Целую неделю Федим ходил сам не свой, отправлялся на охоту с Сахебом и пропадал на несколько дней.
Отец его не трогал: пусть дурь сойдет, - мальчишка вступает во взрослую жизнь.
В один из дней Сахеб, полулежа у костра под звездным небом, тянул помаленьку из глиняного кувшина вино и снисходительно улыбался, слушая, как горячо Федим описывает ему свое будущее.
Наивность, юношеская слепая уверенность в собственном счастье. Хотя, чего лгать, когда-то и он был таким романтиком и рисовал свое будущее такими же розовыми красками. Только в таких красках, наверное, и предстает впереди жизнь, когда ты никому не обязан, свободен, никуда не спешишь, лежишь себе с кувшином доброго вина под открытым небом у жаркого костра, на котором на вертеле жарится пойманный тобою заяц, и ни о чем не думаешь.
- Вот скажи, за меня смогут отдать Ашерат? - Федим был настроен решительно.
Сахеб посмотрел на Федима внимательно; подыскивая слова, кашлянул пару раз, потом решил ему подыграть - он был в хорошем настроении, отменное вино, которое Федим привез из Карфагена, сделало свое дело.
- Ну, ты не калека, не урод какой-нибудь, не раб. У тебя есть отец, да и сам ты парень не из последних: многое у тебя получается, во многом ты преуспел, постоять за себя сможешь.
- Значит, Гамилькар согласится отдать за меня Ашерат?
- Почему нет? Все знают тебя с детства, Ашерат через несколько дней станет женщиной...
Тут Сахеб спохватился, понял, что сболтнул лишнее. Треклятое вино, как быстро оно развязало язык. Но, может, Федим последнего не услышал?
Федим, однако, все слышал, только не понял, что имел в виду Сахеб.
- Погоди, ты сказал, через несколько дней Ашерат станет женщиной?
- Ничего такого я не говорил.
- Нет, ты сказал. Я слышал. Говори дальше, не то больше вина не получишь!
Федим ловко выхватил кувшин с вином из рук Сахеба.
- Ну!
- Ладно, ладно, сказал. Верни кувшин.
- Говори дальше, продолжай!
- Верни сначала кувшин.
- Держи, - Федим отдал Сахебу кувшин обратно, Сахеб сделал большой глоток, глубоко вздохнул, выдохнул, потом сказал:
- Видишь ли, мой юный друг, по нашим стародавним обычаям карфагенские девушки при вступлении во взрослую жизнь обязаны отдать свою девственность Астарте. Ашерат уже подошла к этой поре, значит, через несколько дней в праздник великой богини она станет женщиной, и после этого ты сможешь смело просить ее руки.
Сахеб с облегчением перевел дух - он все-таки смог как можно мягче исправить свою оплошность. Ах ты, хмельная голова, вечно у тебя слова опережают мысли!
Сахеб еще отхлебнул вина.
- Погоди, погоди, - пробормотал Федим, собираясь с мыслями, - выходит, меня нарочно отправили из Карфагена, чтобы я не присутствовал при этом обряде, чтобы не видел того, как Ашерат станет женщиной в объятиях другого мужчины?
- Я этого не говорил.
- Но ведь это так, правда?
- Ну, возможно. Хотя изменить ты все равно ничего не можешь - все карфагенянки поголовно в отрочестве проходят через этот обряд. Этого желает Астарта, а перечить богам, как ты знаешь, люди не в силе.
- Но как же я, наши чувства, любовь?
Сахеб фыркнул.
Федим вскочил на ноги.
- Мне надо срочно в Карфаген.
- Вот глупец, не дури - от силы через неделю все и так вернутся в имение. Каких-то семь-восемь дней, и ты увидишься со своей возлюбленной. Что за нетерпение?
- Ты не понимаешь! Ты ничего не понимаешь! Я возьму у тебя коня, надо как можно скорее попасть в Карфаген, иначе я не знаю, что будет!
