Аннотация: Смотрите и читайте сначала http://zhurnal.lib.ru/comment/b/belowa_j_r/rozddoc
Белова Ю., Безруков В.
Старый дом
Любопытный утренний лучик света выхватывает из темноты дома целый хоровод пылинок. Они живут здесь. Дверь лениво, вместе с утренним ветерком выгоняет их на улицу. Переночевали и хватит. Они прячутся по углам, под сломанным стулом. В яркую солнечную погоду старый дом греется на солнце и жизнь кажется ещё теплится в его старых досках.
Мелко и противно задрожали стены. Это на соседней улице проехал трамвай. Там, всего через улицу от него, кипит жизнь большого города, сияют по ночам рекламы и витрины магазинов, мчатся роскошные автомобили...
Иногда его посещают уличные мальчишки. Их он не любит. Они курят и говорят всякие гадости. Дому неприятно слышать такие слова. Он давно уже отвык от них и не хочет привыкать к ним снова.
Этот дом всегда был старым. Сперва это был наспех сколоченный барак из старых брёвен. Потом его много раз достраивали и перестраивали, пока он не приобрёл подобие дома. И жило в нём много разных людей. Крикливых, неряшливых. По вечерам они напивались, горланили неприличные песни и дрались. Жившие в этом же доме собаки и кошки были добрее людей. Детей в этом доме не было. Время шло и старые жильцы куда-то исчезали. Кто в тюрьму, кто на кладбище, а кто и совсем неизвестно куда. Дом пустел, становилось тише. Ну и хорошо,- думал он. Так спокойнее.
Мне случалось проходить мимо него вечером, возвращаясь с работы. Всякий раз этот дом со своими наспех заколоченными окнами представлялся мне слепым стариком, вышедшим погреться на солнышко. Солнечный блеск давно сменился для него смутными воспоминаниями и ощущением тепла.
Соседние дома были ничем не лучше. Такие же старые и такие же неказистые. Ничто не омрачало их существования и ничто не радовало их. Они погружались в сонное полусуществование, греясь на тёплом солнышке летом и замерзая от холода зимой.
В сумерках шорох дождя. Кап-кап. Это с дырявого потолка. Где-то на чердаке пробежала мышь. Мечутся тени на стене от уличного фонаря. Тени и шорохи живут в этом доме.
Однажды я задержался на работе и возвращался позднее обычного. Уже не только стемнело, но и взошла Луна. К удивлению моему сквозь ставни окон пробивался свет. Лился дремотный свет Луны, оставляя чёрные тени. Тонкие облака, наползая на Луну, превращали её сияние в неясный светлый туман. Вся улица, казалось, вымерла. Редкий прохожий где-то вдалеке появлялся и исчезал так же неожиданно, как и появлялся. С любопытством, граничившим с суеверным страхом, глядел я на эти окна. Потом я узнал, что в доме опять появились люди - старый дед с двумя детьми, девочкой постарше и маленьким мальчиком. Снова задымила печь. Это было хорошо. Но дети оказались шумными. Дом отвык от шума. Ему не нравились дети. Они бегали по дому, нарушая его полусонное существование. Всем своим видом он выказывал своё неудовольствие. Противно скрипел половицами, громко хлопал дверьми. Дело доходило даже до того, что стулья подставляли ножки бегающим детям и они падали, разбивали себе коленки. Стулья тоже падали и совсем не хотели вставать.
- Как вам не стыдно, - укорял их дед. Но в ответ дом только пыхтел и пускал дым из печки в комнату, отчего все кашляли, а дым разъедал глаза. Потом появилась она. На крыше лежал снег. В небе висела полная Луна. Скрипели шаги за окном. Всё было как обычно. Она внесла с собой какой-то особый, бодрящий холод улицы и запах леса. Он никогда ещё не знал такого. Этот запах напоминал о чём-то далёком, о чём он даже не помнил, но ощущал в себе где-то глубоко. Она была настоящая красавица. Он это понял сразу и весь как-то сразу изменился. Он вместе с детьми застыл в восхищении, глядя на эту красавицу-ёлку и теперь нисколько не сердился на детей за их бурное выражение восторга. Он и сам теперь пел половицами, печь громко и весело потрескивала дровами. Потом появились игрушки. Это были старые елочные игрушки, подаренные детям их бабушкой, которая совсем почти забыла о них. И вот теперь они здесь, в этом доме, никогда не видевшем детских игрушек. Кто не помнит очарования вытаскивания игрушек из ящиков, в которых они хранятся от ёлки до ёлки.
