанные вещи, оделась и с трудом переставляя ноги направилась к двери. Свежий ветер ударил в лицо, остужая пышущее жаром тело, взбадривая и успокаивая. Прячась в тень, Зойка долго вглядывалась в ночь, боясь снова увидеть знакомую машину, но ее не было.
  «Бежать!»- стучало в висках - «Бежать хоть на край земли, хоть на тот свет, лишь бы подальше от этого страшного города, этих страшных людей. Бежать. Раствориться, исчезнуть, сгинуть, что бы никто, никогда не вспоминал о тебе».
   Ветер, по-волчьи выл в водосточных трубах, нехотя срывая с веток последние пожухлые листья. С запада потянулась армада тяжелых свинцовых туч, готовая вот вот брызнуть колючей секущей крупой или снегом. Зойка уходила в ночь, подгоняемая ветром, уходила от себя, от окружающего ее мира в туманную неизвестность. Не выбирая дороги, боясь оказаться на прежней. Тяжесть давила на ее узкие плечи, тяжесть от неизвестного, неиспытанного женского счастья, тяжесть несуразной случайной жизни. Зойкау ходила в ночь, медленно тающую где-то там, на востоке. Зойка уходила в ночь, ибо утро обещало быть скверным.
  
  
  
  
  
   ЗОЙКА
  
  
  
  
  
   Утро выдалось скверное. Мутное, серое, рваными клочьями запоздалого тумана слизнем стекающего с оловянного неба, зыбкой мрячкой холодной и колючей оно уныло вползало в комнату едва просачиваясь сквозь плотную ткань портьеры. Мрачные тени сажей размазываясь по стенам до краев заполняли углы и ниши медленно приближаясь к бра вздрагивая и колыхаясь словно обжигаясь о его тускло мерцающие свечи. Зойка сидела перед трюмо в теплом фланелевом халате зябко поеживаясь и вглядываясь в зеркало где в сумраке застыло ее мраморное лицо с черными, как у покойника разводами под глазами. Высокий тюрбан из розового махрового полотенца делал ее похожей на мумию фараона неизвестно зачем вынутую из гробницы. Тупо болела голова и нехотя выдернув из бровей топорщившиеся волосинки, Зойка принялась втирать в щеки жиденькую пахучую мазь от которой лицо сделалось еще более чужим и серым. Покончив с лицом женщина принялась наносить сыворотку на худую длинную шею медленно приближаясь к крупной порядком обвислой груди с разбросанными в стороны бледными пятаками сосков. Длинным тонюсеньким пальчиком с облезлым и трескавшимся маникюром она зачерпнула новую порцию брезгливо морщась и вздрагивая от прикосновения к холодному студню. Мази набралось много и тяжелой вытянутой каплей она неизбежно сползала с ногтя готовая вот-вот сорваться вызывая у Зойки ярость и раздражение.
   А за окном взбесившийся ветер гнул и корежил деревья в бессильной злобе бросая в темные глазницы домов жмени крупного холодного дождя дребезжа стеклами и заставляя вздрагивать их обитателей.
   Капля сорвалась. Ударилась о кожу и не разбившись заскользила по глубокой узкой ложбинке:
  - Вот дрянь! – вырвалось из перекошенного злобой рта и схватив не умещающуюся в ладони грудь Зойка резко отвела ее в сторону с остервенением, до жгучей боли втирая мазь. Тепло волной пробежало по телу вызывая дрожь и приятную истому. Ярость отступила уступая место дьявольскому огню пламенем охватившему душу. Зойка посмотрела в зеркало и плутливая улыбка сморщила блеклые с синевой губы.
  - А ничего еще хороши. – удовлетворенно хмыкнула она разжимая пальцы.
   Грудь плюхнулась на живот, на мгновение сплющилась, завибрировала словно потревоженная пружина. Желание конвульсией содрогнуло тело, нежной болью потянуло в желудке постепенно опускаясь в пах.
   И тут неожиданно Зойка вспомнила, как когда-то очень давно умница и красавчик Коляша Роев задыхаясь от страсти и волнения дрожащей рукой лез под лифчик крепко и умело тискал вот эту самую грудь принося томную дразнящую боль. Как повалив на теплый песок пляжа целовал горячие иссохшиеся губы, шею, грудь, шершавым языком теребил соски безуспешно пытаясь сорвать с Зойки скользкие, узкие плавки. Зойка вспомнила, как «ломалась», широко растопырив ноги и едва сдерживая дрожь, и стуча зубами шептала:
  - Не надо! Не надо! – но увидев дикий блеск Коляшиных глаз уступила, приготовившись к боли и еще чему-то сладкому, и желанному о чем взахлеб, смачно рассказывала подруга Светка, поучая что и как в первый раз.
   Навалившись тяжелым телом сопя и хрипя:
  - Помоги же! – Коляша тыкался между ее ног, сильно потянув кожу вырывая спутавшиеся волосы, потом вдруг задергался целуя укусил губу и успокоился постанывая и тиская ее бедра. Сполз, лег рядом оставляя что-то слизкое неприятное на ноге и горечь от несбывшегося, горечь, злость и неприязнь.
   Отстранившись от него Зойка встала, скинула телепавшиеся на одной ноге плавки и бросилась в реку смывая в ее чистых теплых водах стыд и отвращение комом подступившее к горлу. Пару раз нырнув, она подплыла к берегу и стоя по пояс в воде крикнула:
  - Чего пялишься? Кинь халат.