- Вот молодежь: что будет, что будет - все пойдет дальше своим чередом, как угодно богам, как определено для каждого. Ты что же, умнее других, недотепа? Или сильнее богов, чтобы что-то изменить? Хотя, делай, как знаешь, - махнул рукой на Федима Сахеб. От еще одного глотка стала туманиться голова и тяжелеть ноги. - Мальчишка, совсем еще мальчишка, - пробормотал старик и повернулся набок, лицом к огню. - Глупый, я в его годы... - Сахеб не договорил, веки его затяжелели и закрылись. От огня так убаюкивающе веяло теплом.
Федим что есть духу понесся в деревню, не долго думая, вывел из стойла пегого коня Сахеба, вскочил на него и поскакал в сторону Карфагена.
При хорошем раскладе на следующий день к полудню он прибудет в столицу и, может быть, еще успеет к церемонии посвящения.
Обида, что с ним так несправедливо поступили, жгла его сердце и быстрее ветра гнала вперед.
16
Подготовить Ашерат к предстоящему событию съехались почти все близкие и дальние родственники.
С богатыми дарами из Утики в пышном окружении десятка слуг прибыла родная тетка Гамилькара, пожилая, но еще достаточно крепенькая Натрикс.
Отважился приплыть из далекого Кития, что на Кипре, двоюродный брат Гамилькара муниципал Авар, которого не так давно Гамилькар известил о своем новом назначении. Чистейшего арабского шелка тунику привез он своей любимой племяннице в подарок, а Батбаал изысканнейший шафрановый пеплос из Тира, затканный по краям рисунком из золотых нитей.
После полудня в имении Гамилькара собрались и его друзья-единомышленники, среди которых были и члены различных коллегий, и сенаторы, и знатные купцы, и промышленники, - все те, кто остался в Карфагене и по тем или иным причинам не смог принять участие в войне.
Что и говорить, все сожалели, что нет рядом самого Гамилькара, главы семейства, мужа, отца.
Сопровождать Ашерат в храм Астарты решительно вызвалась Натрикс - упорству и настойчивости ее никто не мог противостоять.
- Вы только будете лить с ней слезы, ничего хорошего от этого не будет, - твердо стояла на своем суровая тетка Гамилькара.
Батбаал соглашалась: не сможет ни она, ни Парфенида удержаться от того, чтобы не зарыдать. Они дождутся их возвращения в Мегаре. Натрикс права.
С ней отправлялись еще Йааэль, две рабыни и Ахирам с несколькими крепкими рабами. Никто не желал привлекать к обряду вступления дочери Гамилькара во взрослую жизнь слишком много внимания.
Нааме сопровождать сестру в храм Астарты отказалась, сославшись на нездоровье. Никто настаивать не стал (Батбаал и Парфенида хорошо помнили, какой Нааме вернулась из храма после своего вступления во взрослую жизнь).
С восходом возле статуэток Астарты и Тиннит закурили свежий фимиам, совершили им возлияние, попросили не оставлять Ашерат ни на входе в храм, ни в самом храме.
Как невеста сидела Ашерат в большой зале для приема гостей в ожидании отправления в храм: вся в белом и с легкой растерянностью на лице. Астарта примет ее жертву и дальше будет заботиться о ней всю дальнейшую жизнь, как она заботится обо всех женщинах, обо всех матерях.
Легкий запах жасмина, из которого Парфенида настояла для нее на чистейшем оливковом масле духи, окружал ее ненавязчиво.
Чтобы немного снять внутреннее напряжение, Натрикс вынудила Ашерат немного выпить вина.
Мактаб, увидев готовую к выходу Ашерат, всплеснула руками:
- У меня нет слов - такой красавицы я еще не видела!
В повозке Натрикс, обняв Ашерат за плечи, тихо сказала:
- Не думай ни о чем: Астарта сама позаботится о тебе.
