Ну-с, начнем, как говаривал старина Андерсен. Жили-были муж и жена...
Хотела я назвать сей сказ 'Одна сатана', да суеверие помешало, поэтому пришлось подбирать другое название. Поговорка, ещё поговорка, а сказ-то, Читатель мой, о людоедстве, где такую поговорку найдёшь? Вот и нашла коса на камень. Нет на Руси о людоедстве ни поговорок, ни пословиц, ведь когда среди добрых славян дело докатывалось до людоедства, для умствований места уже не оставалось... Ну, да что я о творческих мухах, этак унёсет меня в сторону, и я ещё долго не начну о главном.
Итак, жили-были муж и жена. Мужа звали Николай, и был он высок, тощ и широкоплеч и заметно сутулился. Руки он имел длинные и сильные, а над глазами нависали кустистые белёсые брови - как есть леший! Жена носила древнее имя Ольга. Широкая в кости, в меру в теле, крепкая и выносливая, с чёрными волосами, подстриженными каре - красавицей она не слыла, но голос - что за голос! - обычно негромкий, мурлычащий, за этот голос Николай и полюбил её в далеком студенчестве. Вместе они окончили институт, вместе жили и работали в селе, всё вместе вот уже тридцать лет! Дети выросли и обзавелись собственными семьями. Село хирело, года три назад чета Гореловых осталась без работы, и так как в селе устраиваться было некуда, супруги нашли работу в городе. Оба оформились в одну контору, иначе и быть не могло! Ездили они туда на своём автомобиле.
И всё было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: Ольгу собирались уволить. Трудовой коллектив её безжалостно сожрал, несмотря на то, что Николай целый год отчаянно защищал её. Когда жену обижают, первая обязанность мужа - защитить, верно?
Первые два года на новой работе всё было отлично. С Ольгой, правда, толком никто из коллектива не общался, и не надо. Их же, Гореловых, двое! Не привыкать: на прошлой работе Николай был начальником, и Ольга в конторе появлялась нечасто, не очень-то и нуждалась она в общении с подчинёнными мужа, сельскими клушками, глаза б не видели! И здесь, где муж был замом начальника, тоже не особо нуждалась. Всё началось год назад, когда из конторы уволились две сотрудницы, одну ставку сократили, а на другую начальник взял какую-то пеструшку. Это Ольга, острая на язык, так её обозвала. Тётеньке за сорок перевалило, а весу едва полтинник наберётся, несолидно! Окрасу она была мелированного, одно слово - Пеструшка. Ещё и не профессионал, что она супротив Ольги, специалиста с дипломом и тридцатилетним стажем! Пеструшка всем улыбалась, с головой выдавая слабохарактерность, говорила мало (мозгов-то нет!), а когда в конторе как-то раз назрела ссора и Пеструшка попыталась высказаться, Ольга с пол-оборота заткнула ей рот. В конторе сразу стало тихо, вот так-то! Такие людишки даже имени не заслуживают, и быть ей Пеструшкой во веки вечные.
- Мелкая собачка до старости щенок, - прилюдно пошутила Ольга, и они с мужем вдвоем долго смеялись над новой сотрудницей.
Начальнику, видать, перчёная шлея под хвост попала: начал он совать Ольге какие-то отчёты и бумажки, о каких-то файлах талдычить стал. Говорит, мол, работать пора, какие-то письмишки писать хотел её заставить. Пусть к Пеструшке катится со своими письмами! Так ему Ольга и посоветовала. Он же не отходит от новой подчинённой, всё вокруг топчется, как петух на куриной свадьбе, всё учит, вот и пусть она с отчётами и возится. Начальник, однако, доброму совету не внял, хоть и зарделся, как зорька утренняя, и от Ольги не отстал. Пришлось вмешаться Николаю. И в самом деле, разве можно так заваливать человека работой? В нашем мире справедливости не сыщешь, но должно же быть хотя бы её подобие! Смирнов, плюгавый старикашка в подслеповатых очках, переключился на заместителя:
- Два человека уволились, взяли только одного. И этого достаточно, если ваша жена начнёт работать хотя бы вполсилы.