В пожелтевшей от времени вате - огромные переливающиеся шары, с сияющими разноцветными звездами, пингвины и длинношеие лебеди. Прекрасные танцовщицы и мавры с изогнутыми саблями, забавные гномики в капюшонах и пелеринах, крохотные фонарики, рыбки, лисята и удивительная многолучевая звезда... Игрушки из стекла и фарфора, из картона и ваты, из разноцветных лоскутков и ореховой скорлупы. Жили они в ящике давно, очень давно. Дети сразу полюбили их. Дом тоже полюбил их, старую вату, в которую игрушки были завернуты. Любил вдыхать тонкий аромат ёлки, этой настоящей лесной красавицы. Ещё и теперь в ящике можно уловить запах елового леса. Не все из игрушек сохранили свой прежний нарядный вид, некоторые были надтреснутыми, другие - слегка замусоленными, картонный крокодил основательно расклеился. Был там и большой мухомор, сделанный из ваты, а также странный человечек в чёрном фраке с двумя зонтиками, черным и цветным. Был он очень серьёзным. Во всяком случае казался таким. Черный зонтик этот человечек держал под мышкой, а разноцветный приподнял над головой. Ручкой чёрного зонтика этот серьёзный человечек очень несерьёзно цеплялся за ветку нарядной ёлки и серьёзно разговаривал там с другими игрушками. К сожалению, ему не всегда удавалось висеть поблизости от крокодила, с которым он разговаривал об Африке. А разноцветные шары развлекались тем, что изображали его толстеньким с короткими кривыми ножками. Несерьёзные такие шары - им бы всех смешить.
Вот таким он встретил Новый Год.
- Нет плохих детей, - говорил человечек с зонтиками игрушкам.- Есть плохие куклы, которые не любят своих мальчиков и девочек.
- Неужели тебе не стыдно появляться перед Машей в таком виде, - говорил он зайцу с оторванным ухом.
- А ты, крокодил, совсем расклеился и почему у тебя порвана шапочка? Что ж тут удивительного, что твой Коля неряха.
- Нам, куклам, надо подавать пример свом детям. Нам, куклам, надо взять шефство над каждым ребёнком, над каждым шалуном...
- А вы, книжки. Какой у вас потрёпанный вид. И почему это вы больше любите разговаривать со взрослыми? Разве вам не о чем разговаривать с детьми?
Боже, как давно это было...
Сначала исчезла лесная красавица. Она загрустила по своему родному лесу и старый дом грустил вместе с ней. Её зелёная шуба стала осыпаться, игрушки перекочевали опять в ящик с ватой. Однажды, проснувшись, он не увидел своей красавицы. А потом и они, дети и их дедушка, уехали в большой красивый каменный дом. И он остался один вместе со случайно забытыми в нём игрушками. Оставшись один, без его обитателей, ему, одному, труднее стало защищаться от непогоды, некому было затопить печь, некому закрыть дверь.
Он вздыхал и жаловался, как любят жаловаться все старые деревянные дома. Скрипел половицами, утомленно хлопал перекосившимися дверьми, завывал печной трубой и вздрагивал, когда холодный злой ветер врывался внутрь
Однажды ночью злой шторм сорвал с дома крышу, а матерчатого зайца с оторванным ухом выбросил на улицу. Боже мой, - думал он, - как нехорошо получилось. Что же обо мне могут подумать дети, когда увидят меня таким?
Заметает пурга, заметает,
Всё что было
До тебя.
Невер Анна.
Дом моей жизни
Я любила этот дом. Хотя был он ужасно вредный. Его старые неровные стены видели меня еще совсем маленькой, самозабвенно рисующей красным карандашом замысловатые каракули на цветастых обоях. Никто тогда не ценил моих стараний. Родители каждый раз сердились, обнаруживая новые следы моего творчества. Это уж потом..., но они не дожили до этого потом и некому было рассказывать соседям, что дочь у них стала ведущим дизайнером в известной фирме. И некому было показывать следы моего творчества на его стенах.