  Роев встал, протянул руку к халату, но затем резко бросился к ней. Поднимая волны, брызгаясь и плескаясь, они долго дурачились, убегая и догоняя, друг друга. Его руки шарили по ее мокрому телу, губы искали губы. И уже не сопротивляясь, обмякшая Зойка вновь легла на песок выхваченная из воды крепкими Коляшиными руками. А потом было все: и боль, и сладость горячими приливами входящая в тело содрогая, раздирая внутренности заставляя их вибрировать, сжимая чужую жаркую плоть. И вскоре Зойка, сама уже, впиваясь ногтями в Коляшину спину, притягивала, вдавливала его в себя, стремясь поглотить слиться с ненасытным Коляшиным телом. Роев был неутомим. Уставшая и измотанная Зойка лишь ненадолго забывалась в легкой дреме, вновь оживая и возбуждаясь под его манящими поцелуями, осыпавшими ее лицо живот, ноги и грудь.
   Луна, давно перевалившая на другой край неба, стыдливо спряталась за случайное облако, тусклым ночником освещая землю. И лишь холодные звезды голубыми мерцающими глазами бесполых евнухов беззастенчиво глядели на них, подмигивая, словно давая обет вечного молчания.
  - Ну все, хватит. – увернувшись от Коляшиных губ сказала Зойка насытившаяся и очумелая от усталости:
   - Хватит, скоро рассвет, а у нас сегодня экзамен.
   Она поднялась, накинула халат и, отвернувшись, стала ловко поддевать все остальное:
  - Не надо, - не видя, но, почувствовав, пресекла Коляшину попытку обнять:
   - Пошли.
  Дойдя, до окраины поселка Зойка, чмокнув удивленного любовника в щеку, неожиданно заявила:
  - Все, дальше не провожай. – и, прячась в тень от назойливых фонарей легко растворилась во тьме.
   Проскочив пару улиц, она прокралась к маленькой кухоньке застывшей у огромного, сложенного из красного кирпича, дома и три раза легонько стукнула в зашторенное окошко, красиво отделанное вычурными наличниками. Постояла, и прежде чем стукнуть еще раз услышала сонный прорывающийся сквозь зевоту голос:
  - Кто там?
  - Тише ты, это я Зойка. Том впусти.
  Раздался скрип кроватной пружины, мгновение спустя с шелестом приоткрылась дверь и в ее проеме появилась взлохмоченая Томкина голова.
  - Заходи.
  Дверь распахнулась шире и Зойка пулей влетела в кухню.
  - Ну и че? – не оглядываясь, из темноты спросила подруга.
  - Потом, Том, потом, я спать хочу. - ответила Зойка на ходу снимая шлепки и скидывая халат. Ей вдруг, стало смешно, глядя на угловатую Томку, в длинной до пят ночной рубашке, взобравшуюся на кровать, поджав к подбородку колени, просыпавшуюся и любопытную. Смешно сравнивать с ней себя голую на песке в объятиях Коляши.
  - Ой, Том, у меня купальник еще не высох!
  - А, ладно, ничего, - буркнула Томка и тут же спросила – Вы что купались?
  - Ага! – ответила Зойка, натягивая одеяло.
  - Ну, ну рассказывай, - потребовала хозяйка, всем своим видом показывая интерес.
  - Ой, Том силов нету. Давай утром, ладно? – Зойка демонстративно потянулась и повернулась на бок.
  - Ну и пожалуйста! – обиделась подруга нехотя отворачиваясь:
  - Тоже мне…
  Зойка закрыла глаза, вновь и вновь переживая прошедшее и, засыпая, решила, что Коляша не тот парень, не для нее и больше с ним ничего не будет.
   Вырвавшись из плена воспоминаний, Зойка тупо уставилась в зеркало, где из распахнутого халата выглядывало ее бледное с давно сошедшим загаром, все еще стройное тело в прозрачных узких трусиках, из под которых выбивались клочья рыжих, курчавых волос.
  «Совсем за собой следить перестала» - мелькнуло в голове.
  - А для чего? А для кого? – вслух проговорила она, но рука сама потянулась в поисках бритвы.
   Воспоминания с новой силой навалились на нее, всколыхнув мутный ил из реки времени, и унося Зойку в далекие, ушедшие годы. Зойка вспомнила, как еще долго потом отбивалась от Коляшиных притязаний. С каждым днем случайный любовник, становился ей, все больше противен. Особенно, после того, как от возвышенных слов Роев перешел к угрозам, обещая набить морду и распуская тошнотворные сплетни. И когда ей это уже совсем надоело, пришлось «дать» Гришке Кролю, навсегда отбившему у Коляши всякую охоту. Колька затих, завел себе смазливую крашеную «куколку» и лишь дикая тоска битой цепной собаки навсегда засела в его голубых, как небо глазах. Правда, Зойку это уже не волновало. Кончалось лето, надо было определятся. Юркий молодой «препад» всего за одну ночь пристроил Зойкины документы в торговый техникум, который она вскоре бросила, толком и не зная почему. Однако, судьба игривой волной смыла и эту страницу жизни прибив Зойку к людному, денежному ресторану, в котором она по cей день работала официанткой. Со временем Зойка пообвыкла, пообтерлась и зажила как ее новые подруги – в меру крала, в меру обсчитывала, брала чаевые за красивые ножки и глазки. Впрочем, проституткой она себя не считала, так как клиентов на одну ночь не искала, а заводила «друга» из командировочных на недельку другую хозяйственников или уставших от быстро стареющих жен местных «отцов» различных общественных заведений не моложе сорока лет. Разница в возрасте, как правило, гарантировала Зойке попечительно-обходительное отношение мелкие капризы, а также невинные подарки в виде импортных кофточек костюмчиков и прочего барахла. Денег Зойка принципиально не брала в редких же случаях подобного хамства, со стороны любовника набычив пухлые губки и обиженно скосив глазки она непременно шипела:
  - Я тебе, что шлюха с панели? Со временем, ублажая «дядю» из исполкома Зойка сумела выбить из него уютную однокомнатную квартирку с удобствами и телефоном. Так же постепенно приобрела и мебель. Питаясь в ресторане, одеваясь за счет «друзей» отложила на книжку понемногу растущую сумму на будущее.