- Вы хотите сказать, что моя жена плохо работает? - злобно оскалился Николай. - У неё диплом, в отличие от вашей протеже, так что будьте любезны, отстаньте от моей жены!
- Диплом-то есть, а где работа? Я хочу, чтобы ваша жена, раз уж числится в нашем филиале, начала работать, наконец!
- Может, ей для вас ещё и стриптиз на столе станцевать? - бросил Николай.
- Прелести вашей жены меня не интересуют, - парировал Смирнов. - Меня интересуют только результаты её работы.
Голоса мужчин повысились, и Ольга со смущённой улыбкой ушла в другой кабинет. Там на неё даже никто не глянул, хотя громкие, злые голоса были слышны из-за стены. Никто даже глаз не поднял, все сидят и делают вид, будто заняты. Пеструшка тюкает на калькуляторе, Мандрагоров уткнулся в комп, Васюкин возится с бумагами. Одна показуха, работают они! А она, Ольга, должна тут за всех отдуваться, не на ту напали!
Смирнов, как говорится, где сел, там и слез, а Пеструшка безропотно взяла работу обеих предшественниц. Даже слова не сказала, не посмела. Работает и даже делает вид, будто ей это нравится, кто бы ещё поверил!
Николай Смирнова не простил. В отместку за то, что тот обидел Ольгу, написал в прокуратуру и в ОБЭП*. Разумеется, не под своим именем, а под именем односельчанина: тот получил приличные денежки и предоставил паспорт. Обвинения Николай подобрал серьёзные, ведь он, как заместитель, отлично знал все подводные течения в филиале. Размышляя над письмами, Николай пришёл к выводу, что ему удастся убить сразу двух зайцев: и за жену отомстит, и сам начальником станет вместо Смирнова. Он не сомневался, что того снимут после проверок. Ольга тогда вообще не будет мотаться на работу, незачем. Она поначалу и не ездила, так, пару раз в неделю. Скажите вот на милость, зачем ей каждый день кататься за сорок километров по пыльной грунтовке, когда её обязанности между делом отлично справляет муж? Верно, незачем. И не ездила бы, да только вредная Запольская пожаловалась в главный офис в областном центре, позвонила и сказала, что сотрудницы два года на работе толком нет, а то, может, она уже не числится? Зачем тогда в табеле отмечать? Запольская - женщина с характером, палец в рот не клади, по плечо отхватит. Да не таких видали! После ябеды Запольская и месяца в конторе не продержалась, Ольга-то за словом в карман не лезет. В конторе как: офисной работой заняты женщины, а мужчины с утра или с обеда выезжают на объекты, только Николай старался лишний раз не ездить, чтобы не оставлять жену без поддержки. Нравится Смирнову по району кататься - пусть катается, а он, Николай, начальник! Не царское это дело. Одна из сотрудниц как раз ушла на пенсию, и оставались в конторе супруги Гореловы да Запольская. Ольга переходила из своего кабинета в соседний, где работала вредная сотрудница, и начинала говорить...
- Знаешь, что, - не выдерживала Запольская, - я понимаю, что тебе не терпится вытряхнуть свою помойку, но у меня большая просьба: вытряхивай её не здесь, а в другом месте.
Кто же стерпит подобное оскорбление? Так, слово за слово, и загремели в конторе скандалы. Запольская - человек не городской, она тоже из села на работу ездит, и городским манерам шибко не обучена. Церемониться с Ольгой она не стала, и женщины, оставаясь вдвоем, выкрикивали друг другу всё, что левая нога захочет. Деревня - это вам не город! Это в городе люди в офисах друг другу улыбаются и тишком суют нож в спину, в деревне же скандалы взлетают фейерверком, в открытую, так, что только искры летят.