На протяжении всей дороги она ни на минуту не выпускала девушку из объятий.
Ашерат была благодарна ей, все-таки она немного волновалась - не каждый день происходит подобное...
Со всех сторон к храму Астарты двигались мулы, украшенные венками из белых цветов и цветными лентами. Они тянули за собой повозки с юными карфагенянками.
Провести праздник пригласили жреца храма Астарты из Библа.
Кроме традиционного обхода богини вокруг своего храма в этот год разыгрывалось два представления: в большом театре на тему "Погребение Адониса" с плачем Смирны, матери убитого юноши, и в малом театре, что расположен в Верхнем городе, "Об Астарте и Шеол", где обыграют сцену спора двух богинь за обладание прекрасным Адонисом. Кроме того пышное действо задумывалось в самом храме Астарты с участием сотни карфагенских девочек как из различных религиозных сообществ, так и тех, кто желал к ним присоединиться.
Девочки юного возраста в белоснежных туниках заполонили всю прихрамовую площадь вокруг центрального бетила.
Вытесанный из целикового массивного (в несколько тонн) нефрита, бетил отбрасывал на девушек яркую зеленую тень.
Сказывают, нефрит не только исцеляет и отгоняет нечисть, но и приносит бессмертие. А еще легенды говорят, что у Астарты такие же глаза: зеленые, кристально-чистые, бездонные. Кто в них посмотрит, не сможет дальше жить житейскими заботами, словно вытянет из него богиня душу, оставит лишь тело, без души для человека непригодное...
Только на треть заполнилась внутренняя площадь храма народом - неумолимая стража дальше никого не пускала. Внутрь каменной ограды пропустили только приближенных тех девушек, которые подвергнутся церемонии, да юношей, горящих стать "женихами".
С широкого подиума перед храмом, на котором установлен жертвенник, хорошо видно, как с разных сторон сквозь пестрый рисунок толпы белыми звездочками стекаются в центр площади девушки, сливаясь в один белоснежный поток. Их тут же перехватывают малышки и, взяв за руку, ведут к верхним ступеням храма, где сажают плотно друг к дружке. Посадив, идут за следующей. И так текут, перекрещиваясь, несколько молочных потоков: один с площади к храму, другой от храма обратно к площади.
Все это действо сопровождалось громким пением хора, славящего Астарту и ее деяния во благо народа Карфагена.
Когда пришла пора Ашерат подняться на ступени храма, она неожиданно расплакалась, и Натрикс пришлось ее успокаивать:
- Думай только о том, что Астарта бережет тебя и никогда не даст в обиду.
Как будто это утешало. Ашерат, двумя руками удерживая покрывало на уровне груди, как в тумане пошла за Ахирамом, рассекающим впереди народ:
- Люди, дайте девушке пройти. Дорогу!
Люди беспрекословно расступались перед Ахирамом, который вел за собой Ашерат. Кто-то обрызгал ее благовониями, кто-то бросил под ноги цветы. Женщины бегло касались ее плотно сжатых рук и подбодряли:
- Астарта с тобой, милая, слушай Астарту.
Когда Ашерат отделилась от толпы, ее так же, как и предыдущих посвященных, взяла за руку маленькая веснушчатая девочка и повела вперед мимо переливающегося на солнце бетила к ступеням храма, где уже сидело немалое количество таких же вступающих во взрослую жизнь девушек, как и Ашерат.
Лицо девочки светится неподдельной радостью, видно, ей нравилось участвовать в церемонии. Сколько ей лет? Пять? Шесть? Пройдет совсем немного времени, и наступит ее пора идти за маленьким ангелом, только тогда она будет смотреть на происходящее совсем другими глазами. Сегодняшняя же церемония для нее еще просто развлечение, игра, праздник, в котором она принимает самое деятельное участие. Глазки горят, вся она - один цельный маленький комочек, ответственный за порученное дело. Немного торопится. Вероятно, хочет поскорее вернуться обратно, чтобы увлечь за собой новую посвященную.