  - Вот как жить надо! – частенько хвасталась она на «девичниках» устраиваемых после закрытия ресторана тут же в зале.
  - Зой, а когда же замуж? – пытала ее полная стареющая тетя Паша, мать троих детей изо дня в день скорбно пыхтящая на кухне.
  - А что замужем весело? – смеялась Зойка зная как зверски бьет тетю Пашу муж, спившийся однорукий уголовник
  - Вот скоплю капиталец, что бы от мужа ни в чем не зависеть и охмурю какого ни будь балбеса из интеллигентов с докторской в портфеле, командировками за границу и буду ему верной и любящей.
   Впрочем, в любовь Зойка не верила. Вернее она ее не знала с той первой ночи навсегда усвоив простую истину - есть только похоть, животный инстинкт двух полов. И все таки изредка в сердце закрадывалась щемящая грусть от которой хотелось выть и до крови кусать губы. Однажды, с дуру, она чуть даже не согласилась на предложение молоденького лейтенанта зачастившего на обед в дневную смену. Лейтенант приходил каждый день, и лишь через неделю робко, задержав руку с протянутым Зойкой счетом, пригласил ее в кино. Зойка пошла, кляня себя за уступчивость. Потом они гуляли по ночному городу, целовались на скамейках парка, и впервые ей было так хорошо, необычно радостно и легко. Лейтенант был не похож на других ее «кавалеров», он не требовал немедленной близости и лишь тихонько вздыхал, случайно прикасаясь к ее груди. Но всему приходит конец. Лейтенант получил назначение и вскоре должен был уехать далеко-далеко на восток, куда-то в тайгу. Придя на свидание он сбивчиво, боясь быть недослышанным, говорил, что есть еще три дня, что его как военнослужащего распишут без месячного срока ожидания, что они будут жить счастливо и хорошо. Но Зойка его не слушала. Ее словно облили ледяной водой. Нет, она не пугалась далекой тайги, собственно она об этом даже не думала, как то сразу осознав, что не может стать женой. Просто не по ней это, ждать, готовить обеды, стирать пеленки, это претило ее существу, ее духу, всему тому, как она до этого жила, как хотела жить. Чувство злобы к этому чужому человеку, посягнувшему на самое святое, на ее, Зойкину свободу заклокотало в груди, затуманило мозг.
  - Нет! - закричала она, но опомнившись и смягчив тон, с трудом подбирая слова добавила:
  - Не выйдет у нас ничего, Павлик. Ты ведь меня совсем не знаешь. Какая я тебе жена?
  Зойка гладила его по коротким, стриженым волосам, словно малое дитя, пытаясь утешить и успокоить. А Павел шептал:
  -Зой, солнышко мое, я знаю ты еще меня не любишь. Но я ведь люблю! Я тебя на руках носить буду. Слышишь? Я все сам делать буду, я умею.
  От этих наивных слов у Зойки на душе стало тепло и, как то по детски весело. Затаенное, забитое материнское чувство неожиданно нахлынуло, встрепенуло сердце.
  « Глупышка, какой же ты еще маленький и как я стара для тебя. Я слишком много узнала в жизни, не будет у нас с тобой равенства, даже при равных годах». - подумала Зойка, но в слух сказала другие, страшные, обрывающие последние нити, слова:
  -Ты ведь меня не знаешь, Павлик. Совсем не знаешь. Ну какая я для тебя жена, я же блядь, блядью была и буду.
  - Нет! Не верю! Ты не такая, - стонал лейтенант:
  - Я знаю, знаю ты была со многими, но мне все равно. Все равно, что было до меня. Я никогда даже словом не попрекну тебя. Только будь со мной. Я растоплю твое сердце, в нем осколок зеркала, как у Кая. Только дай срок, помоги мне!
  - Дурак! - Зойка поднялась:
  - Какой осколок, какого зеркала? Да я же не удержусь, я буду трахаться с твоими друзьями, твоими солдатами. Ты ведь знаешь это и они, все, слышишь, все, будут смеяться тебе в след. Уезжай и забудь.
  Зойка повернулась и пошла прочь. Жалость и отчаяние разрывали ее сердце, мутили голову. Казалось еще одно ласковое слово и она обернется, бросится в его объятия.
  - Зойка, не уходи!
   Слово прозвучало. Но оно было настолько робким и неуверенным, настолько полным одновременного отчаяния и сомнения, что необъяснимое, трепетное чувство едва зарождавшееся в душе у Зойки разом оборвалось, похолодело. Неожиданно ей стало легко и свободно.
  - Да иди ты... ! - устало бросила женщина, на миг обернулась, что бы увидеть все ту же дикую, затравленную боль в полных слез глазах лейтенанта.
   Долгий звонок в дверь вывел Зойку из оцепенения. Она нехотя встала и дождавшись повторного звонка пошла открывать. На пороге стояла Стелла, давняя подруга и душеприказчица.
  - Приветик! Впусти, что ли, - весело прощебетала гостья и не дожидаясь пока хозяйка отойдет в сторону, ловко просунулась между Зойкой и дверью.
  Зойка медленно поплелась следом, все еще не очухавшись от воспоминаний и совершенно не радая подруге.
  - Скучаешь? - скинув плащ и плюхнувшись на не застланную тахту, спросила Стеллка, тут же принявшись исследовать содержимое туалетного столика.
  - Фи, что это ты за дрянью мажешься? Воняет как.
  - Да... так, одна тетка поставляет. Запах конечное не важнецкий. Но, знаешь кожу содержит, оживляет.
  - Правда? - Стелла привстала, запустила пальчик в баночку, поднесла его к лицу и захихикав добавила:
  - Ох и напоминает мне кое-что эта штука. Ее твоей тетке случайно не муж поставляет? Впрочем вряд ли, для мужа пожалуй и поздновато, а вот сынок пятнадцати-шестнадцатилетний, от избытка, запросто. - при этих словах Стелла громко и безудержно заржала.