Скандал всегда начинала Ольга, когда мужчины покидали контору. Начинала умно, исподволь. Скоро она добилась того, что Запольская, едва завидев сотрудницу на пороге, багровела и начинала кричать - пошла, мол, отсюда, со своими грязными сплетнями, интригами и прочей помоечной мерзостью. В конце концов, она совершенно не даёт работать... Николай благоразумно не вмешивался в женский конфликт, это было выше его. А потом Запольская швырнула заявление об уходе. Растерянный Смирнов, помаргивая выцветшими глазками за толстыми стёклами, подписал его неверной рукой, и заявление бодро усвистело факсом в главный офис.
Пеструшка появилась в конторе спустя неделю, и привёл её Смирнов, он же и 'сосватал' нового работника в главном офисе. Образование у неё не профильное, не хотели брать...
В конторе, кроме семейной пары и Смирнова, работал Мандрагоров - парень двухметрового росту, ещё и широченный, и вся эта малоповоротливая махина весом больше центнера словно бы спала на ходу, даже не помышляя тратить энергию на лишние телодвижения. И пожилой Васюкин, больной сердцем и оттого старавшийся уберечься от любых недоразумений. На Пеструшку сначала смотрели с настороженным любопытством, а потом привыкли.
Чета Гореловых и к Мандрагорову, и к Васюкину относилась с пренебрежением: Мандрагоров молод ещё, к тому же у него всего лишь среднее техническое, да и кто он вообще такой? Только и способен гонять на своём 'Спринтере' и слушать убойную музыку. Такой и с красавицей-женой, того и гляди, разведётся, и даже не заметит. А Васюкина вообще можно всерьёз не воспринимать, он что есть, что его нет в конторе. Теперь ещё Пеструшка появилась... На объектах и в гараже работали ещё люди, но те не в счёт.
- Вот людишки подобрались, - презрительно фыркал Николай, попивая чаёк с Ольгой и мысленно сочиняя письма в органы. - Кадровая политика у нашего руководства хоть куда. Сверну шею Смирнову - наведу порядок в этом курятнике.
Ольга ободряюще посмеивалась. Она во всём поддерживала мужа. Муж у неё - не то, что Мандрагоров, который к семейной жизни, похоже, совсем не приспособлен. Мандрагоров между тем в конторе свою семейную жизнь не обсуждал, и Гореловы даже не догадывались, что женат он был уже одиннадцать верных лет.
Но мы совсем забыли о прокуратуре и ОБЭПе! Были, были в конторе и те, и другие, сотрудникам несколько дней некогда было работать: суетно, нервотрёпочно, объектов несколько штук... Домой люди возвращались поздно. Николай охотно помогал органам, не стесняясь ни Васюкина, ни Смирнова, но следил, чтобы Мандрагоров ничего не заметил, всё-таки разница в весе ощутимая. Ольга, обладая недюжинным юмором, подбросила на стол начальнику верёвку и мыло - вешайся, удавленник, кранты тебе!
Кранты, однако, не наступили. Прокуратура накопала кое-что по мелочи, а ОБЭП и вовсе 'отсеялся' ни с чем: трудовому коллективу удалось выкрутиться. Николай был разочарован, не в пример жене, та во время проверки пребывала в приподнятом настроении, с каждым общалась очень ласково и слова плохого за это время никому не сказала.
- Смотри-ка, цветёт и пахнет, - удивлялся на неё старый Васюкин.
- Смущённая, розовенькая такая, как девица на выданье, - посмеивалась Пеструшка. Не в лицо, конечно, за спиной, но Ольга и так знала, что Пеструшка подлая. По определению подлая, потому что долгое время работала в администрации города, а какой там террариум, всем известно. Выползла оттуда, как змея, выжить бы её из конторы по-хорошему... Успеется, как успеется и со всеми остальными, а сейчас более важные дела. Сейчас - Смирнов.