Ашерат даже улыбнулась, заметив, как на светлом челе девочки неожиданно собрались маленькие складки - надо выбрать место для своей подопечной.
- Сяду здесь, - сказала Ашерат, заметив свободное место.
Складки на лбу девочки распрямляются.
- Ладно, - говорит она. - Тогда я пошла.
- Иди.
Ашерат еще какое-то время провожает ее взглядом, потом садится, закрывает покрывалом нижнюю половину лица и, сузив глаза, осматривается.
Вокруг по-разному воспринимали предстоящее. Одни сидели, понурив голову, другие глядели отрешенно, но в глазах некоторых читалась какая-то тайна, неизвестная еще Ашерат.
Были и хорошо знакомые друг с другом, может, жили на одной улице, может, учились в одной школе. Они сидели, тесно прижавшись, и весело болтали. Вокруг них витали ароматы духов и счастья.
Из пестрой разноцветной толпы снова и снова выплывали выбеленные туники юниц, стекаясь к подножью храма.
Но вот, кажется, все карфагенские девушки, вступавшие в этом году во взрослую жизнь, расселись на ступенях перед храмом, и Верховная жрица Астарты начала громко нараспев провозглашать богине молитвы.
На алтаре догорает костер, один из жрецов бронзовой кочергой ворочает угли, чтобы как можно больше было жара.
Из храмового загона под пение хора выводят тучную белую овцу, которую принесут в жертву богине любви и материнства.
Вокруг ликуют, трубят в трубы, бьют в барабаны, танцуют.
Один из жрецов пускает овце кровь, другой подставляет к открытой ране широкую золотую чашу, наполняет ее теплой кровью. Убедившись, что кровь чиста, несет чашу Верховной жрице.
Жрица, высоко подняв чашу вверх, благодарит Астарту за внимание и покровительство, любовь и защиту и окропляет кровью жертвенной овцы тлеющие на алтаре угли. Вослед идут ладан и пшеница, мед и вино.
Снова высоко грянули трубы, зашелестели тамбурины, зазвучали флейты.
Разделанную тем временем тушу овцы кладут на горячие угли.
Ароматный запах жареной баранины расплывается по площади. (С этим запахом у Ашерат в дальнейшем будет связываться расставание с детством.)
Жрец-прорицатель внимательно наблюдает за огнем и дымом. Астарта должна быть довольна, молитвы и обращение к ней наверняка будут услышаны.
Наконец потянулись первые "женихи". Без толкотни по одному пропускали их сквозь вооруженный заслон. Они шли довольные, широко улыбаясь. Вдогонку им летели острые подначки, свист, возгласы одобрения:
- Счастливчик! Мы с тобой! Хоть на лицо взгляни, когда за руку возьмешь!
Юноши рвались вперед, завидовали первым, ведь первые могли выбирать, первым без сомнения достанутся самые красивые, самые сладкие и аппетитные...
Одна за другой девушки вместе с юношами покидали ступени храма, направляясь в жилые помещения у восточной стороны каменной ограды. Еще несколько дней назад в этих узеньких клетушках, в которых едва помещалась кровать, спали храмовые рабы и служанки. Теперь в них проходит таинство.
Взяв у юноши монету, девушка покорно следует за ним в комнаты. Перед входом за эту монету покупает у жреца белого голубя - священную птицу Астарты - и выпускает его на волю. Он - первый вестник предстоящего события.
Наконец приходит черед и Ашерат. Кто-то протягивает ей зажатую в руке монету. Ашерат не решается поднять на него глаза, но рука с монетой худощавая, кожа гладкая, на тыльной стороне слегка бугрятся вены, край ладони покрыт небольшими темными волосками.