  - Дай ка и я попробую! - она осторожно втерла мазь в щеку – Ух ты, щиплет, на спирту что ли?
  - Не знаю, говорит на травах. - равнодушно ответила Зойка:
  - Ты чего пришла?
  - Да просто так. А что нельзя? Или не вовремя?
  - Да, нет, почему. – Зойка пожала плечами:
  - Жалуйся!
  - А чего жаловаться, все о кей. Кстати, ты вечером занята?
  - Нет.
  - А Стасик?
  - Да ну его, надоел. Я ему выходной на недельку дала. Пусть свою жену жирнозадую ублажает. Небось забыл уже с какой стороны к ней подходить надо. Ох и мымра! Куда он только смотрел, когда женился!?
  - Закон природы. - Стелла закурила:
  - Разно полюсные магниты притягиваются, физика. Вот где ты видела, что бы муж и жена, оба красивые были? Или он блеск, а жена чучело, или наоборот. Особенно если мужик с «весом», у таких жены вообще страшнеют быстро. От достатка, что ли? Так ты не в «форме» значит?
  - Уже в «форме», только звонить Стасику все равно не хочу. А что?
  - Вот и я про то. Мой слинял на неделю в командировку. Пусть порезвится, да и я отдохну. Осточертело однообразие семейной жизни.
  - А если узнает?
  - Ну и что. Сам не без греха. Ты думаешь он там один спать будет? Черта с два! Но дело не в этом, пошли на видак!
  - Зачем?
  - На людей посмотрим, себя покажем. Там говорят сегодня клевый фильм будет. Не помню названия, но очень сексуальный.
  - Тебе что в жизни секса не хватает?
  - А, то, не то! Со стороны интересней, чувства обостряет, знаешь, как в замочную скважину.
  Я в детстве часто за предками подглядывала.
  - То-то ты такая развитая у нас! - хмыкнула Зойка.
  - Ага! Ну так че, идем!
  - Идем, черт с тобой!
   Остаток дня они про коротали сплетничая и прихорашиваясь, а к шести вечера, быстро собравшись, ушли. В видео-баре подругам, на удивление без проблем, удалось занять места рядом с телевизором. Толпа собиралась. К ним подсели два симпатичных парня, одетых в «фирму», с крупными печатками на пальцах. Вскоре потушили свет и на экране потекла заморская жизнь, вялая, до приторности красивая, незнакомая и мало понятная, с надуманными проблемами, томным, неестественно слащавым сексом.
  «Господи, отчего у нас все не так?» - с грустью подумала Зойка: - «Отчего только темень, да пот, тяжесть хрипящего в исступлении тела. А по утрам, как с похмелья, тошнота и отвращение к чужому, спящему рядом мужику, которого вновь и вновь принимаешь, терпишь его волосатые руки и ноги, удушливо обвивающие во сне».
  От размышлений Зойку оторвал Стеллкин шепот:
  - Глянь! Да не туда, вправо.
   За соседним столом сидел «джентельмен» кавказской национальности с привычно большим, ястребиным носом. Впившись в экран горящими от возбуждения глазами, рыкая в густые, жесткие усы он тискал, мял, щупал жалобно скрипящую кожу кресла, полностью растворившись во власти эмоций. В особенно пикантных сценах человек с Кавказа подпрыгивал, ерзал, буквально ничего не замечая вокруг. Приглушенные смешки заставили Зойку оглядеться. Многие позабыв о фильме уставились на их соседа перешептываясь и даже откровенно смеясь. Зойке стало скучно. Вскоре фильм закончился и возбужденная толпа повалила на улицу. Юные пары зябко ежась и страстно прижимаясь друг к другу заспешили в темень, дабы на практике испытать все увиденное, дрожа не столько от холода, сколько от нетерпения. А подруги не спеша направились к остановке.
  - Идут за нами. - обернувшись констатировала Стеллка, - Как они тебе?
  - Кто?
  - Не придуривайся, знаешь о ком говорю.
  - И что с того, что знаю? - Зойка поежилась и крепче ухватила подругу под руку.
  - Пойдем если пригласят?- спросила та.
  - А тебе уже хочется?
  - Ага!
   Словно подслушав их разговор незнакомцы прибавили шагу и вскоре догнали. Представились. Завязался привычный треп, за которым, как и ожидалось, последовало предложение поехать в гости - послушать музыку и вообще приятно провести время. Для приличия немного поломавшись подруги согласились и изменив маршрут компания подошла к новеньким белым «жигулям» одиноко стоявшим у обочины. Когда женщины разместились в ее промерзшем кузове, машина тронулась, петляя по вечернему городу. Зойка быстро потеряла дорогу. Впрочем это ее особенно не волновало. Не первый раз. Через полчаса машина остановились где то на окраине, в новостройках, у подъезда панельной многоэтажки. Лифт работал. На девятом этаже блондин открыл, обитую темно-коричневым дерматином дверь, щелкнул выключателем и прохожая наполнилась мягким нежно-голубым светом. Проводив женщин в гостиную и оставив наедине со стопкой иностранных журналов, мужчины извинившись удалились. С кухни донеслось шипение воды, газа, звяканье посуды, приглушенные разговоры. Осмотревшись и для проформы предложив «мальчикам» помощь, женщины уселись в уютные, с высокими спинками кресла устремив взоры в журналы. Вскоре появились Алик и Саша, так при знакомстве представились мужчины, ловко расставили на журнальном столике фрукты, фужеры и пузатые бутылки, вазу с конфетами.