Итак, письмами в органы Николай ничего не добился. С досадой наблюдая явную нелюбовь коллектива к нему и к Ольге, Николай написал жалобу в головной офис, что на его жену организована травля. Он на собственных подчинённых вовсе не клеветал, он и в самом деле так думал! Ольга для него дороже всех на свете, остальные-то и пальца её не стоят, как они смеют носы воротить?!
Жалоба, казалось, канула в небытие.
Ходить под командой Смирнова Николай больше не мог и подчиняться перестал. Кто он такой, этот Смирнов, чтобы здесь командовать? Убедившись, что от зама толку нет, Смирнов издал письменное распоряжение, которым предписывал Горелову выполнять... хм-м... должностные обязанности, но тот быстренько намахал внизу этой блистательной цидулки собственные условия. Цидулка поехала в главную контору, следом поплыло ещё несколько штук, и Николай получил выговор. Вот так номер! Это за что?! Выговор ему, почти единственному в конторе специалисту с высшим образованием и со стажем! Николай был взбешён.
Николай стал прилежно ездить по объектам, но это вовсе не значило, будто он сдался и начал плясать под Смирновскую дудку, ещё чего не хватало! Николай толково разъяснял рабочим на объектах их права, которые, кстати, кое-где ущемляются. Да и зарплата, прямо скажем... А знаете, какая зарплата у Смирнова? Ну, то-то же.
Рабочие стали потихоньку перетекать с объектов на другую работу.
Смирнов знал, откуда взялась новая напасть, люди ведь не молчат. Николая он цидулками прямо таки задолбал. Нервничает, трясётся, гад, а распоряжение очередное так и пихает прямо в руки. Николай выше на голову и в два раза шире, виснет над начальником, того и гляди задавит. Но правда, увы, пока на стороне Смирнова: Николай и второй выговор получил.
Знает Николай, что и за три, и за десять выговоров его не выпрут, потому что специалистов негде взять. А главное, он обрел союзника в лице старой кадровички из главной конторы: та, изучив жалобу о травле, прониклась живейшим участием и письменные рапорты Смирнова тишком выбрасывала. А зло всё равно так и душит. Надо избавиться от этого Смирнова, чтоб ему пусто было, и чем быстрей, тем лучше. Тут и жена присоветовала:
- А ты припугни его, он же трус. Ему уже на пенсию давно пора, он и сам это знает.
Всё, что говорит Ольга - так и есть, это Николай ещё в институте уразумел. Он уже не раз объяснял это бестолковым сотрудникам. Жена и сама не сидит, сложа руки, выжила Смирнова из кабинета, причём до гениальности просто: подопрёт щёку и смотрит на него, а взгляд у неё тяжёлый. Смирнов беспокоится, елозит по стулу, краснеет, а сказать ничего не может. Что ни скажешь по поводу пристального взгляда подчинённой - одни пошлости получатся, вот Смирнов и молчит. Так супруги отвоевали себе кабинет. Молодец, Ольга!
Николай терпеливо выждал время, когда мужчины разъехались по объектам, а Смирнов потребовал у него отчёт по ГСМ*.
- Кто ты такой, чтоб отчёты с меня требовать? - расчетливо вызверился Николай. - Я подчиняюсь только директору, а ты тут временно и вообще случайно.
И для затравки отвесил своему начальству лёгкий подзатыльник. Смирнов уронил очки. Николай собирался натыкать его кулаками, так, чтобы не оставить следов. За дверью дежурила Ольга, чтобы на шум никто не заглянул: на этаже четыре офиса, и везде полно народу. Николай коротко замахнулся, но рука была перехвачена и заломлена, а ноги оторвались от пола и внезапно оказались где-то под потолком. Перед глазами пронёсся стол с компьютером, и заместитель грохнулся об пол, больно приложившись затылком. Борец за справедливость рванулся, но Смирнов сноровисто придавил ему локтем горло.
- Не ходите сюда, пусть они сами разберутся! - звонко крикнула за дверью Ольга.