(Дальше оригинал)
Дом безмолвно благословлял меня, когда я крутилась перед зеркалом в подвенечном белоснежном наряде, раскрасневшаяся и счастливая, взволнованно поправляя фату. И когда впервые внесла в его стены сына, а потом и дочь, дом отдавал все свое тепло и уют нашей семье, ни разу не предавая детей, в отличие от их отца. Но почему мне сегодня так холодно в нем, сыро и неуютно? Возможно, тому виной морозы за окном. Вон, какая мгла разгулялась. Плотнее закутываюсь в шерстяной платок и иду по коридору. Эта комната моей дочери. Мне послышалось, или она действительно плачет? Вхожу тихонечко, даже дверь не скрипнула. Небольшой платяной шкафчик в углу. Свет ночника тускло освещает стопки книг и бумаг, в беспорядке разбросанных на стареньком письменном столе. За каждой вещью, спасаясь от света, прячется тень. Тенью легло одеяло, скрывающее фигурку моей дочери, уткнувшуюся лицом в подушку. Худенькие плечики дробно вздрагивают. Не могу выносить, когда ей плохо. Что же ты, девочка моя? Неужели парень бросил, или опять в аспирантуре проблемы? Взрослая совсем стала. Не делится уже, все в себе носит. Боится за сердце мое. Глупости это, доченька. Не болит у меня ничего. С памятью, возможно, что-то, а сердце здоровое. Не верю я этим врачам. Им бы только запрещать, да диагнозы ставить один другого мрачнее. Я ведь люблю тебя, моя золотая. Глажу ее по шелковым волосам. Не плачь, малышка, что бы там ни было, всё пройдет. Всё пройдет.
- Мама... - оторвавшись от мокрой подушки, она смотрит на меня стеклянным взглядом, от которого мне становится еще холоднее. Дверь с тихим скрипом открылась, впуская сына. Испуганные тени, как стая черных ворон, заметались по стенам, потолку, скрываясь от взгляда и судорожно забиваясь в щели. Молодец, что пришел, сынок. Может, ты скажешь, что это с ней? Он молчит. Бледное усталое лицо, стянутые в ниточку губы. Успокой ее сыночек. Тяжело ей, видишь? Сын присаживается на край дивана и притягивает ее светлую голову себе на грудь, нежно поглаживая волосы, шепчет на ухо:
- Ничего, сестренка. Говорят, после сорока дней легче станет. Ничего...
Тамара Маршалова
Старый дом
Зима. Ночь.
- Опять входную дверь забыли закрыть, - простужено проскрипела старая деревянная лестница, поёживаясь от холода.
- О-хо-хо, - поддержал разговор круглый тусклый фонарь, висящий под потолком. - Ещё хорошо, что лампочки от сквозняков не гаснут. А то к холоду, да ещё и темень... Бр-р-р!
- Говоришь темень? - отозвалась, когда-то чисто выбеленная стена, - Если бы не твой свет, так, может, и я б чище была. А то ходят тут всякие, всё пишут да пишут!
- А я-то при чём? - обиделся фонарь. - Моё дело светить. А уж за порядком следить, это дело метлы.
- Помилуйте, - послышался из-под лестницы голос метлы. - Я и так целыми днями не присяду. Да если б не я, вас за грязью и пылью видно бы не было. А снег! От его холода уже древко ломит!
- Сочувствую, - снова послышался скрип старой лестницы. - У меня от этого снега озноб по всем ступенькам. Так и корёжит, так и корёжит. Почему вы думаете, я такая скрипучая?
- Хлоп-дзинь! - раздался голос захлопнутой ветром входной двери, прозвеневшей оторванной пружиной. - Наконец-то дома, среди друзей! У нас так тепло и уютно. Пахнет ёлкой и пирогами...
По всему подъезду действительно витал необычный праздничный запах. - С Рождеством вас, друзья! - опять же прозвенела оторванной пружиной входная дверь. - Как хорошо, что мы снова вместе!