Ашерат берет монету, встает, позволяет взять себя за руку и повести, но так и не поднимает глаз, глядит только себе под ноги. Это и не нужно. Завтра она уже и не вспомнит об этом юноше - Астарта позаботится обо всем.
Голубь, выпущенный Ашерат, часто-часто машет крыльями, взлетает так высоко, что превращается в маленькую точку.
Ашерат долго смотрит на нее, пока та не сливается с такими же маленькими белыми точками...
У входа в помещение одна из жриц заставляет ее выпить из чаши какой-то напиток. Ашерат выпивает, тепло растекается по ее груди.
Через минуту она чувствует, что ей становится легко, она как сомнамбула тянется за своим "женихом", не представляя себе даже, что с ней хотят сделать.
Его затылок, лицо, когда он на секунду оборачивается, видится ей, как в тумане, и, как в тумане, снуют мимо нее другие пары, другие девушки в таких же белоснежных туниках, потом куда-то исчезают.
Музыкальные инструменты звучат, кажется, еще заливистее, мелодия необычайно бодрит, но ноги Ашерат совсем не слушаются. Сейчас бы только прилечь и немного поспать, немного поспать... Как хочется спать...
17
Конь под Федимом стал задыхаться уже у Тунета, почти на полпути от Тунета до Карфагена он пал, пустив изо рта пену.
Федим сказал: "Прости меня, друг" и оставил умирать бедолагу на краю дороги, - ему некогда было сейчас думать о коне, кто знает, может, и он так же умрет, если позволит другому сблизиться с Ашерат. Он, и только он, Федим, может быть тем мужчиной, которому Астарта позволит возлечь с Ашерат, ведь только он любит ее как никто другой, и она отвечает ему взаимностью. Какие боги могут помешать соединиться сердцам двух влюбленных? Даже они не в состоянии противиться любви!
Федим побежал дальше. До Карфагена осталось рукой подать, мили две, наверное, не больше - уже видны на горизонте его высокие крепостные стены. Не чувствуя особой усталости, он пробегал и большие расстояния. К тому же, разве он может позволить себе хоть минутный отдых? За эту минуту что угодно произойдет, праздник ведь начался с самого утра, и хотя его в этот день повсеместно отмечают во всех городах и весях огромной Карфагенской державы, - пышнее и краше всего он все-таки в столице. На башенных стенах развеваются разноцветные полотнища, народ валом продолжает валить в город.
На подходе к Карфагену Федим перешел на шаг, сердце сильно колотилось, отяжелевшие ноги передвигались с трудом. Казалось, еще с милю, и он рухнет на землю, как конь Сахеба, с пеной у рта.
Наконец, он миновал мост через глубокий ров, окаймляющий юго-западную крепостную стену, массивные двубашенные ворота на Тапс; едва скользнув взглядом по спинам слонов, которых погонщики вели в свои стойла в крепостной стене, пролетел привратную площадь, выскочил к храму Баал-Хаммона и только тогда позволил себе немного отдышаться.
Солнце ярко отражалось от золотых ворот храма Эшмуна на вершине Бирсы, народ сновал мимо него, как ни в чем не бывало.
Эх, если бы он хоть немного знал город... Поездка с Ашерат была его первой поездкой в Карфаген. А в сам город, в самое его сердце он попал только в праздник Воскрешения Адониса, да и то в окружении приближенных Гамилькара - что он мог запомнить?
Узкие улочки, широкие, заполненные народом, площади непривычно давили на него. В лесу или в глухом ущелье ему было куда уютнее, чем в каменных лабиринтах громадного города. И все же он запомнил, что Астарту утром несли обратно из храма Адониса в ее собственный храм. Они проходили мимо него, когда возвращались в Мегару. Только как отсюда добраться до храма Астарты? Федим остановился в нерешительности.
Если учесть, как сказал Сахеб, что сперва пройдут торжества в честь самой богини, а только после девушки начнут подтягиваться к ее ступеням, он, может, и не опоздал. Но куда теперь идти?