Николай задёргался и вцепился ногтями в лицо начальника. Смирнов придавил горло чуть сильнее, заставив зама ослабить кошачью хватку. Ольга заглянула в дверь, чтобы посмотреть, скоро ли супруг закончит, но увидела совсем не то, что ожидала. Ахнув, она ворвалась в кабинет и стала стаскивать начальника за ногу со своей дражайшей половины. Ботинок соскользнул и остался у неё в руках, отчего женщина потеряла равновесие и грузно плюхнулась на пятую точку.
Здесь я опускаю занавес. Драка уже окончена, и смотреть тут больше не на что, а тем паче слушать.
После драки супруги посовещались и решили оба пойти на больничный, благо хорошо знали сельского терапевта. Так и сделали. Оба 'заболели', чем-то, видать, заразным. Оттуда, из села, Николай написал в главный офис служебную записку с изложением подробностей, а как он эту драку разукрасил - можно догадаться и так. К опусу для пущего эффекта он присовокупил, что лежит с переломанными рёбрами, вот как!
Начальник был вызван в область к директору, и тот полюбопытствовал, каким образом Смирнов при его-то комплекции ухитрился бугаю Горелову рёбра переломать. Краска смущения взошла на щёки Смирнова... Этим дело и закончилось.
Николая поражения не обескуражили, он подал на Смирнова в суд. Это уже отдельная история. Пусть себе судятся, ищут свидетелей, ищут рентгеновские снимки, а мы продолжим свою историю.
А началась наша история с того, что Ольгу собрались уволить. Вот к этому мы как раз и подобрались. Понадобилось отправить одного из работников в командировку на целый месяц, и областное командование заслало нашего бунтаря. Кто ж их любит, бунтарей? Ольга всполошилась: как без мужа добираться до работы? На автобусе, что ли?! Он приходит на полчаса раньше, чем надо, а уходит на час позже. Ещё и тащится, как корова на водопой, да и билеты дорогие. Дать подчинённой отпуск Смирнов отказался: на носу квартальные отчёты, а Пеструшка и так перегружена.
- Если тебе понадобится моя жена - пришлёшь машину, - бросил Николай несговорчивому начальнику.
- Не понадобится, - невозмутимо ответил Смирнов.
Ольга отправила факсом заявление на отпуск без подписи начальника, а Николай укатил в командировку.
В отпуск без резолюции Смирнова её не оформили, а предупреждение из отдела кадров Ольгу не напугало: до сих пор Гореловым всё сходило с рук, кадровичка за них горой стоит, чего бояться-то?
Командировка окончилась, и теперь супруги ломают головы, как выкрутиться. Смирнову, чтобы доказать факт прогулов, нужно собрать две подписи, а лучше три. Мандрагоров, Васюкин, Пеструшка. К Мандрагорову лучше не подступаться, весовая категория не та, но это только одна подпись. А от второй Николай свою жену избавит.
Припугнуть Васюкина оказалось несложно.
- Что я, мальчик, что ли, подпишу - не подпишу? Что посчитаю нужным, то и подпишу, - бойко отвечал Васюкин грозному заму, а у самого от страха аж взгляд застыл. Пугаться было чего: над головой пожилого человека завис леший с дремучими бровями и бирючьим взглядом, нездоровое сердце дало предательский сбой и кувыркнулось, сбивая дыхание.
Дело сделано, - понял Николай и отстал от подчинённого, ещё разок пригрозив на прощанье.
На другой день Николай приступил к Пеструшке, благо она довольно часто оставалась в кабинете одна. Пеструшка что-то сосредоточенно считала на калькуляторе.
- Договориться с тобой хочу, - мрачно начал Горелов.
- Э? - Пеструшка оторвала от бумаг затуманенный взор.
- Ты ведь собираешься здесь работать?
- Конечно, - насторожилась маленькая женщина.
- Скоро тебе предложат подписать кое-какие бумаги. Если ты не хочешь искать другую работу, ты не будешь их подписывать.
Пеструшка, застигнутая врасплох, растерялась.