  - Момент. - блондин подошел к магнитофону, нажал клавишу и из динамиков полилась популярная мелодия. Погас свет, уступая место радужным бликам цветомузыки. Хлопнула пробка и пенящееся розовое вино искрящимися струйками полилось в бокалы. «Чекнулись» за знакомство, выпили, наслаждаясь ароматом вина. Повторили. Приятная истома охватила тело, в голове закружилось и влекомая русоволосым Аликом Зойка задвигалась в медленном танце, с каждым движением все ближе и плотнее прижимаясь к телу партнера, на физическом уровне ощущая его просыпающее желание. Ставшие вольными и неудержимыми руки Алика рыскали по Зойкиному телу, ненадолго задерживаясь на его выпуклостях и впадинах. Губы блондина жадно целовали шею, глаза, губы. Зойка не противилась, гадая лишь когда он предложит пойти отдохнуть в соседнюю комнату. Сколько раз в ее жизни происходило подобное? До пошлости однообразное, словно написанное по одному, единому для всех сценарию. А ей то, дуре, каждый раз хотелось чего то иного, особенного, хоть чуточку похожего на ту экранную, заморскую жизнь. Но увы, все было так же как и всегда. Ее вновь покупали за глоток вина, за притворную ласку, покупали как любую другую вещь, не вникая в суть, заботясь лишь о сиюминутной полезности.
   «Глупая, а на что ты еще надеялась?» - спрашивала себя Зойка - «А может это только со стороны все так прекрасно? И я сама кажусь такой же счастливой и влюбленной тому кто смотрит в замочную скважину?» Улыбка озарения, доступности некой разгаданной тайны проступила на ее красивом, от вина зардевшемся лице. «Любовь! Нет ее, нет! Все это бред импотентов! К черту любовь! Миром правит голод и секс!» - невидимый груз развеянной иллюзии освободил душу и свободная от предрассудков, доступная для соблазнов она рвалась наружу, хмелем ударяя в голову, весело подгоняя в сердце кровь.
   Увлекаемая нетерпеливым любовником Зойка пьяно смеясь вошла в спальню. Обмякшее тело рухнуло на жалобно скрипнувшую постель и тут же Зойка почувствовала его шершавые пальцы задирающие платье.
  - Э..., ну как пусти!
  Парень на секунду замер. А довольная произведенным эффектом,Зойка весело добавила:
  - Пусти, я сама, а то колготки порвешь. Дефицит.
  Извиваясь змеей она легко сбросила с себя, в миг смявшийся в маленький комок, капрон.
  - Тогда и это тоже. - указал на платье, раздеваясь Алик. А когда оно с шелестом опустилось на пол, добавил:
  - И это. - грубо поддев прозрачную ткань импортной комбинации. И проводив ее падение взглядом, с вожделением уставился на голую, распластанную Зойку.
  - Чего пялишься, голой бабы никогда не видел? - инстинктивно прикрыв лоно рукою спросила Зойка.
  Алик повалился, всей тяжестью тела вминая в кровать, коленкой раздвинул Зойкины ноги. Легко вошел во влажное, давно к этому готовое влагалище, вызывая легкую боль и наслаждение. Потом, уже лежа рядом больно тискал, даже не стараясь быть осторожней.
  - Ну тише, ты! - ругнулась Зойка поворачиваясь на бок.
  - Ладно, - примирительно буркнул Алик, - Возбуди.
  - Это как это? - не сразу поняв намека, наивно спросила Зойка.
  - Сама знаешь, не маленькая!
  Но Зойку уже обожгла догадка.
  - Э, нет, это не мой профиль! - с отвращением зашипела она:
  - Сам уж как нибудь управляйся.
   Алик встал, натянул брюки и бросив:
  - Полежи я сейчас. - вышел захлопнув дверь.
  Укрывшись покрывалом и закинув руки за голову Зойка провалилась в сладкую дрему, оборванную шумом чьих то возбужденных голосов. Она привстала, сильнее натягивая покрывало, зашарила по полу в поисках разбросанных вещей, не отводя встревоженный взгляд от дверей. Но прежде чем пальцы нащупали платье дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный «бугай» на ходу расстегивая штаны. Сорвав с опешившей Зойки покрывало он опрокинул женщину на кровать. Крик застрял в Зойкиной глотке, скованной конвульсией страха и отчаяния:
  - Пусти, скотина, помогите! Алик, Алик!
  Нехотя отбиваясь от ее маленьких кулачков мужчина лег, раздирая ноги. И увидев в дверном проеме еще несколько пьяных, рыгочущих рож Зойка на конец то все поняла.
  - Попала, дура, так тебе и надо. - перестав сопротивляться шептала она. На смену «бугаю» пришел другой, потом еще и еще. Затем все исчезли, слышен был лишь дикий надсадный вой Стеллки, звон бьющегося стекла и все громче и громче ревущая музыка. Зойка не в силах пошевелиться лежала без мыслей и чувств, не зная на что решиться и лишь с тоской смотрела на желтый диск луны с любопытством заглядывающий в комнату. Шум вновь приблизился, ввалился в комнату пьяной толпой. Вспыхнул свет, ослепив, ударив в мозг.
  - Гляньте ка на нее! Лежит, понимаешь, балдеет, лярва. Не иначе еще хочет! - ехидный, писклявый голос помоями втекал в уши:
  - Ты, как думаешь, Ферзь?
  - В позу ее, падлу – рявкнул невидимый Зойке Ферзь. И тот час чьи то руки подхватили, сорвали ее с кровати, поставили на пол, перегнув пополам, почти ткнув головой в колючий, пыльный палас.
  - Сволочи!- закричала Зойка, ясно осознавая, что произойдет. Ее сильно ударили по почкам, икрам, ноги сами разъехались, расширепились и острая боль пронзила тело, выбивая из горла крик.
  - Ничего, ничего, это сейчас больно, потом понравиться, во вкус войдешь. - издевались вокруг.