Неподалеку, у высокой стены храма Баал-Хаммона Федим заметил кучку играющих в "пять камушков" замурзанных малышей. Один из них уже, видно, бросил - две бабки держал в руке, три валялись на песке - не смог поймать, другой только собирался подбрасывать.
- Давай, давай, кидай! - торопили его со всех сторон нетерпеливые.
Федим спросил у того, кто постарше, как пройти к храму Астарты. Ему показали на одну из улиц, огибающих Бирсу. Федим не стал задерживаться, пошел вперед быстрым шагом, но, уходя, услышал, как вслед ему кинули с насмешкой: "Еще один женишок".
Миновав Большой цирк за храмом Баал-Хаммона, храм Тиннит, огромную городскую площадь и храм Решефа , Федим выскочил на широкую улицу, которая вела к воротам на Тебесту. По левую сторону ее, если двигаться в сторону ворот, и располагался храм Астарты. Федим узнал улицу. По ней несли Астарту к ее возлюбленному, по ней они шли к храму Адониса. Да и со стороны храма Астарты то и дело неслись разнообразные мелодии, то усиливаясь, то затухая.
Жара начинала немного спадать, но Федим обливался потом, короткую тунику хоть выкручивай.
У входа на территорию храма - толпа. Через стены не перелезешь - они в два, три человеческих роста.
Федим протиснулся сквозь толпу к воротам храма. У ворот его остановила стража - после долгой скачки на подходящего "жениха" он мало походил: немытый, взъерошенный, к тому же без единой лепты за душой, - таким здесь не место. Пришлось убираться восвояси. Но разве можно отступить?
С южной стороны храма, на склоне Бирсы взгромоздилось несколько многоэтажных домов, плоские крыши их облепили зеваки, наблюдающие за церемонией сверху. Оттуда наверняка видна прихрамовая площадь святилища.
Федим, не долго думая, побежал к ближайшему дому, по крутым ступеням в считанные секунды взлетел на крышу, протиснулся к невысокому парапету. Вся площадь святилища оказалась перед ним как на ладони: разноцветная толпа у входа на территорию храма; девственно-чистые малышки, как белые мушки, снующие туда-сюда; избранные Астартой девицы, ожидающие своего часа на ведущих к храму ступенях.
Где же Ашерат? Увидит ли он ее с такого расстояния? Отсюда кажется, что все девушки на одно лицо. Как тут не ошибиться?
Федим напряг зрение, глазами стал шарить по рядам ступенек, но Ашерат среди девушек не находил. Может, она уже прошла освящение?
Федим спросил кого-то рядом. Ему ответили, что ничего еще не начиналось, завершились только вступительные чтения и молитвы. Значит, он не опоздал, успел. Но что теперь?
Снова заиграла музыка, пошли "женихи", начали сметать со ступеней первых девиц. Поначалу один голубь взметнулся в небо, за ним - второй, третий, пятый...
Девиц уводили куда-то на задний двор в подсобные помещения, альковы, предназначенные для свиданий. Там в обыденности ютятся жрицы Астарты и храмовые мальчики. Сегодня все они заняты в церемонии. Но в то крыло можно пробраться со стороны священной рощи Астарты, с тыльной стороны храма. Или со стороны прилегающего к роще загона, где держат скот для жертвоприношений. Попробовать затесаться среди храмовых рабов? Только как они одеты? Гораздо чище Федима.
Взлет каждого голубя сопровождался бурными возгласами и рукоплесканиями - представление народу нравилось.
Но тут Федиму показалось, что очередная поднявшаяся со ступеней храма девушка точь-в-точь напоминает Ашерат: ростом, фигуркой, походкой.
Сердце Федима застучало сильнее. Неужели это действительно она? Если так, почему он до сих пор на крыше?
Федим сломя голову помчался вниз. Не сбавляя темпа, понесся к заднему двору храма, - будь что будет!