- А вас не смущает, что у меня двое детей, которых надо поднять на ноги? - спросила она.
- Не смущает, - от души заверил её Николай. - Более того, я обеспечу крупные неприятности и тебе, и твоему мужу.
Пеструшка на миг озадачилась, а потом заявила:
- Я подпишу так, как велит совесть.
- Знаю я твою совесть, в гробу видал. Я страшный человек, и не хотел бы, чтобы ты в этом убедилась. Ну, ты поняла.
Николай, уверенный, что разговор окончен, двинулся из кабинета, но Пеструшка проговорила ему в спину:
- Я целый год молчала, чтобы избежать скандалов, которые вы с женой без конца провоцируете, молчала бы и дальше. На кой вот ляд вы меня злите?
Николай обернулся, а Пеструшка продолжила, неуважительно ткнув шариковой ручкой в его сторону:
- Теперь я не то, что на бумаге, я у вас на лбу распишусь! И, кстати, имейте в виду, я напишу директору ябеду. Научилась у вас, заметьте!
Признаться, Пеструшка выбила нашего героя из колеи. Хорошо, что есть Ольга!
- Не переживай, - сказала она раздосадованному мужу, - со мной этой соплюшке не тягаться.
Так сказала верная жена и отправилась в соседний кабинет, где оставалась непокорная сотрудница.
Лукавая улыбка Ольги пришлась Пеструшке не по вкусу, однако она тоже улыбнулась и не дала начать разговор первой:
- Да, Ольга Степановна, который раз я убеждаюсь, что вы человек мудрый.
С этим утверждением Ольга была согласна, но похвала не позволила начать разговор, как было задумано. Пеструшка между тем продолжила:
- Только мудрая женщина могла дать совет мужу запугать сотрудницу. А зачем вы сюда пожаловали, Ольга Степановна? Чайку попить? Так на потер вы с супругом вроде как не скидывались. Но мне не жалко, наливайте, наливайте же, пока никто не видит. Кружка-то ваша где? Забыли, что ли? А у нас тут, вот досада, даже лишней чашки не найдётся.
- А почему ты решила, что я ему что-то советовала? - вклинилась в монолог Ольга. - Я даже не в курсе, что тут между вами произошло. Неужели поругались? Вот это да! А я ему ничего не советовала.
- Да ну? - удивилась Пеструшка. - А кто ж у вас голова в семье? Он, что ли?
- Мы сами разберёмся, кто у нас голова, а вот что у тебя в семье творится, я прекрасно знаю. Люди мне всё рассказывают.
Шпильки Ольги действовали безотказно. Сейчас Пеструшка, слегка изменившись в лице, поинтересуется, что, собственно, говорят о её семье, и тут можно наболтать что угодно. Однако та, не моргнув глазом, ответила:
- Я-то про свою семью помалкиваю, а вот ваша наизнанку вывернута, как бельишко грязное, у всех на глазах. Не совестно? Не офис, а 'Дом-два', с души воротит. Ехали бы вы, Ольга Степановна, в своё село и сидели б там безвылазно, чтобы вас никто не видел, а то ведь сраму не оберёшься.
Столько слов Ольга от Пеструшки до сих пор не слышала, но растерялась ненадолго, жаркие сельские баталии ох как закаляют! Светский разговор длился добрых полчаса. Ольга чувствовала себя словно на скользком льду, настолько была непривычна безмятежность соперницы, которая на каждом слове ловко делала подлые подсечки. На них было сложно отвечать, не потеряв при этом лицо. Когда все безотказные приёмы потерпели крах, Ольга обескураженно замолчала, лихорадочно выискивая, чем бы ещё зацепить сотрудницу, выползшую из городской канализ... администрации. И тогда Пеструшка издевательски полюбопытствовала:
- Что молчите, Ольга Степановна? Давайте ещё поговорим, я ещё хочу поговорить с вами. Что такое? Что-то не так?
Когда Николай увидел чёрное, как грозовая туча, лицо жены, он взъярился:
- Убью!