   Затем ее бросили. Рухнув на пол сломанной куклой Зойка так и застыла в в принявшей телом позе, тупо вращая мутными, не способными на слезы глазами. Предательская пустота проникла в душу выдавливая ее из разбитого, надруганного тела, поволокой безразличия окутывая сознание. Зойке стало покойно и наплевательски безразлично, словно не она это лежит корчась на полу чужой квартиры, использованная пьяными отморозками, лежит и ждет – до чего еще додумаются эти ублюдки.
  - Блядь! Эта готова, неженка, мать твою... ! - прохрипел старший:
  - А хороша все таки, сучка!
   - Слышь, Ферзь. - заспешил, заторопился все тот же писклявый голос:
  - Алик говорит, она в рот брать не стала. Не ее профиль. Нехорошо, надо помочь даме пройти полную профориентацию.
  Дружный хохот и улюлюканье огласили квартиру.
  - Ладно, давай, помогай. - в голосе главаря прорезались веселые нотки.
  Чья то рука ухватила Зойку за волосы оторвала голову от пола и что бы ничего не видеть, женщина что есть силы зажмурила глаза, желая одного – смерти.
  - Открой зеньки, шлюха, открой и смотри!
  Волосы трещали, с корнями выдираемые из головы. И вместе с тошнотворным запахом Зойку поглотила долгожданная тьма.
   Шабаш затихал. Мозг понемногу прояснялся и чуть дыша, боясь шевелиться Зойка лежала уткнувшись лицом в пол напряженно вслушиваясь в звуки раздававшиеся вокруг. Сквозь всплески хохота, мата она неожиданно различила два абсолютно трезвых и спокойных голоса:
  - Ладно, а что с этими делать будем? Того?
  - Пусть живут, Отвези куда нибудь подальше, да выкинь. Не заложат, знали зачем шли. Да об этой, белой справочки наведи, пригодится. Только не тяни утро скоро.
   Вскоре Зойка получила несильный пинок под ребра и открыв глаза. увидела Алика, свежего, одетого и как то даже дружески улыбающегося.
  - Хватит дрыхнуть, вставай, одевайся быстро. Да помоги своей ..., - но видимо не найдя подходящих слов Алик не договорил. Зойка поднялась, постанывая оделась и вышла в гостиную. На полу валялась голая Стеллка с безумной улыбкой и вытаращенными глазами.
   Потом они ехали по утреннему, туманному городу, жмурясь облепляемые фарами встречных машин.
  - К дому хоть подвези, сволочь! - попросила Зойка.
  - Сделаем, адрес?
  - С начало на Площадь Революции 6, подругу высадим, а потом скажу.
  У Стеллкиного дома Зойка почти силком вытолкала из машины подругу, так по видимому и не понявшую куда ее привезли. Не было у Зойки к ней ни злобы, ни жалости, ничего, будто и самой Стеллки в ее жизни никогда не было.
  - Замерзнет. - неожиданно участливо заметил Алик, глядя в зеркало на усевшуюся на мокрую скамейку женщину.
  - Да и хрен с ней, все равно не жилец.
  - Ничего, отойдет, не такие отходят.
   Зойка спохватилась, назвала свой адрес и выйдя из машины не оборачиваясь вошла в подъезд. Широко расставляя отдающие болью ноги, держась за стену поползла вверх. Войдя в квартиру не раздеваясь рухнула на вздрогнувшую тахту. И только теперь слезы соленым ручьем потели из глаз. «Вот и все! Догулялась, получила сполна все что хотела! Была шлюхой, а стала...!» - она рыдала громко всхлипывая, кусая мокрую от слез подушку. Затем вдруг вскочила, подлетела к зеркалу и увидела незнакомую старую ведьму с разбитыми опухшими губами, клоком седых волос, ниспадающих на стеклянные глаза.
  - Тварь, тварь! - слов не хватало, они сменялись звериным воем и вновь словами, скомканными, тяжелыми напрочь перекрывающими дыхание:
  - А вы, грязные шакалы, все на одно лицо, с одними желаниями, где же ваша любовь ? Сволочи! Пашка, и ты сволочь! Сволочь, сволочь, такая же как и все! Люблю, люблю, любил бы силой увез. Не хочу, не хочу так больше, лучше петля, лучше смерть!
   Зойка распахнула шкаф, обрывая, стала выбрасывать из него многочисленные вещи и неожиданно увидела старенькое платье в голубой горошек, мятое и давно позабытое. Она бесполезно пыталась вспомнить, кто и когда ей его подарил. Лица длинной чередой проходили перед глазами. Но увы время стерло черты, того первого, купившего за ночь эту тряпку, но то, что именно это платье было первым Зойка знала точно.
  - Так стань же последним!
  Сорвав узкий белый пояс, женщина, дрожащими руками свила петлю, накинула ее себе на шею, привязала пояс к дверной ручке и резко, с трудом борясь с накатившей волной страха, бросила тело вперед, на встречу покою и мраку. Горло сперло болью, перехватило дыхание, ужас от происходящего на миг просветлил мозг. Зойка вскочила, в бесполезном порыве освободиться, но тьма, всепоглощающим покрывалом уже укутывала сознание. Подкосились непослушные, ставшие ватными, ноги и Зойка мешком свалилась на пол. С треском лопнули ветхие нити невидимого шва в самом основании петли. И пояс распался на ровные вытянутые лоскуты, оставляя кровавый след на Зойкиной шее.
   В полдень она очнулась, с тупой болью в голове и непонятной ломотой в горле. С ужасом взглянула на кавардак царящий в квартире и лишь затем поняла, что страшный, отвратительный сон, сном вовсе и не был. Что вступила она в новую полосу жизни, ужасающую в своей реальности и спасения от нее нет, кроме смерти, не пожелавшей забрать ее из этого гнусного мира. Повторить неудачную попытку самоубийства Зойка была не в силах, от самой мысли об этом ее тело охватывала дрожь, переходящая в истерику. С трудом поднявшись Зойка поплелась в ванну, где и провела остаток дня, в горячей мыльной воде смывая отвращение к собственному телу. Понемногу потягивая кислое, белое вино Зойка с садистским наслаждением загоняла собственный мозг в яму пьяного, спасительного отупения. На утро, лежа в постели постели и по-прежнему насильно накачивая себя новыми порциями, отрыгивающего горькой блевотиной, вяжущего во рту пойла, она вяло размышляла о том, как ей жить дальше. «Уехать? Куда, к кому?»
   Но первый шок уже прошел, унося затихающую боль и незаметно на смену горестных мыслей пришли новые.
  - А что собственно произошло? - в слух спросила себя Зойка:
  - Подумаешь хором оттрахали. Сколько нас таких по свету ходит и ничего живут. Сама виновата, впредь умнее будешь.
   Убеждая себя в безобразности и порочности этого мира, Зойка, тем самым как бы обеляла себя, поднимала до уровня других, безгрешных, а точнее опускала всех до своего уровня. Это давало силы, помогало отряхнуть навалившуюся тоску, возвращало к жизни. Но душа ее все глубже заворачивалась в неприступный кокон, сотканный из из крепких нитей обреченности, ледяным панцирем сковывающий сердце, холодом отдающий внутри, очищая мозг от сомнений, заполняя его безразличием. Зойка готовилась жить, жить как и прежде.
   Легкий морозец сковал лужи, высушил асфальт в день когда Зойка решила выбраться из своей «берлоги». Пряча в высокий воротник «Рысьей» шубы онемевшие, озябшие щеки, она медленно брела по вечернему проспекту, вглядываясь в стекла витрин, приноравливаясь, заранее привыкая, словно после долгой разлуки к этому давно знакомому но по прежнему чужому городу. Искоса, с злорадством поглядывая на стайки парней и девчат с хохотом и гамом втискивающихся в такси.
   - Смейтесь, смейтесь, время придет плакать будете. - шептала она ликуя от сознания собственной правоты, мысленно, с наслаждением представляя, как где-нибудь в подворотне, пустой квартире их будут пользовать, насиловать всеми известными способами. Она слышала крики раздираемых глоток и безумная улыбка умиротворенности, сладости отпечаталась на лице. Она неудержимо, дьявольски хотела, что бы все, все без исключения прошли сквозь пережитый ею ад, ибо каждая новая слеза, каждая капля пролитой крови сравняла бы их, лишила бы превосходства, хот в чем то, хоть в самой малости. В исступлении, в сатанинском экстазе, Зойка и сама была готова срывать одежды, затыкать глотки, бить, держать, лишь бы только видеть ужас в чьих то, молящих о помощи, глазах, видеть унижение выпавшие на ее долю, видеть и радоваться, радоваться, что не только она, но и другие прошли сквозь это.
   Скрип тормозов вывел Зойку из оцепенения. Впереди хрустя льдом стали, как вкопанные, белые «жигули» с смутно знакомыми номерами. Бесшумно открылась дверца и из салона вывалился крупный мужчина в новенькой, теплой «варенке» с очень знакомым лицом. Ужас сковал Зойкино тело, ноги одеревенели и позабыв все свои прежние мысли он стала лихорадочно решать, что делать. Парень не спеша, вразвалочку подошел и весело, как старой, доброй знакомой бросил:
  - Ба, какая встреча! Сколько лет, сколько зим? А мы тут с товарищем едим мимо, смотрим знакомая топает, дай думаем подвезем. Нам ведь по пути. Поехали прокатимся, поговорим. - мужчина крепко сжал Зойкин локоть, обнял и стал легонько подталкивать к автомобилю. За рулем сидел Алик, ласково улыбаясь и источая максимум доброжелательности.
  - Привет! Как дела, как здоровье подружки?
   Только сейчас Зойка вспомнила о Стелле, до этого ничего о ней не зная и не желая знать. Та, к счастью не звонила, не звонил и ее муж, освобождая от чужого груза беды. Зойка смолчала.
  - Ну вот, она все еще обижается! - удивленно воскликнул Алик:
  - А, между прочим, зря.
  - С тебя не убыло, чай лоханка не стерлась? - перебил Алика товарищ:
  - Знала куда шла, еще и чесалось наверное? Так что будь довольна.
  - Не обессудь, - снова вмешался в разговор Алик:
  - Мужики только с зоны откинулись, бабы лет по восемь не имели, все с педиками, от того и грубые. Да и тебе на пользу пошло, определенный опыт в жизни всегда пригодиться, - под хохот «бугая» закончил прелюдию он.
  - А теперь к делу. У нашего очень знакомого возникла проблема. Требуется женщина, а подружки, как назло все заняты. Так что удружи, отработай ночь, коль уж снова свела судьба.
  - Короче, есть клиент. - снова вмешался «бугай»:
  - Денежный, с Кавказа. Пойдешь..., - но увидев в Зойкиных глазах ненависть, больно схватив за подбородок зарычал:
  - Ты что сучка, ломаться будешь, я тебе нутро наизнанку выверну. Целку из себя корчить вздумала.
  - Глеб, перестань. - одернул дружка Алик:
  - Она девочка умная и так все понимает. А ты, - обращаясь к Зойке, - в накладе не будешь. Да и наше покровительство кое что значит.
   Он еще долго что-то объяснял, жестикулируя и ухмыляясь, но Зойка уже не слушала, к ужасу осознав что нет больше той независимой самоуверенной Зойки, кичащейся мнимой порядочностью и правом выбирать, трахающейся по собственному выбору, а не со всеми и не за деньги. « И все из-за этой паскуды Стеллки», - с ненавистью думала Зойка - « Блядь, удавила бы собственными руками, так изломала жизнь! Мало того, что заставят подставлять каждой скотине, так еще и деньги отдавать придется этим ублюдкам. И никуда не денешься. Хрен кто заступится. Кому ты нужна».