И понёсся в соседний кабинет. Пеструшка в это время наливала кофе и морщилась: она не ощущала вкус победы, после разговора с Ольгой остался только неприятный осадок. Будто на помойку сходила и там запачкалась... Увидев рассвирепевшего зама, она пристроила чашку на стол и завизжала, да так, что у Николая зазвенело в голове.
- Ви-и-и! Помогите!!! Ви-и-и-и-и!!!
На этаже ещё четыре офиса, и везде люди. Николая остановил не визг, а именно мысль об этих офисах. Сбегутся же!
Визг виртуозно перешёл в басовитый хрип, отлично слышный в коридоре, затем перерос в пронзительное крещендо. Не прерывая визга, Пеструшка поманила Николая пальцем...
Это было уже чересчур. Перед глазами осатаневшего Николая стены помещения стали мерцать и смещаться.
- Падла такая!!! Ты что, смеёшься надо мной? - взвизгнул он в свою очередь.
Змея из городского террариума оборвала непристойные вопли и спокойно, с хрипотцой, ответила:
- Над вами нельзя смеяться, это грех.
В бессилии обложив сотрудницу перчёным матом, Николай с горящим лицом покинул кабинет. В коридоре на него изо всех дверей с испуганным любопытством взирали люди.
Неужели его Ольгу уволят?! Такой чудовищной несправедливости Николай ещё не видел. Снова полетели письма в органы, а заодно и в министерство. Туда супруги такую бумагу сочинили, что министр, прочтя её, потребовал немедленного увольнения Смирнова и слушать никого не стал. Всё же, поостыв, министр решил сначала разобраться: может, и впрямь навет? Расследование он поручил своему заместителю.
Узнав об очередной неприятности, которую устроил ему Горелов, Смирнов зашёл в свой бывший кабинет, откуда его выжили супруги, и миролюбиво спросил:
- Чего ты добиваешься, Николай?
- Я только одного хочу: чтобы мою Ольгу не обижали.
Смирнов со скептическим лицом оглядел зама, безнадёжно вздохнул и вышел.
Пришло время ехать в министерство. Одно утешает: замминистра вызвал не только его, Смирнова, но и директора главного офиса. Николай в нетерпении потирал руки: скоро, скоро уже!
Впоследствии Николай так и не узнал, как сложился разговор в министерстве. А сложился он вот как. Замминистра, хищный и неусидчивый, брезгливо поднял гореловскую 'телегу' двумя пальцами, словно грязную тряпку, и, багровея лицом, заревел на весь кабинет:
- Что это?! - и сунул искрапленную бумагу сначала в побелевший нос директора, потом в позеленевшее лицо начальника филиала.
- Что это, я вас обоих спрашиваю?!
Тут зам ткнулся в письмо сам и наобум зачитал:
- '...использует служебный джип в личных целях: ездит на нём на работу и с работы'. Это что?! Я тоже на работу на служебной машине езжу, так меня ещё и водитель возит. А это что: '...джип замечен на дачном участке зятя Смирнова'. Что это ещё за санта-барбара? Это действительно Горелов писал или жена егонная?
Слово 'егонная' прозвучало как ругательство. Тут зам поперхнулся, не выдержал и густо захохотал.
- Смирнов, как вы могли допустить подобное? Что за санта-барбару вы развели в своём филиале, а? Я спрашиваю?!
Спрашивал он в коротких промежутках между взрывами хохота. Ни начальнику филиала, ни директору было не до смеха. И, собственно, уже давно, особенно Смирнову. Его снова трясло, уже привычно, на старых дрожжах годового замеса.
- Но вы, вы-то как позволили ситуации дойти до полного абсурда? - обрушился замминистра на директора, отсмеявшись. - Почему прогульщица до сих пор работает? У неё ещё осталось право зарабатывать у нас деньги?! Две недели прошло, чего вы ждете? Чего выжидаете, я вас спрашиваю?!
- Как их увольнять? - жалко проблеял директор, обильно потея. - Смирнов вон сам говорит, что они уже год Трудовой кодекс конспектируют. Восстановятся ведь!
Слова директора вызвали у зама приступ уже не хохота, а злости.
Влетело обоим. В итоге замминистра велел уволить 'сладкую парочку', а если не получится - будут уволены сами руководители. А для верности назначил срок.
Пока Смирнов вместе с областным начальством получал люлей, довольный Николай отправился в гараж 'для наведения порядка'. Он любил этим заниматься: явится в гараж, и если заметит нелады, обязательно 'натыкает' и слесарям, и водителям. Начальник он или нет, в конце концов? В гараже он застал Мандрагорова. Тот, как всегда, неторопливо бродил по гаражу и болтал о том о сём с мужиками, время тратил и своё, и чужое. Сейчас я его, паскуду...
- О, какие люди, - протянул Мандрагоров. - Глядите-ка, кто к нам пожаловал: Николаша!
Николай оскорбился, но ничего ответить не успел, потому что Мандрагоров в несколько гигантских шагов покрыл полгаража, и вся эта мощь, обычно сонная, вдруг всей необузданной громадой надвинулась на Николая. Стальные пальцы сгребли куртку на его груди и рванули вверх, и ноги Николая беспомощно повисли в воздухе. Тот от ужаса забыл, что нужно дышать, а дышать надо так: вдох-выдох, вдох-выдох, иначе можно невзначай и помереть от удушья. Николай об этом начисто забыл и потому совершенно не дышал, вися в могучей руке и видя, как вплотную к нему приблизились белые от бешенства, яркие, как две электролампочки, глаза. Потом глаза рывком отдалились, и Николай полетел... Он инстинктивно раскинул руки в попытке задержать полёт, но зацепиться было не за что, и Николай, хватая воздух пальцами, рухнул на бетонный пол в дальнем углу гаража. Жадно дыша, он с трудом уселся, и снова увидел жуткие светящиеся глаза. Мандрагоров присел рядышком и водрузил на шею Николая тяжёлую длань.
- Что ж ты так опустился, а, Николаша? Мужик ты или нет, или из-за юбки бабьей уже ничего не видишь? Ты же опустился ниже плинтуса, понимаешь ты это или нет? А теперь слушай, страшный человек. Если ты ещё р-раз, сцука такая, тронешь Наталью Викторовну, или не ровен час Смирнова, я тебе прямо не сходя с места голову откручу. Вот этой вот самой рукой, сечёшь?
И к носу Николая придвинулся кулак, похожий на ковш экскаватора.
Мандрагоров ушёл. Николай поднялся на ноги, отряхнулся и осторожно огляделся. В гараже, кроме него, было человек пять, вот где счастье-то, они же всё видели!
- Свидетелями пойдёте, - заявил он.
- Да пошёл ты! - с чувством рявкнул один из слесарей. - К е...не фене!
Люди отвернулись от Николая и занялись своими делами.
Скоро чету Гореловых уволили в полном семейном составе. Супруги решили: с паршивой овцы хоть шерсти клок, и унесли с собой всякой канцелярской мелочёвки, ещё кое-что прихватили - неужели не заработали?! Как-никак три года жизни отдали организации. Разумеется, они обратились в суд, а как же? Но это уже совсем другая история. А наша история... о чём? Наверное, том, как трудовой коллектив сожрал двух сотрудников, семейную пару. Тем, кто принял посильное участие, и сейчас невдомёк, что ничего важнее в жизни Николая, чем любимый человек, у него не было и не будет. Любовь и супружеская верность занимают в его шкале ценностей самые верхние планки, опередив по рангу даже честь, не говоря уж о каких-то там сотрудниках и уж тем более о трудовых обязательствах, да провались оно всё! Всё никчемно, всё прах. Семейные ценности - другое дело. Ведь это так, верно?
________________
*ОБЭП - отдел по борьбе с экономическими преступлениями.