  Машина остановилась у трехэтажного здания, грязного и давно не крашенного. Хилые елочки у подъезда, плиточный тротуар наводили на мысль, что здание это принадлежит заводскому общежитию или захудалой, подведомственной гостинице.
  - Вот и приехали. - потягиваясь проговорил Алик:
  - Подымешься на второй этаж, комната двадцать четыре. Мальчика зовут Гиви, симпатичный такой. - мужчины весело рассмеялись.
  - Да, кстати, цена обговорена, если сможешь вытянуть больше, твои. Мы сюда подскочим к часикам одиннадцати, так, что смотри без глупостей. - напутствовал Глеб.
  Зойка выбралась из «жигулей» и безвольно, сомнамбулой двинулась к гостинице. Даже не взглянув на вахтершу поднялась на второй этаж и остановилась у огромного окна в конце коридора.
  Едва за ней захлопнулась дверца, Глеб повернулся к Алику:
  - Значит так, Олежка, деваха с гонором, как бы нам заподлянку не устроила. Не обтертая еще.
  - Да вот то ж. А, что делать если у гребаного Гиви «бендакс» до колен вырос. Хрен одну шлюху заставишь второй раз к нему идти.
  Парни весело рассмеялись.
  - Тогда вот, что, ты давай, заезжай в переулок и жди, а я полчасика под этой елочкой покурю.
  - Добро.
  Стоя у окна Зойка увидела отъезжающие «жигули» и решение само пришло в голову. Выждав для верности еще пять минут,она бегом бросилась к выходу. Женщина летела со всех ног, не глядя по сторонам и чуть не упала когда ее резко схватили за руку.
  - И куда это мы торопимся? - зло, с нескрываемой угрозой, проговорил Глеб. - и тут же с размаху ударил. В голове у Зойки помутнело, ноги подкосились, но она не упала удерживаемая мужской рукой. Глеб вновь замахнулся, но остановился услышав Аликов окрик:
  - Охолонь чуток, «фейс» испортишь. Хочешь что бы товарный вид потеряла? - и уже обращаясь к Зойке добавил:
  - Я думал ты умница, А оказывается у тебя голова тараканьими жопками набита. Дрянь. Ты, что нас за лохов держишь?
  - Ты.... ! - задыхаясь от ярости шипел Глеб:
  - Я не знаю что тебе сделаю! Я тебя калекой на всю жизнь оставлю! Я тебе...!
  Зойка не помнила сколько продолжалось внушение и как она снова оказалась на втором этаж, как звонила в номер двадцать четыре. Сознание восстановилось полностью лишь когда распахнулась дверь и на пороге появился человек в длинном байковом халате. Его костлявые пальца впились в дверной проем, побелев от напряжения. Мужчина вожделенно рассматривал Зойку горящими немигающими глазами, одобрительно цокая языком. Его жесткие, топорщащиеся усы почему то показались Зойке знакомыми. И вскоре она с удивлением поняла, что это был тот самый кавказец, над которым они со Стеллкой смеялись в тот проклятый вечер в видео-баре.
  - Господи, это судьба! - воскликнула Зойка и услышала:
  - Ви ко мнэ? Какой красивый дэвушка! Входы.
  Дверь глухо захлопнулась.
  - Что будэм пить! - галантно спросил Гиви:
  - Водку, коньяк?
  Зойкой овладело неудержимое желание «нажраться» до поросячего визга, до беспамятства, до того жуткого состояния, когда любое чудовище покажется красавцем, любой маразм богоугодным делом.
  - Водку! - ответила она, обреченно снимая платье.
   Ночь темной пеленой укутала землю, щедро рассыпая на заждавшемся небе мерцающие звезды. Тишиной прошлась по уставшим улицам, редкими звонками запоздалых трамваев нарушая их тревожный покой. Гиви спал на спине, широко раскинув руки, храпя и вздрагивая. Лежа рядом Зойка с горечью думала о своей непутевой жизни, от которой с годами сопьется, подурнеет, скурвится, растеряет приличных клиентов, но ежедневное блядство войдя в привычку, станет физиологической потребностью, заставит скитаться по убогим вокзалам, шашлычным, отдаваться за стакан вина, пачку сигарет, а то и за собственные деньги и потом сдохнет, никому не нужная, лишь с номером на безвестной могиле. Она встала, вытерла рукой липкую ляжку и поднеся ладонь к тонкому лучику света, отблеску дальних фонарей, поняла что это кровь. Вмиг подступила тошнота и обессилевшее тело стало ватным и непослушным. Кое как, ползая на карачках по полу, она собрала разбросанные вещи, оделась и с трудом переставляя ноги направилась к двери. Свежий ветер ударил в лицо, остужая пышущее жаром тело, взбадривая и успокаивая. Прячась в тень, Зойка долго вглядывалась в ночь, боясь снова увидеть знакомую машину, но ее не было.
  «Бежать!»- стучало в висках - «Бежать хоть на край земли, хоть на тот свет, лишь бы подальше от этого страшного города, этих страшных людей. Бежать. Раствориться, исчезнуть, сгинуть, что бы никто, никогда не вспоминал о тебе».
   Ветер, по-волчьи выл в водосточных трубах, нехотя срывая с веток последние пожухлые листья. С запада потянулась армада тяжелых свинцовых туч, готовая вот вот брызнуть колючей секущей крупой или снегом. Зойка уходила в ночь, подгоняемая ветром, уходила от себя, от окружающего ее мира в туманную неизвестность. Не выбирая дороги, боясь оказаться на прежней. Тяжесть давила на ее узкие плечи, тяжесть от неизвестного, неиспытанного женского счастья, тяжесть несуразной случайной жизни. Зойкау ходила в ночь, медленно тающую где-то там, на востоке. Зойка уходила в ночь, ибо утро обещало быть скверным.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"